Что за хрень.... Прежде чем снять очки, Екатерина Петровна мазнула взглядом по своему отражению в зеркале.... Как можно спутать её с кем-то? Или кого-то с ней?
С детства она натерпелась именно из-за своей непохожести... Да и имя...Это теперь.... теперь этих Катенек - Катек, как собак нерезаных, а в её время - всё больше Марины да Ирины с Мальвинами... Ну и имечко ей выбрали упитые в дым отец с Моисеем. Они так напраздновались по случаю её появления на свет и так долго горланили свои любимые песни.... Особенно эту - "Черноглазая казачка", Что где-то их заклинило. Катя - Катерина! И всё!!!. Как мать ни упрашивала - будет Катюха! Вот сейчас она - Екатерина Петровна! Всеми уважаемая, любимая... Ну-ну.... Усмехнулась себе в зеркало... не всеми-то и любимая... Но Мося (так она с детства звала Моисея) всегда говорил, что если все любят - значит - помер. Моисей - о нём она вспоминала так же часто, как и о родителях.
Они всегда были вместе. Маленькая Катька, Петька и Нюрка спали в комнате, Мося - в кухне, на раскладушке. Это её самые-самые первые воспоминания. Потом ... Она ходила в садик. Отводил и встречал её Мося. Отец вкалывал на заводе, мама - мантулила на фабрике. И лишь один Мося работал в месте с волшебным названием ЖЭК. Туда можно было приходить когда угодно. И маленькая Катька с восторгом мечтала, когда вырастет ходить с Мосей в этот самый ЖЭК за денежками.
Потом началась школа. Туда её тоже водил-забирал Мося. Но ... начались какие-то "неудобства" и "вопросы". У Катьки не особо и было друзей-подружек, что в детском саду, что в школе. Она довольно часто болела или притворялась больной и, хоть мать и ворчала, Мося сказывался больным в своём ЖЭКе и оставался с Катькой дома. Чему только он ни учил, не научил её! И лепить, и вырезать профили из чёрной бумаги, и вышивать, и, конечно, читать. Можно было ещё шлёпать по лужам... Но только очень осторожно и так потом всё сушить, что бы мама, намантулившись на работе, ничего не заметила. Они кормили птичек и глазели по сторонам... И ещё разговаривать на другом, Мося называл его "немецкий", языке. И с ним было гораздо веселее и интереснее, чем со всеми вместе взятыми малышами детского сада и первого класса школы. Но, всё-таки её начали спрашивать и Катька принималась отвечать... Больше всего интересовало
- А кто этот дядька, что ходит с ней?
- Это? Это - Мося.
- Нет, кто он тебе?
- Мне? Не знаю. Он - папино приданное. - Так называла Моисея, когда они уже "хорошо" посидят за столом, мама.
- Почему приданное? Как?
Вот уж это совсем не интересовало маленькую Катьку. Но, со временем, она узнала почему, зачем и как папа - Петя привёз Мосю с войны. Они вместе служили. Были разведчиками. У них на двоих и у каждого было Ух! сколько звонких блестящих штучек и по две звёздочки с флажком, которые вкручивались прямо в выходные пиджаки. Отлично воевали! И живы остались - один другого выручали. Только в самом уже конце войны случилось что-то... Поехали они искать семью Моси. У него! Оказывается!!! Была своя! Дочка! Были дочка - девочка и мальчик - сыночек, и жена, как Нюрка!!! И ещё, у него, такого большого - были папа с мамой и бабушки-дедушки, и тётки-дядьки... Много было родни. Не то, что у отца - Петьки - голь перекатная. Вот и поехали они к родне Моси знакомиться. А, может, Петька и засватает кого-нибудь из сестёр Моси - красоток. Только все они - вся родня, не дождались Мосю.
И что уж и как там случилось, никто маленькой Катьке не рассказывал, а спрашивать она, почему-то, боялась. ("Все-все - в яме". - Случайно подслушала подросшая Катька родителей. И, с ужасом, поняла, что никогда-никогда нельзя спрашивать об этом.) Вот Мося и запил. И пил так страшно, что, если бы Петька не схватил его и не уволок за собой, никто не знает, что и было бы.
За дверью кто-то сопел и скрёбся. Только этой псины ей и не хватало для полного счастья! Екатерина Петровна открыла дверь. Совершенно раздражённая (новая хозяйка, или кто она - не выполняет свои главные обязанности - холить и лелеять её), собачонка, задирая коготками покрывало, взобралась на кровать. В этой шавке было столько достоинства и презрения к окружающим, что Екатерина Петровна невольно расхохоталась.
- Ладно. Сегодня повожусь с тобой. А завтра с утра придёт Мария. Попрошу её задержаться. Дальше - посмотрим.
У Екатерины Петровны, принципиально, пока она в состоянии всё делать сама, не было домработницы. Только раз в две недели, большую уборку, уже несколько лет, делала приходящая Мария. Идеальный порядок в доме всё остальное время Екатерина Петровна поддерживала сама.
- Ладно, пошли, - поманила она шавку, - покормлю тебя.
Наблюдая, как осторожно, будто боясь испачкаться, но очень даже с аппетитом, поглощает собачонка свой корм, Екатерина Петровна вновь вспомнила этих людей - ту пару в торговом центре. Ведь именно туда, забрав недоразумение из Тосиной квартиры, она зашла за собачьим кормом.
Зойка, Зойка... Её умная, прекрасная девочка... Неужели так всю жизнь и будет.... неприкаянная... Как ни старалась Екатерина Петровна не переживать, думая о дочери... Но - это была её доченька! И совершенно наплевать, что тысячи женщин Зойкиного возраста так же одиноки и не устроены.
Я же про таблетки забыла! Конечно - две упаковки. На одной написано "утро", на другой - "вечер" еле-еле начаты. Сколько раз обещала себе регулярно принимать лекарства! Екатерина Петровна выдавила таблеточку, повертела в пальцах. Что - начать с утра? Или - сейчас?
" Никогда ничего не откладывай" - Наставления Моси стали её образом жизни. - "Можешь не успеть".
Всё правильно. Она не может позволить себе ещё один гипертонический криз. И так дел полно. И Зойка... Всё! Никаких мыслей! Поели, попили, в туалет сходили. (Научиться бы управляться с этим "химическим" собачим туалетом.) И спать. Утро - оно будет мудренее. За ночь ничего ... сверх неожиданного не произошло.Если не считать, что эта тварь умудрилась загадить совсем не маленькую квартиру с шикарным паркетом из какого-то экзотического дерева - он достался Екатерине Петровне от предыдущих хозяев.
Шавка не чувствовала ни угрызений совести, ни стыда.
"Вот так я привыкла жить!" - вопило всё её маленькое, изнеженное тельце.
- Мария, побудьте сегодня до вечера. Мне эту - Екатерина Петровна брезгливо кивнула в сторону "гордячки", - некуда деть.
Попросила, скорее - приказала, она очень удивлённой, появлению у неё в доме живности, Марии.
- Я придумаю, что с ней дальше делать. А пока - тороплюсь. Спасибо.
"Что и как Мария будет делать с псиной, теперь не её забота" - несколько беспечно думала Катерина Петровна, спускаясь в подземный гараж. Из-за этого гаража и квартиры в доме дороже. Но... стоит того. "Не экономь на мелочах" - тоже Мося. Вот улыбается ей из зеркальца: "Хорошо, Катерина! Всё при тебе!" - И верно. Выглядит она сегодня достойно. Екатерина Петровна улыбнулась в ответ: "Не переживай. Всё сделаю, как надо".
