Маме никогда не нравилось прозвище сына: Рыж. Поэтому она постоянно пропускала его мимо ушей и, уж тем более, мимо языка. Она звала сына так, как в свое время и назвала: Юра, Юрочка. Зато отец, когда возвращался из далеких далей знаменитой походкой "звездного волка", - на зависть всем соседским ребятам и маминым подругам, кажется, тоже - называл его только по-пацански: Рыж. В отличие от дяди Рея из "Звездного десанта" отец не был крупным, зато был сильным, ловким и очень веселым. А что до роста, так оно даже было и лучше. С этим согласились все ребята, даже сын дяди Рея Мак, после того как Жорж-ботаник вполне научно разъяснил, что случись чего и аварийного запаса кислорода Юркиному отцу хватит на двадцать минут дольше, чем дяде Рею.
Тому, чем занимался сейчас Рыж, стоя по пояс в прохладной воде, его научил именно отец, который называл эту забаву: "Рисовать радугу". Забава была проще некуда. Нужно было зайти в воду против солнца, а затем, быстро-быстро зачерпывая ладонями, подбрасывать ее вверх, создавая между собой и солнцем водяную завесу. И если завеса получалась качественной, - это отец так говорил: "качественной" - то солнце рисовало на ней маленькую радугу. И еще отец добавлял, имея в виду полученный результат: "Дешево и сердито". Рыж никогда не понимал значения этого старинного выражения. Ни когда услышал его впервые: а было ему тогда всего четыре года. Ни теперь, когда стал втрое старше и мог рассуждать уже почти по-взрослому. Слово "дешево" можно использовать как в хорошем, так и в плохом смысле, но рядом со словом "сердито", скорее всего, исключительно в плохом. Но ведь личная радуга это так забавно - то есть хорошо. Ох, намудрили чего-то предки!
Справедливости ради надо отметить, что "рисовать радугу" Рыж, когда повзрослел, стал стесняться, если рядом был кто-то посторонний, а уж тем более близкий. Но оставаясь один на один с солнцем, летом и водой, как сейчас...
- А здорово это у тебя получается!
Руки упали вдоль тела, занавес рухнул, вслед за ним рухнула и радуга. Рыж неодобрительно посмотрел на незнакомую девочку в коротком сарафане, которая прямо в нем стала совсем близко заходить в воду. Это "чудо" с копной рыжих волос на голове была, видимо, его ровесницей. Рыж еще никогда не видел человека, столь обильно политого солнцем. Помимо волос все тело девчонки было покрыто оранжевыми пятнышками - веснушками. Оттого едва заметный загар казался на ней золотистым. А девчонка меж тем продолжала сосредоточенно входить в воду. Когда та подступила к сарафану, то подол стал растекаться по поверхности, образуя вокруг девчонки ситцевый ореол. Став вровень с Рыжем девочка повернула к нему лицо, как-то очень солнечно улыбнулась и предложила:
- Давай вместе?
Зачерпнув ладонями воду она стала подбрасывать ее перед собой, точь-в-точь как недавно это делал Рыж. Сам мальчик не спешил присоединяться к игре. Тогда девочка опустила руки и вновь посмотрела на него с той же улыбкой.
- Ну, что же ты? Давай на счет три? Раз, два, три!
Рыж сам не понял, как это получилось, но на магическое "три" уже четыре руки одновременно стали подкидывать вверх воду. Занавес получился ровный и длинный, и солнце тут же нарисовало на нем такую же ровную и длинную радугу. Летела вверх вода, сверкала меж каплями радуга, смеялся мальчик, смеялась девочка, смеялось солнце. Оно и устало первым, занавесившись вдруг легкой тучкой. Радуга пропала, и подкидывать воду стало незачем. Рыж посмотрел на небо. Вслед за тучкой, прикрывшей солнце, уже спешили другие, игре пришел конец. Рыж посмотрел на девочку. Та забавно пожала плечами: что, мол, тут поделаешь? И они пошли на берег. Там девочка первой протянула руку:
- Веснянка!
