Лестница - единственное, что существует в этом мире.... Без конца и без начала...
И в какой-то момент Роми решила, что будет считать: восемь-девять пологих ступеней, ровная площадка, четыре пять шагов, снова ступеньки, снова площадка.
... Нет,считать нехорошо. Она, просто, тупеет, теряет последние представления об окружающем, о реальности.
В этом механически-бездумном проговаривании цифр, в однообразном движении ног - правая, левая, правая, левая ... может быть, попробовать,наоборот... В этом бесконечном сумраке - ни солнца, ни луны - ничего, что могло бы помочь, Роми чувствовала, как силы (и не только физические) оставляют её.
То, что пили у Бабки - маминой мамы - называли "настоечками". Терпкие, обжигающие, с таким же резким атакующим запахом, почти непрозрачные - ими были наполнены чеканные "напёрстки" на поставце во всегда сумрачной комнате Бабки. Когда Роми была маленькой - Сколько ей было? Три, пять лет? И не вспомнить - как-то добралась до поставца и, даже и не отпила, лизнула из каждого, прячущего целую историю в тёмных завитках орнамента, наперстка. Конечно, не умерла, как предсказывала, не переставая ругать родственниц матери, одна из сестёр отца, окуная её прямо в одежде в огромную бочку с дождевой водой.
Вкус и запах тех наливочек и своё состояние полной "темноты" в мозгах при не уменьшившейся способности двигаться, Роми запомнила на всю жизнь. У Бабульки - матери отца - в высоких искрящихся прозрачных графинах переливались всеми цветами радуги лёгкие, наполненные ароматом и вкусом весны или лета, нектары. От них становилось легко и весело на душе. Но Роми - ей уже разрешалось за общим столом сделать маленький глоточек из бокала одной из тётушек, сестёр отца - эти сладкие, некоторые до приторности, напитки не нравились. И, когда старший брат Шона, пока они, ожидая отправления его поезда, сидели в маленьком ресторане скромного вокзала, предложил выпить "кислячка", Роми не отказалась. Но этот, почти прозрачный, чуть золотистый напиток оказался таким ... коварным.
Обычно Роми могла, и делала это - думать одновременно о нескольких (наверное, больше пяти - кто их считал) вещах, не забывая "закрываться". Мысли и чувства окружающих, сплетаясь в огромный, иногда дурно пахнущий ком причиняли ей, вызывающую тошноту, боль. Роми с трудом, но, всё-таки приняла этот странный факт: там, где она сейчас находится, никто по-настоящему не слышал и не чувствовал друг друга. Да, именно этот "кислячок" и разрушил совершенно незаметно, легко и просто её хитроумную защиту. И, конечно, тут же её нашла одна из тётушек.
- Почему, какое право ты имела закрыться, Роми!!!
Самая резкая, несдержанная из сестёр отца. И надо же было именно ей найти её!
- Я имею право на всё, что захочу! Как и все остальные.
Но в этом состоянии Роми не могла адекватно реагировать на окружающее и одновременно разговаривать с напористой тётушкой. Отказавшись от помощи мужчин и чуть покачиваясь на "никаких" - она их, буквально не чувствовала - ногах, Роми вышла на свежий воздух и плюхнулась на еще не доломанную деревянную скамейку.
Теперь можно ответить на все тирады тётушки. Хоть Роми и отмахнулась от её возмущённого голоса, сосредоточившись на достойном передвижении, но отлично понимала, что была, мягко сказать, не права.
- Ты не прислушалась ни к чьим советам и выбрала сама, как и с кем хочешь жить,-
продолжала тётушка - и тебе позволили. Позволили потому.... Ты сама знаешь почему!
Какой у неё усталый голос - невольно отметила Роми. Что, всё - таки, происходит. Илипроизошло. Роми становилось всё более не по себе.
- Мы тебя искали всё это время. Все эти долгие два года. Очень волновались. Никто не молодеет...
- Бабулечка.... Неужели... - но тётушка не дала прервать себя.
- Всё, что ты пережила, мы узнаем со временем. А сейчас - это чрезвычайно, совершенно важно. Критично! Необходимо найти Нила!
- Но...
- Никаких "но". Нил должен занять своё место.
- Но...
- Только ты одна можешь найти его. Что бы ни случилось. - Ошарашенная, Роми и не думала возражать,- это твой Долг. Перед семьёй, перед собой. Там, где ты находишься, не обойтись без "защиты". Но, пожалуйста, не дай нам снова потерять тебя. А сейчас - отправляйся.
- Подожди. Подожди, пожалуйста. Я хочу спросить, как Бабулечка, как вы...
- Ей было бы лучше, если бы ты по-другому себя вела. А так... Но Она дождётся тебя и Нила.
Нил! Им нужен Нил! Понятно зачем... Они отчаялись дождаться отца... Бабулечка стареет... Да и сколько может править Регентша... Значит... Значит ...Если Роми не найдёт Нила... Они могут лишиться "трона"... А нужен ли этот "трон" отцу... И Нил - он совсем другой... совсем ...
Но додумать Роми не успела.
- Иди!
Приказ-посыл тётки, на мгновение, погрузив в кромешную темноту пустоты, вышвырнул Роми сюда - на эту жуткую лестницу в бесконечный, безбрежный сумрак.
Ни солнца, ни луны... Ничего, за что можно было бы зацепиться...
Очём она думала... Ах, да - Нил...
Последнее время - более трёх лет с того дня, как он исчез, Роми запрещала себе думать о брате. Думать о нём - погружаться в бесконечную боль - муть отчаяния и ... тоски... А ей не хотелось страдать. Роми глубоко вздохнула. Казалось, ни на что не осталось сил, а вот - нет же... Она продолжает переступать-переползать со ступеньки на ступеньку (они становятся как-то всё выше и выше) и, при этом, ещё и вспоминает.
Отец и брат... Иногда они сливаются в одно лицо - в одного человека... Хотя... каждого из них она помнит - почти забыла ... С начала... был Нил. Они родились почти одновременно. Кто из них старше? Никто никогда не говорил об этом, но Роми почему-то была уверена, что родилась первой. Мать оставила Нила в своей семье и вернулась к отцу только с ней - Роми.
Вот Роми и помнит отца именно с того мгновения - её тело помнит прикосновение его рук, её глаза помнят его взгляд и улыбку. А, главное, её душа помнит распахнутую ей навстречу бесконечность отцовской любви. Роми остановилась, застигнутая отчётливостью и сиюминутной силой воспоминания. Это - настоящее, живое, состояние, никогда она раньше так не чувствовала и не думала. Значит - права была мать, не поверившая в гибель любимого, ушедшего искать пропавшего сына. Где бы они ни были, её родители, ей - Роми, стало гораздо легче.
Она и не понимала, что такобезвожена иссушена. Как будто утолила многодневную жажду из светлого горного родника. Но... что это... Роми почувствовала .... Какие-тоживотные...Это... Нет - не из мира народа людей.... Ксчастью...... Крупные.... Разумные...
В поредевшей, давившей её безнадёжностью, серости Роми начала различать очертания... Каменистая долина. Нагромождение валунов. Полуразрушенные, обветшавшие фрагменты каменных стен, строений, давно ничего не охраняющие сторожевые башни. Ей не было ни страшно, ни любопытно - она делала это потому, что должна была именно так поступить - Роми вошла в эту долину.
Петляя среди нагромождения развалин, теперь они не казались ей такими цельными остатками оборонительных стен или жилых построек, она очутилась в поросшем высохшими колючками дворе, над которым возвышалась полуразрушенная, но, всё ещё, горделивая, башня. Во дворе, он казался огромным, были лошади. Именно их присутствие, мысли и разговоры и почувствовала Роми. Казалось, её не заметили. Но это только так, впечатление. На самом деле, за Роми наблюдали. Настороженно и заинтересованно.
