Брамс. Симфония N1. C minor Пусть непрочны домашние стены,
Пусть дорога уходит во тьму, -
Нет на свете печальней измены,
Чем измена себе самому.
Н. Заболоцкий.
Я летела в непроглядную мглу.. Сзади, за спиной чувствовалось, не виделось, а именно чувствовалось приближение рассвета. Совершенно неожиданно впереди вспыхнула и полукругом опоясала видимое пространство зеленовато-фиолетовая полоса. Она ширилась и, переливаясь, разрасталась, по мере того, как невидимое за спиной солнце поднималось все выше и выше. И вот уже жемчужно-прозрачное сияние заставило тьму отступить, съёжиться, обозначиться истаивающей на глазах полосой. На смену тьме вставала фиолетово - розовая дымка. Все отчётливей, яснее различались подо мной облака. Сплошная твердая бугристая масса, готовая вот-вот подняться неприступной стеной поперек пути, начала распадаться и светлеть, всё более и более напоминая комья полурастаявшего серого мартовского снега. И кое-где в образовавшихся промоинах ясно виднелась укутанная покровом ещё неотступившей ночи земля. Но всё яростнее, неотвратимее меня догонял рассвет. Непередаваемо - прекрасная палитра зелено-фиолетово-розовых оттенков бледнела под лучами разгорающейся за мной зари. Алое сияние, поначалу обозначенное лишь легким намёком, чуть внятным проблеском, поднималось и набирало силу, поглощая все остальные цвета и краски. Алый свет победно, ликующе разлился подо мной сплошным сияющим ковром, заполнил собой весь мир. Душа ныла и разрывалась от невозможности, немыслимости совершенства происходящего.
1
Я знала людей, портреты которых заполняли стены этого темного и, видимо, большого помещения. По мере того как я продвигалась, непонятным мне образом освещались несколько рядов тесно висящих друг над другом портретов. В который раз рассматривая изображения, я, кажется, начала понимать, кого и почему я вижу. Все портреты - от каменной мозаики пола до уходящего ввысь невидимого свода - небольшие, в простых, со вкусом сделанных деревянных рамах, изображали людей, с которыми я встречалась на протяжении всей своей жизни. Некоторые из них, оставаясь внешне неподвижными, под маской неизменности принимали странные, иногда болезненно-чуждые очертания: эти люди умерли - наконец поняла я. Некоторые изображения беспрерывно менялись - ежесекундная мимика отражалась на их лицах - они еще живы. От того, насколько хорошо, близко знала я изображенных людей, зависело и расположение их портретов. На самом удобном для обозрения месте - на уровне моего взгляда - был ряд совершенно особенных поясных портретов. В массивных, торжествен-ных рамах в натуральную величину были изображены мои родственники. Их до щемящей боли знакомые лица были или торжественно неподвижны, или незаметно, но постоянно менялись. С любовью, с грустью всматривалась я в дорогие, любимые лица. С нежностью, с благодарностью вспоминала родных, близких людей. Ведь прямо над многократно повторяющимися портретами родственников висели портреты моих друзей. Не всех из изображенных на многочисленных портретах людей я узнавала сразу. Иногда под моим пытливым, недоуменным взглядом изображение начинало меняться - пока не приобретало облик человека, знакомого мне в совершенно забытых обстоятельствах. Иногда это происходило долго и мучительно, иногда требовался только небольшой толчок - подсказка, легкое изменение. В одном месте - я приняла его за точку отсчёта в своих бесконечных блужданиях - вместо портрета в массивную раму было оправлено ЗЕРКАЛО. И, в первый раз всматриваясь в своё изображение, я надолго задержалась перед ним. Было неприятно, вернее, страшно видеть за непрерывно меняющейся оболочкой лица свою сущность. Нет, нет! Я совсем не такая! Это неправда! Я не так, по-другому представляла, как я выгляжу внешне. С тем же, как это глубокое, бесконечно прозрачное стекло представляло мой внутренний мир - я совершенно не могла согласиться!!!
Не знаю, кто и с какой целью сделал эту странную галерею; как и почему я попала сюда? "Каково Ваше мнение, Леди Фэй?" - приятный мужской голос прервал мои размышления. Посредине залы, наклонные, сходящиеся на огромной высоте своды которой соединялись массивными деревянными брусами, а стены терялись в мягком, как собранная пыль, сумраке, высветился стол. Мне не были видны лица собравшихся за ним мужчин - некоторые из них сидели спиной ко мне и закрывали сидящих напротив. Один, полуобернувшись, и произнес эти слова: "Каково Ваше мнение, Леди Фэй?" Я в растерянности начала оглядываться - где же та, к которой обращались "Леди Фэй"? Стены с портретами отступили куда-то в сторону, в бархатную неизвестность тени, а освещение переместилось на меня. Теперь существовали две освещённости - стол с обернувшимися ко мне мужчинами и я, в недоумении пытающаяся осознать, смириться с тем, что "Леди Фэй" - это я. Наши освещенные пространства немного сблизились - теперь я могла рассмотреть сидящих за столом. Все они были достаточно молодыми мужчинами, с тем выражением достоинства и понимания своего права повелевать, которое передаётся с молоком матери, впитывается и развивается на протяжении всей жизни. На обратившемся ко мне светлоглазом молодом человеке было надето ожерелье - воротник: трапецеидальные с широкими краями длинные пластины из какого-то матово-черного камня, подпирая высокую - колонной - шею, тяжестью спускались на грудь, плечи, спину. Я всё ещё продолжала растерянно молчать, в панике пытаясь прикрыть своё тело руками (у меня было ощущение своей полнейшей наготы) и одновременно сообразить, с какой стати меня называют "Фэй", да ещё "Леди"?? Но, к моему огромному облегчению, я нащупала, а затем и увидела, что укутана, даже на голове было какое - то подобие капюшона, в вишнёво-мягкий, переливающийся плащ. В эти несколько мгновений повисшего молчания другой молодой человек с блистающим обручем на прекрасных смоляных чуть вьющихся волосах обратился к собравшимся: "Как ни важно для нас мнение Леди, и именно поэтому, не будем её торопить". Освещение стола поблёкло и он, с сидящими вокруг, продолжающими беседовать людьми мягко отодвинулся от меня. Сама же я не могла справиться с возмущением - Какая я "Фэй"? Что это ещё за вопросы? Какое мне дело до того, что они обсуждают! У меня полно своих забот! Прежде всего - как выбраться отсюда!?!
Невесомый занавес тьмы, задев чуть леденящим ветерком, сомкнулся у меня за спиной. Я была на ночной - может быть, раннее утро? - улице какого-то города. То, о чем говорили, что обсуждали за круглым столом - я не знала, не слышала, но непонятный внутренний протест, что-то внутри меня было несогласно, было против - меня не может интересовать то, что они обсуждают; я не считаю, что они вообще имеют право решать, распоряжаться. Не правда ли, интересная позиция? Не знаю кто, что, о чём - но уверена, что это неправильно!? Пока я таким образом пыталась разобраться сама с собой и оглядывалась на грязной замусоренной узкой улице, в тщетной надежде понять, где же всё-таки я очутилась, худой в невероятных лохмотьях подросток оказался прямо передо мной. Я, как обычно, не заметила, как и откуда он появился. Может быть из этой плохо заколоченной щели между высокими мрачными домами? Подросток был в том жутком возрасте, когда гормоны и необузданная глупая храбрость управляют всем поведением человека, возрасте, неподвластном голосу рассудка, возрасте, которого я всегда боялась. Его глаза, интонации голоса не оставляли сомнения в его намерениях. - Если у меня нечем откупиться - он отберёт мою жизнь! И я размахнулась ... и - УДАРИЛА его! Никогда в жизни ни на кого не поднимала руку! А тут!!! Я ударила тщедушного, несчастного подростка! Полная раскаяния, не понимая, как это получилось, я сделала шаг вперед. Мальчик пятился назад, с всё возрастающим ужасом всматриваясь в меня. Наконец он опустился на колени и низко склонил голову. - Эй, - я попыталась дотронуться до его плеча, - прости меня.
( - Как это мы понимаем друг друга? - об этом я ещё буду долго размышлять впослед-ствии). Но подросток сжался в трепещущий комочек тряпья, втянул голову в плечи.
"Фэй, Фэй" - наклонившись, услышала я его прерывающийся сдавленный голос. - Что делать? - я оглянулась. Мрачная улица - скорее всего в трущобном районе большого города - оставалась пустынной. Чахлый безрадостный рассвет освещал забитые досками или заложенные тряпками отверстия окон на верхних этажах когда-то величественных зданий, оставляя в промозглой тени грязь и запустение годами неубираемой улицы. Откуда-то доносились людские голоса, шум транспорта - обычные звуки просыпающего-ся города. Здесь же по-прежнему властвовала серая тишина. - Послушай, - я понимала, что не стоит трогать подростка - он ещё больше пугается, почти теряет сознание, и отошла от него, - успокойся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Я только пыталась защититься. - Мои последние слова так удивили мальчика, что он, икнув, с удивлением посмотрел на меня. И тут же со стоном закрыл лицо руками. Ну как же я могла забыть, что на мне только этот странный плащ!? Не такое уж это удовольствие - видеть голую старую тётку! Нет! Я, кажется, разучусь удивляться! Под распахнувшимся от моих резких движений плащом я была облачена в странные, незнакомые мне одежды! Да и сам плащ не был тем мягким, убаюкивающим покрывалом - он больше походил на перепончатые крылья огромной летучей мыши! У меня не было зеркала, но руки - это мои руки! Будем надеяться, что это всё-таки я! Только вот это кольцо? У меня никогда не было перстня с таким большим камнем. Нет, неправда. У меня есть такое кольцо. Я просто давно, очень давно его не носила. Этот топаз старинной огранки, с большим сколом на одной из граней, доставшийся мне в наследство, как он оказался на моем пальце? - Ты не должен бояться меня, - продолжала я, стараясь не выказывать своего раздражения и неуверен-ности. Я не могла вот так бросить обиженного мною человека, но опасалась, боялась оставаться долго на этой странной улице. У него, возможно, есть родственники, друзья - мне может не поздоровиться. Наконец, успокоенный то ли моими увещеваниями, то ли тем, что ничего плохого с ним не происходит, подросток перестал дрожать. И хотя он всё ещё не поднимался с колен и прятал голову в одежде, я поняла, что смогу добиться от него вразумительных слов, а не только причитаний и просьб оставить его в живых. Ведь мне необходимо было понять хотя бы, где я нахожусь. Признав в оборвыше жителя этих трущоб, я могла надеяться хоть что-то выяснить с его помощью. - Ты можешь доверить-ся мне. Клянусь, что не сделаю тебе ничего плохого. Поднимись! - Он явно лучше пони-мал приказы. Повинуясь моему голосу и жесту, подросток медленно поднялся. Он отво-дил глаза и старался не смотреть на меня, но достаточно уверенно стоял на осклизлой мостовой. - Что же он может знать? Почему тоже назвал меня этим именем - "Фэй"? Вряд ли он тот, кто знает, зачем и почему я попала сюда и что мне делать дальше. И в самом деле, что делать, куда идти? Я вдруг почувствовала, как болят натруженные в непривычной обуви ноги и оперлась на услужливо лёгшую под руки перекладину меча. Мальчик вновь попятился. - Я же обещала, что не обижу тебя! Чего ты боишься? - Наконец, он глубоко вздохнул: "Я уже не боюсь. Я не знал, что это так легко - УМЕРЕТЬ". Хорошо, что ещё там возле меняющихся, оживающих портретов я уговорила себя ничему не удивляться в этом странном мире - сне. - Почему ты так думаешь? - Я старалась, чтобы мой голос звучал спокойно, доброжелательно. - Но как же, Леди Фэй?! Ведь никто не остаётся в живых после встречи с Вами!! - Вот так да!! Ничего себе! Какое отношение я имею к этому... Нет слов! - Посмотри на себя внимательно. Послушай своё сердце (он может не знать, где оно), положи руку на грудь. Вот так - с левой стороны. Ну что? Слышишь? Ты жив. И останешься жить! - Сейчас не имеет смысла разубеждать его, что я не та, за кого он меня принимает. Может быть, потом мне это удастся? Мальчик упал на колени, обхватил руками тяжёлое лезвие меча. - Благодарю, великая Фэй! Клянусь верно служить тебе! - И он с силой сомкнул ладони на лезвии. Брызнула кровь! Этого ещё не хватало! Бедный глупый мальчик! Не раздумывая, я приложила плоскую гладь меча к глубоким порезам на детских ладонях. - Железо, врачуй нанесённые тобой раны! - Задымились, запеклись, соединяясь, края разрезов! Разорвала лёгкий переливчато - дымчатый шарф, перевязала мальчику руки. - Больше никогда не делай таких глупостей! - Подросток в немом изумлении переводил взгляд со своих ставших огромными ладоней на меня. - Тебе больно? - Нет! - Он отрицательно покачал головой. - Ну и прекрасно. Надеюсь, что быстро заживёт. А теперь идём. - Я поплотнее завернулась в плащ. Какие-то подозрительные личности начали собираться вокруг нас, подходя всё ближе, выказывая любопытство и нетерпение, жадно принюхиваясь, вытягивая худые шеи к забинтованным рукам мальчика. - Пойдём, - Я крепко взяла его за руку и, решительно раздвигая плечом хлипкие, неуверенные фигуры, потащила его из рыхлой, схлопнувшейся за нами, толпы. Обескураженный всем происходящим, подросток покорно шёл за мной. Признаться, я не менее его была удивлена и растеряна. Но кто-то ведь должен был принимать какие-то решения!? И поскольку старшей здесь была я, то мне, видимо, придется думать ещё и об этом ребёнке. Не бросать же его, раненого по моей милости, здесь одного! Как будто всю жизнь я только это и делала, я пересекла несколько шумных, светлых, застроенных прекрасными домами улиц и мы вышли в тихий, расположенный внутри просторного парка район. С боязливым любопытством озирающийся мальчик покорно плёлся рядом со мной - он явно никогда здесь не был. Так же уверенно (на нас, скорее всего, поэтому и не обращали особого внимания) я подошла к двери спокойного, солидного дома. Будто поджидавший нас неопределённого возраста с незапоминающейся внешностью мужчина с поклоном распахнул тяжелые двери. - Что прикажете, Миледи? - Во-первых - еду. Мой спутник голоден. - Мальчишки его возраста всегда хотят есть. А этот точно был очень голоден - непроизвольная судорога свела лицо моего юного спутника, только он услышал о еде. В небольшой угловой комнате мгновенно накрыли стол. - Только ему - ответила я на вопрошающий взгляд мужчины. - И не переусердствуйте, - Он понимающе кивнул, его цепкие глаза мгновенно оценили состояние подростка. - Ты можешь приниматься за еду. - Как ни был он голоден, но в моём присутствии мальчик не решался сесть за стол. - Покажите мне мою комнату! - Переходя за почтительным хозяином из одного плохо освещённого помещения в другое, я думала о том, почему я так спокойна, знакома ли я, видела ли когда-нибудь этого человека? Если это так, то его портрет должен был быть в той странной галерее. Но я не видела его там. Может быть, он не очень удачно висит? Я могла и не обратить на него внимания. Тогда что с портретом пытавшегося напасть на меня подростка?! Я его тоже не заметила?! Нет, этих людей я никогда в своей жизни не встречала. Мы очутились в уютной убранной коврами комнате. Человек, которого я про себя назвала "хозяин", поклонился мне - Хорст. К услугам Вашей милости.- Он прав, пора познакомиться. Я чуть было не протянула в приветствии руку, (но кто знает местные порядки!) - Называйте меня Леди... Леди Лидия. - Я знала одну Лидию - очень осторожную и рассудительную даму. Может быть, мне поможет её имя?! - Взгляд Хорста на мгновение задержался на моём лице. Первый раз он прямо посмотрел на меня. В его глазах читалось удивление, недоумение. Он, видимо, ожидал услышать другое имя. Но это было так мимолётно - может быть, почудилось? - К Вашим услугам, Миледи. - Голос его был всё такой же невыразительно ровный.
- Комната нужна мне на неопределённое время. В ней должен быть минимум мебели и как можно меньше ковров. Рядом с ней - помещение для моего спутника. - Откуда эта уверенность? Почему я хочу именно такую комнату? - Я продолжала бесстрастно распоряжаться. Кроме того, позаботьтесь о новой одежде для него. И вот это - (на моём костюме - кое-что я успела рассмотреть - небольшими гроздьями - напоминающими виноградные, были прикреплены драгоценные камни; наощупь под плащом, я оторвала одну такую связку и протянула её Хорсту) - это на расходы. Если не хватит... Хорст оторвался от грудой лежащих у него на ладони сияющих топазов, - Боюсь навлечь гнев Вашей Милости, Но Миледи не знает цены этих камней. Хватило бы и одного. - Голос и взгляд его оставались всё такими же бесцветными. - Я ценю Вашу честность, и очень редко меняю решения. Эти камни принадлежат Вам. Распорядитесь, чтобы мне принесли еды. И приготовьте комнату. - Вино, хлеб, сыр. Комната на первом этаже с запасным выходом. - Хорст произнес всё это совершенно ровным голосом, вопросительно глядя на меня. Я кивнула - Надеюсь, мы сохраним взаимопонимание. - Наконец я осталась одна. Хотя, кто знает, что там, за покрывающими стены коврами? Тяжёлая портьера на двери нерешительно приподнялась. - Заходи! - О! Хотя и в тех же лохмотьях, но подросток выглядел совсем по-другому. Главное - глаза, их выражение! Что значит - покормить ребёнка!! Мальчик попытался упасть передо мной на колени. Я успела перехватить его движение. - Стой прямо! - Он по-прежнему боялся смотреть мне в лицо. - Как тебя зовут? - На мгновение задержав дыхание, он решился: "Порги". Так вот, Порги, если ты хочешь, чтобы я на тебя не сердилась, никогда, слышишь, НИКОГДА! не делай этого! Подросток с опаской покосился на перстень на моей руке (я всё ещё крепко держала его за плечи). Постараюсь, Миледи, - Я чувствовала, как трудно дались ему эти слова. - Вот и отлично. - Хорст, поклонившись, вошел в комнату: "Ваша Милость, всё готово". Представленные мне помещения точно соответствовали высказанным пожеланиям: две смежные комнаты, узкие, убранные решётками, окна выходят в густой сад, за одной из створок массивного комода в глубине притаилась чуть заметная дверца. - Потайной ход идёт под рекой и выходит за городом, - объяснил Хорст, отвечая на восторженный взгляд Порги. Нехорошим предчувствием сжалось сердце. - Пусть мне принесут еду, Хорст. И оставьте нас. Благодарю. - Теперь, когда мы остались с Порги одни, можно было осмотреть его ладони. Судя по всему, раны совершенно не беспокоили мальчика. Я сняла импровизированные бинты. (Я была почти уверена, меня не удивило то, что мы увидели.) Но мальчик не мог скрыть своего изумления - его ладони были совершенно чисты! Не осталось даже намёка на недавние глубокие раны! Я свила куски ткани, завязав по концам крепкие узлы - Когда вымоешься и сменишь одежду, будешь это носить, - передала импровизированный кушак Порги. - А сейчас я должна отдохнуть. - Подросток, благоговейно прижимая к себе пояс, попятился за дверь. Боже! Как я устала! Эта непривычная, необычная обувь, тяжёлый, неудобный костюм! Может быть, найдётся во что переодеться? Только в одном из многочисленных отделений комода валялась какая-то хламида. Я хотела было взять её, но в последнее мгновение что-то остановило меня. В этом незнакомом, непривычном мире мне лучшее поостеречься. А, может быть, всё-таки, - господи, дай мне проснуться - это сон?? Но всё настолько явственно! Запах еды - не припомню, чувствовала ли раньше запахи во сне - привлёк меня к расставлен-ным на тяжёлом подносе яствам. Но есть совсем не хотелось - ни есть, ни пить. Магнитом притягивала широкая, под высоким балдахином, кровать. Миниатюрный изящный кинжал, прятавшийся среди гроздьев драгоценных камней на лифе моей одежды, я взяла с собой в постель, меч положила в изголовье кровати. Не то чтобы я умела пользоваться этими вещами, просто читала в какой-то книге, что так положено делать. Впрочем, сделала я это на автопилоте, - значит, подспудно знала? Нет, самоанализ меня погубит! Может быть, удастся немного поспать или хотя бы отдохнуть!! Горело, гудело непривычное к подобным нагрузкам тело; гудела, горела полная противоречивых мыслей голова. Нет, валяться так, без дела, - хуже всего! Где же Хорст? Хотелось верить, что он не умеет читать мысли, но дверь осторожно приоткрылась и никто иной, как сам господин Хорст, поклонившись, вошёл в комнату. - Могу ли я осмелиться предложить Вашей Милости новое платье? - Да, это дельная мысль. По знаку Хорста, крупная женщина вошла в комнату, неся на вытянутых руках дорогой наряд. - Маро поможет Вашей Милости переодеться. - Нет, я справлюсь сама. Благодарю, - обратилась я к женщине, - Вы можете идти. - Маро не могла скрыть своего изумления, Хорст - возмущения. Когда дверь за забывшей даже поклониться женщиной закрылась, Хорст только развёл руками. - Пока я хочу общаться с как можно меньшим числом людей. Поверьте, с этим, - я указала на платье, - я справлюсь. Но Вы правы - надо следить за тем, как и с кем я разговариваю. Можете идти. - Видимо, я правильно поняла недоумение Хорста, поклонившись, он вышел из комнаты. Немного повозившись, я справилась с новой для себя одеждой. Элегантного покроя платье, мантия, широкий плащ - всё из красивой, богатой материи - были чуть великоваты. Но это даже лучше - в случае чего - опять я думала о какой-то воображаемой, непонятной возможной опасности! - я смогу натянуть их на свой украшенный драгоценностями лиф. Какими глупостями я забиваю себе голову!