"На имя не похоже, наверное, тоже прозвище", - подумал Рыж осторожно пожимая тонкие пальчики: - Рыж!
Золотистый пушок над тигриного цвета глазами удивленно взлетел вверх, Веснянка не выдержала и рассмеялась, вслед за ней рассмеялся и Рыж.
- Слушай, а тебе нравятся облака?
Вопрос, вернее то, как он был задан, привел Рыжа в секундное замешательство. Но Веснянке ответ, похоже, и не был особо нужен. Рыж только еще приготовился открыть рот, а она уже произнесла следующую фразу:
- Пойдем гулять по облакам!
Это был уже не вопрос, а конкретное предложение. Рыж колебался, но Веснянка взяла его за руку, и это оказалось неожиданно приятным. Легкий ветерок пробежал по его пальцам, наполнил чем-то незнакомым, но удивительно прекрасным грудь, влетел в голову и выдул оттуда все мысли. Они так и остались висеть где-то рядом с головой, терпеливо дожидаясь пока хозяин позволит им вернуться обратно.
Так и шли они, держась за руки, о чем-то оживленно беседуя. Может даже о чем-то важном - Рыж, все равно, оценить этого не мог, потому что в голове по-прежнему гулял ветер. Но вот одна мысль, на свой страх и риск, в голову таки вернулась.
- Рыж остановился и огляделся по сторонам.
- Это что, "Ведьмин утес"?
- Тебя что-то смущает? - лукаво прищурившись спросила Веснянка.
Если нарушить просьбу отца можно было назвать словом "смущает", то да: Рыж был смущен и даже очень. Первый раз отец привел его на это место в тот день, когда ему исполнилось восемь лет. Отсюда было замечательно видно: широко, глубоко и высоко. Но тут было и очень опасно. Под крутым обрывом билась о скалу спокойная в плесе река. В тот день, когда они вдоволь налюбовались окрестным пейзажем, отец встал напротив Рыжа, положил крепкие ладони ему на плечи и, глядя прямо в глаза, сказал: "Я ничего тебе не запрещаю. Ты все в праве для себя решать сам. Но я прошу: не приходи сюда без меня или кого-то из взрослых. Придет время, и я сам отзову эту просьбу. Но сейчас пообещай мне ее исполнить". Тогда Рыж пообещал и до сегодняшнего дня слово свое держал. Сейчас, стоя на краю запретной зоны, он отчетливо понимал, что Веснянку причислить к взрослым вряд ли возможно. Но глядя в чистые девчоночьи глаза, в которых была такая уверенность в том, что все делается правильно, он столь же отчетливо понимал, что все его аргументы на фоне этих рыжих глаз будут выглядеть блеклыми и неубедительными. А значит: "Прости, папа!". Мысль, которая несколько секунд не давала ему покоя, была вновь выметена за борт. Рыж облегченно вздохнул и твердо ответил:
- Ничего меня не смущает!
- Тогда пошли?
Они подошли почти к самому краю, когда Веснянка высвободила руку, вырвалась вперед и прыгнула за край. Рыж не успел даже толком испугаться, как со стороны бездны донеслось:
- Ну, где ты там?
Рыж осторожно подошел к краю обрыва. Глаза его тут же стали очень круглыми. Так бывает, когда чему-то сильно удивляешься. Метрах в двух ниже обрыва к скале прислонилось облако, на котором, слегка задрав голову вверх, стояла Веснянка.
Заметив осторожно заглядывающего за обрыв Рыжа, она позвала его:
- Прыгай ко мне!