- Почему ты здесь? - Прозвучало после Всеобщего Приветствия.
Она и не подозревала, что вспомнит языкнарода лошадей.Хотя... конечно... просто никогда об этом не задумывалась. В её мире ...
Совершенно лишние сейчас размышления. Роми сосредоточилась на разговоре. С трудом подбирая слова (спасибо тёткам - заставили, всё-таки, выучить самые необходимыевыражения), произнесла слова Всеобщего Приветствия. И, не понимая, почему так откровенна, сказала, что ищет брата. И поспешила спросить:
- А вы? Что привело сюда вас?
- Мы отдыхаем. А брат ... твой брат не здесь. Ты ошиблась. Но - поспеши.
Откуда-то извне донеслось призывное ржание, как звук огромной, зовущей к бою, трубы. И лошади, их прекрасные покрытые лоснящимися шкурами тела, оказались совершенно прозрачными, вернее, их контуры в грациозных прыжках, одна за другой перелетели через полуразрушенную стену.
Довлеющая надо всем этим местом, сумрачная зыбь посветлела. Будто где-то там, и не определить в какой стороне, взошло солнце. Не вернусь на лестницу, решила Роми. Здесьесть, хоть и кажущаяся - ей плохо верилось в случайности - свобода передвижения. Ей хотелось как можно быстрее уйти из этого места, полного тяжести невыплаканных слёз и горьких воспоминаний.
Роми решила идти в направлении, противоположном тому, в котором исчезли, растворившись в серости тени лошадей. Надо искать Место Жизни. Подталкивал инстинкт, неистребимая жажда жизни.Но она плутала в этом лабиринте давно и беспощадно разрушенных построек, загубленных душ.
Ах, если бы можно было посмотреть на всё это "сверху", она бы нашла выход. А так - даже лучика солнца нет.
Роми вспомнила, как, вообразив себя, лёгкими паутинками, они с Нилом "взлетали" вверх по тёплым, таким невесомо нежным солнечным лучам. Но здесь, нет ни солнца, ни Нила, ни, отчитывавших их за баловство, тётушек. Тётки! Она же обещала даватьо себезнать! Они помогут! Роми, ей казалось, что она делает это быстро, а на самом деле, с трудом передвигая ноги, вышла на относительно открытое - ктознает, не препятствуют ли эти стеныобщению - пространство и "открыла" себя для родни. Тут же на неё обрушился, чуть не раздавивший, шквал эмоций, мгновенно сменившийся потоком любящей силы. Семья! За этим словом так много всего...
- Как ты? - это, сначала отославшая Роми невесть куда, а теперь спасающая тётушка...
- Ничего
Всё ещё тяжело переводя дыхание, но, чувствуя себя всё увереннее и увереннее, ответила Роми, пряча глубоко-глубоко "вернусь - поговорим".
- Ну, раз ничего - Тётушка не дала возможности остальным (черезнеё все передают мне"силу"- поняла Роми) даже вставить слово, - продолжай. И оборвала, как будто захлопнула с размаху крышку, общение.
Это очень важно. Окончательно поняла Роми. Иначе, никто бы не заставлял меня искать Нила. Но важно...для кого? Для меня? Для них? Для всех? Всех нас? Кого?
Очень высокое, холодное, как сценический прожектор - такие были на концертах, кудаводил её Шон - солнце, безжалостно, не оставив ни намёка на полутени, осветило мёртвое пространство, покинутой всеми долины развалин. Как будто декорации - сравнение, навеянное воспоминанием о прожекторах.
Побыстрее выбраться от сюда. Пока они - семья отца, конечно, неважно с какой целью - помогают ей. Пока есть силы. Эта земля, эти развалины просто "высасывают", опустошают её.
Роми почти бежала. Раз, за разом увеличивая длину шага. Уцепившись, хоть и за смертельно холодные, но всё-таки солнечные лучи, она могла почти взлететь. Сосредоточившись на попытках взлететь, Роми не совсем заметила, как выскользнула за, видимо, воображаемую черту, отделяющую Долину от всего остального мира.
Она очутилась на окраине то ли небольшого городка, то ли посёлка. В таких местах бывать Роми не приходилось. Но она знала, что такие посёлки есть. Нечто подобное показывал ей как-то, на картинке в журнале Шон.
За одним из высоких заборов залаяла собака. Животные не любили, вернее - не понимали, а потому, и боялись того, что чувствовали в Роми. И она постучалась в калитку невысокой ограды (здесь-то точно не было никаких собак).
Сдавшая Роми комнату супружеская пара была бездетна. Роми сторонилась маленьких детей. Они, как и звери, в отличие от взрослых Мира Людей, чувствовали её "неправильность". А завоёвывать доверие ребёнка? У неё на это не было сейчас ни времени, ни сил. Другое дело - взрослые. Роми мгновенно "считала" их желание сдать комнату "приличному человеку", и немного на этом заработать - это у них называлось "деньги".
Где и как она возьмёт эти деньги Роми ещё не думала, но пообещать могла твёрдо. И знала, что обещание выполнит. А пока - душ, постель, еда. Именно в таком порядке провела Роми этот день. И ближе к ночи - раздумья... Лучше всего - и это у неё от матери - Роми думалось ночью. Тем более, в такую ночь, как эта.
Полнолуние. Она распахнула окно. Ароматы ночи - они ярче, точнее, острее дневных. Запахи жилья, людей, "маленькой метёлочкой", так, как учила Бабка, Роми отмела в сторону. Земля, трава, деревья, цветы и где-то, еле слышно ... озеро, или река... или... болото. Грудь наполнилась спасительными запахами, а глаза - Роми не отводила взгляда от луны: огромный серебристый шар "висел" прямо перед ней. Скинуть одежду - секунда. И вот Роми стоит - купается в серебряно-жемчужном сиянии. Не так часты мгновения абсолютного счастья в её сегодняшней жизни.
Они - дети, так и жили на два дома. Мать с отцом... В детстве Роми только чувствовала, а теперь и понимает - это было очень тяжело, почти невозможно. Отец не мог жить в семье матери, а мать не принимали в семье отца. Как, вообще, могли они встретиться, полюбить друг друга... Как решились... Но, самое удивительное - как их семьи смирились? согласились?
Семья отца - дети так и жили на два дома. Мать с отцом... В детстве Роми только чувствовала, а теперь и понимает - это было очень тяжело, почти невозможно. Отец не мог жить в семье матери, а мать не принимали в семье отца. Как, вообще, могли они встретиться, полюбить друг друга... Как решились... Но, самое удивительное - как их семьи смирились? согласились? Семья отца - высокородные, даже и не кичащиеся своим происхождением - так они горды - Эльфы.
И семья матери - прекрасно-опасные, завораживающие и отталкивающие в своей смутной, из тёмных глубин сущности - Русалки. И, всё-таки, приняли их союз...
Серебряная дорожка вела и вела... Свободно отдавшись ей - это важно "отпустить" себя, не пытаться "командовать" - учила бабка, Роми уходила всё дальше и дальше... В воспоминания... В семье матери, если не считать маленьких детей и подростков, которых с 15 лет отправляли учиться, практически не было мужчин.
Женщины уходили в мир, кто в поисках любви, кто в желании родить, а кто и просто так, из любопытства. Каждая, в свой час возвращалась, принося новые знания, впечатления, навыки, детей... Никому не возбранялось повторять эти "выходы", но мало у кого, а жили эти женщины долго, очень долго - появлялось желание, мало кто мог набраться смелости ещё раз покинуть огромный - он и не выглядел "домом" в понимании Народа Людей - Дом.