Порги, накормленный, одетый стараниями Хорста в новую добротную одежду, был совсем не похож на того агрессивного, затравленного подростка, встреченного мной в начале моего пребывания здесь - в новой, непонятной для меня действительности. Я начала выходить с ним на прогулки в прекрасный, огороженный высокой сплошной оградой парк. Мы много разговаривали, удивляя и удивляясь друг другу. Порги почти преодолел свой инстинктивный страх перед Леди Фэй, но по-прежнему относился ко мне с искренней, я бы сказала, благоговейной почтительностью. Более того, по мере того, как отступал страх, росли почтительность и уважение. Мне было интересно расспрашивать его, важно понять, какой была его жизнь до встречи со мной; через его видение попытать-ся войти в здешний мир. C Хорстом почему-то я не могла затрагивать эти темы. Постепенно мне удалось справиться со сковывающими меня предчувствиями - попросту загнать их подальше в глубины сознания и постараться не обращать внимания на их робкие попытки напомнить о себе, и мы с Порги начали выходить за пределы нашего гостеприимного пристанища и много времени проводили, гуляя по улицам шумного большого города. Люди жили немного, на мой взгляд, странной повседневной жизнью. Представительную даму с почтительным пажом всюду встречали с должным уважением. Что я искала, от чего старалась спрятаться в этом неспешном чередовании бездельных, бездумных дней? Как можно так жить? - Наконец не выдержала я. Что я здесь делаю? В конце концов - мне надо домой! В раздражении я схватила колокольчик. Даже если Хорст спит, а был уже довольно поздний вечер, пусть немедленно придёт! Я обязана, чёрт побери, понять, куда попала и как отсюда выбраться! Небольшой изящный колокольчик - я первый раз за всё время взяла его в руки, дивясь лёгкости и хрупкости вещицы, издал мощный глубокий звук, как будто ударили по огромному тяжёлому гонгу; пламя пяти свечей в высоком напольном подсвечнике, дрогнув, слилось в яркий шар, взмывший к потолку. В светлой, как среди летнего дня комнате, раздались голоса. Я запрыгнула в кровать, задёрнув плотнее занавеси полога. Говорили те же люди, что и там, в галерее портретов. Как странно - я всё прекрасно видела через ставший прозрачным материал полога. Ярко освещённая комната продолжала оставаться пустой. Но я чувствовала присутствие этих людей и понимала, что они спорят из-за меня. - Она ещё здесь. - Конечно, только Она могла привести в действие "гонг вызова". - Может быть, это случайность? - Хороша только правильно подготовленная случайность. - Да.. - В кои-то веки вновь появилась здесь. - Неужели нам так уж важно Её мнение? - Раз Она тут, мы вынуждены считаться с Её мнением. - По мне - так лучше бы Она и не появлялась. - Вот как? Я был уверен... - Уверенность - что это такое? - С Ней всегда было трудно иметь дело!!! - Говорят, Она сама не всегда точно знает, чего хочет. - О ней вообще много чего рассказывают. - Н..да... Где же всё-таки Она может быть? - В одном из "убежищ соглашения". - Но все они пусты. - Придётся, мы вынуждены, всё тщательно проверить.- Комната постепенно погружалась во мрак; и занавеси полога теряли свою прозрачность и лёгкость. Я осторожно выглянула наружу. Ветер за ночными окнами раскачивал и гнул ветки деревьев. Деликатно постучав, в комнату вошёл Хорст. Он очень забавно смотрелся в ночном колпаке и длинном тёплом халате. - Миледи простит меня, он прикрывал рукой огонь свечи, - мне показалось что-то странное. - Заходите, Хорст. Я давно хотела Вас спросить, что Вы обо мне думаете? - Хорст выпрямился. Если бы у него в руке был не подсвечник, а какое-либо оружие, я бы сказала, что он стоял по стойке "смирно".
- Присядьте, пожалуйста. Вы же знаете, что мне неловко разговаривать со стоящим передо мной человеком. - Хорст покорно поставил подсвечник на стол и, тяжело вздохнув, присел на краюшек табурета. - Если Миледи требует... Вы можете взять другое имя, изменить одежду, но от себя, своей сущности - не спрятаться. Парнишка, (кстати, Порги назвал Вашу милость другим именем), до сих пор удивлен, довольно странные у него суеверия, что остался жив после встречи с Вашей Милостью. Я же, - Хорст упрямо наклонил голову, - уверен, что Ваша Милость не та, за кого он Вас принял. Иначе, - очень неприятная улыбка наползла на лицо Хорста, - Порги давно уже был бы мёртв. - Что ж, довольно разумные рассуждения. (Знала бы я о чём?) - Как так получилось, что Вы спокойно восприняли моё появление? - Я налила вино в высокие кубки. - Промочите горло, а заодно и освежите память. - Чувствовалось, что Хорст не хочет продолжать этот разговор. - Это прекрасное вино. Сам его выбирал. А Вы щедрая женщина, Миледи. Всё очень просто - я Вас ждал. ???? - Ну не именно Вас, и не только я. - Хорст благоговейно перекатывал во рту вино. - В нашей семье существует поверье: мы благополучны, более того, наши дела процветают, пока в любой момент мы готовы принять и укрыть под своим кровом неизвестную женщину. Это поверье основано на заключённом когда-то давным-давно неком "соглашении". От отца к сыну, из века в век передаётся это поверье и готовность принять незнакомку. Это обычная обязанность старшего сына. Но я - не старший сын. Благодарю, Ваша милость, - Я долила вино в его кубок. - Мой старший брат, отец ещё был жив, не верил в эти, как он говорил "глупости" и всячески высмеивал "тупую готовность" нашего отца. В один "не прекрасный" день, вернее, утро его нашли около закрытой двери именно этой комнаты. Он так и не смог объяснить, что с ним случилось. Брат только смотрел куда-то невидящими глазами и повторял до своей скорой, неотвратимой смерти "Леди Фэй". Теперь Ваша Милость понимает - я не мог не ждать Вас.
2
То, что рассказал Хорст в ту ночь, было необычно и очень занимательно, но нисколько не помогло разобраться в том, что происходит со мной. Напротив, давало пищу для дополнительных размышлений. Ясно, что Хорст только исполнитель, звено в цепи предопределённых событий. Кто же был автором этого непонятного мне плана? В чём он заключался, какова моя роль в этом действе? Всего этого я не знала. Но, кто бы или что бы это ни было, оно мне не нравилось. Мне не нравилось быть фишкой в непонятной мне игре. Я не могла смириться с мыслью, что кто-то без моего ведома и согласия распоряжа-ется моей жизнью. Даже если допустить, что это на пользу мне, будем старомодно-возвы-шенны - на пользу всему человечеству, я не желаю быть бездумной пешкой. Это не для меня! Я могу согласиться или нет, но я ДОЛЖНА знать, в чём дело! И, если Хорст, его знания ничем не могут помочь мне, я должна искать и найти тех, того, кто мне всё объяс-нит! Если захотят, поправила я себя. Но сначала подумаем о том, где и кого искать. Эти мужчины, там, за круглым столом, они наверняка знают. Возможно, не всё. Но уж, конечно, больше, чем я, - отметала я собственные сомнения. Из невольно подслушанного разговора, когда, привлечённые звуком моего колокольчика - "гонга вызова", как они его назвали, они обсуждали возможное местонахождение Леди Фэй, я поняла, что она им очень нужна (для непонятной пока мне цели) и они будут искать её, т.е. - меня. Что ж, остаться здесь, в гостеприимном покое дома Хорста и ждать, пока они меня найдут?! Нет! Вряд ли я ещё вынесу эту бездумную жизнь. А как же все эти проведённые здесь дни, недели? Кстати, сколько времени я здесь провела? Наверное, нужна была какая-то передышка, чтобы я пришла в себя. Ведь то, что со мной случилось - ни с того, ни с сего очутиться в чужом, непонятном мире, совершенно одной - как ни крути, это, мягко говоря, довольно необычно! Что же сейчас? Я смирилась, приняла действительность? Скажем так - первый шок прошёл. Надеюсь, что смогу достаточно разумно рассуждать и принимать решения. Что же я решу? Сидеть здесь и ждать, пока кто-то когда-то меня найдёт? Не знать что, зачем и когда?! Ложиться спать и вставать с этими вопросами? Не знаю... Что это будет за жизнь?! Маро собралась унести умывальные принадлежности. - Ни на мгновение я не переставала спорить сама с собой- чтобы я ни делала, с кем бы ни разговаривала в это смутное время. Я увидела искажённое округлостью блестящего кувшина для воды своё отражение. В этом мире, в этом доме не было ни одного зеркала! Сколько же времени я не видела себя? - Погоди! - Я заглянула в таз, наполненный водой - Боже!! - Старая усталая женщина смотрела на меня из тёмной глубины! Ну нет! Если и были у меня какие-то сомнения, они выплеснулись с брызгами воды. С такой силой я ударила по показавшей мне это убогое отражение водной глади!! Возможно, это не серьёзный довод. Но постареть так! Постареть за такое короткое время безделья!! Я ведь могла судить по окружающим меня людям. Пусть Хорст, Маро - взрослые люди и возрастные изменения у них не так заметны, но Порги?! Он - подросток. И в его возрасте человек меняется очень быстро. Так он почти совсем не изменился. Нет, я здесь не останусь! Не задержусь ни на миг! Маро, удивлённо взглянув на меня (она не переставала удивляться - никогда ещё не прислуживала она столь необычной леди), унесла умываль-ные принадлежности. Чувства - это хорошо, но я заставила себя успокоиться и попытать-ся размышлять. Хорст рассказал, что не женат и у него нет детей. На мой вопрос, что говориться в "соглашении" о том, что надо делать после того, как незнакомка появиться, он ответил, что никаких указаний об этом, насколько ему известно, никогда не передава-лось. Мне кажется, я уже немного понимаю нашего немногословного хозяина. Хорст неплохо относится к Порги, ему нравится смышленый, услужливый парнишка. Да и Порги, скорее всего, будет хорошо в этом спокойном доме. Он сможет чему-нибудь выучиться. Я с трудом представляла будущее Порги, т.к. совсем не знала здешней жизни, но думала, что остаться здесь с Хорстом будет для паренька гораздо лучше, надёжнее, чем отправляться со мной "туда, не знаю куда". Успокоив себя относительно Порги (я чувствовала ответственность за этого встреченного при необычных обстоятельствах подростка), я начала собираться в дорогу. А что, собственно, было собирать? Я одела свой унизанный драгоценностями лиф (мне с трудом удалось затянуть шнуровку - так я ещё и поправилась?), приладила кинжальчик. Тяжёлое пышное платье - оно хорошо, когда у тебя есть прислуга, останется здесь. А вот мантилью я возьму - накину её поверх своего "перепончатого" плаща. Что делать с мечом? Я так и этак рассматривала тускло-блестящее лезвие, литую, стилизированную под виноградный лист гарду, рукоятку, увитую виноградными усиками; взвешивала на руке внушительных размеров меч. Я никогда не обучалась боевым искусствам. Когда в книгах или в кино герой ли, героиня вдруг начинали отчаянно махать "железками", побеждая всех возможных врагов, это даже не вызывало вопросов - только раздражало. Никак не могу представить себя в этой роли. Оставить меч здесь?! Но он так странно, так необычно очутился в моих руках! Я его даже не нашла - это Он нашёл меня!! Я просто не имею права его оставить. Но как нести эту тяжесть? Меч попал ко мне без ножен. Я пыталась сообразить как бы, из чего сделать, хотя бы перевязь. Свой туманный шарф я разорвала и сплела из него пояс для Порги. Что ещё можно приспособить? В комнате не нашлось ничего подходящего. Я не хотела будить Хорста, просить его помочь - я не знала, что и как сказать ему. У меня не было слов, что бы выразить свои мысли и чувства. На дне одного из пустых ящиков комода сиротливо лежала серая, старая на вид ткань. Она была здесь, когда я впервые осматривала комнату. Может быть, тот, кто ждал меня, хотел, чтобы я взяла её? Или просто когда-то забыли эту ветхость здесь? Как бы то ни было, ничего страшного не произойдёт, если я возьму её. Я завернула меч в оказавшуюся довольно крепкой ткань. И... меч уменьшился в размерах!! И стал совсем! СОВСЕМ!! Невесомым!!! Вот так-так!!! Как в это поверить? Пытаясь сдержать задрожавшие руки, развернула ткань. Когда и как меч вернул себе прежние размеры и вес??!! Хорошо, что в кубке оказалось разбавленное водой вино! Довольно неприятное ощущение - ну не чувствую я себя своей в этом мире!! Ладно, я немного успокоилась, проверим ещё кое-что. Вино придало мне мужества. Я накинула ткань на себя. Стала я меньше? - Не думаю, а вот легче - точно! Если бы инстинктивно не ухватилась за стол, могла бы от этого резкого движения подлететь к потолку! Ух! Непередаваемое ощущение! Нет сомнения, что "это" я возьму с собой! Я вновь завернула меч и засунула размером с небольшой кинжал свёрток за пояс. Теперь - последнее, вернее, то, что должно было быть первым, то, с чего я должна была начать свои сборы - куда и зачем я пойду!?! Зачем? Я хочу вернуться домой - значит понять, как и почему я оказалась здесь. Это значит, как минимум, найти тех людей, которые впервые назвали меня "Леди Фэй" и с их помощью попытаться во всём разобраться. Куда? Я видела этих людей в каком-то зале - довольно странной, (смутные воспоминания пронеслись призрачным видением) - старинной, архитектуры. Какой-то замок? В городе - мы с Порги обошли его пешком - нет таких построек. Значит, - значит, я должна искать в другом месте. Где? Вряд ли знание географии этого мира может помочь мне. Но, уверена, не знаю почему, что найду этот зал, этих людей. Ночь уходила в прошлое. За размышлени-ями и сборами я не заметила, как пролетело время. Предрассветная серость пробивалась сквозь ветви деревьев, делала почти невидимым огонь свечей. Самое время отправиться в путь! Я в последний раз (надеюсь!) оглядела гостеприимно приютившую меня комнату. - Спасибо! Прощайте, Порги, Хорст, Маро! Благодарю вас! Будьте счастливы! - Открыла потайную дверцу - Хорст сказал, что подземный ход ведёт за пределы города, и, стараясь думать только о том, что происходит в данный момент, вошла в пахнущую тайной темноту. Свеча в моей руке, несколько раз недоумённо вспыхнув колеблющимся пламенем (тут я ужасно испугалась, т.к. у меня не было никакого приспособления для добычи огня - свечи в комнату всегда приносили зажжёнными), осветила сводчатые каменные стены и пол ровным тёплым светом. После долгого спуска по удобным каменным ступеням проход на протяжении ещё многих метров шёл ровно. Воздух не был ни затхлым, ни неподвижным; напротив, чувствовалось даже, что там, на поверхности, уже давно разгорелся день. Вместо прохладного воздуха раннего городского утра я дышала тёплым, нагретым солнцем, напоенным запахом степи воздухом. Тут дорога круто пошла вниз. Я с опаской посмотрела на свою, тающую на глазах, свечку. Сырые стены, скользкий, покрытый слизью и мхом пол, кое-где даже довольно глубокие зловонные лужи, капли воды, выступающие на своде - Хорст говорил, что потайной ход проходит под рекой, так и есть - надо мной толща воды. Дышать стало труднее. Да и идти по этой хлюпающей жиже не совсем приятно. Но вот, последний раз вспыхнув, погас мой огарок. Почему я не взяла с собой запасные свечи?! Интересно, сколько ещё раз я буду ругать себя за непредусмотрительность?! И представится ли мне ещё такая возможность? Хотелось бы верить. А пока я ощупью, придерживаясь рукой за осклизлую, покрытую плесенью и какими-то мерзкими наощупь наростами стену продвигалась вперёд. Глаза я закрыла - чего таращиться в темноту? - стараясь сосредоточиться на других ощущениях. Тишина под землёй не была такой уж абсолютной, как казалось прежде. Да и воздух двигался по каким-то своим неизвестным мне законам. Шла я, конечно, гораздо медленнее и осторожнее, невольно прислушиваясь к шорохам и звукам, непонятным булькающим голосам, пытаясь разобраться в ощущениях от прикосновений вязкого со специфическим запахом воздуха. Как ни странно, но я совсем не боялась. Ничего не должно было случиться со мной в этот раз! Откуда такая уверенность? Трудно анализировать такие чувства, да и здесь, под рекой, не совсем подходящее для этого место. И вот дорога постепенно стала подниматься. Сначала это почувствовали ноги, потом - изменились запахи и плотность воздуха, затем рука заскользила по сухим, плотно пригнанным одна к другой каменным плитам, глаза через закрытые веки почувствовали приближение и усиление света. Я открыла глаза - впереди, в нескольких метрах, в узкой щели блестел закатный солнечный луч. Потайной ход заканчивался в стене заброшенного карьера. Время и люди сделали своё - выходное отверстие оказалось высоко надо дном покрытого нагромождением каменных глыб котлована. Ни ступенек, ни верёвки - не прыгать же вниз на острые камни?! Почему бы и не спрыгнуть?! У меня есть одна вещь... Мне придётся рискнуть. Я размотала ставший сразу большим и тяжёлым меч, набросила себе на голову и плотно запахнула края серой ткани, и решительно шагнула вниз. - Будем считать, что мне повезло, - думала я, поднимаясь с россыпи мелкой щебёнки. - В следующий раз надо будет лучше рассчитывать силу движений, да и места для приземления выбирать помягче. Обращенная на запад, открытая сторона карьера приглашала продолжать путь. Но близилась ночь. И даже такая неопытная путешествен-ница как я понимала, что нельзя в темноте пускаться в дорогу по незнакомой местности. Я, конечно, заночую здесь. Судя по всему, карьер давно заброшен, так что можно не бояться неожиданных посетителей. А то, что у меня нет ни еды, ни питья - это заслуженное наказание за поспешные, необдуманные сборы. Не думала же я, что "под каждым кустом ей готов и стол и дом"? Нет, просто о такой прозе, как питьё и еда, я совсем не подумала. Так что поделом мне, - размышляла я, стараясь поудобнее устроить-ся, прижавшись к нагретому дневным солнцем камню. Очень трудно уснуть на голодный желудок, особенно когда горло сжимает судорога жажды. В отстранённом свете полной луны загадочно поблёскивали вкрапления кварца в серых глыбах карьера. А сам карьер, с его нагромождениями и неожиданными чёрными провалами, казался огромной безжиз-ненной декорацией. Казалось, даже воздух застыл здесь под вечным голубоватым сиянием. Но вот какие-то шорохи, звуки... Может быть, они чудятся мне? Чем дольше, внимательнее я прислушивалась (это, кстати, очень отвлекало от становившейся всё нестерпимее жажды), тем явственнее, понятнее становились тонкие чуть капризные голоса. - И что она здесь делает? - Мы её точно сюда не звали! - Так спроси её! - Вам, что, хочется, чтобы она нас услышала? - Четвёртый голосок был менее жеманным. - Услышала? - Да посмотри на неё как следует! - Ни одеться правильно, ни воспользо-ваться (было произнесено нечто - я поняла смысл этого слова) кинжальчиком. Может быть, она не хочет? - Не хочет? - Да ей не дожить до утра, если не найдёт жидкости! - И такая нас услышит?! - Может быть, стоит помочь ей, подсказать? - Тот же голосок с заинтересованными, сочувственными интонациями. - Нечего брать вещи, которыми не умеешь пользоваться! - Да и одевать чужую одежду - нехорошо! - Но мы же всего не знаем! - А зачем? - Если бы её тело не страдало так без жидкости, она бы мне совершенно не мешала! - Надо помочь! - Вот ещё! - Она не из наших! - Поторопитесь, камни вот-вот совсем остынут! - Проведя рукой над каменной глыбой (я сидела, прислонившись к ней спиной), я почувствовала лёгкий, ускользающий ток тёплого воздуха. Голова кружилась, в глазах калейдоскопом сменялись цветные пятна. Я очень напрягалась - это не то слово, но не могу подобрать правильного, чтобы услышать и понять этот так и оставшийся непонятным разговор. Жажда становилась нестерпимой. Неужели они правы? Я не доживу до утра? Попробовать сейчас поискать воду? Вряд ли среди этих камней я смогу что-нибудь найти. Надо выбраться из карьера. В ускользающем предательском свете луны делая неверные движения, цепляясь и больно ударяясь о меняющие свои очертания глыбы, я начала пробираться к широкому провалу в полукруге замыкающих карьер выщербленных стен. Становилось всё холоднее и темнее. Невидимые на тёмном небе тучи всё чаще и всё на более длительное время закрывали отстранённое сияние луны. Нет, мне не добраться до выхода! Я уже почти забыла, почему и зачем я должна это сделать. Что, если я завернусь в эту мягкую приятную мантию? Нет, всё равно - холодно и неудобно. Что за наказание - сплошные железки! Я вытащила из-за пояса завёрнутый в тряпицу меч - он упирался мне в живот; сняла кинжальчик - как можно заснуть с этим под рёбрами! Чем этим ехидинам (я была уверена, что слышала женские голоса) не понравился мой кинжальчик? Раздражение и любопытство превозмогли желание мгновенно уснуть - я начала вертеть в руках и, в который раз, рассматривать изящный, из лайки, словно перчатка, мешочек, служивший ножнами; искрящееся и холодящее кожу лезвие; рукоятку, украшенную спиралькой золотоголовой змейки. Нет, они сказали, что я не умею им пользоваться. Сонливость уступала место сосредоточен-ности. Да, они считают, что я не знаю, как пользоваться своим кинжальчиком. Что это значит? И какое отношение это имеет к мучающей меня жажде? Вот если бы это была бутылка! Даже такая маленькая бутылочка! Я с силой покрутила воображаемую пробку - рукоятку кинжальчика. От легкого усилия, так это всегда бывает, если пробку-крышку давно не открывали, рукоятка сдвинулась с места и, после нескольких неспешных поворотов, небольшой золотой стаканчик оказался у меня в руке, открыв золотое же с нарезкой горлышко от ёмкости, которая, как я теперь поняла, находилась внутри кинжальчика. Что же там внутри? Сдерживая нетерпение, я осторожно наклонила кинжальчик над импровизированным стаканом. Тяжело упали несколько капель алой, как кровь, жидкости. Это всё! Сколько я не трясла, ни переворачивала кинжальчик - он был пуст. Что делать с этой, темнеющей на дне, каплей? Пока я размышляла, уровень жидкости, буквально на глазах, начал подниматься и благоухающая влага заполнила стаканчик - рукоятку. Рука сама поднесла ко рту, губы ощутили шелковистую нежность, язык, гортань обожгла медово - огненная волна. Я даже не успела подумать о том, что сделала, что со мной может случиться, как нежная рука сна подхватила и понесла, закружила меня по светлым, покрытым ромашками полянам, по траве - мураве сочных лугов, по знойной сухости вызревшей нивы. Это яркий свет позднего утра бил по моим незащищённым векам, нежный ветерок отогревал застывшее лицо. Я открыла глаза и тут же зажмурилась от нестерпимого блеска, ударившего по зрачкам. Солнечные лучи отражались от золотой чешуйчатой шкуры какого-то зверя. Я заставила себя успокоить-ся. Восстановила дыхание. Мысленно проверила своё тело - я жива, соображаю, руки - ноги, всё остальное вроде бы на своих местах. Медленно, осторожно приоткрыла глаза; сфокусировала зрение. Маленькая ящерица - хамелеон, даже глазки у неё были золотого цвета, сидела на перевёрнутой рукоятке - стаканчике! Никакого огромного страшного зверя не было! Я должна быть осторожнее - нельзя доверять первому впечатлению. Вспугнутая моим пробуждением, ящерка мелькнула между камнями, на глазах меняя свой цвет, сливаясь с переливчатой серостью ландшафта. Я повертела в пальцах рукоятку - стаканчик, вытащила неловко застрявший в расщелине кинжальчик, рассмотрела, понюхала, как следует потрясла. Ни капли той удивительной жидкости, ни запаха - ничего! Надеюсь, придёт время и этому, как и многим другим вещам, найдётся объяснение. А пока - я прекрасно отдохнула, несмотря на каменное ложе и неудобную позу. Да и спала я не так уж долго, а полна сил и радостной энергии предвкушения. Давно уже я не просыпалась с таким настроением! Ночью я не успела далеко отойти от обрывистой стены карьера. При ярком дневном свете можно было оценить, на какой высоте находится щель приведшего меня сюда хода и я невольно поёжилась - неужели я спустилась оттуда?! Снизу это выглядело неправдоподобно - угрожающе! Но я здесь! И должна идти дальше. Ловко перепрыгивая с одной каменной глыбы на другую, легко находя нужное направление, как будто всю жизнь только этим и занималась, я достаточно быстро добралась до выхода из карьера. Передо мной расстилалась полого спускающаяся к западу довольно унылая равнина. Небольшие, укутанные зеленью растительности холмы да угадываемый на горизонте лес оживляли ландшафт. Надо было решить куда, в какую сторону идти. Судя по положению солнца, у меня за спиной был восток - оттуда, из большого города, я пришла сюда. Что остаётся - запад, юг, север?! Жаль, что нет того пресловутого камня! (Направо - коня потеряешь, налево - ещё что-то, а, главное - прямо!? Почему нельзя сразу пойти прямо?!) Но попробую прислушаться к себе. Запад? Совсем не хочется идти на заход солнца. Как будто, тьфу - тьфу, торопишься к концу собственной жизни. Остаются север и юг. Река, под которой я прошла потайным ходом, течёт как раз в этом направлении, во всяком случае, на этом участке. Да и какое бы то ни было жильё всегда располагается поближе к воде. Я всё ещё не чувствовала ни голода, ни жажды, но ночной урок пошёл мне на пользу. Кроме того, кто, как ни местные жители, могут помочь найти интересующее меня место. Итак, решено - я иду на север! Почему? - Задала сама себе недоумённый вопрос, в то время как ноги неспешно, но уверенно уводили меня всё дальше и дальше. - Не знаю. Так само получилось. - Не много ли случайностей? Повернуть на юг? Какие глупости. Скорее всего, к сожалению, многое здесь предопределено, и слишком немногое зависит лично от меня. Но всё-таки... Не стоит начинать путь в таком настроении. Я смогу. Я постараюсь сохранить спокойствие и уверенность. Занятая невесёлыми размышлениями, уговаривая и подбадривая себя, я и не заметила, как к концу дня подошла к одинокому хутору. Выглянувшая из-за крепких ворот на мой стук женщина, оказалась, к удивлению, очень приветливой. - Проходите, проходите, Ваша Милость. Располагайтесь. - Я даже не успела начать наскоро выдуманную историю. - Вот Ваша комната. У нас всё по-простому. Но чисто. Мы вообще-то не принимаем постояльцев. Ваша служанка сказала, что Ваша Милость неприхотливы, и... щедро заплатила. - Моя служанка? Это очень неприятно. Когда вскроется обман... Но я не могла и слова вставить в скороговорку беспристано кланяющейся женщины. Наконец, гордо оглядев