Аннотация: Когда времени много, а денег мало - поневоле станешь философом. И Пете нравится такая жизнь, он ни на что ее не променяет. Но порой обстоятельства нарушают устоявшийся порядок. Началось все, конечно, из-за женщины...
— Вот в прошлом году был в Питере. Там еще жить можно, терпимо. Девушки такие обособленные, знаешь, независимые. Свободные от стереотипов. А здесь, у нас в провинции, шагу не ступить. Не успел оглянуться — уже женат. Везде эти самки, глазами стреляют. Лишь бы тебя окрутить.
Петя смешно изображал, как в него стреляют глазами, и Андрей смеялся. Они ехали на вечеринку. Пете нравилось иногда общаться с людьми, как он говорил, — выходить в народ. Почти всех людей он, конечно, находил пустыми. После таких вечеров Петя всегда пускался в долгие рассуждения о никчемности окружающих.
— Да ладно тебе. Хорошо же погуляли, — недоумевал Андрей.
Петя не спорил. Спорить он считал излишним. Но свое авторитетное мнение Петя высказывал часто и по любым вопросам. Андрей слушал, не вникая.
Виделись они чуть не каждый вечер, в баре «In vino…». Небольшое заведение в полуподвале. Петя называл его претенциозным, но любил за полумрак и легкий налет декаданса. Когда Петя зашел сюда впервые, он продекламировал:
Где стол был яств,
Там гроб стоит.
Андрею нравилось местное пиво.
Петя сидел бы в баре постоянно, но Андрей работал и освобождался только к вечеру. Потому днем Петя чаще бродил по городу в одиночестве. Или лежал на потрепанном диване в старой квартире, которая осталась от бабушки.
— Я опрощаюсь, как Толстой. Нет. Как Диоген. Однажды я стану жить в бочке вдали от суеты. Потому что невозможно уже терпеть. Люди гибнут за металл… Для чего? Кому нужна эта мышиная возня? Нет, уж мне с ними не по пути. Я позна́ю глубину падения, но не поступлюсь принципами.
Работать он считал ниже своего достоинства, и всех работающих считал бездельниками, бесполезными людьми.
— Знаю я их. Просиживают штаны в офисе и поминутно на часы смотрят. А остальное время — соцсети, видосики. Отвлекаются, лишь когда начальник рядом. Бумажки перебирают. Ведь большинство таких. Вот раньше люди полезное делали, создавали, творили. А теперь что? Одна имитация.
Одевался Петя в разные лохмотья, потому что смеялся над модой. Правда, одна девушка как-то похвалила его за смелый подход. Она назвала его — «homeless style» и утверждала, что он «в тренде». Петя взорвался и долго потом распространялся о всеобщем помешательстве.
— За кусок материи продаем себя, за тряпки. Лев Толстой говорил, что религию в здравом уме могут исповедовать лишь идиоты и женщины. Я бы добавил, что моду тоже. И ладно женщины, что с них возьмешь? Но мы-то, мы-то куда?
Девушек он презирал и не упускал случая об этом поговорить. Андрей обычно посмеивался. Но в последний раз повел себя странно. Потом Петя много раз вспоминал тот разговор. Тогда они сидели в баре, и Петя разглядывал через полуподвальное окно ноги. Ему нравился вид. «Ходят людей половины», — говорил Петя о ногах и настраивался на лиричный лад.
— Я одинок и это мой выбор. Мне не нужны женщины. От них все только страдают, гибнут буквально. Пушкин, Маяковский, кто еще? Да множество таких историй, тысячи, миллионы. От женщин одни проблемы. Слишком мелочно мыслят. Найти женщину — первое средство потерять себя, погрязнуть в мелочах, в пошлости. «Купи шубу, купи колечко. Что ты мне цветочки не даришь? Потом купи машину. Нет, теперь другую, побольше. И квартиру. Нет денег? Возьми ипотеку. Или ты меня не любишь?» Как это все бесполезно. На что будет потрачена такая жизнь? На беготню по кругу? И не будет времени остановиться, подумать, а нужно ли все это? Нет, лучше уж без женщин. Да и без денег бы, без этой квинтэссенции ненависти. Есть у меня один друг. А больше и не надо. Люблю тебя, дружище. И люблю нашу жизнь, чистую, свободную.