Для матери Роми и Нила это была вторая попытка - та, в которой она встретила их отца. Первый раз, за много лет до этого, она пробыла в миру очень долго, перебираясь с места на место, знакомясь с разными Народами. На её рассказах, её опыте выросло целое поколение сестричек. Но тогда мать не нашла Того... И когда она встретила отца Роми - это был сознательный выбор взрослой женщины. Она должна была найти того мужчину, от которого захочет родить ребёнка.
Кто же мог предположить, что это будет двое детей и выбор её... выбором будет именно Он! Ничего более удивительного произойти не могло! Ведь он - Роэль, не был мужчиной из Народа Людей. Обладатель гордой древней родословной, он был очень молод и отправился в мир, вернее, сбежал один, обманув личного помощника, он же - охраник, камердинер, и всё, что угодно, снедаемый чистым любопытством и жаждой приключений.
Их встреча... Она никогда не обращала внимания на мужчин такого типа, а сейчас, и подавно, искала только отца своему ребёнку. Он - для него - брак, дети, всё связанное с этим было так далеко и не интересно. В положенное время Совет выберет ему подходящую жену. А пока... Его жизнь так длина и он в самом её начале... Они случайно увидели друг друга, встретились глазами в окнах "пролетающих" в противоположном направлении поездов. И всё... "Что - всё? Как - всё!!!" - не унимались, спрашивали Роми и Нил, сколько бы раз и кто бы ни рассказывал им самую интересную, самую захватывающую историю - историю знакомства их родителей.
Ну конечно, произошло всё, как и должно было произойти. В этом месте, в зависимости от того, кто рассказывал: тётки со стороны матери мечтательно улыбались - они обожали зятька, тётушки со стороны отца - поджимали губы - надо же! что бы так жениться!
- Ваша матушка вышла на первой же остановке и осталась стоять на перроне. Она простояла бы так, ожидая свою судьбу, всю жизнь ... А отец - пересел из своего поезда во встречный - кто из них помнил о своих планах, и ещё издали "увидел", почувствовал, ждущую его женщину.
На этом месте рассказа, вне зависимости от того, в чьём Доме они жили, Роми и Нила отправляли спать. В эту же ночь, в этом чужом доме серебряная тропинка луны провела Роми через всю страстную, запутанную, трагическую историю жизни - историю любви её родителей.
Конечно, дети росли в семье матери. Где, если не здесь сосредоточена вся любовь мира. Отсюда, стараясь, и успешно, ничем не обнаруживать себя перед миром Народа Людей, их водили погостить в семью отца. Там, тоже, любили этих, чуть странных, а кто бы при таких родителях был не странным - детей. Дарили любовью, лаской, учили и образовывали, на свой лад, желали детям счастья.
Отсюда же, из тёплого гнёздышка Дома матери, а в тот день он был полон слёз, ушёл Нил, когда ему исполнилось пятнадцать лет. (Не имело никакого значения, в этом случае, чей он сын). Но, в отличие от других, Нил отправился не в Мир Народа Людей, а в Дом отца, где ждали его с радостью и надеждой. Но в Доме отца Нил не появился. Несколько раз отец отправлялся на поиски Нила. Возвращался, не найдя сына. Но Роэль так и не оставил своих попыток.
Мать ждала Нила в высоком кресле из морёного дуба. В нём она устроилась, как только получила весть об исчезновении сына. Мать с самого начала была против того, чтобы отец искал Нила. Но объяснить своё состояние, выразить словами то, что мучит её, мать или не могла, или не хотела. И понять, что и почему происходит с его любимой женой, отец так и не смог - не успел. В последний раз отца ждали почти год. И всё это время из своего чудовищно простого кресла мать поддерживала связь с отцом, пыталась помочь ему. Но они не вернулись. Ни Нил, ни отец. Ничего не держало мать в этом мире. Ведь Роми не была ни Нилом, ни Роэлем - двумя единственными мужчинами, двумя самыми важными в её жизни персонами. И мать ушла вслед за ними.
Сёстры похоронили всё ещё прекрасную "оболочку" по древнему обычаю - её опустили в глубокий "стакан" придонного ила, положив в ноги венчальный венок и сердоликовые браслеты, подаренные Роэлем, и прикрыли листьями и цветами лотоса. Отступившая на время церемонии, вода озера, вновь сомкнулась. Полная луна растаяла в предутреннем перламутре. И Роми осталась одна... Почему же одна... Такаяже, как другие сестрички. Позволила солгать самой себе, Роми.
Ночь кончилась. С ней отступило лунное колдовство. Роми оделась. Никак не привыкнуть к этой одежде НародаЛюдей - много всего лишнего. Не очень удобно - так не одевались ни в одной из её семей. Хотя здесь и климат другой. Да нет, такой же. Почти... Просто - это "здесь", это - не дома. Возможно, она привыкнет...
Постучались в дверь. Хозяйка. Милая, почтительная женщина. Поинтересовалась, не нужно ли чего постоялице, пригласила - это у неё на лице написано - только из чувства неловкости, что ли - с ними позавтракать. И ещё, конечно, любопытство: как такая юная девушка, а с вечера постоялица показалась совсем молоденькой, путешествует одна. Но женщина, попросившая у хозяйки только "кувшин воды, если можно", оказалась не так уж и молода.
Принеся странной жиличке воду и удивляясь, про себя, своей ошибке, хозяйка ушла. Вслед за ней, через некоторое время - Роми слышала, как он возится где-то там, в глубине дома, а потом - топчется у дверей её комнаты, ушёл и хозяин. Теперь можно было, просто необходимо, отдохнуть, восстановить силы. Ночное бодрствование, позволившее ей вернуться в прошлое, омывшее, возродившее её, напитавшее энергией Дома матери, силой Луны, как ни странно: " а что тут странного - полукровка" - шептались за её спиной в обеих семьях - утомило её.
Роми чувствовала, что просто обязана поспать. Хоть несколько утренних - хотя они самые важные - так учили в Доме отца, часов. Роми почти залпом выпила кувшин воды. Если бы хозяйкавидела - Роми представила себе плоское лицо женщины - удивилась бы ещё больше. Не заметить, какой эффект произвёл на простую женщину её изменившийся облик, Роми не могла. Ничего - она всё забудет, когда я с ними расплачусь.
Сегодня ночью, этому "фокусу" их с Нилом научила мать, Роми "вынула" из лунного луча несколько серебряных монет. Она представила, удивлённые лица хозяев, когда у тех в руках окажутся полновесные серебряные кругляши. Но, через несколько часов, как рассчитывала, Роми не проснулась. Сказались и усталость, и перенапряжение, и желание не ошибиться в столкновении с незнакомым, непонятым.
Роми проспала почти сутки. На следующий день, в рассветную, как будто немочную, рань - далёкое, еле уловимое кваканье лягушки, да пение какой-то беззаботной пичуги, разбудили Роми. Она знала, просто знала - чувствовала, что эти сутки не покидала комнаты, что ничего не произошло ни с ней, ни вокруг неё, но позволить себе такой бесконтрольный сон - было недопустимой ошибкой.
Ей просто повезло. Ведь могло случиться многое ... и непоправимое. Ну, теперь... что же... просто запомнить то состояние перенапряжения, силу и градус которого опасно превышать, через которое нельзя переходить. И... в путь. Но уйти, не попрощавшись, не расплатившись с хозяевами, Роми не могла. И, когда, даже не постучав в дверь (вчера, после долгих колебаний они заглянули в молчавшую глубоким сном комнату), решили подождать до утра.
- Ведь это наш дом. И наша комната. И мы имеем право знать, что там происходит. - Подбадривали они друг друга. Хозяева вошли к ней и обнаружили спящую, слава Богам, живую - она дышала (еле-еле, но дышала), квартирантку.
