Груздева Валентина Александровна : другие произведения.

Есть такие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В России есть голодные! И сытый тоже есть.

Груздева Валентина Александровна: другие произведения.

Есть такие

Журнал "Самиздат": [gruzdeva_v_a: разрегистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь] [Издать в Ridero] [Редактировать]
<ххх8> <ххх8> <ххх8>  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В России есть голодные! И сытый тоже есть.

  
  

Груздева В.А.


  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЕСТЬ ТАКИЕ...


  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Груздева В.А. "Есть такие..." Рассказы.
   Истории из жизни простых уральцев
   во время кризисных реформ в первые
   два десятилетия двадцать первого века.
  
  
  
  
Есть такие люди...
   Такие есть места...
   Есть такие судьбы...
   Такие есть слова...
   Такие есть животные...
   Такие птицы есть...
   В России есть голодные,
   И сытый тоже есть!
   Есть и пустозвоны,
   запишем им в упрёк.
   И молчание есть такое,
   Что слышит только Бог!

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
  
  

Есть такие . . . . . . . . . . . . . . 5

  
  

Новогодняя ночь . . . . . . . . . . . 13

  
  

Северянка . . . . . . . . . . . . . 17

  
  

Игроки . . . . . . . . . . . . . . . 23

  
  

Приятные мелочи . . . . . . . . . . 31

  
  

Кот . . . . . . . . . . . . . . . . 37

  
  

Пальчик . . . . . . . . . . . . . . 41

  
  

Страшная радость . . . . . . . . . . 49

  
  

Завтра . . . . . . . . . . . . . . . 57

  
  

Монголка . . . . . . . . . . . . . . 63

  
  

Предсказание . . . . . . . . . . . . 71

  
  

Мошенники . . . . . . . . . . . . . 75

  
  

И смех и грех . . . . . . . . . . . . 79

  
  

Долгожители . . . . . . . . . . . . 89

  
  

Однако, . . . . . . . . . . . . . . . 99

  
  

Молчание . . . . . . . . . . . . . . 105

  
  
  

Наказание . . . . . . . . . . . . . . 111

  
  

Иммунитет . . . . . . . . . . . . . 123

  
  

Реклама . . . . . . . . . . . . . . 129

  
  

Контраст . . . . . . . . . . . . . . 133

  
  

Фантом . . . . . . . . . . . . . . 141

  
  

Бегство . . . . . . . . . . . . . . . 147

  
  

Анекдот . . . . . . . . . . . . . . 153

  
  

Один . . . . . . . . . . . . . . . 155

  
  

В пути . . . . . . . . . . . . . . . 161

  
  

Утро . . . . . . . . . . . . . . . . 169

  
  

Не хочу! . . . . . . . . . . . . . . 175

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ЕСТЬ ТАКИЕ.

  
  
   Задолго до рассвета, как всегда, пересмотрел, перещупал десяток близлежащих мусорок, потом присел на обновлённую свежей покраской лавочку, поставив около ног два больших пакета. Вздохнул утреннюю свежесть. Прокашлялся.
   - Совсем весна, видно, пришла. Обувь промочил. Придётся в сапоги резиновые обуваться, плохо в резине моим ногам будет. А ботинки для следующей зимы надо поберечь, неизвестно как жизнь обернётся.
   Седьмой год, как он оказался совсем не нужен детям. Старший сын таскается где-то по северам, а младший оказался под каблуком жены, та просто забрала у свёкра ключи и выставила его с сумкой одежды и документов из его же собственной квартиры. Первые три года жил постоянно гонимый по тёплым подвалам многоэтажек, на одну зиму его приютила старая женщина с условием, что он оплатит её долги по коммуналке, он согласился, так как получал свою пенсию на сберкнижку. Свои крохи она пропивала, и он еле дождался весны, чтобы покинуть её. Следующим его пристанищем оказалась городская свалка.
   Он давно облюбовал эту лавочку в центре огромного двора, куда присаживался, дожидаясь рассвета.
   - Скоро черёмуха зацветёт... Потом яблони... Потом сирень...
   Осторожно осмотрелся -- ни одной живой души! Он всё ещё не привык к своему статусу "бомж", всё ещё стеснялся окружающих. Достал из пакета на ощупь яблоко. Залюбовался:
   - Красное... Красивое яблоко... В тёплых краях зрело... - Обтёр о рукав серой давно выцветшей спецовки, надкусил сохранившимися с боку зубами. Ароматный сок освежил ротовую полость. - Какое блаженство! Зажрались люди совсем, столько годной еды выбрасывают! И сыры, и фрукты, и хлеб, даже колбасу и мясо! А сколько годной крепкой мебели выбрасывают!
   Заслышав звук автомашины вдали на стоянке, погладил аккуратно подстриженную бородку и, накинув кепку, поднялся -- пора удалиться от людских взоров.
   Их землянка, устроенная на изгибе теплотрассы между районами в виде лежачей буквы "П" и заросшая с обеих сторон бурьяном и молодыми кустарниками, вторую зиму надёжно скрывала своих обитателей. Их было двое. Он нарадоваться не мог, что деловой парнишка ему попался. И все стенки внутри кирпичиками обложил, и к воде чистой сумел краник приварить, и к электричеству от столба подсоединился, даже радио болтает, и на крышу листовое железо приволок на случай от дождя.
   - Молодец Тимка, ни минуты без дела не сидит. И весело мне с ним. Когда я на свалке жил, там во много раз хуже было, лодырей там много... и шумно очень... и тесно... и грязно... и не уважают они там друг друга. Обо мне и говорить нечего, сколько раз под зад получал... бесчувственные все... и по имени меня там никто ни разу не назвал... А когда-то меня величали Павел Николаевич... А здесь хорошо, и совсем недалеко от жилых домов.
   Зимой они подходили сюда со стороны леса, чтобы тропинку от их следов не было видно со стороны рядом проходившей автотрассы. Сейчас, когда снег сошёл, в этой осторожности необходимости не было. Но зато ночи стали холодными, так как отопление в городе отключили. Землянка была в полный рост за счёт приличного углубления под трубопроводами, а лежанки располагались наверху под дощатым потолком.
   - Так, сегодня я косточек настоящих мешочек нашёл, похоже свиные. Сейчас мы супчик сварганим, грибочками заправим, морковкой сушёной. Потом шиповника надо заварить свеженького. Вкусненько сегодня проживём.
   Запасы на зиму они делали основательно, картошку выкапывали на соседних открытых полях, сушили травки, грибы, ягоды, сухари. А сахар, хлеб и иногда муку Тимка приносил. Когда он ещё учился, то жил с бабулей, а когда пришёл после армии, то бабуля уже Богу душу отдала, так же как и их допотопная хижина. Прописался, участок на себя целый год оформлял. А жить-то всё равно было негде! Влюбился -- оказалось в змеиное логово трёх женщин попал, его любовь, её дочь и мать, сбежал в чём мать родила и оказался на городской свалке, среди таких же бомжей. Не сплоховал, устроился сантехником в ЖКО, а сейчас работает ночным грузчиком в супермаркете, две ночи работает, две -- отдыхает. Поэтому и деньжата у него водятся, и сытый всегда, и хлеб с сахаром в их землянке есть. И в баню они раз в месяц обязательно ходят попариться, уйдут с утра и не выходят до самого вечера.
   Сняв сырые ботинки, накрутил портянки, обулся в валенки с галошами, ногам сразу похорошело. Включив электроплитку и поставив в кастрюле воду, принялся аккуратно разбирать еду из принесённых пакетов. Под руку попался большой белый конверт, оказавшийся на самом верху одного из мусорных баков. Запечатанный. Положил его на середину чистого стола. Он не смог прочитать адресата, давно уже зрение подводило его, очень давно, почти всё делал на ощупь.
   Приготовив еду, ждал своего товарища. Он никогда не мог есть один, да он и давно уже не чувствовал голода, того бешеного голода, которое доводило его до беспамятства, когда он жил на городской свалке. Мысли опять были о Тимке, о его верном товарище, что однажды заступился за старика, один против озлобившейся на весь мир толпы.
   - Опять, наверное, кирпичами занимается. Молодец парень! Каждый Божий день не по одному разу второй год летом носит по огромному рюкзаку в такую даль кирпичи, зимой на санях таскает, разбирая заброшенные заводские здания. Носит на свой земельный участок, хочет построить себе там дом за лето своими руками без лишних затрат, и денег, говорит, на цемент уже накопил. Подвал, говорит, ему сосед своим тракторишкой помог вырыть огромный, под весь дом, и огород перепахал прошлым летом, ещё посоветовал дом не деревянный делать, а кирпичный. А зимой натаскал волоком своим трактором перекрытия шлакоблочные на фундамент, якобы бесхозные пять лет уже лежат у самой дороги около бывшего стрельбища, которое, видно, собирались обустраивать, но внезапный финансовый кризис с инфляцией не позволил даже начать задуманное. Там же нашлись и перемычки бетонные для дверей и окон, и арматура, и узкие лестничные пролёты. Денег взял только за транспортировку. Учились в школе они когда-то вместе. Фундамент с осени уже приготовлен, но в первую очередь задумал баньку крохотную соорудить, чтобы можно было где в первое время и помыться, и от дождей спрятаться, и спать. Лес, говорит, там прямо за огородами, и родничок с испокон веков, который местные жители облагородили, углубили, кольцо широкое вставили, крышей прикрыли. Буду всё свободное время огородом заниматься, а бессонными ночами вместо того, чтобы в мусорных баках рыться, из леса берёзовых дровишек натаскаю, зима-то длинная.
   Они уже подобрали для себя в будущее жильё и кровати с мягкими подушечными матрацами, и столы со столиками и тумбочками, и шкафчиков, даже приличный диван с креслами -- всё Тимка за две зимы по снегу на санях перевёз.
   Закончив свои дела, уселся в кресло, набросил фуфайку на себя, задремал.
   - Ку-ка-ре-ку! - Тимка, бодрый, весёлый, как всегда, снимал рюкзак. - Пора, Паша, просыпаться, день уже начался! Как у нас вкусно пахнет! - Заглянул в кастрюльку. - С мясом?!
   - Ага... Присаживайся...
   - Пойду сначала умоюсь на улицу. - Сняв куртку и ручные часы, вышел, захватив с собой полотенце, мыло и ведро с водой.
   Преодолев дрёму, Паша принялся хлопотать по хозяйству. А Тимка, вернувшись, подсел к столу, но за ложку не взялся, обратил внимание на белый конверт рядом с чашкой супа.
   - Это что за послание?
   - Нашёл...
   - Гли-ко! Запечатанный! - И захохотал. - Нет, ты посмотри, Паша, прямо по адресу попало! "Царю нашему, Путину, в Кремль"! - Рассматривал со всех сторон, посмеиваясь. - Секретное! Обратного адреса нет... Заклеено как-то интересно... Бог ты мой! Картошечкой!
   - Тимка, давай сначала поедим пока горячее, а потом уж и почитаешь.
   - Да, подкрепиться надо, а потом уж и расслабимся. - Отложив в сторонку письмо, взялся за хлеб и ложку.
   - Когда собираться-то?
   - Паша, потерпи ещё недельку.
   - Холодина ведь здесь без отопления-то!
   - Там ведь тоже пока ничегошеньки нет, кроме неба над головой. На этой неделе к электричеству хочу подключиться и, если получится, привезу цемент, рубероид, лопат, вёдер, гвозди, скобы, картошки пару мешков, моркови, капусты, договорился с нашим водителем. Вот тогда уж и будь готов, собери всё, что можем в четырёх руках и на спинах унести.
   - Дома-то там рядом есть?
   - Есть. Ещё какие! Соседи все деловые. Хорошие. В помощи мне ни разу не отказали. Смотреть приходили, как я со всеми строительными работами справляюсь. Тот, что справа бензопилу мне пообещал для распиловки досок на время дать и в прошлом году, увидев, что я раствор вручную готовлю, свою пятиведёрную бетономешалку отдал за ненадобностью, даже к своему электричеству разрешил её подсоединить. Я, конечно, по счётчику ему заплатил.
   - Может нам с весны поросёночка купить? Зимой с мясом бы были. Пельменей бы на всю зиму налепили.
   - Хорошо бы. Только чем кормить-то его? Сами едва перебиваемся.
   - Огород-то засадим. В августе своя картошка уж будет.
   - Ладно, посмотрим, как у меня с деньгами получится. К понедельнику обещали доски на полы и потолок приготовить, и брус для баньки, вывозить как-то всё надо будет.
   - У меня на сберкнижке за два года подкопилось. Я же пару раз только по чуть-чуть снимал, только отмечать хожу раз в квартал.
   - Паша, нам ещё столько денег понадобится на это строительство! Даже подумать страшно!
   - А мебель где сейчас лежит?
   - Всю зиму одной толью да досками прикрыта была внутри фундамента, но от мороза ничуть не попортилась, да и зима нынче снежная и тёплая была.
   - Раствор-то есть с чем мешать?
   - Конечно, я же фундамент уже заливал, и песок есть, привёз, и глины намыл для печек.
   - А магазин там далеко?
   - Не очень. Через переулок. Минут десять ходьбы.
   - Расскажи хоть, какой дом у нас будет?
   - Да хороший дом будет. Вход с левой стороны, терраса на всю длину дома для входа, а с противоположной стороны выход сделаем и в тёплый туалет, и в баньку, во двор широкий.
   - На сколько окон?
   - Две больших комнаты пять на пять квадратных метров, каждая с одним большим окном на фасад. Кухня тоже пять на пять с одним окном в огород, и по одной маленькой комнате для спален без окон. Две каминки из кухни с двух сторон будут обогревать по две комнаты. Баньку поставим и придётся автокран выписывать, чтобы перекрытия на фундамент положить, а потом уж и стены класть будем, должны к осени справиться.
   - Спать будешь?
   - Да, посплю часа четыре, как всегда, а потом сделаю свой традиционный бросок. Оттуда -- сразу на работу. Вернусь завтра в это же время.
   Перекусив, Паша принялся мыть посуду, а Тимка задымил сигаретой. Потом, выключив радио и усевшись в креслах, распечатали конверт.
   "Снег выпал. Красиво у нас. Летом тоже. Реченька уже льдом покрылась, хотя из-за деревьев её не видать совсем, неширокая, тихая, далеко тянется до самых больших городов. Я вчера на крыше Хрущёвки сидел, любовался долго, пока не замёрз. У нас шесть пятиэтажек стоят в самом центре. Папа говорит, что я молчун, а мама, что я умненьким родился, потому что она раньше учительницей работала. Я много знаю сказок про Царей и Царевичей. Я слушать люблю. Старшие так много всего рассказывают, чего я не знаю, чего я никогда не видел. И писать люблю. Мне кажется, что в каждой букве огромный мир прячется. Мама тренирует меня, чтобы я записывал разговоры людей. На мой вопрос "Когда я родился?" она так ответила "Когда свету в посёлке не стало совсем, потом вода в Хрущёвках исчезла, газ отключили, завод начатый забросили, все начали срочно дома себе строить вокруг Хрущёвок. Мы успели к зиме. Только печку первый раз протопили, вот ты и родился. Это было четыре года назад".
   В Хрущёвках хорошо, но я там только летом живу, зимой там холодно. Дед Семён, что прописан в квартире рядом с нашей, тоже летом частенько тут обитает. Он не смог себе дом построить и живёт в пещерке. Я часто у него бываю зимой, мама отправляет с горячими пирогами. За дорогу они остывают всегда, но он разогревает их на большом железном подносе на каминке своей. Пещерка у него малюсенькая, но удобная, каминка внизу, а постель чуть сбоку и повыше, прямо у оконца из большого увеличительного стекла. Он же раньше фотографом работал, пока его не сменил великий Кодак. У деда Семёна любимая поговорка "Каменный век... Каменный век...". Я думаю это потому, что он среди камней живёт.
   В наших пещерах много людей живёт. Самый первый туда переселился Церковник, у него там очень большое хозяйство, даже козы, овцы, и поросят его жена держит, к нему старушки молиться ходят. И Писарь в пещерке живёт, я заглядывал, у него огромный железный сейф стоит из завода несостоявшегося. Он записывает всех кто родился, кто умер, кто женился и документы всем выдаёт с печатями. Пещеры в горах прямо за Хрущёвками, там места всем хватает, говорят, хоть сто наших посёлков войдёт.
   У Церковника дочка Сандра, Саша значит, она ни с кем не дружит, кроме меня, хотя на два года старше и высокая, в школу ей в следующем году надо будет, но Церковник говорит, что не отпустит её за тридевять земель. Так вот, она любит считать и командовать, её этому старшая сестра научила. Вообще-то мы здесь с Сандрой самые бойкие из всех детей остались, остальные малыши по домам сидят, а всех школьников отсюда на зиму увозят далеко-далеко в школу.
   За порядком в посёлке следят Лев и его Львица, которую все слушаются, даже Церковник и Писарь. Львица не разрешает сорить в посёлке, не даёт разводить огонь в Хрущёвках, участки под дома сама планирует, номера на все постройки и пещерки сама развешивает. А в эту осень поручила Сандре и мне пересчитать и переписать всех жителей с их старыми и новыми адресами, и мы теперь ходим по домам, Сандра считает, а я пишу, и скотину переписываем и считаем, даже школьников, которых отправили учиться на лодках по нашей Реченьке. Другого транспорта в посёлке нет. Дорога конечно есть, пройти можно, только до соседнего селения надо больше суток топать, поэтому на лодках по реке быстрее получается. И моторы у многих есть, только горючки в посёлке нет. Взрослые уже столько бумаги исписали с жалобами в область начальству, но безрезультатно, никаких ответов. И сахару у нас нет. И магазины давно не работают. Но самое страшное, что нет почты и сберкассу закрыли так как деньги кончились. Как жить? Львица дуб сушит, чтобы деревянные рубли потом сделать для всех. А у меня есть один железный рубль. Настоящий. Я нашёл его в пещерке у нашего Писаря.
   Сказывают, чтобы изменить в посёлке жизнь к лучшему, надо письмо написать самому Царю нашему Путину в Кремль, вроде он в войнушки любит играть, чтобы приехал сюда и перестрелял всех начальников в области за то, что не обращают внимание на людей наших, их ведь немало, чуть не две тысячи. Вот я и решил написать. Почему этого не сделают сами взрослые, я не знаю. Только как отправить это письмо? Почты-то нет. Придётся весны дожидаться, когда лёд на Реченьке сойдёт, может тогда удастся переслать с Писарем, он по самой первой воде всегда в область отправляется".
   Закончив чтение, Тимка молча налил себе чай из шиповника, тёмный, вкусный, ароматный. Нервничал. Ходил кругами по землянке с горячей железной кружкой в руке:
   - Подлец Писарь! Только он мог выбросить письмо в мусорный бак! - Возмущался он. - А пацанчик-то и правда умненьким родился... Буковки одна к одной... Только с запятыми у него проблемы... Так ведь четыре года ему всего!... Да только умненьких в нашей стране не привечают. Я вот вроде нормальный мужик, а бомжую... И ты, Паша, такую интересную жизнь прожил, а тоже -- рядом со мной. Хотя до Президента послание это всё равно бы не дошло, анонимка же по большому счёту, да и не будут его приближённые грузить своего работодателя чужими житейскими проблемами.
  
  
  

НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ.

  
  
   Город светился в сумерках, мигал переливающимися гаммами разноцветных витражей. Толпы народа! Все суетливо что-то покупают, трутся друг о друга, шумят дороги переполненные транспортом, в тёмном небе вспыхивают салюты от новогодних петард. Она бродит между торговых лавочек... Ей ничего не надо... Просто, как все, вышла потолкаться в этот суетный мир от нечего делать. Сознание её отсутствовало, её переталкивали -- она не обижалась, её оттесняли от прилавков -- она не сопротивлялась, её что-то спрашивали, что-то предлагали, что-то просили -- она не слышала, её даже материли -- она не реагировала. Она давно уже не член этого общественного столпотворения... Уже кончился срок, определённый государством для жизни человека -- восемнадцать-двадцать лет после выхода на пенсию. Об активной жизни после этого срока общество даже не помышляло. "Уважение к старшим!" -- это внушённое сверху утверждение она считала насмешкой над людьми.
   - О! Привет! Привет, Душа моя! - Закричала, смеясь и взмахнув варежкой.
   Со стороны можно было подумать, что она приветствует нечто, летящее к ней с небес, если бы это было в обычный будний вечер, но сейчас никто не обратил на неё даже внимание. А она знала к кому обращается -- её двуликая Судьба всегда за ней подсматривала. Давно это началось, ещё когда она работала, всю же жизнь приходилось контролировать своё поведение, свои слова, свои действия, свои мысли. Вот и выработалась привычка, можно сказать, рефлекс, который стал как бы не нужен сейчас, и он послушно самовыделился, но всегда присутствует рядом, стоит ей оказаться в чьём-то окружении.
   - Ишь, веселятся! Два лица слились в одно... В маски новогодние вырядились! У одного печальные глаза, у другого -- радостью сверкают... Как Смерть и Жизнь... Носятся со всех сторон... чуть сверху... по кругу, подключённые ко Всемирной паутине "ГЛОНАСС"... Удивляются, что на мне новенькое пальтишко. Да! Я его специально села и сшила точно такое же, как у Нади Шевелёвой из "Иронии судьбы", серенькое, с чёрным пояском, капюшоном с чёрной оторочкой. Правда, волосы мои из-под лисьей шапки седые выбиваются... Только вот вместо ватина синтепон под рукой оказался, как-то не очень тёплая получилась одёжка... Но тепло же сумасшедшее стояло весь декабрь, думали без снега будем Новый год встречать! Однако, за три дня до праздника морозы вдруг под двадцать семь градусов ахнули!
   Она не говорила вслух, а мысленно общалась со своей подсматривающей двуликой Душой, которая прекрасно всё понимала. Она же, сколько помнит себя, всегда скользила по грани, балансировала меж двух сторон, как циркач на ниточке. Всегда! Между начальством и подчинёнными, между фантазией в душе и реальностью в жизни, между алчностью одних и бескорыстием других... И этот двуликий рефлекс она совсем даже не собиралась устранять. Он бережёт её. Сохранит её, если вдруг опять окажется она на острие.
   Новый год начали праздновать задолго до первого января. Радио, телевизор, интернет по двадцать четыре часа в сутки ещё с самого начала декабря трезвонят о новогодних "радостях", одни и те же лица "звёзд" мельтешат на экранах, одни и те же песенные крики заслоняют уши с утра до... утра, все сайты пестрят только новогодними каракулями. На самом же деле страна бедствует, валюта на максимуме, нефть на минимуме, безработица уже двадцать пять лет, но об этом стараются не упоминать, лишь иногда нечаянное высказывание какого-либо оппонента к власти пробьётся среди всеобщего безумия от мнимой радости.
   И детей ложью пичкают, создают сказки из световых гирлянд, из жвачек, йогуртов, из "Danone", "Кinder", конфеток и прочих гадостей, что вредят не только здоровью физическому, но и психике. Да и сами взрослые не прочь за компанию окунуться в рекламные вредности от ароматов, спреев, кремов, БАДов, таблеток для "вечной молодости". И верят ведь! Вот до чего дошло информационное зомбирование!
   Во всём мире -- войны! Вернее, одна сплошная война, вооружённые конфликты, смерти! В Африке, в Азии, на Ближнем и Дальнем Востоке, на севере, на юге... Запад переполнен мусульманскими беженцами, воюют Америка, Германия, Франция, Россия... Информационная война всех со всеми, даже хакеры воюют... А здесь, в середине континента, огромные толпы народа! Что ищут? Все устремились за "радостями". Какими? Все хотят жрать! Все голодные! Сметают с прилавков всё, что видят, как будто Новогодняя ночь -- последний эпизод в их жизни! Как будто перед Смертью! Ужас!
   Всем на зло она будет продолжать эту жизнь, как прежде здоровая, как прежде живая. Она будет тоже воевать против всех и вся, как делала это на протяжении всех семидесяти пяти лет. Она переживёт ещё многих, очень многих из этой толпы!
   - Что-то чужое в моей рукавичке появилось...
   Сняла с левой руки варежку -- глаза округлились от увиденного -- большой палец окоченел в прямом смысле этого слова... Покрылся белым седым цветом. Она давненько и раньше замечала, что он иногда теряет чувствительность, но прозрачно-белым она его ещё никогда не видела. Решила войти в подвернувшуюся забегаловку, попить горячего, отогреться. До Нового года ещё четыре часа!
   Народу было больше, чем на улице! Шум, гам несусветный! Было как-то сумрачно. Встала в очередь между высокими столиками. Усмехнулась -- её двуликая Судьба и сюда протиснулась вслед за ней. Взяла свой отмороженный палец другой горячей рукой. Через некоторое время почувствовала лёгкое покалывание, видно, не совсем ещё её нервная система атрофировалась. В тесноте тел поняла, что оттаяли коленки... потом -- подошвы... И вдруг её окутало жаром! Горячая волна осязаемо исходила от позади стоящего мужчины... Она не шелохнулась... Не долго раздумывая, он расстегнул свою шубейку, в которой она сразу же и оказалась.
   - Неужели это Женя Лукашин так оборзел? Он мне не нравится. - Развернулась всем корпусом, чтобы взглянуть. - Нет, не он. Слава Богу! Совсем незнакомый мужчина. Нормальный. Высокий. Широкоплечий. Смуглый. Бывают же такие красавцы.
   Он совсем не собирался с ней разговаривать, просто продолжал обнимать. И Надя Шевелёва сунула свои ручки с двух сторон под полушубок. Это было неописуемое торжество тепла..., которое быстро обратилось в животную страсть. Она чувствовала каждую его клеточку... Лицо пылало от поцелуев... Глаза закрылись от опьяняющего блаженства... Сильные горячие руки обнимали её... Горячий кофе, который им подала буфетчица, оказался ниже температуры их тел, она даже охладила им лицо. Потом эти страстные объятия продолжались в каком-то затемнённом проходе, опять же в людской тесноте. Она, наконец-то, решила взглянуть на свой большой палец -- он был совершенно нормальным. Она смеялась... Он улыбался...
   - Мне пора... Ты со мной? - Прошептал он около открытой дверцы такси.
   - Куда?
   - Турция... Сирия...
   Она отхлынула от него:
   - Нет... Я не буду террористкой! - И...
   ... открыла глаза. Светло. А новогодняя гирлянда, включённая перед боем курантов, играла по ковру извивающейся змейкой через всю стену напротив постели, искрясь меняющимися сорока восемью цветными диодами, то затухая, то вновь вспыхивая. Под одеялом тепло... А тело продолжало клокотать от ночной близости с мужчиной. Она не хотела, да и не смогла бы прекратить это всепоглощающее безумие, этот животный протест миллиардов одноклеточных составляющих против малочисленности головных клеток, всегда выступающих в роли жонглёра.
   Нехотя встала на коврик, выдернув гирлянду из розетки.
   - Господи, прости! Чего только не привидится! Наслушаешься этих СМИ, насмотришься чепухи с телеэкранов, потом снится чёрти что! Навешают лапши на уши, она потом свисает до самой передницы! С ума можно сойти!
  
  
  
  
  
  
  

СЕВЕРЯНКА.

  
  
   Третий день она отдыхала на Кипре. Не впервые она была здесь. Одноместный номер прямо на берегу со всеми удобствами, со всеми услугами, и телевизор во всю стену, и кондиционер, и постельку тебе меняют каждый день, если оставить денежку на покрывале, и крема различные от ожогов, и салфеточки, и ароматы для воздуха по заказу, могут еду в номер принести -- живи-не хочу! Прямо из номера выход по деревянному плетёному тротуарчику на пляж. Она, выбрав немноголюдное местечко, улеглась на живот под утренними лучами.
   Какая-то дамочка подходила к ней по песку.
   - Доброе утро!
   Она кивнула только, не хотелось ни с кем общаться.
   - Алина. - Представилась та.
   - Людмила. - Пришлось ответить.
   - Я из Ленинграда. - Расстилала свой коврик в двух метрах, видимо, не найдя в ней соперницы. - Мы с вами рядом живём. Откуда?
   - Ямал.
   - Это что, Сибирь?
   - Это -- Север!
   Она не хотела продолжать разговор с этой бесцеремонной дамочкой, нарушившей её безмятежное пространство, к тому же не знающей даже географию, и, сняв очки и отвернувшись, положила голову на руки.
   Она любила своё имя, ей нравились её отбеленные прямые гладко зачёсанные с высокого лба волосы, обрезанные по прямой линии до плеч, была довольна своим матово-тёмным цветом лица, открытыми серыми глазами под чёрной ниточкой бровей, и губки у ней были полным бантиком. Лицо было, правда, суховатым, но не круглым, как у некоторых. Но она никогда не забудет тех слов, которые однажды услышала на втором курсе учёбы: "Ни титек, ни жопы! Ноги, как спички! Уродина! А какого парня отхватила! И что он в ней нашёл!". Она тогда защитила себя мыслью: "Я буду гордиться своим мужем всю жизнь!".
   Вова перебрался жить к ним в трёхкомнатную, так как рядом с институтом. Учились на одном курсе. Отец умер давно, она только помнит, как плакала мама у гроба, да массу людей, толпившихся в квартире. Второго сына родила сразу после получения диплома. Водились все, и они с Вовой, и мама, и все соседки...
   Она, конечно, округлилась потом, хотя живот свой не распустила, как многие в её годы. А вот ноги оставались до сих пор спички-спичками, поэтому она скрывала их всю жизнь как могла, и халатики носила только длинные, да и все прочие подолы были много ниже колен.
   Соседка, видимо, поняла, что общения у них не получится, и догадалась оставить её одну, с её неприкрытыми ничем ногами.
   Южная широта... Бескрайний песчаный пляж с редкими пальмами на берегу... Чистейшая синева морской воды... Без единого облачка небо... Тишина... Ласковое солнце... Мягкое махровое полотенце... Абсолютно всё со всех сторон окутывает негой... Хочется вот так вечно находиться в этом блаженстве... Здесь и накормят, и напоят, и повеселят, и усыпят... Да, есть такие места на нашей планете...
   Но она знала, что есть и другая широта -- шестидесятая. До сих пор она помнит то чувство, в которое безрассудная молодость окунула её, тот шок, что испытала она, сделав первые шаги навстречу неизвестности, ту полную беспомощность перед стихией, когда она -- маленькая худенькая девица в светло-зелёном пальтишке, в коротеньких полусапожках, лёгких рукавичках, белой вязаной шапочке -- держась за огромную сумищу обеими руками, цеплялась за ручки своей поклажи, тогда как северный ветер пытался разорвать её одёжку в клочья, задирая подол на голову, оголяя коленки до талии, расстёгивая пуговицы. Ледяные иглы снега жгли лицо, пурга свистела, смеялась над её потугами, крутила в разные стороны, отрывала её руки от сумки, прикованной тяжестью к земле, чтобы отшвырнуть, отбросить в незримую чёрную дыру самонадеянную дамочку, посягнувшую без спроса ступить на это место.
   Кто-то, сняв тяжёлую рукавицу, отряхнул её лицо от измороси, натянул на уши шапочку, крепко взял за руку.
   - Мирон! Возьми сумку у барышни! - Потянул её за собой. - Не дрейф, маленькая. Справимся.
   Она всё ещё ничего не видела, снежный затянувшийся вихрь слепил глаза, ветер пронизывал насквозь, ноги то проваливались в снег, то натыкались на колдобины. Из носа потекла вода, она чихнула. Мужчины дружно засмеялись.
   - Будь здорова!
   Она не могла даже "спасибо" сказать -- ледяной воздух заполонил её полностью. Шагали минут десять, ей это показалось вечностью. В кузов железной машины её подняли двое, как пушинку, двое других сверху подхватили. Закрыли дверцу. Здесь было теплее, она чуть-чуть оклемалась. Глаза считали -- двенадцать мужчин поглядывали на неё, она тринадцатая. Как-то ей это число не понравилось, и она повторила пересчёт. Оказалась всё-таки опять тринадцатая. Временами было слышно, как работал двигатель. Мотало из стороны в сторону. Все крепко держались за свои боковые сидения, и её держали, иначе она давно бы металась по кузову, как светло-зелёный мотылёк, не только от двери до кабины, но и вверх-вниз, давно бы расшибла свою непутёвую голову, пообрывала себе руки, ноги. Слышались разговоры -- уши стали привыкать к сумятице.
   До этого она ехала около полутора суток на поезде. Потом был самолёт. Тогда слышались больше слова "вахтенный поезд", "вахтенная смена", "вахтовый метод", "вахтовая работа", "вахтовики". Сейчас новые слова доносились -- "полярники", "полярная ночь", "полярный маршрут". Тусклый плафон едва освещал компанию. Кто-то громко кричал в радиотелефон, чтобы встречали, кто-то анекдоты рассказывал, но все были весёлые, все, кроме неё. Ехали около часа. Водитель сигналил -- приехали, открыли двери, дружно попрыгали наружу. Не успела она собраться с мыслями, как очутилась среди сугробов. Ветер здесь не так буйствовал, хотя метель крутила.
   - Болотин! Принимай свою подопечную! - Кричал старший, тот, что встречал её ещё у поезда.
   - Как добрались? - Подошёл могучий дядька.
   - Нормально!
   - Ну-ка, где моя родственница? Господи, что же ты такая худенькая-то! Живая?
   Она не была с ним знакома, это был дядя её мужа, который и прислал вызов для работы на севере. Вова уехал ещё осенью, а она вот, оставив двоих школьников на свою маму-педагога, собралась только к Новому году.
   - Я твой дядя Женя, - смеялся он.- Ну, поехали искать твоего Вовку. Документы все с тобой?
   - Все. - Это единственное слово она сумела произнести.
   Все мужчины куда-то улетучились, наверное, в те постройки, что виднелись с обеих сторон глубокого снежного туннеля. Опять машина, колёса выше её роста, еле-еле взобралась в кабину не без помощи дяди, конечно. Минут через пятнадцать вдали обозначился огнями посёлок, дома двухэтажные. Остановились почти внутри этого обжитого местечка. Дядя Женя долго нажимал на сигнал и светил своим прожектором, установленным на кабине, по одному из домов, пока из окон не стали выглядывать люди.
   - Вовка! Крапивин! - Орал дядя у приоткрытой дверцы во всю мощь своего голоса. - К тебе жена приехала!
   Не прошло и пяти минут, как её Вова вылетел из подъезда. В одной шапке, нараспашку.
   - Люсенька! Приехала! Пойдём скорее... Замёрзла? Сейчас согреешься... Заходи в подъезд скорее, - провожал, открывая двери в здание. - Я за сумкой слетаю, да с Женей попрощаюсь. Подожди здесь.
   Вот так она оказалась на Севере, в Новом Уренгое. Им выделили комнату в общежитии. Вова работал в Нефтепроме, а её дядя Женя устроил в Управление Газпрома. Оба ведомства и до сих пор существуют в неразрывной связи.
   Дети оба выучились, старший, Олег, работал в Газпроме, его ценили. Денис был младше на четыре года, более лёгкий, работал под началом старшего. Но как-то не складывалась у обоих жизнь. Старший третий раз собрался разводиться -- жена тянула его в Екатеринбург, он не хотел. После первого развода жене квартиру оставил, жил с родителями, второй квартиру следующую оставил, опять явился к ним. В третий раз она ему отрезала:
   - Я не напасусь на твоих жён! Хватит!
   Младший был любителем проигрывать в казино тысячами, уезжая в отпуск, всегда звонил ей, чтобы выслала ему денег на обратный билет. Как мама, зная слабости сына, она всегда была готова это сделать. Даже женившись, не научился соизмерять свои траты с доходами, жена нервничала. У обоих дети от каждой жены, все девочки, частенько подсовывали ей, приходилось и нянчиться, кормить, одевать-обувать, воспитывать. Женщин на севере было мало, не каждой по нраву жёсткий климат, рожать уезжали в родные города, матерям легче заниматься бытом и детьми в более благоприятных и знакомых условиях.
   А город строился и сейчас продолжает строиться. Проспекты широченные, освещение на зло полярной ночи -- роскошное, крепкие многоэтажки расположены дружно, есть и школы, и детсады, и больницы -- вся социалка обеспечена и финансами, и умелыми кадрами. Всё это поднималось на её глазах, во всём этом есть частичка и её труда, её жизни. Но каким жестоким было начало пути! Далеко не каждый мужчина выдерживал суровую жизнь, а сколько их просто сгинуло даже не на севере, а только на пути к нему! Сколько машин на трассе, бетонке, замерзали от лютых холодов! С семьями, с детьми! Одних подводило некачественное топливо, другие после обычной остановки просто не смогли завести своё авто, кто-то был пьян, кто-то был излишне самоуверен -- мертвецы! Ехали за длинными рублями -- не добрались до больших денег.
   А она выдержала. Север мог легко вырвать с корнями дуб, но её -- былинку -- нежную, хрупкую, бессознательно пригнутую к этой земле, не удалось искоренить многие годы.
   Но как скоротечна жизнь! Ещё совсем недавно дети были сопливыми, мама молодой, папа, вечно возившийся со своим "Запорожцем". Она была единственным ребёнком в семье, и родители были безмерно рады, что она подарила им двух внуков. Свердловск, конечно, город и родной, и красивый, и большой, но с заполярным Уренгоем не идёт ни в какое сравнение. Да и детство её прошло на его окраине меж двухэтажных домов, в центре которых -- котлопункт с вечно дымящей трубой. Мамину квартиру после смерти на себя оформила, мужа схоронила, а тут и пенсионный возраст подоспел. Всем пенсионерам выделяли кредиты с частичным Газпромовским погашением на постройку жилья в центре страны, она выбрала город Ковров. Продолжала работать, в последнее время была вахтёром в общежитии вахтовиков. Молодой её начальник всякий раз, выдавая зарплату, злился, что она получает чуть не в три раза больше него. Конечно, у ней же все надбавки, и северные, и отдельно Газпромовские.
   Она с трудом считала рубли, вся её жизнь была связана с долларами, у ней всегда с собой было несколько банковских карт. Она не понимала мамину соседку в Екатеринбурге, которая жила на ежемесячную пенсию в восемь тысяч рублей, хотя тоже имела высшее образование и работала на приличной должности почти сорок лет.
   Ни одну из своих трёх квартир она детям не оставит, они сразу их потеряют. Жить пусть живут, но пока она в здравии, их жёнам они не достанутся. Сейчас старшему купила однокомнатную, младший с семьёй -- с ней в трёхкомнатной. Имея на руках приличную сумму, она задумала продать ту, что в Коврове и мамину -- купит себе в новом микрорайоне Екатеринбурга большую новую для своей последующей жизни. Всё-таки много уже раз ей предлагали отправиться на пенсию.
   - Буду спокойно поживать себе вдали от детей, их беспорядочных пристрастий, вдали от северного климата. Сколько денег останется -- так же по два раза в год буду отдыхать в южных широтах. Да и Газпром ведь повсюду свои базы отдыха имеет, и своих пенсионеров не забывает, зимой так даже всегда навязывает черноморское побережье.
   И задремала она в тёплом блаженстве. А в сознании всё ещё сверкал новогодними салютами в полярной ночи богатый северный город Новый Уренгой.
  
  
  
  
  
  

ИГРОКИ.

