Очень давно, ещё в Киеве, провожал я одну милую девушку (теперь, наверно, не такую уже и милую, но для воспоминаний сойдёт). Октябрило. Именно так: октябрь не "стоял на дворе", а монотонно лился на головы промозглым, но безмозглым дождём. Впрочем, к тому времени, как я отправился эту самую девушку провожать, он уже пролился и хмуро поблёскивал лужами под фонарями, пытавшимися осветить заплывшими, как с похмелья, глазами вечернюю осеннюю мглу. Впрочем, погода нас не смущала, мы шли интимно обнявшись, но старательно обходили слякотные участки (то есть, петляли, как зайцы при погоне). Впрочем, мы были единственной счастливой парочкой на этой дороге - сама дорога, поддавшись осенней депрессии, в конце концов утопилась в длинной луже непролазной грязи.
Всё бы ничего, да вот на девушке были новенькие, в первый раз надёванные, девственно-белые кроссовки (хоть сейчас под венец!). В общем, я, как герой и мужчина не только в штанах, но и в душе, взял её на руки и понёс к светлому (а главное тёплому и сухому) будущему.
Всё бы ничего, да вот (по причине октябрьских температур) девушка надела, к сожалению, не только кроссовки, но и толстый свитер, и огромную тёплую куртку. На мне потели такие же доспехи. А грязь всё больше и больше налипала мне на ноги, придавая им дополнительный вес (но не значимость). Так что, нести любимую на руках оказалось удовольствием тяжелее среднего. Причём, среднего бегемотика (в сумме, разумеется).
Всё бы ничего, да вот вся эта чавкающая под ногами пакость раскинулась метров на тридцать - сорок, как минимум!
Вы ждёте, что я расскажу, как поскользнулся или как выронил свою хрупкую (если раздеть) ношу? Фиг! Сердце измочалилось о грудную клетку! По болям в спине можно было изучать анотомию: каждая мышца пела свою надрывную арию! Заклёпки под мышками дали течь и грозили вылететь вместе с руками!
Но я, сцепив зубы в ослепительную улыбку рыцаря, конь которого где-то загулял (паскуда!), выдавая стоны за мужественное покрякивание, а тяжёлые дыхание за страсть от близости с (мать её!) возлюбленной, прошёл все эти тридцать или сорок (а, чего уже мелочиться) - пятьдесят метров! И всё-таки поставил свою драгоценную лебедино-кроссовочную зазнобу на совершенно сухое место!!!
<Applause!>
Какое, вы думаете, моё первое действие после этого подвига?