Она не добавила "не бойся", Рыж добавил это сам, потому что боялся. Не прыжка с двух метров - подумаешь высота! Боялся, что если прыгнет, то пройдет через облако и полетит вниз. Веснянка видимо поняла его состояние. Она, вроде как, ничего и не сделала, но облако стало медленно подниматься вверх, пока не оказалось на одном уровне с краем. Веснянка протянула руку, но Рыж помощь не принял. Стиснув зубы, он шагнул за край. Это оказалось все равно что перейти со скалы на мох. Белая поверхность облака слегка пружинила под ногами, но держала крепко. Веснянка все-таки взяла его за руку и отвела к центру облака. Оно было не очень большое, по облачным меркам, наверное, даже, крохотное: до самого дальнего края от центра было не более двух метров. Когда дети остановились, облако медленно отплыло от утеса, а затем столь же медленно стало подниматься вверх, туда, где над их головами уже собралась целая стая облаков. Теперь, когда его рука вновь была в руке Веснянки, страх совсем оставил Рыжа. Он с восторгом смотрел, как проваливается, уходит вниз "Ведьмин утес", как разбегается во все стороны линия горизонта, добавляя в пейзаж все новые детали, правда, делая их при этом более мелкими. А маленькое облачко приблизилось тем временем к своим более крупным собратьям, и те расступились, давая ему дорогу. Когда же облачко поднялось выше других облаков, те сомкнулись под ним, образуя сплошной... Рыж уже было подумал "ковер", но тут же отогнал эту мысль. На ковер это совсем не было похоже. Это вообще ни на что не было похоже. Да и сплошным - что выяснилось чуть позже - это тоже не было. А пока Веснянка легко спрыгнула с облачка, и Рыж без заминки последовал за ней. Потом они долго гонялись друг за другом по пружинящей под ногами поверхности. Вдруг впереди образовался просвет. Он не был широким, но все равно показался Рыжу опасным и он остановился. Что до Веснянки, то та, ничуть не замедляя бег, легко перепрыгнула через отливающую голубым расщелину и остановилась лишь на той стороне выжидательно глядя на Рыжа. Ах, так! Рыж нарочито небрежно, но все же чуть быстрее, чем следовало, разбежался, оттолкнулся, перелетел пропасть и опустился на поверхность много дальше того места, где стояла Веснянка. Потом расщелины попадались на пути не раз, и Рыж перемахивал через них безо всякой опаски. Один раз он не рассчитал и не допрыгнул до противоположного края. Он уже было собрался испугаться, как почувствовал что сел на что-то мягкое. Это маленькое облачко, может то же самое, что привезло их сюда, успело подставить ему спину...
***
Мария Степановна отвела взгляд от картинки.
- И что, он видит это постоянно?
Врач кивнул головой.
- Купание, знакомство с Веснянкой, прогулка по облакам, снова купание, ну и так далее, по кругу, непрерывно, цикл за циклом. И так будет до тех пор, пока мы не извлечем его из реанимационной камеры и не разбудим уже в реабилитационной палате. Это делается для того, чтобы между воспоминанием о катастрофе и пробуждением прочно закрепился этот сон. Проснувшись, он вспомнит все, но от шока этот сон его избавит.
Мария Степановна кивнула, стараясь не смотреть в сторону реанимационной камеры, где в специальном растворе, окутанное трубками и проводами плавало искалеченное тело ее внука. Врач успокаивающе положил ладонь поверх ее руки.
- Все будет в порядке. Хорошо, что мозг практически не пострадал. С этим было бы сложнее. А тело восстановится без шрамов и изъянов. Раны заживут, рука отрастет такая же, как и прежде.
- Я знаю, - кивнула головой Мария Степановна, - но все равно, как-то...
- Понимаю, - кивнул головой врач. - Смотреть на такое действительно тяжело, даже не будучи родственником. Давайте-ка пройдем в моей кабинет, я угощу вас хорошим чаем! Или вы предпочитаете кофе?
- Чай будет в самый раз, - заверила врача Мария Степановна. Она тяжело поднялась с кресла и, не оглядываясь на прозрачный куб, направилась в сторону двери. Врачи и спасатели сделали свое дело. Ее внук совсем скоро будет здоров и физически и душевно. Зарубка на памяти, правда, останется, но это для его же пользы. Ее собственная душеная травма куда тяжелее. Она нарочно отказалась от терапии по сглаживанию пережитого. По крайне мере до того момента, как поговорит с сыном и невесткой, которые, пересаживаясь со звездолета на звездолет, пересекают сейчас пространство, приближаясь к Земле-Третей, где они, перед уходом в межгалактическую экспедицию, оставили на попечение бабушки своего единственного сына. Весть о несчастье с Юрой настигла их в тот момент, когда экспедиция еще не успела уйти в глубокий космос. Иначе они узнали бы о случившемся только по возвращении. Туда, откуда нет скорого пути домой, такие сообщения не отправляют. Вылет экспедиции отложили на десять дней, больше было невозможно никак.