Она прекрасно водит машину. Такую машину - темно-асфальтовый, полный внутреннего достоинства, фольсваген (будь у неё не иномарка - её бы просто не поняли), грех плохо водить. Машина сама не позволит. И, почти автоматически, перестраиваясь из одного ряда в другой, выбираясь из очередной пробки, что бы попасть в следующую, Екатерина Петровна старалась ещё раз хорошенько всё продумать и перепроверить. Хотя бы так - в уме.
Это касалось сегодняшнего дня и её, не таких уж простых, планов. Но в голове упорно крутились воспоминания. Ведь и своим сегодняшним положением, и всем, что они владеют, по существу, обязана она Мосе.
Это тогда, в далёкие - кто их сейчас помнит - шестидесятые, "заморозили" облигации. Была такая практика - государство выпускало заём, и всё трудоспособное население, в добровольно-принудительном порядке, "подписывалось" на определённое количество облигаций с каждой зарплаты.
Розыгрыши тиражей проводились довольно регулярно. Говорили даже, что кто-то знает тех, кто выигрывал. Но, когда тогдашний лидер объявил, что "замораживает" проведение розыгрышей и выплат на целые 20! лет... Народ как будто потерял остатки разума. Облигациями обклеивали стены, их сжигали, выбрасывали на помойку.
Вот тогда-то Мося и сказал отцу - Пете, что они будут скупать эти облигации. Возник страшный скандал. С криками, оскорблениями и, даже, мордобоем. Петьке, как всегда, досталось больше. Как обычно, всё закончилось выпивкой. И на завтра - это был воскресный день, Петр с Моисеем отправились на рынок. Когда они скупили всё, что смогли, в своём пригороде, причём, больше в дискуссии об этом никто не вступал, они начали ездить по окрестностям и, наконец, отправились в Город.
Тут уж с ними стала ездить, совершенно этим недовольная, Нюра. Но в её голубых рейтузах мужики прятали наторгованные облигации. Только на безграничной, почти слепой вере друг в друга и доверии смогли провернуть они эту операцию, в которую Мося вбил все свои деньги. (У Петьки с Нюркой денег в жизни не водилось).
И как же пригодились давно и хорошо забытые всеми облигации, когда через двадцать лет появилась возможность вернуть за них хоть какие-то деньги. Именно на эти деньги, тогда молодые ещё Катька с любимым мужем Колькой открыли свой первый кооператив.
Фольксваген, как хорошо выученный скакун, остановился в сантиметрах десяти от электронного шлагбаума. Екатерина Петровна передала ключи парковщику и, кивнув охраннику - она, в отличие от всяких-многих, всегда здоровалась-прощалась с этими парнями, вошла в фойе огромного административного здания. Ещё один кивок - теперь охране у турникетов, ведущих к лифтам - и... Екатерина Петровна на своём этаже.
Он её не только потому, что её офис занимает весь этаж. Ещё на этапе строительства Екатерина Петровна попросту купила его. Ну не может она от кого-то зависеть, кому-то "за так" платить. Вряд ли кто-то, даже из самых приближённых, знает или догадывается об этом.
А вот и самая приближённая - секретарша Виктория Сергеевна. Значит - всё в порядке. Можно начинать. Весь день, сквозь переговоры, согласования, и разборки Екатерина Петровна думала о том, как хочет, ох, как хочет всё это, наконец, бросить. " Но кто, кто будет вместо меня?" Не в первый раз Екатерина Петровна думает об этом. И не находит подходящей кандидатуры. Но в этот раз... Как только Зойка вернётся, они поговорят и... будь, что будет. Здесь всё налажено.
О... дома же это недоразумение! Назвать собакой своё неожиданное поручение, Екатерина Петровна никак не могла. Сегодня - ладно, Мария присмотрит. А дальше? Насколько улетела Зоя? И когда вернётся эта самая её подруга. Даже, как зовут её, Зойка не удосужилась сообщить.
"А ты?Ты-то почему всё не выяснила? Всё - старею. Пора уходить" - Подвела итог диалогу с самой собой, Екатерина Петровна. А рука "автоматом" нажала кнопку связи с секретаршей.
- Виктория Сергеевна, зайдите! - Неизменному секретарю, почти подруге понадобилось не более минуты, чтобы чуть постучав, войти в кабинет. И Екатерина Петровна не успела, как следует, додумать, всплывшую красным - знаком повышенного внимания - мысль. Вот, наконец, Виктория Сергеевна, озадаченная двумя новыми поручениями: выяснить кто она, эта подруга Зои, и найти приличный приют-гостиницу для собак, ушла, почти бесшумно затворив за собой дверь.
И Екатерина Петровна позволила себе вернуться к поразившей её, своей кажущейся неожиданностью, и, даже, наивностью мысли.
А подумала она о нескольких вещах, так или иначе, связанных между собой и, непосредственно, относящихся к этой самой Виктории Сергеевне. Почему она была уверена, что её секретарша до сих пор не ушла? Ведь время достаточно позднее. Рабочий день официально, давно закончился. Да потому, что не только сегодня, всегда - сколько она помнит - с самого начала её самостоятельного бизнеса - Виктория Сергеевна, Вика - её бывшая однокурсница, всегда была рядом.
С начала - в одном кабинете, потом - за тоненькой стенкой-перегородкой, потом - в шикарной модной приёмной. Тогда был кризис. Вика осталась без работы и, так же как и Катька, без мужа. Правда, у Вики муж ушёл, подженившись, на начальнице. Той самой, что потом уволила Вику. Да, конечно, вместе они пережили много всякого разного. Катька старалась никогда не обижать свою неизменную секретаршу.
Зарплата Вики, а потом и Виктории Сергеевны, была на порядок выше самого высокооплачиваемого служащего компании Екатерины Петровны. А уж по сравнению зарплатами секретарей-референтов, по новомодному - в других компаниях... Даже смешно! Но, почему вдруг подумалось, что Вика обижена? Ещё невозможней - она не любит меня - пронзила догадка. Даже самой себе Екатерина Петровна не могла сказать это слово "ненавидит". Странные, глупые мысли. Никогда она не задумывалась над тем, что и как думают о ней её подчинённые.
Сама она старалась как можно лучше выполнять свою работу и взятые на себя обязательства никогда не нарушала. Того же требовала и от своих сотрудников. "Ничего личного", как принято теперь говорить. Добросовестность и чёткое понимание долга - вот что вложил, вдолбил в неё Мося. " Вы не думаете о будущем девочки" - как-то, после очередной длинной трансляции с очередного то ли пленума, то ли съезда, сказал Мося. Они только уселись отмечать это памятное событие и дойти до кондиции ещё не успели.
Выпить папа Петя и Мося не то чтобы любили - у Петьки на следующий день трещала голова, а у Моси "схватывало" живот, но считали обязательным в различных жизненных коллизиях и по самым разнообразным поводам.
Анна постепенно смирилась. Лишь бы потом сидели дома. Но... куда там! На улице немедленно завязывалась драка с такими же "правдолюбцами". И Петра с Моисеем однажды чуть в тюрьму не посадили. Так они отделали одного гада, что-то там ляпнувшего о Мосином происхождении. Хорошо участковый, тоже фронтовик, знавший и уважавший обоих, смог как-то "отмазать".