  
  
   Пятничный рабочий день когда-то для всех был коротким, сейчас этого не скажешь, за работу держались, с начальством не спорили, частенько перерабатывали, про два дня выходных некоторые только мечтали. Но если выпадало такое счастье, то почему бы не выйти во двор, не пообщаться с соседями, узнать, какое настроение у мужиков, какие сюрпризы им жизнь преподнесла, просто посидеть в летний вечер на свежем воздухе среди зелени, посмотреть, как ребята футбол гоняют на площадке, ни о чём не думать. Вот и стали подтягиваться к столику мужики, чтобы успеть занять местечко на солнечной стороне дома.
   - Ну что! Сыграем! - Подтягивая штаны, маленький плешивенький мужичок высыпал из пластиковой коробочки домино. - Ну-ка, старый хрыч, подвинься, ты всё равно только смотришь. - Устраивался за столиком.
   - Игроки хреновы... - Скептически щурясь, дед отодвинулся по лавочке ровно на столько, чтобы тот поместился. - Как дети малые... Никакой пользы от вашей игры...
   - Не ворчи, Карим. - Старался, как всегда, примирить их сидящий напротив солидный Гена. - Что нам делать-то, пока бабы еду после работы готовят? Погодка чудесная стоит!
   - Пустая у вас игра... Да и не игроки вы вовсе... Не в такие игры играете, - не унимался дед.
   - А в какие игры нам играть!
   - Ваши вон пацаны внизу в кустах в картишки на деньги режутся!
   - Да ты что! - Удивился тот, что помоложе. - И мой там?
   - И твой, Вася. - Смеялся дед в свои седые усы. - Я вот подучу его немного -- азартный шулер из него может получиться. Ловкий, страстный малый!
   - Я вот вас обоих ремнём своим выпорю как следует, будет тебе тогда "подучу его"! У всех на виду штаны с тебя спущу, всю задницу располосую в кровь! Так и знай! Серьёзно тебе говорю, Карим. Где они?
   - Да они всей шайкой дворовой купаться убежали, как завидели вас.
   - Мой вроде дома сидит за компьютером.
   - Гена, ты думаешь, он чем-то другим занимается? Ошибаешься! Я не раз подсаживался к нему рядышком. Вас же целыми днями дома нет. Так вот, думаю дай посмотрю, что это за компьютер такой. Не поверишь -- твой смирненький семиклассник мне такое показал! Даже страсть моя молодецкая встрепыхнулась, он у тебя тоже -- игрок! Причём гораздо более безрассудный, чем те, что в картишки на деньги режутся. Там, в этой Всемирной паутине группируются виртуальные игроки, и игры у них посерьёзнее -- убивают друг друга! - Помолчав, добавил с издёвкой. - Плохо вы своих детей знаете. Даже совсем не знаете.
   - Что-то ты меня совсем озаботил, Карим. - Гена отбросил от себя пешки домино, смешав уже разложенную ими линейку, встал и направился, видимо, к себе в квартиру.
   - Ну вот, из-за тебя, старик, вся игра насмарку. Вечно ты со своими прибаутками наш отдых портишь, - сетовал плешивенький Ванька. - Карим, а ты ведь не такой старый, каким прикидываешься?
   - Конечно. - Дед, довольный замечанием, хитро расправил свои усы, усмехнулся. - Маскируюсь... Чтобы повоспитывать вас малость... Старикам это как бы сподручнее... Уважения больше...
   - Что ж ты нас всё время подкалываешь-то? Неужели радостно тебе от этого?
   - Ещё как радостно-то! Играю я так! - Хохотал он полным ртом зубов.
   - Ну-ну, игрок, стало быть, тоже... Давай вешай нам опять лапши на уши. Вон, ещё один твой неистребимый врун на помощь тебе торопится, - проговорил с досадой Ванька, заметив двух крепышей, приближающихся к их столику.
   - Нет, это не игроки, - вздохнул Карим. - Эти двое могут только проигрывать, они -- работяги. Просто они не знают, что им в этой жизни никогда не выиграть. А если узнают -- повесятся. Слабаки...
   - А ты знаешь?
   - Знаю. Хорошие игроки чаще проигрывают, но при этом азарт у них не пропадает. Заметьте сами, малыши в песочнице с рождения играют, женщины и мужчины всю сознательную жизнь играют меж собой, начальство с подчинёнными, политики с народом игру ведут, военные меж собой ракетами перебрасываются, Президенты друг с другом. Сейчас это войной называется, но это не так -- это обычная игра, каждая на своём уровне.
   - О чём это вы тут глаголами бросаетесь? - Спросил по-свойски Лёшка, протянув только деду для пожатия руку, расписанную татуировкой от самых пальцев.
   - Садитесь, мужики, послушайте, как тут дед опять философствует.
   - Что, и мусульманский мир с христианством тоже по-твоему, играют? - Не выдержал долгой паузы Вася.
   - По большому счёту -- да, играют.
   - Ничего себе игрушки! Смертей-то сколько!
   - Смерти крупных игроков совсем не интересуют. Они полны срасти и азарта только играть, их не заботит редкий выигрыш, или частый проигрыш, такие вот они настоящие игроки. Вот наш Путин, например...
   - Что, ты и его к игрокам причислил?
   - Он замечательный игрок! Какой игрок! Я завидую ему белой завистью! Насмотреться на него не могу! Как легко он выбрасывает свои фишки! Есть в его биографии замечательный факт. Когда-то он служил в Германии, и произошёл там случай во время какой-то смуты, то ли восстания, то ли вызов против СССР, он тогда ещё лейтенантом был при посольстве нашем. Короче, вооружённые немцы вошли на территорию нашего посольства с требованием покинуть границы Германии. Абсолютно все наши чиновники там, попросту говоря, разбежались, он один остался перед вооружёнными. И что он сделал! -- Вынул два пистолета и предъявил им свой ультиматум, что, если не покинут территорию советского посольства немедленно, он разрядит в них обе обоймы.
   - И что?
   - Те, подумав немного, удалились, хотя и с достоинством.
   - Да-а-а... Отличительный поступок. - Произнёс Ванька. - Согласитесь, далеко не каждый на такое способен. Если только это не враньё. Путин складно умеет врать с экрана. Откуда ты узнал об этом?
   - От одного служивого. Слухи-то по частям быстро разносятся. Давно я это слышал. А как он с Крымом всё оригинально сумел обтяпать, глазом моргнуть не успели -- и возвращён Крым в Россию! И в третью мировую войну умело не ввязался, сколько бы его ни провоцировали, неизвестно, что могло бы быть из-за этой Украины! Хотя на политической арене сейчас он потерпел полное фиаско -- Россию обложили санкциями, открыто игнорируют, провоцируют, оскорбляют, лишили членства в ООН, различных валютных фондах и так далее. Он даже постарел на глазах, но моментально на другие авантюры переключился -- устроил фейерверк ракетами из Каспийского моря по террористам в Сирии. Американцы на неделю онемели от этого фокуса с его стороны.
   - Прям оловянный солдатик ни дать ни взять, - поддакнул Лёшка.
   - А как он всю страну до гола раздел и обобрал, не успели оглянуться -- даже хлеба купить старухам не на что! Все финансы в Москве оказались! А народ при этом нарадоваться не может, что такого Президента им Бог послал, и сказать всё правильно может, и активный, и любознательный, и легко обучаемый, и амбициозные планы перед страной ставит. Якобы.
   - А что, это не так?
   - Конечно, не так! Он же играет! - Опять поддержал Лёшка. - Позирует! СМИ рейтинг ему до восьмидесяти процентов уже накрутили, то в морские глубины он опускается, то с тиграми заигрывает, то за штурвалом новейшего штурмовика, и пояс дзюдо на нём, и на лыжах с Красной Поляны легко скатился, и в хоккей с клюшкой играет, и всемирную радость с зимней олимпиадой в Сочи устроил, и прямые трансляции со всеми регионами, и конференции с журналистами, и ежегодные послания всем ветвям власти...
   - Пыль в глаза народу пускает, - продолжил дед. - А экономики-то двадцать лет как не было, так и нет. А что ему не играть? В его руках все финансы, драгметаллы, ядерный чемоданчик, и власть под его пятой, и "доверие народа" -- достаточно для удовлетворения тщеславия. Азарта ему не занимать. Ни мелкие, ни крупные проигрыши его не волнуют. Только вот блефовать он не научился.
   - То есть?
   - Народ-то ведь не так глуп, как ему кажется со своей гордой высоты. Сколько раз его публично ловили на вранье! И на выборы меньше половины людей ходит. А сейчас зациклился на финансах, выполняет роль обыкновенного кассира, раздаёт денежки регионам -- как-то недостойна такая деятельность для Президента. С одной стороны он, конечно, должен знать все тонкости движения средств, а с другой, постоянные репортажи обнищания своеобразно действуют на психику -- вся страна холодная, без работы, без копейки в кармане, а Президенту хоть бы хны, у него у одного в руках деньжата водятся. Народ-то ведь знает, что страна великая, богатая, поэтому сомневается в его искренности. Не верит народ, что Президент последние крохи в руках держит! А недавно как он облажался публично...
   - Как?
   - Его уже лет пятнадцать упрекают, что нет у россиян обозначенной национальной идеи. И он вдруг при общении с предпринимателями заявил, что национальная идея с испокон веков в стране -- это патриотизм. Я не поленился заглянуть в Большую энциклопедию. Там сказано, что патриотизм -- это чувство! А чувство ну никак не может быть идеей, идея -- это функция мозга, холодного, расчётливого, перспективного. Я сделал вывод, что это очередная игра. Игра понятиями.
   Ему бы сейчас самое время заняться организацией управления внутри, пока ещё многие поддерживают его рейтинг, иначе следующее поколение обзовёт его очередным культом личности.
   - Растолкуй мне, что значит "организация управления", раз ты у нас такой грамотный.
   - Сейчас никто не работает, ни люди, ни заводы, ни местные власти, ни губернаторы. Почему? Да потому, что денег у них нет, все деньги в Москве, у Путина, "вот пусть он один и крутится". И правильно делают! И правильно думают! Ресурсы должны быть в регионах. Власть местная должна избираться народом, губернаторы должны избираться кругом из глав администраций, кандидаты в Президенты должны предлагаться губернаторами. Отчитываться должны местные власти перед своими жителями, губернаторы -- перед местными властями, Президент -- перед губернаторами. А у нас в стране всё наоборот, и владение финансами, и отчётность, и вся избирательная система.
   - Но ведь он смотри как поднял престиж армии! Оборонка-то ведь зашевелилась, военная промышленность сдвинулась с нуля, контрактники служат, учения интенсивные, жилищные условия у военных значительно улучшились...
   - Конечно, Путин выполняет свои обязанности по безопасности, это радует. Но и в этом много не так, как говорится.
   - Это точно. - Вступил в беседу Лёшка. - У меня внук два года по контракту служил. Говорит, что всех тошнит от этого публичного вранья. Он по всему северо-западному округу колесил механиком связи на своей автоустановке. И столовых прекрасных со столами под белыми скатертями, говорит, в частях понастроили, и комнат отдыха с приличными кушетками, но на всех этих дверях висят огромные амбарные замки. Людей не хватает, дежурят иногда сутками, а питаются пакетиками "Ролтон", иногда даже сухими, кипятка негде взять. О каком армейском питании с салом говорит Шойгу? И по всему округу так. Обещанные северные надбавки не платят, так как всех приписали к Москве и Ленинграду.
   - Почему люди-то молчат!
   - Не молчат уже. Говорить начали. Но Президент не хочет заниматься народом, вот в чём проблема!
   - И чем дело кончится? В Сирии победим?
   - В войне не бывает победителей, - вздохнул дед. - Кто победил во Вьетнаме? Никто. Кто выиграл в Афгане? Никто. То же самое будет и в Сирии...
   - А как грандиозно вся страна семидесятилетие нашей Победы праздновала!
   - Прошлое, конечно, надо в памяти держать... А за что воевали-то, забыли? За жизнь свободную, достойную! И где она? Как были отцы и деды наши нищими, и мы так же живём! И в магазинах всё есть, а купить не на что! Храмов в золотых куполах понастроили, а кто молится-то? -- Голытьба! Патриарх Кирилл поддакивает властям нашим, в одну и ту же игру вместе с правительством играют -- отвлечь народ от настоящего. И мечтают люди о рае загробном, а сами в аду земном вертятся из поколения в поколение. Когда ж очнутся-то все от этого безумия! - Совсем разволновался дед.
   - Но ведь у нас огромная масса верующих!
   - Вера и религия -- это не одно и то же!
   - Дед Карим, а как ты думаешь, что будет с Путиным? - Попытался Вася успокоить немного словесных дуэлянтов, переводя полемику на обыденную тему.
   - Если ему ума хватит заняться внутренними проблемами, он сможет со всем справиться.
   - А если не захочет? - Встрял Андрюшка.
   - Придётся ему сойти с дистанции. Умный игрок всегда найдёт, или создаст, или придумает новую игру, - хохотнул дед.
   - И всё-таки люди идут за ним! Возьми хоть то же шествие с портретами погибших во время войны -- Путин в первых рядах!
   - И здесь наш Президент играет, - не сдавался дед. - Ещё в древние века был известен этот "культ мертвецов", который власти используют для отвлечения от реальности -- не гнушаются играть на слабостях скорбящих народов. Раньше на палках головы умерших носили, даже сеансы разговоров с покойниками устраивали, а сейчас мало того, что весь мир от страны отвернулся из-за нашего слабоумия, так мы сами себя в кладбище великое превратили, у нас что ни праздник -- то поминки. Весь мир весне радуется, а мы больше семидесяти лет только плачем, жалуемся, вспоминаем, причём массово стонем! Кому такие союзники нужны?
   - Дед Карим, а ты кем раньше работал?
   - Никем. "Труд" -- это самый сильный самогипноз.
   - Совсем не работал?
   - По молодости ещё опоздал на пять минут на работу, потом десять лет за это в тюрьме отсидел. Порядки тогда в стране такие были.
   - А потом? - Интересовался Андрюшка.
   - И потом я никогда не хотел работать -- мстил государству. Я не раб!
   - А на что живёшь?
   - Сейчас в любовь играю с хорошей женой. Обоим хорошо, она больше чем довольна. Я ж и дома на все руки мастер, и воровать умею, и обманывать, и дебет с кредитом сводить, даже гипнотизировать. Если захочу. А она за это меня и кормит, и одевает, и обувает, и любит. Тридцать лет вместе!
   - Ты что, ещё до сих пор любовью занимаешься?
   - А почему бы нет! - Хохотал дед. - Постоянные тренировки вырабатывают условный рефлекс, главное -- перерыва не делать. Я ж десять лет вынужден был интимный пост соблюдать. Не растратил себя -- сберёг для будущего.
   - А грамоте-то где учился, в тюремных застенках?
   - Хорошие учителя попались. Повезло.
   - Карим, а сколько тебе лет всё-таки? - Повторил Ванька свой вопрос.
   - Не скажу.
   - А как вдруг жена твоя умрёт, один останешься, на что тогда жить будешь?
   - Она ж у меня предприниматель, питомник для бездомных собак держит на спонсорские и государственные средства. Числюсь там у ней кем-то, на пенсию себе "заработал". Я ж не дурак!
   Молчавший, как всегда, Рафик не произнёс за весь вечер ни одного слова, то думал какую-то свою горькую думу, то внимательно прислушивался к разговору.
  
  
  
  
  
  
  
  

ПРИЯТНЫЕ МЕЛОЧИ.

  
  
   Запыхавшись, подбежала к только что подошедшему автобусу, в который моментально устремилась толпа с остановки. Вошла в салон -- увы! Все места были уже заняты.
   - Не повезло! - Усмехнулась про себя. - Придётся опять стоя ехать полчаса.
   Осмотрелась, ища знакомые лица, хотя ей все эти лица давным-давно примелькались, с любым из трёх с половиной тысяч человек глаза её встречались неоднократно, многие настолько примелькались, что иногда по ночам снились.
   Вот группа сернокислотчиков, совсем не старые мужчины, у всех из носов течёт влага. Всегда. Они привыкли к этому, у них отсутствуют нервные окончания в этом месте -- их слизистая оболочка давно изъедена парами сернокислотного газа.
   Группа женщин торопится на стоящий с открытыми дверями автобус -- это с суперфосфатного цеха, одна из них даже не успела снять с себя респиратор, они там задыхаются при производстве и упаковке минеральных удобрений, побочный продукт от отходов металлургического производства.
   Прислушалась к объяснению одной из девиц со свежим красным пятном на носу, самой выставляющейся части лица, оказывается, железнодорожница, на неё сверху, с трубопроводов, капнул ядовитый конденсат. Теперь язва болеть будет не меньше месяца, пока кожа не сменится, раз во-время не сумела промыть простой водой.
   С другой стороны вёлся горячий разговор -- обсуждали недельной давности пожар в медеплавильном цехе от выплеска раскалённой лавы при розливе меди, где пострадала крановщица.
   Она могла сунуть свой ядовитый язычок в любую из этих групп по интересам, но сдерживала себя, так как не хотелось возбуждать ещё больше эти, усталые после ночной смены, души.
   Молча стояла недалеко от входной двери, держась за ручку одиночного сидения, занятого молодым человеком. Народ прибавлялся, становилось всё теснее, не повернуться, не отвернуться, если руки внизу, их не поднять, если вверху -- не опустить. Знала, что автобус не тронется с места, пока теснота не превысит критический уровень. Она ежедневно всю жизнь наблюдала эту картину, с восемнадцати лет, а ей, слава Богу, шестьдесят минуло.
   Она знала историю завода. Его строительство началось ещё до Великой Отечественной войны, первая тонна меди была получена в 1940-ом году. Она ещё застала огромный заводской посёлок из двухэтажных деревянных бараков, вокруг которого расположился безграничный частный сектор. Там они с мужем начинали свою семейную жизнь. Сейчас всё население оттуда переехало далеко от вредных выбросов в пятиэтажные хрущёвки, очень кстати бесплатно предоставленные квартиры всем без исключения горожанам. Через десять лет после прихода её на завод, освоили плавку меди в жидкой ванне, ПВЖ. Ещё через десять лет завод стал открытым акционерным обществом. Потом обогатительная фабрика была переведена на переработку шлаков от собственного производства, а шлаков этих скопились горы на многие километры в его северной части. Недавно праздновали получение миллионной тонны концентрированной серной кислоты, олеума, которая направлялась во все страны мира.
   А сколько побочных производств от работы одного медеплавильного цеха создано! Перерабатываются и пары, и газы, и вредные примеси, даже вода, в которой бесчисленное множество веществ, пусть и вредных. Всё это нельзя не оценить с точки зрения экологии. А её родной цех ксантогенатов -- реагентов, получаемых из пыле-воздушных смесей солей и эфиров. Их применение безгранично, и для извлечения тяжёлых металлов из руд, и для добавок к смазочным маслам, и для синтеза пестицидов и прочее.
   И городская теплофикационная котельная, принадлежащая заводу и построенная на его территории, снабжала почти весь двести пятидесяти тысячный город паровым отоплением.
   Она могла бы давно уже не работать, ксантогенатчиков в сорок пять отправляют на пенсию, но привычка, говорят, хуже татарина. К тому же она постоянно видела свою фотографию на заводской доске почёта -- мелочь, а приятно!
   Третья часть города работала на этом заводе, все её многочисленные родственники, все знакомые, все соседи. Все в трудные девяностые-двухтысячные годы выживали за счёт него. Сколько сокращений они пережили, сколько вынужденных отпусков, иногда по три-четыре месяца, пока миллиарды вкладывались в его реконструкцию правительствами всех уровней. Однако, вредное производство -- оно вредное так и осталось.
   Ещё лет десять назад соседки под окном её квартиры на первом этаже по вечерам жаловались друг дружке, что угробили своё здоровье на этом предприятии, все уже поумирали одна за другой. Сейчас на этой лавочке сидят уже другие "старушки", более молодые, а тема разговоров не меняется, обсуждают свои любимые болячки. Можно подумать, что если бы они не работали, то и не болели бы. Ей так надоели эти ежедневные слушания под окном, что она однажды не выдержала:
   - Дай-ка я развеселю себя чуточку -- выплесну свой яд, его хоть и немного, но вполне достаточно, чтобы мне полегчало.
   Распахнула окно.
   - Привет, соседушки! - Начала она с сияющей улыбкой своим ласковым, можно сказать, самым нежнейшим языком в мире.
   - Лида, выходи, поболтай с нами!
   - А я где, разве не с вами? Мне с высоты на вас как-то интересней смотреть.
   - На лавочке-то лучше!
   - Сейчас я вас разведу, голубушки! - Усмехнулась про себя. - О чём разговор ведёте? Опять завод хаете?
   - Лида, а тебе он не надоел ещё? Ты давно ведь на пенсии. Что тебе дома-то не сидится? Денег не хватает?
   - Хватает. Скучно мне дома! Ни ребят, ни котят... Мужа не стало, так даже кашу сварить некому. Для меня работа -- это веселье.
   - Ох уж и нашла веселье!
   - Да. Я на работу хожу, чтобы поесть, помыться, и поматериться! - Смеялась она. - Дома на целое лето горячую воду отключают, а в цехе замечательная бесплатная сауна. В столовых заводских питание отличное, для меня трёхразовое -- до смены, во время смены, и после смены, а дома у меня даже в праздник мышь крошки хлеба не найдёт.
   - А материшься-то почему?
   - А я жить без матьков не могу! - Хохотала она. - Раньше на мужа ласково гадость из себя выбрасывала, а сейчас -- на всех, кто хорошо работать не научился. Удовольствие, скажу вам по секрету, стопроцентное!
   - Ну и язвочка же ты, оказывается!
   - Да, язвочка! Хоть мелочь, а приятно!
   - Соври нам ещё что-нибудь.
   - Я вам быль расскажу. - Приступила она к задуманному. - Знаете, на этой лавочке лет двадцать назад сидели две старушки, делились меж собой любимыми болячками. Вскоре их не стало -- на кладбище унесли. Десять лет назад на вашей лавочке сидели уже три старушки, проклинающие наш любимый завод за то, что они начали жить на одних таблетках -- вскоре и их не стало. Сейчас вас уже четверо. Каждый вечер тараторите о своих болячках и проклинаете работу. Слушаю вас поневоле вместо радио. Кто вас на завод-то гонит? Купили бы дом, корову, утей, гусей, кур развели, огород пахали -- болеть вам бы там некогда было!
   - Тебе самой давно уж помереть бы надо! - Вспыхнула одна из сидящих вдруг очень рьяно.
   - Не дождётесь! - Показала им в окно кукиш. - Нет, мне ещё рано помирать, у меня ещё очень много радостей не освоено. - Продолжала она хоть и ласково, но с явной издёвкой. - Я не мелю языком всеми вечерами про горести свои перед Всевышним, не прошусь ежедневно на кладбище, не ем горстями таблетки, слава Богу, не проклинаю свою работу.
   Конечно, и у ней были болячки, но она их не культивировала подобными разговорами, не заражала атмосферу вокруг себя смертельным ядом мыслей. Тогда она ни грамма не пожалела, что высказалась откровенно. Испугала соседок, видимо, до такой степени, что лавочку с тех пор стали занимать не они, а парочки влюблённые, за которыми было гораздо интереснее наблюдать. Иногда даже хотелось вступить и в их беседы, так как с высоты своего возраста многое могла бы им посоветовать, но что-то её удерживало от этих вмешательств. И перед сном она продолжала наслаждаться различными любовными историями под её открытым окном, иногда уносящим её в далёкие прошлые соблазны -- это лучше, чем перечисление всевозможных болезней, лекарств, и заводских ядов.
   Это сейчас она с мягкой улыбочкой стала злословить, а смолоду очень дерзкой была. Сразу после замужества получили они квартиру в этом доме, знакомилась с соседями, что вечерами выходили глотнуть свежего воздуха после дневного зноя. Лёгкая темнота вечера умиротворяла, но не всех -- на втором этаже соседнего подъезда гремела музыка. Вдруг оттуда вылетела бутылка!
   - Говнистая семейка! Весь мусор из окон выбрасывают!
   Пока соседки возмущались, из окна уже летела следующая. Она перешагнула с тротуара на газон, подняла пустую бутылку и зафитилила её обратно в окно. Молодой дурак, как увидел это, захлопнул створку, чтобы защититься -- стекло разлетелось вдребезги. Но ей этого показалось мало, и она, подняв вторую бутылку, отправила её рядом, в кухонное открытое окно -- там визгу было! А на следующий день рассказывала своим соседкам, что пригрозила непутёвой семье арестом на пятнадцать суток за нарушение общественного порядка с сообщением на их работу и с публикованием в печати, с работами не только по очищению газона под их окнами, но и всего огромного двора, причём под наблюдением человека в погонах.
  
  
  
   Вокруг ни одного улыбающегося лица, все напряжённые, сумрачные, несмотря на солнечное утро. Ей захотелось вдруг всех чем-то развеселить. Ведь живём-то один раз!
   Переполненный автобус посигналил, заскрежетал рессорами, и медленно тронулся с места. Последними в ещё открытые двери успели втиснуться две дамочки, которые, весело работая всеми частями тела, сумели протиснуться среди мужчин чуть повыше и, стоя лицом друг к дружке, пытались снизить сердцебиение. Немного погодя, продолжили свою беседу, прервавшуюся, видимо, при спешке к автобусу. Одна грубоватым говором, другая более мягкой интонацией обсуждали все имеющиеся недостатки своих мужей -- и ленивые они, и грязнули, и с детьми не хотят заниматься, то в гараж сбегают от семейных хлопот, то на рыбалку, и зарабатывают мало, и спят-храпят, отвернувшись к стенке...
   Минут десять окружающие, большинство из которых мужчины, вынуждены были слушать эти не лестные высказывания в "свой" адрес. Она решила с мягкой иронией вмешаться в их беседу:
   - Женщины, это же ваши любимые мужья, отцы ваших детей, работящие, как я поняла из вашего разговора, не пьяницы. Вы не правы, женщины! Мужчин у нас меньшинство, их надо любить, беречь, ценить, и уважать!
   Дамочки от неожиданности замолчали и смотрели на неё, как будто она с Луны свалилась. А мужчина, сидевший перед ней на сидении, вскочил, освобождая ей место:
   - Садитесь, пожалуйста!
   - Спасибо, молодой человек. - Устраивалась на удобном сидении.
   Взглянула на стоявших дамочек со смехом в глазах, как бы говоря:
   - Переиграла я вас всех! Мелочь, а приятно!
   Перед выходом на конечной мужчина, стоявший рядом с ней всю дорогу, наклонился и тихонько спросил:
   - У вас, наверное, хороший муж?
   Подняв на него свои невинные глаза, она так же тихо ответила:
   - Если бы не отвечать, давно убила бы!
   Глаза молодого человека удивлённо округлились.
  
  
  
  
  
  
  

КОТ.

  
  
   - Господи! Это что же у меня опять рука заныла... Неужели ко мне смерть в гости просится... Только бы мне нечаянно не заикнуться об этом внучке, а то опять уговаривать начнёт, чтоб квартиру продала и жить к ним переехала, чтобы жилплощадь свою увеличить.
   Отец у ней умер в довольно приличном возрасте с полным ртом зубов, в этом смысле она тоже была крепка, зубы были пока родные, правда, один коренной по неосторожности сама нарушила -- орехи фундук щёлкала -- пломбу поставили какую-то "стеклянную", берегла её теперь, тринадцатый год держится.
   - Хоть мне и восемьдесят скоро будет, но своими ведь ногами хожу! Нет, не поддамся я ни на какие уговоры, разум я ещё не потеряла.
   Она гордилась собой, гордилась тем, что ни разу за всю жизнь не взяла в рот ни одной жвачки, что не съела ни одной синтетической мёртвой безделушки в пакетиках, типа "Чупа-Чупс", "Данон" и прочее. До сих пор внучка удивляется, что она кусает спокойно и яблоки, и морковь. Да, она всю жизнь следит за своим здоровьем!
   А с рукой она помнит, когда это началось. Сосед ей как-то похвастался, что к нему племянник из Москвы в гости приехал и в подарок привёз наручные электронные часы, и она дала тому денег, чтобы он выслал ей такие же крупные на браслете. И модничала потом долго перед своими коллегами в налоговой. Двадцать лет она их с руки не снимала ни днём, ни ночью, браслет был удобный. И вот как-то вдруг руке под часами стало неуютно. Она до сих пор помнит, как молниеносно сбросила их с руки, долго растирала запястье, пытаясь согреть точку в самом центре, но в этом месте как будто дыра появилась, пробитая леденящим Вселенским холодом. И чего только она ни пробовала, и Алмагом, прибор такой, лечила, и на массаж не раз ходила, и заговоры на молодую Луну, и заговоры на мертвеца, и парила дубом, и жгучей крапивой секла, и шерстяную повязку на это место связала, и притирки всякие делала, и примочки из глины. Помогала немного связанная из тонкой серебряной проволоки сеточка, и она поняла, что энергия при отсутствии последней, обходит "эту дыру". Потом начали болеть пальцы, потом боль временами стала подниматься до локтя, потом стало побаливать плечо. И тут она вспомнила, что в детстве неудачно упала на это плечо, травма была сильной, почти год тогда болело, это ещё мягко сказано, но с годами об этой болячке всё-таки забылось. Память тут же перенесла её в детство, и она заново переживала со слезами на глазах и своё тогдашнее болезненное состояние, и горести родителей по этому поводу, и сочувствие окружающих.
   - Вот ведь как получается, - вздыхала она, - все болячки, даже детские, дают о себе знать на старости лет.
   Задалась вопросом: "Не связаны ли эти обе болячки -- плеча и запястья?"
   Ни какими физическими нагрузками она себя не напрягала, всю жизнь проработала за столом с шариковой ручкой. Сколько медицинских советов она перечитала по этому поводу! Временами боль всё-таки отступала, бывало даже неделями она удивлялась её отсутствию. Наблюдала за собой. Заметила, что помогало солёное сало, стоило его поесть раз в неделю -- боль начинала уходить с плеча, с локтя, пальцы начинали двигаться без боли. Знала, что умеренное употребление сала поддерживает гибкость суставов, ни масла всякие внутрь, ни кремы наружно, а именно свиное сало.
   - Неужели ж я совсем сохнуть начала? - Думала она частенько и постоянно искала и находила рецепты и процедуры для поддержания своего здоровья. Вот так она не сдавалась смерти уже лет тридцать.
   Условный звонок в дверь -- один короткий, один длинный, два коротких -- прервал её размышления.
   - Это соседка, наверное! Время обеденное. - Направилась в прихожую, заглянула в глазок. - Да, соседка. - Открыла.
   - Клара, милая, выручай! Несчастье у нас, на похороны брата ехать надо. На неделю, наверное. Похозяйничаешь?
   - Останусь, конечно, - ответила она не раздумывая, как нет-нет да бывало. - У тебя что, цветы полить да с котом справиться?
   - Да, как всегда.
   - Когда уезжаете?
   - Сегодня сразу после работы. Ключи у тебя есть.
   - Не беспокойся, езжайте спокойно.
   - Ну, я побежала. Закрывайся. Еда в холодильнике, я всего накупила.
   Она знала, что ночевать ей придётся у соседки, так её кот совершенно не переносил одиночества, особенно ночного. К себе она не хотела его приносить, дома он чувствовал себя спокойнее, домашний был, старый уже. Под вечер набрала с собой яблоков, захватила ночнушку, и отправилась смотреть телевизор в соседнюю квартиру. Барсик встретил её у порога умными глазами. Вечер провели рядом, она на диване, он в своём любимом кресле, хотя несколько раз забирался к ней на колени, но она, приласкав и погладив немного, относила тяжеленного в кресло. Но он снова через некоторое время перебирался к ней, мурлыкал, тёрся, заглядывал в глаза, и она не могла ему отказать в ласке, гладила по спинке, всю мордашку его пальчиками своими перебирала, особенно около усиков, он даже разомлел от этого счастья, разговаривала, как с человеком, он понимал её, даже кажется смеялся вместе с ней над мультиками, что показывали на экране.
   Дни и ночи стояли жаркими, и укрылась она лишь простынкой в спальной комнате. Проснулась на животе от шевелящейся горячей тяжести на её больном плече -- кот, ворча по-мужски, перебирал передними лапами её больное место и слюнявил носом её загривок и волосы. Плечу было тепло, и она боялась шелохнуться, чтобы не спугнуть его усердие. Поняв, что она проснулась и не гонит его, он муркнул и пуще прежнего продолжал своё дело. Она чувствовала, как его коготки впиваются временами в её кожу, что зубки нет-нет да и вгрызаются легонько в шею, но это было приятно, такого массажа она никогда раньше не испытывала. Это длилось более получаса. Он, намучившись, так и уснул на её больном плече, придавив своей тяжестью. Было ещё темно, и она не стала его беспокоить. Легко задремала и сама.
   Утром она перенесла его спящего в кресло, оставила ему на кухне еды. Заметив на уголке простыни пятнышки крови, застирала холодной водой с порошком, прополоскала, развесила на спинке кровати, к вечеру должно высохнуть. Дома рассматривала в трюмо своё исполосованное когтями вдоль и поперёк плечо. На день она оставляла его одного, а вечерами они опять смотрели телевизор.
   Соседи вернулись. Поблагодарили, как всегда, сунули ей в руки коробку конфет, пирогов всяких с поминок. Прошло, наверное, дней десять-двенадцать, как соседка заглянула к ней, пожаловалась:
   - Что-то Барсик мой захирел совсем. Не ест ничего, только молоко лачет, глаза у него совсем помутнели... С кресла своего не слезает.
   Клара испуганно посмотрела на неё:
   - Со мной вроде нормальный был... И корм свой уплетал с аппетитом...
   Ещё через неделю они его схоронили.
   И как-то не совсем сразу, но очень навязчиво, ею овладела мысль, что плечо-то у неё не болит, и локоть не болит, и жилы не тянет, и кисть руки как бы помолодела, можно сказать, ожила. Она пощупала свою "чёрную дыру" на запястье -- точка горячо пульсировала! Долго она этому не могла поверить, очень долго. Но прошёл уже месяц, и второй, и третий, а болей всё не было!
   Она, конечно, слышала рассказы о том, что кошки лечат, и успокаивают, и даже давление понижают, даже злых духов от жилья отгоняют. Но то, что произошло с ней -- подобного ей ни разу не приходилось слышать из чьих-либо уст! Но никаких сомнений в том, что кот Барсик причастен к её оздоровлению, у ней не было.
   - Вот ведь, видимо, есть и такие способы избавления от застарелых болей...
   И она собралась в церковь поставить свечку за упокой души кота Барсика, спасибо сказать, что унёс с собой в могилу её болячку.
  
  
  
  

ПАЛЬЧИК.

  
  
   Две пожилые особы устраивались на нижние полки купе.
   - Ну вот, Наташа, и ознакомились с тобой с переменами в Крыму.
   - Да, теперь представление имеем, как там жизнь протекает.
   - Постарела наша сестрица Антонина заметно, и Кузьмич её отяжелел... А какой красавец раньше был!
   - Так ведь и мы стали не такими, как десять лет назад.
   - Но не растолстели ведь, как они!
   - А заметила, на Украине все дамы полноватые, не только старшее поколение, но и молодёжь не скажешь, что худенькая.
   - У них у всех теперь российские паспорта, - поправила ту сестрица.
   - Это я по привычке.
   - А что полненькие да румяные, так это от качественного питания и экологии. Рыба, хлебобулочные, молочное у них не как в наших супермаркетах -- одна гниль и просрочка.
   - Может всё-таки соберёмся в следующий раз в Турцию слетать?
   - Нет, Наташа, не уговоришь ты меня-патриотку пополнить бюджет Эрдогана, ни за что не потрачу на него свою пенсию.
   - Здравствуйте! - Проговорила девица. - У нас верхние два места.
   - Проходите, устраивайтесь. С кем вы?
   - Муж за пивом побежал.
   Та, поставив свой багаж на колёсиках около столика, присела около раскрытых дверей. Сестрицы глазами знакомились с попутчицей. В отличие от путешественниц её возраста та была в простом трикотажном светло-сером платье, приятно облегающем её стройную фигуру, с рукавами по локоть, с крупно отороченным эллипсом ворота. Лёгкая чёлка, чуть порыжевшая от южного солнца, являлась переходным звеном от нежной кожи лица к жёстким чёрным волосам, которые сейчас освободившись от тугой завязки, раскинулись тяжестью за спиной. Чувствовалась какая-то уверенная интеллигентность в её поведении и осанке, она не стелила суетливо постели, не разбирала поклажу. Её карие глаза, поначалу тактично избегавшие их взглядов, всё-таки посмотрели прямо, и улыбка, хоть и сдержанная, обнажила красивые зубки и украсила лицо розовым цветом.
   - Вы так внимательно меня рассматриваете.
   - Приятно ведь на молодую даму взглянуть.
   - И как я вам? - Засмеялась откровенно.
   - Нормально. - Ответили враз, захохотав. - Познакомимся?
   - Марина.
   - Я -- Наташа.
   - Я -- Оля.
   - Где будет ваша конечная?
   - Мы до Чернушки.
   - О! Значит, весь путь вместе будем. Мы до Екатеринбурга. Можно мы тебя на "ты" кликать будем? Ты ведь нам во внучки годишься.
   - Разрешаю. - Улыбалась та.
   В раскрытых дверях показался молодой человек в ярких пёстрых шортах, синей под цвет глаз футболке, с баночкой пива. Облокотившись обоими локтями на верхние полки, осмотрев присутствующих, подняв указательный палец, спросил:
   - А почему постель не приготовлена?
   Марина как будто не слышала, никак не отреагировав на его слова, которые на слух казались ласковыми, но носили всё-таки командный оттенок. Сестрицы, обменявшись взглядами, смекнули, что недавно меж молодыми, видимо, "пробежала чёрная кошка".
   - Так вот, - улыбнулась мило Наташа, - рыцаря ждём. Говорят, ещё встречаются такие в наше время. Уж не ты ли, красавец, им будешь?
   Тот, засмеявшись, понял иронию и, вздохнув, присел рядом со своей половиной, обняв за плечи.
   - Марина, ну не сердись. Я же шучу. - И, оправдываясь перед чужими, пояснил. - Никак не даёт мне расслабиться. Ведь всего одна баночка пива! Неужели меня за это можно наказывать так строго!
   Причина недовольства девушки стала понятна -- видимо, он был склонен к выпивке и по поводу, и без повода. Хотя ласковый был чертёнок и обаятельный, шептал что-то ей на ушко, в щёчку целовал, никого не стесняясь, так как та улыбнулась.
   - Дети! Поезд тронулся! - Объявила Оля.
   - Готовим билетики. Сейчас проверять будут. И постельное принесут. - Добавила Наташа, поняв, что молодые помирились.
   - И как нам рыцарь представится?
   - Слава.
   Видимо, чувствовал себя всё-таки виноватым, а может наоборот, почувствовав себя настоящим рыцарем, он после ухода проводницы начал стелить постели сразу всем, перед этим чуть ли не приказал всем удалиться, показав своим указательным пальцем на дверь, давая понять, "кто в доме хозяин". Они вышли в коридор. Стоя у окна и посмеиваясь, завели разговор.
   - Марина, а ты чем занимаешься?
   - Я после института главным бухгалтером в ЖКО работаю.
   - О! Так мы с тобой коллеги! - Улыбнулась Оля. - Я тоже всю жизнь бухгалтерией занималась. Справляешься?
   - Поначалу трудно было. Да и сейчас нелегко, но привыкла, третий год уже.
   - А живёте где? С кем?
   - Мне сразу квартиру дали большую. Родители мои свой дом имеют. А у Славы жизнь как-то не сложилась, после армии дома только прописался, но там его старший брат с семьёй давно хозяйничает. Потом уехал в Екатеринбург к сестре -- у той бизнес через год прогорел, кредиты надо было выплачивать. Вернулся в Чернушку, работал и грузчиком, и в строительстве. Но всё время недоволен своей неустроенностью. Я вот и решила к рукам его прибрать, но пока не очень получается. Я ведь его с детства знаю, рядом жили.
   - Видно, что он очень высокого о себе мнения, - заметила Наташа, - а реальность-то совсем другая.
   - Он просто хвастунишка, мечтает о чём-то несбыточном, завидует почти всем, как ребёнок. Я не скажу, что он ленивый, или не аккуратный, или грубый -- этого в нём нет, чистоплотный он, и с людьми сходится быстро, до сих пор футбол гоняет с ребятишками во дворе. Но какой-то неприкаянный.
   - Какие-то командные замашки у него проскальзывают всё-таки, - заметила молчавшая Оля.
   - Может стоит ему дать возможность покомандовать, совсем немного, где-нибудь на уровне бригадира, чтобы он выплеснул из себя этот негатив для дела.
   - Я подумаю. Спасибо за совет. У меня в строительстве папа командует, и Слава не прочь там работать... Что-нибудь придумаем.
   - Взвалила ты на себя ответственность...
   - Мне ведь уже двадцать пять лет будет. Остепенится со временем, надеюсь.
   - Только спуску ему не давай с алкоголем, иначе все твои усилия будут напрасны.
   - Дамы! Прошу! - Пригласил он всех, распахнув дверь.
   - О! Какая красота! - Не удержалась от восклицания Оля. - Это где же ты научился так красиво постельки-то оформлять!
   - Армия научила. - Не скрывал он удовольствия от похвалы.
   - Как приятно всё-таки женщине улечься на постельку, приготовленную мужскими руками.
   - И стол накрыт! - Удивилась Наташа. - Значит -- ужинаем! И -- спать!
   Утро было пасмурным. Все долго валялись под одеялами. Но ехали домой, а это родное чувство всегда всех согревало. Наташа встала открыть дверь, запустить свежий воздух, и отдёрнула шторки на окнах и в купе, и в коридоре. В вагоне было тихо, только ритмичное перестукивание колёс о стыки рельс. После обеда начались разговоры.
   - Ну, рассказывайте, молодые. - Обратилась Наташа к нему, умело скрыв их уже состоявшееся знакомство с Мариной.
   - Что рассказывать?
   - Про любовь, про деньги! Откуда вы и куда?
   - В Алуште на турбазе отдыхали четырнадцать дней по путёвке.
   - Вы женаты?
   - Да, свадебное путешествие у нас получилось, - улыбался он, поглядывая на Марину.
   - Понравилось?
   - Конечно!
   - Много денег потратили?
   - Марина от меня это скрывает.
   - Что так? Не доверяет?
   - Я пока безработный...
   - Безработный! Так это тебя жена по морям на отдых возит! Марина! - Обратилась к ней. - Не вздумай повторять своей ошибки! - И уже серьёзно продолжала. - Давно без работы?
   - Ну не совсем безработный, подрабатываю, где придётся, но не оформленный. Без денег-то совсем плохо.
   - Трудно у вас с работой дома?
   - Очень. Я уж и Екатеринбург пробовал, но там совсем жить негде. Да и прогорел наш с сестрой бизнес через год, кредиты выплачивали.
   - Чем занимались?
   - Она какой-то стряпнёй занималась, а я продавал эти её сладости.
   - А кредит зачем брали?
   - Так с нуля начинали! Печи для выпечки, запасы муки, сахара, добавки, красители всякие. Потом по бухгалтерии у ней убытки получились. Да и не покупали столько, сколько мы с ней планировали.
   - Друзья-то у тебя есть?
   - Есть. - Оживился он. - Летом с сослуживцами на рыбалку ездил. Третий год встречаемся. И с одноклассниками встречаюсь.
   - Так они ж, наверное, все уже женаты.
   - Да. У обоих дети уже. Один у отца работает, и другой работает, ещё и учиться начал заочно.
   - А ты один, как я поняла, там был.
   - Да. Ну и что?
   - Да как-то даже неприлично... Тебе не кажется?
   - Кажется... Вот и женился...
   Видимо, не понравился ему допрос, готовый перейти в нравоучения, и он, сославшись на низкое ослепительное солнце, что светило прямо на него, встал на колени перед своей половиной, положив той руки на живот, заглядывая в глаза, поправляя её волосы, и шепча что-то с улыбкой. Наташа тут же нашла повод, чтобы спросить:
   - Ребёночка ждёте?
   Марина только кивнула головой в ответ. Сестрицам ничего другого не оставалось, как выйти в прохладный коридор, чтобы дать молодым возможность пообниматься. Они присели на откидные сидения напротив друг дружки, но в приоткрытые двери всё-таки прислушивались к разговору.
   Не прошло и полчаса, как разговор в купе обострился. Он сидел перед ней на корточках и шёпотом о чём-то умолял, ластясь и подлизываясь.
   - Нет! Не дам! Отдых кончился. Пора себя в порядок приводить! Никакого больше пива!
   - А ты говорила, что любишь меня. Помнишь? - Он не отставал.
   - Я ведь могу и разлюбить.
   - Нет, ты этого не сделаешь! Я же пропаду без тебя! - Давил он на жалость. - Ну, пожалуйста, на одну баночку!
   - Не дам!
   - Марина! - Не выдержала Наташа, входя в купе. - Чем это ты мучаешь нашего рыцаря?
   Та молча отвернулась к двери, оставив вопрос без ответа. Пришлось ему объяснять проблему:
   - Так пива хочется...
   - Ты что, склонен к алкоголю? - Сделала удивление Оля.
   - Нет, конечно. Просто..., как все...
   - Алкоголик никогда не признается, что склонен. - Строго произнесла Наташа.
   - Конечно. Вас здесь трое против меня. - Обиженно махнул рукой, забираясь на свою верхнюю полку.
   Только под самый вечер, отлежав бока, опять спустился вниз. Наташа дала ему денег, чтобы сходил купил всем по мороженке, пока стоянка большая. Испросив разрешения у жены, вернулся и с баночкой пива. Потом продолжились разговоры, которые как-то незаметно опять склонились к нравоучениям.
   - Слава. Имя у тебя многообещающее. Хотя и слава может быть разной, кто-то славит сам себя, кого-то прославляют другие. Сейчас ты к какой категории себя относишь?
   - Пока ни к какой, - смеялся он. - Я пока неудачник.
   - Как же так! Молодой, здоровый, жить есть где, нигде не работаешь, женился, жена у тебя всем на зависть красавица умница, ребёночек намечается, в свадебное путешествие тебя свозила, пиво потягиваешь! И после этого ты называешь себя неудачником!
   - Представляете, она меня на себе женила! - Он хоть и смеялся, но его указательный пальчик опять выскочил на этот раз в направлении Марины.
   - Так скажи сейчас же ей за это "большое спасибо"! И поклянись ей в вечной любви! При свидетелях! Быстро! - Полушутя-полусерьёзно настаивала Наташа.
   Он артистично бросился перед Мариной на колени:
   - Марина, прости меня ради Бога! Я правда люблю тебя! Ты мне веришь?
   - Это твои пьяные слова... - Безразлично ответила она.
   - А ведь и правда, - подумала Оля, пока он там ёрзал по полу, - она уже устала от его алкогольной зависимости, она и правда может бросить его на произвол судьбы, если он будет продолжать в том же духе. И ведь его указательный пальчик всегда выскакивает только опьянённый алкоголем.
   На следующий день с утра опять было пасмурно, а вечером молодым надо было выходить. Чтобы как-то мирно закончить дорожное знакомство, чтобы ещё как-то помочь им не ссориться, Наташа после обеда решилась на следующее:
   - Вы очень симпатичная пара, - улыбнулась она, - я вам сейчас на прощание расскажу умные слова. Очень умные..., есть такие..., надеюсь, вы их услышите:
  
Не каждый выбирает для себя
   ту женщину, которую полюбит.
   Любовь всегда для всех загадкой будет,
   её нельзя купить или призвать,
   её никто не в силах предсказать.
   Любовь внезапно можно лишь познать
   с той женщиной, которую любя,
   не каждый выбирает для себя.
   Не каждый выбирает для себя
   религию, в которую поверит;
   он может долго тщетно лицемерить,
   искусно правду от себя скрывать,
   он может даже атеистом стать,
   души своей совсем не замечать --
   религию, где только Бог судья,
   не каждый выбирает для себя.
   Не каждый выбирает для себя
   дорогу, на которой трудно будет,
   что к храму поведёт, в пути разбудит
   религию и женщину познать,
   любить научит, верить и страдать,
   себя в лишеньях преодолевать --
   дорогу, испугавшись бытия,
   не каждый выбирает для себя.
   Не каждый выбирает для себя
   ни Женщину, ни Веру, ни Дорогу.
   -- Они нас выбирают, слава Богу,
   они нас выбирают для себя.
   И мы живём, им всем благодаря!

