Как-то, не совсем давно прочитал статью воспоминаний одного автора об ожидании отца после войны и радости встречи с ним: "Урра! Он прибыл с войны живой!"
И обожгла она меня горечью прежних моих воспоминаний. Шла война, но мы ничего не знали о судьбе отца, так как писем с фронта не получали. Но за несколько месяцев до конца войны получили от отца с фронта два или три письма. Точно не знаю, так как позже или мать, или отчим их уничтожили. Но радовались мы недолго: пришла похоронка. Это было страшно, произошёл какой-то обрыв в жизни.
Мой отец погиб 18-го марта 45-го. До окончания войны оставались считанные дни. Мне было тогда девять лет. В письмах отец написал, что он был в концлагере в Польше. Перед приходом Красной Армии он вместе с товарищем сбежали и прятались в погребе у местных жителей. При приходе наших войск продолжал воевать уже солдатом. Теперь я думаю, что если бы он вернулся с войны живым, то это было бы плохо для него, так как всех кто побывал в концлагерях Сталин отправлял после возвращения с фронта в советский концлагерь-ГУЛАГ. А оттуда выхода не было.
После похоронки, когда оставался один, трудно было переживать всякие обиды и неприятности от повседневной жизни того времени, когда только улица, в основном, заполняла мою жизнь. Матери было не до меня. Одиночество без общения с близкими мне людьми давило меня. Мальчикам без отца жить плохо. Сестрёнка была ближе с матерью чем я. Летом часто таскался целыми днями по речке с самодельной удочкой, поэтому было легче, как то всё забывалось. Зимой привязывал верёвкой коньки к валенкам. При этом короткой палочкой закручивал верёвку и коньки хорошо держались, так что можно было по наезженной дороге покататься.
У ребят была мода тогда: делали из куска проволоки крюки и ими цеплялись за громыхающие, проезжие по накатанной снежной дороге улицы. Но была опасность когда попадались места открытого булыжника без снега. Начал курить с ребятами, но бабушка почувствовала запах от меня, когда перед уходом поцеловала меня. Больше долго не курил.
Мне купили какие-то старые сапоги не по размеру и я всё время натирал ноги. Идти было в школу больно до слёз. Но один мой товарищ вообще в школу не ходил во время слякоти, так как его обувь была непригодна для сырости. Ели в основном картошку, а это было "преимуществом" по сравнению с настоящим временем, так как не надо было готовить несколько блюд и мыть много посуды, а к тому же иметь и холодильник и множество посуды, да мы и мечтать об этом не могли тогда. В коридоре стоял примус, но в конце войны появился керогаз- чудо техники того времени. Это было всё хорошо для нас, так как другие и этого не имели. Помню после школы вместе с товарищем зашли к нему домой. Дома на столе в вазе лежал один маленький кусочек чёрного хлеба. Это был его обед, который ему оставила мать.
Мама, сестра и я занимали небольшую комнату площадью около 15 кв. метров. В комнате было две кровати. На маленькой спал я, а на кровати побольше спала мама с сестрой. Был также стол небольшой и табуретки, а на стене висел репродуктор с новостями с новостями фронта. Больше никакой мебели у нас не было. Тарелки, кастрюля и сковородка находились вместе с примусом в коридоре. Коридор был общий с женщиной- одиночкой. Она занимала комнату рядом.
Муж её был на фронте, а поэтому она вместе с мамой вечерами иногда говорили, но большей части о войне и её тяготах для нас тогда. Люди тогда были другие, а также и дети. Всё время свободное мечтал скорее вырасти, так как казалось, что я являюсь для всех обузой. Приближалось 9-е Мая, день окончания войны- ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ -день радости и неизлечимого горя.