Мария Степановна вздохнула. Здесь, вдали от персонального кабинета, легендарная Мария Егорова, к которой прозвище "Звездная волчица" приклеилось еще задолго до того, как она первой из женщин примерила мундир адмирала Звездного Флота, могла немножко повздыхать. Первое серьезное ЧП за десять лет! "И хорошо, что это случилось с твоим внуком". Эти слова прозвучали вчера, после того, как следственная комиссия огласила свои выводы. Она тогда так посмотрела на говорившего, что тот смутился и поспешил добавить: "Ты же понимаешь, что я имею в виду?". Адмирал Егорова - да, наверное, понимала. А бабушка едва не погибшего курсанта тут же поклялась (в душе), что в списке ее друзей глава треклятой комиссии адмирал Тимур Файззулин, он же начальник штаба Звездного Флота, он же ее бывший напарник, лихой "звездный волк" по прозвищу "Тамерлан", больше не значится. Нет, это же надо было такое ляпнуть?! Пока бабушка Егорова продолжала возмущаться, адмирал Егорова скрепя сердце вынуждена была признать, что рациональное зерно среди словесных плевел рассыпанных "адмиралом хреновым" просматривалось-таки отчетливо. Не будь Юрка ее внуком, то последствия после следствия были бы куда как более разрушительными. А так - шесть выговоров. От простого - начальнику академии (то есть ей) - до "предупреждения о неполном служебном соответствии" командиру учебной эскадрильи. Ну и инструктора, конечно, попёрли "в войска". Где ему, уроду, самое место. Не можешь обеспечить безопасность полетов - гоняй звездную пыль на истребителе!
По мере того как накалялась адмирал, бабушка подостыла и ушла в воспоминания...
Пятнадцать лет назад случилось Премьер-инспектору Звездного Флота капитану первого ранга Егоровой чехвостить на одной дальней научной станции одну зарвавшуюся девицу. Та, будучи без году неделя в действующем составе, сделала (поговаривали, совершенно случайно) планетологическое открытие, которое ей зачли за кандидатскую. Казалось бы: живи и радуйся! Ан, нет. Вздумалось девушке в лес (то бишь в космос) погуляти. И не просто в космос, а в метеоритный поток, в самую его середину. И не просто без спросу, а вопреки строжайшему запрету. И не абы когда, а в присутствии на борту станции Премьер-инспектора. При разборе полетов девица вела себя вызывающе, ругалась теми же словами, что и Егорова, вину признавать не хотела. Когда Егорова пригрозила ей карой страшной, дерзко усмехнулась: "Что, на дальний предел сошлете?". И только когда услышала: "Нет, зачем же, присядете в самом что ни на есть центре, в самом что ни на есть архиве!", - побледнела. И через этот ее испуг у самой Егоровой пыл как-то сразу улетучился. Отпустила она тогда девицу до следующего разговора, предложив хорошенько над своим поведением подумать. И ведь знать не могла тогда, что разговор состоится совсем скоро и уже не по ее инициативе. Дело в том, что на этой самой станции, по причинам к инспекции отношения не имеющим, служил пилотом ее сын. И как раз тем вечером (в космосе "вечер" понятие, сами понимаете, условное), в канун которого произошла та самая беседа, в местном ресторане должно было состояться представление будущей свекрови ее будущей невестки. Вы-то уже, конечно, догадались, кого представил сын матери в качестве своей почти уже жены, а вот для обеих дам сюрприз был