   Долго молчали. Она не упомянула, что стихи написаны Людмилой Михайловной Снегиной, то есть женщиной, чтобы не унизить мужское самолюбие "рыцаря".
   Оля тоже не захотела промолчать:
   - И ещё, Слава, я бы посоветовала тебе на будущее -- никогда нигде не высовывай свой указательный пальчик. Это не принесёт тебе ни командного звания, ни уважения подчинённых или окружающих. Очень неприлично смотрится со стороны. Очень.
   Он смотрел на неё широко раскрытыми глазами, не мигая. Потом щёчки его порозовели. Видимо, за два дня именно это предостережение задело его больше всего.
   - Всё! - Встала Наташа. - Пора. Подъезжаем. Пойдёмте, мы вас проводим. И не обижайтесь на нас за нравоучения, мы всё-таки жизнь прожили, а у вас она вся впереди.
  
  
  

СТРАШНАЯ РАДОСТЬ.

  
  
   Этот дом на окраине заводского района построенный в конце пятидесятых годов, в первое время служил общежитием для малосемейных, но лет пятнадцать назад его капитально отремонтировали, убрали печи, подвели газ, поменяли все лестничные пролёты на бетонные, подсоединили к центральному отоплению -- двухэтажный, двухподъездный, квартиры все однокомнатные большие, тёплые, с застеклёнными верандами; перекрытия остались деревянными, полы тоже, поскрипывали, правда, но дом отвечал всем требованиям жильцов. Рядом стояли таких же десяток, но пространство поредело, так как многих приговорили к сносу. Далеко напротив разрастались кирпичные многоэтажки.
   Родители назвали её каким-то странным именем -- Жанна, такого не было среди её соседей, одноклассниц, знакомых, коллег. Впервые она услышала его в песне "Стюардесса по имени Жанна...", она тогда улыбнулась самой себе -- хорошая афиша, и подружки стали обзывать её стюардессой, она не обижалась, даже как-то загордилась.
   Дети купили ей квартиру в этом доме, решили продать проседавший родительский дом, в котором она выросла и прожила потом всю свою замужнюю жизнь. Она согласилась. Сами они жили напротив в многоэтажках. Сразу по переезду отпраздновали лёгкое новоселье, совмещённое с её днём рождения, так что сразу после восьмидесятилетия она проснулась в уютной широченной квадратной комнате. Рядом были малюсенькая кухня, туалет, ванная, крохотная прихожая с кладовкой.
   - Вставайте, мертвецы! Суд идёт! - Кричал хриплый голос в коридоре, брякая, как ей казалось третий день, не то костылём, не то палкой о пол, по стенам, по железной решётке перил.
   Потом громко хлопнула дверь подъезда внизу, и наступила тишина. Она третий день удивлялась этой ранней побудкой.
   - Надо будет с соседями познакомиться сегодня во что бы то ни стало, узнать, какого чёрта этот мужик будит всех в пять часов утра!
   Попила горяченького, заправила постель и уселась на ковре на полу, включив телевизор, дожидаясь, когда начнётся "Аэробика", чтобы немного встряхнуться, погнуться, потянуться. Она давно жила по какому-то интуитивному расписанию, постоянно вслух подавая себе простые команды, типа "сейчас поедим", "сейчас умоемся", "сейчас приберёмся", "радио включим", "носки довяжем", "сейчас -- в магазин", "сейчас кашу сварим" и так далее. У ней отпали команды "оденемся потеплее", "печку затопим", "собачку накормим", "грядку вскопаем", "снег отгребём" -- всё это ушло в прошлое. Многое осталось в прошлом. Она не жалела об этом. Здесь, рядышком с родными, ей лучше, и им спокойнее, под приглядом, всё-таки возраст порядочный, они не скрывали от неё именно эту заботу.
   Ловко перебирая спицами, усмехнулась про себя:
   - Теперь внучатам множественным негде будет резвиться, дома-то нет, огорода нет, полянки нет. До чего же они мне все надоедали каждое лето! Как тараканы эти малыши! Не слушаются, ничего не хотят понимать, только "Есть хотим!". Не буду здесь их привечать. Пусть родители с ними теперь мучаются. А я отдыхать буду, я заслужила этот отдых.
   Бряканье перил, долбёжка по полу в коридоре, мимо двери прогрохотало опять это чудище, издавающее хриплый смех:
   - Поднимайтесь, мертвецы! Жизнь в Аду уже начинается!
   Она глянула на часы -- восемь утра. Она не могла за ним проследить, так как её веранда и окно на кухне выходили на противоположную сторону от подъезда.
   - Весёлый мужичок, однако! - Рассмеялась вслух. - Он, видимо, так от смерти защищается! Его, видно, уже не перевоспитать. И соседи все на его выходки перестали реагировать, молчат все.
   Заслышав за стенкой включённое радио, отложила вязку в сторону.
   - Пойдём-ка мы к соседям, познакомиться пора.
   Взяла два пакетика заварки, испечённый с вечера манник и вышла в коридор впервые за три дня -- шесть дверей с одной стороны и шесть -- с другой стороны площадки. Постучала легонько, прислушалась -- никакого ответа. Погромче постучала. Дверь на цепочке приоткрыла женщина с непричёсанной копной седых волос, засмеялась:
   - Я думала, дед тут опять трётся.
   - Я соседка ваша новая. Познакомиться иду.
   - Проходите, - сняла цепочку.
   - Слышу, что радио у вас уже играет... Меня Жанна зовут.
   - Маша. Проходите... Знакомиться -- так знакомиться... Осматривайтесь, да -- на кухню, я как раз завтракать собралась.
   Она лишь заглянула в комнату. Квартира была точно такая же, как у ней. Прошла на кухню, поставив манник на небольшой столик у окна, присела на одну из табуреток. Вкусно пахло поджаренной колбасой. Хозяйка нарезала хлеб, лимон, положила солёных огурчиков на блюдце, засмеялась:
   - Может коньячку выпьем по стопочке?
   - Как хотите. Мне не навредит.
   - Жанна, хоть вы и старше, но давайте по-простому, на "ты", как-то так теплее. - Тут же, не дожидаясь ответа, спросила. - Сколько тебе?
   - Три дня назад восемьдесят исполнилось.
   - А мне, слава Богу, ещё шестьдесят, - продолжала та посмеиваться.
   - А что это за дед тут по утрам кудесничает?
   - Этот дед ещё нас всех тут переживёт! Грохочет каждое утро... Мы уж привыкли все... Инвалид он, деревянный костыль вместо ноги. А характер жутко неуживчивый, дочь к нему приходит прибираться -- ворчит на неё, она всё время извиняется перед нами за такое беспокойство. А к ней жить не идёт.
   Проболтали до обеда. Узнала, что на их площадке из двенадцати квартир только в двух живут парами, одни молодые, другие в возрасте, но в доме в основном -- только престарелые.
   В следующий выходной попросила Машу собрать несколько соседок -- задумала угостить их чаем с пирогами для знакомства. Получилось, просидели до обеда.
   Сентябрь был уже за середину, но стояла сухая безветренная погода, тополя во дворе ещё не все листья обронили. Они, трое старушек, под вечер сидели на лавочке, обсуждая всех и вся, суетящихся во дворе. Солнце хотя и светило, но уже не грело. Из соседнего подъезда, распахнув дверь, вылетела босая старушка, бросилась за угол дома. Немного погодя, выскочил бородатый в одних древних кальсонах мужик.
   - Ты! Жена! - Оглядывался по сторонам. - Я найду тебя, стерва! Найду! Никуда не денешься! - Обратился с трёхэтажными матами к ним. - Куда она делась? Спрятали? - Сел прямо на землю перед ними и заплакал настоящими слезами, оправдываясь. - .бать хочу... .бать хочу! А она, сука, убегает от меня... И что я должен делать?... Жена она мне, или кто?
   Поднялся, опираясь на руку, размазал грязными пальцами слёзы, плюнул в сторону и, матерясь, направился в свой подъезд. Жанна с испуганным интересом смотрела на молчавших рядом:
   - Что это было?
   - Да он давно уже замучил эту бабу своими похотями, - проговорила осуждённо Мира. - Они на первом этаже живут... Жалко Веру... Частенько бегает от него по соседям... Даже зимой... Бьёт её... А что делать? Родных у неё здесь нет.
   - Первый раз в жизни такое вижу! Неужели нельзя ничего придумать! Не может же это бесконечно продолжаться!
   - Она уже и петлю на себя примеряла, и таблетками травилась, - дополнила историю Надя.
   - Сроду бы не подумала, что в таком возрасте мужику женщина в постель нужна! - Всё ещё удивлялась она.
   - Вот, на старости лет узнала, что, оказывается, есть такие.
   - Наши-то давно от работы поумирали... Не приведи, Господь! Нашего-то деда по сравнению с этим даже хорошим назвать можно... Как хоть его зовут?
   - Вашего? Аким. Он не плохой старик, заносчивый только. И весёлый он. И матьков от него мы никогда не слышали, сколько живём.
   Окна её квартиры и окна дочери в многоэтажке были в прямой видимости, и они договорились по вечерам в десять часов просто перемигиваться светом, якобы "Всё нормально!", чтобы не бегать ежедневно друг ко дружке. Между ними протекала речушка без названия, которая по весне разливалась, поэтому впереди было свободное пространство около километра, может чуть меньше даже. Она даже будильник поставила на десять вечера, чтобы не пропустить назначенное время для обмена сигналами. Даже Маша поинтересовалась, почему у ней будильник звенит не утрами, а вечерами.
   - Я по расписанию живу, - засмеялась она, не желая раскрывать тайну. - Это чтобы я спать во-время ложилась, а то совсем на старости перестала за временем следить.
   Как-то после обычной "утренней побудки", к которой она уже и привыкать стала, услышала, что ей стучат по веранде. Удивляясь, приоткрыла занавеску -- дед Аким решил опять повеселиться по-своему:
   - Живая? - Хохотал, размахивая длинной палкой.
   - Не дождёшься, старый хрыч! - Показала ему кукиш.
   - О! Да ты весёлая бабка! - Захохотал ещё громче.
   - Тише ты! - Прикрикнула она на него. - Спят ещё все в доме!
   - А ты что не спишь? Бессонница мучает?
   - Да про тебя дурака всю ночь думала! - Засмеялась она.
   - Спускайся, повеселимся вместе, я тебе сказку про любовь расскажу! Познакомимся поближе.
   - Тьфу на тебя, неладный! - Захлопнула открытую на ночь створку окна.
   Ни днями, ни вечерами его не было ни видно, ни слышно, хотя она заметила, что он ходил в магазин, ещё куда-то, во дворе бывал, но редко с кем общался по-дружески, а "безобразничал" обязательно по утрам. Она задумала посетить его жилище, зазвала с собой Машу, та, смеясь, согласилась, так как никогда раньше к нему не заходила. И в ноябрьские праздники она с горячим рыбным пирогом, Маша с остатками коньяка и огурчиками задолго до пяти утра подошли к его двери -- удивились, что она совсем не заперта, скорее даже приоткрыта, так как в затворе был кончик половика. Они, перемигнувшись, вошли без стука, заглянули в комнату, где горел ночник. Дед уже одевал протез на свою культю, совсем даже невысокий, чуть повыше щиколотки, вскочил с постели в чём мать родила, схватил подушку с испугу, чтобы прикрыть своё "богатство".
   - Ага! - Захохотали обе. - Попался нам! Сейчас мы тебя замучаем любезностями!
   - Бабы! Вы что, с ума сошли!
   - Дверь-то открыта! Ждал ведь нас! - Продолжали они своё издевательство, направляясь к его постели.
   Он быстрёхонько бросился под одеяло. Потом понял вдруг, что они с ним играют и захохотал от счастья:
   - Я щекотки боюсь! Не пичкайте меня!
   Схватил вдруг обеих и повалил на себя, да так энергично, что они, как маленькие мышата, запищали, растерявшись. А он только хохотал.
   - Твой смех злорадный нас обескураживает, - смеялась Маша. - Так и быть, разрешим тебе одеться. Пойдём, Жанна, на кухню.
   За столом разговорились.
   - Аким, а почему двери-то на ночь держишь открытыми? - Не удержалась Маша от вопроса. - Боишься, что мёртвым вдруг нечаянно окажешься?
   - Так вас ведь здесь много, а я один. Вдруг, думаю, какая заглянет, - хохотал он.
   - Ну всё-таки?
   - Ну, девки, напоили меня коньяком, языку так и хочется потрепаться. Придётся честно признаться. - Вздохнул. - Веру не раз спасал от её хищника похотливого. Она как-то зимой в одной рубашке бегала стучала во все двери -- никто ведь из вас не открыл. Кроме меня. Вот, с тех пор и не закрываюсь. Её мужик ведь сроду никогда даже подумать не сможет, что она у меня ночью прячется.
   В этот день соседи, наверное, впервые за много времени не слышали "утренней побудки" -- они проболтали с ним до самого обеда. Рассмотрели его хозяйство, оказалось, он прилично следил за чистотой, и машина стиральная автомат у него была, и еду себе умел готовить, и холодильник полон запасов. Она думала, что после их дружеского общения в праздничный день дед как-то должен пересмотреть своё отношение к соседям, но ошиблась -- он продолжал свои утренние шутки. Видимо, только эти проделки и наполняли его жизнь радостью.
   Перед Новым годом бродила по магазинам, рассматривая прилавки. Купила для себя малюсенькую ёлочку, светящуюся разноцветными огнями на концах иголочек. Поставит на тумбочку рядом с телевизором, всё веселее в квартире будет. Привлекла внимание маска Чёрта с надписью "Светится". Озорной характер до сих пор не покидал её:
   - Напугаю-ка я деда Акима нашего! Одену свою новогоднюю маску да подкараулю как-нибудь поутру у двери. Вот смеху будет!
   Попросила продавца показать, как маска светится. Оказалось, внутрь была вшита батарейка, которую легко было просто нажать -- светились рожки, брови, обводка вокруг глаз и хилая бородка. Она её купила.
   - А батарейки к ней запасные есть?
   - Хоть сколько! - Достала коробочку.
   - Мне, пожалуйста, штук десять.
   - А не хотите к маске ещё такие же светящиеся перчатки купить?
   - Покажите.
   Дома натянула на себя маску, включила батарейку. Натянула чёрные до локтя перчатки с длинными светящимися когтями, выключила верхний свет и подошла к зеркалу в прихожей.
   - Обалдеть! Точно, дед Аким обязательно должен испугаться. Даже мне страшно! И в коридоре у нас свет горит только на лестничной площадке, и тот еле-еле. Надо ещё чёрное трико и чёрный свитерок. Сейчас репетицию устроим. Долго потом он вспоминать эту новогоднюю ночь будет!
   Включила свет и пошла в шифоньере искать трико со свитером. Одела всё на себя и вернулась в прихожую ещё раз повеселиться. Услышала, как по коридору кто-то пробежал.
   - Интересно, какая это старушка у нас так бойко бегает! - Удивилась она.
   Следом послышались сплошные маты и по всем дверям барабанил с криками "Открывайте! Всё равно найду свою сучку!" уже знакомый голос. Она быстро выключила свет и стояла, онемевшая, пока и по её дверям не раздались удары от ног обезумевшего старика. Она распахнула дверь и, выставив вперёд свои светящиеся когти, кинулась к нему с раздирающим душу воплем:
   - А-а-а-а-а-а-а!
   В полутёмном коридоре сквозь узкие прорези на глазах она на несколько секунд потеряла его из виду и, ожидая нападения, стянула эластичную маску вверх -- он, прильнув спиной к стене между дверями, хрипел, растопырив руки и оседая на пол. Она ещё с минуту стояла смотрела на него, потом юркнула к себе и закрылась на ключ. Быстро в темноте стянула с себя новогоднее обмундирование, бросилась в постель и тряслась там ещё неведомо сколько. Отчего её так трясло, она не понимала.
   Она узнала, что он умер, когда соседка зашла, чтобы сходить попрощаться со стариком -- она, заикаясь, соврала, что уже сходила. Хоронили тридцать первого декабря. Она не поехала вместе со всеми на кладбище, но Маша уговорила всё-таки пойти к Вере на поминки после обеда. До этого два дня она ни с кем не общалась, сидела в своей квартире, закрывшись на ключ. Когда Маша спросила, почему она так кричала, ответила, не глядя на неё:
   - Со страху! Он же ногами мог высадить мои лёгкие двери!
   Что он оказался мёртвым по её вине, никто так и не знал. Удивилась очень, что Вера совсем даже не старая, что волосы, всегда бывшие под платочком, не седые, а русыми волнами спадали ниже плеч, ничем не прикрытые. И платье было облегающее слегка удлинённое мягкого бежевого цвета. И бусы! И серьги в ушах! И улыбалась она чистосердечно своим соседям, что пришли к ней разделить её радость.
   В этот же вечер она сунула маску Чёрта с перчатками в прозрачный пакет и отнесла к мусорным бакам около недалеко стоящей киоски.
  
  
  
  
  
  
  
  

ЗАВТРА.

  
  
   - Алёнка! Просыпайся! Просыпайся! - Ласковый голос, её собственный голос!, записанный на телефон, поднимал её. Ежедневно!
   Она всего несколько секунд лежала, не двигаясь, потом решительно поднялась. Нагишом прошла на кухню, высосала стакан отвара еловой шишки через трубочку, так как знала, что нечаянное попадание хвои на зуб полностью уничтожает эмаль, поставила на газ трижды отваренный с вечера рис, добавила дисциллированной воды. Быстро умылась в ванной, подкрасила губки, брови. Заправила постель. Оделась. Сумочка собрана. Через пять минут после закипания слила с риса воду, присела за стол, взглянув на часы -- ровно пять утра. Сидела, ела эту горячую массу без сахара, без соли, без масла и поглядывала в окно -- светало.
   - Сегодня моя рисовая диета закончилась. Перейду на дыни и арбузы, которые уже подешевели, со ржаным хлебом.
   Захватила из холодильника пластмассовую баночку с малиной, творогом и сахаром -- это на обед. Она никогда не обедала в столовой -- дорого, денег едва-едва хватало, чтобы погасить коммуналку, ещё треть уходила на транспорт, остальные -- на посиделки, коих на работе было хоть отбавляй.
   В шесть машина ждала её у подъезда. Сосед, постоянно ездивший на работу в соседний город, брал с неё, как с постоянной попутчицы, лишь на пять рублей больше, чем стоил билет на автобусе в одну сторону. Она отдавала ему на неделю вперёд и всегда была уверена, что он заберёт её не только туда, но и обратно. Время в пути до соседнего города чуть более получаса. Зимой, правда, много больше, так как -- автобус, но и тогда она прибывала к месту работы задолго до начала рабочего дня.
   Разобрав вечернюю почту за своим столом, пошла наводить порядок на месте секретарши, которую подменяла на время отпуска. Не забыла захватить своё заявление об увольнении, которое две недели назад завизировала секретарь. Она не положила тогда его на стол начальнице, чтобы не вызывать излишний ажиотаж -- это она сделает сегодня в самом конце рабочего дня вместе с подготовленным приказом.
   Вообще, за двенадцать лет она освоила абсолютно все участки работы в этом финансовом учреждении, которое обслуживало в основном детсады, училища, муниципальные предприятия, сферу культуры и прочие организации местного пошиба, коих насчитывалось более сотни. Когда-то ей это даже нравилось, но в последнее время этим начали пренебрегать, даже в приказах не оговаривалась доплата, пусть и тридцать процентов, но ей были нужны деньги. Начальница ссылалась на нехватку финансирования. И отпуска все эти годы она брала, как правило, зимой после годовых отчётов, так как летом была огромная конкуренция.
   Одев добродушие на лицо, направилась в свой кабинет -- семь человек с уже включенными компьютерами. Подумала, что завтра этого уже не будет, она никогда больше не увидит эти лица. Как они ей надоели!
   - Здравствуйте, девочки! - Улыбнулась, подходя к своему столу.
   - Здравствуйте, Алёна Викторовна, - кто-то кивал, кто-то улыбался, кто-то, не глядя, ответил, копошась с бумагами.
   На столе -- куча выписок из банка. За час она должна их обработать, приготовить собственные выписки, разложить по папочкам для своих пятнадцати клиентов. В этот час все молчаливо трудились, как и она.
   - Завтра я заниматься этим уже не буду. Боже, как я устала от этого компьютера -- миллиарды цифр, чужие миллиарды! Мне это надо?
   Следующие два часа в кабинете -- шум и гам, у каждого свои клиенты со своими бумагами, вопросы-ответы, посторонние разговоры вплетались в деловую сумятицу. Расправившись со своими, не слыша, сидела смотрела на оставшихся.
   - Завтра этого столпотворения я уже не увижу. Скорей бы!
   Ей абсолютно всё равно, будут её коллеги вспоминать, что она здесь работала, или нет. Начальница заманивала новых работников будущей пенсией по госслужбе, но она-то прекрасно знала, что у всех, кто вышел на пенсию, как государственный служащий, их пенсия была мизерной из-за низкой зарплаты, и все они получали трудовую пенсию, так как она была много выше.
   - Зарплату я получаю по карте Сбербанка, об этом мне беспокоиться не стоит. Трудовую пенсию буду оформлять у себя в городе. Если она окажется мизерной, в чём я ничуть не сомневаюсь, то есть ещё субсидии, которыми я обязательно воспользуюсь, мои соседки по подъезду все субсидии получают. Зато у меня не будет проблем с дорогой и не будет лишних расходов на пьянки, коих как минимум бывает по две в месяц.
   Полчаса перед обедом -- обмен мнениями, новостями. Девчонки все молоденькие, бойкие, лишь одна постарше всех, которую величали по отчеству, на неё она два месяца назад возложила ответственность за сводные отчёты. Сегодня она даже проверять их не будет. Хватит себя грузить!
   - Алёна Викторовна, завтра ведь у вас день рождения, - улыбалась соседка. - Вы готовы?
   - К чему?
   - Подарки, поздравления принимать.
   Она только улыбнулась, представив, как они все будут завтра удивлены, узнав, что она уволилась. Именинников по её инициативе уже третий год не привлекали к накрытию стола, этим занимались все, кроме именинников, чтобы не портить им праздничного настроения.
   - Завтра мне будет пятьдесят пять. Я не буду, наконец-то, присутствовать на этом сборище, которое начиналось, как правило, после окончания рабочего дня.
   Многим это не нравилось -- за детьми в садик надо, дома семьи ждут, но начальница на уступки не шла. У той не было "ни ребят, ни котят", как говорят, и если молодёжь разбегалась после часа посиделок, то для директрисы и её подружек -- заместителя, главбуха, экономиста -- и прочих желающих повеселиться, эти пьянки на большой кухне заканчивались далеко за полночь танцами под магнитофон с привлечением охранников, мужей, любовников и так далее, а следующее утро начиналось, как правило, с похмелья. И всё это -- на собранные деньги со всех без исключения. Зимой она иногда задерживалась в этой компании, и чтобы не выглядеть "белой вороной", и чтобы в лютые морозы лишний раз не трястись в ожидании автобуса. В таких случаях ночевать уходила к одинокой двоюродной сестре -- ту тоже надо было иногда попроведать.
   Обедала одна за своим столом. Вообще, съеденный шесть часов назад рис надолго утолял чувство голода, но она всё-таки съедала свои ягоды. А круглый жёлтый рис она покупала на Птичьем рынке в Екатеринбурге, так как там он был именно не стратифицированный. Запас еловых шишек она всегда делала зимой -- облетевшие после ветреной погоды на снег, совсем не тронутые ни мышами, ни птичками, ни прочей мелкой живностью, и хранила их в холодильнике. Вечером перед сном съедала с булочкой горячее молоко с мёдом, которое ей каждый вечер приносила соседка, что держала скотины полный двор.
   После обеда ещё один час она тратила на текучку в работе секретарши.
   - Слава Богу, отчёт по кадрам на первое число мне делать не придётся!
   Текучка была неприлично большой, молодёжь не хотела работать за копейки. Только в последние две недели двое уволились, а за двенадцать лет почти весь коллектив три раза сменился. Она и сама, скрепя зубами, ездила сюда столько лет, только чтобы доработать до пенсии, так как в её большой деревне совсем не было работы. Она не сомневалась, что и теперешние работницы, когда поймут суть, разбегутся, кто куда -- роста по карьере здесь нет.
   - Завтра! Завтра этого уже не будет!
   Она представила, что уже завтра будет спать, сколько захочет, а днём пойдёт посидеть у речки, на обратном пути бруснижника насобирает для заварки, а вечером телевизор будет смотреть допоздна...
   - А потом я почитаю, "Анжелику" в первую очередь надо дочитать, потом "Возможности мозга" толстенную книгу надо как-то одолеть, а потом уж все остальные -- зиму наслаждаться чтением буду... Осенью надо ещё кухню побелить... О! Как хорошо мне будет! Мяса к зиме куплю, пельменей настряпаю, суп с фрикадельками варить буду...
   Отправилась посмотреть, как там её девчонки с отчётами своими справляются.
   - О! Ещё ведь целый час надо принесённые документы своих клиентов вводить, обработать, свои отчётики передать. Последний раз! Последний раз! Последний раз!
   Когда-то, лет десять назад, ей даже нравилось работать, но тогда был другой начальник, пожилой мужчина. Тогда они осваивали первые компьютеры, программы, было интересно, все прошли через курсы повышения квалификации, все прошли аттестацию. А сейчас она эти компьютеры просто ненавидела! Наверное, ещё и потому, что она за эти годы ослепла здесь, в этом плохо освещённом помещении, а очки одевать как-то не хотелось. Чтобы ещё продержаться хоть немного, и утром, и вечером иногда по часу делала зарядку для глаз -- помогало.
   Так как работала дольше остальных, она считалась старшей в отделе, но чисто условно, чтобы было с кого-то спрашивать за ошибки, которые неизбежно встречались при постоянно обновляющемся коллективе, чтобы следить за дисциплиной, чтобы обучать новеньких, хотя зарплата у всех была одинаковой. Последние годы сама она обучением не занималась, просто прикрепляла вновь принятых к кому-либо. Слава Богу, начальство не вмешивалось в эту часть её работы.
   Завтра с её лица исчезнет маска добродушия, которую она миллион раз уже с трудом натягивала на себя, входя в свой отдел. Ей уже не надо будет быть послушным роботом, она просто завтра забудет все эти лица, и никогда больше о них не вспомнит.
   - Нет! Не завтра -- сегодня она сбросит её с себя в угол около выхода раз и навсегда! Завтра среда -- мой день! Мой астрономический день, подвластный только Меркурию!
   Завтра с раннего утра она на неделю отключит оба своих телефона! Она никого не хочет видеть и слышать! Она будет одна!
   Она уже не первый год готовилась к этому дню. Запасов еды себе приготовила, и кофе, и сахару, и муки, и сухофруктов, и варений с компотами. И одежда у ней новенькая, и обувь. Все свои личные бумаги, что сошли с компьютера на прошлой неделе ещё унесла домой -- телефоны всех родных, знакомых, подружек, все службы городские, Биоритмологию на год по фазам Луны, активность органов в течение месяца и в течение суток, бумаги для принтера три пачки на всякий случай, ручек, фломастеры, скоросшивателей, дырокол. Скопировала своё личное дело с карточкой по кадрам на всякий случай.
   В половине пятого вошла к директрисе со своими бумагами. У той уже около часа толпились товарки с косметикой. Слава Богу, торговля кончалась. Она положила перед ней папку с бумагами на подпись и с поступившей по компьютеру почтой, а наверх -- своё заявление с приказом на увольнение в связи с выходом на пенсию.
   - Как так! Алёна Викторовна! Почему вдруг? - Подняла та глаза от бумаг.
   - Тошнит от работы. - Проговорила она.
   - Я думала, ты будешь у нас ещё работать...
   Да, та не раз во всеуслышание любила повторять, какой у них "слаженный коллектив", ответственные работники, ставила её в пример для подражания молодым. Да, та не ожидала её увольнения. Но -- так будет! Завтра!
   - У вас завтра день рождения... Мы готовимся...
   - Меня не будет! - Смотрела на притихших её подружек по застолью.
   Долго смотрела на заявление, конечно же, смекнула, что здесь какая-то хитрость, но виду не подала, так как почерк своего секретаря знала прекрасно, в нём и дата регистрации в книге входящей корреспонденции проставлена. Всё-таки пришлось подписать приказ.
   - Сами трудовую оформите?
   - Конечно. Только вы там расписаться должны.
   - Ключи мне занесите и печать по кадрам.
   - Обязательно. Надеюсь, справку для пенсионного фонда о зарплате вы сами перешлёте в наше отделение? - Взглянула на главбуха.
   - Перешлём. - Ответила та.
  
  
  
  

МОНГОЛКА.

  
  
   - Дедуль, ну подскажи, ты же всё у нас знаешь!
   - Не люблю я эти кроссворды! Отстань от меня!
   - Я уже много разгадал! Посмотри!
   - Иди к матери, она скучает без тебя...
   - Как бы не так. Все только отпихивают меня! Всем я мешаю! Вот интересный вопрос: "Лепнина, которая с обеих сторон читается одинаково", пять букв... Ты знаешь, дедуль?
   - Знаю.
   - Правда! А "лепнина" -- это что?
   - То, что руками лепят, - снисходительно ответил дед.
   - Снежок?... Не подходит...
   - А как "снежок" можно ещё назвать? - Задал внуку наводящий вопрос.
   - Ком...
   - Почти правильно. Так чаще говорят "ком снега", а можно сказать "комок".
   - Комок? Точно! Какой ты умный, дедуля! А дождевую змею ты знаешь?
   - Нет. Кроме дождевых червей ничего больше не знаю! Иди, надоел ты мне! Привязался, как банный лист!
   - О! Точно! "Червяк"! Подходит! У меня уже почти весь кроссворд угадан. Я вот не знаю, как называется волчье жилище. Ты ведь должен знать.
   - Логово.
   - Спасибо, дедуль! Так и запишем и запомним. А вот ещё "Ночная птица"? - Теребил ручку в своих зубах любопытный мальчишка. - Это не сова... Целых... девять букв... Ты знаешь?
   - Знаю. Вальдшнеп.
   - Записал. Подходит. Я никогда такого даже не слыхал. Ты её видел?
   - Видел... Это вот такая огромная птица, - развёл дед руками, - если с развёрнутыми крыльями. А тени от неё словно чёрные тучи, даже солнца не видно.
   - Разве такие бывают?
   - Да, есть такие.
   - Ну расскажи, дедуль!
   - Это необыкновенная птица... Говорят, она предсказывает перемены в жизни тем, кто её увидит...
   Дед мечтательно закрыл глаза, откинув голову на мягкую подушку дивана, повторил про себя:
   - Вальдшнеп... - И словно унёсся в далёкое прошлое, в те незабываемые дни юности...
   - Так расскажешь?
   - Иди отсюда! Не мешай мне! Я спать хочу! - Бросил подушку под голову, согнав ребёнка со своего дивана. - Умереть спокойно не дадите!
   И закружилась голова не то от низкого давления погоды, не то от воспоминаний. Вся жизнь промелькнула перед ним в этот миг.
   - Иона! Иона! - Он слышал этот свой крик даже сейчас, сквозь бездну времён...
   Он никогда, ни с кем, ни за какие блага не захотел бы поделиться этим -- этими днями, вечерами и ночами его счастья! Как он любил это имя! Как любил! Он прошёл с этим именем всю войну... Прожил с ним всю жизнь... Жена, дети, внуки -- они все не были родными... Лишь с другом-фронтовиком, жившим в соседнем дворе, он поделился некоторыми моментами своей жизни, и то только потому, что тот разоткровенничался с ним о своей молодой страсти к пленной немке. Иосиф был чуть постарше его, но был ещё крепок и частенько заходил к нему скоротать время.
   Конечно, ему не пристало жаловаться, всё у него есть, чист, сыт, одет, обут, и комната у него отдельная с выходом в сад, и телевизор, и газовая плита... Но как же ему надоели эти внучата, трутся около него и днём, и ночью то одни, то другие, особенно летом. Но постель была хороша... А перед закрытыми глазами его жизнь почему-то неслась в противоположном направлении -- ко дням его цветущей молодости...
   ... Мы тогда жили в Монголии. Мама работала учителем русского языка, папа преподавал химию в старших классах. Потом родителей перевели в другое место, за Хэнтэйский хребет, ещё на три года. Вот тогда всё и началось. В восьмом классе было всего семь парней и одиннадцать девчонок, я один -- русский, в прежней школе русских было четверо. Здесь было всё совершенно не так, как в Улан-Баторе, всё было гораздо проще. Так как класс был неполным, то учились и замужние женщины, были беременные девочки, и один мужчина. А она была непохожа на всех -- весёлая, заводная, и русский язык знала гораздо лучше остальных, она была наполовину буряткой, здесь смолоду обосновался её отец. Нас, русских, здесь многие понимали, да и мы за три года основательно сумели подучиться, особенно отец, несмотря на весёлый характер, муштровал меня по полной программе.
   Она сразу усадила меня с собой за парту... А я был так застенчив...
   Отец привёз с собой из столичной школы, наверное, весь свой кабинет химии. Он и в прежней-то школе завоевал свой авторитет своими химическими опытами, окружив свои уроки незабываемыми шутками, например, вызывая ученика к доске, говорил: "Итак,... сегодня к доске с домашним заданием пойдёт... химический элемент... Иванко!". Его уроки частенько сопровождались смехом, а лабораторные занятия возгласами: "Ох!", "Ах!", "Здорово!", "Вот это да!".
   О маме и говорить нечего, она ещё на родине стала "заслуженной учительницей", она абсолютно ко всем, даже к первоклашкам в коридоре, обращалась на "Вы", даже если делала замечание, при этом она всегда улыбалась. Её все, и дети, и родители просто обожали.
   Сам поселок из одиноких домов с толстыми заливными стенами растянулся на самом берегу вдоль реки. Течение было быстрым, вода ледяная. Правда, внизу за поворотом вырыли углубление, типа заводи, в которую при весеннем половодье набиралась вода, но это было похоже скорее на огромную лужу, в которой копошились только малыши под присмотром мамаш. Те, кто постарше, предпочитали хоть на несколько секунд, но окунуться в прозрачную воду реки Онон.
   Учиться было несложно, на дом задавали самую малость, и вечерами все собирались на высокой горе, освещённой солнцем, где была устроена большая спортивная площадка -- дурачились до потёмок.
   Она как-то быстро сумела отстегнуть с моей рубашки значок В. И. Ленина и, смеясь, дразнила меня. Я бросился за ней, догнал, прижал к дереву, но она стояла на корневищах, вытянув руки вверх, а я был на земле и, обхватив её со всех сторон, чтобы не ускользнула в сторону, пытался дотянуться до значка, и ну никак не мог. Оба устали от борьбы. Она вдруг сказала:
   - Ну что, малыш, потрёмся?
   Я, как ошпаренный этим словом "потрёмся", отскочил от неё -- она только смеялась вслед. Я шёл на задворки школы, где нам выделили место для жилья, шёл, оскорблённый и её словом "малыш", и униженный тем, что она победила в борьбе, всё ещё меня коробило слово "потрёмся", которое буквально отражало нашу борьбу у дерева. Я ещё горел от соприкосновения с её девичьим телом, таким горячим, таким гибким, таким мягким, у ней уже были упругие груди... А я был только сборищем костей...
   На следующий день она молча положила передо мной на парту значок. Я, стиснув зубы, молчал целую неделю, хотя пытался оправдать эту дерзкую насмешницу тем, что она, возможно, не смогла подобрать других русских слов тогда, ведь она очень правильно выразила свои мысли. Может она и не хотела меня обидеть?
   Отец подружился с учителем географии, организовали секцию для подготовки старшеклассников в походы, планировали пройтись по берегу реки Онон, что брала начало недалеко в горах и уходила через границу в СССР. Изучали карты, маршрут, готовили к весне снаряжение, знакомились с местными ископаемыми, чтобы вернуться с большой коллекцией для школы. И, конечно, она была самой старательной активисткой. Мне нельзя было пасовать.
   В летний поход по нагорью вышла группа из двадцати трёх старшеклассников, и только четыре из них -- девочки. За месяц этого туризма я оказался самым неутомимым, так отец мне заметил с некоторой иронией в глазах. Да, за год я основательно подрос, и не только ввысь, да и отец готовил меня к первым мужским испытаниям без поблажек не только в секции, но и дома, мышцы качали вместе по утрам. У отца был необыкновенной конструкции фотоаппарат, он давно научил меня всем тонкостям работы с фотографиями, но настрого запрещал мне им пользоваться, да и сам занимался этим делом только по большим праздникам. Конечно, в поход он не мог его не взять. Обычно фотографии были только коллективные. И надо же, она без всякого стеснения попросила отца сфотографировать только нас двоих, он, смеясь, сделал снимок.
   В девятом классе учёба началась в своё время. Но меня всё больше волновало присутствие рядом со мной этой бесхитростной особы. Она не сказать, что навязывалась, но постоянно находила повод, чтобы растормошить меня, чем-то удивить, могла и исчезнуть на несколько дней, я ждал объяснений, но она будто не замечала моих вопросительных взглядов. Надо сказать, что соперников нашей дружбы ни у неё, ни у меня не было, да и население здесь просто относилось и к ранним свадьбам, и к рождению детей без свадебных обрядов. Как-то по весне за завтраком мама улыбнулась:
   - Сынок, с тобой Иона заигрывает! Уж не хочешь ли ты остаться в чужой стране до конца дней своих?
   Отец хитро так посмотрел на нас обоих и, как всегда, пошутил:
   - Почему бы нет? Прекрасная местность... Монголы вокруг... Ни дорог, ни поездов, ни самолётов... Учиться не надо, работать не надо... Знай размножайся...
   - Не надо посмеиваться надо мной. - Сказал я спокойно, чувствуя, что они оба были правы. - Мне уже восемнадцать будет!
   - Ох! Ох! Ох! - Засмеялся отец. - Какой большой!
   Я и сам вдруг понял, что простые дружеские отношения у меня перерастали в какую-то безумную животную страсть. А Иона надо мной только посмеивалась, водила за нос, куражилась, хотя местное население давно уже считали нас парой, могла спрятаться, взобравшись на дерево, или под каким-то корневищем зарыться в листву, а я искал, крича на всё безбрежное пространство гор и лесов:
   - Иона! Иона!
   И горы вторили эхом " И...О...НА..., И...О...НА..."
   Стоял тёплый майский вечер... Небо ясное без единого облачка... Солнце вот-вот коснётся кромки далёкого горизонта... Куда ни глянь -- леса, леса, леса по пологим склонам, на небольших возвышенностях по бокам уже обозначились тёмными пятнами сумерки, а впереди -- ложбинка с залитыми золотом верхушками хвои и поднимающаяся прямо к моим ногам. Присел перед тропинкой на крутом склоне. Она подошла неслышно, коснулась рукой плеча:
   - Вот, пихтовых веток принесла... Почему ты меня не ищешь? - И начала расстёгивать блузку.
   Я вновь почувствовал себя перед ней ребёнком. Смотрел, не отрываясь, как она снимала юбку... расстилала ветки... потом улеглась на спину и засмеялась:
   - Иди ко мне...
   Потом я кружил её на руках, носясь по тропинке, и кричал одно единственное слово:
   - Иона! Иона! Иона! - И это слово летело во все стороны, отзываясь эхом, которое стремительно скользило по верхушкам деревьев к далёкому горизонту, чтобы успеть поделиться радостью с последними лучами солнца...
   Внезапно сзади нас накрыла огромная туча... Мы остановили свою пляску и стояли, задрав вверх головы.
   - Вальдшнеп, - промолвила она.
   Птицы не было видно -- она уже пролетела над нами, но прижимаясь к лесу, отбрасывала на землю огромную тень от низкого, почти скрывшегося солнца. Сзади опять слышался шум -- в том же направлении над нами низко проплыли, плавно размахивая крылами, две огромные птицы с длинными острыми клювами... А за ними с горы стекали ещё две пары.
   - К солнцу летят...
   Лес впереди уже не казался позолоченным, а был испещрён чёрными пятнами движущихся теней . Мы, как завороженные, стояли и смотрели с высоты на это удивительное зрелище. Птицы медленно планировали над самыми верхушками леса, бурым золотом отливали только их спины и верх могучих крыльев.
   - Смотри! Справа ещё одна группа направляется с холмов к солнцу.
   - О! И с левой возвышенности! Они все летят на закат. Всегда. Вальдшнеп -- это вечерняя птица. Максим, а знаешь, нас ожидают перемены в личной жизни, - сказала она как-то грустно.
   - Так ведь с нами эти перемены только что произошли! Иона! Мы любим друг друга! Я люблю тебя, Иона! Иона!
   - Нет, мне кажется... Если бы мы увидели такое множество вальдшнепов "до" того... А мы увидели их представление "после" того... И перемены в жизни "будут", а не "произошли". У нас так говорят...
   - Иона, в жизни всегда происходят перемены! И что? Не жить теперь что ли! Через две недели занятия в школе заканчиваются! Лето впереди! У нас с тобой вся жизнь впереди!
   Со всех сторон на нас опускались вечерние сумерки. Округа начала погружаться в прохладную тишину. Мы не спешили по домам, нам и здесь было хорошо.
   В начале июня нас отозвали из Монголии. Это я узнал от отца только в поезде уже на территории СССР, когда подъезжали к Уралу, до этого родители делали вид, что собираются в отпуск на три недели. Я не хотел уезжать, но Иона только усмехнулась: "Езжай! Я хоть отдохну от тебя!"
   И вот мои родители меня обманули. Меня словно по лицу ударили! Если б знали окружающие, как заныло моё сердце! Только одна мама почувствовала ту пустоту, что одолела меня. Ни город, ни Родина не радовали. Всё и все чужды душе. Я не выходил из квартиры, сидел безмолвно, скованный предательским холодом.
   А потом была война... грязь... голод... холод... боль... смерти...
   Вернулся домой за месяц до окончания войны, комиссовали из госпиталя. Соседка, когда-то мы учились вместе в начальных классах, плакала над только что полученной похоронкой мужа, двое девчушек шести и четырёх лет молчаливо смотрели на мать, съёжившись на диване. Она отдала мне ключи от квартиры, за которой присматривала все эти годы, подала похоронку на отца, что пришла ещё в 1942 году, рассказала, что мама умерла в прошлом 1944 от операции после надсады.
   Потом работа на Уралвагонзаводе началась не очень удачно, опять госпиталь -- вынимали оставшийся осколок из груди, тяжёлая реабилитация. Соседка ухаживала за мной, да так и осталась в моей квартире, поселив свою мать с малышками.
   В первый же отпуск я собрался на поиски своей любви, знал, что сюда не вернусь. Граница из Бурятии была легко проходимой. Я хотел тишины, хотел жить среди горных холмов, покрытых лесами, хотел купаться в ледяной воде горной реки, хотел вновь восхищаться полётом удивительных, таинственно медлительных вальдшнепов. Я хотел прижать к себе Иону и никогда не выпускать её из своих объятий!
   Но их селения как не бывало! Кто говорил, что наводнением смыло, река действительно стала шире, подмыв берег, на котором когда-то стояли дома. Кто-то даже говорил, что все жители погибли... Никаких следов -- всё заросло мелким кустарником, только высоко на повороте холма угадывались очертания спортивной площадки под молодой порослью. Вернулся на Урал, женился на соседке, удочерив девчонок...
  
