Гурвич Владимир Моисеевич : другие произведения.

Острова на реке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
   О С Т Р О В А Н А Р Е К Е
  
  
   "Возможно, попытки найти счастье только способствуют несчастью. Возможно, отзвук моих желаний помешал странной птице сесть на мое плечо. Я так долго и так громогласно искал счастье. Я искал его везде и повсюду. Я всегда представлял себе, что счастье - это остров на реке. Возможно, это река. Я думал, что счастье - это название пристанища в конце пути. Возможно, это путь. Я всегда верил, что счастье обязательно придет завтра, завтра и завтра.
  Быть может, оно здесь. Быть может, оно сейчас. Во всех других местах я искал его. Итак, здесь и сейчас.
   Но здесь и сейчас, несомненно, царит несчастье. Возможно, счастья не существует, это только мечта, сотворенная несчастливой душой. Конечно, оно не может быть таким, каким я его представляю себе, будучи несчастным. Здесь и сейчас счастья не существует.
  Счастья нет. Поэтому мне не нужно терзать себя из-за того, чего не существует. Я могу забыть о счастье; я могу больше не думать о нем и вместо этого посвятить себя тому, что я хорошо знаю, могу чувствовать и в полной мере познавать. Счастье - это пустая мечта: сейчас утро. Я могу проснуться и встать с несчастьем, которое реально под солнцем в этот момент. И сейчас я вижу, что значительная доля моего несчастья происходит от попыток быть счастливым; я даже вижу, что эти попытки есть несчастье. Счастье не делает никаких попыток...
  Наконец я здесь и сейчас. Наконец я есть то, что я есть. Я не лицемерю, чувствую себя непринужденно. Я несчастлив - ну и что?.. Однако разве это то, от чего я бегу? Действительно ли это несчастье?..
  А когда я перестану быть счастливым или каким-либо еще, когда я перестану искать, когда я перестану блуждать в поисках чего-то, я по всей вероятности окажусь в странном месте: я здесь и сейчас. Когда я увижу, что ничего не могу сделать, что все мои действия - это лишь все та же мечта, в тот момент, когда я увижу это, моя душа старого мечтателя и странника успокоится и станет подлинной.
  В определенный момент, здесь и сейчас, реальный мир показывает, смотрите: здесь и сейчас, уже и всегда есть все то, что я искал и за что боролся где-то в другом месте, в одиночку. Более того, я охотился за тенями; реальность здесь, в этом залитом солнце месте, она сейчас в этом птичьем крике. Именно мои поиски реальности отдалили меня от нее; желание оглушило меня. Птица пела здесь все это время...
  Если я спокоен и не стремлюсь найти счастье, то счастье, мне кажется, сможет найти меня. Оно есть, если я действительно спокоен, спокоен, как смерть, если я совершенно мертв, здесь и сейчас."
  
   Майкл Адам
  
  
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
   _ _ _
  
   Самолет, протаранив густые перистые облака, стал быстро сближаться с землей. Колесами шасси он коснулся посадочной полосы, затем, словно не полностью доверяя ей, слегка подпрыгнул, как бы проверяя ее на прочность, а затем уже приземлился основательно и окончательно и быстро покатил по пятнистому, словно шкура леопарда, бетону. Подали трап, и через несколько минут стайка пассажиров уже сгрудилась на летном поле в ожидании автобуса.
   "Ну, вот я и на Родине", - мысленно сказала себе Надин, осматриваясь вокруг себя. Объездила полмира, но никогда прибытие в очередную страну не вызывала у меня такого сильного приступа волнения. А сейчас готова чуть ли не зарыдать. А ведь я-то думала, что жизнь, словно кислота, напрочь выжгла во мне все остатки сентиментальности. Впрочем, я слишком хорошо знаю себя, а потому понимаю, что эти мои эмоции не надолго. Достаточно несколько минут и они схлынут, как приливная волна. Кажется, слава богу, она уже начала свое возвращение в холодный океан жизни".
   - А тут чертовски холодно, - как всегда недовольна морща носик, подала на французском голос Патриция.
   - Мы же с тобой договорились: как только ступим на российскую землю, будем изъясняться исключительно по-русски.
   - Хохошо, мама, будем изъясняться по-хусски. Но все хавно, мама, здесь холодный погода.
   - В мае в России бывает не всегда тепло, - не стала исправлять она ошибки дочери. Она решила не заниматься этим вообще, так как чувствовала, что необходимость делать все время исправления раздражает ее. Патриция способная к языкам и скоро сама начнет говорить правильно Так было, когда они жили в Нью-Йорке, так будет во время их пребывания в России. - Я думаю, скоро потеплеет, - добавила она, чтобы хоть немного утешить дочь, - как только разойдутся облака и выглянет солнце, ты это сразу же ощутишь.
   Надин посмотрела на свое потомство, как нередко мысленно называла она дочь. Конечно, ей непросто и акклиматизироваться и привыкнуть к новой ситуации; вчера она еще была на средиземноморском побережье, где ярко сияло солнце, весело проводила время со своими друзьями, а сейчас отнюдь не по своей воли стоит под пронизывающим ветром в открытом поле и ждет явно не спешащего на свидание с ними автобуса.
   Патриция никак не отреагировала на последние слова матери, обещавшие в скором будущем хороший синоптический прогноз, она безучастно разглядывала окружающий её авиационный пейзаж с шумовыми и световыми эффектами в виде рева моторов и подсветкой от огней рулящих по полю лайнеров, и всем своим видом показывала, что не одобряет этой затеи с поездкой в Москву.
   Наконец подали автобус, затем, преодолев кордоны из таможенного и паспортного контроля, они вышли на привокзальную площадь и сели в такси, которая помчалась по оживленной трассе в сторону города. Надин совершенно не помнила той дороги, по которой она покидала эту страну, и сейчас не могла сравнивать окружающие картины с теми, что, кажется, навсегда затерялись в каких-то отдаленных закоулках ее памяти. И все же она с огромным интересом смотрела на эту новую и по сути дела неизведанную для нее жизнь и снова и снова продумывала планы своих действий. Конечно, она привыкла рисковать, вся её жизнь в эти годы была по сути дела сплошным риском. И все-таки не собирается ли она на этот раз перейти через невидимую грань его допустимых пределов? Хотя с другой стороны она выполняет лишь то, что когда-то обещала сделать, и вот как честный человек приехала сюда, дабы исполнить свои обязательства. Правда, никто её об этом не просил, да и те, кому в свое время были даны обещания, вряд ли помнят о них. Какие глупости не совершает юность и если реализовывать все то, что она когда-то наметила, в чем некогда поклялась, то мир давно уже перестал бы существовать, по крайней мере, в том виде, в каком он открывается в эту минуту перед ее глазами.
   Она в очередной раз взглянула на дочь. На лице Патриции по-прежнему хозяйничало недовольное выражение, она даже не смотрела по сторонам, всем своим видом выказывая крайнее возмущение из-за совершенного ею вопреки своему желания перемещения в пространстве. Что ж, по-своему она права и имеет основание быть недовольной своей матерью. Но Патриция необходима ей, без нее ей будет непросто осуществить свои планы.
  Кроме того, Патриции тоже отведена своя почетная в них роль. Хотя какая, в чем она состоит, это не совсем ясно ей самой. Да и вообще в том, что она собирается предпринять, и не может быть ничего до конца ясным и определенным, ведь их поджидает здесь столько неожиданностей.
   В гостинице им был забронирован номер, вполне комфортабельный, чистый, просторный. И это немного примирило Патрицию с окружающей её действительностью. Кроме того, за то время, что они добирались до отеля, тучи немного разомкнулись, разрешив выглянуть солнцу. Сразу же стало значительно теплее, и даже противный прохладный ветер слегка умерил свои нервные порывы.
   Надин распаковала вещи и решила, что прежде чем она займется делами, ей надо все-таки поговорить немного с дочерью. Она вовсе не жаждет видеть постоянно рядом с собой ее хмурую физиономию. И кроме того, Патриция должна хотя бы немного понять, почему и с какой целью оказалась в другой стране.
   - Ты хочешь есть? - спросила Надин.
   - Нет, - отрицательно помотала гривастой головой Патриция.
   - Это замечательно.
   - Замечательно то, что я не хочу есть? Ты всегда жалуешься на то, что я мало ем.
   - Замечательно то, что у нас есть немного время поболтать, - сказала Надин по-русски.
   - Что есть поболтать?
   - Это значит bavarder, а не parler. Теперь ты понимаешь разницу?
   - Да, это действительно большая разница, - насмешливо проговорила Патриция и отошла к окну, рассматривая открывающийся из него вид.
   Надин тоже подошла к окну и обняла дочь за плечи.
   - Это означает, что я приехала в страну, где родилась, где прожила ровно половину жизни.
   - Но раньше я не замечала, чтобы ты проявляла к ней большую любовь.
   Патриция перешла на французский, и Надин решила, что на этот раз не станет напоминать ей об их соглашение, так им будет легче общаться. А разговор предстоит довольно серьезный.
   - Просто я была очень занята.
   - А сейчас ты освободилась?
   - Не совсем, но у меня нашлось время и на воспоминания.
   - Воспоминания? - удивилась Патриция.
   - Конечно. Воспоминания - это есть Родина. Ты думаешь это дома, города или еще что-то. Ты была во многих странах и могла заметить, что везде все до ужаса похоже. Единственная разница в воспоминаниях. Когда я приезжала туда, меня не связывало с этим местом ничего. А с этой страной связывает очень много. Здесь есть люди, перед которыми у меня есть определенные обязательства. Когда-то я взяла их на себя - и вот пришло время их выполнить.
   - Ты никогда мне ничего не говорила ни о каких обязательствах.
   - Теперь говорю. Все надо сообщать тогда, когда наступает для этого подходящий час.
   Патриция дернула вверх плечами и задумалась.
   - И все же я не совсем тебя понимаю, мама.
   - Но ты меня и не поймешь, если захочешь понять все сразу. Я прошу тебя об одном, прояви терпение. И ты постепенно начнешь многое видеть.
   - Но объясни хотя бы, в чем моя роль?
   - Но у тебя нет никакой особой роли, - едва заметно вздохнула Надин. - Ты просто будешь смотреть на то, что будет происходить, и делать то, что захочешь.
   - Абсолютно все? - недоверчиво спросила Патриция.
   - Ну, если ты захочешь покончить с собой или совершить убийство или ограбление или прогуляться по главной улице голой, то я, естественно, этого не одобрю, - улыбнулась Надин. - А так... Но разве я и раньше запрещала тебе что-то делать. Тем более я сама плохо представляю, как все будет складываться.
   Патриция, наконец, отошла от окна и села в кресло.
   - Но ты хотя бы мне объяснишь, в чем сокровенный смысл затеянного тобой деяния?
   Надин села напротив дочери и достала сигареты.
   - Я тоже хочу курить, - сказала Патриция.
   - Пожалуйста, - протянула Надин ей пачку.
   Они закурили.
   - Тебе совсем скоро исполнится 18 лет. А 20 лет назад мне было чуть больше, чем тебе сейчас, мне было ровно 20 лет. Ты знаешь, за эти годы я проделала большой путь.
   - О да, мама, тобою все восхищаются.
   - Да, восхищаются, хотя и не все. Многие делают вид, что восхищаются, а на самом деле завидуют. А кто завидует, тот и ненавидит. А некоторые, впрочем, даже не дают себе труда делать вид, а открыто завидуют и поносят. Но я сейчас о другом. Мне хочется понять, как я прожила эти годы, и я хочу посмотреть, как прожили эти годы те, с кем свела меня юность. Разве это по-твоему неинтересно, разве это не стоит того, чтобы вернуться на 20 лет назад?
   Надин внимательно смотрела на сосредоточенное, покрывшееся нежными мягкими складками лицо Патриции, которая, кажется, искренне пыталась проникнуть в сокровенный смысл того, о чем говорит ее дорогая мать, и думала о том, что в ее словах правда и ложь, как прутья в корзине, переплетены столь тесно, что даже ей самой подчас трудно отделить одно от другого. Но сказать Патриции все до конца она пока не может да и не хочет. Все должно происходить в свое время - этому принципу научил её самый лучший учитель, из всех, которые существуют в мире, - сама жизнь. И затем она неоднократно проверяла это правило на практике и всякий раз убеждалась в его справедливости. Опасность представляет вовсе не истина, опасность возникает в том случае, если человек узнает ее в тот момент, когда внутренне он не готов к ней. А у Патриции еще много иллюзий и собственных представлений об окружающей её действительности, зачастую ничего не имеющих общего с реальной ситуацией. Если она станет одним ударом молота разрушать все эти хрупкие конструкции, как разрушают дома тяжелыми металлическими шарами, то ничего хорошего из этой затеи не выйдет; она добьется либо того, что Патриция будет отстаивать свои заблуждения с еще большим упорством, либо подобно попавшему в незнакомую местность, потеряет всякий ориентир в пространстве. Это происходит почти всегда, когда кому-то грубо и резко указывают на его неверные представления. Признать свою неправоту часто требует гораздо большего мужества нежели в отстаивании своих ошибок. Так, в 18 лет скорей всего стала бы вести себя и она сама; молодость всегда радикальна и полна экстремизма потому что обладает массой нерастраченных сил в сочетание с отсутствием опыта и ослабленным чувством страха перед ошибочным решением. Но именно эта гремучая смесь и приводит нередко к бедам.
   - А зачем тебе это нужно? - после того, как сигарета была выкурена, спросила Патриция.
   - Мне нравится твой вопрос, - улыбнулась Надин. - В твоем возрасте он звучит очень естественно. А я бы даже огорчилась, если бы его ты не задала. А вот в моем возрасте естественным выглядит такое, как у меня, желание. Ты удивишься, но мне очень трудно ответить на него; когда доберешься до моих лет, ты сама легко найдешь ответ. Есть вопросы, на которых жизнь отвечает как бы сама собой. Но когда ты пытаешься это облечь в слова, то чувствуешь, что получается как-то не совсем то. С годами очень многое накапливается: сомнения в сделанном когда-то выборе, нереализованные планы, не удовлетворенные желания, амбиции, гложет любопытство - а что произошло с теми с кем ты начинала свой путь. Обогнала ты их или, наоборот, отстала, как спортсмен на беговой дорожке. Хочется сравнить их судьбы со своей. И много другой всячины. И тебя все это мучит, не дает покоя, как зубная боль. Ты не знаешь, куда от этого деться. Тебе сложно меня понять, так как у тебя еще не может быть подобных чувств, ты их еще не накопила. Поэтому я и говорю: не старайся постигнуть все сразу, просто за всем наблюдай и участвуй по мере сил. Ты одновременно очень молодая, но уже и взрослая, и в этом твое преимущество и твой недостаток. Так как одно с другим не очень сочетается. Когда я была в твоем возрасте, то частенько не знала, как мне поступать в тех или иных ситуациях: то ли как умудренная жизненным опытам женщина, то ли как легкомысленная девчонка, которой все дозволено.
   Патриция сморщила свой хорошенький носик.
   - Несмотря на все твои объяснения, я очень мало поняла из того, что ты мне сказала. Но один вывод я сделала, я могу чувствовать себя свободной в своих поступках. Это так, мама?
   А она во многом похожа на меня, подумала Надин, так же, как и я, любит шагать по приграничной полосе риска. Что из этого получится, знает только Бог. Но раз это фамильная черта, то стоит ли пытаться её как-то исправить. По крайней мере, её, Надин, эти качества до сих пор всегда выручали.
   - Конечно, ты свободна Патриция, а как может быть иначе. Но свобода не освобождает нас от благоразумия. Надеюсь, ты будешь помнить о нем. А теперь с сознанием выполненного долга мы можем спуститься в ресторан и познакомиться с местной кухней.
   После обеда, когда они вернулись в комнату, Надин подошла к телефону и набрала свой первый московский номер. Разговор длился несколько минут, затем она положила трубку и взглянула на дочь. Патриция лежала на кровати с книгой в руках. Странная она все же девушка, первый раз в этом городе, но при этом, кажется, не испытывает никакого желания познакомиться с ним поближе. А ведь это не просто город, это город, где родилась ее мать. Впрочем, весьма похоже вела она себя и в Нью-Йорке, и в Риме, и в Токио.
   - К нам скоро должен прийти гость, - сказала Надин.
   - Ты хочешь, чтобы я ушла.
   - Вовсе нет. Просто я тебя предупреждаю о том, что тебя ожидает в ближайший час.
   Мужчина оказался высоким, статным и красивым. Надин украдкой взглянула на дочь и увидела, что пришелец произвел на нее впечатление. От недавней расслабленности и безразличия не осталось и следа, теперь она сидела в кресле, положив ногу на ногу, ее короткая юбка не без труда прикрывала окончания бедер, а взгляд Патриции ни на мгновение не выпускал из своего фокуса незнакомца. Надин улыбнулась про себя; дочь слишком буквально восприняла её слова о том, что никто и ничего не должно стеснять ее свободы. Но в данном случае она промахнулась, это совсем не тот объект, которому следует расточать свое внимание. Хотя не одобрить вкус Патриции, как женщина много повидавшая на свете и знающая толк в сильном поле, она не может. Как жаль, что этот красавец лишь самым косвенным образом участвует в ее игре.
   Мужчина говорил на хорошем французском, но Надин ответила ему на еще более хорошем русском, вызвав у того немалое удивление. Однако то ли воспитание, то ли профессиональная привычка не задавать ненужных вопросов, не позволило ему как-то выразить свое отношение к этому факту.
   - Мы выполнили то, о чем вы нас просили, - сказал гость. - Пожалуйста, ознакомьтесь. - Из аташе-кейса он достал толстую папку и положил ее на стол перед Надин. Она открыла ее и стала быстро листать. Судя по всему, эти ребята проделали немалую работу, по крайней мере, ей хватит этого чтива на целый вечер и придется прихватить еще добрую часть ночи. Но она не сомневается, что справится с этой непростой задачей.
   - Большое спасибо, надеюсь это хорошая работа.
   - Мы тоже надеемся на это, мадам - позволил себе улыбнуться мужчина. - Если у вас возникнут какие-нибудь пожелания, замечания или дополнительные просьбы, то мы рады будем выполнить их. - Он замолчал и выжидающе посмотрел на нее.
   - Вы хотите, чтобы я расплатилась с вами прямо сейчас? - безошибочно оценила смысл его взгляда Надин.
   - Если это возможно, мы были бы весьма вам признательны.
   - Это возможно в том случае, если вы возьмете мой чек.
   - Мы не возражаем.
   Надин выписала чек и протянула его мужчине. Тот быстро взглянул на него, а затем спрятал в карман.
   - Мы будем рады быть вам полезными всякий раз, когда у вас возникнет необходимость в наших услугах, - сказал мужчина. Он встал, поклонился и через секунду исчез из номера. При этом, даже уходя, насколько успела заметить Надин, он не бросил и мимолетного взгляда на голые ноги Патриции. Можно себе представить, насколько она раздосадована, мысленно усмехнулась Надин. И как хорошо умеет контролировать себя этот супермен, одобрила она поведение своего гостя.
   - Что это было за странное явление? - спросила явно заинтригованная Патриция.
   - Я тебе объясню позже. Пока же могу сказать, что это мое чтение на сегодняшний вечер и может быть даже и на ночь, - кивнула она на толстую папку. - Но перед этим я тебе предлагаю прогуляться по Москве.
   Несколько часов Надин и Патриция бродили по городу. Это была странная прогулка, когда, казалось, навсегда угасшие воспоминания сплошной чередой возвращались к ней, как потерянные, но чудом возвращенные деньги. Она даже и не подозревала, что ее память, словно кладовая, сохранила столько фактов, историй, впечатлений о вроде бы навсегда и безвозвратно ушедших в тину прошлого днях. Но самое удивительное, что город за 20 лет почти не изменился; все перемены, что она заметила, напоминали ей лицо, на которое нанесен грим, но который можно смыть за одну секунду. К ней даже закралась мысль: а правильно ли она поступает, что затевает всю эту историю. У нее такое чувство, что она собирается насильно вмешаться в события, к которым она не имеет по сути дела никакого отношения. Ею внезапно овладело ощущение неправедности всего того, что она собирается предпринять. Но усилием воли она прогнала его прочь; она знает себя, такое с ней случается не впервые, но всегда затем жизнь доказывала ей, что она поступила правильно, не давая взять над ней вверх укором собственной совести. На каком основании, в конце концов, мы считаем этот наш внутренний глас более истинным, чем то, что подсказывает ей разум. Выбирая между этими двумя советчиками, она всегда отдавала предпочтение тому, что советовал ей ум. И до сих пор у нее не было причин жалеть о сделанном выборе. Так она поступит и на сей раз.
   Они вернулись в гостиницу уже к вечеру, когда небо начало постепенно менять окраску с голубого на темно-синий. Надин внимательно смотрела на дочь; кажется, ей понравилась прогулка по городу, и ее рассказ о нем, и она уже так не сердится на мать за то, что она оторвала от милых ее сердцу развлечений и заставила приехать в эту совершенно чужую страну.
   Они вполне мирно поужинали в ресторане и, поднимаясь обратно в номер, Надин вдруг почувствовала нетерпение: что она сейчас прочитает в этом отчете? От того, что в нем написано, зависит судьба всех её планов. Впрочем, не стоит с собой лукавить, дело гораздо глубже; все эти годы она думала о том, как произойдет их новая встреча. Почему для нее это столь важно? Причин много. И даже не во всех ей хочется себе признаваться. Может, она позволить себе небольшое женское лукавство и сделать вид, что не вполне понимает того, что ей хотят сказать собственные чувства и желания. Хотя с другой стороны стоит ли столь примитивно обманывать саму себя? Ей ли, признанному знатоку и исследователю человеческой психологии делать вид, что она не способна разобраться в собственной душе. Конечно, все это по меньшей мере не серьезно. Но почему же тогда она так упорно держится за эти сомнительные иллюзии? От проникновения каких мыслей и чувств она хочет ими защититься? И это действительно любопытный вопрос, требующий отдельного исследования
   Она сейчас боялась одного, что дочь начнет приставать к ней с расспросами или затеет, как это она любила иногда делать, какой-нибудь бессмысленный диспут, но Патриция, по-видимому, уставшая за день от слишком частых смен впечатлений, не раздеваясь, повалилась на кровать и взяла книжку в руки. В таком случае, подумала Надин, ничего ей больше не мешает приступить к чтению. Она вдруг почувствовала, что волнуется.
   Закончила она чтение поздней ночью. На соседней кровати равномерно и негромко посапывала Патриция. Надин выключила висящий над ней бра, но она знала, что даже полная темнота не поможет ей скоро заснуть. Никогда она еще не читала столь увлекательное повествование. Хотя с точки зрения литературного стиля и формы к нему можно предъявить множество претензий, однако само содержание сторицей компенсирует эти недостатки. Надо отдать должное этим ребятам из детективного агентства, они честно и даже талантливо отработали заплаченные им, прямо скажем, немалые деньги. Когда она несколько часов назад расставались с ними, легкое облачно сожаления проплыло по ее душе, теперь же она рада, что провидение направило ее именно к ним. Ею вдруг овладело нетерпение, скорее бы наступило утро, когда она сможет, наконец, приступить к выполнению своего плана. Теперь она почти не сомневается, что из этой затеи непременно вылупится нечто захватывающее, а все немалые ее затраты окупятся многократно. Впрочем, это ли для нее самое важное? Хотя, что самое важное и главное, она и сама точно не знает. И дальнейшие события как раз и должны помочь ей разобраться в этом запутанном вопросе. Но теперь она уверена, по крайней мере, в одном, что не зря вернулась в Россию. Не только потому, что тут закопаны ее корни, не только потому, что тут пролетела стремительной стрелой ее юность, не только потому, что тут остались ее друзья, но и потому, что только в этой стране возможно то, что скоро здесь с ними случится. Но вот что случится, этого она точно не знает. Да и не должна знать. Потому что жизнь всегда неожиданна и спонтанна, её нельзя заранее расписать и спланировать, как приход и уход электричек, и что всему в ней есть свое время.
  
  
  
   _ _ _
  
   Утром они в очередной раз спустились в ресторан позавтракать. Надин внимательно наблюдала за дочерью; Патриция, кажется, уже вполне освоилась в новой для себя обстановке. Надин видела, как внимательно рассматривает она встречающихся им на пути мужчин, не делая даже исключение для обслуживающего их любезного и красивого официанта, одаривает их многообещающей улыбкой. Надин знала, что эта одна из самых любимых забав Патриции, которая приносила ей большое удовольствие, но одновременно и немало хлопот. Надин не особенно боялась этого ее развлечения, так как по опыту знала, что Патриция гораздо благоразумнее и глубже, чем кажется окружающим. В этом она, кстати, сильно походила на мать; когда Надин было столько же лет, сколько сейчас ей, она вела себя очень похоже. Ей тоже безумно нравилась эта игра, нравилось наблюдать, как попадают в расставленные ею сети друзья и поклонники, как теряют они головы, готовые на любые поступки ради того, чтобы достигнуть желаемое. Конечно, при этом она тоже увлекалась и порою очень сильно. И все же она всегда сознавала, что все эти увлечения несерьезны, что, несмотря на кипящую в жилах кровь, она не совершит уж слишком неосторожного поступка, в последствиях которого будет долго раскаиваться. Была в ее характере какая-то черта, которая останавливала ее в решающую минуту, негромко, но повелительно говорила ей: "стоп, дальше идти опасно, надо нажать на тормоза". Потом, когда она обзавелась машиной, эта же черта характера совершенно неожиданно проявилась в ее манере водить автомобиль; она сразу полюбила быструю езду, но едва возникала на дороге какая-то опасность, едва шоссе чуть-чуть намокала всего от нескольких пролившихся капель мини дождя, когда появлялся малейший намек на возможный затор, как она тут же сбрасывала скорость до самого минимального предела и предпочитала медленно тащиться, рискуя опоздать на важную встречу, чем подвергнуть себя хотя бы гипотетической опасности. И тоже самое качество она замечает у Патриции; она старается поступать так, чтобы в любой момент можно было бы дать задний ход. И в данной ситуации ее, Надин, это весьма устраивает, так как дает дополнительные гарантии, что ничего не случится из того, о чем затем придется долго сожалеть.
   - Куда мы сегодня поедем? - спросила Патриция, доедая мороженое.
   - Мы отправимся с тобой к одному человеку. - Рассказать ей что-нибудь о нем, спросила Надин себя? Пожалуй, пока не стоит, нет смысла примешивать к чистым впечатлениям дочери о нем свои суждения.
   Такси доставило их в тихий переулок в центре города и остановилось возле не слишком большого двухэтажного особняка. Дом, несмотря на свои скромные габариты и более чем солидный возраст, выглядел великолепно, как будто его только что сдали под ключ; на его выкрашенном в голубую краску фасаде не было не то что ни единой трещинки, не было даже пятнышка, а вся лепнина была тщательно отреставрирована и изображала какой-то эпизод из древнегреческого мифа. Но сейчас Надин было не до того, чтобы воскрешать в памяти школьный курс по истории, гораздо больше ее заботило желание скрыть свое волнение. Она должна предстать перед ним абсолютно невозмутимой и, словно сфинкс, загадочной и уверенной в себе. Только в таком обличье она сможет вызвать у него интерес к своей персоне.
   Они подошли к массивной деревянной двери, рядом с которой висела табличка, на которой вывернутыми буквами была выведена надпись: Фирма "Надежда". Она улыбнулась про себя; это был хороший и, она дает голову на отсечение не случайный знак. Если ей сейчас удастся залезть в подсознание этого человека, то она по праву может считать себя победителем в первом проведенном ею раунде на родной земле.
   Надин нажала кнопку на переговорном устройстве и громко проговорила:
   - Я хочу видеть господина Олега Мохова.
   - Он вам назначал встречу? - вылетел из переговорного устройства заданный мужским голосом вопрос.
   - Нет, не назначал, но я специально прилетела, чтобы повидаться с ним из Франции. - Она не сомневалась, что этот аргумент должен оказать сильное воздействие на охранников, так как в России издавна почитают иностранных гостей.
   - Мы сейчас выясним, сможет ли вас принять господин Мохов. Пожалуйста, скажите ваше имя.
   - Мое имя ему ничего не скажет. Меня зовут Надин Клермон.
   - Пожалуйста, подождите несколько минут.
   - Нас не хотят пускать? - спросила Патриция, молча слушавшая этот ведущийся через переговорное устройство диалог.
   - Пустят, - уверенно проговорила Надин.
   Предвидение не подвело Надин. Хотя дверь распахнулась перед ними через только минут через восемь-десять, когда они уже начали терять терпение. Они поднялись по мраморной, застеленной ковровой дорожкой лестнице в сопровождении двух рослых и широкоплечих молодых людей, которые, не таясь, стали обыскивать их взглядами.
   - Господин Мохов интересуется, по какому делу вы хотите его видеть? - спросил на вид более старший из этой пары.
   - Это я скажу лично ему. Но я не сомневаюсь, что он будет рад меня видеть и слышать.
   - Тогда вам немного придется подождать. У него сейчас деловые переговоры.
   Их провели в приемную и усадили в мягкие кожаные черные кресла. Очень красивая девушка в очень короткой юбке, даже еще более короткой, чем та, что была сейчас на Патриции, принесла им по чашечки кофе. Надин с интересом разглядывала окружающий ее интерьер. А у этого господина Мохова либо хороший вкус либо ему повезло с художником-оформителем, одобрила она увиденное. Все выполнено по деловому строго и в тоже время весьма изящно. Если бы у нее самой однажды возникла необходимость оформить свой офис, то она бы, пожалуй, все сделала в схожем стиле. Что ж, она может порадоваться за Олега. Окажется ли и все остальное столь же безупречным. Но это она узнает, кажется, уже через минуту, подумала она, увидев, что из кабинета вышли двое мужчин.
   Надин так волновалась, переступая порог кабинета Мохова, что даже слегка споткнулась на ровном месте. Она жадно разглядывала сидящего за столом человека. Да, это был он, Олег. Его лицо, конечно, немного постарело, потеряло юношескую упругость, и все же было по-прежнему таким же красивым. Волосы ничуть не поредели, они идеально лежали на голове, и она подумала, что, без всякого сомнения, Олег пользуется лаком. Подбородок все также выдавался слегка вперед, а над ним возвышался идеально прямой нос с тонкими и трепетными, словно у породистого коня, ноздрями. Мохов встал со своего места и стремительно направился в их сторону, дав тем самым возможность убедиться Надин, что время никак не воздействовало на его фигуру, она сохранила свой такой же стройный и легкий вид.
   По выражению его лица Надин видела, что Олег напряженно старается вспомнить, где он видел зашедшую в его кабинет особу, но пока все его попытки воскресить воспоминания оказывались безуспешными. Жестом он предложил сесть своим гостям в кресла, сам тоже сел напротив. Он внимательно смотрел на Надин, однако когда его взгляд переместился на Патрицию, то задержался на ней значительно дольше. Надин мысленно усмехнулась этому обстоятельству и похвалила себя за то, что прихватила в гости к Мохову дочь. Она поможет ей только одним своим молчаливым присутствием и как знать может даже оказаться её главным аргументом.
   - Вы хотели меня видеть, мадам. В таком случае я перед вами и готов вас внимательно выслушать.
   - Меня сейчас зовут Надин Клермон, Олег, - сказала Надин, глядя Мохову прямо в глаза. - Ты все еще меня не узнаешь? А мне все говорят, что я почти не изменилась.
   - Простите, кажется, я где-то вас видел, но...
   - Ты не только меня видел, но ты меня и целовал. Хотя я понимаю, что с той поры ты целовал еще массу женщин и тебе уже трудно вспомнить всех, к кому хоть однажды прижимались твои плотоядные губы. Ты всегда очень любил это занятие. Но все же я занимаю в этом списке особую строчку.
   - Черт возьми, ничего не понимаю, - хмыкнул Мохов, - я действительно где-то вас видел и не исключено того, что, может быть, когда-нибудь и целовал. Но...
   - Ты хочешь сказать, что это вовсе не повод для встречи. Абсолютно согласна с тобой. И я пришла вовсе не затем, чтобы тебе напомнить о нескольких поцелуях, от которых у тебя не осталось даже воспоминаний. Я пришла к своему самому близкому и старому другу.
   - Постойте, вы говорите, что вас зовут Надин Клермон и вы живете во Франции. Бог мой, как же я мог сразу тебя не узнать. - Ну и осел! - Мохов громко расхохотался и стукнул себя по лбу. - Впрочем, - оценивающе посмотрел он на свою собеседницу, - ничего удивительного, ты шикарно выглядишь. Процветаешь?
   - Процветаю, не процветаю, но на жизнь в целом не жалуюсь.
   - А чем ты занимаешься во Франции?
   - Мелкий бизнес, до того мелкий, что не стоит даже говорить о нем. - Надин быстро посмотрела на Патрицию и увидела, что лицо дочери отразило удивление. Ничего, она потом ей объяснит.
   - Ну, я чертовски рад тебя видеть. В самом деле, когда-то мы целовались с тобой и я с удовольствием сделаю тоже самое и сейчас. - Он подошел к ней и крепко, со знанием дела, поцеловал ее в губы. - А кто эта с тобой прелестная молодая особа?
   - Это моя дочь, Патриция.
   - У тебя не дочь, а красавица. - Мохов подошел к Патриции и поцеловал ей руку. - Впрочем, у такой матери должна быть именно такая дочь, - любезно добавил он.
   - Ты стал очень галантным, - заметила Надин.
   - А что делать, приходиться. Как говорят у нас, должность обязывает. - Он снова и на этот раз с удовольствием громко хохотнул. - Значит, слухи о тебе ходили верные, ты покинула нашу несчастную страну и свила себе гнездышко в прекрасной Франции?
   - Да, мое гнездышко сейчас свито на французском дереве.
   Мохов наморщил лоб, пытаясь что-то припомнить.
   - Вспомнил! - радостно воскликнул он и стукнул себя по колену. - Тогда пронесся слух, что ты окрутила какого-то француза и удрала с ним за границу.
   - Так и было. Только я не окрутила, это было взаимное чувство. И не удрала, а вполне спокойно, с соблюдением всех надлежащих формальностей уехала.
   - И как твоя семейная жизнь?
   - Я рассталась с мужем уже давно. Мы живем вдвоем с дочерью.
   Мохов внимательно посмотрел на Надин.
   - А я, как ты видишь, - сделал он широкий жест рукой, - в этой фирме, кручусь целый день, как заводной.
   - Я слышала о твоих делах. У тебя большая компания.
   - Ну, уж не такая большая, - довольно засмеялся Мохов, - но и немаленькая. Между прочим, я по делам частенько заглядываю в твою Францию. Знал бы, что ты там, непременно навестил.
   - Но ты только что сам сказал, что тебе было известно, что я уехала во Францию.
   - Ну да, - несколько обескуражено проговорил Мохов. - Но я же забыл. А забыть - это то же самое, что и не знать. Разве не так, Надя? Или тебя называть Надин?
   - Как тебе нравится, Олег? Что же касается твоего замечательного афоризма, то я с ним не совсем согласна. Если у тебя хотя бы однажды за все эти годы возникло желание меня видеть, ты бы обязательно вспомнил, где я нахожусь. И, быть может, даже отыскал бы меня.
   - Ладно, сдаюсь, - поднял руки вверх Мохов, - ты положила меня на лопатки. - Но зачем ты приехала в Россию?
   - Ну, например, ради того, чтобы тебя повидать и снова ощутить сладость твоего поцелуя. Как тебе эта версия?
   - Вполне, - широко улыбнулся Мохов, смотря при этом на Патрицию. - И мы должны хорошо отметить это событие. Я приглашаю вас посетить мое скромное жилище. И Алена будет очень рада тебя повидать?
   - Алена? - сделала вид, что удивлена, Надин. - Ты хочешь сказать, что Алена твоя жена?
   - Ах, да, ты, конечно, этого не могла знать. Мы поженились, наверное, через год после того, как ты отчалила в свою Францию. Тебя это удивляет?
   - Конечно, ведь я еще не забыла, кто ей нравился.
   - Ну, мало ли кто мне нравился в детском саду. Она оказалась разумной девушкой, внимательно сравнила обоих кандидатов и выбрала наиболее достойного.
   - А ты случайно ничего не знаешь, где сейчас менее достойный?
   - Нет, и по правде говоря, даже мысли не возникало этим поинтересоваться.
   - И я так понимаю, что о всех остальных ребятах тоже.
   Мохов развел руками.
   - Ты же понимаешь: деловой человек.
   - Да, деловому человеку всегда не до людей, даже если они самые близкие твои друзья, но при этом не участвуют в твоем бизнесе.
   - Не надо, Надюша, ничего преувеличивать. Я вовсе не акула, которая заглатывает всех, кого встречает на своем кровожадном пути. Мой девиз: ешь сам и дай покушать другим.
   - А если вы деретесь за один и тот же кусок?
   - Ну, тогда уж извини, его пережует тот, у кого крепче зубы. Поэтому я их так и берегу. Вот взгляни на мою пасть. - Внезапно Мохов широко открыл рот, демонстрируя коллекцию из ровных, словно выточенных на станке, белых зубов.
   - Зубы у тебя просто замечательные. Хоть на конкурс: "лучшие зубы России". Жаль, что такой не проводится.
   - И все остальное тоже, - довольно улыбнулся Мохов. - Слушай, а что мы все сидим, давно пора выпить за твой приезд и нашу встречу. - Он встал, подошел к бару, достал бутылку. - Купил у вас в свой последний приезд. Обожаю этот вишневый ликер. Ты как?
   - Я тоже его люблю.
   - А твоя красавица-дочь?
   - Я выпью с вами с большим удовольствием, - впервые подала голос Патриция.
   - Сейчас принесут бокалы.
   Знакомая им уже красивая девушка в короткой юбке вошла в кабинет, несся на подносе хрустальные бокалы. Мохов разлил вино и взял в руки свою рюмку.
   - Предлагаю выпить за нашу встречу. Ты даже не представляешь, как я тебя рад видеть, Надя. Сколько же лет прошло с последнего раза, когда я имел счастье тебя лицезреть?
   - Двадцать, Олег.
   - Не может быть! - воскликнул он, и по его голосу она поняла, что впервые за всю их встречу он на мгновение перестал играть. - Черт возьми, я даже и не предполагал, что такой старый.
   - Ты хочешь сказать, что я тоже уже не молода.
   - Ты, Надя, это другое, - вспомнил, что надо быть галантным Мохов. - Ты стала еще красивее, чем была. Шепни на ухо рецепт.
   - Рецепт прост, надо постоянно в кого-то влюбляться. И тогда ты все время чувствуешь себя молодой.
   - Ну, тебе проще, ты же холостячка. А у меня семья.
   - Бедный, Олег, как же тебе тяжело.
   Мохов как-то странно посмотрел на Надин, выпил вино и поставил бокал на столик.
   - И все же, зачем ты приехала в Россию, ты мне так и не сказала?
   - Ты помнишь то лето, которое мы все вместе провели у меня на даче?
   - Помню, конечно, хотя, признаюсь, довольно смутно. Это было самое сумасшедшее в моей жизни лето. Мы были молоды, как новорожденные, все были в кого-то влюблены.
   - У нас с тобой был пылкий роман. Надеюсь, ты не забыл эту небольшую деталь.
   - Ну что ты, это я как раз помню лучше всего. Однако что было, то прошло. Мы же не собираемся начинать все сначала.
   - Как знать, - заявила Надин, улыбаясь.
   Мохов в очередной раз громко и раскатисто, как весенний гром, рассмеялся.
   - Жизнь во Франции пошла тебе на пользу.
   - Тебе в России - тоже.
   - Скажу честно, не жалуюсь. - Мохов достал из кармана сигареты. - Ты куришь? - спросил он, протягивая ей пачку.
   - Да, курю, спасибо, Олег.
   - А вы, мадмуазель? - наклонился к Патриции чуть ниже, чем требовала ситуация Мохов.
   - Спасибо, - поблагодарила Патриция, извлекая кончиками пальчиков сигарету из ровного сигаретного ряда.
   - Нет, серьезно, - проговорил Мохов, - обволакивая себя сигаретным облаком, - все-таки, зачем ты явилась в наши края? Или это большой секрет?
   - Так и быть, не стану тебя больше томить. Помнишь, тогда, мы решили, что соберемся ровно через двадцать лет и подведем итоги прожитой за эти годы жизни.
   Мохов удивленно посмотрел на Надин и наморщил в обычном состоянии почти гладкий лоб.
   - Что-то на самом деле было такое. Но послушай, дорогая, уж не собираешься ли ты сейчас выполнить... Но это, прости меня, несерьезно. Мало ли какую чушь мы тогда городили. Я даже сейчас вспомнил, что мы дали с тобой клятву стать мужем и женой. И что же мы должны в этом случае делать?
   - Я думаю, что если мы честные, уважающие сами себя люди, то должны данную клятву выполнять.
   Внезапно Мохов откинулся на кресло и громко захохотал.
   - Нет, ты просто великолепна. Ничего забавнее никогда не слышал. Выходит, ты приехала для того, чтобы выйти за меня замуж?
   - Не беспокойся, Олег, я не собираюсь ни за кого замуж. Я побывала там один раз там и пока с меня довольно.
   - Но тогда, прости, но я ничего не понимаю. А как же клятва?
   - Вот я и хочу пригласить тебя к себе на дачу, чтобы обсудить этот и другие вопросы.
   - Мы там будем вдвоем?
   - Почему же? Я же не могу позвать тебя одного, без твоей жены. И, кроме того, я собираюсь пригласить всех остальных наших друзей тоже. Ведь тогда мы были все вместе.
   - Знаешь, Надя, я чертовски рад был тебя видеть, но ехать на дачу к тебе никак не могу. Ты же видишь эту контору, без меня она, как ребенок без родителей. Если ты тоже занимаешься бизнесом, то отлично знаешь, до чего это хлопотливое занятие. Нет ни то, что ни одного свободного дня, даже свободной минутки. Я даже ночью вместо того, чтобы спать, думаю о делах. Иногда мне все это представляется сплошным и бесконечным кошмаром.
   - Я понимаю тебя. Но ведь ты здесь не один. У тебя, наверное, есть куча заместителей. В прошлом году ты уезжал на целых полтора месяца на Канары. И ничего страшного не случилось.
   Мохов с удивлением взглянул на Надин.
   - Откуда тебе это известно? - с подозрением спросил он.
   - Известно. Ты крупный бизнесмен, а у нас во Франции внимательно следят за их передвижением по свету. Ты не до оцениваешь свою популярность в мире, Олежек. О твоем путешествии писали наши газеты. И я радовалась, что у тебя есть возможность отдохнуть в этом райском уголке. Я тоже там иногда провожу свой отпуск.
   Мохов все еще с недоверием и подозрительностью смотрел на нее, но она уже поняла, что тщеславие - это тот рычаг, с помощью которого ей удастся управлять этим мужчиной. Конечно, до определенного предела, но пока и этого достаточно. Потом она непременно найдет другие рычаги для воздействия на этого самовлюбленного в себя человека. Интересно, поверит ли он в сказку о том, что о нем действительно писали французские газеты?
   - Обо мне, в самом деле, писали. Не знал. Ты случайно не сохранила ту газету?
   - Увы.
   - Ну ладно. Сожалею, но я не могу принять твое приглашение. Сейчас самый пик дел. Обойдетесь на этот раз без меня. Может быть, через следующие 20 лет я присоединюсь к вам и охотно поделюсь своим богатым жизненным опытом. К тому времени я, наверное, уже подчистую выйду в тираж, и у меня не будет иного занятия, кроме как рассказывать о своем бурном жизненном пути. А пока я буду с вами только мысленно.
   - Ты даже не представляешь, как ты меня огорчаешь. Я так надеялась, что многое из того, что было, повторится.
   - Я тоже был бы рад кое-что повторить, дорогая. Но бизнесмен, как и раб, не принадлежит самому себе, он принадлежит своему делу. Оно-то и является его настоящим хозяином. Но я надеюсь, что мы еще увидимся. Приезжай ко мне. Алена будет счастлива встретиться с тобой. Вот моя визитка. Предварительно позвони, и мы устроим тебе великолепную встречу. Договорились?
   - Договорились, Олег. И все же я не оставляю надежду. Мой опыт говорит, что в жизни все так часто меняется.
   - Никогда не говори никогда, - засмеялся Мохов. - Очень верное
  правило. Я тоже стараюсь его придерживаться.
   - Именно, никогда.
   - Честно, я был чертовски рад тебя повидать, - сказал Мохов, вставая. - Я жду тебя у себя. Вместе с твоей прелестной дочерью. Как там у вас говорят: "A biеntot".
   - Ты выучил французский?
   - Мне кажется, что я выучил все языки мира. Но только в очень небольших пределах.
   Они снова поцеловались, но если в первый раз губы Мохова крепко вжались в ее рот, то сейчас они лишь слегка прикоснулись к нему.
  
   _ _ _
  
   Несколько минут Мохов неподвижно сидел за своим столом, смотря на дверь, за которой скрылись гости. У него было такое чувство, что его только что посетили визитеры с того света. Он давно уже трижды успел позабыть и о Надин и о всех остальных ребятах, о том жарком лете, когда его рано пробудившаяся чувственность вдруг заговорила с ним на языке страсти. Нет, он правильно поступил, что не принял этого странного приглашения; не говоря уже о том, что он не обманывал её, дел действительно по горло. Да что он будет делать на этой старой даче? Вспоминать прошлое, выяснять, должны ли они быть верными старой клятве или её можно послать куда-нибудь подальше? Полный бред. Для него это все уже давно решено. И возраст уже не тот, когда забавляются подобными вещами. Хотя надо сказать, что Надя чертовски хорошо сохранилась, и он не прочь при других условиях приударить за ней. Тогда это была миловидная, только-только начинающая расцветать девушка, а теперь это женщина в самом высшем цветении своей красоты. И дочь у нее очень недурна собой; если бы ему пришлось выбирать, кого предпочесть: мать или ее дитя, то он оказался бы в немалом затруднении. А поэтому не стоит искушать судьбу, зачем создавать себе дополнительные трудности. Или у него и без этих француженок не хватает женщин?
   Мохов вдруг подумал о жене. А вот она уцепится за предложение Нади и станет непременно уговаривать его отправиться со всей шоболой на дачу. Он сделал промашку, что пригласил Надю к себе домой. Надя - хитрая баба, начнет действовать через Алену. Она поди уже смекнула, что это единственный способ изменить его решение. Может, отменить приглашение? Но как? Он даже по глупости не спросил, где остановилась эта парочка? Да и неудобно. Все же как никак первая любовь. Хотя с другой стороны, что из того. Первая, вторая третья. Какая, в сущности, разница? Все это осталось в давно растаявшем, как прошлогодний снег, прошлом, а все, что в прошлом, то мертво.
   И все же он чувствовал, что визит прежней подруги выбил его из колеи. Во-первых, словно фонтан, забила мощная струя совершенно ненужных ему воспоминаний, а во-вторых, он никак не может изгнать из своего воображения лица Патриции. Он просто физически ощущает, как начинает закипать его кровь. Всю жизнь ему мешала его любовь к женщинам, пару раз он даже терпел немалые убытки, когда забрасывал дела из-за очередного увлечения. Не случайно же он нашел Веронику, придав ей статус постоянной своей любовницы, чтобы попытаться раз и навсегда покончить со спонтанными страстями. И вот опять его, кажется задел любовный осколок. Но черт с ним, он не собирается обращать на эту свою новую сердечную рану никакого внимания. День, другой - и она зарубцуется, как неглубокая царапинка.
   Его вдруг охватило раздражение. У него действительно важные и срочные, а главное неприятные дела, а он сидит и занимается неизвестно чем.
   - Пусть зайдет ко мне вице-президент, - сказал он по селектору секретарше.
   В кабинет вошел вице-президент компании Михаил Сомов. В свое время Мохов долго искал себе главного заместителя и нашел его в одной конторе, где тот томился от безделья на чисто символическом окладе. Но Мохов, пообщавшись с ним, понял, что от этого парня может быть толк и толк немалый - и взял к себе. И быстро убедился, что не прогадал.
   - Есть новости, - не скрывая тревоги, спросил Мохов.
   - Пять минут назад пришел факс, наши партнеры требуют, чтобы мы немедленно приступили к выполнению своих обязательств и вернули бы им с обговоренными процентами деньги.
   - А что с товаром?
   - К сожалению, все по-прежнему, он лежит на таможне, и его не пропускают в страну. Повторяют, как припев, что неправильно оформлены документы.
   - Черт, - процедил сквозь зубы Мохов. - Ты хоть понимаешь, чем это нам грозит.
   Сомов пожал плечами.
   - Я был с самого начала против этой сделки, - напомнил он.
   - Да, я ошибся, не надо было заводить с ними дела. Но в случае удачи мы бы получили небывалый навар. Кто же знал, что товар контрабандный.
   - Мы знали, - спокойно сказал Сомов.
   Мохов молча взглянул на своего заместителя, и у него возникло искушение запустить в него чем-нибудь тяжелым. Он знал в себе одну черту, ему всегда было крайне трудно признаться в том, что он не прав или в том, что допустил оплошность.
   - Если ты знал, что мы совершаем ошибку, то должен был меня в этом убедить.
   - Я убеждал.
   - Ладно. - Мохов сказал эту фразу с единственной целью, хоть таким путем выплеснуть из себя раздражение на своего заместителя. Он хорошо помнил, как убеждал его Сомов отказаться от этой рискованной затеи. - Единственный у нас выход - это тянуть время. Составь им какой-нибудь ответ, дескать возникли небольшие непредвиденные затруднения, на решение которых необходимо несколько дополнительных дней. И давно надо было завести на таможне своего человека.
   - У нас был, а нового найти еще не успели. Так быстро такие дела не делаются.
   - Ладно, сам знаю. Сейчас нам дорога каждая минута задержки. Поэтому отправь им факс с нашим ответом завтра.
   Вице-президент ушел. Оставшись один, Мохов достал бутылку вишневого ликера, из которой недавно угощал своих прелестных посетительниц, налил вино в рюмку и выпил. Кажется, он серьезно влип, подумал Мохов. Никогда нельзя связываться с мафией. А он нарушил это святое правило. Пока он не имел с ней ничего общего, его дела шли более или менее благополучно. Его подвела жадность, сделка обещала принести ему столько, сколько он зарабатывал чуть ли не за целый год. А теперь он у них на крючке, если не удастся растаможить товары, то за свою жизнь он не поставит и ста рублей. Эти ребята церемониться не станут, принцип у них один: если не выполняешь взятых на себя обязательств, плати за это кровью. А он почему-то не испытывает никого желания возмещать таким образом понесенные этими подонками потери.
   Он понял, что работать сегодня совершенно не в состоянии. Он всегда гордился тем, что его трудно выбить из колеи, но сегодня это удалось. Сначала внезапное появление Нади со своей дочерью-нимфеткой, затем факс с откровенными угрозами от его деловых партнеров. Надо немного развеяться, иначе он окончательно скиснет. А с таким настроением из этой пиковой ситуации не выкрутиться.
   Он набрал номер и проговорил в трубку: "Я скоро приеду. Никуда не уходи". Затем вышел из кабинета в холл.
   - Меня сегодня не будет, со всеми делами обращаться к Сомову, - сказал он секретарше. - Затем кивнул сидящему в кресле телохранителю: - Поехали, Николай.
   Они сели в машину.
   - К Веронике, - бросил Мохов шоферу. "BMV" мягко тронулась с места и покатила по дороге.
   Мохов то и дело поглядывал на сидевшего рядом ним телохранителя. Также как долго он подбирал себе вице-президента, также долго и тщательно он искал себе охранника, пока не остановился на этом не очень разговорчивом и совсем редко улыбающемся парне. Почему он выбрал его, этого он сказать себе доподлинно не мог, просто когда он увидел Николая, внутренний голос неожиданно ясно сказал ему: это тот человек, который тебе нужен. Он даже особенно не расспрашивал его, кто он и откуда, чем занимался до их встречи - какой в этом смысл - сказать можно все, что угодно, при желании легко сочинить самую привлекательную легенду. А раз ему посоветовала взять к себе этого парня его интуиция, значит, надо выполнять ее указание. А своей интуиции он доверял больше, чем даже своему разуму, не говоря уж о советах и рекомендациях других людей.
   - Николай, у нас появились проблемы, - негромко, чтобы не слышал шофер, произнес Мохов. - Учти это, надо быть настороже.
   Николай спокойно посмотрел на него и кивнул головой. Мохов же почувствовал себя немного более уверенно; по крайней мере он как-то, но защищен. И если те решат, что с ним надо поговорить на языке пуль и гранат, то так просто им его не взять. Пусть не надеются. И все же это не выход, даже целая толпа телохранителей не может гарантировать полную безопасность своему хозяину. Нужно искать другое, более эффективное решение.
   - Ты меня понял? - снова и также тихо сказал Мохов скорей не из желания напомнить своему телохранителю об его служебном долге, сколько для того, чтобы не пребывать в нервирующей его полной тишине.
   - Понял, патрон, - отозвался Николай.
   Мохов едва заметно улыбнулся; почему-то ему очень нравилось, что телохранитель называет его патроном. Так повелось у них с первого дня их совместной работы; это слово в их переговорный и очень небогатый лексикон принес Николай, И оно не только прижилось, но и стало для них неким условным паролем, свидетельствующим о существовании между ними каких-то более глубоких, неформальных отношениях, которые, впрочем, до сих пор никак не проявлялись на практике.
   Ехать было недолго. Машина подвезла Мохова к многоэтажной кирпичной башни. Николай открыл дверцу автомобиля, а затем поднялся с ним на лифте до квартиры. Мохов позвонил условленным звонком в дверь, и когда она открылась, и Мохов исчез в пещере квартиры, телохранитель стал спускаться на лифте вниз.
   Мохов поцеловал Веронику в тугую щечку и прошел в квартиру. Эти роскошные двухкомнатные апартаменты в этом престижном доме обходились ежемесячно ему в кругленькую сумму. Но это было гораздо лучше и приятнее, чем встречаться в случайных местах.
   - Как у тебя дела, миленький? - спросила Вероника. Она была в халате, который щедро распахивался при каждом ее шаге, показывая ее ног почти до бедра. Обычно эта демонстрация лучше любых ласк воспламеняла фитиль его пыла, но сейчас ему было не до того. - Я тебя сегодня не ждала.
   - А кого ты ждала? - буркнул Мохов. Он сел в кресло. - Налей мне что-нибудь выпить.
   - Вишневый ликер?
   - Нет, покрепче.
   Вероника подала ему рюмку коньяка, положив на тарелку присыпанную сахаром дольку лимона. Он выпил и положил лимон в рот.
   Она села ему на колени и привычно стала расстегивать его брюки.
   - Не надо, - резко сказал он. - Сегодня я не хочу. Нет настроения, - пояснил он в ответ на удивленный взгляд девушки. И что за создание, даже не в состоянии представить, что человек может хотя бы изредка не хотеть трахаться, мысленно чертыхнулся он.
   Он внимательно поглядел на нее. Он не изменил своему неукоснительному правила и в этом случае, долго и тщательно, как скаковую лошадь, выбирая себе любовницу. Он поставил перед собой непростую задачу: найти женщину в точном соответствии со своим вкусом. И после долгих поисков отыскал её. Вероника была именно такой, какая возникала в его самых захватывающих эротических видениях: высокой и тонкой, но одновременно с пышной грудью, которая призывно подпрыгивала, словно мячик, при каждом ее шаге. При этом у нее было очень тонкое и строгое лицо, придающее ей вид аристократической недоступности. Она обладала неплохим вкусом; за все время их знакомства он не раз не видел, чтобы она была бы плохо одета, а когда они вместе с ней подыскивали для нее очередной подарок, то его всегда поражало то, насколько безошибочно выбирала она вещь. Ну а если они изредка отправлялись куда-нибудь вместе пообедать или посмотреть модное шоу, то он с тайным удовлетворением отмечал, что практически все, причем, не только мужчины, но и женщины, не сводили с нее глаз. Правда, в начале, она разочаровала его как любовница; в постели она была, хотя и страстной или изображала из себя таковую, но уж очень неизобретательной и, как луч, прямолинейной. У нее почти начисто отсутствовала сексуальная фантазия, умение разнообразить ласки, внести в них элемент неожиданности и импровизации, и он понял, что если положение не будет изменено в самое кратчайшее время, то она ему быстро приестся, как вкусное, но слишком часто подаваемое блюдо. Пришлось открыть ему курсы по обучению её науки любви; по началу она даже не совсем понимала, что от нее хотят, но он оказался неплохим учителем, и она быстро смекнула, что от неё требуется, и даже вошла во вкус. Само собой разумеется, что содержание ее помимо платы за квартиру обходилось ему в кучу денег, но он не очень жалел о затратах; они стоили того. Без Вероники ему было бы гораздо сложнее терпеть те физические и психологические перегрузки, которые приносил ему бизнес и вообще вся его жизнь. Все это правда не означало, что у него не было других женщин, но все эти связи были мимолетные, случайные, подобно знакомству в поезде, и он забывал об этих коротких встречах едва ли не на следующий день.
   - У тебя что-нибудь случилось? - спросила Вероника, демонстрируя все своим видом, что обижена тем, что ее порыв оказался неоценен, как того он заслуживает.
   - Ничего не случилось, если не считать, что немного устал. Захотелось чуть-чуть расслабиться, посидеть в приятной обстановке. Надеюсь, ты не против, если мы сегодня ограничимся только содержательной беседой?
   - Как я могу быть против, ты же мой хозяин, - кокетливо сказала Вероника.
   - Тем лучше. - Может, ей рассказать о том, что на самом деле привело его сюда, подумал Мохов. Нет, конечно, не стоит, ей об этом знать совсем ни к чему. Да и что он не понимает, что ей абсолютно плевать на все его тревоги и заботы. Её волнует лишь одно - будет он давать ей деньги или нет.
   - Скажи, а если со мной что-нибудь вдруг случится, что ты будешь чувствовать?
   Мохов поймал настороженный и одновременно удивленный взгляд Вероники. Вопрос явно застал её врасплох, и сейчас она решала непростую задачу, как на него отвечать.
   - А что с тобой может случиться?
   - Ну откуда я знаю, - мгновенно наливаясь раздражением, проговорил Мохов. - Камень на голову упадет.
   - На твою голову камень не упадет, - уверенно проговорила Вероника.
   - Это еще почему?
   - Ты же почти не ходишь пешком, все время ездишь в машине.
   - Ну, значит, разобьюсь в машине. Так что же ты будешь чувствовать на моих похоронах?
   Он видел, что Вероника задумалась. К нему вдруг пришла несколько странная мысль: ей, поди, самой интересно узнать, что же она станет испытывать, когда к ней в эту уютную квартирку, придет известие об его гибели.
   - Ну не знаю, - вытянула она губки бантиком - Буду плакать.
   - Еще бы, тебе же в таком случае придется отсюда вытряхиваться. А идти тебе некуда. Или уже есть куда?
   Вероника молчала, делая вид, что обижена такими ужасными и несправедливыми подозрениями. Но он знал, ни черта она не обижена, просто размышляет, к чему он клонит и как ей себя вести в этих обстоятельствах. Ему даже стало досадно оттого, что его любовница настолько глупа, что не в состоянии скрыть ни одной своей мысли, и все они, как титры на экране, отражаются на её красивом, но пустом и гладком, словно у фарфоровой куклы, личике.
   - Я почти никуда не выхожу отсюда, - со скрытым вызовом произнесла она и как-то странно посмотрела на Мохова.
   - Не выходишь, так не выходишь. А может, чтобы горе у тебя было не столь великим, стоит оформить квартиру на твое имечко. - Он увидел, как радостно блеснули, словно два маленьких фонарика, ее глаза и усмехнулся про себя: а не сделать ли ему действительно такой широкий жест. Черт с этой квартирой, если сейчас все пойдет прахом, она его не спасет; ему понадобятся средства на целый порядок больше, чем можно выручить, продав это уютное гнездышко.
   Теперь Вероника пристально смотрела на него, и он отлично понимал скрытый смысл этого взгляда: она всеми своими не слишком богатыми умственными возможностями силилась понять, серьезно он это предлагает или так, шутит и что надо сделать, что эта его идея воплотилась бы в жизнь в виде договора.
   Вероника нежно прильнула к нему и стала мягко водить своими тонкими длинными пальчиками по его щеке и волосам.
   - Ты стал в последнее время реже приезжать ко мне, а я так скучаю без тебя, - замурлыкала она. - Противный. - Она слегка ударила его по кончику носа, а затем тут же поцеловала это место. - А я тут, бедняжка, скучаю одна и только и делаю, что гадаю, заедешь ты ко мне или нет. Ты даже запретил звонить тебе.
   - У меня и без твоих звонков в офисе целый день телефон не смолкает. Не хватало только, чтобы ты еще звонила мне. Хотя вот что: если ты вдруг заметишь что-нибудь подозрительное, то сообщи мне немедленно.
   - А что может быть подозрительного?
   - Откуда я знаю. Может, кто-то станет крутиться тут или начнут раздаваться какие-нибудь странные звонки.
   - Какие звонки?
   - Ну, например, кто-то звонит, а ничего в трубку не говорит. Тогда спеши этот телефон с определителя номера и сразу сообщи мне. Ты меня поняла?
   Вероника кивнула головой и снова прильнула к его груди, и он понял, что ее по-прежнему занимает лишь одни вопрос: что ей надо сделать для того, чтобы он перевел бы квартиру на ее имя. По-видимому, эта мысль не будет ей давать покоя все ближайшее время. Тем лучше для неё, будет хотя бы чем заняться на досуге. Да и весьма интересно посмотреть, что она предпримет, дабы претворить эту заманчивую идею в жизнь.
   Вероника продолжала мурлыкать, словно кошечка устроившись на его коленях, и он постепенно начинал чувствовать, что успокаивается, острие опасности уже не так сильно колет его в бок. Девушка снова сделала попытку забраться рукой ему в брюки, и на этот раз он отнесся к этой ее инициативе более благосклонно. Внезапно он ощутил прилив желания, он резко встал, донес ее на руках до кровати, а затем бросил Веронику, словно мешок, на цветастое одеяло.
   Перед тем, как выйти из квартиры любовницы, Мохов позвонил в машину и дождался, пока Николай поднимется на этаж. Они спустились вниз и сели в автомобиль.
   - Домой, - приказал Мохов.
   Был самый час пик, когда тысячи автомобилей везли своих владельцев обратно в их жилища, а потому их машина медленно двигалась в этом густом потоке разноцветного металла и стекла, то и дело застревая в пробках. Он чувствовал себя немного спокойней, чем утром, и все же тревога не уходила, она уже прочно поселилась в нем, как в своем доме, и он понимал, что пока ситуация не разрешится благополучно, она не покинет это новое для себя обиталище. Но надежды на то, что все закончится хорошо, у него почему-то было немного, каким-то шестым чувством он ощущал, что на этот раз до сих пор благоволившая к нему фортуна отворачивается от него. Хотя, если быть честным до конца, дело, конечно, не в фортуне, а в нем самом, он переоценил себя, потерял чувство реальности, ему стало казаться: все, что он делает, непременно должно завершиться удачей. Вот в итоге и совершил самую настоящую оплошность. Он нарушил правило, которому до сих пор следовал неукоснительно, - не ввязываться, какие бы золотые горы они не сулили, в сомнительные дела. А он легкомысленно решил, что раз ему везет постоянно, то повезет и на этот раз. А вот и не получилось. А поэтому ему следует предпринять все находящиеся в его арсенале меры предосторожности.
   Он внимательно посмотрел на сидящего рядом телохранителя.
   - Николай, - сказал он, я тебе прибавлю в полтора раза зарплату, но ты с этого момента должен находиться возле меня неотлучно. И днем и ночью. Скажи, ты сможешь быть рядом со мной все время? Включая и мой дом. Ты будешь спать в соседней комнате.
   Несколько секунд Николай молчал.
   - Да, патрон, я согласен.
   - А твои домашние, они не будут жаловаться на твое отсутствие.
   - Не беспокойтесь, я улажу эти проблемы.
   Кажется, с телохранителем ему повезло, золотой парень. Не случайно он сразу же обратил на него внимание. Интуиция его не подвела Правда, Николай излишне молчалив и для телохранителя чересчур углублен в самого себя. Но может быть, в его профессии это даже и хорошо, у него нет доверия к болтливым охранникам, которые пытаются установить со своими хозяевами чуть ли не панибратские отношения. А этот постоянно сосредоточен; такое чувство, что он все время готовится к отражению нападения. И все же ему следует покороче сойтись с ним, коль от проворности Николая отныне зависит его драгоценная жизнь. Если Николай будет испытывать к своему патрону еще и чувство привязанности, то свою задачу он станет выполнять с удвоенным усердием.
   - Значит, ты уверен, что дома о тебе не будут беспокоиться?
   - Нет, все будет нормально.
   - А с кем ты живешь?
   - С мамой.
   - А я думал с какой-нибудь девушкой. На такого красавца они должны вешаться целыми гроздями.
   Николай посмотрел на Мохова, однако тому не удалось прочесть по его лицу, какие чувства испытывает телохранитель от внезапно проснувшейся разговорчивости своего патрона, оно оставалось таким же спокойным, как всегда.
   - У меня нет девушки, - ответил Николай.
   - Вот не думал. Хотя с другой стороны в этом тоже есть своя прелесть, знаешь, как иногда от них устаешь. Хуже всякой тяжелой работы. Я понял, что женщины должны занимать в жизни мужчины строго отведенное им место и время, и если ты перебираешь этот лимит, то становишься их рабом. Мой тебе совет бывалого человека: когда знакомишься с женщиной, то сразу давай ей понять, что она никогда не будет играть в твоей жизни главную роль. Сначала они обижаются, но потом быстро примиряются со своим положением и рады тому, что получили хотя бы это. Ну а с теми редкими экземплярами, которые начинают требовать, чтобы ты отдал бы им всего себя, лучше всего расставаться, как можно раньше. Потому что если упустишь момент, то пиши пропало, больше тебе воли век не видать. Ты так не думаешь?
   - Нет, - не очень неохотно отозвался Николай.
   - Вот как? - искренне удивился Мохов. - А как ты думаешь?
   - Я думаю, что на любовь надо отвечать любовью. А там, как получится. Если ты любишь по-настоящему женщину, то почему бы ей и не принадлежать целиком. А иначе, какой смысл любить.
   - С такими воззрениями тебе будет нелегко найти себе пару, - усмехнулся Мохов. - Могу предсказать заранее, что тебя ждет немало разочарований.
   - Возможно, - согласился Николай. - Ну а вдруг повезет.
   Повезет, как же, вдруг отчего-то раздражаясь, подумал Мохов. Впрочем, какое ему дело до того, как сложится личная жизнь у его телохранителя. К тоже же он еще слишком молод, а в таком возрасте какие только нелепые мысли не гуляют по мозгам, особенно когда дело касается женщин. Неожиданно он вспомнил сегодняшний визит Нади и ее дочери. А он уже было совсем забыл о них, более важные проблемы почти целиком вытеснили этих посетительниц из головы. А, пожалуй, двадцать лет назад он бы рассуждал похожим, что и Николай, образом.
   Наконец они пробились сквозь плотные потоки машин к дому, где жил Мохов. Он отпустил автомобиль до утра, а сам вместе с Николаем вошел в подъезд.
   Алена сидела напротив включенного телевизора, но он знал, что она его не смотрит; это был своеобразный ритуал, таким образом она сообщала ему, что она опять одна всеми брошенная и забытая. И что она в таком горестном положении оказалась не только этим вечером, но и во все другие дни и вечера тоже. Этот ее странный язык он давно изучил и старался, как можно меньше реагировать на эту необычную речь, делая вид, что не понимает ее смысла. Тем более, сегодня ему вообще не до таких "разговоров".
   Когда мужчины вошли в комнату, Алена посмотрела сперва хмуро на мужа, затем удивленно на Николая.
   - Николай некоторое время поживает у нас, - сообщил Мохов. - Для него надо подготовить комнату.
   - Что-нибудь произошло?
   - Ничего особенного, просто в очередной раз наехал рэкетеры. И я решил перестраховаться. - Говорить о подлинных причинах, почему он хочет поселить здесь Николая, он пока не собирался; если тучи будут сгущаться, то сказать ей все же придется, а пока же не стоит увеличивать её нервозность. Она и без того постоянно взвинчена.
   - Это так?
   - А как еще, - раздраженно пробурчал он. - Вот и Николай подтвердит.
   Николай в ответ сделал какой-то неопределенный, в лучшем случае полу утвердительный кивок головой.
   - Приготовь нам поесть, мы оба голодны, как волки.
   - Все готово. Я только не знала, что нас будет трое, Сейчас поставлю еще один прибор.
   Мохов видел, что Николай чувствует себя немного скованно; хотя он неоднократно бывал у него дома, но то были мимолетные посещения. Сейчас же ему предстояло стать, хотя и временно, их домочадцем.
   - Чувствуй себя тут, как у себя дома, - сказал он Николаю. - Садись куда хочешь, бери, что хочешь, ешь, что хочешь и когда хочешь. Если возникнет желание выпить, вот бар.
   - Я не пью, - сказал Николай.
   - Вообще? - искренне удивился Мохов. Почему-то он был уверен, что такой крепкий бугай, как его телохранитель в свободное от охраны его особы время хлещет водку, как извозчик.
   - Вообще, - подтвердил Николай.
   - И молодец, - одобрил Мохов. На самом же деле он чувствовал, что внезапно выявленный им абсентеизм телохранителя несколько смущает его, ибо не вписывается в привычную для него картину. Хотя думать об этом у него сейчас нет ни времени, ни желания, других забот полон рот.
   Мохов, не спеша, провел Николая на кухню. Он гордился своей квартирой, сюда они переехали два года назад, когда дела вдруг круто пошли в гору. За эти роскошные апартаменты пришлось выложить гигантские деньги, но они стоили их, хотя иногда он думал о том, зачем им на двоих такое огромное количество квадратных метров.
   Кухня блистала идеальной чистотой и порядком. Он неоднократно предлагал Алене нанять служанку, так как поддерживать порядок в такой огромной квартире, по его мнению, было немыслимым делом, но Алена всякий раз категорически отказывалась от чужих услуг и все делала сама. В конце концов, он решил, что должно же быть у нее хоть какое-то занятие и перестал настаивать на своем. Тем более, она вообще нечасто выходила из дома; за последние несколько лет они не более двух-трех раз появлялись вместе на людях. Он давно мысленно окрестил их брак странным, и когда изредка выпадала свободная минута, то задавал себе вопрос: что же все-таки с ним делать? Если бы не многочисленная череда любовниц, то, скорее всего, он бы долго не выдержал подобную совместную жизнь; но так как Алена давно уже ни о чем не спрашивала, то иногда он даже думал, что в таком супружеском союзе есть и свои преимущества и бесспорные прелести. А раз так, то нет смысла предпринимать какие-либо шаги, которые смогли бы нарушить статус-кво.
   Они сели за стол. Мохов пододвинул Николаю самые аппетитные закуски. Он поднял голову и поймал удивленный взгляд жены; та смотрела на него так, словно рядом с ней сидел незнакомый ей человек. Ну, конечно, подумал он, ей удивительна его забота о телохранителе, она считает, что он способен заботиться исключительно о себе. Вообще-то она права, но если твоя жизнь попала в зависимость от другого человека, то сделаешь для него все, вплоть до того, что ноги помоешь. Но разве ей втолкуешь эту простейшую мысль, можно не сомневаться, что она считает, что он разыгрывает перед ней очередную комедию, изображая из себя альтруиста. А он давно не был столь искренен в своих действиях, как в данную минуту.
   Мохов снова посмотрел на Алену. Говорить ли ей о том, кто сегодня почтил его своим посещением? Пожалуй, нет смысла скрывать, все равно узнает, раз он по глупости дал Нади свой домашний телефон и пригласил к ним домой, то она непременно и позвонит и придет. Это дама своего не упустит.
   - Знаешь, кто был у меня сегодня? Никогда не догадаешься.
   - Кто же?
   - Надя.
   - Какая Надя?
   - Надя Король.
   - Не может быть!
   Мохов увидел, как мгновенно переменилось ее лицо, трагическая маска, которая она носила на нем почти постоянно, слетела, и оно стало оживленным и радостным.
   - Почему же не может быть, - мгновенно раздражаясь, проговорил он. - Мы же не получали с тобой известие об ее смерти. Она приехала из Франции и заявилась прямо в мой кабинет.
   Алена закрыла глаза.
   - Я так часто думала о ней, вспоминала то наше лето.
   - Она тоже его вспоминает. Она хочет, чтобы мы приехали к ней на дачу и провели бы там отпуск.
   - Это было бы здорово! - с энтузиазмом воскликнула Алена.
   - Я с тобой согласен, это было бы замечательно, но я вынужден был ей отказать.
   - Отказать? - Голос Алены сразу же потух. - Но почему?
   - Потому что хочу тебе напомнить, если ты малость подзабыла, что у меня большая фирма и очень много дел.
   - Но может, мы все-таки поедем к ней хотя бы на несколько дней, я так соскучилась по Наде.
   - Она обещала нас посетить, и ты сумеешь утолить свою жажду по общению с ней.
   Он видел, что Алена вновь ушла в себя, стала хмурой и неразговорчивой. Но если она думает, что таким образом может повлиять на него, то сильно ошибается, он уже давно привык к ее такому поведению и не обращает на него ровным счетом никакого внимания. Он вдруг почему-то подумал о том, что визит Нади и ее дочери ничего хорошего ему не принесет; вот уже есть первое последствие их посещения, между ним и женой стало на еще одну обиду больше. Можно не сомневаться, что она надолго запомнит ему этот отказ. Ну и черт с ней.
   Мохов взглянул на Николая, который невозмутимо перемалывал белыми крепкими зубами очередной ломтик колбасы, и усмехнулся; за то время, что он проведет в его квартире, он узнает немало любопытных деталей из семейной жизни своего щедрого патрона. Достаточно сегодняшней сцены, чтобы составить о ней вполне ясное представление. А их, этих сцен, без сомнения, еще будет немало, хватит аж на несколько действий. Ну да ладно, от него не убудет, даже если Николай кое-чего поймет из того, что понимать ему вовсе не обязательно. А сейчас ему больше всего хочется спать, он сыт своими проблемами по горло и желает хотя бы ненадолго забыть о них.
  
   _ _ _
  
   Обратную дорогу из просторного кабинета Мохова в более тесный гостиничный номер Надин и Патриция проделали почти молча. Дочь ни о чем пока не спрашивала, а мать ничего пока не объясняла. Но Надин знала, что Патриция копила вопросы и придет время она засыплет ими ее. Время это пришло после ужина. Была хорошая погода, и после очередного посещения ресторана они решили прогуляться по городу.
   Они не спеша фланировали по Тверской улице и смотрели как слетали с разноцветных вывесок, словно птицы с веток, стайки всполохов света.
   - Мама, у тебя действительно был с ним когда-то роман? - вдруг по-французски спросила Патриция.
   Надин невольно насторожилась.
   - Был, а почему это тебя удивляет. Разве тебе он не понравился?
   - Он красив, - оценила внешние достоинства Мохова Патриция. - Но мне всегда казалось, что твой идеал мужчины несколько иной.
   - Тебе правильно кажется, - посмотрела она на дочь, - но и он был тогда другим. Как, впрочем, и я была другой.
   - И каким же он был?
   - Он был идеалистом.
   - Идеалистом!?
   - Да, мы все были тогда идеалистами, и он в этом плане ничем не уступал другим. А что тебя удивляет, это практически неизбежный этап развития каждого человека.
   - Не знаю, я в себе что-то не ощущаю идеалистку.
   - Но это вовсе не означает, что ты ею не являешься. Просто ты напугана этим словом, а на самом деле я убеждена, что в тебе совсем немало идеализма, но ты не хочешь в этом себе признаться. А жаль, в идеализме нет ничего плохого. Как нет ничего плохого в юношеских или детских суждениях, как наивны они не звучали бы. Просто все, кто их слушают, понимают, что это тот этап, который надо пережить. Впрочем, я думаю, у нас будет возможность это проверить.
   - Но хорошо, а сейчас он бы тебе мог понравиться?
   - Не знаю, мы так мало виделись с ним после такой долгой разлуки.
   - Мама, ты же все отлично знаешь, зачем ты устраиваешь это представление?
   - Но я могу ошибаться. А раз есть такая вероятность, то хочется проверить так это или не так. Или ты думаешь, что можно разгадать человека только по одной встречи с ним? - насмешливо посмотрела Надин на дочь.
   - По-моему, очень часто этого вполне достаточно.
   - Это в тебе говорит неопытность. Как ты думаешь, моя дорогая дочь
  Патриция, тебя можно разгадать за один небольшой разговор с тобой?
   - Ты же знаешь меня.
   - То есть, если я правильно тебя поняла, разгадать тебя абсолютно невозможно. Так?
   - Так, мама.
   - Но почему же ты отказываешь в том же и другому человеку. Не считай себя сложной, а всех остальных простыми, как строение амебы. Ты просто не видишь других планов его личности. Уверяю, что если покопаться в Олеге, можно обнаружить массу самых разнообразных и прелюбопытных вещей.
   - И насколько я понимаю, этими раскопками ты и собираешься заняться. Но, если мои уши меня не подвели, он отказался приехать погостить на твою дачу.
   - С ушами у тебя все в порядке, но если ты думаешь, что наша партия может так просто завершиться, то ты плохо знаешь свою дорогую мать.
   - Я так вовсе не думаю, мама,
   - Надеюсь. Для меня было бы очень печально, если бы моя дочь столь плохо понимала свою родную мать. Но ты права в том, что задача действительно не из самых легких. Но зато и победа окажется особенно почетной.
   - А что мы будем делать завтра?
   - Ты все, что захочешь. А я отправлюсь еще к одному своему старому другу.
   - Ты меня не возьмешь?
   - Я хочу поговорить с ним одна. Почему-то мне кажется, что на этот раз твое эффектное появление пойдет только во вред. Но ты не волнуйся, у тебя еще будет возможность с ним познакомиться. Но в данном случае мне будет легче вести с ним разговор без свидетелей.
   То, что она отправится к Сергею одна, она решила сразу же, едва познакомилась с посвященной ему главой из переданной ей агентством папки. Патриция только будет смущать его, при ней он не сможет быть откровенным даже в минимальной степени, а Максакову есть о чем поведать своему старому другу. Другой вопрос, захочет ли он это сделать, даже в том случае, если их беседа будет протекать один на один. Впрочем, завтра она особенно и не жаждет услышать каких-либо великих откровений с его стороны, их время еще не пришло, её вполне устроит, если он почувствует, как и когда-то доверие к ней. А, судя по его настроению, это будет не так просто добиться. Ибо скорее всего в своем нынешнем положение он не доверяет никому и стесняется буквально всех.
   Была суббота, а значит, Сергею не надо идти сегодня на службу, и она его может застать дома, так как дачи у него нет, и за город он на уик-энд не уезжает. Пока они завтракали в ресторане, Надин думала о том, как лучше ей построить предстоящий разговор, на какие нажимать кнопки, чтобы как можно вернее добиться нужного результата. Они вернулись номер, и она подсела к зеркалу. Надин видела, как внимательно наблюдает за ней Патриция, но сейчас ей было немного не до нее. Она пристально всматривалась в своего бесплотного двойника и пыталась определить, в каком виде ей предпочтительнее предстать перед своим давним другом. Это не Мохов и чем скромнее она будет выглядеть, тем, пожалуй, лучше. Если она разоденется, как светская дама то, учитывая нынешнее незавидное положение Максакова, невольно станет подавлять его, вызывать, подобно инородному телу, отторжение, а этого она как раз желает меньше всего. Она хочет, чтобы он почувствовал, что они находятся друг с другом на равных, что они стоят на одной и той же или в худшем случае на соседних ступенях социальной лестницы. Пожалуй, она даже не станет накладывать грим, пусть будут заметны морщинки на шее и возле глаз; увидев эти не стираемые следы прошедших лет, Сергей будет считать, что и её, словно корабль в шторм, жизнь потрепала и поносила по своим бурным водам. Она только чуточку подкрасит губы - и достаточно.
   Надин чувствовала, что волнуется, набирая номер телефона. Слушать долго гудки ей не пришлось, их сменил мужской голос. Она удивилась тому, что сразу же узнала его; она даже и не предполагала, что память сохранила в неприкосновенности его тембр. Голос Сергея почти не изменился, только стал чуточку ниже, потеряв юношескую звонкость.
   - Максаков слушает, - сказал он.
   - А с тобой говорит Король.
   - Какой еще Король, - недовольно пробурчал Максаков. По его интонации Надин поняла, что ее собеседник явно не в настроении.
   - Не какой, а какая, а потому Король - это не занимаемая должность, а к сожалению, всего лишь фамилия.
   - Как вы сказали, Король? - Теперь его голос прозвучал уже по-другому, протяжно, как у человека, который быстро что-то старается вспомнить.
   - Не просто Король, а Надежда Король.
   - Надюша, это ты. Но этого не может быть, черт возьми.
   - Разве ты меня похоронил. Я что-то не помню, чтобы ты шел бы с грустным лицом за моим гробом.
   - Но, черт возьми, как ты тут оказалась, тебя же нет в этой ужасной стране. Ты, кажется, обитаешь во Франции. Я не ошибся?
   - У тебя абсолютно точные сведения, я действительно прилетела из Франции. Но теперь я в Москве и совсем близко от тебя.
   - И где ты?
   - Где все приезжие, в гостинице.
   - Но ты могла бы остановиться у меня.
   - Спасибо, Сереженька, за приглашение, но я много путешествую, и привыкла останавливаться в гостиницах. Могу тебе признаться, что здесь я чувствую себя даже более свободнее, чем в своем доме. Может, потому, что тут не надо заниматься домашним хозяйством и полно людей, которые за весьма скромные чаевые пытаются тебе услужить.
   Она впервые за разговор услышала в трубке нечто похожее на смех.
   - Слушай, а у тебя здесь какие-то дела? Или ты приехала просто так?
   - Можно сказать, что просто так. Хотя я считаю, что повидаться со своими старыми друзьями, это и есть самое важное дело. Ты так не думаешь?
   В трубке несколько секунд раздавались только неясные шорохи.
   - Конечно, ты права, только не знаю, а нужно ли нам встречаться. Прошло столько лет. - Голос Максакова вдруг зазвучал как-то глухо.
   - Так в этом-то все и дело, Сереженька, это и делает нашу встречу особенно привлекательной. Разве тебе не хочется посмотреть, что со мной сталось, как из очаровательной девушки я превратилась в угрюмую и сварливую старуху.
   - Ты полагаешь. Что ж, может, ты и права, - не очень уверенно согласился Максаков.
   - Вот видишь, я не сомневалась, что ты со мной согласишься. Это же всегда любопытно встретиться с человеком через столько лет, узнать, как сложилась его жизнь. Мне, например, безумно интересно хоть одним глазком поглядеть на тебя. Неужели ты окажешься таким жестоким и лишишь меня этого захватывающего зрелища?
   В трубке на том конце провода опять замолчали, но Надин отлично понимала, о чем сейчас думает Сергей, какое трудное решение пытается принять. Но если он кардинально не изменился - а она в этом практически уверена - то тогда она знает, что он ей сейчас скажет.
   - Конечно, я чертовски буду рад тебя видеть.
   - А давай, как в юности, не будем ничего откладывать. Встретимся прямо сейчас. Ты даже не представляешь, какое я испытываю нетерпение от желания увидеть тебя.
   - Хорошо, только дай мне часа два. Ты меня прости, я тут по некоторым причинам не могу пригласить тебя домой. Как раз некстати затеял ремонт.
   Нет у тебя, Сереженька, никакого ремонта, мысленно возразила ему Надин, просто ты стесняешься пригласить меня в свою конуру, уж слишком ты ее запустил.
   - Да я и не хочу, - подыграла она ему, - сегодня отличная погода.
  Помнишь, когда-то мы с тобой встречались у памятника Долгорукому. Кажется, с тех пор он так и не проскакал ни одного нового метра. Давай возобновим традицию. И ты живешь от этого места недалеко.
   - Что ж, давай.
   - Тогда сверим наши часы. До встречи осталось ровно два часа.
   Надин положила трубку на рычажки и перевела дух. Она может себя поздравить, разговор происходил почти точно так, как она себе это и представляла. А это благоприятный знак. Она посмотрела на часы; итак в 12 часов она встретится с Сережей. Она хорошо представляет, зачем ему понадобился этот резерв времени. Что ж, поглядим, каким он явится к ней. Сереженька, Сереженька, умный, веселый, немного по-юношески задиристый и непримиримый к фальши, обману, неискренности. Что же с тобой сделала жизнь? Каким ты стал? Пожалуй, если перед кем-то она и ощущает немного вины за то, что затеяла, то это, прежде всего перед ним. Но без него она не может обойтись, он один из ключевых фигур всей ее комбинации. Впрочем, в ней, как в хорошей пьесе, все фигуры ключевые, просто у каждого свое место, своя роль, свое предназначение.
   Патриция лежала на кровати, делая вид, что читает книгу. Но Надин не сомневалась, что вместо чтения дочь внимательно прислушивалась к их разговору.
   - Ты собираешься уходить? - спросила она.
   - Ты же слышала, - улыбнулась Надин.
   - На встречу с ним?
   - Конечно.
   - Хочешь дам тебе совет?
   - Дочь дает матери совет. Это оригинально, но мне это даже нравится. Это говорит о том, что скоро я тебе буду окончательно не нужна и тем самым обрету полную свободу. Но я слушаю тебя.
   - Я не знаю, кто он, но я чувствую, что ты пытаешься подыгрывать ему и при этом становишься не совсем естественной. Если ты слишком сильно войдешь в роль, то он может это заподозрить, и ты потеряешь его доверие. А насколько я понимаю, ты его как раз хочешь завоевать.
   "А она, пожалуй, в чем-то права. Я действительно пыталась подстроиться под него, а учитывая его профессию это чревато моим возможным разоблачением. Следовательно, пока не поздно надо срочно поменять тон разговора с ним. Хорошая актриса должна быть всегда естественной, а не играть в естественность. Для большинства людей эта тонкость так же неразличима, как они не могут отличить подлинное произведение искусства от умелой имитации под него, но Сережа способен быстро разобраться, что к чему. И тогда в чем-то убедить его окажется делом почти невозможным".
   - Я принимаю твое замечание. В молодости я мечтала о сцене, но актрисой так и не стала, дальше институтской самодеятельности не продвинулась. Может, потому, что чувствовала, что мне не хватает той самой естественности, о которой ты так мудро сейчас говоришь. Вовремя понять свои недостатки - это, значит, оградить себя от множества потрясений и разочарований в последующей жизни. Учти это обстоятельство.
   - А в твою, мама, голову никогда не приходила мысль, что ум мешал тебе быть счастливой?
   Надин с удивлением воззрилась на дочь; ее скорей удивил не сам вопрос, а то, что он слетел именно с губ Патриции.
   - А знаешь, ты в какой-то степени права. Я всегда была чересчур осторожна, и останавливала себя всякий раз, когда чувствовала, что брод через реку разведан плохо. Да это мешала подчас ощущать себя полностью на гребни волны, но зато это же ограждало меня от последующих разочарований и опасностей. И, если быть честной, я не знаю, что лучше. И тебе, прежде чем принимать решение, советую все тщательно всегда взвешивать. Не думай, что одно мгновение стоит того, чтобы расплачиваться за него все оставшиеся дни. Счастье - это вовсе не цель жизни, чего понимают, к сожалению, очень немногие.
   - Что же тогда по-твоему цель?
   - А давай сейчас не будем пытаться найти ответ на этот сакраментальный вопрос. Может быть, для того, чтобы его получить, я и привезла тебя сюда. - Надин взглянула на часы. - Мне пора уже переодеваться. Лучше посоветуй, что мне одеть, чтобы выглядеть абсолютно естественной.
   - Все зависит от того, какой образ ты хочешь создать.
   - Простой и не слишком богатой женщины, слегка побитой жизнью, но отнюдь не сломленной до конца.
   - Зная тебя, могу сказать, что перевоплотиться в этот образ для тебя будет трудная задачка.
   - Так потому я у тебя и спрашиваю совета.
   Выходя из гостиницы, Надин в последний раз бросила на себя взгляд в зеркало и слегка улыбнулась одними кончиками слегка накрашенных губ. Все-таки совместными усилиями им удалось создать требуемый образ, и сейчас она меньше всего походила на жительницу города, признанного во всем мире столицей высокой моды. Но, даже упростившись, она сохраняла и шарм и элегантность. Только теперь все это стало не броским, а мягким и неназойливым, и чтобы это разглядеть, потребовался бы опытный глаз. Прежний Сергей сумел бы увидеть за ее простотой подлинную красоту и изящество. А удастся ли это сделать новому Сергею, в этом она убедится совсем скоро.
   До места свидания было совсем недалеко, и она решила преодолеть это расстояние пешком. Но как ни старалась она идти медленным прогулочным шагом, к памятнику Долгорукому все равно пришла первой. Ей это не очень понравилось; было бы предпочтительнее, если бы она чуточку опоздала. И ее бы уже ждали.
   Сергея она узнала сразу, задолго до того, как он подошел к ней. У нее было несколько минут, чтобы спокойно рассмотреть его, пока он не успел ее заметить. Она улыбнулась и его виду и своему предвидению. Несмотря на жару, Сергей был в клетчатом пиджаке, к шее вместо галстука приникла шелковая косынка, в руках он держал сигарету и периодически элегантными движениями киногероя подносил ее ко рту.
   Заметив Надин, он, продолжая играть свою роль, картинно высоко вскинул руки, попутно эффектным щелчком пальцев выбросил сигарету. Затем крепко обнял Надин. В ее ноздри проник густой плотный запах не слишком дорогого одеколона, которым явно без всякой меры окропил, собираясь на встречу с ней, он себя. И ей пришлось приложить усилия, чтобы откровенно не поморщиться.
   - Ты выглядишь на все десять, - сказал Максаков, разглядывая ее. - Такая же молодая и такая же красивая, как тогда. Нет, даже еще красивей.
   - Ну, уж не такая молодая и тем более не такая красивая. А вот ты действительно выглядишь молодо. Мужчина в самом расцвете лет. - На самом деле это было далеко не так; хотя его лицо не очень сильно изменилось и все же когда-то тонкие черты расплылись, стали более тяжелыми. Некогда чистый и гладкий, как глянец, лоб теперь прорезали борозды, кожа на щеках сморщилась, как долго пролежавшая в кладовой яблоко, и была нездорового серого цвета.
   - Нет, это просто не может быть, что я тебя снова вижу. Я уже давно на это не надеялся.
   - А ты хотел меня видеть.
   - Конечно. Мы же с тобой друзья.
   - Но и остальные ребята тоже наши друзья. А разве ты с ними видишься?
   Надин заметила, как наплыла на лицо Сергея недовольная тучка.
   - Ты права, но так как-то получалось. Знаешь, как это бывает, все время что-то откладываешь на потом. Но, - внезапно оживился он, как человек нашедший убедительный аргумент в споре, - больше всего я хотел встретиться именно с тобой.
   - А с Аленой? - негромко спросила она.
   - А что с Аленой? Тебе же, наверное, все известно. Да я и давно обо всем забыл. С тех пор знаешь, сколько у меня было всяких Ален, - цинично усмехнулся Максаков. - Сама понимаешь, что при моей профессии - это не проблема.
   - Между прочим, мне очень хотелось поговорить о твоих постановках. Я так давно не была в московских театрах. Может, ты бы меня сводишь на свой спектакль.
   - Да, конечно, поговорим и о театре. Только что мы с тобой стоим. - Он огляделся; взгляд его упал на расположенное всего в несколько шагах от них небольшое летнее кафе. - Может, посидим здесь.
   - С удовольствием, Сережа.
   Они подошли к павильончику.
   - Что тебе взять? - спросил Сергей. Считай, что здесь все твое.
   - Боюсь то, что здесь есть, мне не очень надо. Да я и не голодна. Возьми тоже, что и себе.
   - Тогда, если ты не возражаешь, отметим нашу встречу двумя баночками пива.
   Сергей взял пиво, и они сели за столик. Максаков открыл свою банку и полностью осушил ее одним глотком. Внезапно их взгляды встретились, Максаков улыбнулся ей и небрежно отставил от себя уже пустую посуду.
   - Жарко, - проговорил он. - Нет ничего лучше, чем пиво в жару.
   - Жарко, - согласилась Надин, внимательно наблюдая за ним.
   - Слушай, черт возьми, но я действительно очень рад, что вижу тебя, - расплылся в улыбке Максаков. - Я много раз вспоминал те дни, что мы провели вместе. До чего же мы были чудные.
   - Конечно, чудные мы были, хотя с другой стороны у нас тогда было немало интересных идей. Некоторые из них мне затем сильно помогли в моей жизни.
   - Да. - Теперь Максаков с некоторым удивлением поглядел на свою собеседницу. - Я об этом как-то не думал. Но знаешь, сейчас я вдруг понял, что ты во многом права. Подсознательно в моей работе я тоже нередко использовал то, о чем мы говорили тогда. Как ни странно, но все оказалось намного значительней.
   - Расскажи мне, Сережа о своей работе. Это же жутко интересно.
   - Да, конечно, сейчас расскажу. Ты не возражаешь, если я возьму еще пива, в такую жару меня все время тянет пить.
   - Только теперь моя очередь покупать.
   - Да ты что, Надюша, черт возьми. Или ты думаешь, что я не в состоянии купить пару банок пива.
   - Ну что ты, у меня даже такой мысли и близко нет. - Она улыбнулась ему. - Просто я самостоятельная женщина и привыкла платить за себя сама. Это можно назвать издержками незамужнего состояния.
   - А ты не замужем? А мне казалось...
   - Все так и было, как тебе казалось. Но муж меня покинул, оставив одну с ребенком в незнакомой стране почти без средств к существованию. Прибавь к тому, что в то время я еще плоховато знала язык. И ты поймешь, в каком положении я оказалась.
   - И что было дальше? - Голос Максакова зазвенел какими-то странными интонациями.
   - Что было дальше? Об этом можно написать целый роман. Если говорить коротко, то я устояла. Сумела наладить жизнь, занялась небольшим бизнесом. Конечно, богатств больших не накопила, но просить милостыню пока мне не надо. Вот даже на Родину появилась возможность съездить. Но говорить о моей жизни мне кажется неинтересно, процесс борьбы за выживания везде похож и везде одинаково уныл. Я не сомневаюсь, что твоя жизнь несравненно интересней, чем моя. Подумай о том, что ты можешь мне рассказать любопытного, а я пока принесу пива.
   Надин смотрела, как большими жадными глотками опустошает Максаков банку; выпив ее, он вытер рукой пену с губ, после чего улыбнулся ей.
   - Так что ты хочешь узнать о моей работе? - почти весело спросил он.
   - То, что ты мне захочешь рассказать. Какие спектакли ты поставил?
   - Ты не поверишь, но последняя моя работа была Сирано де Бержерак. Здорово, черт возьми.
   - Здорово, - осторожно согласилась она.
   - А где ты ставил спектакль?
   - О, ты не знаешь, это совсем маленький камерный театрик. Сейчас в Москве немало таких. Но на самом деле они очень популярны, популярней, чем многие знаменитые сцены. Там, у вас за границей вам по-прежнему кажется, что подлинная театральная жизнь протекает в МХАТе, в Малом.
   - А это не так?
   - Да, конечно, не так, черт возьми. Там просто засохшие, как растения в гербарии, традиции. Меня не раз приглашали туда, но я отказывался. Потому что там болото. Там традиции, а я против традиций. В театре не должно быть никаких традиций. Ты меня понимаешь?
   - Не совсем, Сережа. Мне кажется, что само новаторство не может существовать без традиций, традиции - это то, от чего оно отталкивается и что преодолевает.
   - А ты по-прежнему умница, Надюша. Конечно, все мы дети традиций, но мы же взрослеем. А не везде это понимают. Поэтому я сознательно ищу новые, не закостеневшие коллективы. Поверь, с ними гораздо интереснее работать.
   - Я верю, Сереженька. Так что же Сирано де Бержерак?
   - Я хотел показать, что если человек не способен разглядеть подлинную красоту в другом человеке, он неизбежно обречен на несчастье. Это наказание за слепоту.
   - Неплохая идея.
   - Но это только одна из идей. А тебе, в самом деле, нравится, черт возьми.
   - Я же сказала неплохая идея, черт возьми, - улыбнулась Надин.
   Максаков удовлетворенно рассмеялся.
   - Ты даже не представляешь, как приятно встретить человека, который тебя понимает. Ты всегда понимала меня лучше всех. Поэтому я так часто тебя вспоминал.
   - А Алена, разве она тебя не понимала?
   Максаков несколько секунд молча смотрел на нее.
   - Наверное, понимала. Впрочем, я не помню.
   Надин быстро взглянула на него, и ей показалось, что Максаков был бы не прочь еще раз осушить банку с пивом.
   - Мне что-то захотелось приложиться к банке еще разочек, здесь продают очень вкусное пиво, - сказала Надин и, не слушая протестов Максакова, быстро направилась к павильону.
   - Я твой должник, - сказал Максаков прежде чем перелить пиво из банки в себя. - Хорошо, - через несколько секунд удовлетворенно добавил он, и уже знакомым ей жестом вытер губы.
   - Ловлю на слове, будешь моим должником, вечным должником. Тебя устраивает такая перспектива?
   - Быть твоим должником, это не так уж и плохо. Мне кажется, ты из тех, кто проявляет снисходительность к своим должникам. Но я так и не понял, чем же ты все-таки промышляешь в своей Франции?
   - Поверь мне на слово, по сравнению с твоей работой это настолько неинтересно и скучно, что мне даже не хочется и говорить. Прояви ко мне милосердие, давай отложим этот разговор до другого раза. Лучше скажи, ты доволен, как сложилась твоя творческая судьба?
   Максаков внимательно посмотрел на неё, при этом его губы как-то странно зашевелились, как будто он что-то говорил, но при этом не был уверен, что эти слова следует произносить вслух.
   - В общем, да. Я ставлю спектакли, они имеют успех. Конечно, можно было бы делать и гораздо больше, но ты, наверное, знаешь, какое трудное у нас время. Впрочем, в этой стране трудное время практически всегда. Чтобы создать спектакль, нужно, прежде всего, достать деньги и немалые. А здешние богатеи очень неохотно раскошеливаются на такие скучные и недоходные мероприятия. По-настоящему это почти никого не волнует. Приходиться идти на уловки, люди клюют на престиж, а быть спонсором постановки у нас престижно.
   - А у тебя не возникало желания обратиться к Олегу, он же человек богатый.
   - Откровенно говоря, нет. Да я даже и не знаю, где его найти. Пару раз видел его по ящику, он принимал участие в каких-то дурацких шоу, в которых делился своим опытом, как разбогатеть. Но не будешь же писать на телевидение с просьбой выслать его адрес.
   - Знаешь, Сережа, я очень рада, что ты остался верен своему юношескому призванию. Это случается не так часто. Природа довольно скупа в наделение людей талантами, но не многие из тех, кто получает этот дар, сохраняют его.
   - В этом ты права, я сам много раз становился свидетелем того, как талантливые люди растрачивали свой талант на пустяки. В нашей среде это очень распространенное явление. Видела бы ты, сколько передо мной прошло тех, кто, несмотря на свое немалое дарование, так ничего путного и не сумел создать. Из них можно выстраивать шеренги.
   - Да, я тоже наблюдала этот процесс. Правда, не в таких масштабах. Но я тебя забыла спросить, как сложилась твоя личная жизнь?
   Максаков достал сигарету, закурил, окатив себя густым сизым облачком. Затем он переменил позу, положив ногу на ногу.
   - Знаешь, в нашей среде с этим довольно сложно. Некоторое время походил в женатиках, но быстро понял, что эта роль не для меня. Художник должен быть свободным, а когда каждый вечер тебе надо мчаться домой, дабы подтвердить свою репутацию верного супруга, то это становится чересчур дорогой платой за счастье иметь семью. И я не жалею, что развелся. Я не ощущаю никакого одиночества, потому что я понял, что свобода человека начинается с того, что он остается один. Я самодостаточен.
   - А я вот не очень, мне все время кто-то нужен. Моя дочь Патриция жалуется, что я не отпускаю ее от себя. Но без нее я вдруг начинаю чувствовать себя ненужной, всеми забытой, как зонтик, который оставили в автобусе.
   - Сочувствую тебе, Надюша. Но я так и не понял, с какой целью ты вернулась?
   - Ты не поверишь, но я приехала только для того, чтобы повидать вас всех.
   - В самом деле, это почти невероятно, - согласился Максаков.
   - Я знала, что вы все так воспримите мои слова. Но в последнее время я часто вспоминала о том лете. Мне иногда даже стало казаться, что это было самое лучшее лето в моей жизни.
   Они посмотрели друг на друга, и Надин показалось, что в глазах Максакова мелькнуло недоверие.
   - Я вижу, ты мне не веришь.
   Максаков вместо ответа пыхнул в нее сигаретой.
   - А почему я тебе, черт возьми, должен верить, Надя. Тебя не было двадцать лет и вдруг ты неожиданно, как снег на голову, сваливаешься на нас и заявляешь, что все эти годы только и делала, что вспоминала об одном лете. Тебе не кажется, что это выглядит уж слишком невероятно.
   - Нет, Сереженька, не кажется. У меня было много дел, мне выпала непростая судьба, я, словно щепка в море, была брошена одна во враждебный мне мир. И мне понадобилось много времени, чтобы сделать его для себя чуточку более комфортабельным. И когда я, наконец этого добилась, то мне захотелось вернуться к тому, что было для меня всего дороже - к своим друзьям и к своему замечательному прошлому. И, как доказательство искренности моих намерений это то, что я здесь. И я признаться не понимаю причину твоего недоверия к моим словам.
   Максаков внезапно насмешливо посмотрел на нее.
   - У каждого человека всегда есть масса причин для лжи. Есть люди, которые не сказали за всю жизнь ни одного слова правды.
   - Что ж, пусть так. Тогда прими такое объяснение: я - стремительно стареющая женщина, которой чертовски хочется хотя бы совсем ненадолго вернуться в свою молодость. По-моему, это вполне по театральному. Тебе, как режиссеру, должно понравиться такое объяснение, здесь зародыш целого спектакля.
   - В самом деле, - задумчиво произнес Максаков, - об этом можно поставить спектакль.
   - Так в чем же дело, поставь.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я вас всех хочу пригласить на дачу, на ту самую дачу, где мы были двадцать лет назад. Ты приедешь?
   Максаков внимательно посмотрел на нее, и она внезапно увидела, как побледнело его лицо.
   - Там будут все? - спросил он.
   - Все, - постаралась, как можно увереннее ответить Надин. - Так, ты приедешь?
   Несколько мгновений он молчал.
   - Почему бы и нет, черт возьми - небрежно проговорил он. - Я сейчас не очень занят, сама знаешь, начался мертвый сезон. Так что некоторое время можно провести у тебя на дачке.
   - Ты даже не представляешь, как я рада, что ты принял мое предложение, - впервые за весь разговор совершенно искренне проговорила она. - И я так счастлива, что повидала тебя. Я позвоню тебе, как будет там все готово.
   - Ладно, с этого момента начинаю ждать звонка. - Он взглянул на нее с таким видом, как будто бы не решался о чем-то ее спросить. - Послушай, а ты уверена, что там будут все?
   - Ну, конечно, - сказала она, - там будут все, Сереженька.
   Силуэт Надин давно уже затерялся в толпе, а Максаков продолжал смотреть в том направление, в котором она исчезла. Наконец он словно бы очнулся, подошел к павильону и купил пиво. Быстро откупорил банку и осушил ее одним глотком. Затем медленно побрел по улице.
   Гулял он долго, долго сидел на скамейке в каком-то скверике, еще пару раз покупал банки с пивом, затем зашел в пельменную и заказал двойную порцию пельменей. Картины прошлого, словно волны на берег, без конца наплывали на него, и он то жалел, что дал обещание Наде приехать по ее зову к ней дачу, то, наоборот, его начинало жечь нетерпение от желания поскорее там оказаться. И с каждой минутой ностальгия по тем, давно казалось прочно погребенным под высоким барханом времени дням, все сильнее охватывала его. Теперь он уже не удивлялся тому, что воспоминания о прошлом заставили Надю сесть в самолет и прилететь сюда, в страну, где у нее практически никого и ничего не осталось, кроме памяти и загородного дома. На самом деле память - это как раз и есть самое ценное, чем может владеть человек. И ради нее стоит совершить и не такое дальнее путешествие.
   Вернулся он домой вечером. Вошел квартиру и долго не зажигал света. Почему-то ему вдруг не хотелось видеть всю свою знакомую до малейших деталей убогую обстановку своего жилища. Как хорошо, что Надя не стала останавливаться у него и как хорошо, что их встреча сегодня произошла на улице. Чтобы бы подумала она, узрев всю эту нищету и запустение. Он прошел в комнату, лег на кровать, но никак не мог заснуть. Мысли, хоровод бесконечных мыслей, словно колесо обозрение, без остановки крутился в голове, и от этой беспрерывной карусели ему становилось все больше не по себе. Внезапно для самого себя он уткнулся лицом в подушку, но все равно почувствовал, как стала она внезапно мокрой.
  