Роми, уже одетая и прибранная, с милой улыбкой на молодом, отдохнувшем личике ждала их. Несколько тёплых слов, а Роми, действительно, была благодарна этим людям за то, что они ничего не предприняли пока она спала, и дали ей возможность спокойно отдохнуть, подкреплённые увесистыми кусочками серебра, сделали своё дело и они расстались довольные друг другом.
Руководствуясь разъяснениями хозяев, Роми быстро и легко - всё было практически рядом - нашла вокзал. Раз в день здесь притормаживал экспресс. С него сбрасывали мешки с почтой, а почтмейстер - он был и почтальоном, и начальником здешней почты - закидывал в почтовый вагон местную корреспонденцию. И в это же время, жители посёлка - кто помоложе и половчее - умудрялись запрыгнуть на открытые площадки вагонов. Ну а кто постарше - пользовались автобусом.
Раз в неделю - именно вчера и был этот день - на поезде можно было доехать до Большого города. Всё это объяснил, польщённый вниманием молодой нездешней "штучки" Начальник вокзала - он же смотритель путей. Роми и так потеряла слишком много времени, и ждать ещё неделю... Она должна, наконец, начать поиски. И, конечно, надо с чего-то начать...
Роми оказалась не единственной, желающей выбраться из городка на скоростном экспрессе. Вместе с ней на платформе ожидали, скрывая волнение под весёлой громкой болтовнёй, несколько парней и девушек. Хотя для них это поездка и не была первой - нетрудно было понять из их шумного разговора - волновались они больше, чем совершенно спокойная Роми. Начальник станции расставил всех на определённом расстоянии друг от друга.
Так мы не будем друг другу мешать. Разумно. Поняла - одобрила про себя Роми. "Не зевай!" - странная команда прозвучала одновременно со стремительно приближающимся локомотивом. Да, конечно, состав сбросил скорость... но ... не на столько, как ожидала Роми. "Что же ты! Не тормози!!!" Кто-то буквально забросил её на площадку вагона и, почти раздавив своей массой, ввалился сам. "Вы... что... Да какты..." - с трудом выдавила из себя Роми в смеющиеся ей навстречу буйные глаза.
"Психи" - только и покачала головой проводница, запирая дверь вагона. Теперь расхохоталась и Роми. Этот молодой мужчина был... был... очень... очень привлекательным! Она нашла, наконец, давно перестав смеяться, нужное слово. Слово, которое любил Шон - "привлекательный"! И смотрел на неё... Смотрел так!
Когда над местом упокоения матери, сомкнулись воды озера, лёгкие лодочки сестёр и тётушек сгрудились вместе. Каждая опустила в воду свой венок, каждая набрала склянку, светящейся в глубокой темноте новолунья воды. На берегу, в Доме слили эту воду в прекрасный - куда до него всем хрусталям отцовской семьи - прозрачный - так обработаны перламутровые раковины - сосуд. И он занял своё место в шеренге...
Дальше Роми не могла ничего вспомнить - увидеть ... Заполнившая её чёрная вязкая субстанция - тоска, напрочь отгородила, вырвала Роми из жизни. Может быть когда-то... где-то... Бабка была категорична. Не зла - категорична, возмущена. Она была зла от бессилия, от того, что не смогла спасти, удержать свою дочь - мать Роми.
"Ты делаешь неверный выбор. Рожаешь не от того человека. А детям всю жизнь хлебать это ... безобразие. - Единственные слова, которые услыхали от неё убитые горем женщины семьи. Через сорок дней Бабка сама пришла к, ослабевшей от недоедания и ничего неделания, Роми.
"Я не могу тебя пожалеть. Пожалеть так, как тебе хотелось бы. Потому, что это неправильно - мать не должна пережить дочь. И уж, подавно, я не должна утешать тебя. Так что соберись. Не для себя - для нас. Для всех, для меня - соберись. Хватит. Хочешь, отправляйся в Дом отца, хочешь - в Мир Народа людей. Но сделай что-то! Захоти!"
Нет, в Дом отца она не пойдёт.
При Бабке Роми не произнесла ни звука - не сумела, не захотела себя заставить ответить. Да и ответа не было. Там бы и этих сорока дней не позволили бы. Давно бы... А что - давно - так и не придумала.
Но и оставаться здесь - "чёрной медузой" напоминая о случившемся - негоже. Не справедливо. Права Бабка.
- Есть ещё другой мир - мир Народа Людей. Настолько другой - отец хитрюще прищуривался - ты удивишься. Там всё так похоже и... странно. Там надо держать ухо востро...
- А то? - спрашивал Нил.
- А то - оторвут! - хохотал отец.
Они обижались на его смех, принимая всё-всё, что он рассказывал о мире Народа Людей всерьёз. Но этот мир и был таким - странным и опасным. Ведь он забрал и Нила, и отца. Но, всё-таки, она, Роми отправится туда. Больше ей, пока, нигде не найти покоя. Вернее, покой и, даже слишком, у неё есть. Избавиться от него, сделать свою жизнь другой она сможет, наверное, там.
Прощаться, о чём-то говорить у Роми не было сил. Но уйти, бросив всё, будто никогда никого из родных не любила, не уважала - немыслимо. Вот это - лист водяной лилии и ветка можжевельника, соединённые жемчужным браслетом - они останутся в доме Бабки, в доме, где жила мама.
А у порога дома Бабулечки - матери отца, такого же изящно-воздушного, пронизанного светом, как и она сама, Роми оставила лист кувшинки и ветку можжевельника, в браслете из аметистов.
Две наплечные пряжки-броши, жемчужная и аметистовая - символы Домов, это всё, что осталось у Роми от её прежней жизни, всё, с чем она пришла в мир Народа Людей.
Пришла, ничего, толком, о нём не зная, ни к чему не подготовленная. Готовься она, как положено, посвяти в свои планы тёток, ей бы всё растолковали, обо всём предупредили. А так ... Импульсивность на грани легкомысленности и твёрдость, почти грубость - как ужиться этому в теле молодой девушки. Совершенно, казалось бы, безумный поступок - прийти в мир Народа Людей, но Роми нужно время, что бы разобраться, понять, что и как она может, чего хочет от себя, от жизни.
И первая проблема, с которой столкнулась Роми - деньги. Она заложила (нет, конечно, не продала, именно "заложила" - отдала в залог на необходимые ей эти странные "деньги") свои броши. Ростовщик навсегда запомнил эту странную девушку. Она отказалась от предложенной ей баснословной суммы. Нет! Только заложить! И только на год! Никогда он не соглашался на такие условия. И, соглашаясь, грешным делом, подумал, что и недели ждать не будет - есть кому предложить эти сокровища. Но взгляд девушки, подцепил его глаза (обычно он не смотрел посетителям в лицо)
- Вы будете ждать год. - Ростовщик слышал эти слова у себя в голове, видел их в глазах девушки.
- Да. Конечно. Клянусь.
- Не надо. Не клянись. Будешь. Я знаю. - Поначалу Роми частенько вспоминала этот случай. Люди в этом мире оказались такими внушаемыми... Надо было только точно знать, чего ты сама хочешь...
А хотелось Роми многого. Она поселилась в гостинице. Конечно, поняв, что она может и какэто происходит, Роми могла бы ни за что не платить. Этот обычай она считала странным и немного унизительным. Но, всё-таки, решила придерживаться местных правил. Ведь сбежала Роми сюда совсем не за тем... а за чем?
Отец пытался пробудить в ней вдумчивую рассудительность, потребность ясного самопонимания. Способности, на первый взгляд, "не подходящие" лёгким, солнечным, казалось бы, беспечным существам. Но "беспечной" во всём отрицательном понимании этого слова была именно, такая, на вид спокойная и уравновешенная, мать. И не поймёшь со стороны, какие тёмные, тяжёлые страсти за этим, на грани равнодушия, чуть отрешённым спокойствием. Недаром отец любил повторять " в тихом омуте...".
