* * *
волей-неволей таишь обнажённую жалость
сыростью капает сентиментальная малость
и перегаром несёт из утробы колонн
мелочь... ладонь - подсчитай что осталось
чтобы любовь твоя не потерялась
переведи в сорок градусов звон
тащат из сквера бухнувшего в будку
трудно не спать почти целые сутки
только бы целым до дому дойти
нечего кашлять в кулак и валить на побудку
в "Нестерке" бывший заведующий снял проститутку
мне с ним в гостиницу не по пути
разве что в бар заскочить на минутку...
хлопают влажно троллейбусов штанги
дружно бегут легковушек мустанги
звуков и образов не расплести...
____________________________________
* * *
рассвет, задушенный туманом,
на шее дня - петля арканом...
и ночь под дулом тишины...
кривлянье рож из ресторана...
шаги, звучащие жеманно...
и в парке запах старины...
и, перехлёст воображенья,
в окне кухонном отраженье
без настоящей глубины...
_____________________________
ВЫСОТА
Я думаю об этой высоте,
как будто я не наделён был ею,
но каждый час её нарёк своею
в незримой и внезапной правоте.
Так я ли я? И душу жмет прохлада
холодных пальцев, что прижал ко лбу
огонь смолистый будущего ада,
волнистой струйкой лижущий судьбу.
И я звучу, как в колебаньях воздух,
застывший в лёгком ступоре борьбы,
и губы снова шепчут: "Слишком поздно;
тебе не спутать карт твоей судьбы".
_____________________________________
ПРОХЛАДА
Над равниной прохладно и странно взлетает
вихрь порога, который не дашь преступить
взгляду собственному.
Под стопой обнажённой безудержно тает
невесомый песок и песочная нить
в песочных часах.
Словно всхлипнуло время в конических стёклах
полушарий-систем двух координат
в неподвижности.
И сорвалось со слуха и сразу оглохло
всё пространство, и небу поставило мат
в топкой дали.
____________________________________
ТИШИНА
Застыла Тишина, как на картине.
В глазах Глядящего есть тот же жёлтый иней.
В моих, глядящих на него, глазах -
есть затаённый, но кричащий страх.
Вот рот кричит, себе не подчиняясь,
на многоточье в крике распадаясь.
Крыло, как ватой, скрыто Тишиной,
в которой все мы тонем высотой.
И звон стекла разбитого над крышей
в густую тишину взлетает выше.
________________________________
* * *
разбудило вечность солнце
заглянув в твоё окно
тонет во двора колодце
опрокинутое дно
окна - лазы в чьи-то жизни -
вен отверстия чужих
и сочится сквозь их призму
отражения триптих
наступило воскресенье
ничего не изменив
что поминки что крещенье
что склероз прерогатив...
___________________________
МУ3ЫКА
Мордент удара робко вывел звук,
как будто результата испугавшись.
Под пальцами, в поверхность кресла вжавшись,
ещё дрожит, застыв, его испуг.
Дворов колодцы. Небо спит на крышах.
Кот-облако лежит на высоте.
И лигой лоджий связывает ниши
плеск бельевой под палкой на плите.
От выварки исходит терпкий запах.
Форшлагом мягким время сорвалось.
И женщина стоит на синих капах
с пришитой меткой прачечной.
Вопрос.
Свисают с водосточных труб бананы
и связка лука тенью на окне.
Дверей подъездов смолкли барабаны,
чей звук-хлопок на пятом такте. Вне.
А дирижёр, стороннему не видный,
с разделом-полднем палочкой взмахнул,
округлым жестом вызвал звуки лютни
и опрокинул на балконе стул.
И фортепиано старое озвучил
с разбитой, хриплой клавишей на "ля",
и пианист, малыш, представил ручкой,
как туго встала в горле ком-земля.
____________________________________
* * *
Распогодилось к ночи. Хрустальна морозная даль.
И огни магазинов свернулись пространства улиткой.
Не бывает потерь без прозрений ночных опахал.
Не бывает любви без вражды и без зависти липкой,
и наполнены улицы злобой двуногих буркал.
Зычный зов колокольный разносится в чистой среде.
И сочится в гортань эликсиром воздушная масса.
Но проникло недоброе в поры, и тихо таится везде,
дожидаясь урочного и неурочного часа,
чтобы в спину ударить коварным подвохом систем.
И сплелась тишина, напоённая счастьем и волей,
с тишиной, чьё дыханье отравлено злобой химер,
и опять всё святое корёжится кровью и болью,
и бегут от углов великаны, несущие смерть.
И глаза высоты, этот купол со звёздами ночи -
всё буравит до эха застывшую, пьяную даль.
И безжалостный дух в обнажении мира хохочет.
И часы сочтены до летящих от сущего клочьев.
И мороз на лице ужасает проказой, как тальк.
И сереют намётками гарпии новых пророчеств.
____________________________________________
* * *
самый злобный город на земле
город однозубцев и жывотных
всех бобров замучили за хлев
и остались кочки лысин потных
сплетни зависть злоба и разбой
с колыбели локти расставляют
парочка оставшихся бобров
в профиль очень крыс напоминают
смоль их душ не ведает другой
жадность их другой такой не знает
в зоопарке бьёт звериный вой
по ушам прямым заезжих зайцев
всех героев выдворили вон
все таланты стадом затоптали
ни один изгнанник не прощён
ни один вердикт не отозвали
на чужбине славен знаменит
каждый из оплёванных героев
только дома их народ костит
изгаляясь всласть из скотобоен
ценят одноклеточным умом
только то что их зверинцу близко
прикрываясь старины бобром
срамоту украсив обелиском...
____________________________
* * *
тучи висящие низко
тузика ржавая миска
сальто немой тишины
где-то мяукает киска
улица сжалась до писка
от непомерной длины
свет померанцево-голый
все говорят о футболе
где это кредо стены?
и опустевшая школа
на высоте частокола
видит угасшие сны...
_____________________________
Всё написано в январе-феврале 1984 г. Бобруйск.