  
   Мальчуган опять подошёл со своим кроссвордом, сегодня его очередь была приглядывать за дедом -- тот лежал на спине с широко открытыми глазами.
   - И-о-на! И-о-на! Прости!... - Кричало внутри! Но он лишь едва шевелил губами...
   - Мама! Мама! Дедуля умирает! - Бросился мальчуган в сад. - Мама! Беги скорее! Дедуля умирает!... Икону просит!...
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПРЕДСКАЗАНИЕ.

  
  
   Второй день свадебного вечера подходил к концу, но гости не собирались разъезжаться, все три больших комнаты в старом заводском доме были забиты, но стало немного потише, чем вчера. Мужчины, что постарше, громко о чём-то судачили в той, что поменьше; в той, что у входа, соседки помогали хозяйке справиться с угощением, а за свадебным столом молодёжь веселилась в полную силу под присмотром мамы и свекрови.
   Вчерашнее свадебное платье она сменила сегодня на белый костюмчик, вместо фаты сегодня в волосах белый игольчатый цветок на левую сторону головы. Статный муж восседал на отведённом ему месте. Танцевать в тесноте не хотелось, и она вышла проветриться. Проходя мимо взрослых, остановилась, привлечённая громким спором, присела рядом с отцом на лавочку. Муж хозяйки, тётки жениха, невысокий щупленький с тремя белыми волосками на голове, брызгая пьяными слюнями, что-то доказывал собравшимся, тыкая указательным пальцем то одному под нос, то другому.
   - Ты мне не тычь! Я не Иван Кузьмич! - Не выдержал отец такой бесцеремонности, отталкивая руку соседа уже не первый раз.
   Вообще, отец всегда был сдержан и не особенно разговорчив, но вынужден был находиться в этой чуждой ему компании из-за неё. Она прижалась головой к его плечу, улыбнулась, погладила его по руке. Он терпеливо вздохнул.
   Это произошло неожиданно, сват опять протянул свой указательный к лицу отца -- тот откусил ему конец и выплюнул назад через плечо. Хлынул фонтан крови! Все отрезвели, бросились искать бинт! Сват визжал! Один отец сидел спокойно:
   - Я предупреждал. Не тычь! Я не Иван Кузьмич! - Вытер салфеткой рот и вышел из-за стола.
   Приехала скорая, забинтовали палец. Хозяйка нашла на полу окровавленную фалангу с целым ногтем, тихо плача делилась с соседками этим горем. А молодёжь в соседней комнате отплясывала так, что посуда на столах звенела. Мама, как узнала о произошедшем, обеспокоенно промолвила:
   - Это не к добру, дочка! Ой, не к добру!
   Спали гости обе ночи у соседок. На третий день все потихоньку начали собираться по домам. Сват со своим перевязанным обрубком ни на кого не смотрел, сидел в уголке на кухне, так как место для его болячки не было предусмотрено.
   - Алёна! - Подошла к ней одна из соседок. - С тобой Клавдия хочет поговорить.
   - Это которая?
   - Тёмненькая. Молдаванка она. Гадает хорошо.
   - Она хочет мне что-то нагадать?
   - Наверное. Просит к ней в квартиру зайти, наедине чтобы.
   - Ладно... Какой номер?
   - Рядом.
   - Хорошо. Минут через пять-десять.
   Чтобы невесту случайно не потеряли, подошла к маме и доложилась, что будет у соседки. Как-то не приходилось ей раньше встречаться с гадалками с глазу на глаз, и она засомневалась. Надо ли ей это? Но любопытство взяло вверх, и она несмело вошла в соседнюю квартиру.
   - Хочешь что-нибудь узнать про будущее? - Начала Клавдия разговор.
   - Не знаю... Ну... расскажите...
   - Я вижу, ты со своим избранником мало знакома, правильнее сказать, совсем его не знаешь.
   - Это он меня выбрал...
   - Вы не любите друг друга, так как в первый день свадьбы вы впервые целовались.
   Она молчала, так как женщина была права. Хоть они уже две недели и спали вместе, но, действительно, они впервые коснулись губами друг друга только под крики гостей "Горько! Горько! Горько!"
   - Значит, - продолжала та, - это брак по расчёту. Вы оба держите в головах какие-то цели, но эти цели могут оказаться разными.
   И в этих словах была правда, так как она больше всего была счастлива от того, что ему на заводе пообещали квартиру, если он женится. А ей так надоело общежитие за три года!
   - Если условно разделить вашу жизнь на три части, то это будет выглядеть так:
   - в первой части будет любовь, скорее даже дружба, радости;
   - во второй части наступит разочарование, начнутся конфликты, будет разрыв отношений;
   - в третьей части он будет всю оставшуюся жизнь жалеть, что был неправ, а ты найдёшь и раскроешь себя и в жизни, и в любви.
   - С вами так же произошло? - Высказала она догадку.
   - К счастью, нет! Но, к большому моему сожалению, так происходит довольно часто. Молодое поколение не желает учиться на чужих ошибках, предпочитает совершать свои.
   - А, извините, вы кем работаете?
   - Я работаю в соответствии с полученным образованием. Психологом. Мне достаточно было понаблюдать за вашей свадьбой три дня, чтобы сделать соответствующие выводы. Эти три дня -- лицо вашей будущей жизни. Всё повторится, только растянется в огромном промежутке времени.
   - Сколько же лет пройдёт до этой третьей части? - Спросила она с тревогой.
   - Это будет зависеть от того, как скоро к тебе придёт осмысление, как скоро ты сможешь осознать происходящую действительность. Могу только заметить, что инициатором раздоров будет он, а инициатором разрыва будешь ты.
  
  
  
   Почему именно сейчас вспомнился ей этот разговор! Почему она столько лет мучилась и терпела? Целых двадцать лет жизни понадобилось, чтобы потом изменить её!
   Сначала жили у его тётки, бегали по кинотеатрам, концертам, купались, загорали. Через полгода заехали в однокомнатную квартиру, радости не было предела, покупки мебели, обустройство. Какая это прелесть заниматься собственным хозяйством, нет для молодожёнов большего счастья! Потом первая беременность, роды, пелёнки, бессонные ночи. Второго ребёнка он, мягко говоря, не хотел, забот прибавилось, потом подъёмы в пять-шесть утра, чтобы всех накормить, развести по садикам, самой бегом на работу. Но получили двухкомнатную, это несколько сглаживало раздражение, возникающее между супругами время от времени, но она уставала, а он продолжал только смотреть телевизор, читать газеты, да предъявлять претензии по поводу надоевшего питания -- просто зажрался! А дети просто выводили его из себя, только и слышно: "Идите с матерью уроки делать! Не мешайте мне!". И как-то незаметно они оказались чужими друг другу. Тогда бы и задуматься ей о своей жизни, но -- некогда было! Старший в четырнадцать лет поступил в заводское училище, младший учился хорошо и решил закончить десять классов. А она со скрежетом в зубах терпела придирки мужа и по поводу, и без повода. Однако, судьба её не оставила совсем без ума, раскошелила своего благоверного на покупку квартиры, якобы для старшего, он его больше любил, муж даже не знал, что она оформила её на себя, уже и прописалась там. Как только младший ушёл в армию, она подала заявление на развод.
   - Господи! Как же много у нас есть таких мужей-умников и таких женщин-дурочек!
   Она шагала по прямой солнечной аллее, украшенной изморосью от тридцатиградусного мороза. И хоть мороз пощипывал лицо, но солнце уверенно обещало наступление весны. Она верила сейчас той женщине, дай Бог тебе здоровья, Клавдия, что две части её жизненного пути пройдены. И теперь впереди только радости!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

МОШЕННИКИ.

  
  
   Телефонный звонок после обеда. Сняла трубку.
   - Привет!
   - Привет, - ответила.
   - Как у тебя дела?
   - Нормально.
   - Чем занимаешься?
   - Кашу варю.
   - Какую?
   - Овсяную. Быстро. Удобно. Есть захотелось как-то вдруг. Целый день терпела. Невмоготу вдруг стало. - Хихикнула она. - А кто это?
   - Не узнала?
   - Не узнала... Представьтесь, пожалуйста, - засмеялась она.
   - Саша.
   - Сашечка! А что это у тебя с голосом?
   - Да вот... Передние зубы один пьяный дурак мне выбил...
   - Как же ты так опростоволосился-то! На тебя не похоже! - Расхохоталась она в полную силу. - И что, на больничном?
   - Ага... Лежу вот дома... Но зубы, это ещё полбеды... Я ведь сумел развернуться и сдачи дал... Он упал... Головой грохнулся... Насмерть!
   - Да ты что! Насмерть! И что теперь?
   - У меня большая проблема с деньгами -- суд будет. У тебя есть деньги?
   - Сашечка, Бог с тобой! Ты же знаешь, что я на субсидии живу и от тебя давно уж переводов не получала.
   На том конце положили телефонную трубку. Она сходу поняла, что звонил не сын, по интонации. Присела, вспоминая, как таким же образом год назад развели старшую сестру на сорок тысяч рублей, которые та поспешила выложить. Набрала по сотовому номер сына -- там никаких проблем не было, рассказала о звонке мошенников. Потом позвонила в узел связи, чтобы назвали номер телефона, с которого был последний звонок -- отказали, посоветовали обратиться в милицию. Она позвонила, рассказала о произошедшем дежурной. Та поблагодарила, поделилась, что это уже не первый случай за последние дни.
   - Будете писать заявление?
   - Да. Подойду завтра к обеду, напишу заявление и проверю вашу оперативность. - Строго произнесла она.
   Потом по телефону делилась историей с младшей сестрёнкой.
   На следующий день решила ещё соседку любимую предупредить, чтоб не теряла бдительность.
   - И что, ходила в милицию?
   - Нет, конечно. Я прекрасно знаю, кто в нашей "доблестной" милиции работает. У одной -- сынок за наркоту отсидел, у другой знакомой сын в армии не был, ещё малолеткой за воровство свой срок отбывал. Может они и промышляют мошенничеством. Даже связываться с ментами не хочу, не хватало, чтобы они прессовали меня потом. Я вот о другом думаю. Телефон у меня в закрытом секретере стоит, его номер, даже его наличие у меня не знают ни подружки, ни друзья, не говоря о малознакомых, кроме тебя и моих родных, это всего человек пять. А имя моего сына, который был здесь последний раз три года назад, кто мог знать?
   - Даже я не знаю, - подтвердила соседка.
   - Баба Таня, я могу предположить, что кому-то из наших соседей известен номер телефона, мы ведь летом трубопроводы меняли на стояке всем пяти квартирам, я заявление писала в Управляющую компанию и там указывала свой номер. А там работал сосед наш с третьего этажа сантехником, кстати -- твой ненавистник, он и трубы устанавливал. А в августе его посадили. Ещё мне известно со слов торгашей, что за руку его ловили по торговым лавкам. А в тюрьме они своё гадливое дело только совершенствуют. Вполне возможно, что центр их мошенничества находится именно там, и оттуда они распространяют щупальца по всем городам через своих сидящих и уже освободившихся. В прошлом году, я тебе рассказывала, к старшей моей сестре из Екатеринбурга вечером подъехали за деньгами.
   - С пятого этажа тоже один сидит за грабёж.
   - Да, вспомнила! Ещё на втором этаже подо мной молодой хозяин-одиночка работает в Екатеринбурге в охране, он тоже мой номер знает, во время ремонта перезванивались. Я охранникам как-то не очень доверяю. Может мне следует сменить номер телефона? А то может и совсем его ликвидировать? Достаточно сотового. И всё-таки, кто знает имя моего сына? Это тоже большой вопрос!
   - Зоя, я вот никому не рассказывала, а со мной летом тоже случай произошёл неприятный. Я тогда шла из сберкассы, ходила платить по всем квитанциям за ЖКХ, свет, газ... Догоняет меня сзади женщина:
   - Здравствуйте! - Улыбается. - Вы меня не узнаёте?
   Я посмотрела, пожала плечами, приостановилась, еле-еле ведь хожу. Она продолжает:
   - Я с вашей дочкой училась. Не помните?
   - С Надей? - Спросила я, как дура.
   - Ну, с Надей. - Затараторила, что они перезваниваются, что работает с мужем на базе, что сейчас машина заполнена дешёвым товаром, ещё что-то. - Я же к вам направляюсь... Вон мой-то уже около подъезда ждёт. Надя просила завезти вам продуктов... Мы и ей всегда привозим, дешёвый товар-то ведь. - Заходит со мной в подъезд. Я молчу, не знаю даже, что ответить. Открываю квартиру. Она рядом языком продолжает молоть. - Консервы всякие, и мясные, и рыбные, курочки, колбаса разная, масло подсолнечное... Только вы мне банку трёхлитровую под масло найдите, а то у нас только разливное, дешевле так-то. Надя сказала: "У моей мамы дома всегда деньги есть, завезите ей всё обязательно, чтобы мне не таскаться".
   - Вот денег-то у меня как раз сейчас и нет ни копейки, - засмеялась я, входя в квартиру. Она за мной следом. - Только что отдала последние гроши в сберкассе по коммунальным платежам. Что ж Надя-то мне не позвонила, не предупредила! Пойду к соседке, занять придётся. Сколько хоть надо-то?
   - Смотря что возьмёте.
   Выложив квитанции, бросив в прихожей сумку, пошла на кухню за банкой. Не нашла.
   - Даже и банки-то у меня свободной нет никакой, - вернулась к дверям. - Пойду к соседке.
   Вышла на улицу, набрала по домофону квартиру на пятом, попросила принести денег с банкой. Ушло на это не более пяти минут. Зашла в свою квартиру -- никого нет! Я обалдела! Куда она могла деться? Выглянула на лестничную площадку. Соседка спускается с пятого этажа с банкой и с деньгами в руке.
   - Ты там никого не встретила? - Спрашиваю.
   - Нет.
   Я отослала её обратно, извинилась за беспокойство. Позвонила дочери -- та ни о каких продуктах сроду ни с кем не договаривалась. Я так расстроилась, не могла места себе найти целую неделю.
   - Баба Таня, ты хоть хорошо посмотрела, может пропало что?
   - Господи! Зоя, да у меня и воровать-то нечего! Я потом всё проверила, ничего не пропало. До чего же люди бесстыжие пошли, старух обкрадывают! И я-то дура, засуетилась перед ней.. И как это она мимо меня прошмыгнула-то, сучка!
   - Давай я тебе ещё на эту же тему историю расскажу. Как-то зимой ещё поздно вечером звонок в дверь, света в подъезде нет, я приоткрыла. Дамочка заскакивает, якобы гонятся за ней, запыхалась вся: "Можно я побуду у вас некоторое время?". Я дверь за ней закрываю на ключ, палец к губам своим приложила, говорю: "Тихо! Спят у меня!". Проводила на кухню. Сидели молча за пустым столом полчаса, рассматривали друг дружку. Потом тихо встала: "Провожайте". Вот зачем она до пятого этажа добежала? Чтобы от кого-то спрятаться в двенадцатом часу ночи? Я потом сильно в этом засомневалась .
   - А кто у тебя спал?
   - Да никого не было! Сам Бог, видно, шепнул мне, чтобы я соврала. А если бы она знала, что я одна? А если бы в тёмном подъезде она была не одна, а с каким-нибудь верзилой? Мне просто надо было не только дверь не открывать, но даже и к дверям подходить!
   - Да-а-а... Такие вот дела... Мошенников нынче развелось..
  
  
  
  

И СМЕХ И ГРЕХ.

  
  
   В Адлере они смело шагали не по пути, а навстречу огромной толпе отдыхающих, только что покинувших длинный пассажирский состав, знали, что через дырку в заборе через десять минут доберутся до своего пристанища.
   - Оп-паньки! - Захохотали враз. - Гли-ка! Вместо дырки цивилизованный проход устроили!
   Да, под ногами плиты бетонные вели через все железнодорожные пути прямо на ту улицу, где их уже должно быть ждали.
   - Ничего себе! Какой мостище отгрохали! - Удивлялись издали обустройству привокзального комплекса -- овальная дорожная развязка, до отказа заполненная в этот ранний час, проходила высоко над железнодорожным вокзалом, соединяя противоположные районы и когда-то не связанные трассы.
   - К олимпиаде готовятся! Столько денег на неё правительство отгрохало! Осваивают.
   - Добрались, кажется.
   - Хозяева спят ещё в это время.
   - Анютка должна уже завтрак нам готовить, знает же, во сколько наш поезд приходит.
   Открыла заспанная хозяйка.
   - Здравствуйте, Зарина! Мы ваши жилички! Думали, что нас Анютка встретит с горячим мясом и обжаренной стручковой фасолью.
   - Она на пару дней к себе в Армению уехала.
   - Вы нас впустите?
   - Конечно. Я вас узнала. Вы к нам с Урала. Вы в прошлом году у нас жили. Ты -- Валя.
   - Да, это мы, Валя и Люба.
   - Поднимайтесь на второй этаж, Анюта там приготовила вам комнату.
   - Мы так просили. - Смеялась Люба.
   В небольшой комнате, выходящей на огромную общую для отдыхающих веранду, они быстро распаковали свои монатки, накинули шляпы, купальники, захватили деньги, покрывальца и, тут же покинули помещение -- на море!
   Сбив первую тоску по южному климату, оставили пляж после обеда, набрали овощей для салатов на базарчике, помылись в душе, и улеглись на чистенькие постели. Задремали, утомлённые солнцем.
   Вечером на веранду высыпал весь приехавший люд. Веранда имела крышу, с трёх сторон была закрытой, в центре была большая кухня со столами и двумя газовыми плитами. Рядом с обеих сторон -- душевые и туалеты. Напротив кухни стоял длинный стол со скамейками вдоль невысокого барьера и со стульями со стороны кухни. В тёмном закутке высоко на стене всем хорошо был виден телевизор. За столом уже собрались по интересам раньше не знавшие друг друга, чтобы соврать что-нибудь о себе, и послушать за пивом или водкой, что и как врут другие.
   - Люба, я вниз схожу, надо с хозяином поздороваться, да про оплату поинтересоваться. Паспорт свой давай.
   - А я салатом займусь.
   Хозяином был грузин. Когда-то он был начальником небольшого цеха по производству обуви, а после развала СССР и банкротства сумел "приватизировать" эту территорию в личное пользование, после смерти жены женился на своей бухгалтерше, надстроили второй этаж -- так и начался семейный бизнес. Его взрослый сын зарабатывал личные деньги, устроив рядом мойку для машин, и иногда возил своих отдыхающих на экскурсии по всему Кавказскому побережью.
   Жена, армянка, была финансовым контролёром всего семейного бизнеса, её дочь -- Анютка -- занималась кухней и получала доходы от кормёжки их поселенцев.
   - Зарина, вот наши паспорта.
   - Давай, я запишу. Вы к нам на сколько?
   - Пока на две недели.
   - Садись, Валя, пива попьём? Поболтаем, пока никого нет.
   - Как у вас Анютка? Замуж не вышла?
   - Нет пока.
   - Мы расплатимся с вами через недельку.
   - Хорошо.
   - Ты вместо неё готовишь для отдыхающих?
   - Приходится. Куда деваться-то. Вас включать в список на питание?
   - Нет. Нам пока лучше на одних салатах пожить. Сами справимся. У вас здесь стройки олимпийских объектов в самом разгаре, по телику говорят. Местное население поди за большими зарплатами устремилось?
   - Как бы не так! Как была безработица, так и осталась, если не увеличилась. Местных на работу даже не принимают. Одни гастарбайтеры работают.
   - Почему это? - Удивилась она.
   - Говорят: "Вам же платить надо!".
   - А что, гастарбайтерам платить не надо?
   - Их обманывают. Первый месяц платят крохи, как ученикам, во второй дают аванс, за третий -- ничего, якобы Москва финансы не прислала, за четвёртый все разбегаются, новых набирают, и снова то же самое. Коррупция, хищения, воровство на всех уровнях от бригадиров, мастеров до краевых властей -- успевают строить себе дачи, виллы, магазины и прочее.
   - А ты откуда всё это знаешь? - Валя усомнилась вдруг в праведности рассказа.
   - У нас второй год живут два экскаваторщика из Ростова, оба на олимпийских объектах работают, всё время в разных местах, рассказывают такое, что уши вянут.
   - Да-а-а, вот почему Путин голову как-то повесил, глаза спрятал, сокрушался, что миллиарды как в воду канули -- концов не найти, а сроки сдачи объектов не на должном уровне. Рыбзавод-то снесли...
   - Да, слава Богу, вонять меньше стало, он давным-давно же уж не работал.
   - Выход симпатичный с вокзала прямо к морю вывели.
   - Что хорошо -- то хорошо.
   - Может и в центре Адлера убрали от моря разрушенные постройки Лужковской жены? Они там как бельмо в глазах отдыхающих...
   - Нет, не убрали, никак не решат, кому эту территорию продать подороже. Закрыли только металлическими панелями со всех сторон, чтобы выбитые окна на целый квартал вид не портили.
   - Там же скопище нечистот! Страсть прямо!
   - Слава Богу, что у нас здесь пляж чистый и широкий.
   - Да. И самолёты над головой каждые десять минут не пролетают. А на город-то хоть сколько-нибудь денег выделили?
   - Валя, о чём ты говоришь! Как были колдобины вместо тротуаров, так всё и осталось. Только в Имеретинской бухте и наводят порядок.
   - В молодости мы там частенько отдыхали на турбазах, вода морская там исключительная. Сейчас понастроят там дорогостоящих корпусов -- нам будет уже не по карману.
   Хозяин втолкнул в ворота чуть не за шкирку какого-то захудалого парнишку, ругаясь на чём свет стоит. Даже не поздоровался с ней, раньше он не позволял себе такого.
   - Почему Резо так нервничает? - Обратилась она к хозяйке.
   - Да! Племянника я тут своего из Армении поселила. Раньше жил с дедушкой в горах, овец пасли, а теперь один остался. Таскается вечерами по барам, выпьет с напёрсток и выкаблучивается там перед всеми. Резо за человека не считает, терпеть не может только потому, что он грузин, скандалят по утрам, постояльцы просыпаются от их бурных словесных, и не только словесных, перебранок. Женщин вообще за людей не считает. Я как-то попыталась развести их в стороны, чтобы утихомирились -- такие уничижительные реплики в мой адрес летели, что даже посторонним было неудобно. Анютка как-то отхлестала его -- боится теперь ей даже на глаза попадаться.
   - Сколько ему?
   - Двадцать пять будет.
   - Зарина, так ему, наверное, жениться пора, вот и бесится.
   - Какое там... У него даже гражданства российского нет.
   - Так сделайте!
   - Он меры никакой не знает! Хулиганит! Не раз уже его из полиции выкупали. Резо, конечно, недоволен. Но куда его девать-то? Так и мучаемся полгода уже, ссоримся из-за него. Держим его здесь, как на привязи, стережём, чтоб не покидал пределы двора. Так он сбегает!
   - Надо делом его занять... Пусть Биджо помогает с туристами управляться, или машины моет.
   - Валя, о чём ты говоришь! У него мозги, как у пятилетнего ребёнка! Он же только что с гор спустился! Он же там только с овцами общался! Хотим обратно его отправить. Анютка поехала решать этот вопрос, не знаю, что у ней получится. Валя, ты иди. Мне надо с мужиками разобраться.
   Она поднялась на кухню. Наелись, кофе попили с булочками, Любе не терпелось пообщаться с соседями -- вышли на веранду. С двух сторон стола, видимо, разные компании, а в пустой середине сидел тот самый племянник Зарины. Сидел, раскачиваясь на стуле вперёд-назад и любовался, видимо, закатом. Им пришлось разместиться напротив него, спиной к барьеру. Рядом сам по себе сидел ещё один молодой мужчина, листая книжонку.
   Люба начала строить глазки племяннику хозяйки, а когда тот среагировал, спросила:
   - Ты кто?
   - Я -- армянин! - Ударил себя кулаком в грудь.
   - Да ты что! - Засмеялась Люба. - А я -- уралочка. Будем знакомы. - Протянула руку игриво.
   Он аж отшатнулся назад, отмахнувшись.
   - Я была в Армении. - Продолжала Люба с издёвкой, подцепив азарт от его отказа. - Мне настоящие армяне ручку целовали, если я её протягивала для приветствия.
   Он смотрел на неё, хлопая удивлёнными глазами:
   - Ты что, артистка?
   - А что, не похожа? А знаете, - обратилась к отдыхающим, собравшимся за столом, - у меня от той поездки в Армению до сих пор не однозначные чувства сохранились. Аэропорт там захудаленький, взлётное поле похоже на дикое пастбище среди гор. О здании аэропорта и говорить нечего! Мы тогда с подружкой везли домой по большому ящику местных мандаринов -- в наших северных широтах в зимнее время таких радостей люди в глаза не видели. Аккуратные такие специальные ящички с крепкими ручками, килограммов по двадцать. Не мы одни, у многих отбывающих такие же рядом с багажом стояли около ног. Раньше ведь все самолётами летали -- быстро, удобно. Это сейчас весь эфир в сплошное кладбище превратили, по двадцать четыре часа в сутки на всех каналах говорят и показывают только смерти, войны, даже в праздники -- толпы людей с портретами умерших. Ужас! А в советское время мы жизнью жили, мечтами, планами путешествий, хорошим настроением наполненные, не отворачивались от экранов. Это так, к слову пришлось упомянуть. И вот -- задержка вылета на два часа, потом ещё на четыре, потом ещё на шесть. Днём-то мы в буфете перекусили, по коржику с соком съели, ну а потом принялись за мандарины -- жрать-то хочется, а буфет ночью не работает. - И засмеялась. - Домой я привезла всего семь штук, больше в моём пакете места не нашлось. Даже не буду рассказывать, как меня мутило два часа в полёте! Меня потом целый год тошнило от одной мысли о мандаринах!
   Валя не первый раз убеждалась, с какой лёгкостью сестрица привлекала внимание любой компании к своей словесности, и не вмешивалась. А та, увлечённая своей способностью покорять сердца незнакомцев, продолжала:
   - К вечеру нам, конечно, спать захотелось, как, впрочем, и всем. Сидели дремали. Вдруг меня по носу что-то шлёпнуло! Открыла глаза -- передо мной, прямо перед лицом, раскачивается огромный паук, перебирая лапами свою паутину! Первая реакция -- взмах руки. И что, вы думаете он упал? Как бы не так! Он отлетел через небольшой проход и шмякнул по лбу мужчину, что сидел напротив нас. Тот, ошарашенный такой побудкой, заорал не своим голосом и тоже отшвырнул от себя эту тварь величиной с кулак. И понеслось по кругу -- кто-то визжал, кто-то матерился, дети плакали. Сделав своё издевательское дело, этот паук молниеносно поднялся на своей нитке чуть повыше. Всем было не до сна -- он в любую минуту мог спуститься обратно. Мы и раньше слышали визги то в одном конце зала, то в другом, но не придавали этому значения. Огляделись -- в полу-освещённом ночном переполненном помещении свободных мест не было, а сверху на своих паутинах висело таких пауков около десятка. То ли они в этот час пик полакомиться людской кровью намеревались, то ли просто повеселиться -- никто не знает. Но эту жуть, тогда испытавшую, мне не забыть никогда! До сих пор коробит от этого прикосновения! Вот такова Армения. -- И закончила, смеясь. - Давно это было. Ещё в СССР. Сейчас это заграница. Может и аэропорт уже сгнил, а может наоборот, новый на том месте построили, но, поверьте, пауки величиной с кулак из той местности никуда не делись. Имейте это ввиду, если соберётесь в те края. Хотя сами по себе они очень даже красивые -- жирные такие, ярко жёлтые в красно-коричневую крапинку, лохматенькие, ноги -- как клешни у саранчи, огромные, со сгибом. Одним словом, какой-нибудь биолог обязательно бы захватил с собой такой экземплярчик для экспоната.
   И обратилась опять к отказавшемуся поцеловать её ручку парнишке напротив:
   - А на Урале у нас горы, снег зимой... Ты знаешь про такое?
   - Урал? Да, слышал про такую деревеньку, - явно врал он, скрывая своё незнание. - Но настоящие горы только в Армении, а самая великая -- гора Арарат! С неё весь мир видно!
   - И ты весь этот мир видел с горы Арарат? - Удивлялась Люба, сдерживая смех.
   - Видел! С огромной высоты!
   - Как же ты туда попал! Ведь гора Арарат находится на территории Турции!
   - Скажешь тоже. Арарат -- священный символ Армении! Там же Ноев ковчег.
   - Но ведь простым смертным на гору Ноя подниматься категорически запрещено! - Не сдавалась Люба.
   - Запрещено всем, кроме армян!
   - Так мы так и не познакомились. Как хоть зовут-то тебя?
   - Меня назвали Артур. В честь великого короля Артура!
   - Уж не в честь ли английского короля Артура, что жил в пятом веке на другой стороне планеты?
   - Я же армянин, и король Артур не мог быть английским, он -- армянин.
   Хохот соседей по столу, прислушивающихся к их разговору, на несколько минут оглушил взрывом. Но он не отнёс это на свой счёт, только осмотрелся вокруг и продолжил выказывать свои "величественные" знания перед мужчиной, что передвинулся по скамейке к их компании.
   - Все великие люди -- армяне!
   - Назови хоть какие-то имена нам, чтобы мы просветлели разумом. - Попросил мужчина, представившись между делом, - меня Антон зовут.
   - Пётр Первый...
   - Петр Первый! - Изумилась Люба. - Ты хоть видел его когда-нибудь на картинке! У него же рост более двух метров!
   Смех в зале снова обрушился на них с обеих сторон.
   - Покажи мне хоть одного армянина такого роста! - Хохотала Люба, не сумев в этот раз сдержаться.
   - Что вы смеётесь? - Не понял он, оглядываясь. - Не верите?
   - Кто хоть тебе эту сказку рассказал? - Смеясь, спросил Антон.
   - Это не сказка. Дед рассказывал.
   - Артур! - Серьёзно спросила Валя, до этого молчавшая. - А что ещё тебе твой дед рассказывал? Тише вы! - Прикрикнула на всех строго. - Лучше послушайте рассказы про великую страну, про великих людей, про великие горы...
   Все, конечно, поняли иронию в её словах и, попрыскивая, приумолкли, готовые к продолжению спектакля.
   - Армяне -- великая нация! Великая наша страна раньше была от моря до моря!
   - А почему она сейчас такая небольшая? - Играла Валя серьёзность.
   - Она и сейчас большая, просто грузины вторглись на нашу территорию... - Его высокомерие как-то резко убавилось.
   - А что, грузины -- не люди? Ты же сейчас в Грузии у грузин живёшь.
   - Я приехал к тёте ненадолго, она хоть и женщина, но армянка всё-таки.
   - А Зарина сказала, что ты уже полгода здесь.
   - Не имеет значения, что скажет женщина.
   - Где работаешь?
   - Нигде.
   - Почему?
   - Паспорт дома оставил...
   - А на что живёшь?
   - У меня наследство большое! - Воспрял он духом. - Дед оставил! В сберкассе...
   - А как получаешь без паспорта?
   - Зарина это делает, потом мне отдаёт.
   Какая-то девица в коротюсенькой цветастой юбочке нашла повод, чтобы подсесть к обозначившемуся герою вечера -- принесла две кружки пива, одну поставила перед ним. Он, даже глазом не моргнув, взялся его смаковать. Девица даже поперхнулась от неожиданности, что совсем не произвела на него никакого эффекта, что зря старалась, он даже не взглянул в её сторону.
   - Не уважаешь ты хозяина, - не отставала Валя, - а он ведь тебя тут кормит...
   - Грузины не умеют готовить шашлык, - перебил он её. - Настоящий шашлык готовят только армяне и только из молодых барашков.
   - Чем ещё гордится ваша великая страна? - Продолжала Валя серьёзно.
   - Как чем? Своими победами!
   - Это какими?
   - А кто фашистов победил? Кто войну выиграл?
   - Советский народ. - Произнёс Антон.
   - А под чьим руководством? - Не сдавался Артур. - Под руководством Сталина!
   - А что, Сталин тоже был армянином? - Усомнился Антон.
   - Конечно. Все великие люди -- армяне!
   - Нет, Артур, - смеялась Люба от всей души, - Сталин -- грузин и всегда был грузином.
   - Откуда ты можешь знать! Ты же женщина и даже не армянка. - Произнёс он пренебрежительно и хотел было развалиться, как в кресле, но перевернулся вместе со стулом.
   Как хохотал зал, это надо было не только слышать, но и видеть.
   - Пошли отсюда... Не могу больше... Живот свело... Наверное, рожу от смеха... - Звала её сестрица. - Аж челюсти все уже разворотило.
   Валя смотрела, как разбегались отдыхающие по комнатам, будто после весёлого концерта. Ей почему-то было жалко этого парнишку, который, поднявшись, пнул ногой свой стул и направился на первый этаж.
   - Ну, что скажешь! - У Любы всё ещё не прекращалась истерика. - Даже не думала никогда, что есть такие пустозвоны на свете! Это надо же такое сморозить, и король Артур -- армянин, и Пётр Первый -- армянин, и даже Сталин -- армянин! Нет, мне этого вечера никогда не забыть. Расскажу всем, с каким дураком мне встретиться довелось -- ухохочутся все! Ведь сопляк-сопляком, а в грудь себя кулаком стучит! Строит из себя мачо!
   - Громко сказано "в грудь", у него что грудь, что шея -- одного детского размера.
   - Обезьяна-обезьяной, а туда же -- великая нация. Я сначала думала, он шутит, потом -- что дураком притворяется, а оказалось, он и в самом деле считает себя отпрыском гордого армянского народа, из которого вышли и король Артур, и Пётр Первый, и Сталин!
   - А какое отношение к женщинам, заметила!
   - Если бы американцы показали такой сюжет в кино или в спектакле, наши средства массовой информации начали бы линчевать их и вдоль, и поперёк, что искажают российскую действительность!
   - Люба, а ведь мы, я имею ввиду не только сегодня собравшихся, а всё человечество -- ведь мы не так уж и далеко ушли от наших обезьян. Ему ведь даже никто руки не подал, чтобы подняться! Перешагивали через него! Разбежались, как от чумы, по своим комнатам с хохотом!
  
  
  
  
  
  
  

ДОЛГОЖИТЕЛИ.