ошеломляющий. Правда, ни урагана, ни даже самой завалящей бури за столом не произошло. Характер у капитана Егорова был тихой стали, обе женщины это знали и потому сделали вид, что друг друга если не обожают, то, как минимум, приемлют. А через год привез капитан Егоров в родительский дом на Землю-Вторую жену на седьмом месяце беременности. Привез, побыл, сколько сроки позволяли, и улетел подальше от цивилизации. Мария Степановна на невестку глядела неодобрительно. Нос вздернут, волосы - рыжая сено-солома, живот почти не выступает, характер то же. Но терпела ради сына и внука, - уже было известно, что будет мальчик - и как могла уберегала невестку от всяких глупостей, которых той в голову лезло великое множество. То в горы с компанией снарядится, то пещеру исследовать соберется. С месяц так промаялись, потом полегчало. Стала невестка поспокойнее, так и то - роды уже не за горами. Мария Степановна выхлопотала себе отпуск. Дали, куда бы они делись, но попросили напоследок слетать к Юпитеру, дня на три, не больше. А получилось, что и на два. Вернули сообщением, что родился внук. В полете все сокрушалась, что недоношенным родился, а на деле все было куда серьезнее. Оказалось, что в тот самый день, когда утром улетела Мария Степановна на Юпитер, невестка ее промаялась в одиночестве до обеда, а потом надела лыжи и побрела потихоньку по снежку. Тут горка, небольшая, но хватило. Довезли, спасли и мать и дитя, но... В общем, вышел Юрка не вполне полноценным. Врачи, правда, обнадежили: мол, войдет в норму, годам к десяти-двенадцати, да при правильном уходе, точно войдет! И тут невестку как подменили. От сына ни на шаг! Устроилась на работу в архив. Тот самый, которым пугала ее в свое время Мария Степановна. А кабинет себе прямо в квартире и устроила. Благо средства связи это позволяли сделать. Так и совмещала заботу о сыне с работой все двенадцать лет - не обманули врачи. Рядом жили семьи с похожими проблемами. У звездопроходцев рождение детей с отклонениями было если не нормой, то и не редкостью. И для этого совсем не надо было падать на сносях на горке. Так что друзья у Юрки были. Такие же, как он.
А Юркина мама, даром, что сидела дома, вновь сумела отличиться. Откопала в архиве дневники какой-то неудачной экспедиции. Собрала кучу других данных, и сделала открытие: экспедиция завершилась, оказывается, в шаге от грандиозной удачи. Получила докторскую степень и снова без защиты. А по следам ее открытия стали готовить новую экспедицию. Нашлось в ней место и супругам Егоровым. Юрка к этому времени полностью поправился. Тут и собрался большой семейный совет. Большой - не по тому, что собралось много народа, а потому, что собрались все (третья степень родства и далее не в счет). Родители невестки, как и муж Марии Степановны, погибли в космосе, когда их дети были совсем маленькими. За стол сели: Юрка, папа, мама и бабушка. Долго не спорили. Папа и мама отправляются в экспедицию. Юрка вместе с бабушкой летит на Землю-Третью, где адмирал Егорова начальствует над Академией Звездного Флота. Разумеется, для четырнадцатилетнего паренька дорога в "Звездные кадеты" закрыта, кем бы там не была его бабушка. Зато при академии существует навигаторская школа, куда принимают детей звездопроходцев и как раз с четырнадцати лет.