   _ _ _
  
   Воскресенье - лучший день для неофициальных визитов, думала Надин, набирая телефон квартиры Моховых. Трубку сняла Алена, и это обрадовало ее, так как разговаривать с Олегом сейчас не входило в ее стратегические планы. Она вполне допускала, что он уже раскаивается, что пригласил её и Патрицию к себе в гости и постарается под каким-нибудь предлогом отменить свое приглашение. Теперь же все вставало на свои места, ибо у нее не было сомнений, что Алена будет очень рада ее звонку, и уже вечером она вместе с Патриции будут расхаживать по шикарным хоромам ее бывшего возлюбленного.
   До того самого мгновения, пока Алена не произнесла "Алло", Надин совершенно не помнила ее голос, но как только услышала первое сказанное ей слово, он тут же выплыл из памяти. Так было с Олегом и с Сергеем, и она подумала о том, что ее поездка - это помимо всего еще и возвращение огромного пласта воспоминаний, которые, как ей еще недавно казалось, были утеряны, подобно ценным древним манускриптам, навсегда.
   Но и Алена сразу же узнала голос Надин.
   - Я так ждала твоего звонка, Надюша! - радостно затрепетал в трубке ее голос. - Как только Олег сказал мне про твой приезд, я не спускала глаз с телефона. Когда я тебя увижу? Мне бы хотелось как можно скорей.
   - Я в твоем полном распоряжении, готова приехать по твоему зову в любую минуту.
   - Тогда я сейчас посоветуюсь с Олегом. Подожди пару минуточек.
   Однако совещание с мужем затянулось, и Надин, дабы скоротать минуты ожидания, даже успела выкурить сигарету. Она чувствовала волнение, так как понимала, что если Олег вынудит свою жену под каким-нибудь благовидным предлогом ее не приглашать, то на всем ее плане можно будет поставить жирный крест. О чем они сейчас говорят, может, как раз и сочиняют такой предлог.
   - Мы ждем тебя вечером, - появился внезапно в трубке счастливый голос Алены. - Ты придешь?
   Надин облегченно перевела дух.
   - Ну, конечно же, я приду.
   - И обязательно привози с собой свою дочь. Олег говорит, что она красавица. А он знает толк в таких вещах. Ты не представляешь, как мне хочется на нее посмотреть.
   - Я тебе доставлю такое удовольствие, Алена.
   Вместо словесного ответа Надин услышала ее радостный смех.
   Вот, кто действительно мне по-настоящему рад, думала Надин, задумчиво смотря на телефон, в трубке которого еще несколько секунд назад звучал голос ее самой старой и верной подруги. Хотя с другой стороны в этой радости, пожалуй, есть даже что-то нездоровое, так радуется тяжело больной любому, даже самому незначительному утешительному сообщению. Бедная, сестрица-Аленушка - кажется, так называл ее иногда Сергей - несмотря на все сокровища ее мужа, видно живется ей не так уж сладко.
   - Мы приглашены? - спросила Патриция, внимательно наблюдая за матерью.
   - Да.
   - К твоему красавцу Мохову?
   - И к его не менее красивой супруге. Когда ты ее увидишь, то согласишься со мной, что она по-настоящему хороша собой.
   - Ты хочешь сказать, что я должна буду выглядеть лучше ее.
   Надин, рассмеявшись, посмотрела на дочь.
   - Пожалуй, на это будет интересно посмотреть. Я тебе предлагаю попробовать. Только предупреждаю, победить ее окажется нелегко. Конечно, она старше тебя более чем на двадцать лет, но у нее очень тонкий вкус. Когда мы дружили, я всегда завидовала тому, как она одевалась и втайне старалась учиться у нее манерам, стилю в одежде.
   - Неужели она действительно выглядела лучше, чем ты? В это что-то трудно поверить.
   - Увы, я не преувеличиваю. Понимаешь, чтобы мне быть хорошо одетой, я долго подбираю себе одежду, а у нее все получается само собой. То, чему мне приходиться учиться, ей дано от природы. Ты улавливаешь разницу?
   - Да. А на кого больше похожу в этом плане я - на тебя или на неё?
   - Когда ты познакомишься с ней, попробуй сама ответить на этот вопрос. Договорились. А теперь давай подумаем, как нам лучше одеться на прием. Я знаю, Олега, он обожает пускать пыль в глаза и устроит в нашу честь что-нибудь грандиозное.
   Все оставшееся до визита время они были заняты тем, что обсуждали, как им лучше одеться, тщательно по очереди, сидя перед трюмо, клали на лица грим. Наконец, зеркало, терпеливо наблюдавшее за всеми этапами их преображения и само пассивно участвующее в нем, отразило на своей гладкой поверхности двух хорошо одетых дам - одну средних лет и другую совсем молоденькую, но одинаково стройных и элегантных.
   - Кажется, мы неплохо поработали, - проговорила Надин, с явным удовольствием разглядывая себя.
   - Мне нравится, - согласилась Патриция.
   Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
   Такси подвезло их к дому Моховых. По домофону Надин объявила об их прибытии. Все повторилось почти в полном соответствии с их посещением офиса Мохова; незнакомый мужской голос строго спросил, кто они такие и чего хотят и лишь после подробного разъяснения с их стороны раздался щелчок, и дверь наконец распахнулась перед ними.
   Алена встречала их перед дверью в квартиру на лестничной площадке. Она бросилась навстречу гостье, и через секунду они уже держали друг друга в объятиях. Из глаз Алены обильно текли слезы, и Надин, крепко прижимая к себе подругу, забеспокоилась, как бы это незапланированное обильное орошение её чела и одежды не навредило бы столь тщательно наложенному на лицо гриму.
   - Какая же ты молодец, что приехала, - всхлипывая, проговорила Алена. - И до чего ты красивая, ты потрясающе выглядишь.
   - Ты тоже выглядишь ничуть не хуже, - искренне ответила Надин, ибо это был тот редкий случай, когда ей не было необходимости кривить душой; ее подруга на самом деле выглядела великолепно. - А вот познакомься с моей дочерью - Патрицией.
   Алена оторвалась от подруги и повернулась к девушке.
   - Какая красавица. Хотя почти не похоже на тебя.
   - Она похожа на отца, а он был видным мужчиной, - едва заметно усмехнулась Надин.
   Алена обняла Патриция; Надин видела, что дочь немного смущена столь бурным проявлением радости со стороны хозяйки дома.
   - Проходите ко мне. - Алена отворила дверь и пропустила их в квартиру.
   На пороге стоял молодой человек, который внимательно, хотя и без всякой настороженности смотрел на входящих, и Надин даже на мгновение остановилась от восхищения; давно она не встречала столь великолепного экземпляра мужской породы. Она припомнила, что уже видела его при посещение офиса Олега, но тогда она почему-то почти не обратила на него внимания. И сейчас это обстоятельство показалось ей странным; как она могла не заметить такого красавца.
   - Это телохранитель моего мужа, Николай, - пояснила Алена. - А где Олег?
   - Он сейчас появится, - сказал Николай, и в это мгновение, в самом деле, возник Олег. Одет он был торжественно, как на дипломатическом рауте: в великолепно сшитом смокинге, который так естественно сидел на его фигуре, что казалось, что в таком виде его обладатель и появился на божий свет.
   - Олег, я знала, что ты великолепен, но сегодня ты превзошел все мои ожидания, - протянула ему руку Надин, которую Мохов поднес к своим губам. Но она видела, что при этом взгляд его направлен мимо нее и упирается прямо в Патрицию. А его, кажется, зацепило, отметила Надин. Но хорошо это или плохо для ее плана, это пока она сказать не может.
   Апартаменты Мохова были почти точно такие, какими она их и представляла. Дорогостоящая мебель, мягкие ковры на полу, в длинный ворс которого, словно в песок, погружались ноги, развешенные по стенам современные картины со странными непонятными рисунками скорей всего даже их авторам. Это была постоянно действующая выставка богатства проживающих на этой заповедной территории людей. А потому Надин без особого интереса знакомилась с развернутой экспозицией. Таких квартир за свою жизнь в разных концах света она перевидала немало, в том числе и несравненно богаче этой. Пожалуй, единственное, что вызвало у нее удивление, так это явная нехватка вкуса, которая сквозила буквально во всем. Неужели Алене настолько все тут безразлично, что она даже не замечает или не обращает внимание на окружающее её королевство вульгарности, что господствует здесь во всем?
   Алена усадила Надин рядом с собой в мягкое кресло. Она не отрываясь смотрела на свою старую подругу, и Надин даже стало немного неловко от этих направленных на нее пристальных глаз.
   - Ты смотришь на меня так, как будто я явилась с того света, и ты ждешь от меня рассказа, как там, не лучше ли чем здесь, и не стоит ли поскорее переселиться туда, - улыбнулась Надин.
   - У меня действительно такое чувство, что ты приехала с того света. По крайней мере, из какого-то другого мира. Ты удивишься моему признанию, но я скучала все эти годы по тебе. И по всем остальным ребятам тоже.
   - Но ты же замужем за одного из них, - бросила Надин первую пробную фразу.
   - Да, это так, но наша жизнь мало похожа на то, что было тогда.
   - Но разве она могла быть похожей. Тогда мы просто все убежали на месяц из большого мира и создали на этот небольшой срок свой маленький мирок. Как все искусственное, он не мог долго просуществовать, он должен был неминуемо уничтожен при первом же соприкосновение с реальной действительностью. И даже при всем нашем юношеском максимализме мы понимали это. Разве ты не сознавала, что все тут же изменится, как только ты покинешь дачу.
   - А я не думала об этом. Я была погружена в настоящее, и мне не было никакого дела до того, что происходит вокруг. Ты же знаешь меня, - вдруг как-то виновато, словно прося прощение за то, что она такая, улыбнулась Алена.
   - И все же, мне кажется, у тебя вряд ли есть основание жалеть о чем-то, - проговорила Надин, оглядывая комнату.
   - Ты об этом, - каким-то сразу упавшим голосом отозвалась Алена. - Да, ты права. В этой квартире есть совершенно все для жизни. И даже многое из того, что для неё абсолютно не нужно.
   - Но это тебя что-то не очень радует.
   - Ко всему привыкаешь, Надя, и к богатству и к бедности.
   - Посмотрела бы я на тебя, как ты стала бы привыкать к бедности, - вдруг раздался голос неожиданно выросшего перед ними Мохова. Рядом с ним стояла Патриция, а за ее спиной возвышалась неподвижная, словно скала, громада телохранителя.
   - И привыкла бы, - с полемическим задором проговорила Алена.
   Мохов расхохотался.
   - У моей жены - тайная мечта, она хочет пожить в бедности, попробовать на вкус, что это за экзотический фрукт. Так как все остальные фрукты она уже пробовала. Патриция, а как бы вы отнеслись к тому, если вдруг однажды окажитесь без копейки денег?
   - Я тут же буду умихать или пхосить милостыню. Бедность - это
  ужасно. Я боюсь бедности, я не хочу бедности.
   - Нормальная реакция здорового человека. А вот Алена бедности не боится. Я так думаю потому, что она не знает, что это такое.
   - Я знаю. Мои родители были бедными.
   - Значит, ты совершенно забыла о том, что есть бедность.
   - Я хорошо помню, - с подчеркнутой настойчивостью произнесла Алена.
   - Все люди стремятся к богатству, а ты стремишься к бедности. Но кто тебе мешает. Ты можешь уйти и досыта насладиться её вкусом.
   Надин внимательно посмотрела на свою подругу и по выражению ее лица поняла, что подобная мысль уже давно свила себе гнездо в ее голове.
   - Хорошо, я попробую.
   - Постойте друзья, - поспешила вмешаться Надин, - не надо принимать скоропалительных решений. Всеми миру понятно, что в бедности нет абсолютно ничего хорошего и нет смысла проводить эксперимент на себе, если его результат известен заранее. Я предлагаю другой, гораздо более приятный вариант, - провести немного время на моей даче. Если вы желаете, я там могу каждому создать условия, которые он хочет. Ты - Олег, будешь жить в роскоши, а ты - Алена - среди голых стен и питаться хлебом и водой. Впрочем, если захочешь, то меню в любой момент можно будет чем-нибудь разнообразить. Например, горохом. Ну а потом, если пожелаете, можете сравнить, кому из вас повезло больше. Ну, как?
   - Это было бы здорово! - воскликнула Алена. - Олег, давай поедем.
   Надин ожидала, что Мохов начнет активно возражать, но вместо этого он хранил молчание, явно пребывая в задумчивости. Ей очень хотелось сейчас проникнуть в его мысли, она старалась прочитать их на его лице, но о чем он думает, догадаться не могла.
   - А что это не так уж и плохо немного расслабиться на твоей дачке, - совершенно неожиданно для Надин проговорил он. - Покупаться, половить рыбку. В твоей реке еще плавает рыбка?
   - Я не проверяла, но, надеюсь, что водится. По крайней мере, двадцать лет назад она там водилась. Теперь там должны плавать дети и правнуки тех рыбок. Я вручу тебе самые лучшие спиннинги, и ты будешь с утра до вечера забрасывать их в воду.
   - Заманчиво. Но мне хотелось бы отправиться как можно скорей. Сейчас у меня в делах как раз образовался небольшой перерывчик, но он скоро кончится и мне придется вернуться в офис.
   Надин очень хотелось узнать подлинную причину, почему Олег переменил свое решение. Но она понимала, что сейчас он ей ничего не скажет. Может быть, этот стоящий за её спиной красавец знает о ней, но нечего надеяться, что он выдаст тайну своего шефа. Судя по его виду, он умеет хранить ее также надежно, как бронированный сейф положенные в него деньги. И все же стоит обратить внимание на этого парня. Или даже лучше натравить на него Патрицию, она заметила, что он, как, впрочем, и его шеф, не спускает с нее глаз. Конечно, тогда, когда ему кажется, что никто не следит за ним.
   - Мне нужно еще несколько дней, чтобы все подготовить, Олег. Ты вытерпишь это тягостное ожидание?
   - Как-нибудь постараюсь. Но на больший срок не рассчитывай. - Он произносил эти слова своим обычным, слегка иронично-шутливым тоном, но она видела, что его глаза не смеялись, они были абсолютно серьезны и даже встревожены.
   Роскошный ужин был накрыт в просторном зале. Но для Надин все дальнейшее действо уже не имело особенного значения, она добилась своей цели и теперь все остальное было ей не слишком интересно. Все, что ей хочется узнать, она узнает несколько позже, когда они приедут на дачу. Хотя она и так узнала достаточно, она поняла главное об отношениях двух ее старых друзей. И теперь ей оставалось только продумать, как воспользоваться этим обретенным знанием.
  
   _ _ _
  
   - Как тебе понравился вечер? - спросила Надин, когда они вновь сидели в машине.
   - Это было великолепно, - ответила Патриция, и Надин показалось, что в словах дочери не было обычной порции иронии или её доза была значительно сокращена.
   - Я заметила, что ты пользовалась успехом. Олег не отходил от тебя ни на шаг. Да и его телохранитель, кажется, не спускал с тебя глаз. Тебе понравилось это двойное внимание?
   - Да, причем, вдвойне.
   Она чересчур упоена своим успехом, причем, воспринимает его совершенно серьезно, поняла Надин. Нет, ее, Надин, это никак не устраивает. Ей бы хотелось, чтобы Патриция относилась ко всему более скептически, как к забавной, но ни к чему не обязывающей игре. Ей совершенно не хочется, чтобы она кем-то по-настоящему здесь увлеклась. Её родина совсем другая страна, а её круг - совсем другие люди. И уж тем более она не желает, чтобы этим человеком оказался Олег. Он не подходит Патриции ни по возрасту, ни по семейному положению, ни по своему образу жизни. Это два совершенно разных мира, которые как две параллельных линии в неэвклидовой геометрии никогда не встречаются. Так есть и так должно оставаться и впредь.
   - Ты должна понять, Патриция, все, что тут происходит и будет происходить, - это не более, чем игра. И тебе не надо этого забывать ни на минуту. И, кроме того, на самом деле успех у мужчин для женщины не должен обладать тем значением, чем мы обычно ему придаем.
   - Вот как? - удивленно посмотрела на нее дочь. - Ничего подобного от тебя раньше я не слышала.
   - А я сама раньше этого не понимала, - усмехнулась Надин. - Женщина, у которой все помыслы связаны с успехом у мужчин, неизбежно становится рабой.
   - Рабой мужчин.
   - Да, эта была моя первая мысль. Но потом я стала размышлять дальше и поняла, что она становится рабой у самой себя. Она становится зависимой от этой мысли, от этой идеи, и если ей не везет с мужчинами, она чувствует себя глубоко несчастной. Да если даже и везет, то все равно ничего хорошего ей не светит; всю жизнь ее станет мучить подсознательный страх, что может что-либо случиться - и все в одночасье рухнет. Я только теперь поняла, что всегда мечтала избавиться от этой унизительной зависимости. Когда меня бросил твой отец, и я осталась одна без средств существования, то мною овладело противоречивое ощущение: с одной стороны я испытывала сильнейший страх, так как не знала, что мне делать дальше, но одновременно я с удивлением обнаружила, что рада оттого, что избавилась от него. Потому что это было освобождением даже не от конкретного мужчины, оказавшимся не на высоте, а от нечто гораздо более сильного и глубокого рабства. Я была одна, но я была свободна, и больше мне не надо было каждый свой шаг и поступок сопрягать с этим по сути дела чужим мне человеком. Может быть, именно в тот момент мною овладела уверенность, что я выплыву. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   - Ты никогда ничего мне не говорила похожего, - не сразу отозвалась Патриция. - Мне всегда казалось, что тебе не хватало рядом с тобой любящего тебя мужчину.
   - А я этого и не отрицаю, - улыбнувшись, посмотрела на дочь Надин. - Мне действительно не хватало такого человека.
   - Тогда я не понимаю, - решительно заявила Патриция.
   - В таком случае и не надо спешить понять, поймешь чуточку позже. А сейчас лучше скажи мне, как тебе понравились твои кавалеры? Что ты думаешь о каждом из них?
   - Мохов очень уверен в себе, в нем чувствуется большая сила. И это подкупает. Ему кажется, что он неотразим. Но больше всего от собственного очарования оказывается очарованным он сам. Я никогда еще не встречала столь самовлюбленного человека. Его верный оруженосец мне кажется гораздо глубже своего хозяина.
   - Глубже? - удивилась Надин. - Но, по-моему, за все время он не произнес и десяти слов.
   - А разве слова обязательны. Ты видела его глаза?
   Надин мысленно заглянула в темные глаза молодого человека. А она, кажется, права, похвалила она про себя дочь. И в отношении Олега и в отношении этого парня. Он умеет великолепно молчать, такое ощущение, что его молчание наполняет невидимыми волнами все окружающее пространство. Если можно так выразиться, это многоречивое молчание. Будет жаль, если Олег не возьмет его с собой на дачу, ей было бы интересно понаблюдать за развитием этого сюжета.
   - Так кого же из двух ты бы выбрала?
   - Мама, это провокационный вопрос.
   - Почему? - искренне удивилась Надин.
   - Потому что они абсолютно разные. Твой Мохов нужен для хорошей жизни, а его телохранитель - для счастливой. А что лучше я пока не определила.
   - И не определишь?
   - Почему? - теперь удивилась Патриция.
   - Потому что если ты выберешь одно, всю жизнь будешь думать о том, что упустила другое.
   - Тогда как же ты мне советуешь поступить?
   Но ответ Патриция не услышала, так как в эту мгновение такси остановилось, и им пришлось вылезать из машины.
   Надин видела, что Патриции хотелось продолжить разговор, но развивать дальше эту тему желания у нее не было. Она вдруг почувствовала, что немного утомилась. Надин пришла в голову мысль, что эта ее затея может оказаться гораздо опаснее, чем она предполагала. А что если Патриция всерьез увлечется Моховым, что ей делать тогда? Там, в Париже почему-то такой вариант развития событий казался абсолютно нереальным, но здесь в Москве все выглядело по-другому. Она посмотрела на дочь, которая сидела перед зеркалом и готовилась ко сну. Её нежное молодое тело просвечивалось сквозь тонкий батист ночной рубашки, и Надин попыталась взглянуть на него глазами мужчины. Да, желающих получить во временное владение и даже в безраздельную собственность это сокровище будет предостаточно. Но как огородить ее от случайных и опасных претендентов, если она сама создает такие ситуации, которые толкают Патрицию в их объятия. Над этим вопросом ей придется еще немало поломать голову.
  
   _ _ _
  
   К Чижову она решила нагрянуть без предупреждения; почему-то чутье ей подсказывало, что такой вариант наиболее предпочтительный. Не сомневалась она и в том, что договориться с ним ей будет не трудно. На чем базировалась эта уверенность, определить ей было довольно трудно, но Надин всегда доверяла своему чутью больше, чем своему разуму. В сущности подлинным и главным своим умом она и считала интуицию; что же касается непосредственно работы серого вещества по производству мыслей, то к этому виду деятельности она относилась достаточно скептически и иронически и не придавала ей большого значения. И вовсе не оттого, что считала себя не слишком умной, наоборот, на ум она как раз никогда не жаловалась, но именно потому и не жаловалась, что не часто прислушивалась к его голосу.
   Она поднялась по лестнице; навстречу ей, сломя голову, неслись кавалькады студентов, и у Надин невольно всплыли воспоминания о своей студенческой молодости. Что ей дало высшее образование, какую лепту оно внесло в ее жизнь, - это один из тех для нее вопросов, на которые ответить ей труднее всего. Что больше всего удивляло её в этой ситуации, так это то, что она самостоятельно, без всякого внешнего принуждения выбрала для себя карьеру инженера, должна была работать в пропитанном запахом металла и отработанного масла цеху. До сих пор она не может забыть, как плохо ей стало, когда будучи на практике, она впервые оказалась в огромном, с выстроившимися в ряды станками, помещении. Неужели было время, когда она всерьез помышляла о том, чтобы вступить на это поприще. Как знать, может быть для того, чтобы никогда больше не переступать заводской порог, она и удрала из этой страны. Как бы то ни было, но жизнь смилостивилась над ней в этом вопросе и не позволила совершить роковую ошибку, уберегла от абсолютно враждебного ей мира, который рано или поздно, но непременно погубил бы ее, если не физически, то морально и духовно.
   Ну, хватит воспоминаний, оборвала цепочку мыслей Надин. Она стояла перед дверью кафедры, рядом на стене висела табличка с надписью: "Заведующий кафедрой, доктор философских наук Чижов Леонид Аркадьевич". "Ну что ж, сейчас посмотрим, какой из тебя получился философ", - едва слышно проговорила она.
   Она узнала его сразу, несмотря даже на то, что он стоял к ней спиной. Но эту большую голову с огромной поляной плеши, переходящую в маленькие хилые плечи, эту согбенную спину спутать ни с кем и ни с чем было практически невозможно.
   - Чижик, - негромко позвала она.
   Он обернулся и посмотрел на нее.
   - Надя, - радостно сказал он и еще более радостно улыбнулся. - Это ты?
   - Вообще-то я, хотя у философа могут быть и другое мнение на этот счет.
   - В данном случае наши мнения совпадают.
   - Я вижу, ты не слишком удивлен моим появлением.
   - Но мы же договаривались встретиться через двадцать лет. Они прошли - и вот ты здесь. Чему же тут удивляться, все, наоборот, абсолютно закономерно.
   - В самом деле, ты настоящий философ. Я даже не знаю, что тебе на это возразить.
   - Если не знаешь, не возражай.
   Вся кафедра, забыв про свои дела, внимательно прислушивались к их диалогу. И Надин и Чижов одновременно заметили, что оказались в эпицентре внимания.
   - Пойдем, поговорим, - взял Чижов Надин за руку.
   Они вышли на улицу. Неподалеку находился небольшой сквер, и они, отыскав свободную скамейку, примостились на ней.
   - Неужели ты действительно ждал меня? - спросила Надин. - Откровенно говоря, даже не верится.
   - Ждал.
   - Но почему, зачем, у тебя своя жизнь, ты профессор, зачем тебе я?
   - Понимаешь, Надюша, в некотором смысле то лето определило всю мою жизнь. - Чижов задумчиво посмотрел куда-то в даль. - Я вдруг впервые осознал себя в каком-то совершенно новом качестве. Раньше я думал, что я - это просто я, человек, который живет, чего-то хочет, к чему-то стремится. Я не выделял себя из окружающей среды, я был одним из листиков на дереве и ничем не отличался от своих зеленых собратьев. Я даже не знал, что надо себя выделять, что я - это я - единственный и неповторимый и что моя задача - понять, в чем суть моей неповторимости.
   - Но что же тебя подвинуло на сей подвиг?
   - Трудно сказать. Очень многое: наши бесконечные разговоры, моя безответная любовь... Ты понимаешь, о чем я говорю.
   - Понимаю, Леня. - Она дотронулась до его руки.
   - Именно это чувство, вернее та боль, которую она тогда порождало, и заставило меня впервые по-настоящему ощутить самого себя. Конечно, что-то такое проскальзывало и раньше; могу тебе признаться, что больше всего на свете я тогда ненавидел зеркала, потому что они беспристрастно отражали всю мою неприглядную внешность. Разве можно было бы с такой внешностью рассчитывать, к примеру, на успех у женщин. А я же мечтал почти исключительно только об этом. И вот когда на даче я столкнулся с собственными страданиями, я вместе с ними обрел и себя. Это были очень глубокие ощущения; я многое еще не понимал, о многом не догадывался, но уже чувствовал, что становлюсь другим. Каким другим - я еще не знал, да и меня в тот момент этот вопрос даже и не очень беспокоил, сама новизна того, что случилось, стала для меня главным событием. И именно в тот момент я осознал, что изучением этого нового своего состояния и станет основной заботой моей жизни.
   - И насколько ты преуспел в этом изучении?
   - Я не могу ответить тебе на этот вопрос, не потому что не хочу, а потому, что одним словом об этом мне скажешь. Я понял одну простую вещь: нельзя просто и коротко говорить о сложном и длинном. Иначе получается полная чепуха; вместо того, чтобы внести в вопрос ясность, он становится еще более запутанным.
   - Ты прав, Леня, - охотно согласилась Надин и снова коснулись его запястья. - Вот поэтому мне хочется, чтобы ты порассуждал на эти темы. Я хочу собрать всю нашу кампанию вновь. И практически уже все согласны. Ты приедешь?
   Она увидела, как словно два маленьких фонарика, зажглись его глаза.
   - Приеду. У меня, правда, сейчас масса дел на кафедре. Но черт с ними, это гораздо для меня важней. Скажу, что мне нужно уехать по неотложным личным проблемам.
   - А если не отпустят?
   - Значит, подам заявление об уходе, - решительно проговорил Чижов.
   - Но стоит ли ради того, чтобы побыть несколько недель со своими старыми друзьями, ломать карьеру?
   - Карьеру? - Чижов пожал плечами. - Я никогда не делал карьеры.
   - А что же ты делал, ты же стал все-таки профессором, заведующим кафедры?
   - Я просто жил.
   Надин вдруг почувствовала, как пропал у нее интерес к разговору. Ей было приятно сидеть в этом скверике с Чижовым, ей было любопытно слушать его, но эти два удовольствия можно отложить на потом. Она получила его согласие приехать к ней, а больше ей пока ничего не нужно.
   - Но ты мне ничего не рассказала, как ты жила все это время. Как у тебя дела, чем ты занимаешься?
   - А важны ли такие мелочи, - улыбнулась Надин. - Что они скажут тебе обо мне? Я не собираюсь ничего от тебя скрывать, но давай отложим этот наш разговор на потом. У нас будет для него еще достаточно времени. Ты не возражаешь?
   - Вовсе нет, мне даже нравится твой взгляд на такие вещи. Могу признаться, мне это действительно не очень интересует, скорей я задал этот вопрос из вежливости.
   - Я так тебя и поняла, - сказала Надин, вставая. Чижов тоже встал со скамейки и его голова теперь была на уровне ее плеч. - Жди моего звонка, Ленечка, - сказала она и, слегка наклонившись, коснулась губами его шершавой, не очень тщательно выбритой щеки.
   Домой Чижов приехал на часа полтора позже, чем всегда. Обычно он переступал порог квартиры в точно отведенное время, минуту в минуту. Он шутил, что по нему, как в свое время по Канту, можно сверять часы. Такую пунктуальность он проявлял совсем не ради эпатажа, просто точность помогала выстраивать ему жизнь, четко делить ее на циклы, отрезки, промежутки, абзацы. Он знал, что коллеги уважали его за это качество, хотя за глаза нередко и подсмеивались над ним. Но на насмешки он не то не обращал никакого внимания, убеждая себя, что относится к ним абсолютно спокойно, как к неблагоприятному прогнозу погоды. Но сегодня он сломал свой привычный график; к изумлению своих сотрудников раньше обычного срока ушел с работы, а теперь вот и позже возвратился в семью. Такая задержка случилась потому, что по пути он зашел в какой-то встретившийся ему по дороги пивной бар и осушил в темном, как преисподняя, прокуренном и до омерзения замусоренном подвальчике пару кружек. Ничего такого с ним не случалось лет 15-17, он даже не мог припомнит, когда в последний раз посещал подобные, явно предназначенные совсем не для такой, как он, публики заведение. И хотя он не был пьян, ощущал довольно сильное кружение головы.
   Не успел он войти в квартиру, как к нему бросилась жена. Тут же выскочили дочери - 14 и 16 лет. Хотя они не были двойняшками, обе они чрезвычайно были похоже друг на друга и что самое печальное - и на него. И когда он смотрел на них, то неизменно ощущал свою вину за то, что именно его гены стали скульптурами лиц и фигур его детей. Девочки были такими же некрасивыми и малорослыми, как и он сам, но если для него - мужчины и философа - это было только полбеды, то для них некрасивость могла в будущем вылиться в полную жизненную катастрофу. Причем, ни та, ни другая особыми успехами в школе не блистали, а потому, когда Чижов думал о том, что их ждет впереди, у него становилось тяжко на душе.
   - Что случилось?! - высоким тонким голосом воскликнула Нина. - Где ты задержался?
   Чижов посмотрел на нее, не зная, как отвечать на поставленные перед ним абсолютно закономерные и в общем-то несложные вопросы. Если сказать, что он был в пивбаре, то она просто не поверит, решит, что эта самая его неудачная за всю их совместную жизнь шутка. Но и правду говорить не хотелось, она, эта правда, принадлежит только ему, и жена не имеет к ней никакого отношения. Пока он добирался до дому, он так и не продумал линию своего поведения и сейчас вынужден был импровизировать. Но он знал, что импровизации ему всегда даются с большим трудом и получается неудачными. А потому ничего хорошего от предстоящих объяснений он не ждал.
   Чижов ничего не ответил, не торопясь, снял ботинки, сунул ноги в домашние тапочки, прошел в комнату, опустился в кресло и включил телевизор. Жена проследовала за ним и, посмотрела на загоревшийся экран, затем с изумлением перевела взгляд на мужа - телевизор он смотрел также редко, как и задерживался с приходом домой.
   - Леонид, что случилось, ты мне можешь ответить на простой вопрос? - Обычно дома она называла его Леней, и только, когда не слишком часто, они показывались вместе на людях, официально именовала его полным именем.
   - Ничего не случилось, все в порядке, - отозвался он.
   - Ты что думаешь, я слепая, я же вижу, что что-то произошло. Ты знаешь, тебе меня не обмануть. Когда ты задерживаешься даже на пять минут, то обязательно звонишь.
   - Я не собираюсь никого обманывать, и ты знаешь, я вообще никогда не обманываю. Дай посмотреть телевизор, очень интересная передача. - Он сделал вид, что действительно внимательно смотрит телевизор, хотя на самом деле, поглощенный своими мыслями, даже не понимал, что там происходит.
   - Никакой телевизор ты смотреть не будешь, - решительно сказала жена. - Взяв пульт, она выключила его, тем самым, лишив мужа последней, хотя и эфемерной защиты. - Говори, что случилось, в чем дело?
   Надо ей что-то объяснить, все равно это также неизбежно, как ночной сон, подумал он.
   - По-видимому, скоро я ненадолго уеду.
   - Уедешь, куда уедешь?!
   До чего же она агрессивна, в каждом ее слове заключено просто невероятное количество агрессивной энергии. И на его несчастье вся она, словно тропический ливень, обрушивается на него, на тихого мягкого человечка вот уже на протяжении восемнадцати лет.
   - Меня пригласили погостить, - негромко произнес он.
   - Тебя, погостить. - Продолговатые и узенькие глаза Нины вдруг превратились в два почти идеальных по форме шара.
   - А можно узнать, кто тебя пригласил погостить?
   - Одна старая знакомая.
   - А у этой старой знакомой есть имя, фамилия.
   - У всех есть имя и фамилия, - неохотно ответил он.
   - Но, может быть, тогда ты их назовешь, - вкрадчиво проговорила жена.
   Он понимал, что приперт к стенке, потому что произнесенное имя сыграет роль выдернутого запала, после чего произойдет немедленный взрыв. Много лет назад, когда они только что поженились, и он пребывал в некой розово-голубой эйфории, что наконец-то нашлась та, которая, несмотря на его лилипутский рост и страшную физиономию, оказала ему честь стать его женой, неосторожно рассказал ей и том лете и о том сильном чувстве, которое мощными факелом зажглось тогда в нем. Уже к концу рассказа, наблюдая, как меняется выражение ее лица, он понял, что допустил непростительную ошибку, и ему не следовала приступать к этому историческому повествованию. Но ему так хотелось быть искренним, так хотелось, чтобы женщина, ставшая, по крайней мере, по своему формальному статусу самым близким ему человеком, как можно лучше представляла, чем он жил и живет. Когда он кончил свой рассказ, с ней случилась истерика, на его голову посыпался град упреков. Он стоял перед ней подавленный, не зная, что сказать, что предпринять; все это было совершенно неразумно; разве можно ревновать к той, кого он полюбил еще до встречи с ней. Но логика тут была совершенно ни причем, позднее он понял, что на самом деле эта была защита территории; прошлое проецировалось на будущее, его предупреждали, что если еще с ним приключится такое, реакция будет гораздо покруче.
   - Так ты мне все-таки скажешь, как зовут твою старую знакомую.
   - Надежда Король.
   - Так я и знала, что это она, - явно удовлетворенная своими провидческими способностями произнесла жена. - Я давно ждала ее появления. Узнала, что ты стал профессором, что тебя знают за границей, что там печатают твои статьи - вот и прискакала за добычей.
   Чижов удивленно посмотрел на нее, предложенная женой версия событий была для него несколько неожиданной и главное представлялась ему абсолютно нелепой.
   - Это глупо, - сказал он, накаляясь.
   - Тогда зачем же она явилась, не было двадцать лет, а вот теперь на те вам.
   - Пришла, чтобы повидать меня, чтобы пригласить провести время на её даче. Мы все-таки старые друзья.
   - Вот именно. Когда урожай созрел, она явилась за ним.
   - Это я-то урожай. Ты посмотри на меня.
   - А что мне смотреть, я тебя итак всего знаю. Ты по дурости вообразил, что ты ей нужен, твои регалии ей потребовались.
   - Глупости! - Он почти физически ощущал, как наполняется, словно кувшин водой, злостью. - Ты бы видела, как она одета, как замечательно выглядит. Да мои регалии ей сто лет не нужны.
   - Да женщине, особенно такого лопуха, как ты обмануть пуще простого. Лучше скажи, чем она занимается?
   - Я не спрашивал. Да и какая разница, она мой старый друг - вот что для меня важно.
   - Ему не важно! Какой же ты болван! Женщина хочет его увести, а он даже не понимает, что его одурачивают. А может, ты и сам не против уйти от нас. Поглядите, девочки на вашего папу, очень может быть, что совсем скоро у вас не будет больше такой счастливой возможности.
   Чижов взглянул на дочерей, они сидели рядом на диване и внимательно, словно урок в школе перед контрольной, слушали разговор родителей.
   - Никуда и ни к кому я не собираюсь уходить, - решительно произнес он больше для дочерей, чем для жены. - И не надо мне приписывать то, чего нет. А вот к ней на дачу я поеду. Я имею на это полное право, я хочу повидаться со своими друзьями, которых не видел ровно двадцать лет. И никто мне запретить их увидеть не может. - Закончив тираду, он посмотрел на жену и заметил, что его уверенный тон произвел некоторое впечатление на Нину. Он подумал, что скорей всего она попытается сейчас сменить тактику. А значит, ему следует быть настороже.
   - Ты поедешь на дачу. Хорошо. Ну а мы, что будем делать мы?
   - Вы останетесь дома.
   - Вот как, смотрите девочки, какой у нас замечательный отец. Он будет во всю развлекаться на даче, а вы будете жариться в этой жаровне-квартире. А почему бы тебе не взять нас с собой?
   - Я поеду один, - сказал Чижов. - Жена права, девочкам будет хорошо на даче, но если он возьмет их с собой, то для него поездка потеряет всякий смысл. Он там, как и здесь, окажется узником своего семейства. Он много раз жертвовал своими интересами и желаниями ради них, пусть один раз они сделают то же самое ради него. Он видел, что жена готовит очередное патетическое высказывание, и решил опередить ее.
   - Нина, мне надоел этот разговор, я все решил, и ты ничего не изменишь. Уже поздно, лучше давай спать. У меня завтра много дел. И вообще, я хочу есть.
   Он действительно только сейчас почувствовал голод, хотя после встречи с Надей так разволновался, что пропустил обед.
   - Покорми меня, - почти приказал он.
   Нина, удивленная тем, что ее такой покладистый муж, проявляет на этот раз, как ей казалось, несвойственную ему решимость, покорно поплелась за ним на кухню. Чижов же ел остывший ужин и улыбался про себя. Он удивлялся и восхищался тем, что ему удалось проявить столько твердости. Неужели в нем так сильно разгорелось желание побыть рядом с Надей, что оно буквально заставило его изменить свой характер, надеть на его мягкую, даже дряблую плоть металлическую кольчугу. Конечно, поединок им далеко еще не выигран, это только первый раунд и то, что Нина его проиграла, заставит в следующем удвоить натиск. Он знает, ее манеру вести бой, она будет искать самое уязвимое у него место, чтобы как можно сильнее нанести удар по нему. Но сегодня впервые за восемнадцать лет их супружества он понял, что вполне способен отражать ее атаки. На самом деле внутри него гораздо больше решимости, чем он предполагал. Теперь он может признаться себе, что когда входил в квартиру, то отнюдь не был уверен, что отправится в гости к Нади; сейчас же в этом он почти не сомневается. По крайней мере, Нине будет крайне трудно заставить его отказаться от этого намерения.
  
   _ _ _
  
   Преодолев бесчисленное число заторов и пробок на городских магистралях, машина, наконец, вырвалась за черту города и, словно птица, обрадовавшись тому, что наконец оказалась на воле после долгого заточения в клетке, быстро полетела по шоссе.
   Надин договорилась с Патрицией, что машину они будут вести по очереди. Пока они пробирались по запруженным улицам, за рулем сидела Надин, но сейчас они поменялись местами. Надин немного волновалась; хотя у Патриции был свой автомобиль, который она подарила ей два года назад в честь шестнадцатилетия, дочь не часто управляла им, предпочитала кататься на транспорте своих многочисленных приятелей, или пользоваться услугами такси. Но сейчас она справлялась со своей задачей вполне уверенно, и это немного успокаивало Надин.
   День был отличный, солнечный и почти безветренный, и Надин, высунувшись в окошко, с удовольствием обозревала окрестности. Сейчас они ехали мимо каких-то дачных мест, и она не без удивления смотрела на проплывающие перед её взором контрасты, когда роскошные, сложенные почему-то преимущественно из красного кирпича терема и замки, соседствовали с кривобокими и полусгнившими деревянными халупами.
   Их путь был длинною в 180 километров. Предварительно вечером они внимательно изучили предстоящий маршрут по карте, измерили расстояние, прикинули время, которое им понадобится для его преодоления, и с учетом всех произведенных расчетов запаслись в буфете гостиницы продуктами и сигаретами.
   Надин почему-то немного побаивалась этой поездки; здесь в Москве все было привычно и знакомо, это был просто огромный город, такой же, как и все остальные города, разбросанные на разных континентах, в которых она побывала, с привычным набором услуг, позволяющим везде одинаково чувствовать себя уютно и комфортно. Теперь же она ехала практически по чужой стране, которую почти не знала, хотя когда-то в ней и жила, но о которой и так не слишком многочисленные воспоминания почти стерлись за годы ее отсутствия на Родине. Сейчас же они постепенно начинали воскрешать, и она вдруг ясно вспомнила раннее детство и свою деревенскую со стороны матери бабушку, у которой проводила лето. Еще недавно она была твердо уверенна, что эта ее ранние эпизоды детства навсегда стерлась из памяти, что связь времен давно порвалась и никакие усилия не способны уже ее восстановить. Но оказалось, что все далеко не так, что на самом деле связь времен никогда не разрывается полностью, она лишь уходит куда-то, где-то до определенного момента затаивается. Но стоило ей лишь покинуть привычную среду обитания, и прошлое стало стремительно врываться в ее настоящую жизнь. Она вдруг почувствовала себя глубоко взволнованной; она была уверена, что навсегда научилась подавлять в себе, словно первые признаки простуды, любые проявления сентиментальности, что годы жестокой борьбы за существование научили её полностью подчинять себя поставленной задачи. Но теперь в ней вдруг возникли колебания и вызваны они были только тем, что вокруг простирались родные, но когда-то покинутые ею поля и леса, и этот однообразный и не яркий ландшафт нежданно рождал в ней сильное чувство своей вины.
   - Мне хочется, чтобы ты лучше узнала бы эту страну? - сказала Надин, поворачивая голову к дочери.
   - Почему именно эту, мама? - тоже на мгновение повернулась Патриция к ней. - Чем она лучше любой другой?
   - Потому что эта страна - твоя Родина.
   - Но ты всегда уверяла меня, что родила меня во Франции. Или я что-то путаю? - насмешливо произнесла Патриция.
   - Ты ничего не путаешь, но я родилась здесь. И значит, эта земля тебе тоже не чужая.
   - А мне всегда казалось, что для тебя не существует родной земли. Ты мне всегда говорила, что ты везде чувствуешь себя, как дома.
   - Так и есть. Мне в самом деле все равно, где жить - в Париже или Нью-Йорке, но это вовсе не означает, что я не должна помнить, где родилась. Просто с этой землей у меня особенная связь.
   - И когда ты это почувствовала? Прямо сейчас?
   Надин вдруг подумала, что если она скажет правду, что эти ощущения и в самом деле пришли к ней именно во время этой поездки, то ее ответ прозвучит для Патриции и глупо и неискренне. Но дело в том, что именно так все оно и есть.
   - Я это чувствовала всегда, просто сейчас мои чувства обострились. И я хочу тебе сказать, моя дорогая дочь, что если у тебя не будет ощущение Родины, то и весь мир тебе будет всегда казаться чужим. Ты будешь в нем лишь гостем, равнодушным к дому хозяев, которые тебя принимают. И однажды ты вдруг ощутишь внутри себя какую-то незаполненность, как будто ты потеряла нечто очень ценное для себя.
   - Я так понимаю, ты делишься со мною некоторой частью своего богатого жизненного опыта.
   Надин незаметно вздохнула про себя, она не очень верила в цинизм дочери, считая его исключительно наносным и временным явлением, одной из неизбежных болезней молодости. И все же, когда сталкивались с ним, всегда испытывала некоторую растерянность, ибо не знала, как себя вести в этом случае. Хотя сейчас она понимала, что получила то, что заслужила; не стоило вообще начинать этого разговора, все равно Патриции не понять того, что она испытывает. Ностальгия, как особое состояние души, возникает только в определенном возрасте, когда человек начинает грустить об утраченной молодости, и тоска по Родине становится спутником и еще одним проявлением этого чувства.
   - Ты права, - сказала Надин, - это, в самом деле, мой опыт, а тебе нужен свой.
   - Какой же вывод, - насмешливо скривила губы Патриция, - будем ждать двадцать лет. И однажды я приду к тебе; ты будешь сидеть в кресле, на глазах твоих будут толстые очки, ты будешь одним глазом вязать кофточку, а одним смотреть телевизор, я же брошусь тебе на грудь с рыданием и сквозь слезы признаюсь, что тоскую по Родине. И попрошу немедленно свезти меня туда.
   - Если я тебе скажу, что я отнюдь не исключаю, что когда-нибудь произойдет похожая сцена, то рискую, что на меня обрушится холодный ливень твоего сарказма. Но давай подождем, осталось же ждать всего ничего, каких-нибудь жалких двадцать лет.
   Несколько раз они проскакивали нужные повороты, но какой-то внутренний сигнал предупреждения вдруг срабатывало в Надин, подсказывая ей, что они сбились с пути. Она просила Патрицию остановить машину, они склонялись над картой и возвращались назад, чтобы выбраться на нужную им дорогу. Поэтому хотя они и выехали рано утром, но на место подъехали с опозданием, только к обеду.
   Они остановили машину в большом селе, которое раскинулось на берегу озера. Им еще предстояло преодолеть последний участок пути и попасть на остров, который соединял с берегом паром. Но до его прихода оставалось полчаса, и это время они решили посвятить святому делу принятия пищи.
   Они неторопливо шагали вдоль старых монастырских стен. Когда-то мощные и сильные укрепления теперь зияли многочисленные провалами и прорехами, которые были лишь ради формальности заложены деревянными досками. Правда, кое-где были разбросаны строительные материалы, что свидетельствовало о том, что монастырский комплекс все же пытаются реставрировать. Но следов этой реставрации найти было нелегко.
   Надин плохо представляла монастырские порядки и не знала, можно ли свободно встречаться с проживающими здесь добровольными затворниками. Они постучали в ворота, тяжелая дверь не спеша поползла в сторону, и из нее выглянул молодой мужчина, как и положено монаху, в черном длинном одеянии.
   - Скажите, могу ли я видеть Александра Анина, он здесь послушник. Мы приехали издалека, нам нужно поговорить с ним по важному делу, - добавила Надин, дабы её просьбы выглядела более убедительней.
   - Проходите, - сказал монах.
   Оказавшись на территории монастыря, Надин внимательно осмотрелась вокруг. Везде царило мерзость запустения, практически все постройки пребывали в полуразрушенном состоянии. Прямо перед ней высилась громада большого собора; когда-то это было величественное сооружение, сейчас же штукатурка целиком обсыпалась, обнажив старый выцветший кирпич, крыша представляла собой покрытую растительностью лужайку вплоть до небольших деревцев. Железный крест венчал только главный купол, остальные же купола не были даже покрыты жестью.
   Монах привел их в какую-то комнату и посадил на единственно стоящую тут скамейку.
   - Я пойду за ним, - сказал монах, прежде чем удалиться.
   Даже, если Саше вдруг приспичило стать монахом, почему он избрал этот нищий, полуразрушенный монастырь, думала Надин. В этом, безусловно, тоже есть какой-то свой смысл. Хотя это похоже на него; если уж уничижаться, то по полной программе. Он сам наложил на себя это суровое наказание. Что ж, ему видней.
   Протяжно, словно жалуясь на судьбу, скрипнула дверь, и на пороге появился высокий статный мужчина с небольшой, аккуратно подстриженной бородой. И в ту же секунду перед мысленным взором Надин возник юноша: красивый, высокий, сильный, всегда щегольски одетый, смотрящий слегка иронично на собеседника. Между этими двумя образами казалось почти не было абсолютно ничего связующего, и все же это были ипостаси одного и того же человека.
   Анин приблизился к ней, спокойно, без всякого удивления, посмотрел на нее, затем взял ее руку и сжал в своей ладони. И Надин ощутила шершавое прикосновение его кожи.
   - Здравствуй, Надюша, - ровным, почти без всякой интонации голосом произнес он.
   - Здравствуй, Саша. Ты не удивлен моим приездом.
   - Я ждал тебя.
   - Ждал?
   - Да, ждал. Я знал, что ты должна скоро появится.
   - Но откуда ты мог об этом знать здесь. - Она провела свой взгляд
  по голым стенам.
   - Мне сообщил об этом Бог. Да я и сам помнил о нашем уговоре.
   - Но прошло столько лет. Многие о нем забыли.
   - Я помнил все время.
   - Тогда ты знаешь, зачем я сюда приехала.
   - Знаю, ты здесь для того, чтобы позвать меня снова оказаться там, где я был двадцать лет назад.
   - Ты прав. А ты можешь поехать.
   - Я не принял постриг, я - только послушник и могу уйти отсюда в любую минуту. Я уже договорился, что буду недолго отсутствовать. Так что, как видишь, с моей стороны проблем нет. - Впервые за весь их разговор на лице Анина показалось нечто похожее на улыбку. Он сел рядом с ней на скамейку. - Тебе хочется, наверное, о многом спросить. Спрашивай.
   - Хочется, но я, если честно сказать, даже не знаю, какой тебе вопрос задать первым. Это так неожиданно встретить тебя именно здесь. Должно очень многое случится, чтобы ты принял такое решение.
   - Да, это так. В двух словах не объяснишь, а долго разговаривать я не могу. Я работаю. У нас тут небольшая столярная мастерская, мы делаем мебель. Самую простую. Скамейки, табуретки, иногда гробы. Вот эту скамейку, на которой мы сидим, делал лично я. Мы получили сейчас срочный заказ. Если его не выполним, то монастырю не на что будет жить.
   Невольно Надин взглянула на его сильные грубые руки. Анин поймал ее взгляд и тоже посмотрел на них.
   - Пока я сюда не попал, я даже не представлял, что оказывается могу быть неплохим столяром.
   - А разве тебе не жалко твоей прежней профессии.
   - Представь себе, не жалко. Поверь, быть столяром ничуть не хуже, чем хирургом.
   - Но ты же был не просто хирургом, ты был знаменитым хирургом, асом.
   - А какое это имеет значение, сейчас я послушник и столяр, И, надеюсь, скоро приму постриг. Тебе повезло, если бы ты приехала через месяц другой, то я бы уже не принял твоего приглашения.
   - Мне всегда в жизни везет, Саша. Как ты думаешь, почему?
   - Это значит, что ты еще не прогневила Бога.
   - А есть такая опасность?
   - Она есть всегда. - Анин внимательно посмотрел на неё. - Я не знаю, зачем ты приехала к нам, зачем хочешь нас собрать, но я надеюсь, что твои намерения чисты.
   - А если, предположим, не совсем чисты. Тогда ты не приедешь?
   - Приеду. Мой приезд не зависит от твоих намерений. Но ты примешь грех на свою душу. Не делай это, Надя. Никогда не играй с грехом, как бы ни был силен соблазн. Одолей соблазн греха, не дай ему завладеть твоей душой. И затем, как пройдет искушение, ты будешь безмерно благодарна самой себе и Господу Богу.
   - Ты прямо говоришь, как священник.
   - Но я, надеюсь, им скоро стану. Хотя на самом деле я говорю с тобой, как друг.
   - Да, я знаю, спасибо тебе. Но у каждого свой путь. Разве не так?
   - Путь у всех один. Тропинки разные.
   - А это не одно и то же?
   - Нет, не одно и то же. Бог всех ведет к единой цели, но каждый выбирает к ней дорогу в силу своего разумения.
   Надин вдруг почувствовала укол враждебности к Анину. Даже если человек становится монахом, это еще не повод для того, чтобы читать проповеди всем подряд. И особенно тем, кто его об этом не просит. Нет ничего проще, чем учить других, но практика свидетельствует о том, что те, кто это делают, сами нечасто следуют путем собственных увещеваний.
   - Кстати, познакомься, это моя дочь, Патриция. - Надин взглянула на Патрицию, и увидела в ее глазах откровенно насмешливые огоньки.
   - Я рад нашему знакомству, - сказал Анин, пожимая руку девушки. - Вы очень красивы.
   - А хазве монахи имеют права обхащать внимание на женской кхасоту, - спросила Патриция. - Я думала, что при встхеча с женщиной вам надо смотхеть в стохону или вниз.
   - Я еще не монах и в сторону смотреть вовсе не обязательно даже монаху. В сторону смотрят те, кто боятся соблазна.
   - А вы не боятся соблазна.
   - Надеюсь, что уже не боюсь соблазна, - чуть заметно улыбнулся Анин.
   - А вы это пховеряли или это у вас теохитические знания?
   Надин не без удивления посмотрела на дочь, она не понимала, почему Патриция так нападает на по сути дела совершенно ей незнакомого человека.
   - Я готовлю себя к тому, что все мирское скоро для меня перестанет существовать, - очень серьезно, но и спокойно отразил выпад Анин.
   - И скохо случится это великое событие? - продолжала допытываться Патриция.
   - Думаю, что скоро.
   - Саша, - вмешалась Надин, чтобы остановить дочь, - наверное, у тебя серьезные причины для такого поступка, но может быть есть другие решения.
   - Конечно, есть, но не для меня, Надя. Я выбрал этот путь не случайно. Его мне подсказал Бог.
   - Двадцать лет назад ты не верил в Бога.
   - Двадцать лет назад я верил в себя, двадцать лет назад я мечтал встретить женщину, которую полюблю всей своей душой. Но это было двадцать лет назад, неужели бы ты хотела встретить меня совершенно таким же, каким я расстался с тобой? Я же вижу, что и ты сильно изменилась. Прости меня, но мне кажется не в лучшую сторону.
   Чтобы скрыть смущение, Надин слегка отвернула голову в сторону. На её беду он чересчур проницателен, с помощью Бога, дьявола или еще кого-то, но он видит и чувствует гораздо больше, чем бы ей хотелось. И ей следует быть с ним особенно осторожной.
   - Ты прав, я сильно изменилась, но почему же ты думаешь, что не в лучшую сторону.
   - Еще не знаю. Так подсказывает мне мой внутренний голос. Но, думаю, со временем я пойму, что случилось с тобой.
   - И все же ты принимаешь мое приглашение, такого нехорошего человека, как я.
   - Конечно, ты мой старый друг, и я люблю тебя. Да и скверна одного никогда не пристанет к другому, если сам он чист. А если пристает, то значит, что и он сам носитель скверны.
   - Тебе не кажется, что ты очень сурово судишь людей.
   - Я не сужу людей, я просто не скрываю того, что я о них думаю. И к себе я отношусь точно так же, как к другим.
   - А как же милосердие, о котором постоянно твердит церковь.
   - Нет ничего милосерднее, чем говорить правду, и нет большего вреда, чем лгать.
   Надин поняла, что в этом споре ей его не победить. И все же она была уверена, что на самом деле не так уж он неуязвим, что его твердая невозмутимость - всего лишь маска, которую он сам сорвет со своего лица, когда попадет в несколько иные условия, чем этот полуразрушенный, пребывающий в запустение и в летаргическом сне монастырь.
   - Я хочу внести пожертвование на восстановление твоего монастыря.
   - Монастырь не мой, он принадлежит Богу, а за пожертвования спасибо. Я позову настоятеля, и он все оформит надлежащим образом. - Анин встал, и Надин невольно залюбовалась его статной фигурой. Как ни странно, но длинное монашье одеяние не портило ее, а скорее наоборот, подчеркивала стать и рост.
   Анин двинулся к выходу.
   - Мы больше не увидимся, - остановила его Надин.
   - Мне кажется, что пока каждый сказал друг другу все, что хотел. Разве не так, Надя?
   - Пожалуй, - в очередной раз испытывая смущение, согласилась она.
   - Буду ждать твоего приглашения, - сказал Анин и вышел из комнаты.
   В Москву они вернулись поздно ночью. Город уже спал, редкие машины пронзали световыми клинками своих фар густую, словно смола, темноту. Всю заключительную часть дороги Надин боялась, что заснет за рулем; её сейчас даже не радовал тот факт, что она с успехом справилась с первым этапом своего плана. Она сама не ожидала, что все пройдет так легко, гладко и быстро. Теперь начиналось самое трудное и даже в какой-то мере опасное. Но думать о том, что ей вскоре предстоит, было сейчас свыше её сил.
   Наконец показалась неоновая вывеска гостиницы. Надин поставила машину на стоянку, и слегка пошатываясь от усталости, выбралась из салона. Следом за ней повторила этот подвиг и Патриция. На обратном пути она почти ни о чем ее не спрашивала, и Надин была благодарна за это дочери. То, что ей не надо было отвлекаться на пререкания с ней, сохранило у Надин немало сил.
   Они поднялись в номер. Надин, вопреки своей многолетней привычки, даже не стала умываться перед сном, а сразу же плюхнулась на кровать.
   - Я еще никогда так не уставала, - не без труда ворочая языком проговорила она, отвечая на недоуменный взгляд дочери.
   - Но мне кажется, ты можешь радоваться, ты добилась всего, чего хотела. Разве не так?
   - Настоящий успех приносит не радость, а смертельную усталость, - сказала Надин. - А до неё еще очень далеко, - задумчиво добавила она.
  
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
   Старый дачный поселок утопал в зелени, за которой прятались маленькие деревянные халупы. Узкую грунтовую дорогу с двух сторон сжимали обвитые плюшем изгороди. Машина неторопливо двигалась по тропинке, оставляя за собой воздушные змеи из пыли и мусора.
   Надин с волнением смотрела вокруг, узнавая и не узнавая когда-то родные ей места. Двадцать лет она не была здесь, с того самого памятного лета, А тут, кажется, мало, что изменилось, разве, что провели свет и газ. Да и деревья на дачных участках подросли, стали толстыми и высокими, обзавелись пышной шевелюрой из ветвей и крон. А тогда они еще, словно подростки, были совсем тоненькие и маленькие, и любой, даже не сильный порыв ветра заставлял, словно школьниц-гимнасток, изгибаться.
   Она хорошо помнила, как строился и разрастался этот поселок, как дружно копали люди неподатливую, сопротивляющуюся их усилиям глинистую землю, как вырастали на ней дома. Она помнила, как возводил их дачный домик отец; он был замечательный умелец и почти все работы выполнил сам. Сначала он построил первый этаж, но не удовлетворившись достигнутой высотой, на следующий год принялся сооружать еще один. Они тогда очень гордились тем, что их загородный небоскреб, как шутили они, был один из самых больших и лучших в поселке, и соседи по участку ходили к ним осматривать его, как на экскурсию. Видел бы он, что сделала его дочь, какой особняк отгрохала она на том же самом месте, где еще недавно стояла заброшенная, полу развалившаяся постройка. Впрочем, она сама еще живьем не видела его, только на фотографиях, которые регулярно присылал в Париж ее здешний агент. Любопытно, какое впечатление произведет их загородная вилла на ее дорогую Патрицию.
   - Нам еще долго плестись по этому унылому поселку? - в туже секунду, что Надин подумала о ней, напомнила о себе и Патриция.
   - Нет, вот мы и приехали. Тормози.
   Перед ними возвышался большой двухэтажный каменный замок, еще больше напоминающий своих средневековых собратьев узкими вытянутыми в высоту готическими окнами. Надин взглянула на дочь и увидела, что Патриция явно застыла в изумлении, смотря на это великолепное сооружение.
   - Мама, ты сошла с ума, - наконец произнесла свой вердикт она.
   - Почему ты сделала такой сногсшибательный и далеко идущий вывод? - едва заметно улыбнулась Надин.
   - Но ведь все это стоит черт знает сколько денег. Мы бы могли на них купить маленький домик на побережье.
   - Купим и вовсе не обязательно маленький, купим большой, настоящую виллу. Уверяю тебя.
   - Но на что? Теперь я понимаю, почему ты столько раз мне говорила, что мы должны экономить. Все из-за этой грандиозной стройки.
   - Только частично. У меня возникли и другие проблемы. Что касается этой, как ты говоришь, грандиозной стройки, то, уверяю тебя, мои затраты окупятся.
   - Каким образом. Мы продадим этот замок в тридорога?
   - Я надеюсь на другое решение.
   - А что мы будем делать с этим строением, когда уедем отсюда?
   - Еще не знаю. Может быть, как ты говоришь, продадим, а может быть, найдем этому дому иное применение. Например, сдадим в аренду. Признаться честно, я еще об этом не думала.
   - А о чем ты думала?
   - Я думаю о том, что завтра к нам приедет много гостей и надо все подготовить к их приему. Работа предстоит довольно большая. Я написала своему агенту, как он должен обставить дом, чтобы все чувствовали себя тут комфортно. Но я не уверена, что он все сделал, как надо. У нас не должно быть сомнений, что тут есть все, что нам может понадобиться.
   - А что нам может понадобиться.
   - В первую очередь ключи, чтобы открыть эти тяжелые ворота.
   Надин достала из сумочки гремучую связку ключей и вставила один из них в массивный висячий замок. По выложенной плиткой дорожке они прошли к дому.
   Внутри дом был отделан скромно, без всяких излишеств, но со вкусом. Надин неторопливо бродила по его коридорам, заглядывала в комнаты, решая, кого в какую из них поселить. Для себя она выбрала небольшую, как назвала она ее в шутку, светелку. Мысленно она похвалила своего агента, вкус у него был безупречный, хотя мебель была и недорогой, но очень приятной. Она подумала, что за те деньги, что она выделила на эти цели, не так-то легко было хорошо обставить такие огромные хоромы. Но он отлично справился со своей задачей; если она и в самом деле купит когда-нибудь виллу на побережье, то не исключено, что она призовет его меблировать и её.
   И все же работы, как и предвидела Надин, было очень много. Когда она ехала сюда из Франции, то обдумывала вариант приглашение в дом прислуги. Но затем решила, что все заботы по ведению домашнего хозяйства и обслуживанию гостей они возьмут с Патрицией на себя. Конечно, она немного отвыкла от подобных занятий, особенно трудно ей придется с приготовлением пищи; не так-то просто каждый день кормить такую ораву. Тем более, почти все они привыкли к хорошей еде. Но зато это будет для неё неплохой практикой и особенно она пригодиться Патриции; в преддверие семейной жизни дочери совсем неплохо будет пройти подобный курс обучения.
   Они действительно протрудились весь день, убирая дом, скребя и моя полы, расставляя посуду, рассовывая вещи по шкафам и антресолям, застилая кровати. Надин то и дело поглядывала на дочь, но та на ее удивление работала старательно и неожиданно довольно споро. Но больше всего удивило Надин то, что за все это время из уст Патриции не вылетела ни одна жалоба на свою несчастную судьбу; она все делала столь добросовестно, словно прониклась всей важностью возложенной на неё задачи. К концу дня, давно отвыкнув от такого напряженного труда, Надин почувствовала, что у нее отваливаются ноги и руки. Это дают о себе знать годы или перенапряжение, спрашивала она себя, видя, что Патриция продолжает оставаться почти такой же свежей, как и в самом начале их совместной деятельности. Скорей всего все вместе. Она подумала, что пора завершать эту работу, в конце концов небольшой беспорядок, который встретит ее старых друзей, будет отдавать даже некоторым шармом; праздновать новоселье можно и в не до конца благоустроенном жилище. А завтра у них всех будет грандиозный праздник.
   Надин была слишком усталой, для того чтобы что-то готовить; она вскипятила чай и сделала бутерброды. Они решили поужинать в саду.
   Вечер был очень теплый и тихий, на темном небе искрились кристаллики звезд, прячась в деревьях, играл с молодой листвой ветер, с соседних участков периодически доносилось бдительное тявканье, предупреждающих злоумышленников о своем существовании, собак. Надин и Патриция сидели на удобных шезлонгах, изредка покусывали бутерброды, запивая их теплым чаем.
   - Значит, именно здесь и протекали события того знаменитого лета, - вдруг проговорила Патриция.
   Надин посмотрела на дочь; в темных сгустках позднего вечера были видны лишь контуры ее лица, но все же ей показалась, что Патриция усмехается.
   - Этому лету только еще предстоит стать знаменитым, - ответила Надин, меняя недоеденный бутерброд на сигарету.
   - И все же я не понимаю, что случилось такого особенного двадцать лет назад, что тебе понадобилось вернуться сюда, да еще притащить с собою свою несчастную дочь.
   - Абсолютно ничего не случилась, - сказала Надин.
   - Вот те на! Ты, словно назойливая пчела, все уши прожужжала мне о том, какое великое значение имело в твоей жизни это лето, а теперь говоришь, что тогда ничего сногсшибательного не происходило.
   - Так и есть, - невольно улыбнулась Надин, - великого ничего не случилось, а значение было действительно большим.
   - Не понимаю, - тряхнула головой Патриция. - Мы с моими друзьями тоже вместе проводим лето, но ни у кого не возникает и мысли, что это имеет какое-то значение. Просто мы отдыхаем, развлекаемся. Надо же как-то убивать время раз родители нам его зачем-то подарили. А способов, как это сделать, придумано не так уж и много.
   - Знаешь, в чем твоя беда и беда твоих знакомых, вы хотите на все вопросы получить немедленно ответы. Вам скучно самим заниматься их поиском, вам непременно требуется кто-то, чтобы все вам разъяснил.
   - Я вижу, что ты так увлечена этим делом, что растянула этот процесс аж на двадцать лет?
   - Он, может быть, растянут и на двести и на две тысячи лет. Все зависеть от двух вещей.
   - Ты не сочтешь за великий труд мне их перечислить.
   - Ты бы и сама могла догадаться. Все зависит от самого вопроса и того ответа, какой хочешь получить. Если тебе нужен ответ самый простой и банальный, не для того, чтобы понять, а для того, чтобы почувствовать уверенность, что ты чего-то там знаешь, то тогда это один срок. А если ты желаешь постигнуть самую сердцевину явления, то тогда тебе понадобятся совсем другие усилия и совсем другое время.
   - Я так понимаю, вы тогда хотели постигнуть самую сердцевину, найти в траве на дачном участке философский камень.
   - Как ни странно, но ты близка к истине. Хотя, как теперь выясняется, у каждого было свое понимание этой сердцевины и своя степень желания ее постигнуть.
   - И ты приехала сюда, чтобы оценить достижения своих друзей в понимание сердцевины и в поиске философского камня?
   - Что ж, можно сказать и так. Пожалуй, это весьма любопытная формулировка моей задаче.
   - А как бы ты ее сформулировала?
   Надин всерьез задумалась, вопрос дочери застал ее отчасти врасплох. Она никогда не любила словесно обозначать те цели, которые ставила перед собой. В ней просто всегда вдруг возникало ощущение: это она должна непременно достичь, это она должна непременно понять, этим она должна непременно завладеть, дабы чувствовать себя комфортно, дабы поселить внутри себя уверенность, что она добралась до требуемого ей результата, что карабкается именно на ту вершину, на которую и хочет взобраться. И точно также, не вдаваясь в долгие размышления, она поступила и на этот раз. Патриция не может понять, что если начать все пытаться вербализировать, анализировать, расставлять по полкам и раскладывать по полкам шкафа и развешивать по плечикам, то появляется немалый риск, что она никогда так и не сумеет определить цель ее возвращения. Знакомые считают ее очень прагматичной и, подобно стреле пущенной умелым лучником, целеустремленной, летящей прямой дорогой к нужному результату - и они правы. Она действительно всегда идет до конца, не успокаивается, пока не получит желаемого. Но никто не догадывается, что и её знаменитые практичность и целеустремленность на самом деле вытекают из полной неясности и аморфности ее чувств и стремлений. И как знать, не в этом ли ее счастье; иначе она могла бы быстро исчерпать весь свой потенциал желаний и намерений и во второй половине жизни остаться ни с чем, лишь слабо греясь у того костра, который зажгла в ней когда-то юность. Сколько таких погасших, как вечернее освещение утром, людей она встречала на своем веку, и всякий раз, сталкиваясь с ними, испытывала испуг; а вдруг однажды тоже самое случится и с ней. И она предпринимала все возможное, а подчас и невозможное, чтобы этого не произошло бы. Но Патриции вряд ли стоит об этом рассказывать, по крайней мере, сию минуту; все равно она не поймет и не из-за глупости, а из-за молодости; для постижения этих, в общем-то банальных истин, нужно непременно обладать грузом прожитых лет и вызванными ими страхами.
   По-видимому, Патриции надоела молчаливая задумчивость матери, и она напомнила, что ждет ответа на поставленный вопрос.
   - Значит, все-таки ты не знаешь, зачем сюда приехала?
   - А если это и так, - вдруг усмехнулась Надин. - А ты часто знаешь, почему ты поступаешь, так или иначе? Ответь только честно.
   - Почти никогда не знаю, - подумав секунду, согласилась Патриция. - Вернее знаю, но как-то неопределенно. Вроде бы чего-то хочется, но почему хочется - непонятно.
   - Я поняла тебя, - довольно улыбнулась Надин. Все-таки они похожи друг на друга гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. И это хорошо, это дает надежду на то, что Патриция сумеет понять мотивы ее поступков даже тогда, когда она будет не слишком их одобрять. А ей бы очень не хотелось когда-нибудь выйти из доверия дочери. - Но коли это так, то почему ты отказываешь мне в возможности действовать точно таким же образом. Будь ко мне снисходительней. И тогда у тебя сразу отпадет куча претензий ко мне.
   - Но я же вижу, что ты действуешь строго по плану. Каждый твой шаг продуман. Значит, все, что ты делаешь, подчиняется какой-то цели. Хотя какой я никак не могу понять, а ты не желаешь объяснить.
   А она молодец, умница, одобрила ход размышлений дочери Надин. Вот только свой ум зачастую она использует исключительно для того, чтобы удовлетворять свои очередные капризы.
   - Конечно, я действую не вслепую. Но то, что я делаю, мало отличается оттого, что я делала в течение всей своей жизни. Мои желания остаются неопределенными, но шаги выверенными. Именно такой подход и помогал мне до сих пор достигать успеха.
   - Мама, - засмеялась Патриция, - если ты ставишь своей задачей окончательно запутать меня, то ты близка к ее достижению. Если я правильно тебя поняла: ты не знаешь, чего хочешь, но твердо двигаешься к намеченной цели.
   Надин улыбнулась, эта игра нравилась ей, в сущности, вся ее жизнь и была посвящена составлению и разгадыванию подобных кроссвордов; без них она бы не выдержала те испытания, которые неизвестно по какой причине наслала на нее судьба.
   - Ты неплохо сформулировала один из принципов моего поведения. Все дело в том, что со временем начинаешь понимать, что цели нет, что единственная достойная усилий цель и есть сама жизнь, каждое ее мгновение. Молодость диктует другие представления, она чувствуют себя неуютно, если не видит перед собой какой-то важной задачи. Девушка хочет удачно выйти замуж, юноша сделать карьеру или быстро разбогатеть. Но когда девушка превращается в замужнюю даму, а юноша становится богачом, то они вдруг начинают понимать, что все эти грандиозные цели мало чего стоят. К замужеству также быстро привыкаешь, как и к богатству, и начинаешь с тоской думать о том счастливом времени, когда ты еще не была замужем и свободна от всех этих докучливых обязанностей, или когда ты был беден, но молод, и тебя любили девушки за твою красоту и ум, а не за твои деньги. И тогда к человеку приходит невольно мысль, что на самом деле все это не стоит и половины усилий, что были истрачены, дабы получить все эти ценности.
   - Что же в этом случае имеет ценность? Ты меня просветишь?
   Надин зажгла новую сигарету.
   - Но разве из моего ответа неясно. Ценность - это сама жизнь, каждое ее мгновение. Скажи, что ты сейчас слышишь?
   Патриция затихла на несколько секунд.
   - Тебе все перечислить или выборочно.
   - Как тебе удобно.
   - Тогда загибай пальцы. Слышу, как шуршит ветер в деревьях, как противно тявкает собака на соседнем участке, как где-то недалеко радио играет какую-то дурацкую мелодию, как кто-то идет по тропинке, как тлеет твоя сигарета, как бурчит у меня в животе... Достаточно или еще?
   - Вот видишь, я так и думала, что главного ты не услышала. Ты не услышала, как течет время. А не услышала потому, что тебе оно еще кажется бесконечным потоком. А вот я слышу, как оно течет, каждый день.
   - Выходит, ты уехала сюда за утекшим временем. Но это же полный абсурд!
   - Почему же абсурд, да еще полный. Я еще не сумасшедшая и вовсе не ставлю задачу повернуть время вспять.
   - Но что же тогда ты хочешь?
   - Хочу узнать, на что оно ушло, в том числе и у меня.
   - А ты разве не знаешь?
   - А вот это я и хочу выяснить, знаю или не знаю. Тебя удивляет, что я задалась таким странным вопросом?
   Патриция пожала обнаженными плечами.
   - Тебе не холодно? - спросила Надин.
   - Чуть-чуть. Ночью здесь, по-видимому, довольно прохладно.
   - Тогда пойдем в дом. Да и спать пора. Завтра мы должны быть непременно в отличной форме. Ты помнишь, что нам предстоит тяжелый день.
   Надин еще в Париже решила, что в этом доме они будут спать в разных комнатах и даже на разных этажах: Патриция внизу, она наверху. Она проводила ее до двери, пожелала дочери "спокойной ночи" и поднялась к себе. Несмотря на то, что день выдался тяжелый, сна еще не было ни в одном глазу. Она подошла к окну, внимательно посмотрела на темный сад, затем перевела взгляд на усеянное гирляндами звезд небо. Где-то там находится Бог, и он смотрит сейчас на неё. Интересно, что он думает об её затеи, вот бы разузнать. У нее возникло редко посещаемое ее желание помолиться. Это от того, что она неуверенна в своей правоте и ей как бы заранее хочется заручиться прощением У Всевышнего. Но даже если она и не права, она знает, что все равно ничего не изменит, уж такая у нее натура, она никогда не отступает от однажды принятых решений. В этом ее счастье и несчастье. Такое уже не раз случалось; она прилагает все усилия, чтобы добиться своего, но, добившись, сама же от этого и страдает. Но уж так, по-видимому, устроена жизнь, превращая одновременно успех в самонаказанье. А потому, стоит ли в чем-то сомневаться, терзать себя муками совести. В конце концов, она лишь хочет, чтобы каждый только получил бы по заслугам - и ничего более. И себя она вовсе не исключает из этого списка. Тогда, двадцать лет назад, они были все вместе и в горе и в радости, вместе они будут и сейчас.
  
