Гуларян Артем Борисович. Спасая добровольца Гучкова

Англичане не просто давили. Их наступление носило характер армейской операции, проводившейся одновременно в разных районах, но имеющей общий замысел и цель. Каков замысел и что за цель? Из окопа не видно. Но фортуна отвернулась от буров, а заодно и от сражавшихся на их стороне добровольцев. В сражении при Ветривере в мае 1900 года был практически полностью уничтожен русско-голландский отряд полковника Евгения Максимова.

Если гибель миллионов человек - статистика, то гибель одного - трагедия. Особенно если гибнешь ты сам. Двое изможденных людей пытались выбраться из страшного переплёта. Они уже довольно удалились от затухающего сражения, но недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности от шальной пули, снаряда или от пленения британским разъездом. Первый тащил на себе второго, раненого. Раненый время от времени приглушенно охал.

- Ничего, ничего, Александр Иванович... Недолго осталось...

- Держусь, держусь, Александр Николаевич... Не обращайте внимания... Ох, нога... Не обращайте внимания. Тащите.

- Держу пари, за тем холмом мы встретим отступившую армию Боты... Там госпи...

Это были последние слова штабс-капитана Александра Шульженко. Он захрипел и рухнул, уронив раненого. Шипя от боли и чертыхаясь, раненый перевернул тело штабс-капитана и увидел на груди входное отверстие пули. В новой формирующейся реальности, в отличие от нашей, бравому штабс-капитану не удалось вытащить в тыл и тем спасти Александра Ивановича Гучкова.

- Эй, кто-нибудь! На помощь! Здесь раненый, - выкрикивал Гучков во всю силу легких ("Если даже откликнувшиеся будут англичанами, можно сдаться в плен").

Послышался топот двух пар ног.

- Was vorkam? Wer schrie? ^[1]

- Ich schrie! Ich bin verwundet. Helfen Sie mir... ^[2]

Две пары рук приподняли его с земли.

- Wohin Sie verwundet sind? ^[3]

- Ich bin in den Schenkel verwundet, und ist sehr stark... ^[4] О черт! - закончил Гучков по-русски.

- Вы русский? - один из спасителей перешел на родной для Гучкова язык.

- Да. Я русский волонтёр. Александр Иванович Гучков, к Вашим услугам.

- Вы не из московских ли Гучковых?

- Из них...

- Тогда давайте знакомиться, господин миллионщик. Я тоже русский доброволец, Юрий Полубоярцев. Из Первопрестольной. А это Джованни Ксиропуло, тоже доброволец.

- Si, senior! - Джованни лучезарно улыбнулся. И фигура, и черты лица его изобличали уроженца Средиземноморья.

- Да, но почему я вас не видел в отряде?

- Ну, мы, русские, сражаемся не только в отряде Максимова... Вот мой друг, Джованни... Я, правда, так и не смог понять, итальянец он или грек, - улыбнулся Полубоярцев, цепко и внимательно осматривая местность, - понятно только, что тип пройдошливый. А сражается вместе со мной и с французами... - он явно старался отвлечь раненого своей болтовней, заговорить ему зубы, - Крепитесь, Александр Иванович, все будет хо...

По-видимому, он прогневил судьбу, загадав заранее... Пулеметная очередь скосила и его, и Джованни, и Александр Гучков в очередной раз оказался на земле.

"Пулемет здесь? В полутора верстах от сражения? На необорудованных позициях?" - проносились мысли в его мозгу. Но это был не пулемет.

Из-за кустов вышел человек. Одет он был странно, в форму, не английскую и не бурскую. Его куртка напоминала новомодный английский френч, но отличалась от последнего покроем. И куртка, и бриджи были странно разноцветными. Полосы и пятна черного, зеленого коричневого цветов покрывали ткань в причудливом беспорядке. Довершали наряд большие накладные карманы на груди и на бедрах. В руках незнакомец держал странное оружие - короткую винтовку с непомерно большим магазином.

Человек кошачьим шагом подошел к распростертым телам, и неожиданно произнес по-русски:

- Простите, коллеги, ничего личного... Не надо было становиться на пути...

Вслед за этим он повернулся к Гучкову и вскинул свою винтовку.

Лицо Гучкова мертвенно побелело. Он выставил перед собой ладонь, как бы пытаясь защититься, и залепетал:

- Остановитесь! Вы не можете так убить меня. Я ранен и беспомощен!