Екатерина Петровна выключила свет. За ней бесшумно затворились двери - кабинета, приёмной, офиса. Какая-то сверхсовременная система, даже она не знала, где именно в здании она находится, взяла под охрану весь этаж. Что же сказал ей тогда Мося? "Никогда не прощай унижений и оскорблений! Что бы ни случилось, чего бы ты ни боялась - никогда никому не позволяй! Никогда не бойся!"
Лифт, прервав воспоминания Екатерины Петровны, остановился на ярусе подземного гаража. В практически пустом помещении звук её шпилек отозвался сухими выстрелами. Екатерина Петровна с наслаждением сняла туфли.... И со шпильками вполне можно расстаться.... Но, прежде, чем тронуться с места - на шоссе не до воспоминаний - "что же тогда сказал Мося о ней? О её учёбе?"
- "Вы совершенно не думаете о будущем ребёнка!"
Да, именно так сказал тогда Мося. Папа Петя поглощённый откупориванием бутылки не обратил внимания на эту совершенно неожиданную, совершенно "не в тему" фразу. И, если бы не возмутилась Нюрка, как раз ставившая на стол немудреную закуску, то, скорее всего, и разговора никакого и ничего, вообще, и не было бы. Но Нюрка возмутилась. Вслед за ней и папа Петя поинтересовался, что его друг - мишугене имеет в виду. И Мося сказал, что Катьку надо отдать в физико-какую-то школу.
- Ага, а денег на репетиторов и ещё на всякое? - поинтересовалась не такая уж простушка, Нюра.
- Репетитор! Зачем ребёнку репетитор! Ты ведь не дурочка, девочка? - Мося всегда называл Катьку девочкой.
- Не дурочка! Гордо, почти басом подтвердила всегда крутящаяся вокруг взрослых, Катька. Нюрка достала нужные книжки-учебники. И Мося стал заниматься с Катькой. А она уже тысячу-тысяч раз пожалела, что сказала тогда, что не дурочка. Вся эта алгебра с геометрией, физика и ещё что-то оказались настолько... настолько не для неё! Её мозги отказывались что-либо понимать.
- Бедная девочка, - внимательно рассматривая её, как будто впервые видел, после очередного часа безнадёжных попыток что-то ей втолковать, как-то сказал Мося.
- Бедная!?
- Ну да. У тебя голова усыхает. Может быть, и отпадёт. В конце концов.
- Как усыхает! Как отпадёт!!! Мама!!! - ну, конечно, все на работе. Только противный Мося дома! Катька бросилась к зеркалу. Во вделанном в створку шифоньера (гордость Нюры) зеркале отражалась худенькая девчушка. И всё нормально: руки, ноги, шея, голова. Катька начала крутить ею из стороны в сторону.
- Ну...где? И ничего не отваливается!!!
- Конечно. Прямо сейчас не отвалится. А вот, если думать не будешь, мозги высохнут, и... - Катька смотрела на Мосю огромными от испуга, от желания не поверить глазами.
- Так что, давай начнём всё с начала. Я, знаешь, этого тоже никогда не учил. - Признался, глубоко вздохнув, Мося.
- Может быть, потому и объяснить, как надо не могу. Попробуем вместе.
Ну, конечно, и мозги у Катьки заработали.... От страха? От желания что-то доказать Мосе? Да какая разница, главное - в ту школу она поступила и очень даже неплохо её закончила. И дальше пошла учиться. Уже и пугать "засохшей головой" её не надо было. Сама почувствовала вкус к учёбе.
Ну, и при чём здесь "любит не любит" меня Виктория Сергеевна, бывшая однокурсница Вика? Нет, точно - пора на пенсию. Мемуары писать. Мышино-серый фольсваген почти растворился в ночной сверкающей серости большого города. Екатерина Петровна почувствовала себя одинокой - странное, никогда ранее не испытанное ощущение, как будто наблюдала за собой со стороны - "чужой" на этой дороге, в этом городе, на этой планете.
Ехать дальше, вести машину в таком состоянии было совершенно невозможно. И, осторожно сбавляя скорость, Екатерина Петровна съехала на обочину. Благо движения в этот час практически не было. Странное чувство... вернее, состояние. Она достала - у неё она всегда была с собой, в большой "фирменной" сумке - фляжку с коньяком. Один хороший глоток - и всё придёт в норму, ничего, если и остановят.
Екатерина Петровна давно, ещё двадцать лет назад решила, что "чувства" - не для неё. Вот и сегодняшний вечер... Просто Зойка умчалась неведомо куда ... Ни слуху, ни духу... И так хотелось быть любимой, нужной, и, что бы кто-то и о ней заботился... Вот и навспоминалась.... Ничего хорошего во всём этом нет. Одна маята.
Постепенно лёгкий озноб "нездешности" прошёл, вернулось чувство причастности, контроля ситуации, наконец. Екатерина Петровна завела машину - и когда успела заглушить двигатель? - и выкатилась на шоссе. Дорога до дома не отняла много времени. Екатерина Петровна отпустила Марию, предварительно вызвав для неё такси и, не обращая внимания на возражения, дав денег на оплату, пошла искать куда-то испарившуюся псину.
- Скорее бы Вы её отдали - вздохнула перед уходом Мария.- Мороки с ней... Целый день не присела.
Сокровище возлежало на постели Екатерины Петровны, вольготно развалившись на большой, покрытой натуральным китайским шёлком, подушке. Пусть её! Совершенно не хотелось повторения вчерашней нервотрёпки с этой зверушкой. Каждый раз Екатерина Петровна придумывала новое имя для этого "чуда". По настоящему, её интересовало и начинало серьёзно волновать только одно - где Зойка! Екатерина Петровна открыла компьютер. С недавнего времени она всюду возит его с собой. Самые главные документы - они, конечно, в другом месте, а вот её личная переписка, разговоры с Зойкой - всё здесь. Но и сегодня, сколько ни всматривайся в экран, сколько ни щёлкай мышью - нигде, ничего. Одна. Как давеча. На дороге. Я не должна так зависеть от Зойки. Да - дочка, да - единственная... Как и почему так случилось...
Когда Кольку и папу Петю убивали, Катька с мамой Нюрой были в парикмахерской. В кои-то веки выбрались - красоту навести. С годовалой Зойкой оставили Мосю - лучшую няньку на земле. Иначе и его прикончили в тех двух комнатках их первой самостоятельной "конторы". Нюра с Катькой - "надо же девочке привести себя в порядок" - до самой своей смерти Мося называл уже взрослую Екатерину Петровну "девочкой" - отпущенные на свободу, о маленькой Зойке нисколько не беспокоились. И решили оторваться по полной! После парикмахерской ещё и кафе-мороженное! Верх их разгульных фантазий! И, когда они вернулись домой, наманикюренные и завитые, их уже ждали. Ждали из милиции. Те дни, недели - чёрным провалом в памяти. Екатерина Петровна знала, что когда-нибудь вспомнит - придётся. Но только не сегодня, не сейчас - каждый раз гнала она от себя даже самую возможность этих воспоминаний. После сорока дней Мося, он всё это время в одиночку по крупицам собирал и восстанавливал то, что можно было найти и спасти, заставил, почти силой заставил девочку, в волосах которой появились седые пряди, выслушать его и сделать всё так, как он велел. И Катька, совсем другая женщина - Екатерина Петровна ничего над собой не сделала, никуда не спряталась. Она, на зло обстоятельствам, окончила экономический факультет университета. И из того немногого, что умудрился сохранить Мося, используя новые знания и связи Екатерина Петровна создала свою "империю". Зачем, для чего... Империя есть. А друзей, подружек, смысла в жизни - нет. "Пора что-то менять"- в который уж раз за этот день подумала Екатерина Петровна.