   _ _ _
  
   День выдался ясный и жаркий, еще дневное светило не заняло свое место на небосклоне, а уже парило вовсю. Надин откинуло легкое одеяло и подошла к окну. Несколько секунд любовалась небесной лазурью, затем стала одеваться. Она прошлась по дому, по-хозяйски заглядывая в его уголки, приоткрыла дверь в комнату Патриции; дочь лежала на кровати и читала книгу, не выказывая ни малейшего желания присоединиться к ней. Она не стала настаивать; время еще есть, вряд ли кто-нибудь приедет в такую рань. Интересно, в какой последовательности будут появляться гости; вчера перед сном она составила список, кто и за кем будет следовать, и ей интересно, угадает ли она.
   Надин вышла в сад, села на оставленный с вечера шезлонг. Все готово к приему гостей, остается лишь дождаться их. На какой-то миг ее вновь одолели сомнения, но она тряхнула головой, и они, словно напуганные птицы, и в самом деле через мгновение куда-то улетели.
   Послышались чьи-то шаги, и Надин удивленно посмотрела в сторону ворот; так рано она не ждала никого. Но через секунду она уже устремилась навстречу к своему первому гостю.
   Она открыла ворота, Максаков сделал несколько шагов по тропинке и остановился, как вкопанный.
   - Надин, черт возьми, объясни, что это такое? - показал он на возвышающий перед ним дом.
   - Как что? - деланно удивилась она. - Это мой летний домик.
   - Это не летний домик, это зимний дворец, черт возьми!
   - Тебе, как человеку искусства, видней, - засмеялась она.
   - Я ожидал увидеть твой старый деревянный домишко. Где же он?
   - Это он и есть, я только немного позволила себе его подреставрировать.
   - Это ты называешь реставрацией, - хмыкнул Максаков.
   Пока Максаков любовался особняком, Надин внимательно разглядывала его. Не могло быть никаких сомнений, что перед тем, как отправиться сюда, он долго и тщательно скоблил свои впалые щеки и шею. И вообще, выглядел довольно прилично. И все-таки какие-то неуловимые признаки подсказывали ей, что Сергей приехал к ней после большого перепоя. Что-то было неуверенное в его походке, а руки вели себя уж слишком нервно; то сжимались в кулаки, то снова разжимались, то вдруг оказывались в карманах, то вылетали, словно чего-то испугавшись, из них.
   - Да, черт возьми, домишко ты отгрохала знатный. И мы будем все жить в этом палаццо. Здорово. Слушай, - внезапно он повернулся к ней так резко, что чуть не сбил ее с ног, - но как тебе все это, черт возьми, удалось? Это же стоит огромные деньжищи.
   - Деньги немалые, - согласилась Надин, - но мне совершенно неожиданно удалась одна коммерческая операция. Знаешь, такое везение случается раз в жизни. И я решила вложить основную часть полученных от неё денег в этот дом. В память о нашем лете. Сам посуди, не могла же я принимать вас в той халупе. Вы же теперь все стали очень солидными людьми: философами, бизнесменами. Ты - вот известный режиссер.
   - Да, да, это верно, люди мы теперь солидные, - быстро сказал Максаков, вновь переводя взгляд на дом. Ну что будем делать, отправимся на экскурсию. Билеты, надеюсь, пока брать не надо.
   - Нет, - улыбнулась Надин, - для своих вход бесплатный.
   Она провела его по дому, объясняя что и где находится.
   - А эту комнату я приготовила для тебя.
   Максаков вошел в помещение, прошелся от двери до окна, остановился на середине.
   - Мне нравится, - одобрил он. - Здесь есть все, чтобы с радостью встретить старость. Я остаюсь.
   - Я рада, что угодила тебе. Я постаралась, как могла, учесть твои вкусы. Там бар, а там небольшая библиотечка.
   Максаков кивнул рассеяно головой, затем подошел к бару, открыл дверцу и присвистнул.
   - Да тут, черт возьми, выбор богаче, чем в самом роскошном ресторане. - Он достал бутылку "Наполеона" и несколько мгновений вертел в ее руках. - Выпьем, Надюша, за мой приезд и нашу встречу.
   - Мне сейчас не хочется, Сережа. Может быть, отложим до того, как соберутся все.
   Но ей показалось, что Максаков даже не расслышал ее слов, так как весь был поглощен откупориванием бутылки. Стремительным движением он сорвал пробку и налил коньяк в стоящие в баре рюмки.
   - Надя, я чертовски счастлив тебя видеть, - протянул он ей рюмку. - Если бы не ты я может быть еще не скоро выпил бы этот замечательный коньяк. - Он засмеялся своей шутке. - Нет, правда, я на самом деле просто фантастически счастлив, что вижу тебя. Дай я тебя поцелую. - Его губы на несколько мгновений прилипли к ее щеке.
   Она не лукавила, ей на самом деле не хотелось сейчас пить коньяк; она вообще ничего не любила пить по утрам, кроме кофе. Но не поддержать Максакова она тоже не могла; в конце концов, и она рада его лицезреть.
   - А библиотеку ты не посмотришь? - спросила Надин, желая его хоть чем-то отвлечь, видя, что Сергей не расстается взглядом с бутылкой.
   - Да, конечно, сейчас гляну.
   Он подошел к книжной полке, провел рукой по корешкам.
   - Здесь в основном пьесы, - несколько удивленно произнес он.
   - Но ты же режиссер.
   - Ты считаешь, что режиссеры читают исключительно пьесы.
   - Нет, конечно, но это в основном пьесы не самые известные. Я подумала, что тебя может что-то заинтересовать.
   - Спасибо тебе, Надя, я непременно прочитаю все это.
   Внезапно дверь отворилась, и на пороге показалась Патриция. Она с явным любопытством смотрела на первого долгожданного гостя.
   - Сережа, познакомься, это моя дочь. Её зовут Патриция.
   - Черт возьми, у тебя невероятно красивая дочь! - восхищенно воскликнул Максаков. Он подошел к ней и протянул руку.
   Надин внимательно следила за выражением лица Патриции и потому, как сохраняло оно во время церемонии представления свою невозмутимость, она поняла, что Максаков не произвел на неё слишком большого впечатления.
   - Не надо ей слишком часто говорить об этом, девушек это портит.
   - Ерунда, - решительно возразил Максаков, - это только делает их еще более привлекательными. Уж я, как режиссер, это знаю.
   - Патриция, - проговорила Надин, - Сергей Иванович известный российский режиссер.
   - О я это схазу почувствовала, - почему-то картавя больше чем обычно проговорила Патриция. - А какой ваш последний спектакль?
   - Сирано де Бержерак, - ответила за него Надин. - Я сказала правильно.
   - Правильно. А когда же приедут все остальные?
   - Надеюсь, что все соберутся сегодня. Ну что, ты хочешь отдохнуть в своей комнате или посидишь с нами? Мы, кстати, собираемся пить кофе.
   - Естественно, черт возьми, я иду с вами. Только быстренько разложу вещи.
   Они расположились на веранде. Патриция принесла кофе, рогалики и масло.
   - Это весь твой завтрак? - спросил Максаков.
   - Да, я привыкла к такой еде. Во Франции все так завтракают. Но если ты хочешь что-то еще, Патриция тебе принесет. Дом забит продуктами.
   - Да нет, мне хватит и этого. Я не хочу особенно есть.
   - А вы нам не хасскажите о театхальная жизнь Москвы. Я очень люблю театх, - проговорила Патриция, покрывая хлеб тоненькой корочкой из масла.
   - Да жизнь, как жизнь, на самом деле, девушка, ничего интересного. А откуда вы так хорошо знаете русский?
   - Я - студентка филологического факультета, изучаю хусский язык и литехатуха. И кхоме того, моя мама, как может вы знать, - хусская.
   Максаков посмотрел на Патрицию, затем перевел взгляд на Надин.
   - Знаешь, все я ожидал, но только не увидеть эту роскошь да еще в твоем исполнении.
   - Ты не рад?
   - За тебя - рад, но когда я сюда ехал, я вспоминал тот небольшой деревянной дом, где все мы спали почти вповалку.
   - Юноши в одной комнате, девочки - в другой, - улыбнулась Надин. - А потом постепенно стали перемешиваться, как в коктейли напитки.
   - Разве? А мне казалось, что все так и оставалось.
   - Ты забыл. А было очень много забавных сцен. Сначала все немного стеснялись, и девушки оставались у юношей ненадолго, а потом уходили.
   - Неужели было время, когда мы были стеснительными.
   - Было, Сережа. Хотя длилось оно не очень долго. Постепенно и вы и мы перестали стесняться и оставались друг у друга столько, сколько хотели. А знаешь, кто подал первым пример? Ты и Алена.
   Она увидела, как мгновенно наплыла хмурая тучка на лицо Максакова. Из кармана он достал пачку сигарет.
   - Вы были хешительный мужчина, - вдруг подала голос Патриция.
   Максаков не слишком приветливо посмотрел на нее.
   - Разве ты не помнишь, как это было? - спросила Надин.
   - Помню, просто я забыл, что мы были первыми.
   - Я лежала в темноте рядом с вами и слышала, как вы всю ночь целовались. И чертовски завидовала вам.
   - Много чего было, - как-то не очень охотно проговорил Максаков, попыхивая сигаретой. - Но какое это имеет сейчас значение? Прошло столько лет, ты еще вспомни, как я поцеловал однажды девочку в детсаду.
   - У вас такой большой опыт, - проговорила Патриция.
   - Представьте себе, я самый опытный мужчина на свете. Если вам нужны советы, обращайтесь в любое время суток.
   Кажется, они с первой минуты невзлюбили друг друга, отметила Надин. Что ж, одна пара уже есть. Потом надо спросить, почему Патриции так не понравился Сергей.
   - Я пхедпочитаю получать собственный опыт, - отбила атаку Патриция.
   - У каждого свои бзиги.
   - Как пехевести слово "бзиги"? - поинтересовалась Патриция.
   - Бзиги - это значит свои пристрастия, - попыталась дать филологическое толкование этого термина Надин.
   - Не пристрастия, а отклонения, - поправил ее Максаков.
   - О, я вас поняла, - радостно объявила Патриция, - это означает, что я не совсем в себе.
   - Примерно, - согласился с этим вариантом Максаков.
   - Но вхачи другой мнения. Я недавно обследовалась, они говохят, что я нохмальна.
   - Врачи ничего не понимают. Я, как человек искусства, вас уверяю, что у вас явно бзиг.
   Это в нем заговорил коньяк, когда он выпьет, то становится агрессивным. Это отмечено в той справке, что передало мне агентство, думала Надин, наблюдая за старым другом. Интересно, а что будет с ним после нескольких рюмок? Надо будет провести научный эксперимент.
   - Я что-то действительно немножечко устал, - вдруг проговорил Максаков. - Пришлось рано вставать. Если ты не против, я недолго вздремну. Как кто-нибудь появится из наших, ты меня растолкай.
   - Хорошо, Сереженька, только учти, толкать я тебя буду сильно.
   Он засмеялся, поцеловал Надин и вошел в дом. Он собирается не спать, а пить, подумала она.
   - Какое у тебя от него впечатление? - спросила Надин дочь.
   Патриция сморщила носик.
   - Он какой-то запущенный. От него разит тлением. Ты этого не почувствовала?
   Надин неопределенно пожала плечами.
   - Он был душой всей нашей кампании. - "Если бы не Мохов, я влюбилась именно бы в него", добавила она, но только уже мысленно.
   - Я не знаю, что было, я говорю, что есть.
   Надин хотела что-то сказать, но не успела, внезапно она услышала, как вылетевший из домофона чей-то голос просил открыть дверь его обладателю. Любопытно, кто же пришел вторым, совпадает ли он с её списком.
   Анин неторопливо ступал по дорожке. Он был в своем длинном монашеском облачение, в руках же держал элегантную дорожную сумку. Это странное сочетание придавало ему довольно забавный и странный вид.
   Возле дома он остановился, не меняя спокойного выражения лица взглянул на него, а затем обернулся к Надин.
   - Где ты меня поселишь?
   - Пойдем, я тебе покажу твою келью.
   Они вошли в дом, Анин по-прежнему шагал молча, не задавая никаких вопросов. Такое его поведение несколько обескураживало Надин, но она тоже решила ни о чем его не спрашивать. Если он надеется, что она будет выпытывать, что он думает при виде этого шикарного особняка, то он заблуждается, она не хуже его умеет хранить молчание.
   - Вот твоя комната, - сказала она, распахивая дверь.
   Она вошла в нее вместе с Аниным.
   - Тебе нравится?
   - Да. Впрочем, это не имеет значения. Спасибо тебе, Надя.
   Разговор явно не клеился, они стояли рядом друг с другом, но у неё было ощущение, что перед ней не ее старый друг, а совершенно незнакомый человек. К ней даже на минутку закралась мысль, что, может быть, она зря пригласила его. Он уже переселился окончательно в другой мир, и с этим больше никак не связан. А впрочем, это даже еще интересней, посмотрим, так ли он на самом деле отрешен от всего мирского, как пытается демонстрировать каждую секунду. Но именно эта демонстрация и вызывает подозрение. А может быть, все-таки кое-что еще осталось в нем от прежнего?
   - Ты хорошо добрался? - наконец придумала она вопрос.
   - Да, хорошо.
   - Специально для тебя я подобрала небольшую библиотечку, в основном богословскую литературу, редкие авторы.
   - Я обязательно всё просмотрю.
   - Если ты голоден, то мы будем на веранде и там тебя покормим.
   Анин посмотрел на неё.
   - Я приду, я действительно проголодался.
   Слава богу, что у него все же еще сохранились какие-то человеческие желания, и он испытывает голод, думала Надин, спускаясь со второго этажа. Она снова села в шезлонг на веранде.
   - Сейчас спустится Саша, он хочет есть, приготовь ему что-нибудь, - попросила она дочь.
   - А что едят в этой стране священники? - чуть заметно усмехнулась Патриция.
   - Не знаю, сделай, что хочешь. Я думаю, они здесь всеядны, по-моему, ему все равно, еда для него потеряла всякую привлекательность.
   Странная встреча, там, в монастыре он был немного поразговорчивей. Если он все время будет таким, то вряд ли его пребывание здесь украсит их общество. Ей вдруг захотелось, чтобы он вышел поскорее из своей кельи. Когда-то он был самый справедливый из них; если возникали споры, то к нему обращались, как к судье, с просьбой рассудить оппонентов. И он неплохо справлялся с ролью арбитра. И ей бы хотелось, чтобы и на этот раз он бы исполнил её.
   Анин показался минут через пятнадцать. Он не переоделся, и черная монашеская ряса слегка волочилась по полу. Он кивнул ей головой и сел рядом.
   Так как особого желания начать с ней общаться, он не выказывал, то Надин ничего не оставалось другого, как внимательно рассматривать его и пытаться понять, с каким настроением он приехал сюда.
   - А тебе очень идет и твое одеяние и твоя борода. Я уверена, что в ваш монастырь специально приходят женщины только доля того, чтобы взглянуть на тебя.
   - Да, - спокойно подтвердил он, - такое случается.
   - И как ты к этому относишься?
   - Никак, это меня не интересует. Это не мои проблемы. - Он посмотрел на нее и впервые на его губах промелькнуло нечто отдаленно напоминающее улыбку.
   - Но, наверное, среди них попадаются и красивые?
   - Попадаются, - спокойно подтвердил Анин.
   - И это тебя нисколечко не волнует?
   - Нет.
   - Любопытно, а как сделать так, чтобы меня перестали интересовать мужчины? Мне кажется, это совершенно невыполнимая задача.
   - Ты не права, на самом деле этого добиться гораздо легче, чем многие себе представляют. Есть специальные упражнения.
   - Ты мне их как-нибудь покажешь?
   - Если ты пожелаешь. Но я обошелся без них.
   - Без них?
   - Да, я сконцентрировал все свои помыслы на Боге, а за это он мне помог освободиться от плотских желаний.
   - Это весьма похоже на сделку.
   Анин удивленно посмотрел на неё, и по его взгляду она поняла, что до сих пор ему не приходила в голову подобная мысль. Надин почувствовала нечто вроде торжества.
   - Это не сделка. - Его голос неожиданно зазвучал сердито. - Одно поглотило другое. Если человек подлинно приходит к Богу, то все иное отмирает само собой. Бог - это так много, что он поглощает всё. Я бы очень хотел, чтобы ты однажды поняла эту истину.
   На веранде показалась Патриция, и Надин усмехнулась про себя. Девушка переоделась, шорты сменила такая коротенькая юбка, что при малейшем дуновении она приоткрывала шелковые голубенькие трусики. Кажется, начинается, подумала Надин.
   Ей была интересна реакция Анина, но тот, казалось, не обратил внимания на этот вызывающий наряд девушки. Патриция поставила перед ним поднос, на котором дымилась чашечка кофе, а на блюдечках ее окружали бутерброды и печенье.
   - Пхошу вас, кушать, отец Александх. Я пхавильно вас назвала?
   - У меня нет сана, поэтому я не могу быть отцом Александром.
   - А кем же вы тогда можете быть?
   - Могу быть Сашей, Александром Анатольевичем, дядей Сашей. Как вам будет угодно.
   - Я могу выбхать, как вас называть одну из этих ваших замечательных имен?
   - Да, вы можете выбрать. Я разрешаю.
   - Тогда выбихаю Саша. Мне очень нхавится это имя. Оно такое милое. И вам сильно идет. Я всегда мечтать иметь мужа с таким именем. Вы согласны?
   - Согласен.
   - Саша, а вам не жахко в вашей одежде. Мне, напхимех, жахко даже в моей майке и юбке.
   - Мне тоже жарко, - подтвердил Анин. - Я обязательно переоденусь.
   - А если мы пойдем на озехо купаться, вы можете одеть тхусы?
   - Ты имеешь в виду плавки, - уточнила Надин.
   - Да, точно, плавки.
   - Я, думаю, вы меня еще увидите в плавках, - пообещал Анин.
   - О, это будет очень интехесно. И когда наступит этот счастливый момент, когда я смогу увидеть вас в этом замечательном нахяде?
   - Точно не знаю, но думаю, что наступит.
   - Это станет самым лучший день в моей жизни, вы только обязательно скажите, я не хочу никак пхопустить это зхелище. Я бы вас сфотогхафиховала.
   - Не беспокойтесь, я предупрежу вас заранее. И если пожелаете, буду вам позировать.
   Надин с интересом посмотрела на лицо Анина, но оно сохраняло полное спокойствие. Может, стоит осадить Патрицию? Или все же позволить продолжать ей этот спектакль?
   - Ты знаешь, Саша, - проговорила Надин, - Патриции через несколько дней исполнится девятнадцать лет.
   - Я вас поздравляю.
   - А я себя не поздхавляю.
   - Почему?
   - Потому что это гигантский возхаст. Я ощущаю пхиближение стахость. А я очень боюсь стахость.
   - Вы боитесь не старости, вы боитесь жизни.
   - Жизни? J' ai peur de la vie? - добавила Патриция почему-то по-французски.
   - Да, жизни. Вас мучают какие-то проблемы, скорей всего неуверенность в себе.
   - Вы пхавы, я очень неувехенна. А если мне пойти, как и вы, в монастыхь.
   - Об этом всегда человеку стоит задумываться. Но, полагаю, это пока не ваше решение.
   - Почему же не мое? - разыграла обиду Патриция.
   - Потому что монастырь - это не укрытие от жизни.
   - А что же такое? Я всегда считала, что в монастыхь уходят те, кто не сумел отыскать свой место в жизни. Хазве не так?
   - Не совсем так. Когда-то я тоже так думал. Но потом понял: тот, кто не нашел место в жизни, не найдет его нигде. Даже в монастыре. Или точнее - прежде всего не в монастыре. В этом случае там ему будет особенно тяжело.
   - Это любопытная мысль, - заинтересовалась Надин. - Я всегда считала, что монастырь - это гавань, которая укрывает корабль от ветра.
   - Ветер повсюду, Надя, и от него укрытия нет.
   - Тогда что же по-вашему монастыхь? - спросила Патриция.
   - Это то место, где человек и Бог встречаются.
   - А больше они встхетятся нигде не могут, только в монастыхе? Но это не лучшее место для свидания. Я там была, там не уютно.
   - Они могут встретиться повсюду. Просто некоторым людям, чтобы встретить Бога нужно уйти из мира в монастырь. Так им сподручнее. А уйти из мира можно где угодно, важно не где находится твое тело, а где пребывают твои мысли, твоя душа.
   - Даже находясь здесь можно встхетится с Богом? - спросила Патриция и в её голосе послышалась нарочитая недоверчивость.
   - А чем это место хуже любого другого. Верно, Надя?
   - Да, пожалуй, ты прав.
   - Но если я не могу удалиться в монастыхь, то мне хотелось бы исповедоваться у батюшки. Я пхавильно сказала - батюшка, - с удовольствием, почти на распев, повторила она последнее слово.
   - Правильно, - подтвердила Надин.
   - Вы меня исповедуете, батюшка?
   - Не могу, я не принял сана.
   - Какая жалость, quelle pitie. А я так надеялась исповедоваться у батюшки. Я накопила много гхехов.
   - Вы их коллекционируете, как марки?
   - О нет, но так получаете. Что я не делать, но почему-то почти всегда выходит гхех.
   - Единственное, что я могу для вас сделать, это поговорить с местным священником. И он исповедует вас.
   - О как это замечательно! - воскликнула Патриция. - Я буду вам так благодахна. Если бы вы знать могли, сколько у меня гхехов. Можно я вас поцелую?
   Надин в очередной раз внимательно взглянула на Анина, пытаясь отыскать на его лице хотя бы слабые следы каких-то чувств и особенно замешательства. Но оно было невозмутимо, как у сфинкса.
   - Поцелуйте.
   Патриция приблизилась к Анину, слегка склонила коленки и довольно благочестива поцеловала его недалеко от губ в щеку.
   - А знаешь, - вдруг сказала Надин, - ты очень сильно изменился, больше всех остальных ребят. У меня такое чувство, что рядом со мной сидит совсем другой человек, не тот Саша Анин, которого я когда-то знала. Я даже не предполагала, что люди могут так кардинально меняться.
   - Боюсь, Надя, ты не совсем понимаешь, что со мной случилось за эти годы.
   - Может, ты объяснишь.
   Анин задумчиво посмотрел на неё.
   - Мне нечего скрывать, но это невозможно все быстро понять. Нужно время. У меня на это ушел не один год.
   - У нас есть время, Саша.
   - Тогда нет проблем, ты все поймешь так же, как понял я, - едва заметно улыбнулся Анин. - Только не торопись. Здесь нельзя ничего понять разумом.
   - А чем же тогда?
   - Душою. Если она готова принять эту истину, рано или поздно она примет её. А если не готова, то будь у тебя дважды по семь пядей во лбу, все равно ее тебе не постичь.
   - Но ты мне поможешь подготовить себя к ее постижению?
   - Конечно, Надя. Но если не ошибаюсь, к нам кто-то идет.
   Надин поспешила к воротам. Она отворила их и пропустила в сад маленького человечка. Они поцеловались.
   - Да это же самый настоящий дворец - проговорил Чижов восхищенно.
  - Ты даже не представляешь, какая ты молодец.
   - Немного представляю, - усмехнулась Надин. - Ну, пойдем, Ленечка, я тебя представлю моим гостям.
   Она подвела его к веранде. Ей было интересно, как пройдет встреча двух старых товарищей. Они узнали друг друга мгновенно.
   - Саша! - воскликнул Чижов и устремился в объятия к Анину. Несколько мгновений они стояли, словно влюбленные, прижавшись друг к другу. Зрелище было довольно уморительным, ибо Чижов не доставал Анину даже до плеча и тому приходилось сильно нагибаться, чтобы их объятия были бы взаимными.
   - Эта одежда, это серьезно? - спросил Чижов, слегка отодвигаясь от Анина. - Впрочем, я знаю, что серьезно, я всегда ожидал от тебя нечто такого.
   - Ты ожидал, что Саша станет монахом? - искренне удивилась Надин.
   - Ну не совсем монахом, но что он когда-нибудь может выкинуть подобный фортель, я это предчувствовал.
   - Странно, - отозвался Анин, - двадцать лет назад ни о чем таком я не задумывался.
   - Я - тоже. Но это было глубоко подсознательное предчувствие.
   - Ты можешь объяснить, почему оно у тебя возникло? - осведомилась Надин.
   Чижов как-то обречено вздохнул.
   - Это очень нелегко сделать.
   - Может, попросить Патрицию принести тебе чашечку кофе и тогда тебе будет легче вспоминать. Кстати, познакомься, это моя дочь.
   Чижов, не скрывая восхищения, взглянул на девушку.
   - У такой красивой женщины, как ты, должна быть именно такая красивая дочь. Она похожа на тебя, она точно такая же, какой ты было тогда.
   - Mersi, monsieur pour votre compliment - сделала Патриция книксен. - Вам кофе с молоком или без молока?
   - С молоком, - несколько ошарашенный таким изысканным сервисом, попросил Чижов.
   Патриция умчалась, Чижов проводил её восхищенным взглядом, который казалось так и прилип к ее развивающейся, подобно парусу на ветру, юбке. Надин посмотрела на маленького философа и едва заметно улыбнулась: он всегда был очень влюбчив, её всегда удивлял тот факт, как мало ему было необходимо для того, чтобы он воспылал самой сильной страстью. Не будь он столь непривлекателен внешне, женщины бы непременно, в конце концов, сгубили его, и он никогда не стал бы известным ученым. Воистину нет худа без добра. Интересно, понимает ли это Чижик?
   - Ребята, я так рад, что нахожусь среди вас, - проговорил Чижов.
  - Уже все собрались?
   - Нет Мохова и Алены. Сергей спит в своей комнате, - пояснила Надин.
   - А... - начал было Чижов, - но тут же проглотил готовые уже вырваться наружу слова. - Значит, ждем семейство Моховых. Интересно, как они выглядят. Олег, наверное, очень шикарен. А Алена красива почти как ты, Надюша.
   - Я помню, ты долго не мог выбрать, кому из нас двоих отдать предпочтение.
   Чижов с улыбкой посмотрел на нее.
   - Могу открыть тебе маленький секрет, я колебался недолго. Кстати, забыл спросить, а чем занимается Сережа. Я как-то потерял его из вида.
   - Он режиссер, причем, довольно известный, - сказала Надин.
   - Режиссер, - задумчиво протянул Чижов. - Не слышал. Впрочем, я нечасто хожу в театр. Знаешь, последний раз был года два назад.
   - Кофе, господин философ, - громко и торжественно объявила Патриция, показавшись на веранде с кофе и бутербродами. - Ваш устхоит наша скхомная пища?
   - Не обращай на неё внимание, - сказала Надин. - Она у меня немного взбаломошная. Она считает, что ей все дозволено, и что она очаровательна не зависимо от того, что делает и что говорит. Такой уж стиль поведения у современной молодежи.
   - Я это хорошо знаю, я же постоянно имею дела со студентами. Ты даже не представляешь, что они отмачивают.
   Чижов откровенно любовался девушкой, следуя глазами за каждым ее движением.
   - А это пхавда, что вы - настоящий философ? - спросила Патриция, садясь рядом с Чижовым и кладя ногу на ногу.
   - Нет, не правда, я всего лишь доктор философских наук.
   - А это хазве не одно и тоже?
   - Нет, это совсем разные вещи, Патриция. Доктор философских наук - это тот, кто знает, кто изучает философия. А философ - это тот, кто воплощает свои принципы в жизни.
   - Что ты имеешь в виду, Ленчик? - спросила Надин, внимательно смотря на него.
   - А разве я не ясно выразился. Философия - это стиль жизни. У меня же стиль жизни обычного рядового доктора наук, то бишь обыкновенного обывателя. Сократ был философом, а те, кто изучают его мысли и поступки, они просто ученые. На каждого Сократа в мире приходится, как минимум, по тысячи ученых, которые сидят с мензурками и препарируют все, что он когда-то говорил и делал.
   - И вы тоже пхепахихуете?
   - И я тоже препарирую.
   - А зачем вы это делаете?
   - Это мудрый вопрос, Патриция. Я это делаю потому, что раз я живу на земле, то должен что-то делать, должен чем-то кормить жену и двух дочерей. И сам иногда есть и пить. Не говоря уж о том, чтобы одеваться, хотя бы раз в год вместе с семьей съездить в отпуск. Вот и использую для этих неблаговидных целей всяких там Сократов.
   - А если бы вы получать однажды много-много денег, вы бы пехестать пхепахиховать ваших несчастных философов?
   Чижов с любопытством посмотрел на Патрицию.
   - А у тебя замечательная дочь, Надин. И очень похожа на тебя не только внешне. Я помню, ты тоже любила задавать сложные вопросы.
   - А ты любил на них долго и так подробно отвечать, что иногда я просто засыпала. Хотя это было далеко не всегда. Помнишь, мы иногда разговаривали целыми вечерами. Я очень благодарна тебе за них и часто вспоминала твои слова. Многое из того, о чем ты мне тогда говорил, мне пригодилось в жизни. Надеюсь, что ты также детально будешь все объяснять и моей дочери.
   - Конечно. Можешь не сомневаться, я с большим удовольствием отвечу на все её вопросы. Даже самые трудные и неприятные. Обещаю.
   - Все слышали, вы дали обещание! - воскликнула Патриция и захлопала в ладоши. - Тепехь я буду к вам бесконечно пхиставать. Вы даже не пхедставляете, сколько вопхос накопилось у меня. Знаете, я всю жизнь мечтала найти человека, котохый отвечал бы на все мои вопхосы.
   Внезапно дверь отворилась, и на веранду почти вывалился Максаков. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что он в дрызг пьян.
   - Черт возьми, ребята, до чего же я рад вас видеть! - закричал он. Через секунду он уже сжимал в объятиях Анина. - Внезапно он отстранился. - Послушай, Сашок, да ты что, монах? Вот здорово, как тебя угораздило?
   - Я - пока только послушник, Сережа, - спокойно ответил Анин.
   - Послушник. - Максаков нахмурился, по-видимому, пытаясь осознать, что сие означает. - Это значит, ты как бы монах, но еще не монах. Но получается, что тебе не возбраняется выпить! - вдруг радостно воскликнул он, и его лицо даже просветлело. - Надюша, у тебя не найдется еще какая-нибудь бутылочка?
   - Не надо никаких бутылок, Сережа. Я не буду пить. И прошу, ты тоже больше не пей. Лучше сядь и давай поговорим. Мы же давно не виделись.
   - Но я же и хочу выпить за встречу. - Максаков плюхнулся на стул и обвел мутными глазами вокруг себя. - Ленчик, малыш, я тоже рад тебя видеть. Позволь я тебя обниму.
   - Не вставай, - поспешно проговорил Чижов. Он подошел к Максакову и поцеловал его в щеку.
   - Как я рад, черт возьми, что я среди вас, вы даже не представляете до чего же я рад. И это все благодаря ей, - ткнул он пальцем в направлении Надин. - Это она нас всех свела в этом великолепном дворце. Откуда у тебя такой великолепный дворец? Колись, Надежда. Ты взяла банк или получила звание "мисс мира"?
   - Какая разница, откуда, - рассмеялся Чижов, - главное то, что он есть. И то, что мы сейчас будем жить все вместе в нем, как двадцать лет назад.
   - Ты прав, - согласился Максаков, - стоит ли задавать все эти дурацкие вопросы. Ты, Ленчик, всегда был самым умным среди нас. Я помню, как ты учил нас не задавать ненужные вопросы. Что же ты нам говорил, подождите сейчас вспомню: тот, кто слишком много спрашивает, никогда не знает по-настоящему, чего он хочет понять. Его интересуют не ответы, а собственные вопросы. Я правильно тебя процитировал, Чижик?
   - По крайней мере, очень похоже, Сережа. Не исключено, что я действительно говорил нечто подобное.
   - Вот видишь, не забыл. Я всегда был уверен, что ты у нас гений. И, как видишь, оказался прав, я читал твою книгу. Ну то есть листал Но все равно понял, что ты написал замечательную штуковину. Хотел тебе позвонить, поздравить, но знаешь как у нас, все время в суете: репетиции, спектакли, разъезды.
   - Ничего, Сереженька, спасибо за намерение. Зачастую оно значит больше, чем факт самого действия.
   - А о чем ваша книга? - подала голос Патриция.
   - Это трудно объяснить двумя словами.
   - А хазве у вас в запасе всего два слова?
   - Патриция! - осуждающе воскликнула Надин.
   - Ничего, Надя, мне нравится, что твоя дочь такая смелая и говорит все, что приходит ей на ум.
   - Ты думаешь, она говорит всё, - усмехнулась Надин. - Если бы она, в самом деле, это делала, уверяю тебя, мы бы здесь не усидели в своих шезлонгах.
   - Так вот о книге, - проговорил Чижов, все также восхищенно смотря на Патрицию. - Я в ней рассматривал проблему поиска человека самого себя.
   - А человек ищет самого себя?
   - Обязательно ищет. Именно этому и посвящена вся его жизнь.
   - А зачем себя искать? Вот я, вот все вы. А если кто меня не видать, тот может меня пощупать.
   Надин с некоторым удивлением увидела, как залилось краской лицо Чижова.
   - Конечно, можно использовать и такой метод самопоиска. Но я имел в виду нечто другое.
   - А, вы говохить о внутхеннем поиске, - изображая глубочайшее разочарование, протянула Патриция. - Но я и мои дхузья этим не увлекаться.
   - Этим все увлекаться, - улыбнулся Чижов. - Но это долгий разговор.
   - А хазве вы не обещать отвечать на все мои вопхосы?
   - Обещать, - подтвердил Чижов. - Но нельзя же на все вопросы ответить в первый же день. Иначе о чем будем говорить во все последующие дни.
   Внезапно раздались громкие и повелительные гудки клаксона.
   - Кто-то приехал, - сказала Надин. - Пойду посмотрю на новых гостей.
   Около ворот стоял "Мерседес", а рядом с ним чета Моховых. Чуть поодаль находился молодой человек, в котором Надин узнала телохранителя Олега.
   Мохов, поигрывая в руках темными очками, устремился навстречу Надин.
   - Встречай своих гостей, Надя. А ты между прочим сногшибательно выглядишь.
   - Ты тоже выглядишь на все пять. Здравствуй, Олег. Здравствуй, Алена. - Надин поцеловала их по очереди. Затем подошла к телохранителю. - Здравствуйте, молодой человек. Рада приветствовать вас у себя.
   - Здравствуйте, - сдержанно ответил Николай и слегка наклонил голову.
   Надин внимательно посмотрела на него.
   - Он будет находиться со мной все то время, что мы пробудем у тебя, - небрежно пояснил Мохов. - При моем положении это необходимо. Надеюсь, ты не возражаешь?
   - Что ж, очень хорошо, мы будем только чувствовать себя в большей безопасности. - Зачем он его привез, подумала она. Это странно. Или Мохов чего-то боится? И где она поселит этого молчуна, строя дом, она рассчитала его так, что не будет никого посторонних. У неё нет лишних комнат.
   - Проходите в сад и в дом, - пригласила она.
   Едва они миновали ворота, как Мохов внезапно остановился.
   - Это и есть тот наш маленький домик, - присвистнул он от восхищения. - Как тебе это удалось?
   - Я очень старалась, Олег, - пряча улыбку, ответила Надин.
   - Я хорошо знаю цены на недвижимость, этот дом стоит примерно... - Мохов теперь смотрел на особняк взглядом профессионала-оценщика. - Бог ты мой, да он стоит... Теперь взгляд его выражал смесь изумления и восхищения. - Слушай, да ты же у нас богачка.
   - Ну. ты преувеличиваешь. Просто мне немного повезло с одним делом. Вот я и решила вложить деньги в дом.
   - Жаль, что ты не пришла вовремя ко мне. Я бы тебе нашел дом не хуже, но подешевле. Было время, когда я активно занимался этим бизнесом; иногда можно купить вот такой дворец довольно недорого. Бывает, что некоторым людям нужно срочно избавиться от имущества, чтобы это не сделали за них другие, - усмехнулся Мохов.
   - Может быть, я и допустила ошибку, но теперь её уже не исправишь. Да я и не очень думала о том, чтобы что-то сэкономить. Мне хотелось построить дом именно на этом месте. Мне кажется, ты понимаешь мои мотивы.
   - Ты замечательно все сделала, - впервые подала голос Алена. - Хотя знаешь, я бы предпочла пожить в том старом домишке.
   - А я - нет, - громко проговорил Мохов. - Мне больше неохота жить в сараях.
   Они подошли к веранде.
   - Ребята, вот и я! - закричал Мохов. - Будем обниматься. По порядку становись. Ленчик, как самый маленький, ты имеешь преимущество. Говорят ты профессор. Я всегда верил в тебя, как мусульманин в Аллаха.
   Мохов наклонился к Чижову, слегка приподнял его и крепко прижал к себе. Затем он подошел к Анину; они были одинокого роста и несколько секунд молча стояли друг против друга, затем тоже обнялись.
   - Это у тебя серьезно? - спросил Мохов, трогая рукой монашью рясу.
   - Серьезно, Олег.
   - Знаешь, Сашок, вот чего никогда не понимал, так это почему люди уходят в монахи. Ну больные или умом тронутые - это как-то понятно. А вот такие здоровые мужики, как ты... Может, объяснишь?
   - Прямо сейчас. - Тонкие губы Анина слегка коснулась улыбка. - Садись, слушай.
   - Нет, ты молодец, хотя и монах. Но если ты думаешь, что я спросил просто так, то ты ошибаешься. Я непременно все выпутаю у тебя.
   Теперь Мохов повернулся к Максакову, и Надин, чтобы ее не отвлекало от этого зрелища даже дыхание, в прямом смысле затаило его. Ей было очень интересно, как пройдет эта историческая встреча.
   - Сережка, Сережка, давай-ка с тобой, брат, поцелуемся.
   Максаков неподвижно стоял перед Моховым и как-то чересчур напряженно смотрел на него.
   - Ты чего, не хочешь целоваться? - удивленно воскликнул Мохов, видя, что Максаков остается по-прежнему неподвижным, словно статуя. Он наклонился к нему и, по-видимому, учуял запах. - Да ты, уже, кажется, браток, хорошо накачался, - довольно засмеялся Мохов. - А почему мы вообще не пьем за встречу. Не порядок. Николай, - приказал он, - принеси из машины наши припасы.
   Николай повернулся и быстро пошел к оставленной на дороге машине.
   - Так, мы будем целоваться или нет? - спросил Мохов Максакова.
   Сергей кивнул головой и как-то неловко обнял старого друга.
   - А теперь топай к моей дорогой жене и скажи ей "Здрасьте". - Мохов взял за руку Максакова и слегка подтолкнул его к ней.
   Максаков сделал несколько нерешительных шагов в сторону Алены.
   - Здравствуй, Сережа, - первая сказала она и протянула руку.
   - Здравствуй, Алена. Как поживаешь?
   - Хорошо. А ты?
   - Я отлично живу. У меня есть все, что нужно для жизни.
   - Все, что нужно для жизни, не бывает ни у кого, - громко засмеялся Мохов. Он подошел к паре и одной рукой обнял жену, другую расположил на плече Максакова. - Запомни это. Все, что нужно, есть только у покойников, и то только тогда, когда они уже лежат в гробу, а на их ногах натянуты замечательные белые тапочки. А живому постоянно чего-нибудь не хватает. Причем, чем больше он имеет, тем больше ему и не хватает. Это я понял на своем опыте; сначала думал, что заработаю столько-то, и у меня всего будет навалом. Заработал и оказалось, что ничего подобного, нет еще стольких самых разных вещей. Потом заработал еще больше - опять то же самое. И так без конца.
   - Зачем же тогда зарабатывать, Олег? - негромко спросил Максаков.
   - А для того, чтобы иметь возможность заработать еще больше. А потом еще больше. Главное в жизни, как в работе на конвейере, - это не останавливаться. Если остановился раз, считай у тебя уже половина пропало, остановился снова - считай, что ничего нет. Вот я уверен, что из всех присутствующих по-настоящему мои глубокие мысли понимает только наша Надя. Ты меня понимаешь?
   - Да, Олег, ты абсолютно прав. Это поезд, который невозможно остановить.
   - Ты точно сказала, это самый настоящий поезд, на котором либо ты сам едешь, либо который тебя давит.
   - Но с него можно спрыгнуть.
   - И сломать шею. И даже если не сломаешь шею, куда прыгать? Куда не прыгнешь, везде одно и то же. Разве не так?
   Надин подумала, что, к сожалению, Олег прав, по крайней мере, ей с поезда прыгать некуда. Она сама не понимает, почему вдруг стала ему возражать. На самом деле в их мыслях и ощущениях гораздо больше общего, чем различий. Пожалуй, он самый близкий здесь ей по духу человек. Вот только она не уверена, что это так уж хорошо.
   Появился Николай, держа в каждый руке по бутылке шампанского.
   - Наконец-то мы отметим нашу встречу. Надежда, где бокалы?
   - Патриция, принеси бокалы, - переадресовала просьбу Надин. Через минуту Патриция вернулась, неся на подносе семь бокалов.
   - Патриция, - негромко напомнила ей Надин, - нас, кажется, восемь.
   - А телохханителям пить не положено, я вехно говохю? - взглянула она на Мохова.
   - Вообще-то верно, но за нашу встречу можно. Николай, выпьешь с нами.
   - Я не могу пить, - вдруг впервые подал голос Николай.
   - Почему вы не можете пить? - спросила Патриция.
   - Потому что я на работе.
   - Я тебе говорю, выпей! - повелительно и одновременно чуть раздраженно произнес Мохов.
   - Не могу, патрон.
   - А вы все вхемя пить не станите, пока будеть находиться у нас? - поинтересовалась Патриция.
   - Да. - Николай и Патриция мерили друг друга взглядами, и Надин слегка забеспокоилась; итак, этот парень здесь находится неизвестно зачем и портит весь такой безукоризненный замысел и если он еще не поладит с дочерью, то это может сильно подгадить ь ей, Надин, настроение.
   - Ладно, братья мои меньшие, - сказал Мохов, умело откупоривая первую бутылку. Закинув пробку в траву, он разлил вино по бокалам. - Я хочу вам и заметьте совершенно искренне сказать одну вещь. А вещь это самая простая, я несказанно рад, что оказался среди моих самых старых и самых верных друзей. Прошло, нет, пролетело всего каких-то жалких двадцать лет - и мы снова здесь, в прежнем кругу. И разве это не здорово. И плевать на все наши достижения, на все заработанные и не заработанные капиталы, главное, что мы живы и счастливы лицезреть друг друга. И все это благодаря нашей любимый Надюши. Скажу честно, когда она такая вся из себя шикарная заявилась ко мне в кабинет и предложила бросить все и приехать сюда, то я даже серьезно не воспринял её слова. А теперь я понимаю, сколько бы потерял, если бы не оказался тут, среди вас. Выпьем, ребята за нас, за нашу молодость, которая, несмотря ни на что, продолжается.
   Все выпили, затем Мохов долбанул рюмкой по дереву, и она разлетелась на множество мелких осколков. Все, правда, с меньшим энтузиазмом последовали его примеру.
   - Надя, я куплю тебе гораздо более красивые бокалы. Сегодня же пошлю Николая в ближайший магазин. Здесь есть поблизости магазин, где продается хорошая посуда?
   - Не знаю, Олег, где-нибудь, наверное, есть, - ответила Надин, слегка раздосадованная постигшей её посуду судьбой.
   - А вы не боитесь остаться без своего вехного телохханителя? -
  спросила Патриция.
   Мохов как-то странно посмотрел на неё.
   - Боюсь, девушка, но не может же мой лучший друг оставаться без посуды.
   - Если я вас пхавильно поняла, вы предпочитать купить посуду, чем быть увехенным за свою безопасность.
   - Мне нравится твоя дочь, Надя, у неё острый язык.
   - Она многим нравится, - почему-то вздохнула Надин. - Не знаю только это хорошо или плохо? А сейчас пойдемте я покажу всем ваши комнаты. А вечерам я объявляю, что состоится большой прием по случаю нашей встречи, которая случилась ровно через двадцать лет.
  
   _ _ _
  
   Надин внимательно осмотрела себя в зеркале и осталась довольна своим видом. Она на секунду дотронулась рукой до прически, затем поправила кофточку. Через минуту-другую она откроет вот эту дверь и войдет в зал, где её уже ждет накрытый стол, и где расположились ее друзья. То, к чему она готовилась столько времени, то, чему отдала столько труда и денег, должно вот-вот совершиться. У неё даже не осталось несколько минут на сомнения, права она или нет, это уже не имеет никакого значения потому что наступил момент её выхода на главную сцену её жизни.
   Она подумала о том, что, наверное, то же самое чувствует молодая артистка, впервые исполняющая роль в премьерном спектакле. У неё сегодня тоже премьера. Что ж, есть возможность посмотреть, как она пройдет и что она за актриса.
   Надин внимательно оглядела веранду. То, как расположились её гости, вызывало в ней неподдельный интерес. Супруги Моховы сидели рядом и все же как-то не вместе; Олег с каким-то безразличным видом украшал комнату колечками из дыма, Алена же смотрела куда-то в сторону и была погружена в бездонный океана своих мыслей. Еще одна пара - Чижов и Анин о чем-то негромко беседовали; прямо противоположная картину можно было наблюдать в другом углу, где расположились Патриция и Николай; они стояли очень близко, но не только молчали, но еще и делали вид, что не обращают друг на друга внимания.
   - Внимание, друзья, - громко сказала Надин. - Я рада еще раз всех приветствовать в моем доме. Как вы расположились, есть ли жалобы на хозяйку.
   - Жалоб нет, - бодро выкрикнул Мохов. - Между прочим, я понял, чем наша Надя занимается у себя во Франции. Предлагаю попробовать угадать. У кого получится, тому приз в тысячу долларов.
   - Стрижет собачек, - со смехом воскликнул Чижов.
   - Работает топ моделью, - предположила Алена.
   - Помогает больным и сиротам, - сказал Анин.
   - Николя, а вы почему ничего не пхедполагаете? - вдруг спросила
  Патриция. - У вас есть мысли?
   - Пишет статьи, - сказал Николай.
   - Почему вы так думаете? - спросила Надин.
   - Вы всегда очень четко излагаете свои мысли.
   - Эта хорошая идея; если когда-нибудь мне придется уж очень трудно, то может быть, я попробую заработать на хлеб журналистикой.
   - Кто-нибудь угадал? - спросил Мохов.
   - Увы, никто.
   - Значит, приз достается мне, потому что я один знаю, чем занимается Надюша. Она владеет гостиницей.
   - Олег, ты гений, - сказала Надин. - У меня действительно небольшая гостиница. Но как ты догадался?
   - Это несложно. Я сразу понял, что ты отлично сечешь в гостиничном бизнесе. В следующий раз, когда я буду во Франции, я остановлюсь у тебя.
   - Отлично, у меня совершенно нежданно прибавилось одним клиентом. Значит, я не зря сюда приехала. А теперь предлагаю сесть всем за стол и начать торжественный прием по случаю нашей встречи.
   Все быстро заняли места за столом. И сразу же встал Мохов.
   - Хочу произнести тост. У каждого из нас своя жизнь и каждый из нас пошел предначертанным ему путем. И это замечательно, потому что нормально, потому что так и должно быть. Но при этом собственный путь каждого из нас не увел нас друг от друга. Честно скажу, я не так уж часто какого-то вспоминал; так иногда мы с Аленой по вечерам гадали, кто где и чем занимается. Но потом приходил новый день и смывал все воспоминания. Но в глубине души я был с вами, потому что есть вещи святые. И это наша дружба. Я так думаю, что вовсе даже не обязательно встречаться часто, может, в следующий раз мы увидимся еще через двадцать лет. Ну и что. Главное, что мы храним образы друг друга в своей душе. И я предлагаю выпить за редкость встреч и сладостность воспоминаний.
   Кажется, Олег всерьез решил занять место предводителя нашей маленькой, но славной кампании, думала Надин, слушая выступление Мохова. Он так привык всем руководить, что не может жить уже без этого. Но пусть на это не надеется, руководить здесь буду я.
   - Ты просто все замечательно сказал, Олег, - проговорила Надин. - И я с удовольствием выпью за твой тост. Но позволь внести в него маленькие коррективы. Мы немножко забыли то, что происходило двадцать лет назад, и что мы тогда решили в заключительный вечер. И не просто решили, а поклялись. Мы поклялись, что тщательно и беспощадно проанализируем жизнь каждого из нас и попытаемся хотя бы на то время, что мы находимся здесь, что-то изменить или исправить. Поэтому я предлагаю выпить еще и за нашу попытку понять, что же с нами произошло за эти годы.
   - Полностью согласен с тобой, - вскочил со своего места Чижов. - мы должны именно этим и заняться. Не знаю, как вы, а я приехал сюда с этой целью.
   - Послушайте, не надо быть смешными, - подал голос Мохов. - Мы все тут взрослые люди. Чего мы должны выяснять? Как прожили эти двадцать лет? А кому, какое дело кто и как их прожил. У всех своя жизнь и пусть каждый сам в ней и колупается. Жизнь человека принадлежит только ему. Скажи, Саша, разве я не прав?
   - Жизнь человека принадлежит Господу. Что касается предложения Нади, то не вижу причин его отклонить. Мы действительно давали такую клятву.
   - Да мало ли что было тогда. Нам же было по двадцать лет. Мы были абсолютными идиотами. Разве не понятно?
   - А почему ты думаешь, Олег, что мы были идиотами именно тогда, а не сейчас. Мы были тогда не идиотами, мы были искренними. А это, согласись, все же большая разница.
   - Ну искренними, если вам это больше нравится, что это меняет. Если я не желаю прилюдно раздеваться, почему я должен это делать.
   - Потому что ты дал клятву, - сказала Надин. - Подождите минуту, я сейчас вернусь.
   Надин вышла из зала и на самом деле вернулась через минуту. В руках она несла лопату.
   - Пойдемте все за мной, это не займет много времени, - сказала она.
   Все вышли в сад. Надин привела их к старой, полузасохшей яблони.
   - Вы помните это дерево?
   - Дерево, как дерево, - раздраженно буркнул Мохов. - Тебе его давно пора срубить.
   - Значит, вспомнил, - с удовлетворением констатировала Надин. - Кто из мужчин выкопает небольшую ямку. Вот здесь.
   - Давайте, это сделаю я, - вдруг вызвался Николай.
   - Пожалуйста, - охотно вручила ему лопату Надин.
   Было уже довольно поздно, но день еще не погас окончательно, и блеклый свет позволял хорошо видеть, что происходило. Они стояли кольцом вокруг энергично работающего лопатой молодого человека и наблюдали за ним с таким вниманием, как будто он должен был с минуту на минуту отрыть клад. Внезапно совок натолкнулся на что-то твердое и еще через минуту Николай извлек из земли полуистлевший деревянный ящик. Он протянул его Надин.
   - Пожалуйста, Николай, достаньте то, что там находится, - попросила она.
   Николай достал завернутую в двойной целлофан папку. Надин взяла её у него.
   - Нам лучше вернуться в зал, - предложила она.
   Все вновь заняли свои места за столом. Надин раскрыла папку.
   - Вы помните, что это такое? Это наша клятва, которую мы все приняли в последний день. Читаю: "Я, нижеподписавшийся, клянусь, что когда придет День и меня призовут дать ответ о всех моих деяниях в равной степени добрых и злых, я ничего не утаю перед моими товарищами и перед самим собой. Я буду не просто искренним, я приложу максимум стараний, чтобы понять то, чего я не понял, сказать то, о чем я хотел сказать, но не решался, я буду слушать правду о себе, какой бы она жестокой и горькой не была. На то время, что я буду находиться снова здесь, я отрекусь от самого себя, я забуду о том, что женат или замужем, я забуду о своих званиях, заслугах и прочих регалиях и буду только самим собой, буду таким, каким я себя сотворил к этому моменту. Эти обязательства я принимаю сознательно, я принимаю их для того, чтобы постигнуть подлинную суть своего я, потому что нет большей трагедии в жизни человеческой, чем трагедия неподлинности своего существования, непонимания собственной природы. В жизни нет ни правды, ни лжи, в жизни есть только одна великая истина, все остальное - это мошки, которые в бесчисленном количестве вьются вокруг неё. И я не желаю уподобляться таким мошкам, мне выпало счастье родиться человеком, а человек отличается от всех прочих тварей земных и морских тем, что способен понимать самого себя, способен анализировать свои действия и свои душевные порывы. В этом его миссия и великий долг перед Создателем, кто бы он ни был. И я хочу в полной мере его исполнить. А потому я перед лицом своих товарищей торжественно даю клятву, что не испугаюсь трудностей, которые нас ждут на пути самопознания, что не поддамся соблазну уклониться от того, чтобы узнать свою истинную сущность и понять подлинную цену всем своим поступкам и свершениям. Ну а если я смалодушничаю, если стану обманывать, скрывать свои мысли и дела, то пусть поразит меня кара небесная и общее презрение моих друзей." Каждый написал на отдельном листе эту клятву и расписался. Желающие могут посмотреть. - добавила Надин.
   - Сразу понятно, что эта писанина принадлежит Чижику, - бросил пренебрежительно Мохов. - Только он способен написать такое глубокомудрое философское сочинение.
   - А вот в этом ты ошибаешься, - сказала Надин, - ты забыл настоящего автора клятвы.
   - Неужели не Чижик, не может быть, не поверю, - засмеялся Мохов.
   - Поверишь, это писал ты.
   - Я?! Ты смеешься.
   - Разве ты забыл, как это все происходило. Как ты читал нам этот текст, мы вносили в него поправки, а ты яростно их отметал, потому что хотел быть единственным автором этого бессмертного произведения. Как видишь, ты и тогда не желал ни чем делиться с другими, в том числе и славой.
   Мохов наморщил лоб, пытаясь усилием памяти проникнуть сквозь плотную гущу прошедших лет.
   - В самом деле, что-то начинаю припоминать, - с каким-то недоверием к своим воспоминаниям произнес он. - Неужели я, в самом деле, мог это все сочинить. Фантастика.
   - Ты не только это сочинил, но и придавал своему сочинению большое значение.
   Мохов раздраженно отложил лист со своим автографом в сторону.
   - Даже если этот гениальный автор - я, так что же? Ну, нельзя же эти забавы малолетних детей принимать всерьез. - Мохов на мгновение о чем-то задумался. - Теперь я даже вспомнил, как сидел в комнате и сочинял эту клятву. Наверное, мне тогда казалось это довольно забавным занятием. Ну что же делать, если это все написала моя рука, мне что теперь её отрубить?
   - Почему бы и нет, - вдруг бросил реплику сидевший молчаливо Максаков. - Надя, где у тебя топор? Не волнуйся, Олег, я сумею это сделать аккуратно, будет немножечко больно, но сам понимаешь, ради такого важного дела, придется потерпеть.
   Мохов бросил на него недовольный взгляд.
   - Мне, кажется, пора кончать с этой шуткой. Клятва - это очень интересно, и ты молодец, что выкопала этот исторический документ. Если кто-то из нас удостоится чести иметь свой музей, то эта бумага займет там свое почетное место. Укроют ее под стеклом, и экскурсовод будет рассказывать, при каких необычных обстоятельствах она появилась на свет. Но сейчас пора заканчивать с этим делом и переходить к следующему пункту программы. У меня возник новый тост.
   - А как же клятва, Олег? - спросил, вскакивая со своего места, Чижов.
   Лицо Мохова перекосилось, как от зубной боли.
   - Ей богу, ребята, мы начинаем уже переигрывать. По-моему, пока все идет замечательно; вспомнили один эпизод из нашей прекрасной юности, теперь давайте, как в кино, перейдем к съемкам следующему. - Он решительно взял бутылку и стал разливать вино по рюмкам.
   - Я тоже считаю, мы должны решить, как поступить с нашими клятвами, - сказала Надин. - Нельзя просто так отказаться от данного когда-то слова. Если мы не уважаем собственных обязательств, то о чем вообще можно тогда говорить. Что же мы за люди. Олег, мне грустно тебя слышать, ты же бизнесмен, а бизнес весь держится на то, что каждый выполняет то, что обещает. Разве не так?
   - Ну, так. Но это бизнес, а здесь...
   - Мне даже странно слышать от тебя такие слова. Я хорошо помню, что ты всегда выполнял все, что говорил.
   - Что вы заладили одно и тоже. Нашей молодежи стало очень скучно, - кивнул Мохов в сторону Патриции и Николая. - Я уверен, что они смотрят на нас и думают, что за съезд идиотов собрался за этим столом.
   - Вовсе нет, - живо откликнулась Патриция на апелляцию к ней, - мне очень интехесно все, что тут пхоисходит.
   Мохов воздел руки к небесам и без сил рухнул на стул. Вместо него встала Надин.
   - Я предлагаю решить, как нам поступить. Станем ли мы клятвоотступниками или выполним то, что когда-то сами себе обещали. Пусть каждый из присутствующих выскажет свое мнение.
   Несколько секунд за столом царило молчание. Внезапно её разорвал взволнованный голос Алены.
   - Я хочу, чтобы мы совершили то, в чем поклялись. Не знаю, как другие, но я готова. Я больше не могу так и не хочу жить. Вся моя жизнь - это сплошной обман. Меня обманывают, а я позволяю это делать. Но это не может длиться вечно. Пусть будет то, что будет. И я уже ничего не боюсь. А ты, Олег, сам решай, как тебе поступить. Ты даже можешь уехать. Но я останусь. Надюша, ты не выгонишь меня. - Внезапно голос её прервался, и она закрыв лицо руками, зарыдала. Надин увидела, как стремительно приподнялся со своего места Максаков, но застыл, не зная, что делать дальше.
   Надин подошла к ней и мягко обняла за плечи.
   - Успокойся, Алена, все будет так, как ты пожелаешь.
   - Если бы ты только знала, - всхлипнула Алена и уткнулась ей куда-то в живот.
   - Я не знаю, но я предполагаю. - Надин взглянула на Мохова, но тот невозмутимо потягивал из бокала вино и делал вид, что к нему вся эта драматическая сцена не относится. - Для того ты и здесь, чтобы попытаться что-то исправить.
   - Ты думаешь, это возможно? - с надеждой посмотрела на неё Алена.
   - Конечно. Вопрос только в том, действительно ли ты этого хочешь. Или это только слова, внезапно вспыхнувшая эмоция. Очень часто люди страстно мечтают о переменах, а когда появляется возможность их осуществить, то они пугаются их и предпочитают все сохранить по-прежнему.
   - Да, это так, - согласилась Алена. - Со мной уже было такое. Однажды...
   - Ты об этом еще расскажешь, - прервала ее Надин. - А сейчас давайте решим наш главный вопрос.
   - Я согласен, - бесстрастно произнес Анин. - Если я ничего не скрываю от Бога, то уж тем более нет смысла чего-то скрывать от людей. Для меня это всего лишь продолжение того, что я уже начал. - Он пожал плечами, тем самым как бы давая понять, что он закончил свою маленькую речь и сказать ему по этому поводу больше нечего.
   - Я полностью согласен с тобой, Саша, и с Надюшей тоже согласен, - возбужденно проговорил Чижов. - Я долго ждал этого момента, у меня давно накопилась потребность рассказать все, что произошло со мной за эти годы. И дело даже не в клятве, а в том, что так надо. Мы были тогда мудрее, чем сейчас, подсознательно мы понимали, что нас ждет, и что может произойти с нами. Поэтому и дали это обещание.
   - А ты что скажешь? - посмотрела Надин на Максакова.
   Она видела, что Сергей находится в тяжелом раздумье, разнородные чувства вели в нем такую сильную борьбу, что выражение его лица, словно надписи на табло, менялось едва ли не ежесекундно. Внезапно он посмотрел на Надин и одним махом осушил бокал.
   - Я согласен, - сказал он и отвернулся. Она поняла, что никаких других комментарий от него она не дождется.
   - Остался один ты, Олег, - повернулась она к Мохову.
   - Я тоже согласен, - небрежно проговорил Мохов. - Если вы думаете, что я чего-то боюсь, то ошибаетесь. Просто я в отличии от вас понимаю, чем все это может закончиться. А потому предупреждаю всех сидящих: вы все пожалеете о том, что затеяли.
   Надин едва сумела погасить торжествующую улыбку, ей все же удалось одолеть Олега. Хотя был момент, когда она почувствовала, что находится в двух шагах от поражения. А что касается его последнего предупреждения, то очень вероятно, что Олег может оказаться правым. Но так устроена жизнь, все, что не делается в ней, сопряжено с риском. И никому это не дано изменить.
   Она посмотрела на расположившихся за столом людей. Все сидели притихшие, как после принятия очень важного решения. Нет, она все же не ошиблась в своих старых друзьях, они все-таки еще кое на что способны. И они не зря собрались здесь и тогда двадцать лет назад и сейчас двадцать лет спустя.
   - И что же будет дальше, хотел бы я знать, - вдруг проговорил Мохов. - У тебя есть какой-то план, как мы будем обсуждать свою жизнь. Будем делать это, как на приеме у психиатра, каждый по отдельности или все вместе. Кинем жребий, кому первому идти на исповедь. Тем более и ходить далеко не надо, свой батюшка у нас есть.
   - Я уже говорил, что не могу принимать исповеди, - сказал Анин, и в его голосе послышалось недовольство, граничащее с раздражением.
   - Да брось ты, можешь, не можешь, что тут конгрегат или синклит. Я так понимаю, ты без пяти минут священник или монах, что, по-моему, без разницы. Не ждать же нам всем, когда ты получишь сан. Мы на время пребывания здесь сами тебя и возведем. Хоть в епископы, хоть в митрополиты. А пока потренируешься на нас. - Мохов вдруг встал со своего места, подошел к Анину и плюхнулся перед ним на колени. - Грешен, прости меня отче, все грехи, какие можно, имею. Отпусти мне их, очень прошу тебя. И если возможно, то всем скопом.
   - Прекрати, - проговорил Анин.
   - Вот видишь, Надя, - сказал Мохов, вставая и отряхивая брюки, - не желает. Даже не знаю, что делать. Первый раз в жизни хотел покаяться - и не получилось. А когда снова возникнет такое желание, даже не представляю.
   - Я надеюсь, что гораздо раньше, чем ты думаешь.
   - Ты так считаешь. - В брошенном им на неё взгляде смешалось любопытство, недоумением и настороженность. - Ты меня просто интригуешь.
   - У меня к тебе будет одна просьба.
   - Ты же знаешь, - мгновенно растеклась по его лицу улыбку, - для тебя все, что угодно.
   - Я бы хотела, чтобы ты освободил Алену.
   - Освободил, но от чего. Мне кажется, она свободна. Если и есть на ней цепи, то только золотые, да и то на шее.
   - Нет, она не свободна пока она с тобой.
   - Вот как? Ты не свободна? - обратился он к жене.
   Лицо Алены запылало, как факел.
   - Так ты свободна или нет? Удовлетвори всеобщее любопытство, посмотри, с каким напряжением все ждут твоего ответа.
   - Олег, ты же прекрасно знаешь ответ, - сказала Надин. - Вы оба не любите друг друга. А потому оба не свободны. Но только её не свобода более тяжелая, потому что она целиком зависит от тебя. А у тебя есть возможность чем-то компенсировать свою несвободу. И ты этим активно пользуешься. Только это иллюзия, в глубине души ты несчастен, ты покупаешь все за деньги и знаешь, что если однажды они вдруг исчезнут из твоего кармана, то ты окажешься наедине с ней и с собой. И ты этого боишься, потому что, во-первых, виноват перед Аленой, а во-вторых, ты не знаешь, как жить со своей женой, потому что понимаешь, что ты ей не нужен. И она тебе не нужна. А ты не привык быть не нужным. Разве это не так, Алена?
   Алена посмотрела на Надин полными слез глазами и кивнула головой.
   - Смешно слушать вас, девочки, - проговорил Мохов, зажигая сигарету. - Мы нормальная пара. У нас есть проблемы, но у кого их сейчас нет. Все газеты и журналы полны статьями про ужасы семейной жизни. Мы не идеально подходим друг другу, но я никогда этого и не утверждал. А ты, Надюша, всегда отличалась придумыванием всяких небылиц.
   - Но почему бы тебе не послушать твою жену, ведь вы же ни разу не говорили с ней на эти темы. Насколько я понимаю, вы вообще ни о чем не разговариваете. Может быть, у неё есть другое мнение по этому поводу. Или ты боишься его услышать?
   - Ничего я не боюсь. Ладно, пусть говорит. Алена, публика ждет твоего выступления. Не волнуйся, здесь все свои, так что овация тебе обеспечена.
   - Я не волнуюсь, - вдруг каким-то странным, не свойственным ей тоном произнесла Алена. - Вернее, волнуюсь, но это не совсем то, что вы думаете. Мне страшно перед собой произносить эти слова. Хотя мысленно я их произносила много раз. Но когда произносишь что-то мысленно, то это имеет другое значение, чем когда ты говоришь вслух да еще перед людьми. Да, конечно, из нашего брака ничего не получилось. Все эти восемнадцать лет, что мы женаты, мы прожили напрасно. Текли просто дни, недели, годы и ничего не меняли. Я даже не очень жалею, что у меня нет ребенка, однажды я поняла, что не хочу, чтобы его отцом был Олег. И может быть, поэтому Бог мне его не дал. Как ты думаешь, Саша, такое возможно?
   - Вполне, - отозвался Анин.
   - Но зачем ты тогда вышла замуж за него? - спросил Чижов.
   - Не знаю. Вам известно, кого я любила. Но между нами что-то не заладилось, и он исчез. Я должна была что-то сделать, чтобы как-то погасить боль, чтобы что-то себе доказать, хотя что я так до сих пор не знаю.
   - Ты хотела ему отомстить, сделать ему больно, - негромко подсказала Надин.
   - Да, скорей всего это так, я была ужасна обижена. И мне хотелось иметь нечто прочное и крепкое, на что можно опереться. И я внушила себе, что мне нравится Олег. Хотя может быть, он мне тогда действительно нравился. Самое странное, что сейчас я не в состоянии сказать точно, нравился ли он мне или нет. И не потому ,что я забыла, что чувствовала, а потому что и тогда не знала, как было на самом деле.
   - Но почему, учитывая все обстоятельства, ты женился на ней? - спросил Чижов. - Зачем тебе, Олег, это понадобилось?
   - Я любил её, разве не понятно, какие еще нужны аргументы для женитьбы.
   - Ты прав, этих аргументов вполне достаточно, чтобы жениться, - вмешалась Надин, - но ты не любил её. Может, она привлекала тебя как женщина, учитывая, что Алена очень красивая, но это была не любовь. Это была зависть и порожденная ею месть.
   - Любопытная версия, - зло засмеялся Мохов. - Зависть кому, месть кому?
   - Сереже. Ты всегда ему завидовал за то, что он, а не ты был душой нашей кампании, за то, что его, а не тебя любила наша первая красавица. Впрочем, ты никогда не мог такое простить никому, ведь ты был уверен, что рожден для того, чтобы везде первенствовать. Ты женился на Алене с той же целью, с какой люди участвуют в скачках, ты хотел получить главный приз. И получил. Это был тотализатор. Ты поставил по крупному - и проиграл.
   - Все, что я делаю в жизни, - не скрывая злости, произнес Мохов, - это и есть сплошной тотализатор. Именно поэтому я здесь самый богатый. И я не считаю, что наш брак - ошибка, вы не знаете многого из нашей жизни. Вы не знаете первых наших лет, когда мы были поглощены друг другом, когда мы не вылезали из постели по целому дню, когда даже если расставались на час, то по пять раз общались с помощью телефона. Вы не знаете, как она заботилась обо мне, она терпеть не может готовить, но она специально выучилась делать мои любимые блюда. И проводила целые вечера на кухни, чтобы подать мне, когда я приду с работы то, что мне нравится. Я даже сотой доли сейчас не могу пересказать того, что было.
   - Да это так, - подтвердила Алена. - но это продолжалось недолго. В какой-то момент что-то оборвалось сначала во мне, потом - в нем. А может, наоборот, я не знаю. Я до сих пор не понимаю, что тогда происходило.
   - Если хотите, я могу объяснить, - вдруг сказал Анин. - Сначала это было ощущение новизны, это была игра в любовь без самой любви. Но такая игра, которая до поры до времени была очень похожа на настоящее чувство. Но все игры завершаются одним, они рано или поздно приедаются игрокам, становятся неинтересными.
   - Да, ты, наверное, прав, Саша. Это была игра. Я помню, что иногда у меня как бы наступал в ней перерыв, и я вдруг спрашивала себя: а почему я себя так веду, я что действительно люблю этого человека? И тогда я понимала, что на самом деле я только лишь упиваюсь этой ситуацией. Я как актриса, которая испытывает удовольствие оттого, что играет сцену любви, но сама при этом никого не любит. Но от этих мыслей мне становилось так страшно, что я гнала их как можно дальше от себя.
   - Но однажды наступил момент, когда ты не смогла их уже отогнать, - полуутвердительно полувопросительно проговорила Надин.
   - Да, - посмотрела Алена на неё. - Так было. Это случилось, когда однажды он позвонил и сказал, что не приедет ночевать, потому что я него важная встреча за городом. Но я слишком хорошо знала все интонации его голоса, чтобы поверить ему, что речь идет о делах. Я всегда знаю, когда он врет, а когда говорит правду. Я не сомневалась, что на самом деле речь шла о другой женщине. И тогда я поняла, что моя семейная жизнь рухнула. Мне стало очень страшно, но не из-за того, что у меня больше не было мужа, а потому, что я не знала, как поступать дальше. Я даже не могла решить должна ли я закатывать сцену ревности или делать вид, что верю его лжи. Я чувствовала, что мне не вырваться из этого капкана, он не даст мне этого сделать и что отныне придется играть постыдную роль обманутой жены.
   - Олег, я хочу попросить тебя об одном одолжении, - сказала Надин. - Освободи Алену хотя бы на это время от всех обязательств и обязанностей твоей жены. Пусть будет так, как двадцать лет назад, вы оба свободны.
   - От каких еще обязательств я должен её освобождать. Разве ты не видишь, что она свободна, она сама освободила себя от всех обязательств. А вообще, должен тебе сказать, это просто здорово; не успели мы провести под твоим гостеприимном кровом и сутки, как у нас распалась семья.
   - Не преувеличивай влияние моего скромного домика, - усмехнулась Надин. - Семья у тебя распалась давно, да, пожалуй, её никогда и не было. Но сейчас я хочу попросить: дай ей свободу, забудь на время, что она твоя жена, а ты - ее муж, пусть Алена сейчас делает то, что хочет как будто она абсолютно независимый человек. Совсем как тогда, когда ты еще не претендовал на владение её жизнью.
   - Ты этого хочешь, Алена? - спросил Мохов.
   - Да, Олег.
   - Понимаю. - Он внимательно обвел всех сидящих за столом взглядом, сделал небольшую остановку на Максакове, затем усмехнулся и, плеснув себе в рюмку вина, выпил его. - Пожалуйста, ты можешь поступать так, как тебе заблагорассудится. Я даже не понимаю, зачем нужно от меня какое-то разрешение. Мы вступили в зону, где действуют совсем иные законы, нежели там, - показал он куда-то рукой. - Мы вольны создавать свой особый мир, мы же все необыкновенные люди, мы дали какую-то бредовую клятву и теперь, не жалея своего живота, не желая задуматься о том, что нас ждет потом, выполняем её. Я все сказал.
   - Спасибо тебе, Олег, я не думала, что ты можешь согласиться на это, - вдруг проговорила Алена и поцеловала его в щеку. Мохов неопределенно пожал плечами и сунул в рот очередную сигарету.
   - Но получается, что я теперь тоже свободен, - вдруг встрепенулся он.
   - Да, - улыбнулась Надин. - Я думаю, у Алены нет желания посягать на твою свободу.
   Алена, подтверждая, кивнула головой.
   - Что ж, мне это нравится. - Мохов еще раз внимательно осмотрел присутствующих и чему-то усмехнулся.
  
   _ _ _
  
   Все разошлись по своим комнатам, Надин осталась одна. Она чувствовала, что немного устала. Все-таки напряжение было большое. Она посмотрела на стол, заваленный грязной посудой с остатками пищи, на бокалы, в которых на донышке плескалось вино, и вздохнула. Впереди предстояла огромная работа, дабы привести веранду в нормальное состояние. Но что делать, такова участь хозяйки. Но эти дела подождут, сейчас ей просто хочется подышать воздухом.
   Она спустилась в сад. Днем был довольно сильный ветер, но сейчас к ночи он почти совсем угомонился, и поэтому со всех сторон её окружала тишина. Внезапно за её спиной послышались чьи-то шаги. Она резко повернулась; рядом с ней стоял Чижов.
   - Ленчик, ты меня напугал, - с легким смехом сказала она.
   - Извини, но вот уж не думал, что такой маленький человечек, как я, может кого-то напугать.
   - Ты себя недооцениваешь. Не стоит измерять себя исключительно с помощью роста. Есть ведь и другие параметры. - Из кармана жакета Надин извлекла пачку сигарет и с огромным удовольствием закурила. - Знаешь, Ленчик, иногда такие простые вещи, как возможность выкурить сигарету вот в такой тихий теплый вечер, доставляет несравнимо больше удовольствие, чем любые почести или большие удачи.
   - Я давно понял, Надин, что счастье складывается из маленьких радостей и только из них. Наша погоня за непременно чем-то большим - это на самом деле пустая растрата времени и сил.
   - Ты думаешь, - задумчиво проговорила Надин. - А вот мне всегда хотелось достичь обязательно чего-то очень большого. Неужели я ошибалась?
   - Мне кажется, что - да. Если человек ставит перед собой большие цели, то и в глазах своих он выглядит очень значительным. Ему кажется, что это возвеличивает, возвышает его. А на самом деле речь идет о тщеславие, да о неутоленном честолюбии. Эти люди пытаются всю жизнь чего-то достичь, захватить как можно больший кусок, а когда не получается, то чувствуют себя обманутыми. И, в конце концов, оказывается, что вся жизнь у них потрачена впустую, они ощущают себя опустошенными и несчастными и невольно у них закрадывается мысль: а зачем было все это, ради чего? А на самом деле счастье у этих людей было совсем близко, надо было не гоняться за фантомами, а просто протянуть руку и схватить его. И бог с этими великими задачами, оказывается, без них вполне можно обойтись. И может вообще, они глупость и бред.
   - Любопытно. И давно ты, Ленчик, пришел к таким умозаключениям?
   - Наверное, давно, не знаю. Сформулировал только сейчас, а когда эти мысли появились в подсознание... - Чижов неопределенно пожал плечами. - Скорей всего они там были всегда.
   - Даже когда ты только что появился на свет?
   - Конечно. Понимаешь, Надюша, ведь мы не рождаем, как детей, наши мысли в голове, все мысли находятся как бы в пространстве, они существуют объективно, И наша задача - это считать их оттуда.
   - Странная теория, - задумчиво протянула Надин, - но любопытная. Но если все мысли, как ты говоришь, носят объективный характер, то почему тогда у людей они такие разные?
   - Так все же зависит от умения читать. Все дело в том, что мысли у всех одни и те же, но каждый из нас читает как бы на своей строке. И он адаптирует любую мысль в соответствии со своими способностями к чтению. Это как роман: одни следят только за фабулой, других интересуют уже и смысл написанного, третьи хотят дойти до самой глубины произведения, ну а четвертые на этой основе пытаются понять устройство мироздания.
   - А то, что сейчас происходит у нас, это, по-твоему какой уровень чтения?
   - Не знаю еще, но я рад, что нахожусь здесь, среди вас. Ты все замечательно придумала, ты сделала то, что должен сделать каждый человек хотя бы однажды в жизни - вернутся к своим истокам, к тому, с чего он начинал.
   - Как ты думаешь, у них что-нибудь получится? - спросила Надин.
   Чижов внимательно посмотрел на неё.
   - Ты имеешь в виду Алену и Сережу.
   - Да, - чуть улыбнулась Надин.
   - Не знаю, но хотелось бы.
   - А чтобы ты хотел для себя?
   - Боюсь, это не по силам исполнить даже тебе с твоими невероятными возможностями.
   - А ты скажи, вдруг ты меня недооцениваешь.
   Несколько минут Чижов молчал, Надин же терпеливо ждала, когда у него созреет решимость для ответа.
   - Ты будешь смеяться.
   - Я постараюсь не смеяться, Ленчик.
   - Хорошо, я скажу, - с шумом выдохнул он из легких воздух. - Всю жизнь я хотел хотя бы немножечко быть повыше ростом.
   Несмотря на свое обещание, Надин не удалось удержаться от улыбки. Чижов быстро взглянул на неё и слегка отвернулся.
   - Ну не обижайся, Ленчик. Я очень хорошо тебя понимаю. А мне вот хотелось, чтобы мой нос был чуть покороче.
   - Но у тебя и так замечательный нос! - горячо заступился Ленчик за эту часть лица своей собеседницы.
   - Спасибо тебе за лестное о нем мнение, но всю степень моего несчастья понять способна только женщина, - притворно вздохнула она.
   Внезапно послышались чьи-то шаги, а затем в метрах тридцати появились два силуэта. Надин сделала знак Чижову, чтобы он не выдавал бы их.
   Мужчины шли в направлении забора, но шли как-то странно, они явно старались производить как можно меньше шума. Они прятались под деревьями, и поэтому разглядеть их было невозможно. Наконец они вышли на небольшую лужайку, луна тут же брызнула на них своим светом, и Надин к своему облегчению узнала Мохова и его телохранителя.
   - Иди налево, а я пойду - направо, - донесся до них негромкий, но повелительный голос Мохова.
   Надин внимательно следила за действиями этой пары. Они явно чего-то то ли искали, то ли кого-то высматривали. Ей не хотелось, чтобы эти следопыты обнаружили бы, что сами находятся под пристальным наблюдениям. Мохов и Николай разошлись, и Надин потеряла их из вида.
   - Не правда ли Олег странно себя ведет, - прошептал Чижов.
   Надин в ответ кивнула головой. Это далеко не случайно, что Олег притащил сюда своего телохранителя. Но если ему угрожает какая-то опасность, то косвенно она угрожает им всем. Внезапно ей стало не по себе и, несмотря на то, что вечер был теплый и душный, она зябко поежилась.
   Снова показались Мохов и телохранитель; теперь они шли навстречу друг другу. Они обменялись несколькими словами, но на этот раз говорили так тихо, что до Надин добралась лишь совершенно неразборчивая звуковая волна.
   По-видимому, удостоверившись и успокоившись от того, что никакой опасности им на данный момент не угрожает, они направились к дому.
   - Как ты думаешь, что это такое? - спросил Чижов.
   - Не знаю, Ленчик. - Почему-то ей сейчас не хотелось обсуждать
  эту тему. - У меня только одна к тебе просьба, пока никому не говори о том, что мы видели. И Олега ни о чем не спрашивай. Будет момент, мы обязательно заставим его расколоться. Договорились?
   - Обещаю, Надюша.
   - Тогда пойдем в дом.
  
   _ _ _
  
   Мохов расстался с Николаем и направился в свою комнату. Он отворил дверь; в комнате царил полумрак, слабо мерцал только ночник над кроватью жены. Но она не спала, она лежала одетой в своем вечернем платье, в котором сидела за столом. При виде мужа она подняла голову и внимательно посмотрела на него.
   Мохов сел на стул и достал сигарету.
   - И как тебе живется в новом незамужнем состоянии. Ты получила свободу, о которой мечтала. Тебе стало легче?
   - Еще не знаю. Я еще не почувствовала себя свободной, - негромко отозвалась она.
   - Что же тебе необходимо, чтобы почувствовать себя свободной. Уйти прямо немедленно.
   Алена кивнула головой.
   - Тогда чего же ты медлишь?
   - Я не могу уйти так просто. Мы должны поговорить.
   - А разве не все уже сказано?
   - Ты же понимаешь, Олег, это должно было когда-нибудь случиться.
   - Нет, не понимаю. У нас было не все гладко, но мы же прожили вместе почти двадцать лет.
   - Мы жили не вместе, каждый из нас жил поодиночке. Мы просто были рядом, в одной квартире, спали в одной кровати. Но и только. Ты всегда знал, что я не люблю тебя, а я знала, что ты меня не любишь. И я говорю не про твои бесконечные измены, иногда можно любить и изменять. Тебе же просто было на меня плевать.
   - И это ты говоришь о человеке, который создал тебе райские условия жизни. Да ты на мои деньги объехала полмира.
   - Ты меня возил так же, как ты возил свою сумку. Я для тебя была только красивой вещью, частью принадлежащего тебе имущества. Но зачем нам об этом говорить, мы давно все прекрасно знаем.
   - Это ты знаешь, а я этого не знал, - упрямо сказал Мохов.
   Алена встала и села рядом с ним.
   - Олег, я очень хочу, чтобы мы расстались друг с другом без озлобления. Если в нас останется злоба, это испортит нам всю дальнейшую жизнь.
   - Ты уже её испортила, куда больше.
   - Нет, все наоборот, мы сейчас пытаемся исправить когда-то совершенную ошибку.
   - Слушай, Алена, мне чертовски надоел наш разговор. Я же отлично знаю, что ты ждешь не дождешься минуты, когда пойдешь к нему. Так иди. - Внезапно он вскочил и, бросившись к двери, широко распахнул её. - Сергей, - вдруг во всю мощь своих легких закричал он, - я знаю, ты весь горишь от нетерпения, ожидая её. Радуйся, твой час настал, она сейчас к тебе придет. Ну, чего ты медлишь, выметайся из моей комнаты. Теперь ты живешь там, у него.
   Алена по-прежнему неподвижно сидела на кровати, Мохов подскочил к ней и, схватив за руку, потащил к выходу.
   - Все, ступай! - крикнул он и захлопнул за ней дверь.
   Алена постояла перед закрытой дверью несколько секунд, словно не зная, что ей дальше делать, затем медленно побрела по коридору. В доме было очень тихо, хотя она не сомневалась, что все слышали выкрики ее мужа и теперь ждут, как будут развиваться события дальше. Интересно, что они думают, слыша её медленные неуверенные шаги.
   Она остановилась около двери комнаты Максакова. А правильно ли она делает что, хочет сюда войти? Еще несколько минут назад у неё почти не было в этом сомнений, но сейчас она чувствовала, что не знает - верно ли поступает. Её прежняя жизнь оборвалась совершенно неожиданно, еще утром ни о чем подобном она и не помышляла. Хотя произошло то, о чем она мечтала столько лет, но когда это случилось, она поймала себя на том, что испытывает растерянность и неуверенность.
   Алена постучалась в дверь, и она распахнулась в туже секунду.
   - Я пришла, - сказала она.
   Они стояли посреди комнаты и смотрели друг на друга.
   - Чего-нибудь хочешь выпить? - вдруг спросил Сергей.
   Обыденность и даже нелепость вопроса заставила Алену изумленно посмотреть на него.
   - Нет, ничего. - Внезапно она почувствовала, как покатилась по её щеке теплая слеза. В одно мгновение Максаков преодолел разделяющую их зону отчуждения и порывисто прижал к себе.
   - Прости меня, Алена, но я не знаю, как должен тебя встречать. Я столько лет мечтал об этой встречи, но так и не придумал саму церемонию.
   - И слава богу, что не придумал. Ты же режиссер, и ты бы, наверное, поставил что-нибудь грандиозное.
   - Да, это было бы величественное зрелище. Играли бы фанфары, мальчики и девочки с крылышками спускались бы с небес и дарили нам цветы.
   - А почему с крылышками?
   - Не знаю. Так видится моему распаленному воображению.
   Они засмеялись, и им стало немного легче.
   - Знаешь, Сереженька, - сказала Алена, смыкая свои руки на его шеи, - мне кажется, что нам нужно срочно отмотать годы назад и вернуться к тому юноше и к той девушке, которые моложе нас на двадцать лет. Ты помнишь, чем мы занимались целые дни?
   - Целовались.
   - Целовались. - Алена прижала свои губы к его губам. - Сереженька, милый, как я по тебе соскучилась.
   - Я тоже очень скучал.
   - Но тогда почему мы не были вместе все эти годы?
   - Не знаю, Алена, наверное, что-то помешало.
   - Но что, я не могу сейчас понять.
   - Ты помнишь, вскоре после того, как мы вернулись в город, мы поссорились.
   - Да, - грустно согласилась Алена, - ты приревновал меня к Олегу.
   - Но ведь ты, в самом деле, ходила к нему на свидание.
   - Он очень настаивал на этом, и, в конце концов, я ему уступила. Мне просто надоело сопротивляться. И мне показалось, что так будет легче от него отделаться. Потом я поняла: для него было очень важно, чтобы я пришла, потому что в этом случае он одерживал вверх над тобой. Но тогда ничего этого я не сознавала, я была уверена, что он жутко в меня влюблен, и я просто сжалилась над ним.
   Сергей мягко освободился из объятий Алены и отошел к окну.
   - Но разве ты не понимала, как я восприму эту ситуацию?
   - Но я потом пыталась тебе все объяснить. Неужели ты не понял, что он добивался меня специально, чтобы нас поссорить. Он завидовал тебе и потому хотел отнять меня у тебя.
   Сергей закрыл лицо руками.
   - Но почему мы тогда не поговорили, но почему мы тогда не объяснились друг с другом.
   - Я несколько раз старалась это сделать, но ты не хотел ничего слушать.
   - Ты не представляешь, как я был на тебя обижен, как жутко ревновал. Ничуть не меньше, чем Отелло.
   Алена снова приблизилась к Максакову.
   - Сережа, ну зачем говорить об этом. Ничего не изменишь. Все это уже в прошлом. Зато у нас есть настоящее. Скажи, разве это не счастье? Еще утром ни ты, ни я и не предполагали, что у нас появится такой шанс.
   Максаков как-то странно посмотрел на неё.
   - Ты уверенна в том, что это счастье?
   - Я люблю тебя, я любила тебя все эти годы. В чем я еще должна сомневаться. Я мечтала об этой встречи, как мечтает мусульманин увидеть святые места. И вот я их вижу. Я вижу тебя. Разве не удивительно, что все сбылось. - Алена снова обняла его и прижалась к нему всем телом. - Почему ты не хочешь меня обнять?
   Максаков как-то нерешительно прижал её к себе. Алена поцеловала его и спрятала свою голову у него на груди.
   - Что с тобой происходит, я не могу понять. Ты как бы рад и в тоже время не рад. Ты как бы обнимаешь меня и в тоже время отталкиваешь. А я так надеялась, что наша встреча будет полна надежд. Скажи мне, что с тобой?
   - Мы слишком много потеряли времени, Аленушка. Нельзя компенсировать настоящим, все, что упустили в прошлом. Это обман.
   - Нет, можно, если ты меня любишь так, как я тебя. А если ты меня не любишь, так и скажи. Я не хочу, чтобы ты ради меня притворялся.
   - Я люблю тебя, я тебя очень сильно люблю.
   - Так что же тогда происходит. - Она еще сильнее прижалась к нему. - Я не хочу ничего больше ждать, я так долго ждала, мне смертельно надоела ждать. Это стала главным занятием моей жизни. Я ждала, хотя была уверенна, что никогда не дождусь этой минуты. Но она пришла, ты понимаешь, Сереженька, взяла вдруг и пришла. И я не знаю даже, за что вознаградила меня судьба. Я не заслужила этого. Я грешница, я жила, я спала с человеком, которого не любила, которого не хотела. А хотела я тебя. Когда мы занимались с ним любовью, я представляла, что это ты держишь меня в своих объятиях, что это ты входишь в меня. Я не хотела от него ребенка, и Бог мне его не дал. Но я очень хочу иметь детей, хочу их от тебя. В сорок лет это еще не поздно. - Внезапно она негромко рассмеялась.
   - Ты что? - спросил Максаков.
   - Когда я узнала, что мы сюда поедем, и что ты будешь здесь, я пошла к гинекологу и попросила обследовать меня: могу ли я зачать ребенка. И он сказал мне, что хотя риск есть, но я очень хорошо сохранилась и можно попробовать. Я хочу попробовать, прямо сию минуту. Я хочу, чтобы у нас был бы наш ребенок.
   Внезапно Алена решительно подошла к выключателю и выключила освещение. Теперь комната освещалась лишь блеклым светом луны. Алена стала расстегивать кофту, небрежно бросила её на стул, через полминуты вслед за ней туда же полетели юбка, лифчик и трусики. Она стояла перед ним обнаженной, её тело мягким светлым контуром проступала сквозь темноту.
   - Почему ты не раздеваешься. Хочешь, я тебе помогу, милый. Как мне нравится тебя раздевать. Столько раз я это делала мысленно. И вот, наконец, ты мой, полностью мой. Это такое счастье, Сереженька.
   Она опустилась перед ним на колени, развязала шнурки на туфлях, освободила от них ноги. Затем она встала, расстегнула пуговицы на рубашке.
   - Какая у тебя замечательная грудь, эти волоски, они сводят меня с ума. Я хочу их всех поцеловать. - Она прижалась губами к его груди рядом с соском. - Тебе нравятся мои поцелуи?
   - Нравятся, Алена, очень нравятся.
   - Тогда я буду тебя целовать и целовать.
   Она стала расстегивать брюки. Максаков по-прежнему стоял неподвижно, словно манекен, не помогая ей ни одним движением освобождать его от одежды. Теперь они оба стояли голыми, Алена скользила по его телу губами, оставляя на коже легкие влажные следы. Но Максаков, казалось, не ощущал этих страстных и нежных прикосновений, он оставался недвижимым и бесчувственным.
   - Что с тобой милый, я целую тебя, а ты не реагируешь. Ты не хочешь меня? Я прошу, ничего не скрывай, я все пойму. Не бойся меня обидеть.
   - Дело не в этом, - хрипло произнес Максаков.
   - Тогда в чем же? - удивленно посмотрела она на него.
   Максаков молчал.
   - Ты не хочешь мне говорить?
   - Да, не хочу.
   - Но почему? Если мы любим друг друга, у нас не должно быть тайн. Ты не согласен?
   - Согласен, - неохотно ответил Максаков.
   - Тогда в чем же дело? Я все пойму и не стану ни в чем упрекать.
   - Хорошо, я скажу, я импотент, - выдохнул Максаков.
   - Импотент? - Она, словно не понимая, посмотрела на него. - Ты импотент? Ты был всегда такой страстный, горячий. Не верю, этого не может быть. - Внезапно она обхватила рукой его член и стала нежно его гладить, потом наклонилась и мягко коснулась головки губами. Но член оставался все таким же дряблым, не выказывая никакого намерения наливаться, словно вошедший в стадию спелости колос, крепостью и силой.
   Алена отступила от Максакова и несколько секунд молча смотрела на него. Потом она наклонилась и стала собирать свою одежду.
   - Я включу свет, - глухо сказала она.
   Максаков тоже оделся и сидел на кровати, смотря куда-то в сторону. Алена села рядом с ним.
   - Будем молчать, Сереженька.
   - А что ты предлагаешь делать, заниматься любовью мы не можем. Говорить после этого тоже больше не о чем.
   - Я хочу понять, что случилось с тобой.
   - Ты хочешь понять, а зачем, черт возьми?
   - Потому что я люблю тебя.
   - Импотента? Ты любила меня пять минут назад, когда не знала, что твой возлюбленный инвалид. А сейчас ты меня уже не любишь. Это всего лишь жалость, а она пройдет очень быстро. Утром ты вернешься к Олегу, и вы заживете по-прежнему.
   - Нет, не вернусь, - покачала она головой. - Туда у меня нет пути.
   - Ерунда, он с большим удовольствием примет тебя. А если еще узнает, что произошло со мной, так просто встретит с распростертыми объятиями. Да еще оркестр пригласит, чтобы сыграли туш.
   - Я не собираюсь к нему возвращаться и не собираюсь ему ничего говорить. И речь сейчас не о нем. Я хочу знать, что с тобой случилось? Пойми, это важно для меня. Все эти годы я жила тобой, но ничего не знала о тебе. А теперь я хочу знать всё.
   - Узнать всё не так уж сложно, вопрос в другом, что ты будешь делать с этими бесценными знаниями?
   - Еще не знаю. Но что-нибудь буду непременно делать.
   - Ты хочешь знать всю правду обо мне. Ладно, сейчас ты её будешь знать. Так вот, моя дорогая Аленушка, я ни какой не известный режиссер, я мелкий клерк в одной совершенно скучной и никчемной организации.
   - Но ты же кончил театральный институт. Ты же ставил спектакли. Почему?
   - Да, институт я кончил, но тогда всё и началось. Я не мог найти себя. Все считали, что я подавал надежды, и потому меня пригласили в неплохой театр. Но ничего там у меня не получилось, я все время хотел выразить нечто очень глубокое и значительное, но те пара спектаклей, которые мне дали поставить, позорно провалились.
   - Тебя не поняли зрители. Это часто случается с истинными талантами.
   - Нет, дело в том, что это на самом деле были плохие спектакли. Одно дело ставить их на студенческой сцене, а другое - в профессиональном театре. У меня были интересные задумки, но когда наступало время для их воплощения, все выходило как-то нелепо. Может быть, если бы мне дали больше времени на разгон, то, в конце концов, у меня стало бы что-то получаться. Но эта была жизнь со своими суровыми законами, где никому нет дела до другого, где даже если дают шанс, то пытаются его отнять как можно быстрей. Ты знаешь, что в театре все друг друга подсиживают, все являются конкурентами. И как только стало ясно, что меня постигли неудачи, то сразу же начали активно затирать. Я там проработал почти еще два года, но за это время поставил только сказку для детей; больше мне ничего не позволили сделать. Поняв, что мне больше не дадут хода, я ушел в другой театр, менее престижный. Но и там мне не сопутствовала удача. Я потерял всякую уверенность, я стал бояться самого себя, и это отражалось на моих работах. Все мои постановки получались какие-то бледные, лишенные своего голоса. Я копировал других режиссеров, потому что боялся проявления собственного творческого почерка. У меня был уже горький опыт, и я, как черт ладана, пугался его повторения. А творческий человек, это бесстрашный, а значит свободный человек. А я потерял свою свободу в самом начале. Я уже знал, что у меня ничего не получится, но упрямо стремился доказать себе и другим, что еще что-то могу. В, конце концов, меня выгнали и оттуда. Дальше была самодеятельность. Но и там я не долго продержался.
   - Но почему?
   - Все произошло очень банально. Директор ДК, где я работал, был на мою беду ярым трезвенником. А я к тому времени стал уже пить. Пару раз он меня застукал на работе в пьяном виде и выгнал с треском. Тебя интересует, что было дальше, и в какой момент исчезла упругость из моего члена?
   - Да, я хочу знать всё.
   - Между прочим, всего я и сам не знаю. Я был полностью сломлен, однажды я сделал попытку самоубийства, но, по-видимому, скорей для вида, чем на самом деле. Иначе меня бы не откачали. Именно тогда я понял, что самоубийство - это самый крайний способ привлечь к себе хоть какое-то внимание общества. Но после того, как меня спасли и поставили на ноги, оно снова забыло про меня. Я был вынужден жить, что-то делать, добывать себе пищу, засовывать свое тело в одежду. Я переменил множество самых разных работ, кем я только не был, даже дворником, потом нашел свою нынешнюю контору... Ах да, тебя интересует, как я потерял мужскую силу. Это случилось после того, как я психологически сломался. Сначала я даже не понял, что произошло, думал случайный сбой. Но потом оказалось, что это не сбой, это навсегда.
   - Ты ходил к врачам?
   - Да, конечно, но они так ничего не могли понять. Все вроде бы в норме, а этот бесенок не стоит. Что-то сломалось во мне, Алена, какая-то важная шестеренка. Хотя я понимаю, что случилось, и почему я перестал быть мужчиной. Все дело в том, что я давно умер, осталась лишь одна внешняя оболочка. Вот природа мне и не позволяет заниматься любовью, иметь детей, то, что разрешается живому. И твоя любовь - это любовь к мертвецу. Ты помнишь меня прежним, а прежнего Сережи Максакова уже давно нет на свете. Он лежит в могиле прошлого и на ней толстый слой земли, из которого торчат толстые стволы деревьев. Поэтому возвращайся к Олегу и будь с ним счастлива, насколько это возможно.
   - Я уже сказала, к Олегу я не вернусь, - тихо, но решительно проговорила Алена. Она провела рукой по его волосам. - Какой же ты бедненький и несчастненький.
   - А вот этого не надо! - вдруг закричал Максаков. - Мне не нужна жалость, я не хочу таких наших с тобой отношений, основанных на жалости. Я знаю, что это такое и чем это кончается, у меня уже есть опыт. Думаешь, ты первая, кто пробует себя на этом поприще. Но все они уходили после того, как исчерпывали свой резерв сочувствия, и эта игра им сразу становилась скучной и обременительной. И с тобой повторится все точно также. После того, как ты удовлетворила свое любопытство, я хочу, чтобы ты ушла. Оставаться вместе нет никакого смысла. Удовлетворить тебя, как женщину, я не могу, подарить тебе ребенка - тоже, а что ты еще хочешь от меня. Если мне не удалось ставить хорошие спектакли на сцене, то я вовсе не собираюсь это компенсировать постановкой плохих спектаклей в жизни. У нас хватает театров на любой вкус, можно пойти и посмотреть любую пьесу. Уверяю тебя, так гораздо безопаснее.
   - Ты хочешь, чтобы я ушла? - спросила Алена.
   - Да. Я тебе уже говорил, возвращайся к Олегу. Теперь, когда ты поняла, что жила все эти годы пустой иллюзией, тебе будет легче с ним примириться.
   - Хорошо, я ухожу. - Она встала. - Но это не значит, что между нами все кончилась. Я слишком тебя долго любила, чтобы перестать любить.
   - Ничего, к утру ты увидишь, что чувство уже не такое горячее. А к вечеру оно совсем остынет.
   Максаков встал с кровати и, подойдя к двери, распахнул её настежь. Алена прошла мимо него.
   - Спокойной ночи! - крикнул Максаков. Она обернулась, посмотрела на него, но ничего не сказала. Он тоже послал ей ответный разъяренный взгляд, а затем с силой закрыл дверь.
  
