Мяч этот появился на свет на фабрике, где шьют спортивный инвентарь в цехе по производству разных спортивных снарядов. Сначала он был просто черными и белыми кусочками ткани, которую сшивали работницы на машинках. Машинки стрекотали, соединяя цветные лоскутки. У одних они стучали весело и задорно и мячи получались такими же веселыми и задорными. Другие строчили как из пулемета, зло и быстро, и мячи у них были злыми, но очень быстрыми. Встречались и такие, у которых мячи получались вежливыми, потому что сами они были воспитанными людьми.
Вещи всегда несут на себе отпечаток настроения и характера тех, кто их сшил, связал, выточил на станке. И поэтому, хотя все мячи и были похожи друг на друга, но одни хотелось взять в руки, а другие почему-то нет.
Наш мяч всегда вызывал улыбку. И тогда, когда его шили, и тогда, когда его привезли в магазин и бросили в общую корзину со всеми остальными.
В этой корзине было много мячей.
Одни толкались:
- Сейчас как наподдам.
Наверное, их шили неуживчивые люди
Другие кричали:
- Двигайся живее. Заснули все что ли? Как улитки, ей-богу.
Их, скорее всего сшили, такие же непоседливые работницы. Они так и норовили выпрыгнуть из корзины и побежать впереди какого-нибудь мальчишки.
Но вообще ВСЕ мячи мечтают о чем-нибудь.
Лежа в общей корзине в магазине, футбольные грезят о большом зеленом поле, по которому они задорно и весело будут бегать между бутсами. Они представляют себе тот миг, когда они влетят в ворота и стадион захлебнется от восторга. А еще им снится решающий гол в игре и благодарные игроки, целующие свой победный мяч.
Баскетбольные мечтают подпрыгнуть высоко-высоко и оказаться в корзине под гул стадиона.
Но все без исключения мячи хотят бегать и прыгать, а когда бока их станут старыми и истертыми, покоиться где-нибудь на полочке в каком-нибудь спортивном клубе.
А еще они любят помечтать как кто-нибудь возьмет их с этой полочки и скажет собравшимся:
- А вот этим мячом Пеле (Марадона, Аршавин или еще кто-нибудь) забил свой первый в жизни гол.
И мяч снова вспомнит как мальчишка в старых ботинках гонял его по двору, а из окна выглядывала девочка с косичками, смуглой кожей и черными глазами и восторженно смотрела на них. А может быть, это был не двор, а стадион в спортивной школе и девочка была белокурая с голубыми глазами.
Наш мяч был очень вежливым. Он вежливо просил другие мячи потесниться, чтобы всем хватило места в корзине.
А когда его доставали, он всегда говорил:
- Здравствуйте!
Но никто его не слышал.
Только один мальчик, взяв мяч из корзины, сразу сказал ему:
- Привет! Будешь со мной во дворе гонять?
Мяч захлебнулся от восторга:
- Конечно!
И он радостно поскакал перед мальчишкой. Тому даже не надо было подпинывать его своими кедами.
Вместе они целыми днями бегали во дворе. Ох, куда только не приходилось летать мячу! Он побывал и в воротах, сделанных наспех из гамака, успел влететь в окно парикмахерской и даже в окно магазина. Нет, не того, в котором его купили. Здесь не было мячей, а стояли какие-то холодные и важные белые бутылки, которые ему даже "здрасьте" не сказали в ответ на его: "Извините, я не хотел". А уж сколько раз мяч ударился об стену вообще не сосчитать. Но чаще всего ему приходилось бегать между разными туфлями, кедами и сандалетами, уворачиваясь от пинков и стараясь никого не задеть.
Мяч при этом всегда вежливо просил:
- Разрешите пройти.
Он не забывал поинтересоваться:
- Я вас не задел?
Или:
- Вам не было больно?
И уж тем более мяч никогда не забывал извиниться:
- Простите, я не хотел.
Но в ответ он чаще всего слышал грубое:
- Катись уж куда-нибудь
- Больно надо тебе дорогу уступать
- Счас как дам, чтобы улетел подальше.
"Наверное, их шили грубые и неуживчивые люди" - думал мяч.
