Грушецкая Юлия Сергеевна : другие произведения.

Страна Солнечных Зайчиков. Ева

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не то чтобы счастье было невозможным. Однажды наступает день и ты встречаешь человека. И отдаешь ему сердце. И доверяешь ему свое прошлое, нынешнее и будущее. А дальше происходит жизнь. Жизнь всё расставляет по своим местам. Механизм прочен и проверен... но и тут происходят сбои. Эта история не про пессимизм и безысходность. Она о том, что отдать однажды сердце кому-то, постигнуть очарование подлинной любви - и есть счастье. И не смотря на боль, потери и собственною слабость, стоит верить своему сердцу и заложенному в него потенциалу любить. Ничего не происходит напрасно и всякая жизнь тому подтверждение.
  - Ты всегда была другой...
  - Не хочу тебя разочаровывать, - деловито заявила Ева, - но я всегда была одинаковой, со дня нашей первой встречи.
  - Нет-нет, другой. Не похожей ни на кого в этом мире, да и во всех мирах Вселенной. Не похожей, даже, на себя вчерашнюю. Каждый раз я уходил, а когда возвращался, непременно заставал тебя уже другой. А кто знает, сколько метаморфоз происходило с тобой за время моего отсутствия? Пожалуй, тысячи?
  - Но ты никогда не отсутствовал больше трёх дней... Хотя, помнится мне, как-то ты обиделся и ушёл на неделю...
  - Целую неделю! - сыронизировал я, но она, увы, не умела читать между строк. - Знаешь, с кем-то другим это было бы семь незначительных дней. Но с тобой... с тобой это была целая вечность.
  - Может быть, я просто отвыкла?
  - За неделю? Отвыкла? - я хотел убедиться, что правильно её услышал.
  - О, что такое неделя? Всего семь дней? Но семь - это три и четыре. Раньше ты уходил только на три дня, а значит, за шесть дней ты мог дважды вернуться. Но когда ты не пришёл и на вторые три дня, я была в недоумении. Всё же, решила отсчитать следующие три, но ты вернулся на четвёртый. Только тогда до меня дошло: тебя не было целую неделю!
  - Непростительно!
  - Да. А как ещё? Когда ты не в себе - это почти вечность.
   О её слова порезался воздух.
  
  1.
   Через три дня я вновь пришёл проведать её в клинику. Она была бледна, с неохотой отвечала на вопросы о самочувствии. Её психиатр объяснил, что позавчера опять произошёл приступ, и что пациентка ещё не совсем оправилась после него. Признаться честно, я не знал о чём говорить. Да и стоит ли? Поэтому тихо сидел и смотрел.
   День стоял ясный и сквозь полуоткрытые жалюзи в комнату проникали полосатые лучи утреннего солнца. Ева скрестив ноги сидела на кровати. Кстати, это была её любимая поза. Помню, раньше она могла часами вот так сидеть, обложившись книгами, чистя и поглощая апельсины.
   В её просторной, но скупо обставленной квартире всегда было много книг. Они стояли на полках, грудой лежали на диване, на кухонном столе, в кровати, в неработающем камине и просто на полу. Апельсины, ещё один предмет её особой страсти, тоже распространялись повсюду. Вперемешку с книгами на столе и окнах, в вазах, на камине. Она покупала их килограммами. Видя прилавки с апельсинами, непременно устремлялась туда и неважно, что дома ими забит весь холодильник. Уже позже стало ясно, что маниакальная любовь к этим фруктам - далеко не безвинная странность...
   Ушёл я поздно. За окном стоял вечер, пришедшая медсестра принесла лекарства и зажгла свет. Ева по-прежнему сидела на кровати. Думаю, она вряд ли заметила мой уход, как, впрочем, и моё присутствие.
  
  2.
  Я шёл мокрой после дождя улицей. Воздух был на удивление чистый и прозрачный. Такой чистый, что больно вдыхать. Вдруг вспомнил, что это были её слова. Она никогда не любила зиму. Всё жаловалась, что ей больно дышать зимним воздухом; как будто его хрустальная чистота острыми лезвиями врезалась в лёгкие. То же она иногда повторяла после дождя. В такие дни, Ева никогда не выходила из дому, боясь порезаться...
   Так, вспоминая, я бродил по засыпающему городу и набрёл на знакомый старый книжный магазинчик. Мягкий гостеприимный свет, пробиваясь сквозь витрину, приглашал войти. Я зашёл. Это был тот самый книжный, где мы впервые встретились! Правда, тогда тут всё было по-другому: милые клетчатые занавески у входа, старинные часы с кукушкой, добротные деревянные стеллажи с внушительным ассортиментом книг и узорчатыми табличками.
   Заправлял всем этим богатством старик-продавец (он же владелец), походивший на старого книжного джентльмена.
  Он как раз рассказывал мне краткое содержание книги, которую я собирался приобрести, как вдруг зазвенел колокольчик у двери, ноябрьский ветерок колыхнул занавески и в магазин зашла девушка - высокая, коротко стриженая, с огромными глазами цвета янтаря, в руках держала пакет.
   Не успела она ответить на приветливую улыбку хозяина магазина, в котором видимо была частой гостьей, как пакет разорвался, и на пол посыпались апельсины... Я помог их собрать. Она коротко поблагодарила, скорее даже жестом, чем словами и поспешно вышла. Что-то толкнуло меня выйти следом, но её облик уже растворился в одинокой серости ноября.
  