Именно таким "омутом", теперь-то, оглядываясь на свои детские воспоминания, понимала Роми, и была её мать. А отец - тем лучом, нет - тем солнечным ветром, который разбудил, раскачал тяжёлые стоячие воды, поднял из потаённых глубин сияющих родников светлую радостную волну.
И вот теперь, что бы что-то делать, куда-то двигаться, Роми придётся, хочешь-не хочешь, покопаться в самой себе. Ведь она так и не знает конкретно, чего хочет. "Многого" - странное слово. И всё - и ничего. Может быть, для начала поближе узнать довольно странную - и это только начало - жизнь в мире Народа Людей? Здесь должно быть творятся прелюбопытные вещи.
Несколько дней походив по улицам, заходя в "магазины", "кафе" и "учреждения", назначения которых, Роми, как ни старалась, так и не смогла понять, она решила, что неплохо бы познакомиться с кем-то, кто, хотя бы выглядит (Роми не знала на сколько соответствует внешний вид местных жителей их возрасту) так, как она.
Значит - "школа". Там Роми заметила большое количество своих, вроде бы, и ровесников. Но нет - это были совершенно юные существа. Притворяться - чтобы интеллектуально и физически соответствовать им Роми будет непросто. Да и жили все они с родителями. Нет,совершенно нецелесообразно, решила она. В один из вечеров таких раздумий Роми зашла в ночной паб. Она почти сразу обратила внимание на эти, почти единственные открытые в такое время заведения. Но не заходила туда, отталкиваемая, вырывающимися от туда грубыми тяжёлыми звуками того, что здесь называли музыкой. Театры Роми отвергла с самого начала, поняв и брезгливо приняв для себя попытки одних, причудливо разряженных людей грубо воздействовать на других, ещё и заплативших за это так называемые деньги, покорно заглатывающих недобросовестные наживки.
Но в этот раз, в этом пабе было не так агрессивно громко и Роми вошла. В полумраке двигались люди. Женщины и мужчины. Пока глаза не адаптировались к почти полной темноте, Роми поняла, что возраст этой, охваченной сексуальным нетерпением массы (как иначе назвать то, что почти немо интеллектуально - все их чувства сосредоточены в одной зоне тела, подчинены её "приказам") близок к её собственному.
Она готова была уйти, так и не войдя вовнутрь, но там - в глубине помещения, у стены -молодой мужчина. И мысли его далеко-далеко от этого низкого, пропитанного винными парами и похотью зала. Кажется, что-то вроде этого она и искала. Роми подошла к столику.
Так они познакомились с Шоном. Он оказался "студентом". И Роми тоже захотелось быть "студентом". Ведь то, что рассказывал Шон, вроде бы, подходило и ей. Учиться, приобретать знания... Конечно, они с Шоном понимали и вкладывали разный смысл в сами понятия "учиться", "знания". Но Шон, его окружение были наиболее близки и понятны Роми. И, сказав, что она тоже "студентка", обзавестись необходимыми справками и документами для неё не составило труда, Роми начала жить в студенческом кампусе.
Конечно, она ходила на лекции, семинары - не хотелось совсем уж выделяться, и так женская половина - девушки студентки встретили и продолжали относиться к Роми очень насторожено. Женская интуиция оказалась гораздо сильнее мужской и, не отдавая себе отчёта почему, что кроется за этим, девушки не доверяли Роми, сторонились её. Парни, и они были совершенно неправы, приписывали такое отношение зависти к внешности Роми и её свободному обращению с... деньгами. (Роми придумала себе богатых родителей. Где-то далеко. Этим и лёгкий акцент - родной язык Роми отличался от языка Народа Людей - можно было объяснить.) Сами же парни безоглядно и беззастенчиво, соперничая друг с другом, влюблялись в Роми. Но она "хранила верность" - не совсем понимая, что это такое - преданному ей до глубины души Шону.
С первого мгновения их знакомства он полюбил - именно полюбил, не влюбился - Роми ясно чувствовала этот оттенок, эту грань - и признал её "власть" над ним. Это именно Роми, спустя какое-то время, видя и понимая (теоретически) страдания Шона, в окружении стремящихся именно к этому молодых людей, предложила ему "близость". И горько пожалела об этом.
Нет, после "этого" Шон не стал ни грубее, ни заносчивее - такое она видела среди вновь создающихся и быстро распадающихся пар - напротив, он ещё больше, если такое было возможно, полюбил её. Но она - Роми - ей стало стыдно и больно обманывать Шона. Он обожествлял её... а она... Ведь в отличии от него, в момент самой, казалось бы интимной близости, она не забывала обо всём на свете. Напротив - в ней просыпался дух исследователя, экспериментатора. Она "отстранялась", как бы со стороны, наблюдая и анализируя всё происходящее. То, что мужчины и женщины Народа Людей называли "заниматься любовью". То, что происходило в это время, иногда казалось Роми забавным, иногда - отталкивающим, а некоторые моменты вызывали непреодолимую брезгливость. Ей и не хотелось обижать ни в чём не повинного Шона, но, в то же время, всё тягостней становились для неё эти отношения. Роми умудрилась побывать на занятиях всех кафедр, хоть по разу, но посетить лекции всех преподавателей, пожила она какое-то время в студенческом кампусе. Ей и не требовалось большего, чтобы понять, сравнить, вынести своё суждение. Роми не просто "слушала" - всё, всё до мельчайших подробностей заняло своё место в неисчислимых "коробочках" - так объяснял Роми отец свойства её памяти, её мозга.
Тут ещё к Шону приехал старший брат. В своей деловой поездке он нашёл время навестить - это, как оказалось, было совсем не по пути - младшего братишку. Конечно! Как же иначе! Он так гордился ею! Шон познакомил брата с Роми! И они провели вместе целый день.
И это было плохо! По-настоящему плохо. Когда их знакомили, Роми, ещё не обернувшись, "спиной", поняла, что пришедший с Шоном мужчина - то, что... Что??? Что Шон - не "её" мужчина. Как возможно это определить, понять... Тем более, если раньше ничего подобного не испытывал... Роми не знала. Но желание отделиться, уйти от Шона - и не обязательно к этому мужчине, не обязательно к кому-то - лишь окрепло, стало почти осязаемо насущным. И, даже, не получи она тогда, за прощальным ужином на вокзале этот экстренный вызов-приказ от тётушки, Роми всё равно ушла бы от Шона.
И вот сейчас, почти задыхаясь в объятьях незнакомца на полу вагонного тамбура, она почувствовала, это - "её" мужчина. Но, в отличие от того, первого раза, Роми поняла, где-то на краюшке сознания, вдруг вспыхнувшего пониманием того, что испытывал Шон, находясь рядом с ней, что и этот незнакомец "хочет её".
Но... Не всё так просто...Она здесь потому что... Роми высвободилась из не желавших её выпускать рук - онамогла бы всю жизнь провести так - отдавшись на волю причиняющих ей боль, но таких желанных его рук - и поднялась на ноги. Она здесь потому, что хотела увидеть - узнать мир. И вот теперь ищет брата, должна помочь семье.
- Ты тоже едешь в город? - Чуть раскосые глаза молодого мужчины непроницаемо блестели.
- Да.
Роми кивнула головой. (Интересно, для чего ещё человек может стоять в этом тамбуре? Эту тираду услышал бы Шон в ответ на свой идиотский вопрос. В первый и последний раз, сравнила Роми)
- Так ты у нас живёшь? Что-то не припомню, - парень, ничуть не смущаясь, рассматривал Роми. Под его взглядом в ней поднялась волна совершенно несовместимых чувств.
В этот момент открылась дверь, соединяющая вагоны. Возбуждённые приключением юноша и девушка, появились в тамбуре.
- Мэч! Случилось что?
