Поначалу после Нового года дни пролетали быстро, заполненные учебными делами, потом каникулами с походами в кино и на утренники, и почти каждодневными подготовками к разным праздникам: Новому году, Дню Советской армии, Восьмому марта, репетициями к смотрам художественной самодеятельности. Но праздники прошли, и до следующего, самого главного, как считал Вовка и его одноклассники из третьего 'А', было ещё далеко. В последнее время утрами он начал вставать раньше всех, шёл на кухню и отрывал очередной листок календаря. А дни тянулись медленно, слишком медленно. Один раз он оторвал сразу три листка, но количество дней до 22 апреля всё равно не уменьшилось. Приблизить день рождения Владимира Ильича Ленина и день приема в пионеры этим действием не удалось! Он даже спать стал ложиться раньше, но уснуть быстро не получалось, то мешал телевизор, показывающий интересный фильм, то старший брат, делавший уроки.
Ну не было сна!
И тогда Вовка брал книгу и залезал под одеяло с головой, чтобы почитать её, подсвечивая фонариком, раньше он быстро при этом засыпал, но сейчас этого не происходило, а становилось душно и жарко.
Потом он ложился на спину и вытягивал ноги, высунув их из-под одеяла, а руки закладывал под голову, долго и пристально смотрел в потолок, изучая на нём давно знакомые трещинки и пятнышки, периодически косо поглядывая на будильник, стоявший на табуретке. Нет, время быстрее не шло - ну прямо буксовало на месте.
На уроках оно ещё более-менее двигалось, а вот дома... ну никак!
Каждый день после школы он примерял форму, повязывая пионерский галстук. Примерял не торопясь, надеясь, что пока он её достаёт, раскладывает на спинке стула, потом снимает с себя школьную и надевает будущую пионерскую, время должно прямо бегом пробежать, но оно не бежало. Стрелки часов дрыгались и передвигались лениво и нехотя, как бы дразня его. И чтобы не видеть их издевательства, он набросил на них полотенце. Мать вечером сразу это заметила и спросила, снимая его с часов:
- Чего это полотенце-то на часах? Сушите, что ли? Можно было и на батарею повесить.
Вовка в ответ промолчал.
Особенно долго время тянулось последние два дня...
И всё-таки этот день наступил.
И вот тут-то оно, время, прямо как сорвалось. Не успел встать и умыться, а уже нужно бегом бежать в школу, чтобы не опоздать. И позавтракать некогда.
Вся школа в этот день была заполнена праздником и ярким светом, который вроде бы исходил отовсюду, громко звучала бодрая песня 'Взвейтесь кострами...', а её задорные слова растекались по стенам и заглядывали в каждые уголки, казалось, что они даже шевелили волосы на голове и звучали откуда-то изнутри, а не из репродукторов.
Легкость была необычайная.
Вовке казалось, что его ноги даже не задевают пола, а по лестнице он прямо плывет самостоятельно, держа красный галстук, лежавший в специальном пакете, сделанном матерью, бережно, как стеклянную и очень дорогую вещь.
Вот-вот, совсем немного, совсем чуточку, и он станет ПИОНЕРОМ! Алый галстук будет повязан на его шее, а сверкающий пионерский значок со звездой и языками костра как медаль водрузится на лацкане пиджака! Неописуемое чувство гордости и радости переполняло, и ему очень-очень захотелось чего-нибудь отчебучить 'этакого'! Но нет! Нельзя!
Торжественная линейка, музыка, вступительные и поздравительные речи пионервожатой, директора школы эхом неслись по спортзалу.
Внутри Вовки волнительно стучало сердце, вихрем неслись мысли: 'Вот сейчас, сейчас нужно будет произнести пионерскую клятву! Лишь бы не сбиться, лишь бы не перепутать слова!'
- Я... вступая в ряды Всесоюзной Пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою Родину; жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия; всегда выполнять законы пионеров Советского Союза.
- Будь готов!
- Всегда готов!
И вот он торжественный момент: повязан галстук, дана присяга, отсалютовали дружно и дружным, уже пионерским строем, промаршировали перед бюстом Ленина и Красным знаменем, под звуки пионерского горна и барабана...
Теперь он - П-и-о-н-е-р!!!
