Аннотация: Родному городу Виннице, где прошла молодость, посвящается.
ЧАСТЬ 1
Телефонный звонок вспугнул погрузившихся в послеобеденную сиесту программистов.
- Дмитрий Сергеевич, к телефону. - Заведующая отделом, аккуратно положила трубку на край стола и углубилась в свои бумаги.
Дима прошёл через всю комнату, гадая кому он так срочно понадобился. Ему не нравилось, когда звонили на работу.
- Да, Бельский слушает.
- Митенька, это я. - Маргарита... - Только она с первого класса называла его Митенькой. - Думаю, ты не забыл, что у меня через неделю юбилей. Отметим в ресторане в парке, там как раз сделали ремонт. И Рома не хочет, чтобы я возилась на кухне, хотя и мама, и тётя Софа, и Зина обещали помочь. В следующую субботу ждём тебя к шести вечера. Будут все свои. Ты сам придёшь или с дамой?
- Рита, ты почему мне не позвонила домой? - Бельский тут же пожалел, что задал вопрос, затягивая разговор. Нужно было просто ответить и закончить беседу.
- Разве же тебя когда-нибудь застанешь дома?
- Хорошо, ты права, я, конечно, приду... один.
- Ждём, целую.
Дима вернулся на рабочее место, но уже не мог сразу сосредоточиться. Он не очень понял, кто такая Зина, но не хотел Ритку ни о чём расспрашивать. Видно какая-то из новых подруг, появляющихся у неё, как грибы после дождя.
Конечно, он помнил. Они ровесники, Дима старше на пару месяцев, ему в апреле исполнилось тридцать лет. Он высок ростом, хорош собой и нравится женщинам. Но после развода с Ритой, решил пока погулять холостяком и женщин в свою жизнь близко не подпускать. Завязывались романы, то подлинней, то покороче, но потом всё заканчивалось в основном по его инициативе.
На Риту он давно не злился, они умудрились сохранить добрые отношения. Дружили ещё с первого класса, в пятом начали целоваться, а в девятом - обменялись девственностью.
Родители Риты, Павловы, потомственные врачи, и неудивительно, что после окончания школы Маргарита осталась дома и поступила в мединститут, а Дима уехал учиться в Ужгородский университет на матфак.
Через два года на летних каникулах они поженились. На свадьбу собрались все одноклассники, они были первой парой из их класса, ставшей мужем и женой. Потом молодые уехали в Ялту отдыхать. Это было самое чудесное время в их жизни и последнее общее лето.
Когда он приехал зимой на каникулы, Маргарита пришла к нему домой (жили они каждый в своей семье и ночевали то у Бельских, то у Павловых). Он уже целовал её, и руки шарили по всем этим пуговкам и крючочкам, но она решительно отодвинулась:
- Садись, Дима, - он вдруг увидел, как она изменилась за эти месяцы. Как припухли тонкие губы, шоколадные глаза стали чёрными. Рита стала необыкновенно привлекательной и какой-то взрослой. И уже потому, что она назвала его Димой, стал понимать, что-то такое произошло.
- Я встретила человека... нет, не перебивай меня, и полюбила. Это случилось вдруг. Любовь обрушилась на меня, Митенька, я тебе изменила, но я ничего не могла с собой сделать... Я и не знала, что так можно любить. Я хочу развод. Всё. - Её голос дрожал, в уголках глаз появились слёзы.
Его кольнуло то, сколько раз Рита сказала "люблю". За всё время, что они были вместе, ему она о любви столько не говорила. Девочка выросла, превратилась в страстную красивую женщину. И уже принадлежала другому.
- Кто он?
- Роман Клебанов, в этом году заканчивает мединститут. Я хочу выйти за него замуж.
Дима вернулся к своим бумагам и посмотрел на часы. Уже начало шестого, через полчаса заканчивался рабочий день, но он не спешил домой. Надев белый халат, взяв записи и ручку, Дима спустился в машинный зал. Стеклянные двери были закрыты, слышен привычный тихий гул работающей машины. В "предбаннике" стояли дисплеи и можно было самостоятельно производить корректировку программ на уровне входного языка, не бегая каждый раз в перфораторную за исправлением исходного текста, набитого на перфоленте.
Помещение было огромным, светлым и казалось пустым. Он тихонько постучал. Из-за дисководов вышла оператор Ира, жена Славика Берегового. Халат уже не скрывал её округлившегося животика. Она плохо видела и щурила глаза, но очки надевала только, когда садилась к пульту. Подойдя ближе и увидев Диму, открыла дверь и улыбнулась:
- Давай, заходи быстренько, пока у меня не началась вечерняя профилактика, можешь погонять свои программки. Что тебе поставить, магнитные ленты с информацией?
- Спасибо, Ирочка, и одну чистую. С меня причитается.
- Да ладно, работай, купишь мне мороженое.