Девушка по-хозяйски, (отметила Роми) кинулась к парню,
- Фью... А это кто? - у её спутника - молоденького паренька даже рот приоткрылся от удивления.
- Всё в прядке. Сколько просил, не распускай руки, Люси. Говорит - из нашего городка.
Мэч - так его зовут Мэч. Какой молодец. Правда - нечего распускать руки - ответил сразу обоим.
- Ладно. Пошли. - Люси потянула Мэча за рукав.
- А она... что же...- парнишка не собирался уходить.
- А ты её позови, - съехидничала Люси, - может, пойдёт с нами.
- Точно! - Как будто Роми здесь и не было, обрадовался парень.
- Пойдём с нами - с заискивающей улыбкой, спросил, даже попросил он.
В другое время - ей хватило Шона с его обожанием - Роми бы только отрицательно покачала головой, но сейчас... Парнишка обращался к ней, чётко произнося и отделяя, друг от друга каждую букву. Так разговаривают с детьми, иностранцами, больными. И так же, как он, чуть подсмеиваясь над собой в душе:
- Да, спасибо. Пойду, - ответила Роми.
Это не планируемое знакомство очень поможет ей. "Быстрый разум", доставшийся ей от отца тут же оценил все выгоды путешествия в компании "сверстников". Да и в городе будет легче осмотреться и устроиться. Ведь, судя по всему, они едут туда не в первый раз. Но и без этих мгновенно оцененных преимуществ Роми знала - это уже "тёмная", глубинная интуиция матери, что поедет с ними.
Поедет хотя бы потому, чтобы подольше, пусть на расстоянии, побыть с Мэчем. А то, что будут "на расстоянии" можно было понять и без непогрешимой интуиции - Люси не оставляла Мэча ни на миг, буквально становясь между ним и Роми, физически загораживая его своим телом. Зато остальные ещё две пары молодых людей - " пары! пары!" кричали настороженные, поначалу чуть злые глаза девчонок - встретили Роми довольно приветливо.
Этот, крутившийся возле неё паренёк, единственный, у которого не было девушки - не было вообще, знала Роми - всем своим видом, манерой обращения, разговора с ней "Я претендую на неё" - кричал каждый его взгляд, жест - и был причиной того, что появление Роми в этой, давно сложившейся компании, прошло мирно.
Роми старалась поменьше говорить, предпочитая слушать и спрашивать. Но самой неравнодушной к её судьбе и её планам оказалась именно Люси, которая, ни на миг не выпускала Роми из зоны своего внимания, постоянно искала и находила, это, несмотря ни на что, восхищало Роми - что и как спросить. Спросить так, что бы ответы поставили Роми в неловкое положение, опустили её в глазах Мэча. Эти несколько часов - компания собралась весёлая, разговорчивая - заложили начало дальнейшей, пусть не дружбе, она и не нужна Роми, но хорошему знакомству.
Эти ребята, если понадобится, помогут ей. Была уверена Роми. И, кроме того, она постоянно чувствовала осторожный, недоверчивый интерес к себе со стороны Мэча. Как бы "обтекая" свою бойкую, самоуверенную подружку, он устремлял к Роми испытующий, настойчивый взгляд. Это не очень хорошо. Совсем не хорошо. По отношению к Люси? - Возможно. Понимала Роми. Но... страстное, интуитивное начало матери и здесь брало вверх.
"Полукровка". Сколько раз слышала это Роми. Презрение, удивление... может быть - зависть? Нет, скорее и чаще всего констатация факта, сожаление, жалость. Во взглядах, в интонациях. И в доме отца, и в доме матери. Да, именно так - "полукровки" - Нила и её это сопровождает, определяет всю их жизнь. Делая Роми прозорливой и нерешительной, твёрдой и сомневающейся, не давая ей шанс на чём-либо окончательно остановиться, заставляя её стремиться куда-то в поисках того, что успокоит, примирит две её "половинки". Но что это. Где и когда... Суждено ли Роми когда-нибудь узнать... достичь. Потому-то и отправили её на поиски Нила - именно она, как никто знает, чувствует своего брата. Может представить его мысли, побуждения. Вероятно, поэтому, в доме отца решили, что Роми будет легче найти Нила.
Мягко гася скорость, поезд вползал в большой город. "Вот там", "здесь", "это" - непрестанно комментировали для Роми новые друзья, хорошо знакомые им сооружения, здания, какие-то, связанные с их общими весёлыми воспоминаниями, ничем не примечательные на первый взгляд, места. Люди в "сидячем вагоне", здесь компания нашла свободные места, собирались выходить и, поднявшись с мест, собирали вещи, мешая Роми как следует рассмотреть то, о чём ей рассказывали.
- Так ты пойдёшь с нами? - Обратилась к Роми одна из подружек.
- Да, конечно. Мы же говорили. Я думала, что это решено.
- Вот и хорошо.
Впервые Мэч "вышел из тени" Люси, позволил рассмотреть себя.
Да, её первое впечатление, ощущение не обмануло...
- Мне бы хотелось немного пожить в городе. Поискать работу - Роми обращалась ко всем.
- Так давайте прежде отвезём девушку к тётке Матрёне. А потом уже погуляем. Как?
Они уже стояли на платформе и все, не исключая злую, так и не понявшую что и как это произошло, Люси, мрачно тащившуюся вслед за Мэчем, пошли провожать Роми к тётке Матрёне. Благо жила та, когда-то приехавшая на работу в город всего на несколько дней - месяцев, да так и осевшая тут, совсем недалеко от вокзала, в огромном уродливом, занимающим почти квартал, сером многоквартирном доме.
Роми никак не могла сообразить, что сделать, как это сказать, что бы... что бы Мэч остался с ней здесь, или, хотя бы, пообещал вернуться. Остаться или, хотя бы вернуться очень хотелось тому, пареньку, имя которого Роми никак не могла, да и не очень хотела, запомнить. Но тут, спасибо ей за это, подала голос доселе молчавшая - она не очень обрадовалась ввалившейся к ней шумной компании земляков - тётка Матрёна. В нескольких энергичных предложениях - Роми ещё не слышала таких слов - Матрёна высказала всё, что думала о своих гостях, велев им не возвращаться в ближайшее время, а самой Роми, подтолкнув её вглубь длинного мрачного коридора, предложила "быть как дома".
Какое там, "как дома". Вот уже полночь, а Роми никак не может уснуть, пытаясь как-то поудобнее устроиться на высокой, с множеством подушек и подушечек, кровати тётки Матрёны. Матрёна ушла на работу. (Она где-то, что-то сторожила. Какоестранное занятие для женщины. Роми постаралась получше скрыть своё недоумение.) И перед уходом предложила Роми - по тону это было похоже на приказ - спать на своей кровати. Матрёна показалась Роми странной, отличной от других, уже встреченных ею, женщин Народа Людей.
Такой же странной, даже неожиданной была и её маленькая комнатка. В центре, во внушительной кадке росла огромная, её, веером растопыренные жёсткие листья достигали высокого потолка, финиковая пальма. "Она из косточки. В тот год только перебралась в город. Первый раз попробовала финик. А косточку в землю воткнула. Чего будет, когда помру..." - предвосхищая удивление Роми, объяснила Матрёна, когда они вошли в её комнату. В комнате были ещё: кровать с пышно взбитыми, покрытыми кружевом подушками, тяжёлый буфет - он служил и комодом и шкафом, поняла потом Роми, малюсенький столик, притулившийся, у окна.
Ко всем этим незамысловатым вещам можно было добраться, протискиваясь мимо "хозяйки" комнаты - пальмы. Уличный свет из окон - в этом городе даже ночью было так светло, что и не разглядеть луну - путался в листьях пальмы, которые не оставляли места даже для собственной тени, на давно небеленом квадрате потолка. Роми, дивясь себе самой, тому, где она находится, в который раз перебирала в уме события этого странного дня. Надо бы уже привыкнуть... Но, чем дольше она здесь - в Мире народа людей, тем чуднее кажется ей всё вокруг.