Перед Вовкой и его сверстниками открывался новый этап жизни с новыми возможностями и новой ответственностью! Перед собой, перед друзьями, перед страной...
Время начало свой новый отсчет и побежало вперёд быстро-быстро!
Пять рублей глупости или ...
Каждое утро Вовка, сделав быстро зарядку под бодрящие звуки радио, позавтракав и повязав с удовольствием пионерский галстук, выбегал из квартиры, вприпрыжку перескакивая через несколько ступенек, а уже из подъезда выходил степенной походкой и шёл в школу. Настроение у него было на полном подъёме: во-первых, он был принят в пионеры и оканчивал третий класс, во-вторых, была середина мая, и уже почти наступала весна, а в-третьих, совсем скоро, в начале июня, ему исполнится десять лет! А ещё раньше наступят летние каникулы, и он опять поедет в родную деревню на целых три долгих месяца! И поедут они одни со старшим братом, без родителей! Потому что оба уже большие и самостоятельные! Это ли не радостные новости!
В последний учебный месяц Вовка уже не так сильно торопился заходить внутрь школы, а останавливался на большом крыльце и, поджидая друзей Лёню и Витьку, подставлял своё лицо восходящему солнцу, как бы показывая ему себя и свой яркий пионерский галстук.
Весеннее солнце уже приплюснуло и зачернило сугробы, уменьшив их до небольших бугров, из-под которых днём обильно вытекали ручьи талой воды, с каждым днём всё больше и больше уносящие с собой величие зимних снежных горок.
В ожидании товарищей он поглядывал на вышку Телецентра, выглядывающую из-за крыш домов.
В этом году Вовка с друзьями уже меньше интересовались игрой в 'Царь-горы', а больше тянулись к хоккею и ходили кататься на санках с горы Телецентра. Быстрые спуски с её высоты захватывали дух. Вот где можно было пацанам показать свою смелость и ловкость, своё ухарство. На лыжах, конечно, было страшновато, да и лыжи в их компании были только одни на четверых, а вот на санках! На них можно было такие выкрутасы устраивать, что любо-дорого посмотреть: одни преодоления высоких трамплинов чего стоили.
Разгонишься с верхотуры и на трамплине - бац: метров по пять-шесть в воздухе пролетаешь! Главное было - вовремя от санок отцепиться, а то могло быть и больно... А отцепившись, нужно было успеть сгруппироваться, чтобы упасть боком и кубарем скатиться вниз вслед за санками.
На горе постоянно было много ребятни, а иной раз казалось, что они собрались все одновременно со всего города, так там было тесно.
Иногда пацаны устраивали соревнования по быстрому и дальнему скатыванию с горы на санках и прыжкам с трамплина - компания на компанию или двор на двор. Тут уж нужно было все свои силы приложить, чтобы не упасть в грязь лицом, вернее, в снег! Были такие отчаянные, которые не отцеплялись, а приземлялись вместе с санками, врезаясь в плотный снег полозьями.
Шум от споров, кто дальше прокатился или пролетел, стоял над телецентром сильнее северной пурги.
- Я дальше пролетел!
- Нет, вот где Колька, а вот где ты!
- Это он санками здесь приземлился, а ногами вон где!
- Сам ты санками приземлился, смотри лучше!
- А в ухо не хочешь схлопотать?!
- Да на... Сам получи!
Частенько 'соревнования' заканчивались потасовками. Нашпыняв друг дружке в нос и под рёбра, компании разбредались по своим дворам, каждая довольная собою. Вовка в этих заездах почти не участвовал, результаты были не ахти: виною были его рост и длинные ноги, которые цеплялись за трамплин, и он бухался с высоты, не пролетев нужное для победы расстояние. А потому он в основном участвовал как 'судья', отмечая на снегу палкой места приземления пацанов, ну и там, где нужно было мирно закончить споры, если они касались его и друзей, и не допустить большой драки, стараясь оттеснить спорящих своим весом. Ну а когда не получалось миром, то он заваливал противника своей массой. Чаще всего этого было достаточно. Но не всегда.
'Ничего, в другой раз будут знать, как правильно скатываться и засчитывать! Всё равно мы выиграли! Шустрики тоже нашлись! Правда, пацаны!' - обсуждала каждая компания, возвращаясь в свой двор, вытирая кровь из носа и прикладывая ледышки к будущим синякам...