Вопреки обыкновению Андрей не посмеялся, а потупился. Потом оплатил счет, заторопился куда-то.
— Что, уже собираешься? Останься. Ты только посмотри, как хорош этот вечер. Не разучились ли мы ценить красоту уходящего момента? Всей душой впитывать его прелесть.
Но Андрей не ценил момента и ушел домой. Пришлось и Пете.
На другой вечер Андрей не появился в баре. А на третий привел с собой девушку.
— Вот, Света, познакомься, это мой друг Петя.
Девушка едва доставала Андрею до груди, а глазами походила на пекинеса.
— Хм. Света, значит. А скажи, какое сегодня число?
— Семнадцатое, — растерялась Света.
«Семнадцатое октября — день, когда Петя потерял друга», — подумал Петя.
— И чем же ты, Света, занимаешься? Сколько селфи сегодня сделала?
Света в растерянности посмотрела на Андрея.
— Ничего, он так шутит.
— Совсем я не шучу, — пробормотал Петя в сторону.
Разговор не клеился. Света несколько раз пыталась заговорить с Петей, но он отделывался односложно. В конце концов, ребята попрощались и ушли.
А Петя остался, потому что встретил одноклассника. Тот праздновал день рождения. Петя напросился к нему и весь вечер распространялся о пошлости жизни.
— Снизошла до меня. Мне, говорит, про тебя много рассказывал. Андрюшечка, говорит, любимый. Ми-ми-ми.
И Петя делал движение, будто размазывает розовые сопли по лицу.
В последующие недели Петя все меньше видел друга. Когда тот приходил, Петя ругал его.
— Мельчает человечество. То ли дело раньше. Люди знали, что такое товарищество, поддержка. А теперь? Все сидят по домам, да в телефончиках переписываются. «Привет, как дела? Нормально». Вот и все. А помнишь, Андрюша, как хороша была наша дружба?
— Куда же она делась?
— Да уж делась, когда ты эту девку встретил.
— Слушай, ты о ней так не говори.
Андрей злился, но Петя не прекращал свои выпады. Андрей уходил раздраженный.
Потом Петя его не видел месяц. И не хотел о нем думать. Из гордости. Но наконец получил сообщение. Андрей писал, что нужно поговорить. Очень вовремя написал, ведь Петя как раз прикидывал, где бы поужинать.
В бар Петя пришел раньше. Он увлеченно разглядывал меню, и уже третий раз попросил официантку подождать с заказом. Ему ужасно приглянулся стейк с кровью. Петя давно бы его заказал, но сначала нужно убедиться, что Андрей придет. В карманах у Пети гулял ветер, и заплатить он не смог бы даже за буханку хлеба, какой уж там стейк.
Холодный Петин расчет никак не противоречил его эмоциональному состоянию. Он всерьез переживал за Андрея и эти его, так называемые, отношения. Пете не нравилось, в кого превращается его друг. Он вспоминал их разговоры последних недель и убеждался, что друг уже давно отдаляется. Пропала легкость общения. Сегодня Петя скажет все, что об этом думает. Может, еще не все потеряно.
Как только Петя увидел в окно Андрея, он тут же заказал стейк и два пива. По объему выделенной слюны Петя понял, насколько голоден.
Андрей зашел как ни в чем не бывало.
— О, Петруша, как дела? Я насилу проехал по пробкам. Ночью подморозило, теперь гололед. Три аварии по дороге. А ты что такой серьезный?
— Размышляю о смысле сущего, — произнес Петя и, хотя не прошло и минуты, покосился на официантку — не несет ли заказ.
— Ну да, если есть сущее, то должен кто-то размышлять о его смысле. В мире все сбалансированно.
Пете не понравились его игривый тон и улыбка.
— Я собственно… — начал Петя, и не нашелся со следующей фразой, потому лишь глубокомысленно замолчал.
Когда пауза уже превращалась в неловкую, Андрей заговорил сам.
— А у меня новости. Надеюсь, ты нормально их воспримешь.