скромно обставленную комнату, она умолкла. - Моя служанка, она велела что-то передать мне? - Как же, Миледи, госпожа Маро очень настаивала, чтобы я обязательно передала Вашей Милости её имя. - А то Миледи подумает, что я плохо исполняю приказы их милости, - так она говорила. Всё волновалась, чтобы Вашей Милости было удобно. - Я терпеливо ждала, пока женщина перечислит все, сделанные по распоряжению Маро, приготовления к моему появлению. - И когда же она вернётся? - Мне, наконец, удалось спросить. - Госпожа Маро сказала, что никак не раньше, как завтра. Чтобы Ваша Милость не сердились. Она только вчера утром выехала из города, и ей надо время, чтобы всё как следует выполнить. - Словоохотливая хозяйка принесла мне ужин и я, наконец, осталась одна. Ни есть, ни пить всё ещё не хотелось. Интересно, что за зелье было в моём кинжальчике? Но есть вещи более насущные - что мне делать с Маро? Ну, как поступить? Я хотела уйти одна. Если бы я считала, что должна взять с собой кого-нибудь, я бы это сделала. Значит? Значит - я переночую и отправлюсь дальше. Одна? Да - это моё право. Но Маро, а, следовательно, и Хорст, только он мог дать ей карету и деньги, решили по-другому. Из того, что Маро передала через эту женщину, понятно, что она ищет меня в радиусе дня пути. Нужно её дождаться. Это не задержит меня надолго. Маро торопится, боится пропустить меня. Да, некрасиво, неуважительно уйти, даже не повидавшись с ней, не поговорив. Я задержусь. Ещё один день - сколько я их проспала! - погоды не сделает. Только очутившись в удобной с чистыми, хрустящими простынями постели, я поняла, насколько устала, и не успела как следует устроиться, как глубокий спокойный сон оградил меня от всё множащихся загадок и сомнений. Проснулась я в прекрасном настроении. Но, с отчаянием должна была признать, что то, что мне снилось, а мне что-то снилось, и я никак не могла припомнить, что, из моей прошлой, моей настоящей жизни, было только сном. А действительность - вот она: в дверь осторожно постучали. Повинуясь моему разрешению, в комнату вошла Маро. - Миледи, - она так низко склонилась в поклоне, - Простит ли Ваша Милость? - Маро, встаньте. Вы же знаете, я этого не терплю. Здесь, кроме нас, никого нет, Вы можете присесть. - Маро нерешительно опустилась на крышку стоящего у стены большого сундука. - Рассказывайте, Маро. - Женщина, мельком посмотрев на меня, не очень уверенно начала говорить. Когда утром она увидела, что я исчезла, (прежде она довольно долго выжидала у двери, т. к. я не отвечала на её стук), она позвала господина Хорста и он, зная о существовании потайного хода, сразу сообразил, куда пропала Миледи. - И что, он послал Вас вдогонку? - Нет, Ваша милость, напротив. Это я сказала, что пойду искать Миледи, если даже он меня и не отпустит. - Но почему, Маро? - Миледи не знает здешней жизни. Вашей милости опасно путешествовать одной. Господин Хорст сначала сказал, что надо уважать желание Вашей милости. И, если Ваша милость так поступили, значит, это правильно. Но я не успокоилась, пока не уговорила господина Хорста. Он дал мне хорошую лошадку и коляску - Вашей милости будет в ней удобно. Ещё он дал мне денег. - Маро вытащила откуда-то из складок своей необъятной юбки увесистый мешочек и протянула мне. - Это оставьте у себя, Маро, - я подошла и попыталась заглянуть в лицо женщины, - Почему Вы это сделали? - Маро тотчас же поднялась. Она была высокая, костистая женщина - я рядом с ней чувствовала себя почти лилипуткой. - Ну же, Маро, говорите. Я, право же, не сержусь. - Маро решилась: "Миледи, Ваша милость, всегда говорили мне "Вы"." - Но, как же иначе, Маро? - Да, это тот случай, когда долго и бесполезно объяснять свою точку зрения. Ну, делать нечего. - Я вернулась в кресло. - Я не хотела и не хочу, считаю это неправильным, брать Вас с собой. Но понимаю, что Вы не менее меня упрямы, - чуть заметная улыбка осветила лицо женщины, - так что, давайте договоримся "на берегу". Постой, постой, о чём ты собираешься договариваться? Ты и сама-то толком не знаешь, куда идёшь, к чему стремишься. Ты даже не умеешь держаться в седле. Я уже не говорю о том, чтобы сражаться на мечах, убивать драконов или дружить с ними. Это ведь обязательные атрибуты подобного путешествия. Есть мысли, от которых начинаешь стыдиться самой себя. Было бы смешно, если бы не было так грустно - представить себя героиней очередной "фэнтэзи"?! Нет, голубушка, от себя, как говорит мудрый Хорст, не спрячешься. Если я и должна кого-нибудь искать, я сделаю это по-своему. В комнате пульсировало напряжённое молчание. Вышколенная поколениями службы, Маро терпели-во ждала, пока я соберусь с мыслями и начну говорить. Это они - мои мысли, электризи-ровали, наполняли комнату беспокойной энергией. - Я рада, Маро, что Вы нашли меня. С вашей помощью мне будет легче осуществить задуманное.
3.
- Благодарю Вашу милость, - смущённая женщина склонилась в низком поклоне. Боже мой, что я говорю, что собираюсь сделать? Нет, я знаю, я уверена, что хочу вернуться домой. Вот в чём я не уверена, так это в том, что выбираю верный путь. - Мы задержимся здесь на пару дней. Уверена, что и для Вас найдётся комната. - Маро ушла. Я распахнула окно в ясный наполненный свежими запахами день. Насколько хватает глаз - зелёно-лиловые пустоши, почти на кромке горизонта отблескивает гладь большой реки, пересекая её и веером расходясь в разных направлениях, белеет дорога. Я бросаюсь из одной крайности в другую. Быстро, слишком быстро меняю решения. Я не уверена, ни в чём не уверена. Но в чём же я могу быть уверена? Ведь я ничего, совершенно ничего не знаю! А главное, и это злит и нервирует меня больше всего, не могу придумать, где и как хоть что-то узнать. Ситуация, в которой я очутилась, настолько необычная, попросту - фантастическая! Все мои знания, весь мой жизненный опыт пасуют! С кем посоветовать-ся, у кого попросить помощи? Я так хочу домой! К своей семье, к своей жизни! Чёткая картина пейзажа искривилась и потекла, уносимая моими слезами. Я давно, ох, как давно не плакала! Надо успокоиться. Эти обстоятельства - они требуют от меня необычных, не свойственных мне решений и поступков. Я поудобнее расположилась в кресле. Сняла подвешенный под правой рукой кинжальчик, положила его рядом с вынутым из удиви-ельной ткани мечом, порядочной тяжестью давившим на мои колени. Мне грех жаловаться: очутившись в этом мире, я получила множество подарков. Во-первых - это имя "Фэй", потом, новую одежду, прекрасные вещи, назначения которых я не знаю и, конечно! - новых друзей! Я уверена, что они друзья - Порги, Хорст, Маро! - Довольно странные выводы ты делаешь, милая. - Приятный мужской голос звучал где-то рядом. - Если не хотите помочь, хотя бы - не мешайте. - Конечно, милая. Я просто слишком долго ждал тебя. - Мужчина вздохнул. - Будь по-твоему. - Светлый луч, отражавшийся от рукоятки моего меча, неожиданно погас. Как я не обратила внимания - свет из окна не мог упасть на лежащие у меня на коленях предметы. Из большей предосторожности, накрыла их "тканью". Набрала в грудь побольше воздуха, закрыла глаза. И так, Фэй - леди Фэй, кто это такая, и почему я? - Заструились, заблестели высокие струи воды, шумно обрушились в искрящиеся брызгами водоёмы. Фонтаны!! Маленькая девочка, я уверена - она это я, уже перелезла через низкое полированного розового мрамора ограждение и готова броситься под певучие струи, петь и танцевать среди бисера капель и водяной пыли. - Фэй, Фэй, - высокая прекрасная женщина - моя мать?! Но моя мама совсем другая! Успокойся, разреши этим воспоминаниям рассказать тебе о Фэй. Я поставила ноги на маленькую вышитую скамеечку и, полулёжа в кресле, дала ароматному ветру весеннего дня унести себя в далёкое время маленькой Фэй. Как и все ранние впечатления, детские воспоминания были отрывочны, невнятны по времени. Но зато какие красочные волшебные картины! Мать, отец, крупная женщина - кормилица, до боли похожая на Маро, какой она могла быть в молодости, да и зовут её так же. Вот серебряный колокольчик голоса матери зовёт её: - Маро, Маро! Да где же ты? Нам пора в путь! - Сверкающая сбруя, прекрасные попоны на высоконогих, пышущих жаром лошадях. Отец поднимает маленькую девочку высоко вверх. Сквозь прорези скрывающей лицо маски на неё с любовью смотрят горящие огненные глаза. Всадник поворачивает девочку и мягкий бархат маски матери касается её лица, бахрома щекочет шею. - Мы скоро вернёмся, милая. Будь умницей. Слушайся Маро. - Сильные руки отца ставят девочку на землю. В мгновение ока, две светящиеся полосы - тёмная и светлая, отец и мать на своих скакунах, слившись, свившись вместе, струёй вороненого метала, взвились в воздух и исчезли в дали. Я не помню, чтобы плакала. Это было так красиво - ещё красивей, чем вздымающиеся струи фонтана. - А они ещё раз так сделают? Я тоже хочу такую лошадку. А я, когда вырасту, тоже научусь этому? - Этими и подобными вопросами я забрасывала Маро, пока она вела меня к дому.Родители не возвращались. Дядюшка Лис, я тогда не знала, кем он мне приходится и каково его положение в доме, но видела, что все почтительно выполняют его приказания, проводил много времени на моей детской половине дома. У него хватало терпения, сидя где-нибудь в уголке, наблюдать, как Маро, со свойственной ей добротой, ухаживает за мной, как я резвлюсь и играю; а потом долгими часами он разговаривал со мной, рассказывал всякие интересные истории, расспрашивал, как и что я поняла из услышанного, что я об этом думаю. Родители всё не возвращались. Мне жилось хорошо и весело. Иногда Маро приводила свою дочку - тоже Маро, милую чуть застенчивую девчушку (она, наверное, была чуть старше меня ), и восторгу и радости не было границ. Мы носились по огромному парку, переворачивали всё вверх дном на моей половине дома. Но я не могла, как когда-то, плескаться в весёлых струях фонтанов и никогда, даже случайно, не забегала в ту часть дома, где жили мои родители. Не отдавая себе отчёта, я очень по ним скучала. Давно уже я перестала спрашивать краснеющую, прячущую глаза Маро, где моя мама, когда она придёт, когда, однажды, терпеливо подождав, пока Маро покормит меня завтраком, дядюшка Лис повёл меня на прогулку. С ним всегда было очень интересно гулять - каким-то одному ему известным посвистом он выманивал из густой листвы маленьких пёстрых птичек - они совсем не боялись его, садились на руки, плечи. Белочки и лебеди в пруду тоже признавали дядюшку Лиса - откликались на его зов, брали с руки корм. Он знал так много о деревьях, кустах, траве! По лёгкому, качающемуся под ногами мостику, переброшен-ному через туманную гладь удивительно круглого озерца, мы прошли в увитую плющом беседку. Как на ярком, чётком снимке видела я мельчайшие подробности внутреннего убранства - беседка была гораздо больше, чем казалась снаружи, на полу толстый белый ковёр, стены - из белого блестящего камня, который, как зеркало, отражает и преумножает свет, падающий из укреплённых то тут, то там, светильников. - Садись, - посредине был стол, полный всевозможными любимыми мною лакомствами. - Ух, ты, - меня не нужно было приглашать дважды! К тому же прогулка была долгой, и я успела проголодаться. Дядюшка Лис налил в высокий кубок красную искрящуюся жидкость. - Твоё здоровье, Фэй! Сегодня твой день рождения. Тебе исполняется семь лет. Все мы совсем по-другому представляли этот день. Ты уже большая девочка и я могу тебе это рассказать. - О чём это он говорит? - думала, сжавшись от ужаса в комочёк, несчастная девочка. Зачем, с какой целью рассказывает эти сказки хитрая лисица, - думала я, от возмущения и злости теряя хрупкую связь с памятью той, в существование которой кто-то настойчиво заставляет меня поверить. В комнате было сумрачно. То ли раннее утро, то ли вечер. Маро, неизвестно как почувствовавшая моё пробуждение, внесла свечи. - Ваша Милость, хозяйка спрашивает, что Вам подать на ужин. - Как обычно, Маро. Сыр, вино. - Значит, сейчас вечер. - Но, Миледи, Ваша Милость спит со вчерашнего утра. - Я подумала - Нет, спасибо, Маро. Я не голодна. Пожалуйста, только то, что я попросила. - Пока Маро ходила за едой и накрывала на стол, я пыталась осмыслить её слова. Я проспала больше суток?! Но зачем ей выдумывать? Воспоминания маленькой Фэй - отрывочные, путанные, но такие яркие жизненные, как будто всё это было со мной. Надо отбросить иронию и недоверие. Нельзя всю жизнь во всём сомневаться. Может быть, стоит преодолеть опасения и, хоть раз в жизни, разрешить себе просто поверить в то, что происходит?! Хочу ли я узнать, что было с ней - со мной, дальше? Конечно, хочу! Какой бы странной, невероятной и не казалась мне эта связь. - Всё очень вкусно, Маро. Спасибо. Я хотела спросить, Вы не обидитесь? Маро - такое необычное имя. Я никогда раньше его не слыхала. - Маро немного смутилась. - Маро - это наше семейное имя. Всех девочек называют "Маро". И моя мама, и бабушка, и прабабушка - все были "Маро". Так уж повелось. - Твою дочку тоже зовут "Маро"? - Нет, Ваша Милость. У меня нет детей. - Ох, Маро. Я не хотела... - Я никого не полюбила, Миледи. А без любви "Маро" не может родить дочь. Простите, ваша Милость. - Нет, нет, Маро. Это я благодарна Вам за откровенность. - Мы помолчали. Маро собрала со стола и ждала моих приказаний. А мне хотелось хоть не намного продлить спокойную прелесть этого вечера. - Маро, - я, наконец, решилась, - разбудите меня завтра пораньше. Мне хочется погулять, осмотреть здешние места. - Хоть Маро и сказала, что я проспала более суток, я вовсе не спала. Я не могу подобрать верного слова для того состояния, в котором пребывала всё это время, но, точно, это был не сон, и я очень устала. Поэтому настоящий, полноценный сон, а, затем, прогулка на свежем воздухе были необходимы мне, чтобы восстановить силы и подготовиться к новым воспоминаниям. Утро, удивительно спокойное, ясное, звало, манило на прогулку. И, не мешкая долее (я и так потеряла много времени, пока Маро удалось разбудить меня - глубокий, без сновидений, спокойный сон крепко держал в своём плену, затем - неспешный завтрак, хотелось сохранить то ощущение покоя и безмятежности, с которым я проснулась), мы вышли за ворота хутора. Под лучами всё выше поднимающегося солнца отступало, убегало утро, подхватив длинные лёгкие одежды теней. Но, кое-где на сочной траве ещё блестели росинки-слезинки и аромат, нежный, свежий, бодрый аромат утра лёгким шлейфом стлался в звенящем воздухе. Мы долго шли, не выбирая направления, перепрыгивая маленькие овражки, обходя валуны, поднимаясь на пологие возвышенности. - Ваша Милость, - голос Маро разбил многоголо-сую тишину, разрушил колдовское очарование. Я ни о чём не думала, только вбирала, впитывала в себя и этот воздух - лёгкие купались в голубом потоке, и этот вид - глаза отдыхали на нежной зелени, и этот аромат - чуть кружилась голова, и эти звуки - симфонию жизни, ласкающую душу. - Да, Маро, Вы правы - пора. - Я обернулась к шедшей в полушаге позади меня женщине. Однообразный, пустынный ландшафт, ни души. - Прежде чем мы вернёмся, Маро, я хочу попросить Вас, - тень удивления мелькнула на обычно бесстрастном лице женщины. (Как, Миледи о чём-то просит?) - Возможно, я сама не знаю сколько, возможно я буду долго спать. Гораздо дольше, чем в этот раз. Пожалуйста, не пугайтесь. В любом случае, я надеюсь, Вы примете правильное решение. - Я никогда не оставлю Вашу Милость. - Маловыразительный голос Маро чуть охрип. - Я верю Вам. Не надо ничего обещать. - Мы вернулись на хутор. Не знаю, о чём думала Маро, по-прежнему с молчаливой почтительностью решительно шедшая за мной, я же старалась ни о чём не думать, как можно дольше сохранить то ощущение покоя и совершенства, которые я переживала с самого утра. Оставшись в комнате одна, я снова устроилась в удобном кресле, как в первый раз, положила на колени оружие. Теперь осталось только войти в то состояние, в то настроение, приведшее меня в воспоминания Фэй. Но это "только" - самое трудное и, может быть, мне никогда не удастся снова воссоздать его. Теперь мне безумно, больше всего на свете хотелось вернуться туда, в воспоминания Фэй. И это нетерпеливое, суетное состояние очень мешало сосредото-читься, припомнить, как это получилось тогда. Наконец, я заставила себя успокоиться, сосредоточиться. Фэй - это имя - ключ, помогло мне, ввело меня в незнакомо-знакомый мир. Повторяя имя - заклинание, настраиваясь на волну его однообразно - волнующего звучания, я постепенно теряла вес и очертания, отстраняясь от окружающего меня мира, прорастая, просачиваясь в жизнь Фэй. Приятная усталость разлита по всему телу. Маро, как всегда, помогает мне. Поток ароматной воды из огромного кувшина охладил разгорячённую мытьём кожу. Теперь - массаж! Ни у кого нет таких рук, как у Маро! К тому же она с рождения знает каждую мою косточку, каждый изгиб тела. Только вот перестала называть меня по имени - всё "Миледи", да "Миледи", хотя я ещё не замужем и даже не достигла "возраста зрелости". - Ох, Маро! Здесь больно! И не говори, что это из-за того, что я слишком много занимаюсь. Знаю, что ты так думаешь. - Маро только покачала головой, растирая меня благоуханным маслом, заворачивая в дорогую, пушистую ткань. Вот уже несколько лет с того памятного дня, как дядюшка Лис рассказал мне о том, что случилось с моими родителями (в каждый последующий мой день рождения он возвращался к этому рассказу, дополняя его, отвечая на мои вопросы, которые, по мере того, как я взрослела, становились всё более настойчивыми, более осознанными), я начала упорно заниматься. Я не помнила, как звали моих первых учителей, даже их лиц я не запомнила.И не только потому, что дядюшка Лис часто их менял, подбирая самых лучших и достойных - трудно было учить маленькую девочку. Да и мне самой было очень тяжело познавать азы тех многочисленных знаний и умений, которые дядюшка Лис считал обязательными для меня. Только желание быстрее выучиться, стать сильной, ловкой, хитрой, найти и отомстить тем, кто отнял жизнь у моих родителей, заставляло меня раз за разом подниматься в невобраозимую утреннюю рань, бегать и прыгать, заучивать наизусть непонятные мне слова и фразы, повторять и повторять упражнения, развивающие необыкновенную ловкость пальцев, часами стоять или сидеть в неудобной позе - вырабатывая терпение и сосредоточенность. Дни и занятия этих лет слились для меня в калейдоскоп боли, слёз, тёплых объятий и утешений Маро, горящих слов и поощряющих взглядов дядюшки Лиса. Ничего, ничего не помнила я о тех днях. Нет, аромат масла для массажа будет,наверняка, преследовать меня всю жизнь. И иногда, как будто высвеченная ярким прожектором, мелькнёт склонившаяся над рукоделием девочка, или в раскатах грома среди мокрой листвы молния осветит бледное, испуганное личико. Многое из своего детства, мне кажется, я помню потому, что об этом рассказала Маро - с её слов, по её рассказам каким-то образом сложились и сохранились в памяти эти картинки. Маро больше не приводила свою дочку. Дядюшка Лис заботился, чтобы мой день был до отказа заполнен полезными занятиями и учёбой, и я попросту забыла о её существовании. В моём детстве было мало радости и совсем не было друзей. Я не видела других детей и вряд ли знала бы, что с ними делать, о чём разговаривать, вряд ли сумела бы подружиться с кем-нибудь, если бы какой-нибудь ребёнок моего возраста вдруг оказался в нашем доме. Но то, чего ты не знаешь, не может волновать тебя, и я спокойно жила и училась, поощряемая любовью и восхищением Маро, одобрительными словами и довольными взглядами дядюшки Лиса. Дядюшка Лис - что делала бы я без него? Вся моя жизнь строилась, проходила под его пристальным вниманием, окружённая его повседневной заботой. Чем старше я становилась, тем больше своего драгоценного времени уделял мне дядюшка Лис. Он стал моим единственным, моим главным учителем. Постепенно, ненавязчиво дядюшка Лис вводил меня в тот удивительный мир тайных побуждений, сильных страстей, ответственных решений, доступ в который был открыт далеко не каждому. Что тут говорить - мне не стыдно признаться: я восхищалась, боготворила дядюшку Лиса, считала его лучшим, умнейшим, благороднейшим человеком! Чем дальше, тем больше я привязывалась к нему. Наши удивительные занятия, где передо мной шаг за шагом открывалась невообразимая красота и величие мира, где развивались и укреплялись мои способности, где я овладевала законами и возможностями не только понимать, чувствовать мир, но и влиять на события, подчинять своей воле, своим решениям не только людей, но и явления природы - кружили мне голову сознанием собственной важности и исключительности, разжигали в крови огонь высокомерия, неодолимое желание повелевать и подчинять. И в то же время росла моя зависимость, моя болезненная, повседневная зависимость от дядюшки Лиса. Всю свою жизнь (сколько мне было лет, когда это случилось? Я думаю, не больше двадцати ) я провела в нашем доме, вернее на детской, как её называли, половине. В бывшие покои моих родителей, теперь - это так естественно, там жил дядюшка Лис - я никогда не входила. Сначала, когда была маленькой, я, вероятно, боялась. Если бы кто-нибудь из людей, взявших на себя заботу обо мне, та же Маро, например, водили меня туда, помогли превозмочь такой естественный детский страх, возможно, постепенно я перестала бы бояться, привыкла к виду пустых, осиротевших в отсутствии хозяев помещений. Но никто этого, сознательно или бездумно, не сделал. И, даже спустя короткое время, мне кажется, почти сразу же после исчезновения родителей, когда дядюшка Лис поселился там, он не привёл меня к себе, на взрослую половину. Я подумала об этом в один из тех жутких дней, когда дядюшки Лиса не было дома. У него, конечно, были дела, было много дел. И иногда ему приходилось надолго - мне, в моей исступлённой привязанности, казалось - на век!, на несколько дней уезжать по делам. Связываться с ним по незримой связи он запрещал - нельзя отвлекать его по пустякам! Но в этот раз я всё-таки попыталась. И не смогла пробиться к всегда для меня такому открытому, приветливому сознанию дядюшки Лиса! Одиночество и пустота отчаяния толкнули меня на неожиданный, на непредсказуемый шаг - я отправилась на взрослую половину дома. Половина - это условное название. Как можно сравнить несколько комнат - пусть пять! - детской половины с анфиладами огромных, прекрасных зал, оранжереями, внутренними двориками, игривыми укромными уголками, прекрасной лестницей, ведущей на галерею, с которой открывается широкий - невозможно насмотреться! - вид на окрестности. Такой волшебной сказкой запечатлелись в моём детском сознании покои родителей. Я легко отворила двери, соединяющие обе половины дома. Никто и не думал их запирать. Даже если бы они и были на замке, я, конечно, смогла бы с ним справиться. И, удивляясь, почему не сделала этого раньше, почему даже и не думала об этом, вошла в покои моих пропавших родителей. Но, поражённая красотой, изяществом, элегантной простотой архитектурных линий и переходов, я не вспоминала о них со щемящей тоской и сожалением, хотя, кажется мне, вид этих заброшенных помещений должен был бывызвать подобную реакцию. Но нет, мне хотелось (я была уверена, что это поможет утолить моё отчаяние, поможет справиться с тоской) найти что-то, связанное с дядюшкой Лисом - его комнату, рабочий кабинет, какую-нибудь принадлежащую ему вещь. Я не искала что-то особенное - мне нужна была его, только его поддержка. Что-то, к чему прикасались его руки, что-то, на что смотрели его глаза. Но во всех этих просторных, светлых помещениях не было даже намёка на присутствие дядюшки Лиса! Но как же так? Я уверена, я знаю, что он живёт здесь! Он всегда появляется из этих дверей и уходит в них. Я почти отчаялась найти в просторных, продуваемых лёгким ветерком, покоях хоть что-то, связанное с дядюшкой, но никак не могла заставить себя уйти. Внутренняя непоколебимая уверенность - это здесь - крепко держала меня. И, прекратив бесплодные блуждания,остановившись и задумавшись о смысле своего поиска, я, наконец, вспомнила то, чему учил меня сам дядюшка Лис. Конечно! Я же знаю, как найти то, что не увидишь простым человеческим глазом! Вот обрадуется дядюшка, когда я ещё раз покажу, какая я хорошая, прилежная ученица! Это на самом деле совсем не сложно! "И ребёнок справится" - всегда говорил дядюшка Лис, - сосредоточиться, чуть сдвинуть фокус глаз, вдохнуть запах нужного человека или вещи. Запах дядюшки Лиса - ускользающий, странный - впервые я задумалась: приятен ли он мне? Но сейчас это были несвоевременные мысли, не сбивайся, попробуй ещё раз! Так, уже лучше. А теперь, тот изящный жест - как будто отбрасываешь покрывало, скрывающее картину или скульптуру, и, одновременно, несколько звонких, повелительных слов! Теперь, ещё раз - всё с начала! Переживи все эти ощущения, почувствуй в пальцах тяжесть отбрасываемой ткани! Вот! Получилось! Эта комната - это кабинет серьёзного, поглощённого великими проблемами человека! Я в этом и не сомневалась! Книги, книги вдоль всех стен в высоких шкафах, кольцом зажавших пространство, уставленное столами, заваленными свитками, заставленными ретортами и колбами. Я старалась не дышать, не двигаться, боясь своим дыханием, неловким движением что-нибудь испортить, нарушить. Под некоторыми, на высоких подставках, колбами теплились почти бесцветные язычки пламени, в некоторых ретортах пузырились и переливались радужные жидкости. Восхищение всем увиденным вытеснило снедавшие меня чувства забытости и одиночества. Хорошо, что я пришла сюда. Стало легче дышать, веселее смотрели глаза. Я последний раз осмотрела эту комнату - лабораторию. Мой взгляд задержался на простой серой ткани, прикрывавшей что-то на обособленно стоящем столе. Я не могу уйти, не узнав, что там! Непреодолимая сила подталкивала меня, заставляла делать нерешительные, будто против воли, робкие шаги. Наконец я решилась. Если уж всё равно не уйдёшь, не заглянув, не узнав, что там, сделай это быстро! - Раз, два - несколько энергичных шагов, взмах руки...
