Груздева Валентина Александровна : другие произведения.

Не поэт

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   НЕ ПОЭТ.
  
   Книга в переплёте
   передо мной лежит.
   Переплёт не златый --
   ниткою прошит.
   Древняя книга. Впечатляет размер,
   сверху вниз -- от плеча до кресла,
   и ширина побольше, чем у иных.
   Про толщину
   даж слов не подобрать!
   Корочки простые серые слегка,
   но листочки белые и крупная печать.
   Чтобы не упала, прочно сжата --
   прищепка из металла
   над плечом торчит.
   Получилось, что книга на плече почти висит.
  
   Чувствую, самой не удержать.
   Как будто помогает кто-то
   мне её листать
   не от первой страницы,
   а наоборот --
   вот последний стих
   уже другим листом прикрыт.
   Уже и не моя рука
   листает и листает...
   Вдруг вижу, как над пальцами
   крылышки витают...
   Вчитываюсь в строки --
   приятно вспоминать.
   Восьмой десяток всё же!
   Что ещё читать? --
   Свои стихи дороже!
  
   К тому же карантин
   всех по домам закрыл --
   неизвестный доселе вирус
   COVID-19 планету поразил,
   людей, как мух, сметает.
   Сколько уж могил!
   В городах досок не хватает,
   чтоб сколотить гробы! --
   В картонные коробки мёртвых прячут,
   могилы общие техникой копают,
   чтобы побыстрей зарыть.
  
   Вот. А делать что? -- Читаю
   про прошлое своё.
  
   Поэты, поэтессы...
   Отдаю я уваженье
   их великому уму.
   Я, конечно ж, не поэт,
   но с рифмами дружу.
   Да. С самого раннего детства.
   Они всюду вкруг меня ютятся,
   поют, танцуют, плачут, веселятся,
   наперебой слетают с языка,
   а если нужная хочет потеряться,
   я оставляю в тексте пустое место --
   знаю, что его займёт когда-нибудь она,
   одна единственная.
  
   Мне нравится сплетать рифмованные фразы,
   так легче мысли выражать,
   к тому же это ведь лучше гораздо,
   чем лишние слова, как в прозе,
   на ветерок бросать.
   До этих пор была я молчалива,
   так как не любила с детства я болтливых баб,
   и с мужчинами была не так красноречива,
   как хотела б,
   чтоб не подумали и обо мне вот точно так.
   Моя соседка-подружка
   была такой же болтушкой,
   тараторила и за себя, и за меня,
   конечно, не от великого ума.
  
   Как мне избавиться от этого от женского порока,
   я долго думала, годков почти до десяти.
   И вот додумалась. Всем поняла нутром я,
   что должна писать не что иное, как стихи.
   И говорить стихами я должна, и думать --
   всё точно, сжато, лаконично.
   Душа за дело принялась, а я пособницей у ней,
   и стало это дело нам привычно.
  
   Одна пятёрочка по физике,
   одна четвёрка -- русский язык,
   а остальное в аттестате -- три... три... три...
   Хоть смейся, хоть слезу пусти.
   В характеристике диагноз:
   "Молчунья. Слабый разговорный жанр"!
   О том, что склонна я к стихам,
   никто, Увы! не знал.
   Жаль.
   Пришлось перечитать все записи свои,
   их накопилось слишком много.
   Сидела перед печкой, рвала листы,
   бросала в топку за стопкой стопку.
   Никому они не нужны!
   Думала, что над детством суд свершился.
   Думала, сгорело целых восемь жизни лет.
   Но, нет! Семейная жизнь закрутила
   по новой брошенный в топку сюжет.
  
   Хлопоты домашние, недовольные уста,
   нет цветов и яркости, в свободе пустота --
   всё кричало критикой с каждого листа.
   Бранных слов от мамы с папой я не слыхала,
   любила всех и всё, мечтала.
   В замужестве коротком их узнала.
   Только злоба страстная на семейный быт
   двигала чернилами.
   Так тому и быть !
  
   Стихи летели с небес беспросветно.
   С такой атакой борьба бесполезна.
   И я писала. Вечером писала. Днём писала.
   Ночные стихи по утрам рисовала.
   Немного отвлекала учёба на Физмате.
   И это было очень кстати!
   В общаге не скроешься от любопытных глаз.
   Быстро распознали мой секрет.
   И неслось по институту: "У нас -- Асс!".
   В газетах красовался мой портрет.
   Куда деваться от студенческой молвы?
   Только пиши, пиши, пиши, пиши.
  