Подошедшие друзья 'освободили' Вовку от его 'зимних' воспоминаний и, приветствуя, пожали друг другу руки. Под пронзительный и чуть приглушённый звук школьного звонка они важной походкой направились внутрь школы и разошлись по своим классам.
Почти следом за Вовкой, забежавшим в класс на последней трели звонка и успевшим сесть за парту, вошла чем-то очень расстроенная Зоя Николаевна. Поздоровавшись с ребятами, она после недолгого молчания сообщила тяжёлую новость:
- Ребята. Сегодня на занятиях отсутствует Марат. У него в семье случилось большое несчастье... Вчера умерла его мама...
Эти слова прозвучали как гром, резко и больно, после чего в классе наступила оглушающая тишина. Все непроизвольно повернулись в сторону последней парты, где должен был сидеть Марат. Его место было пустым. Вовке даже показалось, что с того места потянуло холодом. Он тряхнул головой, прогоняя неприятное ощущение: показалось...
...Через два дня Марат пришёл в школу, он и до этого был очень худым, а тут ещё больше похудел, и его лицо стало серым. Как вести себя с ним после случившегося никто не знал. На первой перемене Марат подошёл к окну и молча смотрел в утреннюю темноту. Вовка и ещё несколько пацанов-одноклассников просто встали возле него и тоже молчали.
Пока Марата не было, ребята начали собирать деньги для помощи его семье: кто-то сдавал по рублю, кто-то по пятьдесят копеек. Это было принято на классном пионерском собрании и поручено Вовке. Ему, конечно, не очень-то хотелось этим заниматься, но поручили, значит - придётся. Мать сшила для этого небольшой холщовый мешочек с завязками, и он аккуратно складывал в него деньги, записывая на листке бумаги вносимые суммы. Некоторые принесли деньги сразу, пока Марата ещё не было в школе, а те, кто не успел отдать в его отсутствие - отдавали их Вовке на переменах или после уроков так, чтобы Марат не увидел и не расстроился.
На одном из уроков Вовку позвал кучерявый и лощёный одноклассник, Лёвка Лердман, сидевший на соседнем ряду:
- Вовка, на, держи! - Он держал что-то в зажатом кулаке.
Шла контрольная по арифметике, и Вовка не сразу понял, чего от него хочет этот чернявый 'прыщ', напоминающим ему одного ушлого 'пацана-дельца' из фильма 'Республика 'ШкиД'.
- Чё тебе?!
- На, говорю, держи! - уже чуть громче повторил Лёвка. - Это деньги! Вот, здесь пять рублей. Это вон ему, для похорон.
Вовка округлил глаза, глядя на эту довольную пухлую рожицу Лёвки. Последние его слова услышали, наверное, все в классе, потому что даже Зоя Николаевна выронила мелок из рук, дописывая на доске последний арифметический пример.
Сзади загремела парта - это Марат, высокий не по возрасту, выскочил из-за неё и, согнувшись как под грузом чего-то очень тяжелого, быстрым шагом вышел из класса. Вовка мельком увидел его глаза, полные слёз и горя. Следом за ним вышла и учительница.
- Ты чё, дурак? - выкрикнул Вовка Лёвке.
- А что я такого сказал? Все же сдавали деньги, вот и я целых пять рублей принёс, чтобы его семье помочь. Как все, даже больше!
Касим Миниахметов выскочил из-за парты вперёд всех и без всяких слов заехал Лёвке в ухо. Вовка едва успел задержать руку Касима, уже поднятую для второго удара.
- Касим, стой! Потом, после уроков с ним разберёмся!
Лёвка сползал под парту, Касим ещё чуток достал его ногой. И в это время в класс вернулась Зоя Николаевна. Весь класс стоял и смотрел на Касима с поднятым кулаком, на Федьку, сидящего под партой. Зоя Николаевна поняла всё, что уже успело произойти, пока она о чём-то разговаривала с Маратом. Скорее всего, она поняла и то, что может произойти дальше на перемене или после уроков, поэтому она спокойным голосом попросила всех успокоиться и сесть на свои места, а Лёвке, уже сидевшему за партой, под ненавидящими взглядами одноклассников, сказала:
- Лёва, ты, наверное, уже понял, что поступил не совсем правильно. Поэтому сейчас возьми свой портфель и иди домой. Если встретишь Марата, поддержи его. А завтра приходи. Ты меня хорошо понял?
