Сильвио - Вот Вам моя рука, с нею вместе я отдаю Вам свое сердце.
Я вздрогнул, тонкие струны внутренней гармонии порвались, а в мозгу отчетливо раздалось -
- Дайте руку синьора Клариче.
- Я навек вам ее отдаю.
Ладно, черт с ним, что регулярно приходиться прорываться сквозь перевод, в напряжении, не расслабляясь ни на минуту, а и следить за происходящей в мозгу незримой битвой переводов, но как быть с аллюзиями?
Вот По, Эдгар Алан, поэма Ворон. Есно в переводе. Больше - в переводах, не менее чем в 13 переводах. Мистика. На то и "Ворон".
Ну зачем, делать одну и туже работу 13 раз? Для чего, что все 12 собирались перевести лучше Брюсова? Не, очевидно, что Брюсов поэт не от бога, но
"Погруженный в скорбь немую, и усталый, в ночь глухую" (а меж тем Мережковский),
Кроме того, вызывает интерес то, что, к примеру, делал ворон, и ворон ли это был, каркал ли он, кричал, отвечал, и что именно сообщила неведомая зверушка - Никогда, Не вернуть, Возврата нет, Все прошло, Приговор, Nevermore? Ясно, что у всех ворон каркать "Никогда" не может, ибо кому охота нарваться на обвинение в плагиате, но читатель-то мало в чем виноват.
Вот он, читатель, наткнулся в книге на вещуна кричавшего "Все прошло", и знаком он (читатель) внезапно только с менее одиозными переводами, боюсь аллюзий с The Raven by E.A.Poe возникнуть не может. А вопрос далеко не праздный, вот Г.Л. Олди Nevermore - "Ворона <лакуна> Никогда. Никогда больше. NEVERMORE." А вдруг действительно знаком читатель только с вещуном кричащим "Все прошло"? Ну, у Г.Л.Олди некоторое затруднение с идентификацией По еще не оказывается смертельным, но у постмодернистов или в каком-нибудь криптоисторическом романе таковое разночтение может привести к столь драматическим последствиям, что я даже зажмуриваюсь экзальтированный ужасом. Мраки, хочу сказать.
Тут чую нужно чуть-чуть отдохнуть и, чтобы слегка развеяться, попрыгаем слегка на косточках г. Руднева и г-жи Михайловой, последняя необычайно талантливо перевела таки да прилично бумаги издавшись в Аграфе минимум тремя (sic!!!) ТРЕМЯ изданиями исправленными и переработанными ВИННИ ПУХа И ФИЛОСОФИей ОБЫДЕННОГО ЯЗЫКА, а некто Руднев столь пристально рассматривал в микроскоп Вини Пуха, что увидал там слишком многое к делу не относящееся, и на основании монументально-микроскопических открытий таки да сделал анализ с точки зрения лженауки евгеники, пардон, лжеученого Фрёйда, а это уже иначе как праздными измышлениями назвать невозможно, изложенных к тому же столь великолепным языком (правда, не вполне русским, но это как понимаете не главное)-
"Таким образом, Heffalump предстает как некая загадка, некая неразрешенная проблема. Что такое Heffalump? Безусловно, что-то большое (как слон - elephant), агрессивное, дикое и необузданное. Его надо поймать, обуздать. Это пока все, что мы о нем знаем, так как его на самом деле никто не видел. Здесь на помощь вновь приходит работа Фрейда о Гансе, где обсуждается немецкое слово Lumpf (ср. Heffalump), обозначающее экскременты, нечто вроде 'какашка, колбаска', анальный заместитель мужского полового органа. Аналогия между Lumpf и Heffalump поддерживается тем, что в английском языке слово lump означает 'глыба, ком, огромный кусок, большое количество, куча, чурбан, обрубок, опухоль, шишка'. Итак, Heffalump -- это нечто огромное, набухшее, набрякшее, короче говоря, это фаллос."
И очень занимательно, что Руднев смеет рассуждать о философии обыденного языка, просто языком не владея.
Кстати говоря, перевод, собственно тоже сделан с английского, на не вполне локализуемый язык,
"Доброе утро, Winnie-ther-Пух",
на каком бы это языке спрашиваю себя?
г. Вебер, сделал перевод не столь одиозный, и даже возможно приемлемый, если бы до него Вини Пуха не переводил Заходер. Ну не может Вебер конкурировать по стилю с Заходером, ну несколько разные весовые категории у них. Одним глазом можно взглянуть и все.
Взгляд, брошенный сквозь замочную скважину -
Заходер: Вот однажды, гуляя по лесу, Пух вышел на полянку. На полянке рос высокий-превысокий дуб, а на самой верхушке этого дуба кто-то громко жужжал: жжжжжжж...
Вебер: Как-то раз пошел он погулять и оказался на большой поляне посреди леса. В центре поляны рос здоровенный дуб, а с его вершины доносилось громкое жужжание.
Михайлова: Однажды во время прогулки по Лесу он подошел к открытому месту на середине Леса, а в середине этого места стояло огромное дубовое дерево и с верхушки дерева раздавалось громкое гудение.
То, что г-жа Михайлова не знает, как называется открытое место в лесу, это меня не удивляет, но впрочем, подскажу, если открытое место находиться с краю леса, то называется оно опушкой, а если в глубине - поляной, отмечу, что как называется открытое место НА середине леса, я не знаю, но подозреваю, что таковое лингвистически невозможно. А дерево пардон не дубовое, а перевод несколько дубоватый. И не удивляет, меня дальнейшее поведение пчел, в переводе Михайловой, ведь они (пчелы) гудят, а тут вламывается медведь и всех обламывает, как тут не разозлиться. И так на протяжении всего третьего издания ИСПРАВЛЕННОГО и ПЕРЕРАБОТАННОГО.
Вебер к сожалению, просто не нагляден, тогда как у Заходера дуб обретает размеры, а пардон "здоровенный" может быть оченно раскидистым, но не вполне высоким, и более того достаточно удобным для последующего лазанья по нему вверх (так как удобство лазанья по нему вниз сюжетно ничтожно).
Ну, вот мы размялись, и вновь переходим к не столь занимательным измышлениям и размышлениям.
Собсно хочу кричать алиллуя авторскому праву, жажду. Ведь только оно заставляет башлять капусту за бугор. И тем число переводов изданных схлопывается до одного-двух.
Конечно, это не спасет от стилсьютов увешанных сумками с калом, как было в каком-то из переводов Херберта, зато читатель будет твердо знать, что стилсьюты именно так и устроены, и сомневаться в целесообразности увешивания сумками с калом стилсьютов не будет. И причин для возмущения не будет также, т.к. сравнивать будет не с чем. Алиллуя!