Знакомый мой занялся торговлей пивом. Успешно... впрочем, может нет. Деньги были, хватало, зато имелась и жадность — шкурная, исконная — хотелось больше. Но нормальной, человеческой жадности стеснялся и для остальных, а впрочем, и для него самого, жадность скрывалась за странной мечтой — простой и немудреной - чтобы в пасмурный денек в контору зашел владелец сети ресторанов и сказал: "Я хочу заключить подряд на закупку пива. Не охота связываться с разными поставщиками. Все хочу покупать в одном месте. Надо двадцать два сорта пива, список вот, нужны все, цену бы пониже да скидку на опт". Мой друг пригладил бы волосы, надел очки, неторопливо встал со стула, опираясь руками на крышку стола, на три дюйма наклонил голову вперед и, победно посмотрев в маленькие заплывшие глаза посетителя, ответил "Это все? Все что вы хотите? Немного. Совсем немного. Когда начать поставки. Я готов сегодня. Семь минут мне дадите."
Но пока это была только мечта. Цены были еще не слишком низки, ассортимент, на мой взгляд внушительный, казался гурманам непозволительно бедным и жалким. И друг мой огорчался, он расстраивался каждый день, когда вставал, когда общался с посетителями, наконец — когда укладывался спать, он едва не рыдал от жадности, бывало даже и плакал, но только глубоко ночью. И даже не подозревал, что от жадности плачет, думал, что от неизбывности мечты. И о мечте своей, неизбывной, далекой, рассказывал он каждый раз при встрече, долго, правда, очень нудно, однообразно, без фантазии, даже перед моим отъездом в Чехию я услышал еще раз о его мечте.
Между делом приближался день рождения друга. Глупо дарить подарки, еще глупее их ожидать, но здесь подарок был необходим. Что подарить? Без подарка нельзя — друг, в свое время, оказал мне пару важных услуг (очень даже возможно, спас мне жизнь (а может и нет), но впрочем, это совсем другая история) и не сделать ему очень ценный подарок на день рожденья казалось мне едва ли не кощунством, тем более что мой друг радовался подаркам куда как сильнее трехлетнего ребенка. Хотя бы потому, ожидал рождественских подарков с лихорадочным блеском в глазах, а на последнее рождество даже слег от нервного истощения — не хочу возводить напраслину, но думаю и здесь не обошлось без вездесущей жадности моего друга. Вы ведь уже понимаете - подарок был необходим. Очень ценный, совершенно небанальный и главное от всего сердца.
И вместо того, чтобы размышлять о списке заказов букинистической фирмы, для чего я и поехал в Чехию, я с шести утра (когда вставал) до двенадцати (отнюдь не дня, - совершенно наоборот, если вы вдруг не догадались — не верю, но все же укажу точно — ночи) когда ложился спать, урывками во время сна и обязательно последний час до подъема измышлял все новые и новые подарки. Предпоследний вариант, который я уже было всерьез обдумывал, после целого ряда абсолютно фантастических прожектов, был породистый пони черной масти, на котором бы мой друг мог бы катать свою пятилетнюю дочурку. Но понял я — подарок скорее дочурке, навряд ли другу. Нужны другие варианты.
Прошла вечность — несколько дней, а меня можно было заметить во все той же позе номер три - я сидел на скамейке перед гостиницей, обхватив голову руками, и очень напряженно размышлял о подарке другу. Осознайте, - в голове совершенно пусто, только одна мысль и была - какой будет подарок? А дела... Что дела — за эти два дня расправился со всеми заказами и даже по наитию сделал несколько очень ценных покупок (в фирме меня командировали на неделю). Уйма свободного времени, пропасть, но в Праге мне делать нечего, а уезжать из Чехии без подарка другу я не мог. И вот прогуливаюсь я в самом центре Праги и осознаю, что если так пойдет и дальше, то не только недели, но и года не хватит чтобы придумать, а там уже пора и новый подарок искать.