Дима, мысленно пожелав себе "ни пуха ни пера", сплюнув три раза и послав к чёрту, запустил программу на выполнение. Первые два магнитных устройства начали перекачивать вперёд и назад ленты с носителями информации, мигали лампочки на пульте, прошло несколько минут и ожила третья лента. На неё стали записываться результаты промежуточных вычислений. Прошло ещё несколько минут и заработало печатающее устройство, выводя результаты расчётов. Похоже, первый этап закончился успешно!
- Ирочка, иди сюда, я тебя расцелую.
- Прибереги свои поцелуи для более юных дам. Рада, что у тебя всё получилось.
Распечатка продлится минут пятнадцать, и, забрав листы для проверки, Дима поднялся наверх.
Над городом прошёл сильный короткий июньский дождь. Пахло сиренью и свежей зеленью. Вечер был светел, стояли самые длинные летние дни. Через дорогу на площади светились окна универмага, народ ещё копошился у открытых прилавков, по привычке скупая всё, что нужно и не нужно, вдруг завтра понадобится, а из продажи уже исчезнет. Вниз к трамваю спускалась широкая лестница, справа шумел листвой городской парк, белея аркой у входа.
Дима повернул налево и пошёл домой пешком. "От этой сидячей работы, - думал он, - скоро задница станет как блин". По пути зашёл в молочный магазин и, оказалось, очень кстати. Работала тётя Клава, мамина подруга. Заведя Диму в подсобку, собрала пакетик с продуктами и вывела через задний двор. Он попытался всучить ей пять рублей, но она замахала руками:
- Обижаешь, я ещё с прошлого раза сдачу не вернула. Ты когда женишься, красавчик?
- Вот как встречу такую, как вы, тётя Клава, сразу поведу под венец. - Он поцеловал её в красную, полную, пахнущую молоком щеку.
- Ой, балаболка. Ну, иди, иди, положь всё дома в холодильник.
ЧАСТЬ 2
Дома на кухне Дима обнаружил, что в гостях побывала мама. На плите стояли кастрюлька с супом и чугунок с пловом. Но для обеда было уже поздновато. Отправив еду в холодильник, принялся разбирать свои "трофеи". Бутылка ряженки, пакет молока, масло, сыр. А вот это да! Растворимый кофе, баночка икры, красная рыбка в вакууме. Это ему, видно, тётя Клава от своих щедрот отвалила. "Припрячем всё это до лучших времён", - решил Дима. Ещё один сюрприз ожидал в комнате. На журнальном столике лежали книги, завёрнутые в газету. Это оказались 129-ый и 192-ой тома БВЛ*. В первом были "Новеллы" Акутагавы Рюноске, а во втором - "Свет в августе" и "Особняк" Уильяма Фолкнера. У Димы один экземпляр 192-го тома уже был, значит, можно будет отправиться в воскресенье в парк на "книжную биржу" и поменять его на вожделенный 35-ый том, где был первый полный перевод Н. Любимова книги Франсуа Рабле " Гаргантюа и Пантагрюэль".
Соорудив большой бутерброд с сыром, налил чашку кофе и уселся у телевизора. Но мыслями вернулся в прошлое.
1980 год выдался особенным во многих отношения и личных и общечеловеческих.
Умер Высоцкий, улетел в заоблачную даль олимпийский мишка. Чэпмен убил Джона Леннона.
Дима закончил институт и распределился в Никополь на Южнотрубный завод, программистом.
Последние летние каникулы прошли в угаре встреч, посиделок и выпивки. Собирались бывшие одноклассники и друзья. Один из вечеров начался дома у Димы. "Приняли на грудь" прилично и пошли допивать к Славику Береговому. Оттуда их Славкина мама очень быстро выставила, и "народ" решил навестить Людмилу Максимовну, химичку. Она жила одна, давно развелась с мужем и была рада видеть весёлую компанию. Нашлись у неё коньячок и закуска. И Дима смутно помнил, как обнимал женщину за пышные плечи, шептал ей "Людочка" и очнулся утром в её постели. Людмила Максимовна тихо посапывала рядом, обняв Диму полной рукой. Быстренько одевшись, он удрал, пока неожиданная любовница не проснулась. "Ритки с нами не было, она бы этого не допустила, но из-за своего огромного живота предпочитает проводить время дома в кругу семьи" - думал Дима, пока ехал в такси домой. И тут же разозлился. - "А что мне Ритка - она мне никто ни жена, ни мама, как хочу так живу."
- Славка, ты урод, я тебя убью. Ты почему меня не увёл, гад? -
Ещё не проснувшийся толком Славик, нагло ржал в трубку:
- Ты чего? Да тебя оторвать от неё нельзя было. Как вцепился в её пышную грудь, так и млел весь вечер. А Людмилочка наша ничего, в порядке.
- Ой, ой, - Диме хотелось умереть. - Может позвонить и извиниться? Она же старше меня вдвое.