Поначалу Матрёна повела Роми на кухню - "Поесть".
- Спасибо. Я не голодна. Только попить, если можно, - поблагодарила Роми. Она не смогла бы проглотить ни кусочка из той пищи, что предложила ей Матрёна. Они довольно долго просидели у основательного, такого же крупного (Роми не знала, употребляют ли это слово к предметам), как и Тётка Матрёна, кухонного стола.
Матрёна ела неторопливо, ритмично зачерпывая варево деревянной ложкой. Несколько раз она поднималась, чтобы взять ещё еды из, стоящей на плите, большой кастрюли. Роми за это время с удовольствием выпила несколько больших кружек нового для себя напитка - "квас".
"На корках. Сама ставила" - Лаконично, рубя слова - ей не с кем разговаривать, она разучилась, уже потом поняла Роми - объяснила Матрёна. Потом они устроились на кровати - больше не на чем было сидеть в комнате Матрёны. И, после довольно продолжительного молчания - обе, не стесняясь, рассматривали друг друга - разговор начала Матрёна. То есть не начала - приказала: "Рассказывай!"
Роми, почти уверенная в том, что Матрёна ей не поверит, повторила историю о том, что приехала в город на заработки. "Ладно. Пусть будет так. Только ты, девка, на Мэча зря глаз положила", - выслушав Роми, сказала Матрёна. И засобиралась. Оказывается, в этой комнате-коробочке время течёт быстрее, чем где бы то ни было.
"Они не скоро вернутся" - Роми, конечно, должна была догадаться, что Матрёна говорит о её новоявленных друзьях. " Как приезжают - так дня на два - три пропадают. Особенно не жди. Спать ложись". Попрощалась Матрёна, уходя на работу.
И снова Роми, в который уже раз, раздосадованная тем, что ничего не разузнала, что и этот день прошёл как-то "не так", приказала себе заснуть.
Разбудила её, вернувшаяся с работы Матрёна.
- Вставай. Пора. - Роми подскочила.
- Конечно. Спасибо. Извините.
- Это... слова ... потом, - поморщилась Матрёна, - коль будет за что. Зовут-то тебя как?
Я ведь не сказала. Нехорошо. Роми почему-то стало неприятно, неловко перед самой собой. Она не должна обманывать Матрёну. Конечно, всего не расскажешь. Но...
- Я - Роми. И, знаете, я сюда не работать приехала. - Матрёна всё так же спокойно, даже устало смотрела на Роми из-под усталых век, - я брата ищу.
- Брата. А... бывает.
Матрёна вышла из комнаты.
Быстро приведя себя в порядок, собственно, и переодеться-то не во что было, Роми пошла искать Матрёну. Пройдя мимо четырёх наглухо закрытых, обшарпанных, в потрескавшейся краске дверей, в кухне, у стола увидела Матрёну, рассматривающую свои вчерашние грязные тарелку с ложкой и стакан, из которого пила Роми.
- Так ты уверена, что Брата ищешь?
- Уверена.- Роми сразу и ясно поняла, что надо, и что она хочет быть честной с Матрёной.
- Говори, -Матрёна сложила руки на коленях, прикрыла глаза, - говори.
Да, Роми так было гораздо легче рассказывать. Ведь рассказать кто она и откуда, она не могла. Табу - есть табу. Нарушить его невозможно. А недоговаривать под взглядом Матрёны Роми не смогла бы. Ну, в общем, она постаралась не очень отойти от правды. Что лишилась родителей: сначала - отец, потом - умерла мать. Что брат - всё с этого и началось - сбежал, когда его отправили к бабушке. И вот, теперь ... он нужен, его ищут. И никак не могут найти. Ищет брата и она, Роми. Ведь Нил, её брат - близнец. Только где и как его искать - не знает.
- А почему раньше не искали? Ведь совсем пацаном убежал твой брат.
Как объяснишь, что искать у нас не принято. Никому не приходит в голову искать взрослого. Это тогда отец отправился на поиски Нила потому, что тот был ребёнком.. А искать отца? Конечно - нет! Мама потому и ушла из жизни - ударом молнии поняла Роми, что знала, чувствовала - никогда не увидеть ей вновь любимого человека. И ещё совсем неожиданное для себя признание - Роми, не понимая мать, была обижена её уходом.
- Искали. Все искали. А теперь - вот и я ищу.
Понять, услыхала ли её Матрёна, поверила ли - совершенно невозможно. Мягкое, лишённое возраста лицо женщины - неопределённого цвета глаза, отёчные щёки, невыразительный вялый рот - практически неподвижно. То ли спит, то ли думает. Маска, за которой Роми не может ничего найти - проваливаясь в упругую пустоту.
Наконец Матрёна посмотрела на Роми. Взгляд - так до сих пор на неё не смотрел никто из Народа Людей.
- Они тебя привели. Но ты не с ними. Ты - одна.
Роми могла бы поклясться, что Матрёна молчит. Слова возникают в сознании Роми, не облачённые в звуки.
- Ты понимаешь. Ты не задаёшь вопросов. Хорошо. - Матрёна кивнула головой, прерывая бессловесный монолог.
- Давай поедим. Я отведу тебя.- Она снова выглядела совершенно обычно - приземистая, плотная женщина неопределённого возраста.
Как ни старалась Роми, ей не удалось проглотить ни крошки. Она только пила, пила этот квас - чуть кисловатый непрозрачный напиток, отлично утоляющий жажду. Наконец Матрёна насытилась - невероятно, сколько пищи может поглотить этаженщина - и, что-то бормоча себе под нос, натянула на себя, окончательно изуродовавшие её берет, длинный жакет и боты. "Пойдём" - позвала-приказала Роми следовать за собой.
Роми не понравилось то, что произошло. Она не испугалась - нет. Ей не понравилась, прежде всего, собственное, как бы, равнодушие. Тем более, что никто, из вернувшихся из мира Народа Людей, никогда, а такие вещи не только не скрывают, но и передают из поколения в поколение, не рассказывал о чём-то подобном. Ей следовало разобраться, как эта женщина могла говорить подобным образом, или кто,как и зачем делал это вместо неё. Но у Роми не было на это времени - Матрёна не оставляла выбора. Она, как посланник неотвратимого, ждала по ту сторону широко распахнутой двери. И Роми сделала шаг из квартиры.
Молча - не задавать же вопросы серой спине - они спустились по грязной лестнице, вышли во двор. Солнце, единственное, знакомое, любопытное солнце висело высоко над угрюмым колодцем каменного двора. Уповаю на тебя - вот и всё, что успела попросить Роми, а они уже поднимались по лестнице другого, не менее запущенного подъезда.
Здесь - на нужном этаже, им пришлось идти долгим-долгим коридором, прежде чем Матрёна остановилась перед - и как она их различает: все одинакового цвета, размера, одинаково безобразно окрашенные - дверью. В то же мгновение - их там ждали? - дверь приотворилась - запах, так отличающийся от, пропитавшего даже стены тяжёлого запаха, царившего в коридоре, и шелестящий звук позвали войти.
Патио! Патио в недрах этого разлагающегося каменного монстра. Именно патио - изящный фонтан - это "шелест" еголёгких струй - в центре, за полукружьем увитых глициниями- никогда не забыть этотзапах, колонн, угадываются и другие двери. Всё это так ... трогательно - мило.
Роми начала поворачиваться - хотелось поблагодарить Матрёну за такой ... сюрприз, но в это время, огибая низкий мрамор фонтана, к ним спешила лёгкая женская фигура.