Сам же он, влетая в ворота, изо всех сил старался не задеть вратаря и уж тем более не ударить его. А уходя из ворот всегда говорил ему:
- До свидания!
И хотя его никто не слышал и не отвечал ни на его приветствия, ни на его извинения, он все равно старался быть вежливым.
За лето мяч пережил много жарких матчей, после которых у него все гудело внутри и болели все швы и лоскутки на его боках. А как вы хотели? Бесчисленное количество раз протиснуться между кедами, сотни раз удариться о стену и, наверное, миллион раз влететь в ворота - тут не только бока и швы заболят.
На боках мяча стерлась черная краска, да и белая казалась совсем не белой. Мяч стал старым и таким же потрепанным как воин после битвы. На его боках порвались нитки и зияли дыры как раны. Его надо было бы просто выбросить, но мальчик любил свой счастливый мяч, а потому терпеливо заклеивал прохудившиеся бока.
А потом мальчик вырос. И мяч стал его талисманом. Он увидел все стадионы мира, услышал аплодисменты и восторженные крики зрителей. Пусть это не он бегал по зеленому полю и влетал в ворота под крики: "Гол!". Он просто лежал на полке в раздевалке как и положено талисману. Но ведь и он когда-то, в молодости слышал самое лучшее слово для любого из мячей. Какое? Конечно, "гол".
Однажды, после какого-то важного матча (сам мяч так и не понял в чем его важность, для него все матчи были важными) игроки целовали вежливый мяч и благодарили "свой талисман" за победу. Потом они все по очереди расписались на нем. Больше мяч уже никуда не ездил. Он стоял на полке в доме своего хозяина. Его хозяин старел, седел и все чаще хворал. Да и сам мяч стал старым, совсем истрепанным, у него болели бока в заплатках и ныли все швы. Хозяин дремал в кресле, а мяч на полке. Снилось им одно и то же: мяч влетает в ворота под гул стадиона.
Однажды, в комнату вошел незнакомый человек. Он долго перебирал всякие кубки, грамоты и прочие блестящие и ненужные вещи. А потом бережно заворачивал их в бумагу и укладывал в коробки. Этот человек не обратил никакого внимания на истрепанный мяч.
Хозяин дома, уже совсем старый, протянул ему мяч:
- А здесь тогда, на Олимпиаде, расписалась вся команда.
Но человек пожал плечами и безразлично сказал:
- Он старый совсем и непрезентабельный.
Что такое "непрезентабельный" мяч не знал, но он видел как обиделся его хозяин, и обиделся вместе с ним. Коробки унесли, а они с хозяином сели в качающееся кресло, укрылись пледом и остались наедине со своими воспоминаниями. Им вспомнился первый гол и шум школьного стадиона, слезы футболистов после поражения и их клятвы на "своем талисмане", им вспомнилась Олимпиада и они снова и снова переживали радость побед и горечь поражений. И в этих своих воспоминаниях мяч снова был новым, а хозяин вихрастым мальчишкой в кедах.
КУЗНЕЧИК ВИТЯ
Кузнечик Витя был сирота. Ну то есть он жил совсем-совсем один: без мамы, папы, сестер и братьев. У него даже дедушки с бабушкой не было. Паук Вова, который все знал, потому что висел на своей паутине высоко-высоко, поведал ему грустную историю про то как серая злыдня жаба Валентина съела всех витиных родственников.
- Жаль мне их. Без них будет пусто в этом мире - философствовал Вова - они же такие первоклассные музыканты были.
Паук Вова грустно вздыхал:
- На скрипках играли. Утро встречали. Концерты давали. Вот и доигрались.
Витя тогда сразу решил, что не будет никогда учится музыке. Он будет просто жить на своем любимом желтом одуванчике, прыгать по саду и болтать с Вовой. А оглашать трелями темноту совсем не его дело.