Мне неудержимо хотелось в туалет. Всегда удивлялась, как герои на экране ли, в книгах ли обходятся без этих естественных проявлений жизнедеятельности. Но деваться некуда - мой мочевой пузырь вот - вот готов был разорваться! Сейчас я окончательно проснусь и побегу в туалет. Бывают ведь такие сны - один завёрнут в другой. И хорошо, когда что - то, в данном случае, мочевой пузырь, помогают понять, где ты и что с тобой. Я - проснулась!! И тут же забыла о своих низменных потребностях. Тяжело, когда невозможно дышать. Все тело сжато. И темнота! Полная темнота! Какие - то звуки? Что - то прорывается сквозь вязкую тишину. И постоянная, монотонная тряска. Время от времени встряхивает гораздо сильнее, меня подбрасывает, и я больно ударяюсь обо что - то деревянное. От одного такого толчка я и проснулась! Руки и ноги у меня свободны, и, хоть пространство очень тесное, я могу определить, что нахожусь в деревянном ящике. И, скорее всего (видимо, я всё - таки сохранила способность думать и делать выводы) его куда - то везут. Очень интересно! Давно ли везут? И куда? А, главное, кто? И зачем? Мой боевой меч со мной - перекатывается по дну ящика, насколько это возможно, иногда нанося мне чувствительные удары. Хорошо хоть я не ранюсь об его смертельно острое лезвие. Кинжальчик здесь - больно давит на рёбра. Я - в своем, расшитом драгоценными камнями, колете. Что ещё? "Полотно"? Вот же оно - окутало мою голову. Из-за него - то я чуть было и не задохнулась. Изловчившись, с трудом, я стряхнула его с лица. Стало не только легче дышать - теперь я и лучше вижу. Кое - где, через малюсенькие отверстия - жучёк проел, пробиваются искорки света, да и кое - что удаётся расслышать. Но определить, что это за шум, я, как ни вслушиваюсь, никак не могу. Конечно, очень важно хотя бы услышать что-то, постараться понять, кто везёт этот ящик. Но не стоит отчаиваться. Я ещё успею с этим разобраться. Судя по всему, засунувшие меня сюда исполнители, во - первых, не собираются убить меня, они могли бы это уже сделать; во - вторых - не знают назначения и силы моих вещей, не бросили бы их вместе со мной в ящик. Меня к кому - то, куда - то везут. Значит, время ещё есть. Я сумею выпутаться! - Ты глупее, чем я думала, - Насмешливый голос моего второго "я" ранил сильнее, чем все ухабы и кочки дороги. - Не убили тебя потому, что это по каким - то причинам было невозможно сделать; вещи тебе оставили потому, что знали, что ты не сможешь ими воспользоваться. И вообще - что за радость такая - "не убили"? Есть вещи пострашнее насильственной смерти. - "Нам" бы ещё третьего, для полноты картины, - пытаясь приободрить сама себя, подумала я. И точно, ещё один голос - мужской, не заставил себя ждать. - Ты зря боишься, милая. Жаль, что раньше я не мог пробиться к тебе - ободрить, утешить. Тебя везут ко мне. Очень жаль, что мои слуги так буквально, неправильно поняли и выполняют моё приказание, доставляют тебе неудобства. Потерпи. Как только вы приедете, они будут очень, очень серьёзно наказаны. Ты же знаешь, ты помнишь, что для тебя я готов на всё. Я жду тебя, милая. И вознагражу за все страдания. - Я уже слышала раньше этот доброжелательный голос. Он должен был бы успокоить меня, как - то, что - то объяснить. Но я была не в том месте и не в том состоянии, когда голос рассудка мог взять вверх над другими чувствами. Этот голос, эти объяснения ещё больше насторожили, разозлили меня. Мало того, что по "его" милости меня перевозят явно против моей воли - иначе для чего этот ящик? - как какую - то вещь, "он" ещё набирается наглости вторгаться в мои мысли!? Хорошо, что я с трудом могла пошевелиться! Я хочу, я должна подумать. Не знаю, кто это был, друг ли он мне. Может ли ещё кто - то проникнуть в моё сознание - не знаю, я не хочу этого! Я хочу быть одна! Пусть два, пусть десять моих "я", но они - это Я. Они составляют мою сущность и с ними, только с ними, я хочу советоваться!! Как же быть? Где уединиться? Как уединиться в мире, где один человек с лёгкостью проникает в сознание другого? Я должна это понять. Этому научиться. Иначе - зачем ждать конца дороги? Совершая невероятные движения, стараясь поменьше ударяться в подпрыгивающем ящике, я случайно снова накинула на голову "полотно". - Не делай этого, милая.. - Конца фразы я не услышала. Теперь я могла спокойно додумать до конца. "Он", кто бы "он" ни был, сказал, что "не мог добраться до меня". И сейчас не сможет - потому, что у меня на голове "полотно"! Выходит, помимо всего прочего - это отличный "экран"! Спасибо, "неизвестный друг"! Что ещё "он" сказал? - "Как только приедем"?! Вероятно, не так скоро. Значит - это люди, которым "он" доверяет. А люди, даже самые плохие, нуждаются в отдыхе. Я не хочу, чтобы меня привозили, как вещь - всё равно к кому, будь то друг или враг! Нет, с друзьями, мне всегда так казалось, обращаются как - то по-другому. Я постараюсь освободиться на первой же остановке! А пока не могу же я всё время быть с обмотанным вокруг головы "полотном"! Ужасно душно и некрасиво. Уверена, что можно защитить сознание и без него. Только как это делается? Я старалась не обращать внимания на толчки и ушибы - это нормально, так и должно быть, когда тебя везут по плохой дороге на чём - то с плохими подвесками, в тесном ящике, и сосредоточиться на том, как можно оградить свои мысли, своё сознание. "Это так просто" - маленькая леди Фэй важно прохаживалась перед застывшей в недоумении Маро. - Ты начинаешь думать, что твоя миленькая головка, - это мою головку дядюшка Лис называет миленькой, а не твою, Маро, девочка прыснула в кулачок, - так вот, ты начинаешь думать, что она хрустальная - прозрачная и сияющая, или похожа на маленький колокольчик звонкая и весёлая, и ВСЁ. - Что всё, Миледи? - Фи, Маро! Это совсем просто! - девочке, явно, стало скучно объяснять что - то недогадливой прислуге. - Если я говорю ВСЁ! - это всё! И, конечно, ты сразу начинаешь понимать, что творится в голове у другого. Если только хочешь. Вот я совсем не хочу знать, что за глупости ты думаешь обо мне в своей глупой голове! Противная, Маро! И не смей ТАК думать о дядюшке Лисе! Он учит меня только хорошим вещам! Уходи! Я должна потренироваться, чтобы твои глупые мысли не прыгали сами в мою голову. Только когда я захочу! Только, когда я захочу, - важно подтвердила девочка, явно подражая какому - то взрослому. Коробку здорово тряхнуло, и я пребольно ударилась головой, но качка и движение прекратились. Наверное, они остановились на отдых. Я стянула со вспотевшей головы "ткань" - всё-таки под ней ужасно жарко, и проверила на практике урок дядюшки Лиса. В ясной, до звона пустой голове закружились, сплетаясь, мысли. Было несколько людей - сначала я не могла разобраться, но, на удивление быстро приспособилась. Трое думали и говорили об отдыхе, еде, женщинах, колёсах повозки, деньгах, боялись хозяина, пытались обхитрить друг друга, скрывали неприязнь, демонстрировали или чувствовали на самом деле безразличие ко всему на свете. Ещё был кто - то. Звучали ещё мысли, какие - то чувства, но где - то дальше, невнятно, как фон. Ой - е - ёй! Как же во всём этом разобраться?! Ну, ничего! Это ведь в первый раз! Дальше должно пойти легче. А пока - я изо всех сил заколотила ногами, руками в деревянные стены - Выпустите! Мне нужно в туалет! Выпустите же!! - Только сейчас я вспомнила о своём несчастном мочевом пузыре, и поняла, почему в романах об этом ничего не пишут - у героев просто нет на это времени!
4
- Выпустите меня! - Что лопнет раньше - мой мочевой пузырь или разорвутся голосовые связки?!! Уверена - разорвётся от натуги голова!! Голоса! Я не могла отделить мысли от произносимых вслух слов! А к услышанным поначалу мужчинам присоединились ещё два человека и фоном - здесь я уж совсем не могла разобраться, мысли животных! Шум и какофония в моей голове превышал все разумные пределы! Вот это пытка! На мгновение я потеряла сознание. Что это я себе такое устроила? И врагу не пожелаешь!! В относи-тельной тишине - теперь я слышала только голоса недовольных, спорящих людей, я смогла сосредоточиться на том, на тех, кто был снаружи. - Откройте, откройте сундук! - Кричал сорванный мальчишеский голос. Неужели Порги? Как он-то тут очутился? - Миледи жива! Выпустите её!! Ему вторил голос Маро - его ни с чьим не спутаешь! - Уважаемые господа, знатную даму не подобает держать в таких условиях! Вам хорошо заплатят.. - Окончить ей не удалось - глухой звук - Неужели посмели ударить Маро?! И грубый голос посоветовал ей заткнуться. - Милорд приказал доставить к нему эту женщину. Больше он ничего не приказывал. - Но если она умрёт в дороге? Ваш милорд будет недоволен. - Маро пыталась воззвать к разуму моих похитителей (охранников?). - Милорд ничего такого не приказывал. Только доставить её. - Но, сами- то Вы как думаете? - Маро не оставляла попыток. - Мы думаем, что ты слишком много говоришь, - произнесённые без всякого выражения слова, сопровождались глухими ударами. - Про тебя милорд вообще ничего не говорил. Уж если ты помрёшь, никто и не поморщится! - Эй! Не смейте! Не смейте! Миледи Вам покажет! Вы ещё пожалеете!! - Голос Порги срывался фальцетом. - Вы пожалеете! - Замолчи, щенок! Как бы тебе не пришлось жалеть! И прямо сейчас! Ты меня достал! - Судя по голосам, тяжёлому дыханию и другим звукам, мне даже показалось, что звякнуло железо, терпение лопнуло у всех троих мужчин. Бедный Порги! Что они собираются с ним сделать? Что бы это ни было, я не могла допустить, чтобы пострадал этот мальчик!! - Стойте! - Я ворвалась в сознание всех троих. Это оказалось не трудно - как такового его и не было - очень примитивные, слабо развитые личности, как будто созданные только для выполнения несложных приказов! - Отпустите мальчика! Ждите! - Тишина за пределами ящика, напряжённо тревожная, могла взорваться каждую минуту! Я должна срочно выбраться! Нельзя упускать инициативу! Порги назвал ящик сундуком. Крышка должна подняться, - соображала я, пытаясь встать на ноги и выпрямиться. Спина упёрлась в крышку. Сундук, конечно, заперт! Замок висит на навесной петле. Вот здесь - тонкая щель света между приподнятой мной крышкой и стенкой сундука пересекается чернотой петли. Наверное, можно - я уверена, что смогла бы мысленно открыть замок. Но сейчас нет времени. И вместо того, чтобы пытаться, я решила, что проще перерезать петлю. Пользоваться мечом, в таком положении было невозможно. Я вытащила кинжальчик. Сама поражаясь своей уверенности, собственно раздумывать-то и времени не было, просунула его в щель и легко провела ставшим огненно - красным лезвием через мягкую, как масло, толстую железную петлю. Крышка сундука отскочила! Яркий свет ударил по глазам! Я на секунду зажмурилась, но тут же, подхватив со дна меч и "полотно", выскочила из сундука. Вспоминая впоследствии события этого дня, я поняла, что это "полотно" помогло мне сделать этот невообразимый прыжок. Не знаю, кто из нас был больше поражён: я ли, мои ли похитители, Маро с Порги, когда я, как чёрт из табакерки, появилась перед ними. Немая сцена могла вызвать улыбку - трое мужчин довольно обычной наружности в ни в чём не примечательной одежде сгруппировались вокруг Порги. Двое держали парнишку за руки, в руке другого был кривой нож - кинжал. Маро сидела на повозке рядом с сундуком, в котором, судя по всему, и везли меня. Я перехватила движение Порги - он хотел броситься ко мне - Стой! - протянула в его сторону предостерегающую руку, - Стой! - Развяжи ему ноги, - мысленно приказала я мужчине с ножом. Отдавать распоряжения вслух я боялась - мой голос, отличный от голоса их хозяина, мог разрушить "зависимость повиновения". Человек неуверенно, поражаясь сам себе, освободил ноги восторженно глядевшего на меня Порги. - Свяжи их друг с другом, - продолжала командовать я, - указывая человеку на всё ещё растерянно - неподвижных его "подельников". Теперь, ты, Порги, свяжи его! - всё также мысленно приказала я. На краткое мгновение лёгкой тенью недоумение отразилось на лице мальчика. И тут же понимающе - радостно сверкнув глазами, подросток быстро и ловко связал несопротив-ляющегося мужчину. Сейчас я могла немного расслабиться и внимательно оглядеться. Повозка стояла на заднем дворе какого - то запущенного строения. Двор окружали многочисленные хозяйственные постройки. Судя по всему, усадьба была давно оставлена - ни людей, ни животных. - Отведи их, - я указала Порги на двери одной из построек. Заскрипевшие на заржавленных петлях, тяжёлые двери открылись в пропахшую неживьём темноту. - Ждите здесь, - мужчины, всё так же бездумно повинуясь мне, уселись на какой - то хлам. - Ну, здравствуй, - я повернулась к Порги, - Идём к Маро. - Миледи очень сердится? - Меня бы больше обрадовало, если бы ты был сейчас у Хорста. Но делать нечего. - Маро уже выпрягла из повозки лошадей и, привязав их у специально приспособленной для этого стенки, повесила на шею каждой торбу с кормом. - Миледи! - бросилась ко мне верная женщина, - Миледи!! - Голос её дрожал. Забыв обо всех правилах, она смотрела прямо на меня, её глаза искали мой взгляд. - Маро, - я обняла её, всё ещё не выпуская из рук оружия, - успокойтесь. Всё хорошо, хорошо. - Я ничего не смогла сделать, Ваша милость. Их было трое...- Нам не следовало надолго задерживаться в этом месте. Но я должна была успокоить, выслушать Порги и Маро. - Ну, Маро, успокойтесь. Всё, что случилось - уже случилось. Расскажите, как это было. - Порги заёрзал от нетерпения на сидении повозки - парень предвкушал что-то необычное. - Миледи, - Маро подняла на меня глаза, прижала к груди руки. - Поверьте, я знаю - часто обстоятельства сильнее нас, - я постаралась вложить в голос всё спокойствие, на которое была ещё способна, - итак - Миледи, как Ваша милость и предупреждали меня, Вы уснули. Я старалась не отлучаться из комнаты. Если уж и выходила, то совсем ненадолго. Ваша милость спали так спокойно, тихо. Я иногда боялась - да дышит ли Миледи? Подходила, смотрела. Но всё было как будто хорошо. Ваша милость проспали день. Я не волновалась, ведь Ваша милость говорили, что будете долго спать. И, когда хозяйка спросила, что мол, моя Миледи не выходит, смогла поставить её на место - знала, что ответить. Но прошли ещё один день и одна ночь и половина следующего, а Ваша милость всё ещё спали. Я подумала, что не очень хорошо для здоровья Миледи так долго оставаться без питья и еды, и решила, что подожду до следующего утра, а там уж решу, что делать. Ведь никаких указаний об этом Ваша милость не оставили. - Да, Маро, так и было, - поспешила я успокоить женщину. - Ну, так вот,- Сейчас, вероятно, ей предстоит рассказать самое трудное, - под вечер - ещё не наступили сумерки, раздался громкий стук в ворота. Хозяйка долго разговаривала с кем - то. Говорили очень громко. Мне захотелось узнать, что там такое, и я распахнула окно, чтобы получше слышать. Хозяйка божилась, что они не держат постояльцев, и что в доме нет ни одной свободной комнаты. Ей отвечали что - то из-за ворот, но она, знай, твердила одно: "Нет и нет". Я ей, поверьте, Ваша милость, хорошо заплатила. Но деньги - такое дело, всегда найдётся кто - то, кто даст больше. В конце концов хозяйка отворила ворота, и вот эта повозка въехала во двор. Я сошла вниз. Мне хотелось посмотреть на приезжих, и я подумала, что смогу предло-жить им денег, чтобы они убрались. Я знала, что Ваша милость будет недовольна, если кто - то узнает, что Вы здесь. Хозяйке я уже не доверяла - она могла и проболтаться. Я подошла к ним как раз, когда хозяйка прятала под фартук мешочек с деньгами. Этот мешочек, я успела заметить, был гораздо больше и тяжелее того, что дала ей я. Но всё-таки я не оставила надежду договориться с приезжими. Их было трое - здоровые, угрюмые дядьки. Они не ответили на моё приветствие, лишь тупо рассматривали меня. Я же продолжала говорить о том, что готова заплатить, сколько потребуется, но один из них прервал меня - Мы приехали сюда и здесь останемся. Сколько будет надо. Чего это тебе, женщина, вздумалось нами командовать? - Это не она, это её чокнутая миледи, - хозяйка оторвалась от плиты. Занятая приготовлением еды для новых постояльцев, она вроде и не прислушивалась к нашему разговору. - Ну, что, Боб? - обратился мужчина, который был, видно, за старшего (потом я узнала, что его зовут Джон), к другому. Тот, которого назвали Боб, недовольно крякнув, протянул Джону большой кривой нож с наборной костяной ручкой. - В следующий раз - штаны не прозакладывай, - Джон пробовал на ногте лезвие. - Ты-то нам и нужна, милашка, - повернулся он ко мне. - Держи её покрепче. - Боб быстро, я и не успела сообразить, что к чему, подскочил ко мне и закрутил за спиной руки. - А ты, - Джон уже засунул нож за пояс, - веди мальчишку. Третий мужчина не торопясь пошёл к дверям. Я пыталась вырваться, Ваша милость, орала, кусалась и брыкалась. Я ведь очень сильная. Но их было двое, и они связали меня верёвкой. Пока я с ними боролась, не заметила, как тот, третий, вволок в комнату мальчишку, и не успела ничего сообразить, как Порги - это был он, позвал меня по имени - Маро! - Так, где ЕЁ комната? - Спросил Джон хозяйку. - Веди! - Тащи мальчишку. А ты - оставайся с этой ведьмой здесь, - отдавал он распоряжения. Ему с Бобом от меня досталось. Они были очень злы на меня. Я даже думала, что прибьют, но всё равно крикнула Порги, чтобы он не ходил. Какое там - они потащили его силой наверх! Я слышала, как они поднимались по лестнице, потом зашли в нашу комнату. В это время пришёл