   _ _ _
  
   Рассвет только начал сгонять темноту с небосклона, и она, словно белье после большой стирки, еще клочьями висела повсюду, когда проснулась Надин. Несколько минут она лежала неподвижно, возвращаясь из мира сна в мир обыденной реальности, затем встала и накинула на себя халат Надин вышла из комнаты и направилась в сторону веранды. Было еще по ночному зябко, и она то и дело передергивала плечами.
   Она вошла на веранду и удивленно остановилась: вплотную приставив несколько стульев друг к другу, спала Алена. По тому, как она вся съежилась и скрючилась, Надин поняла, что ей холодно. Она быстро вернулась в свою комнату, взяла одеяло и снова направилась по тому же маршруту. Она накрыла Алену, которая не просыпаясь, в знак благодарности неразборчиво пробормотала несколько слов.
   Надин сидела на веранде в кресле и наблюдала за тем, как собираются её гости на завтрак. Когда она пришла сюда полчаса назад, то Алены здесь уже не было, а стулья были аккуратно расставлены по своим местам.
   Первым спустился Максаков. Он выглядел хмурым и его вид не вызывал никакого сомнения в том, что он успел уже принять свою традиционную дозу. Он тяжело опустился на стул, достал сигарету, неприветливо взглянул на Надин, затем отвел взгляд и стал разглядывать пробуждающийся от ночной спячки сад.
   - Как ты провел ночь на новом месте? - поинтересовалась Надин.
   - Все было просто замечательно, - по-прежнему не глядя на нее, ответил он.
   - Ты куришь натощак. Мне кажется, это очень вредно. Я никогда так не делаю. Даже когда бываю сильно расстроенной.
   Максаков пожал плечами, ничего не ответил, но и не затушил сигарету.
   - Ты не видел Алену? - спросила она.
   - Нет, не видел. - Теперь он, наконец, посмотрел на неё. - А что с ней что-нибудь случилось?
   - Если человек спит на веранде, сделав кровать из стульев, как ты полагаешь?
   - Она здесь спала? - В его голове зазвучали странные нотки.
   - Да, я проснулась, и мне захотелось подышать свежим воздухом. Вышла на веранду и увидела её. Ночью было холодно, и она сильно замерзла. Пришлось вернуться в комнату, принести одеяло и накрыть её. Я волнуюсь, не простудилась ли она.
   - Но где она может быть? У Олега?
   - Вряд ли, - покачала головой Надин.
   Максаков о чем-то задумался.
   - Я пойду её поищу, - решительно произнес он.
   - Только не опоздай к завтраку, через 15 минут мы садимся за стол.
   Но Максаков её, кажется, не слышал, он был уже в саду и быстро шел, почти бежал в направление ворот. Он направился к озеру, с тревогой подумала Надин. Вполне возможно, что Сергей прав и она там, но вряд ли для того, чтобы сделать что-нибудь с собой.
   Вошел Мохов в сопровождении своего телохранителя. Он сел напротив неё, на его лице играла неопределенная улыбка.
   - Я всем задаю один и тот же традиционный вопрос, - сказала Надин, - как ты почивал на новом месте?
   - Замечательно, лучше просто и не бывает. Я же тебе говорил, что ты прирожденная хозяйка отеля.
   - А вы как спали? - обратилась она к Николаю.
   - Спасибо, очень хорошо.
   - Нам тут чертовски нравится, - засмеялся Мохов. Небрежным жестом он извлек из кармана пачку сигарет и вставил сигарету в рот.
   - Почему-то сегодня все курят натощак, хотя это вредно, - заметила Надин.
   - А кто был мой предшественник в этой губительной привычке?
   - Сергей.
   - И где же он?
   - Пошел искать Алену.
   - Да, - вдруг громко расхохотался Мохов, - не прошла и одна ночь, как они уже потеряли друг друга.
   - Я вижу, что тебя это не слишком беспокоит.
   - Меня, беспокоит. Да, наоборот, я чертовски рад, что они нашли друг друга. Пусть позабавятся. - На лице Мохова в очередной раз засияла улыбка.
   Он чему-то сегодня очень рад, отметила про себя Надин. Непонятно только чему? Или это на самом деле игра на зрителя? Вот бы проникнуть в его мысли.
   На веранду, толкая впереди себя большой сервировочный столик, вошла Патриция. Она была в коротких шортах, которые едва умещались на ее бедрах, и в плотно облегающей её грудь майке.
   Мохов моментально взлетел со своего места и бросился к молодой девушке помогать ей накрывать на стол. Кажется, становятся более понятны причины хорошего расположения духа Олега, мысленно отметила Надин. Он решил, что раз ушла жена, то нет смысла терять понапрасну время и пора начинать новый приступ. Надин взглянула на дочь, но та не заметила взгляда матери, целиком поглощенная сервировкой завтрака и своим новым ухажером. Случайно взгляд Надин упал на Николая; тот внимательно смотрел на поглощенную своим занятием и друг другом пару, и его лицо приобрело какое-то неестественное неподвижное выражение. А это уже становится по-настоящему интересным, вдруг подумала Надин. Бедная Патриция, в этой ситуации ей будет не так-то просто разобраться.
   Почти одновременно появились Чижов и Анин. Причем, Анин сменил свою рясу на вполне приличный спортивный костюм. Они поздоровались и расселись вокруг стола.
   - Мой традиционный для сегодняшнего утра вопрос, - проговорила Надин, - как вы спали на новом месте, мои дорогие друзья?
   - Отлично, - с энтузиазмом отозвался Чижов. - Вечером я немного перебрал и поэтому спал как убитый. Если даже не крепче.
   - А что можно спать крепче? - засмеялась Надин. - Я бы хотела научиться, но непременно с пробуждением каждым утром.
   - Я тоже хорошо выспался, - сказал Анин.
   Из-за деревьев внезапно вынырнули Максаков и Алена. Они шли рядом и все же не вместе; Алена немного впереди, а её кавалер отставал от неё на полшага.
   - Кажется, все в сборе, - удовлетворенно произнесла Надин. - Можно приступать к трапезе.
   После завтрака все остались на веранде. Если утром было немного прохладно, то сейчас солнце стремительно разогревало воздух, обещая тем самым, что день будет жарким.
   - Ребята, я предлагаю отправиться на озеро, - внезапно подала голос Надин. - Помните, это было нашим любимым занятием.
   - Но туда далеко идти, - сказал Максаков.
   - Всего три километра. Раньше мы преодолевали это расстояние за полчаса.
   - То раньше, - недовольно буркнул Максаков. Он был явно не в духе, и у Надин даже создалось впечатление, что он возражает только из духа противоречия, дабы хоть как-то дать выход своему плохому настроению.
   - Мне нравится эта идея, - вдруг произнес Мохов. - Вы, ребята, как хотите, а мы с Патрицией идем на озеро. Верно, Патриция.
   - О да, идем на озехо.
   - Я пошел переодеваться, советую всем сделать то же самое.
   К удивлению Надин все послушались его совета и дружно потянулись в свои комнаты. Только Алена осталась сидеть на своем стуле. Надин перед тем, как последовать за всеми, задержалась.
   - А ты почему не идешь переодеваться?
   - Мои вещи остались в комнате у Олега, а я от него ушла.
   - И что же всю оставшуюся жизнь ты будешь ходить в этом платье, - засмеялась Надин. - Хочешь, пойдем вместе и возьмем твои вещи.
   - А ты не могла бы это сделать одна.
   Надин недоуменно пожала плечами.
   - Хорошо, жди меня здесь.
   Надин постучалась в дверь и, услышав приглашение войти, отворила её. Мохов стоял в комнате абсолютно голый и смотрел на себя в зеркало.
   - Это ты? - без всякого удивления в голосе спросил он.
   - У тебя хорошее зрение, - усмехнулась Надин. Она по достоинству оценила его мужскую стать и подумала, что Олег, несмотря на свой уже далеко не юношеский возраст, по-прежнему очень привлекательный мужчина.
   - Как ты меня находишь? - спросил он, поворачиваясь к ней лицом.
   - Ты строен и красив. Сразу видно человека, который заботится о своей фигуре.
   - И я тебя не возбуждаю?
   - Знаешь, в данную секунду нет, я пришла сюда по делу, Алена просила забрать её вещи.
   - Они вон там, - небрежно ткнул он рукой в сторону шкафа. - А ты мне нравишься. Никогда не думал, что сорокалетняя женщина может быть так чертовски привлекательна.
   - По-моему, Алена ничуть не уступает мне по привлекательности.
   - Ты права, она тоже неплохо выглядит. Но когда видишь человека каждый день, на это как-то перестаешь обращать внимание. А ты ведь очень страстная женщина, я же отлично помню. Ты помнишь, что я помню? - засмеялся Мохов.
   - Помню, Олег, но сейчас меня интересуют только вещи Алены. Ты уж меня извини.
   - Да брось ты, заладила, как бабка на завалинке: вещи да вещи, давай лучше вспомним былое. - Мохов одним прыжком преодолел отделяющие их расстояние и крепко прижал Надин к себе. Она почувствовала на своих губах его настойчивые и решительные губы. Их поцелуй длился несколько секунд, затем Надин подумала, что если это продлится еще пару мгновений, то потом Олега не утихомирить никакими способами, и он добьется своего. А это вовсе не входит в её планы.
   Надин пришлось приложить большие усилия, чтобы вырваться из его крепких объятий.
   - Успокойся, Олег, - сказала она, поправляя прическу. - Ты очень быстро забыл свою жену. А ведь вчера вечером ни за что не хотел её отпускать.
   - Я не люблю расставаться с тем, что мне принадлежит. Ты даже не представляешь, какие деньги я в неё вложил. - Мохов взял со стула плавки и прикрыл ими свои все еще возбужденные чресла.
   - Да нет, это как раз я могу себе легко представить. Но неужели ты думал, что Алену можно купить?
   - А почему бы и нет, она, что сделана из чистого золота и потому ни в чем не нуждается. За свою жизнь я купил десятки людей, от крупных правительственных чиновников до хорошеньких девушек. - Мохов подошел к шкафу, достал два чемодана с вещами и бросил их к ногам Надин. - Только в этих двух саквояжах напичкано её барахла на такую сумму, что некоторые на эти деньги могли бы прожить всю жизнь.
   - Значит, она твой пожизненный раб.
   - Скажи, а чтобы ты сделала на моем месте?
   - Знаешь, Олег, я не люблю садиться на чужие места. Я тоже попадала в разные переделки, мне тоже приходилось от многого отказываться, во что я вложила и силы и деньги, но я никогда не думала о том, как бы поступил кто-нибудь другой, окажись он в моей ситуации. Я искала те решения, которые отвечали моему духу.
   - Я не случайно всегда восхищался тобою, Надя. Помочь тебе донести чемоданы?
   - Я справлюсь.
   Чемоданы оказались на самом деле тяжелые, и Надин не без труда дотащила их до веранды. Алена увидев её, порывисто вскочила и бросилась ей на подмогу.
   - Все нормально, - ответила Надин на безмолвный вопрос Алены. - Пойдем в мою комнату, ты там переоденешься.
   Вся кампания оказалась готовой к походу на озеро через полчаса. Все как-то быстро сгруппировались по парам: Анин с Чижовым, Мохов пристроился к Патриции, за ними, словно хвост, следовал Николай, Алена шла с Максаковым, но не рядом, а на некотором расстояние. Они не разговаривали, и чтобы этого не произошло даже ненароком, старались не смотреть друг на друга. Надин возглавляла шествие, она не очень жалела, что ей не достался компаньон, наоборот, она чувствовала себя от этого свободней и могла без помех наблюдать за всеми. В данный момент её больше всего занимал Олег, она думала о том, что если он всерьез положил глаз на её дочь, то Патриции будет трудно долго сопротивляться натиску этого наглеца и сластолюбца. Невольно она вспоминала только что просидевшую сценку в комнате Олега, его крепкое поджарое тело. Перед такими аргументами трудно устоять любой женщине, а уж такой неопытной, как Патриция, и подавно. Дочь непременно надо предостеречь, но не резко, оставив ей поле для маневра.
   Озеро Надин не видела двадцать лет, но прошедшие годы не изменили его нрав, оно осталось таким же тихим и спокойным. Только, как ей показалось, берега еще больше обросли камышом. Они отыскали небольшую полянку и стали раздеваться. Первым это сделал Олег; на нем были очень красивые плавки, под которыми угадывалась зрелая мощь его мужских достоинств.
   - Я иду купаться, - громко возвестил он о своих намерениях. - Кто со мной? Патриция, не боитесь холодной воды.
   - Очень боюсь, Олег, но что делать, дхугой здесь, кажется, воды нет.
   - Очень мудрое замечание, другой воды здесь действительно нет. - Мохов подозвал к себе Николая, что-то сказал ему, тот кивнул головой и пошел вдоль берега.
   Осматривает окрестности, нет ли опасности, подумала Надин. Или у Олега это пунктик или ему на самом деле что-то серьезно угрожает.
   - Патриция, вы готовы! - закричал Олег.
   - Сейчас буду готов. - Она уже освободилась от одежды и стояла сейчас в купальнике, состоящим из небольшого лоскутка материи, прикрывающего низ живота и открывающего молодые крепкие ягодицы, и бюстгальтера, скорее выставляющего на показ ее груди, чем скрывающие их.
   - Ну что вы медлите? - нетерпеливо воскликнул Олег, видя, что Патриция, напуганная идущим от воды холодом, сделала шаг назад. Внезапно он схватил девушку на руки и под оглушительный ее визг бросил в озеро.
   Надин тоже разделась; купаться ей не хотелось, она смотрела на то, как резвятся в воде, словно дети, Олег и Патриция. Анин и Чижов тоже вошли в озеро и медленно плыли, разрезая своими движениями неподвижную водную гладь. Что касается Алены и Максакова, то они устроились немного отдельно от всех, разложив свои тела на одеялах. И хотя они лежали рядом, но по-прежнему делали вид, что не замечают друг друга.
   Рядом с Надин послышались чьи-то шаги, она подняла голову и увидела, что над ней, словно скала, нависает Николай. Он был в одних плавках, и Надин совершенно неожиданно для себя почувствовала волнение: такого гармонично сложенного тела она не видела давно, если вообще когда-нибудь видела. Эта была фигура настоящего атлета, но без всяких излишеств; холмы и пригорки мышц упруго и плавно выдавались из-под кожи, образуя удивительно слаженное стилевое единство. На самой коже не росло ни одного волоска, она была абсолютно гладкой и чистой, как у младенца. Его лицо и раньше нравилось Надин, теперь же оно показалось ей удивительно красивым и одухотворенным. А в нем что-то есть такое, чего непросто сразу понять и оценить по достоинству; какая-то глубина, какая-то затаенная суть. Но что ей до того? Не затевать же с ним роман? Да еще на глазах у всех. Надин вдруг поймала себя на том, что чувствует растерянность. Она слишком хорошо себя знала, чтобы скрывать от себя, что она хочет его, как мужчину. Давно её никто так не волновал, как этот парень. Но все эти ощущения нахлынули столь неожиданно, что она просто не представляет, как ей реагировать на эти свои желания.
   - Вы не хотите пойти искупаться? - спросила она.
   Николай посмотрел на неё.
   - Нет, не пойду.
   - Вам не положено.
   - Да, не положено.
   - А если я попрошу вашего сурового шефа сделать исключение и разрешить вам искупаться?
   - Я все равно не пойду.
   - Ну а сесть рядом со мной вы можете или это тоже не положено?
   Николай едва заметно улыбнулся и сел возле Надин.
   - Я заметила, вы почти никогда не улыбаетесь. Вы всегда такой хмурый.
   - Я не хмурый. А не улыбаюсь потому, что не улыбаюсь. Разве не улыбаться, это обязательно быть хмурым.
   - До сих пор мне так казалось. А у вас другое мнение?
   - Да, - коротко и безапелляционно ответил Николай.
   - Вы не поделитесь со мной им?
   - А что тут делиться, просто я улыбаюсь про себя. Мне так удобней.
   - А вас не смущает то, что о вас может сложиться неверное впечатление?
   - Нет, я не думаю о чужих впечатлениях.
   - Я поняла, вы поглощены самим собой.
   - Пожалуй, это так.
   - А нельзя ли хотя бы немного узнать, что там у вас внутри, чем вы все же так поглощены?
   Николай как-то странно посмотрел на свою собеседницу.
   - Вам надоел мой допрос? - спросила Надин, так как Николай продолжал хранить молчание.
   - Вовсе нет, просто я не понимаю, зачем это вам нужно.
   Надин немного смутилась, вопрос телохранителя Мохова попал в самую точку, и ей было не так-то легко дать убедительный на него ответ. Надо как-то выкручиваться, не то она заронит в душу этого красавца кое-какие подозрения на поводу своих намерений или просто он будет считать ее интерес к нему пустым любопытством, который даже не стоит труда, дабы удовлетворять его.
   - Понимаете, Николай, мне давно хотелось узнать у кого-нибудь мнение о том, что он думает о моей затее? Не кажется ли она вам сумасбродной, предпринятой свихнувшейся от безделья дамой и ищущей каких-то новых необычных впечатлений?
   - Вы совсем не похожи на свихнувшуюся даму, - чуть заметно улыбнулся Николай.
   - Вы даже не представляете, как мне дорог ваш комплимент. И все же, что вы обо всем этом думаете?
   - Мне кажется, вы правильно сделали, что собрали их вместе, - проговорил Николай задумчиво.
   - И почему я это правильно сделала?
   - Они все потеряли себя.
   Надин удивленно взглянула на него, явно не ожидая от Николая такого суждения.
   - И ваш шеф тоже?
   Николай взглянул на неё и ничего не ответил.
   - Понятно, о шефе, как о мертвом, либо ничего либо только хорошее. А так как сказать что-либо хорошее об Олеге весьма затруднительно даже при наличии самой буйной фантазии, то вы решили отмолчаться.
   - Дело не в этом, - решительно сказал Николай. - Моя работа не имеет отношение к тому, что я думаю о нем. Просто он один из всех вас.
   - А мы все для вас на одно лицо. Вернее, лиц у нас нет, так как мы их все потеряли.
   - Почему же, лица у вас есть. Например, у вас очень красивое лицо.
   - Спасибо. - Надин с ужасом подумала, что её только что названное красивым лицо, кажется, начинает полыхать, как факел, и чтобы её собеседник не заметил бы этого пламени, она отвернулась от Николая. - Но вы же понимаете, что я вкладываю в слово лицо несколько иной смысл.
   - Мне трудно судить о вас, вы прожили гораздо больше, чем я. А я еще не успел ни приобрести то, что приобрели вы, ни потерять то, что потеряли вы. Но я рад, что оказался здесь.
   - Почему? - с искренним интересом спросила Надин.
   - Мне кажется, я смогу здесь понять о себе то, что не смог бы понять, не оказавшись тут. Вы хотите разобраться, как каждый из них прожил эти годы. А мне только еще предстоит их прожить. А значит, у меня есть возможность в каком-то смысле заглянуть в свое будущее.
   - Знаете, Николай, могу вам сказать откровенно, не ожидала услышать от вас такие суждения.
   - Я знаю, - кивнул он головой, - многие считают, что в телохранители подаются те, кто не умеют работать головой, но хорошо работают всеми остальными частями тела.
   - Откровенно говоря, мне всегда казалось, что это именно так. Вас не обижает это мое мнение?
   - Нет, я знаю, что ко мне оно не относится, а все остальное мне неважно. Я не отвечаю за других. Тем более не отвечаю за чужие мнения.
   Патриция и Олег, обсыпанные водяным бисером, выбежали из озера и упали на землю рядом с ними, обдав Надин холодными брызгами.
   - Как покупались? - спросила она.
   - О, отлично! - воскликнула Патриция. - Сначала вода быть очень холодной, но затем я хазогхелась и не хотела выходить.
   - Кстати, ты моя должница, Надя, - сказал Мохов.
   - Вот как?
   - Да, я только что совершил великий подвиг и спас твою красавицу-дочь. На середине озера, оказывается, сильное подводное течение, и она стала тонуть.
   - Да, мама, Олег спас меня, он настоящий гехой, - подтвердила эту героическую версию Патриция. - Как жахко. - Внезапно она сняла верхнюю часть купального ансамбля, и её небольшие, но очень аккуратно выточенные груди, остались без всякого прикрытия.
   Надин почувствовала, как мгновенно воцарилась тишина. Оба находящихся рядом с ней мужчины не могли оторвать своих взглядов от этого изумительного зрелища.
   Надин ощутила серьезное беспокойство. Не слишком ли это смелый шаг со стороны её дочери. Во Франции все привыкли, что молодежь и не только молодежь часто загорает без верха, но в данной ситуации такое поведение Патриции чревато непредсказуемыми последствиями. Она осмотрелась вокруг и заметила, что еще одна пара глаз жадно пожирает глазами открывшуюся картину. Боже мой, и Ленчик убит наповал тоже. А еще мнит из себя философа, неподвластного мирским соблазнам, а на самом деле самый обычный похотливый мужичок.
   - Николай, ты можешь пойти искупаться, - первым нарушил тишину Мохов.
   Николай кивнул и неспешна двинулся к озеру. Подойдя к его кромки, он слегка присел, а затем красиво бросил свое тело вперед в воду, на несколько мгновений исчезнув из вида в фонтане брызг. Он нарушил собственное правило, подумала Надин. По-видимому, для этого были весомые причины.
   Вернулся он через минут пять, и Надин заметила, что он занял место таким образом, чтобы без всяких помех обозревать грудь Патриции.
   - Вам понхавилась вода, Николя? - спросила она.
   - Хорошая вода, самый раз для того, чтобы освежиться.
   - А мне кажется вода холодная. Но вы мужчина, а я пхивыкла к теплу.
   - Если хотите, я вас научу как делать так, чтобы тело не ощущало холод.
   - А так можно делать?
   - Да, нас учили регулировать ощущения своего тела так, чтобы оно не воспринимало ни жару, ни холод.
   - А где вас учить таким замечательным вещам?
   - В школе восточных единоборств. Человек способен сам выбирать свои ощущения по своему вкусу. То, что кажется холодным, может на самом деле обжигать и наоборот. Нас учили, что человек должен зависеть только от себя и не должен зависеть от внешнего мира. Только тогда он будет подлинно свободным.
   - И у вас получается? - спросила Патриция.
   - До какой-то степени. Нужно тренироваться многие годы, чтобы добиться такого результата. Нам всегда внушали мысль, что человек - это только путь.
   - Куда же ведет этот путь? - снова спросила Патриция.
   - К познанию себя, к овладению своим телом, своими мыслями, своим духом.
   - Но об этом сейчас говохят все, - как-то даже немного разочарованно, что не услышала ничего нового протянула Патриция.
   - Говорят, может быть и многие, но реально этим занимаются единицы.
   - И вы, конечно, схеди этих самых единиц.
   - Я пока в самом начале пути. Чтобы его пройти, надо от многого отрешиться, пересмотреть многие привычные взгляды, а я пока не могу. Хотя и здесь я стараюсь хоть что-то сделать в этом направлении. Нам говорили, что если человек однажды сойдет с пути, то вернуться на него потом практически невозможно. Обычная жизнь затянет его полностью.
   Надин с любопытством взглянула на Мохова: ей было интересно, как он реагирует на затеянный разговор между его телохранителем и Патрицией. Но тот, казалось, не слушал их, а целиком был поглощен тем, что, словно стеклодув, выдувал изо рта сложные фигурки из дыма. Впрочем, она была уверена, что это не более чем поза, на самом же деле Олег не пропускает ни одного слова из этой научной беседы.
   - Надо заниматься делом и тогда все встает на свои места, - вдруг жестко сказал Мохов. - Никогда не уважал всех этих фантазий. Мы и так черт знает в кого превратились, не нация, а сплошные слезы и стоны по поводу своей несчастной судьбы. Но кто мешает человеку выбрать свою судьбу. А если он не может, то ничем ему не поможешь. И сколько бы ты не занимался всяким там самосовершенствованием, если это некуда приложить, то какой от всего этого толк. Самосовершенствование ради самосовершенствования - это полная ерунда. Это все равно. что идти по дороге не для того, чтобы прийти домой, а для того, чтобы просто идти. Такой ходок неизбежно однажды упадет на землю и начнет вопрошать: да зачем я, идиот, столько времени шел, на что потратил всю жизнь. Пора кончать скулить. Тот, кто чувствует себя на коне, одолеет любой путь Ты меня понял, Николай? - Заключительные его слова прозвучали почти угрожающе.
   - Да, - спокойно отозвался Николай и, немного отойдя в сторону, сел на траву.
   Вернулись они назад к обеду, все были разморенные и усталые и наскоро поев, разбрелись на послеобеденный отдых. Кроме Алены. Надин видел, как Максаков, перед тем, как уйти к себе, несколько мгновений смотрел на неё, явно желая что-то ей сказать. Но так и не решился и молча удалился с веранды.
   Надин подошла к ней.
   - Алена, пойдем со мной.
   - Куда?
   - Ко мне в комнату, ты плохо спала ночью, тебе надо поспать.
   - Нет, я посижу здесь. Тем более, ты тоже хочешь отдохнуть.
   - Алена, я не собираюсь сейчас отдыхать. Мне надо убрать со стола и провести воспитательную беседу с дочерью. А часа через два я к тебе приду и выгоню тебя. Тебя устраивает такой вариант?
   Алена секунду поколебалась.
   - Хорошо, но это только один раз. Больше я к тебе не пойду. Даже не предлагай. Договорились.
   - Согласна. Больше я тебя и не собираюсь приглашать, - засмеялась Надин. Алена посмотрела на неё и тоже улыбнулась в ответ.
   - Надюша, ты такая замечательная, я так тебя люблю.
   - Я тоже тебя люблю, - сказала Надин и подумала, что это, пожалуй, если не правда, то весьма близко от неё.
   Она проводила Алену к себе, дождалась, когда та удобно расположится на её кровати, а затем направилась к Патриции, на ходу обдумывая основные тезисы предстоящего разговора. Этот разговор сильно её смущал. То, что она пережила сегодня на озере, путало все её карты; она никак не могла не понять, не определить, что же ей делать дальше? Это же смешно крутить роман с этим атлетически сложенным юнцом. К тому же он явно отдает предпочтение дочери, а не матери. И таким образом получается, что они соперницы. Вот уж чего она не предвидела, так это подобного поворота событий.
   - Можно к тебе? - спросила Надин, открывая дверь.
   Патриция сидела на кровати в одних трусиках и недовольно разглядывала себя в зеркале.
   - У меня обгорели плечи, - пожаловалась она.
   - Разве ты не натерлась кремом?
   - Я выжала на себя целый тюбик, но они все равно обгорели.
   - Придется потерпеть. Я могу принести тебе сметаны.
   - Сметаны?
   - Да, это русское средство от солнечного ожога, мы лечились именно с помощью этого лекарства. Тогда никаких кремов не существовало.
   Патриция неопределенно пожала действительно красными плечами, и Надин поняла, что дочь не слишком доверяет этому способу борьбы с недугом
   - К вечеру пройдет и так, - заверила её Патриция.
   - Как хочешь. А как тебе наш поход?
   - Было очень хорошо, я прекрасно провела время.
   - В обществе двух красивых мужчин.
   Патриция как-то странно посмотрела на мать.
   - Не помню, чтобы ты во Франции мешала мне находиться в таком обществе. Здесь что действуют другие правила?
   - В каком-то смысле другие. Ты же понимаешь, что Олег и его телохранитель они как бы находятся вместе, один подчиняется другому и любое соперничество между ними чревато неприятными последствиями. Особенно для Николая, - многозначительно уточнила она.
   - Мама, да что с тобой?! - В широко распахнутых глазах Патриции застыло искреннее изумление. - И это говоришь ты?! И это говорит человек, у которой в передней всегда толкается толпа поклонников.
   - Я не ограничиваю тебя в количестве поклонников, хотя ничего хорошего в том, когда их много, нет; лучше всегда иметь одного. Если много поклонников, значит, ни одного из них ты не любишь, ни одним по-настоящему не дорожишь. Но сейчас я о другом, это мои друзья, старые и близкие друзья, и я бы не хотела, чтобы между ними возникали бы трения.
   - Да, по-моему, между ними только и возникают трения. Никогда не встречала людей, которые так не терпят друг друга.
   - Ты не справедлива к ним.
   Патриция пожала плечами, явно показывая, что не имеет особого желания распространяться на эту тему.
   - Да, ты несправедлива к ним. Между нами есть противоречия, но мы все любим друг друга. И потому не надо вносить в нашу среду дополнительный повод для ссор. Ты молода, красива, но это вовсе не означает, что каждую минута своей жизни ты должна использовать соответствующим образом. Ты же понимаешь, что любой из здесь присутствующих может увлечься тобой по настоящему. Ты представляешь, что здесь произойдет в таком случае.
   - Оставила бы меня во Франции, и не было бы проблем. Если ты помнишь, я не рвалась сюда.
   Может, она и права, я поступила неосторожно, втянув ее в эту авантюру, подумала Надин. Внезапно она услышала смех Патриции и удивленно взглянула на неё.
   - Что ты нашла смешного?
   - Я вспомнила, как пялился на меня твой философ.
   - Ленчик.
   Патриция кивнула головой.
   - А ты не будешь возражать, если я займусь им. Он, правда едва достает мне до плеча, но в этом, по-моему, есть какой-то шик. Представляешь нас вместе.
   - Ты должна вести себя осторожно, Патриция, особенно с молодым человеком. Олег не потерпит никакого соперничества. Подумай о том, что из-за тебя Николай может серьезно пострадать.
   - Мама, я никогда раньше не слышала от тебя таких речей. Что-то случилось?
   Надин почувствовала, как пробежал по её телу противный холодок страха. Уж не догадывается ли Патриция об её внезапно пробудившихся чувствах к телохранителю.
   - Ровным счетом ничего не случилось, Патриция, а говорю я такие речи как раз для того, чтобы и в дальнейшем ничего бы не произошло.
   - Ну, хорошо, мама, если ты считаешь нужным, я буду предельно осторожна. Хочешь, я запрусь в этой комнате, и не буду выходить из неё до конца этого представления. А на вопрос: что случилось с твоей дочерью, ты будешь всем отвечать: она тяжело больна. И печально закатывать глаза. Вот так. - Патриция сделала трагическое выражение лица и закатила глаза. Это было так забавно, что Надин не удержалась от смешка. - И все будут мне сочувствовать, покупать на ближайшем рынке фрукты в невероятных количествах, и я их буду поглощать целыми днями. Должна же я получить хоть какую-то компенсацию от затворничества.
   С ней уже поздно вести подобные разговоры, думала Надин. Патриция будет решать и поступать самостоятельно. А если она станет продолжать эту тему, то Патриция сможет догадаться об её подлинных чувствах и мотивах.
   - Хорошо, - сказала она, вставая, - только учти одно маленькое обстоятельство: расхлебывать все последствия будешь ты сама. Я тебе не помощница. Каждая женщина должна сама справляться со своими мужчинами. Особенно в тех случаях, когда она не прислушивается к благоразумным советам.
   - Но ты же к ним никогда не прислушивалась.
   - А зачем мне было к ним прислушиваться, я и так всегда поступала благоразумно. Пока.
   Надин и Патриция убирали со стола, сваливали посуду на тележку и отвозили её на кухню. К некоторому удивлению Надин ужин прошел очень спокойно, никто ни с кем почти не спорил, не настаивал на своих принципиальных позициях и священных правах. Даже Мохов практически всю трапезу провел в молчание, он только периодически бросал плотоядные взгляды на Патрицию, словно хотел удостовериться, подойдет ли она ему на десерт. Все были поглощены едой; почему-то у всей кампании проснулся зверский аппетит, и в какой-то момент Надин даже забеспокоилась, хватит ли у неё запасов пищи. Но, слава богу, запасов хватило, хотя прожорливость её друзей вызвала у неё некоторое недоумение, она не понимала, чем она вызвана, никто из них в своем недалеком прошлом не голодал.
   Свалив посуду в раковину, Надин вернулась на веранду. Все по-прежнему сидели на своих местах и, по-видимому, ждали, что же последует дальше.
   - Надюша ты нас кормишь просто по-царски, - встретил словами её появление Мохов. - Еще пару таких ужинов, и мне придеться обновлять весь мой гардероб. А у меня одних костюмов целый десяток. Ты меня разоришь на шмотках.
   - А ты воздерживайся, - посоветовала ему Надин. - Вот сейчас Патриция принесет мороженное и шампанское. Откажись от десерта и тем самым может быть, спасешь пару костюмов.
   - Чтобы я отказался от шампанского. Для этого должно случиться что-то сверхординарное.
   - Тогда могу тебя обрадовать, сверхординарное событие произошло, - сказала Надин, садясь в кресло и беря с сервировочного столика бокал шампанского, который только что вкатила Патриция.
   - Что же такое случилось, поведай нам немедленно, - сказал Мохов, тоже беря шампанское.
   - В нашей дружной кампании появился один бездомный. Вернее, бездомная. Как это не стыдно для всех нас, но вчера она провела ночь вот здесь на веранде. - Надин посмотрела на Максакова, но тот отвел глаза в сторону.
   - Надя, я прошу тебя, не надо об этом, - раздался напряженный возглас Алены. - Я не бездомная, я сама так решила.
   - Нет, Алена, извини меня, но я не могу допустить, чтобы кто-то из моих друзей в моем доме не имел бы крыши над головой. Но проблема в том, что у нас нет лишней комнаты и мы должны решить, как нам быть.
   - Пусть Алена поселится в моей комнате, - сказал Чижов.
   - Спасибо, Ленчик, это очень благородно с твоей стороны, но где будешь жить ты? Если мы примем твое предложение, то нам надо решить, куда поселить тебя?
   - Мы можем спокойно уместиться вдвоем, - предложил Анин.
   - Итак, мы имеем пока один вариант. Но в этом случае вам будет очень тесно, твоя, Саша, комната совсем крохотная. Я даже не уверена, можно ли там поставить вторую кровать.
   - Если там нельзя поставить вторую кровать, я согласен спать на полу, - сказал Чижов.
   - Браво, - воскликнул Мохов и хлопнул в ладони, - как истинный философ ты стремительно упрощаешься. А может, тебе поставить бочку, как Диогену, там и будешь жить.
   - Что предлагаешь ты, Олег?
   - Я? Ничего. У меня нет предложений. Может, это не совсем благородно, но свою комнату мне почему-то отдавать не хочется, я ее как-то уже обжил. Да и моя бывшая супруга, насколько я ее знаю, не примет от меня такого благодеяния. Но ведь здесь есть другой ее кавалер, а он почему-то молчит, делает вид, что к нему этот вопрос не относится. Сережа, может быть, ты нам объяснишь, почему вы так быстро расстались. Двадцать лет мечтали встретиться друг с другом, провести бурную ночь, а едва получили такую возможность, как тут же разбежались, как боксеры после поединка, по разным углам. Если мы тут все друг перед другом нараспашку, то, я думаю, мы имеем право на то, чтобы понять, что же случилось между вами. Или я не прав?
   - Это не имеет значение, - сказала Алена. - Я не хочу обсуждать эту тему.
   - А я очень хочу. И настаиваю на этом. Если вчера все обсуждали нашу совместную жизнь, то сегодня давайте обсудим вашу совместную ночь. Ленчик, Саша, подтвердите, что я имею полное право это потребовать. Если нас заставляют стать тут нудистами, так ходить голыми уж всем.
   На веранде вдруг повисла тишина, стало слышно, как шуршат деревья в саду.
   - Прости меня Алена и ты Сережа прости, но мне кажется, Олег, прав, - слегка запинаясь, словно не будучи полностью уверенным в своих словах, произнес Чижов. - Иначе, зачем мы сюда приехали. Я так понимаю нашу цель.
   - Продолжим опрос, - сказал Олег. - Что скажет, монах?
   Анин внимательно посмотрел на него.
   - Пусть они сами решают, что нам поведать. Они не на исповеди.
   - Надин, твое мнение.
   - Мне кажется, что Ленчик прав. Хотя я ни на чем не настаиваю.
   - Вот видите, мы в большинстве. Вам придется все же расколоться и рассказать нам, почему между вами пробежала такая маленькая кошечка.
   - Послушайте, ребята, - Алена вдруг вскочила со своего места и нервно прошлась по веранде, - дайте нам самим разобраться в наших отношениях. А когда это произойдет, мы во всем вам признаемся. Мы встретились через двадцать лет и, оказалось, что многого не знаем о каждом из нас. Что, впрочем, вполне естественно. Поймите, мы забыли друг друга.
   - Но можно ведь вспомнить, - сказала Надин. - Вы помните, что мы тогда снимали фильм о нашем отдыхе. Фильм мы так и не сделали, но весь архив цел. Я недавно просматривала его, и кое-что отобрала для сегодняшнего показа. Если вы, конечно, не возражаете.
   - Неужели и в правду сохранились пленки.
   - Да, Ленчик, и ты в этом сейчас убедишься.
   Надин подошла к окну, дернула за веревочку, разматывая белый саван экрана, затем направилась к проектору.
   - Кто-нибудь пусть выключит свет, - попросила она.
   Свет погас, но зажегся луч кинопроектора, перенося на экран изображение. Съемки велись на том самом озере, на котором они побывали сегодня утром. Максаков и Алена сидели на траве, его рука лежала на плечах девушки. Чуть поодаль расположился Мохов, который смотрел на них и улыбался.
   Мохов: "А хорошо быть влюбленными?"
   Алена: "Знаешь, Олежек, очень хорошо, по крайней мере, нам это чертовски нравится. Правда, Сереженька?"
   Максаков: "Это отлично, я тебе тоже советую поскорее в кого-нибудь втюриться. И тогда ты не станешь задавать таких обалденно дурацких вопросов, свидетельствующих о твоей полной неискушенности в этом деле".
   Мохов: "Нет, ребята, я пас. Сначала нужно закончить учебу, а потом можно поэкспериментировать и в этой области...".
   Максаков: "Дурак ты, а не экспериментатор. И все ты врешь. Сам, как дерево без воды, сохнет по Надьке. А она показывает тебе дулю. Правда, Надька, ты показываешь ему дулю?"
   Мохов: "Не мешай ей нас снимать своими глупыми вопросами. Она делает фильм для истории. А ты несешь всякую ахинею. Лучше скажи что-нибудь умное, если, конечно, на это способен".
   Максаков: "Я люблю Алену и буду любить её всю жизнь. Чего бы не случилось. Заявляю это перед лицом истории, что нет в мире никаких сил, способных убить мою любовь. А если это случится, пусть отсохнет у меня правая рука, левая нога и полностью атрофируется еще одно место".
   Алена: "Ну, ты нахал, я с тобой не дружу".
   Максаков: "А я дружу".
   Максаков крепко прижимает к себе слабо сопротивляющуюся Алену, и они целуются. Поцелуй длится долго, и камера несколько раз успевает показать окрестный пейзаж, затем вновь возвращается к приникшей друг к другу паре.
   "Мохов: "Ну хватит, оторвитесь друг от друга, не то на весь ваш поцелуй уйдет вся пленка. А я хочу, чтобы еще меня поснимали. А ты теперь, Сергей повязан клятвой, раз её засняли, значит тебе придется её выполнять. Не боишься?"
   Максаков: "А чего бояться. Может, я для этого и клятву дал, чтобы себя ею повязать".
   Алена: " А без неё ты не уверен?"
   Максаков:"Уверен, но с клятвой как-то спокойней".
   Мохов: "Эх, ребята, дураки мы все, играем в великие чувства, а придет её величество жизнь и все расставит по своим местам. И ничего от наших слов и клятв не останется".
   Внезапно в кадр врывается мокрый после купания Чижов.
   Чижов: "А это все от нас зависит. Вопрос в том, как ты относишься к собственным словам. Если они для тебя просто сотрясение звука, то тогда любая клятва ничего не стоит. А если они выражают твою подлинную суть, то тогда взятое на себя обязательство становится твоей программой действий".
   Мохов: "Да брось ты, Чижик, нас пугать, получается, что можно необдуманно ляпнуть какое-нибудь слово, а потом всю жизнь быть его рабом. А ситуация меняется, как ветер над этим озером, сегодня одно, завтра - другое. Вот ты знаешь, что будет с тобой через неделю, сейчас ты истекаешь слюной, к примеру, по Аленке, а через пару дней будешь сохнуть по Надюше. А потом появится еще кто-нибудь. И что ты будешь делать в это случаи со своей клятвой? Хранить ей верность только потому, что по под влиянием момента тебя однажды потянуло за язык."
   Чижов: "Если, Олег, так подходить ко всему, то, конечно, не надо ничего обещать. Если каждую неделю менять девушку, то лучше не давать никаких клятв. Но Сережа любит Алену и хочет связать с ней судьбу. Он это чувствует всем своим существом. Правда, Сережа, ты это чувствуешь всем своим существом."
   Максаков: "Чувствую, Ленчик, потому и говорю."
   Чижов: "Я убежден, что если человек никогда не говорит то, что выражает самую сокровенную суть человека, а просто описывает свои случайные эмоции, то он навсегда останется поверхностной и неискренной личностью. Я такому человеку никогда не стал бы доверять."
   Мохов: "Боюсь, Чижик, тогда тебе придется никому не верить. Могу тебе только посочувствовать."
   Чижов: "Не все такие, как ты, Олег. Некоторые смотрят на все по-другому. Вот хотя бы Сережа и Алена. Разве не так?"
   Алена: "Я тоже, Олег, верю клятвам. И тоже клянусь любить Сергея всегда".
   Мохов: "Вы все немного свихнулись от жары. Если когда-нибудь через много лет мы посмотрим эту пленку, то будем дружно хохотать над всеми глупостями, которые сейчас тут наговорили. Надюша, пожалуйста, сохрани эту пленку и покажи однажды её этим балбесам. Пусть посмотрят на себя."
   Надин выключила кинопроектор.
   - Ну вот, Олег, я сделала то, о чем ты просил меня двадцать лет назад. Теперь остается решить вопрос: будем ли мы смеяться или делать что-нибудь еще?
   - Какие же мы были молодые, - вдруг произнес Чижов. - Ребята, как же мы все изменились.
   - А ты бы хотел, чтобы мы остались такими, как здесь, - заметил Мохов.
   - Я бы хотел, - сказал Чижов.
   - Но тогда ты не был бы профессором, а был бы вечным студентом.
   - Ну и пусть, что в том, что я профессор. Звания не делают человека ни умней, ни счастливей. Зато сколько у нас было надежд. И сколько их осталось.
   - Знаешь, Чижик, есть люди, которые пуще всего боятся исполнения собственных желаний. Потому что не знают, что станут делать потом. Они навсегда хотели бы замереть в младенчестве и только и делать, что говорить, говорить о том, что они сделают, когда станут большими. Но они-то знают, что никогда большими не станут, только хранят это в секрете. А потому без боязни говорят все, что вздумают.
   - Я совсем имел не это в виду! - запальчиво воскликнул Чижов. - Еще неизвестно, Олег, кто и чего из нас добился. Конечно, если все мерить толщиной кошелька...
   - А хоть бы и этим, чем плоха единица измерения, - насмешливо протянул Мохов, вставляя в рот сигарету. - Конечно, когда кошелек тощ, то очень хочется найти для измерения что-нибудь другое. Например, количество собранных пивных банок.
   Надин видела, что Чижов явно начал заводиться и решила вмешаться в назревающий конфликт.
   - Ребята, мы уклонились от темы. Мы так и не решили, куда поселить Алену.
   - Она будет жить в моей комнате, - вдруг решительно проговорил молчавший до сих пор Максаков. - Это я виноват во вчерашней нашей ссоре. - Он замолчал на мгновение. - Если Алена не хочет, чтобы мы жили в ней вместе, то я уйду. Буду жить на веранде. И прошу никаких других предложений не делать, я их все равно не приму.
   - Я согласна, - негромко произнесла Алена.
   - А я нет, - неожиданно прозвучал, словно выстрел, резкий возглас голос Мохова.
   - Ты не согласен, чтобы Алена жила в комнате Сергея.
   - Нет, Надюша, ради бога, если ей так приспичило, пусть живет хоть на чердаке. Я не согласен с тем, что мы так и не узнали причину размолвки нашей влюбленной парочки. У нас появляется тайна, а это противоречит, как я понимаю, нашему уставу. Давайте уж тогда решим, мы искренне до конца или каждый имеет право на свои маленькие секреты.
   - Я поддерживаю Мохова, - сказала Надин. - Но давайте все вместе так же решим и то, должны ли мы знать, что произошло между Аленой и Сережей? Ленчик, ты у нас самый мудрый, что ты скажешь?
   Надин видела, как задумался Чижов.
   - Я за то, чтобы мы все были предельно откровенны друг с другом. Но я и за то, чтобы каждый шел бы на откровенность сугубо добровольно. И, если кто-то из нас не чувствует желание быть откровенным, то я тогда против принудиловки.
   - А вы, Патриция, как думаете? - неожиданно спросил Мохов.
   - Я тоже пхотив пхинуждения. Когда человека к чему-то пхинуждают и особенно пхинуждают быть искхенность, то он никогда не будет говохить искхенность.
   - Устами младенца глаголет истина, - воскликнул Чижов. - Признаю, что наша прекрасная Патриция выразила мою мысль несравненно лучше меня. Надюша, ты можешь гордиться своей дочерью.
   - Я только и делаю это с утра до вечера.
   - Но мы еще не слышали, что нам на этот счет скажут наши голубки, - проговорил Мохов.
   Алена и Максаков переглянулись друг с другом.
   - Я не могу сейчас сказать, я еще не готов, - произнес Максаков. - Простите меня. Но я постараюсь это сделать. Когда чего-то скрываешь многие годы, то так привыкаешь к своей тайне, что очень трудно расстаться с ней, как с любимой женщиной. Кажется, что это нечто сокровенное, хотя на самом деле ты просто стесняешься быть самим собой, таким, каким ты есть. Хотя стесняться надо другого - постоянного вранья, постоянного стремления предстать не таким, какой ты есть на самом деле. По-моему это гораздо постыдней. Я это понял только сейчас, когда посмотрел эти старые кадры. Я дал клятву и хочу её сдержать.
   - Мне кажется, что наша игра становится какой-то уж очень скучной, - проговорил Мохов. - Пожалуй, с вашего разрешения я пойду погуляю перед сном. - Он встал и тут же со своего места бесшумно поднялся Николай. Вдвоем они вышли в сад.
   - Мы тоже пойдем, если ты не возражаешь, Сережа, - сказала Алена.
   - Но тогда я не совсем понимаю, зачем ты принял мое приглашение. Ведь я-то уж точно не Бог.
   - Я хотел проверить последний раз себя перед тем, как окончательно принять постриг.
   - И уже проверил?
   - Пока еще нет.
   - Вот это и хорошо, - вырвалось у Надин, и тут же она пожалела о своем восклицании, так как Анин отреагировал на него удивленным взглядом. - Пойдем, нас, наверное, уже ждут, - поспешно сказала она, дабы не продолжать эту скользкую тему.
   Она оказалась права, у монастырских ворот их дожидалась вся кампания.
   - Замолили грехи? - спросил насмешливо Мохов.
   - Замолили, - спокойно ответил Анин. - А ты нет?
  - Я так с ними сросся, что мне даже Бог не поможет от них избавиться.
  - Ты слишком низкого мнения о возможностях Бога, - усмехнулся Анин. - И из-за тщеславия преувеличиваешь собственную греховность. Если человек не может похвастаться добродетелью, он хвастается грехами. Но поверь, Олег, очков они тебе не набавят.
   - Тебе лучше знать о возможностях Бога. И все же тебе не кажется, что грехи делают нашу жизнь гораздо слаще?
   - Возможно, но только от сладостей потом болят зубы.
   - Стоит ли думать о том, что будет потом.
   - Это типичные речи человека, у которого здоровые зубы. Но как только один из них начинает болеть, человек сразу же проклинает все прошлые удовольствия, которые привели его к этому состоянию. У тебя никогда не болели зубы, Олег?
   - Болели, - как-то не очень охотно признался Мохов.
   - А ты не забыл свои мысли, которые возникали у тебя тогда?
   Мохов ничего не ответил, вместо этого он демонстрировал всем своим франтоватым видом, что ему смертельно надоел этот пустой разговор на фоне монастыря. Но Надин видела, что на самом деле Мохов потерпел в нем поражение и, поняв это, перешел с помощью молчания в глухую оборону. Значит, он хорошо помнит о чем он думал, когда у него болели зубы, мысленно усмехнулась она.
   - Ребята, - громко произнесла Надин, - нам надо садиться на велосипеды и ехать искать места для пикника. Нет ни у кого возражений?
   - Мы только этого и ждем, - сказал Чижов. - Я чертовски голоден. Да и хочется поскорее вернуться домой, где не надо ездить на этой чертовой машине.
   Место для пикника они отыскали примерно через полчаса. Это была очень красивая полянка, окруженная со всех сторон мачтами высоких сосен. Повсюду росли цветы, и было даже жалко приминать их для того, чтобы расстелить скатерть.
   - Как тут замечательно! - патетично воскликнул Чижов, падая на разноцветный ковер из цветов и трав.
   - Да, очень красиво, - немного мечтательно согласилась Алена.
   - А вам нравится, Патриция? - спросил Чижов.
   - О, да, тут фантастично замечательно. Я бы осталась здесь навсегда.
   - В чем проблема, - вмешался в состоящий из почти одних восклицаний разговор Мохов, - купим участок и построим тут дом.
   - Типично купеческий подход к проблеме, - засмеялся Чижов.
   - А что в этом плохого, я же купец.
   - Если ты купишь участок и построишь здесь дом, то от этой красоты ничего не останется, - неожиданно произнес Максаков.
   - Ты полагаешь. А я скажу тебе, что здесь будет еще красивее. Потому что я построю не какую-нибудь железобетонную хибарку, а замечательный дом, который будет вписываться во всю эту красоту. Красота только тогда красота, когда от неё есть польза людям.
   - Красота не зависит от пользы.
   - Типичное мнение нищего человека, - внезапно процедил Мохов. - Ты бессилен, ты ничего не можешь сделать, ты не можешь обладать этой землей, вот и злишься. Как говорят в таких случаях: видит око да глаз неймет.
   Внезапно сидящий на траве Максаков вскочил со своего места и через секунду с сжатыми кулаками уже стоял напротив Мохова. Кажется, они оба ищут повод, чтобы вцепится друг в друга, отметила про себя Надин.
   - Мальчики, успокойтесь, - встала она между мужчинами. - Не надо портить всем праздник. Вы же знаете, красота спасет мир, если до этого её не погубят. Но даже если этому суждено случится, не надо брать эту миссию на себя. Кажется, в боксе это называется "брейк" Олег, Сережа, лучше покажите свою молодецкую удаль не в боксе, а в деле откупоривания бутылок.
   - Проблем нет, - сказал Мохов, - с юности обожал это занятие. Правда, если не ошибаюсь, то Сережа освоил это нелегкое ремесло лучше, чем я.
   Максаков хмуро взглянул на Мохова, но, по-видимому, решил внять увещеваниям Надин и промолчал.
   Женщины быстро накрыли стол, мужчины откупорили бутылки.
   - За что будем пить? - спросил Чижов.
   - Я предлагаю за мир и согласие между нами, - сказала Надин.
   - Интересно, а мы тогда ссорились, - задумчиво произнес Чижов. - Честное слово, забыл.
   - Ссорились, Ленчик, и не так уж редко, - заверила его Надин. - Правда мы тогда быстро мирились. - Она посмотрела поочередно на Мохова и Максакова и увидела, что они стараются не глядеть друг на друга. - Я хочу вам объявить одну чрезвычайно важную новость, - торжественным тоном произнесла Надин. - Завтра у моей единственной и любимой дочери день рождение. Сколько вы думаете ей исполняется? За правильную отгадку - приз - дополнительный бокал шампанского, который будет налит руками самой виновницей торжества.
   - 60, - сказал Чижов.
   - Тебя за это следует наказать. Кто еще?
   - 18, - выдвинул свою версию Мохов.
   - А что скажете вы? - посмотрела Надин на Николая.
   - Мне почему- то кажется, что 19.
   - Вы выиграли. Патриция, налей молодому человеку бокал вина.
   Патриция наполнила до краев бокал шампанского, подошла к сидящему Николаю, опустилась перед ним на колени и подала вино. Николай взял его и сделал малюсенький символический глоток.
   - Вы должен выпить до дна, - капризно проговорила Патриция.
   - Не могу, я не пью на работе.
   - Вы хазве и сейчас на хаботе?
   - Да, - сказал Николай и решительно протянул ей бокал.
   - А как хорошо отреставрирован монастырь? - сказала Надин. - Саша, ты бы нам рассказал об этом святом. - Она не случайно задала этот вопрос, образ монаха, с которым она разговаривала в монастыре, не выходил из её головы.
   - Что за святой? - спросил Мохов.
   - Настоятель монастыря отец Серафим, - пояснила Надин.
  - Он не святой, церковь не канонизировала его, - поправил её Анин.
  - Это не важно, можно быть святым, но не канонизированным. Или ты так не считаешь?
   - Почему же, конечно можно. Что касается отца Серафима, то он убил человека.
   - Убил человека! - изумилась Надин.
   - Да, случайно, на охоте. Был суд, но он его оправдал, тот человек решил подшутить, спрятался в кустах, и когда Серафим приблизился к нему, то завыл как волк. Он и выстрелил.
   - Что же дальше?
   - Серафим решил судить себя сам и присудил к вечному покаянию. Он работал главным инженером очень большого строительного треста, бросил все и ушел в монастырь замаливать свой грех.
   - Но был ли грех, - вдруг спросила Алена, - ведь это был случайный выстрел, и суд его оправдал.
   - Он посчитал, что лишь то, что он взял в руки ружье, чтобы убивать меньших наших братьев, является греховным деянием. Любой вид убийства - это грех. И Бог его наказал случайным убийством, показав всю пагубность его деяния.
   - Выходит никого нельзя убивать, даже тахакана? - спросила Патриция.
   - Даже таракана.
   - А я только сегодня утхом убила на нашей кухни тахакана. Что мне тепехь делать, уходить в монастыхь?
   - Если у вас есть подлинная потребность в покаяние, то - да. Тот, кто может убить таракана, способен убить человека.
   - Это ты загнул, Сашок, - хохотнул Мохов.
   - Нет, Олег, в мире все едино, важен не сам объект, а действие человека против него. Кто лжет в малом, солжет и в большом, кто однажды украл копейку, когда-нибудь возможно украдет миллион. И у того, кто убивает букашек, у того нет подлинных внутренних препятствий против убийства человека.
   - Значит, наша дорогая Патриция способна убить человека.
   - Да, способна.
   - Уж не знаю, что теперь и делать, не опасно ли наше соседство?
   - Не юродствуй, Олег, - усмехнулся Анин. - Нашей Патриции до убийства человека еще далеко. И тебе, думаю, пока ничего не угрожает. Да и телохранитель тебя, полагаю, защитит.
   - Ты меня успокоил, Саша, великая тебе за то моя благодарность. Но насколько я способен разобраться в ситуации, то, применяя твою теорию получается, что мы все тут потенциальные убийцы. Каждый из нас убил по крайней мере уж одного комара. Черт возьми, становится просто жутко. Так и хочется воскликнуть: куда я попал и мамочка, спаси меня!
   - Ты попал на землю, на грешную землю, - усмехнулся Анин.
   - Это я уже заметил. Но все же до сей минуты не предполагал, что она столь грешна. А чего молчит наш философ. Обсуждаем такие важные вопросы, а он жует колбасу. Разве так философы ведут себя во время подобных диспутов?
   - Поедание колбасы вовсе не мешает мне внимательно прислушиваться к вашему высоконаучному спору. Просто я голоден и никак не могу насытиться. Даже не знаю, что со мной.
   - Это оттого, что ты сегодня много двигался, - заметила Надин.
   - Ты, наверное, как всегда права. Так вот по существу вопроса: я согласен с Сашей, мы действительно все тут потенциальные убийцы. Человек так устроен, что если он допускает малое, то возможно и большое. Наш сознание очень компромиссно: сначала оно говорит нет, потом может быть, затем дает добро на то, что еще недавно казалось абсолютно невозможным. Все дело в том, что обычный человек не обладает четко зафиксированным "я", оно похоже на барханы в пустыне, которые после даже небольшого ветра меняют свои очертания. До тех пор, пока человек не определится с самим собой, пока он не выделяет из лавины чувств и эмоций, которые то и дело захлестывают его, свой постоянный центр, который при любых ситуациях сохраняется неизменным, он будет всегда оставаться игрушкой внутренних и внешних ураганов и бурь. Вспомни, хотя бы Олег, сколько раз ты охваченный яростью говорил другому, что убьешь его. А ведь ты и впрямь в тот момент желал его смерти. И непросто смерти, а испытывал желание расправиться с ним самому. Скажи, было с тобой такое?
   - Ну, было.
   - А потому никто из нас до конца не застрахован от убийства хотя бы в состоянии аффекта. Требуется только подходящая ситуация, внутренний разогрев до определенной температуры.
   - И какая это темпехатуха?
   - У каждого своя, дорогая Патриция. Все зависит от человека, от его темперамента.
   - А если у человека такая пхофессия - убивать людей. Пхичем, тут темпехатуха и темпехамент. Скажите, Николай, вы можете убить человека, чтобы защитить вашего патхона?
   - Смогу, - прозвучал спокойный ответ Николая.
   - И вам его не жалко?
   - Это моя работа. Я думаю, что потом будут жалко.
   - А если вам потхебуется защитить Олега своим телом. Вы это сделать?
   - Сделаю.
   - Но вы же можете умихать.
   - Я сам выбрал такую работу.
   - Но я не понимаю, зачем выбихать хаботу, где нужно умихать. Хазве мало хаботы, где нужно жить.
   - Так получилось, подвернулась эта работа. И я не жалею.
   - Но стоит ли она хиска? Пхостите меня, но я не понимаю.
   Николай явно медлил с ответом, раздумывая, что сказать.
   - Патриция, - на всякий случай вмешалась Надин, сама с интересом следя за внезапно возникшим диалогом между дочерью и телохранителем, - у каждого человека могут быть свои резоны или секреты. Если Николай не хочет, то нам совсем не обязательно знать, почему он выбрал для себя такую опасную профессию.
   - У меня нет никаких секретов, - проговорил Николай, смотря на Надин. - Я сознательно выбрал эту работу, я хотел понять смогу ли я при любой ситуации остаться верным своему долгу.
   - Если я пхавильно поняла, то это пховехка.
   - Да, можно сказать и так.
   - Олег, тебе повезло с телохранителем, - сказала Надин. - Если человек работает не только за деньги, но и за идею, то ты можешь чувствовать себя в полной безопасности.
   - Я и чувствую себя в безопасности, - отозвался Мохов, однако в его голосе не чувствовалось полной уверенности в этом. Он похлопал своего телохранителя по плечу. - Я всегда знаю, кого беру к себе на работу.
  - Ты вообще знаешь, что делаешь, - заметила, едва заметно улыбаясь, Надин. - Единственное, в чем я не совсем уверенна, что ты всегда правильно строишь свои отношения с женщинами и девушками. - Она не случайно произнесла эту фразу, так как видела, что Мохов, словно очковая змея, не спускает взгляда с Патриции, и с каждой минутой его глаза разгораются все ярче.
   - Ну, женщины - это как раз тот случай, когда настоящий мужчина имеет право ошибаться. Ты же знаешь, Надюша, как бывает непросто контролировать свои чувства, - откровенно усмехнулся Мохов. - Более того, скажу тебе, мне чертовски нравится ошибаться в этом вопросе. Когда появляется сильное чувство, то хочется сокрушить все, что стоит на его пути. А иначе, какой смысл в любви, особенно если у тебя водятся деньги. Поверь, за них можно купить все, что угодно. И даже то, чего совсем не хочешь.
   - Но зачем же на это тратить свои драгоценные деньги?
   - Не всегда сразу понимаешь, что тебе в действительности надо и часто покупаешь на всякий случай. А потом приходиться от этого с большим трудом избавляться.
   - Да ты самый несчастный из нас, - вдруг проговорил молчавший Максаков. - Сколько же тебе неприятностей приносят твои капиталы.
   - За обладание деньгами надо тоже платить, Сереженька. И иногда довольно дорого. И все же это несравненно лучше, чем пребывать в постоянной нищете.
   Лицо Максакова потемнело, кулаки на мгновение сжались, но тут же разжались. В одной из бутылок оставалось еще чуть-чуть шампанское, он поспешно налил себе и выпил.
   - Мне кажется, что нам пора, - сказала Надин. - По-моему, мы отлично посидели, выяснили множество любопытных вещей.
   - Опять на велосипеды, - простонал Чижов. - После шампанского я не проеду и десяти метров.
   - Ты уже отлично ездишь, - уверила его Надин. - Ты просто становишься к старости большим брюзгой. Не знаю даже, как тебя терпит жена.
   Чижов посмотрел на Надин, тяжело вздохнул и понуро побрел к лежащему невдалеке велосипеду.
  
   _ _ _
  
   Беседа за ужином протекала вяло, все еще не до конца отошли после велосипедного марафона и потому чувствовали усталость. Даже всегда самый разговорчивый Чижов преимущественно молчал и лишь периодически стрелял глазами по своим соседям по столу. Надин, взявшая на себя нелегкие обязанности постоянного тамаду, тоже не предпринимала особых усилий раздувать слабо тлеющее пламя общего разговора. Из ума не выходила коротенькая встреча с отцом Серафимом, она смущала её, вносила в душу элементы беспокойства. Её не отпускало ощущение, что этому человеку хватило одного брошенного на неё взгляда, чтобы понять её лучше, чем она это сделала сама за 40 лет своего пребывания на грешной земле. Как ему удалось так проникнуть в её душу и мысли, что у неё на лбу все написано? Поговорить об этом с Аниным, может, он что-нибудь ей объяснит. Но, пожалуй, она это сделает не сегодня, может, завтра, может, в другой день. Она отдавала себе отчет в том, что боится, что услышит нечто такое, что окончательно отнимет у неё покой. А вот его-то она хотела лишиться меньше всего. Она еще не забыла тот период своей жизни, когда, оставшись одна в незнакомой стране с маленьким ребенком, не знала ни минуты спокойствия, когда вся её жизнь была целиком и полностью подчинена жестокой диктатуре внешних обстоятельств. И все-таки она непременно расспросит Анина и даже не исключено, что как-нибудь отправится к отцу Серафиму для того, чтобы поговорить с ним. О чем? Этого она еще не ведует. Да особенно и не собирается размышлять на эту тему; когда она окажется с ним один на один, то не сомневается, что они найдут, о чем побеседовать.
   Поев, все быстро исчезли с веранды. Первым, как всегда сопровождаемый телохранителем, ушел Мохов.
   - Зайди ко мне в комнату, - сказал Мохов Николаю.
   Оказавшись в комнате, он запер дверь на ключ.
   - Ты ничего не заметил подозрительного сегодня? - спросил Мохов.
   Николай внимательно посмотрел на него.
   - Нет, патрон, не заметил.
   - Мне показалось, что мимо нас дважды проехал один и тот же "Мерседес".
   - Вы заметили номера?
   - В том-то и дело, что нет, - с досадой проговорил Мохов. - Оба раза машины пронеслись очень быстро, а я был от них довольно далеко.
   - Вы хотите, чтобы я проверил окрестности?
   - В этом проклятом дачном поселке нет телефонов, - раздраженно буркнул Мохов. - Нам придется с тобой проехать в районный центр, я хочу позвонить Сомову и узнать, как там дела. Он должен был мне прислать телеграмму.
   - Еще прошло мало времени, наверное, нет новостей.
   - Вот это мы с тобой и узнаем. Выводи машину. Только перед этим в самом деле посмотри, что делается вокруг. Жду тебя через полчаса.
   "Мерседес", разрывая темноту лучами фар, быстро мчался по дороге. Изредка им попадались встречные машины, и Мохов всякий раз чувствовал, как становится противно в животе. Он курил сигарету за сигаретой, пару раз приложился к бутылке с коньяком, но эти профилактические меры не слишком помогали справляться с волнением. Не очень-то приятно ощущать себя зайцем, за которым бегут борзые собаки. И если хотя бы видеть, где они, сколько их, на каком расстояние, а то ничего не известно, все покрыто сплошным мраком. Может, и опасности никакой нет, но он даже лишен возможности в том удостовериться. И поэтому вынужден сидеть в этом дурацком особняке и принимать участие в этой самодеятельности. Не будь нависшей над ним угрозы, он бы сбежал от всех этих сумасшедших на второй же день. И пусть Алена тешит своего любовника, он освободился от этого брака, в котором никто не был счастлив.
   Он вдруг почувствовал, как охватывает его ярость. То, что она сейчас может быть находится в объятиях Максакова, вызвало в нем приступ ненависти к обоим. Неужели он, Мохов, все же её любит? Или это какое-то иное чувство? В свое время он стал ухаживать за Аленой главным образом потому, что ему очень захотелось отбить её у Сергея и тем самым доказать свое превосходство над ним. Но ведь она и нравилась ему, разве может не понравиться такая красивая и умная девушка. Желание отобрать её у соперника и любовь к ней так плотно смешались в нем, что он уже не мог сам определить, что он действительно испытывает и какие подлинные мотивы двигают им. Ни тогда, ни теперь. Когда Алена в первый же вечер вдруг ушла от него, то это произошло столь внезапно, что он долго не мог понять, какие же чувства он испытывает. Сначала ему показалась, что наступила свобода, рядом больше нет человека, который не любит его, который мечтает от него освободиться. В последние годы он постоянно испытывал это тягостное ощущение, а потому старался по возможности реже бывать дома, чтобы как можно меньше оставаться с ней наедине. Но затем что-то стало меняться в нем, ощущение безвозвратной потери стало нарастать, как звук приближающегося поезда. И даже увлечение Патрицией ничего не изменило; теперь он ясно сознавал, что хочет, чтобы Алена и дальше оставалась с ним. Но как её вернуть? Он так легкомысленно позволил ей уйти к Максакову; когда это происходило, то у него было такое чувство, будто его околдовали. И все это проделки этой ведьмы Надин. Не случайно ему совершенно не хотелось ехать на встречу со своей молодостью, прошла она и прошла, как увлекательная, но недолгая поездка - и ничего уже не попишешь, ничего не вернешь, как растраченные по глупости деньги, а потому нет никакого смысла реанимировать покойника. Если бы ему не потребовалось ради обеспечения своей безопасности на некоторое время исчезнуть из прежней жизни, ноги бы его тут не было. И Алена оставалась бы рядом с ним. А до Патриции, коли ему так приспичило, он бы добрался как-нибудь по-другому, без этих идиотских посиделок.
   Они въехали в райцентр, спросили у прохожего, где находится переговорный пункт и остановили машину около одноэтажного здания. С Москвой здесь была налажена автоматическая связь, и это обрадовало Мохова - не надо ждать целый час, когда выполнят заказ. Он позвонил домой Сомову; тот; словно, зная, что звонит шеф, поднял трубку моментально.
   Мохов внимательно слушал его доклад; как он и предполагал, без него им так и не удалось выправить дело с грузом. Но с этой потерей Мохов уже смирился и потому почти не реагировал на слова своего заместителя. Его больше волновала другое: интересовался ли кто-нибудь о нем в эти дни. Но ничего подозрительно, по словам Сомова, не было замечено. Может, он зря скрывается от мира и пора возвращаться к активной деятельности. У страха, как известно, глаза велики. Но этот вопрос он обдумает позже.
   Он положил трубку и сопровождаемый Николаем вернулся в машину. Было уже совсем поздно, дорогу не освещала даже луна, которая скрылась за тучами, и они мчались по шоссе в полной темноте. Идеальная ситуация для покушения, думал он. Если за ним охотятся, что с их стороны просто глупо не воспользоваться царящим сейчас полным мраком и абсолютно свободной дорогой. Но никто не гнался за ними, и Мохов почувствовал некоторое успокоение.
   Он посмотрел на сидящего за рулем Николая.
   - Интересно, а как ты думаешь, кто же все-таки подарил цветы нашей дорогой Патриции? - спросил он.
   Николай удивленно взглянул на него.
   - Не знаю.
   - Но у тебя же есть предположения.
   - Откровенно говоря, я думал, что это сделали вы.
   - Вот видишь, я так и предполагал, - засмеялся Мохов. - Но это сделал не я. И мне так кажется, что это твоя работа.
   - Нет, - спокойно, но твердо сказал Николай, - я не дарил ей те цветы. Я бы не стал это делать скрытно.
   Врет или не врет. Мохов еще раз внимательно посмотрел на своего телохранителя, но в темноте было трудно различить выражение его лица. Зная Николая можно быть почти уверенным, что он говорит правду. Кажется, что он даже из тех редких людей, которые всегда говорят правду и ничего кроме правды, включая те случаи, когда она им совершенно невыгодна. Бог знает, как это им удается, по его, Мохова, мнению легче выучить китайский, чем всегда говорить только правду.
   - Но мне кажется, что тебе нравится Патриция, - сказал Мохов.
   - Нравится, - подтвердил Николай.
   - Вот незадача, - усмехнулся Мохов, - мне тоже она чертовски нравится. Что же нам делать, как будем её делить?
   Николай ничего не ответил, он даже не повернул головы, а продолжал смотреть прямо в ветровое стекло.
   - Да, серьезная проблема. Начальник и подчиненный влюблены в одну девушку. А может, ты все-таки отдашь мне её, как своему патрону. А я тебе чем-нибудь компенсирую твою жертву. Например, повышу зарплату.
   - Нет, - сказал Николай. - Это не связано со служебными отношениями.
   - Но тогда получается, что мы с тобой соперники. Как-то это не очень укладывается в нашу ситуацию, учитывая те обстоятельства, в которых мы с тобой находимся. Тебе не кажется?
   - Нет, не кажется. Я же сказал, одно не имеет отношение к другому.
   - Значит, я по-прежнему в полном объеме могу рассчитывать на тебя?
   - Я ваш телохранитель и вы можете на меня рассчитывать при
   любых обстоятельствах.
   - Да, в занятное мы с тобой попали положение, - засмеялся Мохов - Вот уж никогда не предполагал, что между нами окажется женщина. Хоть роман пиши. Чего молчишь или у тебя нет по этому поводу своего мнения?
   - Не знаю, что сказать. Кому повезет, тому и повезет. Что еще может быть.
   - Ничего и не может. Ладно, посмотрим, кто окажется сильней в этом вопросе.
   Они подъехали к особняку Надин.
   - Вот мы и дома, - сказал Мохов.
   Николай первым вышел из машины, прошелся вдоль забора, внимательно вглядываясь в неподвижную плотную темноту. Затем сделал знак Мохову, тот тоже вышел из автомобиля.
   Мохов и Николай завели машину в гараж и вошли в дом. Он был погружен во тьму, судя по всему, все крепко спали. Они сделали несколько шагов, и вдруг Мохов вздрогнул всем телом и мгновенно покрылся испариной; он заметил, как впереди мелькнула чья-то расплывчатая тень. Николай тоже увидел чей-то силуэт, выдернул из-за пояса пистолет и бросился на Мохова, сбивая его с ног и прикрывая своим телом. Он лежал на своем патроне, а сам внимательно смотрел вперед. Однако никаких теней больше не было видно. Николай медленно стал распрямляться, затем встал на ноги.
   - Лежите и не делайте никаких движений, - шепнул он Мохову. Но это предупреждение можно было и не делать, страх так парализовал Мохова, что у него не было сил даже на то, чтобы пошевелиться. Им овладела уверенность, что виденная им тень пришла по его душу.
   Николай, не опуская пистолет, сделал несколько шагов вперед. Длинный и узкий коридор завершался лестницей, которая вела на второй этаж. Николай, стараясь не шуметь, стал подниматься по ступенькам. Если злоумышленник был в доме, то он мог быть только наверху, рассуждал он.
   Он очутился на втором этаже и в дальнем конце коридора снова заметил неясный силуэт. Николай понял, что является прекрасной мишенью и что если это убийца, то в данной ситуации киллеру будет весьма нелегко промахнуться. Он поступил неосторожно, сам подставился. Однако выстрела не последовало, Николай стал сближаться со стоящей неподвижно, как статуя, тенью. Он подошел к ней вплотную и удивленно остановился: перед ним стояла женщина и с ужасом смотрела на нацеленное ей в грудь дуло пистолета.
   - Кто вы? - спросил Николай.
   - Антонина, - дрожащим голосом ответила она.
   - Что вы тут делаете?
   - Я приехала к своей подруге Нади Король.
   - Я не слышал, что у неё есть такая подруга.
   - Я этому ничуть не удивлена, - вдруг неожиданно совсем по-другому, агрессивно воскликнула она. - Было бы странно, если бы она обо мне говорила, молодой человек.
   - Почему вы приехали ночью?
   - Потому что у меня было опасение, что днем меня бы не пустили сюда.
   Николай нерешительно посмотрел на неё.
   - Я должен вас обыскать, - сказал он.
   Антонина охотно протянула ему сумочку. Николай открыл её, но разглядеть в темноте, что там лежит, было трудно. Он стал ощупывать находящиеся в ней предметы; кажется, ничего огнестрельного там не было.
   - Я должен обыскать вашу одежду, - проговорил он.
   - Как?! Прямо на мне?!
   - Да, - твердо подтвердил он.
   - Ни за что!
   - Так надо. Я должен убедиться, что у вас нет оружия. Я вас не знаю и поэтому должен проверить. Я не могу рисковать.
   - Что ж, обыскивайте, молодой человек, - желчно произнесла Антонина. - Искренне надеюсь, что это доставит вам большое удовольствие.
   Однако особого удовольствие обыск женщины не доставил, она была очень худой, и его пальцы уткнулись в ее выступающие ребры.
   - Ну что убедились?
   - Убедился. Пойдемте.
   - Куда? - встрепенулась она.
   - А вы собираетесь до утра стоять здесь. - Куда её вести Николай не знал, он подумал, что эту проблему способен лучше разрешить его патрон. Если эта Антонина является подругой Король, то они должны быть знакомы и с Моховым.
   - Идите впереди меня, - сказал он.
   Мохов стоял на том же месте и держался рукой за голову.
   - Что случилось? - спросил Николай.
   - Ничего, если не считать, что трахнулся головой о пол. Очень болит. А у тебя добыча. Кто это?
   - Она уверяет, что является подругой хозяйки домой. Говорит, что зовут Антониной.
   - Олег, - воскликнула вдруг женщины, - неужели это на самом деле ты.
   Мохов, насколько это позволяли потемки, внимательно разглядывал стоящую перед ним женщину. Как это не казалось странным, но это действительно была она, Тоня, Антонина.
   - Пойдемте ко мне в комнату, - морщась от боли, проговорил Мохов.
   Включив в комнате свет, он первым делом, не обращая внимания на женщину, подошел к зеркалу и поморщился теперь уже не только от боли, но от раздражения, вызванное собственным видом: чуть ли не весь лоб пересекала большая кровавая ссадина.
   - Боже мой, как это тебе так угораздило! - воскликнула Антонина. - Дай-ка я обработаю рану.
   - Ты что медсестра? - проговорил Мохов и тут же прикусил язык, вспомнив, что Антонина на самом деле была по профессии медсестрой.
   - Мне нужен йод, вата, марля, лейкопластырь, - повелительно перечислила Антонина.
   - У Николая есть аптечка, принеси её, - приказал Мохов.
   Николай вышел из комнаты и через минуты вернулся с небольшим чемоданчиком. Эту аптечку приказал собрать Мохов на случай, если его во время покушения ранят.
   Антонина обрабатывала ссадину, а Мохов разглядывал её. К его изумлению она была весьма хорошо одета, костюм был строгий, но весьма изящный. Он помнил, в каком ужасном по безвкусице тряпье когда-то щеголяла она, и подумал, что Антонина, по крайней мере, в этом направлении сделала большой рывок вперед. Однако красивей от этого не стала, волосы были такие же редкими и такого же неопределенного цвета, как будто бы для них не хватило у природы краски, а тело - столь же худое и, как лопатка весла, плоское.
   - Все, готово - сказала Антонина и, сделав шаг назад, любовно
   поглядела на дело рук.
   Мохов тоже бросил взгляд в зеркало и не удержал вздоха: его внешности, как минимум, на несколько дней нанесен серьезный урон. Ну, как он завтра утром предстанет перед Патрицией. А ведь у него были уже составлены обширные планы по девушке. И все из-за этой мымры, вдруг почувствовал он злость на Антонину. Дернуло же её появиться не вовремя.
   - Как ты здесь оказалась? - не слишком любезно спросил он.
   - Приехала. На машине, - добавила она не без гордости.
   - Я рад, что не на собаках.
   Антонина недобро зыркнула своими зелеными глазами, но затем её рот расплылся в улыбке, обнажив желтоватые крупные зубы.
   - Я так счастлива, что вижу тебя, Олег.
   - Я - тоже, Тоня. Как ты узнала о нашем сборе?
   - Мне позвонили. - Её голос прозвучал многозначительно.
   - Позвонили. И кто позвонил? Надя.
   - Как же, Надя. - Она зло засмеялась. - Дождешься от неё. Она пригласила всех, кроме меня. А ведь я полноправный член нашей кампании. Разве я тогда была не с вами. Или не так?
   - Так, абсолютно так, - едва заметно усмехнулся Мохов.
   - Но она посетила всех, только забыла про меня, - не скрывая злобы, произнесла Антонина. - Потому что она помнит, как отвратительно поступила со мной. Но просить прощение не желает. Еще бы, она Надя Король будет просить прощение у какой-то там Антонины Цыплятниковой. Скорей небо упадет на землю, чем такое случится. Но тебя в том, что произошло, я не виню, я знаю, это все она.
   - Спасибо и на этом, - сказал Мохов. - А ты хорошо выглядишь. Неплохо зарабатываешь?
   - Представь себе, весьма неплохо. Я - массажистка, и очень хорошая. У меня большая клиентура, есть очень знатные дамы. Если хочешь, я и тебе сделаю массаж.
   - Спасибо за лестное предложение, но не сейчас. Я не совсем в форме.
   - Как пожелаешь. Но если захочешь, я в твоем распоряжении . Обещаю тебе, ты сразу помолодеешь на десять лет. А это кто, молодой человек? - спросила она, глядя на Николая.
   - Мой телохранитель.
   - У тебя есть телохранитель? - с восторженным удивлением проговорила она.
   - У меня много чего есть, Тонечка. Не только ты за это время поправила свои материальные дела.
   - Я вижу, какой она отгрохала особняк на месте той хибары. Как ей это удалось, ты не знаешь?
   - Ты имеешь в виду разбогатеть. Не знаю, я заметил, что Надя хорошо умеет хранить свои секреты. Я чертовски был рад тебя видеть, но прости, сейчас я хочу спать. Правда возникает вопрос, куда деть тебя? Ты не знаешь?
   Антонина, сбитая с толку его тоном, в котором она никак не могла понять, чего таится больше - желания ей помочь или желания как можно скорей избавиться от неё, настороженно посматривала на него.
   - В принципе распределять гостей по апартаментам тут не моя миссия, но все сейчас спят. Поэтом я предлагаю следующий вариант: Николай тебе придется на эту ночь освободить свою комнату и поспать у меня на полу, а ты переночуешь на его кровати. Надеюсь, ты не настолько брезглива.
   - В моей жизни было всякое. Так что за меня не беспокойся, Олег? Я все выдержу, - с гордостью сообщила она.
   - Я и не беспокоюсь, - ответил Мохов и, пожалуй, это были первые по-настоящему правдивые слова, сказанные им с момента их встречи. - Тогда спокойно ночи, Тонечка.
  
   _ _ _
  
   Утром Мохов постучался в комнату, где провела ночь Антонина. К его удивлению она уже была на ногах, тщательно одета и причесана, и он подумал, что она выглядит так, словно собирается на светский раут. Хотя она хохорилась и встретила его какой-то странной, даже отчасти надменной улыбкой, он видел, что она волнуется.
   - Как прошла ночь на новом месте? - спросил Мохов, садясь на стул. - Понравилось тебе находиться в гостях у нашей дорогой Надюши?
   Он видел, как его вопрос сразу же возбудил в ней приступ злости. А ведь с помощью Антонины он вполне может отомстить хозяйке этого дома за все, что она уже успела натворить: за то, что помогла отнять у него Алену; за все эти воскресшие дурацкие воспоминания, которые казалось давно стерты временем из платы памяти, словно имена на старой могильной плите; за необходимость играть роль, которая ему совершенно не нравится; за то, что она не желает признать его преимущества над всеми из здесь находящимися.
   - Скажи, Тонечка, а зачем ты сюда приехала?
   - Что значит зачем, - моментально встрепенулась она, как будто её ударило электрическим током. - Эта встреча принадлежит мне по праву также как и вам. Разве не так?
   - Так-то так, но ты же видишь, что наша дорогая Надюша не слишком жалует тебя.
   - А, думаешь, я её жалую.
   - Поэтому ты и здесь, - усмехнулся Мохов.
   Антонина внимательно посмотрела на своего собеседника и внезапно довольна улыбнулась.
   - Я вижу, Олег, что и ты не пылаешь к ней огромной любовью. А ведь я помню когда-то...
   Мохов ответил ей тоже пристальным взглядом, достал пачку сигарет и протянул её Антонине. Та извлекла из нее сигарету, Мохов чиркнул перед её носом зажигалкой, и она с наслаждением затянулась дымом.
   - Скажи, у тебя есть муж, дети?
   - А как же и муж и дети, все как положено. Мальчик и девочка.
   - А кто твой муж, если это не секрет?
   - Почему же секрет, он самый обычный инженер, работает на заводе.
   - Мало получает, - притворно сочувственно произнес Мохов.
   Антонина как-то настороженно посмотрела на него.
   - Немного, но я тебе уже сказала, что хорошо зарабатываю.
   - Я рад, что у тебя все в порядке.
   Внезапно в лице Антонины произошла какая-то разительная перемена.
   - Скажи, ты вспоминал обо мне все эти годы хотя бы изредка?
   - Ну, конечно, вспоминал, Тонечка. Наш роман...
   - Он длился очень недолго, - раздраженно прервала она его.
   - Это ли главное, сколько он длился. Главное, какой след он оставил в душе.
   - И какой же?
   - Я навсегда остался тебе благодарен, за то, что ты подарила мне тогда свою любовь. Ведь именно благодаря тебе я стал мужчиной. - Это было не совсем правдой, мужчиной он стал года на два раньше, но в сейчас эти мелочи не имели значения.
   - Правда?!
   - Правда, Тонечка, какой смысл мне тебя обманывать. - Мохов с удивлением увидел, что лицо Антонины вдруг стали испускать горячие лучи счастья.
   - А я все эти годы очень часто вспоминала те дни. Я хочу, чтобы ты знал: я вовсе не в обиде на тебя. Когда я узнала, что ты будешь здесь, я вдруг поняла, как хочу тебя видеть.
   - Я рад, что твое желание исполнилось. Однако мы с тобой современные люди и не можем жить одними воспоминаниями. Ты согласна?
   Антонина кивнула головой.
   - Мы с тобой находимся в гостях у Надежды и обо не испытываем большой любви к ней. Ты согласна?
   Снова последовал кивок.
   - Это значит, что мы могли бы с тобой держаться вместе.
   - Ты что-то задумал?
   - Да нет, пока ничего. Но события разворачиваются быстро, в этом доме чересчур много противоречий, у каждого здесь своя правда. А с твоим прибытием количество правд еще возрастает. Я не ошибся в расчетах?
   - Нет, Олег, не ошибся. Когда я вспоминаю, как она поступила со мной, я чувствую, что у меня холодеет вот тут, - ударила она себя кулаком в тощую грудь.
   - И за двадцать лет этот холод в тебе не исчез? - с некоторой недоверчивостью спросил Мохов.
   - Будь спокоен, это чувство всегда при мне, как моя косметичка. Я не расстанусь с ним, как с фамильной драгоценностью, до самой последней минуты.
   - Ты злопамятная.
   - А я это и не отрицаю, - довольно подтвердила она - А почему я не должна быть злопамятной. Если бы не она, может быть, мы бы были бы вместе.
   А она не только злопамятна, но и глупа, если воображает, что я мог когда-нибудь жениться на этой высушенной вобле, подумал он. Тогда он обратил на нее внимание исключительно из забавы, ему хотелось понять, что он будет испытывать, когда станет заниматься любовью с самой некрасивой из всех знакомых ему девушек. И едва удовлетворив любопытство, и попутно узнав, что его партнерша оказалась девственницей, он постарался сразу же избавиться от неё.
   - Стоит ли жалеть о несбывшимся, - притворно вздохнул он. - В конце концов, твоя жизнь сложилась вполне счастлива, у тебя есть семья, деньги. Что надо еще женщине, чтобы быть всем довольной.
   - Да, я довольна жизнью, хотя мое нынешнее положение досталось мне нелегко. Ты даже не представляешь, через какие испытания мне пришлось пройти. Я была...
   - Послушай, Тонечка, у каждого из нас масса таких историй, - поспешил прервать её начинающийся поток излияний в самом зародыше Мохов. Он пока узнал об Антонине все, что ему было нужно, и не испытывал никакого желания утяжелять свою память дополнительными подробностями ее, по-видимому, на самом деле достаточно бурной жизнью. - Могу я рассчитывать на тебя, когда мне это понадобится?
   - Конечно, Олег, я сделаю все, что смогу, - расплылась Антонина в улыбке. - Только скажи.
   - Скажу, - пообещал Мохов. Он взглянул на часы. - А сейчас нам пора на завтрак, на веранде, наверное, уже накрыт стол и все ждут меня. Они еще не знают, что там мне хватает одного стула и одного прибора для нашей дорогой Тонечки. Ты представляешь, какие будут глаза у Нади, когда она узрит твой светлый лик.
   - Да уж, могу себе представить, - радостно хмыкнула Антонина.
   - Ты должна появиться особенно эффектно. А я тебе помогу. Ты готова к началу представления?
   - Готова.
   - Тогда слушай.
   Мохов не ошибся, все уже расположились на веранде и ждали только его. Он оглядел присутствующих, потом перевел взгляд в сад. Теплое и солнечное утро обещало плавно перейти в такой же теплый, солнечный и спокойный день, небо было чистое, а деревья мягко поглаживал своими прикосновениями лениво порхающий между ними ветерок.
   - Извините, что немного задержался, - сказал Мохов, - но у меня есть уважительная причина. Я встретил старого знакомого.
   - Интересно кого же? - спросил Чижов.
   - Ты тоже, кстати, знаешь этого человека. И вы все - тоже. Я предлагаю всем попробовать угадать. Устроим небольшую викторину.
   - Не понимаю, кого ты мог здесь встретить, - немного недовольно проговорила Надин. - Ты уже куда-то отлучался?
   - Напротив, я повстречал его прямо в этом доме. Жду версий, господа.
   - Софи Лорен, - выкрикнул Чижов.
   - Молодец, Чижик, ты почти попал в цель. Еще будут версии? Надин, а ты что думаешь?
   Она подозрительно посмотрела на Мохова, предложенная им викторина ей явно не нравилась, порождала плохие предчувствия.
   - Наверное, это одна из твоих любовниц, - в пику ему сказала она.
   - Ты права, это действительно моя любовница, только в прошлом, в очень далеком прошлом. Ты победила в нашей викторине. Итак, встречайте Антонину! - торжественно объявил он. Мохов увидел, как вздрогнула Надя.
   Антонина вышла на веранду, картинно подняв над собой руки.
   - Вот и я, мои дорогие друзья. Как я рада вас всех видеть. А тебя, дорогая Надя, в особенности. - Она подплыла к Надин и громко чмокнула её в щеку. Надин пришлось собрать всю свою выдержку, дабы не отпрянуть от этого поцелую. - Надя, ты выглядишь просто фантастично. Я так счастлива, что ты хорошо сохранилась.
   Она направилась к Алене.
   - Дорогая моя, ты просто прелесть. Я слышала о счастливом изменение в твоей судьбе, - посмотрела она на сидящего рядом Максакова. - Я так рада за вас. - Губы Антонины оставили двойной красный след сперва на щеке Алены, затем - Максакова.
   - Леня, здравствуй мой дорогой. - Её руки распахнулись в широкие объятия, и через секунду она уже горячо лобызала лысину Чижова. - Ты совсем не изменился, все такой же маленький.
   - И им и останусь, - вздохнул Чижов.
   - Не огорчайся, есть немало женщин, которые любят маленьких мужчин. Они им кажутся куклами, которых можно нянчить и носить на руках. Я знала одну такую женщину, она была сама высокой, но её интересовали только низкорослые мужчины. Вот бы вас свести.
   - Спасибо за заботу, но я женат.
   - Это всегда не поздно исправить, Ленечка.
   - Здравствуй, Саша.
   - Здравствуй, Тоня.
   Анин и Антонина смотрели друг на друга, явно не знаю, как продолжить так хорошо начавшуюся беседу.
   - Как поживаешь? Я слышала, ты подался в монахи. Я всегда полагала, что ты вытворишь что-нибудь подобненькое. В тебе всегда было что-то очень странное.
   - Я рад, что не обманул твоих ожиданий, Тоня, - чуть заметно улыбнулся Анин.
   Она повернулась к Патриции.
   - А это кто за прелестная девушка, неужели твоя дочь? - посмотрела она на Надин. - У меня тоже есть дочь и еще сын, - добавила она.
   - Нашей Патриции сегодня исполняется девятнадцать лет, - сказал Мохов.
   - О, поздравляю, какой прелестный возраст. Когда мы собрались тут в первый раз, мы были чуть постарше. Как летит время, Патриция, вы даже не заметите, как вам будет уже сорок.
   - Замечательное поздравление с днем рождения, - с иронией заметила Надин.
   - А чем плохое. Каждый человек не должен забывать, что его ожидает. Это делает его мудрей.
   - И тебя это сделало мудрее?
   - Представь себе - да, - с гордостью заявила Антонина. - Я вовремя поняла, что надо позаботиться о своей судьбе, сумела переквалифицироваться и теперь я самостоятельно обеспечиваю себя. Далеко не каждая женщина это делает, - посмотрела она на Алену.
   - У каждого своя судьба, Тоня, - ответила та ей.
   - Да, верно, у каждого своя судьба. Я надеюсь, что все довольны, как сложились ваши судьбы. Я - довольна. - В голосе Антонины зазвучала гордость за свои успехи. Она осмотрелась вокруг себя в поисках стула. Но все стулья были заняты.
   - Патриция, принеси, пожалуйста, стул для нашей новой дорогой гости, - попросила Надин. В её голосе было больше льда, чем, пожалуй, даже в Антарктике. - И еще один прибор. Надеюсь, ты окажешь нам честь и с нами позавтракаешь? - спросила она Антонину.
   - С большим удовольствием. Я как раз чертовски проголодалась. - Она торжествующе, как победитель, оглядела всех присутствующих.
   Через пару минут Патриция принесла стул и приборы. Все приступили к завтраку, однако разговор как-то протекал вяло, все были явно смущены вторжением нового человека. Кто её пригласил, как она узнала о том, что мы собрались здесь, вся кипя от возмущения думала Надин. Единственного кого она не желала видеть ни при каких условиях, так это была Антонина. Она даже не заказывала агентству, чтобы те собрали бы о ней сведения. И все же она появилась тут. Да еще хорошо одетой, украшенной серьгами и кольцами, уверенной в себе. Неужели у нее на самом деле есть муж и двое детей? Кто мог пригреть эту пучеглазую змею, посмотреть бы на того мужчину? Но что ей теперь делать? Судя по всему, выставить её не удастся, и как ни крути она права, она имеет полное моральное право находиться среди них. И вряд ли остальные ее гости одобрили бы её, Надин, действия по выдворению этой худосочной нахалки. Хорошо что хоть до этого момента никто не напоминал ей об Антонине. Но при этом кто-то вспомнил о самой Антонине и пригласил сюда. Это единственное правдоподобное объяснение, почему она оказалась тут.
   Надин по очереди посмотрела на всех присутствующих, пытаясь разгадать, кто поставил в известность Антонину о том, что они собираются здесь. Однако по лицам своих сотрапезников выявить злоумышленника ей не удалось. Почему-то всех оживленней ей показался Чижов и все же маловероятно, что это его инициатива; не в его характере делать что-то спиной у другого человека. Да непонятно, как он умница из умниц может общаться с этой дурехой. У неё никогда не было мозгов и судя по тому, как она тут появилось, их количество за прошедшие годы не прибавилось. Даже если она на самом деле научилась зарабатывать деньги, что не исключено, может быть, и правдой, если исходить из стоимости обтягивающего её высушенную кожу костюма и болтающегося на длинном худом пальце массивному золотому обручу. Пожалуй, больше всех есть основания подозревать Олега, что это он вызвал сюда Антонину в отместку за то, что она помогла уйти от него Алене.
   Надин посмотрела на Мохова и только сейчас заметила царапину на его лбу. Она так была шокирована внезапным появлением Антонины, что на какое-то время перестала обращать внимание на все остальное.
   - Олег, откуда у тебя такая серьезная рана? Её случайно нанесли не твои враги? - насмешливо спросила она.
   - Он меня принял за убийцу, - ответила вместо него Антонина. - Этот очень приятный молодой человек, его телохранитель, чтобы спасти его, буквально сбил Олега с ног. Я сама видела, как это случилось. Это было великолепное зрелище.
   - Сегодня ночью ты избежал большой опасности, Олег, - тем же тоном проговорила Надин. - Ты помнишь, наша Тоня - человек опасный.
   - Просто было темно, - недовольно пробурчал Мохов. - А в темноте, как ты знаешь, все кошки серы.
   - А я ничего и не слышал, - весело заметил Чижов. - Спал, как сурок. А тут такие события разворачивались.
   - Ты всегда, Ленечка, имел очень крепкий сон, - заметила Антонина.
   - Откуда ты знаешь про мой сон? - как-то вдруг немного запальчиво спросил Чижов.
   - Помню, - неопределенно, но многозначительно ответила Антонина.
   - А еще что ты помнишь? - спросила Надин.
   - Я помню все, Надечка, - посмотрела на неё Антонина и усмехнулась. - Абсолютно всё.
   Надин почувствовала, что краснеет. От неё надо избавиться, но как?
   Надин продолжала наблюдать за Антониной; та поглощала пищу с большим аппетитом и в больших количествах, и при этом то и дело посматривала на своих сотрапезников. Впрочем, её взгляд лишь на какое-то мгновение останавливался на женщинах, зато надолго задерживался на каждом из сидящих здесь мужчин. Да она выбирает, со смешанным удивлением и возмущением подумала Надин.
   - Я бы хотела с тобой поговорить, - решительно сказала Надин, едва закончился завтрак.
   - С большим удовольствием, мы так давно с тобой ни о чем не разговаривали. Столько всего накопилось.
   Говорить на виду у всех она не хотела и поэтому привела гостю в свою комнату. По дороге Антонина не уставала шумно восхищаться домом, и Надин чувствовала, что скоро, кажется, начнет сатанеть только при одном упоминании её имени.
   Она посадила её на стул, сама же закурила сигарету и стала нервно расхаживать по комнате. Антонина сидела молча, но внимательно следовала глазами за каждым её шагом. У неё был такой вид, словно она в любую секунду ожидает нападения.
   - Ты меня не угостишь сигареткой? - попросила Антонина.
   Надин протянула ей пачку.
   - Ты удивлена моим приездом, Надечка?
   Надин пожала плечами. Она была в затруднении; когда они сидели за обеденным столом, она твердо решила, что вежливо попросит её освободить их от своего присутствия, но сейчас к своему удивлению она чувствовала, что ей трудно предложить Антонине уехать. А если она не согласиться и будет апеллировать к остальным. Они ведь поддержат не её, Надин, а Антонину.
   - Мы можем говорить с тобой откровенно, Тоня?
   - А разве мы всегда с тобой так не говорили, - притворно удивилась Антонина.
   - Тем лучше, - усмехнулась Надин. - Тогда я хотела бы знать, кто
   тебя уведомил, что мы собираемся тут?
   Антонина хитро прищурилась.
   - А вот это я тебе пока сказать не могу.
   - Почему? Неужели это такая великая тайна?
   - Мы договорились, что этот человек сам признается в этом.
   - Ну, хорошо, в конце концов, это не столь важно. Но ты же понимаешь другое, нам трудно будет ужиться в одном таком маленьком домике. У меня нет даже для тебя свободной комнаты.
   - Надя, я могу пожить здесь, вместе с тобой.
   От такой наглости Надин почувствовала, что едва ли не задыхается. Ей просто нестерпимо захотелось взять стоящий на столе графин и познакомить с его содержимым прикрытое редкими волосами голову Антонины.
   - А ты не боишься?
   - Тебя? - Антонина от души засмеялась. - Ну не смеши. Я знаю тебя, ты никогда не решишься на поступок, о котором бы ты потом пожалела.
   - А ты не думаешь, что я могла измениться. Все-таки прошло двадцать лет.
   - Нет, - убежденно произнесла Антонина. - Ты не сделаешь мне ничего.
   - Ладно, ты, в самом деле, права. Но ты же понимаешь, как нам трудно будем здесь ужиться. Да, я не скрываю, что не хотела, чтобы ты приезжала.
   - Тебе до сих пор стыдно.
   - Нет, мне не стыдно, я не сделала ничего такого! - против своей воли повысила голос Надин.
   - Если не считать, что отбила у меня Олега. Помнишь, как ты это сделала? Залезла к нему в кровать как раз в ту минуту, когда он ждал меня. Я прихожу, а место уже занято. Я тогда едва чуть не покончила с собой.
   - Ты преувеличиваешь масштаб своего горя. Кончать с собой ты не собиралась.
   - Да откуда тебе знать, что я собиралась делать, а что не собиралась! - От возмущения Антонина даже привстала. - Это ты красавица, а я - вот. Она подошла к зеркалу и с каким-то отвращением поглядела на себя. - Это возле тебя мужчины складывались штабелями, вились, как комары, а для меня каждый был как подарок к дню рождения. А тем более такой, как Олег. Я любила его. А тебе было плевать на мои чувства. А ведь я тебе, как самая последняя дура все рассказала, похвасталась своим успехом, сказала, что он меня ждет. Я же считала тебя своей подругой. Ты порадовалась за меня, а едва я вышла, как тут же помчалась прямиком в его постель. Лишь бы опередить меня.
   - Мне он тоже нравился, и это было честное соперничество, - пробормотала Надин.
   - Честное! - вдруг взвизгнула Антонина, одним прыжком подскочила к Надин и ей показалось, что сейчас эта разъяренная фурия либо вцепится ей в волосы либо выцарапает глаза. На всякий случай она сделала шаг в сторону.
   - Ты говоришь честное. Ты прекрасно знала, как для меня все это важно, но ты наплевала на мои чувства, воспользовалась моей доверчивостью. Я - дура доверяла тебе буквально во всем. Откуда мне было знать, какой коварной ты окажешься.
   - Когда речь идет о соперничестве по поводу одного мужчины, между женщинами не может быть дружбы.
   - Почему же тогда ты мне так не сказала. Ведь ты уверяла меня совсем в обратном, говорила, что будешь мне помогать. Помнишь, я говорила, что я некрасивая, что наша любовь потому недолгая, а ты мне в ответ, что я себя не дооцениваю, что Олег влюблен в мои другие качества.
   - Не я виновата, что он принял мою любовь. Он мог меня отвергнуть и остаться верным тебе.
   - Не принимай меня за дурачку, когда красивая девушка сама прыгает к мужчине в постель, то кто способен устоять. Уж я-то это знаю.
   - Ты много раз прыгала в постель? - не смогла не съязвить Надин.
   - Ты лучше вспомни свои прыжки. Я уверена, что в своей Франции ты только этим и занимаешься. Иначе откуда у тебя такие деньжища?
   - Я их заработала другим способом, не прыжками. У меня есть свой небольшой бизнес. Так что успокойся.
   - Я спокойна, - неожиданно на самом деле совершенно спокойно произнесла Антонина. Она мило улыбнулась своей собеседнице и чинно , как примерная ученица, села на стул.
   - Ты же понимаешь, Тоня, если мы будем жить под одной крышей, то наши ссоры будут бесконечны.
   - Вовсе не обязательно, Надя, я приехала сюда не для того, чтобы ссориться с тобой. В конце концов, Олег не достался ни мне, ни тебе. А значит, у нас нет причин для разногласий.
   - Тогда зачем ты сюда приехала?
   - А зачем приехала ты, зачем собрала ребят?
   - У меня вдруг возникло сильное желание узнать, как они жили эти годы.
   - А узнать, как я жила, такого желания у тебя не возникло. Но меня, представь себе, тоже зажигает этот вопрос. Они такие же мои друзья, как и твои. И я имею право тут находиться так же, как и они. Я тоже хочу понять, что со мной произошло за эти годы.
   - Зачем это тебе?
   - А тебе? Думаешь, я не знаю, что ты всегда считала меня полной дурой, и даже тогда, когда называла себя лучшей моей подругой. Но я не такая уж и дура и даже в то время, хотя была почти совсем слепая, кое-что видела и понимала. И ты не можешь лишить меня моих друзей.
   Придется примириться с ее присутствием, тоскливо подумала Надин. У нее нет выбора.
   - Хорошо, оставайся. Но учти, если однажды об этом пожалеешь, то виновата в этом будешь только ты.
   - Не волнуйся за меня, как-нибудь переживу. А сейчас я пойду погуляю, что-то здесь очень душно. - Антонина встала и с видом триумфатора покинула комнату.
  
   _ _ _
  
   Антонина вышла в сад. Настроение у неё было приподнятое, только что она одержала свою великую победу над Надин и по сути дела заставила принять её свои условия. А ведь до разговора с ней она боялась, что та просто выставит ее вон. Сколько раз она мечтала об этом триумфе, сколько раз прокручивала в голове эту сцену. И вот она состоялась и прошла под её диктовку. А ведь Надин всегда считала себя существом гораздо более высокого полета, гораздо умней, способней, не говоря уж о том, что красивей. Иногда ей, Антонине, даже казалось, что Надин и подружилась-то с ней исключительно потому, что на тусклом её фоне она могла бы выглядеть еще более ярко. Но прошли те времена и еще неизвестно, кто кого затмит.
   Она неторопливо шла по саду, внимательно осматривалась вокруг, и хотя у нее была великолепная зрительная память, она ничего не узнавала, все тут изменилось, оказалось переделанным.
   Внезапно она насторожилась, как охотничья собака при виде дичи; Антонина заметила стоящего за деревом Чижова. Стараясь ступать как можно неслышнее, она подкралась к нему и неожиданно схватила его за плечо. Философ, пребывающий до этой секунды в состоянии глубокой погруженности в свои мысли, внезапно вздрогнул всем своим небольшим телом, а затем с непритворным испугом посмотрел на женщину. И лишь признав в напугавшим его существе, Антонину, почувствовал успокоение и даже улыбнулся.
   - Ты о чем-то задумался, Ленечка? - как можно ласковей постаралась произнести она.
   - Да, Тонечка. Ты так странно всегда появляешься. Это у тебя случайно так получается или каждое свое появление ты долго репетируешь?
   - А вот это я тебе и не скажу. Да, Ленечка, я очень необычная женщина. Разве ты самый умный из нас всех всё еще этого не понял.
   Чижов не то недоверчиво, не то нерешительно поглядывал на неё.
   - Я не самый тут умный, самая умная тут Надюша. Поверь мне, но это так.
   - Ну, уж и нет, - сделала Антонина пренебрежительный жест. - Я только что имела с ней приятную беседу. Мы сказали друг другу все, что хотели. И вовсе она не такая уж и умная. Я общаюсь со многими женщинами, среди них есть гораздо умней.
   - Как же ты определяешь степень их ума? - улыбнулся Чижов.
   Антонина замялась, по-видимому, этот вопрос застал ее врасплох.
   - Ну, умного человека сразу же видно, - не очень убедительно произнесла она. - Иногда достаточно несколько слов, чтобы понять: умен он или нет. Разве я не права?
   - Права, права, Тонечка, несколько слов действительно вполне иногда хватает. Хотя иной, дабы скрыть свою непреодолимую глупость, произносит их в таком количестве, что бывает сложно определить, чего этот человек стоит на самом деле.
   - Вот и я о том же говорю, - вдруг обрадовалась Антонина.
   Чижов усмехнулся, он не сомневался, что она на самом деле так и не поняла, что он имел виду. А впрочем, какая в том разница, подумал он, внимательно осматривая ее. А она выглядит не так уж и жутко, по крайней мере, вполне пристойно одета. Даже Надин с ее тончайшем вкусом подчас смотрится хуже.
   - Я рад, Тоня, что у нас с тобой полное единомыслие.
   Теперь уже Антонина внимательно приглядывалась к Чижову. Конечно, он совсем малюсенький и абсолютно некрасивый, но ей ли быть привередой. К тоже же он умен, правда половину того, что он говорит, она не понимает и никогда не поймет, но это вовсе ей и не обязательно, она не собирается спорить с ним на философские темы у нее совсем иные интересы...
   - Мне кажется, здесь очень скучно, - вдруг томно вздохнула Антонина. - Я провела тут совсем немного времени, а уже не знаю, куда себя девать. Все разбрелись, не с кем даже поговорить. А ведь так давно не виделись.
   - Я с удовольствием с тобой, Тонечка, поговорю.
   - Правда, - обрадовалась она, - не может быть.
   - Почему же не может быть? - удивился Чижов.
   - Ты такой умный, доктор наук, а я кто - бывшая медсестра, теперь
   вот массажистка.
   - Да причем тут это, - вдруг даже излишне горячо заговорил Чижов, - мы же с тобой старые друзья, нам есть что сказать друг другу.
   - Друзья-то старые, а обо мне никто из вас не вспомнил, - с притворной обидой протянула Антонина.- Вот ты, Ленечка, почему не сказал ей, а где Тоня, почему она не с нами.
   - Честное слово, Тоня, я хотел несколько раз напомнить ей о тебе, но же знаешь, какой я нерешительный. А она не давала повода. И я думал, что может быть, ты сама не захотела к нам присоединиться.
   - Ладно, чего теперь об этом говорить. Главное, что я среди вас. Ты этому рад?
   - Конечно, Тоня, очень рад. Это справедливо.
   - А как ты жил, у тебя большая семья?
   - Жена и две дочери.
   Антонина вдруг наклонилась к нему так близко, что ее губы оказались возле самого его уха.
   - А скажи только честно, - прошептала она, - а кроме жены у тебя еще были женщины?
   Чижов посмотрел на нее долгим взглядом.
   - Ты же знаешь, что об этом не принято спрашивать.
   - Как хочешь, - сделала вид, что обижена его нежеланием отвечать на столь интимный вопрос Антонина. - А вот я могу тебе честно сказать, что у меня были мужчины. Не могу себе представить жизнь без любовников. Причем, все очень приличные мужчины, совсем не бедные. Ты мне не веришь, думаешь, что если я не красивая, то никому не нужна. - Внезапно ее глаза заблестели от нахлынувших на них слез.
   - Ну что ты, Тонечка, - поспешно проговорил Чижов. Он взял руку Антонины в свою ладонь и несколько раз сжал ее с участием. - Ты очень привлекательная женщина. Ведь у каждой женщины свой шарм. Вот у Надюши...
   - Опять про нее, - капризно проговорила Антонина, но руку не отняла.
   - Не буду, не буду, - поспешил дать обещание Чижов.
   - А ты только что говорил про шарм, - напомнила Антонина.
   - У тебя есть свой шарм. - Чижов вдруг растерянно осознал, что не знает, что говорить дальше, как описать её несуществующий шарм. - У тебя есть свой шарм, - словно ученик для закрепления материала повторил он.
   - А в чем состоит мой шарм?
   "Да откуда я знаю, в чем состоит твой шарм", - тоскливо подумал
   он.
   - В тебе ощущается женщина, которая умеет добиваться своего, - начал он свою импровизацию. - Когда смотришь на тебя, то прямо током бьет от твоей энергии, целеустремленности. Честное слово, мне даже захотелось стать таким, как ты.
   - Правда, Ленечка?
   - Да зачем же мне тебе врать. - Чижов постарался, чтобы его голос звучал абсолютно искренне.
   - Ты очень верно все заметил, я всегда ощущала в себе эти качества.
   - Вот видишь, я оказался прав, - обрадовался, что выкрутился из щекотливой ситуации, Чижов.
   - Знаешь, Ленечка, мне кажется, что мы единственные в этом доме, кто понимают друг друга. Все остальные готовы вцепиться в других зубами. Это все Надя, она, как зловоние, распространяет вокруг себя ненависть.
   - Ты преувеличиваешь, - не совсем уверенно проговорил Чижов. - Она не такая. Хотя, конечно, свои недостатки у нее имеются. Да и другие тоже не пылают ненавистью. Вот мы с Сашей никого не ненавидим.
   - Саша блаженный, - продемонстрировала Антонина в ухмылке свои крупные желтого оттенка зубы. - Я о других говорю. Вот Алена и Сережа живут вместе. Интересно, что у них там происходит.
   - Точно не могу сказать, но можно предположить, происходит то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной.
   Антонина как-то странно взглянула на Чижова.
   - А тебе тут не тяжело без женщины? - вдруг спросила она.
   - Честно говоря, немного тяжеловато, - после небольшого колебания признался Чижов.
   Антонина смотрела на Чижова и явно что-то тщательно обдумывала.
   - Знаешь, хочется пойти еще с кем-нибудь поговорить. Ты меня извини, Ленечка, но ты же понимаешь, что когда не видишься со своими друзьями двадцать лет, то возникает желание что-нибудь узнать о них.
   - Обо мне ты все узнала?
   Антонина вдруг захихикала.
   - Не все, но очень многое из того, что хотела узнать. - Внезапно она наклонилась к нему и чмокнула Чижова в щеку. - мы с тобой еще обязательно о многом поболтаем. - Антонина махнула ему рукой, и не спеша, величественно, словно королева, держа прямо спину, направилась к дому.
  