И Витя просто жил, прыгал с травинки на травинку, пил росу и ел молодые листики мать-и-мачехи. Он встречал и других кузнечиков, таких же юных как сам, и совсем старых, умудренных опытом. Молодые всегда спешили: каждый кузнечик должен был обучиться в специальной школе. Да-да, они тоже учатся. Но не считать и писать - кузнечикам это совершенно ни к чему. Они учатся различать жаб и лягушек, уворачиваться от их липких языков, разбирают разные травинки и ягодки, чтобы не дай Бог не отравиться. Но самое главное: они учатся играть на своих скрипках, а некоторые еще и петь.
Витя учиться не хотел. Он считал, что это совершенно ни к чему. У него ведь не было родителей и никто не мог вразумить молодого кузнечика. Нет, старые кузнечики, избежавшие смерти в клювах и пастях и дожившие до глубокой старости пытались наставлять его на путь истинный. Но кто из молодых слушает умудренных опытом стариков? Вот Витя никого и не слушал, в школу не ходил, а просто прыгал по зеленым травинкам и пил росу, да ел разные там цветочки.
Был среди кузнечиков этого сада и свой старожил. Он был так стар, что совершенно сер. Все называли его уважительно: Федор Иванович. От старости у него болели голенастые ноги и перед дождем ломило усы.
Федор Иванович был знаменит. В молодости он играл на всех концертах, устраиваемых в саду. Все говорили, что его игра завораживает и даже само солнце просыпается под его трели. Поэтому каждое утро всю свою жизнь Федор Иванович взбирался на самую высокую травинку и пел свои песни, возвещая начало нового дня. И никакие жабы и лягушки не могли помешать ему исполнять свои арии и скрипичные вариации.
Мамы-кузнечихи говорили своим детям:
- Если Федор Иванович поет, значит день начинается.
А папы добавляли:
- Как петь перестанет, будет одна сплошная ночь
Дети-кузнечики как все дети были любопытны:
- Почему это день не наступит? Ну почему?
- Потому что Федор Иванович своим пением будит солнце. А после холодной зимы именно он своим пением возвещает наступление весны. Она как и мы зимой спит, а просыпается от стрекота Федора Ивановича. Так мне говорила моя мама. А ей ее мама.
А еще Федор Иванович учил маленьких кузнечиков игре на скрипке, а тех кто постарше еще и пению. Некоторые его ученики хорошо пели, другие замечательно играли на скрипках, но по-настоящему талантливых среди них не было. Никто не мог так сыграть или спеть, чтобы само солнце захотело подняться над горизонтом.
А наш Витя учиться не хотел. Он любил просто прыгать по травинкам и пить утреннюю росу. Но на самом деле он боялся, что своей игрой на скрипке привлечет противную жабу Валентину и она съест его как съела его родных. Поэтому он категорически не хотел учиться. Федор Иванович очень огорчался, потому что видел в Вите не просто талантливого музыканта такого же как все его погибшие родные, а еще и своего преемника. Кто-то же должен будить весну и возвещать начало нового дня, когда Федора Ивановича не станет.
Но Витя все прыгал и прыгал, а Федор Иванович все пел и пел свои песни по утрам. Но лапки его все сильнее болели, усики совсем отвалились и залезать на самую высокую травинку с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. Между тем Витя, прыгая по травинкам, вдруг почувствовал как сильно зудят у него лапки. Все знают, что кузнечики играют задними, длинными лапками. У них там находится главный музыкальный инструмент, звучанием похожий на скрипку. Каждый кузнечик - музыкант, но у одних льется чарующая музыка, а у других обычные такие звуки. Это как у людей: поют все, а заслушиваются единицами. Витя почесал одной лапкой о другую и услышал красивый стрекочущий звук. Звук этот ему понравился и он еще раз потер одну лапку о другую и послышалась гамма (совсем как у нас на фортепиано). Лапки чесались и Витя все тер их и тер друг о дружку. Так сами собой получились у него арпеджио и аккорды. Они были так красивы, что сбежались все букашки и даже колорадские жуки приковыляли, оставив картошку. Вите самому так нравились эти звуки, что он упоенно играл и играл. Наконец лапки чесаться перестали и послышались аплодисменты. Жуки трещали крыльями, бабочки восхищенно кричали "Браво!", осы жужжали от восторга. Все требовали продолжения концерта.