   Стихи всегда и всюду рядом.
   Встречают у дверей, с улыбкой приглашают,
   Толкутся в уголках, наперебой хвалясь,
   в холодильнике, конечно, морозятся.
   Откроешь дверцу -- с инеем мороженку протянут
   или ягодку со льдом зимою.
   Они и под цветком любимым млеют.
   Иные под подушкой прячутся, таясь,
   так как голоса подать не смеют.
   Другие нагло сзади нападали,
   оседали на плечах,
   щекотали уши, пели,
   словно трели. Или тишиной ночною
   реснички поднимают -- просятся на лист,
   что тоже под рукою.
   Бывало, гладишь кошечку --
   стихи уже мурлычат,
   светятся строки в шерсти.
   Сядешь за стол -- там на бумаге
   уж веселится толпа от души.
   В каждой ложке, в каждой чашке --
   все просят взгляда, все просят ласки.
   Я не могу их не заметить!
   Я не могу им не ответить!
  
   Бывало, нервничала я, не успевала.
   Стих, я поняла -- он гордый господин --
   не взглянешь на него -- останешься один.
   Позднее мы привыкли все друг к другу,
   стали многое прощать.
   Потом я стала выбирать,
   команду подавала: "В очередь вставать!".
   И голос мой тогда уже уверенно звучал.
   Я этот звук грехом уже не называла,
   но по-пустому не болтала.
  
   Вот уж Азбука моя мелькнула...
   А перед нею "Клички", сначала я на них открою:
   Сколько кличек на меня ни одевали!
   Вот детские -- "Немтырь", "Драчунья", "Змеёныш".
   Только мама с любовью вздыхала,
   да зелёнкою ранки мои протирала,
   сердилась, что молчу на укоры.
   А я в уме собирала узоры.
   "Первоклассница" -- яркий опыт,
   буквы, слова научилась писать.
   Башку теперь можно освободить
   и все мыслишки переложить на лист.
  
   Азбука великая -- первый мой шедевр.
   Я к каждой, каждой буковке заглянула в дверь.
   Трудно первокласснице справиться с пером.
   Все мыслишки детские отразились в нём.
   Взгляните сами. Например --
   "У" -- Уточка-проказница, объясни одно,
   зачем ты воду мутишь носиком о дно?
   "Б" -- Боль! Бросает то в жару, то в холод,
   руки вянут, голова трещит,
   сердце бьёт, как молот.
   Укол врача лишь защитит.
   "П" -- Папа. Пчёлы -- беспокойное семейство.
   Занимается с ними Папа
   с сеткою на голове по широкой шляпе.
   "Ч" -- Чёрт! Чёртова игрушка! Откуда ты взялась?
   Под космами измятыми
   один лишь красный глаз.
   Детишек запугала всех. Но только не меня!
   Выброшу за изгородь! Вот моя черта!
   Валяйся на помойке, убирайся прочь.
   Это наш дом. Его ты не порочь!
   "Л" -- Лук! Заразный такой, когда очищаешь --
   Слёзы из глаз! Сопли из носа! Чихаю!
   А мама смеётся: "Злая горечь полезна,
   подрастёшь -- сама поймёшь".
   "К" -- Кровь! Кровь из носа я видела однажды.
   Красивая такая, алая, как флаг,
   как галстук у старших ребят.
   "М" -- Мёд, Молоко и Мама. Эти три волшебных слова
   меня сладостью с детства питают.
   Я их знаю, я им верю, я им внимаю.
   "Ж" -- Жизнь -- загадочное слово. Как его понять?
   Сколько стоит? Можно ли поднять?
   Можно ль подарить? Или отнять?
   "С" - Сосед Семён Страдает -- Смерти Страшится,
   Сон за Сном его Сотрясает:
   Старуха Седая С Саблей Стучится.
  
   Клички продолжают волочиться.
   "Октябрёнок", "Пионерка", "Комсомолка",
   "Невеста" -- целую неделю,
   "Жена" -- почти два года без имени, фамилия чужа,
   "Разведёнка", "студентка",
   "Член КПСС" -- после пьянки. Срочно! -- Стресс!
   Многие названия давно уже исчезли.
   А я -- жива!
   Только числилась в минувших списках,
   ни к одному душой не приросла.
   Вот и последнюю, "Молчунья", наконец-то
   в клочья искромсала.
   Давно пора!
  
