Пресловутый бес меня в ребро не бил. Он подошел ко мне в темном переулке, ухмыляясь, попросил закурить, коротко, по боксерски, "ткнул в печень", добавил ребром ладони по шее и победно попрыгал сверху... Бес был явно настроен забить меня насмерть, но в самый последний момент его вспугнули. Юродивая карельская провидица поведала год спустя, что ангела хранителя у меня "аж три" и в этом смысле я - уникум.
*
Семья рушилась медленно, но неумолимо. И может ли быть иначе, если два человека не желающие понимать друг друга, живут в разных странах и в разных городах? Понимая ВСЁ, я не хотел, да и не мог НИЧЕГО менять в параличе "девяностых" и зашедшей в тупик служебной карьере. По рассудку надо было срочно мчаться в Петербург, говорить по душам, решать, спасать... Но это означало бросить службу, не дотянув до пенсии, к тому же все три ангела безмолвствовали. А может, это мудрый тарантиновский персонаж заблокировал мне душу и рассудок бессмертной фразой: "И не делайте ничего, пока я сам что-нибудь не сделаю..."?
Свирепый хоккейный тренер моего детства говорил, что иногда надо затормозить с шайбой на самом немыслимом вираже, окатив ледяной пылью из-под коньков арбитра и зрителей в первом ряду. И тогда все игроки (свои и чужие) по инерции пролетят мимо, и неуклюжий голкипер соперника шлёпнется на задницу, взметнув нелепые краги, и под звонкое "АХ!" вскочившей с кресла фанатки, ты окажешься наедине с пустыми воротами...
Все началось с "фанатки". Меня полюбила Виктория. На поэтическом вечере в Морской библиотеке я прочитал стихотворение "Попутчица". Была весна и зал, без сомнения, был настроен адекватно, потому что взорвался овациями. А в конце вечера ко мне подошла девушка и попросила автограф на моей книжке, изданной восемь (!) лет назад.
- Мама дала мне деньги на фломастеры, а я купила твою книгу... Мне тогда было двенадцать лет...
Мы стояли в обнимку на самом краешке пирса. Невидимое в темноте море остро пахло йодом и тюлькой пряного посола... Огни катеров бесшумно проплывали в ночи, и памятник Затопленным кораблям (в кризис его не подсвечивали) едва угадывался в знобящей прохладе.
Чтобы согреть девушку, я набросил ей на плечи свою куртку и, обнимая ее сзади, коснулся чуть вздрагивающего спортивного животика. Ее ладонь тут же легла сверху моей, не запрещая, и как бы фиксируя мою руку, а потом... Она стала водить моей рукой по своему телу, раздельно, на выдохе прошептала три слова: "Тебе...Можно... Всё..." Мы поймали такси и поехали ко мне...
*
Почему так получается? Красивая, нежная, самоотверженная Вика, оказалась предсказуемой и скучной, как изысканное блюдо, которое забывчивый повар в суматохе не сдобрил специями... Приятель, ставший впоследствии известным поэтом, признался за бутылкой хереса: " Я был чудовищным романтиком!.. В юношеских грёзах мне казалось, что если мужчина и женщина однажды соприкоснулись пиписками, они должны любить друг друга вечно, пока не умрут в один день!.." Поэт был счастлив в пятом браке, о своих предыдущих здравствующих женах он говорил, непременно прибавляя слова: "Царствие небесное!.."
Но был еще и знаменитый композитор, живущий на Большой Морской. С композитором мы торопливо писали песню о любимом городе...
- Поспеши, Володенька, поспеши!.. - просил меня седой мэтр, - Я эту песню уже чувствую, она должна быть как минимум вровень с "Севастопольским вальсом"... Поищи другой рефрен, поспеши...
Рефрен к удачному тексту мне не давался. В ту весну я думал о том бросать или не бросать службу, крутил на турнике двадцать подъемов-переворотом и ласкал по ночам нежную, но скучную Вику.
"Боже мой! Неужели?! Сейчас! Она! Станет моей!?" - думал я, впервые увидав ее обнаженной в лунном свете... Она стала моей. Но мир не обрушился. Песня не родилась. А знаменитый композитор внезапно скончался от инфаркта.
В тот день его супруга внезапно попала в кардиореанимацию. Лечащий доктор вручил композитору список лекарств, которые срочно, кровь из носа, необходимо добыть. И композитор лекарства добыл, исколесив на такси весь город, но в отделении врач, виновато разводя руками, сообщил: "Ваша жена скончалась..." Старик вернулся домой и умер, в том самом плетеном кресле, из которого он умолял меня поспешить с рефреном...
