Как ни глянь, там опять как всегда плескалось огромное стальное озеро. Остро-блестящее в ярком утреннем свете, и каждая черточка мелких волн резала глаз жесткими краями. Только тень высокого острова пригасила озеро мягкой чернотой, его старые длинные елки и сосны зеленили отражениями воду. В небе чисто, кроме чаек и солнца - ничего. И ветра нет. Рано.
Из левого окна выплыла бурая лодка с двумя старухами. Че так поздно-то, а, лентяйки? Уж полседьмого, давно день начался, а они еще только собрались, надо же...
Лодка спокойно протарахтела все три фасадных оконца вправо и, далеко по дуге обходя коргу у острова, ушла немного влево. Младшая старуха держала руль, а старшая опять видно куксилась, отвернувшись к берегу. Вот каждый раз одинаково, все давно уже обратно с рыбой прошли, а эти только выкисли.
Васька посидел, свесив ноги с кровати, пощурился в окно, и снова лег. Не спалось всю ночь, потом утреннее солнце лупило во все пять окошек часов с трех, позже, с начала пятого почти вся деревня бурчала моторами мимо окон, и волна оголтело плескала в мостки и скользкие валуны под черной баней. Особенно хлестко, когда прогремел новенький катер мурманских дачников, тогда даже достало до Васькиной лодки, рассыхающейся на катках. Дурни, а им-то зачем рыба!
Не уснуть. Снова пошарив в ногах кровати, Васька натянул вторую пару толстых носок домашней шерсти, кое-как вставил мерзшие ноги в разношенные обрезки валенок и побрел к столу у окон. Сел. Вона, справа в боковом окне появилось два длинных и узких желто-синих пятна, с розово-рыжими парными нашлепками. Кажется опять туристы на байдарках, точно, на пухлых надувных колбасах, смешно! Лодки свои надули, жилеты яркие нацепили, даже шлемы на головах, поди ж ты, боятся потонуть. И проплыли мимо окон между берегом и островом, шлепая короткими веслицами: или не знают где выход в реку или боязно на широкую воду выйти? Ежели такие несмелые, то чего плыть-то, там дальше пороги будут и водопады до самого Белого моря без остановки. Тоже дурни...
Снова пустая вода, никого, только кривобокий ржавый бакен мотается около острова. Тихо.
Вот картошка от дома до самой бани уже зацвела, фиолетовые цветочки попадаются, это хорошо, скоро самая младшая дочь с внуками приедет, окучивать надо, раз сажала. Зять может дров наколет, кончаются дрова-то.
Тихо.
Васька осторожно спустился по широкой лесенке в полутемные сени, прохромал вдоль дома в сарай, для верности касаясь плечом седой стены, это вдаль-то видно, а вблизи все мутно и невнятно; постоял устало у жидкой поленницы и медленно вернулся в дом, прихватив шесть полешек. На стене, высоко под крышей, висели три старые мачты и сгнивший парус.
После чаю, короткого сна и долгих раздумий: пойти в магазинчик к Клавке, купить сигарет без фильтра (тащиться через полдеревни, далеко), или дождаться, когда дочь привезет гостинцев (а если не приедет?), Васька снова засел у окон. Хорошо видны головы иногда проходящих мимо дома соседей, кивающих, здороваясь, но не слышно их слов. Окна закрыты намертво, в доме тишина, только капанье умывальника в коридорчике за печью да мушиное зуденье колышут безмолвие залитой солнцем и духотой комнаты. Вот далеко на горизонте появилась точка лодки, облака потихоньку начинают собираться над озером, меняют цвет слабой волны и гонят ветерок. Кто это, чья лодка - не знаю? Васька оживился, навалился грудью на стол, придвинувшись к стеклу. Гребут, ну точно, на веслах идут, без мотора! Куда ж это ходили, чьи? Долго разглядывать трудно, глаза устают, но можно и не смотреть; Васька вспомнил, как вечером, сидя на скамейке у его дверей, соседка рассказывала, что приехали питерские внуки почтальонши и пойдут завтра на Олений остров за морошкой. Морошка, да, давно дочка не пекла шанежек с морошкой, с прошлого лета, скорей бы приехала, что ли... Плитку надо попросить зятя починить, с печкой трудно. И радио, чтобы болтало потихоньку.
После обеда на Васькины мостки пристроились чьи-то мальчишки с удочками и сеткой на кивикалу, два помладше и один уж совсем парень, они что, не знают, что на чужих мостках нехорошо удить? С какого конца они пришли, неучи, с ламбушки или от старого конного двора? Рассердившись, Васька даже приподнялся со стула, но снова сел, чего уж там, пусть. Вот когда внуки приедут, тогда да, дочка прогонит пришлых. А сейчас пусть, не убудет...
Поздним вечером облака превратились в дождливые одеяла, ветер бросал крепкую коричневую волну на берег, от дождя даже потемнело вокруг. И только на высоком горбу узкого и крутого до отвесности острова мелькала оранжевая куртка какой-то приезжей девицы и вспыхивал ее фотоаппарат. Зачем могилы-то снимать, не ее же родня там лежит? Да и чья родня, никто и не упомнит теперь. Домовины деревянные, старинные, кресты с крышками, год-то какой, вроде 1800 какой-то, что ли... И спросить не у кого, полдеревни на Беломорканале лежит, кто-то успел к финнам до этого уйти, а многие в войну на Урале сгинули...