О!Конечно! Кто-то, из задержавшихся в этом мире Народа Людей, воссоздал, попытался воспроизвести частичку родного мира. Какое счастье! Матрёна - спасибо.
- Вставай, вставай. Не спишь. Уже. Сколько можно. И благодарить меня не за что. -
Голос у Матрёны был усталым.
Да и сама она ... Роми готова была расплакаться от досады - ей всё приснилось! Даже запахи? Нет, запахи - вот они: запахи кухни, старой обильной еды. Они просочились в комнату даже через плотно затворённые двери. А глицинии... Роми невольно втянула воздух - склонившаяся к ней Матрёна удивленно отпрянула - так и есть - одеколон! Почти выветрившийся, когда то резкий запах... Как бы не расплакаться...
Дальше всё было почти, как во сне. Только без того "немого" разговора с Матрёной. Да и есть та не стала
- Пойдём. Отведу тебя. Бабы на работе сказали, что есть тут одна. Недалеко.- Позвала она, как только Роми чуть привела себя в порядок.
И лестница, и подъезд, и двор оказались точно такими, как во сне. А вот в соседний подъезд они не вошли. Матрёна повела Роми к лишённой ворот арке. По сравнению с улицей, поразившей её безысходной грязью, двор теперь показался Роми одним из прекраснейших мест на земле.
Ей пришлось, пробираясь за напористо шагавшей Матрёной, уклоняться, отклоняться, отскакивать в сторону - никто и не собирался уступать ей дорогу, а одна мысль о том, что кто-то из прохожих может прикоснуться к ней, вызывала почти физическое чувство отвращения.
- Эй, где ты? Поторопись! - Несколько раз останавливалась и поджидала Роми Матрёна.
Наконец, это было не так уж и далеко, они вошли в очередную арку, а из неё - во двор, почти точную копию недавно покинутого. И зачем надо было так бежать? - Все чувства, способность здраво рассуждать - они, как будто покрылись слоем того смога и шума, которым была пропитана улица. - Когда и этот двор, и подъезд, и лестница, и входная дверь в квартиру были точной копией того, что они оставили в доме Матрёны. Но вот за дверью - шаркающие старушечьи шаги, дверь распахнули - едва Матрёна нажала на пуговицу, задребезжавшего надтреснутым колокольчиком, звонка, всё оказалось совершенно не так, как у Матрёны.
- Здравствуйте, - по инерции звенел голос невысокой старушки пока её, лишённые ресниц, любопытные глаза-пуговки прыгали с Матрёны на Роми, и обратно.
- Не нас ждали, - первой оценила, и без того понятную ситуацию, Матрёна, - но мы всё равно уже пришли...
- Да, проходите.
Коридор был светлый и чистый. И комната практически лишённая мебели - такая же светлая и, как ни странно такое сравнение, "звенящая" в унисон голосу хозяйки, мгновенно расположила к себе Роми. Всё её внутреннее напряжение разом исчезло.
- Так уж получилось, - вроде бы начала оправдываться-объясняться Матрёна, - вы тут сами разбирайтесь. Пойду, - Неожиданно, то ли спросила, то ли сообщила Матрёна. И не дожидаясь ответа, - Некогда мне. - Добавила, не оборачиваясь в дверях, и ушла.
Роми и хозяйка комнаты всё так же стояли друг против друга. Если Матрёну Роми "увидела" сразу и полностью, только "понять" её, почувствовать её "сознание" никак не могла, То здесь, в этой совершенно отличной от, задыхающейся от тесноты, комнаты Матрёны, и хозяйка, и сам воздух были "ясны", "понятны" - Так Роми хотелось думать.
На тонком, ярком - радуга цветов - но не кричаще вульгарном коврике стояли две, то ли скамеечки, то ли два низеньких столика. Недолго думая, Роми опустилась на коврик, зеркально повторив все, они последовали с опозданием ровно на мгновение, движения хозяйки.
Странно, внезапно, будто пробудившись, поняла Роми, что она не "видит" ни лица старушки, ни во что таодета, но совершенно не боится её. Откуда-то, и это не успела уловить Роми, появились камушки. Гладкие, некоторые почти прозрачные, некоторые "плотные", чуть блестящие и матово-тяжёлые, они легли на мгновенно поблёкший, остался только рисунок - переплетение линий и спиралей, участок ковра.
- Проведи над ними правой рукой. Ничего не трогай.
Повинуясь голосу, Роми медленно, как будто гладя, стараясь нигде не задержаться - не дотронуться, хотя одни камушки (она их не видела из-под руки) показались ей теплей, другие - мгновенно холодными, провела рукой над причудливой россыпью.
Показалось - или нет, когда Роми убрала руку, расположение камушков изменилось. Но задуматься над этим она не успела.
- Я расскажу о твоём прошлом... О, совсем немного... То, как, мне кажется... - Роми кивнула.
Только в одном - Роми гораздо меньше была здесь в мире Народа Людей - ошиблась старушка. В остальном же - как это можно сделать, глядя на камушки, вызывало подозрительное недоумение - всё было рассказано довольно точно.
- Это тебя подбодрит.
Жидкость в тонких, почти плоских пиалушках не была похожа ни на один из напитков, которые Роми довелось попробовать в мире Народа Людей. Может быть, вкусом она напоминала напитки семьи отца... Но, в отличии от них - не кончалась.
Вряд ли она получит прямой ответ, если спросит, сколько надо отпить, что бы увидеть дно этой пиалки. И на не корректный вопрос - Роми никак не могла понять из какого Мира старушка и это "мешало" понять что-то важное - " кто она и откуда" старушка вряд ли ей ответит.
Потому утолив жажду и почувствовав прилив сил, Роми поставила пиалку - впечатление,чтожидкости в ней не убавилось - обратно на столик.
- Теперь ты можешь потрогать камушки. Выбери те, которые понравятся, и разложи, как захочется.
О! Они были такими разными, эти почти одинаковые по размеру, камушки. Бархатисто гладкие и чуть шероховатые, через одни хотелось посмотреть, а другие - даже попробовать на вкус. Одни - тёплые и "ласковые", другие - холодные и "враждебные". Вне зависимости от окраски или тактильных ощущений.
Вдоволь наигравшись, перекладывая их с места на место, Роми решилась. Вернее, это вышло спонтанно - камушки сами, как будто "прилипли" к её рукам. Теперь, медленно раскрыв, сложенные лодочкой, ладони Роми высыпала их на середину серого пятна на ковре - точно туда, где начиналась огромная, пересекающая, заключающая в себя весь рисунок, спираль. И замерла. С протянутой над камнями левой рукой. Правую руку Роми, как только та высыпала камушки, старушка резко оттолкнула в сторону.
- Ты веришь в Предназначение, но веришь и в себя. Ты ищешь родную кровь. Брат. Тот, который ушёл.- Сильным ударом длинной тонкой палочки старушка разбила холмик высыпавшихся из рук Роми камней.
- Ты можешь многое потерять, но многое и поймёшь. Не уверена, что посоветовала бы тебе являться в мир Народа Людей. Но... дело сделано.
Старушка двумя ладонями сгребла и подняла камушки - золотым дождём монет они пролились на пёстрый ковёр. Старушка собрала монеты в четыре довольно тяжёлых мешочка.
- Держи. Тебе пригодиться.
И ради этого она тут? Она и сама знает, что всё очень сложно и, возможно, опасно
- Ты встретила здесь мужчину, который не любит тебя. - Прервала разочарованные мысли Роми, старушка.
- Предостерегать в подобных случаях бесполезно. Это не станет, к сожалению, самым большим твоим проигрышем. И ещё подумай - стоит ли тебе искать брата. Обрадует ли это его. Захочет ли он вернуться. Ведь до сих пор он этого не сделал. Захотят ли его, такого, как он сейчас, там, где ждут... он отсутствовал слишком долго.