   Вернулась к не открытым пока страницам.
   Вот мамы с папой дом.
   Речка, лес кругом.
   Каникулы. Лето. Зной.
   Наслаждаюсь тихой деревенской красотой.
   У входа в огород широкая скамья,
   здесь мы когда-то с подружкой
   расставляли детские игрушки.
   Широкая зелёная межа с соседями
   вместо забора к лесу взгляд вела,
   там в конце малина, вишни,
   под яблонею на пригорке клубники пелена.
  
   Отец подсел.
   - Пап! Яблоня цвела?
   - Да. Густо. Но после снега ж не было дождя!
   Земля-то пересохла. Так что неизвестно нынче,
   каков он будет, урожай! Ты это куда?
   - Альфу выведу, побудет с нами пусть.
   - Цепочку не снимай!
   - Знаю. Знаю уж давно.
   Собачёнка игриво бросилась к отцу,
   потёрлась о колени и улеглась внизу.
   - Старая уже. Дышит тяжело.
   - Да. Все стареем. Как учёба-то?
   - Без троек.
   - Трудно?
   - Нелегко.
   Вдруг пчелиный рой взметнулся ввысь!
   Тёмной тучей над землёй повис.
   Потом -- в один конец! В другой!
   Мечутся, не видя цели!
   Ошалели!
   - Дочка! Воду открывай! Их надо остудить!
   Несусь, словно ветер, кран крутить.
   Струя из шланга достала до них,
   и тучка послушно опустилась на низ.
   Если б до леса долетела -- не найти.
   А уликов всего лишь пока три.
   С детства папа мечтал пчёлками заняться.
   Дед его учил с ними управляться.
  
   Рифмы подобно студентам меня окружали,
   они мне есть и спать не давали.
   Стихи рождались и на ходу, и на лету,
   и моментально все витали на слуху.
   Я никогда не думала, наказанье это или дар,
   как говорится: "Что вижу -- то пою".
   Вот и весь базар.
  
   Позднее, теребя печатные те тексты,
   я даже удивлялась многим --
   настолько они были метки.
   Этот второй круговорот, уже не детский,
   вошёл в мою историю.
   И он был веским.
  
   Надо сказать, что жизнь утомляет
   от правил, от законов, от людей,
   и от работы, где год от года всё скверней.
   Отбиваться приходится и от мужей.
   Но пока -- стою! Смеюсь!
   Говорят, что надсмехаюсь.
   Философствую рифмуя! Размышляю.
   Никак не каюсь.
  
   Утехи у всех разные --
   грехи, грехи, грехи
   до жути безобразные.
   А у меня -- стихи.
   Я в округе рифм и слов.
   Здесь удивительно спокойно.
   Здесь намного всё видней.
   Мой мир тише,
   я -- не в кругу людей. Я, и кто со мной
   -- чуточку повыше суеты мирской.
  
   Листы и тексты, тексты и листы
   шуршат, перебирая годы, быт, мечты...
   Вот уже пошли и детские стишки...
   Но я ведь помню -- я их сожгла!
   Читаю... Боже правый! Не может быть!
   Вот подружку я ругаю...
   Вот с одноклассником дерусь...
   Дурну игрушку за изгородь бросаю...
   Откуда всё взялось? Недоумеваю.
  
   Я читаю... Я -- уже не я! --
   Бестелесный кто-то, вовсе не смущаясь,
   своим белым крылом
   мои страницы перебирает.
   Он во мне! Вместо меня читает!
   О! Боже! Это он мной правит, как хозяин!
   Давно? Ужели с детских лет?
   Как-то мне вдруг неуютно стало.
  
   Может подселенец с других планет?
   Шпион космический?
   Быт Земной изучает? Скоро 80 лет!
   И при чём здесь я -- деревенская душа?
   Показался и исчез.
   А я в себя вернулась.
   Как описать его? Лица-то нет!
   Да я ещё и не совсем очнулась.
  
   Может белое крыло
   ласково с собой уже зовёт?
   Возраст-то уж тот --
   всё лучше, чем Covid-19 подберёт.
   А может ангел без лица -- душа моя?
   Зачем-то в детство увлекла...
  
   Так ничего и не поняла.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

10

  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"