- Дурак ты Димка, чего извиняться-то? Ты, можно сказать, скрасил женщине розовый закат её жизни. Давай, приезжай ко мне, я сам дома.
У Славки они выпили, поели жареной картошки, ещё выпили.
Дома Дима, стащив из маминых запасов бутылку шампанского полусладкого и коробку "Птичьего молока", поехал к Людмиле Максимовне извиняться. Но лишь открылась дверь, как женщина бросилась юноше в объятия, и они разомкнули их лишь спустя неделю.
В Никополь Белький прибыл, полностью так и не протрезвев. Этот некогда благодатный край, где летом собирали по два урожая томатов, где вкуснейшие подсолнечные семечки были размером с орех, где рыба сама лезла в сети, был сейчас беден и пьян. Каховское море залило прекрасный чернозём и цвело тихонечко у берегов. В магазинах было пусто, на рынке дорого. Пили все: мужчины, женщины и подростки. Два раза в месяц в аванс и получку народ упивался до бесчувственного состояния и валялся вдоль всего проспекта имени Ленина, ведущего от центра Соцгородка до завода. Остальное время похмелялись.
Дима получил койку в мужском заводском общежитии и влился в дружный коллектив выпивающих ежевечерне по поводу и без. Девушки, превосходящие численностью сильный пол, приходили в гости, пили наравне со всеми и кочевали из койки в койку, в призрачной надежде выйти замуж. Пили дешёвый портвейн "Рожеве мiцне" от которого по утрам трещала голова, болел живот и единственное чего хотелось: нырнуть поглубже в мутные воды Каховского моря и остаться там навсегда.
С трудом разлепив по утрам глаза, Дима думал: "Какой же я никчемный и слабовольный человек. Алкоголик, сплю со своей учительницей. Не зря меня жена бросила."
Спас его от этой жизни осенний армейский призыв. Опасаясь попасть в Афган, Дима сообщил об этом маме. Тут уж она не постеснялась, позвонила родителям своего ученика из выпускного класса, чей папа был вторым секретарём областного обкома партии. Вернувшись домой, Дима отслужил год в соседней области при военкомате, занимаясь делами призывников на срочную службу.
Первое время Дмитрий ни знать ничего не хотел о Рите, ни слышать. Но время притупило боль. Рита родила девочек-близнецов и он, купив две большие куклы, приехал её навестить. Девочкам уже исполнился год . Они сидели в манеже, забавно улыбались и что-то лепетали на своём младенческом языке.
- Рита, ты их различаешь?
- Да, конечно, вот эта справа - Екатерина, а слева - Елизавета. Две русские царицы! Правда красавицы?
Рита совсем не изменилась, осталась такой же худенькой и подвижной. Она работала гинекологом в 4-ой городской больнице, а с детьми нянчилась одинокая тётя Софа, родная сестра мамы.
В здании ПКТИ на площади Гагарина уже почти десять лет как открылся Вычислительный центр Министерства сельского хозяйства. Он занимал весь первый этаж, часть четвёртого и подвал, где на почти двухстах квадратных метрах расположилась ЭВМ Минск-32. Туда Дима и устроился на работу по специальности. Нужно было как-то начинать свою взрослую жизнь.
Старшая сестра Света уже вышла замуж и родила сына Гену. Все вместе жили в старенькой бабушкиной квартире в районе рынка.
И тут заболел папа.
Димина мама, Тамара Георгиевна, преподавала математику в старших классах, а папа, Сергей Борисович, работал начальником отдела снабжения на агрегатном заводе. Высоченного роста, весом под 120 килограмм, любитель выпить и вкусно поесть. Дома у Бельских, ещё в их старой квартире всегда собирались друзья и знакомые. Бабушка Галя, мамина мама, вечно варила и пекла, жарила и тушила, кормила всё большое семейство и всех, постоянно находящихся в доме, гостей. На рынке у них были знакомый мясник, который оставляли им кусочки получше, молочница из соседней деревни, чистоплотная женщина, у которой были самая вкусная сметана, ряженка и жёлтый зернистый творог. Она же привозила им яйца, иногда домашнюю птицу, а зимой, когда в деревне кололи свинью, снабжала домашней и кровяной колбаской, свежим и копчённым салом собственного производства. Всё это женщина приносила им прямо домой, и часто заходила в холодное время погреться и попить чаю.
Мама пропадала с утра до вечера в школе, то первая смена, то вторая, а вечером -бесконечные тетрадки с домашними работами и контрольными. Бабушка смотрела за детьми, чтобы поели вовремя, уроки сделали и не бегали дотемна по улице.
Однажды вечером, подойдя к склонившейся над столом маме, поставила перед ней кружку чая и тарелочку с печеньем и, присев рядом, сказала:
- Тома, обрати внимание, что-то Серёжа похудел и кушать стал хуже, половину оставляет на тарелке. Я уже спросила, не болит ли его чего, а он знаешь какой, только отмахнулся и ответил, что всё, мол, в порядке, на работе напряжёнка.