Это был хреновый, хреновый, хреновый - самый хреновый из всех хреновых дней её жизни. Мало того, что с самого утра она пересекла полконтинента, меняя поезда, которые, к тому же, опаздывали один за другим... И всё это - чтобы попасть на встречу, которая продолжалась четыре часа и .... Никому и ни зачем нужна не была. А самое противное - я знала это с самого начала - и когда только задумывалась и обсуждалась эта поездка, и когда согласовывались даты и время, и когда брались билеты. Она знала всю ненужность этого мероприятия. И сейчас злилась, ужасно злилась на себя. За то, что не смогла, не хватило ей её хвалённой независимости и самостоятельности - не сделать, не поехать, отказаться от этой идеи, за то, что побоялась она, связанных с её отказом, так называемых, морально-этических неудобств. И знала - "отмотай" всё обратно - всё равно отправилась бы в этот утомительную, совершенно для неё лишнюю поездку. А пока, на обратном пути её просто-напросто "забыли" встретить! И на продуваемом всеми ветрами перроне её тело, отвыкшее от такого мелко-сыпучего, он проникал всюду, дождя и от пронзительного, бичами обжигающего ветра, страдало ничуть, вероятно, не меньше, чем уязвлённое самолюбие. Сердце, мозги... что там ещё... печёнка превратились в ледяные комки. И, если встряхнуть её как следует, всё это загремит и застучит, ударяясь друг о друга.
- Привет! Что ты у нас делаешь? И почему не сообщила! - золотыми брызгами рассыпался, освещая, мрачную пустую платформу, наручный информатор. Из-за лица подруги виден краешек плаща её мужа, угадывается оживлённое движение.
-Неееет, я не у вас. Но и не дома, - зубы вот-вот начнут стучать друг о дружку, - а почему вы решили, что я - у вас?"
- Встретили тут тётку. Ну - вылитая ты. Только очки не тонированные. И собачонка. Только обрадовались-разогнались,... а она не призналась...
- Так она - это не я. А я - здесь. Мёрзну!
Даже и поговорить, как следует, сил тогда не было.
И вот - пожалуйста! Она снова в дороге! Она, которая так любит дом, покой и уют!
Чтобы ни было - это её последняя поездка! Как-нибудь проживёт. Это просто невозможно! Она никогда не умела и не хотела заниматься билетами, размещением и прочим.... Всегда всё улаживалось без неё... Но в это раз! Она летела с пересадкой! И, конечно, как же иначе! Первый самолёт задержался на сорок пять минут! Ровно то время, что было у неё между рейсами!
Старшая стюардесса связалась с "портом", договорилась, что её подождут. На счастье (?) и вылет второго самолёта как-то так отложился на полчаса. И, когда она, вся в мыле, прибежала на посадку, то оказалось, что зря торопилась и могла спокойно рассмотреть этот, для неё - транзитный аэропорт.
Вряд ли она когда-нибудь сюда попадёт. "Нет, если и на обратном пути будет такая "чахотка", - точно всё брошу. Ишь, какая смелая" - почти засыпая под однотонный гул моторов, с сарказмом подумала она о себе. "И самоуверенная...." Хотелось немного подремать, отдохнуть... Но приказать мыслям... Никогда у неё это не получалось...
А ведь ей, на самом деле везло. Тогда - много лет назад, она совершенно спонтанно, необдуманно - да и слов таких не найдётся, что бы описать всю нелепость и авантюрность её поступка - бросив всё, оказалась в чужом городе. Чужом - в полном смысле этого слова! Ни друзей, ни работы, ни жилья. Именно так - в таком порядке понимала она жизнь. Работа и жильё - ужасные, но, каким-то образом, нашлись. А вот друзья! Точно - "... Не купишь друзей...". Случайная - жизнь заставляет усомниться в случайности - встреча с Вивой и её мужем... Чем бы она была, как бы жила, не прими они её в свои души. Вива, неописуемой красоты женщина, была художницей. Очень любила керамику, создавала прекрасные офорты. Одна из комнат их огромной, запущенной квартиры была превращена в гончарную мастерскую, в другой размещался "станок" для прокатки эстампов. Вива сама вращала тяжеленный вал, прокатывая свои гравюры. Стоило только заикнуться, что что-то нравится, и тут же или в рамке, под стеклом, или завёрнутый в специальную рогожку - она получала подарок от Вивы. И сейчас, в её собственном доме, со стен, подставок, а некоторые, устроились прямо на полу, смотрят на неё, запрещают грустить и отчаиваться творения души и рук Вивы. Как же ей стыдно было принимать эти подарки. Ведь хвалила она, по большей части, не потому, что ей действительно нравилось, а потому, что не похвалить было "неприлично", "неправильно"... Но это ещё что! Главная "засада" - был Миха! Муж Вивы. Его творчество. Именно он был известным современным художником! Уж какого направления - знала ли она когда-то... Конечно - говорили, но ... совершенно неинтересны были ей и его огромные - на всю стену, от пола до потолка - полотна, и невразумительные, на её взгляд, инсталляции, и скульптуры.... Хорошо "просчитанные" ландшафтные металлические конструкции ...И вот эти-то работы прекрасно продавались и "существовали" по всему миру. Приобрести их считали необходимым все крупнейшие музеи современного искусства. Вот так. А она мучилась, рассматривая огромные плоскости почти и не загрунтованных холстов с крошечным пятном краски в одном их углов, вымучивая, что сказать... Как "восторгнуться" и не совсем соврать... Трудная, почти непосильная задача. Но она так любила этих людей, настолько прилепилась к ним душой.... Вот ведь странно - своих родителей, свою семью она совсем, практически никогда, не вспоминала. Как будто уехав, она захлопнула за собой тяжеленную, бронированную, как в сейфе, дверь. И всё что было (или только казалось, что было) - хорошее, плохое - всякое, осталось там, в сейфе времени, ключа от которого не существовало.
Стюарды развозили еду и напитки, предлагали пледы - полёт будет долгим - они пересекут несколько часовых поясов... Обед или завтрак она не взяла - когда-то возникшее предубеждение - " еда в самолёте - фу..." не позволяло даже из любопытства открыть герметично запаянную упаковку. Взяла только питьё - несколько бутылок минеральной воды без газа. Лёгкий плед оказался достаточно уютно-тёплым. Но уснуть, никак не получалось...
Это безмерное уважение и восхищение этими людьми, этой парой Вива и Миха позволяло ей находить подходящие слова. Ведь хвалила она и восхищалась не их работами - восхищалась она ими - необыкновенными, никогда она не встречала таких раньше, людьми. Как-то незаметно стала она участницей, небольшой, пусть крошечной, частицей их жизни. Она даже участвовала в обсуждении намечавшейся огромной - юбилейной выставки Михи. В музее планировали, в каких залах и какие стены передвинуть, как удачнее разместить перед входом особенно впечатляющие скульптуры, а дома горячо обсуждался план и содержание монографии. Прекрасно изданная, с многочисленными цветными фотографиями, она должна была быть готовой к открытию выставки и, заменив одиозную программку-буклет, стать подарком для приглашённых гостей. Вот во время этих самых обсуждений, когда её спрашивали напрямую, она, забыв о своём дилетантстве, и высказала несколько своих, совершенно непрофессиональных и, поэтому неожиданно "свежих" идей. Её предложения сочли вполне - более, чем вполне - удачными, приняли и
- Мы упомянем о тебе в "благодарностях" - сказала Вива - если ты не возражаешь.