Но Витя сказал:
- Я не играл и играть никогда не буду. Это просто у меня лапки зачесались
- Это, дорогой мой, ваше призвание вас зовет.
- Какое призвание? - удивился кузнечик Витя
- Быть музыкантом - подытожил дождевой червь
- Не буду - возмутился Витя и ускакал.
Но теперь у него каждое утро чесались лапки и он сам того не желая играл. Федор Иванович предлагал научить его правильной игре, но Витя упорно отказывался. Неизвестно как все сложилось бы, если бы однажды утром сад так и не услышал обычной песни Федора Ивановича. День начинался скучно, дела не ладились и даже солнце не казалось таким радостным. Кузнечики-папы, кузнечики-мамы, кузнечики- малыши - все искали Федора Ивановича. К поискам подключились и жужелицы и даже колорадские жуки. Но его нигде не было.
Паук Вова со своей паутины крикнул:
- Зря ищете. Его ночью жаба Валентина съела. Я сам видел.
Теперь все дни были похожи друг на друга. Не было радости в этом саду. Потому что никто не пел ему утреннюю песню.
Кузнечик Витя тоже загрустил. Он грустил много дней. А потом понял, что должен, просто обязан заменить Федора Ивановича. Потому что кроме него сделать это больше некому. И он влез на самую высокую травинку в саду и начал играть свои импровизации. Все знают, что импровизации - это придуманные на ходу трели. Витя ведь не учился правильной игре, вот и импровизировал.
Кузнечики и жуки, бабочки и все букашки-таракашки проснулись в то утро с радостным ощущением нового дня.
СКАЗКА О ДОЖДИКЕ, КОТОРЫЙ
ОЧЕНЬ ХОТЕЛ ДОМОЙ
Жил-был на свете дождик. Не ливень с грозой, не дождь, а именно небольшой такой дождик. Капельки его маленькие и ездил он в миниатюрной тучке. А еще это был печальный дождик. Потому что у него никогда не было дома. Другим дождям нравилось просто носиться по небу в своих тучках и тучах как в машинах и проливаться на каком-нибудь поле. Им не нужен был дом, и они о нем не мечтали. Им казалось, что так жизнь интереснее. А наш дождик мечтал о своем доме. Правда, он не знал, что это такое, но был уверен, что дом - это самое замечательное на свете.
Когда он первый раз пролился на землю из своей машинки-тучки мокрые люди побежали с криками:
- Домой! Скорее домой!
Они так стремились попасть в этот самый дом, что дождик задумался:
- А что это такое?
Он спросил у своего старшего брата-дождя, но тот пожал своими мокрыми плечами:
- Не знаю, брат. Мне никакой дом не нужен.
Дождик спросил у своего среднего брата, грозного ливня.
- Не знаю - громыхнул тот в ответ и умчался в своей огромной черной туче-машине.
Тогда дождик спросил у Солнца, потому что оно бывает везде и, значит, все знает и все видело.
Солнце, не задумываясь, ответило:
- Это место, где тепло, уютно и всегда кто-нибудь кого-нибудь ждет, и кто-нибудь кому-нибудь радуется.
Дождик закричал:
- И я. Я тоже хочу домой!
Солнце покачало рыжей головой:
- Ты не сможешь войти в дом. Ты везде.
- Я буду маленьким - заупрямился дождик - вот таким.
И он начал капать совсем тихонько по чуть-чуть.
Но Солнце критично заметило:
- Все равно ты слишком большой.
Дождик стал заглядывать в окна домов. Он видел как радовались люди друг другу. Ему тоже хотелось, чтобы кто-то, ну хоть кто-то радовался его приходу.
Он своей мокрой рукой стучал в окна:
- Пустите меня к себе.
Но его или не слышали или не понимали. Люди просто считали, что за окном шумит сильный дождь.
Однажды дождик заглянул в окно на последнем этаже старого здания. Там за столом сидел человек. Он что-то писал ручкой в тетради. Дождь и ему постучал в окно своей мокрой рукой:
- Можно войти?
Человек поднял голову и улыбнулся ему.
Он открыл окно и сказал:
- Заходи. Я тебе рад.