Я продолжал служить, вращался на турнике, ничего не писал и мучительно думал, почему я не могу полюбить Вику...
А Бес не дремал. В тот раз в роли Беса выступил мой состоятельный друг. В день рождения, в самом крутом ресторане города, Валера заказал мне в подарок красивую стриптизершу. Сценарий приват-танца предполагал исполнение желания именинника...
- А ты оказывается, эстет?! - иронично воскликнула ОНА, стрельнув на прощание озорными миндалевидными глазами, резко повернулась, демонстрируя идеальные линии тела и стуча каблучками, вышла из будуара.
- Почему ты грустишь? Ты заболел, да? Может, я останусь и до утра буду лечить тебя ладошкой? - наивно спрашивала милая добрая Вика... А я не смог ей сказать о том, что вчера ночью был укушен вампиром...
Я подкараулил танцовщицу через неделю вечером у входа в ночной клуб, нерешительно протянул листок из блокнота с номером домашнего телефона и по изумрудно-бесовскому огоньку в глазах понял, что влип.
- Теперь берегись! - усмехнулась "вампирша" и победно застучала шпильками по лестнице.
*
Ее звали Нонна. Она жила в соседнем дворе, ее мама была моей ровесницей, и наши номера телефонов отличались друг от друга единственной цифрой. Идиотские совпадения или судьба?
Добрая девочка Вика с пятого класса ходила сразу в три спортивные секции и была кандидатом в мастера спорта по легкой атлетике и по женскому (!) футболу. Посещая ее матчи, я с ужасом наблюдал, как Викуля бесстрашно ловит мяч "на грудь". "А чё им сделается?!" -озорно отвечала девчонка, звонко хлопая ладошками по своим идеальным "троечкам"...
Таинственная девочка Нонна с семи лет, танцевала в известном хореографическом ансамбле, с которым объездила Европу, могла как змея обвиться несколько раз вокруг пилона и снести "шифер" с любой мужской "крыши", демонстрируя немыслимые бесстыжие растяжки.
Вика обожала тискать мою кошку Джину. У Нонны был любимый пёс - помесь американского питбуля и немецкой овчарки огромный рыжий, свирепого вида кобель... У этого Рыжего когда-то был родной братик, который бросался даже на хозяев, пса держали в клетке, а потом усыпили... Сам Рыжий, однако, был добрейшим существом.
Девочка Вика читала Коэльо и Маринину, а из поэзии знала только мои стихи. Девочка Нонна признавала только Ницше и Шопенгауэра, при этом она обожала напевать под гитару песню Вероники Долиной:
Была я баба нежная,
А стала баба снежная...
Стою ничьей женой
На горке ледяной...
Она так и не призналась, кто сделал ее "снежной бабой".
Приходя, Вика неизменно спрашивала, что мне приготовить, постирать... Вика не пила ни капли спиртного...
Нонна пикировала на меня внезапно, по ночам, и могла выпить "за визит" три-четыре бутылки белого инкерманского "сухарика"... Робкие попытки обнять ее, в таких случаях заканчивались неудачей. "В другой раз, Володечка", - говорила она, ускользая, как ртуть сквозь пальцы.
Вика обожала спать вместе "в обнимашках", и от нее пахло парным молоком... Нонна, растерзав меня в постели, всегда уходила домой...
Однажды мы заночевали у моего друга на Фиоленте. Всю ночь под оранжевыми обрывами бушевал шторм.
- Терпеть не могу, когда шумит море! - сказала Нонна, взяла матрац, плед и подушку, заткнула уши ватой и ушла спать на ту половину дома, которая выходила в сад.
- Берегись девушек, которые не могут уснуть под шум прибоя!- шепнул мне на прощание приятель.
Беречься было поздно. Она хорошо знала, что надо делать, когда мужчина собирается уходить... И я оставался. И она тут же становилась прежней.
Однажды Нонна пригласила меня на ужин. В тот вечер она была весела, а потом и вовсе расхохоталась, запрокинув красивую длинную шею... Багровый отсвет чужого поцелуя открылся из-под ворота водалазки... Вчера мы поздно вернулись из кино. У подъезда она сказала, что сегодня желает выспаться... И она "выспалась" на славу.