Конечно, она "не возражала". Ужасно любопытно, как это будет выглядеть.
Никто из них не предполагал, и даже думать не думал, к чему приведут эти несколько, посвящённых ей, набранных мелким шрифтом, слов. Её имя стояло в ряду благодарностей за помощь в организации выставки, одним из последних. Но рядом было написано что-то о "верном глазе", "нестандартном подходе" и "чувстве проникновения в материал". Это были стандартные фразы и выражения - возможно, так положено писать... Или Вива с Михой на самом деле так думали... Теперь она уже никогда не узнает....
Снова у её кресла остановилась тележка - как мерзко сидеть у прохода! Пришлось что-то заказать. В этот раз - пусть будет вино! Какое? Всё равно. Она всегда знала, что ни выбирать, ни решать ничего ей не стоило. Никогда ничего путного не выходило из её решений. А то, что она выбирала...да...так и жила, сколько себя помнила, стараясь особо не задумываться, полагаясь - и, спрашивается, почему? - на чьи-то решения. Только один единственный раз она что-то решила, оказавшись, даже неожиданно для самой себя, в городе, где жили Вива и Миха. Но до сих пор, так и не может понять, отойти от изумления - как и почему она это сделала.
Вино оказалось неплохим. Она заказала ещё одну бутылочку. Всё равно, лететь ещё долго.
А заснуть - она чувствовала, что заснуть, во всяком случае, заснуть быстро - ей вряд ли удастся.
И все последующие годы, а прошло с той судьбоносной для неё выставки, с того юбилея Михи, порядочно времени, она жила как будто по написанному кем-то для неё сценарию. Сначала художники, друзья Вивы и Михи начали приглашать её консультантом при оформлении своих выставок. Её никто не знал, платить можно было по минимуму, да она, зачастую, и отказывалась брать деньги от близких друзей, а идеи у неё, действительно, были свежие, интересные. Никаким художественным образованием она не была обременена и, как говорится, не знала, что "так нельзя". Постепенно у неё появилось имя. Выросли гонорары. Её начали приглашать не только на оформление чисто художественных выставок. Да для неё, в принципе, и не имело значения что оформлять. Пока всё было одинаково ново и интересно. Теперь она и сама могла решать, где и кому помогать. Но это значило бы "выбирать". А выбирать она и не умела, и не любила. Вот и моталась по всему миру, тасуя часовые пояса, климатические зоны, культуры. Иногда недоуменно думая о том, почему, для чего она так живёт. Ей платили достаточно большие деньги, и прекрасные деньги делал на ней её продюсер. Он, собственно, и решал куда, когда и как она отправится "консультировать".
Она покрутила в пальцах пустую бутылочку из-под вина.
Даже маникюр сделать некогда. Нет, в этот раз по возвращении придётся решение принять. Она уволит Виктора! Хватит ему над ней издеваться!
Она пролетела пол мира и когда в пёстрой толпе встречающих, в огромном, пугающем своими размерами, аэропорту заметила Вика, ужасно! ужасно обрадовалась.
Пусть он её использует, обманывает, пусть насмехается за спиной - чего только не говорили о Викторе её подруги, начиная со "снобистского" ударения на последнем слоге, прося, требуя, уговаривая уволить его, вышвырнуть, послать куда подальше. Но Вик знал великое множество языков и там, где не ожидался приличный переводчик, как вот в этой стране, был незаменим. Кроме того, Вик умел торговаться. Этого она совершенно не умела и стеснялась даже начинать разговоры о скидках и прочем. Ну, а кроме того, и это - главное, Вик был с ней с самого начала - начал, с тех времён, когда заплатить ему значило поделить пополам свой, и без того мизерный, гонорар. И сейчас уволить, выгнать, послать его было бы... ну не совсем хорошо. Ей не преодолеть себя. А ещё она не умела, не любила сама договариваться, заказывать билеты, бронировать гостиницы. Конечно, могла бы... но, лучше - кто-то другой. А если другой - почему не Вик? Вик, которого она знает десять миллионов лет. Знает его жену, семью всех его "подружек", и, вообще, всякое такое. "Вы даже и не спите" - конечно, это аргумент. Но, как мужчина, Вик ей не нравился. А она ему? Судя по его "подружкам", и с ней бы он мог что-то "замутить". Но мужчин, особенно таких, она боялась. Никто и никогда не узнает - но боялась. После нескольких не совсем "удачных" - это, если даже себе не говорить всю правду - попыток не хотела вновь пережить всё... пережитое. Поэтому - не надо.
Вик, подхватил её сумку. У неё никогда не было багажа. Всё необходимое - таблетки "от давления", "головы" и "живота", небольшая косметичка, запасные очки, паспорт и кредитные карточки отлично помещались в сумке. А платье или костюм, в зависимости от ситуации, она покупала в той стране, где проходило "мероприятие". По её гардеробу можно было составить каталог "её" выставок - одежда + буклет к открытию, одежда + буклет... Пока они, потели среди ульем гудящей толпы - для неё все языки, перемешиваясь, превращались в абсолютный "белый шум", Вик возбуждённо рассказывал о том, какие гады и недоумки работают в авиа-агентствах и, что не весь материал ещё собран, и...
Точно - выгоню! И весь этот бардак - свою деятельность прекращу!
Решила она, с силой захлопывая дверь машины и отсекая себя от влажно-тяжёлого раскалённого ужаса снаружи.
Что-то не так. Вик в очередной раз собирается крутить своей "дурочкой". А как иначе назвать взрослую тётку, которая позволяет из года в год обворовывать себя!
Замолчал бы. Сил нет, его слушать. Ещё и отвечать что-то.
- Доедем до гостиницы, или куда там мы едем, расскажешь подробнее. Полёт был не очень... Да и климат здесь...
- Ну да, ну да - полёт. Я тоже, знаешь, умаялся...
Летел-то он, кто бы сомневался, бизнес классом. Давно уже Вик по-другому и не летал. Когда вынужден, был лететь, конечно. "Дурочка" могла и сама неплохо справиться.
Ей совершенно не хотелось слушать, как Вик намаялся, и как тяжело было забронировать номер, и найти приличную машину... И что пригласившая сторона - козлы, не желающие придерживаться договора... Ей хотелось: во-первых, уволить Виктора, во-вторых - отдохнуть, в-третьих - послать куда подальше всю эту затею. Чего хотелось больше и в какой последовательности, решить она не могла. И всю неблизкую дорогу до гостиницы, вызывая всяческие опасения, у обеспокоенного её молчанием, Виктора, сосредоточенно об этом думала.
Приняв душ, и выпив несколько чашек кофе - как там будет дальше, а кофе здесь умели варить - она готова была слушать и обсуждать.