Мария Степановна снова вздохнула. Здесь-то и была допущена ошибка. И допустила ее она. Ведь обычные дети уходят из-под опеки родителей, как правило, после того, как им исполняется пять лет. Дальнейшую заботу об их воспитании и образовании берет на себя государство. И как бы ни был этот процесс сбалансирован, жизнь таких детей проходит далеко не в таких тепличных условиях, как жизнь Юрки и ему подобных. "Государственные" дети более организованы, дисциплинированны и менее наивны, чем дети "родительские". Но это отличие совсем не обязательно явно выпячено, как раз чаще оно малозаметно и проявляется лишь в особых ситуациях. Что и случилось с Юркой. Подшучивать над новичками у гардемаринов стало традицией. А поскольку Юрка на целых два месяца опоздал на учебу, то стал последним, кто подобную проверку еще не прошел. Шутка не была тонкой и подавляющее большинство курсантов на нее вовсе не велось. Судите сами: кому придет в голову, нарушая все приказы и инструкции мчаться на учебном зведолетике в середину метеоритного роя всего лишь на том основании, что так у первокурсников принято? Только такому домашнему романтику, каким и был Юрка. Он заглотил наживку целиком и как только строй остановился на почтительном расстоянии от роя, включил форсаж и помчался вперед. В самый первый момент инструктор мог его еще перехватить, так как его истребитель был на класс выше курсантского. Но не стал этого делать, ограничившись грозным окриком. Курсант не подчинился и продолжал полет "от строгого выговора до отчисления". Так бы оно, конечно, и случилось - имеется в виду строгий выговор, если бы робот-перехватчик, дежуривший между строем и роем поймал шкодливого гардемарина. И поймал бы, - до этого ведь всегда ловил - кабы не маленький метеоритик, почти песчинка, которым плюнул в робота рой. И ведь попал же! Попал в такое место, куда нарочно ни в жизнь не попадешь. Это вызвало сбой, который позволил Юрке увернуть свою скорлупку от цепких манипуляторов робота. Только после этого инструктор стал действовать, как положено. Он немедленно отправил оскандалившегося робота вслед за сбежавшим курсантом, вызвал спасателей, а сам остался контролировать строй, чтобы никому не пришло в голову метнуться на выручку товарищу. Спасатели прибыли через двадцать минут. Командир отряда майор Ришар лично полетел выручать беглеца из беды. Как только он оказался внутри летающих на разных скоростях и в разных направлениях метеоритов, приборы его корабля зафиксировали слабый аварийный сигнал. Это давало надежду не просто найти мальчишку, но найти его живым. Ришар максимально быстро углублялся в метеоритный рой. Противометеоритная защита его сверхнадежного спасателя работала на полную мощность, но не могла отбить бесконечные атаки целиком и постепенно теряла свою эффективность. Когда было потеряно 10%, Ришар обнаружил раздолбаные останки робота-перехватчика. По мере усиления аварийного сигнала защита продолжала слабеть. Как только эффективность была потеряна на 35%, майор отключил автоматический возврат. Конструктивно такая вольность не предусматривалась, но спасатели знали способ. Не отключи Ришар возврат, после 40% автоматика увела бы корабль из роя.
На табло мигали цифры 42%, сирена ревела без умолка, Ришару было не до нее - он, наконец, увидел курсантский звездолетик. "Парню фантастически повезло, - подумал майор. - Прилепится к самому крупному метеориту в рое, который на 80% защитил кораблик от дальнейшего разрушения... Впрочем, и того, что есть, вполне могло хватить..." Додумывать мысль майор не стал, он вплотную приблизился к покареженному кораблику, буквально отодрал его от куска бродячей скалы и втянул в специальный отсек, где им тут же занялись роботы. Майор включил автоматический возврат, и корабль стал пробивать себе дорогу из роя. На выходе спасательный корабль, потерявший к этому времени 57% защитного поля подхватили другие спасатели и отбуксировали его в док большого спасательного корабля. Искалеченное тело мальчика, в котором роботы все это время поддерживали жизнь, поместили в реанимационную камеру. Теперь ему предстоял долгий путь к выздоровлению.
Лечить во сне, люди научились уже давно. А вот методика регулируемого сна была разработана совсем недавно. Сон подбирали индивидуально. Для Юрки его сделали со слов бабушки. Мария Степановна рассказала, как два года назад, она отдыхала вместе с внуком и невесткой в санатории, стилизованном под деревню конца двадцатого века. То, что во сне Юрка был на два года моложе, терапии помешать не могло. Рассказ Марии Степановны взяли за основу, добавили туда сказку про Веснянку и облака и запустили сон в Юркиной голове по кругу.
***
... - Вы ждете от меня ответа? Извольте. То, о чем вы просите, не-воз-мож-но!
Мария Степановна досадливо поморщилась, но в сторону, на доктора же взглянула с материнской грустью.