- Понял я вас, - ответил он и вышел из класса.
На переменках ребята обсуждали только это.
- Жаль, Зоя Николаевна его домой отпустила. Мы бы ему накостыляли. Надо же такое сотворить!
- Это он козырнуть хотел, что у них денег полно, а мы тут - нищета деревенская!
- Ничего, завтра мы ему наваляем...
Но 'навалять завтра' им не удалось.
Утром следующего дня Лёвка в школу не пришёл, а когда начался первый урок, в класс вошла Зоя Николаевна и прилично одетый дядька в костюме, белой рубашке и галстуке. Он был похож на Лёвку, или Лёвка на него. Ребята поняли, что это был Лёвкин отец, такой же лощёный и кучерявый, только с виднеющимися залысинами.
Зоя Николаевна ещё ничего не успела сказать, как он с порога начал громко отчитывать ребят:
- Как вам не стыдно! Вы, подрастающее поколение советских пионеров, а ведёте себя как фашисты! Ну и что, что Лёва еврейский мальчик? Значит, можно его бить?..
Весь класс стоял чуть ли не по стойке 'смирно' и никто не мог понять, почему этот незнакомый им дядька стоит и размахивает тут, в классе, руками, отчитывая их, и почему так получилось, что они все почему-то стали виноваты, а Лёвка, оказывается, прав! И голос Лёвкиного отца то возвышался, то немного затихал, и тогда он откашливался и продолжал говорить, и говорить с ещё большим азартом:
- Я работаю журналистом в газете! И я напишу про ваше недостойное поведение в газете! Вы ещё не знаете, какая это будет статья! И тогда все, вы слышите, все узнают... Пусть все узнают, как вы сегодня позорите светлое звание советского пионера! Как вы относитесь к своим товарищам, которые другой национальности! Как вы принижаете их национальные чувства!..
- А что мы такого сделали?
- Вы... вы как фашисты... вы сразу бить - и по лицу...
- А он зачем так сделал?
- Молчите и слушайте, когда с вами старшие разговаривают!
Зоя Николаевна тоже хотела что-то ему сказать, но в это время в класс вошёл директор школы. Лёвкин отец повернулся к нему, продолжая:
- Вы, Владимир Иванович, только посмотрите на этих...
- Одну минуточку! Прошу выслушать меня!.. Пусть Зоя Николаевна ведёт урок, ребята занимаются, а мы с вами пройдём в мой кабинет и все спокойно обсудим. Хорошо?
Директор и Лёвкин отец удалились.
Занятия усилиями Зои Николаевны медленно возвращались в своё русло.
На перемене ребята из класса не вышли, а сидели за своими партами и молчали.
- Вот так вот! Ни Лёвки, ни его денег, за-ра-за!.. - произнёс кто-то.
- Да ну его на фиг, этого Лёвку, и деньги его тоже... Марата жалко...
- Ребят, а пять рублей-то я забрал у него, - в наступившем молчании сказал Вовка, - он, когда из-под парты вылезал, я их у него из руки и забрал... А чё, Марату они больше пригодятся!
Напряжение ребят, длившееся несколько дней, сменилось дружным смехом. Этот смех был как бальзам для их ещё не окрепших душ, ещё не готовых к таким переживаниям и потрясениям...
Лёвку с его отцом они больше не увидели.
Марат пришёл в школу на следующий день, и никто из ребят не смотрел на него со скорбью или жалостью. И это было правильно.
Жизнь продолжалась.
Через неделю начались летние каникулы, школьники стали разъезжаться на отдых по пионерским лагерям и в отпуска на материк.
И жизнь продолжилась длинными, жизнерадостными летними каникулами, а всё никчёмное и плохое осталось за спиной, в ушедшем прошлом.
На материк
Мать укладывала вещи в два больших чемодана, в один Вовкины и Славкины, а во второй - подарки для родственников: кому платок, кому шаль, а кому-то отрез на платье, родни было много, поэтому самый большой чемодан был предназначен именно для этих 'родственных' подарков.