хозяин - как раз вернулся домой. Он был крупный, сильный парень. Мог бы мне помочь. Вдвоём мы бы с Бобом справились. Не очень-то он был сообразителен, этот Боб. Но хозяин только мотнул головой - не моё мол дело, - когда я позвала его на помощь, и ушёл. Тут наверху начали двигать вещи. И вскорости, Ваша милость, они спустились с сундуком, а Порги, сам, как привязанный, шёл следом. Я даже подивилась, что его не тянут. Ну, они вынесли сундук за дверь, и Порги пошел с ними, хоть я его и просила не уходить. Потом я услышала, что они уехали. Тут хозяйка подошла, развязала мне руки. Сколько ж времени она возилась! Жалко было резать верёвку! Но ничего! Я ей всё равно влепила по её лживой физионо-мии! - Вспоминая об этой маленькой мести, Маро заметно оживилась, но потом снова, сникла. - Я побежала наверх. В комнате, Ваша милость, всё было перевёрнуто вверх дном. И Вас нигде не было! Я даже под кровать заглянула! Я снова бросилась вниз. Муж хозяйки уже был рядом с ней. - Только подойди, - он назвал меня не очень красивым именем, - и я разобью тебе голову. - Я не стала говорить, что он сильный против безоружной женщины, а повернулась к хозяйке. - Ты там была. Ты видела. Где Миледи? - Извинись, - она спряталась за спину мужа. Я извинилась, Ваша милость. - Нет, стань на колени и скажи - В общем, я исполнила всё, что потребовала эта дрянь. Тогда она сказала, что Вашу милость закрыли в сундуке и, она надеется, увезли так далеко, что я никогда не смогу Вас догнать!! - Ну, я выскочила на двор, схватила лошадь и помчалась вдогонку, благо было ещё достаточно светло и следы повозка оставляла очень чёткие. Я их быстро нагнала, Ваша милость. Поначалу они меня гнали. Но когда я сказала, что отдам им лошадь и всё, что у меня есть, они согласились. Джон охоч до денег, очень охоч. А у меня ещё много оставалось. Они решили, что вреда от меня не будет, и разрешили ехать в повозке на задках рядом с сундуком. Мы не раз с Порги перемигивались, хотелось договориться, как бы, хотя бы, открыть сундук. Потом, я знала, Ваша милость сама бы всё сообразила. Но они нас сильно стерегли. Я уж пожалела, что отдала лошадь. Они продали её - хорошая была лошадка. Если бы я держалась невдалеке, да ждала удобного момента, может быть, было бы легче освободить Вашу милость?! Но, так уж получилось, Миледи. Не корите меня. - Маро низко склонилась. Ну как я могла на неё сердиться? - Маро, дорогая, встаньте. Вы ни в чём не виноваты. Вам надо бы выпить чего-нибудь и отдохнуть. Обычно такая крепкая и полная сил женщина была бледна и с трудом держалась на ногах. - Порги, обратилась я к подростку, - поищи, наверняка, должны быть и еда и питьё. Да и тебе не помешало бы подкрепиться. - Порги, как будто только этого и ждал, мгновенно извлёк большой ящик из-под переднего сидения повозки. - Ваша милость, я видел, где они хранят припасы. - Он ловко разложил какую - то снедь, разлил вино из пузатой бутыли, вопросительно посмотрел на меня. - Нет, Порги. Я не буду. Позаботься, чтобы Маро хорошо поела. А я осмотрюсь здесь. - Надо же было понять, что, чем это место не нравится мне, вызывает беспокойство. - Я становлюсь подозрительной, - невольно отметила я, обходя обширный двор. Чахлые кустики, трава и колючки свободно росли в расщелинах между мостившими двор камнями, на полуобвалившихся крышах добротно выстроенных хозяйственных помещений. Стена двухэтажного, но из - за своей длины кажущегося приземистым дома замыкала квадрат двора. Эта тихая заброшенность вызывала подспудное недоверие, ожидание чего - то необычного. Скорее всего - неприятного. Пока я осматривала двор, внимательно вглядываясь в провалы полуприкрытых ветхими ставнями окон и призывно открытых дверей, прикидывая, откуда, где нас подстерегает опасность, мои спутники успели поесть и с нетерпением посматривали в мою сторону. Я вернулась к ним. - Ну, что ж, Порги, хоть тебе и не очень хочется, но придётся рассказать, как ТЫ очутился здесь. - Парнишка густо покраснел и низко опустил голову. - Ваша милость, я... Я не мог оставаться у господина Хорста!! - Вот как?! Что же там случилось? Тебя обидели? Плохо к тебе относились?! - Нет, Миледи. - Порги ещё ниже опустил голову и последние слова почти пропали в воротнике его курточки. - Так что же? - Мальчик гордо вскинул голову - Миледи, я поклялся, что буду служить Вашей милости! Как же я мог сдержать клятву, останься я у господина Хорста?!! - Похвальное намерение. Но если я не взяла тебя с собой, значит, я не считала нужным это сделать! Ты нарушил мой приказ! Так ли поступает человек, давший клятву на верность? - Порги смертельно побледнел, но всё так же прямо смотрел мне в лицо. - Я рада, что ты научился не опускать глаза. Рассказывай, как ты очутился у Джона и его людей. - Мальчик набрал полную грудь воздуха. - Господин Хорст сказал мне, что Ваша милость ушли одна, не хотели никого брать с собой. Но я же видел, что Маро собирается в дорогу, и попросил господина Хорста разрешить мне отправиться с ней. Я сказал ему, что должен служить Вашей милости всегда и везде. Я был уверен, что господин Хорст понял меня. Ведь он ничего не сказал. Ведь он не сказал, что запрещает мне ехать с Маро. Нет, господин Хорст только посмотрел на меня, тяжело вздохнул и сказал, чтобы я пошёл в город. Он дал мне длинный список того, что надо взять с собой в дорогу. Я очень торопился. Обежал все лавки и всё, всё принёс. Но когда я вернулся, Маро уже не было. Господин Хорст понимал, что если даже он и не разрешит мне ехать с Маро, я всё равно уж как-нибудь увяжусь за ней. И когда я ему это сказал, он согласился и добавил, что отправил меня в город специально, чтобы госпожа Маро уехала без меня. - Ваша милость, - голос Порги сорвался, - в ту минуту я готов был убить не только господина Хорста - кого угодно! Я поверил Вашей милости, Маро, ему! Я никогда никому не верил!! Господин Хорст говорил о том, что всё это для Вашей пользы, что Ваша милость хотели, чтобы я остался, чтобы выучился. Он сказал, что Миледи хотели, чтобы он передал мне своё дело. Что он рад этому. Но я его уже не слушал. Я ушёл оттуда. У меня не было ни денег, ни друзей. В этой своей одежде я уже не мог ни просить подаяние, ни воровать. Но я был уверен, что смогу как - то прокормиться. Нет, это не главное. Я был уверен, что смогу не хуже Маро найти Вас, Миледи. Я стал думать, как лучше это сделать. Ведь прошёл почти день, как Ваша милость ушли из дома. Я не знал, куда и зачем Миледи направилась. Но я подумал, что госпожа Маро могла знать. И решил обойти все трактиры у ворот города. Если даже Ваша милость и не зашли в один из них, то Маро уж точно должна была, хотя бы, проехать мимо. И её могли запомнить. - Что ж, ему не откажешь в логике, - подумала я. Всё это время, после того, как мы связали моих похитителей и оставили их в помещении бывшей конюшни, я старалась заново научиться слушать и слышать только то, что Маро и Порги говорили вслух, то есть научиться управлять своими новыми способностями. И с радостью убеждалась, что с каждым разом мне это удаётся всё лучше и лучше. Голова уже не пухнет и не раскалывается от мыслей и звуков - я слышу то и тогда, когда мне это хочется или надо. Это - в общем - одно и то же. Моё удовлетворение, видимо, отразилось у меня на лице. Порги воспринял его на свой счёт и приободрился на мгновение. Но тут же сник, так как подошёл к самой грустной части своего рассказа - о том, как попал в руки Джона и его людей. - Был уже поздний вечер, когда я подошёл к восточным воротам. До этого я побывал только у двух городских ворот - они ведь очень далеко друг от друга. Но там не видели ни Вашу милость, ни госпожу Маро с повозкой. Когда я подошёл к восточным воротам, то понял, что, в любом случае, даже если мне повезёт, и кого - то из тех, что я ищу, видели здесь, мне придётся ночевать в городе. Ночью нет смысла куда - то идти. Я спросил у трактирщика, как я это делал и в других местах, не останавливалась ли здесь знатная Леди, или женщина, путешествующая на повозке. И так же, как и раньше, мне ответили, что не видели таких леди. Я ведь подробно описывал Вашу милость. Тогда я уселся за дальний стол в углу зала. Я думал, что хозяин не заметит меня, и я смогу провести ночь под крышей. Но он не спускал с меня глаз. Что-то показалось ему подозрительным. Он подошёл к столику, за которым я собирался провести ночь, и когда я сказал, что ничего не смогу заказать, потому, что у меня нет денег, приказал мне убираться, и побыстрее. За соседним столом ужинали какие - то мужчины. Они обратили внимание на шум - уходил я не очень охотно, хозяину приходилось подталкивать меня, и при этом он ещё и ругался. Один из них - это был Джон, приказал хозяину "оставить парня в покое" и пригласил меня к ним за стол. - Это Ваше дело, господа, - сказал трактирщик. А я с радостью согласился. У них на столе были и еда и питьё. Я, конечно, сразу не набросился на еду, хотя, Ваша милость, с утра ничего не ел. Но, когда они меня пригласили, взялся за дело вовсю. Тут они и начали расспраши-вать меня, как это я один оказался в трактире, да ещё в такое время. Они имели право спросить - я-то ел за их столом. Вот я и сказал, что отстал в пути от Миледи, а теперь догоняю Вашу милость. Они, Джон - он у них самый хитрый и за старшего, стали меня подначивать - где, мол, мне? Да и нет таких Миледи. Я, верно, разозлился. Любой на моём месте, разозлился бы, и рассказал, какая Ваша милость замечательная Леди. Тогда Джон перестал смеяться. Он хлопнул меня по спине и сказал, что верит мне, что я замечательный парень и мы будем друзьями, и он готов помогать мне. Тогда те двое - Боб и другой, зашумели, что так, мол, неправильно, и их Лорд им этого не говорил делать. Но Джон приказал им заткнуться. Сказал, что он лучше их знает, что надо делать. А мне сказал, чтобы я не боялся - он сумеет постоять за нас обоих. Я заснул тут же, за столом. Утром я даже удивился - они, эти трое, ждали, когда я проснусь. А я и не думал, что из этих ночных разговоров что - то выйдет. Все были в хорошем настроении, не ругались. И, даже предложили подвести меня до следующих ворот. Мне не очень хотелось принимать от них эту услугу. При свете утра я как следует рассмотрел этих людей. И, надо признать-ся, они мне не понравились. Особенно их главный, Джон. Встреть я их днём, ни за что не стал бы даже разговаривать. Что нашло на меня в ту ночь? Как я ни отказывался, как ни благодарил, они окружили меня, говорили, что им это не трудно, а даже приятно. И всё такое прочее. Ну, вместе с ними я и сел в эту повозку. Мы очень быстро доехали до следующих ворот. И тут Джон сказал, что будет гораздо лучше и надёжнее, если он порасcпрашивает о Леди и второй женщине, а я чтобы оставался с его приятелями в повозке. Мне это не понравилось. Я хотел сам пойти и всё выяснить - это же моё дело?! Но они так крепко зажали меня между собой, что я не мог пошевелиться и, казалось, совсем не слышали, как я возмущаюсь и ругаюсь. Джон вернулся быстро. Он весь сиял. - Ну, парень, сказал он, - и везучий ты! Твоя тётка с повозкой проезжали здесь прошлым утром. Так что мы быстро догоним её. - Я начал говорить, что благодарен им, что дальше справлюсь сам. Что это моё дело, и они не должны утруждаться. - Мы и не утруждаемся, дружочек! - Джон заулыбался - и мне стало страшно. - Поверь джентльмену - мы никогда не лезем не в своё дело! Помолчи, я знаю, что делаю! - Рявкнул он на ожившего вдруг Боба. Тот был недоволен, и ворчал, что это не их дело - развозить мальчишек. Тогда - то Джон и предложил ему пари, что я выведу их на того, кого нужно. Тут уж я оконча-тельно понял, что попался, и, пока Джон с Бобом ударяли по рукам, я попытался улизнуть. Но не тут - то было. - Свяжи его, Боров, - приказал Джек своему третьему товарищу. Тот и так крепко держал меня, не давал вырваться. В общем, они связали меня, и я несколько дней мотался вместе с ними по окрестностям, разыскивая госпожу Маро. С каждым днём, с каждой усадьбой или постоялым двором, где мы её ни находили, они становились всё злее и свирепее. Всё чаще между ними вспыхивали ссоры. Особенно зол был Боб - он всё время показывал Джону свой кривой нож и спрашивал, "не хочет ли тот получить свой приз", или лучше сначала заняться мальчишкой. Я думаю, что если бы на этом хуторе, где мы нашли Вашу милость, никого не оказалось, Джон уже не смог бы защитить ни себя, ни тем более меня. А я уже понял, что их Лорд, кем бы он ни был, почему - то приказал им отыскать Вас, Миледи. И то, что они встретили меня, Джон считал большой удачей. Как же я горько раскаивался в том, Ваша светлость, - Порги сжал руки в кулаки и весь трепетал, звеня от ярости, - что был так глуп и так болтлив! Я решил, что ни за что на свете не буду, не помогу им в поисках! Пусть и я не увижу Вашу милость, но и им Вас не найти!! Но мы заехали на этот хутор. Просто потому, что кони притомились, да и они сами устали без толку разъезжать туда - сюда. К тому же Джон ждал распоряжений от своего Лорда и хотел получить их, как он выражался, в нормальных условиях. В общем, мы заехали на хутор. Ну, а дальше, Ваша милость, знаете. - Порги обтёр об штаны вспотевшие ладони. - Нет, не всё. Что было, когда Вы вошли в мою комнату? - Я чувствовала, что Порги неприятно об этом не то что говорить - вспоминать. - Ну, хорошо. Не надо, не рассказывай, - сказала я, проникая внутренним зрением и слухом в его сознание. Конечно, картинка не из самых весёленьких - видеть, как твою Леди, словно тряпичную куклу, запихивают в старый сундук и запирают на большой замок! И ни ты, ни она не в состоянии сопротивляться. Ты - то сам хоть пытаешься ругаться, кусаться, брыкаться. А она, та, которую ты считал несокрушимо - бессмертной, даже не подаёт признаков жизни! Какое разочарование! Какая боль! Какой удар! Верно, лучше это не вспоминать! Я хотела было стереть эти видения из сознания Порги, но в последний момент удержалась! Я не имею права! Это его воспоминания, его опыт! Нельзя, даже из самых лучших побуждений, лишать человека того, что принадлежит ему! Какой бы болью это ни отзывалось! - Я не сержусь на тебя. Ни за то, что есть вещи, о которых ты пред-почитаешь молчать, ни за то, что сделал то, что сделал. Прошлое осталось в прошлом. - Да сколько можно воспитывать мальчика! Он и так, бедняга, считает, что это из - за него я попала в этот переплёт. Надо как - то объяснить ему, не обижая, конечно, что он тут совсем ни при чём. Это игры совсем других сил, других персон. - Я хочу, чтобы Вы поняли - и ты, Маро, и, особенно, ты, Порги, в том, что случилось, нет ни капли Вашей вины. То, что произошло, лишь подтвердило вашу преданность и верность. Своей любовью Вы согрели моё сердце. Я Вам бесконечно благодарна. Я хочу рассказать Вам то, что наверняка должна была рассказать раньше. Возможно, тогда Вам не пришлось бы, рискуя жизнью бросаться за мною вдогонку. Как видете, никто из нас не застрахован от ошибок. - Маро и Порги хотели возразить, но я жестом попросила их дать мне возмож-ность продолжать. - Я не могу Вам всего объяснить, так как сама ещё не всё понимаю, но я ищу определённых людей. И, как мне кажется, есть человек, я даже не представляю, кто это, который ищет меня. Поэтому мы расстанемся здесь и сейчас. Мне будет проще в одиночку продолжать поиски. А сознание, что у Вас всё в порядке, только умножит мои силы. Ведь, находясь в безопасности, Вы сможете мне больше помочь. - Я внимательно всматривалась в лица подростка и умудрённой жизнью женщины. Что - то они решат? Не хотелось вторгаться в сознание людей, которых я уважала. Наконец, тяжело вздохнув, Маро сказала, - Я, кажется, понимаю, о чём говорит Ваша милость. Душой и мыслями мы всегда будем с Миледи. Если Миледи так будет лучше, что ж - Порги закусил губу, глаза его блестели. То ли от ярости, то ли от слёз. - Я не думаю, что так лучше. Если бы Ваша милость приказывали, то ... я бы и не послушался. Но Миледи просит. Я никогда не забуду и не перестану думать о Вас, Леди Фэй! - Ну, вот и отлично. Лошади отдохнули. Повозка есть. Провизии Вам хватит. И вот ещё - я отдала Маро кошель, отнятый у Джо. - А ты, - держи это, - большой кривой нож, когда - то принадлежавший Бобу, и благодаря Порги, доставшийся Джо, пришелся по руке подростку. - Езжайте! Передайте привет Хорсту! До свидания! - Я сквозь слёзы смотрела вслед удаляющейся повозке с друзьями. Туманный шлейф, будто развивающийся шарф Порги еще долго, теряя яркость, стлался над пустынной дорогой. Я не сказала "прощайте" - не хотела их расстраивать. Но сама-то в глубине души знала, что никогда уже их не увижу. Зачем, зачем я это сделала? Зачем отослала их? Почему предпочла остаться одна без единственных знакомых в этом мире, преданных мне друзей? Этот день, вместивший так много слов, поступков, мыслей, начался для меня с инстинктивного, совершенно необдуманного действия - я укутала голову "полотном". Это позволило мне выстоять, не поддаться вторжению чужого разума, чужой воли. Я и сейчас, нет, я постоянно чувствую стремление "постороннего" проникнуть в моё сознание. Навязчивое тихое присутствие, никак не способное преодолеть выстроенную мною защиту. Всё, что я делала, чему я научилась сегодня - это благодаря тому, что я не рассуждая, не докапываясь шла в потоке интуитивных побуждений. Не знаю, да и не хочу знать, откуда у меня это; как и почему в нужный момент приходят ко мне эта уверенность и решительность. Знаю лишь, что я должна идти за своим сердцем, так, как зовёт меня непонятная, неизвестная мне сила.