   _ _ _
  
   Это платье Надин сшила еще в Париже специально к этому дню. Оно было именно такое, какое она и хотела иметь - очень простым, но одновременно очень элегантным. Оно было таким длинным, что прикрывало даже щиколотки, зато оставляло открытыми плечи и верхнюю часть груди. Надин внимательно рассматривала себя в зеркале, пытаясь оценивать свой образ с точки зрения мужчины. Она всегда так делала, и это весьма помогала находить эффектные ракурсы своей внешности. Вряд ли кто-нибудь из этих похотливых животных останется равнодушным, когда узрит её прекрасные формы. А на кого она хочет больше всего произвести впечатление? В её воображение как бы сама собой вплыла фигура молодого атлета. Вот напасть, что ей делать? Ведь этот парень нравится Патриции, да и он не сводит с неё своего огненного взора. Да тут еще совсем неожиданно Олег с его ухаживаниями за дочерью. Подобного поворота событий она, честно говоря, не предвидела. Да еще приезд Антонины... Не слишком ли много сюрпризов. Такое их количество не к добру.
   Она отошла от зеркала, присела на стул. Девятнадцать лет Патриции, уже целых девятнадцать. А ведь вроде бы совсем недавно был тот день, когда она поняла, что беременна. Она помнит, какой при этом её охватил испуг; в тот момент она совсем не думала о зреющем в её теле ребенке, её пугало то новое незнакомое состояние, в котором оказалось она, и которое таило столько неожиданностей. А вот теперь ей и дочери нравится один и тот же мужчина.
   На веранде стол был уже почти полностью накрыт. Патриция и Алена расставляли последнюю посуду, Надин присоединилась к их хлопотам.
   - Боже мой, какая же ты красивая, - сказала Алена. - Это платье просто шикарное, я ничего лучше не видела.
   - У тебя тоже замечательный наряд.
   - С тобой не сравнить. У тебя просто фантастический вкус. Такого простого и одновременно такого элегантного платья я даже не могла представить. .
   Надин довольно улыбнулась, она знала, что Алена в отличии от многих других женщин не станет лукавить и лицемерить, раз так она говорит, значит так и есть на самом деле.
   - Все-таки день рождение моей единственной дочери. Да не просто день рождение, а день рождение здесь, на моей Родине. Есть даты, которые хочется запомнить на всю жизнь.
   - Ты права, - грустно сказала Алены. Надин была уверена, что сейчас она подумала о том, что Бог не дал ей детей.
   - Не расстраивайся, а вдруг еще не все потеряно, - негромко произнесла она. - Скажи, как у вас дела? - задала Надин давно лелеемый ею вопрос.
   - Все очень непросто, - также тихо ответила Алена. - Все оказалось гораздо сложней, чем я предполагала.
   Надин смотрела на свою подругу, гадая станет ли та продолжать эту животрепещущую тему. Она видела, что Алене хочется с ней поделиться своими проблемами, но пока она не решается. Учитывая сложившуюся ситуацию, вряд ли стоит этому удивляться. Она думала, что все окажется очень просто, она уйдет к Сергею - и все её страдания раз и навсегда канут в лету. Но не тут-то было, в жизни так случается крайне редко. Посмотрим, что она станет дальше делать. В ближайший день-два надо будет непременно вызвать её на откровенность. Скорей всего это будет не так-то сложно сделать, она сама явно желает с ней поделиться своими переживаниями. Да в такой ситуации, в какой оказалась Алена, всегда возникает желание найти человека, который мог бы дать хоть какой-то совет. Нужно только подловить подходящий момент, и Алена расколется.
   Стол был накрыт, Надин с законной гордостью оглядела его; их ожидает неплохое пиршество. Она подошла к Патриции и несколько мгновений скептически смотрела на дочь; для столь торжественного для нее события она оделась несколько странно. На ней были старые давно полинявшие джинсы и какая-то невзрачная кофточка. Правда и в этом наряде Золушки она смотрелась красавицей и все же, учитывая размеры и разнообразие ее гардероба, она могла бы принарядиться несравненно приличней, дабы выглядеть принцессой.
   - Ты собираешься весь вечер проходить в этих обносках? - насмешливо поинтересовалась она.
   - А что, по-моему, ничего.
   - Это только по-твоему. Ты решила идти от противного.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Люди напяливают на себя одежду для того, чтобы подчеркнуть свою красоту. А ты одеваешься, чтобы показать всем, что, несмотря на то, что на тебе поношенные вещи, которые давно пора выкинуть, ты все же остаешься красавицей. А знаешь, в этом что-то есть. В восемнадцать лет этот прием может вполне сработать.
   - Значит, я могу не переодеваться?
   - Это тебе решать.
   - Тогда я останусь в этом.
   Патриция засмеялась и громко чмокнула мать в щеку.
   - У тебя изумительная дочь, - сказала Алена.
   - Да, - сказала Надин и внезапно подумала о Николае.
   Первым появился Мохов с шагающим за его спиной телохранителем. Олег был в великолепно сшитом костюме и если бы не продольная полоса, разделяющая, словно биссектриса его лоб на две части, выглядел бы просто красавцем, сошедшим с обложки модного мужского журнала. Николай тоже был в костюме, не в таком шикарном, как у его патрона, но вполне добротном, плотно облегающим его могучие плечи.
   - Поздравляю, Патриция, - сказал Мохов, склоняясь к ее руке. - Это от меня. - Он протянул ей огромный букет цветов.
   Надин мысленно прикинула его цену и по достоинству оценила щедрость Мохова. Любопытно, что он еще заготовил на сегодня.
   Николай тоже поздравил девушку и пожал ей руку.
   - А вы не хотите меня поцеловать? - вдруг спросила она.
   Надин видела, как Николай несколько замешкался, а его патрон с явным неудовольствием посмотрел на них; Мохов хотел, чтобы это предложение было бы сделано ему. Однако, это не остановила молодого человека, который на несколько мгновений прижался к губами к атласной щечке девушки.
   Следующим показался Чижов, он подбежал к Патриции и тоже вручил ей букет, правда, несравненно более скромный, чем тот, что одарил ее Мохов.
   - Вы обе просто прелестны, не знаю право, кому отдать пальму первенства - матери или дочери, - засмеялся Чижов.
   - Да ты, оказывается, профессиональный дамский угодник, - засмеялась Надин. - Один комплимент делаешь сразу двум дамам.
   Чижов довольно улыбнулся, но сказать ничего не успел, потому что на веранду вошел Анин. В руках у него не было цветов, он просто подошел к Патриции и поздравил ее.
   - А это поздравление от нас с Сережей, - сказала Алена, вручая Патриции скромный букет.
   - А где он сам? - спросила Надин.
   - Он скоро выйдет, он не очень хорошо себя чувствует.
   Пьян, уверенно подумала Надин.
   Внезапно с шумом распахнулась дверь, и на веранду ворвалась Антонина.
   - Все уже в сборе. А почему меня никто не позвал? Я ведь так могла опоздать. Как хорошо, что решила посмотреть, не собрались ли вы. Ой, забыла, Патриция, поздравляю тебя, ты просто ужас до чего хорошенькая. Я хорошо помню, что в твоем возрасте Надя никогда не была такой красивой, как ты.
   - Ты - тоже, - напомнила ей Надин.
   - Да, не была, - с вызовом подтвердила Антонина. - Зато я вела себя честно с мужчинами. Правда, Олежек.
   - О, ты была сама образец, - насмешливо скривил рот Мохов.
   - Прошу вас садиться, господа, - прервала спор на самом интересном месте Надин. - Сегодня у нас великое событие, моей любимой дочери исполнилось девятнадцать лет, - продолжила она, когда все расселись. - Возраст, когда человек окончательно становится взрослым. Предлагаю застолье по этому поводу считать открытым. Выпьем по бокалу шампанского, а затем перейдем к официальной части: прием поздравлений, пожеланий и подарков. Возражений нет?
   - Нет, - за всех сказал Мохов. - Только среди нас нет одного человека. Алена, ты нас не просветишь, что случилось с твоим невенчанным мужем?
   - Он скоро появится, - ни на кого не смотря проговорила Алена. - Он просил вас извинить его, Сереже немного не здоровится.
   - Знать бы что это за болезнь, уж не та, что лежит на дне этой посуды, - щелкнул Мохов по бутылке.
   - Олег, - умоляюще посмотрела на него Надин. - Я надеюсь, что Сережа будет сегодня среди нас, но мы все-таки собрались не ради него.
   - Извини, Надин, ты сегодня очень красива, а потому трижды права.
   - Тогда откупоривай шампанское.
   Все выпили вино, и настроение присутствующих вместе с газами шампанского пошло вверх.
   - А теперь предлагаю перейти к конкурсу приветствий и пожеланий, - провозгласила Надин. - Сегодня Патриция окончательно становится взрослой и таким образом отправляется в самостоятельный дальний путь. Кто и какие напутствия заготовил для неё. Олег, ты у нас любишь быть во всем первым, поэтому предлагаю начать с тебя.
   - Не возражаю.
   Мохов встал и торжественно подошел к Патриции. Из кармана пиджака он извлек небольшой черный футлярчик.
   - Позвольте, вручит вам мой маленький подарочек, дорогая Патриция. Я понимаю, что он чересчур скромен для столь прелестной девушке, но все-таки я надеюсь, что он сумеет стать еще одной звездочкой в созвездии вашей красоты.
   - Merci, monsieur. - Патриция раскрыла футляр и увидела тонкое, усыпанное крупинками маленьких бриллиантов колье. - О, je suis enchantee, c'est tres jolie, это очень кхасиво. - Неожиданно Патриция поцеловала Мохова в губы.
   Надин внимательно наблюдала за Моховым и увидела, что поцелуй дочери взволновал его. Вот, значит, для чего он ездил днем на машине, подумала она. Решил всех поразить своим подарком. Что ж, ему это вполне удалось.
   - А пожелания, Олег, - сказала Надин.
   - Я вам желаю, милая Патриция, только одного: чтобы для каждого вашего желания находился бы человек, способный его выполнить. Лучше всего иметь рядом с собой человека, который один может исполнить тысячу ваших желаний. И если однажды вы увидите, что такой человек рядом с вами и более того, он предлагает вам свою дружбу и покровительство, никогда не отказывайтесь от них. Под влиянием мимолетного чувства вы можете так поступить, но уверяю, что затем будете жалеть о своем поступке всю жизнь. Уверяю, такие люди крайне редки, на них можно заводить картотеку. Поэтому я вам желаю трижды подумать, прежде чем принимать решение. Берите пример с вашей матери, она всегда умела подчинять рассудку свои чувства.
   Этим своим пожеланиям он предложил свою кандидатуру в главного друга Патриции, усмехнулась Надин. Ну а на счет последнего это он загнул, если бы Олег только мог представить, сколько раз она поступала наоборот. Но надо отдать ему должное, он просто великолепно прорекламировал собственную персону. Можно не сомневаться, что его слова заставят задуматься Патрицию.
   - Я непхеменно подумать над вашими словами, - словно прочитав мысли Надин, ответила на пожелание Патриция. - Я вам очень благодахна за подахок.
   Мохов, словно конферансье, поклонился и сел на место.
   - Может быть, теперь молодой человек скажет нам свое поздравление, - предложила Надин.
   Николай приблизился к Патриции, достал из кармана небольшой, блестящий пистолетик и, направив его на девушку нажал на курок. На конце дула вспыхнуло пламя.
   - Это вам, - сказал он.
   - Спасибо вам, Николай. - Патриция поцеловала его в губы.
   Николай как-то смущенно потоптался рядом с девушкой, а затем сделал попытку вернуться на свое место.
   - Нет, Николай, - мягко остановила его Надин, - а ваше пожелание Патриции.
   - Мне кажется, что главное в жизни - это всегда чувствовать согласие с собой. Это гораздо важнее, чем любые материальные или другие блага. Когда совершаешь какой-нибудь поступок, надо обязательно прислушиваться к своему внутреннему голосу и делать так, как он советует. Даже если есть большой соблазн поступить как-то иначе. Потому что потом все равно пожалеешь об этом. Я в своей жизни уже не раз сталкивался с такой ситуацией и если следовал своему внутреннему голосу, то ни разу еще не пришлось раскаяться. А когда я его не слушал, то потом всякий раз убеждался, что совершил ошибку.
   - Кто следующий, господа?
   - Если позволишь, я, - выкрикнул Чижов. Он приблизился к девушке и посмотрел на нее снизу вверх. - Однажды полутень спросила у тени: "Раньше ты двигалась, теперь ты стоишь на месте, раньше ты сидела, теперь стоишь. Почему ты так непостоянна в своих поступках?" На что тень отвечала: "А не потому ли я такая, что все время от чего-то завишу? А может, то, от чего я завишу, тоже от чего-то зависит? Может быть, я завишу от чешуйки на хребте змеи или от крылышек цикады? Откуда я могу знать, почему я такая или другая?" Я хочу вам пожелать, Патриция, чтобы вы всегда точно знали, от чего и от кого зависите. А желательно,
   чтобы вы зависели только от себя. И даже не от своих желаний, которые меняются чуть ли не ежесекундно, а от подлинных стремлений. И тогда вы обретете настоящее счастье, которое никому не удастся у вас отнять. Потому что вопреки распространенному мнению счастье каждого человека зависит только от него самого и никогда от другого. И не верьте, кто говорит вам обратное, этот человек на самом деле желает сделать вас не счастливой, он хочет вас поработить. А счастье и рабство несовместимы. Это доказано всей историей человечества. Будьте не тенью, а тем, кто её отбрасывает. А это вам мой небольшой подарок. Хотя я понимаю, что сейчас он вам покажется не слишком интересным, но может быть, когда-нибудь у вас появится желание познакомиться с ним поближе. - Чижов протянул девушке книгу. - Это главный труд моей жизни.
   -"Мудхость безумных хечей" - прочитала Патриция.
   - Ты нам не скажешь, о чем эта книга? - спросила Надин.
   - Это мое исследование философии дао.
   - Что такое дао, Ленчик? - спросил Мохов.
   - Дао - это путь.
   - Путь - куда?
   - Подлинный путь никогда не бывает куда. Подлинный путь - это всегда где, зачем, для чего.
   - Мы об этом поговорим как-нибудь потом, - прервала их философский диалог Надин. - Саша, ты что-нибудь скажешь моей дочери?
   - Скажу, Надя. - Анин встал со своего места. - Я хочу тебе пожелать любви. Если ты хочешь полюбить кого-то, ты должна полюбить всех. И тогда ты полюбишь кого-то одного. Если ты полюбишь только одного, но не будешь любить всех, то это означает, что ты не любишь никого, в том числе и того, кого ты любишь. Будь осторожно с любовью, это очень горячее чувство, ею очень легко обжечься самому и обжечь другого, её очень легко превратить в ненависть. Научись любить и тогда все остальное придет само собой. А в этой книге есть все, что для этого необходимо. - Анин вручил Патриции Евангелие. - Это очень красочное издание, я надеюсь, оно поможет тебе.
   - Большое спасибо, - поблагодарила Патриция.
   - Теперь моя очередь, - сказала Алена. - Не верь, моя дорогая Патриция тем, кто говорит, что счастья нет. Не верь тем, кто говорит, что счастье возможно без любви и детей. Если женщина не исполнит того, что ей ниспослано природой, то над ней всю жизнь будет нависать тяжелый груз. И ни богатство, ни удовольствия не могут этого заменить. Мой совет, который исходит из моего собственного опыта: не стоит обманывать себя даже в малом, маленький обман способен породить большое несчастье. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива, Патриция. И прими наш с Сережей подарок. Мы знаем, что ты большая сладкоежка. - Она протянула ей большую коробку конфет.
   - На этом первую часть нашего праздника мы, можно сказать, закончили, - попыталась подвести итоги Надин.
   - А как же я, разве я в этом не участвую, - вдруг громко заявила о своих правах Антонина.
   Надин раздраженно посмотрела на неё.
   - Ты тоже хочешь что-то сказать?
   - А как же! - Антонина подошла к Патриции и поцеловала её. - Ты очень красивая и у тебя не будет недостатка в поклонниках. Но не верь никому, все мужчины обманщики, даже те, кто искренне верят своим словам. Поверь только моему богатому опыту, они обманут в первую очередь. Женщины должны быть всегда хитрей мужчин, только в этом случае ты сможешь добиться своего и найти хорошую партию. Путь они как можно дольше добиваются тебя, лишь в этом случае они станут тебя ценить и дорожить тобой. Но даже когда они добьются своего, поставь себя с ними так, чтобы в них ни на минуту не утихало опасение, что ты в любое мгновение можешь сделать им ручкой. Тогда они станут постоянно оказывать тебе внимание, гораздо меньше смотреть на других женщин. А мой тебе подарок такой, перед сном, если захочешь, я тебе сделаю свой фирменный массаж. Я его делаю только самым своим лучшим клиенткам.
   - Ты просто развернула целую программу под названием: "как завоевать мужчину", - не удержалась от насмешки Надин. - Патриция тебе невероятно благодарна.
   - Да, я поделилась с твоей дочерью своим опытом, как видишь, он может быть весьма полезным, - ответила Антонина и, гордо подняв вверх голову, вернулась на свое место.
   - Я очень всем благодахна за поздхавления, - сказала Патриция. - И за подахки. Но у меня есть ко всем одна пхосьба. В честь дня моего хождений вы не должны мне отказывать. Обещаете? Я обхащаюсь пхежде всего к мужчинам. Даете слово? - Она выжидающе обвела стол лукавыми глазами. - Олег?
   - Торжественно клянусь, что исполню любую вашу просьбу.
   - А вы, Николай?
   - Обещаю.
   - Леонид?
   - Я тоже обещаю исполнить все, что вы попросите.
   - Александр?
   - Да.
   - Тогда я пхосить вас сказать, кто пхинес мне букет?
   На веранде вдруг образовалась такая тишина, что стало отчетливо слышно раздраженное жужжание залетевшей из сада мухи, которой никак не не удавалось отыскать дорогу назад.
   - Никто не хочет сознаваться? - разочарованно проговорила Патриция. - Получается, ваше обещание ничего не стоить.
   Снова возникла тишина, которую по-прежнему нарушала лишь настойчиво ищущая дорогу на свободу большая жирная муха.
   - Значит, смелых схеди вас нет.
   - Это я сделал.
   Все дружно повернули головы в сторону Чижова.
   - Ну, Чижик, - насмешливо проговорил Мохов, - не знал, что ты так любишь молоденьких девушек.
   - А что тут такого, не только ты можешь так поступать. Патриция прелестная девушка и мне захотелось подарить ей цветы.
   - Я это сделал открыто, в день рождения.
   Лицо Чижова напоминало цвет вареного рака, он старался ни с кем не встречаться взглядом.
   - Что вы смотрите на меня, будто я совершил страшное преступление, мне нравится Патриция, и я захотел сделать ей приятное. Вот и все.
   - Для этого ты встал раньше самого солнца, пошел за два километра в лес, нарвал цветы, затем подкрался к окну и бросил букет в комнату Патриции. Ты романтик, Чижик.
   - Да, романтик, и это, Олег, исключительно мое дело. Ты вот циник, но никто же тебя за это не укоряет. Как говорится в таких случаях, каждому свое.
   - Ты молодец, Ленчик, мне нравится твой поступок, - внезапно раздался голос Максакова. Никто не заметил его появления, он стоял у входа на веранду и слегка покачивался.
   Я не ошиблась, что он вовсе не болен, а по просту пьян, подумала Надин.
   - А ты, Олег, просто завидуешь ему, ты сам также хотел поступить, да не решился. Ты же у нас солидный, как концертный рояль. И тебе очень хотелось, чтобы Патриция думала, что это ты забросил букет в её комнату. Но не все получается даже у тебя. Прими мои в связи с этим самые глубокие соболезнования. - Максаков сделал какой-то странный жест, отдаленно напоминающий поклон и его ноги, как у неумелого конькобежца, поехали в разные стороны. Алена вскочила со своего места и вовремя подхватила его.
   - Пойдем, Сереженька, я тебя посажу.
   Максаков недовольно взглянул на неё, но возражать не стал, а дал себя довести до стула.
   - Каждый имеет право на свои версии, какие бы нелепые они не были бы. Особенно если при этом человек еще и вдрызг пьян.
   - Ну и пьян, а голова у меня работает. Патриция я тебя поздравляю. Ты замечательная девушка.
   - Меrci beaucoup.
   - Ты мне напоминаешь свою маму, какой она была двадцать лет назад. Жалко, что она перестала быть такой же чистой и юной. Впрочем, мы все уже не те. Мы изменились, а зачем? Что мы от этого приобрели? Вот, дорогой наш Олег, скажи нам, что ты приобрел? Деньги, это понятно. А лично ты, вот если тебя раздеть, стереть твой счет в банке, кем ты в таком случае будешь? Можешь нам всем объяснить?
   - Кем буду, тем и буду. Лучше сам скажи, кто ты есть, режиссер. Говоря по правде,что-то я не очень слышал о твоих великих постановках.
   - Да что ты вообще слышал. Кроме своего бизнеса, ничего больше в жизни и не знаешь. Ты даже свою жену не знаешь. Столько лет с ней прожил, а ничигошеньки в ней и не понял. Зачем ты тогда женился?
   - Тебя не спросил, - огрызнулся Мохов.
   - А было бы лучше, если бы спросил. Я бы тебе мог дать много полезных советов.
   - Сначала дай их себе, а то от пьянства совсем опух.
   - Я пью потому, что мне становится мерзко от мысли, что на свете существуют такие люди, как ты.
   Мохов вскочил со своего места, и Надин увидела, как сжались его кулаки.
   - Ребята, успокойтесь, - воскликнула она. - В этом препирательстве нет никакого смысла. Лучше давайте танцевать, по-моему, это приятнее, чем ссориться. Вы не находите?
   Мохов со снисходительной улыбкой сел на свое место.
   - Мне нравится твоя идея, Надя, - сказал он.
   По комнате поплыли грустные аккорды музыки.
   Мохов поправил бабочку, подошел к виновнице торжества и склонился перед ней в полупоклоне. Патриция в свою очередь чинно наклонила голову и подала ему руку. Мохов нежно обнял девушку за талию, и они заскользили по паркету.
   - А ты не хочешь со мной подвигаться, Ленечка, - громко проговорила Антонина, решительно надвигаясь на Чижова.
   - Почему бы и нет, Тонечка,
   Надин чувствовала, как учащенно бьется у нее сердце. Она смотрела на стоящего немного в стороне Николая. Молодой человек явно чувствовал себя не совсем в своей тарелки, он внимательно наблюдал за крепко обнимающего Патрицию патроном, и по его лицу пробегали какие-то неясные тени. Она понимала, какие чувства он сейчас испытывает, и ей было даже немножечко его жаль. Но это были побочные ощущения, потому что сейчас её волновало совсем другое; то, что она задумала осуществить в этот вечер, занимало все её мысли и чувства.
   Надин подошла к Николаю.
   - Я вижу вы заскучали? А мне, как хозяйке, немного обидно, когда
   моим гостям не очень весело.
   - Вы не должны считать меня своим гостем. Я выполняю тут свою работу.
   - Ну, уж нет! - решительно возразила Надин. - С такой постановкой вопроса я никогда не соглашусь. Вы можете считать себя тут на работе, Олег может считать, что вы тут на работе, я же буду считать, что вы у меня в гостях. А так как вы скучаете, я хочу вас пригласить танцевать.
   Надин не без некоторого удивления увидела, как на лице Николая выступила краска. Несмотря на все свои внушительные габариты, он совсем еще не искушен в некоторых делах, поняла она. И почувствовала, как обдало её внутренним жаром. Только не потерять головы, сейчас для неё это самое важное.
   - Так вы пригласите на танец пожилую даму? Или это сделать мне самой?
   К своему удовольствию Надин увидела, что Николай покраснел еще сильней. Он вытянул вперед руки, и через секунду произошло то, о чем она мечтала весь этот день, - она оказалась в его объятиях.
   Теперь на небольшой площадке, то и дело сталкиваясь друг с другом, словно бильярдные шары, кружились три пары.
   Пара первая: Мохов-Патриция:
   - Вы замечательно танцуете, Патриция. Мне кажется, что вы даже учились этому искусству. Я угадал?
   - Угадали, Олег. Когда была малюсенькой, я немного заниматься балетом. Но вы тоже танцевать очень хохошо. Вы тоже где-то учиться?
   - Только у жизни, Патриция. Я всему в своей жизни учился у жизни. Поверьте мне, это лучший учитель. Все институты, университеты ничего не стоят. Там преподают люди вроде нашего Чижика, все свои познания они черпают только из книг. А в книгах нет ни слова правды.
   - Неужели ни одного слова пхавды?
   - Ни одного. Писатели самые лживые люди на свете. Они все время что-то придумывают, им кажется, что таким образом они постигают жизнь. А жизнь можно постичь только живя. А фантазии лишь уводят от неё. Легко в тепле и в безопасности сидеть за машинкой или компьютером и выстукивать на них разные истории. Я всегда хохочу от души, когда читаю про всякую жуть, которую они изображают в своих книгах. Описывают бесстрашных героев, а сами боятся усмирить трамвайного хулигана. А я никогда ни от чего не отворачиваюсь, всегда иду на риск. Знаете, есть пословица: кто не рискует, тот не пьет шампанского. Это про меня. Вы даже не представляете, сколько я за свою жизнь выпил шампанского.
   - А вы не бояться в таком случай спиться?
   - У вас замечательное чувство юмора, Патриция, я просто в восторге от него. И вообще, я в восторге от вас. Вы не только красавица, но и умница. А такой коктейль способен свалить с ног любого.
   - Только не вздумайте падать, пока мы с вами танцевать. Вы меня ушибете.
   - Не волнуйтесь, пока вы со мной вам ничего никогда не будет угрожать.
   - Я знаю, у вас телохханитель.
   - Телохранитель тут ни причем, я могу его в любой момент отослать. Я сам способен вас защитить.
   - А кто защитить меня от вас?
   - Вам не надо от меня защищаться, я вам полностью покорен. Я готов выполнить любое ваше желание. Только скажите.
   - А если у меня нет сейчас желаний. Это стханно?
   - Пожалуй, я привык к тому, что у людей всегда есть желания, а у молоденьких и хорошеньких девушек их особенно много. Но я уверен, что это ваше состояние ненадолго. И совсем скоро у вас появится море желаний.
   - Может быть, вы опытный человек, вы лучше знать молоденьких девушек, чем сами молоденькие девушки знать самих себя. Вы, навехное, много любить молоденьких девушек.
   - Какое значение имеет прошлое. Жить нужно, как у нас говорят, теперь и сейчас. Нужно с наслаждением использовать каждый миг, ведь он не повторится. Пусть такие, как Чижик, размышляют всю жизнь о вечном и неизменном, что им еще остается, их обделила природа, вот они и пытаются компенсировать свою ущербность тем, что стараются доказать всем, что так, как мы живем, жить нельзя, а надо жить совсем по-другому, так, как живут они. А ведь если внимательнее присмотреться к тому, как живут они, то повеситься захочется на первом же суку. На самом деле все их нескончаемые размышления - это месть нам за то, что мы другие, за то, что мы умеем получать от жизни удовольствия, а они - нет. Патриция, я же вижу, что мы с вами одной крови, у нас одна и та же температура, так что же нам мешает быть счастливыми друг с другом. Вас смущает мой возраст?
   - О, вовсе нет, vous etez tres jeune, вы очень молоды.
   - Вы это понимаете, я сразу почувствовал, что вы умница. Возраст - это ерунда, важно, как ты при этом сохранился, сколько лет ты сам себе даешь. Вы можете мне не поверить, но я сейчас чувствую себя более сильным и энергичным, чем двадцать лет назад.
   - О, я вам вехить. Я чувствую, вы очень сильны, вы очень кхепко меня пхижимать к себе.
   - Я рад, что вы это почувствовали. Давайте уйдем отсюда. Погуляем в саду.
   - О, я еще не готова. Я хочу немножко попить шампанское, немножко покушать. Я хочу вехнуться за стол.
   Пара вторая: Чижов-Антонина:
   - Я тебе наступил на ногу, Тонечка. Извини, пожалуйста, я так давно не танцевал.
   - Не беспокойся ни о чем, я тебя обучу всему. Мне часто приходиться танцевать. Приглашают на разные приемы, а там без танцев редко обходятся. А тебе, выходит, нравится эту девица, если ты ей даришь тайно цветы.
   - Просто я давно никому не дарил цветы, и мне захотелось это сделать. Это очень приятно дарить женщинам цветы.
   - А мне ты подаришь цветы?
   - Непременно, Тонечка.
   - Ты не врешь?
   - Но почему я должен тебе непременно врать. Честное философское, я буду каждый день дарить тебе по огромному букету.
   - Бедненький ты мой. А почему ты не даришь цветы жене?
   - Мне не хочется. Однажды я попытался это сделать, но она вместо того, чтобы обрадоваться, переполошилась, она заподозрила, что у меня появилась другая женщина, и я хочу с помощью цветов усыпить ее подозрения.
   - Глупый ты, а еще философ. Как тебя угораздило так вляпаться?
   - Она была первой, кто обратила на меня настоящее внимание, как на мужчину.
   - А если бы это была ослица, ты бы женился на ней.
   - Боюсь, что нечто похожее я и сделал.
   - Не волнуйся, все можно поправить.
   - Каким образом?
   - Тебе нужно немедленно завести любовницу. И тебе сразу станет легче. Поверь моему опыту, это лучшее лекарство от неудачи в семейной жизни.
   - Нет, я не могу, я твердо решил, что буду хранить ей верность. Неужели ты не понимаешь, что если я изменю, то изменю не ей, а себе.
   - Не говори глупости, Ленечка, ей ты давно изменил. Только не довел этого дело до конца. От этого и мучаешься. Вот я никогда не останавливаюсь на середине, потому и не испытываю мучений. Не волнуйся, я тебе помогу.
   - Как же ты мне поможешь, Тонечка?
   - Тебе надо встряхнуться. Ты весь заплесневел. Ты должен вновь ощутить жизнь. Ты меня понял?
   - Не очень.
   - Да что тут понимать! Надо делать то, чего хочешь. И хватит мучиться сомнениями. Кто тебе мешает?
   - Никто, Тонечка.
   - Так в чем проблема. Вперед и только вперед.
   - Но куда идти вперед?
   - Идти вперед - это идти в любую сторону.
   - А ты умница, Антонина.
   - А ты думал-то. Я знаю, что вы считаете меня все чуть ли не идиоткой. Но еще неизвестно, кто из нас здесь больший идиот.
   - Ты не справедлива к нам, я никогда не считал тебя идиоткой.
   - Не ври, считал. Да и сейчас считаешь. Только это не важно. Что из того, что ты шибко умный, стал ты от этого счастливей?
   - Твоя правда, не стал, Тонечка.
   - Неужто ты еще не понял, что для жизни ум вовсе не обязателен.
   - А что тогда обязательно?
   - Умение делать счастливой себя и того, кто рядом с тобой. Вот ты сделай меня счастливым, а я - сделаю тебя.
   - Но это не всегда удается.
   - Если ты будешь хныкать и каждые пять минут уверять себя в этом, то тогда, конечно, у нас ничего не получится.
   - А что же я должен делать?
   - Чему же ты, Ленечка, учился все эти годы, даже непонятно.
   - Мне тоже подчас непонятно.
   - Давай поступим так, ты будешь делать все то же, что и я.
   - Хорошо, попробуем.
   - Тогда пойдем отсюда, мне чертовски надоело смотреть на радостную рожу Надежды, которая, как клещ, вцепилась в этого молодого красавца. Уверена, она мечтает с ним переспать.
   - Ну, это ты напрасно.
   - Поверь мне, я слишком много видела женщин ее типа, у них у всех при виде таких мужчин начинают течь слюньки.
   Пара третья: Надин-Николай.
   - У вас, Николай такое лицо, словно танцевать со мной это самое неприятное, что с вами могло произойти.
   - Это совсем не так, мне очень приятно танцевать с вами.
   - Тогда в чем же дело, почему вы не можете даже улыбнуться?
   - Не знаю, но как-то не получается. Что-то мешает?
   - Что?
   - Мне трудно сказать, но я это чувствую.
   - Но почему бы вам не попытаться понять, что с вами происходит. Если поймете, то сумеете избавиться от своего комплекса.
   - Это не комплекс.
   - А что же тогда?
   - У меня такое ощущение, что происходит что-то не то.
   - Что не то, что мы танцуем?
   - Нет, хотя, не могу точно сказать.
   - Вы очень занятный, Николай, вы боитесь признаться и мне и себе, что со мной вам как-то неловко. Но в этом нет ничего особенного, вы просто еще не привыкли к таким ситуациям. Примите мой совет, расслабьтесь, забудьте про разницу в возрасте, в положении. Поверьте, все это на самом деле не имеет никакого значения. Постарайся прислушаться к своим подлинным ощущением. И вы быстро все станете оценивать по-другому.
   - И как же по-другому?
   - Если вам хорошо в эту минуту с человеком, то все различия между ним и собой не имеют значения. Даже если вы с разных планет. А тут, слава богу, инопланетян нет. Да и не такая уж между нами пропасть, чтобы не суметь ее перешагнуть. Если вам приятно со мной танцевать, то ничего иное вас и не должно беспокоить. Отдайтесь целиком этому чувству. Конечно, если вам действительно приятно со мной танцевать.
   - Да, Надежда Анатольевна, мне приятно с вами танцевать.
   - Прошу вас, зовите меня как и все, Надей. Я - Надя, вы - Николай и больше нет никаких проблем.
   - Совсем никаких?
   - Может, в это трудно и поверить, но это действительно так. Между нами нет никаких перегородок. Мы люди одной культуры, одного круга. И даже ваш замечательный патрон нам не помеха. Вы хотите быть счастливыми в жизни?
   - Кто же этого не хочет.
   - Тогда я разрешу себе предложить вам один рецепт. Не ищите большого, на всю жизнь одного счастья, его просто нет. Это миф, сказка для взрослых, в реальность которой они по глупости верят. Ищите множество счастий, ищите счастье на каждый день, на один час, и даже на одну минуту. И тогда вы не будете задаваться вечным вопросом: а где оно мое большое счастье, почему я прожил всю жизнь, а его так и не получил. Когда я слышу подобные разговоры, то безошибочно определяю, что этот человек просто глупец и ничего иного он не достоин, кроме того, чтобы без конца вопрошать об этом. Он просто прошляпил свою жизнь и не хочет себе в этом признаться.
   - А как же любовь? Выходит, что тогда нет настоящей любви, а есть только любовь на один день и даже на один час. Я вас правильно понял?
   - А чем плоха любовь на один день. То, что она скоротечна, вовсе не уменьшает ее силу. Это может быть взрыв подобно тому, когда испытывают атомную бомбу. Разве это не лучше чем долгое тянучее чувство. Ты уже давно не любишь, но по привычке считаешь, что влюблен, как и в первый день. И мучишь своим захиревшим чувством и себя и другого человека. А не лучше ли отлюбить быстро, но по-настоящему страстно, сжать так любимого в объятиях, чтобы у него заскрипели бы косточки. Я вижу, вы немного удивлены моими речами. Они проверены все опытом моей жизни. А я немало в ней испытала. Вот и сейчас разве вы еще не почувствовали, как приятно мне танцевать с вами.
   - Почувствовал. Мне тоже приятно.
   - Это уже лучше.
   - Но я так не привык!
   - Я знаю. Но ведь вы совсем еще молоды, вам еще многое предстоит сделать в первый раз. Не смущайтесь и не останавливайте себя только из-за того, что этого еще у вам не было. Наоборот, раз не было, то значит стоит испытать.
   - А если это будет неправильный шаг?
   - Знаете, у одного писателя есть изречение, которое мне всегда очень нравилось: "Лучше делать и каяться, чем не делать и каяться". Мне кажется, это чертовски верно.
   - Пожалуй, я тоже с этим соглашусь.
   - Значит, я все же добилась своего и рассеяла ваши предубеждения?
   - Мне сейчас трудно об этом судить. Но вам удалось кое-что поколебать во мне. Я вдруг почувствовал сейчас растерянность.
   - Это от новизны ощущений, это быстро пройдет. Я тоже чувствую растерянность всякий раз, когда сталкивалась в жизни с чем-то новым и неизвестным.
   - И часто у вас бывали такие столкновения?
   - А как вы думаете?
   - Думаю, что часто.
   - Вы начинаете меня понимать, я рада этому.
   - Но зачем вам мое понимание, по-моему, вам должно быть от него ни холодно, ни жарко.
   - А вам не приходило в голову, что вы себя сильно не до оцениваете, Николай. Так что это совсем не так.
   - Мне всегда казалось наоборот, что я о себе сужу вполне реалистично.
   - Человек не может судить о себе реалистично. Для этого нужно быть беспристрастным, а мы не в состоянии сохранять беспристрастие, когда думаем о собственных персонах.
   - А мне кажется, можем. Надо только хорошо себя знать и не давать себе поблажек. Не надо себя считать изначально хорошим и всегда во всем правым. А если есть какие-то сомнения, то почему бы не попытаться понять их до конца, как бы это не было неприятно. И тогда все станет ясным.
   - Боюсь, что ваша схема чересчур все упрощает. Вы забываете одну маленькую деталь: испытуемый должен еще при этом желать знать правду. А правду о себе знать никто не хочет. Даже те, кто только и делают, что уверяют, что хотят ее узнать. Они-то и есть самые главные лгуны. Человек всю жизнь только тем и занимается, что всевозможными способами старается скрыть ее от себя. Возьмем для примера вашего дорого патрона. Он...
   - Извините, Надежда, но мне бы не хотелось его обсуждать.
   - Понимаю. Это увеличивает мое к вам уважение. Кстати, интересно, где он, он исчез и увел мою дочь. А с ним оставлять ее весьма опасно.
   - Вы хотите пойти поискать их?
   - Пожалуй, нет. При всем моем замечательном к нему отношении, я надеюсь, что у него все же не хватит мерзости, чтобы сделать Патриции какую-нибудь гадость. Да кроме того, я знаю Патрицию, она не позволит ему ничего из того, чего не захочет сама. И все-таки надо быть ко всему готовым. Но все же один хороший пример они нам дали, я думаю, самое время покинуть это замечательное место и найти другое, не менее замечательное. Вы не против?
   - Нет, пожалуйста, если вы этого хотите...
   Патриция и Мохов стояли в отдаленном уголке сада под старым, начинающим уже сохнуть, но еще раскидистым деревом. Мохов держал в руке бутылку шампанского, два бокала он поставил на толстую ветку и теперь следил, чтобы они не упали.
   - Патриция, у вас не вызовет протест, если мой следующий тост будет за любовь?
   - О, любовь, пить за любовь - это замечательно.
   Мохов поочередно налил в бокалы шампанского.
   - Тогда выпьем на брудершафт.
   - Как это на бхудехшафт?
   - Это очень просто и одновременно очень приятно. Люди переплетают руки с бокалами, а потом целуются.
   - О целуются, это замечательно. А можно не целоваться?
   - Почему? Я у вас вызываю такое отвращение?
   - О, вовсе нет, вы очень видный мужчина.
   - Так в чем же причина? Разве не созданы мужчина и женщина для того, чтобы любить друг друга?
   - Я думать, что созданы.
   - Так что же нам мешает любить друг друга?
   - О, ничего не мешает.
   Мохов сделал решительный шаг к девушке, и теперь они стояли почти вплотную друг к другу. Он попытался ее обнять, но она быстро наклонилась и, проскользнув под его рукой, оказалась за спиной Мохова. Он недовольно повернулся к ней.
   - Я тебе не нравлюсь? - вдруг перешел он на ты.
   - О что вы, очень нхавитесь.
   - Тогда почему ты убегаешь от меня.
   - Вы очень тохопитесь, Олег.
   - Говори мне, пожалуйста, ты.
   - Хохошо. Но все хавно, ты очень тохопишься.
   - А какой смысл откладывать, ты можешь меня просветить.
   - Я не знаю, пхосто я еще не готова.
   - Ерунда. Женщина всегда готова. Женщина всегда находится в ожидании, что кто-то придет и возьмет ее.
   - О может быть вы и пхавы, но я не думать, что меня кто-то возьмет именно сегодня. Я хотеть еще немного подождать.
   - Но зачем, Патриция ждать. Ждать - это всегда терять только время. - Он хотел еще добавить и деньги, но почему-то проглотил последнее слово. Мохов вновь попытался осуществить тот же маневр, но с тем же успехом.
   - Мне нхавится, что ты такой умный, Олег, и очень пхавильно все говохишь. Но ко всему надо пхиготовиться. А я еще нет. Я еще совсем юная.
   Мохов снова налил в бокалы вино и с сожалением посмотрел на бутылку, в которой оставалось шампанского на донышке.
   - Мы так и не выпили с тобой на брудершафт.
   - О, мне очень понхавился бхудершафт, но я не хочу больше пить. Давай отложим все до дхугого хаза.
   Мохов один выпил два бокала и раздраженно посмотрел на Патрицию.
   - А что будет в дхугой хаз, - передразнил он её, - тоже самое, что может быть и тепехь. Так, скажи на милость, какой смысл нам откладывать. Ты должна знать, я терпеть не могу ничего откладывать. Тот, кто откладывает, не получает ничего. А я хочу получить все и сейчас. Ты понимаешь меня? - Мохов сделал последний глоток шампанского на этот раз прямо из бутылки, бросил её куда-то в темноту и угрожающе надвинулся на девушку. Патриция, припертая к стволу дерева, смотрела на него широко открытыми глазами.
   - Je vous en prie, soyez tranquille, ne bougez pas.
   - Говори, черт возьми, по-русски, я ничего не понимаю в этой тарабарщине.
   - О, я пхошу вас не двигаться, я хотеть идти в дом. Пожалуйста, пустите меня.
   Мохов, не зная, как поступить дальше, несколько секунд в растерянности стоял перед ней. Патриция воспользовалась предоставленной ей передышкой и бросилась мимо него со всех ног к дому. Мохов посмотрел ей вслед, но преследовать не стал, ограничившись лишь тем, что чертыхнулся. Он стал искать в карманах сигареты, но, судя по всему, пачку оставил на веранде. Он вдруг оказался захваченным каким-то глухим и непривычно глубоким отчаянием. Он и раньше терпел неудачи и даже поражения, но никогда его чувства не были столь сильными, у него было такое ощущение, как будто его только что ударили по голове. И дело заключалось не в том, что убежала Патриция, дело было в чем-то другом, его отчаяние поднималось из совсем других пластов, гораздо более отдаленных от поверхности его сознания и связано было с самими основами его личности. Но никакого желания анализировать, что с ним происходит, он не испытывал, он, в конце концов, не Чижик, чтобы как бродяга в мусоре, копаться в себе. Есть более эффективные способы залечивать душевные раны; если он осушит еще одну такую бутылку шампанского, то от всех его переживаний не останется и следа. Значит, надо срочно раздобыть вино. Если на веранде ничего не осталось, то он надеется, что на кухни у Надин чего-нибудь да отыщется. Он никогда не поверит, чтобы такая предусмотрительная женщина, как она, ничего не оставила в загашнике. А, следовательно, вперед, на кухню.
   Антонина, как воспитатель ученика, крепко сжимая в своей ладони маленькую ладошку Чижову, вывела его с веранды.
   - Куда мы пойдем? - спросил Чижов.
   - А куда мы здесь можем еще идти, неужели не петришь, конечно, в твою комнату. Или ты что, против?
   - Нет, конечно, ты права. Пойдем ко мне. Нам прямо по коридору.
   - Ты что думаешь, я не знаю, где ты обитаешь. Я за сегодняшний день изучила, кто, где живет. Давай, открывай дверь.
   Антонина вошла в комнату, зажгла свет и по-хозяйски осмотрелась.
   - Ну и свалку ты тут устроил, философ.
   Чижов как-то виновато улыбнулся.
   - Я никогда не умел наводить порядок.
   - Зато я умею. Теперь у тебя будет чисто и уютно. Ты рад этому?
   - Конечно, Тонечка, рад, кто же этому не рад.
   - Да нет, бывают, что и не рады. У меня были такие случаи.
   - Конечно, бывают и такие случаи.
   - Да что ты заладил: конечно и конечно, других слов что ли не знаешь. А еще философ.
   - Конечно, знаю.
   Антонина подозрительно посмотрела на него.
   - Прости, Тонечка, это как-то само собой вырвалось. Я сам не знаю, почему это вдруг со мной происходит. Наверное, я волнуюсь.
   - А чего ты волнуешься?
   - Ну, как же, мы тут с тобой вдвоем, сама понимаешь.
   - Ты что никогда вдвоем не был с женщиной.
   - Ты будешь смеяться, но не был.
   - А с женой, вы как чтобы побыть вместе еще кого-то приглашаете?
   - Но с женой это совсем другое дело.
   - Чего ж тут другого, Ленечка. Какой же ты у меня, оказывается, застенчивый. Я и не предполагала даже.
   - Да вот как-то так получается, - пробормотал Чижов.
   - Неужто у тебя не было за все это время, кроме жены, ни одной бабы.
   - Не было.
   Антонина вдруг засмеялась.
   - Да ты, оказывается, девственник. Мужик в сорок лет - и вдруг невинный, как только что появившийся на свет младенец.
   Чижов молчал, он только как-то странно, с некоторой опаской посматривал на Антонину.
   - Не обижайся, я пошутила. Мне даже это очень приятно. Я же понимаю, это ведь груз. Ну, скажи, груз?
   - Да, в какой-то степени, немножечко бывает что давит.
   - Да не немножечко, а сильно. Поди, только об этом и думаешь.
   - Вовсе нет, - запротестовал Чижов, но как-то не очень уверенно и горячо.
   - Ну, конечно, ты же еще философ. Хотя на самом деле такие, как ты, мужики, за всякими там высокими материями скрывают эти свои желания. Разве могут они в них признаться, это же так низменно. А вот я ничего не скрываю, - вдруг с гордостью проговорила Антонина. - Если я хочу, то и говорю, что хочу.
   Чижов неопределенно кивнул головой.
   - Ты очень верно поступаешь, Тонечка. Ты молодец, я завидую тебе.
   - А не надо мне завидовать, мне нечего завидовать, - вдруг зло прошипела она. Антонина села на кровать. - Чего стоишь иди, сядь рядом со мной.
   Чижов как-то не совсем уверенно сел.
   - Какой ты маленький и лысенький, значит умный. - Она вдруг поцеловала его в круглую, словно проведенную циркулем, плешь. - Ну что сидишь, как истукан? Разве ты не хочешь заняться со мной любовью.
   - Да, конечно, хочу, Тонечка.
   - Так давай.
   Она вдруг стала расстегивать его пиджак.
   - Тонечка, я сам разденусь, - пискнул Чижов. Но она, не обращая внимания на его протесты, продолжала свою напряженную работу; расстегнув пиджак и отбросив его, как ненужную вещь в сторону, она принялась стаскивать с него брюки.
   - Тонечка, не надо, брюки я сниму сам, - взмолился Чижов. Но она. уже войдя в раж, не обращала внимание на его слова.
   Брюки полетели за пиджаком по тому же маршруту. Теперь Чижов оставался лишь в майке да в полосатых длинных трусах.
   - Какой ты сексуальный! - внезапно воскликнула Антонина. - Ты хочешь посмотреть на меня обнаженной. Говори, ты хочешь этого?
   - Да, очень хочу.
   Антонина встала и буквально за считанные секунды избавилась от одежды. Она гордо стояла перед ним, слегка выставив вперед одну ногу. Чижов без большого энтузиазма смотрел на ее тощие икры и ляжки, худой, будто втиснутый катком в тело живот, на две совсем крошечные, но при этом похожие на мешочки отвислые груди.
   - Тебе нравится моя фигура? Только не ври. Я сразу пойму.
   - Очень нравится, ты сложена почти, как Афродита.
   - Ты немного преувеличиваешь, - довольно мурлыкнула Антонина. - Так чего же ты ждешь, иди ко мне.
   Словно пантера одним прыжком она оказалась на кровати и призывно протянула к нему обе руки. Он тоже прыгнул следом и через секунду очутился уже на ней.
   - Целуй же меня всю, я вся твоя!
   Чижов не очень активно, но постепенно все больше распыляясь, стал целовать распростертое под ним тощее тело. Пока он был поглощен этим ответственным занятием, его партнерша тоже не лежала без дела, она пыталась снять с него майку, но, не справившись с этим, просто порвала её и бросила на пол. Затем Чижов почувствовал, как его освободили и от трусов. Но на этот раз, слава богу, обошлось без порчи одежды.
   - Вот он, как я давно мечтала его увидеть! - завопила Антонина, хватая рукой освободившийся из плена трусов член. - Какой же он у тебя замечательный, какой большой. Ты такой маленький, а он такой большой. Это так возбуждает! Пусть он поскорее войдет в меня!
   Чижов попытался выполнить последнюю её просьбу, но его член все никак не мог проникнуть в узкую, как отверстие для монет в телефонных аппаратах, расщелинку. Он снова и снова повторял свои героические попытки, но с прежним успехом. От постигших его неудач и напряженного труда, он даже вспотел, и стекающие с него капли пота стали орошать моросящим дождичком её грудь. Внезапно он почувствовал, что вошел в женщину, и ощутил большую радость и одновременно большое облегчение от того, что ему, наконец, удалась эта непростая операция. Антонина издала одновременно сладострастный и победный крик, посчитав, по-видимому, это также и своим великим достижением, но Чижов уже почти не обращал на ее восторги внимания, так как был целиком поглощен собственными ощущениями. Он вдруг испытал огромный прилив желания и теперь, словно паровоз, в топку которого бросают все больше угля, наращивал темп. Антонина в приливе страсти извивалась под ним, как змея. Внезапно наступила разрядка, и он без сил распростерся на своей партнерше.
   Несколько минут они лежали молча.
   - Тебе было хорошо со мной? - вдруг негромко и нежно спросила Антонина.
   - Да, Тонечка, я давно не испытывал ничего похожего.
   Антонина ласково поцеловала его уже ставшим у них традиционным поцелуем в лысину, а затем мягко провела рукой по его телу.
   - Ты замечательный любовник, самый лучший, которого я когда-либо знала
   - Правда? - с недоверием спросил он.
   - Правда, Ленчик. - Она повернулась на бок, лицом к нему, и ее груди сами собой оказались в его ладошках. Он слегка сжал эти мешочки и подумал, что может быть они не так уж и не красивы и еще пару таких сеансов, и он вполне может привыкнуть к этому странному почти неправдоподобно худому телу. В конце концов, это лучше, чем совсем ничего. Впервые за вечер он вдруг почувствовал благодарность к ней. Он вдруг понял, что она вернула ему что-то нечто очень важное и ценное, то, что он давно то ли потерял, то ли вообще еще не находил и что в каком-то смысле отныне он совсем другой человек. А разве к этому он не стремился всю свою жизнь, стать однажды не таким, каким был до сих пор, избавиться от тех кошмаров, которые подобно палачам без устали мучили его. Вот только никогда он не мог и предположить, что миссия избавителя выпадет на Антонину. А ведь если бы ему сказали всего лишь час назад, что эта женщина сыграет такую важную в его жизни роль, он ни за что бы в это не поверил.
   Чижов посмотрел на лежащую рядом с ним женщину, улыбнулся ей и вдруг снова ощутил позыв желания. И уже через секунду два тела: одно длинное и тощее, другое упитанное и совсем маленькое слились, как две ленты в одном венке, воедино.
   Надин и Николай вот уже полчаса гуляли по саду. Они ходили по нему кругами, и эти круги казались ей кругами ада. Костер нетерпения словно грешницу, жег ее изнутри. Надин понимала, что в этой ситуации она должна взять инициативу целиком на себя, иначе эта прогулка может затянуться до бесконечности. Но пока она никак не могла собрать внутри себя необходимую для действий критическую массу решимости; все-таки она привыкла к тому, что инициатором любовного сближения, по крайней мере, внешним является мужчина.
   - Мне кажется, становится немного прохладно, - сказала она.
   - Вам холодно, Надя, - слегка удивленно проговорил Николай. - А по-моему очень теплый вечер.
   Да что же он все-таки недогадливый, вздохнула она, не может понять, что дело вовсе не в окружающей их температуре, что этими своими словами она попросила его ей подыграть. А ведь он вовсе не дурак, более того, у нее есть ощущение, что потенциально он умнее всех тех, кто здесь присутствует. Только это как раз тот ум, который следует долго и тщательно развивать и шлифовать, как алмаз. Иначе он никогда не превратится в бриллиант.
   - По-видимому, мой озноб связан не с температурой воздуха, а с моими внутренними ощущениями. - Она повернулась и посмотрела на него. Несколько секунд она напряженно ждала ответа; ей показалось, что её недогадливый собеседник находится в раздумье. Но когда она услышала его слова, то её сердце радостно забилось.
   - Может, тогда есть смысл проводить вас в вашу комнату, - сказал Николай.
   - Да, пожалуй, - разыгрывая некоторые колебания, проговорила она.
   Пока они пробирались по дому, Надин молила Бога, чтобы никто не застукал бы их вместе. По-видимому, Бог услышал ее молитвы, и они незамеченными дошли до комнаты. Надин отперла дверь и, почувствовав, что Николай замер в нерешительности у порога, схватила его руку и повела за собой. Затем она закрыла дверь на ключ и облегченно вздохнула: половина из того, что было задумано, она благополучно выполнила. Впрочем, оставалась другая половина, пожалуй, еще более сложная и уж без всякого сомнения самая важная.
   - Наконец мы и одни. Ты хотел этого, Николай? - Она решила сразу же перейти на ты, по опыту она знала, что такой переход способен значительно ускорить ход событий.
   Она сознательно не зажгла свет, но луна достаточно ярко освещала комнату, и Надин вполне могла наблюдать за тем, как меняется его лицо. Сейчас оно вдруг приобрело какое-то замкнутое выражение, как будто бы он не хотел, чтобы кто-либо проник в священный храм его чувств.
   - Ты не хочешь сказать хотел ты этого или нет? - Теперь, когда они наконец одни, она может себе позволить больше смелости и настойчивости.
   - Да, хотел, - отозвался Николай.
   - Ну вот, то, что ты хотел, совершилось. Ты этому разве не рад?
   - Не знаю, мне сейчас трудно сказать. У меня противоречивые чувства.
   - Давно я не встречала такого молодого человека, который был бы напичкан таким большим количеством сомнений, как ты. Как ты собираешься с ними жить? Они измучают тебя, доведут до кошмара.
   - Может быть, но я не могу прогнать их, как непрошеных гостей.
   Они часть меня.
   - Поверь мне, не лучшая часть. Ты не желаешь чего-нибудь выпить?
   - Нет, спасибо, вы же знаете, я не пью.
   - Прошу, говори мне ты. Мы тут вдвоем и вполне можем обойтись без церемоний. И все же я бы на твоем месте выпила бы. Иногда случаются ситуации, когда сам Бог велит сделать исключение.
   - Я не хочу таких ситуаций.
   Надин выпустила из себя едва слышный вздох. Этот малопродуктивный диалог ее начинал утомлять, она бы хотела, чтобы сейчас говорили их губы, руки. Неужели он в самом деле не понимает, зачем она заманила его сюда. Сказать ему прямым текстом?
   - А я выпью.
   Она подошла к бару, достала бутылку и плеснула из нее в бокал. Сейчас ей было совершенно все равно, что пить и поэтому она даже не взглянула на этикетку. И лишь когда сделала маленький глоток, поняла, что по ошибке вместо вина налила себе коньяку.
   - А знаешь, это иногда помогает, - сказала она.
   - Помогает чему?
   - Делать то, чего тебе хочется. Всю жизнь мы только и делаем что строим для себя запруды из всяких запретов. Ты совсем молодой, откуда у тебя их столько?
   - Это не запреты.
   - А что же. по-твоему?
   - Я не хочу вносить в свою жизнь ничего, что помешало бы мне быть честным с самим собой.
   - И к этому ты относишь алкоголь, - засмеялась она. - А еще чего? Женщины тоже входят в этот скорбный список?
   Николай с некоторым затруднением посмотрел на нее.
   - Нет, не входят. Но все зависит от того, какая женщина. Если та, которую ты любишь, то тогда я хочу её любить без всяких запретов.
   - Мне нравится твоя последняя мысль. То же самое, я могу сказать и о мужчине.
   Надин поставила бокал на стол и подошла совсем близко к Николаю. Она положила руки ему на грудь, а затем стала водить ладонями по рубашке. Затем расстегнула несколько пуговиц и прижалась губами к его телу. Грудь у него была по-юношески чистая, без единого волоска и от прикосновения к этой гладкой мужской кожи она чувствовала, как кружится у нее голова.
   - Глупый, - тихо, почти шепотом произнесла она, - неужели ты еще не понял, как ты мне нравишься. Что я должна сказать еще и сделать, чтобы ты, наконец, обо всем догадался?
   Николай молчал, сведя брови в единую линию.
   - Я хочу тебя, хочу здесь и сейчас. А разве ты меня не хочешь?
   - Хочу, - выдохнул он.
   - Тогда пусть нам ничего не мешает. - Она обвила руками его шею и почти силой приблизила его губы к своим губам. И почувствовала, как соприкоснувшись с ее ртом, они мгновенно ожили, заговорили своим, не требующим слов языком. И последняя мысль, которая еще успела посетить ее голову, была: я победила.
   Они отдыхали после неистовства ласк. Надин лежала на спине и смотрела в невидимый в темноте потолок. Давно ее не посещали такие прекрасные ощущения, давно она не чувствовала себя столь живой и обновленной. Несмотря на весь ее богатый опыт, она все же не представляла, что секс способен приносить такое наслаждение. И все же она великая женщина, если сразу же уловила в этом атлете задатки великого любовника. Конечно, сыграл роль и тот факт, что у нее давно не было мужчины, что обострило все её восприятия; после того, как она рассталась с Полем, прошло больше 7 месяцев. Да и Поль был совсем не тот человек, который требовался ей. Но вот воистину гамлетовский вопрос, что делать ей дальше, вести ли дело к продолжению их романа или ограничиться нынешним эпизодом? Она же понимает, что если клубок этой внезапно возникшей связи будет разматываться и дальше, то в конце концов образуется такой узел, который им придется распутывать и долго и трудно. Но и завершить все на этом ей тоже не хочется; она не сомневается, что совсем скоро у нее вновь появится желание пережить подобные ощущения еще раз...
   Она повернулась к Николаю и внимательно посмотрела на него. Тот лежал с очень серьезным лицом как будто только что совершил какой-то неисправимый проступок.
   - Мне надо идти, - вдруг сказал он. - Я должен посмотреть, что делает патрон.
   - Подожди. - Она почувствовала, что ей совсем не хочется его отпускать от себя. И немного испугалась этого чувства; а что если это не просто мимолетное увлечение, вызванное потребностями жадной до удовольствия плоти, а нечто большее. Как она в этом случае станет выкручиваться из положения, знает и то, если знает, один только Бог. - Ничего с твоим патроном сегодня не сделается. Он, наверное, напился и благополучно храпит в своей кровати.
   - Все равно я должен в этом убедиться сам.
   - Так настоящие мужчины не поступают, покидая сразу после близости женщину. Разве тебе неизвестно, что в этот момент ей требуется от мужчины ласка и нежность. Иначе она будет жалеть, что отдалась ему. - Надин надеялась, что он откликнется на ее призыв, но Николай продолжал лежать неподвижно.
   - Ты жалеешь о том, что произошло? - уже с некоторой досадой спросила Надин.
   - Нет, не жалею, - чуть помедлив отозвался Николай. - Ты великолепная женщина. Я многое понял за эти минуты.
   - И все же ты не хотел бы, чтобы это повторилось снова? - как бы досказала она его мысль.
   - Да, не хотел бы.
   - Потому что ты не любишь меня. Я правильно выразила твою мысль?
   - Да, поэтому. Мне кажется, я поступил неправильно.
   Надин вдруг почувствовала, как поднимается в ней раздражение. Откуда взялся на ее голову этот уникум. Неужели он и в самом деле не считает себя вправе переспать с женщиной только потому, что не испытывает к ней великой любви. Но тогда почти никто ни с кем не спал бы. И дети были бы такой же редкостью, как посещение земли инопланетянами.
   - Но разве нам не было хорошо, разве тебе не было хорошо?
   - Мне было очень хорошо, Надя.
   - В таком случае, чего тебе еще надо?
   - Точно не знаю, но у меня такое ощущение, как будто я растрачиваю бесполезно свой дар.
   - Какой дар?
   - Дар любви, - задумчиво произнес Николай.
   - Значит, любя меня, ты напрасно расточаешь свой дар, я так тебя поняла, - даже немного по-настоящему обиделась Надин.
   Николай тяжело вздохнул и ничего не ответил, но Надин поняла, что его вздох как раз и был утвердительным ответом на ее вопрос.
   - Ты обиделась? - с ноткой раскаяния в голосе спросил он.
   - А ты как думаешь?
   - Но ведь и ты не любишь меня.
   - Откуда ты знаешь про мои чувства.
   - Мне так кажется. Это минутное увлечение.
   Надин немного помолчала.
   - Я и сама не знаю, как я к тебе отношусь. Но ты мне очень нравишься, давно мне не нравился никто, как ты. И поверь, это связано не только с постелью. В тебе есть какая-то важная отличительная особенность, ты много значишь сам для самого себя. Ты хочешь себя уважать. А это в мужчинах встречается нечасто, обычно они довольствуются тем, что уважают их. А про то, как они относятся к себе сами, заслуживают ли они самоуважение, предпочитают не думать. Может быть, поэтому с тобой чувствуешь себя очень защищенной. такие люди не могут быть предателями. - Внезапно она встрепенулась. - Я только сейчас поняла, ведь это действительно твое призвание - быть телохранителем. Ты не только по должности телохранитель, ты такой по своей сути. Как жаль, что между нами такая разница в возрасте. Послушай, а может, плюнуть на неё, встречаются и такие пары. Тебя же не испугают общественные предрассудки.
   - А Патриция?
   - Патриция. У неё свою жизнь, она сама скоро выйдет замуж. - Она взглянула на него и по лицу Николая прочитала его мысли. - Ты влюблен в Патрицию?
   - Да, мне она понравилась сразу, как только я ее увидел. У меня было такое чувство, что именно эту девушку я и ищу.
   - Но пойми, Патриция еще совсем ребенок, она еще совсем не оформилась ни как женщина, ни как человек. Ей нужны годы и годы.
   - Я не тороплюсь.
   - Зато я тороплюсь, - со злостью сказала она. - Хорошо иди, я больше тебя не держу. Посмотри, не случилось ли чего-нибудь с нашим дорогим Олегом, не обрызгал ли он себя шампанским. Кажется, сегодня он активно его поглощал.
   Николай ничего не ответил, он встал и начал спокойно, но быстро одеваться. Она молча наблюдала за тем, как скрывается в одежде его великолепное мускулистое тело.
   Одевшись, он подошел к ней и поцеловал в щеку.
   - Мне было с тобой очень хорошо. Пожалуйста, прости.
   Но она ничего не ответила, эти его слова уже не имели для нее никакого значения.
  
   _ _ _
  
   Надин сидела на веранде, курила сигарету и наблюдала, как выползают из своих нор их обитатели. К её удивлению первой появилась пара Чижов и Антонина. Они гордо прошествовали к своим местам и, сев рядом друг с другом, принялись активно болтать. Бог мой, да они спелись, изумленно думала Надин. Вот уж чего она не ожидала, так образование этого странного альянса. Просто удивительно, как они могут находиться вместе, да еще чувствовать себя счастливыми. Что их может объединить? Что может быть общего у глубокомысленного Чижова, всю жизнь проведшего в изучение философских свитков, с этой дурой, способной изрыгать из себя только самые убогие мыслишки? Нет, сколько она не изучает людей, а понять их невозможно. И никому, кажется, это не под силу, пожалуй, лишь данное обстоятельство только её и утешает.
   Появился Мохов, за ним следом шел Николай. И мысли Надин мгновенно, как про повороте ручки приемника, переключились на другую волну. Мохов казался очень угрюмым, она заметила, что он даже был не очень чисто выбрит - такую небрежность он себе еще не позволял. Он кивнул всем головой, сел на шезлонг и закурил, рассеянно водя глазами по веранде. Он явно не испытывал никакого стремления к общению.
   Что у них вчера вечером произошло с Патрицией, она еще не успела переговорить с дочерью. Но судя по виду её ухажера, он потерпел оглушительное фиаско. Олег, Олег, до чего же у тебя больное самолюбие, неудача у женщины полностью сокрушает тебя. Привык чувствовать всегда и везде себя победителем, а потому любой проигрыш превращается для него в трагедию.
   И все же гораздо в большей степени её сейчас волновало другое. Она старалась не смотреть прямым взглядом на Николая, однако краешками глаз не выпускала его из виду. Она видела, что и Николай в свою очередь тоже старается особенно не поворачивать голову в её сторону, но она шестым чувством ощущала, как он напряжен. У нее вдруг возникло желание подойти к нему, провести рукой по его богатырской груди, снять напряжение. Если бы они находились на веранде одни, она бы непременно так и поступила. С каждой минутой она все яснее сознавала, что для неё все оказалось гораздо сложней, это не просто мимолетное увлечение, на что она надеялась еще вчера, а нечто гораздо более глубокое. В Николае она встретила то, что тщетно пыталась найти в других своих партнерах; внутри него было заключено настоящее мужское ядро; это был человек, который шел по жизни исключительно своим курсом. Сколько она на своем пути сталкивалась с мужчинами и неглупыми, и богатыми, и даже вполне благородными, но все они имели один и тот же изъян - в них не было собственного стержня. Они были готовы идти служить любому, кто брал их на службу, всем своим видом и поведением они умоляли женщину пустить их в свою жизнь и постель, а если этого не происходило, долго и жалобно молили об этом, подобно собаке, которую не пускает домой хозяин. Эти люди по своей природе были просителями, они просили у мира признать их таланты, просили заплатить им за это деньги, а если получали отказ, то тут же оказывались целиком сокрушенными. Они подсознательно считали, что все им должны, а они - никому, они считали, что только одно их появление на свет уже радостное для всех событие, и мир обязан оплачивать их в нем пребывание. Может быть, потому, что она всё это видела и понимала, она так никого по-настоящему и не полюбила, кочевала, как номад по пустыне от одного источника к другому, из одних объятий в другие, но нигде так и не сумела утолить свою жажду, нигде не испытала подлинного наслаждения. И то, что случилось вчера, нельзя сравнивать ни с чем из того, что было раньше, её посетили совсем иные по остроте ощущения, иные по глубине переживания.
   Она понимала, что вчерашний вечер надолго унес у нее покой и ясность восприятия действительности, отныне она всё будет видеть через призму того чувства, что свило гнездо в её душе. Но что ей делать дальше? Ей совершенно плевать на разницу в возрасте, она и раньше не придавала этому фактору большого значения, а сейчас окончательно поняла, что он вообще не играет никакой роли. Возраст - это такая же условность, как и все остальное, если два человека стремятся друг к другу, то уж не этому препятствию их останавливать. Но проблема в том, что в её случае стремится к нему только она, а он стремится совсем к другой женщине, вернее к девушке, к её дочери. Но может ли она вставать у нее на пути?
   Появились Алена и Максаков. Они расположились рядом друг с другом на шезлонгах; Алену тут же повернулась к своему кавалеру, но Максаков, как всегда, смотрел прямо перед собой и не обращал ни на кого внимания. Ей пора поинтересоваться поближе, что у них происходит, отметила мысленной галочкой Надин, её личные переживания не должны мешать выполнению ею своего плана.
   Последним показался Анин. Пожалуй, у него одного здесь не возникает никаких проблем, такое чувство, что, покинув этот мир, он их всех оставил в нем. Но так ли это? Не пора ли проверить, насколько он неуязвим?
   После завтрака все разбрелись кто куда. Максаков встал, чтобы отправиться в свою комнату, но его остановил голос Алены.
   - Сережа, давай не пойдем в комнату, почему бы нам не пройтись с тобой. Хотя бы в лес.
   Максаков посмотрел на нее и усмехнулся.
   - Боишься, что я напьюсь. Хочешь увести меня подальше от бутылки.
   - А если и так.
   Максаков несколько секунд стоял в нерешительности, явно не зная, какое принять решение. Алена подошла к нему и ласково взяла за руку.
   - Я тебя очень прошу, пойдем со мной. Или ты хочешь, чтобы я отправилась в лес одна?
   Максаков неопределенно пожал плечами, а затем как бы нехотя поплелся за ней.
   Лес находился недалеко от поселка, за большим не засеянном полем. Они медленно шли по нему, ноги заплетались в заросших травой бороздах. Несколько раз Максаков спотыкался, и Алена боялась, что он повернет назад. Но он молча шел в направлении густой зеленой полосы, и лишь изредка громко, не обращая внимания на её присутствие, чертыхался.
   Они вошли в царство деревьев, и Алена замерла, пораженная красотой открывшегося ей вида. Здесь росли в основном сосны и березы, и это сочетание прямых, устремленных вверх с зеленой короной на голове стволов, и светлых с грустными траурными полосками невысоких берез, привело ее в состояние какого-то сказочного экстаза. Она знала про себя, что очень любит природу, хотя и нечасто выезжала на нее, так как Олег был совершенно к ней равнодушен, а одна она как-то не отваживалась на такие вылазки. И сейчас жалела об этом, может быть, если бы она чаще бывала в лесу, дышала бы ароматом его воздуха, то многие проблемы ее жизни не казались бы ей столь печальными и неразрешимыми. Её беда заключалась в том, что все это время она прожила как бы без подзарядки от чего-то великого и вечного, питалась исключительно своими силами, которые с каждым прожитым годом таяли, словно горящая свеча. А ведь решение многих мучающих ее вопросов гораздо ближе, чем она думала до сих пор; значительная доля из них - это не что иное, как фантомы разума, обступившие её плотной толпою со всех сторон. И ей потребовалось попасть сюда, чтобы осознать этот в общем-то простой и очевидный факт. Хотя и раньше она предполагала, что это именно так, но эти её предположения были чересчур робким; она сама как бы не верила им. Но сейчас все, наконец, изменилось, у нее такое ощущение, что обступавший ее со всех сторон туман, начал постепенно рассеиваться. И хотя до ясной погоды еще далеко, солнце пока скрыто в густой дымки, но оно уже начинает проглядывать сквозь во многом еще непроницаемую завесу туч. А это уже немало.
   Алена подбежала к березе и встала рядом с ней.
   - Смотри, две березки, какая тебе больше нравится?
   Максаков без улыбки посмотрел на нее и ничего не ответил.
   - Неужели, Сереженька, ты совершенно равнодушен к этой красоте? Ну посмотри, оглянись вокруг. Тебя это не трогает?
   Максаков продолжал молча смотреть на нее, и ей показалось, как в какой-то момент что-то дрогнуло в его лице. Поспешно он достал сигарету и выпустил сизую струйку дыма в пропахший хвойным ароматом воздух.
   Алена задумчиво подошла к нему и несколько минут они молча пробирались между деревьями.
   - Сереженька, уже несколько дней мы вместе живем, спим в одной постели, но при этом почти не разговариваем. Так, только одни служебные слова. Неужели нам больше нечего сказать? Я никогда с этим не соглашусь.
   Максаков по-прежнему молчал, одна сигарета у него догорела, и он тут же извлек из кармана новую.
   - Почему ты молчишь, молчишь в комнате, молчишь здесь. Неужели ты полагаешь, что если ты будешь молчать, то тебе станет легче.
   Внезапно он резко остановился и зло посмотрел на неё.
   - А ты что не понимаешь, что я в своей жизни уже все сказал. У меня не осталось слов. Чего я должен еще говорить? Чего? Скажи, я повторю.
   - Да ты, Сереженька, еще ничегошеньки не сказал. На самом деле ты всю жизнь молчал, ты только собирался говорить. И ты действительно забыл многие слова. Но ты можешь их вспомнить. Начни прямо сейчас. Почему ты не можешь выразить восхищение этим лесом. А ведь это и есть самое главное в жизни. Когда ты идешь по этому лесу и чувствуешь счастье только оттого, что видишь все то, что вокруг тебя. И большего-то ничего не надо. Все остальное просто лишнее, оно лишь мешает. Даже сосчитать невозможно, сколько всего нам мешает. А мы все увеличиваем и увеличиваем число этих помех. Вот и мы с тобой за эти дни только и делаем, что создаем все новые и новые препятствия для того, чтобы нам было бы хорошо друг с другом. А зачем?
   - Затем, чтобы все это кончилось. И ты это отлично знаешь. И меня просто бесит это твое нарочитое восхищение первобытной природой. Да, тут красиво, я не слепой, чтобы этого не видеть. Но какое отношение эта красота имеет к моей жизни. Разве ты не понимаешь, что мы с ней по отдельности. Она сама по себе, я - сам по себе.
   - В том-то все и дело, Сережнька. Знаешь, мне даже самой странно, как я много сейчас поняла в этом лесу. Как будто все это копилось во мне и вдруг прорвалось. И так сразу стало хорошо, будто и не было всех этих бесцельных лет. А может, они и не были бесцельны, Сереженька, если помогли мне все это постичь. Было бы гораздо ужаснее, если бы ничего подобного не случилось, и я оставалась такой же слепой.
   Они вышли на небольшую поляну, которую устилал ковер из разноцветных цветов. Эта мозаика красок была так замечательна, что даже Максаков замер на месте и несколько секунд молча смотрел на этот огромную, устроенную природой экибану.
   - Какая красотища! - радостно воскликнула Алена и бросилась ничком на этот красочный настил. - Ложись рядом со мной, - позвала она своего спутника.
   Максаков послушно прилег рядом с ней.
   - Смотри, какое замечательно голубое небо, какой чистый цвет. Мне кажется, я бы могла смотреть в него сутками.
   - Кто же тебе мешает? По-моему у тебя для этого есть все возможности. - В доселе бесстрастном голосе Максакова прозвучали отзвуки насмешки.
   - Мешаешь ты.
   - Я? Интересно, каким же образом. Я даже согласен сюда носить тебе пищу. Пожалуйста, только смотри, пусть ничего тебя не отвлекает. А надоест лежать на земле, принесу раскладушку. У Нади поди она есть. У нее почему-то все есть. Никогда раньше не встречал человека, у которого есть все необходимое на все случаи жизни. Даже у твоего бывшего благоверного нету всего, например, жены. Наверное, он бесится из-за того, что ты сбежала от него?
   - Наверное. Иногда мне бывает даже немного жалко его. Он сам не замечает, что у него появляется такой вид, как у ребенка, которому все время давали сладкое, а затем внезапно перестали давать. И он никак не может свыкнуться с этой потерей.
   - Свыкнется, - хмуро сказал Максаков.
   - Надеюсь. А знаешь, мне нравится твоя идея насчет раскладушки. Если ты будешь все это время со мной, то я согласна.
   - Я люблю комфорт, - усмехнулся он, - это единственное удовольствие, что у меня еще осталось. Поэтому комнатка в доме Нади мне как-то милей.
   - А мне все равно есть комфорт или нет комфорта. Я много лет прожила в полном комфорте и поняла, что все это не имеет ровным счетом никакого значения. Несчастной можно чувствовать в любой ситуации. И счастливой - тоже. Оказывается, для этого не нужно ничего. Ты просто счастлива - и все. И какое отношение к моему счастью имеют деньги, дома, квартиры, успех, секс. Все это только мешает, отвлекает от счастья. Мне хочется сейчас вскочить и бегать, бегать, как будто мне двенадцать лет.
   - Но пока ты не бегаешь, а лежишь.
   Внезапно Алена поднялась и бросилась вперед. Сбросив сандалии, она бегала босиком по поляне, танцевала, что-то напевала, потом без сил падала на траву, вновь вскакивала и снова носилась по цветному настилу. Наконец утомившись окончательно, она вновь легла рядом с Максаковым.
   - Как было хорошо, ты даже, Сереженька, не представляешь, как было хорошо, - задумчиво произнесла Алена. - У меня такое ощущение, будто я сбросила с себя какой-то тяжелый груз. Сережа, но неужели ты ничего сейчас не чувствуешь?
   - Чувствую, начинает сильно припекать.
   - Ты все врешь, вернее, ты сознательно не желаешь выходить из своей раковины. Ты так привык к своему несчастью, что уже не хочешь ничего иного. Ты отравил свой мозг мыслями о том, что все кончено. И когда тебе говорят, что ничего не кончено, а все только-только начинается, ты готов возненавидеть этого человека, как злейшего врага. А ведь все так замечательно, мы так долго стремились друг к другу - и наконец вместе. Мы не можем заниматься любовью, но мы можем любить. Но неужели для нас любовь сводится только к одному, как у собак или кошек. Да и то у них отношения более разносторонние. А мы же с тобой люди, про нас говорят, что мы вершина эволюции, а ведем себя хуже неразумных животных. Ты закрылся внутри себя и не хочешь ничего видеть. Ты боишься красоты, боишься всего, потому что понимаешь, что в глубине души твои болячки ничего не значат. Ну не получился из тебя режиссер, да мало ли тех из кого не получился писатель, поэт, художник, бог весть кто еще. Но почему надо превращать это непременно в трагедию. А хочешь, я скажу, почему. Потому что так легче всего, нет ничего проще, чем быть несчастным или обиженным. Гораздо легче стать хорошим режиссером, чем преодолеть себя и найти новый импульс для жизни. Чего ты жаждешь, быть известным, знаменитым? А что тебе это шум, поцелуи поклонниц, статьи в газетах. Они не стоят этого леса, это не более чем шум. Поверь мне, когда я увидела тебя снова совершенно сломленного, я ведь в тот момент тоже сломалась. И тоже почувствовала, что дальше ничего нет. Но только в отличие от тебя, я не хотела принимать эту мысль в качестве окончательной, я её сразу же объявила своим злейшим врагом. Люди придумали массу всего, чтобы сделать себя несчастными: изобрели деньги, карьеру, вещи. И вот каждый из нас, едва родившись, бросается в погоню за ними. Мы даже не даем себе времени подумать, зачем мы это делаем и нужна ли нам все эта мишура, как уже оказываемся втянутыми в этот водоворот. И затем он управляет всеми нашими чувствами и поступками. Но почему, Сереженька, так, разве в мире нет ничего другого. Счастье - это состояние души, и мы можем сами добиваться того, чтобы оно было бы в нас постоянно и не зависело бы от внешних обстоятельств. Ведь признайся, что тебе сейчас хорошо, со мной, на этой великолепной поляне. И какая нам разница, что происходит там, вдали, в этом сумасшедшем мире. Там каждый день люди делают себя несчастными, я жила в этом мире и больше не желаю в него возвращаться. Мне хорошо тут, с тобой. - Неожиданно Алена придвинулась к Максакову и крепко обняла его. - Я хочу лежать, прижавшись к тебе - и больше мне ничего не надо.
   - Неужели совсем ничего? - насмешливо спросил Максаков.
   - Да, когда подлинно любишь, секс становится не нужным. Это всего лишь мимолетное удовольствие, оно никогда не сравниться с возможностью слушать биение твоего сердца. Когда двадцать лет назад ты впервые обнял меня, я почувствовала, что счастье для меня - это чувствовать тебя рядом с собой. Я помню, как мне было достаточно только одного твоего присутствия, чтобы ощущать себя на небесах. Я не знаю, почему это так, но когда я нахожусь в твоих объятиях, меня охватывает какое-то неземное блаженство. Появляется чувство, что ты и я - это одно целое, что я и ты - это какое-то двуединое существо с двумя головами, с двумя парами рук и ног, но с одной душой. И я всегда знала, что и ты ощущаешь того же самое, иначе ты бы не ждал меня столько лет. Поэтому я так мечтала о нашей встрече. Ведь ты стремился ко мне вовсе не для того, чтобы переспать со мной, разве мало других женщин, с кем бы ты мог это сделать. Но никто тебе не мог дать того, что могу дать я. И никто мне не может дать того, что можешь ты дать мне.
   - Интересно, что же это?
   - Гармонию с самим собой. Если бы все эти годы мы были бы вместе, ты бы не чувствовал себя обделенным из-за своих неудач. Их у тебя просто бы не было, а если бы даже и были бы, то они бы не имели никакого значения, мы бы вместе смеялись над ними. Подумаешь, какое великое дело - неудача. Да их столько у каждого человека, неужели стоит переживать из-за такого пустяка.
   - Послушай, Алена, неужели ты и в правду веришь собственным словам? - с нескрываем недоверием спросил Максаков.
   - Но на каком основании ты подозреваешь меня в неискренности? Только потому, что тебе это не привычно слушать. Ты так сжился со своим несчастьем, что не желаешь посмотреть на всю ситуацию по-другому. Ты не хочешь верить в то, что можешь быть счастлив. А хочешь, я тебе скажу, почему ты не веришь в это?
   - Сделай милость, просвети.
   - А ты не знаешь, как себя в этом случае вести. Когда ты несчастен, тебе отлично известно, какие слова надо произносить, какие жесты делать, с каким выражением лица показываться на публике. У тебя все давно отрепетировано, как в спектакле перед премьерой. Ты играешь роль и рад оттого, что тебе эта роль удается. Причем, ты так поглощен своей игрой, что даже уже и не понимаешь, что эта игра, не спорю очень серьезная игра, но игра. Ты выходишь к завтраку на веранде и у тебя уже предварительно состроена хмурая физиономия. Ты сидишь на стуле и ни на кого не обращаешь внимания - все правильно, несчастному человеку не до окружающих, он целиком поглощен своим горем. Едва ты входишь в номер, то непременно первым делом направляешься в бар - несчастный человек просто не может не напиваться вдрызг. Когда к тебе обращаются, ты говоришь какие-то колкости - в самом деле что еще можно услышать от несчастного человека, разве он может поддерживать какой-нибудь пустяшный или не приведи господи веселый разговор. Он может говорить только на кладбищенские темы, да еще о том, как ему не повезло в жизни. И все это происходит день за днем, даже без малюсенького перерыва. Но почему бы однажды хотя бы ради интереса не попробовать в этом репертуаре что-нибудь изменить?
   Максаков внимательно смотрел на Алену, и она удивилась странному выражению его лица; оно отражало какое-то внутреннюю борьбу, но кто и с кем там борется, она пока не понимала.
   - И что же я по-твоему должен изменить?
   - Не знаю, все, что пожелаешь. Например, когда ты входишь на веранду, не смотреть на всех волком, а улыбаться. Найти для каждого хотя бы одно приятное слово.
   - Включая и твоего мужа?
   - Конечно, почему для него должно быть исключение. Между прочим, он твой друг.
   - Таких друзей надо бояться больше, чем врагов.
   - Мы сами создаем из друзей врагов, когда начинаем к ним враждебно относиться.
   Максаков сел на траву, подтянул к себе колени и закрыл голову руками. Внезапно он посмотрел на Алену.
   - Я никогда не думал, что ты такая умная.
   - Я тоже не думала, - засмеялась Алена. - Я поумнела, когда поняла, что если ничего не изменить, то однажды все плохо кончится. Я испугалась, прежде всего, за тебя, а потом и за нас. Я почувствовала, что мы делаем что-то не то, что есть какой-то выход из всей ситуации. И пока здесь не оказалась, я его не знала. А лес мне помог. Я увидела, что существует совсем другой мир, где все может быть устроено по иному. И этот мир гораздо прекраснее, чем тот, который сделал нас такими несчастными. Только этот мир нас примет в том случае, если мы войдем в него обновленными, с другими мыслями, с другими чувствами. Не надо ничего добиваться, не надо никуда спешить. Надо просто в нем находиться и наслаждаться тем, что он нам дает.
   - Как просто, ты случайно не наслушалась нашего философа; если бы ты сдавала ему экзамен, он бы непременно поставил тебе пять. Да как ты не понимаешь, - внезапно закричал он, - что все это замечательно только здесь! А когда мы возвратимся в дом к нашим старым друзьям, когда мы вернемся в Москву, то нас станут раздирать все те же противоречия. Все пойдет по тому же кругу. Потому что мы так созданы, это сидит в нас по самые пятки. Этих прекрасных иллюзий нам хватит только на несколько дней. А дальше что? Ты не знаешь?
   - Ты так не захотел ничего понять, вернее принять, - грустно и тихо проговорила Алена. - У меня такое чувство, как будто ты принял какое-то решение и хочешь любой ценой исполнить его.
   Максаков быстро посмотрел на Алену и сразу же отвернулся.
   - Я не принимал никаких решений, - глухо сказал он, - но я не верю тому, чему не могу верить. О каком счастье ты говоришь, мы не можем всю оставшуюся жизнь просидеть в объятиях друг друга. Придется иногда отрываться и что-то делать, чтобы не умереть с голода. Я должен буду ходить на свою работу, которую я ненавижу больше всего на свете. Или ты считаешь, что нас должен содержать твой супруг?
   - Ты отлично знаешь, что Олег не будет нас содержать. Да я бы ему и не позволила. Да и ты тоже.
   - Но раз так, то все, что ты говоришь, абсолютно бессмысленно. Нам не укрыться в золотом шатре нового мира от обшарпанной квартиры с отклеившимися обоями старого мира. Поэтому я предлагаю, давай принимать действительность такой, какая она изволит быть.
  - Нет, Сереженька, я не согласна и тебе не дам это сделать. Действительность мы творим сами. Она такая, какой мы её себе представляем. Если мы хотим, чтобы все вокруг было покрыто мраком, так оно и будет, если мы пожелаем, чтобы все лучилось светом, будет повсюду свет. И я не позволю тебе оставаться несчастным. Иначе, какой смысл в моей любви? Я поняла одну важную вещь: любить - это преображать. Если ты не стараешься изменить человека, которого любишь, то все теряет значение.
  - Наконец-то мы подошли к главному вопросу. Какой смысл в нашей любви? Давай перестанем говорить друг другу красивые слова: нам надо сказать честно: наша встреча оказалась ошибкой, и чем скорее мы её исправим, тем лучше. И тогда ты сможешь без помех пребывать в своем мире, где все счастливы, как наркоманы после принятия дозы. А мне уж оставь мой с помойками и неудачниками. Договорились?
   - Нет, Сереженька, не договорились. Я все решила: я буду делать то, что должна была сделать гораздо раньше. И тебе меня не отговорить.
   - Как хочешь, - пожал плечами Максаков. - Но предупреждаю, у тебя ничего не получится. И вообще, тебе не кажется, что пришло время вернуться в старый привычный мир.
   - Да, пойдем. - Алена встала, и он поразился, какой она вдруг стала безвольной и безучастной. - Мне так жалко, что ты не захотел ничего понять. Но это только начало, Сереженька. Я уверена, что у нас все получится, - вдруг вновь окреп ее голос.
  