  
  
   Раннее утро. Широкий двор. Стоянка авто заполнена в строгий ряд. По периметру -- дикие яблони, черёмуха, кусты облепихи, сирени, рябина плодами красуется. С обоих торцов девяностоквартирной пятиэтажки -- по одному ряду подросшие тенистые ели. За спиной -- белоствольные берёзы, отделяющие своей листвой стоящие соседние дома.
   Примостившись на лавочках вокруг небольшого стола в тени роскошного клёна пять не похожих друг на дружку персон непонятного возраста со смешками перекидываются фразами, комментируя происходящие перед ними изменения.
   - Гли-ко! Осинка-то краснеть начала...
   - Знать осень хорошая стоять будет, - поддакнула соседка.
   - А осинку-то эту никто и не садил!
   - Так сама выросла, может с землёй привезли, посадки когда делали.
   - А ведь уж сорок лет нынче будет, как в этот дом мы заселились...
   - Да-а-а... Последние дома в тот год сданы были в нашем городе, с тех пор ни одной стройки люди не видели.
   - Хорошие квартиры в нашем доме!
   - Окна деревянные все уже на пластик заменили.
   - И балкончики у всех застеклённые.
   - И двери деревянные давно уже все заменили на двойные металлические.
   - А помните, как дружно мы благоустраивали тогда свой двор? Сейчас не такие люди пошли, не дружные, каждый сам по себе живёт, от общих интересов отворачиваются.
   - А молодыми-то мы какими тогда были!
   - Да-а-а, вот такие мы, давно живём... А умирать не хочется... Скольких уже похоронили за это время...
   - А мы всё ещё посмеиваемся себе!
   - О! Катька проснулась -- ораву свою во двор вытолкала...
   - Это надо же столько нарожать!
   - Госпрограмму по размножению выполняет за нас с вами, - смеялась та, что беззубая.
   - Ты, Устя, что зубы себе не сделаешь? Хоть бы рот свой прикрывала, когда хохочешь, а то на тебя смотреть страшно, все твои внутренности видно.
   - Не на что мне вставлять. Покупаю только молоко, хлеб и картошку, остальное уходит на плату за жильё.
   - А я в кофе себе отказала, не по деньгам стало. Травки завариваю, на водичку родниковую перешла, спасибо Халиде, привозит мне раз в неделю на своей тележке.
   - Она ведь нам ровесница, а сроду с нами на лавочку не присядет, молодится всё.
   - Ну и молодец, что бегает, пока может. Я вот тут с вами лето просидела, так у меня копчик начал побаливать.
   - Это потому, что задница у тебя худющая, а нам с Верой ничего, мягко на своих. Не сиди дугой, выпрями спину-то и коленки соедини!
   - Ира, ты что молчишь, не проснулась что ли, или анекдот опять очередной сочиняешь?
   - Ага...
   - Сочинила?
   - Ага...
   - Начинай врать, пока во дворе не шумно.
   - Спрашиваю вчера соседку...
   - Зойку что ли?
   - Ага. Спрашиваю: "Что-то у тебя в последнее время муж подвижный стал?". Он ведь ещё недавно лежал у ней. "Весёлый, бодрый, по подолу меня шлёпнул, чуть ли не через ступеньку прыгает, волосы вроде погуще стали?". А она мне: "Да-а-а... Собака сдохла... Столько корма осталось... Не выбрасывать же".
   Секунду осмысливали услышанное, и враз -- густую тишину раннего утра разорвал оглушительный взрыв дикого хохота такой силы, что вздрогнул клён, осыпав их большими уже желтеющими листьями, засвистела, картавя, сигнализация ближайшей машины. На балкон третьего этажа выскочил голый сосед с пультом, чтобы отключить этот больной свист своего авто. А они ржали, как лошади, над тем, что собачий корм оживил Зойкиного мужа до такой степени, что тот стал соседок по заднице хлопать. А голый сосед обозвал их долгожителями, матерясь, и крутил пальцем у своего виска, давая понять, что старухи совсем из ума выжили.
   И тут вдруг среди широких кленовых листьев на столике обозначилась вставная челюсть -- вторая волна безудержного хохота сопровождалась визгами одной, басовыми ох-ами другой, третья скулила не в силах более смеяться, все начали ощупывать свои вставные зубы, пока одна из них не признала выпавшую от смеха челюсть своей.
   Из трёх квартир жильцы выглянули. Соседка с балкона второго этажа показала кулак:
   - Тише вы! Выходной ведь сегодня! Спят ещё люди-то!
   Это подействовало, пришлось прикрыть им свои рты, но глаза от смеха ещё слезились, и, хихикая, они стали приводить себя в порядок.
   - Вот видите, бабоньки, по вечерам мы сами пальцем грозим парочкам, что до полночи под окнами в кустах хохочут, а сейчас нам кулак показали.
   - Ну, Ира, рассмешила опять, давненько я так не хохотала. Ты хоть бы записывала свои присказки, может хоть Задорнову или Петросяну бы отправляла.
   - У них своего такого "добра" хватает, им со всех концов страны дураки свои новости сообщают.
   - Сима, тебе не холодно? Совсем в лёгком платьишке сидишь. Откуда ты свои наряды выискиваешь?
   - Так наследники свои шмотки мне всё время тащат, вот и модничаю. Раньше, помню, до седьмого класса без штанов ходила, еле выклянчила у матушки, чтобы трусы мне сшила.
   - Да-а-а... Тогда мы подолы длинные носили, а сейчас молодёжь голёхонькая бегает. А грудь у тебя ещё ничего, так и выпирает из ворота. Но утро-то сырое, прохладное. Не зачихаешь?
   - Я давно уже не чувствую ни жары, ни холода, ни сухости, ни голода, ни бывших болячек своих. Живу так, по наитию -- надо поесть, надо ночью поспать, надо утром во двор выйти на вас посмотреть...
   - Во сколько ты спать ложишься?
   - Вчера в десятом часу легла.
   - Телевизор не смотришь что ли?
   - У меня всю ночь свой телевизор в башке...
   - Сны смотришь? Что интересного сегодня увидела?
   - Всю ночь до самого утра мне какой-то голос твердил: "Положи деньги в банк! Положи деньги в банк! Положи деньги в банк!".
   - Поди до этого про свой чулок с деньгами думала?
   - Если бы! Совсем даже не думала. Просто, как легла, попросила: "Господи, подскажи мне, что я должна знать!", всегда так делаю. А мне всю ночь: "Положи деньги в банк! Положи деньги в банк! Положи деньги в банк!". Где-то часа в четыре утра проснулась, сходила в туалет, попила водички, только легла, опять: "Положи деньги в банк! Положи деньги в банк!". Чё к чему? У меня и денег-то свободных совсем чуть-чуть, живу же от пенсии до пенсии.
   - Что, и на похороны свои не копишь?
   - Нет. Наследники сказали, что схоронят.
   - Интересно. А по соннику смотрела?
   - Всё утро листала.
   - И чё?
   - Нет там полного объяснения. Только "Повторение одного и того же -- это будущее времяпрепровождение будет в обществе зануды". Слова "банк", "деньги", "голос" мой сон не объясняют. Видимо, зануды -- это вы, среди вас ведь сижу. - Смеялась Сима.
   - Что ещё нового в мире делается? Вера, ты ведь у нас политикой интересуешься!
   - Вчера не успел ещё закончиться референдум по выходу Великобритании из ЕС, как наши СМИ уже объявили, что это может сказаться на наших пенсиях, якобы не хватит средств на её повышение до уровня инфляции, как обещало Правительство ранее.
   - А у меня внук недавно женился, ездили в свадебное путешествие в Испанию. Рассказывает, что там даже не знают, что означает слово "кризис", сроду такого слова не слыхивали.
   - Вот так нам наше руководство страны лапшу на уши навешивает... Не знают, как ещё обобрать нищих, так и хотят нас в могилы загнать.
   - Намекнули тут на днях, что большие деньги, хранящиеся в сберкассах, не мешало бы в развитие промышленности вложить, - продолжала Ира, - обязательства вместо них выдадут.
   - Это что, они нам опять долгосрочные облигации хотят всучить вместо денег? Облигации внутреннего займа совсем недавно погасили, когда многие уже поумирали! Тогда ж полная обязаловка была, мама рассказывала, прямо во время выдачи зарплаты над душой стояли. Тогда хоть денежки родителей наших на войну ушли, говорят около трёх триллионов рублей. А сегодня же не военное положение у нас!
   - Устя, что ты так разволновалась-то? Отдай деткам свои сбережения, пусть они потратят их на свои нужды, и расписку с них возьми, что обязуются тебя похоронить, - смеялась Сима, - а нас в свидетели возьми, если им не доверяешь.
   - А ещё. За 2015 год у нас развелись с жёнами 102 депутата, а в 2014 году было только семь разводов среди них. Это по радио я сегодня утром услышала.
   - Путин пример показал! - Засмеялись все. - Надо же как-то попугаям поддержать Президента.
   - Футбол-то ЕВРО-2016 кто смотрит? Ира?
   - Я футбол не смотрю, я хоккей и биатлон люблю. А, вообще, мне нельзя смотреть спортивные игры, как только я начинаю "болеть" за наших, они обязательно или промахнутся при стрельбе, или упадут на лыжне, или себе в ворота загонят шайбу, но в любом случае проиграют битву.
   - "Болей" тогда за чужих, пусть они спотыкаются.
   - Не получается. Пробовала. Поэтому только на следующий день я лишь интересуюсь результатами.
   - А ещё, - продолжала политинформацию Вера, - говорят, наши изобрели самолёт, "гиперзвуковой" называется, способный не только в нашей атмосфере летать, но и в космос выходить легко для нанесения ядерных ударов в любой точке земного шара. И не скрывают, что лазерное оружие у нас есть.
   - Ну, это, наверное, фантастика! Это, наверное, специально средства массовой информации слух запустили перед встречей НАТО с Россией, чтобы чем-то остановить продвижение НАТО на восток.
   - Да нет, я уже давненько слышала заявления, что Россия опережает Америку в военно-техническом развитии лет на пятьдесят. Так что вполне может быть и не фантастика.
   - Долго ж мы, бабоньки, живём с вами. Стольких уже наших правителей пережили!
   - А как вы думаете, кто из них для страны больше всего добрых дел сделал?
   - При Брежневе все спокойно жили... Хоть и целовался он со всеми странами, и грудь свою наградами украшал, но стабильность в стране была, зарплаты постоянные, ни об инфляции, ни о безработице людям головы не морочили с утра до вечера.
   - Нет. Это Хрущёв создал условия для нормальной жизни, это при нём каждая семья получила крышу над головой. И до сих пор вся страна живёт в благоустроенных хрущёвках. И ведь -- бесплатно! А Брежнев только пожинал плоды от развитой стройиндустрии.
   - Подождите, кажется, телефон у меня запел. - Ира потянулась в свой карман. Тут же послышались строгие нотки. - Нет! Не дам! Ну и что, что у тебя минусовой баланс! Не проси, мне мать запретила тебе деньги давать! - Отключив телефон, вздохнула. - Эти внучата, прямо как комары, одолевают меня своими денежными просьбами!
   - А я в этих новых телефонах ничего не понимаю.
   - Вы, главное, бабоньки, простые свои телефоны совсем не убирайте, - предупреждала Вера, - радио в последнее время много болтает, что закон какой-то подписан, якобы раза в три-четыре в скором времени увеличится плата за сотовую связь и интернет.
   - Хорошо, что сказала, а то мне мои наследники давно твердят, чтобы я от него освободилась. Таисья, ты что сегодня молчаливая такая?
   - Не знаю... Может к перемене погоды...
   - У нас откуда ветер подует -- оттуда и погода, зимой дождь может ливнем лить, летом снега может по колена выпасть. Ты ж уже скоро девяносто лет как на Урале живёшь, должна бы уж и привыкнуть. Пока твои зубы в кармане лежат, пролепечи хоть дёснами что-нибудь, а мы посмеёмся.
   - Тут по телику недавно сказали, что людям теперь будто совсем не будут выдавать "Свидетельство о регистрации собственности", якобы в Реестре компьютерном все данные есть. Всегда ведь у нас говорили "Без бумажки ты -- букашка, а с бумажкой -- человек". Вот, теперь, значит, нет в России людей -- одни букашки! Вот так нас Правительство обозвало.
   - С документами-то правды невозможно в судах людям добиться, а теперь и последнее отнимут не задумываясь. Ужас! В последнее время газовики по всей стране дачников заставляют освободить территории, население целыми посёлками доказывает документами, что живут на одном месте по пятьдесят лет, что прописаны -- никто их не слушает! А если на руках ничего не будет -- отстоять свои интересы им никто не поможет!
   - Ещё одна область для мошенников предоставляется. Если уж они научились банки грабить своими компьютерными технологиями, то о простых людях и говорить нечего, многие могут лишиться жилья, даже не подозревая об этом.
   - Наследство, наверное, надо будет теперь не оформлять, а при жизни переписывать квартиры на кого-то.
   - Нет! Поостерегитесь! Молодёжь сейчас наглая пошла, стоит только прописать кого-то -- не успеешь оглянуться, как бездомной на свалке окажешься, не говоря уж о том, чтобы полностью квартиру переписать.
   - О! Смотрите-ка! Дениска не из своего подъезда вышел!
   - Так его ж всю жизнь "бабником" колоколили.
   - Помню его ещё совсем сопливым... Так ведь ни разу и не женился хрен старый, всю жизнь с матерью прожил.
   - Однако, чистюля он, хотя и сантехником проработал всю жизнь.
   - Да, сантехник каждой семье нужен, потому и шастает он от одной дамы к другой, отказать не может -- безотказный проказник.
   - И, главное, к себе ведь никого не водит!
   - Заметьте, ни одна баба ведь на него ещё ни разу не пожаловалась.
   - Ага. - Засмеялись все враз. - И ни один мужик претензий ему не предъявил.
   - Значит, есть его за что любить, раз всё шито-крыто!
   - Никак к нам направляется...
   - Привет, касатик! У какой сегодня завтракал?
   - Так как-то никто сегодня не позвал.
   - Врёшь ведь! Ну-ка, признавайся давай! Чего глаза-то закатываешь?
   - Мозгом любуюсь, - хохотал он.
   - Ну соври нам про любовь очередную, что тебе стоит...
   - Ох, бабоньки, не тот я уже, ох, не тот...
   - Давно ли, касатик?
   - Как-то не каждый день получается...
   - Грех тебе жаловаться, ты ж всю свою ровню из мужиков пережил. Поди ни одна бабёнка, ни старая, ни молодая в нашем дворе не избежала твоих ухаживаний.
   - Ну не могу я мимо пройти, чтобы не задеть! Хобби у меня такое! - Присаживался рядышком. - Сима, ты такая нарядная сегодня... Можно я тебя приобниму за спинку?
   - Нет! Только за грудь! - Хохотала она. - За левую!
   - С левой я уже когда-то познакомился... Можно мне за правую, она поближе ко мне...
   - Ох и балаболка же ты! Не прельщаешь ты меня, Дениска, нисколько!
   - Совсем-совсем?
   - Совсем-совсем. - Отстранилась она снисходительно и перевела разговор на другую тему. - Кажется, дом просыпаться начал. Пойдёмте ко мне сегодня чай пить. День рождения вчера мне наследники праздновали, тортов, сладостей, фруктов много оставили.
   - И сколько тебе стукнуло?
   - А чёрт его знает! Ни я не помню, ни внучата не знают, а паспорт свой не могла что-то найти. Ладно хоть число и месяц рождения помним, все на одном сошлись. Я сегодня и для вас подарки приготовила, может согласитесь забрать. А если не разберёте по себе, придётся опять к мусорным бакам тащить. И платья, и обувь дочери, снохи, внучки опять ко мне натащили.
   - Водку пили вчера-то?
   - Водку молодые пили.
   - Мне вот не мешало бы свой выпавший от смеха протез водочкой сполоснуть.
   - Меня возьмите с собой! - просился Дениска.
   - Только если с подарком.
   - А раньше вы меня самого "подарком" кликали...
   - Это в прошлом веке было...
   - Я анекдот новый расскажу...
   - Сейчас расскажи, а мы уж решим потом, стоит ли тебя водкой угощать. За ней ведь просишься!
   - Ну слушайте: Путин обдумывает свою очередную амбициозную авантюру -- как одурачить враз всех своих экстрасенсов.
   - Говорят, у него их около трёхсот? И двойники вроде у него имеются. - Вмешалась Ира.
   - Он хочет избежать в будущем их контроля и их вмешательства в его деятельность. - Продолжил Дениска. - Он уже достаточно хорошо владеет принципами их работы, он ведь у нас "легкообучаемый". И вот на очередном сеансе гипноза "кто-кого?" Путин оказывается в потустороннем мире -- проводит разведку. Одет, как все -- "гол, как сокол" в буквальном понимании этих слов.
   - Серый туман и здесь похож на обман! Как же мне это знакомо! - Думает Путин, оглядываясь по сторонам.
   В белесом тумане перед ним, каждый сам по себе, то выныривая из ничего, то удаляясь туда же, вышагивают его постояльцы. Он узнал тени Карла Маркса, Энгельса, Ленина в кепке, Сталина, осиротевшую без медалей грудь Леонида Ильича, прочих знаменитостей прошлых веков. У всех на правом бедре -- ярко-чёрные штампы "Т.К.". И тут ему на правую ляшку местный менеджер со всего размаху влепляет точно такой же.
   - Это ж не меня заклеймили, а мою тень. - Усмехнулся Путин и спросил. - Что это означает?
   - У всех разное...
   - У Карла Маркса?
   - "Теоретик коммунизма".
   - У Ленина?
   - "Творец коммунизма".
   - У Сталина?
   - "Тиран коммунизма".
   - А у Хрущёва?
   - "Трепло кукурузное".
   - А у Брежнева?
   - "Тихий коммунист".
   - А у Ельцина?
   - "Типичный кулак".
   Сумрачная женская тень около входа не шелохнувшись всматривалась куда-то вдаль.
   - Это же Раиса Максимовна! - Узнал он.
   - Да, плачет дни и ночи напролёт, дождаться не может своего Михаила Сергеевича. Что-то он к нам не торопится, - ответил менеджер.
   - Что, вы и для Горбачёва "Т.К." придумали?
   - Конечно. "Темечко краплёное".
   Две едва различимые тени с такими же ярко-чёрными штампами всматривались во вновь прибывшего. Он слышал их разговор:
   - Это кто?
   - "Тайный кадр". Не узнаёшь?
   - Неужели Путин! Бог ты мой! Даже сюда проник! Что он задумал?
   - Что-то, дружочек, у тебя тень от испуга побледнела...
   - Ладно, Дениска, будем считать, что одну стопку водки ты сегодня заработал. - Усмехнулась Сима. - Хотя я ещё в детстве это слышала, правда, Путина тогда ещё и в помине не было.
   - Надо всё-таки признать, что Путин свои обязанности прямые выполняет. - Произнесла Ира. - И во внешней политике правильно страну представляет, и военные игры проводит успешно. Вот только бы ума ему хватило заняться внутренними проблемами страны.
   - Так хочется дожить до Золотого века, бабоньки! Говорят, он к тридцатому году наступит...
   - Значит, будем жить назло всем и вся!
  
  

ОДНАКО,

  
  
   - Шурочка, это Надя Решетникова, можно я к тебе зайду? - Голос в телефонной трубке был глухой и какой-то не очень решительный, и, если бы та не представилась, то она ни за что бы не узнала её.
   - Да ради Бога. Когда? - Спросила, так как уже темнелось, а Надежда жила совсем в другом районе.
   - Сейчас... - Проговорила та несмело.
   - Заходи конечно.
   - Ты одна?
   - Одна.
   - А какая квартира?
   - Тридцать седьмая.
   - Минут через двадцать?
   - Хорошо. Жду.
   Когда-то, лет пятнадцать назад, они работали в одном технологическом отделе. Душа её даже сейчас находилась в каком-то младенчестве, не говоря уж о том далёком времени. Она была тогда "новенькой" в отделе, и все работницы, коих было в огромном помещении более двадцати, казались ей очень серьёзными, очень занятыми. Однажды, не выдержав этой угнетающей атмосферы, она, зажав голову руками и уставившись в свои бумаги, громко воскликнула:
   - Ой, мама! Ты посмотри, какие карлики!
   К ней тут же подбежали человек пять-шесть и с вопросами в глазах стали, как и она, что-то смотреть на листах, а она, хлопая себя по бокам, качала головой во все стороны и тыкала пальцем в писанину, округлив глаза. Когда около неё уже собралась толпа любопытных женщин, засмеялась:
   - Девочки, это у меня шутка такая с детства! Это чтобы развеселить вас, а то вы совсем заработались. Давайте хоть перерыв сделаем минут на десять!
   - А карлики -- это что?
   - Карликами я называю всё, что очень мелкое, в данном случае -- циферки, буковки, которыми наполнены все вот эти странички справочников, тетрадей, счётных машинок. Это же просто ужас какой-то! Да мне никогда не запомнить этого множества! Они такие кульбиты меж собой вытворяют! Никогда не думала, что карлики на такое бешенство способны, даже на циферблат в машинке не вмещаются! У меня изменилось мнение о моей будущей перспективе... Ой! В колпачёк от ручки запрыгнули!... И на резинке несколько штук!... Боже, они у меня и в голове, как вши шевелятся! Ужас! - Отбросив ручку, она, хохоча, взъерошила свои волосы.
   Тогда она, конечно, всех развеселила, и больше никогда такого не повторяла, чтобы не прослыть совсем уж глупой. Но эта шутка как-то прижилась на заводе. Один раз она услышала её в плановом отделе, там, поливая цветы на окне, одна из работниц воскликнула: "Ой, мама! Ты посмотри, какие карлики!". Все тут же бросились к окну, в том числе и она, по делам сюда забредшая -- в огромной луже на асфальте бултыхались штук десять утят во главе с их мамой.
   В другой раз -- в заводской столовой мужичок выразил своё удивление такими же словами, увидев толпу совсем малых детишек, которых привела кормить воспитательница из-за отключения электроэнергии в детсаду.
   Рассказывали, что в конструкторском бюро её сморозила через микрофон сама начальница -- простая весёлая женщина -- собрав своих подопечных в одну минуту у себя в кабинете, где накрыла стол, чтобы поздравить одну из работниц с днём рождения.
   Шурочка собирала на стол, вспоминая прошлое. Они довольно редко с ней виделись. Тогда Надежда была роскошной дамой -- открытый лоб, голубые глаза на светлом лице, волосы в модной по плечи стрижке, пышная грудь. А сейчас за столом напротив сидела совсем не та женщина -- опущенные плечи, серое лицо, бегающий взгляд . Худющая! Даже еда на столе казалась совсем не к месту -- не за радостью она заявилась.
   - Надежда, на тебе лица нет! Что случилось?
   - Шурочка, пойдём со мной сходим в одно место, я одна в этом районе могу заблудиться в темноте. Я по дороге тебе всё расскажу.
   - Ну пойдём.
   Они медленно шли по осенним лужам плохо освещённого района в поисках названного адреса, и Шурочка слушала чётко излагаемую версию Надежды.
   - Ты, наверное, уже слышала, что от меня муж ушёл... Это ещё зимой случилось... Я тогда целый месяц была сама не своя, никак не могла поверить, что такое возможно. Соседка сказала, что эта женщина была в нашей квартире много раз в то время, пока я была на работе.
   - Ты что, ещё работаешь? - Удивилась Шурочка.
   - Тогда я ещё подрабатывала, когда просили. Сейчас -- нет.
   - И?
   - Потом поняла, что "сохну" на глазах. Медицина не помогла. Посоветовали к умной старушке обратиться, та сразу сказала: "Порча", советов надавала... Я перебрала все закуточки в своей квартире, нашла в белье моток какой-то животной шерсти, в тряпки замотанный, сожгла на помойке, как учили. После этого немного полегчало, но обида моя не прошла, так до сих пор и хожу понурая, на людей стыдно смотреть. Как-то дней десять назад встретила "своего" около магазина, не узнала -- стоял сгорбившись, в драной куртке, опираясь на палку... Я подошла -- смотрел на меня, как на постороннюю... Давно небритый. Ни слова мне не сказал, повернулся и пошёл, я только с жалостью смотрела на его ужасную хромоту. А ведь какой был красавец мужчина! Я после этой встречи места себе найти не могу, хожу по своей трёхкомнатной из угла в угол, как зомби, одежду его перебираю. Всё ведь осталось, ничего не взял... Может отнести ему, как ты думаешь?
   - Можно и отнести, тебе-то его вещи ни к чему, только место занимают, просторней будет. Можно ведь самой не таскаться, сложи всё в мешки или коробки да и отправь на машине или мотоцикле с кем-нибудь из соседей.
   - А потом думаю, что может он ещё вернётся... Это она довела его до такого состояния своим колдовством! Есть же такие подлые женщины на белом свете!
   Все её восклицания были со слезами на глазах, и она постоянно вытирала свои глаза платочком, который не выпускала из руки.
   - Вот и решила сходить посмотреть, как и где они живут, адрес узнала, хочу посмотреть ей в глаза, высказать всё, что я о ней думаю!
   - Зачем?
   - Может она отдаст мне его обратно?
   - Зачем он тебе такой! Он же уже разумом помутился под её натиском! Тебе его не вылечить!
   - Ты думаешь? Хотя мне мои дочери тоже так говорят.
   - Где они у тебя?
   - Обе институт нынче закончили, уже и на работу их в Пышме приняли.
   - Надежда, живи одна! Успокойся и выбрось из головы семейную жизнь. Ты -- пенсионерка. Если скучно, найди себе какое-нибудь занятие, общественной работой займись, ты ведь всегда была непревзойдённой активисткой. Собой, здоровьем своим займись! Прости их обоих и забудь! Ты же умная женщина, а у них своя жизнь. Вот, кажется, и пришли... Какая квартира?
   - Третья.
   - Это на первом этаже... Окна с той стороны дома... Не заходи, - остановила она её, - давай сначала в окна заглянем, здесь низко, бараки-то старющие, ещё до войны строились.
   С той стороны дома даже путнего тротуара не было, так как рядом стоял сосновый лес. На трёх окнах висели только верхние занавески, видимость была отличная. В большой комнате горел свет, работал телевизор, хотя в ней никого не было. Огромный диван был расправлен и на нём разбросана одежда, на большом столе видны были учебники, тетради, портфели на стульях.
   Они приблизилась к следующему окну -- это была спальня. Её бывший лежал на кровати, рядом стояла такая же.
   - Надежда, а ведь они спят на разных кроватях, - засмеялась Шурочка, прикрывая рот ладонью.
   - Он что, спит что ли при свете?
   - Вроде нет, не спит, глаза открыты. Так просто лежит на покрывале. В одежде ведь. Ну, насмотрелась на "своего ненаглядного"?
   Шурочка подошла к кухонному окну, и захотелось почему-то воскликнуть: "Ой, мама! Ты посмотри, какие карлики!", но сдержалась.
   - Надежда! Иди-ка сюда, - позвала она шёпотом, - только не подходи близко, форточка на кухне открыта, услышать могут.
   Хозяйка кашеварила у газовой плиты, за столом сидели трое пацанов лет семи-десяти.
   - У неё что, дети есть?
   - Шурочка, не знаю я!
   - А она ничего. Молодая.
   - Он ей нужен для содержания детей! Вот подлюка! Пенсия-то у него шахтёрская, прилично получает, и льготы у него федеральные есть, звание же у него заслуженного шахтёра имеется.
   - А вы уже разведены?
   - Он подал заявление на развод, но я пока не решила, что делать.
   - Если не согласишься сейчас -- ещё немыслимо сколько времени будешь лелеять своё горе. Тебе это надо?
   Надежда вернулась к среднему окну, видимо, всё ещё не насмотрелась на своего любимого. Шурочка решила остаться у кухонного, чтобы не мешать ей. Ещё с полчаса они месили грязь в темноте около леса, наблюдая за перемещениями в квартире. Видели, как накормив ребятишек, двое "влюблённых" сидели за столом, мирно беседуя. Разговоры они, конечно, не слышали, но видели, что и еды было достаточно, и хозяйка была бойкая, и даже кошка пятнистая на подоконник забралась. Потом Надежда сказала:
   - Пойдём отсюда. Не хочу больше смотреть!
   Обратно шли довольно быстро, Шурочка едва успевала рассматривать и обходить лужи. Долго молчали. Но разговор был необходим.
   - Зря ты о нём беспокоишься. Он живёт не в самых плохих условиях.
   - Я сейчас подумала, может я его в большой строгости держала? Он раньше никогда даже позволить себе не мог такой роскоши, как лежать в одежде на постели!
   - Я знаю, что ты чистюля до мозга костей.
   - А у этой в комнатах ни ковров, ни паласов, ни стенки, все вещи ребячьи на стульях и диване разбросаны!
   - Ну и что? Небольшой хаос должен присутствовать в большой семье. Куда от этого деться?
   - Шурочка, большое тебе спасибо, что не отказала мне в этой прогулке. Мне это было необходимо.
   - Надежда, ночуй у меня, тебе ведь до своего жилища сейчас не на чем добраться.
   - Нет, я у брата ночую, он тут не очень далеко от вашего дома живёт.
   - Знает, зачем ты здесь?
   - Нет, я сказала, что ты меня в гости зазвала.
   - Ну смотри, тебе виднее. Может проводить?
   - Не надо, сама добегу. Спасибо ещё раз, - прощалась она.
   - Счастливо! Звони, я буду ждать.
   - Хорошо.
   И хоть погода была не ласковой, и обутки свои они обе насквозь промочили, и хоть освещения уличного не было достойного, и сама история человеческих отношений не выдерживала никакой критики, и хоть очевидный результат сегодняшних похождений пока был не обозначен -- Шурочка, поднимаясь на свой этаж, думала:
   - Однако, поворот в голове Надежды всё-таки произошёл. И в квартиру та не заходила, как планировала. А стремительность движений на обратном пути! И руки не сжимали судорожно заплаканный платочек, как до этого, а свободно размахивали по сторонам, и плечи у неё как-то распрямились даже, подбородок вверх поднялся. И жёсткий начальственный голос так и прорезался у ней на обратном пути.
  
  
  
  
  
  
  
  

МОЛЧАНИЕ.

  
  
   Ася сидела и смеялась перед телевизором -- Геннадий Малахов впихивал очередную свою рекламную версию здорового образа жизни "Я каждый вечер втираю в колени гель "Лошадиная сила". Одна! Сидела и хохотала! А ведь этот Г. Малахов когда-то завоевал внимание своими нетрадиционными методами лечения добрую половину жителей страны. Лет десять многие её родные, соседи, коллеги читали его томики, выходившие огромными тиражами, и пытались чистить свои печень, желчный, кишки, сосуды, кровь, даже мозги. Увы! Все они поумирали один за другим. Да, в их большой родне из старшего поколения остался самый молодой, дядя Лёня, ему уже через месяц девяносто лет будет.
   - Господи, а ведь и наше поколение уже все на пенсии! Самой младшей из нас уже пятьдесят пять! - Удивилась она своему открытию. - Половина детей наших уже на пенсии! Внуков, правнуков у всех народилось, я даже всех-то и по именам не знаю! Ужас! И зачем живём? Правда сказал когда-то Омар Хайям:
  
"В колыбели младенец...
   Покойник в гробу...
   Вот и всё, что известно
   про нашу судьбу!"

   Забравшись в постель под пуховое одеяло, долго не могла уснуть, вспоминая свои молодые годы, самые лучшие из которых пришлись на времена Хрущёвской оттепели и Брежневского застоя, как сейчас говорили. Родственники тогда жили дружно, безработицы в стране не было, политики не насиловали всех своими реформами, ещё при Хрущёве каждую семью обеспечили бесплатным жильём, цены были стабильными. Конечно, поколение родителей пережило пятилетнюю войну, никто не остался без ранений. Сколько историй она слышала на эту тему! Одни рассказывали с прибаутками, другие со вздохами, кто-то с болью в голосе, кто-то просто отмалчивался, не желая бередить душу. И умирали каждый по-своему, мужчины в основном безропотно -- изработавшиеся, уставшие от жизни, как правило, едва дожив до пенсии, женщины -- много позднее своих мужей, с неохотой, с непониманием подходящего конца.
   - А ведь и нам предстоит то же самое, - вздохнула она. - Надо завтра к Тоне зайти, узнать, как она справляется с дядей Лёней. Вот ведь тоже задумал жизнь себе продлить! Увлёкся настоями из корней подсолнечника, чистотела, лопухов.
   Лежала вспоминала Тонины бедственные заботы, как её отец сам этих подсолнухов насадил с торца детского корта, всё лето их огораживал, поливал, стерёг от ребятни. Как целый день осенью выкапывал в поле корни лопуха, три сразу, которые на метр уходили, оказывается, в скальный грунт, целый день орудовал киркой, лопату сломал, вилы изуродовал, пока выкопал. И вот, потеряв всякую меру, стал пить эти настои, которые сам готовил, и -- разбередил, разбалансировал свой организм до такой степени, что резко похудел на двадцать килограммов, потерял все силы, и жизнь уходила из него на глазах вместе с теми гадостями и болячками, что скопились в его теле за девяносто лет. Слёг.
   - А ведь он пережил всех своих сородичей лет на сорок, если брать только мужчин! То есть на целую жизнь!
   Проснулась поздновато. Завтракать не стала, знала, что Тоня всегда её накормит, та всё ещё увлекалась выпечкой. Вошла в открытые двери квартиры:
   - Привет. Проветриваешь?
   - Да. Запах не из приятных. Всегда так после ночи, несмотря на открытые форточки. Сама задыхаюсь. Раздевайся.
   - Не спит?
   - Нет.
   - Как он?
   - Да как всегда. Вроде бодренький и в здравой памяти, только течёт из него, как из помойного ведра. Поможешь мне постель у него сменить?
   - Конечно, я для этого и пришла. Пойду развеселю его. - Прошла в спальню. - Привет, дядя Лёня! Как дела?
   - Хреново!
   Она смотрела на него, некогда цветущего высокого широкоплечего, и подумала, что ведь нет ни одного седого волоса у этого жгучего брюнета до сих пор.
   - Что так? Почему "хреново"?
   - А как ещё назвать моё неконтролируемое состояние! Никакие лекарства не помогают.
   - Спалось-то нормально?
   - Нормально, - вздохнул он. - Сколько там на улице?
   - Минус двадцать два градуса с утра, но ветра нет и небо ясное, днём солнце должно выглянуть. Первое февраля сегодня.
   Тоня вошла с подносом -- три чашки кипятка, кофе, чайная заварка, пирожки.
   - С чем пирожки, дочка?
   - Твои любимые, с печенью.
   - Может я поем хорошо, так поправлюсь ещё? А, девчонки? Совсем мне не хочется умирать... И зачем я с этими настоями Малаховскими связался? Жил бы да жил себе спокойно... Подумать только, сколько гнили из меня вышло! Замучались со мной?
   - Да ладно, пап, что уж сейчас об этом говорить-то. Просто меру надо было соблюдать.
   - Дядь Лёня, давно хочу спросить, а почему ты никогда телевизор не смотришь?
   - Да, лет двадцать уже не смотрю. А что там смотреть-то? Там по всем ста каналам с утра до вечера показывают одни смерти. В советское время и фильмы были жизненные, и детские передачи простые поучительные, и в новостях всегда что-то позитивное звучало, а сейчас нагнетают уши и мозги одними войнами, сериалы только про убийства, новости только про теракты, грабежи и коррупцию, ещё вот придумали вместо праздников устраивать эти похоронные процессии с портретами погибших -- так и зомбируют народ, внушая всем скорую смерть. И без того у людей никакой радости, кроме копеечной зарплаты, так надо их окончательно с ума свести.
   - А откуда ты всё это знаешь, если телевизор не смотришь?
   - Так соседи все подробности смакуют на все лады, как будто им конфетку в рот положили. Не с закрытыми же ушами мне ходить!
   После лёгкого завтрака сменили ему постель, застирали, бросили в стиральную машинку, и присели рядышком с больным поболтать.
   - Дядя Лёня, расскажи что-нибудь, - просила Ася, желая как-то отвлечь его от болезни.
   - Что?
   - Ты помнишь детство?
   - Конечно, помню, - улыбнулся он. - Всё помню. - Помолчав немного, начал свой рассказ. - Нас было трое сыновей-погодков. Мама была строгая. А папа у меня был добрейшей души человек.
   - Родители где работали?
   - Мама дома хозяйничала, скотины полный двор держала. А папа был священником.
   - Священником! - Удивилась Ася, так как Тоня никогда об этом не упоминала.
   - Да. Приход у него небольшой был, хотя в то время религия была под запретом, но наша церквушка на окраине города действовала.
   - Вы же на Украине жили?
   - Да, на западной Украине.
   - А когда война началась, сколько тебе было?
   - Четырнадцать.
   - А как ты на Урале очутился?
   - Мы в первые дни войны попали под бомбёжки... Мы ничего не понимали... Сразу не стало дома, не стало мамы и братьев... Всё горело... А с самолётов всё бомбили и бомбили... Мы с папой неделю сидели в подвале церквушки, там были съестные запасы, и мы даже носа боялись высунуть наружу. Потом не стало и нашей церквушки, но мы остались живы. А когда поняли, что немцы наступают по земле, бежали дни и ночи впереди них на восток, присоединившись к толпам беженцев. Шла эвакуация и людей, и заводов. Наши уже организовали оборону, наступление со своей стороны. Отца убили у меня на глазах около поезда, я едва успел забрать у него сумку с документами, как меня впихнули в вагон. Вот, в первые дни войны я потерял всех своих близких. Оказался на Урале. Работал всю войну на заводе. Работали на войну.
   - Папа, но ты же был на фронте! У тебя же два ранения!
   - Да... Был... В начале сорок пятого мне исполнилось восемнадцать. И хоть это был уже не сорок первый год, и хоть мы повзрослели уже под голос Левитана, честно скажу -- я не хотел идти на фронт, не хотел умирать. Я не боялся, нет. Мы уже и с оружием дело имели, и с настоящими фронтовиками рядом работали, но то ли во мне отцовские гены священника сидели, то ли что-то другое -- я не хотел участвовать в этой кровавой бойне человечества. Однако, пришлось.
   - Дядя Лёня, расскажи про первое ранение.
   Он как-то заворочался на постели, но потом ухмылочка появилась на его гладко выбритом лице:
   - Это был самострел.
   - Самострел! - Вскинулись они обе.
   - Да. Самострел.
   - Ты сейчас в своём уме! За такое ведь бывает военный трибунал!
   - Бывает, конечно, и трибунал, таких историй я много наслушался, но в моём случае получилось наоборот, мне медаль даже вручили после той операции.
   - Я тут прибиралась в твоих бумагах, документы-то на награждение нашла, а вот медали нет, - проговорила Тоня.
   - А я её после окончания войны выкинул, чтобы не попадалась мне на глаза. Медали -- это насмешка над убитыми и ранеными. Когда я смотрю на увешанную боевыми наградами грудь, я вижу под каждой сотни скелетов, слышу за этим бряцаньем медалей крики и стоны убитых. Афишировать это и гордиться этим Человеку с большой буквы не следует.
   - Но помнить-то надо...
   - Поминки должны проходить тихо, а не под грохот военной техники на парадах, как сейчас принято. Политики, виновные в многочисленных убийствах, ни единой слезинки не проронили по убиенным, а их словам верить нельзя.
   - Дядя Лёня, как же ты решился в себя-то выстрелить!
   - Тогда я и не думал ни о чём подобном, тогда я всего вторую неделю был в войсках, но когда наша группа освобождала очередную деревню, на меня выскочил немец, я выстрелил первым, и из его руки выпал пистолет. Вот, ничуть не задумываясь, я взял его пистолет и всадил себе пулю в плечо.
   Он надолго замолчал, обдумывая, видно, что сказать дальше.
   - Самое страшное оказалось -- почувствовать в себе боль. Очнулся в санчасти. Пулю, которая застряла в предплечье, извлекли.
   - А потом?
   - После госпиталя меня направили помощником повара опять в войска. А вся страна под голос Левитана трубила о победе, наши уже входили в Берлин.
   - А второе ранение?
   - Это была какая-то случайность одного из пленников, который продолжал сопротивляться судьбе. Есть такие. Он тогда троих наших ранил нашим же оружием, но ранения у всех оказались лёгкими. После второго госпиталя для меня война закончилась, как впрочем и для всех.
   - А с тётей Мариной здесь познакомились?
   - Да, здесь, на Урале, на заводе. Сразу после дня Победы поженились. Жили сначала в бараке, потом свой дом построили в заводском посёлке, а когда власти собрались его сносить из-за близости к вредному производству, из-за загазованности, нам, как и всем, дали вот эту большую квартиру.
   - Папа, а мама знала про самострел?
   - Нет. Мариша ничего не знала. И никто не знал. Я сумел выдержать молчание до девяноста лет. Вы первые, кому я рассказываю об этом. - И засмеялся. - Девочки мои, это не покаяние! Не подумайте так! Я никогда не пожалел о том, что сделал! Я прожил нормальную жизнь, я рад, что у нас с Маришей родились три дочери. А вот если бы вдруг у нас были парни, ещё неизвестно, под какую пулю их бы судьба загнала, может в Афган, может в ту же Украину, где сейчас полыхает гражданская война.
   - Папа, давай поднимемся тихонько, пора пообедать. Ася, помоги мне приподнять его.
  
  
  

НАКАЗАНИЕ.