  3.
   Прошёл год. Признаться, я уже и забыл о той девушке с апельсинами. Сменив вторую за год работу, переехал в другой район, закрутил мимолётный роман.
   И надо же было так случиться, что... ноябрь в этом году выдался на редкость тёплым. Даже ночью температура не особо падала. В доме, где я с недавних пор поселился, оказался открытый выход на крышу. Замученный бессонницей, я стал частенько там прогуливаться и однажды встретил её. Она стояла на самом краю и, запрокинув голову, разглядывала ночное небо. Хрупкий силуэт на фоне луны выглядел просто нереально. Похоже, она не сразу заметила моё присутствие, но заметив, даже не испугалась, а лишь бросила короткое: "А, это ты", так вроде меня и ждала.
  Мы проговорили всю ночь напролёт.
   С тех пор мы часто встречались: и на крыше, и в кафе... Она подсадила меня на разговоры, что было сродни наркотикам. Они уносили в другую реальность, стирая, словно ластиком границы сознательного. Меня не смущала ни их странность, ни отсутствие какой-либо последовательности. Впервые в жизни я встретил девушку, с которой хотел просто говорить. Разумеется, на большее претендовать не смел. Ей не нужен был ни муж, ни любовник, только друг. Факт, перед которым меня неумолимо поставили, как только наши встречи обрели более постоянный характер. А я ухватился хоть за малейшую возможность быть рядом. Да и было ли это существенно? На данном этапе, с данной девушкой, близость определялась явлением скорее духовным, нежели физическим. Ведь обнажались наши души, беззащитные бились сердца, проливая за край эфимерную чуткость эмоций, чувственно касаясь наших духовных начал. Страсть недоступная заурядной физиологии.
  
  4.
   С тех пор жизнь раскололась на две части. Одну я проживал на работе, с друзьями, с девушками, вторую - с ней, фанаткой апельсинов и страстной книголюбкой.
   Ева была как-будто с другой планеты, где существовал совершенно иной уклад жизни. Она была бледной, с огромными янтарными глазами, которые, то мутнели, то прояснялись под влиянием настроения; с едва заметной горбинкой на носу, что придавало лицу особую пикантность. При всей своей нелепой худобе, двигалась весьма грациозно, хотя и ненавидела танцы.
   Любила встречать восходы и собирать огромные букеты совершенно неважно каких цветов. Она была немногословна, но и не молчалива. На всё у неё имелся свой собственный неповторимый взгляд. Она много читала, но никогда не перенимала книжных выводов, а пропуская их чрез фильтры своего подсознания, делала свои собственные. Она не стремилась понять мир, её едва ли интересовали другие люди, да и знания не были её конечной целью. Единственный по-настоящему ценный результат, к которому она стремилась, формировался на уровне её чувств, являя собой симбиоз парадоксальной реальности и мистерии иллюзорности. Находясь рядом с ней никогда нельзя было с уверенностью сказать, где заканчивалась плоть, а где начинались закоулки подсознания. Реальность уходила далеко на задний план, мир сужался к размеру сердца - необъятному массиву всепоглощающей вечности...
   С Евой было легко. Она давала свободу, но и требовала того же себе. Запрещала привязываться, считая это эгоизмом. И, наверное, была права.
   Любил ли я её? Сейчас понимаю, что любил. Но тогда об этом не хотелось думать. Я слишком боялся всё разрушить.
  