Мысль, взявшаяся неизвестно откуда, ошарашила меня. Более того, она практически полностью парализовала и одновременно забила размашистой дрожью колен, а затем превратилась в мелкое подрагивание фаланг пальцев (колени дрожать не перестали). Сил еще хватило чтобы добраться стула перед выставленным на улицу столиком от кафе, но не более. Ко мне тут же подлетел официант и на отличном немецком с хорошо поставленным берлинским акцентом предложил меню и порекомендовал кружку их фирменного пива. Название я слышал впервые, да мало ли какое название можно изобрести, но меня заинтриговало и я сделал заказ, а заинтриговало оно меня необходимостью срочно выпить. Я попытался расположиться поудобнее, не просто, если вы учтете мои дрожащие и одновременно плохо сгибаемые конечности, и стал по глоточку отхлебывать из большой глиняной кружки.
Состояние экстаза после первого глотка не то, что я испытал, — было много лучше, я совершенно забыл о собственном отвратительно-болезненном состоянии и ошарашено смаковал пиво. Даже теперь, когда я уже к нему порядком привык, даже теперь мне нравиться его вкус. Ну а в первый раз он показался мне смесью амбры с полынью, быть может, но так кажется только после четвертого литра, там был еще и чабрец. Кружка опустела — три глотка, не больше, (а может я управился и скорее) и конечно сменилась второй. Забрав ее у официанта, я попытался разговорить его. Официант, как выяснилось тут же любитель поговорить, получив повод, набросился на меня, даже если бы и работы было невпроворот, но на мою беду в кафе было пусто. Он еще раз сказал мне, как называется сорт пива, сообщил, что я его могу и не искать в продаже, — оно изготавливается на очень маленьком пивоваренном заводике в Чеське Будейвовицах и только для нескольких клиентов. Заводик столько маломощный, что практически весь объем покупается сетью из тринадцати пражских кафе в одном из которых я и нахожусь. Еще оказалось, что он знает, где расположен этот заводик, - там жил его родственник, зять его внучатой бабки, а может быть первый муж племянницы, но жил тот на соседней улице. Я тщательно записал его объяснения.
Тогда я еще не понимал зачем я это делаю, но уже в кафе было очевидно, что записать адрес заводика и схему пути необходимо. И только когда я пришел в гостиницу и начал раздеваться перед сном то у меня из кармана выпал сложенный вчетыре листок, на котором была нарисован маршрут по Будейвовицам к заводику. Тут я понял, какой будет подарок моему другу - я отправлюсь в Чеське Будейвовице (у меня еще оставалось три дня до конца командировки) и заставлю владельца поставить пробную партию (у меня скопились кое-какие денежки и на не очень крупную партию пива меня должно было хватить). А там уже пусть мой друг решает — стоит ли продолжать работать с этим заводиком.
Когда мысли расходятся с делом - плохо. А я старательно перерождался к лучшему и поэтому уже в полшестого утра был у билетных касс на вокзале и пытался приобрести билет первого класса до Чеських Будейвовиц. К сожалению, в поездах, что шли в Чеське Будейвовице самые лучшие места были третьего класса, впрочем, как и худшие. И я счастливо продремал всю дорогу в вагоне-ресторане делая вид, что потягиваю из бокала дешевое итальянское вино. Бокала мне хватило на всю дорогу.
Схема, нарисованная официантом, оказалась необычайно точна и подробна - за сорок минут я прошел двести метров и сделал восемнадцать поворотов, но нужное здание нашел, вошел в широкие и крепкие, но полностью облезшие ворота без надписей и указателей. Внутри было довольно пустынно и прошло порядком времени прежде чем я встретил человека, что мог бы подсказать мне дорогу к комнате директора. Человек оказался рабочим завода и он как-то с одной очень многословно и при этом очень путано стал объяснять дорогу. Из его объяснений я понял — первый поворот направо, а за ним первая дверь. Если бы я ошибся, то по-моему я мог попасть в совершенно другие, ненужные мне места: от склада хмеля до бухгалтерии.
В кабинете меня встретил полный мужчина лет сорока пяти, уже начавший лысеть, роста несколько ниже среднего и с сочным румянцем на щеках. Он выглядел скорее жирным мальчишкой, подстриженным налысо на лето и проведшего целый день в беготне по Татрам, чем солидным директором завода.
Он как-то страшно удивился, чрезвычайно поразился и очень обрадовался моему предложению о закупке пробной партии пива на экспорт, и сразу попытавшись стать моим лучшим другом в этой стране.
Незамедлительно на столе появился контракт — два экземпляра, на контракте ручка, а в руках директора две кружки пива. Без всяких проволочек я расписался — пива хотелось. После двух кружек пива он, чтобы закрепить хорошее отношение к себе, повел меня на экскурсию по заводу.
