Лера наконец-то заснула. Ольга приложила руку к ее лбу. Жар не проходил. "Но ничего, пусть хоть поспит". Смочив платок, приложила его ко лбу. Можно было немного перевести дух. Тесная обитель небольшой комнатки, обои с коричневато-голубым оттенком и серый шкаф - также обыденно просто находились на своем месте. Ольга вспомнила, что скоро должны прийти ребята с прогулки, и надо бы было приготовить что-нибудь поесть, тем более, что Лера заснула. Кухня, пахнущая сыростью, встречала ее ржавым краном, из которого постоянно капало, стены, которые были будто прокаженными, в них виднелись дырки, расковырянные еще ранее гвоздями. "Ну, нет мужика, нет", - Ольга знала, что если бы был мужик, он бы все устранил. И ей вспомнился Леша, крепкий и работящий, раньше он работал с ней на одном заводе, собственно, там то они и познакомились, она думала, что ее последний сын Леша был именно от него, потому и назвала его так. А тогда он совсем недавно демобилизовался, суровый слегка, так, по-военному, эта его форма так и висела на его худощавом теле. Аккуратный он очень при этом, гладко выбрит, коротко стриженый, ежик такой смешной на голове. Говорят, что после армии жесткими приходят, злыми что ли, а он... нет, ну немного разве что, серьезности, вот, наверно, ему скорее армия прибавила. А после армии сразу же и на завод пошел работать, были, да, там варианты в охрану куда-нибудь уйти, деньги там ведь хорошие тогда платили, а он, нет, у него и отец раньше, пока не спился, на заводе почти десять лет работал, вот он тоже по стопам, так сказать, отца, и пошел туда же. Деньги ведь и нужны были.
Леша и Илья вскоре пришли, часа так через пол, Ольга к тому времени уже успела приготовить им поесть. Сама есть не хотела, лишь с умилением наблюдала, как братья уплетали суп с грибами. Такие смешные, особенно Леша, младшенький. Точно, от Леши он, и схожесть есть, худощав также. "Погуляли, ребята. Как там улица?" - она обращалась к сыновьям, но взгляд ее странным образом был направлен куда-то не на них, перед ней все плыл образ Лешки, того Лешки, что в ту весну срывал ей цветы, потом дарил их ей. От цветов пахло клумбой, мокрой землей. В том же году они отдыхали на речке, загорали, купались. Леша хорошо плавал, как рыба, так и запросто мог речку переплыть. Ольга не купалась, просто полежать любила на песке, тепло тогда было, хорошо. А Леша так вылезет с воды, мокрый и лезет обниматься. Мокро очень и щекотно, особенно после солнечных ванн. "Мам, ммам",- Илья закончил есть и попросил добавки. Илья очень любил этот грибной суп, это мать научила Ольгу его готовить, повторяла, мол, главное не пересолить его, не вкусно, а то будет. Ольга потрепала Илью по голове и направилась в комнату посмотреть как там Лера. Лера еще спала, по-детски, свернувшись клубком и приложив голову к подушке. Когда Ольга ходила беременная с Лерой, часто в гости заходила к ней тетка, та, что Валя, она тогда недалеко на рынке торговала, вот и приходила ее навещать, якобы, ухаживала. Ольга не любила эту толстопузую тетку-торгашку, ей даже казалось, что она хочет украсть у нее дитя. Брат Никита, правда, говорил, что это все паранойя такая, у беременных бывает всегда. Никита, в общем, и ухаживал тогда, помогал, хотя у него и семья своя была с четырнадцатилетним сыном. Никита был чуть старше Ольги, на три года, сам работал газосварщиком, зарабатывал нормально, говорил, хватает. Он и сына с малолетства приучал к трудолюбию, иногда даже очень жестко обходился с ним, ремнем даже бил, но тот не жаловался, плакал - это да, а потом, как чуть подрос, даже и спасибо сказал, мол, и я своего сынка приучать к тому же буду. Ольга дотронулась до Леры, жар никак не проходил. "Боже мой". Она направила свои глаза на иконку, что была на стене. "Боже, избавь меня и дочь мою от страданий", - испытуемо неподвижные глаза богоматери с иконки излучали смирение и что-то нечеловеческое, что было доступно лишь иконам, иконам и памятникам, Ольга вспомнила глаза Ильича, что стоял памятником в Третьяковском сквере, у него она тоже что-то просила, не помнила что, но вот взгляд у него такой же. Может, это специально так делают, чтоб они смотрели на нас.