5
Я ещё раз оглянулась. Дверь! Единственная целая, блестящая как новенькая в этом царстве запустения вещь. Она привлекла моё внимание с первого мгновения, как я увидела её. Что - то странное, противоестественное было в её вызывающе светлой полированной поверхности, в отблесках солнца на бронзовых гвоздиках, великолепной массивной ручке. Так и влекло взяться за удобное (я в этом уверена) кольцо, постучать, или, быть может, просто толкнуть?! Я обязательно это сделаю. Но прежде - люди, оставленные в полуразваленной конюшне. Какими бы они ни были, это всё-таки люди, и я не могу бросить их вот так - лишённых воли и сил. Конечно, я отпущу их. А дальше - они достаточно опытные сильные мужчины и смогут позаботиться о себе сами. Да, есть ещё и их Лорд, вспомнила я, подумав и о том, что придётся выяснить, почему кто - то так ищет встречи со мной. Пусть он о них и позаботится. Я "услышала", как недоумевают и ругаются, приходя в себя "освобождённые" мною люди. Может быть, стоило отправиться с ними к их так желающему заполучить меня Лорду? - Мелькнула мысль, в то время, как плотно обхватив полированную прохладу дверного кольца, я попыталась открыть дверь. - Нет, - сама себе ответила я, автоматически отмечая, как легко, плавно поддалась под несильным нажатием дверь, - Нет. Я думаю, что должна встретиться с ним. Но нельзя было допустить, чтобы меня приволокли к нему в том состоянии, в котором я была. Мы должны встретиться с ним на равных. - "На равных!!" - саркастически рассмеялся мужчина. Отпущенная мною дверь с грохотом захлопнулась у меня за спиной. - Милая, какая же ты, несмотря ни на что, наивная! - Тот же мужчина! По какому праву он называет меня "милая"? Я оградила своё сознание. Я готова разговаривать, но не хочу, чтобы кто - то читал мои мысли! Вокруг меня была сплошная, всёпоглощающая темнота и тишина! Как будто не раз делала это раньше, я, поудобнее перехватив, подняла повыше свой меч - рукояткой вверх. Эфес засветился, постепенно разгораясь всё ярче и ярче. Испускаемые им лучи, набирая силу и мощь, осветили длинный коридор. В обе стороны, насколько я могла рассмотреть, уходила череда узких похожих друг на друга дверей. Нечего было и пытаться понять, в какую сторону идти, какую дверь открыть. Я могла бы шагать по этому коридору всю свою жизнь. Он даже может оказаться замкнутым на самого себя кольцом! От этих мыслей мне стало как - то не по себе. Жуткая перспектива - кончить свои дни в этом бублике, мне совсем не улыбалась. - Не паникуй - умоляла я себя. Будь внимательнее, постарайся получше всё запомнить, чтобы потом было что рассказать и над чем посмеяться. Когда мне таким образом удалось немного успокоиться, я первый раз за своё пребывание здесь услышала шум. Он был не очень громким, но таким характерным! Его ни с чем не спутаешь! Шум работающих механизмов! К тому же, некоторые из дверей, то ли отражая свет моего меча, то ли по какой - то другой причине, начали светиться. Да, скорее всего, это не было связано с мечом, так как светились не только двери напротив меня, те, на которые падало нежно - лиловое сияние, но и по обе стороны коридора, на сколько хватало глаз, то тут, то там полосы света окаймляли очертания дверей, вспыхивая над ними небольшими яркими квадратиками. Как лифт - первое сравнение, пришедшее мне на ум. И мне придётся, хочу я этого или нет, воспользоваться этим лифтом. Не стоять же здесь вечно?!! Ощущение времени напрочь отсутствовало в этом, лишённом всякого смысла (для меня, во всяком случае), месте. Не знаю, сколько ещё времени я могу простоять здесь, и что это мне даст, - подумала я, и решительно шагнула к светящейся напротив меня двери. Чем я могу руководствоваться, решая, в какую из бесчисленного ряда дверей войти? Да ни чем! Интуицией? - Нет её у меня!! И никогда не было ни интуиции, ни умения анализировать, ни быстро ориенти-роваться, разбираться в ситуации. Так что - какая разница! В любом случае - это ещё одна неизвестность! Как будто только и ожидая моего приближения, дверь передо мною плавно отошла в сторону. Я ступила на чуть вибрирующий под моими ногами пол кабины. Дверь так же плавно, но достаточно быстро - я не смогла бы выскочить - закрылась. Вот уж воистину, "чем дальше в лес, тем страшнее". Маленькое помещение, в котором я очутилось, было сплошь, кроме пола, зеркальным! Со всех четырёх сторон, отражаясь сама в себе тысячекратно, на меня смотрела одетая в странный наряд очень уж знакомая женщина. Даже с потолка навстречу мне вымученной гримасой улыбалось перевёрнутое изображение собственного лица! Двигаемся ли мы и куда, понять было совершенно невозможно. Да, в коридоре можно было хотя бы идти или лечь! В этой - метр на метр - клетушке я была лишена даже этого! Что же делать?! Строить себе рожи, стучать в дверь - я ведь теперь не могу даже отличить, какая из зеркальных стен - дверь, кричать, звать на помощь??!! Скорее всего, тот человек, который так фамильярно называет меня "милая", знает это место. Недаром же его люди сделали здесь остановку. Он, конечно, вытащит меня из этой "музыкальной шкатулки". Чем дольше я смотрела на многократно повторяющееся, дублирующее друг друга собственное отражение, тем больше кружилась голова, а в ушах всё громче звучала музыка. И не музыка даже - звенели, разбиваясь, рассыпаясь на мелкие кусочки стёкла, зеркала, производя всё более устрашающий, жуткий шум. - Думай быстрее! Делай что - нибудь! Но быстрее! Пока ещё на что - то способна! Я тупо рассматривала свои отражения. Из - за того, что взаимные зеркальные изображения накладывались друг на друга, я никак не могла сосредоточиться. Но даже и в таком состоянии я понимала, что выгляжу гораздо хуже, чем тогда, когда только вошла в этот лифт. Лицо серое, почти пепельное. И такое впечатление, что меня - то, собственно, и нет - из Зеркал кивают друг другу, перемигиваются совершенно независимые отражения. А я? Где же Я? Покрепче зажмурилась и ощупала себя, свою одежду. Так вот же - я! Моя голова, волосы, лицо, руки, тело. Вот дальше - шнуровка на высоких башмаках. Главное - не открывать глаза! И так действительно лучше. Даже шум бьющегося стекла тише, а, кроме того, отчётливее, яснее дрожь пола, еле заметные колебания его поверхности. Если бы мы стояли на месте, ощущения были бы другими - без этих, чуть заметных, толчков и вертикальных колебаний. Мы движемся! Движемся медленно - не определить, поднимаемся или спускаемся, но всё же движемся. Я поста-раюсь, надеюсь, у меня хватит терпения, оставаться с закрытыми глазами, пока мы не остановимся. Очень надеюсь, что это произойдёт! Я вогнала в деревянный пол кабины острие меча, опёрлась руками о гарду. Так я смогу простоять достаточно долго. Пожалуйста, пожалуйста - остановись!! Думай о цветах, птичках! О чём хочешь, но ничего конкретного! Пейзажи! Да, лучше всего - пейзажи. И вот перед моим внутренним взором понеслись, закружились непередаваемые в своей красоте картины. Скованные зимним морозом или преображённые солнечным светом леса и поля, долины и горы, шумные реки и маленькие весёлые ручейки - знакомые, дорогие с детства места мешались с картинами других, незнакомых мне, но почему-то хранящихся в памяти мест. Надеюсь, теперь - то я их запомню и, когда будет подходящий момент, когда смогу - попытаюсь найти их и выяснить, откуда я знаю о существовании этого мрачного ущелья и где я видела такое бесконечно высокое весёлое небо, откуда эти розовые, как крылья фламинго, перистые облака - говорила я себе, не уставая любоваться, восхищаться становившимися всё более непонятными, загадочными картинами - воспоминаниями. Но вот кабина ощутимо дёрнулась, останавливаясь, пол довольно сильно накренился. Я покачнулась, удерживая равновесие. Хорошо, что меч крепко держался в досках пола. Чуть слышный шорох и движение воздуха подсказали мне, что дверь открылась. Теперь можно открыть глаза! Я стояла в совершенно ОБЫЧНОЙ, чуть старомодной, обшитой деревянными панелями, кабине лифта! И потолок - ничего особенного. Если это были галлюцинации - надо отдать мне должное - очень впечатляюще! Я решительно переступила порог и, под мягкий шум задвигающейся двери, очутилась в довольно обширном холле. Влево - два расходящиеся лучами коридора; справа - высокие белые, украшенные прекрасной резьбой двустворчатые двери; на полу - чудесный, высоковорсный ковёр. Я даже нагнулась, чтобы прикоснуться к его бархатисто - голубой поверхности. Я вышла из лифта на площадке величественной лестницы. Плавным, мраморно - молочным изгибом она перечёркивала яркое мозаичное изображение, поднимаясь с розового панно нижнего этажа в невидимую мне высоту. Первым моим порывом, движением было броситься к этой лестнице. Но я удержалась - хватит с меня путешествий вверх - вниз - с содроганием я вспомнила зеркальную кабину. Вдруг в одном из переходов повезёт больше? К дверям я тоже начала испытывать недоверие. В это время одна из створок парадной двери, справа от меня, чуть приоткрылась, и девочка, лет так девяти - тринадцати, не то ребёнок, не то девушка, тихонько вышла, точнее - вышмыгнула, из неё и, не поднимая глаз, поспешила в один из уходящих влево коридоров. Удивлённая её видом и неожиданностью появления, я не сразу окликнула её. А когда позвала, соизмеряя свой голос с царящей здесь тишиной, мне казалось, что он звучал вызывающе громко, она была уже далеко и могла не слышать меня. Отправиться вдогонку за девочкой было одно не из самых худших принятых мною (я не могла сказать ни сегодня, ни в этом месте - так как не была уверена ни в дне, ни в месте) решений. Я поспешила за девочкой. Коридор был достаточно широким - деревянные панели, никаких, к моей радости, дверей, и коротким. Быстро дойдя до конца, я заметила капор и серую накидку девочки на перпендикулярном коридоре, ярусом ниже. Я быстро спустилась по лёгкой небольшой лестнице и почти догнала, казалось, никуда не торопящуюся девочку, окликая её и прося остановиться. Но девочка продолжала двигаться с совершенно, на мой взгляд, непонятным, настойчивым постоянством и намерениями. Здесь оказалось бесчисленное число как - то необъяснимо запутанных коридоров, лестниц и переходов (из одного в другое) иногда перекинутых лёгким мостиком на совершенно невозможной высоте. За время моих бесплодных попыток нагнать эту девочку я не встретила ни одной живой души (даже муха была бы мне утешением, не зря я вспомнила о ней - всё это наводило на мысль о паутине), не видела ни одной хотя бы закрытой двери. Иногда девочка оказывалась так близко от меня - шла навстречу по расположенному снизу или сверху переходу, или вдруг, повернувшись на 90®, почти сталкивалась со мной на небольшой лестнице, но успевала быстро, при всей своей неспешности, прошмыгнуть мимо. Ничто в её поведении - ни взгляд, ни звук, ни движение, не давали понять, что она знает о моём существовании, присутствии. Теперь и я шла за ней в полном молчании. Девочка не слышала или не хотела (не могла?) слышать мои призывы, а, затем, и просьбы остановиться, и мой собственный голос, сделавшийся надорванным и глухим от беспрестанных попыток окликнуть её, привлечь внимание, начал раздражать меня. Меня всё больше утомляло это блуждание по бесконечным, бессмысленным развязкам. Поначалу эти хитроумно спланированные переходы напоми-нали мне многоярусные развилки на автобане, теперь же я не знала, как выбраться из безнадёжности серой паутины. Куда бы я ни поворачивала, ни шла - всюду я видела бесцветную фигурку, с безнадёжным постоянством, переставляющую маленькие ножки в красных башмачках. Теперь, даже если бы она захотела обратиться ко мне, заговорить - я бы ни за что не ответила ей. Хрупкое существо, с затенённым островерхим капором лицом, вызывало во мне страх и непонятную брезгливость. - Страх - возможно, но брезгливость? И к кому - к ребёнку!? - Это нехорошее чувство - стыдно, - говорила я себе. - Останови, заговори с ней, - непонятно зачем воспитывала я себя. И вот, когда неожиданно поравнявшись по боковой лестнице, девочка пошла навстречу и поравнялась со мной, я заступила ей дорогу и, для большей надёжности, положила руку ей на плечо. Мне пришлось откашляться - из-за долгого молчания голос плохо повиновался - девочка подняла голову. И впервые я увидела её лицо, заглянула в глаза. Думаю, мне не следовало этого делать. Совершенно "никакое", невыразительное лицо, пустые, почти белые, как у заснувшей рыбы, глаза. Она смотрела на меня, и мимо, и сквозь меня. Такое же, как выражение глаз, безразлично "пыльное" движение, и девочка, выскользнув из моих пальцев, прошла у меня под рукой, оставив запах застарелой пыли, и продолжила свой равномерное движение. Я, конечно, не побежала за ней. Зачем? Сколько времени я уже бесцельно блуждаю за этим существом по этому лабиринту!? Где же тот Минотавр, который должен был бы поджидать меня здесь? Господи! Как же я устала?!! Бессильно прислонясь к высоким деревянным панелям коридора, я пыталась вспомнить, когда в последний раз ела, спала. Там, на заднем дворе заброшенного дома, я не присоединилась к трапезе Маро и Порги - не была голодна. Сжевала только, уступая уговорам доброй женщины, сухарик, да глотнула довольно посредственного вина из запасов Джона и его друзей. Сейчас же жажда и голод всё явственнее давали о себе знать. Однажды в начале пути (когда, собственно, это было?) я оказалась в подобной ситуации. Тогда, в бессильной растерянности, я не знала, как быть, и очень испугалась. Теперь же только слабая тень сомнения омрачала мою уверенность, я знала, что мне не о чём волноваться. И хотя в обычных обстоятельствах кинжальчик оказывался пустым, сейчас... К чему эти рассуж-дения? Я ведь могу проверить. Густая, ароматная жидкость медленными каплями заполнила рот, щекотала нёбо, огненным шёлком стекала в гортань. Вместе с физичес-кими силами - свежестью, лёгкостью во всём теле, необыкновенная ясность, спокойствие поселились в сознании. Я закрутила крышечку - ручку кинжальчика, прикоснулась губами к маленькой змейке - спасибо тебе, подвесила кинжальчик между гроздями драгоценных камней. - В путь я пустилась вначале только с целью найти возможность вернуться домой. Уже в дороге я поняла, что есть ещё много всего важного, неизвестного мне и что каким-то образом это связанно с моим возвращением. Это блуждающее в сером безмолвии существо - мне не решить сейчас его проблем, не узнать его тайны. Я должна сосредоточиться на другом. Люди, которые впервые назвали меня этим странным име-нем... Но я даже и представить себе не могу, где и как искать их. Есть ещё кто - то, тот, кто с не меньшей чем я настойчивостью ищет встречи со мной. Этот человек явно знает, зачем он это делает. И не брезгует ничем, чтобы добиться своей цели. Мне нечего терять и нечего бояться. - Я стояла у изящной кованной решётки, отделяющей мрамор и дерево небольшого холла от уходящего в бесконечную высь стеклянного витража провала лестницы. - Этот человек называет меня "милая". У меня хватит сил не поддаться, хватит смелости узнать, для чего я нужна ему, узнать то, что, возможно, изменит мою жизнь. - Что ж, подаренные мне кинжальчиком силы придали мне уверенности, я не боялась быть собой - независимой от чужой воли, личностью. И решилась, и открыла своё сознание. Мужской голос не заставил себя ждать - Что случилось, милая? Я уже начал волноваться - никак не мог найти тебя! - Ура! - я тихонечко радовалась - У меня получилось! Он не может читать мои мысли! Не может проникнуть в моё сознание! Только контакт! - Осознание неподвластных мне ранее умений придало ещё больше уверенности и смелости. - Я здесь, у границы витража - мозаики, - ответила я, и постаралась попо-дробнее описать и струящийся опалово - розовый свет и отделяющее меня от него кружево чугунной ограды. Важно было понять, знает ли он, где я, узнает ли это место. - Как же ты попала к "Большому Окну"? Ведь мои люди расстались с тобой на Постоялом дворе? - Он точно не может читать мои мысли! Как и я его, впрочем. - Если быть совсем точными, поправила я, - то это я оставила их там, в том месте, которое Вы назвали "Постоялый двор". Меня привлекла совершенно новая дверь в стене старинной постройки. Вот я и вошла в неё и очутилась здесь. - ( Не обязательно рассказывать об всём) - Это очень странно. Из этой двери... - Он перебил сам себя. - Но это так похоже на тебя. Милая, ты всегда была необычным человеком. И нечему удивляться, если и выбираемые тобой дороги необычны. - Он замолчал. Молчала и я. И не только потому, что не знала, о чём говорить с этим человеком, о чём спрашивать. Ведь он уверен, что мы знакомы, что я так же хорошо, как он меня, знаю его. Молчание затянулось. - Как ты уже поняла, мне хотелось бы встретиться с тобой. - То, что я никак не отреагировала на его предположение о выбираемых мною необычных путях, немного смутило моего собеседника. Видимо, он привык к другой реакции с моей стороны. И поскольку я продолжала молчать, всё так же, чуть растерянно, добавил - Мы могли бы увидеться и у Большого Окна, но удобнее, я думаю, дома?! - Как будет удобнее Вам, - ответила я. - Но мне кажется, что дома - всё - таки лучше. - Интуитивно, я не знала, что он подразумевает под словом "дом", я ответила правильно, очень правильно. Мужчина успокоился. Голос обрёл силу и уверенность. - Тогда... Ты ведь не знакома с этим местом? Найди Белую Дверь. За ней тебя будет ждать повозка. До скорой встречи, милая. - Ему следовало добавить "конец связи" - такой пронзительной была наступившая тишина. Но я не очень - то доверяла этому незнакомому мне странному человеку, и по-прежнему следила за защищённостью своего сознания. В абсолютной звенящей тишине я оглядывалась вокруг, прикидывая, где и как искать эту белую дверь. Он настолько уверен во мне, в моих способностях, что даже не сказал, где она находится. Да я и сама разыгрывала из себя такую крутую, что было бы странно что-то подробно объяснять. Но! Я уже видела эту дверь! Я была уверена, что это та самая дверь, из которой вышла "пыльная девочка". Я хорошо запомнила её великолепие - одна она такая тут, и мне будет легче искать её. Высокие, украшенные причудливой резьбой створки Белой Двери возникли перед моим внутренним взором. Задвигался, поворачиваясь у меня за поясом, завёрнутый в ткань меч. Долго не раздумывая, я зашагала по опалово - мерцающим коридорам и переходам. Я старалась не смотреть под ноги - иногда висячие мостики были на такой высоте, что от колебаний воздуха захватывало дух, не смотреть по сторонам - то тут, то там гладкие стены вздымались жутким подобием зверино - человеческих личин. Я шла, глядя на всё приближающуюся, увеличивающуюся в размерах Дверь, прислушиваясь к движениям меча у меня за поясом - они помогали мне в выборе правильного направления. Меч мог довольно чувствительно упереться остриём мне в живот, если я поворачивала не в тот коридор или вступала не на ту лестницу. Наконец, достаточно быстро, я теперь как - то ориентировалась в этом безвременье, я подошла к белой двери. Створки плотно сомкнуты. Когда "пыльная девочка" выходила, дверь приоткрылась сюда на меня - восстановила в памяти эту, быстро промелькнувшую, картинку. Нет, нет, и тогда и сейчас что-то в ней было не так. Ну-ка, ещё раз. Картинка не желала подчиняться. Мелькающее изображение было слабым, размытым, каким - то "пыльным". Но всё - таки вот оно! Створка приоткрывается - ПРОТИВ направления петлей! А он ещё назвал меня! "странной"! Я решительно предплечьем (как-то неприятно - противно и в то же время страшновато, было дотрагиваться голыми руками), толкнула дверь. Чуть дрогнув, как будто раздумывая - отворяться ли? створки широко и свободно распахнулись.
Ясный солнечный день, с пением птиц и сиянием высокого неба оглушил, смутил меня своей радостной свободой. Как же хорошо! Я никогда за всё время пребывания здесь не могла понять, какое сейчас время года. Но какая разница! Так ярко светит солнце, веет такой лёгкий ароматный ветерок, толстый шмель с победным гудением спешит к увитой диким виноградом и весёлыми колокольчиками изгороди. Вот бы остаться здесь! Но нет - лёгкая двухколёсная коляска и впряжённый в неё вороной конь явно ждут меня. Удивительно, как конь вообще остаётся на месте - он ни к чему не привязан, не стреножен. - Люди, которых я послал сопровождать тебя, милая, оказались преступно непочтительными, - неожиданно - ожиданно раздался голос в моём сознании. Хорошо, что я не сняла завесу со своих мыслей! - В этот раз у тебя не будет сопровождающих. До скорой встречи, милая! - Яркие краски дня померкли. Даже лёгкое игривое облачко потемнело, наливаясь и увеличиваясь в довольно приличную тучку, которая вот - вот грозилась закрыть собой солнце. Смолк птичий гомон. Ничего не поделаешь - вся эта красота, видимо, ещё не для меня. Я сообразила, как взобраться в повозку, устроилась на удобном сидении, взяла в руки вожжи. Мало того, что я не знаю куда ехать, я ещё и не умею управляться с лошадьми! А, может быть, умею? Нет, определённо - нет! Я бесцельно перебирала вожжи. - Ты уж прости меня, лошадка, - обратилась я к косящему на меня горячим глазом, нетерпеливо переступающему с ноги на ногу прекрасному коню. Что это?!! Будто непонятная сбивчивая речь на чуждом языке. Как тогда, в первый раз, когда я поняла, что могу "слышать" непроизнесённое. Но тогда обрушившиеся на меня неожиданной лавиной мысли людей погребли под собой менее понятные, а потому и хуже слышимые мысли животных. А теперь - теперь мы были одни с этим умным, породистым конём. Я должна постараться, я обязана понять его! Как кто-то сказал, "разреши себе услышать и понять". Ну, конечно! Он был недоволен! Столько времени ждёт! А теперь этот человек - женщина всё никак не соберётся отдать приказ к движению! Ему бы хотелось побегать по сочному лугу, а здесь... - Как передать существу, мыслящему другими образами, категориями, свои мысли, пожелания? Это, пожалуй, потруднее, чем всё, с чем я сталкивалась до сих пор. Но очень интересно! Наконец, мой "собеседник", кажется, понял меня. - Ты первый раз держишь в руках вожжи? И не знаешь куда ехать? - Конь обнажил в "улыбке" длинные крепкие зубы. Я могла бы поклясться, что он смеётся!! Когда я решила, что постараюсь "поговорить" с конём, я сошла с повозки и стала перед ним так, чтобы видеть его глаза и чтобы он мог хорошо видеть меня. Так, я считала, правильно вести разговор. И теперь мне хорошо было видно и понятно выражение больших умных глаз. - И если я сейчас уйду и увезу повозку, ты ничего не сможешь сделать, - отсмеявшись, спросил конь. - А что я могу сделать? Ты гораздо быстрее меня. Сам знаешь, - ответила я. - Я никогда ещё не разговаривал с человеком вот так, - он не мог выразить свою мысль, - как с тобой. - Я понимала его. - Для меня это тоже в первый раз, - призналась я. - Рассказывали, что был человек, женщина, которая умела говорить с нами. Но это было давно, - Что-то на миг притушило блеск его глаз. - С тех пор никто не говорил так, как она. А теперь, вот - ты. - Я ждала его решения. Очень уж не хотелось просить помощи у того мужчины. - Я знаю дорогу и отвезу тебя. - Конь, как будто удивляясь сам себе, покачал головой. - Это очень странно. - Спасибо. Ты очень меня выручил. - От всего сердца поблагодарила я. - Возьми вожжи, чтобы они не болтались и не мешали, - приказал конь, как только я снова устроилась на сидении. Повозка резко дёрнулась и покатилась всё быстрее и быстрее, набирая скорость с угрожающей быстротой. Я уперлась ногами в передок повозки, вцепилась руками в сидение. Ещё чуть - чуть и бешено вращающиеся колёса оторвутся от земли! "Ткань"! Я исхитрилась, откинувшись назад, достать вмотанный в "ткань" меч. Одной рукой, помогая себе зубами, размотала свёрток. Крепко сжимая меч и изо всех сил придерживая край "ткани" - сильные порывы ветра каждое мгновение грозили вырвать её у меня из рук и унести, я постаралась набросить полотнище на коляску и даже на круп коня. Он удивлённо оглянулся, замедлил бег, пытаясь понять, что случилось, почему повозка почти ничего не весит, да и сам он стал значительно легче. - Что это такое? - Конь остановился. - Я должен знать, что происходит у меня за спиной. Ты была обязана меня предупредить. - Он продолжал возмущённо бить копытом. - Я сообразила только, когда мы понеслись со страшной скоростью. Ты ведь меня тоже об этом не предупредил. - Оправдывалась я. - А это такая ткань. Я не могу объяснить тебе, в чём тут дело - потому что сама не знаю, но она не причиняет вреда. Я уже много раз ею пользовалась. Она только уменьшает вес. - Колёса повозки едва касались земли, и она раскачивалась даже от лёгкого порыва ветра. - Тебе же будет легче. - Я напряжённо ждала, что решит конь. - Попробуем. Я никогда ещё так не бегал. Только держись крепче! - Предупреждать меня не было нужды. Скорчившись на дне повозки, я молилась только о том, чтобы она не рассыпалась. Её аэродинамические характеристики не были рассчитаны на условия почти свободного полёта. Я прислушивалась к шуму ветра, не решаясь даже высунуть нос из - под надёжного полога "ткани", и ничего не видела вокруг, поражаясь, как долго этот прекрасный конь может сохранять такую сумасшедшую скорость! Но вот постепенно мы стали двигаться медленнее, колёса повозки нет - нет да и касались земли. - Мы приближаемся, - услышала я предупреждение коня. - Будет лучше, если я спрячу "ткань". - Подумала я, усаживаясь на сидении и аккуратно заворачивая меч, возвращая его на привычное место за поясом. Конь косился на меня горящим глазом. - Было весело! Никогда еще так не бегал! - После такой бешеной скачки он на удивление ровно и размеренно бежал по обсаженной высокими мрачными елями тенисто - сырой аллее, плавно таща за собой чуть потрескивающую повозку.- Удачи тебе. - И тебе.- Я погладила жестко-нежную шею, заглянула в огненные глаза. Кто к кому снизошел? Неужели можно быть "на равных" с этим чудом? - Спасибо! Я не забуду тебя! - Нужна ли ему моя память? Черная молния полыхнула жаром ...