Он водил меня по заводику и называл даты и имена предков заложивших то или иное строение. Так я узнал, что склад построил его отец семнадцать лет назад, но до этого здесь было управление, построенное еще его дедом, сгоревшее вскоре после постройки и еще много в том же духе. Не выдавая старинных рецептов, хозяин водил меня между покрытыми мхом бочками и складами с хмелем и жаловался на неблагоприятную экономическую ситуацию, на новые веяния, на новых пивоваров которые используют в торговле методы, коими погнушался бы и висельник. Слушать его было интересно, хотя бы потому, что все что он говорил полностью соответствовало положению дел на рынке антикварной литературы, за одним исключением - там я как раз и был одним из тех очень нечистых на руку дельцов. С заводиком мы расправились только к часам трем и тут хозяин пригласил меня к себе на обед. Вежливость заставила меня согласиться, (вежливость? какая к дьяволу вежливость там же будет его фирменное пиво) да и выяснилось, что у хозяина две очень милые дочки на выданье. После обеда они показывали мне город и существуй повод и время я бы задержался обязательно, но теперь, когда нашелся подарок времени уже не осталось. Все было очень здорово и одновременно как-то очень чопорно и старомодно. В семь вечера я проводил сестер к дому и оказался перед необходимостью определиться — пытаться сейчас покинуть город или же дождаться утра. Впрочем, решил я, — более правильно будет дождаться утра и отправиться на поезде до Дрездена, чем сейчас ехать в Прагу и там куковать до утра, а после садиться на все тот же Дрезденский поезд. И я стал искать гостиницу.
Поиски гостиницы были довольно своеобразны - я развернулся и прошел два квартала на север, а затем зашел в первый попавшийся дом и у консьержки спросил, не знает ли она поблизости какой-нибудь пансион или гостиницу. Консьержка на долго задумалась и сказала, что в этом доме на втором и третьем этаже располагается полупансион, скорее это даже можно назвать гостиницей. Все дело в том, что ее владелец не то что бы не в себе, тем более она не хотела бы намекать, что он ненормальный, а просто несколько странный и понимаете, что я хотела сказать. Я ответил, что странности хозяина интересуют меня крайне мало, совсем, а если сравнить с чистотой белья на кровати и качеством завтрака, то и вовсе никак и поднялся на второй этаж, где тут же в длинном коридоре столкнулся с хозяином.
Освещение в коридоре отсутствовало, а хозяина я застал — он тщательно занавешивал последнее не скрытое шторами окно. У меня превосходное ночное зрение и я смог детально рассмотреть его - длинная худая фигура, закутанная в теплый темный плащ. Только лицо выделялось среди кляксы черных, длинных волос, - тоже длинное, худое, осунувшееся, с запавшими щеками и снулым взглядом. Он поздоровался со мной и провел в кабинет, где тоже было темно, до момента пока он не зажег одинокую свечу, предложил присесть, задал несколько ничего не значащих вопросов тихим невыразительным голосом. Хозяин посетовал на погоду, отсутствие клиентуры и мы вместе присели за столик с кружками пива. Через полчаса хозяин видел во мне одновременно родного брата, отца и исповедника. Поэтому без всяких зазрений совести он стал посвящать меня в семейные секреты и предания. Кружке на пятой он стал говорить, что все его беды - это исключительно от крови. Видите ли, он не чех, нет не чех и не словак, к которым относятся довольно-таки неплохо, ну в худшем случае просто терпимо, - в его жилах нет и благородной немецкой крови, хотя кто знает на все сто, но его отец был уверен, что он чистокровный сорб. За это местные жители его и недолюбливают, хотя его предки осели в Чеське Будейвовице более трех веков назад. Я краем уха слыхал про этот народ и удивился, как это удалось сохранить чистоту крови в Чехии. Мой собеседник вздохнул и сказал, что его отец специально ездил в Саксонию, чтобы найти себе жену, но вот сам он собирается жениться на кузине и единственное, что сдерживает его это плохо идущие дела в гостинице. Он женился бы еще в прошлом году, но дела еще пошатнулись и он едва сводит концы с концами. И мечтает он о небольшой сумме денег которая позволит ликвидировать гостиницу и вернуться к исконному ремеслу семьи. И тут его понесло - он рассказывал, про прадеда, который держал в окрестностях города водяную мельницу, доставшуюся ему по наследству, и что та уже была очень старой еще при деде деда. Что гостиница это так, все время мужчины их рода были мельниками, но что поделаешь — времена меняются и уже нет былого уважения к мельникам, что было раньше, про доходы он уже и не говорит. И поэтому, его отец сменил ремесло на, как ему показалось, более выгодное - купил гостиницу. И правда весной и летом дела идут довольно неплохо, но зато по осени и зиме посетители почти полностью отсутствуют и он терпит больше убытки.