— Ах, новости. Точно, ты же поэтому написал.
— Именно.
— Мда. Слушай, не подождать ли с новостями?
Петя боялся, что Андрей сболтнет что-то не то. Что-нибудь про свою девушку. И Петя не сможет сдержаться. Выйдет из себя. И тогда плакал его стейк из мраморной говядины. Нет, время для серьезного разговора еще не наступило.
Желудок издавал тревожные звуки.
— Чего подождать?
— Ну, можно сначала о чем-то неважном поговорить. Ты никогда не находил прелести в этих, знаешь, пустых разговорах? Когда встречаются близкие люди, и, зная, что все темы давно исчерпаны, все равно не хотят молчать, и говорят о сущей ерунде. И в таком общении находят даже удовольствие.
— Не уверен, что понимаю.
— Ну, можно же о чем-то отвлеченном поговорить.
Как назло, Пете не шло в голову ни одной приличной темы. Он усердно шевелил мозгами, чтобы извлечь хоть что-то. Вертелась только мысль о погоде. Но что может быть глупее? А кроме того, ведь Андрей уже упомянул погоду, когда зашел. Уместно ли снова говорить о ней? А если нет, о чем тогда?
— Гололед, говоришь? — Петя сразу понял, как жалко это прозвучало.
— Что? А, ну да.
Петя еще раз глянул на официантку. Он уже жалел, что заказал стейк, а не что-то попроще. Сколько его еще будут готовить?.. Молчание затянулось.
— Я о чем поговорить-то хотел…
— Ну, если ты так хочешь.
— В смысле? Я для этого и пришел. Мы со Светой решили пожениться.
До Пети дошло не сразу.
— То есть как?
— Да так. Ипотека, дети, пеленки. Знаешь, сидел тут с ней, и понял, что хочу этого. Повзрослел, наверное.
— А как же наши принципы, наши идеалы? Ты предаешь их?
— Ээ, дружище. Все это хорошо было в двадцать лет. Ну, протест, отрицание. В шалаше жить. Наскучило теперь. Стабильности хочется. Чтобы ждали тебя, любили.
— И ты пришел ко мне с этим? С этими своими розовыми фантазиями?
— Да почему фантазиями? Короче, в апреле не уезжай из города. Погуляем на свадьбе.
Петя стиснул зубы и молчал из последних сил.
— А вообще свадьба — это прекрасно. Знаешь, ты бы тоже нашел себе кого-нибудь. Дружили бы семьями.
Ну, это уж слишком. Грянул взрыв.
— Что? Ты мне это предлагаешь? Мне? Независимому, свободному. В кабалу отправиться.
— Почему сразу в кабалу? Ну, конечно, жизнь изменится. Но ведь и возможности новые появятся.
Как Петя ни сдерживался, он терял контроль.
— Ага, значит, пришел попрощаться со мной. Когда в следующий раз увидимся? Через год, через пять? «Слушай, Петя, забегался совсем, давай в другой раз. Да и жена что-то плохо себя чувствует, не хочу ее одну оставлять». Ипотека, пеленки, тьфу.
— Знаешь что, я не собираюсь продолжать в таком тоне.
— Ну и давай, вали к своей говорящей вагине. Ты все равно ее бросишь, и тогда приползешь ко мне обратно. А только что разбито, уже не склеишь.
Петя вскочил. По случайности, наконец принесли его заказ. В отчаянии он схватился за пиво, половину выхлебал тут же залпом, остальное пролил.
И хотя Андрей не сделал никакого движения, а только смотрел укоряюще, Петя все равно закричал:
— Не трогай меня.
Не контролируя себя, он схватил жирный стейк и запустил им в Андрея. Промазал. Петя выскочил из бара, забыв даже в гардеробе куртку, и в смятении побежал домой. Когда пошел мокрый снег, Петя не заметил, и все шел и бормотал:
— Предал нашу дружбу. Нашу чистую жизнь.
Дома он, не раздеваясь, не сняв мокрых ботинок, повалился на диван. Петя долго смотрел в потолок и не знал, как можно теперь верить во что-то чистое, светлое. Как можно верить вообще во что-то?