- Я же сказал, Александр Иванович, ничего личного - это бизнес. Исторический эксперимент, - процедил незнакомец сквозь зубы, продолжая целиться.

- Если даже вы воюете на стороне англичан, вы не должны меня убивать, - простонал Гучков, - Это против правил ведения войны! Вы обязаны взять меня в плен.

- При чем здесь англичане, буры, русские, - поморщился убийца, - Я - Нико Лаич, сотрудник Института экспериментальной истории, и сейчас проведу первый в мире исторический эксперимент по Минимально Необходимому Воздействию.

Гучков закрыл глаза, но вместо выстрела услышал звенящий разрыв шрапнели высоко над собой. Что-то глухо упало. Открыв глаза, Гучков увидел у своих ног человеческий глаз. Простой человеческий глаз, только отделенный от остального тела Нико Лаича, которое лежало поодаль. В этом выбитом шрапнелью человеческом глазу стыло недоумение. Если бы Гучков был знаком с Нико Лаичем чуть поближе, он, наверное, смог бы прочесть в этом глазу примерно следующее: "Как же так? Я же в своем деле лучший! Я прошел Афганистан в свое время! Еще до Института. Я был наблюдателем от Института на Чеченской войне! И сейчас я находился в шаге от победы!" Но ничего этого Гучков прочесть не мог, поскольку не являлся штатным сотрудником Института экспериментальной истории. Увидев выбитый человеческий глаз рядом с коленом, Александр Иванович Гучков просто закричал благим матом во всю силу своих легких.

Но чаша сегодняшнего дня еще не была испита им до конца. Послышался топот множества ног. На этот раз перед Гучковым появились пять английских солдат в колониальных шлемах, фланелевых рубашках, бриджах и ботинках с обмотками. Они с бега перешли на шаг, быстро осматривая усеянное телами пространство. Один из них заметил живого Гучкова и осклабился:

- So, guys... Here someone it is quite good to us has worked... Sent this brute to his account! ^[5]

И, перехватив винтовку, размахнулся, целясь Гучкову штыком прямо в грудь. Александр Иванович как зачарованный смотрел не приближающее острие штыка, поэтому пропустил момент, когда офицерский стек отбил винтовку в сторону. Штык вместо груди вошел в землю точно под мышкой Гучкова. Александр Иванович почувствовал, что с ним случилась медвежья болезнь.

- Stop it! Boors! Sir, I"m the major Scottish shots Duncan McLeod, and I declare you the personal captive. Hands off this man! ^[6]

Гучков впал в спасительное небытие...
***

Вильгельм Оскарович фон Клемм, генеральный консул России в Индии пододвинул к себе очередной конверт и прочел: "Bombay, Council of Russia". Обратного адреса не было. Вильгельм Оскарович вскрыл конверт. По мере того, как он читал письмо, брови генерального консула поднимались выше и выше.

"Ваше Превосходительство, Господин Консул!

Вот уже три месяца я нахожусь в Индии, в лагере военнопленных в Ахмаднагаре, куда попал из Южной Африки, с англо-бурской войны. Будучи русским подданным, я вступил добровольцем в бурскую армию, и воевал на их стороне четыре месяца, пока не был ранен в деле под Ветривером и не попал в плен к англичанам. Скоро я должен предстать перед судом. Мне грозит пожизненное заключение. Изнурительная жара, плохая пища, и вся атмосфера безнадежности, царящая в лагере, угнетают меня. Это письмо - мой единственный шанс спастись. Как только я узнал об открытии Русского консульства в Бомбее, я стал искать пути передачи письма Вашему Превосходительству. Прошу Вас о содействии и защите. Прошу также не отказать мне прислать старые русские газеты, которые я Вам возвращу по прочтении.

Александр Иванович Гучков".

***

Солнце палило немилосердно.

Но двое, прогуливающиеся по гравийной дорожке его не замечали. Не замечали бараков, столбов с колючей проволокой и охранника, который прогуливался поодаль вроде бы как сам по себе. Они были целиком поглощены разговором. Один из них небольшого роста человек с изможденным лишениями лицом больше говорил, задыхаясь и жестикулируя. Второй внимательно его слушал, перебивая время от времени собеседника уточняющими вопросами.