Свеженький Вик, он прилетел несколькими днями раньше и успел акклиматизироваться, по её просьбе начал рассказывать всё с начала. Оказалось, что материалов было гораздо - гораздо больше, чем ей, в своё время, передали. Искать сейчас виноватых - пустая затея. И что же сейчас, когда до открытия осталось всего ничего - переделывать макет, или даже менять концепцию!!! - Невозможно.
Нет! Выгнать! Выгнать Виктора!!!
Кто-то, когда-то предлагал нечто подобное! Это потом.
А что делать сейчас? И не в том только дело, что срыв договора - огромная неустойка. Жалко задействованных в проекте людей, их усилий по сбору материала. Сам материал... Он такой...выразительный, живой... Как ни странно, об этом ещё никто никогда ничего достойного, такого, что могло бы привлечь общественное внимание, вызвать резонанс, не делал.
- Ты оставь бумаги, Вик. Я посплю, посмотрю. Завтра утречком окончательно решим. Закажи мне что-нибудь поесть.
- Будет сделано!
Облегчённо отрапортовал Вик. Пронесло! Не то слово! И как он забыл об этой, чёртовой папке! И скрыть это никак нельзя было! Эти "козлы" уже спрашивали его мнение, обязательно спросят и у "мадам". В этот раз... всё могло окончиться гораздо хуже. Для него.
Хоть она и сказала Вику, что сначала поспит, а потом посмотрит бумаги, но начала, конечно, с бумаг. Трудность заключалась ещё и в том, что не всё было переведено. Получи она материалы вовремя... Но... о чём уж рассуждать. Хотя и доступный ей материал был так увлекателен...
Она не слышала, не обратила внимание на то что в течение дня в номер несколько раз заходила горничная. Приносила поднос со свежей едой, забирала прежний - нетронутый.
- Мадам желает увидеть Чёрную Пуи?
Она вздрогнула и обернулась. Запах кофе, голос, вопрос - всё незнакомое, неожиданное, но понятное. Горничная, или посыльная - она потомок коренных местных - ошибиться было невозможно, стояла у дверей в номер.
- Подойдите. Поставьте поднос. Садитесь.
Она приказывала чётко и уверенно.
- Где она Чёрная Пуи? Как туда попасть?
После всего, что она услышала, она так и не смогла уснуть. Пыталась - но не смогла. То, что рассказала эта женщина, почти невозможно было произнести её настоящее имя, было настолько необычно, интригующе, маняще важно. На этом можно выстроить концепцию выставки. И мы уложимся и во временной график подготовки, и тема не пострадает. Напротив, идея, пунктирно проведенная через экспозицию, станет той "ниткой", на которую всё и соберётся?
"Да! Решила она. Это - здорово! Блестяще! Я - молодец! Так и сделаем".
Но было ещё что-то такое, что не давало ей успокоиться, что взрывало её представление о собственных, ( совсем не блестящих- следует признать) так хорошо изученных, способностях.
И поняла она это сразу же, как только горничная вышла из её номера. Они разговаривали на родном языке этой женщины! И... понимали друг друга!!! Осознать именно это! Было превыше её сил. Этого, просто, не могло быть! Но - это было!!! Может быть, приснилось? Она с надеждой уцепилась за эту мысль. Пусть приснилась и вся полуправдивая легенда. Она, всё равно, придумает, как выкрутиться с выставкой...
Но чашки из-под кофе - вот они! Ночную горничную - посыльную зовут именно так!
Она выяснила это у ночного портье. Но, главное, и непонятное неожиданное, то, что не могло появиться ниоткуда и никуда не исчезло - лилово-голубое соцветие, источающее тонкий, фиалково-медовый аромат, оно здесь, у неё в комнате, на её столе.
И, всё-таки, зачем она это делает, Вассо понять до конца не могла, не могла объяснить даже самой себе. В переполненном галдящей беднотой автобусе, в невозможно влажной жаре, она чувствовала себя, как будто в кастрюле с закипающим густым супом. Подумала Вассо и о том, что Вик ещё спит и её, подсунутая ему под дверь записка, ничего толком не объяснит. В ней она просила сегодня её не беспокоить.
Такие глубокие, до потери связи с действительностью, погружения в материал с Вассо нередко. И Вик, конечно, хватится её только через день. И то лишь потому, что надо будет согласовывать дальнейшие, окончательные штрихи. Автобус мотало по ужасной дороге, шум непонятного языка в непредсказуемом ритме бил в барабанные перепонки, голова раскалывалась от непонятно как меняющегося атмосферного давления, дышать, втягивая, а затем, выталкивая из себя "куски" влажного тяжёлого воздуха становилось всё тяжелее. Вассо сидела между железным, раскалённым боком автобуса и прохладным - насколько это возможно в такую жару - телом своей провожатой. У Вассо потела даже голова. И крупные капли пота скатывались на глаза, заливали очки, свисали с кончика носа.
Не передать! Вассо пыталась подшучивать над самой собой: "Если я вернусь..."
Но в этот момент автобус остановился и её провожатая, всю дорогу эта странная женщина промолчала, поднялась. Вслед за ней Вассо стала протискиваться через клубок - так ей показалось - мокрых, разгорячённых, дурно пахнущих тел. И сразу же поняла все преимущества своего, с боем добытого провожатой, места. Обдав их выхлопом отвратительного, наверное, хуже и дешевле не бывает, бензина, автобус продолжил свой путь, а они оказались в таком месте, подобного которому Вассо никогда не видела. И вряд ли могла подозревать об его существовании. Во-первых - здесь не было жарко! Не холодно, конечно, но и не изнурительно жарко. Вполне можно было нормально дышать. Вассо обтёрла лицо и голову, отлепила от себя рубаху и брюки - не имело никакого значения, как она выглядит! Почти залпом выпила бутылочку, прихваченной из гостиницы, воды. И оглянулась. Вокруг неё - лилово-голубое сияние. Будто миллионы, миллионов фиалок, всех мыслимых оттенков голубого и фиолетового собрались вместе. И аромат - тонкий, нежный аромат мёда и фиалок. Это были деревья. Целая роща или лес - Вассо не могла определить размер - покрытые необыкновенными цветами деревья. Одно такое соцветие заставило её всё бросить и помчаться сюда. Опавшие гроздья соцветий, похожих на лиловые колокольчики цветов, пышным ковром почти полностью закрывали землю между деревьями.
- Пойдём. - Знаком позвала провожатая.
Её имя, при всём желании, Вассо не смогла бы воспроизвести ещё раз. И Вассо, очарованная, поминутно оглядываясь по сторонам, старающаяся не наступить на груды цветов на земле, и наступающая с сожалением, ведь некуда было поставить ногу, пошла за ней, поглощённая разглядыванием этого ирреального мира, попытками надышаться и запомнить его аромат, Вассо не обратила внимания на то, как долго и куда они шли. Пока вдруг не оказались на довольно большой, почти идеально круглой поляне. К оставленной в одиночестве посреди поляны Вассо подошла женщина.
Трудно было определить возраст этого, цвета коры, тела, прикрытого ожерельем и набедренной повязкой из сверкающих неимоверным смешением цвета сине-фиолетовых цветов. Зато глаза... Глаза у женщины были ... У жителей этой страны, за редким исключением, были тёмные, маслянисто-коричневые или совершенно непроницаемые чёрные, как у привезшей её сюда, женщины, глаза. Но у этой женщины ...- совершенно светлые, почти бесцветные, похожие на расплавленное серебро, прозрачные с крошечной чёрной точкой зрачка, глаза смотрели на Вассо. И этот взгляд Вассо понять никак не могла. Но аромат мёда и фиалок, обволакивая Вассо, проникая в её лёгкие, поры, заполняя, успокаивая, убаюкивая её сознание, не оставлял малейшего повода для беспокойства или страха.