Но усталость взяла свое, и он заснул. А проснулся почему-то рано. За окном еще не рассвело. Петя долго ворочался и недоумевал — что же его разбудило? Потом только осознал, что виной всему голод. Неудивительно, ведь еще вечером он исходил слюной, а из-за предательства Андрея так и не поужинал.
Холодильник пустовал.
— Новая жизнь начинается с чистого холодильника.
Но мысль эта не подбодрила. Напротив, есть захотелось еще сильнее. Петя с горечью вспомнил, как вчера швырялся стейками. От жалости к себе Петя даже прослезился.
Он все-таки нашел какие-то макароны в дальнем шкафчике, но больше ничего. Не было даже соли. Денег тоже не было. Петя сварил макароны и кое-как запихал в себя.
Вскоре снова захотелось есть. Петя пробовал читать, но мысли его неизменно возвращались к еде.
«Проклятая пирамида Маслоу. Взять бы тебя да перевернуть», — крутилась отчаянная мысль.
Петя задумался, каким бы величественным стало общество, если поменять приоритеты человеческих потребностей. Говорят, Достоевский во втором томе «Братьев Карамазовых» собирался возвысить человека, навсегда изменить, найти последний главный ответ. Но Достоевский умер раньше времени, и из-за этого он, Петя, должен страдать тут в одиночестве от голода.
Помечтав так какое-то время, Петя глубоко вздохнул. Требовалось иное решение, сейчас.
Но решение не приходило. Промучившись до ночи, кое-как Петя заснул. Ему приснился бутерброд с маслом.
Наутро Петя пошел к родителям. Может, они уже вернулись из Турции. Это же надо еще додуматься — в ноябре в Турцию.
Петины надежды не оправдались, он зря стучал в закрытую дверь.
— Что шумишь, дармоед, нету их, — высунулась соседка.
— Тебя не спросил, стерва, — бросил Петя и ушел.
Голодный, он себя не контролировал. Хотелось борьбы, совершать противоправные действия. Петя готов был пойти против системы, подобно голодающим и униженным пролетариям, героям прошлого, обратить силы на свержение существующего порядка. Не может считаться справедливым общество, где человек мыслящий должен скитаться в поисках куска хлеба.
Петя долго стоял перед ларьком с шаурмой, и думал, получится ли схватить булку с прилавка и убежать. Крутившиеся неподалеку полицейские путали все карты.
Свой протест Петя выразил, помочившись за ларьками.
День приближался к обеду. Срочно нужно кому-то позвонить.
Петя позвонил Андрею. Тот не взял трубку.
— Ну и пусть подавится, — непонятно к чему сказал Петя.
Он решил, что больше так не унизится. Нельзя предавать то, во что веришь.
Но легко рассуждать после сытного обеда. Теперь же, на морозе, особенно не пофилософствуешь.
Следующие дни стали серьезным испытанием для Пети. Но он продал кое-что из вещей и все-таки протянул. А потом и родители вернулись.
Петя вдруг воспылал к ним искренним чувством. Я, говорил, мама, теперь к вам перееду жить. Не могу вдали от родного гнездышка. Все-таки сыновняя любовь очищает. Что может быть честнее в жизни?
И действительно переехал. С родителями живет теперь. Родители, конечно, не отказали сыну, но и энтузиазма не проявили.
— Ты бы, Петенька, работу поискал, — говорит иногда мама. — Вон, Андрей, как хорошо устроился. Видела его на той неделе. С сыночком уже гуляет, все хорошо, говорит, у них. И тебе бы так.
Но Петя отшучивается. Его все устраивает. Работа только отвлечет от интересного чтения и глубоких мыслей. А деньги теперь кое-какие у Пети водятся, потому что он сдал бабушкину квартиру.
С Андреем он так и не общается, хотя в душе простил его. Петя привык к мысли, что люди не умеют жить, не понимают, что такое настоящая жизнь. Надо просто принять это. Раньше он думал, что его друг тоже что-то понимает. Что он выше пошлости. Петя ошибся. Что же, бывает. Когда Андрей бросит свою жену, и вернется к нему, Петя не оттолкнет его.