   _ _ _
  
   После завтрака Мохов вернулся в свою комнату, но пробыл там недолго и вышел в сад. Увидев дерево, под кроной которого он вчера вечером безуспешно соблазнял Патрицию, чертыхнулся и вновь вернулся в дом. Но долго находиться и там он не мог, охватившее его внутреннее брожение и беспокойство гоняли его с места на место. У него вдруг появилось очень четкое ощущение, что все, что он с таким трудом построил за жизнь, стремительно, словно здание во время землетрясения, рушится. Сначала неудача с той сделкой, затем уход Алены, теперь позорное поражение с какой-то там молоденькой дурочкой, которая сама должна была повиснуть на нем, как флаг на флагштоке. Что-то разладилось в том механизме, на наладку которого он затратил столько времени, сил и денег. Но главное его не на минуту не покидало предчувствие, что этим все не ограничивается, наоборот, с этого все только начинается и впереди его ждут новые еще более серьезные неприятности и неудачи. О том, почему все эти неприятности и неудачи, словно голодная свора собак, накинулись на него столь дружно, у него не было никакого желания размышлять; что толку в том, если даже он придет к каким-то основополагающим выводам, его волнуют не философский аспект происходящих событий, а то, как исправить создавшееся положение. И самое странное в этой ситуации то, что все началось с момента появления в его кабинете Нади. Как будто она занесла в него все эти вирусы осложнений, что подобно эпидемии обрушились на него. Конечно, он не верит во всю эту чушь вроде мистики и магии, в то, что есть люди, которые одним только своим присутствием приносят несчастье, но в голову само собой заползает желание сравнить ее с ведьмой. Чего она добивается, чего хочет, зачем собрала их тут под кровом своей вновь отстроенной дачи - дворца - непонятно. Он же еще не окончательно свихнулся, чтобы поверить в ее объяснение, будто она вернулась для того, чтобы исполнить ту клятву, что дали они два десятка лет тому назад. Прямо как у Дюма с его мушкетерами. Но он-то не мушкетер, он современный бизнесмен; там, на работе его ждут кучи дел, а он вынужден отсиживаться в этом убежище и принимать участие в каком-то нелепом спектакле, смысл которого не в состоянии уразуметь.
   Он вдруг почувствовал тревогу и одновременно ненависть ко всему, что его сейчас окружает. Что происходит у него на работе, он тут как Робинзон на необитаемом острове, изолирован от всего мира, не знает, что творится вокруг. Конечно, его заместитель или как сейчас по модному называют, вице-президент компании - человек надежный и главное преданный ему - он долго искал такого сотрудника - и все-таки уверенным быть до конца он не может ни в чем. Он слишком хорошо знает, что безоговорочно нельзя доверять почти никому, а уж если дело касается больших денег, то уж точно никому. .
   Из дома вышла Патриция и, улыбаясь, словно между ними ничего не случилось, направилась прямо в его сторону. Он же вдруг ощутил такой сильный приступ ненависти к ней, что даже испугался силе своего чувства и поспешил уйти. Ему надо как можно скорее позвонить в свой офис, решил он. У него предчувствие, что он узнает что-то новое и не самое приятное.
   Мохов без стука вошел в комнату Николая. Тот лежал на кровати и по его сосредоточенному лицу нетрудно было понять, что он о чем-то размышляет.
   - Вставай немедленно, - не считая нужным прятать раздражение, произнес Мохов. - Ты тут себе полеживаешь, а со мной может случиться все, что угодно. Или тебе все равно?
   - Нет, но мне показалось, что вы хотите остаться одни.
   - А тебе не должно ничего казаться, ты должен следовать за мной по пятам, как раб. Ясно тебе? - Злость клокотала в нем, как океан во время бури, и он не знал, что делать с ней, куда её излить. Он понимал, что Николай тут ни причем, более того, заслуживает всяческой похвалы, ибо угадал безмолвный приказ начальника и оставил его ненадолго одного. Но должен же быть кто-то, кто примет на себя удар разбушевавшейся внутри него стихии эмоций.
   - Давай быстро выкатывай машину и едем, - не меняя тона приказал Мохов. - Я тебя взял сюда охранять меня, а не для того, чтобы... - Он запнулся. - Ладно, ты все понял?
   Николай по своему обыкновению ничего не сказал, он быстро застегнул рубашку на все пуговицы и вышел из комнаты. Мохов остался один, он внимательно огляделся, и его удивила та чистота и аккуратность, которая царила вокруг. Даже у женщин редко можно встретить такой идеальный порядок в их жилищах. Да, в самом деле, более чем странного парня он взял в свои телохранители. Какие сюрпризы он еще преподнесет? Это даже становится в какой-то степени интересно.
   Они ехали по уже знакомой Мохову дороги. Почему-то с того момента, как он сел в автомобиль, он все время думал об Алене. Как легко она от него ушла, будто и не было восемнадцати лет совместной жизни. А если бы они прожили тридцать лет, она также спокойно бы его покинула? Выходит, можно провести с человеком всю жизнь, спать с ним в одной постели, жить за его счет, и это абсолютно ничего не значит. Два тела рядом, а сами они врозь. Но тогда на кой черт вообще сходиться? Семья, брак, что это значит в реальности? Вот, в самом деле, странные вопросы. Спросить что ли у Николая, что он по этому поводу думает? Мохов посмотрел на его спокойный профиль и не стал ничего спрашивать. Он вдруг понял, что Николай скажет то, что ему совсем не хочется слышать. Он вовсе не желает знать ничего про родство душ, про духовную общность и прочую сотканную из тончайших нитей материю. Может, все это и так, только это не для того мира, в котором он крутится; в этом мире царит и правит голый расчет. Конечно, с точки зрения некоторых умников и душеспасителей всего человечества он мыслит невероятно примитивно, но эта примитивность позволила стать ему богатым человеком, создать свое, по крайней мере, до самого последнего времени процветающее дело, стать известным и уважаемым среди бизнесменов человеком. А если бы в своих действиях он бы руководствовался другими принципами, был бы сейчас таким, как Сергей - жалким пьяницей в поношенных джинсах. Но именно к этому пьянице в этих дурацких джинсах и ушла Алена.
   Они подъехали к переговорному пункту. Сомов оказался на месте, он сразу же поднял трубку, но интонация его голоса с первых же слов не понравилась Мохову.
   - Говори, что случилось, - требовательно произнес Мохов, - появились проблемы.
   - Да, - после короткой паузы ответил Сомов.
   - Дали о себе знать эти люди? - спросил он, уже заранее не сомневаясь в ответе.
   - Да, они были у нас и интересовались тобой.
   - Угрожали?
   - В общем, да. Дали понять, что если мы не расплатимся, всем нам будет плохо. Но прежде всего тебе.
   - Черт! - Мохова вдруг прошиб озноб. - Что-нибудь еще?
   - Трудности с банком.
   - У нас никогда не было трудностей с банком! - вдруг неожиданно даже для самого себя заорал Мохов.
   - Да, не было, - подтвердил Сомов.
   - Так что же, черт возьми, случилось?
   - Я так думаю, это все они, они предупредили банк, что если они будут давать нам кредиты, то им не поздоровится.
   - Вот мрази! Что ты собираешься делать?
   - Надеюсь, как-нибудь выкрутимся, но несколько сделок придется отменить.
   - Да ты понимаешь, что тогда мы потеряем клиентов, и они перейдет к конкурентам. Мы подорвем собственный бизнес.
   - Я понимаю, но в нашей ситуации деньги нам не даст никто. Мы попали под колпак.
   Мохов понимал, что Сомов прав, его компания попалась на крючок к подонкам, и пока она с него не соскочит, никто не станет им доверять и уж тем более рисковать своими деньгами. Но сколько времени может тянуться эта история? Нужно искать выход, но что он может сделать, находясь в этом добровольном изгнании.
   - Слушай, - закричал он в трубку, - ищи выход. Я тоже буду думать, но в этой ситуации вся надежда на тебя. Ты понял меня?
   - Да, я все понял. Но положение непростое.
   - Было бы простое, о чем было бы говорить.
   Мохов вышел из переговорной кабинки, обливаясь потом и с учащенным сердцебиением. Он перехватил удивленный взгляд Николая и как бы в ответ скривил презрительно губы. Пока он шел к машине, то чувствовал, как мелко дрожат ноги.
   Они выехали из райцентра. Дорога была пуста, и это чуть-чуть успокоило Мохова.
   - Ситуация обостряется, - сказал он, - они были у нас в офисе.
   Николай кивнул головой, как будто все так и должно было бы быть, и вдруг Мохов поймал себя на враждебном чувстве к своему телохранителю. Уж не начинает ли он его ненавидеть. Если это так, то это глупо. Но это, кажется, так.
   - Давай где-нибудь отдохнем. Не хочу возвращаться в дом. Найди, пожалуйста, удобное место.
   Николай в очередной раз кивком головы подтвердил, что принял его слова к исполнению. Да что он как ванька-встанька кивает головой, слова что ли все кончились, подумал Мохов и, чтобы хоть немного успокоиться, полез за сигаретой.
   Они расположились в небольшом перелеске, густые посадки отгораживали и делали их невидимыми со стороны дороги. Раздражение, возникшее еще утром, не проходило, более того, в связи с полученными сообщениями оно накалялось еще сильней. Мохов глядел на невозмутимо сидящего Николая, не отрывающего взгляда от шоссе, по которому изредка проносились машины. Ему хорошо, думал Мохов, у него нет никаких проблем, ему не надо ломать голову над тем, как выпутаться из этого смертельного узла, который вот-вот сожмет его горло.
   Он почувствовал, что ему необходима любая, но непременно немедленная разрядка, иначе он может не выдержать внутреннего напряжения.
   - Ты, кажется, сегодня провел волшебную ночь любви с нашей гостеприимной хозяйкой, - усмехнулся Мохов.
   Николай удивленно посмотрел на него.
   - Или ты полагал, что никто ничего не заметил. Чтобы спать тайком с мужчиной, нашей обожаемой Надежде надо было строить дом раза в три больше. Она малость не рассчитала. Расскажи мне, какова она сейчас в постели. Когда мы с ней баловались этим делом, могу тебе сказать, что она в ту пору была жутко неопытной, не знала самых элементарных вещей. Зато пыла у нее тогда хватило бы, наверное, на целых три женщины. Интересно, а как сейчас. Думаю, что в своей Франции она многому научилась. Я прав.
   - Извините, патрон, но мне бы не хотелось обсуждать эту тему.
   - Ну что ты все заладил, патрон да патрон, разве мы не можем поговорить как мужчина с мужчиной. Я поделюсь с тобой воспоминаниями той давней поры, они, кстати, могут тебе быть весьма полезными, а ты мне расскажешь, как занимался с Надюшей любовью сегодня ночью. По-моему это просто жутко интересно сравнить то и другое, и понять, какой она совершила прогресс.
   - Послушайте, я прошу вас, давайте прекратим этот разговор.
   - А я вовсе не желаю прекращать разговор, который мне очень интересен. Двое мужчин переспали с одной женщины в разные периоды ее развития, разве это обстоятельство не должно их объединять. Ты знаешь, в чем был тогда ее недостаток как любовницы, она чертовски быстро заводилась. Чтобы кончить, ей хватало всего пару минут. Я всегда из-за этого сильно страдал и никак не мог попасть в ее стремительный ритм. У меня еще как следует даже член не успевал затвердеть, а она уже лежит расслабленной и не желает больше ничего делать. Меня это иногда приводило даже в ярость, а она по глупости не совсем понимала, почему я сержусь. Сейчас-то, я надеюсь, она бы моментально все усекла. Ну, давай, не мнись, живописуй.
   Николай молчал, но по его виду Мохов понял, что он едва себя сдерживает. Он чувствовал злорадное удовлетворение оттого, что заставляет своего телохранителя злиться. У него возникло непреодолимое желание довести парня до такого же яростного состояния, в каком пребывал он сам. Конечно, он отлично понимает, что с его стороны так себя вести, мягко говоря, неосторожно и неразумно, но он больше уже не может себя контролировать.
   - Слушай, а может, у тебя ничего с ней не получилось, вот потому ты и ничего не говоришь. Так тем более нам надо посовещаться, я человек в этом деле опытный, могу кое-что подсказать. Чего, как сыч, молчишь, говори.
   - Я уже все сказал.
   - Что ты, как испорченная пластинка, заладил одно и то же. Или ты полагаешь, что она в тебя влюблена. Я таких, как она, насквозь вижу, ты даже не представляешь, сколько я их перепробовал. Так что могу тебе, исходя из своего богатого опыта сказать: наша Надюша обычная похотливая самочка, у которой началась течка при виде такого великолепного самца, как ты. Ты ведь не знаешь, что она с самого начала ко мне клеилась; едва заявилась в мой кабинет, то я сразу смекнул, чего она возжелает. Потому и не хотел сюда ехать; с меня вполне достаточно той стародавней истории. Уж поверь мне, такие, как она, не пропускают мимо ни одних брюк, если на них можно расстегнуть пуговицы.
   Внезапно Николай вскочил. Он стоял перед довольно высоким Моховым, возвышаясь над ним почти на целую голову, с руками сжатыми в кулаки, и Мохов испугался, что его телохранитель сейчас набросится на него. Он нащупал засунутый за пояс пистолет. Если Николай потеряет самообладание, подумал Мохов, он будет стрелять. Иного выхода нет, этот бугай вполне способен убить его одним ударом.
   Они пронзали друг друга взглядами, и Мохов ясно ощущал, идущую от его противника угрозу. Нет, он не собирается рисковать и подставлять себя под удары этого громилы. Он попытался, как можно быстрее вытащить пистолет, но опоздал; пока он совершал свои манипуляции, на него уже угрожающе уставилось дуло другого пистолета.
   Теперь они стояли напротив друг друга, и каждый, словно на дуэли, направлял на противника свой пистолет.
   Внезапно Николай сделал несколько шагов назад, опустил вниз пистолет, и Мохов с облегчением подумал, что на этот раз гроза, кажется, прошла стороной. Интересно, а стал бы он на самом деле стрелять в Николая, если у него был бы твердый шанс опередить его? А если бы он его убил? Он еще никогда никого не убивал. Хотя с другой стороны, что в этом такого, миллионы людей убивают еще большее количество миллионов других людей. А раз так, то он должен при любых обстоятельствах всегда оказываться в числе первых, а не вторых.
   - Мы, кажется, немного погорячились, - принужденно улыбнулся Мохов. - Ей богу, нет на свете женщины, из-за которой мужчинам стоило бы палить друг в друга.
   - Вы должны извиниться перед ней? - вдруг проговорил Николай.
   - Извиниться? - Мохов даже почувствовал, что на миг онемел от изумления. - За что же я должен, по-твоему, извиняться?
   - Вы оскорбили её.
   - Оскорбил? - На это раз изумление Мохова было целиком притворным. - В чем же скажи мне на милость состоит, по-твоему, мое оскорбление?
   - Вы отлично все понимаете.
   - Хорошо, пусть так, - принужденно усмехнулся Мохов. - Но ведь она ничего не слышала.
   - Я слышал.
   - Вот как, любопытно. А ты значит её рыцарь. Не знал, что в мире еще сохранился такой реликт. Ну а если я откажусь извиняться?
   Николай посмотрел на него прямым и непримиримым взглядом, и у Мохова отпали все сомнения; он понял, что извиняться ему все-таки придется.
   - Я заставлю вас, - сказал Николай.
   - Каким образом, ты отказываешься выполнять обязанности моего телохранителя?
   - Нет, это не имеет к этому отношение. Я как был, так и остаюсь вашим телохранителем.
   - Тогда я не совсем понимаю, каким образом ты это сделаешь.
   - Я сделаю это, не беспокойтесь, - едва заметно усмехнулся Николай.
   Несколько секунд Мохов молчал, делая вид, что обдумывает его слова. На самом деле он размышлял о другом: как ему отомстить забывшему свое место в жизни этому наглецу. Конечно, не сейчас, а тогда, когда кончится вся эта злополучная история, и он вновь почувствует себя в безопасности. Однако пока никаких плодотворных идей на этот счет в голову не приходило. Это огорчало Мохова, так как оставляло неутоленным все более возрастающее, как на дрожжах, желание мести. Но он знал себя и потому не сомневался, что он непременно что-нибудь да придумает. Еще не было случая, чтобы он не находил бы выхода из положения.
   - Ладно, ты прав, я извинюсь, - примирительно проговорил Мохов. - И, надеюсь, на этом наше маленькое недоразумение будет исчерпано. А теперь поехали.
   Замечательный ему попался телохранитель, думал, сидя в машине Мохов, поглядывая на все также невозмутимый профиль Николая. Когда он брал его на работу, то и не подозревал о наличие в нем таких замечательных качеств. Откуда это все в этом парне, непонятно. И что он хочет этим доказать? Или ничего не хочет, просто такая натура? Надо сказать, дурацкая натура. И он еще пожалеет об этой разыгравшейся в перелеске сцене. Мохов явственно представил наставленное на него дуло пистолета и невольно вздрогнул. А ведь Николай вполне мог и выстрелить, ради принципа он готов пойти на все. С одной стороны такой человек самый надежный, но с другой - очень опасный. Все зависит от того, как повернутся обстоятельства, в какую сторону окажется направленным его оружие.
   - Скажи, Николай, тебе на самом деле нравится Надежда? - спросил Мохов.
   - Это мое дело, - по-прежнему не оборачиваясь в его сторону, отозвался Николай.
   - А мне казалось, что ты глаз положил на её дочку. А тут нра пути вдруг оказалась мама, согласись, как-то получается не слишком красиво.
   Лицо Николая напряглось, и Мохов понял, что угодил прямо в болевой нерв. Значит, в эту точку теперь можно будет бить постоянно. Что ж, это замечательно, наконец-то он нашел хоть какое-то оружие против него. Мохов поймал себя на том, что радуется этому приобретению, отныне он больше тоже не безоружен против своего телохранителя.
   - Нет уж, Николай, если ты такой принципиальный, то ответь мне, как ты допустил, что любишь одну, а спишь с другой. Или давай договоримся, что ты такой, как все, или объясни мне, что ты по этому поводу думаешь.
   - Это мое дело, патрон, я уже говорил, что не хочу обсуждать эту тему. Я сам разберусь в себе.
   - Ну, уж нет, если ты не желаешь обсуждать эту тему, то тогда ты не вправе требовать от меня извинений. Я даже не знаю, нравится ли тебе Надюша.
   - Она замечательная женщина.
   - Замечательная женщина - это очень туманная характеристика. Замечательных женщин много, но ты не можешь же спать с каждой из них. А с ней ты переспал.
   - Она этого захотела, а я не смог ей отказать, - как-то неохотно вдруг произнес Николай.
   Мохов громко рассмеялся.
   - Такого великолепного ответа я даже от тебя не ожидал. Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, что, учитывая твоя богатырскую внешность, желающих узнать тебя поближе женщин, окажется несметное число. И если ты никому не сможешь отказывать, то даже с твоим здоровьем тебя надолго не хватит.
   - Не волнуйтесь, ничего подобного со мной больше не случится.
   - Вот как, сразу после того, как ты ее трахнул, ты, испытывая муки раскаяния, принял монашеский обет?
   - Никакого обета я не принимал, я просто решил, что никогда больше не буду с женщиной, которую не люблю.
   - Ты налагаешь на себя тяжелое обязательство. Не боишься, что остаток жизни вообще проведешь без женщин.
   - Почему вы так думаете?
   - Да потому что найти женщину, которую действительно любишь, практически невозможно. В лучшем случае это удается одному из тысячи. И то я в этом далеко мне уверен. Что ты будешь делать, если окажется, что ты не принадлежишь к этим редким счастливцам?
   - Буду жить без женщины.
   - Ты собираешься пробавляться онанизмом, - вдруг загоготал Мохов. Внезапно Николай резко повернул голову к нему, и смех комом застрял у него в горле. - Я пошутил. Но мне кажется, ты не представляешь, на что обрекаешь себя. Стоит ли быть столь непреклонным?
   - Я сам решаю, каким мне быть.
   - Каждый решает, каким ему быть. Важно только потом об этом не пожалеть. Ты не боишься, что однажды проклянешь себя за свое решение?
   - Может быть. Я не знаю, что случится в будущем, я стараюсь жить настоящим.
   - Это мудро. Но совсем не думать о будущем - глупо. Я тоже не большой любитель размышлять о том, что случится через много лет, но иногда приходиться все же это делать. Иначе можно проиграть все.
   - Вас что очень заботит мое будущее. Давайте договоримся, пусть каждый оставит будущего другого в покое.
   Мохов в очередной раз почувствовал, как наливается злостью. Нет, эти дерзости ему так не пройдут, придет время, и он ответит за все. Но пока придется терпеть. Терпеть да еще извиняться, добавил про себя Мохов, увидев, что их машина въехала в дачный поселок.
   - Ты хочешь, чтобы я извинился прямо сейчас? - спросил Мохов, когда они подкатили к дому Надин.
   - Да.
   - Что ж, слушаю и повинуюсь, пойду извиняться.
   Они вошли в дом и сразу увидели сидящую на веранде Надин. Перед ней стояла полупустая чашечка кофе, в руках дымилась сигарета.
   - Как съездили? - спросила она. - Кофе не желаете?
   - Желаем, - сказал Мохов, садясь напротив нее. - Только перед тем, как выпить чашечку кофе, я должен совершить обряд покаяния и извиниться перед тобой.
   - Ты разве передо мной в чем-то провинился?
   - Раз извиняюсь, значит, провинился, - усмехнулся Мохов. - В связи с происходившими сегодняшней ночью некоторыми событиями, я допустил по отношению к тебе ряд не слишком лестных высказываний.
   Надин почувствовала, как ее лицо заливается пунцовый краской. Давно она так не краснела, наверное, еще с юношеской поры, когда однажды услышанное ею сорвавшееся с губ взрослого чересчур вольное словцо заставило ее лицо мгновенно окраситься в сплошной огненный пурпур. Она взглянула на Николая и поняла, что извинения Олега - это его работа. Она почувствовала признательность к нему и все же она бы предпочла, чтобы этого эпизода никогда бы не было. А она по наивности надеялась, что никто не заметил, что они провели ночь вместе. Интересно, знает ли об этом дочь? А что если она никогда ей этого не простит? Но если не знает, то не сболтнет ли ненароком Олег? Чем не замечательный повод, дабы досадить ей.
   - Не будем говорить об этом, - попыталась улыбнуться как можно шире и беспечней Надин, - большинство мужчин - просто невероятные охальники. Так что меня это не удивляет, они и сами не рады, да ничего не могут с собой поделать.
   - Я просто в восхищение оттого, что ты столь глубоко постигла мужскую природу. Даже лучше некоторых мужчин, - метнул Мохов стрелу в своего телохранителя.
   - Это единственный способ не погореть в отношениях с вами; если женщина не понимает своих мужчин лучше, чем они сами себя, то она всегда будет проигравшей стороной.
   - Да в тебе говорит сама мудрость, - засмеялся Мохов, в восхищении хлопая себя по колену. - Но и тогда и мужчины должны знать лучше женщин, чем знают женщины сами себя.
   - Вовсе нет, дорогой Олег. Если мужчина будет слишком хорошо знать женщину, он никогда ее не полюбит; его в ней привлекает загадочность. А загадочность - это на самом деле хитрый способ не замечать ее недостатки. Иначе она будет выглядеть в его глазах слишком скучной и обыденной. А скука и обыденность - два смертельных врага любви.
   - А ты, я вижу, большой знаток этих вопросов, - оценивающе посмотрел Мохов на нее.
   - В самом деле, - засмеялась Надин, - в свое время я много занималась ими. Я могу даже тебе сказать, что к этим вопросам у меня был в какой-то степени профессиональный интерес.
   - Вот как, - неопределенно сказал Мохов.
   Он вдруг почувствовал, что у него пропало желание продолжать этот разговор. Ему захотелось спать, прошлая ночь оказалась у него наполовину бессонной; переживания из-за неудачи с Патрицией отгоняли от него сон. Он даже сам удивлялся, почему он столь остро переживает свое поражение. Он неожиданно ощутил себя старым, лучшие годы улетели как птицы осенью, куда-то далеко, но только в отличие от них уже никогда не вернутся. До этого момента у него не возникало ощущения, что жизнь, как машина под горку, начинает катиться под уклон, ему казалось, что ключ его сил и желаний будет бить еще долго и напористо. Но он, кажется, несколько переоценил свои возможности, не заметил вовремя, что плывет отныне по другой реке и в другой лодке, где и вода холодней и течение медленней. Неужели все лучшее у него уже позади, а впереди только мрак и стужа увядания. Он взглянул на Николая и позавидовал ему: вот кого ждет еще столько наслаждений и удовольствий, даже Надя - это, судя по всему, прожженная баба, прошедшая сквозь огонь, воду и бог знает еще через чего, и то польстилась на его надо прямо признаться весьма замечательные прелести.
   - Я пойду, отдохну, - вдруг произнес Мохов таким вялым и бесцветным голосом, что Надин и Николай одновременно удивленно взглянули на него.
   Они остались одни на веранде. Надин вдруг ощутила такое волнение, что ей даже было трудно начать разговор. Она вдруг представила его в качестве своего мужа; вот они встают утром, она готовит ему кофе, провожает на работу, вечером встречает, расспрашивает о делах, кормит ужином, а потом их ожидает волшебная ночь любви. Она сходит с ума или не сходит, самое интересное, что она сама этого не знает. Что же ей делать в этой ситуации, очень трудно выбрать решение, когда тебя буквально на части рвут прямо противоположные желания и мысли.
   - Спасибо тебе, Николай.
   - За что?
   - За то, что заставил его извиниться.
   - Мне показалось, что тебе это не доставило удовольствие. Наверное, я допустил ошибку.
   - Да нет, ты правильно поступил, что заставил этого хама принести извинения. Могу себе представить, в каких выражениях он обо всем этом говорил. И все же не очень приятно, когда ты узнаешь, то, что ты хотела скрыть, известно другим.
   - Это не я сказал.
   - Я в этом не сомневалась. Но это не отразится на ваших отношениях?
   Николай пожал плечами.
   - Это его проблемы.
   - Хорошо, если так.
   - А на наших?
   Николай опустил голову.
   - Понятно, - произнесла Надин. - Я, наверное, выгляжу в твоих глазах смешной: старая баба, как глупая девчонка, влюбилась в молодого мужчину. Со стороны зрелище так ну просто комическое.
   - Поверь, это совсем не так.
   - А как? - раздраженно воскликнула она.
   - Ты мне очень нравишься, ты замечательная женщина.
   - Когда мужчина говорит женщине, что она замечательная, но при этом не желает иметь с ней никаких дел, то это означает, что он просто посылает её к черту.
   - Я говорю то, что думаю. Я не посылаю тебя к черту. А если захочу послать, то сделаю это прямым текстом. Ты действительно мне очень нравишься. Но я знаю и другое, ты не тот человек, которого я полюблю. И дело тут не в разнице возраста или в чем-то еще, просто мы не подходим друг к другу. Мы совершенно разные, мы из других миров. Разве ты этого не ощущаешь? То, что ты ко мне сейчас испытываешь, очень скоро пройдет. И потом ты долго и мучительно будешь искать предлога, как избавиться от меня. Я так не хочу. Я не вещь, которой после того, как попользовались, выбрасывают за порог.
   А он вовсе не так наивен, как иногда кажется, подумала Надин. У него есть своя, только ему присущая мудрость. И она заключается в том, что он лучше многих понимает себя. А вот она, несмотря на свой ум, по-настоящему себя так и не изучила. Да, никогда этим и не занималась, вернее, занималась лишь в той степени, в какой требовали от нее различные обстоятельства ее бурной жизни.
   - Даже если ты и прав, это не причина для расставания. Мы можем быть вместе очень недолго, а когда заскучаем, расстанемся. Но это будет настоящая страсть. Мы будем помнить о ней всю нашу жизнь. Разве только ради этого не стоит отдастся ей?
   - Нет, Надя, я так не хочу. Пожалуйста, прости меня.
   Он встал и, не прощаясь, даже не кивнув головой, вошел внутрь дома. Ни перед кем я еще так не унижалась, так открыто не предлагала себя, как перед ним, подумала Надин. Что она сейчас испытывает к нему: любовь или ненависть? Между этими чувствами всегда такое маленькое расстояние, достаточно одного шажка, чтобы с одной полянки, где растут яркие красивые цветы, перейти на другую, полную шипящих змей и ядовитых грибов. Единственное, что сейчас она понимает, так это то, с каким бы удовольствием она вцепилась в его сильную мускулистую шею своими остро отточенными ногтями. И с не меньшим бы наслаждением она бы прижала свои губы к его молодому страстному рту. Все зависит только от обстоятельств.
   Внезапно громкие крики, донесшиеся до неё из сада, прервали ее размышления. Стараясь не привлекать к себе внимание, она открыла дверь веранды и изумленно замерла на месте. Она даже не сразу поняла, чем занимаются Чижов и Антонина, а когда поняла, то не поверила своим глазам - они, словно маленькие дети, играли в прятки. Очередь прятаться выпала Антонине; Чижов, чтобы ничего не видеть вокруг, закрыл лицо руками и для усиления эффекта вдобавок прислонился к дереву; Антонина же в поисках укрытия металась между яблонь. Наконец она шмыгнула за старый, полуразвалившийся сарай и громко, но при этом кокетливо завопила: "Ленечка, ищи меня".
   Чижов открыл глаза, внимательно обвел ими вокруг себя, а затем стал обходить участок, заглядывая во все уголки, ища место, где мог бы спрятаться его напарник по игре. Искал Антонину Чижов основательно и добросовестно и явно был поглощен этим важным делом целиком. Надин тоже спряталась, ей не хотелось, чтобы Чижов заметил бы ее; гораздо интересней ей было наблюдать за ним скрытно. И это серьезный философ, доктор наук, который как малый ребенок самозабвенно играет в прятки, думала Надин. Более чем любопытная метаморфоза.
   Чижов после напряженных поисков обнаружил Антонину, они помчались наперегонки, дабы первому успеть постучать по дереву. Во время этого спринтерского забега, они налетели друг на друга и, громко хохоча, повалились на траву. Они лежали на земле и продолжали радостно смеяться. Пожалуй, мне пора нарушить эту идиллию, решила Надин, и выступила из своего укрытия.
   Несколько мгновений все молча смотрели друг на друга, однако к удивлению Надин ни Антонина, ни Чижов не испытывали никакого смущения от того, что она застукала их за таким несерьезным занятием да еще в таком положении. Наоборот, улыбка на лице Чижова стала еще шире, а на лице Антонины - еще ехидней.
   - Надюша, не хочешь с нами поиграть в прятки, - вдруг предложил Чижов.
   У Надин неожиданно мелькнула мысль: а почему бы и не согласиться. Попробовать понять, какие чувства она будет испытывать при этом. Может, она будет такой же счастливой, как эта удивительная пара. Но нет, она еще не созрела для подобных игр.
   - Спасибо, Ленечка, я что-то сегодня не совсем в форме, я как-то немного отвыкла от таких игр.
   - Я тоже так думал, но оказывается это все абсолютная ерунда. Ни от чего мы с тобой не отвыкли, меня Антонина в этом убедила и оказалась совершенно права. Просто мы привыкли подавлять наши желания, если мы взрослые, то считаем, что непременно должны играть только во взрослые игры. Хотя почему эти игры мы относим к взрослым, непонятно. По крайней мере смысла в них ничуть не больше. Уж поверь мне, в этом я кое-что понимаю.
   - Может быть, ты и прав, Ленчик, но в любом случае тебе повезло, рядом с тобой оказался такой замечательный человек, который открыл тебе эту великую истину, - не скрывая сарказма, произнесла Надин. - А вот рядом со мной такого человека к великому моему сожалению не оказалось.
   - И не окажется, - уверенно проговорила Антонина. - А хочешь, скажу почему.
   - Сделай великое одолжение, просвети.
   - А все потому, что ты в душе гордячка, это с виду ты ведешь себя с другими на равных, а на самом деле ты считаешь себя выше всех. Разве может такая великая женщина, как ты, спуститься до того, чтобы просто так, безо всякой грандиозной цели поиграть в прятки. Да ни в жизнь, скорей луна упадет на землю, чем ты позволишь себе такое.
   Несколько мгновений Надин молча созерцала по-прежнему удобно раскинувшуюся на траве Антонину.
   - Ты не боишься простудиться, земля может быть холодной, - сказала она.
   - Не волнуйся, у меня крепкое здоровье, чего и тебе желаю.
   - В самом деле, давай встанем, - примирительно сказал Чижов. - Я что-то немного устал. Надюша, ты не побалуешь нас чашечкой кофе.
   - Мой долг хозяйки повелевает мне выполнять все просьбы моих гостей.
   Надин принесла на подносе три чашечки кофе. Она вошла на веранду и увидела, что Чижов и Антонина удобно устроились рядом, воркуют, как два голубка, при этом Чижов нежно держит в своей руке её ладонь. Она поставила перед влюбленными кофе, хотя когда она приблизилась к Антонине, то у неё возникло отчетливое желание полить напитком ей голову. Однако она погасила этот свой благородный порыв и тоже села в шезлонг. Чтобы успокоиться, она закурила сигарету, и тут же Антонина тоже окатила себя сизым дымом. Она демонстративно стала выпускать его в направлении Надин.
   Черт с ней, подумала Надин, буду делать вид, как будто бы ее нет рядом. Это должно ее сильно задевать и злить.
   - Знаешь, Ленечка, давно не встречала человека, у которого на лице просто светится надпись: "я счастлив". Неужели это ты, наш угрюмый философ?
   Чижов довольно заржал, причем, это было именно ржание, а не смех, с каким-то странным нечеловеческим подвыванием.
   - Ты абсолютно права, я действительно никогда не был так счастлив. Я тебе, Надюша, скажу больше, именно теперь я стал настоящим философом.
   - После того, как поиграл в прятки.
   - Именно, дорогая моя, именно после этого.
   - Может, ты мне объяснишь, что тебя подвинуло на такое превращение.
   - А что тут понимать, - вдруг резко вмешалась Антонина, - просто человеку стало хорошо. И он понял, что все остальное ничего не стоит.
   - Она права, Надюша, - улыбнулся Чижов, - я понял, что философия - это на самом деле наука о том, как быть счастливым. Человек запутался в самом себе, он мне напоминает лабиринт, по которому он кружит в поисках выхода, а приходит вместо этого к тому месту, откуда начинал свое хождение. Вместо того, чтобы искать прямой путь к счастью, он безнадежно утонул в собственной сложности. Он напридумал целые армии богов, насочинял бессчетное количество теорий, в которых пытается что-то там объяснить. Но каждая теория сама по себе требует новых порций объяснений, а та в свою очередь также нуждаются в объяснении и обосновании. И он уже не в состоянии понять, где начало всему, а где конец, бегает от одной точки к другой и никак не может ни остановиться, ни понять, ради чего совершается этот бесконечный забег. Вот веками и спорит, что первичное: яйцо или курица.
   - Постой, постой, - прервала его Надин, - если я тебя правильно поняла, ты отвергаешь существование Бога.
   - Есть Бог, и есть боги, которые изобретают люди. Когда они не в состоянии что-то объяснить или с чем-то справиться, они тут же придумывают очередного Всевышнего. Вот оттого-то их столько и набралось. Не понимают, почему каждое утро восходит солнце, значит, нужно создать бога солнца, не могут остановить бесконечные войны, следовательно, непременно требуется бог войны, на которого можно списать всю вину за кровопролитие. Возникают проблемы с вывозом мусора - придумывают бога мусора. Самое загадочное из чувств - возникновение любви, значит, надо, чтобы появилась богиня любви. И так без конца.
   - Что же ты предлагаешь?
   - Я? - удивленно переспросил Чижов. - Может быть, впервые в жизни я ничего не предлагаю. Человеку необходимо как можно быстрее отбросить все эти придуманные им сложности, человек по своей натуре очень прост. Заметь: я говорю - прост, а не примитивен. Ты ощущаешь разницу?
   - Ощущаю, хотя и смутно, - чистосердечно призналась Надин.
   - Примитивный человек не способен ощутить счастье, он лишь получает мимолетные удовольствия от еды, питья, секса...
   - Но разве ты сейчас...
   - Нет, Надюша, это совсем другое, счастье - это ощущение своей подлинности, когда прекращается раздвоение, когда больше не чувствуешь себя отчужденным от мира, людей, природы. Когда сливаешься с окружающим пространством, когда нет больше врагов, недоброжелателей, когда любишь всех и обязательного еще одного человека, как олицетворение всех. Но при этом не выделяешь его, не противопоставляешь остальным по принципу: это он, а это другие, а просто находишься вместе с ним. И при этом не страшна разлука, потому что остается любовь ко всем и ко всему. Примитивный же человек пуст, как бутылка, из которой выпито все вино, он просто этикетка без содержимого, туда можно наливать все, что угодно. Он ни с кем и ни с чем не чувствует настоящей связи и поэтому ему совершенно все равно кому и чему служить, лишь бы давали ему жвачку из удовольствий - а там хоть трава не расти. Примитивный человек может быть даже очень умен, но весь его ум направлен лишь на получение каких-то благ. А потому он ненасытен. Если ты видишь, что человек ест, а не насыщается, то будь Надюша уверена, каким бы мудрым он тебе не казался бы, он примитивен и пуст. Часто ум - это не более чем крышка, которая прикрывает кастрюлю, в которой не варится никакая пища.
   - Мне, как человеку, вынужденному много времени проводить на кухни, твое последнее сравнение очень понятно, - засмеялась Надин. - Но все же объясни, если счастье так близко и столь легкодостижимо, почему для многих оно оказывается таким неуловимым?
   - Потому что человек всю жизнь занят преследованием целей, которые ему абсолютно не нужны и которые кроме разочарований ему ничего не приносят. Я всегда подсознательно понимал бессмысленность того, чем я занимаюсь, но гнал от себя подальше эти мысли. Наоборот, всегда себя старался уверить, что чем глубокомысленней мои штудии, тем более значительным делом я поглощен. А чем более значительным делом занят человек, тем более значительным он кажется самому себе. На самом же деле я хотел совсем другого.
   - Чего же ты хотел, Ленчик?
   - Я тебе скажу, Надюша, но не сейчас. Я еще не совсем готов к этому признанию. Человек для самого себя создает массу легенд, опутывает себя, словно телефонная станция проводами, иллюзиями, ложью, красивыми сказками. Он превращает себя в памятник, стоящий на высоком пьедестале. И чтобы спуститься с него, нужны немалые усилия. Хотя гораздо умнее на него вообще не взгромождаться.
   - Значит, ты предлагаешь всем нам спуститься на землю.
   - И как можно скорее. Каждая лишняя минута пребывания на этом пьедестале делает этот спуск все более проблематичным. Пока ты стоишь на нем, ты будешь придумывать для себя все новые и новые цели, задачи и всякий раз уверять себя, что как только ты их выполнишь, то станешь непременно счастливой - и больше тебе ничего не захочется. Но как только это происходит, ты убеждаешься, что ничего подобного с тобой не случилось, ты все в таком же состоянии полной неудовлетворенности и тебя гложут бесконечный сонм желаний, а они порождает огромную толпу проблем. Они только поменяли название: раньше тебя допекало безденежье, теперь ты мучаешься от страха потерять деньги, раньше ты мучилась от одиночества, а теперь не знаешь, как избавиться от докучающих тебя людей, которые еще несколько дней назад тебя не замечали, а теперь ты вдруг сделалась им такой необходимой, что они просто не могут без тебя прожить и дня. Признайся, Надюша, разве не из этого состоит твоя жизнь, жизнь всех твоих знакомых? Разве не бывало так, что, смотря на них, ты вдруг ловила себя на мысли о том, какой ерундой они все заняты, как мелки их устремления. Но когда дело касалось тебя самой, ты почему-то не замечала, что и твои занятия ничем не отличаются от того, чем поглощены они.
   Надин бросила в пепельницу давно погасшую сигарету и закурила новую.
   - Выходит, все, что я делаю, бессмысленно.
   - Я не хочу судить об этом, пусть каждый решает этот вопрос самостоятельно. Я только сказал то, что думал. А выводы в отношении себя - это уже твое дело. Могу сказать, что для себя кое-какие выводы я уже сделал. Правда я пока не уверен, что мне хватит смелости претворить их в жизнь.
   - Ты меня просто загоняешь в угол, - принужденно рассмеялась Надин. - Даже не знаю, что мне теперь делать. За несколько минут нашего разговора ты перечеркнул всю мою жизнь.
   - Что делать, такова реальность. Но лучше прозреть позже, чем никогда. Или ты так не считаешь?
   Надин посмотрела на своего внезапно обредшего счастье собеседника и ничего не ответила. Она отдавала себе отчет в том, что слова Чижова затронули её гораздо глубже, чем она бы хотела в этом себе признаться. Только что Чижов выписал ей рецепт от ее болезней, но дело все том, что она вовсе не желала принимать это лекарство и выздоравливать с помощью именно таких процедур. Она слишком свыклась со своими недугами, которые давно превратились в неотделимую часть ее самой. Что будет с ней, если она последует этим советам; чтобы обрести счастье ей нужен Николай, только он способен изменить её жизнь и её саму, только на таких условиях она готова отказаться от всего того, что до этой секунды являлось смыслом ее существования. И не важно ложен этот смысл или нет, но он подобно корням дерева, намертво вцепившихся в грунт, также глубоко и прочно проник в неё, стал неотъемлемой её частью.
   Надин тряхнула головой, словно пытаясь таким нехитрым способом поменять весь ход своих мыслей или, по крайней мере, отсеять особенно тревожащие её.
   - Конечно, ты прав, Ленечка, прозрение необходимо. Ну а если оно приносит с собой только боль и больше ничего.
   - Боль не будет долгой.
   "Да откуда тебе знать, Ленечка, - мысленно возразила ему Надин. - ты нашел счастье с этой тощей дурехой и думаешь, что этот запой будет длится вечно. Но похмелье окажется для тебя жестоким, это я тебе обещаю. И посмотрим, как в этом случае ты себя поведешь. А мне уж предоставь идти своей дорогой. Ты уверяешь, что боль не будет долгой, как ты заблуждаешься, она не затихнет всю жизнь. Мы обречены на неё, как совершивший преступление на вечные муки совести".
   - Ты слишком много требуешь от обычного грешного человека, а он так живет уже тысячелетия - и вдруг приходит некто по фамилии Леонид Чижов и говорит всему человечеству: вы все делаете неверно, так жить нельзя, бросьте свои города, деревни, машины, квартиры, дачи, немедленно разведитесь с нелюбимыми женами и мужьями, откажитесь от друзей и от детей, так как все ваши отношения с ними ни что иное, как сплошной обман и начинайте искать подлинное счастье, веселитесь, играйте в прятки, занимайтесь любовью, словно зайчики, прямо на лужайке с кем вы хотите - и тогда у вас не будет больше проблем. Я правильно тебя поняла?
   - Правильно, Надюша, только у тебя великолепный дар все утрировать. Необязательно ни от чего отказываться, дело не в этом, а в том, чтобы не быть ничьим рабом: ни другого человека, ни вещей, ни человеческих отношений. Чувствовать себя свободным от всего - вот главный ключ к счастью. Понимаешь, в чем закавыка, можно отказаться от дома, машины, семьи, жить, как ты говоришь, на полянке и быть зависимой от этой самой полянки, оказаться в рабстве у своей свободы.
   - Тебе не кажется, что ты уж слишком загнул. Только что ты освободился от всего сразу и туже же попал в зависимость к другому. Быть рабом своей свободы - это мне трудно понять.
   - Куда уж ей, - вдруг подала свой голос молчавшая до сих пор Антонина.
   - Но это все не так уж и сложно, - мягко улыбнулся Чижов. - Если человек все делает ради того, чтобы добиться свободы, то он неизбежно попадает в зависимость от этого своего стремления. Для него свобода превращается в такую же вещь, в такой же особняк или лимузин, которую он защищает, отстаивает от покушений с тем же усердием, как мы бережем от грабителей собственный дом. А настоящая свобода она как бы внутри человека, он свободен от всего, в том числе и от самой свободы, он может с ней легко расстаться, потому что нельзя отобрать то, чего не имеешь. А если у человека можно похитить свободу, значит, у него её просто никогда не было.
   - Кажется, я начинаю тебя понимать. Но знаешь, Ленечка скажу тебе честно, я не очень-то жажду стать обладательницей такой свободы. У меня такое ощущение, что я бы очень быстро заскучала без стольких привычных и милых мне вещиц. Я всю жизнь боролась за свою независимость, но только сейчас поняла, что на самом-то деле я боялась оказаться действительно независимой от всего. Чтобы я тогда делала бы, чем заполняла свой досуг? Кем бы в этом случае я была?
   - Никем, Надя, - посмотрел ей прямо в глаза Чижов. - И это, между прочим, прекрасно.
   - Быть никем, это, конечно, в самом деле, замечательная перспектива. И ты тоже хочешь стать никем, отказаться от всех своих регалий, ученых трудов, уважения коллег?
   Чижов глубоко вздохнул.
   - Да, хочу, - вдруг решительно проговорил он. - Все мои регалии и ученые труды, как и мифическое уважение коллег, не стоят даже одного глотка свободы. Знаешь, я долго изучал философия дао, но у меня такое ощущение, что я только сейчас начинаю постигать истинный смысл того, что делали эти люди.
   - Поясни.
   - Человек - это трава или дерево, которые колышутся послушные воли ветра. У них никогда не бывает разногласий, противоречий, дерево наклоняется в ту сторону, куда ей указывает порыв ветер. И им всегда хорошо вдвоем, они поют одну песню, рассказывают один стих.
   - Но иногда ветер налетает и ломает дерево, как быть с этим?
   - Никак. Однажды мы должны сломаться, однажды налетит порыв ветра, и мы больше уже не будем расти в этом саду. Все, что неизбежно, то и прекрасно - вот смысл того, о чем нам говорит природа.
   - Нет, мне это не нравится, - решительно произнесла Надин. - Я ненавижу старость и смерть, я ненавижу увядание, старение кожи на лице. Каждое утро я начинаю с того, что словно ценную картину, изучаю свое лицо - не прибавилось ли на нем количество морщин, а затем старательно втираю в него крем. На самом деле неизбежность - это гильотина, которая медленно, день за днем опускается на твою шею. А ты предлагаешь мне её любить.
   - Но разве можно побороть то, что непобедимо. Вся твоя жизнь проходит под гнетом страха, его набат не умолкает в твоей душе ни на секунду. Ты находишься в самом ужасном рабстве, в рабстве у своего увядания и смерти. И ты знаешь, что никакие кремы, никакие лекарства тебя не спасут. Так какой же смысл в этой борьбе. Вместо того, чтобы тратить на нее все свои силы, полюби свое нисхождение, найди в нем свою прелесть и красоту, как мы находим красоту в осеннем лесу. Не думай о том, что каждый день ты становишься все более старой, что еще на один шаг приближаешься к естественному концу. Прими это как данность, как высшее откровение и награду.
   - Награда в том, что я смертна.
   - Да, Надюша, именно в этом. Смерть - это награда за дар жизни, в смерти человек поднимается на высшее точку познания самого себя. Смерти страшится тот, кто понимает, насколько бесплодной оказалась его жизнь, насколько он оказался глух и слеп к божественному зову, который раздается в каждом из нас. Тот же, кто услышал его и принял, ничего не боится, смерть для него не более чем переход к другому виду существования. И никто еще не доказал, какое из них лучше, какое из них важнее и прекрасней.
   Она еще никогда не видела такого выражения его лица, обычная его вяло-добродушное маска исчезла и взамен появилось выражение одухотворенности, Чижов даже стал в эти мгновение по своему красив, какой-то свет вдруг стал истекать из его сияющих глаз, и Надин вдруг стало не по себе. Все философы в глубине души сумасшедшие, подумала она, сама профессия предполагает определенную ненормальность и сумасбродность, иначе еще какие причины способны заставить обычного человека добровольно бродить по этим лесным дебрям философских категорий, без конца плавать по рекам сомнений, застревать в заторах неразрешимых проблем бытия.
   - Знаешь, Ленчик, ты, конечно, необычайно глубокомыслен, но я всего лишь простая женщина, я привыкла жить в этом мире. И он мне, несмотря на отдельные досадные моменты, в целом нравится. И я уйду из него с большим сожалением. Плохо это или хорошо уж не ведаю, но, несмотря на то, что я регулярно хожу к мессе, в глубине души я не верю в загробное существование. Мне оно напоминает кино, где все так похоже на реальность, но все обман. Может быть, там меня и ждут новые необычные приключения, и все же я уж доживу как-нибудь свою земную жизнь, не пытаясь ее изменить в соответствии с твоими замечательными теориями. Я даже не исключаю, что я совершаю свою величайшую ошибку, но уж я такая, и я её совершу.
   - Я понимаю тебя, - вдохнул Чижов, и она заметила, как он вдруг потускнел, на лицо вернулось привычное, немного растерянное выражение, а глаза больше не сияли, а лишь вяло смотрели перед собой, словно два фонарики, у которых сели аккумуляторы.
   - Неужели ты, Ленечке, думал, что она тебя поймет, - снова после долгого молчания воскликнула Антонина. - Да она и знать не желает, о чем ты ей тут вещаешь. Для таких, как она, главное деньги и удовольствие.
   Ну уж с тобой-то я спорить не буду, не дождешься, мысленно проговорила Надин.
   - Ты не права, - вдруг сказал Чижов. - Просто Надя пока еще не готова, я тоже не сразу все понял. Не будь тебя, не знаю, вообще бы случилось это прозрение. - Чижов вдруг вытянул руки в направлении Антонины, заграбастал ее и стал упоенно целовать, при этом его ладонь крепко вцепилась в ее крошечную, едва выступающую маленькой точечкой грудь, которая целиком в нее и погрузилась.
   Несколько секунд Надин не без изумления смотрела на самозабвенно целующуюся пару, затем встала и вышла с веранды.
  
   _ _ _
  
   Разговор с Чижовым почему-то расстроил ее настолько, что у нее даже немного разболелась голова. Она пришла в свою комнату, легла на кровать. Ей хотелось заснуть, дабы таким образом покрепче замуровать в застенках своей памяти все только что услышанное. Но сон, как назло, не шел к ней и тем самым не мог воспрепятствовать приходу тех мыслей, которые ей совсем не хотелось, чтобы они приходили бы к ней. В глубине души она понимала правоту Чижова, но чем больше понимала, тем все меньше испытывала желание ее признавать. Если она с ним согласиться, то что ей тогда делать, к чему вся эта дорогостоящая и, как теперь все яснее понимает она, опасная, с непредвиденными последствиями, затея. А может, действительно все немедленно прекратить, сказать своим гостям, что их хозяйка больше не желает играть свою роль и поэтому просит разъехаться всех по домам. Но тогда зачем все ее приготовления, она не привыкла отказываться от уже наполовину сделанной работы. И самое важное, она не добьется своей главной цели, а это для нее чревато весьма большими неприятностями. По сути дела она все поставила на кон и если эта рулетка ее подведет, остановится не на той цифре, то она, Надин, окажется в тяжелой ситуации. Поэтому она просто не может подвергать сомнению свой план, и обязана довести его до конца. Чего бы ей это не стоило, так как от него во многом зависит не только ее будущее, но и будущее Патриции. Прав или не прав Чижов, да какая ей, в сущности, разница, что способны изменить в ее жизни его глубокомысленные теории. Подавляющее число людей живут так, как умеют жить, и не задаются бесполезными и вредными вопросами: а верно ли они поступают, а правильно ли живут, а может, необходимо все досконально изменить. Не она придумала мир таким, какой он есть со всеми его мелкими удовольствиями, страхами, пороками, преступлениями, ужасами, пошлостью и серостью. Когда она появилась на свет, весь этот замечательный букет был давно уже собран, и она мало что добавила к существующему набору. Почему должна меняться именно она, кто сказал, что именно с нее должны начаться всеобщие перемены? Ленчик? Но это даже не смешно, этот полусумасшедший философ, вконец одуревший от любви к Антонине, один взгляд на которую способен мгновенно вызвать гипертонический криз, и играющий как малый ребенок в прятки, совсем не похож на пророка, за которым ей непременно следует, закрыв глаза, идти. А все объясняется на самом деле просто: с его лилипутским ростом, с его носом картошкой и с его огромной полянкой плеши на макушке ни одна приличная женщина на него не взглянет. Когда он очухается, все встанет на свои места, и он вернется к своим умным занятиям. Но чтобы болезнь все же не зашла чересчур далеко, она должна поспособствовать его скорейшему выздоровлению.
   Надин взяла с тумбочки дневник и довольно долго в нем писала. Затем она перелистала несколько страничек и довольно улыбнулась; нет, эти последние дни вовсе не прошли напрасно, эти записи в её блокноте дорого стоят. И сегодня один из звездных ее дней, несмотря на всю нелепость их диалога, он крайне важен для нее. Пусть другие делают выводы, рушат свои жизни, у нее задача совсем другая - превратить ее в еще более прочный бастион. "Спасибо тебе, Ленечка" - вслух поблагодарила она его. - Надеюсь, что ты сегодня полностью не исчерпал себя и непременно порадуешь меня своими глубокомысленными высказываниями еще неоднократно. А я уж сделаю все от меня зависящее, дабы тебя на них подзадорить".
   Сделав еще несколько записей, она отложила блокнот и снова предприняла героическую попытку вздремнуть. И вновь сон не захотел прийти к ней. Что же с ней происходит, раньше у нее не было таких проблем, она легко засыпала тогда, когда хотела. Принять снотворное? Что-то еще беспокоило ее, причем, беспокоило так сильно, что она даже не хотела, чтобы эта ее тревога вышла бы из подсознания и оформилась бы в четкую, требующую немедленных действий, мысль. И все же бесконечно она не может таить от себя, что ее волнует Патриция. Уже приближается вечер, а за сегодняшний день они не сказали друг другу ни слова. Более того, Патриция делает все возможное, чтобы не попадаться ей на глаза. И вряд ли стоит сомневаться, в чем причины такого поведения дочери; значит, и она в курсе того, как провела ее мать предыдущую ночь. Но тогда получается, что Патриция всерьез увлечена Николаем. Только этого ей и не хватало. Как же ей в этом случае поступить? Делать вид, что она, Надин, ничего не замечает, вести себя так, как будто бы ничего не случилось? Но что тогда будет дальше? Льды отчуждения растают сами собой или окажутся унесенными стремительным течением в открытый океан? Насколько она знает характер своего ребенка, на такой исход надеяться особенно не стоит. Если Патриция затаила обиду, то это может оказаться надолго. Тем более, она, Надин, на самом деле, виновата перед ней, ведь видела, что Николай нравится ей, но не могла справиться с вожделением, пошла на риск испортить отношения с дочерью - и, кажется, ей это вполне удалось. Но если она породила эту ситуацию, то ей её и исправлять.
   Надин курила сигарету и думала, каким образом построить свой разговор с дочерью. Что сказать ей, какие дать объяснения? Мысли путались; то она решала рассказать ей все как есть, то наоборот, все отрицать, то придумать какую-нибудь сказку, состоящую из опасного коктейля правды и лжи. Мало ли почему она пригласила Николая к себе в комнату, вовсе не обязательно, чтобы переспать с ним. У них могла состояться важная беседа. О чем? Да о чем угодно, о Мохове, о безопасности ее гостей, о прилете инопланетян, о смысле жизни, наконец. Ведь из всех здесь присутствующих она меньше всего его знает и поэтому совершенно естественное желание познакомиться с ним поближе. Внезапно в ее ушах явственно зазвучал насмешливый голос дочери: " Вот ты и познакомилась так близко, что ближе уж просто не бывает".
   Нет, это не пройдет, Патриция сразу поймет, что ей лгут. А ложь лишь усугубит отчужденность. Но и смелости сказать всю правду до конца ей не хватает. Что же делать?
   От неспособности ни на что решится, голова разболелась еще сильней. Она знала себя, эта боль может быть надолго, она не пройдет до тех пор, пока ситуация хоть как-то не прояснится или она не примет какое-то решение. Больше всего она ненавидела те минуты своей жизни, когда она оказывалась захвачена в плену у сомнений, когда они колотили своими острыми пиками, не позволяя спокойно жить, требуя ответа на свои колючие вопросы. Ей всегда нравилось разрубать узлы мечом, а не долго и кропотливо развязывать петли, ломая ногти и теряя массу времени. Пойти и объясниться и что из этого получится, то и получится. Нельзя все заранее просчитать, отношение с дочерью - это не поход в магазин, когда можно произвести предварительную калькуляцию предстоящих покупок. Итак, решено.
   Она постучала в дверь комнаты Патриции.
   - Еntrez, - громко ответила на стук она.
   Патриция в неглиже лежала на кровати, а по всей комнате, как белье на веревке, висели сизые тучи сигаретного дыма. Да она выкурила не меньше полпачки, мысленно воскликнула Надин, оценив плотность дымовой завесы.
   - Как у тебя накурено, - сказала Надин. - Надо открыть окно.
   - Не надо, мама, - резче, чем обычно, проговорила Патриция.
   - Как скажешь, - пожала плечами Надин. - Она села рядом с ее кроватью на стул. - Ты очень бледная. Ты не болеешь или это от сигарет?
   - Не знаю, а тебе не все ли равно. - Голос Патриции прозвучал откровенно враждебно.
   - Ты знаешь, что не все равно.
   - А с некоторых пор мне стало казаться, что все равно.
   - С каких это пор у тебя возникло такое странное впечатление? - Надин сознательно задала этот вопрос, ей хотелось, чтобы Патриция немного раскрыла карты и более откровенно высказалась о том, что ее сейчас гложет. А то, что она заполнена до краев на нее обидой, в этом у Надин не осталось никаких сомнений. Однако Патриция не только молчала, но даже не смотрела на мать, и Надин вдруг поняла, что не знает, что ей сейчас делать. По сути дела у них настал тот момент, когда им следует поговорить полностью на равных, как двум подругам, а не как матери и дочери. Но как перейти этот рубикон, не так-то просто за какие-то мгновения сломать прежние отношения и построить новые. И все-таки она должна на это решиться, у нее нет иного выхода.
   - Патриция, если ты чем-то обижена на меня, то давай поговорим об этом откровенно, как две женщины. Забудь сейчас, что я твоя мать, а я забуду, что ты моя дочь, это не должно нам мешать. Тем более ты уже стала совсем взрослой, и у нас нет больше препятствий для таких разговоров.
   Патриция повернула к ней голову, и в ее глазах отразилось изумление.
   - Ты, в самом деле, этого хочешь?
   - Почему ты думаешь, что я лукавлю. Я вижу, что ты обижена на меня, но ты уже не девочка, ты взрослый человек, а раз так мы свои разногласия должны решать, как взрослые люди. Я хочу, чтобы мы были на равных.
   - Во всем? - с большим сомнением спросила Патриция.
   - Во всем, - решительно подтвердила Надин.
   Патриция в задумчивости опустила голову.
   - Мне трудно говорить.
   - Я знаю, но никто за тебя этого не сделает. Ты же хочешь, чтобы между нами не было бы недомолвок.
   Патриция кивнула головой.
   - Тогда придется говорить, если ты желаешь, чтобы мы действительно были бы на равных.
   - Хорошо, тогда слушай. Я вчера хотела тебя убить.
   Надин почувствовала себя так, словно в ее лицо ткнули зажженным факелом.
   - Да, а почему? - пробормотала она, не очень ясно соображая, что говорит.
   - Ты отлично знаешь, почему. Только, пожалуйста, не лицемерь. Лучше молчи.
   Это своевременное замечание, невольно отметила Надин, ибо нечто подобное она и собиралась предпринять. Однако легко сказать: не лицемерить, а вот как тогда говорить с Патрицией. Она так и не может решить, признаваться ли ей, что она спала с Николаем, или попытаться убедить дочь, что между ними исключительно платонические отношения.
   - С чего ты взяла, что я собираюсь лицемерить.
   - Я сказала это на всякий случай.
   Она тоже хитрит, поняла Надин, и для нее говорить откровенно тоже непросто. Но почему два самых близких существа не могут разговаривать друг с другом без всякого притворства? До чего же они довели свои отношения? Впрочем, если это может хоть как-то утешить, такая ситуация характерна не только для них.
   Патриция демонстративно потянулась за очередной сигаретой, и Надин почувствовала раздражение; ну что она показывает ей, что между ними отныне стена, зачем этот скользящий мимо нее взгляд, как будто тут сидит не ее мать, а совершенно посторонний враждебный ей человек. Словно услышав ее мысли, дочь закурила и отвернулась к стене. Надин тяжело вздохнула. Что же ей делать? И вдруг ясно поняла: сейчас или никогда, если она не переступит эту невидимую черту в эту, быть может, самую критическую минуту их отношений, то это вообще уже никогда не
   случится. Почему-то оно вдруг вспомнила разговор с Чижовым; он-то тут причем. И все же она сознавала, что какая-то внутренняя связь между тем, что происходит сейчас, и тем, что говорил ей Леня, есть. Эта связь запрятана глубоко и ее не так-то легко обнаружить, но если признать ее существование, то многое становится более понятным. Они все запутались в искусственных сложностях, они все рабы условностей, которыми пронизан, как молекулами воздуха, их мир. И вся их жизнь практически и уходит на то, чтобы хоть как-то преодолеть эти наслоения, приспособиться к ним, научиться лавировать между ними. Но наступает минута, когда необходимо все отбросить, выкинуть все прежние установки, как мусор из квартиры, потому что другого выхода уже просто нет. Иначе дальше - распад всего, чтобы было между ними.
   - Да, я спала с Николаем, - сказала Надин.
   От неожиданности Патриция подпрыгнула на своей кровати. Ее глаза, словно два маленьких водохранилища, заполнились слезами, она упала лицом на подушку, и её спина затряслась от беззвучных конвульсий рыданий. Надин осторожно положила руку на плечо дочери, опасаясь, что Патриция сбросит ее, но та не сделала это. И Надин поняла, что пути примирения для них еще существуют.
   - Ну что с тобой, мой маленький цыпленок, - назвала Надин ее детским прозвищем. Патриция ничего не ответила, она лишь на мгновение оторвала голову от подушки и посмотрела на мать заплаканными глазами.
   - Я понимаю, что тебе больно, но это не означает, что он для тебя потерян. - Патриция снова посмотрела на нее, но теперь уже более долгим взглядом. - Прости меня, пожалуйста, я не предполагала, что он тебе так сильно нравится. Я тоже, как видишь, увлеклась им, такого красивого мужчину встречаешь не часто.
   - Я не хочу больше его видеть, ни его, ни тебя, - сквозь зубы процедила Патриция.
   - Ты не права, я знаю, ты ему тоже нравишься.
   - А почему же тогда!.. - резко оторвала голову Патриция от подушки.
   - Так иногда бывает, разве у твоих друзей не возникают случайные связи, на один-два вечера. Что-то людей вдруг закрутит, прибьет, словно льдины, друг к другу. А потом все проходит, и они даже не понимают, почему оказались вместе. Не надо быть слишком строгим, надо быть понимающим. Поверь, это принесет тебе гораздо больше пользы.
   Надин видела, как что-то начало меняться внутри дочери, выражение лица смягчилось, она уже не смотрела на нее, как на своего заклятого врага. Но и до полного доверия было еще далеко. Надин обняла Патрицию; Патриция не сделала ответного движения, но и не стала вырываться из объятий матери.
   - Ну что ты так рассердилась на меня. Он очень необычный молодой человек, в нем есть какой-то свой стальной стержень. Ты заметила это? - Патриция кивнула головой. - И ничего удивительного, что меня потянуло к нему. Ты же знаешь, что в последние годы я была очень одинока.
   - А Поль? - не без сарказма напомнила ей Патриция.
   - Что Поль, - вздохнула Надин. - Я никогда не относилась к нему всерьез, это был случайный человек в моей жизни, я не испытывала по отношению к нему абсолютно никаких чувств. Ты же знаешь его, что он есть, что его нет, разницы нет никакой.
   - Я всегда удивлялась, что ты в нем нашла и много раз хотела тебя об этом спросить.
   - Вот ты и спросила, - улыбнулась Надин. - В следующий раз не откладывай свой вопрос. Это был не более чем еще одни предмет рядом со мной. Иногда люди, чтобы не чувствовать себя очень одинокими, окружают себя разными вещами: покупают новую мебель, заводят кошку или собаку... Это было как раз из этой серии. Знаешь, я рада, что ты обратила внимание на Николая.
   - Да? - Густые кисточки бровей Патриции приняли форму двух маленьких луков.
   - То, что ты выбрала именно его, говорит о том, что ты умеешь находить людей, что тебя не интересуют случайные, пустые мужчины. Значит, ты тоже не пустая. А какой сам человек, такие люди к нему и притягиваются. Это как физический закон.
   - Значит, и Николай потянется ко мне.
   - Но я же сказала, ты нравишься ему. Мы с ним серьезно поговорили и выяснили все до конца. Он сожалеет о том, что произошло между нами.
   - А ты? - бескомпромиссно посмотрела Патриция на мать.
   - Я - нет. Мне с ним было хорошо, - решила Надин провести еще один смелый эксперимент, сказав и на этот раз правду.
   Патриция вдруг густо покраснела и опустила вниз голову. У нее самый сейчас трудный возраст, подумала Надин, возраст женщины-ребенка. С одной стороны она взрослый человек, вступивший в период, когда начинает свой путь по кочкам жизни ее женская судьба, но с другой стороны она еще по сути дела подросток, с тонкой уязвимой и неустоявшейся психикой, с многими понятиями, взятыми из детства.
   - Нет, - вдруг резко выкрикнула Патриция, - я не хочу так.
   - Чего ты не хочешь?
   - Получается, что ты моя соперница, моя мать - моя соперница. Что я должна делать?
   - Быть моей соперницей, - снова улыбнулась Надин.
   - Как так? - Из глаз Патриции мощным потоком полился удивленный свет.
   - Очень просто. Если мы решили быть на равных, то должны быть на равных во всем. Послушай, девочка, я вовсе не претендую на Николая, мне нравится он, но не больше, - слукавила Надин. - То, что случилось, уже случилось, но будущее принадлежит вам. Сама посуди, между нами больше чем 15 лет разницы.
   - Это не так уж много, - с какой-то странной мстительной интонацией проговорила Патриция.
   Это верно, согласилась мысленно Надин. Но Николай так не думает, хотя, скорее всего, его останавливает совсем другое.
   - Это много и с каждым годом будет становиться все больше. И, кроме того, я не могу пойти на то, чтобы мужчина стал бы между нами.
   - Но мы же на равных, - напомнила Патриция.
   - Да, - согласилась Надин, - но все же я остаюсь пока еще твоей матерью. И я не могу об этом забывать ни на минуту.
   - А по-моему совсем недавно ты об этом даже не вспомнила.
   - Патриция, не стоит ходить по кругу. Я всего лишь слабая женщина, которая периодически совершает ошибки. Мы с тобой самые близкие люди на земле. И кто если не мы будем прощать слабости друг друга. Вспомни, сколько раз я прощала твои провинности. Согласись, что я была снисходительной матерью.
   - Да, - чуть подумав, подтвердила Патриция.
   - Но в таком случае, почему бы тебе не стать снисходительной дочерью. В жизни люди очень часто меняются ролями, мать и дочь вовсе не обязательно все время должны находиться в одной позицией; как ни странно, но сейчас в роли матери выступаешь ты. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   - Кажется, да, мама.
   - Тогда я могу надеяться, что между нами восстановлено согласие?
   Патриция неопределенно пожала плечами.
   - А как быть с Николаем?
   - Но я же уже сказала, - состроила удивленную мину Надин, - ты нравишься ему и то, что было между нами, больше не повторится. - "А вдруг повторится, - с тревогой и надеждой подумала Надин, - что я буду делать в этом случае? Патриция может не простить такого вероломства, а я могу не устоять. И уж тогда я точно потеряю дочь".
   Она видела, что Патриция находится в нерешительности. Она еще не до конца верила матери, но больше сердиться на нее ей тоже не хотелось.
   - Послушай, Патриция, ты должна из любой ситуации извлекать опыт. Весьма вероятно, что ты еще не раз будешь попадать в такое положение, и ты должна научиться справляться с ним и с собой. Жизнь - это соперничество, но не надо превращать соперничество во вражду. Каждый имеет право использовать свой шанс, и на тебя будут также обижаться, как обижаешься ты сейчас на меня. Если кто-то хочет у тебя что-то отнять, то вовсе не потому, что он плохо к тебе относится. Просто ему хочется иметь то же самое, что и тебе. Это не означает, что ты должна уступать этому человеку, но ты должна понимать, что все на земле имеют равные права. А побеждают далеко не все. Надо стремится быть победителем, но надо помнить всегда, что ты можешь оказаться и среди побежденных. И не стоит делать из этого трагедию. В моей жизни у меня было немало и того и другого, но я старалась ничего не доводить до крайности. Умный человек понимает, что в каждой победе заложены семена поражения, а каждое поражение можно превратить в победу. Все очень переменчиво. Важно только не отчаиваться. А в данной ситуации у тебя все просто отлично, ты нравишься Николаю. Только не таи на него зла, не пытайся ничего выяснять, все, что надо, рано или поздно он скажет сам. Просто подойти к нему с открытым сердцем, заговори, как ни в чем не бывало. Не наказывай презрением, уверяю тебя, в конце концов, накажешь ты только себя. Жизнь большая и длинная и было бы глупо ставит ее в зависимость от одного маленького эпизода, о котором ты забудешь через несколько недель.
   Надин замолчала и перевела дух. Она испытывала гордость за себя. Подобный спич одобрил бы сам Чижов, она даже не ожидала от самой себя, что произнесет такую содержательную речь. Неужели она не окажет никакого воспитательного воздействия на эту упрямицу?
   Надин внимательно посмотрела на Патрицию; нет, кажется, ее все же проняло, лицо разгладилось, сердитых складок на лбу стало меньше, и глаза уже не смотрят столь подозрительно. Чем больше живешь, тем больше открываешь в себе талантов.
   Надин пересела со стула на кровать дочери и прижала ее к себе.
   - Ты такая счастливая, ты даже не представляешь, до чего ты счастливая, - проворковала она, поглаживая дочь по волосам.
   - В чем же мое счастье?
   - В том, что ты еще очень молоденькая, в том, что у тебя столько еще радостных минут впереди. У меня к тебе будет только одна просьба - не испорти их. Это так легко сделать. Гони метлой все злые и недобрые чувства, которые будут появляться в твоей душе. Они разрушители всего. Ты даже не представляешь, сколько счастливых людей они погубили. Ты мне обещаешь. - Надин посмотрела в лицо дочери.
   Патриция не очень уверенно кивнула головой.
   - Значит, мы помирились.
   Патриция вновь кивнула головой, на этот раз чуть более уверенней. Надин поцеловала ее в щеку.
   - Ну я пошла, скоро уже готовить ужин для наших дорогих гостей.
   Так что приходи на кухню мне помогать.
  
   __ _ _
  
   Надин внимательно наблюдала за собирающимися на ужин гостями, пытаясь определить, что же случилось за эти дни; все было вроде как обычно и в тоже время что-то неуловимо изменилось в атмосфере их дома. Когда на веранде в сопровождении Алены появился Максаков, то вместо того, чтобы бросить на всех своей неизменно хмурый неприветливый взор, он широко улыбнулся, вернее попытался это сделать. Но улыбка получилась несколько кривой, как у человека, которому принесли радостное известие, но у которого в этот момент к несчастью болели зубы. И все же впервые он сделал попытку хоть как-то начать вести себя по-другому, отметила она. Затем, весело щебетя, впорхнули две птички - Чижов и Антонина, они радостно всех поприветствовали, затем, как по команде, синхронно упали на стулья и принялись громко, ни на кого не обращая внимания, словно они тут находились одни, хохотать . Пожалуй, только Анин выглядел как всегда спокойным и сдержанным. Но с особым волнением Надин ждала выхода на сцену Николая, однако его появление разочаровало ее. Словно находясь на невидимой привязи, он шел четко, не меняя расстояние, за спиной Мохова, его лицо было абсолютно непроницаемым и невозмутимым, как у сфинкса, да и сам он со своим могучим торсом, уверенными полными внутреннего достоинства движения напоминал древнего полубога. Надин слышала, как колотится её сердце, но старалась не подавать виду, что волнуется; она знала, что Патриция внимательно наблюдает за ней. Поэтому ей все время приходилось держать на лице улыбку, то и дело подправлять ее, и она боялась, что проницательный взгляд дочери сможет заметить эту её вынужденную игру. Необходимость притворяться, постоянно быть на чеку раздражали Надин, но она понимала, что сама загнала себя в эту ловушку, а значит, придется учиться в ней жить. И все же в глубине души она сознавала, что, несмотря на обещание Патриции, не отказалась от надежды хотя бы еще раз вкусить это замечательное творение матушки-природы, словно специально созданное для любви на погибель слабым женщинам.
   Но не только это занимало Надин. Она решила, что пора более пристально заняться Аниным. Все это время она надеялась, что он сам начнет раскрываться, но шли дни, а за исключением одного случая в монастыре, он оставался все таким же неподступным. И хотя он сменил сутану на цивильный костюм, ей казалось, что он по-прежнему носит монашескую рясу, плотно укрывающую от нескромных взглядом не только его тело, но и его душу. Сегодня днем она отправила одну телеграмму, и ей необходимо было подготовить почву для появления в затеянном ей спектакле еще одного лица. Это единственный способ его раскрутить; должны же быть и у него болевые точки и уязвимые места. Она еще раз внимательно ознакомилась с той информацией, что , что собрали сыщики о нем, и все же далеко не была уверена в успехе. Анин единственный перед кем она испытывала смущение и к кому чувствовала подлинное уважение. Он принял решение, которое полностью перевернуло его жизнь. Она тоже пару раз попадала в ситуации, когда была уже готова все кардинально изменить, но ей так и не хватило решимости это сделать. Потом она сожалела, что проявила слабость, она думала о том, что если бы перешла через Рубикон, все сейчас было бы по-другому и не исключено, что она могла бы быть несравненно счастливей. Где-то в подсознании она всегда ощущала тщетность и бессмысленность всех своих поступков, но чем сильнее давали о себе знать эти сомнения, тем больше усилий она прикладывала к тому, чтобы заглушить их повседневными делами, новыми целями и проектами. Однажды Поль, которого она всегда считала не слишком умным и весьма пустым человеком, и которого в глубине души презирала, вдруг поразил ее одной фразой. Проведя весь вечер у нее дома, когда чуть ли не каждые три минуты раздавался очередной телефонный звонок, а гости, словно неся вахту, сменяли один другого, он неожиданно сказал ей: "чтобы не чувствовать бессмысленность всего, чем ты занимаешься, ты бессмысленным вещам пытаешься придать смысл". Тогда эти слова словно окатили ее холодной водой; через несколько минут, придравшись к какому-то пустяку, она устроила ему грандиозный скандал и выставила вон. Однако даже тогда, когда она выталкивала его за дверь, сознавала, что это отнюдь не решение вопроса, а проявление ее беспомощности и отчаяния.
   Она хотела сделать так, чтобы нужный ей разговор возник как бы сам по себе и тем самым хотя бы до некоторой степени отвести от себя подозрения. И подумала, что, пожалуй, в этом деле ее помощником может оказаться Чижов. Если она постарается и направит беседу в требуемое ей русло, то он вполне способен, не подозревая об этом, выполнить эту почетную задачу.
   Чижов и Антонина по-прежнему безостановочно щебетали друг с другом, и Надин во-первых, никак не могла уяснить, о чем они могут говорить так долго и, во-вторых, этот их бесконечный диалог с каждой минутой раздражал её все сильней.
   - Ленчик, мне так приятно смотреть на тебя, - решила вмешаться Надин, - не часто видишь такого счастливого человека. А ведь всего несколько дней назад ты был едва ли не самым несчастным из нас.
   - Все меняется, Надюша, - весело отозвался Чижов, - счастье и несчастье всегда находятся в одном шаге друг от друга. Надо только найти в себе силы, чтобы сделать его.
   - Что же тогда мешает нам всем его сделать, если это так просто?
   - То, что не хотим быть счастливыми.
   - Вот те на, - присвистнул Мохов. - Тогда кем же мы, по-твоему, хотим быть?
   - Тем, кем есть. Чтобы сделать этот шаг, надо, как с верблюда перед привалом, снять с себя всю поклажу, а мы вместо этого, наоборот, мы навьючиваем на себя дополнительный багаж. Нам кажется, что чем у нас всего больше, то тем мы ближе к счастью. На самом деле все происходит в точном соответствии с законами физики: чем больше, тем тяжелее.
   Надин посмотрела на Анина; тот едва заметно улыбался, слушая разговор, но принимать участие в нем явно не собирался.
   - Саша, - сказала она, - а почему ты молчишь? Ведь это касается и тебя.
   - Меня, как человека, все касается, - негромко отозвался Анин.
   - Ой, держите меня, - вдруг простонал Мохов, - любая боль отзывается в моем сердце. Я так тебя понял?
   - Примерно.
   - Что же делает тебя таким широким?
   - Бог.
   - Саша, - тихо сказала Надин, - мы твои друзья должны знать, что же все-таки с тобой случилось? Я уверена, ты сам хочешь нам поведать об этом.
   - Как ни странно, но это так, - задумчиво произнес Анин.
   - О чем же это будет рассказ? - насмешливо спросил Мохов.
   - О любви и ненависти.
   - Вечная тема, - хмыкнул Мохов. - Что же нового ты в ней открыл?
   - Я открыл в ней то, что мы принимаем за любовь, чаще всего является ненавистью. Человек не должен любить так, как он любит.
   - А как он должен, по-твоему, любить?
   - Нельзя любить одного и не любить всех остальных. Если человек не любит всех, он не любит никого.
   - Но выходит, что индивидуальной любви как бы не существует, - спросила Надин.
   - Ты права, Надя, в высшем ее проявлении - нет. Но это вовсе не означает, что нельзя любить кого-то конкретно, можно через одного любить всех. - Анин замолчал и стал задумчиво смотреть через окно в сад.
   - Почему ты замолчал? - осторожно, словно боясь, что начавшийся пробиваться родник его откровенности вот-вот иссякнет, спросила Надин.
   - Понимаете, все, что происходит с человеком, не бывает случайным. Я всегда знал, что встану именно на этот путь. Только знал как-то странно, вроде бы знал и вроде бы и не знал. Если бы 20 лет назад у меня бы спросили, что придет момент, когда я откажусь от мира, я бы искренне рассмеялся, настолько невероятным мне бы показалось такое предположение. И в тоже время меня этот вопрос не очень бы и удивил, в нем я бы услышал что-то созвучное тому, что находилось где-то очень глубоко во мне. Я очень долго мечтал о любви, конечно, мне встречались какие-то женщины, на одной я даже неизвестно почему женился. И когда совершал этот торжественный обряд, был убежден, что испытываю к ней самые подлинные чувства. И в течение многих лет не сомневался в них. Вернее сомневался, но не позволял этим сомнениям проникнуть в мою душу. Она родила мне двух детей, и я думал, что тоже их люблю. Я работал, наслаждался теплом, идущим от семейного очага, все было очень замечательно, и я практически ни о чем не задумывался. Иногда правда вдруг становилось не по себе, налетала какая-то беспросветная тоска, и всё вокруг меня становилось черным, как ночь. Это свое состояние я называл недугом бытия, хотя какой смысл в него вкладывал, я бы в то время затруднился с ответом. Просто однажды вдруг откуда-то сверху пришло название этой странной болезни. Я хорошо помню, как тревожно мне стало в тот момент, что-то тяжелое навалилось на меня, передо мной распахнулась какая-то беспросветная бездна, и я ясно понял, что эта бездна - моя жизнь. Я ощутил, как падаю в неё, погружаюсь все глубже в какой-то холодной, засасывающий меня поток. До сих пор не знаю, был ли я в тот момент в сознании или в бессознательном состоянии; я как будто бы потерял реальность из вида, а вместо неё появились какие-то странные картины. Да это не столь и важно - но я помню другое; никогда я еще не чувствовал такого сильного страха перед конечностью моего существования. Я врач, да еще хирург и поэтому постоянно имел дело со смертью. Но что такое смерть, что оно означает, я никогда не понимал, да и не слишком задумывался, я относился к ней чисто механически, как к природному явлению, как какому-то катаклизму. Но именно когда я несся в этом потоке, я осознал, что смерть или вернее страх перед смертью - это наказание человеку за отсутствие в нем любви, за ложь всей нашей повседневной жизни.
   - А если человек любит всех букашек на свете, то страх смерти у него исчезает. Так что ли получается? - с насмешкой спросил Мохов.
   - Подожди, Олег, дойдем и до этого. После этого видения или прозрения - не знаю, как это точнее назвать - я стал кожей ощущать, что вскоре что-то в моей жизни произойдет значительное. Я не знал, что, но был уверен, что должно обязательно случиться нечто, так продолжаться больше не может. Все это время я находился в каком-то угнетенном состоянии, моя семейная жизнь окончательно расстроилась. То есть внешне все тянулось, как обычно, но я уже ни в чем не участвовал, я просто отбывал повинность. У меня больше не оставалось сомнений, что я не люблю свою жену, что мы абсолютно с ней чужие; совсем как по английской пословице: спим вместе, но видим разные сны. Но если бы только мои чувства касались жены, я со страхом себе признавался, что точно также отношусь к детям. И сколько бы я не пытался выжить из своей души к ним капли любви, ничего не получалось; абсолютно все, что я делал, было сплошным притворством. Я понимал, что что-то нужно менять, нужно решиться на какой-то поступок. Но на какой, я даже не представлял. Наступило лето, сезон отпусков, мы всегда ездили куда-нибудь всей семьей. Но на этот раз я решил, что отправлюсь один. Мое намерение вызвало небольшой скандал; само собой разумеется, что жена обвинила меня в эгоизме. Но я понимал, что это лишь внешне напоминает эгоистичный поступок, на самом деле все совсем не так, потому что я отправляюсь в поиск. Но что я ищу, этого объяснить себе я не мог, мои мозги словно были покрыты толстым слоем ваты. Я только мог действовать, подчиняясь какому-то наитию. И вот через некоторое время я вышел из поезда в Симферополе. Сел в автобус, везущий меня в Гурзуф. И увидел на сиденье перед до мной её. Почему я сразу понял, что это именно она, я сказать не могу, но ее внешность, выражение лица - все совпадало с каким-то неясным образом, который давно жил в моем воображение. Всю дорогу я молил о том, чтобы мы поселились в одном санатории. Но я мог об этом и не просить Бога, ведь это он сам устроил нашу встречу. Конечно, мы поселились в одном санатории, в одном корпусе, на одном этаже. Весь день я провел в лихорадке, я боялся, что кто-то уведет ее у меня. Мы познакомились вечером, все произошло просто и обыденно. Мы провели вместе несколько часов, сидели у моря, разговаривали. И когда возвращались назад, я уже не сомневался, что это она. Ничего особенного в ней я не обнаружил, не было она ни писанной красавицей, не обладала и каким-то выдающимся умом. Но от нее исходил какой-то свет, мягкий, тихий, еле уловимый. Но эта была та свеча, от горения которой становится вдруг невероятно тепло и уютно. Я сознавал, что ближе этого человека на земле у меня никого нет; мы как раз те двое, что предназначены друг для друга. Я полюбил ее практически сразу, и это чувство было совсем не похоже на ту любовь, что я испытывал к другим женщинам. Правда, поначалу я это осознавал довольно смутно, дым от сексуальных желаний скрывал передо мной подлинную картину того, что развертывалось в моей душе. Ни одну женщину я не желал так сильно, как ее. И я даже не понимал, что на самом деле секс маскировал нечто совсем иное. Во всем этом я разобрался уже потом, спустя много времени. Дело в том, что я тогда не смог понять, что вступил в совсем другие отношения, я действовал так, как привык поступать всю мою предыдущую жизнь. Я исходил в своем поведении из прежнего опыта, а он был тут не пригоден. Но другого у меня тогда еще не было. Ибо я хотел вовсе не обычной связи, а связи духовной. Секс выступал не более чем как творческая сила, зовущая к преображению всей моей духовной сферы. Но тогда я еще не понимал, что все в этой жизни предлагается человеку в качестве выбора; секс - это была лестница, по которой я мог спуститься вниз или подняться наверх. Стоит ли даже говорить, что я стал спускаться вниз. Это произошло как бы само собой, я даже не отдавал себе отчета, что в тот момент что что-то выбираю, что куда-то иду. У меня не возникало сомнений, как я должен вести себя, само собой разумеется, что как обычный мужчина, как классический герой-любовник. Тем более, что она достаточно быстро отозвалась на мои неистовые призывы, и мы, как принято говорить в плохой литературе, унеслись на крыльях страсти.
   Мы вернулись в Москву, там все продолжалась по-прежнему. Я погружался в свою любовь, как в океан, все глубже и глубже и мне казалось, что я никогда не достигну дна, и это погружение будет продолжаться бесконечно. Я радовался тому, что ко мне больше не подступает мрачное настроение и был почти уверен, что наконец избавился от недуга бытия. Оказывается, все дело в том, что я жил без любви и как только она пришла, я выздоровел. Правда, следует сказать, что наши отношения с самого начала не были безоблачными; она была не замужем и вскоре стала требовать, чтобы я женился на ней. По своему она была права; я ее безумно любил и потому должен был уйти из семьи к ней. Я сам понимал, что все это абсолютно логично, но что-то мешало мне это сделать. Да, я не любил жену, но хорошо относился к ней, хотя я изменял, но при этом я оставался очень верным человеком. Более того, с тех пор, как появилась у меня она, именно с этого момента и стала укрепляться моя верность семье. Тут нет подлинного противоречия, я никогда не любил жены, и потому мои чувства по отношению к ней не изменялись. Но я считал, что раз я выбрал ее в качестве супруги, то мой долг сделать все, чтобы она чувствовала бы себя счастливой. Ей предстояло воспитать двух детей, и я не хотел, чтобы что-то помешало бы ей. Иногда мы сильно ссорились из-за этого с Наташей, несколько раз она даже порывалась уйти от меня, но мне удавалось ее удержать. Может быть, потому, что она все же надеялась отвоевать меня у семьи. Но самое важным было все же другое, каждый из нас вкладывал в наши отношения разный смысл. Для меня это было чувство, захватившее меня целиком, для нее - это был скорее один из романов. Она любила меня, но она не была поглощена любовью так, как я. Однажды она мне даже изменила, это была абсолютно несерьезная и скоротечная интрижка, но я провел полных отчаяния несколько суток. Мысль о том, что она ласкала другого человека, что другой мужчина дотрагивался до столь дорогого мне тела, приводила меня едва ли не к умопомешательству. Тогда все вернулось на круги свои, я сумел обуздать свои переживания, мне удалось внушить себе мысль о том, что она никогда не приносила мне клятву верности, она не моя супруга и имеет права на свободу. И все же мне было невероятно обидно, что она так легко доставила мне боль. Но с этого момента я стал понимать, что наши отношения далеки от благополучия, что-то в них есть такое, что подрывает их, делает ненадежными и хрупкими.
   И вот однажды случилось то, чего я боялся с первой минуты нашей встречи. Она сказала мне, что мы больше не будем встречаться, что у нее появился другой человек. Потом оказалось, что никакого другого человека у нее не было, вернее, он был, но это снова была незначительная интрижка, которая продолжалась пару недель. Но она использовала этот предлог, дабы освободиться от меня, потому что с какого-то момента стала тяготиться нашими отношениями. Я же был настолько ослеплен, что ничего не замечал, и её слова прогремели для меня, как раскаты грома. И вот тогда со мной случилось самое страшное, я почувствовал такую жгучую ненависть к ней, что меня стало преследовать желание её уничтожить. Как прежде меня целиком поглощала любовь, так теперь я столь же страстно ненавидел ее и мечтал о мщение. Я понял, что если я не убью Наташу, то я не смогу дальше жить. Кто-то из нас должен уйти: я или она. Либо должны уйти мы оба. Мне необходимо было выбрать: покончу ли я самоубийством или умрет она. Однако желание мести было таким, что мне хотелось, во что бы то ни стало дать ему ход. Я думал только об одном, я перестал есть, стал под любым предлогом отказываться от операций - я ничего не был в состоянии делать. Жена ничего не понимала, она считала, что я тяжело заболел, гнала меня к врачам. Я действительно был болен, но той болезнью, перед которой медицина бессильна.
   Еще вчера я страстно любил человека, а сегодня также страстно его ненавидел. Когда у меня в мозгу возникали просветы, меня невольно поражала эта мысль. Я не мог не задуматься: что же я на самом деле чувствую к ней: любовь или ненависть? И что это за любовь, которая так стремительно способна переплавиться в ненависть? Но, повторяю, подобные размышления посещали меня не часто, потому что основное время я был занят тем, что строил планы убийства. Убийца я был неопытный, до сих пор я преимущественно старался спасать людей и не знал, как претворить свой замысел в жизнь. Но самое страшное, я делал все на полном серьезе, это не была игра, это была подготовка к преступлению. Сперва я решил, что не буду скрываться от правосудия, совершу акт возмездия за попранную любовь - и тут же сдамся милиции. Но потом рассудил, что у меня семья; что будет, когда мои дети узнают, что их отец - преступник. Я сам буду нести ношу наказания, пусть им станут мои вечные угрызения совести. А искуплением - дальнейшая праведная жизнь.
   Я не стану рассказывать, как я готовил убийство, как выстраивал алиби; то ли в этом деле мне помогли когда-то читанные детективы, то ли я просто до этого момента не знал об этих своих способностях, но я разработал хитроумный план, который бы одобрил самый изощренный писатель-детективщик. Я до сих пор убежден, что если бы я его претворил в жизнь, то милиция никогда бы не разоблачила меня.
   И вот настал день икс. Я был спокоен, более того, я был счастлив не меньше, чем тогда, когда впервые встретил её. Оказывается, это великое наслаждение - мщение. Я убежден, что очень многим ненависть приносит гораздо больше душевной радости, чем любовь. В тот день я понял великую тайну, почему на Земле ни на день не прекращаются войны, они необходимы, чтобы человеку было бы где утолять свою жажду убивать, истязать, унижать. Я направлялся к месту преступления, напевал что-то веселенькое и рисовал в своем воображении картины предстоящего события: как она будет молить о пощаде, истекать кровью, как станут закатываться ее глаза. У меня не было никаких сомнений относительно правильности своих действий, я не хотел их допускать до себя, да они и не могли проникнуть в сознание, так как я целиком был поглощен мщением. Она вышла из дома, из дома, в котором я бывал столько раз, в котором мы столько раз любили друг друга. Я пошел за ней следом, она шла спокойно, неторопливо, не подозревая, что последний раз ступает по земле.
   Я досконально знал ее маршрут и выбрал место, где должен был совершить акт возмездия; там практически никто не мог меня увидеть. И вот когда до него оставалось буквально несколько десятков метров, навстречу мне выбежала маленькая девочка. Не знаю, что с ней случилось в тот день, но она громко рыдала, и слезы обильными ручьями катились по ее пухлым щечкам. Она бросилась ко мне, прося не то защиты, не то утешения. Я замер, как вкопанный и в тот же миг внутри меня произошел какой-то взрыв; все вдруг во мне переменилось, и я необычайно ясно представил, что я задумал, на какие мучения обрекаю человека, которого столь страстно люблю. Я подхватил эту девочку на руки и тоже заплакал вместе с ней.
   Я нисколько не сомневаюсь, что эту девочку послал мне Бог, дабы удержать меня от страшного злодеяния. Потрясенный происшедшим, я отпустил ребенка, и она, словно ангел небесный, почти сразу исчезла. Я даже не заметил, куда она подевалась. Я шел, не разбирая дороги, шатаясь, словно пьяный, ловя на себе удивленные взгляды прохожих. Но мне было не до них, я осознавал, что только что собирался убить не Наташу, а самого себя. У меня было такое ощущение, что я очнулся после долгого обморока, мое сознание очистилось, и я увидел все в истинном свете. И, прежде всего, в какую страшную бездну едва я не провалился. Я стал задавать себе вопросы: как я человек самой гуманной профессии дошел до того, что замыслил убийство, почему оказалось возможным такое? Их было много самых разных вопросов к самому себе, я понял, что не успокоюсь, пока не получу на них ответы. Да и как я могу чувствовать себя спокойным, если в любую минуту со мной может произойти снова нечто подобное. Ведь такой, как я, страшен и опасен для окружающих, где гарантия, что однажды я не задумаю то же самое против своей жены и детей или еще кого-нибудь, кого сочту своим обидчиком. Именно тогда я стал много размышлять о природе любви и о характере наших отношений с Наташей. И постепенно пришел к выводу, что наша любовь или то, что мы принимаем за неё, это не любовь, это на время видоизмененная под влиянием полового инстинкта ненависть. Вот почему столько ужасных катаклизмов вызывает это чувство, вот от чего оно сопровождается своей вечной спутницей - ревностью, которая просто не может возникнуть при настоящей любви. Ведь если ты подлинно любишь человека, то ты не можешь не радоваться, что ему хорошо. А с кем с хорошо - это не так уж и важно, это вообще не важно, потому что ты счастлив его счастьем. А если же ты начинаешь ревновать, то это означает, что ты думаешь только о себе; в твоих глазах ревность - это нарушение твоего права на другого человека. Я понимаю, что эти мысли не слишком оригинальные, об этом сказано и написано уже давно, но для меня в то время они были таким же открытием, как открытие Америки Колумбом. Передо мной вдруг словно распахнулись двери в какой-то иной мир, существование которого я всегда ощущал, но где он, что из себя представляет, не ведал. Вот тогда я впервые почувствовал, что мне с прежним миром не по пути, я должен искать свою обетованную землю, где я смог бы жить, так, как хочу, вернее жить той истинной жизнью, для которой я предназначен. Ну а к чему конкретно привели меня мои поиски, вы видите.
   - И ты ее больше не любишь? - спросил вдруг Максаков.
   - Люблю, - чуть помедлил с ответом Анин. - Я понял, что обречен ее любить всю жизнь. Только моя любовь изменилась; наше знакомство было неслучайным, мы созданы друг для друга. Но когда мы познакомились, ни я, ни она не могли этого понять, потому что были не готовы к встречи. Мы все воспринимали чересчур традиционно, наш роман развивался по классическим канонам, как у всех. А на самом деле все должно было бы быть по-иному.
   - А ты уверен, что твое решение единственно правильное? - спросила Надин.
   - Что ты имеешь в виду? - с некоторым беспокойством посмотрел на неё Анин.
   - Она хочет сказать, - вдруг вмешался Чижов, - что твое решение порвать со старым миром и прийти в новый, ты принял под воздействием сильного потрясения. Но если вдруг возникнет другое потрясение, не захочешь ли ты вернуться к прежней жизни? Я правильно тебя понял, Надюша?
   - Абсолютно точно, Ленечка.
   Анин обвел всех глазами, чуть дольше задержался на Надин, затем отвел их в сторону.
   - Нет, я долго думал, я не сразу принял это решение. Я понял, что поиск подлинной любви неизбежно ведет к поиску Бога, а найдя Бога, приходишь к любви. Дорога назад для меня закрыта, и я не хочу туда возвращаться.
   - Ты уверен, Саша? - спросила Надин, как-то загадочно смотря на него.
   - Да, Надя.
   - А ты не будешь возражать, если мы это проверим.
   - Я не боюсь ни испытаний, ни искушений, ни соблазнов, - слегка усмехнулся Анин.
   - Что ж, я рада за тебя, хотя и не испытываю той всепоглощающей любви ко всем, о которой ты только что говорил. Наташа, я прошу вас, придите к нам.
   Дверь отворилась, и на веранде появилась стройная молодая женщина. Её нельзя было назвать красавицей, но у нее было очень привлекательный овал лица, мягкий, нежный, и Надин подумала, что Анин прав, когда повествовал об исходившем от неё сиянии. Однако сейчас ее гораздо больше интересовала реакция Анина. Она увидела, как мгновенно побледнел он, затем вскочил со своего места и, не зная, что ему делать дальше, снова сел. Он не отрывал своего взгляда от плывущего между стульев видения, но больше уже не выглядел растерянным, его губы плотно сжались, а брови образовали единую линию, от которой по всему лбу пошли волны складок.
   - Надя, зачем ты это сделала? - вдруг громко сказал он. - Ты не имела на это право.
   - Ты уже испугался, - проговорила Надин, - только что ты был уверен в своих силах, а сейчас уже хочешь свою слабость превратить в мою вину. Если ты уверен в бесповоротности своего решения, извини, Саша, но я не понимаю, что тебя так взволновало. Насколько я понимаю, ты должен оставаться спокойным при любых обстоятельствах.
   Анин посмотрел на Надин долгим взглядом, затем опустил голову вниз.
   - Ты права, - вдруг уже гораздо тише и спокойней произнес он. - Извини меня. И спасибо тебе за то, что пригласила Наташу. Мы давно н виделись и мне многое надо ей сказать. Здравствуй, Наташа, я рад тебя видеть.
   - Здравствуй, Саша, я тоже очень рада, что мы снова встретилась.
   Патриция принесла еще один стул, и Наташа уселась рядом с Аниным. Все молчали, оценивая новый персонаж разыгрываемой с их помощью драмы.
   Первым, как всегда, подал голос Мохов. Он посмотрел на Надин, достал сигарету, сунул ее в рот, но зажигать не стал.
   - Послушай, дорогая Надя, я что-то не совсем понимаю, что здесь происходит. Ну, хорошо, мы все знаем друг друга чертовски много лет, наша замечательная Патриция - твоя дочь, Николай - мой сотрудник. Но почему тут оказалась эта особа. Извините меня, пожалуйста, - Мохов перевел взгляд на Наташу и приложил руку к груди, - я абсолютно ничего не имею против вас, вы мне даже симпатичны, как красивая женщина, но я бы все-таки хотел выяснить у той, кто вас пригласил сюда: что тут все же творится? На каком основании ты вызываешь к нам людей, которые не входят в нашу кампанию. Хотелось бы знать, кого ты приготовила для меня. И откуда ты про всех нас так много знаешь? Ты что собрала на нас досье?
   Надин почувствовала, как тревожно забилось сердце в груди. Она знала, что этот вопрос рано или поздно, но обязательно прозвучит, более того, она была уверена, что задаст его именно Олег. И все же у неё было ощущение, что её застали врасплох.
   - Послушай, Олег, - вдруг почти весело проговорил Чижов, - а если даже и досье, почему бы и нет. Мне, например, чертовски любопытно в него заглянуть.
   - Еще бы, - усмехнулся Мохов, - хочется же знать, кто пожалует к нам следующим и чей это будет гость.
   - А я не желаю обсуждать этот вопрос, - неожиданно раздался голос Максакова. - - Если Надя что-то знает о каждом из нас, это ее дело. Может быть, кому-то другому тоже что-то известно. Ну и что? Или ты чего-то боишься, Олег? Опасаешься, что выйдут наружу твои грязные делишки, или однажды всю веранду заполнят женщины, с которыми ты переспал, пока был женат на Алене.
   Мохов вскочил со своего места, при этом стоящий рядом с ним бокал опрокинулся, и вино тоненьким ручейком стало прокладывать русло по столу. Это немного утихомирило воинственный пыл Мохова, переключив его внимание на другой объект, однако брошенный им на Максакова взгляд был переполнен ненавистью.
   - Ладно, подождем, кого она приведет, когда настанет твой судный день. Это, скорей всего будут актрисочки, которые не захотели с тобой спать, даже для того, чтобы получить в твоих унылых, как молитва, спектаклях роли.
   Надин увидела, как мгновенно изменилось лицо Максакова. Она была ему благодарна за то, что он отвел главный удар Мохова от нее и перевел его на себя. Однако их взаимная ненависть вдруг впервые вызвала у нее беспокойство; кажется, они всерьез точат друг на друга ножи. Она подумала о том, что с каждым днем вызванные ей процессы становятся все менее управляемы с ее стороны. Поставленный ею спектакль все больше начинает развиваться согласно своей собственной драматургии, к которой она имеет весьма слабое касательство. И, по-видимому, что-либо изменить она уже не в силах.
   Надин смотрела, как успокаивала Алена Максакова, гладила его по голове и плечам; тот постепенно, но как-то неохотно утихомиривался, его дыхание становилось ровней. Наконец он сел, и Надин с облегчением перевела дух.
   - Мне кажется, - сказала Надин, - что нам лучше всего сейчас разойтись и успокоиться. А завтра мы можем обсудить ситуацию. Да и Саше с Наташей, думаю, есть о чем поговорить. Нет возражений. - Она попыталась улыбнуться, как можно более искренне и весело. Все-таки светская жизнь кое-чему ее научила; и в частности при любых обстоятельствах находить правильный выход.
   Анин пропустил Наташу в свою комнату, затем плотно закрыл дверь, словно боясь, что их будут подслушивать. Несколько мгновений они молча стояли у порога, затем Анин первым сделал несколько шагов и сел на стул. Жестом он пригласил свою гостью повторить его маневр.
   Прошло минут пять, а они по-прежнему молчали. Наташа достала сигарету, закурила, он посмотрел на нее и увидел, что ее пальцы слегка подрагивали.
   - Мы будем сидеть вот так молча всю ночь? - вдруг спросила она, нервно выпуская из себя густой клубок дыма. - Тебе не мешает моя сигарета?
   - Зачем ты приехала?
   - Я приехала к тебе.
   - А я думал, что тебя пригласила Надя.
   - Да, пригласила, но я приехала к тебе. Саша, нам надо о многом поговорить.
   Он встал, отошел к окну и стал смотреть на покачивающий обросшими зелеными головами деревьев сад.
   - Не понимаю, о чем говорить. У нас был разговор. Ты помнишь, как это все происходило. Майский жаркий день, в двух шагах бьет фонтан и твой голос, который объясняет мне, почему мы должны расстаться. Ты не забыла, как ты сказала: пойми, меня больше нет, я далеко, я на Луне. И вот теперь ты прилетела с Луны прямо сюда. Правильное ли ты выбрала место посадки, Наташа?
   - Саша. - Она встала, попыталась подойти к нему, но Анин бросился в другой конец комнаты. - Хорошо, я не буду к тебе подходить, - согласилась она, - хотя я не понимаю твоего страха передо мной. Я вовсе здесь не для того, чтобы тебя соблазнять.
   - Надеюсь.
   - Знаешь, я слышала твой рассказ, но ничего этого не знала. Но
   как ни странно, - проговорила она задумчиво, - он меня почти не удивил. У меня было ощущение, что нечто подобное с тобой могло произойти. Хотя то, что ты хотел меня убить, меня поразило. Неужели это правда?
   - Да, правда.
   - Только сейчас я поняла всю силу твоей любви.
   Она задумчиво смотрела на Анина и одновременно нервно доставала из пачки вторую сигарету.
   Он взглянул на нее.
   - Раньше ты курила очень мало.
   - Ты помнишь, сколько я курила, - слегка удивленно спросила она.
   - А ты в этом сомневаешься, - усмехнулся он. - Ты же отлично знаешь, что я ничего не забыл. Но это для меня уже не имеет значение. Вернее, имеет, но совсем не то, о котором ты думаешь.
   - Саша, мы должны обо всем поговорить.
   - Но мы поговорили. Пушкинская площадь, бьющие струи фонтана. Я почти валялся у твоих ног, умолял не бросать меня, готов был на все твои условия. Но ты хотела одного - избавиться от ставшего для тебя бременем человека. Ты избавилась, чего же ты еще хочешь?
   - Да, я тогда действительно этого хотела. Я была увлечена другим мужчиной, а ты мне мешал, преследовал меня, отнимал время. И, кроме того, я считала, что наши отношения исчерпали себя, я ловила себя на том, что мне не хочется тебя видеть.
   - Что же изменилось?
   - Это сложно объяснить.
   - Так, не объясняй, зачем усложнять себе жизнь сложными объяснениями. Мой тебе совет, переночуй в этом доме, я тебе готов уступить комнату, а завтра утром поезжай обратно. Я попрошу Мохова, он тебя добросит на машине до райцентра. А там автобус и к обеду ты уже в Москве, в своей уютной квартире. Как тебе мой план действий?
   - Я думала, наша встреча будет немного иной? - грустно проговорила Наташа.
   - Человеку свойственно ошибаться. Да я и не понимаю, на что ты надеялась. Между нами полная ясность.
   - Там на веранде ты сказал, что любишь меня. Почему ты не хочешь это сейчас повторить?
   Анин молча стоял у голой стены, он смотрел куда-то в сторону, и она тщетно ловила его взгляд.
   - Я люблю тебя, - вдруг глухо сказал он.
   - Саша, но неужели ты не понимаешь, что я приехала сюда потому что тоже люблю тебя! - воскликнула она, и на ее глазах появились слезы.
   Анин повернул к ней голову и что-то дрогнуло в его лице. Он сделал шаг к ней навстречу, но затем снова замер, став похожим на истукана - такую неподвижность вдруг приобрело его и тело и лицо.
   - Зачем, зачем ты мне это говоришь, - почти простонал он и закрыл лицо руками. - Я не хочу этого знать.
   - Но это правда!
   - А тогда это было неправдой. Я ждал, что ты позвонишь, что ты спросишь, как я себя чувствую. Жив ли я; ведь единственное, о чем я тогда мечтал, это покончить жизнь самоубийством. Но моя судьба тебя не интересовала. Что же изменилось с тех пор?
   - Ты прав, все было так, как ты говоришь. Но ты понимаешь только одну сторону, но ведь и у моих чувств есть своя логика. Все дело в том, что каждый чувствовал только свою боль и не чувствовал боль другого.
   Анин пристально взглянул на Наташу, но ничего не сказал.
   - Ты рассказал свою историю, я хочу рассказать свою. Не волнуйся, я постараюсь быть краткой. Когда мы познакомились, и ты обрушил на меня свою любовь, то сначала мне это очень льстило; никто меня даже близко так не любил, а по большому счету вообще не любил никто. И я купалась в этой любви, как в каком-то теплом источнике. Но постепенно во мне вызревал протест; ты так заполнил меня своей любовью, что иногда мне казалось, что у меня не оставалось собственных чувств. Я ощущала себя пленницей твоей любви. И мне все сильнее хотелось вырваться на свободу. А ты ничего не замечал, а все мои робкие попытки что-то тебе объяснить, подавлял в зародыше. А я хотела иметь свою жизнь, которая не обязательно была бы связано только с тобой. Мне хотелось узнать любовь и других мужчин, проверить могу ли я ответить им взаимностью. Это был классический случай, когда один любит, а другой позволяет любить. Но в этом и заключалась вся опасность, в наших отношениях мне не хватало собственной взаимности. Как это ни странно звучит, но, обрушив на меня свою любовь, ты отнял возможность мне полюбить себя. Твои чувства был столь сильными, что подавили мои. Не знаю, почему так случилось, но так случилось. И если бы ты это вовремя понял и как-то повел себя иначе, все могло повернуться по другому.
   - Но почему ты мне этого не сказала?
   - Да, говорила я тебе, Саша, может быть, не очень внятно. Но ведь я и сама многого не понимала, а ты был старше, опытнее, ты должен был лучше разобраться в ситуации. Помнишь однажды я просила тебя отойти от меня на несколько месяцев, дать отдохнуть мне от тебя.
   - Помню.
   - А помнишь, как ты себя повел, когда услышал эту мою просьбу. Ты стал на меня кричать, топать ногами, ты закатил мне настоящую истерику. Может быть, тогда я впервые подумала, что лучший выход для меня в такой ситуации - это освободиться от тебя.
   - Что же я натворил. - Анин подошел к Наташе и сел рядом с ней. Теперь его взгляд был словно цепями прикован к её лицу. - Неужели тогда все и началось?
   - Не знаю, может быть, тогда, может быть, раньше. Ты помнишь, как я хотела выйти за тебя замуж. Но в тот момент, когда ты топал ногами, я вдруг почувствовала, как пропало во мне это желание. И мне вдруг стало очень легко, я больше не была с тобой связана ни чем. Я могла продолжить наши отношения, а могла их прекратить.
   - Да, я помню, что вскоре после этого я почувствовал в тебе перемену. Ты стала какая-то другая, у меня было ощущение, что от тебя ко мне перестал поступать свет. Но даже это не заставило меня тогда ни о чем по-настоящему задуматься.
   - Я видела, что ты не хочешь меняться, ты, как и прежде, словно на аркане тащил меня в постель. А когда я сопротивлялась, то буквально выходил из себя. А я не хотела тебя, ты перестал быть моим единственным мужчиной. И у меня появились тяга к другим мужчинам. И все же тогда я еще не желала с тобой расставаться. Если бы ты вел себя по-другому, что-то можно было бы еще наладить.
   - Мы были вместе, но каждый думал только о себе. Но что же изменилось, если после всего того, что произошло, ты здесь?
   - Я поняла, что люблю тебя и только тебя.
   - И чтобы понять эту великую истину тебе пришлось расстаться со мной. - В голос Анина прозвучала насмешка, но это была фальшивая мелодия, так как его глаза смотрели напряженно, выдавая то, с каким нетерпением он ждет ответа.
   - Да. Это случилось не сразу, мне понадобилось много времени. С какого-то момента я стала ощущать вокруг себя пустоту. И дело заключалось совсем не в том, что у меня никого не было, но все кто были рядом со мной, не заполняли меня. И я вдруг стала все чаще вспоминать о тебе. Ты стал ко мне возвращаться сначала маленькими частицами, потом все больше и больше и вскоре воспоминания о наших днях буквально хлынули каким-то бесконечным потоком на меня. Это напоминало прорвавшуюся плотину. Я ясно поняла, что твоя любовь - это бесценный дар в моей жизни. Я была слишком эгоистичной, глупо привередливой, я сама растоптала мои чувства к тебе из-за ложного желания остаться свободной, не дала им окрепнуть, вырвала с корнем, как цветок, который еще не расцвел. Мне трудно, Саша, все это описать; как и у тебя, это был долгий процесс, казалось, что он возник как бы из ничего, но я много думала над тем, почему это случилось со мной, с нами. И постепенно стала приходить к выводу, что до сих пор я была как бы чужая сама себе, кто-то другой, залез в мою тело и сыграл со мною эту злую шутку. А подлинное мое я всегда любила тебя, еще до того, как встретила тебя. А когда встретила, не поняла, что это как раз ты. Вернее, поняла, но слишком поздно.
   - Странно, но и мной владело чувство, что я знал тебя всегда, что ты была со мною рядом всю жизнь. Я и сейчас это чувствую. Хотя, что тут странного, так и должно быть. Вся жизнь наша проходит в ожидании материализации любимого человека. И когда это происходит, то это великий подарок судьбы. Только дарит она его редко.
   - Но выходит, с нами это произошло.
   - Да, произошло, - задумчиво произнес Анин. - Но только этого мы почему-то тогда не поняли. А знаешь, почему? - Она выжидающе посмотрела на него. - Чтобы это случилось, необходимо чтобы человек сначала преодолел бы отчуждение от самого себя, понял бы свою истинную природу. Любовь как раз и нужна ему, дабы ее постигнуть. А мы занялись совсем другим. Занялись сексом. А что такое секс? Океан - это бытие, а секс - это выплеснувшаяся на один миг на берег волна, которая затем снова возвращается в него. А мы волну приняли за океан. Вот и поплатились.
   - Но ведь сейчас мы поняли, что с нами случилось. Разве не так?
   Анин внимательно посмотрел на Наташу.
   - Понять - это уже измениться, вот в чем дело, Наташа, - тихо произнес он.
   - Что ты имеешь в виду? - с тревогой спросила она.
   Анин слегка пожал плечами, встал и снова отошел к стене.
   - Почему ты молчишь, почему ты не желаешь мне ничего объяснять?
   - Зачем ты приехала, Наташа?
   - Я соскучилась по тебе, я измучилась, я устала целыми днями говорить с тобой и не слышать от тебя ответа. Я искала тебя, но никто не знает где ты. Ты внезапно исчез и никто не понимает, что произошло. Когда я поняла, что тебя мне не найти, у меня пропало желание жить. - Наташа тоже встала, подошла к Анину и положила голову на его грудь. Он не отстранился, но и не сделал ответного движения, он стоял неподвижно, только его лицо, то и дело меняло выражение.
   Внезапно она подняла голову.
   - Ведь ты сейчас один, твоей семьи больше нет, что нам мешает быть теперь вместе. Помнишь, сколько мы мечтали об этом. Ты мне однажды сказал: я хочу, чтобы жена все узнала, и тогда бы все случилось само собой. Но сейчас даже нет необходимости и в таком исходе, у нас не осталось ни одного препятствия. Разве мы с тобой не заслужили счастье? Саша, ну почему ты молчишь! Посмотри на меня, это я - твоя Наташа. Хочешь, я разденусь, ты так любил смотреть на меня обнаженную.
   - Не надо, - поспешно проговорил Анин.
   - А я разденусь, - упрямо повторила она.
   - Тогда я уйду, - пригрозил он.
   - Ты боишься меня, - с горечью произнесла Наташа, - боишься моего тела, моих слов, моих чувств. Боишься моей любви к тебе. Но ведь это бессмысленно, бессмысленно бояться человека, которого ты любишь, и который любит тебя. Любовь не может порождать страх.
   - Может, - глухо проронил Анин. - С некоторых пор я стал бояться своей любви, оказывается, она содержит чересчур много ядовитых семян. Нам надо закончить пока наш разговор, мы не можем обсудить все сразу, в первый же вечер. Если ты не против, то ляжешь спать на моей кровати, а я постелю себе на полу. Думаю, Надюша, выделит нам какой-нибудь матрас.
   Она снова села на стул.
   - Как хочешь. - Ее голос потерял жизненную энергию и звучал сейчас вяло и тускло.
   - Да, я так хочу. Ты можешь ложиться, а я пойду за матрасом.
   Шел час за часом, а он все никак не мог уснуть. Он прислушивался к тому, что происходило с Наташей; судя по её неровному дыханию, по тому, как она то и дело поворачивалась с боку на бок, ее также никак не мог одолеть сон. Наконец ее дыхание выравнилось, стало спокойным и размеренным, и он понял, что она все же заснула. Тихо, стараясь не шуметь, он поднялся со своего матраса и на цыпочках подошел к кровати. Осторожно, стараясь не разбудить ее, сел рядом с ней.
   Кровать стояла у окна, и тусклый лунный свет лежал на лице Наташи. Он долго и внимательно смотрел на него, потом наклонился и коснулся губами ее щеки.
   - Я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю, - трижды, как заклинание, прошептал он. - Что же мне делать, ну скажи Боже, что мне делать, как я должен поступить? Почему, когда я все уже решил, когда в моей душе наконец-то воцарились мир и покой, ты послал мне это испытание. Скажи, в чем твой замысел? Это проверка моей стойкости или ты мне предлагаешь избрать другой путь? Как мне это узнать, подай хоть какой-нибудь знак. Пусть этот свет луны, который падает на ее лицо, померкнет, пусть туча поглотит его. - Анин посмотрел в окно, но минуты текли, а свет луны не меркнул, лунный рогалик все также невозмутимо белел на черном небосклоне, и его лучи все также залетали в комнату и ровным серебристым слоем ложились на лоб, щеки, подбородок молодой женщины. - Значит, никакого знака мне не будет, ты не желаешь облегчить мои мучения, - снова зашептал Анин. - Что же, тебе видней, ты лучше знаешь, как поступать. Ты желаешь, чтобы это решение я принял бы самостоятельно. А если я не могу ни на что решиться, что я должен делать тогда? Ведь ты же знаешь, Боже, как долго я ждал этого момента, как страстно его желал и обратился к тебе лишь тогда, когда перестал надеяться, что это произойдет. И вот это случилось. И я снова на перепутье. И все же спасибо тебе, что внял моим мольбам, и я снова увидел мою любимую. Ты прав, Боже, ради этого стоит еще раз пройти через любимые мучения. Как я этого сразу не понял, не почувствовал. - Он снова взглянул на спящую женщину, снова прикоснулся губами к ее лицу и тихо пошел к себе.
  