- Мама, я уже говорила с ним, просила сходить к участковому врачу, он пообещал на следующей неделе .
Прошла следующая неделя, а за ней ещё одна, но Сергею Борисовичу всё было некогда. Кончилось тем, что мама закатила истерику и отправилась в поликлинику вместе с ним. Его тут же отправили на рентген и анализы.
Участковая позвонила маме прямо на работу:
- Плохи дела, Тамара Георгиевна, у вашего мужа опухоль в желудке. Ищите хорошего хирурга, немедленно.
Мама тут же позвонила Павловым. Рыдая в трубку, всё спрашивала, говорить Серёже правду или нет. Антон Антонович пообещал приехать после шести и поговорить с ним сам. В тот же вечер все собрались в доме у Бельских. Антон Антонович долго разглядывал снимки, потом сказал Томе:
- Налей-ка нам чего-нибудь покрепче. - Он вытер платком лоб.
- Так ведь... - Тома покосилась на Сергея.
- Давай, давай. И закусить.
Выпить - выпили, но есть никому не хотелось.
- В общем так, - начал Павлов, - дела твои, Сергей, неважнецкие. Буду тебя резать, а там, как повезёт. Вот заграницей в Америке и в Израиле технологии и лекарства новые есть. Но мы-то здесь, а не там. Готовься. - За столом воцарилась тишина. Потом Тамара Георгиевна расплакалась.
- Ты не плачь, Томочка, - Сергей Борисович погладил жену по голове, - я мужик крепкий, мы ещё повоюем.
В день операции все молча сидели в приёмном покое.
- Только бы подольше не выходил, - шептала Раиса Юрьевна, Ритина мама, - только бы подольше...
Антон Антонович вышел очень быстро. Всё было написано на его лице.
- Поздно, ребята, поздно, я разрезал и зашил. Жить ему осталось пару месяцев.
Прожил Бельский ещё восемь месяцев и умер в начале ноября. Было очень холодно, лил дождь со снегом вперемежку, и мама всё волновалась, как же пройдёт процессия под таким дождём, как же люди придут с ним попрощаться. Но, когда приехали на кладбище, выглянуло солнышко, разошлись чёрные тучи и друзья, поставив на плечи совсем лёгкий гроб, под раздирающие звуки Шопеновского марша проводили Сергея Борисовича в последний путь. Говорили речи, плакали мама, сестра, родные и друзья, а Дима смотрел на жёлто-восковое лицо со впавшими щеками лежащего неподвижно человека (или уже не человека...) и поверить не мог, что это его отец.
Через неделю умер Брежнев. Тогда ещё никто не знал, что вслед за ним в ближайшие годы уйдут ещё два Генеральных секретаря.
Прошёл ещё год. У Светы родилась девочка. Тесновато становилось всем вместе в крошечной квартирке. Вскоре вся улица пошла под снос. Им предложили две трёхкомнатные квартиры в новом доме на Вишенках. Семья посоветовалась и решили поступить так: сделать родственный обмен. Мама переехала к Свете в четыре комнаты, а Дима поселился с бабушкой в двухкомнатной у Психушки. Так называли областную психиатрическую больницу им. Ющенко.
Квартира Диме нравилась, первый этаж, бабушке не тяжело подыматься. Комнаты раздельные, окнами на Психушку, а там огромный парк, тишина, словно живёшь вне городской черты.
* - Библиотека Всемирной Литературы
ЧАСТЬ 3
В субботу дождило. Тёмные тучи спешили на запад, сбрасывая на город сердитый ливень. Тот срывал лепестки отцветающей сирени, смывал пыль с кустов, стучал по тротуару, подымая водяные шарики, которые лопались, как мыльные пузыри. Те, кого дождь застал врасплох, бежали по лужам, сняв обувь, прикрывшись кто сумками, кто шуршащими от воды зонтами. Люди забегали в подворотни, под навесы магазинов и весело наблюдали за разбушевавшейся стихией. Потом в небесной канцелярии кому-то видно надоедало это расточительство, и он перекрыл краны, тучи унеслись, вышло солнышко и быстро осушило крыши, асфальт мостовой и витрины магазинов. Только оголившиеся гроздья сирени и стекающие вдоль дороги ручейки напоминали о прошедшем дожде.
К вечеру небо прояснилось совсем. Дима доехал на трамвае до Театральной площади, купил букет бело-палевых роз и направился ко входу в парк. Вспомнилось по пути, как покупал Рите только красные розы и она, смеясь, обрывала одну и втыкала в чёрные волосы над ухом и, кружась вокруг Димы, повторяла:
- Я - Кармен, я - Кармен...