- Так я оказался в плену... Майор Дункан МакЛауд любезно обещал мне отправить меня в Россию в обмен на обещание не воевать больше против англичан. Но через неделю он был убит в стычке с бурами. И поскольку я содержался вместе с остальными военнопленными, всю партию вместе со мной отправили сюда, в Индию, - закончил Гучков свою одиссею.

- М-да... - произнес фон Клемм, - Не жизнь, а прямо роман Бульвер-Литтона какого-нибудь...

- Прошу Вас, Ваше Превосходительство, верьте мне! - зачастил Гучков, - Все так и произошло, как я Вам рассказал.

- Я приму самые энергичные меры к Вашему спасению, Александр Иванович, - заверил фон Клемм, - но это потребует определенного времени. Нужно списаться с Петербургом, добиться, чтобы о Вас доложили Государю. Но я подключу и свои связи в Бомбее...

- Спасибо Вам, спасибо! - Гучков поймал руку фон Клемма и начал ее энергично трясти, - Вы возрождаете меня к жизни! Но дело в том, что обстоятельства немного переменились... Нас теперь в этом лагере двое.

- Еще один русский военнопленный?

- Да. Привезен сюда с неделю назад. Бедняга. Война вызвала у него душевную болезнь. Он заговаривается...

- Вот как!

- Да. И не смотря на мои неоднократные обращения к начальству лагеря, его здесь содержат! Неслыханное издевательство над больным человеком.

- Но вы выяснили хотя бы, как его зовут?

- В том то и дело... Он называет себя то Максимом Исаевым, то Всеволодом Владимирским, то Максом Отто фон Штирлицем, при этом и ведет себя в этих трех случаях по разному... По моему, типичный случай шизофрении.

- Так может, он англичанин, "подсадная утка"?

- Нет. Ни один англичанин не может выучится так виртуозно ругаться по-русски, как это делает господин Исаев. Я стал свидетелем бурного выражения эмоций по неизвестному мне поводу - заслушался.

- Понятно. А каков характер его бреда?

- Представляете, Вильгельм Оскарович, господин Исаев утверждает, что он явился к нам из далекого будущего. Что он переместился на машине времени сюда, чтобы спасти меня! Меня! Представляете? Он называет себя сотрудником... как это? А! Института экспериментальной истории. Их сотрудники якобы разъезжают по различным эпохам на машинах времени, чтобы наблюдать за различными историческими событиями изнутри. И вот якобы у них там произошел раскол. Часть сотрудников предложила перейти от наблюдений к экспериментам, вмешаться в историю. Дошло до того, что они переругались между собой, а теперь дерутся во всех временах. Одни пытаются помешать другим поменять историю. И вот он, что называется, добрый сотрудник института охраняет меня от злых сотрудников. Каково?

- Гм, действительно... Бред преследования, совмещенный с бредом величия... - фон Клемм потер подбородок, - Но подложка ясна даже не медику. Последняя книжка Герберта Уэллса... Начитался юноша новомодного писателя, в состоянии сильного душевного потрясения все и перемешалось в голове. Хорошо. Его освобождением я буду заниматься тоже... Будьте здоровы, Александр Иванович. Прочитанные газеты можете оставить при себе...

И русский генеральный консул, сдав Гучкова с рук на руки английскому офицеру, зашагал прочь от лагеря. Ему предстояла очень хлопотливая неделя.

***

Два человека сидели за столом друг напротив друга. Один из них был одет в мундир полковника английской колониальной службы, второй - в мундир статского советника российского Министерства иностранных дел. Стол между ними был устлан десятком разнообразных документов. Разговаривали эти двое на английском языке, поскольку находились на территории лагеря для военнопленных, Ахмаднагар, Индия.

-...Итак, на основании всех представленных документов я беру на поруки русских подданных Гучкова и Исаева, находящихся в Вашем лагере.

Сидевший напротив фон Клемма английский полковник склонил вперед голову с идеальным пробором:

- Сожалею, но это невозможно.

- Но лорд Керзон лично мне обещал...

- Сожалею, но это невозможно несмотря на все заверения лорда Керзона. Господа Гучкофф и Исаиф умерли сегодня ночью... Мне очень жаль...

- Как? ("Надутый английский индюк! Не мог сразу сказать, дожидался, пока я выложу на стол все карты, включая письмо Фрезера").