   _ _ _
  
   Утром, сразу после завтрака, Мохов приказал Николаю вывести машину из гаража. Всю ночь он плохо спал, его, словно гарпии, мучили страхи и предчувствия. Он даже хотел пойти в комнату к телохранителю и попросить его, чтобы тот пришел спать к нему, но так почему-то и не решился; ему было неудобно перед ним за свой страх. Он то метался по комнате, то снова ложился на кровать, но никакое из этих средств не помогало. У него было такое ощущение, что враг подбирается к нему, с каждой минутой он становится все ближе и ближе. Он даже боялся подходить к окну - а вдруг он уже здесь и целится в него из снайперской винтовки, но все же пересилил себя и выглянул наружу. Он увидел спокойно спящий сад, даже ветер, утомившись за день, где-то притаился, и деревья стояли, словно часовые на посту, совершенно неподвижно. Это на некоторое время немного успокоило его, но затем все началось снова.
   Они быстро домчались до райцентра, не обменявшись за всю дорогу ни словом. Едва Мохов услышал Сомова, то по его интонации понял: что-то случилось.
   - Они снова были здесь, требовали сказать, где находишься ты, поломали мебель, а потом отправились в твою квартиру и учинили там погром. Я был вечером у тебя; приезжала милиция, составила протокол, тоже интересовалась, где ты сейчас пребываешь. Они перекрыли нам все каналы, мы терпим убытки, еще несколько дней, и мы окончательно разоримся. Я не знаю, что делать!
   Мохов видел, как мелко, словно у алкоголика, дрожат у него пальцы, сжимающие трубку аппарата. Если спокойный, выдержанный Сомов в панике, значит, дела, в самом деле, хуже некуда.
   - Я должен приехать.
   - Они вас тут же убьют, я видел их, они готовы на все. Это страшные люди.
   Он и сам знает, что страшные. Но что же делать? Находясь тут, он не может ничего предпринять. Мохов представил свою уютную квартиру, что же сейчас там творится, наверное, и от мебели и от аппаратуры, от горы хрусталя, от дорогих картин не осталось ничего. А ведь это целое состояние. От охватившего его чувства бессилия ему захотелось разбить трубку о дверной косяк. Если ему удастся когда-нибудь поправить дела, он клянется, что найдет этих подонков и воздаст им всем по заслугам. Ну а если не поправит... Но об этом даже думать страшно.
   Машина снова мчала его по дороге, только в обратном направлении. Он понимал, как бы не складывались дела в его фирме, главная сейчас забота для него должна стать его жизнь. Больше нет сомнений, что эти подонки объявили на него охоту. И он должен решить: оставаться ли ему тут или сбежать куда-нибудь еще подальше.
   - Николай, скажи только честно, кто-нибудь из твоих родных или знакомых знает, куда ты отправился?
   Николай на несколько секунд повернул в его сторону голову.
   - Вы же мне приказали никого не говорить
   - Они разгромили наш офис и мою квартиру, - сообщил Мохов. - Как ты думаешь, что нам делать: оставаться или немедленно уезжать?
   - Если они отыщут нас здесь, то найдут и в другом месте, - подумав, ответил Николай.
   Он прав и не прав, но беда в том, что у меня с собой не так уж много денег. Ехать с такой суммой за границу - смешно. Попытаться снять со своего счета в банке - опасно, он почти уверен, что они контролируют все операции в нем и как только он попытается им воспользоваться, им тут же все станет известно. Он даже не может пользоваться кредитной карточкой, она мгновенно выдаст его.
   - Останови машину где-нибудь в укромном месте, - попросил Мохов.
   Они остановились в лесу.
   - Оставь машину и пойдем, - приказал Мохов.
   Несколько минут они, подобно отважным путешественникам, пробирались по чащобе, затем вышли на полянку. Мохов разыскал несколько консервных банок и пивных бутылок и поставил их в ряд на упавшее дерево.
   - Я хочу посмотреть, как ты стреляешь.
   Николай ничего не ответил, он достал пистолет, прицелился и несколько раз выстрелил. Металлические консервные банки с визгом улетели в кусты, а пивные бутылки рассыпались на множество осколков.
   - Здорово, - одобрил Мохов. - А теперь я попробую. Найди еще какие-нибудь банки.
   Судя по всему, это место активно посещалось туристами, так как банки и бутылки своеобразным искусственным настом устилали землю. Николай выстроил из них ряд, и Мохов нажал на курок. Но из пяти выстрелов только один оказался результативный.
   - Черт, - выругался он. - Занимался теннисом, плавал в бассейне, а надо было ходить в тир.
   - Давайте я вас поучу, - предложил Николай.
   - Поздно, все поздно. - Внезапно Мохов сел на пень и закрыл лицо руками. - Что делать, скажи мне, что делать? Ты же необыкновенный парень, даже Надя в тебя втюрилась, дай мне совет.
   - Бросьте все, - сказал Николай.
   - Бросить, а что же я буду делать, как я буду жить. Пойду работать клерком в контору, буду в месяц получать меньше, чем я имел за день. Ну, уж нет, они от меня этого не дождутся. - Он посмотрел на зажатый в руке пистолет. - Я буду драться. - Затем перевел взгляд на Николая, и его лицо внезапно изменилось. - Скажи, ты не бросишь меня?
   - Пока эта заваруха не кончится, не брошу.
   - Теперь моя жизнь целиком в твоих руках. Ты это понимаешь?
   - Да.
   - Когда все эта мерзость кончится, и я вернусь в свою фирму, я сделаю тебя начальником своей службы безопасности.
   - Я не буду работать с вами.
   - Не будешь? - искренне удивился Мохов. - Но я обещаю, ты получишь тот оклад, какой захочешь. Сам назовешь.
   - Нет, я не хочу с вами работать.
   - Понятно, - усмехнулся Мохов, - это из-за Патриции.
   - Нет, я просто не хочу иметь с вами дело.
   - Найдешь себе другого хозяина?
   - Не знаю, скорее всего, нет. Мне хочется работать на себя, я понял, зависеть от другого человека - это не для меня.
   - Ты правильно понял, я тоже всю жизнь терпеть не мог от кого-либо зависеть. Я всегда желал, чтобы зависели от меня.
   - Вот потому-то я и не хочу с вами работать. Вы никого не уважаете, для вас люди - просто рабы.
   - Ладно, - угрюмо произнес Мохов, - только сейчас самое время спорить на эти темы. Но запомни, не станешь рабовладельцем, так будешь рабом. Альтернативе этому нет. Даже тебе никуда от этого не деться. И чтобы наш Чижик и ему подобные не чирикали, но мир устроен так, а не иначе.
   Внезапно послышался треск от ломающихся под чьими-то ногами веток, Мохов одновременно побледнел и вздрогнул.
   - Это они! - истошно закричал он, выставляя вперед руку с пистолетом. Николай бросился к нему, прикрывая его своим телом.
   На поляне появилось двое мужчин явно деревенского вида. Они со страхом смотрели на направленных на них два пистолетных ствола, от которых их отделяли всего несколько метров. Один из них, скорей всего с испуга, сделал резкое движение в их сторону, и Мохов непроизвольно нажал на курок. Однако Николай успел ударить его по руке, и пуля врезалась в землю у ног незнакомца. Пришельцы с криком бросились бежать, и через мгновение их поглотил лес.
   Мохов стоял словно в оцепенение, смотря поочередно то на свою вытянутую с сжимаемым в ладони пистолетом руку, то на Николая. Тот резко схватил его за плечо.
   - Бежим, не то они приведут милицию.
   Они помчались к машине, не разбирая дороги. Пару раз ветки деревьев больно хлестали по лицу Мохова, но тот даже не обращал внимания на получаемые удары. Они сели в автомобиль, и Николай стал давить на газ, пытаясь как можно скорей набрать скорость и очутиться как можно дальше от опасного места.
   Постепенно Мохов стал приходить в себя. Он заметил, что по-прежнему сжимает пистолет в руке. Внезапно он вздрогнул и положил оружие в бардачок.
   - Я едва его не убил. Если бы не ты, я его бы убил. Ты спас меня, ты слышишь, что ты спас меня. Спасибо тебе.
   - Вам надо успокоиться, - сказал Николай. - Вы дрожите.
   - Я никогда не стрелял в человека. Как ты думаешь, какой срок я бы получил, если бы угодил в него?
   - Большой.
   - Я не могу так жить, я теперь буду все время бояться, что снова в кого-нибудь выстрелю.
   - Не ходите с пистолетом.
   - Без него мне еще страшней!
   - Тогда живите со страхом.
   - Легко сказать, а как жить. Я уже не сплю по ночам. Я хочу, чтобы ты переселился в мою комнату. Займешь мою кровать, я буду спать на полу.
   - Как скажите.
   - Да, именно так я тебе и говорю. - Внезапно Мохов как-то странно посмотрел на своего телохранителю. - А я ведь разгадал тебя, все дело в том, что ты жестокий человек. У тебя нет чувства жалости к ближнему - Николай не ответил, и Мохов вдруг почувствовал, как наполняется, словно змея ядом, злостью. Да, он зависит от Николая, но он его и ненавидит, и с каждым днем это чувство в нем все больше крепнет. - Почему ты не отвечаешь мне?
   - Послушайте, - впервые за все время их знакомства в голосе Николая прорезались раздраженные нотки, - что вам до того, добрый я или злой. Я вас охраняю и обещаю, что сделаю все, чтобы с вами ничего не случилось. А до остального вам нет дела. Понятно?
   - Да, да, - поспешно согласился Мохов, - извини меня, этот эпизод выбил меня совершенно из колеи. Мне кажется, что я потерял контроль над своими мыслями. Не обращай на мои слова внимания. "Ты мой враг, - сказал себе мысленно Мохов, - знай же, что отныне ты мой враг".
   Показались убогие дома дачного поселка и согбенные спины людей, обрабатывающие свои малюсенькие клочки земли, и Мохов почувствовал себя несколько уверенней. Сегодняшняя затея со стрельбой могла кончиться гораздо печальней, а это значит, что удача все же не до конца отвернулась от него. Может, еще все наладится. Только бы ему выбраться из этой западни.
  
   _ _ _
  
   Алене казалось, что за последние день-два, что-то незримо изменилось в Сергее, что ледник, намертво сковавший его душу, начал медленно, но таять. Конечно, таяние это было едва заметным, какими-то отдельными каплям, но и это внушало ей хотя бы малюсенькую надежду. Она смотрела на него и думала: а если она ошибается, если она любит не этого, мрачного, разуверившегося в себе человека, а того далекого, покрытого дымкой времени юношу со светлым взглядом и заразительным смехом. Она помнила, как красив он был в любой ситуации, как умел заражать всех своим жизнелюбием и оптимизмом. Она до сих пор ощущает флюиды того обаяния, исходившее от него, и которые заставляли учащенно биться её неопытное молоденькое сердечко. Что общего между тем и этим человеком, одна и та же фамилия, одно и тоже имя - и больше ничего? Так какая же сила удерживает ее рядом с ним? Только ли воспоминания о тех счастливых днях? Но тогда выходит, что она просто раба прошлого. Но причем, в таком случае любовь. Должна же она, в конце концов, когда-нибудь начать отдавать себе отчет в собственных чувствах, в собственных поступках. Всю жизнь она прожила в каком-то полубессознательном состоянии, смутно сознавая подлинные свои желания. Все это время основные решения за нее принимал Олег, он решал, что ей делать, куда ехать, о чем она должна думать, как к кому или к чему относиться. Это вызывало у неё протест, но протест вялый, не выходивший за пределы ее внутренних переживаний. Никто не знал ничего о нем, да она особенно и не стремилась его афишировать. Но недовольство собой накапливалось во все больших размеров, но до самого последнего времени она была почти уверена, что это недовольство похоронят вместе с ней. Но затем случилось непредвиденное, она ни к чему абсолютно не готовилось, просто вдруг события вырвались из-под контроля и как бы сами собой стали стремительно набирать огромную скорость, и она даже не успела ничего понять, как очутилась в комнате вместе с Сережей. От неожиданности, от внезапно свалившегося на неё счастье у нее кружилась голова, мысли казалось без её участия куда-то неслись, сталкивались друг с другом, порождая еще большую сумятицу. И когда она узнала, что ее возлюбленный неудачник, да к тому же еще импотент, то вдруг ощутила такую растерянность, что готова была бежать без оглядки. Это было именно не горе, а растерянность, больше всего ее поразила непредвиденность самой ситуации. Когда она оказалась вместе с Максаковым, то внутренне себя готовила к любым испытаниям, но не к тому, что выпали ей на самом деле. В положение, в которое она угодила, все было непривычно, далеко от того небольшого жизненного опыта, который она успела накопить. В этой ситуации оказали почти не нужными имеющиеся у нее знания о жизнии; иногда ей была даже страшно заговаривать с Максаковым, и она была благодарна ему за молчание. Но молчание, по крайней мере, с ее стороны было только внешним, внутри она вела интенсивный диалог с сама собой и с ним. Ей необходимо было разобраться в том, что ее окружало, и на каком-то этапе обмена мнения со своим незримым собеседником она вдруг осознала, что находится в самом эпицентре новой реальности. Что эта за реальность, она понимала крайне слабо, в лучшем случае смутно видела ее отдельные контуры. Зато она ясно понимала другое: от того сумеет ли она в ней разобраться, определит всю ее дальнейшую судьбу. И не только её, но и Сережи. Потому что, чего бы он ни говорил, как бы не пытался её отстранить от себя, они все равно накрепко связаны одной веревкой. И на самом деле он хочет иного, о хочет, чтобы она помогла ему обрести новый смысл своего существования. А потому все зависело от её способности быстро познавать тот мир, в котором она нежданно для себя очутилась. Эта непривычная ответственность и тяготила и радовала её, наполняла гордостью. Она вдруг ощутила себя человеком равным другим людям, живущим своей, а не заемной жизнью. Хотя и с большим опозданием, но и она все же вышла на собственную стезю и больше уже не тащится в чужом обозе, ползущим по совершенно чужому ей пути. То, о чем она мечтала, не всегда отдавая себя отчета в подлинном характере своих устремлений, произошло. И это делало ее счастливой, но одновременно вызывала и сильную тревогу.
   И вновь она возвращалась мыслями к своим чувствам к Сергею. Действительно ли она любит его или в ней лишь живут воспоминания о давно ушедших днях? Она смотрела на Максакова, пытаясь определить, что же на самом деле она испытывает? Что связывает их сейчас? И все больше убеждалась: он нужен ей. Нужен такой сломленный неудачами, спасовавший перед трудностями, не видевший ни одного светлого просвета впереди. Если он был бы полон сил, если бы он познал успех, она бы не испытывала к нему такой щемящей жалости, такой всепоглощающей нежности. Да и не стал бы он в таком случае еще одной более или менее удачной копией ее мужа? Сколько она видела этих лоснящихся от собственной удачливости людей - самодовольных, словно фараоны, уверенные в своей непогрешимости и вседозволенности. Что она могла бы дать такому человеку, что получить от него взамен? И дело тут заключалось вовсе не в стремление к жертвенности - ничего подобного она в себе не ощущала - а в том, что то положение, в каком она оказалась, меняло ее саму. Оно заставляло отправиться на поиски самой себя, вынуждало пересматривать закостеневшие за многие годы представления, и не отдельные из них, а практически сразу все. Все, что она успела понять и узнать о мире, оказалось ни на что не годным хламом, от которого чем быстрее она избавится, тем лучше. Но избавиться было не таким уж сложным делом, вопрос - чем заменить образовавшуюся пустоту? Она всегда полагалась не столько на логику, сколько на свою интуицию. Какое-то новое осознание окружающей действительности стало входить в нее, но входить медленно, осторожно, как гость, неуверенный, что хозяева рады его приходу. Но иногда происходили прорывы; окутавшее сознание пелена вдруг спадала, как одежды невесты перед брачной постелью, и истина возникала перед ее взором в пугающе обнаженном виде. Именно в эти мгновения она понимала, как далеко ей предстоит идти, как много препятствий придется преодолеть. Хватит ли сил, желания, не захочет ли она в какой-то момент пути повернуть назад? Этого она не знала и понимала, что не узнает, пока не ступить на неровную брущатку новой жизни и не сделает по ней хотя бы несколько, пусть даже неуверенных, шагов. И вот для того, чтобы она не отступила, не вернулась бы к тому, от чего так жаждет уйти, ей и нужен Сережа. С ним и ради него она чувствует себя уверенней. И разве это не есть любовь? Тогда что же такое любовь, если она не помогает стать другим любимому человеку, а ей самой обрести себя?
   Максаков полулежал, полусидел на кровати, сигарета дымилась в его руке, а глаза блуждали по комнате, словно искали место на чем можно остановиться и передохнуть от своих бесконечных странствий. Алена выглянула в окно и увидела в саду Чижова и Антонину. Они играли в свою любимую игру - прятки. Алена вспомнила, что и вчера они были не меньше поглощены этим занятием. Она стала следить за ними и не заметно увлеклась открывшимся перед ней зрелищем. Ей вдруг передалась та искренняя радость, с которой эти взрослые люди, вдруг ставшие детьми, бегали друг за другом. При этом. никого не стесняясь, они громко кричали, а столкнувшись на гоночной трассе, обнимались и жадно, будто давно не виделись, впивались друг в друга губами.
   - Сережа, - позвала она Максакова, - посмотри на них, это просто прелесть.
   Максаков как бы неохотно встал с кровати, но Алена, внимательно наблюдавшая за ним, подметила, что на этот раз он откликнулся на ее зов на удивление быстро и без всяких ироничных фраз. На его лице не было столь раздражавшее ее угрюмое выражение, оно было спокойно, хотя пока явно еще не было готово к тому, чтобы осветиться искренней улыбкой.
   Он выглянул в окно и стал внимательно наблюдать за играющей парочкой. Внезапно Чижов и Антонина одновременно остановились, одновременно задрали головы к верху и одновременно закричали: "Идите с нами играть!"
   - Пойдем, - предложила Алена. - Лучше, чем скучать в этой комнате.
   Максаков неопределенно пожал плечами, но она ясно видела, что этот жест не выражал отказа. Она схватила его за руку и потащила за собой, чувствуя, что он лишь слегка упирается для вида.
   Они играли в саду часа два. Играли в прятки, в догонялки, потом, когда немного притомились, Чижов вынес из дома мяч, и они стали перебрасывать его друг другу. Алена краем глаза наблюдала за Максаковым; пару раз на его лице даже появлялась улыбка, но словно спичка, быстро гасла. Наконец усталость решительно одержала победу над желанием продолжить играть, и они расселись на веранде. Максаков и Чижов быстро сбегали на кухню и похитили там несколько бутылок лимонада.
   Они сидели за столом и, смакуя, потягивали сладкий напиток. Неожиданно на веранду вошел Мохов, несколько мгновений он хмуро смотрел на отдыхающие пары, затем, не сказав ни слова, резко повернулся и вышел.
   - Мрачный чересчур, - сказала Антонина. - Он и раньше был таким. Только это мало кто замечал.
   - Это не так, - возразила Алена, вид мужа удивил и даже чуть-чуть встревожил её. - У него всегда было очень много энергии.
   - Он полон своей значительности, - заметил Максаков. - А значительность надо поддерживать серьезным выражением лица.
   - А я ненавижу серьезных людей, - заявила Антонина. - Мне они всегда кажутся ненастоящими. Такие люди сами на себя наводят скуку, а потом не знают, как ее перебороть и заражают ею других. А кончат тем, что начинают обвинять мир во всевозможных грехах. Видела я таких.
   А она не такая уж и дура, как об этом принято считать, подумала Алена. Просто к некрасивой женщине всегда изначально предвзятое отношение.
   - Послушай, Ленчик, а ты действительно сейчас счастлив? - спросила Алена. Этот вопрос она специально задала для Максакова; почему-то она была уверена, что ответ Чижова станет ее союзником в борьбе за него.
   - Да, счастлив, Аленушка, - широко улыбнулся Чижов. - А разве не видно. - Теперь он засмеялся, смело обнажая свои кривые с червоточиной зубы.
   - Но почему так внезапно, ты же приехал сюда с абсолютно кислой физиономией.
   - А потому что когда приехал сюда, был дураком, а сейчас перед вами сидит мудрейший человек своего времени.
   - Как же ты так быстро помудрел?
   - Все очень просто, Алена, я просто отбросил всё ненужное.
   - Что же оказалось ненужным?
   - Всё или почти всё. Вся моя нелепая прошлая жизнь, все мои накопленные знания. Как оказалось, все это было совершенно никому ненужным хламом. А понял я это только благодаря нее. - Чижов ласково положил свою руку на худую ляжку Антонины. - Понимаешь, Аленушка, главная закавыка этой жизни, оказывается, заключается в том, чтобы вовремя понять, кто ты есть на самом деле.
   - И ты понял? - вдруг спросил Максаков.
   - Понял, Сережа.
   - Так кто же ты Леонид Чижов?
   - Я маленький мальчик и всю жизнь я мечтал только об одном - оставаться им всегда. А вместо этого был вынужден заниматься черт знает чем: изучать чужие теории, писать книги, учить студентов. И каждый день я задавал себе вопрос: зачем все это делаю, почему несмотря на все свои успехи и достижения, по-прежнему остаюсь таким же несчастным. Помнишь, Сережа, как в то лето мы много мечтали о том, кто и кем будет, на какую ступеньку взгромоздится.
   - Помню.
   - Ну и что? Ты стал режиссером, я профессором, Олег - бизнесменом, Саша - знаменитым хирургом, а теперь вот монахом. Кем стала наша любимая Надюша мы так и не уяснили, - засмеялся Чижов, - но судя по этому домищу явно не нищенкой. И вот мы встретились и что видим: каждый буквально измочален собственными проблемами. Ходим с хмурыми физиономиями, будто каждый день возвращаемся с похорон. А между прочим все живы и в добром здравии. Спрашивается, ради чего каждый из нас затратил такие огромные усилия? Чтобы понять, что счастье все также недостижимо, что мы напрасно провели эти годы. Но стоило тогда вообще жить ради такого жалкого результата? Как сказано в одной довольно известной пьесе: вот в чем вопрос? Сережа не даст соврать.
   - А что же делать тогда мне? - вдруг раздался голос Патриции. Она незаметно появилась на веранде и теперь стояла, прислонившись к двери. Рядом с ней, возвышаясь на голову, стоял Николай. - Если вы напхасно пховодить свою жизнь, то мы её только начинать и чехез двадцать лет пхидем к такому хезультату. Я не хочу.
   - Вот голос нашей молодой общественности, - засмеялся Чижов. - А что вы хотите от нас? Чтобы мы дали бы вам чудодейственные советы, как прожить жизнь, чтобы она не оказалась бы напрасной? Ну, уж дудки.
   - Что такое "ну уж дудки? - спросила Патриция.
   - Это значит, каждый человек сам ищет способ сделать свою жизнь осмысленной. Вы хотите получить от нас готовые рецепты, чтобы идти с ними в аптеку. Увы, так не бывает, эти лекарства надо приготовить самим. Вот так-то, мадмуазель.
   - Но что я должна делать?
   - Вот поистине замечательный вопрос. Жить и больше ничего делать не надо. А как вы считаете, молодой человек?
   - Мне нравится ваш совет, - вдруг улыбнулся Николай, что случалось с ним не часто.
   - Я давно понял, что вовсе не обязательно все объяснять. Знаете, милая Патриция, единственное, что я могу вам посоветовать в данной ситуации, это внимательно следить за всем тем, что делает ваш кавалер. Он из той немногочисленной породы людей, которые одарены внутренним видением истины. Только не подражайте ему, а учитесь у него. Вы понимаете разницу.
   - Пока не очень понимать хазницу, - призналась Патриция.
   - Когда человек подражает, - вдруг тоном профессора заговорил Чижов, - то знания или умение, которые он приобретает таким способом, не проникают в его глубь, он лишь механически воспроизводит определенный тип поведения. Он может много знать и даже уметь, но при этом внутреннее его ядро остается прежним и, несмотря на всю свою эрудицию, он является таким же темным и невежественным, как и в тот момент, когда появился на свет. Когда человек учится, он преображается, знания меняют его мировоззрение, все восприятие жизни. Я долго думал, что я учился, а на самом деле я подражал и других заставлял подражать.
   - Чему это ту учишь мою дочь? - раздался громкий и недовольный голос Надин. Теперь уже она стояла на пороге веранды и внимательно разглядывала сборище. - Что у вас тут происходит, вы мне можете объяснить?
   - Ничего, Надюша, мы просто разговариваем, - за всех откликнулся Чижов. - Твоя дочь задала нам несколько вопросов, между прочим, очень хороших вопросов, а я в меру своего слабого разумения сделал попытку ответить на них. Вот и всё. Не понимаю, почему ты сердишься.
   - Я вовсе не сержусь, - ответила Надин, однако её тон свидетельствовал об обратном. Она действительно сердилась, стоя за дверью она слышала почти весь диалог, и она совершенно не осталась в восторге от его содержания. Она вдруг испугалась того, что Патриция по молодости лет может слишком серьезно воспринять слова Чижова. У нее и так мозги набекрень, а события последних дней только усиливают неразбериху в её мыслях и чувствах. Она замечает, как что-то происходит с дочерью, она уже не совсем такая, какой приземлилась на московский аэродром. И если бы она, в самом деле, за это время повзрослела, набралась подлинного житейского ума, то она, Надин, не стала бы тому воспрепятствовать, а только бы приветствовала эти отрадные перемены. Но речь идет о другом; Патриция может утратить контакт с реальным миром и оказаться в выдуманным, из которого потом придется, как из лабиринта, долго и мучительно выбираться. Она еще посмотрит, как это будет совсем скоро проделывать ее новоявленный гуру, когда придет его час. Думает, что познал великое откровение. Но всего-то случилось с ним то, что он просто взбрендил оттого, что на него обратила внимание женщина. Хотя Антонину этим почетным именем можно назвать с большой натяжкой и только исходя из самых формальных признаков.
   - А тебе не кажется, мой дорогой Ленчик, что ты преувеличиваешь значение момента. Ты находишься под влиянием определенных событий и настроений. - Надин откровенно посмотрела на Антонину, которая ответила ей не менее ласковым взглядом. - Тебе кажется, что с тобой случилось нечто великое, нечто похожее на откровение, которое выпадает только святым. Но после того, как ты успокоишься и ясность мысли снова вернется в твои мозг, ты будешь смотреть на все совсем не так, как сейчас. Но мы об этом, к большому нашему сожалению, можем не узнать, и будем думать, что ты по-прежнему пребываешь в состоянии неземного блаженства.
   - Ты полагаешь, что я настолько наивен и глуп, что уж совсем не отдаю отчета в своих чувствах и поступках.
   - Ну что ты, Ленчик, я вовсе так не считаю, но люди любят делать из себя героев, принимать чужие образы. Например, мученика или святого. Или, например, героя-любовника. Мне всегда казалось, что для мужчин - это самое желанное амплуа, и они готовы буквально на все, дабы хотя бы один раз сыграть эту замечательную по их мнению роль.
   Надин видела, как Чижов залился краской и заерзал на своем стуле, и поняла, что угодила точно в десятку. Только что она озвучила его сомнения, а людям не нравятся, когда это кто-то делает за них да еще прилюдно. Любопытно, как в этом случае поведет себя этот великий философ.
   Но вместо него в бой ринулась Антонина.
   - Да разве ты можешь поверить в то, что кто-то кого-то по-настоящему любит. Любить можно только тебя, ты же у нас особенная, а мы все так, грязь под твоими ногами. Ты думаешь, что если я не такая красивая, как ты, то мною и увлечься по серьезному нельзя. Только ты отлично видишь, что ошибаешься, да не хочешь признаться в этом. Тебе обидно, что на этот раз человек не обратил на тебя внимание. Хотя я знаю, что Ленечка никогда тебе не нравился, но ты все равно не хочешь его упустить, чтобы он не достался другой и особенно мне.
   Пока Антонина выкрикивала свои слова, Надин, чтобы у нее не вырвалось какое-нибудь не слишком любезное восклицание, плотно сжимала губы. Она не хотела тратить свои силы и нервы на полемику с ней, так как в данном случае Антонина в качестве противника ее не интересовала. Да и вообще, какого нормального мужчину может заинтересовать эта женщина, достаточно посмотреть на то, как она вырядилась; нацепила на себя какие-то сверхкороткие шорты, обнажающие почти целиком ее похожие на лыжные палки ноги. Их бы прятать от всего мира, как порочащие человека фотографии, а она даже не понимает этого и выставляет их, словно ценные ювелирные украшения, на показ.
   Надин, не отвечая на реплики Антонины, повернулась к Чижову, словно тем самым, приглашая его к ответу.
   - Конечно, - принял он её вызов, - то, что ты сказала вполне вероятно, но почему ты думаешь, что не может быть и так, как я говорю. Где у тебя доказательства моей неискренности. Тебя смущает мое преображение?
   - Почему оно меня должно смущать, - пожала плечами Надин, прекрасно сознавая, что теперь именно Ленчик попал в десятку.
   - Потому что пока ты не можешь сделать того же самого. А чертовски хочешь. Вот только не знаю, сознаешь ли ты свое желание или старательно прячешь от себя. А вот Патриция его уже осознала. Я прав, милая девушка.
   Патриция не очень уверенно кивнула головой и посмотрела почему-то на Николая.
   - А что вы думаете по этому поводу, молодой человек, - продолжил свой опрос Чижов.
   - А у меня нет ваших проблем, вы все боитесь оказаться несостоятельными, постоянно что-то мните из себя даже тогда, когда пытаетесь сделать вид, что никого из себя не разыгрываете и что очень просты и доступны, как дети. Только это плохо у вас получается, потому что вы боитесь и не верите ни друг другу, ни самим себе. А я верю, я не стесняюсь быть самим собой, даже если это в ваших глазах выглядит смешно. Мне просто неинтересно быть кем-то другим, я еще себя до конца не исследовал. Так зачем мне принимать чужие образы. И мне хочется понять, что же из себя я все-таки представляю. А вы мечтаете только о том, чтобы сыграть какую-нибудь важную роль. Ради этого вы готовы на любые жертвы, даже жизнью рисковать. Потому что вы ей по-настоящему не дорожите, так как не имеете понятия об её истинной ценности. Вам не нужна просто жизнь, если вы в этой жизнью не являетесь кем-то или чем-то, если у вас нет больших денег, огромных, как этот домов, высоких должностей. А то, что при ваших деньгах, домах и должностях вы остаетесь такими же ничтожествами, как и без них это вас не волнует. Вы даже не понимаете это, потому что отождествляете себя не с собой, а с тем местом, которое занимаете или хотите занять.
   Пока лился весь этот монолог, Надин смотрела не на его автора, а на свою дочь и ясно видела, как влюбленно сияли обращенные на него её глаза. Патриция умеет выбирать людей, думала Надин, но при этом она, Надин, вовсе не желает, чтобы ее выбор пал на этого странного молодого человека. И дело даже не в чувствах Патриции, а в том, что ее восхищение им скоро пройдет, и они оба будут глубоко несчастными. По молодости ей может все это импонировать, эта необычность и глубина, эта уверенность в каждом произнесенном слове, сделанном жесте. Но на таком строительном материале жизнь не построишь, все возведенные таким образом строения быстро рассыпятся. И что дальше?
   - Вот голос нового поколения! - ворвался восхищенный возглас Чижова в мысли Надин. - Когда мы были молоды, никто из нас ничего подобного и близко не понимал. Мы все были устремлены вперед, все мечтали кем-то стать. А они уже не мечтают, они уже поняли бесплодность этого стремления. Теперь остается малость - понять все остальное.
   - Что же это все? - спросил Максаков.
   - Как ни странно, но не знаю, Сереженька. Ты хотел, чтобы я тебя все растолковал на пальцах. А это невозможно. Ты должен однажды выйти в сад, посмотреть на деревья или на яркие бутоны цветов - и почувствовать свою уникальность, великое мировое событие - твой приход в этот мир. И по сравнению с этим все остальное просто не имеет значения. Чего я достиг? Всю жизнь я изучал чужие труды, мысли, судьбы. Но вместо меня это могли бы сделать тысячи людей. Они бы написали те же книги, только может быть немного другими словами, пришли бы к абсолютно тем же выводам. Так вот я задаю себе вопрос: а стоило ли этим всем заниматься, отдавать этому все свое время?
   - А играть в прятки, это, по-твоему, более полезное занятие. Или ты полагаешь, что, никто, кроме тебя не мог бы играть в эту игру? - спросила Надин
   - Так дело же не в этом, Надюша, конечно, в прятки могут играть миллионы людей. Но когда играю я, то я это делаю потому, что этого требует все мое существо. Ты даже не представляешь, до чего это замечательно, какое удовольствие я получаю. Я становлюсь центром событий, не знаю, поймешь ли ты меня - но я и есть эта игра. Я никого не изучаю, я просто живу этим и ясно ощущаю, что больше мне ничего не надо, больше я ничего не хочу, больше я никому и ничего должен, и никто ничего не имеет право от меня требовать.
   - Получается, Ленечка, ты родился для того, чтобы всю жизнь играть в прятки, - не скрывая иронии, проговорила Надин. - И в этом и состоит твое великое мировое предназначение.
   - А почему тебя это удивляет; если бы я сказал, что появился на свет исключительно для того, чтобы изучать даосизм, то ты бы посчитала, что это в порядке вещей. Но на каком основании ты считаешь, что в изучение даосов больше смысла, чем в игре в прятки. Тебе кажется, что это почтенное занятие, так принято считать в обществе. А если я тебе компетентно доложу, что на самом деле все это полная чепуха и никакого смысла в моей работе нет. Самое смешное, что мои даосы целиком бы были на моей стороне, они всегда выступали против всех этих набитых чужой премудростью дураков, которым мешки, заполненные чужими премудростями, мешают ощутить подлинность жизни, ее ни с чем не сравнимый аромат. Моя работа сделала меня несчастным созданием, а игра в прятки - счастливым. Так что же важнее? Что я должен, по-твоему, выбрать?
   - Мне очень понхавилась ваша хечь, - вдруг прозвучал взволнованный голос Патриции, - вы позволить мне вас поцеловать?
   - Вот это всегда с большим удовольствием. Могу признаться, я мечтал об этом с первой минуты, как приехал сюда.
   Патриция подошла к Чижову и поцеловала его в щеку. И Надин внезапно подумала: а не в пику ли ей сделала она это? Что ж, придется тогда дать Ленечке бой. Ну, держись.
   - Итак, ты собираешься всю дальнейшую жизнь играть в прятки. А как же твоя семья, да и ты сам, на что собираешься существовать? За игры на свежем воздухе да еще с участием такой очаровательной дамы пока деньги у нас не платят, а вот за твоих даосов - как ни странно, платят. - Надин с удовлетворением увидела, как почти сразу стал тускнеть ее оппонент.
  - Ты права в том, что деньги за игры на свежем воздухе да еще с дамой не платят. Что ж, придется, наверное, вернуться к обычной работе. Буду чувствовать себя последним дураком и самым разнесчастным человеком на свете. Это наказание за то, что с самого начала не понял, что ж я действительно хочу делать.
   - И вовсе тебе не обязательно возвращаться к твоей работе, - уверенно проговорила Антонина. - Мы что-нибудь с тобой придумаем.
   - Будете играть в прятки прямо на лекциях, со студентами, - едко произнесла Надин. - Университет большой, есть, где спрятаться. А новую форму обучения назовут твоим именем, что-нибудь вроде чижовщина или просто и красиво - метод Чижова. Ленечка, я хорошо понимаю тебя, ты на некоторое время потерял чувство реальности. Скажу более, я даже думаю, что иногда это человеку просто необходимо, нельзя пребывать постоянно в этом отвратительном мире, периодически у каждого из нас возникает сильное искушение сбежать из него куда-нибудь подальше, на какие-нибудь экзотические острова. И это дача для нас и есть такой остров. Но ведь мы отлично с тобой знаем, что бежать-то некуда! Никому не дано изменить жизнь, её можно сделать только еще хуже. Всякий, кто отрывается от реальности, потом сильно сожалеет об этом. В этом мире ничего нельзя делать безнаказанно.
   - Из всего, что ты сказала, я согласен только с твоей последней фразой. Только учти, Надя, человек часто себя наказывает, даже не подозревая об этом. Иногда ему кажется, что жизнь награждает его своими дарами. Но всякий дар - это на самом деле отложенное наказание. Дары опустошают нас и мы...
   Внезапно на веранду ворвался громкий раскат выстрела. Все одновременно вздрогнули, а затем Николай бросился в дом. За ним побежали все остальные.
   Николай первым ворвался в комнату Мохова. Мохов стоял у окна с пистолетом в руке. Он был очень бледен и даже слегка пошатывался.
   - Что произошло? - спросил Николай.
   Мохов взглянул на него, но так, что у Николая возникло ощущение, что до его патрона не доходит смысл его слов; в глазах, которые смотрели на него, не было никакого осмысленного выражения. Николай подошел к нему, схватил за плечи, крепко тряхнул Мохова, а затем повторил свой вопрос.
   В комнате уже собрались все обитатели дома; пришел Анин с робко выглядывающей из-за его спины Наташей. Мохов поочередно оглядел всех, затем поднял голову на Николая и тот увидел, что его патрон, кажется, приходит в себя.
   - Что случилось? - переспросил Мохов. - А что могло случится. - Он поглядел на зажатый в руках пистолет. - Вот хотел попробовать, - он поднес пистолет к виску. Николай мгновенно рванулся и вырвал у него оружие. - Вот видите, ничего не получилось. Хотел оперативно решить некоторые возникшие проблемы, но это оказалось не так-то просто. - Мохов как-то странно покачал головой. - Всего-то делов, нажать на курок, а вот не вышло. - Он показал пальцем на стену. - Видите дырочку, эта пуля должна была находиться здесь - он похлопал себя по лбу, - а оказалась там. Это самый большой промах в моей жизни.
   - Ты хотел покончить жизнь самоубийством, Олег? - изумленно проговорила Надин.
   - А что, Надечка, тебя это по какой-то причине не устраивает. А
   мне казалось, что ты должна быть довольна, ты же собрала нас для подведения итогов, а это самый эффектный способ подведения итогов.
   - Олег, тебе надо отдохнуть, - сказал Анин. - Хочешь я посижу с тобой.
   - Сашок, я буду рад, если ты посидишь со мной. Но что будет, когда ты уйдешь к этой прелестной особе. А может, ты возьмешь меня в свой монастырь. Я тоже хочу быть монахом. Или ты уже передумал?
   - Нет, не передумал.
   - И правильно, это будет ошибкой, если ты вернешься в этот жуткий мир. Ну что, мои дорогие друзья, вы разве не видите, что сегодня сцена не удалась. Прошу покинуть зрительный зал и оставить артиста одного переживать свою неудачную игру. Обещаю, что в следующий раз все будет по-другому.
   Все медленно, оглядываясь на Мохова, стали покидать комнату.
   - Сашок, а ты уже забыл про свое обещание, - догнал Анини голос Мохова.
   - Нет, я остаюсь с тобой.
   Мохов, не раздеваясь, не сняв даже ботинки, плюхнулся на кровать и закрыл глаза. Анин тихо присел рядом с ним. Внезапно Мохов посмотрел на него.
   - Говорят, что церковь осуждает самоубийц? - спросил он.
   - Да, осуждает, - подтвердил Анин. - Жизнь принадлежит Богу и не человеку отнимать ее у себя. Зачем ты это сделал?
   - Ты меня спрашиваешь, зачем? Я вдруг подумал, а какой смысл жить, когда все, что ты создавал годами, рушится. Второй раз мне уже не подняться.
   - Твои дела так плохи?
   - Мои дела, - протянул Мохов. - У меня уже по сути дела не осталось никаких дел. А кто я без них. Ты знаешь, сколько трудов я затратил на то, чтобы все это создать. Неделями не уходил с работы, в какие только передряги не попадал. Иногда сам удивлялся, как удавалось из них выкручиваться. И вот я остался без всего. Что мне делать? Болтаться и жаловаться на жизнь, как Сережка, или уйти в монахи, как ты? Ни то и ни другое не для меня. Какая жалость, что я испугался в последний миг. Два часа себя к этому готовил, уже казалось, что все решил окончательно, поднес пистолет к виску, и, когда должен был нажать на курок, струсил, пульнул в стену. А теперь неизвестно, когда еще раз решусь на такое.
   - Не надо, Олег, человек не должен поднимать руку на самого себя.
   - Чушь, - зло проговорил Мохов, - каждый вправе сам распоряжаться своей жизнью. Моя жизнь принадлежит только мне.
   - И Богу.
   - Богу плевать на меня.
   - Нет, Бог любит тебя.
   - Сашок, неужели ты думаешь, что я никогда не слышал подобных проповедей. Но признаюсь тебе, мне всегда тошнило от них. Я не понимаю такой любви, когда человек доведен до крайности, а твой Бог молчит, как сыч.
   - Ты слишком просто понимаешь его любовь. Бог - это не скорая помощь. Разве твое нынешнее состояние не плод твоих предыдущих действий. Сколько раз ты нарушал его заповеди, сколько ты совершил грехов, богомерзких поступков. Ведь признайся, все это было в твоей жизни.
   - Да, было. Но по сравнению с тем, что делали другие, поверь, Сашок, я просто ангел. Я мог бы рассказать тебе такие истории.
   - Я верю тебе, но каждый отвечает за свои поступки. И чужие грехи не служит оправданием собственных грехов. А что касается любви Бога, то, отведя руку от твоего виска, разве он этим не проявил её.
   - Ты думаешь это Бог?
   - Конечно, ведь он во всем и везде.
   - Что же ты мне предлагаешь? Молиться, каяться?
   Анин задумался.
   - Нет, молиться и каяться тебе рано. На самом деле ты жаждешь одного - вернуться к прежней жизни. Поэтому Бог не примет твоих молитв и твоего раскаяния. Ты меня спрашивал, в чем проявляется любовь Бога к тебе. Она проявляется в том, что твое сердце может заполниться любовью к нему. Когда ты почувствуешь любовь к Богу, то вот тогда поймешь, что это и есть самое замечательное, самое высшее, что существует в природе. Любовь Бога - это возможность любить самому. Тебе кажется, что он отнял плоды твоих долгих трудов, а на самом деле все обстоит иначе, он отнял то, что тебе не принадлежит, что мешает тебе увидеть подлинную жизнь, свою подлинную природу. Он освободил тебя от всего ненужного, лишнего. Твое дело отнимало тебя у самого тебя, оно наполняло тебя ненавистью ко всему миру. В каждом человеке ты видел потенциального своего врага, ты никого не любил, ты всех боялся, ты дрожал от мысли, что однажды появится некто более могущественный или более ловкий, чем ты, и все это отнимет. А что ты имел за это, случайные связи с женщинами, к которым ты был абсолютно безразличен, и которые были столь же безразличны к тебе, как и ты к ним. Их интересовал только твой кошелек. А что произошло в твоей семье, у тебя была замечательная жена, но разве ты ее любил, разве ты сделал ее счастливой. А скажи, есть ли хотя бы на земле один человек, кого ты сделал счастливым? Сам знаешь, что нет. Так в чем же смысл всех твоих деяний, Олег?
   - Мне некогда было об этом думать, пока вы болтали, я делал дело. Кто-то должен что-то делать тут.
   - Да, должен. Но твое дело рассыпалось, а что сталось с тобой. Оказывается, что самого тебя нет. Ты без дела пуст. Выходит, ты это лишь деньги, офис, поставки товаров, кредиты в банки. А когда это вдруг все исчезло, внутри тебя образовалась пустота. Ни чувств, ни мыслей, ни желаний.
   - Я устал от нашего разговора, Сашок. Я думал, что ты, как монах, будешь меня утешать. А ты мне, как профессор, читаешь лекцию. Или это у вас называется проповедью.
   - Ты утешишься, когда поймешь, что твоя жизнь не кончена, она только начинается и начинается именно сейчас, в этот момент. Просто завершился один ее этап. Тебе выпала большая удача - познать тщету своих усилий, увидеть себя со стороны. Я был врачом и немного знаю людей, Олег; видел я и самоубийц, некоторых из них спас; то, что случилось сегодня, больше не повторится, больше ты не станешь в себя стрелять. Такие, как ты, дважды на такое не решаются. Твой дух слишком слаб, чтобы повторить эту попытку. Поэтому я спокоен, поэтому я говорю о другом. О том, что тебе может помочь в дальнейшем. Не пытайся идти прежним путем, не пытайся восстановить прошлое, это будет ошибкой. Никогда нельзя возвращаться назад, иначе твоя жизнь примет геометрическую форму заколдованного круга. Господь указал тебе, что отныне это не твой путь, он призывает тебя вступить на другую стезю. К сожалению, люди часто не слышат его гласа. И тогда наказание становится не отвратимым.
   Мохов лежал с открытыми, смотрящими в потолок глазами, и молчал. Несколько минут Анин тщетно ждал ответа, но его собеседник явно больше не желал продолжать разговор. Анин поднялся, последний раз взглянул на Мохова и вышел из комнаты.
  
  
  
  
   _ _ _
  
  
   Алена не находила себе места. Она то начинала ходить по комнате, то вновь садилась, затем опять вскакивала, порываясь куда-то идти. Она никак не могла решить, как ей поступить в этом случае. Поступок Олега был настолько непохож на него, что она терялась в догадках. Она могла все ждать от этого человека, но только не то, что он сделает попытку покончить с собой. И главное она не понимала, что побудило его к этому. Ей никак не удавалось отделаться от мысли, что в этом могла быть повинна и она; не исключено, что её уход подкосил его гораздо сильней, чем она предполагала до сих пор, и чем он пытался всем показать. Или произошло еще что-то, о чем она не знает. После того, как она переселилась к Сергею, они практически не разговаривали, и ей ничего не было известно, как обстоят его дела. Её так и подмывало пойти к нему и поговорить с ним, но останавливало то, что она далеко не была уверена, что Мохов обрадуется её визиту. Она даже не исключала, что он может просто выставить её вон. Но такая ситуация порождала состояние неопределенности, которая не давала ей ни минуты покоя.
   Ей хотелось поделиться своей тревогой с Максаковым в надежде, что он сумеет хотя бы немного успокоить её, но он молчал, закрывшись от нее плотным покрывалом из дыма от сигарет, которые он курил почти безостановочно. Она понимала, что это не случайно, он тоже взволнован, но что он думает обо всем этом, не знала.
   - Ты думаешь, сейчас с ним все в порядке, - наконец не выдержала она внутреннего напряжения.
   Максаков затушил сигарету, и она смогла увидеть его лицо, на котором было странное выражение. У нее возникло подозрение, что он радуется тому, что случилось с Олегом.
   - Неужели тебе все безразлично? - не дождавшись ответа, проговорила она.
   - А тебе нет? Ты же радовалась, когда ушла от него.
   - Да, радовалась, но тогда он не собирался кончать собой.
   - А ты думаешь, что он и сейчас собирался.
   - Что ты имеешь в виду? Ты считаешь, что это не более чем инсценировка.
   - Очень трудно промахнуться, когда держишь вплотную к голове пистолет. Чтобы это сделать, надо долго тренироваться.
   - Тогда чего же он хотел этим добиться?
   - А почему я должен гадать, чего он хотел этим добиться. Но можно не сомневаться, что у него была какая-то цель.
   Алена на несколько мгновений застыла на месте и закрыла глаза.
   - Я сейчас очень ясно представила его. Я хорошо знаю Олега, это не его манера поведения. Раньше он никогда не мог бы так поступить. В том числе и инсценировать самоубийство. Он считал подобных людей самыми отъявленными дураками и слабаками и не раз мне говорил об этом. И я не понимаю, что могло так быстро измениться.
   - Тогда пойди и спроси: дорогой Олег, твоя бывшая жена очень хочет знать, отчего ты вдруг решил покончить с собой. Уж не потому ли, что я покинула тебя ради какого-то алкаша и неудачника. Если это так, то я готова вернуться, чтобы ты больше так не безобразничал.
   Алене стало неприятно от того, что Сергей прочитал ее мысли о том, что она винит себя в случившимся. Хотя с другой стороны, почему она должна это скрывать.
   - Да, я действительно думаю, что он переживал наш разрыв гораздо сильней, чем мне казалось до сих пор. По-своему он всегда меня любил.
   - Позволь узнать: что означает по-своему?
   Алена умоляюще посмотрела на Максакова.
   - Мне трудно тебе это объяснить. Но иногда мне казалось, что он дорожит мной. Да, он бессчетное число раз изменял мне, но все эти женщины не имели для него большого значения. Просто это был один из атрибутов его стиля жизни, ему казалось, что он должен жить именно так.
   - А другому кажется, что он должен жить, съедая каждый день по человеку, - саркастически заметил Максаков.
   - Ты, наверное, прав, - как-то жалко улыбнулась Алена, - но он такой, какой есть. И он до сих пор мой муж.
   - Само собой твой муж. А я даже не любовник.
   - Ну причем тут это?
   - Верно, ни причем.
   - Сереженька, ну как ты не понимаешь, что нельзя быть таким жестоким, - взмолилась Алена. - Даже если это с его стороны все неправда, но и в этом случае, люди без веских причин не решаются на такие поступки. Значит, что-то случилось с ним. И я должна...
   Стук в дверь прервал ее фразу. Оба одновременно замерли, подумав об одном и том же.
   - Я открою, - поспешно сказала Алена.
   Их предвидение оказалось верным, в комнату вошел Мохов. Выглядел он так как будто ничего и не произошло, он даже нацепил на себя галстук и только глаза беспокойно бегали по орбитам, как будто боялись остановиться на одном месте.
   - Олег, хорошо, что ты пришел, я рада тебя видеть. Мы только что говорили о тебе. Как ты себя чувствуешь?
   Мохов посмотрел на нее долгим взглядом, словно решая, стоит отвечать на ее вопрос или нет.
   - Мне надо с тобой поговорить, Алена, - непривычно для себя глухо произнес он. Но при этом он посмотрел не на нее, а на Максакова.
   - Ну, конечно, я лишний при семейной сцене. Чувствуй себя, как дома, Олег, а я пойду, погуляю.
   - Сережа, не уходи. Мне кажется, мы можем побеседовать втроем. У
   нас нет друг от друга секретов.
   Но Максаков уже встал и направился к двери. Еще через мгновение послышался металлический щелчок английского звонка. Мохов проводил его взглядом, затем сел стул.
   - Нашу квартиру разграбили, - вдруг негромко произнес он.
   Алена ахнула и медленно опустилась на стул напротив него. Она представила их такую уютную квартиру, теперь порушенную, разгромленную, с разбросанными по полу осколками зеркал, валявшимися повсюду страницами от разодранных книг, усыпанный пол разбитой посудой - и ей стало горько. Её взволновал не тот материальный ущерб, который был нанесен их семейному гнезду, ей до слез стало жалко того небольшого мирка, который она по крупицам, отдельным фрагментам, словно мозаику, создавала столько лет. Пусть в нем она не была счастлива, пусть проклинала его по ночам, лежа рядом с безучастно похрапывающим мужем, пусть он казался ей золотой клеткой, в которой она была невольницей, но там она провела много лет, на его обустройство потратила много сил и времени. И вот теперь все уничтожено. разрушено.
   - Послушай, неужели ты из-за этого решил это сделать? - внезапно воскликнула она.
   Мохов вскочил со своего места.
   - Ты с ума сошла, неужели ты могла подумать, что я решил пустить себе пулю в голову из-за какой-то паршивой квартиры! Да плевать я хотел на нее. Все мое дело рушится, все, что я создавал годами, летит к чертовой матери. Ничего не остается, как будто после страшного пожара! - Мохов метался по комнате, как-то нелепо, невпопад словам размахивал руками, и у нее невольно создалось впечатление, что различные части его тело живут как бы своей автономной, независимой друг от друга жизнью. - Самое ужасное, что я не знаю, что предпринять, чтобы остановить этот распад. Я даже не могу уехать отсюда, потому что на меня, как на дикого зверя, объявлена охота! Они идут по следу. Думаешь, почему я решил приехать в эту богадельню. Из-за сентиментальных воспоминаний о счастливой поре золотой юности. Как бы не так! Плевал я на все воспоминания, плевал я на свою юность. Её давно уже нет и не о чем грустить. Я скрываюсь тут, неужели ты этого еще не поняла.
   Он снова тяжело упал на стул и закрыл лицо руками. И впервые за многие годы ей стало по-настоящему жалко его. Таким разбитым и несчастным она видела его первый раз в жизни. И этот его безутешный вид раздавленного обрушившимся горем человека окончательно убедил ее, что на этот раз случилось нечто непоправимое. Он и раньше попадал в непростые передряги, когда казалось, что выхода из них не найти. Но она отлично помнила, какую стойкость, какое упорство он проявлял всякий раз и, в конце концов, выходил победителем. Но сейчас перед ней сидел совсем другой человек, и этот человек был жалок и одновременно трогателен в своей беспомощности. Еще полностью не отдавая отчета в своих действиях, она мягко провела ладонью по его обычно тщательно причесанным, а сейчас всколоченным волосам.
   Мохов поднял голову и вдруг, словно маленький ребенок, ткнулся в ее грудь.
   - Ну что ты, Олег, - проговорила Алены, - не надо так расстраиваться, главное ты жив, а значит, всегда есть шанс, что все наладится. Только не отчаиваться, отчаяние отнимает у тебя силы, а тебе их сейчас надо особенно много. И ты не один, с тобой все твои друзья, мы тебе поможем. Ты только скажи, что надо сделать. - Эти слова как бы сами собой выливались из нее, она даже не особенно вслушивалась в собственную речь, да и не пыталась понять, что говорит, а просто произносила одну фразу за другой, подобно портнихе, наносящей один стежок за другим. Ей почему-то казалось, что сейчас важно не то, что она конкретно произносит, а сам факт, что они разговаривают. Она вдруг вспомнила о том, как однажды давно Олег сказал ей, что ему очень нравится ее голос, одно только его звучание возбуждает его подчас больше, чем целая порция самых неистовых ласк. И сейчас она надеялась, что ее голос подействует на него успокаивающе, переключит на другие мысли и ощущения.
   - Чего ты говоришь, - вдруг взорвался Мохов, - какие друзья мне помогут! Где ты видела этих друзей? Твой замечательный Сереженька мне поможет! Ты хоть представляешь, сколько нужно денег, чтобы хотя бы спасти самую малость. Да вы все вместе даже и в глаза не видели таких сумм. Вы тут собрались абсолютно все нищие и чего-то строите из себя. Если бы ты только представляла, как я вас всех ненавижу. - Лицо Мохова вдруг перекосила такая зверская гримаса, что Алена даже в страхе вздрогнула. Она сама не знала, за кого она сейчас больше испугалась, за себя или за него.
   Мохов снова заметался по комнате. Внезапно он остановился рядом с Аленой и упал перед ней на колени.
   - Аленушка, я не знаю, что делать, я не знаю, как жить дальше. Всегда знал, а сейчас впервые не знаю. И главное уже никогда не буду знать. Теперь ты понимаешь, почему я это сделал? Потому что я понял, что впереди ничего нет. Абсолютно ничего, одна сплошная темнота. Вы мне не верите, что я хотел покончить жизнь самоубийством, - он поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза, - а я действительно хотел. Мне страшно умирать и страшно жить. И я не могу определить, что для меня страшнее. Скажи, с тобой было такое?
   - Нет, до такой степени нет. Хотя я тоже многое пережила.
   - Да, я знаю, я сильно виноват перед тобой, я безмерно виноват. Но ведь были минуты, когда нам было хорошо вместе. - Он вновь на этот раз как-то требовательно посмотрел на нее, ожидая, что она подтвердит его слова. Алена не слишком уверено кивнула головой. Она вдруг почувствовала смутное беспокойство, хотя еще не понимала, чем вызвано оно. - Алена, - Мохов глубоко вздохнул, - умоляю тебя, вернись ко мне. Ты единственная кто может меня спасти. Иначе я погибну.
   Алене вдруг стало зябко, хотя в комнате было жарко и душно. Именно то, что сейчас последует эта его просьба, и шепнуло ей предчувствие. Но что ей делать, может, ли она покинуть Сережу, который нуждается в ней ничуть не меньше, чем Олег. У нее возникло отчетливое ощущение, как какая-то сила разрывает ее на две части: одна хочет остаться тут, с Максаковым, другая требует от нее, чтобы она немедленно встала и пошла бы с Олегом. Но была еще третья частичка, которая тоже заявляла о себе, частичка может быть самая маленькая, но в тоже время самая важная - это она сама. Что для нее главней, с кем она желает остаться? Она вдруг подумала, что самое лучшее для нее в этой ситуации - побыть наедине с собой, попытаться разобраться в собственных чувствах и мыслях. Но позволят ли стремительно набегающие на нее, словно морские волны на берег, события осуществить это желание. Олег напряженно ждет ответа, и он не уйдет отсюда, не получив его. И самое странное, что произошло то, о чем напрасно мечтала она столько времени, она впервые понадобилась ему, впервые он оказался ее слабей и ждал, что спасение и надежду придет из ее рук. Но она вовсе не испытывает от этого никакой гордости или радости, наоборот, это оказалось самым мучительным выбором, какой ей когда-либо приходилось делать.
   - Ты должен понять меня, - сказала Алена. - Мне очень трудно на что-то решится. Поверь, ты мне дорог, Олег. Но я не знаю, что мне делать, - вдруг громко воскликнула она, - я никогда не была в такой ситуации.
   - Я тоже не был в такой ситуации, Алена. Но я не могу без тебя, мне не справится с собой, если рядом не будет тебя. Ты же понимаешь, что это так. Или ты хочешь, чтобы однажды случилось непоправимое. Это будет на твоей совести. Ты себе этого никогда не простишь.
   Какой он все же эгоист, он думает только о себе. Но вряд ли стоит укорять его сейчас за такое поведение, не говоря о том, что он просто не может быть другим. Но ей-то от этого ничуть не легче. Но почему эти два хотя и по разному, но дорогих ей мужчин, оказались такими нестойкими, почему они обрушили на нее всю лавину своих проблем? Разве может она выдержать такую непомерную тяжесть?
   Мохов продолжал на нее смотреть, не отводя от ее лица своих требовательных глаз. Наконец ей показалось, что она нашла компромиссное решение.
   - Хорошо, я приду к тебе, но только на сегодняшнюю ночь. А потом снова вернусь к Сереже.
   Она увидела, как что-то изменилось в его лице, напряжение ослабло, и ей даже показалось, что она слышит мелодию радости, которая сейчас звучит в нем. Но чему он радуется, грустно подумала она. И тут же поняла: он надеется, что сумеет каким-либо способом удержать ее надолго, навсегда. А если, в самом деле, у него это получится? Ей снова стало тревожно. Что случится дальше, как он поведет себя в этой ситуации, неизвестно.
   - Я только должна переговорить с Сережей. Я прошу тебя, Олег, иди к себе. Я тоже скоро приду.
   Максакова она нашла в саду. Он стоял, прислонившись к дереву, и курил. Увидев её, он не сделал ни одного движения ей навстречу, даже выражение его лица не изменилось, он смотрел на неё так как, будто к нему приближался незнакомый человек.
   - Надеюсь, беседа была интересной и полезной для всех ее участников, - сказал он, когда она подошла к нему.
   - Сереженька, я прошу тебя, ты должен меня понять.
   - Я понимаю, супруги соединяются вновь. Он же приходил за этим.
   - Да, за этим. Но речь идет совсем о другом. Я сделала свой выбор. Но сейчас я ему нужна. Он совершенно раздавлен, я никогда даже не предполагала, что увижу его таким. И ни о каком воссоединение речь не идет. Как только я увижу, что он хотя бы немного оправился, я сразу же вернусь к тебе. - Алена попыталась поцеловать Сергея в губы, но он отвернул лицо.
   - Теперь я понял, как тебя надо возвращать. - Пальцами он построил фигурку, напоминающую пистолет и приставил к виску. - Ба-бах, - громко изобразил он пистолетный выстрел. - Пожалуй, если тебя долго не будет, я тоже воспользуюсь этим способом. А знаешь, у меня такое чувство, что к концу мы все тут перестреляемся. Ты так не думаешь?
   Алена ничего не ответила, она в знак прощания кивнула головой и направилась к дому.
  
   __ _ _
  
   Николай сидел в комнате и смотрел в окно. Рядом с ним на столе лежал пистолет, из которого его патрон безуспешно пытался прострелить себе голову. Этот поступок Мохова внес сумятицу в его мысли и чувства и сейчас он никак не мог определить, как ему относиться к этому неожиданному происшествию. Его мнение о Мохове уже твердо сформировалось, но сейчас у него было такое ощущение, что он так и не понял в нем нечто важное. Его ошибка заключается в том, что он подчас чрезмерно упрощает людей, скоропалительно выносит им приговоры. Ведь если Мохов решился на такое, значит и он способен к глубоким переживаниям и страданиям. Только эти переживания и страдания направлены у него исключительно на собственную персону; кроме себя, его больше никто и ничто не волнует. И все же он не должен... Внезапно в дверь осторожно и как-то застенчиво поскреблись, прервав его нить размышлений. Он быстро встал, отчетливо слыша, как вдруг учащенно забилось сердце.
   Николай впустил Патрицию, девушка прошла в комнату и застыла точно в ее геометрическом центре, явно не зная, что делать дальше.
   - Садись, - сказал он, пододвигая ей стул.
   - Ты очень любезен, - сказала она, садясь. Её взгляд упал на пистолет. - Чем ты заниматься?
   - Я думал.
   - О том, что случилось?
   - И об этом тоже.
   - А еще о чем?
   Николай пожал плечами.
   - Не хотеть говохить?
   - Вовсе нет, скорей я сам не до конца понимаю весь ход своих мыслей. Всего от него ждал, но никогда не предполагал, что он может так поступить.
   - Почему?
   - Мне всегда казалось, что он из тех, кто сами по своей воли никогда не уходят из жизни, они цепляется за нее до конца, даже тогда, когда и цепляться уже не за что. Есть люди, у которых желание жить неистребимо.
   - Я, кажется, понимаю. Но я не понимаю дхугого, почему ты охханять его. Олег плохой человек.
   - Ты помнишь, мы уже говорили об этом.
   - Да, помню, - как-то вдруг капризно протянула Патриция. - Но ты же знаешь, он хотеть сделать меня своей любовницей.
   Николай внимательно посмотрел на нее.
   - Было бы странно, если он этого не захотел бы, - усмехнулся он. - Ты же очень красивая. Ты еще не забыла об этом?
   - Как и моя мама.
   Они одновременно посмотрели друг на друга, и одновременно их лица стали заливаться красками: пунцовой - у Патриции и бледно-розовой - у Николая.
   - Патриция, нам не стоит сейчас обсуждать этот вопрос, - сказал Николай. - Время для него еще не подошло.
   - А какой вопхос нам стоит обсуждать? О моей маме ты не хотеть говохить, о том, почему охханяешь Олега - тоже не хотеть. Я не понимаю тебя. Неужели тебе не дохога твоя жизнь?
   - Мне дорога моя жизнь.
   - Но тогда ее надо обехегать, а не подставлять под пули. Ведь твоя жизнь куда дохоже, чем жизнь этого пхотивного Мохова.
   - Пойми, дело не в том, чья жизнь дороже. Просто я всегда чувствовал, что моя физическая жизнь - это не самая важное, что есть во мне. Есть что-то более значительное.
   - Je comprends, c'est l'ame. Я понимать, это душа. Но если не бывать твоему телу, твоя душа от тебя улетит куда-нибудь очень далеко далеко и еще неизвестно найдешь ли ты её. Никто не знать, что там, куда улетают души. Или ты знать?
   - Не больше, чем ты, - едва заметно улыбнулся Николай.
   - Тогда я не понимаю, почему ты так хисковать собой. Ты даже не знаешь, что будет потом. А вдруг ничего не бывать. Хаздастся выстхел - и всему конец. Но если стхелять в Олегу, почему вместо него должен умихать ты? Это не спхаведливо.
   - Я умру не вместо него, я умру за себя. Я сам выбрал такую судьбу.
   - Но ты лучше его! Он мехзкий тип, он будет жить, а тебя не будет. Это отвхатительно, это даже глупо. Зачем тебе хасплачиваться по чужим гхехам?
   - От расплаты за свои грехи ему не уйти, а что касается меня, я тебя уже сказал: дело не в нем, а во мне. Я вовсе не жертвую собой ради него, я защищаю справедливость. Чтобы не натворил мой патрон, никто не имеет право на его смерть. Если он в чем-то виноват, его должны судить, те же, кто хотят его смерти, мечтают лишь свести с ним счета. Эти негодяи готовы уничтожить любого, кто им не угодил или переступил дорогу. Я никогда не понимал тех, которые хотят жить только для того, чтобы жить. А как жить - это для них не имеет абсолютно никакого значения. Я говорю не о богатстве, мне плевать на богатство, я говорю о самом человеке. Я хочу быть таким, чтобы мне не было бы стыдно перед самим собой и перед теми, кого я люблю. А что думают по этому поводу остальные... - Николай пожал плечами. - Я не понимаю, почему меня должно это беспокоить.
   - Ты стханный пахень, - задумчиво проговорила Патриция. - Мне иногда кажется, что я совехшенно не понимать тебя. Ты совсем не похож на моих знакомых пахней. Ты как будто бы живешь в своем михе. И я даже не знать, хохошо это или плохо.
   Николай как-то напряженно посмотрел на нее.
   - А ты хотела бы войти в этот мир?
   Патриция ответила ему взглядом, только не напряженным, а скорей немного ироничным и растерянным.
   - А ты меня туда пустить? Ведь я совсем не такая, как ты.
   - А ты знаешь, какая ты?
   Патриция слегка приподняла плечи.
   - Иногда кажется, что знаю, а иногда кажется, что совехшенно не знаю. А ты как думать?
   - А я думать, что ты ничего о себе не знать.
   Они вместе рассмеялись.
   - Ты, конечно, пхав, я еще мало знаю о себе. Но у меня иногда возникать очень стханное ощущение, когда я смотхеть на тебя, мне кажется, что я начинать лучше понимать себя. Когда я это понять впехвые, то сильно удивилась. Хазве так может быть?
   - Почему бы и нет. Я думаю, это означает, что между нами существует внутренняя связь. Я твое второе я, твое зеркало, в котором ты видишь свое подлинное отражение.
   - Ты так думать. Но что это означает?
   Николай задумался.
   - Это означает, что мы едины.
   - Как это едины? Как сиамские близнецы?
   - В каком-то смысле, да. Мы духовные братья. Мы как бы дополняем друг друга. Ты не едина, и я не един, мы только половинки. А если мы вместе, мы целое. Понимаешь, я всегда чувствовал, что рядом со мной находится какой-то незримый человек. Причем, я иногда его так реально ощущал, что даже разговаривал с ним, спрашивал, советовался с ним. И постоянно искал. Очень странно, но я никак не мог найти себе девушку.
   - Ты не мог, с твоей внешностью? - изумилась Патриция.
   - Понимаешь, с кем бы я не знакомился, словно бы какая-то неведомая сила гнала меня от них. Они мне казались все настолько чужие, не мои, не из моего мира, что я не мог ничего с собой поделать. Каждая новая встреча с такой девушкой была для меня мучением. И знаешь, когда я впервые почувствовал, что женщина не вызывает во мне отторжения?
   - Когда встхечался с моей мамой, - выдохнула Патриция.
   Николай кивнул головой.
   - Это было так удивительно, что я даже сперва не поверил. Правда эта была какая-то неполная близость, какие-то лишь отдельные её проблески. И я понял, что должен продолжать свои поиски. Но теперь мне уже стало ясно, в каком направлении следует идти. Когда же я общаюсь с тобой, я ощущаю необыкновенную к тебе близость, как будто ты моя сестра. Вернее, дело не в этом, у меня есть сестра, но мы абсолютно с ней чужие. Она не любит меня.
   - Почему?
   - Потому что она ненавидит все эти мои мысли. Она любит просто жить, она всего на три года старше тебя, а у нее уже второй муж. И скорей всего далеко не последний.
   - Вот здохово, - засмеялась Патриция. - Ты её сильно осуждать за это?
   - Вовсе нет, дело совсем не в количестве мужей. Просто для нее каждый муж такой же ей чужой человек, как и предыдущий. И я не сомневаюсь, что тоже самое будет со следующим. Впрочем, она живет так, как хочет. И имеет на это полное право. В отличие от неё, я не вмешиваюсь в её жизнь. Тем более, все равно ничего изменить невозможно, она такая от природы.
   - Она тебе читает как это нотации.
   - Нечто вроде этого. И не только нотации. Периодически пытается мне диктовать, что я должен делать. Заветная мечта моей сестры, чтобы я был такой же, как она и ее многочисленные мужья.
   - Но зачем это ей нужно?
   - Потому что она понимает, что есть другая жизнь, и моя жизнь служит для нее укором. Ей спокойней, когда вокруг всё и все одинаковые.
   Патриция ненадолго задумалась.
   - А я очень хада, что ты такой. Ты говохишь, что мы с тобой едины. Как стханно, ты ходился в Хоссии, я ходилась во Фханции, а оказывается, что мы как бы одно целое. А если бы никогда не встхетились? Ведь это пхоизойти совсем случайно.
   - Встретились, - убежденно проговорил Николай. - И вовсе не случайно.
   - Но я не хотеть ехать.
   - Но ты же приехала. Значит, кому-то было угодно, чтобы наша встреча состоялась.
   - А что будет по-твоему дальше?
   - Не знаю, - улыбнулся Николай. - Все зависит от нас. А чего бы
   ты хотела?
   - Я должна подумать.
   - Думай.
   - А ты будешь думать?
   - Нет.
   - Почему? - чуть обиженно спросила Патриция.
   - А для меня итак все ясно.
   Она несколько мгновений молчала.
   - Ты считать, что я должна все хешить пхямо сейчас?
   - Вовсе нет, тебе нужно время. Ты еще не готова. Это я ждал встречи с тобой, а ты - нет.
   - Мне надо много подумать над твоими словами.
   Николай кивнул головой.
   - Подумаешь, приходи. Только не торопись. Мне очень хочется, чтобы ты чувствовала то же самое, что и я.
   Николай проводил ее до двери, затем снова сел за стол. Перед ним все также лежала тяжелая тушка пистолета. Но сейчас он равнодушно смотрел на этот смертоносный предмет, еще никогда он не чувствовал себя таким счастливым. Ему захотелось куда-нибудь подальше закинуть это оружие, а заодно и свое. Он вдруг впервые пожалел о том, что когда-то впервые взял его в руки. Он не желает ни в кого стрелять, он не хочет никого убивать. Если такое с ним случится, ему будут мучить кошмары всю жизнь. Убивать других, это убивать себя - ведь это настолько очевидно, что не требует никаких доказательств. Как он не понимал эту простую истину раньше. Но ничего, кончится эта история, и он навсегда расстанется с этим страшным предметом. Для того, чтобы быть счастливым, он ему совершенно ни к чему.
  
   _ _ _
  
   На ужин Мохов и Алена не вышли, и это подействовала на всех как-то деморализующе. Почти никто ни с кем не разговаривал, каждый молча склонялся над своей тарелкой и старался ни на кого не смотреть. На веранде стояла такая тишина, чтобы было даже слышно, как противно пища, кружат над столом комары.
   - И чего мы все притихли, - внезапно раздался резкий голос Антонины. - Сидим, как на поминках. Но вроде бы, кажется, никто тут не умер. Подумаешь, Олег стрелял в себя, но ведь не застрелился. Все живы, здоровы. Мало ли у кого бывает какой бзик.
   - Что есть бзик? - заинтересовалась Патриция.
   Антонина стрельнула в нее своими маленькими темными глазками.
   - Значит, с человеком не все в порядке. А с кем у нас все в порядке? - Она поочередно посмотрела на всех сидящих за столом, словно предлагаю каждому ответить на этот риторический вопрос. - Была я знакома кое с кем из тех, кто покончил или пытался покончить с собой. Большинство из них бесились с жиру, все перепробовали и уже не знали, чем еще себя занять. Ну а чем такая смерть хуже любой другой, все равно все мы смертны. Если кто-то хочет уйти сам из жизни, то почему из этого надо обязательно делать трагедию. Значит, ему так сподручней.
   - Что же в таком случае вы предлагаете радоваться за того, кто кончает с собой? - неожиданно подала голос Наташа.
   - А почему бы и нет. Если человеку удалось то, что он затеял, мы же радуемся за него. А покончить с жизнью... - Антонина даже поежилась. - Это не каждому под силу. Для этого, какое мужество надо иметь, чтобы вот так самому... Вот я бы не смогла, какая бы напасть со мной не случилось.
   - Он тоже не смог, - выдал реплику Максаков. - Антонина права, мы все слишком серьезно подошли к этому малозначительному событию. Что, в сущности, случилось, в нашем уютном домике прозвучал выстрел. Никто не пострадал, единственная неприятность - пуля врезалась в стенку и испортила замечательные обои. Теперь нашей дорогой хозяюшке придется обклеивать комнату заново. Это, конечно, немного досадно. Надюша, если тебе понадобиться помощник, я всегда готов. За свою жизнь я накопил большой опыт по клейке обоев.
   - Спасибо, Сережа, если мне понадобится помощник в этом деле, я тебя кликну.
   Надин попыталась, чтобы её ответ прозвучал бодро, но на самом деле она находилась под гнетущем впечатление не то от попытки, не то от инсценировки Олегом попытки самоубийства. Она никак не могла отделаться от ощущения, что в случившимся есть и её доля вины. События в этом доме принимают чересчур серьезный оборот и её не оставляет предчувствие, что это еще не конец.
   - Я предлагаю пойти всем прогуляться, - внезапно предложила Антонина. - Чего мы все киснем тут. Вечер хороший, пойдемтте куда-нибудь.
   - А куда? - спросил Чижов.
   - Куда глаза глядят. Помните, как мы ходили тогда; главное идти, а куда не важно. Куда-нибудь да выйдем.
   Надин пожала плечами, но она отдавала себе отчет, что в этой мрачной обстановке это не самая плохая идея. Почему бы им действительно всем вместе не прогуляться, не подышать свежим воздухом. Знать бы, что творится сейчас в комнате Мохова, но пока все равно не удастся ничего выяснить; это тем более досадно, что у нее такое ощущение, что там происходит нечто интересное. Потом она расспросит Алену, но это случится только через некоторое время, а любопытство гложет её сейчас. Однако придется взять его за узды и усмирить.
   Предложение Антонины понравилось всем; хотя никто громогласно не выразил ему особую поддержку, но все собрались в поход очень быстро и уже через пятнадцать минут были готовы начать движение. Нестройная колонна новоявленных путешественников покинула дачу Надин и неторопливо направилась по тропинке в сторону чернеющего невдалеке леса.
   Вечер по времени уже переходил в ночь, но самого перехода почти не было видно, так как небо плотно заволокли тучи, и путешественникам приходилось прокладывать путь сквозь вязкую ваксу тьмы. И все же, несмотря на преждевременно сошедшую с небес темноту, Надин удалось разглядеть, что Патриция и Николай идут в обнимку. Внезапно она почувствовала, как прямо в сердце её уколол острый шип ревности. Выходит, она еще не избавилась от своего чувства, хотя и приняла на сей счет принципиальное решение. Впрочем, стоит ли удивляться, ей ли не знать, что означают принципиальные решения в таких делах.
   Незаметно они миновали поселок и оказались в поле. Здесь было прохладней, так как по нему, не стесняемый никакими препятствиями, свободно гулял довольно сильный ветер.
   - Ой, стало пхохладно! - громко воскликнула Патриция.
   Надин увидела, как её кавалер мгновенно снял с себя куртку и укутал ею плечи дочери. Надин тоже была одета в легкую кофточку и ей тоже было прохладно, но она понимала, что жертвовать ради нее одеждой тут некому. И неожиданно перед ней вдруг как бы разверзлась бездна грядущего одиночества; Патриция совсем скоро уйдет от нее, может быть, даже с этим шагающим рядом с ней гигантом, и она, Надин, останется одна. Не брать же в расчет случайных любовников, которые периодически ненадолго поселяются в ее жизни. А если вспомнить, что она далеко не молода, что еще пару лет и все будут видеть в ней пожилую женщину, которой только что и остается что покорно доживать оставшиеся до затмения годы. Как странно, она столько всего добилась, получила подлинное признание - и оказалась ни с чем. Неужели она сделала что-то не то, выбрала не тот путь, если он не привел ее к счастью, к душевному равновесию. Слава, богатство, успех - получается, что весь этот самый популярный в мире набор, ради того, чтобы приобрести его по сходной цене миллионы людей готовы жертвовать всем, чем можно, ничего не стоит на рынке подлинных ценностей. Но что такое подлинные ценности - вот тоже вопрос? Если у человека есть все, что он пожелает, а ему все равно плохо, неуютно значит все это не нужно, все это лишнее? А нужно нечто иное. Например, любовь этого красавца, которую она вынуждена подарить своей дочери, и которую она на самом деле хотела бы присвоить себе. Одиночество - это всегда знак беды, это симптом того, что не произошло самого главного - человек не нашел своего место среди людей, он затерялся среди них, как путник в незнакомом лесу. Но почему это произошло? Она всегда пользовалась успехом у мужчин, немало представителей этого грубоватого племени признавались ей в своих чувствах, предлагали руку, сердце, а некоторые и состояние и подчас далеко не маленькое. Но , несмотря на все это, она чувствует себя опустошенный, никому не нужной, как отслуживший свой срок старый трамвай. Даже Антонина и та сгодилась; вон как крепко, словно клешней, в нее вцепился Ленчик. Не пора ли отдать себе отчет, почему так случилось? И если быть до конца правдивой сама с собой, что, как оказывается, особенно трудно, то причина этого печального явления скорей всего в том, что она всегда во всех своих действиях и помыслах исходила исключительно из собственных желаний. Может быть, только тогда, двадцать лет назад, когда в ней вспыхнул ее первый и самый яркий факел любви, любви к Мохову, она думала о нем, жила его заботами, готова была пожертвовать всем ради любимого человека. Но это случилось с ней только однажды; потом она больше не позволяла себе такую роскошь - жить интересами другого; ни когда пробивала себе дорогу в обеспеченное и комфортное существование, ни тогда, когда уже добилась этих целей, и все силы сосредочила на том, дабы удержать этот взятый долгой и тяжелой осадой рубеж. К тому моменту у нее уже прочно устоялся стереотип поведения и, несмотря на появляющиеся периодически сомнения, подвергать его ревизии она никогда всерьез не собиралась; раз он принес ей удачу, значит, при всех своих издержках, он изначально верен. Но сейчас ситуация была иной; те самые сомнения, которые она раньше легко прогоняла из своего сознания, стали одолевать ее подобно назойливым мухам особенно настойчиво. И самое противное в этих обстоятельствах то, что она не знает, куда ей спрятаться от них, из каких мыслей и чувств выстроить себе убежище. Она не часто задумывалась над выражением о том, что невозможно убежать от самого себя; более того, подсознательно всегда была почему-то уверенна, что в критическую минуту ей удастся совершить такой побег. Она всегда выходила с честью из любого положения, причем, нередко находила решения в самый критический момент, когда казалось, что все уже потеряно. И ей кажется невероятным, чтобы она не смогла бы избавиться от внутренних терзаний? Нет, в такой исход она просто не может поверить. Но вот она идет по темному, продуваемому ветру полю, в
   окружение своих старых и новых друзей и более чем ясно осознает, что она попалась в расставленный ей жизнью капкан. Впервые она по-настоящему понимает, что означает словосочетание: "болит душа". Именно этот недуг ее и одолел. Странная болезнь, когда все вроде бы просто замечательно, когда у тебя нет никаких неразрешимых проблем, а внутри тебя что-то постоянно ноет, не дает ни минуты покоя, заставляет метаться, как мечется вольнолюбивый зверь, угодивший в вольер. И что самое страшное, так это то, что нет никакой возможности избавиться от этой боли; она словно как тень движется за тобой верный, куда бы ты ни пошел, чем бы не занялся. И не является ли это душевное недомогание расплатой за неправедность многих ее поступков, за мелочность устремлений, за безучастность к чужим страданиям, за нежелание узнать о себе нечто важное, что могло бы кардинально переменить все ее существование. Но что бесплодно размышлять на эти темы, разве она готова от чего-то отказаться? Нет и еще раз нет. Она снова говорит себе: все, что она замыслила, она доведет до конца. Иначе она просто не знает, что она дальше будет делать. И эта неопределенность её страшит не меньше, чем тот разлад, что не дает ей покоя все последние часы и дни.
   Они уже вступили в лес, и темнота здесь была такая, что в двух метрах не было ничего видно. - Ой, здесь так стхашно! - воскликнула Патриция. - J' ai peur, я боюсь.
   - Чего тут боятся, - прозвучал уверенный голос Антонины, - это не лес, а всего лишь лесопосадки. Здесь нет никаких зверей.
   - Ты забываешь про людей, а они бывают пострашней любой зверюги, - подал из темноты голос Чижов.
   - Вряд ли кто-нибудь сюда решит заглянуть в такой неурочный час. узнала Надин голос Анина.
   - Выходит, мы тут одни! - Это радостное восклицание без всякого сомнения принадлежала Патриции, отметила Надин. Значит, она поборола свой страх, что ж, это хорошо.
   - Скорей всего, да. - Само собой разумеется, что ей просто не мог не ответить Николай, усмехнулась Надин.
   Она никого не видела, но голоса звучали рядом с ней, и это успокаивало. Не то, что она боялась, и все же потеряться ночью в лесу или, как заявила всезнающая Антонина, в лесопосадке, все равно не слишком заманчивая перспектива. А когда рядом с тобой, хотя и превратившийся из-за темени в невидимку, такой мужчина, как Николай, ничего не страшно.
   - А мне хотелось, чтобы тут кто-нибудь был еще! - воскликнула - Антонина.
   "Какое было бы счастье, если бы она помолчала. Даже голос у неё неприятный, резкий, как звук пилы" . мысленно произнесла Надин.
  - Кого же ты хочешь тут встретить?
  - " Ленчик, ну неужели ты можешь всерьез относиться к репликам своей новой пассией и что-то ей еще отвечать".
  - Мне бы хотелось, чтобы на нас напал волк. Что бы ты делал в этом случае, Ленчик?
  - " Какая же все-таки она идиотка", - мысленно простонала Надин.
  - Я бы бросился от него наутек
   "Умница, Ленчик, не стал приукрашивать свое героическое поведение, а сказал правду.
  - А я?
   - Но ты же понимаешь, что я не могу защитить тебя от волка. Может, если Николай что-то способен сделать.
   "Интересно, что он ответит".
   - У меня нет опыта борьбы с волками. Уж если на нас кто-нибудь бы напал, то я бы предпочел, чтобы это был человек. Это как-то привычней.
  - Мы так сами себя напугаем. Да еще накличем беду
   Это голос был Надин малознакомый, но она все же догадалась, что он принадлежит Наташе.
  - - Как-то странно получается, самым страшным зверем мы признаем человека, но в качестве противника все же выбираем его. По-моему, это ошибка.
  - - Глубокомысленный наш философ, даже в этом темном лесу он не может обойтись без обобщений, прошептала Надин.
   - А разве человек не является главным врагом для самого себя, Ленечка, - бросила в темноту реплику Надин.
   - Истинно так, дорогая Надя, - охотно отозвался Чижов. - Но до сих пор наша ошибка состояла в том, что мы пыталась победить как бы самих себя. А человек человека победить не может. Это нонсенс. Всякий раз когда один человек одерживает вверх над другим, проигрывают они оба и мы все.
   - Я согласен с тобой, Леня, именно об этом все время напоминает нам Бог. Победа - это любовь, когда она побеждает, выигрывают все и никто не проигрывает
   Ну вот, не выдержав, в дискуссию вступил и наш будущий монах, а в данный момент богослов, усмехнулась Надин.
  - Ой! - вдруг раздался испуганный возглас Патриции.
   - Что случилось? - обеспокоено крикнула Надин.
   - Я попасть в какую-то яму.
   - Я тебя сейчас вытащу. - Надин почувствовала, что сразу немного успокоилась, она не сомневалась, что Николай быстро справится с этой задачей.
   Судя по звукам, через минуту Патриция уже снова была на поверхности.
   - Нам лучше возвратиться назад, - предложила Надин. - А то неизвестно, куда мы еще провалимся.
   Никто не возражал. Через минут 10 они вышли из леса прямо на шоссейную дорогу. Наконец выглянула луна и стала светлей. И в эту секунду к испускаемому ей свету присоединились еще 4 тонких луча. Освещая дорогу посохами фар, показались два автомобиля. Надин хорошо разбиралась в марках машин, и она с первого же взгляда признала в них "Мерседесы". Что они делают в такой глуши, сама собой возникла у нее мысль. Но судя по всему не только у нее. Она увидела, как мгновенно встрепенулся Николай.
   - Нам надо бежать к дому, - внезапно взволнованно воскликнул он. - Быстрее, нельзя терять ни минуты!
   Дорога делала длинную петля, они же бросились напрямик к поселку по полю. Никто ничего толком не понимал, но тревога по цепочке передалась всем. Впереди мчался, ни на кого не обращая внимания, даже на Патрицию, Николай, за ним, прилично отстав, следовала Патриция, затем - все остальные. Машины скрылись за поворотом, и только еще несколько мгновений было слышно тарахтение моторов.
   Этот забег длился не меньше получаса. Пока Надин бежала, в ней почему-то росла уверенность, что на финише этого забега ее поджидает какое-то несчастье. Но когда она ворвалась в сад, все было тихо, в доме не горело ни одного окна. Не было нигде видно и так напугавших их "Мерседесов". С веранды спустился далеко опередивший всех Николай, она взглянула на него и удивилась странному выражению его лица; оно было непривычно растерянным и недоуменным. Его лоб рассекала царапина.
   - Что-нибудь случилось? - спросила она.
   Он посмотрел на нее долгим взглядом, словно решая, стоит ли её посвящать в то, что только что произошло. Потом сделал над собой усилие.
   - Все в порядке, - ответил он.
   - А что со лбом?
   - Со лбом? - как-то странно переспросил он. - В лесу веткой поранился.
   Но Надин хорошо помнила, что когда они вышли из леса, и луна осветила его лицо, никаких царапин на лбу у него не было. Что-то произошло, иначе он бы не стал лгать.
   - Как Олег и Алена? - спросила она.
   - Я же сказал, все в порядке. - Впервые в его голосе послушались отдаленные раскаты раздражения. Это было так непривычно для него, что Надин снова почувствовала беспокойство.
   - Почему ты так испугался, когда увидел эти машины?
   - Я понял, что сделал большую ошибку, отставив его одного.
   - Но с ним ничего не случилось?
   - Да нет, с ним все в порядке, - еще более явственно прозвучало в его голосе недовольство её расспросами. Он даже не скрывал, что не хочет говорить с ней. Такое пренебрежение к своей особе обидело Надин; после того, что было между ними, она могла, по крайней мере, рассчитывать на более любезное к себе отношение с его стороны. Что ж, в таком случае она не желает быть назойливой. Гордо подняв плечи, Надин молча прошествовала мимо него. И потому уже не могла увидеть, что Николай как-то грустно посмотрел ей вслед и глубоко вздохнул.
  