"Поэтому, я купил сейчас другие, ничто не должно напоминать нам о прошлом, ничто."
В вестибюле ресторана на первом этаже перед двумя большими зеркалами несколько женщин приводили себя в порядок. Среди них обращала на себя внимание очень высокая русоволосая девушка в зеленоватом лоскутке ткани, который с большой натяжкой можно назвать платьем. Волнистые длинные волосы каскадом спадали на обнажённые плечи. Ей бы выступать на подиуме, только всё у неё было чуть-чуть побольше общепринятых стандартов: грудь попышней, бёдра по круче, ноги поупитанней. Она красила губы и, когда Дима встретился с ней взглядом в зеркале, игриво подмигнула. "Ого, юноша, тебя "кадрят"", - подтянув живо, Дима поднялся на второй этаж.
Маргарита сверкала. Белизна зубов, блеск в глазах, искрами вспыхивающие бриллианты бабушкиных серёжек в ушах. Рядом с стояли, одетые в одинаковые платья, "две русские царицы", точная копия своего еврейского папы, трогательно некрасивые, беззубые, с оттопыренными, как у Ромы, ушами. Дима чмокнул Риту и девочек, вручил ей цветы и конверт с подарком и огляделся.
"Всех своих" собралось человек пятьдесят и почти со всеми Дима был знаком . Поприветствовав дам, пожав руки мужчинам, Дима вышел на балкон. Там курили сидя на плетённых стульях Рома и Игорь, Светин муж, и светловолосая красотка, закинув ногу на ногу.
- Поздравляю тебя, Роман, - Дима пожал ему руку.
- Как дела? - Позволь представить тебе нашу даму: Лара, троюродная сестра Маргариты из Киева.
- Здравствуй, Дима. Ты я вижу меня не узнал. - Припоминалось что-то толстое, бесцветное и визгливое, вечно крутящееся под ногами. - Только не из Киева, а из Одессы. Ладно, пойду развлекать именинницу.
- Игорь, где Света?
- Уехала с Ритиной подругой к нам послушать малышку, та что-то кашляет и температурит. Сейчас спущусь , позвоню, как у них там дела.
Игорь ушёл.
Роман потушил сигарету:
- Я, Дима, хочу с тобой поговорить. Может не время сейчас и не место, но дело вот в чём. Грядут, чувствую я, большие перемены и я решил, что пора уезжать.
- Уезжать? Куда? - Дима прекрасно знал, что евреи семьями уезжают за границу, но подумать не мог, что это может быть кто-то из близких ему людей.
- Наверное, всё-таки в Израиль, Там мы с Марго сможем подтвердить свои дипломы и работать по специальности. А в Америке что мне делать, "баранку" крутить? - Чувствовалось, что Рома думал над всем этим уже не один день. - Только вот Марго не соглашается, а как, мол, родители и вообще... Ты бы поговорил с ней, Дима. Она к тебе прислушивается.
- О чём? Ты хочешь, чтобы я уговаривал Ритку уехать? Как же... это же... да она и не еврейка вовсе.
- Много ты понимаешь. Не еврейка... А бабушка её, а тётя Софа? И всё это неважно, раз она едет со мной.
- Нет уж, тут я тебе не советчик и не товарищ. Такие вопросы вы должны сами решать. Извини.
- Да чего там, может ты и прав. Пойдём в зал?
- Я побуду ещё здесь, "переварю" полученную информацию.
Дима остался на балконе один. Снизу из открытого кафе доносился звонкий девичий смех. Потом мужской голос баритоном что-то бубнил и опять девушка весело хохотала в ответ... "Как же так, Рита уедет... А как же я? А причём тут я? Нет я привык, что она всегда рядом. Пусть чужая жена, но она часть моей жизни..." - Дима продолжал свой молчаливый монолог. - " Но я им не указчик, пусть сами распоряжаются своей жизнью..."
- Дима, -на балконе нарисовалась одна из близняшек и уселась рядом с Бельским. - Вот я хочу тебя спросить.
- Я тебя слушаю, моя королева.
- Дима, а вот если ты был мужем моей мамы, так мы, что, с тобой родственники?
- Да нет же, никакие мы не родственники.
- Значит, - девочка облегчённо вздохнула, - я, когда вырасту, могу пожениться за тебя?
"Это что у них семейственное влюбляться в меня в семь лет? - усмехнулся Дима, на минуточку представив себе Ритку своей тёщей. Нужно эту дурь выбивать у юной дамы в самом зародыше".
- Во-первых, не пожениться, а выйти замуж, во-вторых, я не думаю, что это хорошая идея. Я уже староват для тебя и уверен, ты, когда повзрослеешь, найдешь себе более подходящего кавалера.
Девочка нахмурилась, но тут же улыбнулась:
- А вот скажи, за мной бегают двое мальчишек, соседский Олег и ваш Генка и оба предлагают мне дружбу, а я не знаю, кого выбрать?