- Ты к нам пришла сегодня. Это хороший знак. Мы рады. Отдохни пока.
Всё было так ... странно. Более чем странно - Вассо поняла всё, что сказала женщина с серебряными глазами, и вся странность, необычность происходящего отступила, растворилась в душевной лёгкости, какой-то беспричинной радости. Вассо пошла за провожатой, на мгновение, вспомнив-подумав о том, что день кончается, и завтра с утра Вик начнёт её искать и беспокоиться. Но воспоминание это, было каким-то скользящим, не важным. Оно пропало так же незаметно, как и появилось. Всё это - её прошлая жизнь, Вик - были где-то так далеко, что и думать о таких мелочах просто не хотелось.
Её привели в хижину, сложенную из отполированных, с лёгким фиолетовым отливом, веток всё того же дерева. Провожатая ушла, пожелав на прощанье, что бы Голубой Дух помог Вассо хорошо отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню. Ах, да - Праздник. Ведь ради него, из-за нестерпимого желания всё увидеть самой, согласилась, вернее, упросила Вассо горничную привести её сюда на Праздник своего народа.
Вассо осталась одна и смогла, наконец, немного прийти в себя, попытаться привести в порядок сумбурные мысли. Конечно, аромат, хоть и тонкий, и приятно-родной - Вассо он уносил куда-то в такое знакомое неизвестное, что ещё чуть-чуть, небольшое усилие - и всё вспомнится. Он, этот аромат, заполнил её, мешал думать и воспринимать действительность, как показалось Вассо, объективно. Измучавшись, но так ничего и не добившись - ей не удавалось вырваться из власти этого запаха, Вассо решила не сопротивляться.
Возможно, это и есть "Голубой дух", о котором упомянула провожатая. Ведь в том, что с ней ничего плохого здесь не случится, она была уверена твёрдо. И как только к ней пришло это понимание и, вместе с ним, полное спокойствие и способность обращать внимание на то, что происходило вокруг, Вассо услышала какие-то странные, совершенно неподходящие этому миру и этому моменту звуки. Кто-то плакал там, за стеной. Она вошла в хижину через, занавешенное пологом из сплетённых между собой фиолетовых соцветий, отверстие в чуть наклонной стене. А невнятные звуки доносились из-за противоположной, глухой стены хижины.
Вассо подошла вплотную. Прикосновение ладоней к ветвям всё того же дерева - из них, неплотно пригнанных друг к другу и состояла "стена" - наполнило её тихим блаженством. "Кто здесь?" - стараясь одновременно как-то растащить не очень плотно пригнанные между собой ветки, спросила она. Ветки не поддавались. Но звуки, Вассо отдала бы на отсечение руку, что слышала, чьи-то всхлипывания, прекратились. Чуть погодя, не сразу, удивлённый голос, в нём слышны были и недавние слёзы и неподдельное удивление - спросил:
- А вы - кто?
- Я? - вот так вопрос. Как на него ответить?
- Я - человек. Гостья. А почему вы плачете?
- Потому, что я не гостья.
- Не гостья?
- Пленница.
Как бы не был затуманен мозг изумительным ароматом, в какой бы эйфории она не находилась, но понять, что не все ладно, Вассо, конечно, могла.
- Я не очень понимаю. Вы извините, что спрашиваю
- Ничего - женщина за стеной, видимо, успокоилась. Голос звучал ровно. И, принадлежал, без сомнения, молодой особе.
- Я даже рада, что могу с кем-то поговорить. Если я стану Вам рассказывать, то, наверное, и сама пойму, что случилось.
"Мы с ней говорим на одном языке. Надо же. Какое совпадение" - вдруг поняла Вассо, но ещё большая странность в том, что мы этому не удивились"
- Какой сегодня день? Вернее, число? - прерывая мысли Вассо, спросили из-за перегородки
- День? Число?
"О! Я почти сутки, как ушла из гостиницы" - Вассо назвала дату.
- Значит, уже два дня тут. Мама как беспокоится!
- А вы, что не могли сообщить, где вы?
- С начала - не хотела. Была расстроена. А потом - так получилось,... не смогла.
- Так давайте я позвоню.
- Спасибо вам огромное.
Она назвала цифры длинного номера. Браслет личной связи на запястье Вассо тоненько жалобно попискивал. Конечно! Она не позаботилась зарядить его перед поездкой. А сейчас - даже до Вика не дозвониться. Тем более - туда, на другой континент, где волнуется мать её неожиданной соседки.
- Я перепутала цифры? Со мной это бывает. Мой браслет "сдох".
За стеной - молчание. Возможно, она мне не верит?
- Я вам не вру. Вот - возьмите - Вассо протиснула снятый с руки браслет через щель между ветками.
- Зачем же. Я верю.
- Хорошо. А теперь - расскажите. Как вы здесь оказались?
"И зачем мне чужие приключения?" - Вассо вдруг осознала, какого дурака сваляла, отправившись с незнакомой женщиной неизвестно куда. И, даже, не предупредив Вика.
- Меня бросил парень.
"Так она совсем молоденькая. Дама в годах не стала бы так сокрушаться по этому поводу. Или стала бы?" - у Вассо были свои, выстраданные, суждения по этому поводу.
- Мне хотелось побыть одной. Всё хорошенько обдумать. Понять, что же со мной не так, почему никто не может ужиться со мной.
- Вот и прекрасно. Вы попали в подходящее место - думайте наедине с собой, сколько влезет. - Попробовала пошутить Вассо.
- Совсем не прекрасно.
Её насмешливый тон принят не был
- Я улетела, никому, главное - маме, не сказав, куда и на долго ли. Здесь всё так дорого. И женщина, я никак не могу её припомнить - ни лица, ни голоса, предложила, что отведёт меня в недорогое жильё. И вот - я здесь.
- И вам ничего не сказали? Ничего не объяснили?
- Сказали, что будет какой-то их праздник. И я буду "Чёрной Пуи"
- Чёрной Пуи?
- Да. Вы знаете, что или кто это? Я очень боюсь. Когда я проснулась, или пришла в себя, или ... не знаю, что со мной было, я попросила дать мне хотя бы позвонить, но... они меня даже из хижины не выпускают!
- Ну, это уже совершеннейшее безобразие. Тогда я к вам приду. - Вассо вышла из хижины.
Всегда она была импульсивна ... сначала сделает, а потом лишь подумает - хорошо ли, плохо ли, стоило... Но за эти сутки - да, почти уже сутки - лиловые гроздья цветов на фоне темнеющего неба становились угольно чёрными.
Столько необдуманных поступков!
Где-то настраивались гитары. Вассо, всмотревшись по направлению звуков, разглядела склонённые к инструментам фигуры мужчин. К ним со всех сторон шли люди с небольшими, ароматно потрескивающими факелами. Из них сложат костёр - мелькнула догадка. Начнись музыка раньше, и Вассо не услышала бы, не обратила внимания, на шум за стеной. Она обошла хижину. Точно такая же, как на её стороне, завеса, гирляндой медово-фиалковых ароматов, чуть колыхнулась, пропуская Вассо вовнутрь. У противоположной стены, вся - ожидание и тревога, стояла девушка. Совершенно обычная, современно одетая. Почему её сюда заманили?