- Мам, а посылкой-то нельзя их послать?
- По почте долго идти будут, да и потеряется что вдруг.
- Ага, а так мне его тащить...
- Славка понесёт, он большой.
- Ну-ну. - Спорить было бесполезно, поэтому Вовка ретировался на улицу, чтобы поиграть во дворе с пацанами и девчонками.
Была на редкость отличная погода для Норильска в начале июня: солнце припекало, и лёгкий, чуть прохладный ветерок не казался лишним.
Двор жил своей, обособленной, жизнью: на школьном крыльце сидела весёлая компания про что-то поющая под гитару, на пришкольном футбольном поле дворовые мальчишки бились за мяч, с удовольствием толкали и иногда пинали друг друга по ногам, а почти у каждого подъезда девчонки играли в разные 'классики' и 'резинки'.
Вовка стоял на крыльце подъезда и думал, к какой бы компании ему примкнуть? Закадычные друзья были в разъездах: Сашка уже уехал с родителями в Красноярск, Витька с отцом на рыбалке. Вовке не хотелось никуда, кроме деревни. Но до отъезда оставалось два дня, и их нужно было чем-то занять. 'В кино, что ли, сходить? Деньги есть - аж целый рубль. С друзьями было бы интересней, конечно, ну да ладно - пойду один'.
В двух кинотеатрах, расположенных неподалёку друг от друга, было полно ребятни, в одном из них показывали 'Республику ШкиД', в другом 'Снежную королеву' и сборник мультфильмов. Выбрал про шкидовцев - отличный фильм, два раза он с друзьями уже смотрел его, но можно было и ещё раз посмотреть!
В кинозале, заполненном до отказа, стоял монотонный шум, казалось, что говорили все, и один громче другого.
Вскоре свет погас, зал затих, и по экрану пошли титры под уже знакомую музыку, исполняемую беспризорниками ногтями пальцев по зубам. За Вовкиной спиной тоже кто-то стал подыгрывать им. Фальшиво, правда, но его поддержали ещё несколько пацанов, и вскоре уже добрая половина зала усердно настукивала этот мотив.
В середине фильма Вовкин сосед встал, и на его место уселся кто-то другой:
- Так, слышь, ты. Деньги давай из карманов! Быстренько и тихо! Пикни только, - шипящим голосом быстро произнёс он. Вовка повернул к нему голову и при тусклом свете от мелькающего экрана увидел остроносого пацана с бегающими глазками, похоже, что тот был одного возраста с ним.
- Чего бы это я деньги свои тебе отдавал? С какой это стати?
- Ты чё, не понял? Вон, видишь, дружки мои стоят?!
У начала ряда стояли три крупных парня постарше и смотрели в их сторону.
- Ну и чё?
- А ничё! По роже захотел?
- А хоть бы и захотел! - Вовка уставился на пацана, а потом, не зная, что же ему дальше делать, непроизвольно спросил у него, назвав первое имя, которое пришло в голову:
- Санька, это ты, что ли?
Тот немного отклонился и посмотрел на Вовку, явно не узнавая его в мерцающем свете от экрана:
- Ну да, Санька я! А ты кто?
Тут уж Вовка пошёл на пролом:
- Да мы же с тобой на катке знакомились, месяца полтора назад. Забыл? Там ещё Миха был с Кадыром и этот, как его ...
- А-а-а!.. Ну... - видимо, вспоминал пацан по имени Санька, но не мог вспомнить.
В это время к его дружкам подошла дежурная билетёрша и стала что-то им говорить, подталкивая к выходу. Видимо, она знала их и знала, зачем они тут ошиваются.
- Да уходим мы уже, уходим! Видишь, сидеть здесь негде! Щас уйдём! Санька, пошли.
- Ну, я пошёл! А где же я тебя видел?