  
  
   Она поднималась на свой четвёртый этаж, здороваясь с каждой соседкой, что как-то странно поглядывали на неё, остановилась, не доходя до своей двери -- они были открыты! Сосед по площадке, видимо, увидел её ещё с балкона и поспешил выглянуть:
   - Вот, караулю три часа... У тебя кража... Я удивился, что дверь была распахнута и заглянул -- в квартире полный беспорядок...
   Она вошла с упавшим сердцем. Он вошёл следом. Удачный рабочий день скосил под корень приподнятое настроение.
   - Это сразу после обеда произошло, так как я в обед в магазин слетал, вернулся -- и вот... Наши старушки на лавочке у подъезда сидели, но никого чужих не видели. Я расспрашивал. Потом заметил кусочки шлаковаты на площадке, думаю, что они через люк на крышу свои дела проделали.
   - Спасибо, Дима...
   - Двери я тебе помогу починить. Сама-то дверь нормальная, только косяк изуродовали да один замок повредили.
   - Пожалуйста, Дима, дверь надо сейчас сделать, утром ведь на работу, чтобы я хоть закрыть смогла хоть бы на один замок.
   - Тогда я сейчас и займусь.
   С комком в горле принялась смотреть, чего лишилась -- не было магнитолы и электрической швейной машинки, да по мелочи в упаковках кое-что из белья исчезло. Больше ничего не тронули, но, видимо, торопились, так как на паласе стояли соковыжималка, самогонный аппаратик, кофемолка и прочие кухонные мелочи.
   Вошёл милиционер.
   - Я счёл необходимым сообщить нашему участковому, - пояснил сосед, приостановив свои работы. Объяснил вошедшему суть.
   - Что пропало?
   - Магнитола и швейная машинка, остальное -- по мелочи.
   - Деньги?
   - Деньги и документы я в квартире не держу.
   - Заявление писать будете?
   - Вы думаете стоит? Неужели искать будете?
   - Конечно, таких краж сейчас тьма тьмущая, но заявление советую всё-таки написать.
   - Хорошо. Проходите на кухню.
   Под диктовку начала писать, пришлось ещё поднять техпаспорта, чтобы обозначить параметры изделий, время покупки и так далее. Проводив мента, смотрела, что Дима делает.
   - Вроде получилось у меня, даже замок больной хорошо и открывается, и закрывается. Попробуй сама.
   Когда осталась одна, сразу набрала телефон, что сосед оставил -- попросила частника быстро поставить металлические двери. Пообещал завтра вечером сделать замеры. Растолкала разбросанные вещи по шкафам, напилась кофе, и даже телевизор смотреть не стала, слава Богу, хоть он остался на месте, старенький он был, но показывал очень хорошо. Уснуть, конечно, не смогла. Размышляла. Пришла к выводу, что ворами должно быть были молодые пацаны, продадут по дешёвке, на вырученные деньги накупят наркотиков, отпразднуют это дело, и снова отправятся грабить людей и шарить по квартирам.
   - Так... А ведь люк на прошлой неделе был закрыт... Я хорошо помню... Я полы мыла, моя очередь подошла... А ключи от люка находятся всегда только у жильцов в квартире, что рядом с люком, их там только двое, мать-торгашка и сын -- весной из армии пришёл... Он нигде не работает... Она называет его "Котя", Костя значит.
   Сама Тамара работала в продуктовом всегда с утра, хотя на обед, по рассказам, частенько прибегала домой. Мужа она схоронила года три назад, а её старший сын сидел в тюрьме за что-то уже лет пять. Тот тоже был непутёвым. Как-то соседка с первого этажа поругала его за что-то -- он измазал её двери натуральным говном, она застала его за этим занятием, входя в подъезд из магазина. Отец потом его всего исполосовал пряжкой ремня за этот позор перед соседями. Тамара с жильцами в подъезде была не очень общительна, стесняясь своей никчёмной жизни, и сами соседки к ней не заглядывали особо. А её Котя вежливым хотел казаться, здоровался всегда с улыбкой, даже с поклоном, хотя глазками умел играть, привлекателен, цену себе знал.
   - Завтра, сегодня уже, рано утром я к ним наведаюсь, проведу собственное расследование по горячим следам. А теперь надо уснуть. Мне же сон недели две назад приснился! - Вдруг вспомнила она. - Я весь день на работе думала, что бы он мог значить? Что же мне снилось? - Забралась в постель, раздумывая. - Снились девочки, хотя обе были замотаны во множество ярких тряпок с ног до головы, одни крупные лица были открыты. Их перетаскивали с места на место чьи-то руки, то одни, то другие. Других лиц я не видела. Но что это были девочки, я знала наверняка. Обе были замотаны, как коконы, обе крупные, очень крупные, хотя только что родились. Сон предупреждал сегодняшнее событие -- новые вещи были крупными приобретениями, и вот я их потеряла. Да, сон был вещий, так как коконы были очень яркими.
   Встала, достала два огромных сонника ещё с доисторических времён, листала пожелтевшие страницы, оба твердили одинаково, мальчики -- к получению доходов, прибыли, девочки -- к убыткам, потерям. Разочарованная этим ответом, убрала книги на место, и снова -- под одеяло.
   - Я же могу узнать имя вора! У меня ведь есть такие способы! Я ими воспользуюсь!
   Снова выбралась из постели, отыскала своих помощников в стенке, раскрыла коробку со множеством оккультных вещиц и символов, выбрала Маятник, подаренный ещё бабушкой. Она редко сейчас обращалась к нему с вопросами, он всегда помогал ей раньше, когда-то он постоянно был в работе, но в последнее время она как-то всё больше обращалась за советом к своей собственной интуиции, которая выработалась с годами, и та её пока не подводила. Засунув коробку в шкаф, присела на кухне за великое начало.
   Раскрыла инструкцию, выложила наверх схему с алфавитом и принялась выспрашивать:
   - Маятник, дорогой мой, подскажи мне, пожалуйста, имя вора, что вчера посягнул на моё имущественное добро. Какая первая буква в имени вора? - Покружив над алфавитом, он упёрся под небольшим углом над буквой "К".
   - Какая вторая буква в имени вчерашнего вора? -- "О".
   - Какая следующая буква в имени вора? - Маятник заметался в разные стороны, но так и не остановился ни над одной. Даже рука устала держать от напряжения.
   Встала, походила по кухне, чтобы расслабиться, так как напряжённость должна была полностью отсутствовать. А помощник был очень чуток и требователен к своим установкам. Она давным-давно дружит с ним, они всегда понимали друг друга. У Маятника есть такие огромные связи со Всевышним! Он обладает такими огромными знаниями, которыми хочет поделиться с понимающим его человеком! Он очень многому научил её. И она воспользуется этими его знаниями сегодня. Слава Богу, что у ней уже есть такой опыт.
   Потом уселась и спокойно повторила свой последний вопрос -- то же самое, ответа не было. Видимо, он сомневался. Тогда она решила подойти с другой стороны:
   - Маятник, а подскажи мне, пожалуйста, какая последняя буква в имени вора, что украл у меня магнитолу и швейную машинку? -- "Н".
   - Какая предпоследняя буква в имени этого вора? -- "И".
   - Какая третья с конца буква в его имени? -- "Т".
   - Может он хочет назвать мне фамилию? - Задумалась она. Спросила прямо:
   - Эти буквы из фамилии вора? Да или нет? -- Ответ "Нет".
   - Эти буквы из имени вора? Да или нет? -- Ответ "Да".
   Открыла другую схему для следующего вопроса, на которой был обозначен в два ряда порядок чисел от ноля до двадцати.
   - Сколько букв в имени вора, что вчера забрался в мою квартиру? -- Ответ "10".
   - Итак, получается пять букв мне известны с двух сторон, а пять внутри -- нет. - Вслух делилась своими соображениями с Маятником.
   Набросала на листочке ответы, получилось "КО.....ТИН". Продолжила с первой схемой по алфавиту:
   - Кроме названных тобой, какие ещё буквы есть в имени вора? -- "Н".
   - Ещё какие? -- "Т".
   - В имени вора две буквы "Н"? Да или нет? -- "Нет".
   - В имени вора две буквы "Т"? Да или нет? -- "Да".
   Вернулась ко второй, числовой, схеме:
   - Вторая буква "Т" в имени вора которая по счёту, если считать от начала? -- "5".
   Нарисовала в имени пятой букву "Т", "КО . . Т . . ТИН". И тут вдруг до неё дошло! Задала контрольный вопрос:
   - Маятник, ответь мне, пожалуйста, этого вора зовут Константин? -- Ответ "Да".
   Вот тут-то ей немного и полегчало.
   - Спасибо, дорогой мой Маятник, за помощь!
   Убрала его на место и снова забралась в постель:
   - Вот и ясно теперь, что этот Котя, он же Костя, он же Константин -- и есть мой вор. Ох и застану же я его утречком врасплох, никуда он от меня теперь не денется! Нет, видно, спать мне сегодня уже не придётся, шестой час, утро скоро. Заправлю-ка я постельку, попью кофейку, да пойду наверх разборки устраивать.
   - Тамара! Открывай! Это я, Ольга! - Слышно было, что после звонка кто-то подошёл к двери и тяжело дышал. Взглянула на люк, он был закрыт на замок.
   Двери всё-таки открыли.
   - Где Костя твой? - Начала она строго.
   - Не знаю.
   - Как это "не знаю"!
   - Его третий день нет... По девкам, наверное, шляется.
   - Тамара! Он взломал мою дверь, он украл мои вещи! Не надо его скрывать!
   - Проходи! Посмотри! Нет его!
   Ольга смело прошлась по комнатам. Соседка бегала за ней следом:
   - Что украл? Как ты можешь так уверенно его обвинять!
   - Он украл магнитолу и швейную машинку!
   - Не может быть! Он не мог этого сделать! Кто это может подтвердить?
   - Он вынес их через люк на крышу, спустился через соседний люк во втором подъезде, поэтому соседки наши, что на лавочке сидели, его не видели. Ключи от люка находятся только у вас. Где они?
   - Вот здесь всегда лежат, в ящичке прихожей.
   - Проверь. На месте?
   - На месте... Вот, смотри...
   - Тогда я делаю вывод, что это ещё одно подтверждение того, что вор именно он, твой Костя. И что он вчера сумел даже ключи на место положить, пока ты была на работе после обеда, так как люк был ещё открыт.
   - Как ты можешь знать, ты ведь тоже была на работе!
   - А ты вчера приходила домой на обед?
   - Нет.
   - Вот. А Дима видел, что в обед люк был открыт.
   - Ольга, можешь обшарить мою квартиру, нет у нас твоих вещей! Я даже и шить-то не умела никогда!
   - Я и не говорю, что он принёс их тебе в подарок, он ведь не дурак, он вынес их через верх. Но это сделал именно он! Ключи-то только у вас!
   - Заберите эти ключи! Не нужны они мне!
   - Давай. - Взяла связку из двух ключей за кольцо. - Не боишься, что пальчики его на них след оставили?
   Та совсем испугалась и заплакала.
   - Тамара, я лично тебя ни в чём не обвиняю. Понимаю, что ты за своих дураков-бездельников уже натерпелась досыта. Но помяни моё слово -- Костя получит сполна за своё деяние. Он не дитятко малое, а взрослый мужик и должен отвечать за свои поступки.
   - Ольга, не воровал он.
   - А кто? Может он и не воровал, а просто наводчиком был, это не снимает с него вины. Самые беспринципные воры -- цыгане, но и те никогда не воруют у тех, с кем рядом живут. Закрывайся. Мне всё ясно с вами. Я заявление в милицию написала.
   Та, рыдая, закрыла за ней дверь. Ольга, конечно, не сказала ей, что в заявлении она не указала конкретно подозреваемых, она и сейчас не будет этого делать, не может же она как доказательство, предоставить свою работу с Маятником. Пропажу ей однозначно уже не вернуть. Теперь её задача -- наказать виновника. И она сделает это по-своему, и знает как. Есть такие способы! Она выберет из множества такой способ наказания, который удовлетворит её оскорблённую душу.
   Отправилась во второй подъезд, поднялась на пятый -- люк на крышу был открыт. На лестнице, ведущей вертикально вверх, обнаружила и клочья шлаковаты, что только подтверждало обратный путь подлеца. Других выходов на крышу в их доме не было.
   - Не мог же он один вынести две больших упаковки. Ему точно должен был кто-то помогать! Швейная машинка тяжёлая и к тому же стояла в прочной картонной коробке без ручек, её непременно надо было держать двумя руками, плюс магнитола, плюс прочее барахло.
   Она не будет преследовать сообщника соседа -- он ответит за обоих, так как именно он был инициатором преступления, его одного она и накажет за содеянное.
   Эти новые вещи ей лет пять назад сын привёз из загранки.
   - Бог дал -- Бог взял! - Вздохнула она с больной иронией. - Видно, обиделись незаслуженно забытые её старенький магнитофон и ножная швейная машинка на чугунном корпусе, что стояла эти годы неиспользуемая под клеёнкой в прихожей вместо столика. Придётся мне перед ними извиниться, заскучали они без дела, без внимания с моей стороны.
   На работе был перегруз вторую неделю, его можно было назвать нервным, но она умела переключать себя на все возможные, а для некоторых невозможные, ситуации, и окончания трудных проблем всегда душевно праздновала и благодарила судьбу за всестороннюю помощь в их преодолении.
   Вечером дождалась мужчину, который пришёл для измерения её дверного проёма. Попросила его ещё изготовить и поставить железную решётку на балконе, так как проникновение воров через балконы в городе частенько случались. А после его ухода перекусила и, как всегда, перекрестившись, бросилась в постель восполнять вчерашний недосып.
   Всю неделю не только головой, но и чувствами пыталась познать человеческую суть её обидчика, восстановить весь ход мыслей этого субъекта от первоначальной его задумки до мельчайших подробностей разработки плана проникновения в квартиру. Поняла, что сделать это было очень даже просто. Почти все соседи давно уже отгородились от внешнего мира двойными металлическими дверями, а у ней всё ещё стояли допотопные деревянные, открывающиеся внутрь -- отжал затвор, и путь свободен. Этот великий соблазн, будь она вором, и её бы на "подвиг" сподвиг.
   - Сучонок! Раздаривает, наверное, сейчас моё прекрасное бельё девкам. Нет, не раздаривает, не такой у него был замысел -- продаёт! Барахольщик! Живёт на материну зарплату. Нет, не только на материну -- но и на мою сейчас! И на зарплату моего сына! И на честно заработанные деньги других людей!
   Вспомнила вдруг, что педаль от электрической швейной машинки не входила в коробку, и она хранила её отдельно. Пошла проверять.
   - Так! Не увели тебя! Останешься мне на память об этом злодеянии, значит? Нет, когда всё утрясётся с этим негодяем, я тебя подарю, знаю кому, на работе у меня есть хорошая швея, пусть у её машинки будет запасная педаль.
   В воскресение с утра бурили стены, вставили широкую раму, установили двойные двери с двумя замками, с защёлкой внутри, с глазком на уровне глаз с обзором на сто восемьдесят градусов, прикрепили номерок квартиры. Запылили весь подъезд. Потом приваривали решётку на балконе. Ей посоветовали перед покраской протереть тщательно весь металл водкой. Весь вечер прибиралась во всём подъезде и на своём балконе.
   Следующий вечер пришлось выстоять огромную очередь среди мужиков в подвале за водкой, которая давно продавалась по талонам по одной бутылке на человека в месяц, а в её "закромах" водка никогда не залёживалась, моментально улетучивалась на множественные праздники и застолья то на работе, то с соседями, то с родными. Иногда приходилось даже гнать самогончик, ей он больше нравился, он и вкуснее, и сытнее, и полезнее.
   В следующие дни занималась покраской. Красиво получилось, и решётки, и двери сделала светло-светло-серого цвета, как и у соседа Димы, и под цвет низких панелей в коридоре. У соседа слева двери оказались чуть-чуть потемнее. А сама думала, что появись Костя дома, обязательно усмехнулся бы её запоздалым стараниям.
   - Ну ничего! Подонок! Теперь я вплотную займусь тобой! Никуда ты от меня теперь не денешься!
   Любопытная соседка с первого этажа пришла выразить сочувствие от всех проживающих. Ольга не сдержалась -- слёзы запоздалой беспомощности хлынули из глаз.
   - Мне, наверное, на первом-то тоже надо как-то двери ставить, одна ведь живу. Кто тебе делал?
   - Я его не знаю, но аккуратно сделал. И Диме он же двери ставил.
   - Красиво у вас теперь, и одинаковые у всех троих, и надёжно. Дай на балконе посмотреть?
   - Пошли.
   - У меня-то балкона нет... А сейчас стеклить люди начали.
   - Не хочу стеклить, темно в квартире будет, да и отпотевают внутри зимой. А пыли снаружи от дороги сколько всегда! Мыть ведь каждую неделю надо будет с внешней стороны! Да и надёжней, чем стекло. Я могу тебе номер телефона мастера дать.
   После завершения серьёзных этих домашних хлопот напряжение не оставило её -- полностью перекинулось на объект её мести, которую она со злобой культивировала после каждого рабочего дня.
   Рядом с окном в уголке ковра над постелью с испокон веков висела в деревянной рамочке старенькая иконка Божьей Матери с младенцем на руках. И она долгими вечерами не в силах задремать, вставала коленями на коврик перед кроватью и безмолвно устремляла взгляд то на икону, то на первые звёзды за окном, то на лунный серп, пытаясь дать понять всему миру, что не она виновата в той злобе и ненависти, что разгорались в её душе всё больше день ото дня. Иногда, как бы оправдываясь, начинала говорить вслух:
   - Днём эти молодые бездельники дрыхнут, а вечерами обкрадывают прохожих, чистят карманы беспомощных детей, изымая телефоны и деньги, ночами кутят с подружками в барах и саунах, обколовшись героином или нанюхавшись курительных смесей. Боже! Накажи моего обидчика! Он заслуживает наказания!
   Когда божественные символы сочувственно укладывали её в постель, она долго ворочалась в полусне, то нанося удары кулаком по челюстям Кости так, что его зубы разлетались во все стороны и со звоном плясали по лестничному пролёту до самого низа, то таскала его по полу за пышную шевелюру, которую он отрастил после армии. Вчера ночью своими клыками вгрызалась в его опороченные руки, пока не обгрызла до локтя. Он убегал, но она хватала его за шиворот, поворачивала его к себе лицом и хлестала, хлестала его бесстыжую физиономию. Сегодня всю ночь рубила не весть откуда взявшимся огромным топором их двери, пока не увидела сквозь дыру его поганый чёрный рот. Он всё ещё считал себя сильным и смеялся.
   С такими же видениями она и просыпалась. Изнурённая ночной борьбой шла на работу. На сердце непроглядным облаком давила тяжесть. А вечерами опять стояла на коленях и молила о наказании преступника.
   Как-то поливая цветы, задержала внимание на одном. Эта туя очень быстро всегда разрасталась, опуская огромные пушистые веточки вниз с верхнего угла стенки, почти метровые. Чтобы часто не пересаживать цветок, она обычно срезала старые ветви и почему-то приспособилась не выбрасывать богатую зелень, а относила их для украшения покойников в гробу, коих в доме появлялось не так уж и редко, что не удивительно -- в городе из пятнадцати тысяч половина пенсионеров. Но туя была со злорадной изюминкой -- от самого корня сантиметров на двадцать пять имела большие острейшие колючки внутри зелени. Сейчас средь бела дня вдруг перед её взором привиделся гроб с Костей, украшенный этими колючками. Она даже улыбнулась от предчувствия.
   Возвращаясь как-то с работы, обратилась к соседке, одиноко сидящей у подъезда:
   - Светлана! Ты на первом этаже всегда у окна сидишь. Не знаешь, Костя у Тамары случайно не появлялся дома в последние дни?
   - Как-то дня три назад видела. А зачем тебе?
   - Да должен он мне. Никак увидеть не получается.
   А мятежными ночами ей снился его чёрный язык, то глотающий белый наркотик, то дразнящий её играющими словами "ля-ля-ля...", в конце концов она воткнула в этот чёрный язык вилку -- он орал от боли так, что в подъезд выскочила его мать и материла её почём зря. А Ольга во сне хохотала от счастья, что сделала ему больно. Тамара крутила пальцем у виска, намекая на то, что она сошла с ума.
   Даже на работе она не переставала думать об этом Косте и допустила крупную ошибку -- начальник лишил её премии за месяц.
   А потом вдруг осознала, что "чахнет на глазах", так выразилась одна из её коллег. Работа, конечно, отвлекала её, а то она давно бы сгноила себя ночными мучениями. Она вдруг подумала, что действительно больна.
   - Господи! - Грохнулась она на колени перед своей иконой. - Прости меня! Прости меня! Прости меня! Это он виноват, что я схожу с ума! Я больше не стану умерщвлять себя! Пусть мой обидчик сам отравится моей злобой и моей ненавистью! Прости меня, Господи!
   Проснувшись она поняла, что что-то изменилось -- она впервые за многие недели выспалась.
   - Спасибо, Боже! Я знаю, ты услышал меня!
   К концу рабочего дня на неё набросился жор! Страшно хотелось есть. Она мчалась на свой четвёртый этаж, перепрыгивая через ступеньку, только чтобы засунуть в рот кусок хлеба. Подумала ещё, если бы ей попался вдруг на глаза Костя, она точно укусила бы его, и впервые за многие дни засмеялась. Скинув каблучки, трясущимися руками быстренько сварила кофе, сидела, проглатывая чёрный хлеб и запивая обжигающим напитком. Немного полегчало. Переоделась в халатик, поставила отваривать мясо кусками, потом на этом бульоне суп сделает гороховый с фрикадельками. На другой горелке вода закипала, в ней лапшу отварит.
   - Завтра надо будет фруктов накупить всяких и колбаски копчёной, чтобы с голоду не умереть. О! У меня же ещё где-то в морозилке клубника мороженая оставалась с прошлого года, надо её срочно съесть, новый её урожай уже начали продавать. И холодильник не мешало бы разморозить, вымыть, пока пустой, скоро ягоды начнут продавать, заполню полностью все камеры. Подкрепилась, слава Богу! Пойду новости по телику посмотрю, давненько не включала.
  
  
   Соседка заглянула, аккуратненькая молодая дамочка, третий год в этом доме жила в их подъезде на втором этаже, Нелля, медсестрой работала:
   - Ольга, по сто рублей собираем.
   - Я в курсе, что ремонт какой-то в подвале задумали. Вот, - выложила из кошелька сотку.
   - Нет. Тамара из больницы Костю привезла на катафалке.
   - Да ты что!
   - Спасти не смогли...
   - Что с ним случилось?...
   - Передозировка...
   - Наркотики?
   - Да.
   - Когда хоронить?
   - Послезавтра. Пойдём сходим посмотрим вместе?
   - Пойдём... Подожди немного... Я зелени пару веточек срежу со цветка. Как Тамара-то?
   - Говорят, молчит...
   - Вот, подержи, пока переоденусь, неудобно как-то в халате выходить. Осторожно! Только за кончики держи, зелень хоть и красивая, но здесь колючки огромные!
  
  
  
  
  
  
  

ИММУНИТЕТ.

  
  
   Я, молодая корреспондентка "Эхо", получила задание сделать репортаж по профилактике гриппа, набирающего силу по стране в начале января. Закупили целую машину масок для бесплатной раздачи, чтобы я подкрепила свой репортаж реальными действиями, так как в аптеках полки опустели -- расхватали все противовирусные препараты, маски исчезли полностью, кроме того я должна была расспросить людей о том, как они борются с инфекцией. Стояла на оживлённом углу около железнодорожного вокзала, предлагала каждому:
   - Возьмите масочку! Бесплатно!
   Меня несколько удивило безалаберное отношение к своему здоровью огромного большинства проходящих. Кто-то, конечно, брал, но большинство только отмахивалось от меня, как от надоедливой мухи, иногда даже нехорошо высказывались, глядя на открытые с масками коробки около моих ног, кто-то даже показал мне кукиш. Если я пыталась взять интервью, от меня отскакивали, как от сумасшедшей. Для меня это был шок! Но я стойко продолжала свою благотворительную акцию.
   - Девушка, возьмите маску!
   - Женщина, возьмите хоть для ребёнка!
   - Молодые люди, берите, не стесняйтесь! Бесплатно!
   - Подходите смелее! Бесплатные маски!
   - Мужчина, возьмите маску!
   Он, усмехнувшись, подошёл:
   - Возьму! Но с условием, если вы возьмёте у меня полное интервью по этому поводу!
   - С удовольствием! - Обрадовалась я.
   Он выбрал маску и, к моему удивлению, натянул её на меня, хохоча:
   - Как глупо вы в ней выглядите! Боже мой, такая красавица, а похожа стала на Бабу Ягу! Приступим?
   - Приступим, - согласно кивнула я. - Скажите, пожалуйста, как вы боритесь с инфекцией? Почему пренебрегаете маской?
   - А чем она хороша?
   - Защищает всё-таки.
   - От чего? От вирусов? Сомневаюсь.
   - Может вы пользуетесь какими-то таблетками, другими противовирусными препаратами?
   - Нет.
   - Может вы повышаете свой иммунитет?
   - Какой иммунитет вы имеете ввиду? - Смеялся он.
   - Обыкновенный...
   - Я сам себе иммунитет.
   - Как это? Объясните, пожалуйста.
   - Девушка, - взял меня под локоть, - пусть ваш напарник останется с этими масками, а мы прогуляемся немного и побеседуем на эту широкую тему, а то вы закоченели совсем, зуб на зуб у вас не попадает даже под маской.
   Я кивнула, оставила своего коллегу с коробками, и мы медленно направились вдоль улицы.
   - Вот мой подъезд, сейчас мы заглянем ко мне домой и обо всём поговорим. Не спорьте со мной, вы же обещали взять у меня полное интервью.
   Я смело вошла за ним в квартиру на первом этаже.
   - Раздевайтесь... Снимайте маску, здесь нет никакой заразы.
   Скинул с себя лёгкую куртку, пышную шапку, обувь, носки. Босиком прошлёпал на кухню, включил газ, забрякал кастрюльками.
   Я подумала:
   - Даже если он меня изнасилует -- хотя вряд ли, староват для этого -- я не буду против. - Очень какое-то благородство от него исходило. Прошла на кухню.
   - Присаживайтесь. - Налил не чаю, а по тарелке борща. Достал стопки. Налил по половинке. - Выпьем для профилактики.
   Быстро опрокинули стопки.
   - Что это? - Задохнулась я. - Самогон!
   - Да, самогон. Самый здоровый алкогольный напиток.
   - Какая горечь!
   - Горечь, любая, в сто раз полезней, чем сладости.
   - Запах отвратительный!
   - Эфирные масла очищают дыхательные пути от вирусов в сто раз лучше ваших масок.
   - Вы пьёте?
   - По тридцать граммов каждый день для профилактики. - Вдруг он отклеил свои тонкие красивые усики и засмеялся.
   - Вы ещё и артист! - Засмеялась я.
   - Давайте поедим сначала. Не стесняйтесь.
   - Пол хоть и деревянный, но у вас не жарко. Не боитесь ноги застудить?
   - Не боюсь, - улыбался он. - Иммунитет повышаю. К тому же в холоде, говорят, дольше сохраняются.
   - Даже так!
   - Только так!
   - Когда начнём?
   - А вот прямо сейчас и начнём. Включайте свою аппаратуру.
   - Она у меня и не выключалась.
   Взял за руку, увёл в комнату, усадил в кресло, сам открыл пианино.
  
- На Востоке, говорят, жил пророк Магомет,
   и иметь по десять жён разрешал Магомет.
   Но у нас закон другой, многожёнства здесь нет,
   и живут с одной женой все до старости лет!
   Если б было десять жён, как велит Магомет,
   то бы первая жена подавала обед,
   воспитание детей двум другим отдано,
   а с четвёртой иногда муж ходил бы в кино!

   Мне стало так весело. Вместо того, чтобы мёрзнуть на двадцати пяти градусном морозе на самом перекрёстке инфекций, я сидела в тепле и слушала весёлый напев симпатичного человека, да ещё с богатым юмором. А музыкальное сопровождение! Кто бы мог подумать, что такой разносторонний мужчинка мне попался!
  
- Он бы пятую жену приспособил стирать,
   а шестую жену -- в жилотдел заседать,
   а седьмую жену -- на концерт выступать...
   А десятой иногда позволял изменять!
   А у нас законов нет -- просто ухохочешься!
   У нас есть иммунитет, если вдруг захочется!

   Закрыл крышку пианино. Уселся рядом в кресло:
   - Пошутили и будет!
   - Сколько вам лет? - Начала я, улыбаясь.
   - Шестьдесят вчера исполнилось -- пенсионер.
   - Отмечали юбилей?
   - Нет. Я буду отмечать юбилей, когда мне будет сто шестьдесят.
   - Вы... серьёзно?
   - Вполне.
   - Вы когда-нибудь болели гриппом?
   - Никогда! И не собираюсь!
   - Как же вам удаётся? Все вокруг болеют...
   - А вы не разносите эту заразу по всему свету своими средствами массовой информации! Ведь даже здоровому человеку я бы категорически запретил пользоваться тем, что рекламируют! Телевизор, радио круглыми сутками только и трезвонит:
   - "Мезим -- для желудка незаменим!", люди уже срать сами разучились, следуя вашим советам. Ведь с испокон веков известно, если какой-то орган перестает сам работать -- он атрофируется! И мозг -- не исключение! А у нас с детского возраста йогурты с красителями и добавками, Данон неизвестно из чего с различными химическими вкусами. Дневная порция кальция в одной таблетке! Ужас! До того дошло, что не садятся за стол пока не проглотят этот Мезим!
   - Или это безосновательное внушение "Чтобы кальций усвоился, принимайте его с витамином "Д". И на всех каналах одно и то же враньё! Надо знать, что витамина "Д" в природе не существует, он вырабатывается внутри организма человека железами внутренней секреции от попадания на кожу ультрафиолетовых лучей!
   Для повышения иммунитета надо просто жрать молодёжи в два-три раза меньше, раз в десять увеличить физические нагрузки, и в тысячу раз больше задумываться о своём теле, особенно о своих мозгах! Элементарные правила правильного питания не соблюдаются! Учёная медицина бездействует! Поэтому и дети или ожиревшие, или недоросли. На развитие коммерческой фармацевтики все работают, а не на повышение своего иммунитета!
   - Чтобы хорошо питаться, зарплаты не хватит..., - попыталась я возразить.
   - Еда -- это самый сильный наркотик. Чтобы изменить эту пагубность, надо сделать так, чтобы не человек зависел от еды, а чтобы еда зависела от человека. Правила правильного питания говорят не о том, ЧТО есть, а о том КАК есть.
   - Вы всем этим занимаетесь? - Удивилась я.
   - Да. Всю жизнь. Совершенствуюсь, так сказать.
   - А как же вирусы?
   - Они всегда были и будут рядом с нами. Здесь нет никакой проблемы. К здоровому организму они не пристанут.
   - Вы женаты?
   - Это ваш личный вопрос? - Засмеялся он. - Может вы хотите проверить мой иммунитет? - Подошёл, поднял рывком меня за руки и осторожно привлёк к себе, посмеиваясь.
   - А хочу!
   - Нет вопросов...
  
  
   - Знаешь, красавица, очень жаль расставаться, но у меня, наверное, уже очередь у дверей стоит. - Помогал мне натягивать гамаши, носки, сапоги.
   - Какая очередь?
   - Обыкновенная. Для повышения иммунитета. Из таких же, как ты.
   Я была настолько шокирована этими словами, что даже задумываться не стала, направилась одевать шубку. Он помог затянуть капюшон, натянул рукавички, подал сумочку с маской, и открыл дверь.
   - Господи! Он ведь даже не соврал!
   У дверей стояли дамы! И чуть ниже на лестнице, и у окна между этажами наверху. Я даже не поняла, почему направилась не вниз, а вверх, включив свою аппаратуру.
   - Здравствуйте.
   - Добрый день. - Ответила та, что постарше, молодая только кивнула с открытой улыбкой.
   - Это куда, простите, очередь?
   - Так к Василию Викторовичу.
   - Можно поподробнее? - Попросила несмело.
   - Он начал новую группу набирать.
   - Что, объявление где-то было?
   - Ему не надо никаких объявлений, без этого толпы будут.
   - Он на дому принимает?
   - И на дому, и в спортзале, и по телефону, и просто на улице, - засмеялась она.
   - Не подскажете, он только здоровых набирает?
   - Сначала всех смотрит, задания строгие даёт, если кто-то не справится, обычно таких большинство -- отсеиваются, а с остальными -- интенсивные подготовки потом ежедневно.
   - К чему подготовки?
   - К весенним купаниям. Обычно в мае приступаем, и потом без единого пропуска круглогодично.
   - Вы уже проходили эту стадию?
   - Мне по семейным обстоятельствам в прошлом году пришлось прервать моржевание, поэтому придётся начинать с самого начала.
   - Ещё вопрос, это дорого обходится?
   - Поверьте, гораздо меньше, чем ежемесячные платежи за газ.
   - Не подскажете, кто здесь последний?
   - Так за нами будете.
   Вот так я со следующего дня начала повышать свой иммунитет. Свой репортаж я опубликую ровно через год в середине января.
  
  
  
  
  
  
  

РЕКЛАМА.

  
  
   - Что? Мы в прямом эфире? Как приятно! Я так давно ждала этого момента! Как, наверное, все особы женского рода, я всегда мечтала попасть в объективы телекамер!
   Здравствуйте, дамы и господа, присутствующие в зале! Здравствуйте, здравствуйте, дорогие теле и радиослушатели! Сразу представлюсь, я -- Медь! Я -- элементарная частица безраздельного пространства Вселенной! Я -- вечна! Я чиста и сутью, и помыслами.
   Я --женственна! Я -- гибкая! Не то что Золото, не лежу мёртвым грузом в запасах. Золото слишком мягкотелое, почти до неприличия, что многих раздражает в наш-то двадцать первый век. К тому же оно среднего рода, как и Серебро, то есть "и вашим, и нашим", что одно и то же, что "ни вашим, ни нашим".
   На этом вот плакате, так называемой таблице, созданной умом Менделеева Дмитрия Ивановича, я нахожусь в клеточке под номером "29". Замечу, что я -- неотразима! И всегда окружена элементами мужского рода -- Калий, Кальций, Цинк, Рубидий, Стронций и так далее. Да и особей, подобных мне, во всём этом химическом обществе ещё всего только три с женскими именами.
   Я вижу, что моё появление в чистом виде произвело на вас впечатление! Вы шокированы моей способностью безупречно владеть каждой клеточкой моего тела! Да, почти огненная шевелюра, плавно обтекающая плечи и переходящая в изящную фигуру с талией, как у стрекозы! А низ моего шикарного наряда зелёным шоколадом растекается волнами по паркету! Да, моё выразительное лицо может быть и цветом тумана, на котором и ярко-красный бант губ, и тёмные медные глаза приковывают ваше внимание!
   Я-- изменчива, как все особы женского рода, могу изменить не только свою внешность в любую секунду до неузнаваемости, не только цвета от нежно-розового или зеленоватого до жгуче-красного, даже чёрного, но и свои внутренние свойства от лаского-лечебных до жёстких, защищающих меня от воздействия внешних факторов.
   Многим из вас, вероятно, известны такие феномены, как воздвигнутые колонны в Индии -- семиметровая в Дели стоит с 415 года весом 6,5 тонн, аналогичная колонна ещё больших размеров изготовлена в третьем веке в городе Дхар. Они стоят уже не одно столетие, и учёные всего мира удивляются, почему они не поддаются окислению, более полутора тысяч лет не поддаются коррозии! Это благодаря мне -- Меди, и, конечно, моим небольшим женским секретам по охране этих мировых достопримечательностей.
   Взгляните ещё раз на мою фигурку -- каждая моя клеточка в движении, так как я постоянно занимаюсь с обручами, да не с пустыми, а с электронными, которые оттачивают мой образ до совершенства, они движутся вокруг меня, поддерживают мою ауру в рабочем состоянии. Их четыре, вот сейчас я включаю их подсветку. Спасибо за аплодисменты!
   Я вполне коммуникабельна, легко вступаю в любые связи благодаря своей валентности, поэтому чаще меня встречают в соединениях, но могу быть и в таком, как сегодня перед вами, в самородном виде, но это - исключение, и только сегодня, и только для вас!
   Я хоть и женского рода, но с металлическим характером! А как иначе сохранить себя среди сотни элементов с мужскими именами! Я -- доисторический металл. Впервые человечество открыло меня в глубокой древности, и мои далёкие предки назывались словом "CUPRUS", сейчас это Кипр. Я не так давно и здесь недалеко предков навещала -- город Дегтярск -- райский уголок! Ни одного предприятия, ни шума, ни грохота, дорог нет, больниц нет, интернета нет -- чистота, красота, куда ни глянь! Водоёмы прозрачные, даже трава зелёная, и хвойные леса в округе зелёные, и камушки такого цвета повсюду встречаются, у въезда эмблема города со змейками-медянками возвышается -- налицо все признаки медной составляющей и в земле, и в воде, и в воздухе, и в медесодержащих залежах глины между крутых гор, из-под которых бьют целебные источники -- очищенные, обезвреженные, насыщенные ионами Меди. Когда-то здесь были шахты, добывали медную руду, а сейчас предкам моим подсунули под бок, говорят, отходы ядерные. Да только поклониться и попросить помочь забыли почему-то. Мы, конечно, многое можем, с испокон веков ведь служим человеку, но попросить-то можно было, хотя бы из приличия.
   Ещё не секрет, что областные власти лоббируют запуск в этом райском уголке Сурьмяного завода, производство вредное -- отходами серы, сурьмы, свинца, мышьяка, ртути будут заполнены воды. Куда они потекут? Да конечно же, в Екатеринбург! И все ветра туда же дуют! И все эти вещества, умерщвляющие человека, поглотит сам областной центр. Жутковато, не правда ли!
   Я -- Медь! Я -- доступна! И если человек -- разумное существо, ему без меня не обойтись, так как во мне заключена огромная сила. Мужчины во мне уверены, я ещё никогда никого не подводила в их изысканиях и устремлениях по ускорению научно-технического прогресса. Женщины ценят меня за помощь и выручку в быту, в поддержании здоровья своих домашних, за свет в лампочках, за работу электроприборов, пылесосов, стиральных машин. Я -- полезна! Я всем нужна! Я -- надёжна!
   Я -- лекарство! Лечебные свойства Меди многим известны и очень разнообразны:
   - вакуумная Медь, что содержит до 99 процентов чистого металла, используется при мигренях, метеозависимости, слабом иммунитете, артрите, радикулите -- только наружно на пульс при гипертонии на правую руку, при гипотонии на левую;
   - таблетка бессмертия, ещё её называли "ультразвуковая таблетка" или "кремлёвская таблетка", так как когда-то она не была доступна простому люду, ими лечили высокопоставленных лиц. Это радиокапсула весом двадцать граммов -- две полусферы, которые являются электродами, она предназначена для лечения болезней желудочно-кишечного тракта, присутствие в ней Меди обусловлено тем, что Медь -- единственный металл, который полностью сам выводится из организма, ну и потому, что он и доступен, и безвреден, кроме того Медь занимает второе место по электропроводности после Серебра;
   - медные банки -- при болях в спине, болезнях в лёгких, при бронхитах;
   - медные пластины прикладываются на больное место на сутки-двое при головных болях, нарушении слуха, при ушибах, от синяков, при рубцах и спайках, при варикозе. Если на коже остаётся зелёный цвет, значит Медь работает на излечение, она как бы сама прилипает к больным местам. Чтобы "оживить" Медь, пластины достаточно просто прокипятить в слабосолёном растворе;
   - простой медной проволокой, хорошо очищенной и предварительно выдержанной два часа в уксусной эссенции можно лечить суставы рук и ног. Головную боль легко снять, обмотав такой проволочкой вокруг головы;
   - Медь применяется при волчанке;
   - Медь губительно действует на низшие растительные организмы, такие как грибок, водоросли;
   - растворимые соли Меди в очень высоких концентрациях действуют как прижигающее средство, что вызывает расширение сосудов, а в низких концентрациях являются вяжущим средством, так как осаждают белки из их растворов, что вызывает сужение сосудов;
   - достаточно бросить горсть медного купороса в бассейн, и вода приобретает не только голубую прозрачность, но в ней полностью уничтожаются все угрожающие здоровью микроорганизмы.
   И это всё я -- Медь! И это всё -- для вас! И все эти средства вполне доступны абсолютно для каждого -- обезболивающее, антибактериальное, жаропонижающее, кровеостанавливающее, противоопухолевое и так далее.
   Такими же свойствами обладает и медесодержащая глина, и источники воды, проходящие сквозь неё. И до всего этого блага вы можете дотянуться лишь протянув руку, всё -- доступно!
   Есть, конечно, и минусы, я должна об этом сказать, это -- избыток меди в организме в связи со склонностью к аллергии, но этот избыток легко обнаружить -- человека просто тошнит от одного вида Меди, надо просто следить за собой.
   Спасибо за внимание! Всегда готова к услугам! Надеюсь, полученная информация вам пригодится!
  
  
  

КОНТРАСТ.