Дождик зашел к нему в комнату и сразу же на полу появились лужи, а соседи снизу начали кричать:
- Прекратите немедленно нас затапливать.
Человек расстроился. Дождик вышел обратно на улицу и заплакал. Человек обратился к нему:
- Не плачь. Я рад тебе.
- Правда? - спросил дождик.
- Конечно, ведь тогда у меня получаются замечательные стихи. Вот только заходить ко мне больше не надо. Давай, ты будешь приходить, я открою окно, и мы будем читать стихи или просто разговаривать.
И дождик стал приходить к нему в гости. Он стучал в стекло своей мокрой рукой, поэт открывал его, и они разговаривали обо всем на свете. Дождик рассказывал ему как обрадовалась ему пшеница на полях, как дети радостно бегали босиком по его лужам, а поэт читал ему свои стихи.
Но все равно это был не настоящий дом. В настоящем доме пили чай по вечерам, в камине трещал огонь, а наш дождик мерз на улице.
- Это несправедливо! - воскликнул он
- Справедливости вообще нет на свете - громыхнула гроза
- А у нас нет дома - просвистел ветер - у нас его не может быть.
- Почему? - заплакал дождь
- Потому что мы нужны всем - ответило выглянувшее из-за тучи солнце. - ты нужен поэту, ты нужен старой бабушке, которая не может уснуть, ты нужен пшенице на полях, каждой травинке и каждому растению, чтобы оно могло напиться и жить. Ты не можешь принадлежать кому-то одному.
- Но я хочу, чтобы меня любили и ждали.
- Что поделаешь - вздохнуло солнце, высушивая последние слезы нашего дождика - такова жизнь. Мы служим всем и потому не имеем права раскисать и жаловаться на судьбу.
И дождик смирился. Ведь и вправду он стольким был нужен.
Но все равно грустно вздыхал:
- Вам хорошо. У вас есть дом.
СЕРЕБРЯНАЯ ЛОЖКА
Жила на свете когда-то серебряная ложка. И была она страшная гордячка. Как-никак выплавили ее из старинного серебряного перстня, который, может быть, носила какая-нибудь герцогиня.
Серебряные ложки покупают на первый зубок ребенка. Но шла война, и было не до покупок. Поэтому бабушка просто пожертвовала свой перстень, чтобы первый прорезавшийся зубик ее внучки стукнулся о серебро. Бабушка строго соблюдала все традиции, и никакое вражеское нашествие не могло заставить ее отступить от них.
Перстень переплавили. Старинное серебро стало совсем светлым, потом расплавленный металл залили в форму, и получилась такая изящная серебряная ложечка с тонкой ручкой.
Первый зубик маленькой Сашеньки стукнулся, как и положено, о серебро. А потом ее торжественно положили в бархатную коробочку. Бабушка думала, что она еще пригодится для других внуков, но так и не дождалась их. Ложечка покоилась на бархатном ложе среди других вилок и ложек. Они были ей не чета - обычные мельхиоровые. Их доставали и куда-то уносили вместе с фарфоровыми тарелками и чашками, а иногда хрустальными бокалами.
И только серебряную ложечку никто никуда не уносил. Она сначала гордилась своим особенным положением и бархатным ложем, а потом заскучала. Мудрено не скучать, лежа целыми днями в темноте.
Каждый раз, когда открывалась дверца шкафа, кто-нибудь восклицал:
- Идем на банкет!
А когда посуда возвращалась на место, то в шкафу долго не смолкали разговоры: тарелки восторженно скрипели, а чашки предавались воспоминаниям. Каждый вспоминал что-то свое. Десертные ложки без умолку болтали о бисквитах и взбитых сливках, хрустальные бокалы о чудесном переливчатом вине, которое в них наливали. А чашки готовы были всю ночь рассказывать об ароматном чае, который ничем не хуже того, который раньше возили с Цейлона.
И каждый раз все сочувственно спрашивали нашу серебряную ложечку:
- А вас так никуда и не брали?
И злорадно сочувствовали:
- Бедная, вы так и лежите в темном шкафу.