- Здравствуйте, скрывая своё разочарованное любопытство, - она ожидала чего-то более "экзотического" в этой необычной ситуации, - поздоровалась Вассо.
Совершенно растерянная, девушка, молча, смотрела на Вассо полными радостного изумления глазами.
- Так это ты? - и она бросилась к Вассо, натянув до отказа довольно длинную, грубо сплетённую верёвку.
- Это ещё что!!! - верёвка оскорбила Вассо до глубины души.
- Ничего, ничего. Главное, ты здесь! - с радостью, удивлением, гордостью восклицала девушка. - Как ты узнала? Когда прилетела? Как сюда попала?
Сколько можно сидеть у этого экрана? И что только находят в этом тупом занятии...
Екатерина Петровна закрыла свой Эппл. Того, что могло бы заинтересовать её, там - сколько ни сиди, не было. Неужели, Зойка не взяла с собой компьютер? Совершенно нереально. Всякие там смортаны (смартфоны)... ей и не выговорить... Но без них ни один уважающий себя молодой человек и с места не двинется...
Тогда, почему же молчит Зойка... Даже, если и обиделась, даже, если и хотела побыть одна... Но она-то понимает, что мама, то есть, я, какая бы она ни была, волнуется. Должна, по идее, понимать... Всё, всё, что не успели "дать", "впихнуть" в Катьку, Екатерина Петровна и Мося "дали", "впихнули", "устроили" для Зойки. Школы, кружки, тряпки, поездки... Зойка не успевала ещё подумать, а для неё было приготовлено .... Они - Мося и мама лишали её даже возможности "захотеть"!!! Так и росла Зойка хорошенькой, благополучной куколкой. Только для неё дышали, жили, работали Екатерина Петровна и Мося.
Работала Катерина, днями, неделями не видя своей маленькой семьи. Она, только она, должна была и могла, обеспечить их: маленькую Зойку и старенького Мосю всем необходимым. Сделать их жизнь, лёгкой, весёлой, прекрасной.
- Ты слишком нас балуешь. Ты слишком много работаешь. Ты должна больше времени проводить с ребёнком - сколько раз, подкараулив её далеко за полночь, пытался втолковать ей Мося.
- Когда меня не будет, деньги ничему не помогут. Ты не знаешь свою дочку. Зоя растёт без матери. Я не могу заменить тебя.
- Не говори ерунды. Во-первых, кто сказал, что ты вот-вот умрёшь, потом, вы так хорошо "взаимодействуете" - каждый раз пыталась отшутиться Екатерина Петровна. - Ты же знаешь, я не могу, пока, ничего бросить. Ещё немного, ну, потерпи, ещё чуть-чуть...
- Этому "пока" не будет конца. Делание денег - это, как наркотик. Девочка, ты потеряешь дочку.
Сколько раз говорил ей это Мося.... Сколько раз... А она, привыкшая всегда делать так, как он советовал... она, всегда прислушивалась к тому, что он говорил, доверяла его опыту, его интуиции... Но здесь, в этом, оказавшемся самом главном, самом сложном, самым тяжёлым её выборе - она не нуждалась ни в чьих советах, она знала всё сама, знала лучше всех.
Сегодняшний вечер воспоминаний - о! уже ночь - удивилась Екатерина Петровна, взглянув на часы - пора прекратить! Надо заставить себя уснуть. В любом случае, она боялась даже думать о том, что могла подразумевать под этим "любым случаем", завтра утром ей нужна ясная голова, и способность думать, принимать решения...
Вассо растерялась... Не уворачиваться же от, показавшихся недопустимо фамильярными, объятий девушки... И вопросы девушки - странные, совершенно непонятно, как их понимать, сыплющиеся один за другим. Наконец, ей удалось высвободиться из горячих - может быть у неё температура? бред? - рук девушки.
- О чём вы меня спрашиваете? - Ничего поумнее ты спросить не могла? - мелькнуло на окраине сознания Вассо.
Реакция девушки оказалась настолько неожиданной, сокрушительно непредсказуемой, что Вассо, что бы убедиться в том, что правильно поняла смысл её слов, даже оглянулась вокруг.
- Мама! Ну что же ты!!! Зачем! К чему!!!
Полностью удостоверившись, что девушка обращается именно к ней, Вассо по- настоящему растерялась. Девушка была славная. Милая. Милая той нежной, ненавязчивой красотой, которая так ценилась во всём мире. Бог её знает, как попала сюда, что перенесла. Так просто чужих тёток за матерей не принимают.
- Успокойся, милая. Давай поговорим.
- Да что тут разговаривать, мам. - Девушка опять потянулась к Вассо.
- Знаю, что виновата. Знаю. Не должна была улетать. Так. Надо было всё объяснить. А потом, конечно, позвонить отсюда, - она чуть не плакала - но, теперь-то, не сердись?
Да, всё, примерно так, как она и думала - Вассо стало совсем грустно. Девочка из хорошей семьи...сколько таких.... И что теперь, прикажешь, ей делать...
- Ты меня спасёшь? Да? Ведь для этого ты здесь, и так быстро! Я уже и не ждала. Совсем не надеялась...
Как не во время это.... Это всё... Должно было быть такое прекрасное ... приключение. Вассо чувствовала в самых глубинах души ... Даже и не так - она чувствовала всеми клеточками своего тела близость, причастность, словно когда-то давно была его частью, а теперь вот, возвращалась, к этому голубому лесу, с его запахами, шумами, его земле, всем, что населяло и наполняло его.
И Женщина с глазами из расплавленного серебра была ей ближе, приятнее, понятнее и роднее, чем эта, непонятно откуда взявшаяся, истеричная девица. Но, как она всю жизнь и не любила, стараясь всячески избегать, ускользать от всяческих выяснений и разбирательств, в этот раз, видимо, ей не выкрутиться. Вассо тяжело вздохнула
- Хорошо. Извинения принимаются. Всё это - потом. Сначала - чего ты боишься? И почему тебя привязали?
Девушке так хотелось её обнять, хотя бы прикоснуться к ней - Вассо чувствовала, видела это в огромных, на исхудавшем лице, глазах, но она сдержалась.
- Ладно. Ты же знаешь, что я со всеми поссорилась...
- Допустим.
- А с этим - ей неприятно произносить имя бывшего парня, - это Вассо поняла без долгих объяснений, - мы расстались.
- Ну, так ему и надо.
- Тебе никогда не нравился никто из моих друзей.
- Извини. Это не сейчас.
- Мне хотелось ... или умереть!
"Совершенная дура. Хотя, у меня тоже было что-то ...этакое" - подумалось Вассо.
- Или куда-то деться.
"Тоже вариант"
- Или сделать что-то. Такое, что бы все обо мне говорили.
- А он бы страдал - с полным пониманием и сочувствием продолжила Вассо.
- Ну, - девушка смутилась - где-то так.
- Ты - фрилансер...- даже не спросила - угадала для себя Вассо
- Будто ты раньше не знала!
- Знала.
Почему-то соврала Вассо,
- только не знала, что для того, что бы отомстить - тире - прославиться, надо так далеко забираться.
- Мне хотелось куда-то подальше. Где никто тебя не знает. Хотелось самой.