- Я думаю, Катя, что ты вполне можешь пока дружить и с тем и с другим, а через пару другую годочков разберёшься. А кроме того, почему бы одному из них не выбрать твою сестру?
- Я - Лиза, а не Катя. Видишь у меня банты голубые, а у Кати - розовые. И потом почему это они должны Катьку выбирать, когда им нравлюсь я? А её мальчишки совсем не интересуют, у неё, видите ли, абсолютный слух! Тренькает по полдня на пианино, голова болит... Говорит, что будет великой исполнительницей.
- А ты кем хочешь быть?
- Я? Буду знаменитой актрисой! - Она мечтательно закатила глаза, надула губки и сквозь эту смешную рожицу вдруг явственно проступил отблеск её будущей женской красоты.
На балкон выскочила Катя с криком:
- Идите скорее, все уже садятся к столу.
ЧАСТЬ 4
За столом Дима оказался рядом с Игорем, лицом ко входу. Справа от Игоря и слева от Димы места были пусты. Лара сидела напротив и о чём-то оживлённо беседовала с Ритиным завотделением.
- Света скоро приедет, у Леночки просто ОРЗ*. - шепнул Игорь Диме.
Стол был накрыт как и положено на таких торжествах. Бутерброды с икрой перемежались ломтиками полупрозрачной красной рыбы и копчённого палтуса, стыдливо розовела ветчина рядом с гордым сервелатом и нежным языком, нетерпеливо вздрагивал прозрачным желе аппетитный холодец. Салаты спорили друг с другом яркостью окраски, на их фоне призывно искрились прозрачные запотевшие бутылки "Столичной". Но всех затмевал принесённый из дома кулинарный шедевр тёти Софы: фаршированная целиком рыба "гефилте фиш", украшенная кусочками морковки и свеклы. И, конечно, вино, пиво и шампанское, маринованные грибочки и печёночный паштет. Неужели всё это можно было попробовать, не говоря о том, чтобы просто съесть? А впереди ещё горячее и сладкое.
Гости оживлённо наливали, мужчины ухаживали за дамами, предлагая на выбор водку, вино или шампанское. Тянулись руки к закускам, наполнялись тарелки.
Очень вовремя на лестнице появились Света с незнакомой девушкой и прошли к столу. Девушка симпатичная, аккуратненько-полная, среднего роста, в платье сафари цвета песка и с выкрашенными по последней моде "перьями" каштановыми волосами, причёсанными в парикмахерской волосок к волоску и покрытыми лаком. Света поцеловала Диму и представила свою спутницу:
- Зина, педиатр, наша спасительница.
Антон Антонович уже нетерпеливо постукивал вилкой по бокалу, призывая всех к молчанию и девушки быстренько расселись по местам. Как и ожидалось, Зина села рядом с Димой, а Света прошла к своему мужу. Рядом с Зиной сидели супруги Славик и Ирочка Береговые.
И зазвучали тосты, пожелания, стали пустеть тарелки, заблестели глаза у мужчин и засияли улыбками женщины. Наконец, первый голод был утолён и зазвучала любимая всеми мелодия жёлтых листьев, кружившихся над городом. Пары стали подыматься из-за стола.
Её сменили "Яблони в цвету", "Травы, травы". Дима танцевал с Зиной, Ритой и Светой. Потом погас верхний свет и в его объятиях оказалась Лара. Они были одного роста, смотрели друг на друга и её глаза в темноте светились каким-то странным светом. Лара была удивительно гибка и, сжимая руками это восхитительное тело, Дима забыл на мгновение, что он современный образованный интеллигентный человек. Он словно превратился в первобытного самца и желал эту соблазнительную самку здесь, сейчас и немедленно. Женщина чувствовала его состояние, ещё сильнее прижималась к нему, позволяя ощутить все сокровенные изгибы её фигуры. Мелодия не успела доиграть до конца, а они, не сказав друг другу ни слова, как воришки застигнутые на месте преступления, украдкой сбежали вниз, отыскали какой-то тёмный закуток под лестницей. Лара прислонилась к стене и всем телом жарко поддалась навстречу Диме. Всё произошло бурно и быстро. Опустив ноги и одёрнув платье, шепнула:
- Иди наверх, я зайду приведу себя в порядок...
- Нет подожди, - Диме не выпускал её из объятий, - подожди, я ещё хочу тебя...
- Не сейчас, не здесь...
- Поехали ко мне.
- Ты живёшь сам?
- Нет, да, с бабушкой, но она уехала в гости к сестре... Поехали...
- Чуть позже, Рита обидится. - И ускользнула в тень.