6
Я оглядывалась по сторонам. Чувство узнавания. Что-то внутри, в глубинах памяти, в дальних, непознанных мною закоулках души радостно отзывалось, приветствуя каждую иголку, каждую веточку, каждый плавный изгиб выложенной мелким гравием дороги, трепетало в предчувствии встречи с чем - то родным, близким. Я совсем разволновалась. И когда ровный размашистый шаг коня вынес коляску на просторную полукруглую площадку перед домом, пелена непролившихся слёз мешала чётко разглядеть грустный, лишённый радужных струй, беломраморный фонтан, увитый плющом фасад и человека, ожидающего меня на ступенях пологой лестницы. Я сморгнула непрошенные слёзы, заставила себя вырваться из засасывающего плена воспоминаний. - У меня ещё будет время во всём разобраться. Если сейчас я всё сделаю правильно - с отчётливой ясностью подумалось мне. - Если же нет... Но для раздумий не было времени. Это наверняка тот человек, Лорд, как называли его Джон со товарищи, который ищет меня. Бывший когда - то высоким пожилой человек мягкой, чуть крадущейся походкой приближался ко мне. Неразличимые под густыми бровями глаза пристально, холодно экзаменовали меня, узкие губы растянулись в умильной улыбке. Мягкий голос, тоже выскользнувший из темноты воспоминаний, произнёс: "Милая, как я рад. Наконец-то мы снова вместе." Я опёрлась на крепкую, как будто коснулась холодного железа, руку и спустилась с повозки. Бывшие когда - то переливчато блестящими, розовато кремовые плиты, мостившие двор, обезображены трещинами, в расщелинах растёт трава. Я ещё не успела ничего сказать, мужчина перехватил мой взгляд - Да, без тебя всё здесь пришло в запустение. Твоё возвращение - возрождение, начало, продолжение, назови, как хочешь. И я понимаю твои чувства. - Сухие губы коснулись моей руки. - Какое у тебя кольцо? Я его не припомню. - За любопытством в голосе скрывалась тревога. Я ещё не произнесла ни слова. Интонации голоса окутывали, опутывали меня. Но поцелуй - поцелуй был холоден, как прикоснове-ние смерти. И разлившийся по руке холод мгновенно достиг сердца, на долю секунды сжал его в ледяном кулаке, но одновремённо очистил, прояснил голову. Мягкая, убаюкивающая меня оболочка, треснула, распалась. Обострилось зрение, встрепенулись, вернулись недоверие, опасение, насторожённость. - Благодарю за тёплый приём. - Рука об руку мы поднялись по лестнице и вошли в галантно распахнутые мужчиной двери. Я не могла вспомнить, кто он. Было ясно, что нас связывали какие - то достаточно близкие отношения. Но что это было, когда ? Что-то путалось, тревожно жужжало на краю сознания, но, пока... Открывать себя, просить помощи, подсказки у этого, так обрадовавшегося мне человека почему-то не хотелось. Видя, что я ограничилась лишь одной безличной фразой и продолжаю сохранять молчание, мужчина тоже больше не произнёс ни слова, лишь исподтишка бросал на меня испытующие взгляды, когда мы шли анфиладой когда-то прекрасных, а сейчас запущенных и обветшавших помещений. С каждым шагом, с каждой пройденной комнатой воспоминания всё плотнее, всё явственнее обступали меня, проникали в мою душу, моё тело. Я как-то чуть по-другому стала держать голову, немного, но изменились осанка, походка. Было бы зеркало, уверена, увидела бы похожую на себя, но совершенно другую женщину. Я вовремя остановила свою руку - так и тянуло хотя бы ощупать своё лицо. - Этого нельзя делать - откуда-то я знала это. - Нельзя показывать своего удивления. Наконец мужчина через невысокую арку провёл меня в относительно небольшую комнату. Обставленная лёгкой, изящной мебелью, светлая и уютная, она имела такой обжитый, милый вид. Хозяйка (не было сомнения, что это комната женщины) вышла на минуту и вот-вот вернётся, улыбаясь, держа в руках цветы. Представились белые пионы с капельками росы на лепестках, или блюдо с фруктами, наверное, яблоки и сливы. - Устраивайся поудобнее, милая. - Мужчина улыбнулся. Мы стараемся, хоть и не во всём доме, поддерживать порядок. Ты устала и проголодалась с дороги. - Он не спрашивал. - Маро! - звон серебряного колокольчика соловьиными трелями разлетелся и затерялся в звонком эхе пустынных анфилад. Я на миг провалилась, потеряла сознание. Так вот оно что! Пожилая женщина, на много, на много старше моей Маро, но так разительно похожая на неё, растирала мне виски какой-то остро, но приятно пахнущей жидкостью. Так вот оно что! Не даром во мне жили воспоминания малышки Фэй!! Это на самом деле было??!! Дядюшка Лис - стоявший спиной ко мне у окна мужчина, обернулся и поспешно подошёл ко мне. - Наконец-то! Ты пришла в себя! Ты вернулась к нам, милая! - Он искренне рад. - Недоверчиво, я бы сказала цинично, отметила та небольшая, но сильная, активная часть меня, которая как бы со стороны, изучающе смотрела на эту сцену. - Как же давно я не была здесь, - взволнованно произнёс мой голос. - Я должна побыстрее выяснить, что здесь случилось, - тугая пружина мысли держала сознание. - Да, милая, - Пока этот голос, такой спокойный, сочувственный, такой любящий (как давно никто со мной так не разговаривал), окончательно не затопил, не оплёл меня мягкой паутиной подчинения. - Да, милая, прошло много времени. Но ничего. Ты отдохнёшь, мы поговорим, всё вспомним, всё будет как прежде. - Он погладил меня по голове, плечу. Его твёрдая рука ласково сжала мои пальцы. - Прекрати, - сказала я той части моего сознания, что пыталась не дать мне заснуть, - Прекрати. Почему во всём ты ищешь только плохое? Наконец-то я у любящего меня, преданного человека. Можно спокойно, ничего не боясь, отдохнуть. Нет у меня сил выискивать что-то, какой-то тайный смысл во всём, что бы ни происходило! И, убаюканная мягкими прикосновениями любящих рук Маро, я уснула.
Бывают такие мгновения, такие состояния души, когда ты не знаешь, не можешь понять, кто ты, где, чётко идентифицировать себя, окружающую обстановку. Такое произошло со мной в эту ночь. Не знаю, сколько я спала. Полная луна, заглянувшая в комнату через незанавешенное, открытое настежь окно, разбудила меня, разорвала тонкую вуаль сна. Я лежала не двигаясь, широко открытыми глазами впитывая и бархатистый полусумрак, притаившийся в углах комнаты, и очертания лишённых цвета лунным освещением предметов. Руки, ноги, пальцы, язык, ресницы, сердце, уши, гортань, желудок - я видела каждый орган, каждую жилку, каждый самый тоненький волосок своего тела. Да, всё это я ощущала, как бы заново открывала давно и хорошо знакомое, как будто встретила старого, почему-то забытого друга и с радостью, смешанной со смущением за свою забывчивость, принимала эту встречу. Было понятно и достаточно приятно ощущать, понимать своё такое послушное, пластичное тело. Я с удовольствием потянулась, расслабив усталые мышцы, дав возможность косточкам спокойно и уютно расположиться в нежащемся на удобной кровати теле. Что ж, всё в порядке?! Но почему же тогда так сжалось сердце, холодные бусинки пота покрыли вдруг одеревеневшее лицо? Воспоминания Фэй, такие яркие, жизненные - они не пересекаются с моими, они независимы от них, но так же подлинны, так же жизненно верны и также - это стало абсолютно ясно здесь, в доме, где Фэй родилась и выросла - принадлежат мне! Вот этого- то и не мог принять, осмыслить мой мозг! Ничего себе шиза! У нас в семье не было сумасшедших. О какой семье, собственно, идёт речь?! Я поднялась. Невозможно было сидеть - не то, что лежать в таком состоянии. Я ничего подозрительного не пила и не ела. Какой-то без запаха газ? Излучение? Какое-то ещё неизвестное мне воздействие? Как можно противостоять тому, чего не знаешь? Я обязана успокоиться, взять себя в руки. Паника - худший союзник. Моя одежда - кинжальчик, завернутый в "ткань" меч, по- прежнему лежали там, где я их оставила перед тем, как забраться в пахнувшую свежестью, хрустящую чистотой постель. Я провела рукой по каменной вышивке камзольчика - ничего не изменилось ни в расположении, ни в тусклом отраженном свечении благородных камней. Так же спокойно, отстранённо полёскивает эфес меча, удобно, привычно поддалась под рукой крышечка - гарда кинжальчика. Несколько густых капель чуть дымящейся алой жидкости, едва покрыв донышко стаканчика, поднялись и заполнили его шипящей пузырящейся жидкостью. Без страха и сомнений я выпила всё до последней капельки. Уже не первый раз кинжальчик таким необычным способом приходил мне на помощь. Лёгкая, радостная сила разлилась по телу. Уверенность, чуть бесшабашная уверенность в себе, такая необходимая мне сейчас, укрепила сердце и разум. Единственная вещь, каким-то образом отреагировавшая на это незнакомо - знакомое место - моё кольцо. До этого я почти и не замечала его - настолько привыкла, но сейчас, как-то неловко, неудобно сжал золотой ободок палец, большой камень странно отсвечивал на такой белой в перламутровом свете луны руке. Ну конечно! Ведь этот человек, я теперь знаю, что это дядюшка Лис, удивился, увидев это кольцо. Оно не принадлежит этому месту, оно из другого мира! Я принесла его сюда, с собой из своего другого, далёкого "Я". В его дымчато - коричнево - серой глубине и смог над большим городом, и сладкий аромат груши "бэра" (мама положила мне её в мешочек для завтрака), и царапающее душу сияние Иудейской пустыни, и палочка ванили, и моя любимая замшевая курточка. Но главное - взгляд, глаза безнадёжно, преданно любящего меня человека. Нет, я не сниму кольцо, остановила я непроизвольное движение. Оно мешает мне? Нет, кольцо не даёт забыть о моей прекрасной, далёкой сейчас, жизни, даёт мне силы бороться за возвращение, не даёт забыть о том, что я здесь гостья. Гостья ли? Почему же так ярки, так реальны воспоминания, почему каждый нерв, каждая клеточка тела откликаются на шумы, запахи, краски?! Почему так привычно ложатся руки на подлокотники кресла, ноги утопают в ворсе мягкого ковра?! И эта тонкая ночная сорочка - я точно знаю, откуда её достали, где лежат такие же воздушные изящные вещички. Ящики комода легко и радостно выдвинулись мне навстречу. Запах - щемящий душу запах - соше, которое так любила мама. Ну, конечно, здесь между бельём - плоские почти пустые мешочки с высушенными цветами. Белая махровая сирень!! Не соображу, как это объяснить, но я знаю, чувствую, о чём бы это и не говорило, что принадлежу этому месту, этому миру!! Недаром были все эти воспоминания маленькой Фэй, недаром дядюшка Лис так стремился встретиться со мной. Я внутренне напряглась. Это имя, этот человек. Кто он? Что он для меня? Выбранная им странная форма общения со мной... Почему он ограничи-вается этими непонятными намёками, почему он поручил этим людям - Джону с дружками, даже силой доставить меня к себе?(Я не уверена, что сюда.) Луна изменила положение на небе. Её загадочный, завораживающий свет больше не проникал в комнату. Лишённые налёта сказочности, неуловимой необычности и ландшафт за окном, и обстановка в комнате, да и вся атмосфера резко изменились. И мне стало легче, проще и думать и дышать. Романтические настроения больше не мешали, как мне тогда казалось, здраво рассуждать. Я набросила халат, прошла через анфиладу комнат. Ноги сами привели меня к высокой незатворёной двери, к мраморной пологой лестнице, ввели под высокие своды притихших, объятых сном деревьев. Нет, не здесь, в мягком сумраке, под нежное трепетание листьев на неожиданно вздрогнувшей ветке - будто дереву что-то привиделось во сне, надо искать ответы на нанизывающиеся один на один, как заржавлен-ная цепь, вопросы. Я всей грудью вздохнула густой, наполненный дыханием деревьев, воздух, посмотрела на высокое с еле уловимым намёком на рассвет, небо. Лёгкие, летящие облака то и дело закрывали полный диск луны. Как будто стая летящих в тёплые края больших стремительных птиц неслись они друг за другом, подгоняемые вдруг поднявшимся резким ветром. Нет, я не сошла с ума (наверное, все сумасшедшие также твёрдо уверены в своей вменяемости) думала я, возвращаясь в дом. Возможны вещи, явления, о существовании которых мы можем даже и не догадываться. Почему бы мне и не жить в разное время, в разных местах?! Что в этом плохого или страшного!? Возможно, со всеми людьми происходит то же самое. Только мне "повезло" и я почему-то помню об этих двух своих жизнях. А, может быть, их было больше? Вполне разумные мысли. "Есть многое на свете, друг Горацио..." - размышляла я, входя в насторожённо молчаливый дом. Когда я выходила из комнаты, влекомая неким необъяснимым желанием, то совсем не подумала о вещах, сопровождавших меня практически с самого начала пребывания в этом мире. Первый раз я была без камзольчика, меча, кинжальчика, "ткани". На самом деле - кого, чего бояться в своём собственном доме? Но всё же раздражение на себя и смутное беспокойство заставили меня ускорить шаг. Я почти бежала, стараясь как можно меньше шуметь. Но как ни бесшумно было моё скольжение над тусклым, покрытыми толстым слоем пыли плитами пола, человек, находившийся в моей комнате, услышал меня, почувствовал моё приближение. Пожилой, вернее старый, очень старый человек с улыбкой повернулся ко мне. Кто он для меня? Кто я для него? Какая между нами связь? Какое он имеет право входить в мою комнату? Трогать мои вещи? Впрочем, у меня были ответы на все эти вопросы. Я знала причину моей злости. Я ПОМНИЛА ВСЁ.Тогда, когдаэто было, давным - давно, я пыталась проникнуть в воспоминания той, кого по ошибке, как мне казалось, отождествляли со мной, пыталась понять жизнь Фэй. Тогда, я с сарказмом подумала об этом, воспоминанья прервались. Прервались потому, что я очень испугалась тогда - испугалась до потери сознания, и испугалась потом - вспоминая об этом. Но теперь я-то знала, помнила всё, что произошло там, в той странной комнате, всё, что было потом. Я так и не подняла это странноепокрывало, не успела увидеть, что спрятано под ним. Дядюшка Лис, как это он знает, когда мне нужна его помощь? - подхватил меня на руки, не дал упасть. - Осторожнее, осторожнее, милая. Ты ещё слишком мала. У тебя мало опыта и знаний. Есть вещи, с которыми ты ещё не можешь справиться. - Его мягкий голос успокаивал, вселял надежду. - Никогда не делай ничего, не посоветовавшись со мной. Ты же знаешь, как я люблю тебя и забочусь, чтобы тебе было хорошо. - Да, дядюшка Лис, знаю.Обещаю. Я буду послушной девочкой. - Больше всего на свете я боялась вызвать его недовольство, сделать что-то, что не понравится ему, боялась его нахмуренных бровей, ноток раздражения в его голосе. Всё что угодно я готова была сделать, лишь бы заслужить его одобрительную улыбку, искорку тепла во взгляде. Так мы и жили, вернее, так я и жила, постигая премудрости наук, закаляя своё тело и дух, под крылом, в тени великого человека - моего дяди. - Твой день рождения. Сегодня тебе восемнадцать, - дядюшка Лис задержал свои большие, красивые руки на моих плечах, заглянул в глаза. Только мы, он и я, да ещё прислуживающая у стола Маро были в этой прекрасной, открытой и прибранной в этот день специально для меня комнате, парадной столовой. - Это большой день, - дядюшка Лис поднял бокал со сверкающей, искрящейся жидкостью, - не только для тебя. Я счастлив, что был с тобой все эти годы. Что учил и защищал тебя. Что, как я надеюсь, стал для тебя не только учителем, но и другом. - Ваше здоровье, дядюшка Лис! Вы для меня больше чем учитель, больше, чем друг. Кроме Вас нет у меня никого на всём свете! - Подняла и я свой бокал. Первый раз в жизни я пила вино! В этот день Маро превзошла самоё себя. При жизни родителей в доме было много разных людей: кто - то прибирал, кто - то ухаживал за животными, был человек, который следил за растениями - в памяти всплывала добрая улыбка и охапки свежих цветов, кто - то готовил еду - большие кастрюли, жар плит и запах пряностей (я на самом деле была там, на большой кухне, или мне об этомрассказывали). Из всей многочисленной прислуги - я смутно их помнила - осталась одна Маро. Она хорошо со всем справлялась - ведь нас было только двое, да и дядюшка Лис часто и надолго исчезал из дома. - Великолепно, Маро! Сегодня все любимые блюда Фэй. - Дядюшка Лис сложил салфетку и встал из-за стола. - Благодарю Вас, Милорд! - Маро склонилась в низком поклоне. - Но Вы почти ничего не ели. - Как обычно, дядюшка Лис лишь прикоснулся к каждому из поданных блюд. - Всё было прекрасно. Ты можешь идти. - Маро не хуже меня разбиралась в интонациях дядюшки Лиса и поспешила выйти из столовой. - Не думал я, что придётся в такой день, в этот день говорить с тобой об этом. Но что поделаешь. Ситуация меняется. Мы не можем ждать, пока тебе исполнится двадцать один. Сядь ко мне поближе, милая. Я должен тебе это рассказать. - Я по привычке хотела устроиться на маленькой скамеечке у его ног. - Нет, - дядюшка Лис указал мне на удобное кресло напротив себя, - ты уже взрослаяи то, что яхочу рассказать, я могу рассказать только взрослому человеку. - И он рассказал мне о том как и почему погибли мои родители. Его голос, полный ненависти и гнева, до сих пор звучит в моей душе. Если бы не его пронизывающий, огненный взгляд, я бы скорее всего потеряла сознание от боли и отчаяния. Но я ухватилась за его взгляд, твёрдый и в то же время сочувственный. Он держал меня, тащил из этой чёрной всё поглощающей бездны горя. - Я рассказал тебе это не только потому, что уверен, что ты должна, это твоё право - узнать правду, я рассказал это сейчас, потому что настало время отомстить, свести счёты с теми, кто совершил это чёрное дело. И потому не удивляйся моему подарку, - откуда-то, я так и не поняла, как он это делал - дядюшка Лис достал усыпанный драгоценными камнями камзол, изящный кинжал. Несмотря на всю боль и отчаяние, которые пробудил во мне рассказ дядюшкиЛиса, я с интересом рассматривала эти прекрасные вещи. Меня очень заинтересовал его подарок. - Я знаю имена наших врагов, знаю, где они живут, чем занимаются, - продолжал дядюшка Лис. - Всё это время я помнил о них, собирал все возможные сведения, всё, что только мог. Складывал крупинки информации, отшелушивал знания от неверных слухов. И теперь настало время действовать - твоёвремя. - Я всё ещё не могла понять, чего от меня хочет дядюшка Лис, о чём он говорит. - Ты на самом деле не понимаешь меня, милая? - Дядюшка Лис наклонился ко мне совсем близко, впился взглядом в мои глаза. Его горячее дыхание опалило мне лицо. - Да, я никак не могла понять, чего хочет от меня дядюшка Лис. - Вы только скажите, - голос мой был такой глухой, такой бесцветный - я растерялась, придавленная этим неожиданным жутким рассказом. - Вы знаете, нет того, чего бы я не сделала для Вас. - Дядюшка Лис ещё пристальнее, ещё твёрже посмотрел на меня. Он буквально впился глазами в мои глаза. - Пойми, то, что ты должна, то, что ты будешь делать - это не для меня. Это - для тебя! Это месть за страшную, безвременную смерть твоих родителей! - Да,- душа моя наполнилась сладким пониманием мести, - Да! - Восторг зажёг сердце. Да - рука сжала кинжал, красный огонь зажёг глаза. Да! - это правильно! Да! - Я должна и я отомщу за своих родителей!! - Я приду в ваши дома и в ваши сны - голос дядюшки Лиса нашёптывал нужные слова, - и исполню свой долг, своё предназначение, - с восторгом, с воодушевлением повторяла я за ним. Много времени спустя я поняла, насколько умен, хитёр был мой дядюшка, в какую бездну бед и преступлений стремился он ввергнуть мою неопытную, наивную душу. Как и обещал, он объяснил мне, где жил один из этих преступников, как пробраться в дом, где стража и какая она, кто ещё живёт там и, конечно, слова, не перестающие звучать в моей душе: "моё предназначение, мой долг." - И вот настал этот день! Я легко пробралась в дом. Удалось проникнуть в покои, не произведя никакого шума, не привлекая ничьего внимания, не потревожив стражу. Совсем незря дядюшка Лис так заботился о моей подготовке - всё, всё было продумано им. Даже усыпанный россыпью драгоценных камней камзол! Яркий блеск должен был усилить производимое мной впечатление неотвратимого ужаса, сами камни, ничуть не хуже кольчуги, предохраняли меня от колющих и режущих ударов - клинки скользили по их полированной поверхности, да и кровь, если такое случится, легко скатится с них. На "кошачьих" ногах я подошла к заветной двери. За тишиной не таилось никакой опасности.Что ж, меня не ждут - тем лучше! Двое детишек в низеньких, аккуратных кроватках не спали. Их широко распахнутые, доверчивые глаза с удивлением встретили меня. Я не знала, что тут будут дети!! Я остановилась, как будто наткнувшись на что - то. Ужас, написанный на моём лице, как будто в медленном зеркале, переливался на детские личики. Они, наверное, хотели закричать, но, только когда я в панике скатывалась по высоким ступеням чёрного хода, раздался громкий, горький плач. Я вернулась к карете. И здесь дядюшка Лис был предусмотрителен и заботлив - он не хотел, что бы я чересчур уставала, дорога туда - обратно, могла занять несколько дней. Маро ждала меня на некотором расстоянии от цели. Я так до конца и не поняла, знала ли она о том, что я должна была сделать, что думала об этом. Во всяком случае, встретила она меня беззвучным вопросом "мы возвращаемся?"- Нет, нет, как же так?! Я не выполнила своё предназначение, свой долг. Как же я вернусь? Как посмотрю в глаза дядюшке? Что ему скажу? - Нет, мне придётся вернуться, - ответила я Маро, - Скоро вернусь. - Я зайду с другой стороны, сумею найти другой вход. И выполню свой долг. Сейчас, конечно, будет труднее, но в панике, в неразберихе, мне удастся всё сделать, - успокаивала я себя. В доме, на удивление, было тихо и темно. Странно, ведь они так громко плакали! Мне пришлось зажечь свет - моё ночное зрение было недостаточно хорошим, что - то странное, мягкое, хлипкое всё время попадало под ноги, мешало двигаться в жутком молчании дома. Я стояла в липкой луже бурого цвета. Запах сладко - тошнотворный и позы людей, безвольными мягкими комками покрывавшими полы комнаты, ступени лестницы, подтверждали моё невероятное предположение - кровь! Здесь убивали! Но кто?! Почему? Я взлетела к знакомой двери. Женщина и мужчина, родители! - пытались защитить детей! И дети были живы! Серые сморщенные старческие личики - они видели то, что и взрослому не по силам вынести, тихий шёпот, еле различимый в мёртвой тишине: Леди Фэй. Леди Фэй. Они так и остались сидеть на залитом кровью полу, не отводя застывших ничего не отражающих глаз. Карета катила в спокойном сиянии летнего дня. Породистые лошади нет - нет и всхрапывали, дико косясь назад. Мне казалось, что они чувствуют исходящий от меня запах несчастья, запах смерти. Я пыталась не думать, в изнеможении откинувшись на подушки кареты, но ничего не получалось. Мысли, одна страшней, ужаснее другой переполняли мой мозг, мою душу, холодное кольцо ужаса сжимало горло. Если бы и хотела, я бы не смогла кричать! Я с трудом дышала. Каждый вдох давался с огромными усилиями, сопровождался страшными хрипами. Вот - вот наступит полное удушье. Карета резко остановилась. От толчка я скатилась на пол. Маро на руках вынесла меня на свежий воздух, усадила под ствол какого - то дерева, расстегнула камзол, кончиком кинжала разжала мои в оскале сцепленные зубы, и надавливая на грудь, заставила пару раз глубоко вздохнуть. - Возьми себя в руки. Дыши нормально. Думай только об этом, - сказала она так, как когда-то, в детстве, учила чистить зубы или заплетать косы. Я не могла не повиноваться этому спокойному, доброжелательному голосу. Маро тем временем развела небольшой костерок и закипятила в котелке сосновую ветку. (Мы остановились в прозрачном в своей светлой чистоте сосновом бору). Я по капле пила густо пахнущую хвоей жидкость, всё спокойнее, глубже вдыхала целительный воздух. - Хватит, - наконец сказала Маро, растирая остатками отвара мои виски, - Как ты себя чувствуешь? - Спасибо, - Я встала, опираясь на её руку. - Я могу, я должна. Пойдём. - Всю оставшуюся дорогу я думала, что скажу дядюшке Лису. Он встречал меня, сбежав по широким ступеням лестницы. Открыл дверь кареты, помог спуститься на землю. - Как ты, милая? - взволнованно спросил, вглядываясь в моё лицо, ища ответа в глазах. Я ничего не ответила, готовясь к тому, что мне предстояло сделать, сказать. - Что случилось? - Ему плохо удавалось в этот раз скрыть своё волнение. - Я хотела бы поговорить. - Хорошо, хорошо, милая. Успокойся, отдохни. - Он ускользал от меня. Этого никак нельзя было допустить. Я должна воспользоваться его непонятным, странным для меня поведением. Я прилепилась к нему и, ни на миг не оставляя, втянулась в ту для всех закрытую комнату. Дядюшка Лис обернулся ко мне. Огромный, страшный в своём гневе. - Ты не должна была идти за мной! Тебе здесь нечего делать! - Гремел его голос, глаза метали молнии. Но, странно, теперь мне не было страшно! Ничего особенного! Я и сама при желании могла бы это сделать. - Я хочу, я имею право задать свои вопросы. Слишком много людей заплатили жизнями за моё незнание. - Не продолжай, - чего больше было в его голосе - насмешки, сострадания, сарказма??! - Я помогу тебе забыть об этом. - Нет, я должна понять. Вы же знаете всё. Как моё имя связано с тем (я никак не могла подобрать слова), что там произошло. - Послушай меня, милая, - сладкий голос не совпадал со ставшей огромной рукой, тянувшейся в мою сторону. Другой, отступая назад, он пытался схватить серую ткань, прикрывавшую что-то на стоящем у дальней стены столе. О, мне удалось опередить его - я всё-таки была моложе и проворнее его, меч отсёк ужасную руку и, в немыслимом прыжке, я первая ухватила край серой ткани и дёрнула её насебя. Мои родители - их мёртвые тела прикрывала, уменьшая в размерах, лёгкая ткань. Я резко развернулась к дядюшке Лису и взлетела почти под потолок - обмотавшаяся вокруг руки, ткань почти лишила меня веса. Я, видимо, нарушила какое-то заклинание - лишённые его, тела на глазах умирали. Превращались в одетые в дорогие одежды скелеты. Я не могла на это смотреть. - Зачем? Зачем?! - Только и могла прохрипеть я. - Ты глупая девчонка! Ты всё испортила!! Твой отец! О! Всё всегда доставалось ему! Слава, деньги, женщины! Он - сын удачи! А я?! Чем Я хуже него?! Мы вместе шли по жизни. И я всегда, всегда - понимаешь ли ты, что это значит - ВСЕГДА? Был в его блистающей тени! Сколько можно терпеть?! О, боги! Сколько можно терпеть!? - Он сжимал рукой обрубок другой руки, подняв её вверх, пережимая фонтаном брызжущую кровь. Его женщина - это я познакомил его с этой девушкой, за одну только улыбку которой я готов был отдать жизнь. Его богатства - мы вместе создавали их. Его знания - я помогал ему собирать, расширять их, на мне он оттачивал своё искусство. И ты - ты должна была быть моей дочерью!! Но не всё так просто, так легко! - Гримаса? улыбка? - кривила его лицо. Как он может терпеть такую боль?! - Всё - и богатства, и власть должны были принадлежать МНЕ! Но главное - она! А потом - ты! Настал момент, когда я не мог больше терпеть. - Застенчивая, смущённая улыбка осветила лицо дядюшки Лиса, - Он был очень милым, славным мальчиком, - дикая мысль мотыльком впорхнула в заледеневшее в ужасе сознание. Несоответствие этой улыбки тому, что происходило, ввергало в бездну. Пустой, отрешённый его взгляд прожигал насквозь. Я вынырнула из тьмы молчания. Он уже не пытался улыбаться. - Мне нужны были деньги, много денег. Не думай, мои опыты очень дорого стоят, - На поднятой вверх кутье вновь отрастала кисть. - Я стал наследником твоих родителей. А заодно, не скрою, любовался их прекрасными портретами. Не знаю, что доставляло мне больше удовлетворения. - Какое счастье, что он не рассказал, как стал наследником! - Сегодня ты должна была начать свой путь. Я с самого начала готовил, воспитывал тебя для определённой цели. К сожалению, мне это не совсем удалось. Но не переживай, - он улыбался, насмешливо, с презрением глядя на меня. - Ты не была там одна. Я со своими людьми исправил твою ошибку. Мы довели дело до конца. Имя "Фэй" теперь будет хорошо известно!! - Неужели так трудно всё это понять?! Неужели неясно, что я имел право на всё это?!! Ты можешь сколько угодно смотреть на меня и даже попытаться убить, глупая девчонка! Тебе меня никогда не победить! - Дядюшка Лис истаивал, исчезал на глазах. Последней исчезла окровавленная, розовая, как у младенца, кисть руки.