Ночью в нетопленной квартире я дрожал под двумя одеялами и думал о том, что ни за что на свете не приду больше в ее дом и не впущу ее в свой... В дверь позвонили. Я выглянул на площадку и увидел Рыжего. Умный пес фыркнул и выразительно мотнул головой, что означало: "Пойдем!.."
В три часа пополуночи она сказала ему: "Рыжий, приведи ко мне Володечку!.." Пёс пришел в мой дом, встал на задние лапы и носом нажал кнопку звонка. Честное слово, я бы не смалодушничал, ... если бы не бес по имени Рыжий...
Изредка Нонна оставалась у меня ночевать, и тогда пес лежал в прихожей, положив морду на мою кошку Джину, которая доверчиво спала на его вытянутых лапах.
Двадцатилетняя Вика мечтала родить двух детей - мальчика и девочку. Двадцатидвухлетняя Нонна по этому поводу сухо произнесла: "Мне поздно мечтать об этом... Или жалеть..."
*
На день рождения я подарил Нонне высокие зимние сапоги. Неделю спустя девушка попросила ночью забрать ее из клуба, где у нее была встреча с одноклассниками. В третьем часу ночи я вошел в зал и увидел ее на танцполе в "моих" ботфортах... Звучала сакральная вещь - "Отель Калифорния"! Нонна танцевала с закрытыми глазами, повиснув у высоченного партнера на шее. Я прошел мимо нее к барной стойке, заказал сто граммов коньяка, выпил залпом и... уехал домой.
Она ворвалась в квартиру через час, взъерошенная, в расстегнутом полушубке, не снимая сапог, потащила меня в спальню и опрокинула на кровать:
- Глупенький! Да как же ты можешь так думать обо мне!? Я ведь хотела, чтобы ты за мной приехал!..
Она кричала что-то еще, пока не сорвала с себя всю одежду... Кроме сапог.
- Вова! - отчаянно кричала мне девочка Вика в тот вечер, когда я решился сказать ей правду, - Вова! Ты что слепой?! Я видела ее на танцполе! Она танцует, как фашистка! Случись война, она будет в подвале стрелять людей в затылок и хохотать! Прошу тебя, очнись!..
Странно. Мне показалось, что Вика не обиделась на меня. Она искренне пыталась меня спасти.
Узнав о том, сколько стоят зимние сапоги, мать Нонны орала на дочь благим матом и пыталась вернуть мне деньги - половину моего месячного жалования.
С нынешней получки я запросто мог бы обуть в ботфорты роту стриптизерш. Но что-то не хочется...
*
...В ту ночь шел сильный дождь. Это была одна из последних наших встреч в квартире, которую я уже продал накануне отъезда в Петербург, и вообще - одна из наших последних ночей. По ее сценарию в эту ночь между нами не должно было ничего произойти. Так и получилось. Перед рассветом я вышел проводить ее вместе с Рыжим и увидел в углу лестничной площадки мокрого дурно пахнущего бомжа.
- Простите! - умоляюще сказал мужчина, - Я только подожду, пока закончится дождь и сразу уйду.
Вплоть до подъезда Нонна не произнесла ни слова.
- Знаешь, что мне сейчас хочется больше всего на свете? - спросила она вместо прощального поцелуя - Хочется вернуться, натравить на эту вонючую мразь мою собаку, и с наслаждением смотреть, как она перегрызает ему глотку! А потом, пока он еще будет дергаться... А впрочем нет, пусть подыхает так, он даже моей струи недостоин...
Рыжий виновато заскулил у ее ног.
- Ладно, -рассмеялась Нонна, - Мечты мечтами... Рыжий не способен порвать человека... И ты неспособен... На твоем месте, я бы его выгнала. Ну, чао, что ли?
... Пока я провожал Нонну и возвращался обратно, в подъезде перегорела лампочка. Темный, дурно пахнущий силуэт копошился в углу площадки.
- Постойте! - неожиданно сказал бомж, когда я открывал дверь, - Пожалуйста, постойте! Я хочу вам только сказать... Какая же красивая у вас девушка! И какой вы, наверное, счастливый человек! Простите, я правда уйду, когда закончится дождь...
Закрыв двойную дверь, я бессильно опустился на пол и долго сидел на ковролине в прихожей, не разуваясь и не зажигая свет. Холодные капли отбивали по жестяным карнизам барабанную дробь сигнала к отходу.
"Знает ли этот бродяга о том, что моя квартира продана и через трое суток я стану таким же, как и он, только в офицерских погонах?! Знает ли он о том, что я понятия не имею, как мне жить после скорого увольнения в запас? Знает ли он, что хотела с ним сотворить эта "красивая девушка"?.. - вновь и вновь спрашивал я сам себя, а потом...