Ложке было обидно от таких слов. Но она предпочитала гордо выпрямляться и принципиально не участвовала в после-банкетных разговорах.
Она верила, что ее берегут для какого-то особого случая. Вот тогда все эти простонародные мельхиоровые ложки увидят, кто она такая и позавидуют ей. Но время шло, посуду все реже и реже вынимали из шкафа, а потом и совсем перестали доставать. Ножи и вилки, чашки и бокалы грустили, покрывались пылью, темнели, и только серебряная ложечка была по-прежнему белой и изящной - словом, аристократичной.
Она верила, что придет еще ее звездный час.
И, однажды, шкаф открыли чьи-то незнакомые руки.
Молодой голос весело произнес:
- Ой, а я и не знал, что у твоей бабушки столько посуды.
- Да - рассмеялась девушка и бережно взяла голубые чашки из ломоносовского фарфора.
- Смотри, а они сохранились. Я когда была маленькая, все время замуж собиралась и хотела в приданое взять эти чашки.
Девушка, это была та самая Сашенька, засмеялась, вспомнив детство.
А потом погрустнела, прикоснувшись к старому и треснутому бокалу
- А это единственное, что осталось от папы. Он погиб в 42-м.
Она наткнулась на серебряную ложку:
- Смотри-ка, она сохранилась
Девушка протянула молодому человеку ложку в бархатной коробочке:
- Это ложечка на мой первый зубок.
Сашенька, теперь уже Александра, рассказывала и рассказывала, как было холодно и голодно, и как бабушка переплавила свой перстень.
- Давай возьмем ее на первый зубок нашего Мишеньки
- Давай - согласился ее муж.
И ложку нашу унесли. Когда же ее обратно положили на полочку, она с упоением поведала всем о своей встрече с таким белым, таким юным принцем, который после ее встречи непременно проживет долго в этом маленьком гроте под названием "рот".
Вся посуда позавидовала ей. Ведь они встречались только с желе да пудингами, да старыми зубами, а она - счастливица с новым и юным зубом.
БАЛЕТНАЯ ТУФЕЛЬКА
Жила-была балетная туфелька. Знаете: такие атласные туфельки, в которых балерины танцуют на сцене. У них еще жесткий носок - пуант, который в танце постукивает о доски сцены. Из зала кажется, что это просто стук, а на самом деле пуант отсчитывает ритм: раз-два-три-поворот, чтобы туфельки не сбились со счета или - не дай Бог! - повернули не туда куда надо или что еще хуже - не докрутили фуэте.
Но сначала туфельки мягкие, атласные с лентами - совсем как башмачки для принцесс. И только потом в них вставляют жесткий носок, чтобы туфельки не были слишком мягкими и податливыми, а главное смогли держать большой палец балерины.
Наша балетная туфелька, как и все остальные, была сшита из атласа, такой шелковистой блестящей ткани. А какая еще ткань сможет передать ощущение праздника? Любой спектакль - это праздник и для тех, кто сидит в зале, и для тех, кто на сцене. Зрители ждут начала действия и балетные туфельки тоже. Они волнуются, пуанты все время повторяют счет (они хоть и жесткие, но очень ответственные). Каждые пять минут какая-нибудь балетная туфелька подбегает в бархатной ткани, висящей на сцене, и робко выглядывает в зал.
Вся театральная обувь любит последние минуты перед выходом на сцену.
Вот начинается увертюра, ее звуки уносят в чудесный мир сказки. На сцену по очереди выпархивают балетные туфельки - сегодня они лебеди, завтра страстные испанки, послезавтра нежные сильфиды. Но каждая туфелька мечтает выйти на сцену в главной роли. Каждая представляет себя Кармен и Жизелью, Одеттой и Коппелией. Не всем везет в их короткой жизни. По большей части они танцуют в кордебалете сначала в седьмой линии, а потом во второй. И тут кончается их жизнь. Туфельки ведь очень нежные и танцу отдаются полностью, так что мало кто выдерживает два сезона.
Балетные туфельки всегда шьются на заказ. А наши туфельки сшили без заказа. Просто на складе оставалась ткань, вот ее и использовали.