Я смотрела в глаза стоявшему передо мной старику. Распахнув свою душу, свой разум, я позволила ему вместе со мной окунуться в прошлое. Дядюшка Лис дряхлел на глазах.- Я почувствовал, узнал, что ты появилась здесь, возникла из небытия. Я хотел, я пытался перехватить, упредить тебя. - Он старался, о, как он старался, захватить мою душу, сломить волю, подчинить себе! Но я уже не была той маленькой, запуганной девочкой, тем подростком, той девушкой, которыми он управлял и манипулировал по своему усмотрению. Тем големом, который, как он был уверен, он создал, который беззаветно был предан только ему. Я давно подросла, давно, как мне кажется, научилась жить своим умом, думать, принимать решения и отвечать за свои действия. Я была открыта и, в то же время, недоступна для него. Моя сила - взращённая не на зависти и ненависти, а на желании понять и помочь, не уступала его несущей яд разрушения силе. Съёжившись, эти чёрные щупальца отступили. Но я знала, что в любой момент они готовы сжать, задушить меня в своих беспощадных путах, лишить разума, выпить, высосать из меня душу. Дядюшка Лис сменил тактику. - Не знаю, кто и почему помог тебе вернуться. Я не искал тебя. Слишком тяжелы воспоминания. Забудем прошлое. Мы так много значили друг для друга. -
Не заметила, не поняла, как мы очутились вне пределов дома. Он говорил и говорил. А я кипела от возмущения. Как! Даже в такую минуту этот человек не может быть искренним, пытается вывернуться, что-то скрыть!! - Самая главная, великая мудрость - в прощении. - Настаивал внутри меня ласковый, вкрадчивый, до боли родной голос дядюшки Лиса. - Ты прав, - так же мысленно ответила я ему. - Ты много значил в моей жизни. И я согласно с тобой: "Прощение - это мать мудрости!" И я ПРОЩАЮ тебя! - С тихим шумом, как горсть падающего песка, изведённый временем скелет крошился и опадал потрескивающей лиловыми огоньками горсткой пыли.
7
Наступила темнота. И холод. Страшная пустота. Что-то ушло из души. Ещё одна часть меня, моей жизни канула в небытиё. Откуда этот ветер, неожиданным порывом пронзивший меня до костей? В изумлении я оглядывалась по сторонам. Я стояла под низким осенним небом, среди поросших пожухлыми травами и ржавым мхом с трудом различимых развалин. Неужели, вот так - прахом, рассыпались и все мои воспоминания?! Но я же точно помню, в дрожащем от холода теле всё пожирающим огнём горели воспоминания. Я, видимо, нарушила важные заклинания. Лишённые их защиты, тела родителей на глазах "умирали", превращались в одетые в дорогие одежды скелеты. Я немогла на это смотреть. Маро! - Я скорчилась от страшной боли. Тысячи гарпий, взбесившись, терзали моё тело, рвали внутренности в тщетном стремлении выбраться наружу. С исчезновением дядюшки Лиса упала и скрывающая его комнату - пристанище завеса. - О, Миледи, - (как уж она услышала мой скрежещущий голос) - Маро склонилась надо мной. - Я Вам помогу. Встаньте. - Её сильные руки пытались поднять меня. Но ноги не повиновались - предательски дрожали и подгибались. - Там, там - Я не могла говорить, только пыталась указать рукой. Маро наконец - то смогла обратить внимание на что-то ещё, кроме меня. Я внимательно следила за её лицом. Оставив попытки помочь мне, она выпрямилась и выражение недоумения в её глазах сменилось ужасом, узнаванием, болью. - Это - это ОНИ! О, миледи! О, лорд! - Маро кинулась к тому, что когда - то было её любимыми хозяевами, и застыла, боясь дотронуться к лохмотьям полуистлевшей одежды, к белым в своей беспощадной обнажённости костям. Я уже смогла справиться с терзавшей меня болью. Зубами сорвав рукоятку кинжала - так сильны, нестерпимы были страдания, я случайно обнаружила содержавшуюся в нём жидкость и инстинктивно, не раздумывая сделала первый большой глоток. Почувствовав неожиданное облегчение боли, двумя небольшими глоточками я допила странную тягучую резко - приятную жидкость. Подкреплённая, я попыталась подняться, опираясь на меч. Маро поспешила мне на помощь. - Это меч Миледи - её рука легла рядом с моей на вызолоченную гарду. - И колет моей Миледи, - её глаза не отрывались от бесценных останков, а руки скользили по узору драгоценных камней, щедро покрывающих мою одежду. - Откуда они у Вас? - Впервые в жизни Маро, нарушив, неписанное правило, обратилась к ЛЕДИ с вопросом. Я и сама хотела бы это понять. О, вспомнила! Дядюшка Лис! Без содрогания я теперь не могла думать о нём! Но это было именно так! Это он тогда, в ночь нашего главного разговора, торжественно вручил мне все эти вещи - колет, мечь, кинжал. Что он сказал тогда? - "..Овеяны славой,.. продолжишь подвиги их незабвенных хозяев.." - Какая насмешка! Какое издевательство! Как он ненавидит нас! Волна ненависти поднялась в моей душе навстречу этому потоку понимания и обиды. Сейчас я могла бы, не раздумывая, убить его! - Миледи, - Маро решила, что я не расслышала вопроса, и не решилась вновь задать его, - мы должны похоронить... - она не могла подобрать слова для того, тому, что и мне трудно было назвать; тому, что было нашей любовью, гордостью и пало, сражённое предательством, и потому лишь жестом указала на священные останки. Я не думаю, что могла бы ещё раз пережить то, что испытала тогда, когда мы с Маро рыли могилу и предавали земле останки моих незабвенных родителей. Я и не хочу описывать эти чувства, эти мысли, эту боль и печаль. Скажу только, что мы сделали ЭТО и к концу длинного, душного дня, когда вот-вот должна была разразиться гроза, мы обложили зелёным мхом небольшой низкий холмик, посадили молодую сосенку. Мне бы хотелось посадить цветы, может быть, ещё одно дерево. Хорошо бы... Но я знала, что уйду от- сюда, покину этот ставший для меня страшным дом. И никто не останется жить тут, некому будет заботиться о деревьях и цветах. Пусть будут мох, ель - то, что принадлежит этой земле, то, что всегда будет здесь. Главное - чтобы успокоились настрадавшиеся души, чтобы не бродили неприкаянными между мирами. Я плохо их помнила, но была уверена спокойной, непонятно как, откуда данной мне уверенностью, что родители одобряют мои действия, что они согласны и довольны тем, что мысделали. Я вышла из чуть заметного, прерывающегося, переливающегося тихой перламутровой радугой контура дома и остановилась в нерешительности - по каким приметам, где искать могилу. Единственное дерево на видимом пространстве недалеко от дома - сосна. К ней звал, манил меня маленький дрожащий фиолетовый огонек - все, что осталось от моего дядюшки Лиса. Старое, очень старое дерево. Ствол серый, почти лишённый ветвей, но гордо ровный, устремлённый вверх, и скрюченные временем ветви почти касаются низко нависших слезливых туч. Толстые, узловатые корни крепко вцепились в серую сухую землю. Здесь должна быть могила. Но не было солнца и мне трудно было определить точное место. Но ничего, подожду. Спешить мне, как видно, уже некуда. Я устроилась у подножья сосны, между вздутиями корней. Старые варикозные вены - сколько ещё вы сможете питать силой этот могучий ствол!? Это не то дерево, под кроной которого можно спрятаться от дождя, переждать бурю, но всё же... Как-то теплее, спокойнее, не так одиноко, когда чувствуешь спиной эту шершавую кору, когда мягкая сила незаметно, почти крадучись, перетекает в твоё тело. Дождь всё не начинался. Тяжёлая, мутная духота давила, не давала дышать, спокойно думать, будила нетерпение, раздражала нервы, заставляла кровь тяжелее биться в напрягшихся протоках вен. Беспорядочные кружения и метания огонька только усугубляли общее тревожное напряжение. Внезапно разверзлись, треснули небеса. Огромная - на всё небо, молния изверглась, целясь прямо в меня. Оглушённая неимоверным грохотом, я не сразу поняла, что жива, что, приняв на себя огненный удар, сосна спасла мне жизнь. Взметнувшийся вверх, фиолетовый огонек слился с молнией и, как последняя капля крови с окровавленного кинжала, соскользнул, скатился с нее прямо в разбитый полыхающий жаром ствол дерева. Начавшийся сразу же, как по команде, крупный, холодный дождь притушил пламя, начавшее было лизать покорёженную, расколотую молнией сосну. Я сидела мокрая, потрясённая, размазывая по лицу смешанные с дождём слёзы, вдыхая запах обугленной древесины, смешанный с пронзительным запахом свежей сосновой смолы. Как бы мне хотелось верить...
Но... Я была одна! ОДНА! На этой мёртвой, выхолощенной земле. В этом пустом, безмолвном мире!!! Постепенно, как бы ощупью, ко мне возвращались, нет, не инстинктивные, основные чувства - я и так чувствовала пронизывающий, знобящий холод небытия, видела серую мглу призрачных видений. Нет, ко мне возвращалось сознание, возвращалась, не знаю, как это иначе назвать - моя душа. И чем плотнее, вещественнее становилось моё, поникшее опавшей оболочкой, тело, тем отчётливее, яростнее росли во мне бессилие и злость. Как, почему, по стечению каких обстоятельств, по чьей воле я оказалась здесь - вырванная из своей жизни, своего мира?!! В старинной кулинарной книге первым рецептом стояло: "успокойтесь!" Но нет! Охваченная бессильным чувством утраты, одиночества, безысходности, я продолжала лихорадочно рыться в воспалённой памяти. Какое чувство юмора могло здесь помочь?? Не по своей же воле я попала сюда?! - Кто, кто - металась лихорадочная мысль. Дядюшка Лис? - Нет.- Нет? - Нет - я ему не была нужна. Только лишние хлопоты и разбирательства. Вероятно, тогда, раньше, в другом времени, он вынашивал какие-то планы, нуждался в моей помощи. Но сейчас? Он обладал достаточным мужеством, чтобы понять и принять новое положение вещей - его время прошло! Кто же? Вспыхнувший во внутреннем видении свет стремительно приблизил зал с плотно завешанными удивительными портретами стенами. Конечно! Это они - пустоголовые, напыщенные снобы!! Почему-то решившие, что держат в своих руках весь мир! Кто дал им право, кто позволил им думать, что они лучше всех всё понимают, что они могут распоряжаться людьми и событиями? Как получилось, что они присвоили себе право, привилегию разыгрывать свои игры, ставя на кон живые души, играя судьбами, воплощая свои бредовые фантазии?! Ну конечно! Это они! Они вызвали меня, возродили, вдохнули жизнь в мифическую Леди Фэй. Надо отдать им должное - они хорошо потрудились! Правильный, о, какой правильный выбор!! Я - точно то, что им надо!! И вы, мои дорогие, вознёсшиеся в своём слепом самомнении властелины, скоро, очень скоро поймёте, какой прекрасной, абсолютной, замечательной, - я не могла удержать странный, похожий на рыдания, смех, - была и осталась Леди Фэй! Вы пожалеете, о, как Вы пожалеете о том миге, когда вспомнили это имя! - Голова медленно поворачивалась вслед за обострившимся обонянием - я чувствовала, жуткая сила тянула меня туда, где в странно изменившихся глазах всё чётче и всё яснее вырисовывались, казавшиеся поначалу неживыми, трафаретными, как в театре теней, фигуры. - Вот они! - Я захлебнулась собственным победным смехом - лаем. И невольно взглянула на радостно воздетые вверх руки. Мои руки??!!! Покрытые перьями ли, жесткой ли щетиной - кисти - лапы!! Острые, твёрдые когти - скорее смертоносное оружие, а не розовые, наманикюренные ноготки на концах изящных дамских пальчиков! И пальчики ли это - жестокие, обтянутые твёрдой кожей сочления!! Ох! Остановись! Что за монстра ты взрастила??!! Вот сейчас я понастоящему ужаснулась и испугалась! Спокойно! Только успокоиться! Примечание ко второму рецепту в той кулинарной книге гласило: "Если блюдо не получилось, вернуться к рецепту N1". Да, именно так - успокойся! Тебе ведь всё равно некуда спешить. Посмотри на себя со стороны, постарайся рассуждать здраво! Не уподобляйся им, тем, кем ты возмущаешься. "Не наглей". Даже звери, конечно, не сошедшие с ума, убивают только для того, чтобы насытиться! Не позорь их! Не ты даровала этим людям жизнь - не тебе и отнимать её! Да и в чём, собственно, дело? Почему ты так возмутилась?! Из - за чего все эти страсти? Ты достаточно спокойно жила, пока "это" как будто тебя не касалось. А теперь, что изменилось теперь?! Посмели тебя потревожить, призвать к действию, не посоветовавшись, не спросив согласия?! Обидели? Наступили на краюшек необъятного "ЭГО"? Мне придётся о многом подумать, многое в себе перетрясти...
Лучи восходящего солнца мягко грели спину. С тихим щелчком в нежнейшей тишине маленький зелёный росток проклюнулся из убитого молнией обугленного ствола сосны. - Только не принимай окончательных решений, - шептал во мне насмешливый голос. Усталость и опустошённость постепенно отступали. Смутные образы и мысли становились ярче, требовали осмысливания, каких-то действий. Всё-таки не просто так я оказалась в этом мире. Теперь ясно (сколько уж раз было мне всё ясно?), что призвали меня каким - то неизвестным мне способом те люди в комнате с портретами. Я, конечно, могу, имею право - ведь меня не спросили, отказаться от встречи с ними. Но, может быть, я действительно могу им чем - то помочь? Этого небольшого колебания, чуть заметного намёка на согласие, видимо, оказалось достаточно.. Я снова в той же комнате, в конусе света, против ярко освещенного стола. Как будто и не убегала отсюда?!! В первое мгновение резкая смена освещения, как внутреннего, так и внешнего, ослепила меня. Но вот я чётко, до каждой волосинки на безбородом подбородке - ну точно Рубенсовский сатир! - вижу обратившегося ко мне мужчину. - Уважаемая Леди! Не будем зацикливаться на Вашем имени. Хоть это и принципиально, но - отложим...Он сделал рукой неопределённый жест, - Некоторые из братьев очень надеются на Вашу помощь. Вот Лорду достался только титул. - Высокий, прекрасной лепки лоб темноволосого мужчины нахмурился морщинами. - Я разговаривала с ним прежде. Разве можно забыть эти сверкающие орлиные глаза?!? Да и ёще некоторых из сидящих за столом я, конечно, знала. Этот мужчина с гривой темно-медовых волос - он первым заговорил со мной тогда (когда это было - мгновение, год назад?). Задуматься, что-то припомнить мне не дали. - Впрочем, время шуток прошло. Положение очень сложное. Вы должны принять решение, Леди, - почему я решила, что он похож на сатира? Из направленных на меня глаз-прицелов струилась вечность. - Голоса разделились. Слишком многое поставлено на кон. У Вас нет выхода. Вы обязаны решиться! - Нет, не только ревность, хотя это одно из сильнейших, страшнейших чувств, сподвигнула моего дядюшку совершить то, что он сделал. Совсем, совсем по-разному видели и понимали они с братом МИР, свое в нем место, свое предназначение. Как он хотел, чтобы я пошла его дорогой, как готовил меня к этому. Сколько горя и страданий принесла я людям! Прав был мой отец! Невозможно, недопустимо, преступно считать себя выше, значимие других, вмешиваться в чужую жизнь, подчинять себе другие существа! Трудно, но необходимо для себя же самой это вспомнить, с этим согласиться. Господи, зачем, зачем я сюда вернулась?? Кто меня заставлял это сделать?! Как мне страшно! Как ужасно одиноко и страшно!! Переливающася, с трудом обретающая форму фигура и такой же прерывающийся, чуть слышный голос - Я никогда на тебя не сердился. Всегда тебя любил, - забытый голос человека, причиной гибели которого я себя считала. - Они сильнее меня. Очень сложно к тебе пробиться. Но прими мою помощь. Ты ни в чём не виновата. - О, какая тяжесть! - Нет, нет. Благодарю тебя. Но я сама, может быть неосознанно, выбрала этот путь. И должна, ничего тут не поделаешь, пройти его одна. - Главное сейчас - избавиться от этой пожирающей мою сущность, подавляющей меня гордости, научиться прощать себя. Маленькая летучая мышь острыми коготками царапает, рвёт моё изболевшееся сердце. И из этого окровавленного бутона распускается, растёт прекрасный цветок. Какие краски, звуки! Я распадаюсь, рассыпаюсь в этом буйстве неведомых мне ранее ощущений и воскресаю вновь, полная звенящего ликования, подхваченная волнами тихого ровного сияния.