Потом я прошел на кухню, взял со стола тарелку с почти нетронутыми мясными деликатесами, налил полную кружку массандровского вина и вынес на площадку этому человеку. Мне даже захотелось пригласить его в дом, выпить с ним, рассказать историю моей жизни и послушать его самого. Но я не решился.
Поутру я вошел в кабинет командира части и положил на стол рапорт с просьбой отправить меня... на войну. Через десять дней на Кавказ убывал сводный батальон морской пехоты, имм позарез был нужен для усиления опытный специалист-эпидемиолог...
Я выздоровел в тот самый миг, когда на рассвете в походной палатке вскочил с койки по сигналу тревоги и вместо комнатных тапочек опустил ноги в грязную ледяную лужу, Я выздоровел в тот миг, когда, матерясь, мы стремительно покидали скользящий с горной тропы в пропасть бронетранспортер, когда разлетелся в клочья от неудачного снайперского выстрела погон на моем левом плече, когда морпехи показали мне солдатика-изгоя Леньку, который уснул на посту, и за это его символически похоронили сослуживцы в пустом снарядном ящике... Я выздоровел, как минимум четыре раза за неполные два месяца командировки на войну...
*
Вику я повстречал в Севастополе шесть лет спустя. Мы обнялись и ... поехали в Балаклаву, где в тот вечер давала в яхт-клубе экслюзивный концерт группа "Чайф". Цены на билеты ужаснули, и хотя я был готов заплатить четыре сотни "у.е.", Вика мне этого не позволила.
"Это моя двухмесячная зарплата!.." - испуганно прошептала девчонка и в этот миг нас окликнула давняя знакомая - хозяйка, расположенного рядом кафе. По ее приказу для нас прямо на набережной установили столик.
В обществе хозяйки мы пили вино и слушали легендарные хиты. Наверное, лидер группы почувствовал наше присутствие, иначе с чего бы он вдруг объявил: " А эта песня звучит для наших поклонников по ту сторону забора!.." В летнем мареве звучало сакральное:
Какая боль!... Какая боль!!!
Аргентина - Ямайка: пять-ноль!..
Однажды мы так славно отметили ее футбольную викторию, и так громко горланили эту песенку, что прямо в одежде упали в воду с пирса пляжа "Хрустальный". Я нахлебался воды, и Вика, подталкивая меня к берегу, напевала: "...Наши женщины прощают нам нашу слабость! Наши женщины прощают нам наши слезы!.."
После концерта мы пошли по горной тропе, спустились на любимый Ближак (Серебряный пляж) и до рассвета купались в ночном искрящемся море. В "ночь после Чайфа" на пляже было полно нагих счастливых пар, не обращающих друг на друга никакого внимания.
- Представляешь, меня обыскался муж! -засмеялась Вика, включив поутру мобильный телефон, -Да! Забыла тебе сообщить, что два года назад я вышла замуж... Странно, но я совсем не чувствую себя изменщицей.
*
После возвращения с войны мне долго снился сон: Нонна идет со мной по городу, высокая, стройная, похожая на точеную шахматную королеву в черном с белыми кубиками французском пальто.
ОНА! ИДЕТ! СО МНОЙ! И все мужчины с завистью оглядываются вслед! Ради этих мгновений я готов был терпеть новые ночные кошмары, а проводив ЕЕ, в очередной раз думал о том, что когда-то напишу пронзительный рассказ о любви. И назову его "МАЛЬЧИК ДЕВОЧКУ ЛЮБИЛ..." И над этим опусом непременно обрыдается человечество.
Название ненаписанного рассказа кажется теперь примитивно-пошлым. Может быть потому, что моя самооценка больше не нуждается в том, чтобы ее разогревали как полупрокисший борщ?
В тот самый миг, когда я достиг настоящего мужского счастья - быть самим собой, делать что хочу, сколько хочу и когда хочу, меня перестали окружать случайные люди.
В тот самый миг, когда оказалось, что в трактире по имени ЖИЗНЬ я могу заказать любое блюдо, я стал похож на посетителя, образ которого не могу забыть до сих пор. Неброско, но изысканно одетый человек сидел на террасе шикарного заведения и, глядя на море, неторопливо пил зеленый чай без сахара. Он заказал только чай, а потом рассчитался с официантом "золотой" швейцарской кредиткой и неторопливой походкой покинул ресторан...