Они ушли, а Вовка с испорченным настроением досмотрел фильм, осадок от того, что его чуть не ограбили, остался где-то внутри него, а больше ему было досадно от того, что он не дал отпор, а спасовал! Да, он спасовал и не стал связываться с воришкой. Нет, он не испугался, нет. Он просто спасовал и растерялся. А вот насчёт имени интересно вышло: 'Санька, ты, что ли?'... 'Хотя это и получилось всё само собой, без всякой боязни, скорее, как внутренняя самозащита, но всё равно, пасанул. Ну да ладно! С кем не бывает!' - успокаивал сам себя Вовка, слоняясь после кино по городу и внутренне переживая за свою минутную слабость. 'Бывает же такое!.. А с кем не бывает!.. Скорее бы пришло послезавтра, что ли!'
Вечером он рассказал о случившемся с ним днём отцу. На что тот ответил, обняв Вовку за плечи:
- Понимаешь, сынок, в жизни бывают такие случаи, что вроде бы и надо врезать, но сначала всё же нужно найти мирное решение выхода из сложившейся ситуации, а это намного трудней. Я думаю, что ты нашёл этот выход и поступил правильно. Главное, что не поддался чьей-то воле и не отдал своих денег, а достойно ответил, дал понять, что не боишься, и будешь отстаивать своё. А твоя хитрость с именем удалась на славу. И это не трусость и не отступление, это твоя смекалка сработала. А когда есть смекалка - это хорошо! Тут есть ещё один момент, сын, они ведь теперь знают, что кто-то может и отпор им дать, поэтому будут оглядываться и, возможно, уже не станут вести себя так нагло и открыто.
Слова отца Вовку успокоили и подбодрили.
Проводы на материк были недолгими.
Около часа электричка, раскачиваясь, стучала колёсами на стыках рельсов, отец молча сидел и смотрел на сыновей, мать наказывала Славке, что и как нужно будет сделать с чемоданом подарков. А Вовка смотрел в окно на меняющиеся виды тундры: на фоне серого снега и местами сверкающего сталью льда, лежавшего в низинах, на возвышенностях уже появились островки, а кое-где даже целые острова молодой зелёной травы.
Иногда Вовка вставал и прогуливался по вагону - ему было скучно просто сидеть, натура требовала действий, а какие могли быть действия в ограниченном пространстве электрички?
Вскоре из-за поворота показалось двухэтажное здание аэропорта с небольшой круглой стеклянной шапкой на крыше. 'Ура-а-а!' - мысленно прокричал Вовка.
Часа через два Вовка с братом усаживались в удобные кресла самолёта. За стеклом овального иллюминатора были видны вдалеке несколько провожающих, среди которых стояли мать, махавшая им рукой, и отец, державший руки в карманах плаща.
Моторы громко взревели, оглушая пассажиров, и самолёт медленно стал выруливать на взлётную полосу, потом остановился, даже показалась, что он немного присел, готовясь, как кошка к прыжку, резко дёрнулся и быстро устремился к взлёту, втиснув Вовку с братом в спинки кресел. Резкий рывок - и земля стала уходить вниз, расширяясь для обзора до самого горизонта, теряющегося в серой дымке. За иллюминатором простиралась тундра во всём своём июньском разнообразии и великолепии.
- Дай-ка мне глянуть. - Славка перегнулся через Вовку и уткнулся лицом в стекло.
- Ну, хватит уже, навалился, аж дышать тяжело! - через некоторое время Вовка ткнул брата под бок, тот вернулся в своё кресло, не забыв дать Вовке подзатыльник.
Самолёт вошёл в сплошное белое молоко облаков.
Красноярск, растянутый по обе стороны реки, сверху смотрелся как игрушечный. Но вскоре маленькие кубики домов, узкие дороги и улочки, по которым двигались машины, похожие на божьих коровок и мелких тараканов, стали быстро приближаться и увеличиваться в размерах. Самолёт шёл на посадку.
Уже в аэровокзале Вовка вспомнил про прошлогодних пацанов, от которых он так ловко сбежал тогда. Но, пробыв в аэропорту около четырёх часов до посадки в самолёт, на котором они должны улететь с братом в Барнаул, он их нигде не заметил, да он и не сильно-то жаждал встречи с теми незнакомцами, да и вряд ли они узнали бы друг друга при встрече.
![[]](/img/g/guljaew_w_g/0001-6/3e-kopija.jpg)
![[]](/img/g/guljaew_w_g/0001-6/image066.jpg)
![[]](/img/g/guljaew_w_g/0001-6/fj.jpg)