Тут он понял, что последние минут десять говорил не останавливаясь, и задал мне вежливый ничего незначащий вопрос, а чем собственно я занимаюсь. Услышав, что я торгую антиквариатными книгами, в его глазах снова зажегся огонь одержимости. Он вцепился в мой рукав и стал рассказывать как основатель рода Ивон, тогда еще только подмастерье покинул Саксонию и с одной котомкой добрался до Чехии, где и обосновался. А лежала в той котомке только старая потрепанная библия на сорбском языке. Только библию эту ни он, ни его предки никому не показывали - с соседями не были слишком близки, не любили их, впрочем, как и они его и его предков, остальные члены рода не очень интересуются преданиями и традициями, только он еще помнит что-то, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что знал его прадед, который еще мог читать библию. Даже его отец, живший в молодости в Саксонии, в сорбских деревушках не смог найти никого кто смог бы прочесть хотя бы строчку из книги. Я сказал, что славянистика, это мое хобби и быть может я смогу разобрать или на худой конец порекомендовать к кому обратиться.
Хозяин исчез на несколько минут и вернулся, худые руки вжимали во впалую грудь, завернутую в льняную простынь объемистую книгу, с такой силой, что она едва различалась в темном плаще.
Я довольно-таки безынтересса развернул простынь (хозяин успел мне порядком надоесть) и понял, что держу в своих руках настоящее сокровище. Манускрипт, о котором так восхищенно рассказывал хозяин, был в худшем случае одиннадцатого века. Сокровище. Чудо. Глупо оставить его здесь. Оно здесь погибнет, еще одно, максимум два поколения и бесценную книгу выбросят на чердак вместе с хламом. Я оторвал глаза от обложки и объяснил хозяину, что это книга, как он и догадывался, библия, написанная в веке одиннадцатом, а может и раньше, точную дату сможет сказать только специалист, но написана она очень редким алфавитом - глаголицей, которой уже очень давно не пользуются. И назвал сумму, которую я могу заплатить, прибавив, что уже сейчас только один он помнит о реликвии, а сыновей у него пока нет и если будут, непонятно заинтересуются ли они историей рода или просто забудут сорбский и по вечерам будут учить немецкий, чтобы получить в Праге хорошее место. Кроме того, прибавил я, этих денег хватит не только на свадьбу, но насколько я осознаю масштаб цен, как минимум на две мельницы, даже гостиницу ему не придется продавать. Подумайте о прекрасной кузине, - добавил я, и вывернув кошелек, достал из него все оставшиеся после оплаты партии пива деньги. Отложив тысячу крон на дорогу, я сказал, что торговаться не буду и времени у меня нет, потому как я хочу спать и пора решиться стоит ли кузина книги, и что она скажет, узнав, что ей он предпочел книгу, которую даже не может прочесть, а она об этом узнает. Обязательно узнает.
Так я стал обладателем книги.
Но я ведь мерзавец и не мог не обмануть беднягу. Во-первых, книга стоила как минимум в сорок раз дороже, если только можно вообще мерять ее цену деньгами. А говорю я сорок, потому как это все что у меня было, если бы я продал все. Да-да я отдал бы все. И еще некоторые поступили бы также, но скорее они бы просто убили бы этого сорба и взяли бы книгу. Да и не была она написана глаголицей, тем более это не была библия. Меня удивляет, что поколениями никто не догадывался, что нигде и никогда не писали библию белыми буквами на черных страницах, а может наоборот - четко знали, что это за книга. Конечно, это был Котрактор, поверьте мне, что же это еще могло быть. Я опробовал его в ту же ночь и не вернуться мне в следующий раз из ада, если он не настоящий.