Дима поднялся наверх. Так же было темно, кружились пары, играла музыка, официанты убирали грязную посуду и готовили стол к подаче горячего. Похоже, никто ничего не заметил, а если и заметил, то тактично промолчал. Весь остаток вечера Дима был рассеян, почти не пил, не ел, механически отвечал на вопросы и с трудом поддерживал разговор за столом со своей соседкой. На Лару старался не смотреть, так неудержимо тянуло к ней, что казалось один взгляд, и он взорвётся от желания. Время тянулось мучительно долго. Наконец, подали торты, чай и кофе. Белый взбитый крем казался ему неприличным.
Стали прощаться.
- Дима, ты проводишь Зину домой? - Рита смотрела на него в упор и её тёмные глаза метали молнии.
"Вот чёрт!" - подумал Дима, но вслух сказал:
- Да, конечно...
- Нет, нет не нужно, - выручила его Зина, сама не подозревая об этом. - Тут же два шага, мы пройдёмся с Береговыми. - И подхватив под руки Славика и беременную Ирочку, спустилась вниз.
Лара ждала Диму у выхода из парка и поймав такси они через десять минут подъехали к его дому. Он едва успел закрыть входную дверь на ключ, как она сбросила одежду и, целуя мужчину, расстёгивала ремень на брюках...
Кто-то вставил Диме в уши дрель и сверлил изо всех сил, пытаясь добраться до мозгов и превратить их в кровавый коктейль. Дима пытался повернуть голову, но ничего не помогало. С трудом открыв глаза, уставился на часы. Всего лишь семь утра, он только два часа назад уснул. Рядом с разложенным диваном на полу звонил телефон.
- Алло... - язык еле поворачивался во рту.
- Она ночевала у тебя, эта та-та-та... - шипела в трубку Рита, - вернулась под утро, лыбится, всех побудила, ну, не всех, а меня, а я и так не спала, и от неё разит блудом. Я же знаю, меня не проведёшь.
- Рита, что ты мелешь, она приняла душ... наверное. Чего тебе не спится в такую рань?
- Ты мне зубы не заговаривай. Эта та-та-та, с ней же спит вся Одесса. Ты хоть предохранялся, а то подцепишь от этой та-та-та какую-нибудь болячку. Это я тебе как врач говорю. Нет, ну это же надо! Пригласила хорошую девочку с ним познакомить, так ему толстую одесскую ж.пу подавай.
Дима даже задремал под Риткин монолог и вздрогнул, когда она крикнула ему в ухо:
- Алло! Приходи к часам одиннадцати к нам на поздний завтрак, или ранний обед. И не вздумай уединяться с этой та-та-та в моей спальне!
- Кстати, хорошая мысль.
- Убью!!!
Диме совсем не хотелось ни завтракать, ни обедать, ни даже уединяться с Ларой в Риткиной спальне, ему хотелось только спать. Поставив будильник на десять часов, укрылся простынёй, пахнущей Ларкиным телом и уснул.
* ОРЗ - Острое респираторное заболевание
ЧАСТЬ 5
В доме у Клебановых было шумно и накурено. Где-то хныкала одна из девочек, похоже, отказывалась надевать то, что ей предлагали. Мужчины стояли кучкой на балконе. Антон Антонович размахивал сигаретой, как шпагой, рассыпая вокруг себя пепел:
- Ты это чего надумал? Куда ты ехать собрался? Ждут тебя там, как же... Ты думаешь у
них там всё не так, как здесь? Тоже всё схвачено, пирог давно поделен, а тебе подгорелые корки достанутся. В больнице он будет работать! Полы ты там будешь мыть и с арабами воевать. Не поеду! И Ритулю не пущу!
- Ну, вы не совсем правы, посмотрите, народ поднялся, уезжают. Вон Довлатов уехал, а два года назад - Толя Щаранский...
- Конечно, - перебил его Павлов, - сравнил себя с Довлатовым. Так ему на горло наступили, не печатают, если бы его книги издавали, он бы Ленинград ни за что не оставил. Он - писатель, а ты - врач. Квартира есть, везде друзья и знакомые, получаешь прилично, а сколько тебе за операции в карман суют, только ты и знаешь. А Щаранский - сионист, в тюрьме за свои убеждения отсидел. Его весь мир знает, и, не волнуйся, тёпленькое местечко ему уже приготовлено. А ты? Да какой же ты еврей? Ты необрезанный даже. Кроме "тухес" ни слова не знаешь по-еврейски.
Рита выскочила их кухни в бигуди и халатике. В руках у неё были селёдочница и салатница:
- Пап, ну чего вы разорались. Представление соседям устроили.
- Сгинь с моих глаз, чтобы я тебя не видел.
Но пыл у спорщиков затих, и разговор сам собой перешёл на предстоящую в Сеуле олимпиаду, а потом и на неудачи местного футбольного клуба "Локомотив". Футбол Диму мало интересовал и он вернулся в комнату.
Рита пыталась ещё что-то пристроить на заставленном тарелками столе. Чмокнув Диму в
щеку, бросила на ходу:
- Перекуси чего-нибудь. Там на кухне свежие пирожки. Скоро будем садиться к
столу, я пошла приводить себя в порядок. - И исчезла в спальне.