- Вы, видимо, что-то недопоняли, доктор. Мой сын и моя невестка прилетают завтра, а послезавтра возвращаются на Предел, где их ждет экспедиционный корабль. Начало экспедиции отложили ровно на десять дней исключительно для того, чтобы мои дети увидели своего сына, поверили в то, что с ним все будет в порядке, и успокоились. Их роль в намеченной экспедиции чрезвычайно важна, а сама экспедиция имеет, не побоюсь этого слова, огромное научное значение...
- Перестаньте потчевать меня этой вашей канцелярщиной, - замахал руками врач. - Ко мне-то это какое имеет отношение?
- Не будь вы лечащим врачом моего внука - никакого. А так я вынуждена просить вашего содействия в том, чтобы свидание родителей с ребенком состоялось, пусть и через стеклянную перегородку.
- В чем проблема? Пусть приходят и смотрят, - буркнул врач.
- Вы что, хотите, чтобы они увидели Юру в его теперешнем состоянии? - холодно поинтересовалась Мария Степановна.
- Нет, не хочу, - признался врач, - что я, зверь что ли? Но и извлечь пациента на несколько часов из камеры, уложить на кровать и накрыть до горла простыней, как предлагаете вы, я тоже не могу. Это просто не-воз-мож-но!
- Тогда нам придется поступить следующим образом... - тоном, не допускающим возражений начала Мария Степановна.
***
Все шло по плану, хотя такого варианта, конечно, никто предусмотреть не мог. Мария Степановна встретила родителей Юры в порту. Поздоровалась с сыном и повернулась к невестке. Но та, глядя мимо нее, сразу потребовала отвезти ее к сыну. "Обидно, досадно, но правильно", - так оценила поведение Егоровой младшей Егорова старшая. Наверное, впервые за все время знакомства свекровь одобрила невестку, поскольку на ее месте сама поступила бы где-то так же. В холе больницы их встретил врач. Сын поздоровался с ним за руку, а невестка лишь посмотрела таким взглядом, что тот, оборвав на полуслове заготовленную речь, поспешил проводить их в реанимационное отделение. Там в специальном боксе за стеклянной перегородкой лежал на кровати Юра. Тело его было накрыто простыней до самого горла. Под простыню тянулись многочисленные провода и трубочки, но лицо мальчика было открыто. Оно было слегка бледным, но живым, какое бывает у спящего человека. Иногда на лицо мальчика набегала легкая улыбка - значит, снилось ему что-то хорошее. Мать как села перед перегородкой, так и продолжала сидеть вот уже шестнадцать часов кряду. Не ела, не спала, мало пила и не сводила глаз с лица сына. Муж и свекровь находились подле нее, но не в столь статичном положении. Они перемещались по боксу, негромко переговаривались между собой, сын побеседовал с врачом, который периодически наведывался в бокс. Мария Степановна уговорила сына поесть и, для компании, поела сама, хотя ей, честно говоря, кусок не лез в горло. А под утро Мария Степановна почти силком уложила сына на диван, и тот почти сразу уснул, правда, спал не долго.
Время шло, а ситуация не менялась. Мария Степановна уже начала прикидывать, как поделикатнее напомнить невестке, что пора ехать в космопорт, когда та сама встала со стула, повернулась к перегородке спиной, сказала доктору "спасибо" и, по-прежнему не замечая свекрови, направилась к двери. Муж, бросив матери извиняющийся взгляд, поспешил за ней. Адмирал Егорова пожала врачу руку и решительно проследовала за детьми. Первое, что сделал врач, когда остался один, так это облегченно вздохнул. Участвовать в подобном мероприятии, даже и во благо, ему было крайне неприятно. Его размышления прервал деловой голос:
- Можно выключать аппаратуру?
Врач вздрогнул от неожиданности, потом ответил: - Конечно, выключайте, - и вышел из бокса.
В считанные секунды кровать с пациентом исчезли, за перегородкой остались только приборы, которые не были голографическими, а самыми что ни на есть настоящими.
***
- Пойдем гулять по облакам!
Теперь это был уже не вопрос, а конкретное предложение. Рыж колебался, но Веснянка взяла его за руку, и это оказалось неожиданно приятным...