  
  
   Загорелые за полтора месяца под южным солнцем, обе в белоснежных маечках и в мягких тёмно-серых шортах, две сестрицы, двоюродные по мамам, с удовольствием расположились на нижних полках плацкартного вагона в предвкушении новых впечатлений от болтовни с будущими попутчиками. Вагон быстро заполнялся. Первым верхнюю полку занял сухощавый мужчина. Лера, по паспорту Валерия, мило улыбнувшись, спросила:
   - Вы без багажа?
   - Без. - Ответил он своим дефектным произношением однозначно, не представившись, не поздоровавшись.
   Лера с Настей удивлённо переглянулись, вопросительно пожав плечиками.
   Вторую верхнюю оплатил Богдан. Забросив сумку наверх, улыбнулся:
   - Можно пока с вами посидеть?
   - Конечно, конечно, - ответила Настя приветливо. - До куда?
   - На ночь. Потом у меня пересадка. - Не захотел он откровенничать.
   Сбоку устраивались две молоденькие женщины, бросив на столик толстую книгу в обложке, скрывающей название.
   Сестрицы совсем не были похожи друг на дружку по внешности. Лера была помоложе, посветлее, пополнее, любительница поболтать. Настя -- постарше, потемнее, повыше, построже, более молчалива. Но обе делали абсолютно одинаковые выводы хоть из событий, хоть о личностях, хоть о различных местах, хоть о способах достижения целей. По складу характера обе практически всегда ко всему были в оппозиции, никогда не поддакивали в разговорах, никогда не соглашались, чаще противоречили, критиковали для выяснения истины или просто для возбуждения полемики.
   Когда-то их родители позаботились о том, чтобы единственные их дочери всю жизнь прожили рядом, и купили им одинаковые квартиры в одном подъезде, одной на втором, другой на третьем этаже. Обе уже успели вырастить по сыну, которые покинули их, так же, как и мужья, разлетевшись в разные стороны. Вот тогда-то они и поняли, какое это счастье быть "одинокими", получать пенсии и жить рядышком, и уже не первый год отправлялись к тёплому Чёрному морю в конце августа. В этот раз две недели пожили в Анапе, положительно оценив коммерческую деятельность жены мера, что вымостила весь город, все дворы тротуарной плиткой. Потом две недели наслаждались ароматом хвои в Пицунде, полежали на пляжах рядом с абхазскими "вояками", что за деньги бегали каждую ночь выстрелить по пять патронов в грузин.
   - Простые эти абхазцы, - резюмировала Лера.
   - Одноклеточные, - поддакнула Настя.
   Напоследок три недели шастали по пляжам Адлера, отмечая разительную чистоту морской воды по сравнению с загрязнённостью в Крыму, с мутностью в Анапе, с заиленностью в Ольгинке.
   - О! Тронулись! - В голос промолвили боковые соседки.
   Все взглянули в окна, облегчённо вздохнули, и на душе у всех полегчало -- начало пути к дому!
   Как-то в первые часы попутчики оказались не очень разговорчивыми, хотя Лера познакомилась с дамами, те дали ей какие-то брошюрки. Настя с Богданом молчали, глядя в окно и прощаясь с морем. Верхний сосед, расстелив постель, сразу же отвернулся к стенке. После лёгкого обеда Настя лёжа прислушивалась к беседе Леры с Богданом, которые играли в карты. Потом обратила внимание, что боковые соседки дружно разбирали чтение Библии, совершенно игнорируя недовольство соседей даже находящихся за стенкой.
   - Свидетели Иеговы. - Шепнула Лера Богдану, кивнув на дамочек.
   - Только этого нам не хватало! Неужели не понимают, что мешают окружающим. Взрослые ведь! Конфликтовать не хочется...
   Всё-таки сосед из-за стенки сделал им замечание:
   - Голоса притушите, женщины! У нас дети заснуть не могут.
   Рождённые после второй мировой войны не особо верили в Бога, хотя в любом жилище старшее поколение потаённый уголок с иконками имело. А после "перестройки" заводы закрывались, выбрасывая людей на улицу, народ нищал, а духовенство расцветало, монастыри, храмы восстанавливались, новые строились, один краше другого. Религию превратили в бизнес, в каждом храме торговые лавочки, цены растут быстрее, чем в супермаркетах. Прейскурант цен посмотришь и хочется сразу перекреститься -- не от лукавого ли это? -- крещение столько-то, отпевание столько-то... А батюшка говорит, что это не плата, а добровольное пожертвование. Недавно Центрбанк изъял лицензию у какого-то московского банка, где хранились все церковные сбережения. Они с сестрицей несколько дней хохотали над потерями духовенства -- давно пора направить их финансы на дела более праведные. Это раньше староверы, раскольники, дырники, топольники уходили подальше от народа за Урал, в Сибирь, чтобы сохранить свою веру, а сейчас сколько всяких религиозных течений развелось! Как у дурака махорки! И ведь как действуют -- нагло! В квартиры стучатся, на улице останавливают, литературу впихивают, настойчиво всем своё мнение навязывают, и каждый считает, что только их вера истинная. Но ведь на дворе давно 21-ый век! Люди уже не заблудшие овцы! Да и истины, как говорят мудрецы, три -- моя истина, твоя истина, и истинная истина.
   Их попутчицы недолго сохраняли тишину. Как оказалось, их в вагоне набралось около десятка, и все потихоньку стали собираться около своей старшей, что сидела в их отсеке. Настя поморщилась, так как её попросили отодвинуться к окну. По разговорам понятно было, что те ездили на свою шабашку, или по-светскому "семинар". И так как их оказалось большинство, они тут же стали обрабатывать соседей по полной программе, да так напористо, что Богдан оставил картёжную игру и забрался на свою верхнюю полку. А Лера с Настей, переглянувшись, тут же встали в позу. На все уговоры сектантов тут же задавали провокационные вопросы, которые частенько ставили женщин в тупик. Их наставница была властной женщиной и открыто негодовала, ведь свидетелями дебатов была вся её группа. На любую протестную фразу та открывала свою Библию с закладками, читала соответствующие выдержки и гордо говорила: "Здесь так написано!", остальные согласно кивали головами. Ей не хотелось ударить лицом в грязь перед своими подопечными, что вторили ей. Но сестрицы в силу своих оппозиционных наклонностей не сдавались, не согласились ни с одной догмой, что та зачитывала в своих закладках. В общем, полемика бурно продолжалась. Если поначалу, как и всегда, более эмоционально вступила в разговор Лера, то Насте вся эта белиберда надоела, и она решила разогнать всю эту толпу:
   - Но вы согласитесь, что на заборах тоже пишут! И все эти книги тоже написали люди, а не Бог! И каждый писал и переписывал всё это в угоду кому-то, кто был у власти! Оглянитесь вокруг, и в наше время историю переписывают после каждого ушедшего правителя, правда, Украина в этом порыве переплюнула всех.
   - Вы что, совсем не верите в Бога! - Почти хором пытались они принизить её нравственность.
   - Я верю. И в Бога, и в Чёрта!
   - Женщины, успокойтесь. - Вклинилась Лера. - Мы обе крещёные, но общаемся с Богом напрямую, нам не нужны посредники при разговоре с Господом, тем более такие, как вы. - И, улыбнувшись, всё-таки не смогла закончить "интересную" беседу на последней ноте. - Вообще, из всех религий мне по духу ближе всего буддизм. Кстати, православная вера очень многое переняла от язычества.
   Тут завизжали все сразу, упрекая её в предательстве православной веры. Настя не удержалась от строгости:
   - А вы сами никого не предали! Ведь вы практически все были православными, вы предали веру своих предков! Стали сектантами. Кто из вас видел или слышал Иисуса Христа или отца его Иегову? -- Никто! А называете себя "свидетелями" Иеговы! Вы лжёте людям, лжёте себе. Вы являетесь по большому счёту лжесвидетелями Иеговы!
   Тут одна умненькая решила подколоть упёртых сестричек, а может просто хотела выслужиться перед старшей:
   - Вы поди и молитвы-то ни одной не знаете!
   И Лера, конечно, выступила. Начала с "Отче наш", потом утреннюю молитву "Оптинских старцев" продекламировала, "Богородицу" и так далее -- громко, с выражением, без единой запинки. Настя, естественно, дополнила. Видимо, настоящие христианские молитвы благотворно действуют и на прочие религиозные течения, так как пока они весь свой репертуар не исполнили, никто не посмел их даже прервать. А может сыграло роль то усердие, с которым они демонстрировали свои способности.
   - Вот так! - Съязвила Лера. - А ты за каждым словом суёшь свой нос в книгу. А просто ответить слабо?
   - Девочки! - Простодушно по-матерински попеняла им Настя. - Вы все до единой очень агрессивны, а "агрессия" -- противоположность слову "любовь". С вами, честное слово, не хочется общаться даже на житейские темы, не говоря уж о духовных сферах. И давайте идите по своим местам, вы здесь всем уже осточертели!
   Наставница в глазах своих товарок была повержена, хотя и пыталась ещё как-то реабилитироваться, но все стали расходиться, разговаривать больше не хотелось. В наступившей тишине Лера с Настей, перемигнувшись, с душевной победой решили поужинать. Богдан, смеясь, спустился к ним:
   - Молодцы, женщины! Отделали сектантов по всем швам! Приятно было присутствовать.
   - Помолимся перед едой. - Перекрестилась, смеясь, Лера. - Угощайся, Богдан.
   Где-то часа через полтора злые попутчицы покинули поезд. Ещё чуть раньше вышел их неразговорчивый сосед с верхней полки. А перед ними с билетом в зубах появилась старенькая худенькая женщина с небольшой клетчатой сумкой и картонной коробкой, перевязанной крест-накрест бельевой верёвкой.
   - Добрый вечер! - Произнесла, вынимая билет изо рта и улыбаясь. - Извините, что потревожила вас в столь поздний час. Молодой человек, поставьте, пожалуйста, под столик мою коробку. Она тяжёлая.
   Богдан моментально среагировал.
   - У меня там яблоки, насобирала в саду у подруги, родственнице своей престарелой везу.
   - Можно подумать, что кто-то может быть старше вас, - усмехнулась Лера.
   Та, ничего не ответив, тихонько забралась, с лёгкостью, надо сказать, наверх и затихла.
   Утром, проводив Богдана, справили традиционный умывон. Пригласили новую попутчицу к завтраку. Та не отказалась, достала свою заварку, булочку. Лера сходила за кипятком для всех троих, засмеялась, когда та перекрестилась перед едой. Настя укоризненно строго взглянула на сестрицу.
   Старушка была простая, её звали Мария, по пути им будет ровно сутки.
   - Вы верующая? - Спросила Настя.
   - Да, девочки, я глубоко верующая. - Без тени лукавства произнесла она.
   - Расскажите о себе. Как вы пришли к Богу?
   Она поведала историю своей нелёгкой жизни. С каким-то внутренним спокойствием она рассказывала о себе. Родилась в небольшом рабочем городке в центре России, окончила институт, работала экономистом, жила с мамой. Ухажёров не было, замуж никто не звал, маленькая худенькая, кто на такую обзарится, думала она. Мать схоронила, когда ей было сорок. Но судьбе было угодно с улыбкой дать и ей возможность познать радость семейной жизни и радость материнства. Муж был на два года моложе, один за другим родила двух сыновей. Но семейное счастье длилось недолго. Когда старшему сыну исполнилось десять лет, муж заболел, три года лежал недвижимый, умер. Следом старший сынок разбился на велосипеде -- попал под пьяного водителя. Едва она доработала до пенсии, снова беда -- младшего закололи ножом пьяные хулиганы.
   - Жизнь потеряла смысл, была в глубокой депрессии.
   - Не дай Бог никому такое пережить! - Переглянувшись, подумали обе сестрицы.
   - Я тогда даже разговаривать разучилась, - улыбнулась она, - всё одна да одна, родных по близости уже не осталось, соседи все были молодые с семьями, из квартиры-то выходила только хлеба с молоком купить, да и кому приятно на несчастную старуху смотреть. Но я, надо сказать, физически была здорова, и ноги бойко ходили, и внутри ничего не болело, и голова память сохранила.
   Она не была верующей, была комсомолкой когда-то. Тихо, спокойно, подробно рассказывала, как несла безропотно свою ношу. Это сейчас она говорила обо всём с какой-то покорностью, правильнее сказать, со смирением.
   - Говорят, что ничего в жизни не происходит просто так, на всё воля Божья. Господь не по силам ношу не даёт.
   А тогда престарелый священник из небольшой местной церквушки, наблюдавший со стороны, как она борется со своим горем, послал к ней свою прихожанку её возраста, чтобы просто поддержать, пригласить в храм, чтобы просто постояла, песнопения послушала, душой оттаяла. У той судьба оказалась не лучше -- муж пил, бил, потом где-то пьяный замёрз, единственный сын оказался в отца и тоже где-то пропал. Мария потихоньку оттаяла, батюшка оказался очень хорошим психологом, наставником.
   - Мы с Верой стали подругами. Вот так я пришла к Богу... Батюшка благословил нас на странствия, и мы стали паломниками. Надо сказать, что это Вера всегда мечтала о путешествиях с юных лет, Батюшка, оказывается знал об этом, и вот её мечты соприкоснулись с реальностью. Сейчас я могу сказать, что это смысл моей жизни. Участвовали во многих экспедициях, объездили много храмов и святых мест. Как птички Божьи, не заботились ни о проживании, ни о питании. За квартирой моей присматривает соседка, держит квартирантов, а я очень редко дома бываю, иногда по целому году отсутствую.
   На ней был тёплый костюм ручной вязки, всё это подарки, в церковь ведь многое несут. Говорит, что часто вещи в вагоне теряет, забывает, но никогда не расстраивается, говорит, Бог даст. И ни Насте, ни Лере не хотелось с ней спорить, не хотелось подкалывать, они просто задавали ей вопросы, а та тихо, спокойно описывала свои странствия. И надо было видеть, как она об этих святых местах рассказывала -- она просто вся светилась изнутри. Для неё не было большего счастья, когда Патриарх всея Руси Алексий положил ей свою ладонь на голову и благословил, подарив, как и всем приближённым паломникам, помогавших ему, белые шали. С таким трепетом, с таким восторгом она говорила об этом! Можно было подумать, что это было вчера. Это был какой-то лучик света в их купе.
   - Мария, нам хочется всё узнать о Соловках, давно хотим туда собраться. Расскажите поподробней, как туда легче всего добраться, в какое время года лучше ?
   И она до мельчайших деталей рисовала им маршрут, которым не раз сама пользовалась, со всеми пересадками, номерами транспорта, в её записной книжке были даже расписания всех поездов, теплоходов, автобусов в разных населённых пунктах. Надо сказать, что и память обо всех нюансах пересадок и переходов у ней была великолепная.
   Проговорили целый день и целый вечер. Поздно ночью она выходила на какой-то маленькой станции. На улице дождь моросил осенний. Они провожали её до платформы, желали ей счастливого пути, желали здоровья и долгих лет жизни. И эти пожелания были искренними, их никак нельзя сравнивать с теми казёнными словами, которые зачастую звучать в напутствиях. Лера сняла с себя новенький плащ-накидку, зелёненький, без рукавов и застёжек, с капюшоном и учила Марию, как с ним обращаться, натягивая той на голову через единственное отверстие у горловины. Мы набрали этих дешёвых модных накидок всех цветов радуги для подарков соседям, что остались хозяйничать в наших квартирах. Молодой паренёк с верхней боковушки нёс её коробку с яблоками, он не мог поставить её "сокровище" прямо на сырую землю и держал в своих руках, пока они прощались, он тоже весь день с интересом слушал её рассказы.
   Вот две истории за одну поездку, на одну тему, а такие разные впечатления...
  
  
  
  
  
  

ФАНТОМ.

  
  
   Она с детских лет мечтала работать телефонисткой, могла целыми днями молча смотреть на работницу почты, которой поставили две будки с телефонными аппаратами для переговоров с разными городами по всей стране. А когда кончала школу, они уже подружились, она уже знала, что поедет в Свердловск на курсы. С хорошей характеристикой, уже имея определённые навыки, ещё до выпускных экзаменов она подала заявление. Её приняли. Жили в гостинице, учились и проходили практику прямо на Главпочтамте. После окончания курсов многие разъехались по своим городам, а её оставили работать здесь же. Жили с коллегой на квартире.
   В своей родной деревне у ней никого близких не осталось, родители рано умерли, с восьми лет жила с тёткой. Ни братьев, ни сестёр родных у неё не было, а двоюродных она совсем не знала. А теперь в областном центре с площадями, парками, фонтанами, красивой набережной, богатыми магазинами, со множеством кинотеатров -- только живи и радуйся!
   Не прошло и года, как предложили учиться на вечерних курсах по освоению телетайпа, и их она успешно закончила. А потом её направили работать в пригород на большой машиностроительный завод.
   Директор очень удивился, что ему прислали девушку, да ещё почти ребёнка, не был уверен, что она справится с изношенным оборудованием. Но она разобралась, зашла передать ему первое поступившее послание. Рассказала о нововведениях:
   - Вся область переходит на установку телетайпов. Я подготовила заявку со всеми необходимыми характеристиками, здесь и заводы-изготовители, и адреса, и телефоны. Нужно непременно два одинаковых. Цены надо уточнять.
   И он поверил ей. А пока суть да дело, предложил ей заняться спецчастью, так как инвалид, ранее ведущий секретку, полгода назад умер.
   - Но я совсем об этом ничего не знаю!
   - Я на недельку отправлю вас на соседнее предприятие. Там ничего сложного. Научитесь.
   Через полгода она хозяйничала в двух смежных кабинетах. В одном, что ближе к дверям -- работа по секретным делам с главными специалистами, гражданской обороной, архивы соответствующие, в дальнем -- приём-передача информации, кодирование, шифровка, дешифровка и так далее.
   Директор оценил её компетентность и работоспособность и, чтобы удержать у себя редкий кадр, увеличил ей зарплату и, как молодому специалисту, выделил из своего фонда в соответствии с коллективным договором двухкомнатную квартиру, предполагая, что долго в девках такая не засидится.
   Она поняла, что справляется с возложенной на неё ответственностью. Общалась только с директором. Она одна имела право без стука войти в его кабинет, будь там самое высокое начальство, или оперативка с тридцатью-сорока присутствующими, или секретарша на столе. На мягких каблучках совершенно бесшумно с полу-улыбкой Мона Лизы клала ему перед глазами что-то срочное, или секретное, или важное, он молча читал, визировал, и она так же, ни на кого не взглянув, уходила.
   До этого она жила в общежитии и, конечно, получение в свою собственность жилья да ещё в только сданном новом доме, да совсем в двух минутах ходьбы до работы -- это было счастье, о котором другим можно было только мечтать. А сколько новых радостей по обустройству своего быта на новом месте!
   А по заводу летели слухи о новой работнице в Управлении, и многие мечтали хотя бы взглянуть на эту дивную татарочку с томным взглядом тёплых глаз под пушистыми ресницами, с идеальным разрезом глаз под бровями вразлёт, на роскошную не по годам грудь, с совсем не модной причёской, а просто перекинутый через плечо вперёд на одну сторону чёрный, как смоль, жгут волос до пояса, который выделялся на белой, как снег, блузке.
   Эти сказки про себя до неё доходили через обеих секретарш, которые при отсутствии директора зазывали её на чашку чая. В более чем тысячном коллективе было достаточно холостяков, чтобы интерпретировать на все лады её загадочность. А она работала, и работа доставляла ей радость.
   И всё-таки молодость берёт своё -- через год вышла замуж за своего, татарина, начальника участка на гальванике. Узнав об этой регистрации брака, директор вызвал его к себе.
   - Усман, хочу тебе заметить, твоя Дина -- единственный специалист такого уровня на заводе. Я предупреждаю, не дай бог замечу, что ты её обижаешь, что она чем-то расстроена, или семейные дела мешают ей работать -- я приму относительно тебя самые жёсткие меры. Я не позволю, чтобы её семейное положение отрицательно сказалось на работе завода. Ты меня понял?
   - Как не понять! - Вздохнул молодой начальник.
   Родились две девочки-близняшки. Сразу после декретного им предоставили места в ясельной группе.
   Прошло двадцать пять лет. Многое с тех пор изменилось. Жильё приватизировали, денежная реформа прошла, СССР исчез, появились олигархи, миллиардеры, привыкли к убийствам и на телеэкранах, и в жизни, Свердловск стал называться Екатеринбургом. У молоденькой секретарши на рабочем столе стоял компьютер, хотя по отношению к сплетням она ни в чём не уступала двум предыдущим. Девочки закончили институт, обе на пятом курсе вышли замуж, чтобы сразу получить жильё по договору, обе сейчас работают в Томске, живут дружно рядом, частенько позванивают.
   Мужа схоронила два года назад. Прожили вместе столько незабываемых лет. Правда, временами проскальзывала в его характере какая-то жёсткая спираль, он и сам это замечал, но никогда она не раскручивалась до такой степени, чтобы они крупно повздорили.
   И почему мужчины живут так недолго, многие до пенсии не доживают, сплошь и рядом. Вот и она, как многие, осталась одна. Уже два года. Она совсем не чувствовала себя пожилой и уж тем более старой. Ни одного седого волоса! Со всеми в заводском посёлке была на "ты", все к ней хорошо относились, работа шла по накатанной колее. Стала замечать, что мужчины к ней совсем даже не безразличны. Сорок пять -- самый замечательный возраст для женщины! Она не хотела быть одинокой. Не хотела! И как-то на одном из заводских вечеров понравился ей один из потенциальных женихов, правда, был моложе её лет на пять. Он недавно появился на заводе. Разведён. Жил в общежитии. И она решила устроить себе праздник -- не отказала ему.
   Только захлопнулась за ними входная дверь -- два живых здоровых тела набросились друг на друга, срывая одежды. Крепкие сильные мужские руки донесли её до кровати. Покрывая поцелуями, сжимая до хруста в своих объятиях, навалился на неё, подчиняя себе без остатка. Это было невменяемое состояние...
   То, что произошло потом, она не в силах выразить словами -- над ними в свете уличного фонаря возникла фигура её мужа, Усмана, двумя руками, словно штангу, схватил любовника сверху и бросил о пол рядом с кроватью лицом вниз, словно бревно, грохот стоял неимоверный, и -- исчез. Она всё видела, всё слышала, но голос пропал.
   Денис вскочил, собрал в охапку, что попалось из одежды, и голый выскочил на улицу, хлопнув дверью. Она долго лежала не шелохнувшись с закрытыми глазами, ожидая нападения, может даже смерти, но ничего не произошло. Она так и уснула, боясь встать.
   Утром на память пришло воспоминание, что её Усман уже являлся к ней однажды после смерти. Она вечером после работы открыла дверь, включила свет -- он стоял в прихожей и улыбался. Она оторопела и смогла только произнести: "Оставь меня в покое...". Он сразу исчез.
   Денис ходил с опущенной головой. Лёва, давнишний её вздыхатель в перерывах между разводами, понял, что тот потерпел неудачу в своих желаниях, и заявился к ней с коньяком и конфетами свататься.
   - Лёва, ты же женат! - Смеялась она за столом.
   - А я, Дина, разведусь. Что меня держит-то!
   - Стоит ли менять часы на трусы!
   - Стоит. Стоит! Я давно тебя выбрал в подруги.
   - Лёва, ты мне не нравишься.
   - Понравлюсь. Какие наши годы! И чем я плох?
   - Больно уж ты разговорчивый, болтун, можно сказать. Да и выпить любитель.
   - Дина, а давай поцелуемся, - придвинулся с улыбкой поближе, положив руку ей на плечи.
   И вдруг, как подкошенный, рухнул на пол. Она видела, как все четыре ножки его стула, будто ножом отрезанные, разлетелись в разные стороны.
   - Усман! - Заорал он, пятясь на заднице от стола.
   И в тот же миг почувствовала на своей руке ожог от ладони мужа, который стоял рядом и смотрел, как корчится на полу её незванный гость. Через секунду всё исчезло. Лёва, безумно матерясь, полз к двери на четвереньках. Она сидела и пыталась осознать, что произошло, рассматривая покраснение на кисти руки.
   На работе секретарша, как всегда, пока директор носился по цехам, зазвала на чашку чая.
   - Дина, а расскажи про мужа, про Усмана.
   - Варвара, к чему такое любопытство вдруг?
   - Говорят, он к тебе приходит.
   - Кто говорит?
   - Среди мужиков на работе кипиш!
   - То есть?
   - Мужики видели его у тебя. Такое плетут!
   - Что плетут?
   - Вроде он охраняет тебя от любовников. Ты сама-то его не боишься? - И выложила всё, как на блюдечке. - Лёва начал рассказывать, что ходил к тебе свататься, что видел Усмана своими глазами. Потом кто-то рассказал, что с Денисом была такая же история.
   Ей ничего не оставалось, как только признаться во всём, скрывать уже не имело смысла. Эти вездесущие секретарши всегда всё про всех знают, и не мудрено -- у всех же мужья на этом заводе работают.
   - Дина, это к добру не приведёт.
   - А что делать! Мне-то что делать?
   - Надо посоветоваться с умными людьми, может подскажут.
   - С кем?
   - Я поспрашиваю. Есть ведь у нас ещё колдуньи и экстрасенсов сейчас пруд пруди. Но дело нельзя пускать на самотёк. А когда ты одна, он приходит?
   - Нет. Один только раз, где-то сразу после смерти показался на секунду в прихожей. Улыбался. Больше никогда не видела.
   А мужики не оставляли её в покое. Как-то сразу двое завалились поздравить её с Новым годом.
   - Дина, мы с новогодними подарками к тебе!
   - Ребята, раздевайтесь, проходите в комнату, - выглянула в прихожую с полотенцем в руках, не выгонять же! - У меня пирог готов, - направилась в кухню.
   Она услышала только массу проклятий, шум борьбы и грохот за стенкой. Вышла в прихожую -- их и след простыл, только открытая входная дверь и около неё один чужой валенок. А в комнате за пустым столом сидел Усман. Ровно секунду. Валенок она выставила за двери и закрылась на ключ.
   В первый рабочий день нового года рассказывала Варваре о случившемся.
   - Вот тебе адрес, - подала та записку. - Хорошая добрая старушка. Сходи, гостинцев захвати, денег она не берёт. А Равилька со Стасом специально двое к тебе собрались, видимо, чтобы проверить, правду ли мужики болтают.
   - Вот и проверили, - вздохнула она.
   Старушка рассказала, что души умерших мужчин чаще всего привязываются не к людям, а к территории, где долго жили, а вот души умерших женщин наоборот -- к людям, особенно к детям и посоветовала ей сменить место жительства. Она записалась на личный приём к директору, со слезами на глазах подробно рассказала ему обо всём, попросила, чтобы он поменял ей квартиру. Тот сказал, что подумает. Но ему было не до того, он, оказывается, выставил свою кандидатуру на пост мера, на завод ему было уже начхать, об этом ей поведала та же Варвара. И она выставила свою квартиру на продажу.
   Через три месяца перебралась в большую однокомнатную в Екатеринбурге и работала на Главпочтамте. Вышла замуж.
   Усман в её жизни больше не появлялся.
  
  
  
  

БЕГСТВО.

  
  
   Если когда-то ей так надоедали эти перемещения с детьми за мужем по воинским частям, то сейчас её тошнило от этих высотных бетонных стен в центре Екатеринбурга. Хотелось почувствовать дикую природу, вдохнуть свежего воздуха, не видеть, не слышать постоянно стонущего от безделья и старости некогда любимого мужа, что она решила покинуть это ненавистное ей окружение. Выписалась, оставила дочери некоторые вещи, одежду, обувь, деньги, собрала чемодан и села в самолёт. Душа стремилась на восток, в те места, где она была молодой. Она знала, что муж обязательно примчится к ней, как только она сообщит дочери свой новый адрес, так было не раз.
   И вот она сидит в кабинете генерального директора Приморсклеса. Он постарел лет на двадцать пять, но не отказывал, попросил секретаршу вызвать на связь директора леспромхоза.
   - Черных на проводе, - доложила секретарь.
   - Егор Александрович, направляю к вам дамочку...
   - У меня нет вакансий! - Гремел ответ.
   - Зато у тебя есть благоустроенные общежития. Она это знает.
   - Откуда?
   - С Урала.
   - Не хватало мне печали...
   - Всё. Поселится, там сами определитесь. - Положил трубку.
   - А скажите... что, Борис Иванович уже не работает? - Поинтересовалась она.
   - Он погиб...
   - Около... года назад?
   - Откуда вам это известно? - Удивился он.
   - Я видела во сне... Будто голова у него отлетела и катилась по дороге...
   - Да, почти так и было. Он ночью на УАЗике свалился в пропасть... Долго искали, а нашли только одежду, его за три дня зверьё с птицами растащило.
   - А Галина Ивановна как, работает?
   - Нет. Она давным-давно, как потеряла своего малыша, головой тронулась.
   - Как потеряла?
   - Троих первоклассников они тогда сразу хоронили, ушли далековато за посёлок, попали в глубокую канаву, водой унесло... Живёт тихо со старшим сыном там рядом.
   - Спасибо. Мне пора. Направление из кадров у меня на руках.
   - Дорогу-то не забыли?
   - Не забыла.
   - Счастливо!
   - Ещё раз, спасибо!
   Три часа на поезде, потом ещё четыре часа на рейсовом ПАЗике -- в автобусе ни одного знакомого лица. Зато окрестности радовали глаз -- тайга, сопки, грунтовая дорога, багульник в цвету. Она ещё в молодости удивлялась, что на дорогах никогда не было пыли, крепкая гранитная крошка укатывалась со временем до консистенции асфальта, не чета щебёнке. Конец мая, впереди долгое до ноября лето!
   Посёлок, конечно, изменился, крыши раньше все были покрыты светлым шифером, а сейчас впереди были пёстрые металлические покрытия от тёмно-коричневых до ярких синих, жёлтых, красных. Но цвели вдоль широкого подъёма яблони, груши, повырастали и кустились калина, рябины, тротуары рядом с дорогой охранялись черноствольными липами и белыми стволами берёз. Когда-то они всем посёлком садили эти, украшающие округу, кустарники.
   Управление леспромхоза было уже закрыто, и она направилась в общежитие, в котором, как сказал водитель, жила секретарь.
   - Алла Тарасовна? - Она сразу заметила, что та беременна.
   - Да.
   - Я к вам на постоянное место жительства.
   - Да, мне Егор Александрович говорил. Пойдёмте, я покажу вашу комнату, это здесь, на втором этаже. - Открыла дверь, подала ключи. - У нас только мебель, постельное мы не предоставляем. Устраивает?
   - Вполне. Спасибо.
   - Устроитесь и заходите ко мне ужинать.
   - Спасибо. Зайду.
   Ей было всё знакомо -- слева туалет, рядом раковина, газовая плита с баллоном, немного посуды, стол с парой табуреток; справа от входа через двери комната с кроватью, матрасом и одеялом, плательный шкаф -- всё, как во времена её молодости. Она тут же достала постельное бельё, полотенца, приготовила постель. Опустошив свой чемодан, умылась и отправилась знакомиться.
   - Тук-тук, я пришла. Меня Марта Никитична зовут.
   - А как вы узнали моё имя? - Улыбалась хозяйка.
   - Водитель сказал.
   - Понятно. Присаживайтесь. Рассказывайте, откуда, как, зачем, почему?
   - Я когда-то здесь начинала работать после института помощницей у энергетика.
   - Что кончали?
   - Электромеханический факультет. Лет двадцать пять тому назад.
   - Не замужем?
   - Мужа на Урале оставила. Надоел до чёртиков. Бывший военный лётчик. Здесь и поженились. Дети выросли. А мне многомиллионный город надоел.
   - Сколько вам?
   - Сорок семь. А вы, я вижу, никак в декрет собираетесь?
   - Да. Скажу по секрету, я сюда и приехала год назад специально, чтобы забеременеть. Врачи сказали, что надо сменить место жительства для зачатия, а здесь мужиков полно.
   - Без мужа?
   - Не хочу никого! Ребёнка хочу!
   - Сколько вам?
   - Тридцать два. Долго не могла забеременеть, лечилась по всякому, потом сказали, что я вполне здорова.
   - А откуда родом?
   - Из Комсомольска-на-Амуре.
   - А отец о ребёнке знает?
   - Представляете! Неделю назад сказала -- директор!
   - Да вы что! Он что, не женат?
   - Обалдел! Женат, конечно.
   - И как теперь?
   - Марта Никитична, а вы с компьютером дружите?
   - Конечно. Как сейчас без этого.
   - Тогда мы так сделаем. Вы согласитесь вместо меня секретарём работать?
   - А вы?
   - А я мечтаю уехать к себе на родину, меня здесь ничего не держит теперь, поставленная цель достигнута. Там у родителей шикарная квартира, они обрадуются. Всем хорошо будет.
   - А вдруг директор что другое задумал?
   - А мы его и спрашивать не будем, кадрами-то я заведую. Завтра, пока у него с утра оперативка идёт, я приказы на нас обеих настрочу, трудовые оформлю, а к нему зайдём с готовыми документами.
   - Даже не ожидала такой скорости, - засмеялась она. - Я согласна. Думаю, что справлюсь.
   - А сейчас мы обмоем это дело. Вино или водку?
   - Лучше водочки. Алла Тарасовна, вы хоть с недельку бы здесь ещё побыли, вдруг у меня вопросы какие появятся.
   - Ладно. Так, наверное, и получится. Я вам свой участочек покажу.
   - Да вы что! Правда! Какая прелесть!
   - Там и сарайка есть, и лопаты. Земля хорошая. Это мне в наследство от бывшей секретарши перешло. Она замуж вышла, уехали в Кавалерово.
   - Телевизора-то, как я поняла, нет?
   - Здесь ни у кого их нет.
   - А знаешь, почему нет?
   - Почему?
   - И змей здесь в тайге нет! Потому что до сюда доходят магнитные колебания от "Востока" -- это вольфрамовый рудник, ночью его видно даже из твоего окна, там работают пожизненно приговорённые -- смертники. Значит такие наказания в нашей стране ещё не перевелись. И сотовой связи нет?
   - Нет.
   - Какая красота! Ни телевизора, ни сотового! Хоть поживу по-человечески! Даже не думала, что сохранились такие места в природе.
   - Да вот, есть такие...
   - А БИЧи-то ещё не перевелись?
   - Не перевелись, - смеялась хозяйка. - есть ещё такие.
   - Много?
   - С десяток, наверное.
   - В моё время их всего четверо было... План-то большой у леспромхоза?
   - Я этим не занимаюсь. Знаю, что работаем хорошо, премии ежемесячно получаем.
   Голова кружилась не то от водки, не то от свалившейся удачи. В общежитии, видно, недавно был сделан капитальный ремонт, так как рамы на окнах были новые, и полы покрашены, и в туалете, коридоре и кухне была свежая покраска, и газовая плита стояла четырёхконфорочная, а раньше были только с двумя горелками.
   Утром они вместе вошли в приёмную. Директор уже был на месте.
   - Он с семи сначала бригадиров, рабочих принимает со своими проблемами, в половине восьмого у него мастера свои дела обсуждают перед работой, а с восьми около получаса начальники участков собираются. Потом он завтракает в столовой и отправляется по участкам. Давайте садитесь за компьютер, сразу и начнём осваиваться.
   Она быстро разобралась с меню, уже и приказы были готовы, как дверь в приёмную распахнула высокая неряшливо одетая женщина, опираясь на бодожок, не поздоровавшись, сходу вошла к директору, не соизволив прикрыть за собой дверь.
   - Это же Дуняшка! - Удивилась Марта.
   - Ага.
   - Она ещё живая!
   - Не говори...
   А та уже гремела своим голосом, что-то требуя от директора, не взирая на собравшихся в кабинете начальников:
   - Какая я тебе баба Дуся, если я ещё .буся! - Слышался её нелицеприятный смех на слова директора, который обратился к ней, видимо, не надлежащим образом.
   - Алла Тарасовна! - Не могла она скрыть удивление. - Это сколько же ей лет?
   - Чёрт его знает. - Прикрыла дверь в кабинет директора.
   - Она всё на том же хуторе живёт?
   - Ага. Одна! Представляешь!
   - Там и раньше-то, помню, всего пять дворов оставалось... Мы частенько к ним за сливами, грушами ездили.
   - Егор Александрович столько раз предлагал ей в наш посёлок перебраться -- не соглашается. Правда, водители наши её не забывают, навещают, помогают. Столько историй я про неё за год наслушалась!
   - Про неё и раньше байки ходили всякие...
   - Один тут весной рассказывал, что застал её лежащей в гробу среди пятитысячных купюр. "Подхожу, говорит, рука сразу потянулась к деньгам. А она как захохочет! Я чуть с ума не сошёл!"
   - И что?
   - Мне кажется, они договорились. - Смеялась секретарша. - Мужикам-то ведь безразлично, кого трахать, тем более за деньги.
   Всей гурьбой от начальника выходили посетители. Дуняшка, хохоча, что-то рассказывала, размахивая своим бодожком, она, оказывается, и без своего приспособления легко справлялась со своей несгибаемой походкой.
   - Пойдёмте, Марта Никитична, наша очередь настала появиться на глаза директору.
  
  
  
  
  
  
  
  

АНЕКДОТ.

  
  
   - Встать! Суд идёт!
   Все присутствующие встали. На правой стороне от прохода -- податель иска с перебинтованными руками, заклеенными лбом и ухом, с протезом на шее еле-еле поднялся, опираясь одной рукой на костыль, другой -- на жену, видимо. Там же -- его многочисленное семейство. С левой стороны от прохода -- единственный гражданин, высокий, седоватый у висков, в костюмчике "с иголочки", как говорят про таких, в галстуке.
   - Прошу садиться.
   С правой стороны заскрипели сидения. Оказывается, остались ещё в 21-ом веке такие доисторические деревянные сидения, скомпонованные меж собой квартетами, на коих устраивались сейчас защитники потерпевшего.
   - Разбирается дело по иску гражданина Сидорова Андрея Климовича о нанесении ему увечий гражданином Семёновым Семёном Семёновичем в квартире последнего днём двадцать девятого февраля сего года.
   - Ошибочка, господин судья! - Встал подозреваемый в обвинениях. - Из моей квартиры данный гражданин, простите, не запомнил его имя-отчество, вышел в полном здравии, чистый, сытый, одетый, полностью удовлетворённый и с улыбкой на лице.
   - Вы можете это доказать?
   - Да! У меня с собой видеокамера, которая запечатлела и сцену выхода.
   - Передайте её суду.
   - Пожалуйста.
   - И расскажите, как было дело, доложите собравшимся свою версию произошедшего.
   - Я вернулся домой раньше обычного, открыл дверь своим ключом -- в прихожей меня встретил совсем голый вот этот гражданин, простите, господин судья, не запомнил его имя-отчество, и самое главное -- он был в одних моих домашних тапочках! Заметьте, господин судья, я ему ничего не сказал... Сами видите, камера всё запечатлела. - И, взглянув в сторону перебинтованного, усмехнулся. - Голодранец, ё. твою мать! -
   Он мылся в моём джакузи! Заметьте, господин судья, я, увидев это, и тогда ему ничего не сказал... - И, взглянув в сторону избитого, презрительно так. - Грязнуля, ё. твою мать! -
   Конечно, он знал, что джакузи поднимет ему настроение и вернёт к жизни обременённое жиром тело, и вот -- он на пианино трахает мою жену! Все записи у вас перед глазами, господин судья. Я ему по этому поводу ничего не сказал... - И сквозь зубы процедил. - "Пианист", ё. твою мать! -
   Он сидел почти целый час на моём хрустальном унитазе! Заметьте, господин судья, я ему тогда ничего не сказал... - Засранец, ё. твою мать! -
   Он сидел за моим богатым столом, ел ложками красную икру! Мы люди гостеприимные, господин судья, я ему ничего не сказал... - Презренно ухмыльнулся. - Обжора, ё. твою мать! -
   Он из моего холодильника смаковал моё вино! Заметьте, господин судья, я ему ничего не сказал... - Издевательски опять глянул на изувеченного им. - "Дегустатор", ё. твою мать! -
   Но меня очень огорчило, когда вот этот гражданин, никак, простите, не запомню его имя-отчество, выходя из моей квартиры, улыбаясь до ушей, похлопал меня по плечу и сказал: "Спасибо, друг!". "Друг" нашёлся, ё. твою мать! - Сплюнул сквозь зубы в сторону. -
   А то, что он захотел сосчитать своими рёбрами ступеньки с последнего по первый этажи, свернул себе шею, переломал себе руки, ноги, собирал свои зубы между этажами -- я тут ни при чём! Это уже не моя территория!
   - Гражданин Сидоров, у вас есть свидетели того, как вам наносили травмы?
   - Ну... Разве только его жена...
   - Нет! - Засмеялся высокий. - Она не присутствовала при твоих кувырканиях, так как осталась в квартире после того, как ты покинул прихожую. Камера это показывает, господин судья?
   - Да, показывает.
   - Ловелас, ё. твою мать!
  
  
  

ОДИН.

  
  
   Она не пошла через гору по дворам пятиэтажек. С тех пор, как вышла на пенсию, она забросила этот скоростной путь, ей некуда было спешить. Шла в туфельках на невысоких каблучках под затяжным осенним микроскопическим дождём по прямым тротуарам, покрытым скользкими листьями, что останутся на всю зиму до самых майских субботников -- дворников принимали ведь в ЖКО только на лето, а зимой освежал всё вокруг только снег.
   Вчера она похоронила старшую сестру, у которой была только одна забота -- как без неё будет жить её сынок. Та сама сумела позвонить ей, сказала только два слова:
   - Августа... Приходи...
   Это было в шесть утра. Она застала её живой. Та разжала ладонь с деньгами. Пыталась уже не первый раз сказать, чтобы похоронили рядом с мужем, что смертное лежит в тумбочке... Спросила, где Олег.
   - Спит ещё, - пришлось соврать, так как он был пьянёхонек и храпел в кухне за столом.
   Августа тут же позвонила двоюродной сестре, Надежде, сообщила о смерти. Их множественная родня в подобных случаях всегда прибегала к помощи этой бесхитростной женщины, которая молниеносно реагировала. Знала, что та ничего не упустит, пришлёт и мента, чтобы зафиксировать смерть, обзвонит всех родственников о дате похорон, и священника пригласит, и машину с автобусом закажет, и поминки в столовой. Надежда занималась этими делами после смерти матери, вела родословную многочисленной родни, знала все телефоны и адреса. А её сын пошёл ещё дальше. Проработав после института три года в Администрации города бесплатно "приватизировал" всё кладбищенское дело, у него был и магазин "Ритуальные услуги", и транспорт для этих целей, и часовню на кладбище поставил для отпевания, и рабочие соответствующие.
   Ровно в восемь вошёл в открытую дверь мент, только взглянул на умершую, тут же составил акт. Заключение медиков уже было. Через час подъехал молодой внучек, помог обтереть, переодеть, доложил, что могилку уже копают. Переложили в гроб, поставили на табуретки в большой комнате.
   Прибралась в спальне. Хотелось есть, но она никак не могла себя заставить пройти в кухню, где громко храпел пятидесятилетний иждивенец. Она терпеть его не могла за то, что он уже тридцать лет жил на материну пенсию, хвастун, грязнуля, алкаш. Сестрицу было жалко, она не могла с ним справиться. Августе было безразлично, как он будет один. Зашла к соседке, объяснила ситуацию, попросила посидеть пару часов, пока она сходит к себе позавтракать. Когда вернулась, Олег уже жалобился соседке на жизнь. Ощупала все его карманы в прихожей, ничего, кроме ключей, не нашла.
   - На что же он пьёт, тунеядец? - Она, конечно, знала, на что -- пять дней назад пенсию матери приносили.
   Он хорошо закончил школу, попросился в морфлот, мечтал путешествовать по миру, а оказался хоть и в морской форме, но в Москве -- связь. Хвастался, что попал в элитные части из-за того, что хорошо разбирался в телевизорах. Это было правдой, даже в школьной характеристике это было отмечено. Но после службы не удалось направиться в загранпутешествия -- запрет на пять лет после службы именно в этих самых элитных частях. Устроился в телекиностудию, тяга к "теле" позвала, но таскаться с камерой оказалось не так уж и интересно, да и жить надо было где-то, поэтому -- завод и общежитие. Опять мечта -- через пять лет лимитчикам обещали постоянную прописку в Москве, но через пять лет законы поменялись не только в Москве, но и во всей стране -- СССР исчез! Завод обанкротился, и пошла жизнь вразнос -- разнорабочим по стройкам мотался, по квартирам таскался, к бабам пытался пристроиться -- безуспешно. Москва его испортила. Потерял паспорт, кое-как добрался до родного дома, понял, что ему здесь рады. Зачем работать за гроши? Мама кормит, одевает, на сигареты даёт, тепло, светло, и мухи не кусают. Сколько женщин он приводил знакомиться, сколько раз говорил: "Опять влюбился!", мать об этом же мечтала, думала женится. Нет, проходила неделя, и они просто убегали, не выдержав его паразитического образа жизни. А он всё искал такую, как мама, хотел жить на всём готовом -- такие мужья никому не нужны.
   Как-то она увидела объявление, что в детдом требуется электрик, знала, что он разбирается в этом, зашла выспросить много ли там работы.
   - Да у нас основная работа -- это лампочки вкручивать, - смеялась директриса.
   Но не приняли -- допуска нет, то есть хоть и есть запись в трудовой книжке, но этого недостаточно, нужны были ещё документы на присвоение квалификации.
   Августа под дождём шла к ним в квартиру, посмотреть на него. Вчера после поминок в столовой она попросила родственника отвезти его, пьянёхонького, домой, загрузив машину остатками еды.
   Дверь была открыта. Он оторвался от бутылки водки:
   - Тётя Гутя, денег дай! Как жить-то?
   Она показала ему кукиш:
   - Тебе не о жизни надо думать! О смерти пора задуматься! Бездельник! Совсем мозги свои пропил! - Повернулась и вышла, хлопнув дверью.
   У ней осталось после всех расходов десять тысяч, это на памятник. Она не сомневалась, что родственники, как обычно бывает, насовали ему денег полные карманы. Больше в эту квартиру она шагу не ступит! Если о сестре она ещё заботилась, то изводить своё сердце, глядя на него, она не собирается.
  