  5.
   На дворе стоял март. С необычайно хмурого неба моросил дождь. Так бывает ранней весной; неумолимо погибает зима, исходя прозрачной кровью. Куда не глянь сыро и мокро. Я шёл сквозь туман по алее, то и дело, спотыкаясь о неровную брусчатку.
   Знакомая дорога с работы домой; но домой я не пошёл, а поднялся этажом выше. Синяя дверь, противный звонок, тишина. Я застыл в нерешительности. Обиделась, что ли? Мы и раньше ссорились, и раньше я уходил, возвращался... Ева никогда и виду не подавала, что что-то произошло. Правда, обычно проходило не более трёх дней. В этот раз я заболел и провалялся дома целую неделю. Она и не спохватилась, что немного обижало.
   Я позвонил ещё раз, потом решил постучать. Сердце застыло, когда дверь приоткрылась сама. О, Ева! Сколько раз я проклинал твою беспечность, полное отсутствие у тебя понятия опасности!
   В квартире стоял полумрак и холод. Открытое нараспашку кухонное окно, гуляющий по комнатам сквозняк, книги... Твои книги, подёртые и разорванные, валялись на полу! Их оторванные страницы уносились вслед ветру через открытое окно.
   Тихо. Ни звука, ни шороха, ничего, что говорило бы о присутствии человека. Но я чувствовал, слышал, как бьется родное сердце.
   Войдя в спальню, резко включил свет. Вдруг в унисон грохочущему за окном грому, предо мной молниеносно пронеслась чья-то тень, и острые женские ногти впились мне в шею. Сколько же животной силы пряталось за изяществом грациозно изгибающегося девичьего тела!
   Кое-как выиграв в тяжёлой схватке и опрокинув нападавшую на кровать, я лёг на неё сверху, пытаясь удержать запястья с опасными когтями. Она извивалась подо мной, её лицо до неузнаваемости исказило безумие. Крича и проклиная всё на свете, а прежде всего меня, она заливалась в истерике. Силы постепенно покидали её, ещё чуть-чуть и совсем притихла.
   Я встал, решительным шагом подошёл к телефону и поднял трубку.
  - О, нет! Ник, нет, не надо! - уже смиренно припав к моим ногам, она просила о пощаде. - Прошу, не звони. Не отдавай меня им. Я больше не буду. Клянусь! Мне... мне уже лучше, правда, Ник!
   Она плакала; в чистом янтарном небе её глаз читалась мольба. Слёзы текли по щекам, стекая по подбородку, капали на грудь. Мне стало её жаль. Опустившись рядом на колени, ладонями обнял драгоценное лицо, вдыхая до боли родной запах её волос, шептал:
  - Прости. Прости...- ведь я и в самом деле был виноват.
  
  6.
   Через час мы уже сидели в маленьком кабинетике, пожалуй, единственном уютном месте в квартире. Ева выглядела обворожительно. Умытая и причёсанная, одетая в свой любимый персиковый свитер, большой на неё, но делающий фигуру мягкой и женственной, она выглядела совершенным ангелом, милым и непорочным созданием, таким чистым и хрупким, что прикоснуться страшно.
   Я пил чай и внимательно слушал её увлечённый рассказ о какой-то новой книге, отрытой для постоянной клиентки в закромах своего магазина, стариком Биллом. У Евы была интересная особенность: она всегда наперёд прочитывала финал книги. Я же никогда не понимал, какой смысл читать книгу, если ты и так уже знаешь, чем она закончится. Однажды я сказал об этом Еве, что вызвало у неё неожиданно-неописуемый восторг: она хлопала в ладоши и громко смеялась, но через миг внезапно погрустнела.
  - Наверное, это бессмысленно, - задумчиво произнесла, после секундного размышления, - но не в этом ли суть? Все мы так делаем. Пусть не с книгами, пусть в другом. В жизни многое предопределенно, если вдуматься, то мы наперёд знаем итог всего, что с нами происходит. Но это же не повод не жить вовсе?
  - А любовь? Она тоже предопределенна, хочешь сказать?
  - А разве любовь имеет какое-то отношение к жизни? - парировала Ева.
  - Возможно, любовь и есть жизнь - предположил я.
  - Скорее смерть. - коротко усмехнулась в ответ. - Всякая любовь умирает.
  - Когда умираем мы?
  - И когда умираем мы, и когда умирают те, кого мы любим. Но чаще всего, когда погибают иллюзии.
  - Думаешь, реалисты неспособны любить?
  - Это они так думают, Ник. Если ласточка решит жить жизнью курицы, то сможет ли летать? Поверь, даже если однажды она и решится на это, ей непременно обрежут крылья. "Летающая курица" - вот уж нелепость! Так и "влюблённый реалист" - статус, тянущий ко дну...
  - Ник, - голос Евы вернул мне действительность; испуганное воспоминание мигом рассеялось тёплым дыханием по комнате, - знаешь, Ник, я мало что помню. Помню только, что когда ты ушёл было 11-е число, а сегодня на календаре 17-е. Какой-то неправильный этот календарь... надо бы его выбросить, уж который год собираюсь...
  Она встала и подошла к окну. Я оглянулся на календарь. Срок ему истёк шесть лет назад.
  
  https://andronum.com/product/grushetskaya-yuliya-strana-solnechnyh-zaychikov/
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"