Мастер, который шил туфельки, глубокомысленно заметил:
Увы! - ножки под туфельки не нашли. Но они все равно стояли на полке вместе с другими. Их там было много самых разных. Некоторые никогда не были на сцене. Но они вместе с пуантами готовились каждый раз - пуанты считали, туфельки пытались самостоятельно вставать на большой палец. Но у них плохо получалось без ног балерин. Когда перед спектаклем кто-нибудь из артистов заходил в обувную комнату, все балетные туфельки волновались: а вдруг, сегодня, придет их день.
Наши туфельки были не исключением. Они каждый раз прихорашивались, расправляли ленты, обещали внимательно слушать пуанты, но их никогда не брали. Они были слишком маленькие.
Балерины уходили, гасили свет, туфельки вздыхали и предавались мечтам. А после спектакля приносили и ставили на полки, тех, кто танцевал на сцене. Они были уставшие, но совершенно счастливые. Потом всю ночь эти туфельки рассказывали, как они пролетели через всю сцену практически одним прыжком и как зал захлебнулся от восторга или как долго кружились они в вальсе цветов под струящуюся музыку арф.
- Какая она сцена? - спрашивали наши туфельки
- Она прекрасна - вздыхали одни счастливицы
- Она огромна и незабываема - вторили другие
- Она идеально ровная, без сучка и вмятинки - дополняли пуанты.
Пуанты ведь никогда не видят сцену, они знают ее только на ощупь. Да и как они могут ее увидеть через атлас?
Шло время. Туфельки так и не увидели сцену. Они вообще никуда не выходили их комнаты. Не они одни были такие. Некоторые стояли годами и уставали ждать. Пуанты переставали считать, а туфельки репетировать шаги. Они просто стояли и старели. Их час никогда не наступал. Потому что туфельки, которые перестают репетировать, теряют форму и внешний вид. Их "списывают" - так говорят женщины, которые отвечают за балетную обувь. Они собирают все старые, изношенные и неиспользованные туфельки и куда-то их уносят.
Но бывают и другие. Заслуженные. Они обычно уже все в дырах, но их любят и считают своим талисманом. Юные балерины перед первым своим спектаклем прибегают, чтобы прикоснуться к ним своими пальчиками и прошептать тихонько:
- Помоги станцевать.
А после спектакля обязательно заходят в обувную комнату, чтобы тем же туфелькам сказать спасибо.
Все, абсолютно все, туфельки мечтают о таком. И наши были не исключением.
Но пока они мечтали лишь о сцене. Им так хотелось услышать звуки увертюры и кружится и кружится в адажио.
- Ну, когда же? Ну, когда же меня возьмут на сцену? - восклицали они каждый раз.
- Может, и никогда - важно отвечали старые и заслуженные - очень уж вы маленькие, не на каждую ножку подойдете
- Мы вот вообще не выходили на сцену. Стоим себе тут и все - вторили блестящие и совершенно новые туфли.
Однажды. Ах, это волшебное слово "однажды". Так вот: однажды в обувную комнату зашел человек. Он придирчиво осмотрел все балетные туфельки, а потом увидел наши и воскликнул:
- Я так и знал. Вот же они - самые маленькие! То, что нужно.
Наши туфельки взяли и понесли куда-то. Они не знали куда, но были счастливы. Им наконец-то нашлись ножки. Эти ножки были маленькие совсем, как и сама балерина. Она очень волновалась - ведь ей надо было танцевать в таком большим спектакле "Спящая красавица". От волнения она готова была заплакать.
Туфельки ей тихонько шепнули:
- Не бойся, я знаю все шаги. Я не подведу.
А пуант добавил:
- Я прослежу, чтобы все было правильно.
Странно, но маленькая балерина их услышала и перестала плакать.
А потом была сцена. Боже мой! Как же она огромна и как приятно пахнет декорациями и кулисами. Туфельки танцевали, старательно попадая в такт. И они были совершенно счастливы, когда зал взорвался аплодисментами.
После спектакля, уставшие они стояли на своей полке и все вспоминали и вспоминали музыку и балерин и свой триумф.
- Да. Ради такой минуты стоит жить и ждать так долго