  
  
   - Один... Один... Я -- один!
   Он стоял и смотрел на снег, что покрыл перила балкона, крыши, дорогу, свисал шапками на гроздьях рябин вдоль тротуара. Деньги кончились, водка кончилась, пироги съедены, холодильник пуст. Хотя и смутно, помнил, что ещё совсем недавно в этой комнате стоял гроб, массу людей около него.
   - Как много у меня родных... А близко ни с кем из них я даже не знаком... Они все, как тётя Гутя, недолюбливали меня... Все жалели только матушку... Я совсем один... Мне даже хлеба купить не на что...
   Он стеснялся даже показаться соседям всегда. Он вообще боялся людей. Он давным-давно никуда не ходил, лишь до киоски добегал купить папирос или водки, и сразу -- обратно. Взял небольшое зеркало из-за шторки с подоконника и отпрянул от показавшегося изображения -- он не узнал себя! Передних зубов не было давно, он к этому как-то привык. Волосы комьями закрывали глаза и уши. А бороду с проседью он видел впервые, это так обескуражило его! Ободрал с усов прилипшую еду вместе с волосками. Больно! Рассматривал большой угловой шрам на одной щеке -- ему когда-то бутылкой засветили у киоски, он помнит те злобные слова обидчика:
   - Хвастун! Ма-а-асквич долбаный! Какого чёрта ты тогда тут делаешь!
   Он тогда был ещё довольно молодой, девчонки на него заглядывались, но после этого случая целый месяц из дому не выходил, стыдно было на глаза людям показываться. Но и к этому привык, хотя бабы от него глаза стали прятать, даже знакомые, как будто знали, что произошло.
   Засосало под ложечкой. Пошёл наводить ревизию по кухонным шкафам.
   - Варенья три больших банки, в таких же трёхлитровых рис, манка, греча, сахар, две упаковки муки по два килограмма... Что в этом мешочке? О! Грибы сушёные! И почему я этим летом ни разу в лес не сбегал!... Полбутылки растительного масла. - Перечислял вслух, чтобы хоть как-то не разучиться говорить.
   В верхнем ящичке стола лежали оплаченные квитанции по коммуналке за прошлые месяцы. Одев очки, стал разбираться в суммах и датах оплаты.
   - Непостижимо! Это мне же скоро надо будет почти пять тысяч! Кто же их раньше оплачивал? Матушка-то месяца три уже не вставала! Тётя Гутя, наверное. Мне она ни копейки не даст... Даже если я умру, она хоронить меня не придёт... А за неуплату меня могут выбросить из квартиры... или отопление отключат, так сейчас многим делают...
   Его плечи даже ознобом передёрнуло, как подумал, что стоит на морозе среди белых сугробов и -- один! Дрожащими руками поставил кипяток на газ, заварил крепкий чай, обнаруженный в верхнем шкафчике, налил большую кружку, набросал доверху сухарей, мешок с которыми всегда стоял рядом на подоконнике. Он так боялся холода, ещё того, московского, когда приходилось работать и в дождь, и в снег, помнит, как коченели руки, ноги в лёгких ботиночках... Среди гастарбайтеров, молчаливых или перебрасывающихся короткими фразами меж собой на непонятном языке, усмехающимися над ним, неумелым русским... А ночлежки с ними в душных, тесных комнатах!
   - С голоду-то я не умру -- хоронят, как пить дать, по два-три человека в день, и на поминках можно каждый день поесть, но денег там не дают. А за коммуналку платить надо каждый месяц тысячи! Мне надо во что бы то ни стало сохранить эту квартиру, иначе мне -- конец. Матушка хоть и сделала завещание, но всё это надо будет как-то оформлять. Как? Где это делают? И сколько это стоит? Курить хочется.
   Пошёл рыться в чинариках, которые аккуратно всегда складывал в баночку за унитазом, если оставались.
   - Кто же меня подстричь сможет? Раньше тётя Гутя с этим справлялась, хоть и ворчала. Надо ещё лапши хоть отварить... Сейчас бороду сбрею, волосы немного обрежу, и в ванную заберусь, потом в машину стирку загружу, и надо будет все матушкины вещи перебрать, не может быть, чтобы у ней не было заначки. И телевизор давно уже не смотрел... А завтра рано утром, пока все спят, на могилку схожу, она должно быть рядом с отцом лежит. Надо пакет приготовить, чтобы утром не забыть, еды со столиков насобирать можно. А может хоронить кого будут, тогда в столовую с ними проехать, пообедать шикарно! С выпивкой!
  
  
   Утром, когда одевал куртку, из неё выпала вдруг монета. Пошарил в карманах -- пусто. Потрёс -- послышался глухой перестук монет. Начал шарить, оказалось, что в кармане образовалась дырка, и мелочь проникла за подклад, там их уже скопилась целая горсть. Принялся вынимать их по одной через ту же дырку, набралось около двадцати рублей.
   - Ещё бы чуть-чуть, на булку хлеба бы хватило или на автобус. Придётся до кладбища пешком топать.
   Сидел смотрел на овальную фотографию, которую матушка приготовила ещё лет пять назад. Белый снег красиво оформил все могилки в округе, не было никаких следов.
   - Олег? - Молодой мужчина подошёл сзади. Он даже вздрогнул, молча с испугом уставился на незнакомца. Ответил нехотя:
   - Олег...
   - Что делать думаешь?
   Он не понял вопроса. Молчал.
   - Трудовая-то у тебя есть? - Продолжал тот настойчиво. - Работал ведь по молодости-то.
   - Была где-то...
   - Приходи завтра с утра ко мне в конторку.
   - Зачем?
   - Пора тебе работать начинать.
   - Он назвал меня по имени, - скользнула мысль. - Может это кто-то из родственников? Матушка ведь со многими общалась. - И спросил:
   - Где работать?
   - Могилы у меня копать будешь. Будешь?
   - Смогу ли?
   - Привыкнешь. Может хоть маломальскую пенсию себе заработаешь.
   - А где твоя конторка-то?
   - Вон. На входе. У ворот. Строго у нас! Никаких авансов. Только за выполненные работы. Спецовка-то у тебя найдётся?
   - Нет, наверное.
   - Ладно. Завтра подберу для тебя что-нибудь из своего. Выпечку нам привозят часам к одиннадцати, кипяток на кухонке всегда есть, переодеться здесь можно и помыться в душе после работы. Инструментом мы обеспечиваем.
  
  
  
  

В ПУТИ.

  
  
   Инна всю жизнь любила путешествовать. В молодые годы за границу не выпускали простых смертных, поэтому любимым местом отдыха были Гагры. Масса впечатлений, экскурсии по всему побережью, другая флора, другая фауна. Там она впервые увидела, как растёт и созревает инжир -- без цветения, просто соскакивает на веточке прыщик и на глазах увеличивается в размерах, под каждым листочком, по очереди то там, то сям, а плоды бывают и синие, и золотистые, и белые, вкусы разные, свойства разные от медовых до лечебных. Там же плодоносят киви, хурма, мандарины, фейхоа. Там же всегда собирали листья лаврушки, эвкалипта, снабжая ими всю родню.
   Летали обычно на самолётах. Но в период "перестройки" весь народ, мягко говоря, обнищал, и она пересела на поезд, но желание путешествовать так и не прошло. Каждое лето неслась на юг, к морю, а на зимние каникулы -- к подруге на север. На поезде оказалось даже интереснее. Едешь двое-трое суток, чужие люди, за дорогу наслушаешься всякого. В своём городе, деревне люди так не откровенничают, а тут понятно, что человека никогда больше не увидишь, и можно говорить о самом сокровенном. Попутчики меняются, и опять новые исповеди, новые знания, новые наблюдения. Если это пара, то практически сразу можно определить, что это муж и жена или любовники. Если это семья, то хлопочет женщина, стелет постель и ему, и себе, стол накрывает, бежит за кипятком, а если любовники, то всё совсем наоборот. Ну а вахтовики -- это отдельная каста, это просто образ жизни, примерно как у моряков, и рассказы у них свои. Женщины обычно рассказывают о семье, о детях, о мужьях, кто-то хвалит, кто-то ругает, кто-то плачется. А если один мужчина, то они обычно хвалятся то своим положением, то успехами, то увлечениями всевозможными.
   Вот и сейчас подруга посадила её в обратный путь на поезд Новый Уренгой -- Казань. Место было боковое нижнее в плацкартном вагоне. Пассажиров было немного, видимо, вахтовики уже поменялись. Рядом с ней все пять мест были свободны. Разделась, осмотрелась -- вагон и снаружи-то был очень уж невзрачный, а внутри было ещё хуже. Перед Новым годом сюда она ехала в составе вполне комфортабельном. Сидела ждала, когда проводница принесёт постель.
   - Девушка, а почему у вас здесь холодина такая?
   - Так сейчас же праздники новогодние, поездов не хватает, лучшие детям отдаём для поездок на ёлки, на экскурсии в разные города. Вот и приходится эти старёхонькие, что стояли на приколе многие месяцы, задействовать.
   - Можно мне два одеяла?
   - Можно. Не очень много у нас пассажиров.
   - Интересно. - Думала она после ухода той. - Проводница говорит, что народу не много, а мне почему-то боковое место дали в кассе при покупке, не очень-то на боковушке уютно двое суток ютиться.
   Достала свою пуховую шаль, хорошо, что захватила, закуталась и уселась с журналом за свой боковой столик.
   На следующей остановке к ней в соседи ввалился мужчина с большой походной сумкой, в унтах, в пуховике и собачьей шапке, очень шумный, энергичный. Поздоровался. Разделся -- оказался коренастый, широкоплечий, узкоглазый, средних лет. Представился, как по паспорту:
   - Алимжан. Казах. Сорок три года. Женат.
   - Инна, - пришлось с улыбкой ответить на такое очень конкретное приветствие.
   Выложил на стол четыре сотовых телефона, снял большие наручные часы, достаточно дорогие на вид. Проводница принесла ему постель, он закинул её на верхнюю полку. Достал из сумки пакет с продуктами, и -- его пространство превратилось в рабочий кабинет. Его телефоны беспрестанно звонили, иногда он хватался сразу за два, ответы были короткими деловыми. То он сам набирал номера своих "жертв", чётко отдавал команды, кого-то ругал, кому-то грозил, кого-то уговаривал, с кем-то смеялся, шутил. Между делом перекусывал всухомятку, и не пропускал ни одной женщины в проходе между ними, просто "раздевал" каждую глазами. А между всем этим он ещё успевал и общаться со своей попутчицей. Инне было очень интересно за ним наблюдать. Так продолжалось почти весь день, если по часам, хотя полярная ночь в этих краях властвовала в полную силу. Она особо не навязывалась со своими разговорами, но пристально прислушивалась ко всем его беседам по связи. Когда его рабочий день закончился -- расслабился, поговорил по телефону с любовницей, пообещал заехать к ней в Тюмень, если она ещё свободна, та, видимо, дала согласие, и он заметно повеселел.
   За окном потёмки, соседей нет, и он предложил ей познакомиться поближе -- попить вместе чаю за его столом. Инна, конечно, согласилась, так как поболтать тоже любила. Достал коробку конфет, сам приготовил хорошую заварку, и начался их дорожный разговор. Оказался довольно коммуникабельным, откровенным, без хитростей, отлично говорил по-русски. Сразу перешли на "ты".
   - Ты откуда? - поинтересовался он.
   - Живу недалеко от Екатеринбурга, Свердловск бывший, в пятидесяти километрах. Название моего города тебе ничего не скажет.
   - Ну всё-таки? Мне те места прекрасно знакомы.
   - Город Ревда.
   Он ужасно обрадовался и оживился. В свою очередь пришлось удивиться и ей, когда он начал рассказывать свою эпопею. Оказывается, у него свой бизнес по всему северу, он создал несколько бригад -- собирают металлолом, грузят и вагонами отправляют в Ревду на металлургический завод для переплавки. Тут уж они стали совсем родственными душами. Она попросила рассказать о семье, и он с великим воодушевлением начал своё хвастовство.
   - У меня пятеро детей. Старший от первого брака, от русской. А три девочки и последний сын от казашки, - сиял он от удовольствия.
   - Расскажи мне про первую любовь настоящего казаха.
   - Про самую первую?
   - Ага.
   - Я родился в очень бедной казахской семье, был последним из двенадцати детей. Учился хорошо, поступил в институт в Алма-Ате. Там мы и познакомились, долго дружили. Она мне очень нравилась, и я попросил у её отца разрешения познакомить её со своими родителями. Повёз её в свой аул. После этого она больше даже не смотрела на меня -- в их среде было принято дарить девушкам, невестам цепочки, серьги, кольца и только золотые, а я не мог себе этого позволить. Вот тогда и появилась у меня цель -- выбраться из этой нищеты, чтобы никто никогда не смог больше так унизить мои чувства.
   - По крайней мере она не оторвала тебя от учёбы.
   - После института работал снабженцем, крутился, вертелся как мог, женился на русской, родился сын.
   - По расчёту женился?
   - Ну как сказать... Первая женщина... Влюбился... Возраст подошёл, пора было заводить семью.
   - И?
   - А как-то на продуктовой базе встретил казашку -- товаровед с образованием, не замужем, я решил, что для будущей жизни она мне больше подходит.
   - Воровали вместе? - Засмеялась Инна.
   - В то время все всё воровали, - улыбнулся он.
   - А в чём разница между русской и казашкой?
   - Другой менталитет, росли в одних традициях, более покорные женщины, более послушные, не спорят, для наших мужчина -- это хозяин. Вот, народили друг за другом четверых. Хочешь, я покажу тебе мою семью?
   - Хочу.
   - Пересаживайся ко мне поближе.
   И начал крутить свой телефон, показал всю семью, всех детей, вдохновенно о каждом видео сюжете рассказывал про своих узкоглазых ребятишках, все на одно лицо, очень гордился своим домом.
   - Я построил свой дворец на высоком холме на самой границе Казахстана с Россией, - показывал во всех ракурсах и внутри, и снаружи.
   Да, его дом был настоящим дворцом, другого заключения она дать не могла. Конечно, его заносило, как и всех мужчин, на откровенное хвастовство. Говорил, что очень любит менять машины, практически каждый год, что дома у него есть пять машин, и седан, и джипы, и грузовые. Оказывается, и казахи есть умненькие.
   - В общем, всё у меня сейчас есть, дом полной чашей, как говорят. Как я и хотел.
   - А со старшим сыном связь поддерживаешь?
   - Завсегда. И отдыхали все вместе каждый год на море, и деньгами обеспечиваю. Он недавно женился, свадьбу ему организовал приличную, квартиру купил. Умный парень получился, на последнем курсе учится.
   - Так чем же тебя не устраивает твоя жена? - Решила она поинтересоваться. - Почему ты ей изменяешь?
   Он начал было отнекиваться, мол, раньше это было, и изменой-то это даже не назвать.
   - А в сорок лет я сказал себе "Табу!"
   - Алимжан, врать старшим нехорошо, - смеялась она. - Совсем недавно ты разговаривал с любовницей! - Она повторила его разговор слово в слово.
   Он слегка удивился, но спорить не стал.
   Поезд замедлил ход, в окно высветилась станция.
   - Ты пиво любишь? - Спросил.
   - Да, баночное, "Балтика-3".
   Он сорвался и улетел. Прошло минут десять. Поезд тронулся. Она заволновалась, что он отстал от поезда, не захватив с собой даже телефона, побежала к проводнице, той в вагоне не оказалось, так прошло ещё минут двадцать. Села, зажала голову руками. И тут он появляется в проходе с четырьмя баночками её любимого пива и орешками. Она заругалась.
   - Меня проводница не выпустила, и я побежал в вагон-ресторан, а тот ночью закрыт. - И стал в красках рассказывать, как он уговаривал продать ему пиво, насочинял им там в три короба.
   - Представляю, во что это тебе обошлось.
   - История об этом никогда не узнает.
   За пивом разговоры пошли на более откровенные темы.
   - Ты -- бабник!
   - Что, заметно?
   - Ещё как заметно! Ты ни одну женщину проходящую глазами не пропустил. - Он молча согласился, кивнув головой.
   - Инна, ну вот ты уже в годах, а всё ещё неплохо выглядишь. А в молодости, наверное, красавицей была? Наверное, у тебя и ухажёров много было?
   - Я очень рано вышла замуж, муж оказался хорошим человеком, любил меня, ценили друг друга, мы прожили в счастливом браке всю жизнь. - Изобразила она из себя святую.
   - Не может такого быть! - Удивился он. - Не может быть, чтобы никто никогда ничего тебе не предлагал!
   - Конечно, предлагали, - созналась она. - И я никогда не отказывала. Говорила всем: "Брюлик на пальчик, и я -- твоя!", они все, как один, шли на попятную: "Откуда у меня деньги на брюлики!". Я тогда смеялась: "А бесплатный у меня и дома есть!". Так вот шутками и отмахивалась. Жаль, что тогда время было такое -- одинаково бедное для всех.
   - А как бы ты сейчас поступила?
   Она ответила вопросом:
   - А ты сейчас одел бы брюлик на пальчик понравившейся женщине, такой, как я?
   - Без проблем!
   - Тогда бы у меня была другая отговорка: "Как жаль, что я старая, а ты молодой. Всему своё время, сынок".
   Так они болтали допоздна. А потом появился новый пассажир, пришлось ей вернуться на своё место. Перед выходом он присел к ней за столик, чтобы ответить на ранее заданный вопрос:
   - Мои любовницы всегда визжат от радости и благодарят за мелкие побрякушки, а в жене меня не устраивает только то, что она все мои подарки, будь то шуба, или машина, или золото, принимает молча, как должное, что она никогда меня не похвалит, даже "спасибо" не скажет.
   - Алимжан, ты всю жизнь таскаешься по любовницам! А её время от времени "награждаешь" очередным ребёнком. Она же всё понимает. От какой такой "радости" ей визжать-то! Ты ж поди обещал ей любовь? А она все молодые годы служила лишь предметом для размножения и прихваткой для твоего дворца! За что благодарить-то!
   Он вышел в Тюмени, там его ждала любовница и его джип, на котором он поедет своим ходом до границы с Казахстаном, то есть домой.
   - Да, видно, все мужчины одинаковы, - думала Инна, - мужу моему тоже всегда нравилось, когда я его похваливала. Я умнее этих казашек, у меня ещё смолоду вошло это в привычку сразу, как заметила его удовольствие от моей хвалебной ласки, он не смог скрыть этого до самой старости. Я и чужим мужчинам частенько старалась делать комплименты подобного рода в присутствии их жён, отчего те впадали в шок, якобы "как можно хвалить мужика за его мелочные обязанности!".
   Видя, что вновь вошедший не расположен к разговору, стелет себе постель, она тоже завалилась спать под двумя одеялами, завернувшись с головой в шаль.
   Когда проснулась, за окном было светло -- полярная ночь осталась далеко позади. Попутчик сидел одиноко за своим столиком перед бутылкой минералки и смотрел в окно. Полная противоположность казаху -- высокий, сильный, подтянутый, светловолосый, светлолицый.
   - Доброе утро!
   - Доброе утро. - Улыбнулся голубыми глазами, но довольно сдержанно, и снова уставился в своё окно.
   Свернула постель, попросила его поднять всё на верхнюю полку. Её заинтересовал его акцент.
   - Сплошные иностранцы! Был казах, теперь вот немец. - Усмехнулась про себя.
   Пошла умыться. Потом достала из пакета еду, пора было перекусить, вчера с этой болтовнёй некогда было. Иностранец никак не реагировал на её суету, но она никак не могла упустить возможность хоть что-то узнать о его личности.
   И хоть он не проявлял тяги к разговору, но она всё-таки прискреблась к нему -- перетащила свою еду к нему на столик и уселась с улыбкой напротив:
   - Надо всё-таки познакомиться. Давайте позавтракаем вместе. Инна. Как мне вас называть?
   - Мишель.
   - Вы не русский?
   - Американец.
   - Как интересно! Вы путешествуете по России?
   - Нет. Я здесь живу, - улыбнулся он.
   - Давайте угощайтесь, а то мне всего тут наложили, одной не съесть, а скоро уж выходить. Я чай заказала, должны принести.
   - Ну давайте за компанию, - согласился он.
   - Мишель, расскажите о себе. Хоть немного. Не так ведь часто приходится рядом с иностранцем за одним столиком посидеть, - смеялась она, расставляя лёгкие дорожные тарелочки и раскладывая на них свои аппетитные радости. - Давно вы в России?
   - Больше десяти лет уже.
   - Женаты?
   - Да.
   - На русской?
   - Да. - Отвечал он односложно.
   - Как с женой познакомились?
   - Были у нас сборы... Альпинист я. Она тоже. У нас много национальностей в команде. На сборах и познакомились. Поженились. Сын большой уже растёт.
   - А где живёте?
   - В Новосибирске. Это её родина.
   - Что, она не поехала с вами в Америку?
   - Я захотел здесь, в России, остаться.
   - Чем занимаетесь в Новосибирске?
   - Бизнес у нас свой.
   - В какой сфере?
   - В альпинистской.
   - Ну вот, хоть успокоили меня, что не со шпионом рядом еду, - смеялась она. - Спасибо за компанию, пора мне собираться на выход.
   Она когда-то слышала фразу, что "Визитная карточка американцев -- постоянная улыбка на лице, это отличало их свободу и независимость от повседневно озабоченных лиц на жителях остального мира". Сейчас, глядя на своего попутчика, она усомнилась в этом утверждении.
  
  
  

УТРО.

  
  
   Раненько пришлось подняться, суббота всё-таки, всё семейство дома, покормить всех надо будет вкусненько. Заглянула в кастрюльку -- тесто хорошо поднялось. Вернулась в свою комнату, заправила постель. Прикрыв дверь, тихонько прошла в ванную, умылась, почистила зубки, которых осталось почти половина, улыбнулась зеркалу: "Слава Богу, передние все пока целы", причесала короткие седые волосы, похлопала себя по щекам, потеребила уши, закрасила гримом тёмное пятнышко на правой скуле.
   - А я ещё ничего! Бодренькая! Хоть и давно прабабушка.
   Прикрыв дверь на кухне, включила тихонько радио, чтобы новости с утра послушать, и принялась за стряпню -- как всегда, большой закрытый пирог с картошкой соченьками, а в промежутках между слоями для пышности и сытости обжаренный фарш с луком, который приготовила ещё с вечера.
   Лёня вчера на рыбалку после работы ходил, рыбы приволок поздно, они уже спать улеглись, так и бросили в холодильник не чищенную.
   - Я не буду рыбой заниматься, терпеть не могу чистить её, пусть его жена этим занимается.
   Раннее летнее солнце только ещё едва-едва заглянуло по касательной в окно, а по кухне уже шёл аромат от выпечки. В открытую форточку доносился пересвист молодых соловушек из кустов над ручейком, что не пересох ещё после весны. Утренняя туманность под натиском лучей сбилась к горизонту. Тишина. Весь девяностоквартирный дом ещё спал.
   Заварила кофе. Горечи в нынешнем кофе ей не хватало, и она добавляла туда настой чистотела, свежего, майского, которого уже насушила для себя на следующую зиму. Отставив пустую чашку, рука потянулась к колоде карт во внутренней полочке стола, вытянула одну.
   - Папесса! Ха-ха! Это я! Хорошая карта выпала! - перетасовав колоду, вернула карты на отведённое им местечко в самом дальнем уголочке.
   В свою большую трёхкомнатную квартиру два года назад она допустила для проживания молодую семью с десятилетней дочкой -- двоюродная сестра попросила, так как в частном доме было тесно, там осталось ещё пять человек. Она тогда сразу сказала, что прописывать их не будет, молодёжь нынче наглая пошла, могут и квартиру оттяпать. Допустила с условием, что в семейной складчине участвовать не будет, что они должны будут её кормить и оплачивать коммуналку, соблюдать чистоту, наводить порядок. Деньги за проживание она с них брать не будет.
   Оба оказались работящими, что немаловажно в это трудное время. Лена работала на кассе в большом продуктовом, Лёня -- электриком в ЖКО и халтурил, конечно, сейчас без этого с семьёй не выжить. Девочка, Настя, училась хорошо, но скромницей её нельзя было назвать, очень уж бойка была, только её одну с утра до вечера и было слышно и дома, и во дворе, пришлось выделить ей маленькую комнату, чтобы не мешала никому.
   Родители устроились в большом зале, освободила им стенку от своего барахла, достаточно ей и одного трёхстворчатого шифоньера с антресолью под потолок. Хотя она давно уже повыносила на мусорку все ненужные вещи, и посуду раздарила -- только место занимает, и книги -- читать она уже давно не берётся, очки не хочется носить, и обувь, и одежду -- хоть и приличное всё, но устарело, пусть другие поносят, если кому приглянется. Ещё на её двенадцати квадратных метрах была односпальная кровать, столик небольшой, на широком подоконнике стоял телевизор, у детей был отдельный, но любимым местом была лёгкая плетёная качалка, в которой она проводила дневное время, а когда никого не было дома, выносила её на большой балкон, где наслаждалась прекрасным видом с третьего этажа или занималась вязкой, могла и заснуть под шум ветра или дождя. Своих жильцов она называла общим словом "деточки".
   Выключив духовку, вынула пирог, осторожно перетащила его на овальный поднос, подвинула на середину стола, прикрыла полотенцем.
   - Всё, я своё дело сделала. С остальным Лена сама всегда распоряжается.
   Уселась в свою качалку, взялась было за вязку, носки шерстяные решила всем связать к зиме, но как-то размечталась.
   - Может мне и правда пойти в магазин техничкой? Лена раза три уже предлагала, там у них работники часто менялись. Нет, не пойду уборщицей на зиму глядя. И туалеты за всеми я мыть не буду. Мне и дома хорошо. Пенсии вполне достаточно. А вот в цирк Настя просится, я, наверное, соберусь. А ещё мне надо будет в сентябре мёду купить, а то они почему-то не понимают в нём толк, а я без мёда скучаю. И в родниковой воде они толк не понимают, пьют хлорированную из-под крана.
   Она для себя приносила здоровую водичку в пятилитровой бутыли, ей на неделю хватало, рано утром пила сырую, кофе, чай на травках днём заваривала, даже умывалась перед сном.
   Вообще, жить рядом с молодыми стало интересней. Лена воспитывала дочь, за этим интересно было наблюдать. Лёня был отъявленный шутник, столько всегда интересного рассказывал, даже иногда мог и изобразить-передразнить кого-то, именно он создавал тёплую дружескую атмосферу вокруг себя, и Настя во всём ему поддакивала, старалась походить на отца. Единственное дополнительное требование им поставила -- никогда, ни при каких условиях, ни днём, ни ночью не входить без стука и разрешения в её комнату. Настя вдруг заявила то же самое относительно себя. Вот так и стала большая кухня самым весёлым местом в квартире, особенно в выходные дни.
   - А я ведь молодая-то тоже была "оторви и брось", "палец в рот не клади", даже как-то из дома убежала, никого не предупредив, в Кунгурку, захотелось вдруг к родным, родители чуть с ума не сошли, через неделю только узнали, что я там, и то случайно.
   - О! Никак просыпается моя семья! Сегодня я -- Папесса, сегодня я -- герой утра! Развеселю всех, есть у меня новость, которую они не знают!
   Дождалась, пока деточки освоили туалеты, и вышла на кухню -- это как сигнал "Всем за стол!". Лена сразу принялась за дела -- посуда, тарелки, кастрюльки, чайник, зашумела вода из-под крана. Настя заглянула, сразу примостилась рядышком:
   - Бабушка, как ты научилась так рано вставать!
   - Привыкла так, - улыбнулась ей.
   - Мама, давай нож, я сама пирог нарежу, - не терпелось ей, - за ночь проголодалась так!
   - О! Какие ароматы! - Вошёл с полотенцем на плечах Лёня. - Мне кажется, я сегодня голодный, как никогда!
   - Лена, присаживайся давай, а то тебе не достанется.
   - Сейчас. Надо вот ещё рыбу вчерашнюю достать из морозилки, чистить ведь придётся, пусть чуть-чуть оттает, пока завтракаем. - Разложила на разделочном столе шесть крупных рыбин. - Подставляйте быстро чашки, чай наливаю! - Держала полотенцем горячий чайник.
   И принялись уплетать за обе щёки её пирог, она и сама не отставала. Однако, начала:
   - Новости-то знаете?
   - Откуда! Вчера телик не смотрел.
   - Мне тоже не до этого было, на работе устала.
   - А я в компьютере сидела.
   - И что за новости?
   - Мир на Украине наступил.
   У всех пироги во рту застряли, все что-то соображали. Потом Лёня произнёс:
   - Жалко... Ничего теперь "интересного" по телику не покажут...
   И все враз, переглянувшись, рассмеялись, хохотали с пирогами во рту, Настя подавилась, Лена хлопала ей по загривку, Лёня схватился за живот. А она хохотала, глядя на эту весёлую молодёжь, полностью разделяя их отношение к этой новости, что услышала по утреннему радио.
   Целый год изо дня в день по двадцать четыре часа в сутки транслировали этот многоканальный сериал. Авторы программ азартно изощрялись переплюнуть друг друга, интерпретируя события на все лады, думали, что ведут информационную войну со всем населением нашей огромной страны. А люди просто перестали включать телевизоры.
   - Один Президент у нас умный, а остальные -- шавки дворовые, только визжать и способны во всеуслышание. Неужели не понимают, как смешно выглядят! - Резюмировал Лёня.
   - Это точно. - Поддакнула Лена.
   - Интересно, чем теперь нас телевизор "веселить" будет?
   - Ну как чем? - Продолжалась полемика. - "Один в один", "Точь в точь", "Пусть говорят", "Говорим и показываем" и тому подобное.
   - До чего же обеднело наше телевидение... Дураков во всех видах показывают в "Кривом зеркале", как будто в других образах русский народ и не должен нуждаться. А это низкое попрошайничество на тему "С миру по нитке -- голому рубаха"! Насоздавали всяких фондов с жалостливыми наименованиями, "Ты мне нужен!", "Обнажённые сердца" и прочие, как будто социальная политика это не обязанность государства. Народу итак жрать нечего, так последние крохи хотят выманить. Как только правительству не стыдно смотреть на это позорище! А эта назойливая реклама!... Обидно за отчизну.
   - Не то слово "обидно" -- стыдоба беспросветная.
   - А мне нравится передача "Измайловский парк", - проговорила Настя.
   - Знаешь, Лена, мы, наверное, в следующую субботу соберёмся с Настей в цирк.
   - Да ради Бога!
   И тут раздался громкий щелчок, и к ним прямо на пустой из-под пирога поднос через головы плюхнулась рыбина. Это было как взрыв атомной бомбы! Остатки жира от пирога вместе с крошками и льдинками от рыбины полоснули по лицам! Все бросились в стороны, опрокинув табуретки! Лена с Настей так визжали, что соседи из дверей своих на лестничную площадку повыскакивали и стучали к ним в двери. Лёня стукнулся головой о подвешенный над ним шкафчик, тот слетел с одной петли и держался на его плече. Сама она оказалась на пакете с мусором около раковины. Лена каким-то чудом втиснулась между газовой плитой и холодильником.
   Немного оклемавшись начали приходить в себя. Настя выползла из-под стола и перебралась в уголок под окно. Потом стали смеяться над собой, потом хохотать каждый на своём месте. Это было что-то! Лена открыла входные соседкам, еле совладав со своим смехом, провела на кухню и только рукой махнула на поднос с рыбиной. Те расширенными глазами смотрели не на стол, а на семью, разбросанную по углам. Лёня, слава Богу, справился со шкафом и, потирая ушибленные ухо с плечом, подал руку, оторвал от неё приклеившийся мусорный пакет и начал объяснять соседям, в чём дело. Настя ему вторила.
   Но и это ещё не всё! Когда все успокоились, когда соседи поняли, что ничего страшного не произошло, эта рыбина щёлкнула по подносу хвостом и снова взлетела в воздух над столом. Тут уже завизжали соседки, не сдвинувшись с места, лишь откинулись к стенке и закрыли руками лица, так как рыбина, отскочив от одной из них, плюхнулась на пол и начала такое выплясывать! Лёня бросился её ловить, но не так-то просто поймать скользкую руками между шестью ножками стола, восемью ножками табуреток, и четырнадцатью конечностями присутствующих. Лена догадалась бросить ему полотенце.
   На лице соседки была ссадина. Это было ужасно. Лена повела её в ванную, обмыть и смазать кремом.
   - Настя, накинь полотенце на всех рыбин. Не дай бог, ещё какая кудесничать начнёт. - Командовал отец, моя руки.
   - Сам накинь! - Бросилась та вон из кухни.
   - Как же это так! Пролежать в холодильнике целую ночь и оказаться живой! Даже не слыхал такого ни от одного рыбака! - Удивлялся Лёня. - Ведь они все были покрыты слоем льда! Расскажу дружкам -- не поверят, что такое бывает!
   Вот таким было начало дня. Смеясь, подумала:
   - Не я оказалась героем утра, и не Президент, и даже не Украина, а -- рыбина!
  
  
  
  
  
  
  
  
  

НЕ ХОЧУ !

  
  
   Детство пролетело со всегда не расчёсанными волосами, бойкое детство, свободное, в частном секторе, рядом лес, речка... В школе ей не нравилось, и родители отправили после восьмого класса в техникум, который она умудрилась как-то закончить -- это, пожалуй, самый положительный момент в её жизни. Домой не вернулась, вышла замуж в Свердловске. Сразу переехали в Пышму, чтобы жить отдельно от его родителей. Восемь лет семейной жизни радостей не принесли -- четыре раза беременела, но более четырёх-пяти месяцев ребёнка не могла выносить.
   Ей надоели жалостливые взгляды коллег на работе, надоел муж со своими упрёками, ей надоело чувствовать себя виноватой, и она согласилась на развод при первом же упоминании об этом со стороны мужа.
   Поехала к брату в Первоуральск, но там своя семья, двое взрослых детей. Поняла, что жить ей у них не светит, хотя работу в городе можно было найти. У сестры, старшей на двенадцать лет, жившей в Ревде, тоже приюта не нашла, та со своим мужем скандалила в последнее время, так как его сократили, и он пристрастился к водочке, собутыльники у него такие же появились, приползал домой на четвереньках грязный, на следующие дни болел, просил опохмелиться. Ребятишки смотрели на всю эту погань, а сестрица работала одна на четверых. Пришлось вернуться в Дегтярск. Мама жила одна в небольшой двухкомнатной квартире, получала после смерти папы его пенсию шахтёрскую и была даже рада, что жить будут вместе, но здесь другая проблема -- город стал финансовым банкротом, шахты давно отработали свой срок, и -- ни одного действующего предприятия, кроме небольшого ревдинского филиала "Спецметавтоматики".
   Не испытывая даже надежды на трудоустройство, зашла в отдел снабжения, так как все годы работала именно в этой сфере. Начальником отдела оказался хорошо знакомый, они вместе учились в техникуме, и он принял её к себе на работу, так как была вакансия, несмотря на грядущее сокращение. Этот день она считала самым удачным в её жизни -- жильё есть, мама рядом, работа знакома, никаких расходов! При весьма низкой зарплате это очень существенный момент. Она успокоилась, отдохнула душой и телом. А распад экономики в стране продолжался. Через два года их отдел ликвидировали, её начальник стал работать в цехе, ещё один её коллега вышел на пенсию, а ей предложили перебраться в отдел снабжения "Спецметавтоматики" в Ревду.
   И вот уже четвёртый год она ездит на работу в другой город, тратя на это время и деньги. Но деваться некуда. Зато окружение на работе нормальное, деловое, без предвзятостей. И хоть возвращается поздно, но мама всегда и накормит, и спать уложит, и еды утром в сумочку засунет.
   Ей тридцать три года. Светловолосая, светлолицая, над открытыми голубыми глазами чёрные брови вразлёт, губки пухленькие, фигурка -- всем мужчинам на радость, четыре беременности исправили её бывшую до неприличия худобу. Но она напрочь вычеркнула из своей жизни мужчин. Ни любила, ни не любила -- просто вычеркнула.
   Чтобы хоть как-то уменьшить свои транспортные расходы, приспособилась утром уезжать на служебных автобусах, коих отправлялось ежедневно штук шесть-семь, на них дегтярцев возили на ревдинские предприятия. Ездила сначала бесплатно, как и все рабочие, потом с них начали вычитать из зарплаты за доставку к месту работы и обратно, и "чужих" возить перестали, но она умудрилась отдавать водителю пятьдесят рублей, вместо восьмидесяти на рейсовом автобусе. И вечером, если удавалось пораньше убежать с работы, успевала на эти же служебные маршруты. А когда и ревдинские заводы перестали нуждаться в "чужой" рабской силе, стала после окончания рабочего дня доходить до последней остановки в городе, не в лютые зимние холода, конечно -- это уже не четыре, а только три тысячи рублей в месяц, то есть издержки сократились на двадцать пять процентов. Большей экономии в своих расходах она достичь не смогла. Конечно, ехать приходилось только стоя в переполненном салоне, так как окружной маршрут собирал пассажиров со всего города в течение тридцати минут.
   Иногда проезжающие частники сигналя останавливались с открытой дверцей, приглашая подбросить, но она никогда ни к кому не села. Если автобуса, как правило последнего, не было, она возвращалась, чтобы ночевать у сестрицы, такое частенько бывало зимой, хотя случалось и летом.
   Как-то весенним вечером она стояла на остановке, как всегда. Народу было много, рядом дурачились ребятишки. Она почувствовала, что о её белые босоножки ударился камушек и отлетел в сторону, она подумала, что это пацанчики балуются меж собой. Но минут через пять следующий камушек прилетел и точно в то же место, она сумела определить его траекторию, подняла глаза -- в трёх метрах напротив через огороженную с четырёх сторон клумбу стоял парень и смотрел на неё. Молодой. Не скажешь, что красивый, скорее наоборот. В сторону Дегтярска он не ездил, иначе она знала бы его, видимо, жил в этом районе. Она просто отвернулась. От дальнейшего спас подходивший автобус. Всю дорогу она возмущалась его бесцеремонности.
   Ей после развода удалось сменить паспорт, и на работе не знали о её прошлом неудачном замужестве. Конечно, пытались заигрывать, комплименты делали, даже сватали, но она никак не реагировала на эти провокации, серьёзно говорила: "Не хочу!". И хоть в последние годы улыбка появлялась на её лице, но по большей части всё-таки отсутствовала. Ни на какие общие вечера с коллективом она не ходила и в рабочее время ни с кем близко не общалась, так как в отделе была ещё только одна женщина, и та много старше её, остальные -- мужчины, слава Богу, что все они были семейными.
   Где-то примерно через неделю она на той же остановке успела забежать в магазин, так как во время обеда не смогла этого сделать, а при распределении домашних обязанностей покупку продуктов она взяла на себя. Выходя из магазина, услышала слова:
   - У вас из кошелька мелочь рассыпалась.
   Взглянув на свою закрытую сумочку, подняла глаза -- рядом стоял тот же самый парень. Она не хотела вступать с ним в разговор и демонстративно вышла из магазина, не удостоив его вниманием. И каково же было её удивление, когда дома, разбирая покупки, она обнаружила в сумочке совершенно пустой кошелёк -- из него высыпалась вся мелочёвка. Собирая со дна сумочки свои копейки, удивлялась:
   - Как он мог знать, что мелочь рассыпалась? Ведь сумочка бала закрыта! На молнию закрыта!
   Через несколько дней она заметила, как он выходил из магазина, ища её глазами, но она была уже в автобусе и опять возмущалась:
   - Что этому пацану от меня надо? Почему он преследует меня? В невесты я ему по возрасту не подхожу...
   Теперь, подходя к остановке, она озиралась по сторонам и, если замечала его, то обходила остановку с другой стороны и пряталась за ней или за спинами окружающих. Как-то, сделав покупки, спускалась по ступенькам -- он шёл навстречу. Она прошла, как мимо пустого места. Услышала только:
   - У вас молоко из пакета капает.
   Усевшись в автобусе, она, конечно, заглянула в свою сумку, перевернула пакет с молоком -- ничего плохого не обнаружила. А вот дома ей пришлось опять удивиться -- пакет с молоком действительно пропускал, совсем чуть-чуть, лишь несколько капель промочили дно хозяйственной сумки, но её это уже насторожило:
   - Как он мог знать! Он не был в магазине! Как он узнал, что у меня молоко? Или он имеет какие-то сверх естественные способности? Есть ведь такие люди! Может он сам, силой своей воли сделал мне дырку в пакете? Просто тихий ужас какой-то! Экспериментатор чёртов! Навязался на мою душу!
   Как-то, уже входя в автобус, перед её глазами возникла мужская рука, держащая цветок -- она отбросила её, и цветок упал под колёса.
   - С клумбы сорвал! Дурак! Нашёл чем даму удивить!
   В очередной раз там же глухой голос сзади произнёс:
   - Здравствуйте...
   Она, не поворачивая головы, бросила:
   - Пшёл прочь! - И срочно замешалась в толпе.
   Её всё больше беспокоила его назойливость, подкралось даже чувство ненависти, она даже собиралась плюнуть ему в лицо, если он попытается ещё раз с ней заговорить. И хоть появлялся он на остановке не каждый день, а может раз в неделю, она нервничала. Иногда он не пытался к ней подойти, а стоял в отдалении, наблюдая за ней.
   - Ага, наверное почувствовал, что мой плевок придётся вытирать с лица! Неужели он может читать мои мысли!
   Очередное ожидание автобуса оказалось под внезапным проливным дождём. Она не стала доставать зонтик, а встала под навес остановки, так как внутри было полно народу, и, видимо, потеряла бдительность.
   - Полина!
   Она ошарашенно развернулась.
   - Извините... Я наконец-то вычислил ваше имя...
   Она воззрилась в неприятное рыхлое лицо и поразилась его глазам -- они под приспущенными верхними веками были мутными и мёртвыми!
   - Незрячий!... Слепец!... - Сердце до боли сжалось от жалости.
   Она прижала руку к груди и ощутила, как оно колотится, готовое вот-вот лишить её сознания. Закрыла глаза... Стало немного легче...
   В принципе, она никогда не испытывала чувства жалости к немощным, хотя даже когда-то переводила старушек через дорогу, обычно же старалась не смотреть на болящих -- каждый несёт свою карму. А тут вдруг -- жалость! Эта разница в чувствах отрезвила её.
   - Притворяется! - Мелькнула мысль.
   И когда вдруг почувствовала, что он взял её за руку -- отпрянула от него.
   - Полина! Ты мне нужна! - Проговорил он глухо.
   - Жертву ищешь? Я не буду твоим подопытным кроликом! Не дождёшься! Не на ту напал! - И пошла прочь прямо под ливнем внутрь остановки.
   Всю дорогу размышляла над произошедшим:
   - Имя моё "вычислил"! Это надо же! Чуть не купил меня на жалостливое своё состояние. Ужас! Слава Богу, смогла ему ответить, ему не удалось сыграть на моём чувстве жалости, которое он пытался мне внушить. Его судьба наказала слепотой за его непристойные потуги подчинить себе чужую волю... А может наоборот, из-за своей слепоты ему дано развить свои внутренние способности? Но я не хочу участвовать в его реабилитации! Не хочу! Я в своей жизни уже достаточно натерпелась!
   Она решила, что не будет больше приходить на эту остановку, а будет уезжать из города с конечной остановки, как делают многие.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

180


  
  
  
  
  
<ххх8>  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
А.Сокол "На неведомых тропинках.Шаг в темноту" М.Комарова "Со змеем на плече" И.Эльба, Т.Осинская "Маша и МЕДВЕДИ" В.Чернованова "Колдун моей мечты" М.Сакрытина "Слушаю и повинуюсь" С.Наумова, М.Дубинина "Академия-фантом" Т.Сотер "Факультет прикладной магии.Простые вещи" Д.Кузнецова "Кошачья гордость,волчья честь" Г.Гончарова "Полудемон.Месть принцессы" А.Одинцова "Любовь и мафия" С.Ушкова "Связанные одной смертью" М.Лазарева "Фрейлина специального назначения" А.Дорн "Институт моих кошмаров.Здесь водятся драконы" В.Южная "Мой враг,моя любимая" С.Бакшеев "Опасная улика" В.Макей "Ад во мне"

Как попасть в этoт список

Сайт - "Художники"
Доска об'явлений "Книги"

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"