- Во сне. Причина смерти, по-видимому, естественная. Следов насилия на обоих телах не обнаружено. Это не холера и не тропическая лихорадка. Такое впечатление, что у этих двоих во сне произошла непроизвольная остановка сердца.

- Странно, очень странно...

- Странно, я с Вами согласен. И именно поэтому я прошу Вас засвидетельствовать причину смерти совместно с нашим врачом.

Через три часа фон Клемм раскланялся с начальником лагеря, сел в коляску и отбыл на вокзал. Произошедшее он оценивал холодным умом разведчика, и мысленно аплодировал своему коллеге, заставившего его раскрыться по полной программе. Сомнений в естественном характере кончины обоих русских у него тоже не возникло. Он профессионально осмотрел оба тела, а потом присутствовал на вскрытии. Бумаги на погребения выписаны. Если миллионщики Гучковы захотят похоронить своего брата на родине, пусть сами эксгумируют тело и тащат через три моря. Но что-то не давало Вильгельму Оскаровичу расслабиться и выбросить это дело из головы... Таинственный институт экспериментальной истории, якобы существующий в далеком будущем...

Один из английских филеров, всюду сопровождавших русского консула, обнаглел настолько, что запрыгнул в коляску и уселся на облучке, рядом с кучером. Фон Клемм грозно крикнул и огрел его тростью... На доброжелательный прием Джорджа Керзона он, право, и не рассчитывал, но столь откровенное давление переходит все границы. Власти и полиция фактически стреножили его, не дают ступить и шагу. И все это с английской учтивостью на лице. Об этом нужно думать, а не о загадках и сенсациях... И фон Клемм выбросил мифический институт из головы.

***
Из газет

"От нашего собственного корреспондента: Вчера в Москве в театральном зале Охотничьего клуба открылся первый съезд Союза 17 октября. Делегаты аплодисментами встретили признанных лидеров новой партии М.А. Стаховича и Д.Н. Шипова. В своей речи при открытии съезда делегат В.М. Петрово-Соловово отметил: "В наших рядах мы имеем таких видных общественных деятелей как Д.Н. Шипов и М.А. Стахович. Д.Н. Шипов одним из первых начал борьбу с правительством за право участия народа в законодательной деятельности, М.А. Стахович первым возвысил голос за свободу совести". Известно, что именно М.А.Стахович преодолел сопротивление известной консервативной части руководства партии и добился того, что на съезде представлены не только члены Союза, но и представители тех политических партий, программы которых близки к программным установкам Союза".

Газета "Слово" 9 февраля 1906 года.

"Сегодня на съезде Союза 17 октября со страстностью дебатировался вопрос об отношении к правительству. Временами собрание становилось очень бурным и носило характер парламента. Не смотря на это, делегаты с вниманием и в полной тишине выслушали доклад М.А. Стаховича, который, в частности, сказал: "Правительство показало, что оно прилагает все усилия, чтобы замедлить дело реформ, прилагает все старания к тому, чтобы принципы, выраженные в Манифесте 17 октября, оставались неосуществленными. Но и мы, члены Союза не хотим и не можем себе представить дальнейшее существование России без изменения настоящего политического строя, без введения в стране конституционной монархии... Мы одинаково высказали себя противниками как тех, которые путем насилий, с оружием в руках хотели заменить Манифест 17 октября и конституционную монархию иным социальным строем государства, так и тех, которые всеми силами стараются удержать выгодный старый отживший строй. Манифест должен быть точно и непреклонно осуществлен, как он был дарован Государем и принят от него народом". Эта энергичная речь направила мысли и чувства делегатов съезда в определенное русло. Господин Стахович зачитал проект резолюции ЦК Союза 17 октября с требованием к правительству ускорить всеми методами созыв Государственной Думы. Резолюция была принята делегатами единогласно".

Газета "Слово" 11 февраля 1906 года.

"В своей вчерашней речи депутат Государственной Думы М.А.Стахович подчеркнул, что созданная им и графом Гейден в Думе Партия мирного обновления не является самостоятельным политическим образованием, а фракцией Союза 17 октября в Государственной Думе. При этом Стахович, по своему обыкновению, назвал Думу российским Парламентом. Стахович особо подчеркнул, что никаких трений между ним, графом Гейден и князем Волконским с одной стороны и бароном П.Л.Корфом, Н.А.Хомяковым и другими членами ЦК с другой стороны не существует, и он никогда не думал о выходе из состава Союза".