Ольга смочила платок и перекрестила дочку. Белокурую девочку Леру лихорадило уже третий день, соседи - Алла с Петей говорили, что сглазили ее, мол, так бывает, верующие они были. Алла, так та еще от первого брака потеряла дочку, врачи, они то, да, говорили про инфекцию какую-то, что и погубила дитя, а сама Алла, она, нет - не верила им, наговоры это, наговоры думала. Одна ее родственница так и сказала ей, что нехорошие силы погубили доченьку, но Бог все видит, он справедлив, рассудит, точно рассудит проблему и доченька вернется рано или поздно, заново родится. Ольга и не думала о смерти, знала, что выздоровеет доченька, мала она еще помирать.
Илья и Лешка пошли смотреть телевизор, Никита телевизор тот принес, это второй его был, новый они себе купили, а старый сестре он отдал как раз. Телевизор старенький из черно-белых, и каналов он мало показывал. Ольга попросила ребят, чтоб они потише телевизор смотрели и говорили тоже тише, чтоб сестре не мешать. Они послушные, тише смотрели, разговаривали тоже тише, знали, что сестренка их болеет. Любили они сестренку, хоть и не знали ее почти, не разговаривала она с ними. Илья, так тот даже и Богу пытался за сестру молиться. Вечером еще Никита зашел в гости, узнать как же дела. С работы он пришел, потому и ненадолго, ребятам пряников принес, знал, что очень любили они их. Говорил, что устал очень, начальник, мол, совсем замотал, еще рассказал, что жена его Катя, возможно, родит скоро, чему рад он очень, но устал, да.
Ночью Лере худо совсем стало, температура не спадала, и дыхание замедлилось, ребята к тому времени спали. Ольга врача вызвать решила, да поздно уже было, померла доченька. Врачи только и подтвердили смерть. Ребята не просыпались, Ольга решила не будить их, маленькие они еще, поспят пусть. А Лера холодная очень была, будто лед. Это на следующий день Лешка-младшенький подошел к ней и сказал о том, что догадывался, якобы, о скорой смерти сестренки, но решил не говорить заранее. Похороны оплатил Никита, он как раз на автомобиль копил, деньги поэтому были. День похорон удался солнечный, как на Пасху бывает, будто и не умер никто, а наоборот даже родился. В такую солнечную погоду отдыхать ездят или на огороды. Никите даже жарко стало, когда выкапывал ямку могильную, потом изошелся. Места Лере не много нужно было, маленькая она еще. Ольга в этот день платье свое новое даже надела, которое до этого даже и не одевала. Она почти и не плакала, все смотрела за ребятами, как бы те чего не натворили, шалостей всяких. Катя Никитина с венком пришла, очень красивым, с ленточками цветными. А когда ехали уже на поминки, Никита сказал, что точно ребеночек у них с Катей будет, а если девочка, то Лерой назовут. Катя согласилась. А Ольга поправила тушь с глаз и попросила Никиту кран починить, а то протекает. На поминках Никита рассказал, что напарник у него новый появился, еврей вроде, недобросовестный очень, был бы русским, так по-другому себя вел.
Этой ночью вспомнила Ольга опять Лешку. Тот вечер, он тогда будто выпивший был, алкоголем от него пахло точно. Сначала про какую-то Любу рассказывал, а потом насилие в нем будто проснулось. Стал кричать - "На пол, сука, на пол!". Ольга попросила Лешку тише говорить, потому, как ребята спали, перешли даже в другую комнату, стал он бить там Ольгу, да сильно и кулаками, приговаривал: "Молчи, молчи! Удушу тебя!". А Ольга то что, молчала она, кровь с бровей и губ вытерла и молчала. Простая она девушка, молчала, так воспитана была. Сначала душил, а потом снял он ремень свой, тот, что армейский, с бляхой, и лупил им, приговаривая: "Гнида ты, гнида!". Как побил, так и успокоился, спать пошел потом. Ольга то что, зализала раны и тоже успокоилась, не злобная она, не гневалась даже на Лешку. Пьяный он ведь был, пьяному можно. С утра чай ему с яичницей приготовила, он то все забыл уже как проспался. Не злой он, просто пьяный. А Лешка-младшенький точно в него лицом, вот бы таким же хорошим человеком вырос.