Лара выплыла из соседней комнаты с подносом, тесно уставленным рюмками и фужерами. Волосы убрала в хвост на затылке, свои "сокровища" втиснула в тугие фирменные джинсы. На белой в красную поперечную полоску майке слева красовался синий прямоугольник с белыми звёздами. Дима прыснул: " Американский флаг! Вот оригиналка!". Кивнув Ларе, стал помогать расставлять посуду на столе. Странно, проснувшись, он вроде как и не вспомнил о ней, а прошедшая ночь казалась отрывком из недавно просмотренного порнофильма, но увидев её сейчас и прикоснувшись к её пальцам, испытал то же наваждение, что и вчера: схватить, утащить куда-нибудь, где они смогут остаться наедине, сливаться с ней вновь и вновь, ощущая бархатистость кожи и вкус губ.
- Давай смоемся, - шепнул Дима.
- Чуть позже, вот начнут садиться к столу, а места всем точно не хватит, кто-то уйдёт и мы под шумок...
- Всё, - девушка легонько оттолкнула Диму, целовавшего её. - Всё, я голодная, хочу кушать.
- Подожди, вот я ещё сюда поцелую и сюда и сюда...
- Нет, - она спрыгнула с дивана, - я сейчас умру от голода. Кстати, посмотри в моей джинсовой сумке, я нам "свистнула" несколько пирожков с барского стола.
Дима любовался ею снизу, как она стоит во весь свой рост, обнажённая и красивая.
- Я пошла в душ. А ты побеспокойся, как спасти девушку от смерти.
- Я с тобой.
- Нетушки. Иди на кухню.
Вот где пригодились Диме его неприкосновенные запасы. Он вытащил на стол всё, что было в холодильнике. Надо отдать должное Ларе, она вернулась быстро, натянув свой американский флаг, в Диминых тапочках и с полотенцем на голове.
- Беги в ванную, - сказала ему, - а я пока чай заварю.
- Лара, - Дима допивал второй стакан чаю, - ты почему Киев на Одессу поменяла, ты где работаешь?
- Что? -Девушка чуть не подавилась куском хлеба, - что, я пою? Ой, не могу.
ой... ты меня рассмешил... - Она хохотала от всей души, слёзы текли у неё по щекам. - Ой, давно я так не смеялась. Нет, Димочка, я не пою и не танцую. Я тебе расскажу, если тебе интересно. Можно, закурить?
- Кури, окно открыто.
Лара затянулась сигаретой:
- Никак особых талантов нет у меня и не было. Однажды подруга затащила меня в Дворец пионеров на кружок кройки и шитья. И, представь себе, мне это понравилось и очень хорошо стало получаться. Поэтому, после окончания школы, я поступила в Институт лёгкой промышленности и стала заниматься шитьём. На первом курсе мы познакомились с Костиком, он учился на технологическом, и на последнем поженились.
- Налей мне, пожалуйста, кофе.
Лара задумалась, помолчала, отхлёбывая из кружки, потом продолжила:
- Костик - одессит и мы уехали с ним в Одессу. В Киеве я жила с родителями, дедушкой и бабушкой в малюсенькой комнатке на Подоле, а тут - хоромы на Пушкинской! Потолки три с половиной метра, комнат - не сосчитать. Дед у них был архитектор. От него и осталось. Не могу сказать, что были мне очень рады. Но, как люди воспитанные, вслух своё недовольство не выражали. Один раз услыхала случайно, как мама на кухне шептала бабушке: - Привёз эту некейву* на нашу голову. А Костик у меня вообще первый был и на тот момент - единственный. Он работал на швейной фабрике, машинки налаживал, а я в театре - костюмером. Как-то в конце ноября возвращался он с работы с другом на машине. Налей-ка мне винца. Был гололёд, машину занесло. Их было четверо и все отделались мелкими травмами, а Костик погиб на месте.
* некейва - гулящая женщина(искажённый иврит)
Часть 6
Лара ходила по кухне, механически убирая со стола посуду и складывая в раковину. Потом, словно устала, тяжело опустилась на стул:
- Поступили со мной красиво. Из дома не выгнали, а предложили жить отдельно "устраивать свою жизнь". "Молодая ты ещё, Костика не вернёшь." Переселилась я в бабушкину квартиру, седьмая линия на Фонтанке. Типичный одесский дворик, хоть ставь оперетту "Белая акация". Комната была у меня и кухня, которая в бёдрах жмёт, а удобства - во дворе. Зато море близко. И вообще, Дима, тебе не кажется, что мы не тем занимаемся. Я сегодня уезжаю. Хватит разговоров! - И она потянулась через стол к нему губами.
![[]](/img/g/gur_k/leto/centrgorodw.jpg)