Газета "Ведомости" 17 мая 1906 года.

Речь депутата от Орловской губернии М.А. Стаховича в заседании Государственной Думы, посвященном аграрной проблеме: "Я, не колеблясь, стою за увеличение площади крестьянского землевладения, считая его совершенно возможным и притом неотложным. Считаю, что это надо сделать щедрее и скорее, но совсем не на тех основаниях, которые здесь приводились. Эта реформа должна быть проведена не из-за веселенького слова "иллюминации помещичьих усадеб" и не из-за угроз. Я не скрываю, что я принадлежу к тем староверам, может быть, смешным в настоящее время, которые продолжают считать, что грабеж и насилие - грех и безобразие. Кроме того, я считаю, что к законодательному учреждению никогда нельзя обращаться с угрозами. Не может быть такого правительства, выбранного или назначенного, своего или пришлого, не может быть никакого правительства, которое согласилось бы уступить перед угрозами и насилием".

Газета "Орловский вестник" 8 июня 1906 года.

"Благоприятное разрешение политического кризиса в стране! Переговоры представителей политических партий с премьер-министром П.А. Столыпиным о создании "ответственного" правительства, прерывавшиеся несколько раз, успешно завершены. Путем взаимных уступок было принято компромиссное решение. Общественность решилась поддержать новый курс Премьер-министра и его аграрную программу. В свою очередь П.А.Столыпин предложил руководителям Союза 17 октября М.А.Стаховиичу и Д.Н.Шипову посты в правительстве.

Не для кого не секрет, что достижению компромисса способствовала позиция М.А.Стаховича, твердая в принципиальных позициях и гибкая в диалоге с властью. Именно Стаховичу удалось убедить Правительство в гибельности дальнейшего противостояния с Общественностью.

Граф П.А. Гейден отклонил предложение по вхождению в Совет министров, мотивируя это своим преклонным возрастом. Не получивший подобного предложения лидер кадетов П.Н. Милюков покинул совещание и объявил об уходе своей партии в оппозицию правительству Столыпина. После окончания совещания премьер-министр Столыпин поблагодарил Стаховича и графа Гейдена за те усилия, которые они приложили, чтобы удержать часть депутатов Первой Думы, уехавших в Выборг, от опрометчивого политического шага".

Газета "Сенатские ведомости" 28 июля 1906 года.

"Вчера в заседании Центрального Комитета Союза 17 октября Михаил Александрович Стахович был избран Председателем Союза...".

Газета "Голос Москвы" 1 августа 1906 года.

Примечания
^[1] Что случилось? Кто кричал? (нем.) [Назад]
^[2] Я кричал! Я ранен. Помогите мне... (нем.) [Назад]
^[3] Куда вы ранены? (нем.) [Назад]
^[4] Я ранен в бедро и очень сильно... (нем.) [Назад]
^[5] Так, парни... Здесь кто-то неплохо до нас поработал... Отправим эту скотину на тот свет! (англ.) [Назад]
^[6] Остановите это! Хамы! Сэр, я майор шотландских стрелков Дункан Мак-Лауд объявляю вас своим личным пленником. Руки прочь от этого человека! (англ.) [Назад]

Гуларян Артем Борисович : другие произведения.

Спасая добровольца Гучкова

СПАСАЯ ДОБРОВОЛЬЦА ГУЧКОВА.

Оставить комментарий © Copyright Гуларян Артем Борисович (gugachohan@mail.ru) Размещен: 14/12/2008, изменен: 17/02/2009. 21k. Статистика. Рассказ: Фантастика Альтернативная история Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Предложенный рассказ был написан специально для литературной дуэли, проведенной на старом ФАИ в июне 2008 года: АИ-дуэль. Лето 2008 года . Мы всегда устраиваем такие дуэли, чтобы выпустить пар, убивам друг друга в своих литературных произведениях, а потом снова мило общаемся на форуме. Именно поэтому Гучков в моем рассказе умирает долго и мучительно. Ведь вместе с ним мне предстояло отправить на тот свет кучу народа... Однако в первоначальном варианте рассказа осталось не ясно, кем заменить Гучкова. Я попытался ответить на этот вопрос. Кстати, газетные заметки в рассказе совершенно подлинные, за исключением двух последних.