   _ _ _
  
   Они сидели в комнате уже часа полтора, но за это время обменялись всего несколькими словами. Мохов почти непрерывно курил и смотрел через окно в сад. Она не понимала причины его такого поведения; только что он умолял её вернуться к нему, стоял перед ней на коленях, а когда это случилось, устроил ей абструкцию молчанием. Она слышала, как собираются постояльцы на ужин. У нее проснулся сильный аппетит, но Мохов не выражал никакого желания присоединиться к общей трапезе. Наконец не выдержав танталовых мук голода, она робко спросила:
   - Может, нам стоит пойти поужинать.
   Мохов резко пожал плечами.
   - Если хочешь, иди. - Он недобро посмотрел на неё. - Я не хочу никого из них видеть. Если тебе еще не надоела эта публика, то я тебя не держу.
   Алена сама не могла себе толком объяснить, почему не последовала его совету и осталась с Моховым. Она чувствовала растерянность и какую-то робость перед ним; он подавлял ее волю своим молчанием, своей мрачностью, даже этими бесконечными сигаретами, от дыма которых у неё першило в горле. Не выдержав, она подошла к окну, широко распахнула его створки и глубоко вобрала в легкие большую порцию насыщенного ароматом входящего в пору цветению сада воздух.
   Прошел еще час. Она видела, как вышла за ворота вся их кампания и нестройными рядами, мешаясь и толкая друг друга, направилась в сторону леса. Глазами она провожала Максакова до тех пор, пока он не исчез из вида, затем повернулась к мужу. Тот внимательно глядел на нее. Пока она смотрела в окно, у него появилась в руках бутылка коньяка и, судя по уровню ее содержимого, он уже успел изрядно отхлебнуть из неё.
   - Ну что там хорошего ты увидела? - грубо спросил он.
   - Все ушли из дома.
   - Ушли из дома. Любопытно куда и главное зачем?
   Она пожала плечами.
   - Наверное, решили прогуляться перед сном.
   Он рассмеялся хриплым прокуренным голосом.
   - Какая замечательная идиллия. Ты не находишь? Они совершают моцион, они думают о своем здоровье. Просто молодцы. Они все хотят прожить по сто лет. Вот только не пойму, что они собираются делать все это время. Каждые двадцать лет собираться здесь и обсуждать, как они протекли для каждого из них. - Он снова поднес бутылку ко рту.
   - Прошу тебя, не пей.
   - Не надо мне делать замечаний. Ты забыла, в нашей семье - это я всегда решаю, как поступать. А теперь, я вижу, ты решила взять инициативу на себя. Не боишься ответственности? Это тебя жизнь с ним так перевоспитала?
   - Не знаю.
   - Не знать легче всего. Кто не знает, тот может ничего не делать и ни за что не отвечать. А я вот меня жизнь всегда заставляла все знать и за все отвечать. И это было, скажу я тебе, замечательно. Я жил наполнено, в отличие от всех вас я и понятие не имел, что такое эта за штуковина - скука. Но почему тогда все это случилось? Еще месяц назад все было так хорошо.
   - Олег, ты же знаешь, трудности бывают всегда. Все может измениться в любой момент.
   - Слушай, ненавижу, когда лгут ради утешения. Ты сама не веришь своим словам. Откуда ты можешь знать, наладится все или окончательно разладится. Ты даже понятия не имеешь, что произошло.
   - Но я знаю тебя, ты всегда справлялся с трудностями.
   - Это не трудности, это конец. А с концом я еще не научился справляться. Может, ты подскажешь. Или твой замечательный Максаков. Он же режиссер, он должен знать, как надо играть финал. В каждом спектакле это самый важный момент.
   - Прошу тебя, оставь его в покое, он тут совершенно ни при чем.
   - Он никогда ни при чем. Отнял у меня жену, но при этом он ни при чем. Замечательно устроился. Мне бы так.
   Мохов снова замолчал. Только со стула он теперь переместился на кровать. Он лежал на покрывале, даже не сняв запыленные туфли, и Алена вспомнила, что раньше его ботинки всегда блестели, как начищенные зеркала. Зачем она здесь, вдруг сама по себе приплыла мысль, что она тут делает? Она все более ясно осознает, что совершила ошибку, поддавшись его мольбам. Она ничем не может ему помочь, она полагала, что ему требуется ее участие, но теперь видит, что это не так. Ему требуется кто-то, на ком он может вымещать злобу. А лучшего объекта, чем она, для этой цели ему не сыскать. Мохов совсем затих, и ей даже показалось, что он заснул. Но он не спал. Он вдруг резко повернул в ее сторону голову.
   - Но почему судьба выбрала меня в качестве жертвы, ты можешь объяснить? Чем я хуже других? - Он мотнул головой. - Не понимаю. Я делал абсолютно всё, как все. Да ерунда, я не делал и половины того, что вытворяли другие. Я бы тебе мог многое порассказать о таких делах, что у тебя глаза бы полезли на лоб. Я же ничего такого не сотворил. Не спорю, всякое было, но не настолько я грешен, чтобы меня так наказывать. У других все рыльце в пуху, а они, сволочи, процветают. - Теперь он вскочил с кровати и, словно затравленный охотниками зверь, метался по узкому пеналу комнаты. - Ну что ты молчишь. Я что тебя позвал для того, чтобы ты все время молчала! - внезапно заорал он.
   Алена невольно вздрогнула и растерянно посмотрела на него. Мохов стоял перед ней, и его лицо было перекошено, как у человека, с которым произошел удар. И ей вдруг стало страшно. Она подумала, что если он сумел выстрелить в себя, то где гарантия, что он не повторит только с большим успехом свою попытку еще раз. Или еще хуже, в припадке ярости застрелит её.
   Алена постаралась незаметно осмотреть глазами комнату. Она искала место, где мог находиться пистолет. Если он здесь, то было бы неплохо как-нибудь перепрятать его. Хотя есть надежда, что его взял себе Николай. По крайней мере, оружие она пока нигде не видит.
   Однако молчание распалило его еще сильней. Он сильно сжал её руку и несколько раз тряханул.
   - Я тебе приказываю, говори! - снова заорал он. - Если ты будешь продолжать молчать, то я не отвечаю за себя.
   - Что я должна говорить? - растерянно пролепетала она.
   - Почему я такой несчастный, что я такого сделал, что меня так наказала судьба? Ты можешь или не можешь мне объяснить?
   - Я не бог, я не знаю, - почти заплакала она. - Спроси у него.
   - Спросить у него, интересное предложение. И как ты себе это представляешь. Заорать во все горло: Бог, чего тебе от меня надо, ответь мне немедленно. Вы тут все сошли с ума. Выпендриваетесь, изображаете из себя черт знает каких важных персон, разглагольствуете с утра до вечера о смысле жизни. А спроси вас о чем-то конкретном, попроси помощь, так только слышишь в ответ беспомощное лепетание. Или сваливаете все на Бога. Чертовски удобный прием, он далеко, пока до него докричишься, вся жизнь пройдет. Зато никакой ответственности. Так ты будешь все-таки говорить или нет?
   - Каждый отвечает за свои грехи и совсем не важно, у кого-то их больше. Его очередь тоже когда-нибудь придет. Ты расплачиваешься за то, что действовал нечестно, что подчинил себя наживе, которая убила твою душу. И на самом деле то, что случилось, это вовсе не наказание, это твое очищение. Тебе дается шанс изменить свою жизнь и себя, отбросить все, что было в ней неправедного. И если ты этого не поймешь, вот тогда ты действительно погибнешь. - Алена говорила быстро, снова, как и совсем недавно, не очень даже понимая глубинного смысла сказанного ею. Ею владело ощущение, что это кто-то другой двигает её языком, заставляет произносить именно эти слова. - Ты должен понять, что грехи нельзя взвешивать на весах, как картошку - какой из них легче, а какой тяжелей, грех всегда остается грехом и не бывает, чтобы он оставался безнаказанным. Это только кажется, что за него не следует наказание, если оно не происходит немедленно, то оно все равно непременно случится, только еще тяжелей. А тебе повезло, тебе дали шанс все исправить, когда у тебя осталось много сил и времени. Ты должен на всё взглянуть другими глазами и тогда ты все быстро поймешь. И тебе сразу станет легче.
   Внезапно она замолкла, так как прямо перед собой увидела его расширенные, наполненные до краев яростью глазами.
   - Что? Я должен петь аллилуйя за то, что все летит в тартары. Я должен благодарить бога, черта за то, что кто-то из них открыл мне глаза на то, какой я мерзкий человечишка. Так ты согласилась прийти ко мне, чтобы издеваться, читать эти дешевые, в духе Анина, проповеди. А я-то думал, и чего ты оставила своего ненаглядного Сережечку и спустилась в мою преисподнюю. А оказывается вот для чего. Ты решила стать миссионеркой и испытать на мне новое свое занятие. Как у тебя это получится? Если хорошо, то можно продолжаться заниматься этим и дальше.
  Просто замечательно. Уж не сговорились ли вы оба. Решили довести меня до черты, хотите, чтобы я по правде пустил бы пуля в свой лоб. Так, не дождетесь! Не дождетесь! - Он схватил ее обеими руками и стал трясти, словно яблоню, когда хотят, чтобы с нее упали бы яблоки. Она уперлась ему в грудь и попыталась освободиться. Но это лишь распалило кипяток его гнева, и он стал сотрясать её еще сильней. Однако внезапно его стальные объятия ослабли, и еще через секунду она вновь обрела свободу и теперь медленно приходила в себя. Мохов стоял в несколько шагах от нее, закрыв лицо руками, его тело дергалось в разные стороны.
  В первое мгновение она даже не поняла, что с ним, и только через несколько секунд догадалась, что он плачет. Но никакой жалости к нему она не испытывала, она все еще чувствовала на своем теле его жесткую хватку.
   - Все правильно со мной произошло, я мерзавец, я поднял на тебя руку. Прости меня, умоляю, прости. - Он вдруг упал на колени и пополз к ней. Невольно она отскочила. Но он продолжал ползти с таким упорством, как будто бы от этого зависело состояние его дел.
   Мохов продолжал рыдать, она же устало опустилась на стул. У нее было сейчас только одно желание - оказаться подальше от этой страшной комнаты. Тем более, что ее хозяин явно не владел собой; то им овладевал демон ненависти, то он вдруг становился, словно женщина, плаксивым, полным до краев раскаянием. Но если человек потерял контроль над своими чувствами, то он становится опаснее вдвойне; кто знает, какая эмоция возьмет вверх над ним в следующую минуту и что он может выкинуть.
   Она оказалась права; также как внезапно начался у него ливень слез, также внезапно он и прекратился. Теперь он был почти спокоен, он уже не стоял на коленях, а грозно возвышался над ней. Она осторожно подняла голову и встретилась с его сухими напряженными глазами.
   - Я чертовски устал за сегодняшний день, - сказал он, - пора спать.
   На улице уже было действительно темно, даже не были видны ветви деревьев, которые почти залезали в окно, только было слышно, как стучат они, словно поздние гости, в стекло, как будто бы просясь, чтобы их пустили в комнату на ночлег.
   Мохов подошел к кровати, сдернул с нее покрывало и бросил на стул. Затем стал раздеваться.
   - А ты чего сидишь? - спросил он, напряженно смотря на нее.
   - Я не хочу спать, мне хочется пойти подышать воздухом.
   - Окно открыто настежь, так что воздуха и здесь хватает. Ложись спать, - повелительно произнес он.
   - Я же сказала, что не хочу.
   Спать она хотела, потому что действительно чувствовала себя уставшей, но она совершенно не желала ложиться с ним в одну постель. Она просто боялась это делать. Но, по-видимому, её отказ вновь зажег дрова под очагом его ярости, который стал быстро накаляться. Она увидела, как почти мгновенно изменилось выражение его лица, знакомая уже гримаса превратила его в страшную маску.
   - Я тебе сказал, ложись спать, - повелительно проговорил он.
   - Не хочу.
   - Думаешь, я не знаю, почему ты не хочешь спать со мной. Хочешь сохранить верность своему вновь обретенному любовничку. Ну, уж не надейся, не получится, сегодня ты сполна выполнишь свой супружеский долг. За все те дни, что ты его нарушала. Ложись сама по-хорошему. Запомни, ты моя жена и будешь ею до конца моих дней. Или твоих, как уж у нас получится. Я никогда не дам тебе развода, а захочешь получить его сама, я найду способ, как отбить у тебя навеки это желание.
   Алена ничего не ответила, мысленно она прокладывала себе дорогу до двери, и прикидывала, успеет ли домчаться до нее раньше его. Ключ торчал в замке, и ей предстояло еще повернуть его. Она быстро вскочила, но он еще быстрей разгадал ее коварный замысел и одним прыжком оказался у порога. Схватил ключ и выбросил его в окно.
   - Ну вот, теперь нам никто не помешает насладиться друг другом. Ты рада этому?
   Но одна мысль, что ей придется заниматься любовью с этим полуненормальным человеком, приводила ее в ужас.
   - Вижу, что рада. Так что же ты медлишь. - Он явно издевался над ней, и она видела, что это издевательство доставляет ему удовольствие.
   Мохов приблизился к Алене и попытался обнять ее. Первый раз ей удалось выскользнуть из удавки его стиснутых рук, но он не отставал.
   - Я так соскучился по твоему телу, разве ты позабыла, с каким неистовством мы ласкали друг друга. Давай вспомним, как это было, вернемся на много лет назад. Разве не для этого мы сюда приехали. Тебе сейчас будет очень хорошо. Ты не пожалеешь.
   Он вновь поймал ее и стал насильно целовать. Она отбивалась, но это лишь усиливало его натиск. Он рванул на ней кофту, и Алена, не выдержав, громко закричала:
   - Кто-нибудь помогите мне!
   Раздался требовательный стук в дверь, затем чьи-то мощные удары выбили замок, и в комнату ворвался Николай. Одним движением руки он отбросил Мохова к кровати. Несколько мгновений все словно застыли на месте, образовав нечто напоминающее скульптурную композицию.
   - У вас все в порядке? - спросил Алену Николай.
   Она молча кивнула головой.
   - Пойдемте, я вас провожу. - Николай бережно взял её за руку и вывел из комнаты, не обращая внимания на яростный взгляд, которым проводил его патрон.
  
   _ _ _
  
   Надин проснулась рано, за окном еще только-только разгоралось утро, свет был еще совсем бледный и едва освещал комнату. И сразу же на неё навалилась тревога, вернее эта тревога как раз и разбудила её, не дав сполна насладиться сном. Она чувствовала ее уже не первый день, но выстрел Мохова еще усилил ее, превратил в какую-то тяжесть, которая свила постоянное гнездо у неё в груди. Она пыталась понять, в чем причины такого состояния, но ясность ускользала от нее, лишь временами какие-то обрывки мыслей вдруг возникали в голове. Но они не давали полной картины; дело заключалось не только в попытке Мохова свести счеты с жизнью; это была лишь небольшая часть того, что мучило ее. Конечно, она понимает, что с самого начала весь ее замысел был весьма далек от благородных побуждений. Но мало ли каких поступков в жизни она не совершала; борьба за существование дело жесткое и бескомпромиссное, где щепетильность неуместна. А она всю жизнь боролась за существование, потому что вынуждена была опираться только на себя. И вот теперь она продолжает эту столь привычную ей борьбу, но еще никогда она не сопровождалась таким глубоким внутренним разладом. Её не отпускает ощущение, что все, что она делает, делает неправильно и не за горами время, когда она сама будет сожалеть о своих поступках. Но почему ее преследуют, словно гарпии, такие чувства, наоборот, все пока развивается для нее очень удачно, она даже не предполагала, что все получится столь замечательно и интересно, что проведенные тут дни столь плотно будут насыщены самыми разными драматическими событиями. И она с нетерпением ждет, когда все завершится, и она засядет за работу. Тогда в чем же дело, что не дает ей покоя?
   Надин знала за собой один недостаток; все признавали в ней наличии сильного ума, и она сама ничуть не сомневалась, что является членом элитного клуба умных женщин. Но при этом она не слишком любила копаться в самой себе; да и когда она изредка брала в руки инструменты и начинала заниматься раскопками, то больших успехов в этой психологической археологии не достигала. Иногда она думала, что этому препятствует ее инстинкт самосохранения, не позволяющий чересчур далеко углубляться в собственные душевные пласты. Кто знает, с чем она там столкнется, что зарыто в них, какое наследство оставило время? Не стоит рисковать, жизнь и без того непрерывный риск, а тут еще она своими руками будет подкладывать бомбу под свое благополучие. До сего момента этот предохранительный клапан срабатывал в ней в нужный момент вполне точно, но сейчас совершенно неожиданно в этом механизме возникла какая-то поломка. И это как раз в ситуации, когда она нуждается в его надежной работе особенно сильно.
   Она знала, что уже не заснет, но оставаться один на один со своей тревогой ей не хотелось. Она встала, оделась и вышла из комнаты. Прошлась по дому, поднялась на второй этаж, потом снова спустилась вниз. Везде было тихо, кажется, все ее дорогие гости званные и незваные спали. Отчего-то ей стало немного грустно, могла ли она представить двадцать лет тому назад, что вернется сюда, отстроит на месте небольшой деревянной хижины каменный дворец и будет расхаживать по нему, мучаясь от бессонницы. Тогда ее тоже одолевало немало проблем, правда несколько иных, но вот со сном у неё было все в порядке.
   Она вошла на кухню. До завтрака было еще далеко, но чтобы хоть чем-то занять себя, она принялась за стряпню. Но тревога, как назойливая собака, не уходила, вертелась под ее ногами, прыгала ей на грудь, и Надин вдруг охватило отчаяние. Но как же избавиться от этой напасти, неужели нет никаких способов, никаких лекарств. Неожиданно к ней пришла одна мысль, удачная или не удачная, этого она сама не знала. Но почему бы не попробовать и это средство, в конце концов, она ничего при этом не теряет. И внезапно пришло успокоение, она бросила свои несвоевременные кухонные дела и почти побежала в свою комнату, легла на кровать и через пять минут уже спала. На этот раз ей удалось победить своего врага - бессонницу.
   На завтрак пришли все, даже Мохов. Правда он был плохо побрит, его глаза смотрели беспокойно, как у человека с больной совестью. Надин знала, что он пытался изнасиловать Алену; утром она встретила Николая, и ей удалось выцарапать у него эту ценную информацию. Свою же царапину он получил, когда врывался в запертую Моховым комнату. Узнать бы еще теперь и подробности этого чрезвычайного происшествия, это очень интересный и важный эпизод во всем этом действе. Ну ничего, она выцарапает всю нужную ей информацию у самой жертве, так как Николай больше ничего не захотел говорить. Но этим она займется позже, а сейчас у нее другие дела.
   Надин подъехала к монастырю и остановила машину недалеко от входа. Она посмотрела на себя в зеркало; без косметика она сама для себя выглядела весьма непривычно. Затем достала из сумочки платок и повязала им голову. Этот платок она одолжила у Патриции, так как в ее гардеробе такой диковинной вещи не оказалось. Эта просьба привела дочь в изумление; она еще никогда не видела свою мать в таком необычном для неё головном уборе, делающую ее похожим на деревенскую женщину. Но ведь и в такое необычное заведение, как святая обитель, она тоже идет в первый раз. Конечно, в монастырях она бывала и раньше, но это были исключительно экскурсионные посещения. Сейчас же речь шла совсем о другом.
   Ворота были открыты, и она беспрепятственно вошла во внутрь. Во дворе было пусто, и она немного растерялась, не зная, куда ей идти. Несколько минут стояла на одном месте. Появился монах, он шел по своим делам и не обращал внимания на посетительницу.
   - Извините, можно у вас спросить?
   Монах остановился и посмотрел на нее. Он был молод и очень привлекателен, правильные черты лица делали его лик идеальной моделью для иконописи. Невольно она подумала, что если бы встреча с этим красавцем состоялась в другом месте и при других обстоятельствах, она бы не упустила возможность испробовать на нем весь свой довольно многочисленный арсенал своих чар.
   - Я бы хотела повидать отца Серафима.
   - Вы договаривались с ним? - У него был мягкий и высокий голос, как у кастрата, и она почему-то подумала, что он хорошо поет. Наверное, у них здесь есть церковный хор, и она бы с удовольствием послушала бы его пение.
   - Нет, конкретно нет, но он сказал мне, что я могу его видеть, когда захочу.
   Теперь во взгляде молодого монаха зажегся интерес, правда, как ей показалось, вполне скоромный; он внимательно смотрел на нее, и она понимала, что он гадает, что привело эту элегантно одетую женщину сюда.
   - Хорошо, идите за мной.
   Монах привел ее в небольшое помещение.
   - Посидите здесь, а я схожу к отцу Серафиму и расскажу о вас.
   Одиночество Надин продолжалась недолго, монах вернулся минут через пять.
   - Он ждет вас. Я вас провожу, - сказал он.
   Надин вошла в небольшую келью, освещенную висящей под потолком лампочкой без абажура. У стены стояла аккуратно застеленная узенькая кровать, рядом деревянный стол и два стулья. На одном из них сидел отец Серафим, другой в некотором отдалении от него поджидал гостью. При виде её монах встал, он был ниже её ростом и смотрел на нее снизу вверх.
   - Я ждал вас, - сказал он так тихо, что она, несмотря на то, что их разделяли всего несколько шагов, едва расслышала его слова.
   - Ждали? - скорей разыграла удивление Надин, чем удивилась в действительности.
   - Да, мы должны были с вами встретиться. - Он улыбнулся ей и сел на стул. Она тоже села.
   - Но почему вы были уверены, что я приду?
   - Когда я вас увидел, то почувствовал в вас сильное беспокойство. Мне даже, кажется, что в тот момент вы сами не до конца осознавали, насколько оно в вас сильно. А сейчас, я вижу оно еще больше усилилось.
   - Это так, - подтвердила Надин. - Вы хотите, чтобы я вам рассказала мою историю.
   - Нет, - отрицательно покачал головой отец Серафим, - ваша история сама по себе не важна.
   - Что же тогда важно?
   - Вы, ваша душа, ваш небесный путь.
   - Я не верю в Бога, отец Серафим, всю жизнь я пыталась поверить в Бога, но мне так и не удалось. Хотя я хожу в церковь, выполняю обряды, но я знаю, что все это не имеет для меня никакого значения. Когда я все это делаю, я отсутствую. Я даже не понимаю, зачем я пришла к вам.
   - Вы пришли к Богу, а не ко мне. У каждого человека наступает момент, когда он приходит к Богу. И это не зависит от того, верит ли он в него или нет.
   Она посмотрела на отца Серафима. Какое странное лицо, подумала она, совсем простое и в тоже время в нем ощущается нечто потустороннее, как будто бы этот человек живет сразу в двух мирах: в их обычном грешном и в небесном.
   - Но что значит Бог для меня, я все равно не понимаю.
   - Вы раздвоены, ваша душа желает жить одной жизнью, а ваше тело другой.
   - Но так было всю мою жизнь, и я не испытывала беспокойства. А сейчас оно буквально одолевает меня. Мне все время хочется убежать от себя самой.
   - Вы прожили прежнюю жизнь, она исчерпала себя, подобно колодцу, из которого ушла вода. Настает другой период вашей жизни, он призывает вас, а вы его отвергаете. Поэтому вы хотите убежать от самой себя, поэтому вы находитесь постоянно во власти тревоги.
   - Что же в таком случае делать?
   - Сначала понять, что вам никто не поможет, кроме вас самих.
   - Даже вы?
   - Даже я.
   - Да Бог?
   - Даже Бог, если вы к нему не придете.
   Надин задумалась.
   - Я полюбила одного человека. Но он гораздо моложе меня и его любит дочь. Но когда во мне возникло это чувство, я вдруг ясно поняла, что оно способно изменить меня всю. Но теперь я вновь осталась одна, и все прежние тяготы навалились на меня. И я чувствую, что мне не справиться с этим грузом.
   - Это трудно, - подтвердил отец Серафим. - Но вы не правы, что не можете себя преодолеть. И вы не правы в том, что вы одни. Человек никогда не бывает один, с ним всегда пребывает Господь. Другое дело, что человек часто не чувствует его рядом с собой. Эта любовь была вам послана нашим Господом как сигнал, как указатель пути, по которому вам следует направиться. Но не с ним, а одной. Вам нужно было нечто, что могло бы вас преобразить, ощутить неправедность прежней жизни. . И эта любовь уже достигла поставленной цели. Поэтому не жалейте об этом чувстве, как о потерянном рае, а благословляйте его. Оно вовсе не потеряно для вас, это чувство - ваша главная находка и обретение.
   - Но я испытываю не преображение, я испытываю отчаяние.
   - Нет, вы заблуждаетесь по поводу собственных чувств, просто вы еще во власти привычки. Если на любовь вы не получили ответа, то вы становитесь несчастной. Так заведено, так вы жили всю жизнь. Но это не так.
   - А как, отец Серафим?
   - Эта любовь уже сделала вас другой, вы уже преображены ею, вы задаете себе вопросы, о которых раньше не хотели и слышать. И ваш приход сюда свидетельствует о том же. Но вы не хотите еще в это поверить, не хотите отказаться от старых представлений. Вы упрямо держитесь за них, как утопленник - за соломку. Отсюда проистекает ваше беспокойство; вы понимаете, что вы уже не такая, какой была раньше, но вы никак не желаете в это поверить и стать сама собой. Вы боитесь потерять себя прежнюю и боитесь признаться себе, что каждая ваша потеря - это еще один шаг на пути вашего освобождения. Вы смотрите внутрь себя и не находите того человека, с которым привыкли себя отожествлять, но и не видите себя новой. И поэтому вам неуютно. Вы не понимаете, какая вы сейчас и что должны делать и чувствовать в этом новом своем качестве. А когда, дабы найти опору, вы прибегаете к привычному, то это лишь усиливает ваш душевный разлад. Потому, что вы уже на самом деле изменились.
   - Но что я должна делать, чтобы почувствовать себя обновленной?
   Внезапно отец Серафим встал и прошелся по келье. Надин напряженно следила за его движениями.
   - Вы хотите, чтобы я вам сказал все от а до я. Но поймите, что так не бывает. - Он остановился возле нее и заглянул ей в лицо. - Я не могу прожить за вас вашу жизнь, люди часто слишком сильно уповают на советы священников или монахов или святых старцев, втайне надеясь, что одним словом они разрешат все их сомнения и проблемы. Когда-то и я так считал, но однажды понял, что пока я сам не встану на путь и не пойду по нему, ничего не изменится. На самом деле вы умный человек и вы знаете все не хуже меня. Но вы не хотите прислушиваться к собственным знаниям, вы отделяете их от себя непреодолимой перегородкой, чтобы они не тревожили вас. Так поступают все, но с течением времени у людей возникают в этой перегородки трещины и сквозь них просачивается эманация божественной истины. И она начинает их беспокоить, у людей возникает ощущение, что они живут как-то не так. Спрашивали ли вы себя: зачем вы пришли ко мне: заделать эти трещины или окончательно сломать перегородку?
   - Мне трудно ответить на этот вопрос. Мне кажется, что меня одинаково привлекает и то и другое. У меня такое ощущение, что я целиком состою из сомнений.
   - Вас тревожит то, что должно радовать. - Отец Серафим замолчал, Надин тоже молча смотрела на него, боясь нарушить наступившую сосредоточенную тишину. Внезапно монах встал на колени перед иконой и стал молиться. Это длилось минут десять, и Надин постепенно начала терять терпение. Правильно ли она сделала, что оказалась здесь. В конце концов, отец Серафим прав, говоря, что ей и так все известно. А вот хочет ли она прислушаться к гласу судьбы - на этот вопрос ответить способна только она сама.
   Внезапно отец Серафим встал с колен и снова сел на стул. Выражение его лица переменилось, оно стало серьезным, если даже не мрачным, и Надин почувствовала небольшой испуг. Что он ей сейчас скажет после этой длительной паузы? Не зря же он так неистово молился.
   - Я спрашивал о вашей судьбе у Бога, - сказал отец Серафим. - Мне было дано откровение, вы еще не готовы услышать божий глас. Вам предстоит долгий путь, он будет тяжел, но вы его преодолеете. Вы измените всю свою жизнь и станете монахиней, может быть, даже настоятельницей монастыря. Но это случится нескоро, вам предстоит пережить несколько потрясений. И боюсь, что одно из них может случиться совсем скоро.
   - Что же такое может случиться? - с тревогой спросила Надин.
   - Не знаю, мне не было дано это услышать. Просто будьте готовы к этому.
   - Но я могу что-то изменить?
   - Если только изменитесь сами, в противном случае это становится неизбежно.
   - Но я не понимаю, почему Бог готовит нам такие испытания.
   - Это не Бог, - покачал головой отец Серафим, - это люди, это вы
  сами, своими поступками, словами, мыслями.
   - Но он же всемогущ!
   - Да, всемогущ, и именно поэтому он и не вмешивается в дела людей. Он дал нам свободу решать и выбирать и не хочет ее у нас отнимать. Бог помогает не тем, что вмешивается в события, а тем, что позволяет человеку самому решать, как поступать.
   - Но вам не кажется, что это жестоко с его стороны. Если можно предотвратить несчастье, а Бог остается безучастным... - Она замолчала, словно боясь продолжать.
   - Это не жестокость, это любовь и доверие со стороны Бога к его созданию. Когда-то я размышлял почти таким же образом, как вы, и тоже предъявлял к нему схожие претензии. Но если он все будет за нас решать и делать, оберегать и предотвращать несчастья, исправлять наши ошибки, то зачем тогда нужен человек. Разве не сказано в Книге, что человек создан по образу и подобию его. В каждом из нас присутствует Бог и не его вина, что мы не желаем его замечать в себе. Измените свое поведение, измените свои цепочки мыслей и чувств и вы скоро обнаружите, что изменилась и вся цепочка окружающих вас событий. Но если вы ничего не хотите в себя менять, то почему вы клянете в этом Бога, а не себя.
   - Но если гибнут невинные.
   Отец Серафим пристально посмотрел на неё.
   - Все в ответе за всё. Бог един и человек един - вот та самая истина, за которой вы пришли.
   - Но если убивают за тысячу километров от меня, в чем же я виновата?
   - А много вы сделали добра ближним и дальним своим, использовали ли вы людей в своих целях или шли к ним с любовью, жертвовали собой ради них? Ответьте сами на этот вопрос. Если вокруг себя вы не создали поле доброты, если оказались полностью во власти беса эгоизма, если после вашего ухода мир не стал чуть лучше, чуть добрей и светлей, то разве не виноваты вы во всех его бедствиях. Каждый человек порождает цепочку событий - добрых или злых, и эти цепочки в свою очередь порождают новые цепочки, которые протягиваются к другим людям. Зло рождает зло, добро увеличивает добро - таков закон. Порожденное вами зло через множество рожденных от него зол ведет к появлению зла за многие километры от вас, а затем через множество других порожденных зол рано или поздно докатывается до вас и погребает вас под этой лавиной. Распространяйте вокруг себя добро и любовь, и они однажды снова непременно вернуться к вам только в еще большем объеме. Или к вашим детям или внукам. Вы живо ощущаете несправедливость от чужого зла, которое вас ранит, но то зло, которое сами творите, не замечаете. Не вините Бога за то, что вы пребываете во тьме, что ваше сознание порабощено иллюзиями, а плоть сковано чувственными удовольствиями. Если человек не желает бороться с заключенными в нем темными силами, так на что же он уповает?
   - Вы очень странный святой, - с некоторой даже обидой и разочарованием сказала Надин. - вы не даете утешения.
   - Нет, это не так, вы пришли ко мне для того, чтобы обмануть себя. На вашем языке это и называется утешением. Такого утешения я вам действительно не дам. Я же вам даю другое утешение, утешение правдой. Я хочу вам помочь обрести саму себя. Очень часто именем Бога вершился и вершится обман; и его служители и паства хотят лишь одного: усыпить собственное сознание. Но такой обман если и плодоносит, то только отравленными плодами. Я понимаю, вы не этих слов хотели от меня услышать. Но я говорю то, что мне повелевает мой Господь. Вам не найти утешения до тех пор, пока вы не придете к нему с открытым сердцем, с раскаянием. Так устроена жизнь и нам остается лишь принять ее. Было время, когда и я сопротивлялся этому положению, но однажды Господь смилостивился надо мной - и я прозрел. То же самое случится однажды и с вами - Он поведал мне это. Больше мне нечего вам сказать. - На губах отца Серафима появилась улыбка.
   Сев в машину, Надин несколько минут смотрела в зеркало, затем раздраженно сдернула с себя платок и распустила волосы. Беседа с монахом не внесла в душу никакого успокоения, скорее еще больше растревожила улей ее многочисленных сомнений. Неужели на самом деле её ожидает такое предсказанное ей будущее, она превратится в монахиню. Ей это представляется невероятным. Или отец Серафим не правильно понял того, что нашептал ему Бог, или она, в самом деле, совершенно не знает саму себя. И все же она ждала от этой встречи совсем иной результат; все дело в том, что она в свое время слишком много начиталась всякой литературы. И ей казалось, что все произойдет точно также как в этих романах. А может, современные святые стали совсем другими. И романы про них еще не написаны. Надин вдруг почувствовала одновременно отчаяние и злость; она окончательно поняла, что в этом мире нельзя ни на кого рассчитывать. Включая Господа Бога. Только на саму себя. Но где взять столько сил? Или Бог там на своих небесах полагает, что они у неё беспредельны, и она может всё. Увы, пусть он знает, это далеко не так. И если что-то страшное случится, виноват в этом будет Он.
   Она завела машину и быстро перевела мотор на третью скорость. Почему-то ей захотелось, как можно скорее оказаться подальше от этих мрачных, не сулящих никакой радости и надежды, монастырских стен.
  
   _ _ _
  
   С тех пор, как Наташа поселилась в его комнате, он по возможности старался, как можно реже в неё заходить. Но когда он все же в ней оказывался, то её взгляд прочно прилеплялся к ней и не отпускал ни на минуту, словно желал насытиться ее образом в прок. Впрочем, когда Наташи не было рядом, это мало что меняло, потому что и тогда он мысленно видел ее ожидающие его ответа глаза. И ему становилось страшно, потому что он знал, что прежняя любовь, как высокая и мощная волна, снова нахлынула на него и накрыла его с головой. Он думал только о ней, все остальное ушло на дальнюю периферию его сознания и ему приходилось делать большие усилия, дабы вернуть хоть какие-то обрывки прежних мыслей и чувств оттуда. А ведь еще несколько дней назад он был уверен, что окончательно поборол свое чувство, переплавил грешную земную телесную любовь к женщине в любовь небесную, божественную, всеобъемлющую. Он уже почти не сомневался, что теперь все люди для него братья и сестры, что ко всем он относится одинаково, никого не выделяет. Он считал это своей величайшей победой и заслугой и втайне гордился своим достижением. Но он не учел того, что гордыня - это один из самых главных и коварных смертных грехов и тот, кто гордится своей любовью, на самом деле не любит по-настоящему никого, а ублажает плоть своего самолюбия. Невольно он вспоминал, как вскоре после того, как оказался в монастыре, его пригласил к себе настоятель. Они долго беседовали, монах хотел знать, что привело нового послушника в святую обитель, какие душевные терзания заставили его выбрать эту многотрудную стезю. Он рассказывал все без утайки, говорил о том, что хочет одного - возвысить себя любовью ко всем и ко всему, дабы растворить в ней раз и навсегда поселившийся в нем бес ненависти и зла. Настоятель задумчиво слушал его, не перебивал, потом долго ничего не говорил, обдумывал услышанное. И, наконец изрек: нельзя возвыситься любовью, любовь не возвышает, любовь принижает; тот, кто принизился, тот возвысился. Но это происходит не сразу, этому предшествует долгий путь и тяжелая работа. Тот же, кто желает таким образом возвыситься, на самом деле хочет сохранить себя прежним со всем своим злом. Потому что сохраняет в неприкосновенности свое эго, а весь яд человеческий хранится в нем подобно яду змеи в ее зубе. Только теперь из чаши зла человек желает перелить его в бокал любви и пить из нее не большими как раньше глотками, а маленькими, дабы не почувствовать горький привкус отравы. Человек обманывает себя любовью, продолжал все также свою неторопливую речь настоятель, его губят знания, ему известно, что хорошо, а что плохо, что добродетельно, а что порочно. Вот честолюбие его и выбирает благородные помыслы, направляя свою волю на них. Но при этом душа его остается безучастной, она лишь обволакивается вуалью новых мыслей, которые щедро порождает ум, напряженно ищущий способы для все более тонкого, изощренного самообмана. Ты пока задержался на этой границы ума, вещал настоятель, но тебе предстоит дойти по тропе познания до самой своей души. И вот когда это случится, тогда ты и поймешь меру своего преображения. Когда ненавидящий тебя плюнет в твое лицо, или ударит тебя, а у тебя не возникнет даже тени ненависти к нему, вот тогда и будет означать, что ты становишься другим, что начинается твой путь к Богу.
   Тогда он не слишком сильно обратил внимание на эти слова, он был полностью поглощен своими новыми переживаниями; любовь к человечеству любовь к Богу, как ему казалось, переполняли его подобно талой воде русло реки в половодье, и он даже не очень поверил в то, что любовь не возвышает, а принижает. Но вот теперь он в полной мере ощутил правоту настоятеля; он не преобразился, любовь к женщине, едва она появилась, затмила, как яркое солнце, у него все. И нет больше любви к Богу, что ему теперь до него. Его Бог отныне рядом с ним, он спустился на землю, поселился в одной с ним комнате, спит на его кровати, до него можно дотронуться, его можно погладить, поцеловать наконец... Он чувствовал, как начинает при этих мыслях учащенно струиться кровь, а в памяти как бы сами собой возникают соблазнительные сцены их плотской любви. Да, он был тогда несказанно счастлив, но что стало с этим счастьем, едва в их отношениях задул холодный ветер перемен. Любовь сделала тот самый роковой шаг и превратилась в жгучую и отравляющую все, как укус змеи, ненависть. Именно от этой ненависти, в которую превратилась его, как ему некогда казалась, чистая, словно кристалл, любовь, он и сбежал в монастырь. Он тогда твердо полагал, что решил раз и навсегда распроститься с этим грешным миром, в котором люди настолько слепы, что даже не в состоянии отличить ненависть от любви, а если даже в редких случаях и различают, то оказываются неспособными справиться со своей ненавистью.
   Но теперь получается, что все его усилия абсолютно напрасны, все это время он лишь обманывал себя, словно малый ребенок тешился сладкой шоколадной плиткой иллюзии, от которой откусывал всякий раз, когда сомнения в истинности того, что он совершает, овладевали им. Но сейчас наступил момент, когда вкус этой плитке больше его не спасает, уж больно горьким он вкус, слишком стало все ясным и очевидным. Как выставленная из запасников на свет картина, о которой много говорили, но которую никто не видел, жизнь демонстрирует ему свои подлинные краски. Но в таком случае, что же ему делать?
   Анин чувствовал, как сомнения полностью опустошали его, лишали желания жить. Да и как можно жить, если не знаешь, как жить, если оказываешься не в состоянии выбрать самого себя. Если он вернется в мир, соединится с Наташей, то это означает, что все будет течь точно так же, как текло раньше, и нет никакой гарантии, что и не завершится тем же самым. И как он будет смотреть в глаза своей прежней жене, своим детям? Получается, что он их банально бросил, чтобы погнаться за призрачной птицей счастья. Но будет ли он счастлив? Да, он не сомневается, что страстно любит Наташу, но это любовь омрачена столькими сопутствующими черными пятнами, которые мрачным фоном окрасят всю их совместную жизнь. Он просто кожей ощущает, как погружается в какой-то беспросветный мрак. Однажды он там уже побывал, и эта темнота едва не полонила его навечно. Ему потребовались громадные усилия, дабы вырваться из этого страшного плена. И вот все повторяется снова. Почему, он должен еще раз пройтись по этому кругу? Может быть, потому, что первое его хождение по нему, не принесло результата; он думал, что прошел большое расстояние, а оказалось, что все это время топтался на одном месте. Вот и снова оказался в самом начале пути. Если бы он тогда прислушался к словам настоятеля, то может быть, ничего подобного с ним сейчас бы и не случилось; он по наивности думал, что, поменяв мысли, он поменялся сам. Но, как показали события, мысли это одно, а он сам - совсем другое.
   Он сидел в саду на скамейке и с ненавистью смотрел на этот огромный дом, оказавшийся для него ловушкой. Если бы он не приехал сюда, то ничего подобного сейчас бы не испытывал, пребывал бы в своем монастыре в полном душевном спокойствии, в уверенности, что он на правильном пути. И что с того, что его уверенность была не что иное, как иллюзия, да жизнь на девяносто девяти и девяти десятых процентов - полная беспробудная, как самый тяжелый сон, иллюзия. Что подавляющее большинство людей понимают в собственных словах, поступках, чувствах, они не только не отдают себе отчета в том, что делают, что говорят, почему мыслят так, а не иначе, но даже и не стремятся что-либо осознать. Да он и сам был точно таким до определенного момента, пока не случилась с ним эта ужасная история, пока ему не стало так страшно от самого себя, что единственным способом спасения для него стал слом всей прежней жизни и попытка начать новую, абсолютно непохожую.
   Внезапно он услышал чьи-то шаги, он поднял голову, к нему подходила Надин. Она села рядом с ним, достала сигарету, и от нее в его сторону потянулись серые нити дыма. Несколько минут они провели в полном молчании, как незнакомые друг другу люди, отдыхающие рядом в одном парке на одной скамейке.
   - Как ты думаешь, Саша, может, зря я все это затеяла? - вдруг услышал он её вопрос.
   Анин внимательно посмотрел на Надин, и ему показалось как что-то неуловимо изменилось в её лице; впервые он различил на нем следы усталости и возраста.
   - Не надо нам было снова встречаться, - проговорила Надин.
   - Да, не надо, - вдруг раздраженно вырвалось у него.
   - Ты меня простишь, что я пригласила Наташу, мне казалось, что ты сам этого хотел.
   Он снова посмотрел на неё.
   - Да, хотел, только я этого не знал. Вернее, делал все, чтобы не знать. Наверное, это любовь на всю жизнь. Я думал, что избавился от нее, а на самом деле маскировал любовь к ней любовью к Богу.
   - А ты не думал, что твоя любовь к ней - это и есть подлинная твоя любовь к Богу.
   - Ты так считаешь, - не сразу отозвался Анин.
   - Я не уверена, что можно полюбить сразу Бога или любить Бога, но не любить конкретно никого из людей. И почему любовь к Богу должна мешать любви к человеку.
   - Потому что эта любовь становится наваждением, она затмевает буквально все. Это какая-та страшная стена, о которой разбиваешь голову. Но знаешь, мне странно слышать подобные суждения именно от тебя.
   - Да мне и самой их немного странно произносить. Я сегодня ездила к отцу Серафиму.
   - Ты ездила к отцу Серафиму?
   - Тебя это очень удивляет. Я тоже хотела понять, что со мной происходит.
   - И как, удалось?
   Надин отрицательно покачала головой.
   - Это глубже меня, я не могу жить так, как он мне предписывает, не могу разобраться в себе на том уровне, на котором он требует. Хочу я того или не хочу, но я остаюсь прежней. Хотя чувствую, что мне все труднее ей оставаться. Раньше я была монолитной, а сейчас у меня такое ощущение, что внутри меня появилась какая-то трещина. И еще отец Серафим предрек, что нас всех поджидает беда. Удивительно, но я и сама это чувствую. Один выстрел уже прозвучал.
   - Успокойся, Надя, это был лжевыстрел.
   - Нет, Саша, это был настоящий выстрел. Сначала я тоже так думала, но сегодня поняла, Олег болен той же, что и мы болезнью. Только у каждого она проявляется по-разному. Странно, но когда мы собрались тут, то все выглядели очень благополучными, разве только Сережа как-то выпадал из общего строя. А сейчас это какой-то дом несчастных людей.
   - А Ленечка, по-моему, он весьма счастлив.
   - Ты всерьез веришь, что он может быть счастливым с Антониной. Ты всерьез полагаешь, что это надолго. Это просто потеря памяти, амнезия. А когда память вернется, все встанет на свои места. И ему станет еще хуже, чем прежде. Но знаешь, что в связи со всем этим я думаю, а лети оно все пропадом. Стоит ли наша жизнь таких мучений и сомнений. Всего-то нам отпущено каких-то несколько десяточков годочков и что произойдет за этот срок, то и произойдет. Когда мы уйдем в землю, кого будут волновать все наши проблемы. Даже нас самих они не будут беспокоить. На самом деле это всего лишь временные неприятности. Разве я не права?
   - Ты забыла одну маленькую деталь: ведь кроме нашей жизни существует и вечная жизнь. Как с ней быть?
   Надин пожала плечами.
   - А наша ли это забота. Что мы знаем о вечной жизни. Я лично ничего. И откровенно не верю тем, кто живописует ее с использованием всех красок. Я не чувствую, что моя жизнь вечная, я чувствую только, что она фантастически короткая и очень хочется в ней быть счастливой, веселой, успешной и любимой. И желательно богатой.
   - Если все так, как ты говоришь, то тогда объясни, зачем тебе понадобился вдруг отец Серафим и почему тебя все время что-то гложет, не дает покоя. А ведь на самом деле это призывы той самой вечной жизни, о которой ты ничего не желаешь знать. А она не оставляет тебя в покое ни на минуту. И всякий раз, как ты делаешь с ее точки зрения что-то не то, ты бываешь наказана мучениями и раскаянием.
   - Но почему я раньше ничего этого не ощущала?
   - Потому что все бывает до определенного срока, а затем наступает твой час. И ты вдруг начинаешь чувствовать всю неправедность своего существования, когда понимаешь, что все, что делаешь, это не более чем иллюзия. И то, что приносило еще недавно радость, начинает приносить огорчение и печаль. Все, что тленно, рано или поздно превращается в прах. А мы только тем и заняты, что пытаемся всячески помешать этому процессу. И чем больше мы мешаем, тем сильнее вязнем, чем больше сами превращаемся в живых мертвецов. Знаешь, апостол Иоанн сказал: "ты носишь имя, будто жив, но ты мертв". Тебе не кажется, что это про всех нас.
   Надин вдруг почувствовала, как пробежался по ней холодок.
   - Значит, мы все мертвы. - Она задумалась. - Что ж, раз ничего нам не остается, будем жить мертвыми. - Она посмотрела на него и встретила его ответный взгляд. - А что ты хотел услышать от меня. Что я должна, по-твоему, делать в этой ситуации? Тоже уйти, как и ты, в монастырь? Между прочим, отец Серафим мне это как раз и напророчил.
   Несколько секунд она ждала ответа, но он так и не последовал, если не считать его удивленного взгляда.
   - Молчишь. А потому что нечего сказать. Нет у тебя ответа. А много ли изменится, если мы станем живыми. Вот ты стал?
   - Недавно думал, что стал. Теперь вижу, что нет.
   - А стоило, ради того, чтобы все это понять, бросать семью, работу, запирать себя в монастырских застенках? Все люди обманывают себя грубо, а тебе понадобился возвышенный обман. Хорошо, ты получил и его. Теперь доволен? - Внезапно Надин почувствовала, как поднимается в ней волна злобы и раздражения. Какая же она дура, что позволила себе утонуть в собственных переживаниях, не только не пресекла, но наоборот, вдруг стала культивировать внутри себя раздвоенность, страдать из-за несуществующих проблем, которые и привели ее к отцу Серафиму. Но что дала ей эта встреча? Ничего, его мысли, несмотря на всю их кажущуюся глубину, абсолютно бесплодны. Потому что все эти люди, как он, ненавидят и боятся обычной реальной, да, без всякого сомнения, очень несовершенной и очень грубой жизни. И яркий пример такого человека сейчас сидит рядом с ней. Как бы он не сопротивлялся этой самой грубой действительности, она все равно оказалась его сильней, одолела его в прямом поединке, заставила подчиниться себе. И никому не вырваться из ее притяжения; жизнь и человек - это луна и земля и никакие силы не способны разорвать эту взаимозависимость. - Хочешь совет? - спросила Надин. - Ради химер не заставляй страдать ни себя, ни её. Мне очень понравилась Наташа, она красива и по-моему не глупа. В твоих руках ваше счастье. Что тебе еще надо?
   - Что-то еще надо, - хмуро сказал Анин. - Но ты права, нельзя никого заставлять страдать. И я должен принять какое-то решение. И как можно скорей. - Он вдруг резко встал. - Спасибо за разговор, а теперь я пойду. - Он сделал несколько шагов и вдруг замер на месте. Затем повернулся к Надин. - Не знаю, понимаешь ли ты, но я не уверен в своих поступках.
   - Саша, отбрось все сомнения и сделай то, что ты хочешь. Ты же знаешь, что ты хочешь. Только скажи себе это прямо, не обманывай собственную душу.
   - А если то, что я хочу, совсем не то, что я хочу. "Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю". Апостол Павел, - усмехнулся Анин.
   - Это глупо, понимаешь, глупо! - неожиданно из самых глубин ее существа вырвался и полетел по саду крик.
   Анин посмотрел на неё, и в его глазах она увидела такую муку, что ей стало жалко его и стыдно за свой выкрик. Она встала и мягко положила руку ему на плечо.
   - Саша, вспомни, что ты мужчина.
   Он как-то неопределенно, словно не будучи в этом до конца уверен, кивнул головой.
   - "Не здоровые имеют нужду во враче, а больные".
   - Хочешь, я тебя сама отведу к Наташе, - предложила Надин.
   - Нет, я еще в состоянии ходить самостоятельно. - Он снова пошел и на этот раз не стал ни останавливаться, ни оборачиваться и через минуту скрылся в доме.
   Хотя его уже не было, Надин продолжала смотреть ему как бы вслед. Она знала, что одержала победу над ним, над собой, но при этом чувствовала себя опустошенной. На память ей пришло название рассказа Хемингуэя: "Победитель не получает ничего". И только сейчас ей открылся глубинный смысл этих слов.
   Анин вошел в комнату, разговор с Надин не только не ослабил его сомнений, а скорей породил новые. И сейчас он даже чувствовал, как слегка покачивается под их напором. У него закружилась голова, и чтобы не упасть, он был вынужден опереться о стол.
   Наташа вскочила с кровати, на которой лежа читала книжку, и бросилась к нему. Обняв за плечи, посадила его на стул. Внезапно, кажется, даже для себя он погладил её по волосам. От изумления она вздрогнула, это была его первая ласка с тех пор, как она приехала сюда. Она порывисто обхватила его голову и прижала к своей груди.
   - Сашенька, милый мой Сашенька, - прошептала она, - я так соскучилась по тебе, я так тебя ждала.
   - Да, да, - скорей не ей, а себе сказал он, хотя смысл своего высказывания ему был не совсем ясен.
   - Сашенька, - заглянула ему в лицо счастливыми глазами Наташа, - ты пришел ко мне? Все позади?
   - Да, позади, все всегда позади, - пробормотал он.
   - Я так рада этому. Ну, зачем мы все испортили, в этом виновата
  лишь я.
   - Нет, мы оба, - благородно разделил Анин вину на две части.
   - Хорошо, не буду спорить. Давай отныне у нас все будет пополам: и горе, и радость.
   - Да, так обязательно должно быть, - согласился он.
   - Знаешь, когда мы расстались, у меня начался очень странный период в жизни, я все время что-то искала, металась в поисках каких-то самых фантастических вещей. Какими глупостями я только не занималась и не увлекалась, просто смешно и стыдно вспомнить. Но от них тоже была польза, я вдруг ясно ощутила всю тщету своих поступков и начала снова свой путь к тебе. Оказалась, что без тебя я не могу найти саму себя. Правда я долго не понимала, что со мной происходит, а когда поняла, мне стало очень страшно оттого, что я сама по своей глупости упустила. Но больше этого не произойдет. Не надейся. Слышишь меня.
   - Слышу, Наташа, - слабо улыбнулся Анин.
   - Саша. - Она снова крепко прижалась к нему, словно боясь, что вновь его потеряет. - Саша, но что нам сейчас мешает начать все сначала. Так, как ты когда-то хотел. - Внезапно она крепко прижалась к его губам и долго не отпускала их; сперва его губы никак не реагировали на это прикосновение, но затем стали, как после долгой и холодной зимы, постепенно оттаивать. И теперь уже не только губы, но и их языки подобно двум лианам переплелись между собой. Она стала расстегивать его рубашку, он не помогал ей, но и не препятствовал. Затем одним движением сорвала с себя кофточку и он увидел ничем не стесненные её такие им любимые крупные груди. Медленно, как будто все еще сомневаясь, правильно ли он поступает, он нагнулся и прикоснулся к губами к венчающим их бутонам. Наташа гладила уже его бедра. Внезапно он вздрогнул всем телом и как-то странно посмотрел на нее.
   - Ответь, только честно, у тебя был за это время любовник?
   - Ну, Сашенька, давай поговорим об этом потом.
   - Нет, я хочу знать сейчас.
   - Да, был.
   - Долго?
   - Довольно долго, - немного запнулась она с ответом. - Но какое это для нас имеет значение.
   - И ты с ним...
   Что-то очень темное и очень сильное внезапно нахлынуло на него и, словно могучий океанский вал, подбросило кверху. Он вскочил и оттолкнул её от себя. Ревность, острым осколком, внезапно пронзила его грудь, мгновенно лишив его контроля над собой. Из его горла вырвалось нечто похожее на звериный рык, и он схватив ее за плечи, стал, словно дерево, трясти. Затем оторвал от нее руки, схватился за голову и так простоял несколько минут.
   - Боже мой, боже мой, все вернулось вновь. Но почему это случилось, почему, я не понимаю. Ведь ничего этого уже не было. Я был уверен. - Он взглянул на Наташу и увидел смотрящие на него ее испуганные глаза. - Понимаешь, демоны, ко мне опять пришли демоны.
   - Какие демоны? - пролепетала она.
   - Демоны зла, демоны ночи, можешь их называть, как пожелаешь. Они захватывают меня, целиком подчиняют и управляют мной. Еще бы немножко и я мог бы тебя убить. Теперь ты понимаешь, почему я ушел в монастырь. - Анин сел на стул и издал глухой и протяжный стон. - Все бесполезно, я даже на йоту не переменился.
   - Ты объяснишь мне, что с тобой произошло?
   - А разве неясно. Все вернулось вновь. Я почувствовал мощный прилив ненависти к тебе, желание тебя уничтожить. Все было как тогда, когда я готовил твое убийство.
   - Но ты же справился и тогда и теперь.
   - Да, но где гарантия что это будет всегда. Это очень страшное чувство, на какое-то время я полностью перестаю ощущать себя, словно отключаюсь, только ненависть, только одно желание сделать другому больно или вообще его уничтожить. - Он снова схватился за голову. - Там, в монастыре я думал, что сумел прогнать этих бесов, а сейчас воочию увидел, как они возвратились. И я больше не знаю, что мне делать. - Он помолчал. - У меня нет иного выхода, я должен себя убить. Иначе однажды я убью кого-нибудь другого.
   - Послушай, что ты говоришь! Ведь я же знаю тебя, ты был самым добрым из всех моих знакомых. Ты мог отдать другому последнее. Разве не так?
   - Так, - грустно опустил голову Анин, - но то, что человек состоит из двух частей: светлой и темной знали еще в древности. И что эти части борются между собой всю его жизнь. Так что ничего нового со мной не происходит, - усмехнулся он. - Вот только мне непонятно, почему во мне эта борьба идет во много раз сильней, чем у большинства людей. Почему я выбран в качестве поля битвы, а я не хочу, понимаешь, не хочу быть выбранным.
   Грудь Наташи была по-прежнему обнажена, но сейчас он не испытывал никакого вожделения, ему даже не очень хотелось смотреть на эти два замечательных холмика. Он не мог не думать, что их точно также как и он, целовал другой человек. Это безмерно дорогое ему тело ласкал, владел какой-то незнакомый ему мужчина, и она, вот как и сейчас, подобно струне при прикосновении пальца музыканта, бурно отзывалась на его ласки. Да, с точки зрения законов современной жизни все это ничтожно и смешно; в самом деле, что за пустяки, если его любимая сколько-то там раз переспала с другим человеком. Но все дело в том, он-то иной, его страшные демоны не позволяют ему не обращать внимание на все эти мелочи, они принуждают мучаться ревностью, ненавидеть самое близкое, самое любимое на свете ему существо. И никуда от этого не сбежать, он, как вино в бутылке, закупорен в своем физическом естестве, он пленник его, а все попытки освобождения из плена кончаются ничем.
   - Я должен сейчас уйти, мне надо побыть одному, - сказал он. - Я хочу подумать.
   - Да, - согласилась она, - но ты мне скажешь, что ты решишь.
   Он кивнул головой.
   - Прости меня. - Анин хотел поцеловать Наташу в щеку, даже слегка нагнулся для этого, но в последнюю секунду передумал и не коснулся её Дверь сухо щелкнула за ним замком.
  
   _ _ _
  
   Ночь. С неба луна орошает землю снопами спокойного и тихого света, ветер, словно юркая белочка, прыгает с ветки на ветку, с дерева на дерево, оставляя после себя колышущий след в их густых шевелюрах. В доме потушены все окна, не слышно никакого шума. Кажется, что все спят. Так ли это?
   Над изголовьем Надин горит ночник, сама же она лежит на кровати и читает книгу. Но читает довольно странно; на каждой страницы задерживается буквально на несколько секунд, а затем перелистывает её. Так обычно читают то, что читано уже неоднократно. Правда в отдельных местах она все же задерживается подольше, ее лицо то хмурится, то наоборот, радостно разглаживается, а иногда она даже довольно улыбается. Затем она откладывает томик и задумывается. Чтобы этот процесс шел бы более легко и приятно, она зажигает сигарету и дымок от неё, извиваясь наподобие приподнимающейся с земли змеи, устремляется к потолку. Затем она берет с тумбочки блокнот и ручку и делает несколько записей; скорей всего это пришедшие только что в голову мысли, которые может не сохранить до утра предстоящий сон. Но, несмотря на поздний час, спать ей пока не хочется, что-то мешает ей даже на непродолжительное время спокойно уйти из активной жизни. Она встает, выходит из комнаты и, стараясь не шуметь, идет по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. У комнаты дочери она останавливается, поднимает руку, чтобы постучать, но вдруг отбегает от двери и прячется за выступ. Она смотрит на то, как появляется в дверном проеме Патриция. Надин хорошо видно, что делает её дочь. Она останавливается около двери одной из комнат и, не стучась, просто поворачивает ручку замка. Не запертая дверь послушно, почти без скрипа отворяется, и Патриция исчезает. Несколько секунд Надин продолжает стоят неподвижно, затем быстро, почти бегом, направляется на кухню. Там она подставляет под кран стакан и, едва дождавшись когда его наполнит энергичная струя, осушает его почти целиком. Она тяжело дышит, но постепенно её дыхание выравнивается, как у спортсмена после забега, и, кажется, она немного успокаивается. Внезапно из её груди вырывается смех, нервный и даже немного неестественный. Однако он помогает ей окончательно прийти в себя. "А на что ты еще могла надеяться, моя родная, - тихо говорит она сама себе. - Любовь достается молодым, как деньги богатым". Из бара она достает бутылку французского коньяка, наливает его себе в тот же, из которого только что хлебала водопроводную воду, стакан, а затем быстро пьет. Ей становится легче или она в этом себя убеждает, она оглядывается вокруг, словно что-то ища, но ничего она не ищет, это просто жест, помогающий хоть чем-то занять себя; ибо чем еще заполнить образовавшуюся внутри пустоту она не знает. Налить же себе снова коньяка Надин не решается.
   Она покидает кухню, даже не прикрыв дверь, не думая о том, что на оставленные на столе продукты могут сесть не угомонившиеся даже ночью мухи. Сейчас ей на это глубоко наплевать: ей наплевать на мух, на своих постояльцев, на их душевные изломы, ради лицезрения которых она и созвала их сюда. Она сама в настоящий момент сплошной душевный излом. И совершенно не представляет, как его выправить, чем посыпать свои душевные кровоточащие раны. Надин снова оказывается в своей комнате, несколько мгновений сидит на кровати, потом гасит свет. Пытаясь усыпить себя, она отправляет в рот таблетку снотворного, но безрезультатно, и тогда она окончательно понимает, что ей предстоит бессонная ночь, когда она останется один на один со своими мыслями. Но эти мысли ей не нужны, они лишь помеха для нее, она не хочет их знать, а они не спрашивают, сами приходят, да еще нагло грозятся задержаться надолго. Она как в детстве, когда ей было страшно, закрывается одеялом с головой; правда сейчас ей не страшно, но уж лучше бы было бы страшно, это состояние привычней, а главное приходящее. Но свое состояние она выбрать не может, никто не спрашивает у неё, что она желает сейчас чувствовать. А хорошо бы, если бы его можно было бы заказывать, как еду в ресторане. Но, увы, оно приходит к ней неизвестно откуда, не известно по чьему почину, но заполняет ею всю, полностью подчиняет своей злой воле. Она думает о том, что как все-таки беззащитен человек, он не волен распоряжаться ни своими чувствами, ни своими эмоциями, они живут по каким-то собственным законам, а нам их хозяевам остается только им подчиняться. Душевные терзания по-прежнему не покидают её, но она замечает, что они становятся не такими острыми, она как бы привыкает к ним, они как бы делаются своими, домашними, как бывают свои домашние враги. Что ж, и это уже хорошо, по крайней мере, можно надеяться, что утром к ней вернется хоть какое-то равновесие. В конце концов, что ей за дело до чужого счастья, она должна радоваться ему, а не плакать и горевать. Вот и отлично, вроде бы она нашла слова, способные её утешить и дать, таким образом, шанс хотя бы на краткий сон в эту длинную ночь. И она действительно засыпает, правда еще не скоро, но все же и не под утро. Она что-то бормочет во сне, судя по всему, ей что-то снится тяжелое, но проникнуть в тайну ее сна, мы уже не располагаем никакой возможностью.
   Темный силуэт Патриции, лишь слегка освещенный несколькими слабыми блестками луны, медленно приближается к нему. С замиранием сердца он наблюдает, как надвигается на него это почти бесплотное видение, как медленно обретает различимые очертания. Она садится на его кровать, кладет руку на его голову. Он находит эту руку, мягко сжимает ее, подносит к губам, целуя по очереди каждый палец.
   - Je suis arrivee сhez toi, - шепчет она.
   - Не понимаю, - так же шепчет в ответ он.
   Патриция тихо смеется.
   - Я пхишла к тебе, ты этого хотел?
   - Да, - снова отвечает его шепот.
   - Я - тоже. Едва тебя увидеть, как хешила, ты будешь моим пехвым мужчиной. У меня еще не был мужчины. Хотя все думать, что они были .
   Он смотрит на нее.
   - Ты бояться? - спрашивает она.
   Он отрицательно кивает головой.
   - У тебя есть во Франции друг?
   - Да, его зовут Клод. Но у нас ничего нет, мы только целоваться. И всё.
   Он улыбается.
   - Почему ты улыбаться?
   - Ты так горячо говоришь об этом, ты боишься, что я не поверю.
   Она ненадолго задумывается.
   - Ты можешь сейчас узнать, что я говохить правду. - Она обнимает его, и они целуются. Поцелуй получается долгий, за это время можно выкурить целую сигарету. Но этой сигаретой им оказывается мало, и на секунду оторвавшись друг от друга, дабы перевести дыхание и набрать в легкие воздуха, как перед глубоким погружением, они и на самом деле снова погружаются друг в друга. Их страсть нарастает подобно идущего от солнца по мере его восхождения на небо теплу. Патриция одета в шорты и в майку, он снимет её майку, она помогает ему в этом, вытягивая руки вверх. Он смотрит на ее небольшие груди, затем осторожно прикасается пальцем к соскам, гладит их, и они почти мгновенно набухают. Он целует ее, начиная от тонких, похожих на две черные ниточки бровей, спускается вниз к кратеру пупка. Идти тем же путем дальше преграждают шорты, он расстегивает их, снимает, отбрасывает в сторону. Под ними больше нет никакой одежды, его крепким рукам ничего больше не мешает ласкать это податливое, словно пластилин, тело, покорное и ждущее его. Он на секунду встает, снимает с себя всё, и она видит его сильную шею и широкие плечи, мощный, вздыбившийся буграми мускулов торс, его распрямившееся мужское естество и две колонны ног. Несмотря на свой большой вес, он ложится на нее так, что она почти не ощущает его, она обхватывает его руками и ногами, их губы то сливаются, то расходятся, чтобы затем снова превратиться в одно целое. Он спрашивает её: "Ты хочешь, чтобы это случилось?" " Oui, oui, - вырывается из нее страстный шепот, - je veux toi, je veux seulеment toi". Он не понимает французский, но ему не требуется перевод, ее голос, ее взгляд переводит ему ее слова лучше любого переводчика. Он проникает в нее, ответом ему служит её стон, он смотрит на нее, но она кивает головой, прося его продолжать. И больше он уже ни о чем не думает, страсть поглощает его целиком, словно бархан заснувшего путника.
   Они приходят в себя минут через пять. Он все еще лежит на ней, но сейчас он спокоен и недвижим. Патриции немного тяжело, она делает слабое движение телом, и он догадывается, что слегка придавливает своим весом девушку. Он перекатывается на простыню.
   - Я хочу смотхеть на свою кховь, - говорит она.
   Он щелкает выключателем ночника, и они оба склоняются над простыней. Маленькое темное пятнышко запеклось на белом полотне.
   - Ты сделать меня женщиной, - говорит Патриция и целует его в сосок.
   - Тебе было больно?
   - Да, - чуть медлит она с ответом, - но не очень сильно. Я давно готовилась к этому.
   - Извини.
   - Но это не твоя вина, - слегка удивленно произносит она, - это так хешила пхихода. Девушкам всегда в пехвый хаз больно.
   - Мы не предохранялись. А если что-нибудь случится?
   - Но ты же не бхосить меня. Мы поженимся тогда?
   - Да, поженимся.
   - А если хебенка не будет, мы поженимся?
   - Да, поженимся.
   - Когда?
   - Когда пожелаешь.
   - Давай как только вехнемся в гоход. А вдхуг ты передумать.
   Он смеется.
   - Я не передумать.
   - Я знаю, но все же, на всякий случай. Как говохит мама, всегда
  надо подстхаховаться.
   - Тебе там не больно? - вдруг спрашивает он.
   - Нет, все пхошло. Чуть-чуть щипет. Ты это сделать очень хохошо. У тебя, навехное, большой опыт. Говохи, скольким девушкам ты так помог?
   - Ты первая.
   - Пхавда?
   - Правда.
   - И последняя?
   - И последняя.
   - Ты меня не обманывать?
   - Провалиться мне на этом месте.
   Они радостно смеются.
   - Ты пхавда хочеть взять меня в жены?
   - Да.
   - А почему? Неужели я лучше всех?
   - Не лучше, но люблю я именно тебя.
   - А ты лучше всех, и я люблю тебя. Мне так нхавится любить. И еще больше нхавится любить тебя.
   - Ты кого-нибудь раньше любила?
   - Нет.
   - А Клода?
   - Он хохоший, с ним весело. Он нхавился мне. Но мне многие нхавились. Но это же не любовь.
   - А что такое по-твоему любовь?
   Она задумывается.
   - Это когда понимать, что тебе нужен только этот человек и никто
  дхугой. Я пхавильно думаю.
   - Думаю, что правильно.
   Патриция кутается в одеяло.
   - Это стханно, но мне почему-то очень хочется спать. Ты не знаешь, почему?
   - Наверное, потому что сейчас уже три часа ночи, - смеется он.
   - Да, тхи часа. Так много. - Её веки смеживаются сами собой. Она пытается их разомкнуть, но налитые свинцовой тяжестью сонливости, они не слушаются её и смыкаются еще плотнее. А через минуты сон полностью овладевает ею, он приподнимает и опускает в равномерном дыхании ее небольшие груди.
   Он смотрит на нее, мягко, едва касаясь губами, целует ее лицо, грудь, плечи. Он улыбается. Затем тоже натягивает на себя вторую половинку одеяла. Но долго еще не спит, он думает о том, что будет, когда они, наконец, выберутся из этого надоевшего ему дома. Он избавится от своего хозяина, и будет безраздельно наслаждаться тем огромным счастьем, которое поджидает его в этом мире. И он сделает все, чтобы его не упустить.
   Антонина и Чижов совершенно голые скачут по комнате.
   - Не поймаешь, не поймаешь, - дразнит его Антонина.
   Чижов совершает прыжок, пытается её схватить, но в самое последнее мгновение она ловко уворачивается, и он пролетает мимо и едва не врезается в стол.
   - Если еще раз промахнешься, - предупреждает его Антонина, - трах-тарараха сегодня не будет. Будешь своего петушка удовлетворять сам. Признайся, ты же раньше часто занимался онанизмом?
   - Занимался, а теперь не хочу. У меня есть ты, самая великая женщина в мире. Поэтому не надейся, я не промахнусь.
   Чтобы поймать ее наверняка, Чижов решает не спешить, подобно льву, выбирающему подходящий момент для прыжка, он по-кошачьи плавно ходит по комнате, пытаясь занять наиболее выгодную для атаки позицию. Однако Антонина вовсе не собирается просто так сдаваться, она внимательно следит за каждым его движением, готовая в любой миг увернуться от его не слишком ловких рук. Наконец, то ли посчитав, что решающая секунда наступила, то ли утомившись от собственного промедления, он бросается на неё. Но, увы, его надежды оказываются тщетными, а расчеты неверными, Антонина проявляет невиданное проворство, и когда он уже готов заключить ее в свои медвежьи объятия и тем самым торжествовать победу, она, как уж, выскальзывает из них.
   - Проиграл, проиграл, спи сегодня один. - Она идет к кровати, ложится, но не прикрывает себя одеялом. Он смотрит на нее, глотает слюнки, а его член сам собой подрастает на несколько сантиметров. Она бросает взгляд на этот мгновенно выросший отросток, победно усмехается и демонстративно отворачивается, подставляя его плотоядному взгляду всего лишь зрелище своих худых ягодиц.
   - А где же я буду спать, Тонечка? - тянет он.
   - Ну не знаю, - говорит она, не поворачиваясь, - где хочешь там и спи. Можешь лечь на пол, а можешь пойти к кому-нибудь. Вдруг, кто-нибудь тебя и приютит.
   - Кто же меня приютит, Тонечка? - продолжает он хныкать.
   - А мне почем знать. Может, твоя разлюбезная Надюша, ты же едва ее завидишь, так теряешь дыхание.
   - Ничего я не теряю, мне нужна только ты. И вообще, мне холодно.
   Антонина поворачивается к нему.
   - Ну ладно, хоть у нас и был уговор, и ты меня не поймал, но уж так и быть, ложись рядом. Только ко мне чур не прикасаться. Тебе все понятно?
   - Конечно, Тонечка, - мгновенно оживляется Чижов. Пулей он бросается на кровать и устраивается рядом с ней.
   Несколько минут они лежат молча; Антонина по-прежнему повернута к нему спиной и ягодицами, он же с надеждой ждет, не развернется ли она к нему лицом и грудью. Однако время летит, а позиции партнеров не меняются. Он робко касается ее плеча, но она решительным движением стряхивает его руку со своей плоти, как севшее на нее противное насекомое.
   - Ну, Тонечка, я не понимаю, почему ты сегодня так сердишься?
   Внезапно она резко поворачивается к нему.
   - А ты помнишь, как за обедом смотрел на Патрицию? На ее голые ляжки.
   - На ее голые ляжки? - играет изумление он, впрочем, без особого актерского дарования.
   - Я даже видела, как вот эта штука шевелилась в твоих штанах. - Она берет его за член и трясет, как провинившегося ученика. Чижов визжит от боли. - Что больно? А мне, думаешь, было не больно это наблюдать. Так что терпи.
   - Ну что я такого сделал, - хнычет Чижов, украдкой посматривая на свой посиневший член. - Посмотрел один раз на ее ножки, стоит ли из-за таких пустяков поднимать скандал.
   - Вовсе не раз, - безжалостно уточняет Антонина, - ты пялился на нее весь обед. А когда она стала уходить с веранды, то вообще не отрывал взгляда от ее зада.
   - Ну что я могу сделать, мне нравятся красивые женщины, - признает, наконец, уличенный Чижов свою вину. - Но люблю я только тебя.
   - Говори, говори, - насмешливо произносит Антонина, - думаешь, на дуру напал, которая ничего не понимает, ничего не видит. А вот все она видит и все она понимает. Теперь ты понял?
   - Понял, Тонечка, слово даю, этого больше не повторится.
   - Ты полагаешь, что тебе можно верить?
   - Слово профессора.
   Антонина задумчиво смотрит на него, словно решая, что ей делать с ним, верить или не верить этому профессорскому слову.
   - Ну ладно, поверю в последний раз. Но если если раз замечу, как ты кидаешь на баб свой плотоядный взгляд, забудь на всю оставшуюся жизнь обо мне.
   - Не волнуйся, смотреть на них не буду.
   - Тогда иди ко мне, мой петушок.
   Петушок без промедления тыкается своим клювом в давно вожделенную грудь своей курочки, и эти две птички, забыв обо всем, начинают самозабвенно душить друг друга в объятиях. Их пыла хватает минут на десять, после чего Чижов удовлетворенный и довольный собой сползает с женщины.
   - Ты как всегда великолепна, - делает он для подстраховки галантный комплимент. Вдруг ему захочется еще, а как она отнесется к этому его желанию, еще неизвестно.
   - То-то, а ты все пялишься, дурачок, на других.
   - Я же сказал: больше не буду.
   Но Антонину, кажется, уже волнуют другие проблемы.
   - А как ты будешь жить без меня, когда мы вернемся в город? - вдруг спрашивает она. - Просто не представляю.
   Чижов смотрит на нее и видит ее непривычно серьезное лицо. Он понимает, что этот вопрос не случайный, она долго готовила его, искала момент, когда его лучше всего задать.
   - Что-нибудь придумаем, - не слишком уверенно отвечает он. Думать сейчас об этом ему не хочется.
   - А почему бы нам не пожениться? - внезапно предлагает Антонина.
   - А моя семья, а твоя?
   Она смотрит на него долгим взглядом.
   - Философ ты философ, но при этом ты еще и большой дурак, - делает она безжалостное заключение. Затем после довольно продолжительной паузы продолжает: - Ты же хочешь быть счастливым, а счастливым ты можешь быть только со мной. Или ты в этом сомневаешься?
   - Да ты что, Тонечка, конечно, это так, - горячо подтверждает Чижов этот смелый тезис своей подруги.
   - Вот видишь. С кем ты еще можешь играть в такие игры? С женой?
   - Что ты, да она умрет, если ей предложить такое.
   - Я же говорю тебе. - Она внимательно смотрит на него. - Так что ты об этом думаешь?
   Чижов прямо на глазах весь съёживается, итак маленький, он становится еще меньше.
   - Ну, Тонечка, я еще не думал об этом, - умоляюще произносит он.
   - А ты подумай, - почти угрожающее говорит она.
   - Сейчас я не могу. Я не готов, ты меня застала врасплох.
   - Не бреши, Ленник, думал ты об этом и раньше. Или я не права? Только не ври. Все равно не умеешь.
   - Ну, думал, я много о чем думаю. Это, между прочим, моя профессия.
   - Я у тебя спрашиваю не про профессию, а про нас с тобой. Или тебе непонятно? - грозно звучит ее вопрошающий глас.
   - Понятно, понятно, - поспешно успокаивает он ее. - Но видишь ли... - Он замолкает, явно не зная, что сказать дальше. Вместо того, чтобы говорить, он кладет руку ей на грудь и начинает ее гладить. Но этот отвлекающий маневр не срабатывает, она резко сбрасывает с себя его ладонь.
   - Пока ты мне все не скажешь, забудь о трах-тарарахе.
   - Ну, Тонечка, - хнычет Чижов, - ты же знаешь, как я люблю тебя.
   - Если любишь, принимай решение.
   - Прошу, подожди немного, дай мне собраться с мыслями, с чувствами, с силой. Ты же понимаешь, я не могу вот так сразу. Я не привык принимать такие ответственные решения.
   Антонина задумывается. Она начинает понимать, что, кажется, перегибает палку и что ей надо действовать более осторожно. Иначе можно оттолкнуть его от себя. А она этого совсем не желает. Наоборот, хочет привязать его к себе еще сильней. А потому меняет тактику.
   - Ты прав, Ленечка, - вдруг улыбается она, - конечно, тебе надо подумать, привыкнуть ко мне. Полюбить. Я же понимаю, что за такой короткий срок нельзя полюбить человека.
   - Это не так, - поспешно говорит Чижов, - я люблю тебя.
   - Это тебе кажется, а настоящего чувства еще нет. Иначе ты бы не сомневался, как тебе поступить. А как поживает наш петушок, не заскучал ли он по своей курочке. - Антонина обхватывает своей худой рукой член Чижова. Тот издает нечленораздельный, но без всякого сомнения радостный возглас. - Иди ко мне или ты меня уже и не хочешь?
   - Да ты что, Тонечка, - искренне возмущается Чижов такой оскорбительной для него постановкой вопроса и, словно голодный зверь на добычу, набрасывается на неё.
   Максакова будит плач. Он медленно открывает глаза; из-за темноты почти ничего не видно, но он чувствует, как сотрясаются рядом с ним плечи Алены. Он склоняется над ней, гладит её, но это не успокаивает женщину.
   - Ну что с тобой? Все уже прошло.
   - Меня никогда еще не насиловали, - сквозь плач прорываются ее слова. - Это было ужасно.
   - Больше этого не повторится. Я этого не допущу.
   - Ты меня не покинешь?
   - Конечно, нет. Ты будешь всегда со мной. Если захочешь.
   - Ты не знаешь его, он не отступится, он будет нас преследовать. Он никогда не даст развода, он мне так и сказал. А если я стану настаивать, то он что-нибудь сделает со мной. Или с тобой. Я верю, это не пустая угроза.
   - Я же тебе сказал, я не позволю ему нанести тебе вреда. - К нему неожиданно приходит мысль: а если это как раз то, что он искал. Может быть, покровительство, защита Алены и есть тот новый смысл жизни, который он так тщетно пытался найти. Он будет её защищать, оберегать, лелеять; разве это не достойная цель для мужчины - быть опорой и защитником любимой женщины.
   - Я боюсь его, мне кажется, что он набросится на меня в любую минуту. Ты заметил, как он смотрел на меня за ужином. И потом, когда тебя не было, я гуляла в саду, он подкрался ко мне и сделал вид, что собирается схватить меня. Я едва успела убежать.
   - Вот мразь. Ему это так не пройдет. - Максаков внезапно вскакивает с кровати и натягивает брюки.
   - Ты куда? - удивленно спрашивает Алена.
   - Хочу поговорить с одним типом, - сквозь зубы цедит Максаков.
   - Сейчас? Я прошу тебя, не надо. Он, наверное, спит.
   - Проснется. Ради такого приятного разговора, можно и не поспать одну ночь. А ты спи, я скоро приду.
   - Как я могу заснуть, зная, что ты у него.
   Максаков ничего не отвечает, вместо слов он целует её и быстро выскакивает из комнаты.
   Дверь в комнату Мохова закрыта на ключ изнутри. Максаков несколько раз дергает за ручку замка, затем стучит решительно и резко.
   - Кто? - спрашивает через дверь Мохов и по его голосу Максаков
  понимает, что он тоже не спит.
   - Сергей.
   - Что ты хочешь?
   - Покалякать с тобой.
   - Есть о чем?
   - Получается, что есть.
   В разговоре через дверь возникает пауза, и Максаков догадывается, что Мохов пребывает в раздумье - отворять своему ночному гостю или нет.
   Внезапно дверь открывается; Мохов стоит перед ним в трусах и иронично смотрит на него.
   - Что ты хочешь? - неприветливо звучит его голос.
   - Я же сказал.
   - Ну да, покалякать, - усмехается Мохов. - Ладно, коли приперся в такой неурочный час, то входи и калякай.
   На столе стоит наполовину опорожненная бутылка коньяка, Максаков бросает на Мохова опытный взгляд и у него не остается никаких сомнений, где находится недостающее содержимое посуды. Тот тоже смотрит на него.
   - Хочешь выпить?
   Максаков на секунду задумывается: соблазн и в самом деле велик. Но сейчас он не поддастся ему.
   - Не хочу.
   - Как знаешь. Учти, больше предлагать не буду. - Мохов переливает коньяк из бутылки в стакан, затем - из стакана в себя. - Ах да, забыл сказать: твое здоровье. Извини, друг. Как, кстати, у тебя с ним?
   - Не жалуюсь.
   - А, по-твоему, виду не скажешь. Серый он у тебя какой-то, занюханный.
   - Это временно.
   - Нет ничего постоянней, чем временные явления. Слышал об этом.
   - Оставь в покое Алену.
   - Алена, Алена, - задумчиво произносит Мохов, словно что-то припоминая. - Ах да, это та самая женщина, которая является моей женой, но живет почему-то с тобой.
   - Не паясничай.
   - Ах, извините, не буду. Вы же посетили меня в такой неурочный час для серьезного разговора. Так ты желаешь, чтобы я её бы оставил в покое. Но ведь если ты помнишь, она моя жена.
   - Была твоя, теперь - нет.
   - Уж не твоя ли она теперь жена?
   - Моя.
   - Вот как. А как же священный принцип святости брака. Я не помню, чтобы у нас с ней состоялся бракоразводный процесс.
   - Иметь многочисленных любовниц святость брака тебе нисколько не мешала. Или я ошибаюсь?
   Мохов как-то странно смотрит на своего визави и снова тянется к бутылке.
   - Я требую, - говорит Максаков, - чтобы ты оставил ее в покое. После того, как ты пытался ее изнасиловать, прошли сутки, а она до сих пор не может прийти в себя.
   - Но что же мне было делать, Сереженька, я давно не имел свою жену, а она отказывалась исполнить свой священный супружеский долг. Пришлось настаивать. Разве ты на моем месте поступил бы иначе?
   - Я тебя предупредил. Если что-нибудь подобное еще раз повторится, то пеняй на себя. И даже твой телохранитель тебе не поможет.
   Мохов медленно, нарочито картинным движением, опрокидывает в себя коньяк и вдруг в ярости бросает стакан в окно.
   - Слушай ты, говенный режиссерчик, не тебе указывать, как мне вести себя со своей женой. Она моя и будет моей, я в нее столько вбухал денег, что тебе век их не видать. И если ты будешь стоять на моем пути... - Внезапно он совершает какой-то странный прыжок и приземляется рядом с Максаковым. - Знаешь, едва я только тебя увидел, мне вдруг чертовски захотелось смазать тебя по морде. Я даже сам не понимал, почему мне этого так хочется. Но кулаки сильно чесались.
   - Поверь мне, дорогой Олег, у меня желание тебя смазать по морде ничуть не меньше. И тоже возникло не сейчас.
   - Коли наши желания так замечательно совпадают, то чего же мы ждем. Ты даже представить себе не можешь, как мне хочется заделать тебе в твой паршивый нос или в глаз.
   - Мы разбудим весь дом.
   - Не обязательно, - пожимает плечами Мохов. - Можно драться молча.
   - Согласен.
   Два уже не самых молодых мужчин тузят друг друга в полной тишине. Мохов со всего размаха бьет Максакову в подбородок, тот отвечает ударом в грудь, отчего Мохов отлетает к противоположной стене. Максаков бросается за ним, но натыкается на выставленную вперед ногу и оказывается на полу. Мохов, словно мешок, наваливается на него, стараясь достать его как можно чаще по лицу. Максаков изловчается и заезжает ему носком ботинка в пах. Мохов тутже со стоном, нарушая тем самым их уговор, отпадает, держась за ушибленное место.
   Тяжело дыша, они сидят на полу и смотрят друг на друга. Мохов по-прежнему прижимает руки к ушибленному месту, но мужественно старается не стонать; из носа же Максакова на подбородок, на одежду сочится кровь.
   Вызванный битвой пыл постепенно угасает. Мохов, наконец, отрывает руки от паха и пытается встать. Это ему удается сделать не сразу; пошатываясь, он бредет в направление к бутылке, берет ее в руки и пьет из горла. Затем протягивает ее Максакову. На этот раз он не отказывается и почти зеркально повторяет жест противника.
   - У тебя кровь из носа, - говорит Мохов, плюхаясь на кровать.
   - Ничего смою. Я надеюсь, ты понял меня. Забудь о ней навсегда. Ищи себе новую жену или любовницу. Уверен, что с этим у тебя проблем не будет.
   Мохов молчит, он лежит на кровати и смотрит в потолок. Максаков понимает, что больше он ничего от него не добьется и покидает комнату. При этом ни тот, ни другой не знают, что принесла каждому из них эта странная встреча.
   Весь вечер Наталья поджидает Анина, но он не приходит. Наступает ночь, его же по-прежнему нет. Несколько раз она порывается отправиться на его поиски, но что-то удерживает её, ей кажется, что он не хочет или вернее боится её видеть. Она понимает, что ему сейчас надо побыть одному, успокоиться, попытаться услышать свой внутренний голос. И все это время она корит себя за то, что сказала ему про про Бориса. Какой смысл перелистывать давно прочитанные страницы; что было, то прошло. И все же до конца она не может уяснить, что так разволновало его; конечно, и раньше он был вспыльчив, невоздержан, но до этого момента она не предполагала, насколько сильны в нем эти качества. Но если он позволит ей, то она сделает все от себя зависящее, дабы смягчить его характер, ослабить его необузданность. Она знает, как этого добиться. Но все дело в том, что он, кажется, не хочет предоставить ей этот шанс.
   Минуты текут за минутами, складываясь в часы, а он все не появляется. Она начинает беспокоиться все сильней; уж не случилось ли чего с ним? Учитывая его состояние, все может произойти. Она подходит к окну, смотрит в сад, пытается разглядеть - не там ли он, но царящая повсюду темнота непроницаема для ее взгляда. Она не выдерживает, выходит на улицу; дом смотрит на нее погасшими глазами окон, внутри него такая тишина, что кажется, что в нем никто не живет. Ей становится немного не по себе, к ней приходит странная мысль о том, а что если правда, что кроме неё тут никого больше нет. Удивительные все же люди - его обитатели, иногда у нее возникает ощущение, что она находится на съемках какого-то фильма. Да и сами её отношения с Сашей тоже какие-то непонятные; она ехала сюда будучи уверенной, что им без особого труда удастся преодолеть все их разногласия, широкую полосу взаимного отчуждения. Она же хорошо помнит, как сильно, страстно любил он ее. Да и она сама любит его сейчас не меньше, до сих пор ей непонятно, что случилось с ней тогда, куда вдруг пропало чувство. Как будто бы оно провалилось в пропасть и ей долго пришлось выволакивать его оттуда, прежде чем она осознала, что случилось на самом деле.
   Наташа несколько раз пересекает сад, но Анина нигде нет. Выйти с территории дачи она не решается, да и куда идти? Она же не знает окрестности и в темноте легко заблудится. Идти к его друзьям и организовывать поиски? Вряд ли они согласятся на это, да и придется объяснять им, что произошло, почему он вдруг исчез. Что она им скажет, что его обуяли демоны?
   Она возвращается в комнату и ложится на кровать, прислушивается к шорохам за дверью. Но если не считать легкого посвистывания ветра, все, как на кладбище, тихо. И незаметно для себя она засыпает
   Анин входит в комнату, не зажигает света, он проходит к кровати и долго смотрит на спящее лицо любимой женщины. Потом садится рядом на стул. Он раздумывает, будить ли ее или тихо прилечь по соседству на полу. За те часы, что он провел в бегах, он столько передумал, столько мысленно наговорил Наташе, что сейчас ему не терпелось поделиться всем этим с ней. Завтра многое уже уйдет из памяти и души, слова, подобно срезанным цветам, потеряют живость и свежесть породивших их чувств, станут обыденными и скучными. И все же разбудить ее он так и не решается; она, наверное, долго ждала его, раз заснула одетой. Ему хочется прикоснуться к ее размеренно дышащему рту своими губами. Когда-то этот жест давался ему просто и естественно, а сейчас какая-то сила мешает ему его сделать. Нет, он не станет даже так ее тревожить, пусть отдыхает. А утром... Что будет утром, одному Богу известно.
   Он встает и в темноте натыкается стол. Раздается противный скрип, он испуганно смотрит на Наташу и видит, что она открывает глаза и, приподнявшись с подушки, смотрит на него. Затем проворно вскакивает с кровати и обнимает его.
   - Как хорошо, что ты пришел, я так ждала тебя.
   - Я гулял. Это была замечательная прогулка.
   - Ты успокоился?
   - Думаю, что да, хотя до конца не уверен. Впрочем, сейчас это не
  самое важное.
   - А что же тогда?
   Он кладет руку на свою голову.
   - Все это время я думал. Вернее, это не совсем так, скорее я пытался не думать, а чувствовать. Не знаю, сможешь ли ты понять меня.
   - Если ты попытаешься объяснить, то я попытаюсь понять.
   Анин вздыхает, но не горестно, а скорее радостно.
   - Я понял, что я должен спросить у себя, у Бога, какой же мой истинный путь, в чем подлинное предназначение моей жизни.
   - Так у кого же ты спрашивал: у себя или у Бога?
   Он как-то странно смотрит на нее.
   - Я понял, что задавая этот вопрос Богу, я должен получить ответ
  у себя. Бог не напишет мне его на небе краской, я могу найти его только тогда, когда сумею прочитать его в своей душе. Бог разговаривает с нами через наши души.
   - И что же, Саша?
   - Я спросил у него: почему ты появилась именно в тот момент, когда казалось, все уже было определено, назначен даже день моего пострижения. До того, как я навсегда расстанусь с твоим миром, осталось восемь дней.
   - Как восемь! - ахает Наташа.
   - Вернее уже семь, - смотрит Анин на часы. - Уже час ночи.
   - И ты сделаешь это? - замирая, спрашивает она.
   - Подожди, я прошу тебя только не спеши. Дай мне самому разобраться.
   - А ты разве не разобрался? Мне показалось, что ты пришел сюда с уже готовым ответом.
   - Нет, еще нет. Я не могу вот так одним движением отбросить все то, чем жил последнее время. Я искренне верил, что хочу навсегда оставить этот мир, а теперь я должен также искренне поверить, что хочу в него вернуться. Но какая цена такой искренности.
   - Прости, Саша, но тогда я не понимаю.
   - Скажи, почему ты вновь возникла в моей жизни именно сейчас?
   - Может быть, для того, чтобы спасти тебя от ложного шага. Неужели этот мир настолько плох, что ты хочешь его покинуть.
   - Дело не в мире, дело во мне. Я боюсь себя. Я боюсь, что однажды совершу нечто такое, чему не будет оправдания. Когда я понял, сколько во мне ненависти, то я узрел единственный способ избавиться от нее - это наполниться любовью так плотно, чтобы для злых чувств не оставалось в моей душе больше места. Но любовь не может быть без объекта, это не может быть просто любовью и такая любовь может быть только к Богу. И я полюбил его. Но любовь не может быть и без служения. И я решил, что стану его слугой. Вернее, это совсем не служение, это нечто иное; человек, который подбрасывает в костер дрова, чтобы он не потух, не является слугою костра. Они на равных. Теперь ты понимаешь?
   Наташа ничего не отвечает, она, ожидая продолжения, смотрит на него одновременно с надеждой и тревогой.
   - Наверное, есть люди, которые могут любить Бога, которые могут любить каждого человека, которые любят каждую травинку, каждый кустик. Но я не таков. Я пытаюсь любить, но не люблю. И когда я это осознал, то понял, зачем Он послал мне тебя. - Анин подходит ней вплотную. - Нельзя любить одновременно всех, но при этом не любить никого конкретно. Я смогу полюбить всех, если полюблю тебя. Но не так, как любил раньше.
   - А как? - совсем тихо, что он едва слышит её слова, спрашивает Наташа.
   - Раньше я любил тебя для себя. Я не думал о твоем счастье, я думал только о своих чувствах, переживаниях. Я хотел подчинить тебя своей любви. Это было странное чувство, чувство-диктатор. И едва нарушалась его воля, оно тут же приходило в негодование, требовало вернуть статус-кво. На самом деле это чувство не имело никакое отношения к любви, это был просто удачно выполненный захват моим эгоизмом другого человека. И когда этот человек уходил из-под моей власти, я, как и всякий классический захватчик, использовал все методы, включая самые жестокие и дикие, дабы его вернуть обратно. И что мне было до того, что при этом испытываешь ты, какие у тебя желания. Ведь я прислушивался исключительно к тому, что творилось со мной. И это называется любовью! Самое страшное, что мы все любим именно так. А потом удивляемся, откуда на земле столько ненависти, почему люди, которые, казалось, еще вчера не чаяли души друг в друге, теперь готовы друг друга задушить. Ты понимаешь, что я имею в виду?
   - Понимаю, - не очень убежденно отзывается Наташа. - Но я не чувствуя к тебе никакой ненависти. Я люблю тебя.
   - Чувствуешь, - уверенно произносит Анин. - Просто пока ты её не осознала, но настанет момент, когда ты ощутишь ненависть сполна. Этого не избежать. Пойми, если по отношению к любимому человеку ты иногда испытываешь всего лишь досаду, легкое раздражение, то на самом деле это все та же ненависть, только в ослабленной форме. Это не гроза, это только грозовые тучи.
   - Но прости, я тогда просто не знаю, как поступать, любовь становится вообще невозможной, едва я начинаю испытывать нечто подобное к человеку, как тут же должна сказать себе: остановись, это вовсе не любовь, это ненависть, оставь все, как есть. Но так просто невозможно жить, все люди превращаются в потенциальных врагов. Что же нам делать, быть всегда одним?
   - Нет, не знаю, я не могу тебе сейчас это объяснить. - Анин устало проводит рукой по немного воспаленным глазам. - Ты права, так жить действительно невозможно. Но и так, как я раньше жил, я тоже больше не могу. Пойми, я не верю, что у нас что-то получится, пройдет немного времени - и все вернется к прежнему, нас снова разделит ненависть. Едва я услышал о том, что ты спала с другим, как тут же потерял самообладание. А если это повторится.
   - Что повторится, - невольно улыбается Наташа, - я буду спать с другим или ты потеряешь самообладание.
   - Неважно, какая причина приведет к потери самообладания. Это может быть любой пустяк, ты разобьешь мою любимую чашку. Все дело в том, что те демоны, что живут во мне, они ждут лишь повода, чтобы вновь мною овладеть, заставить подчиняться своим безумным приказом. Я думал, что они исчезли, что сумел их одолеть, а они только притаились и ждали благоприятного случая.
   - Я не знаю, Саша, - устало произносит Наташа, - я никогда не сталкивалась с демонами. Если это говорил бы не ты, то я подумала, что этот человек немного не в себе. Но у тебя всегда был такой ясный ум. Я всегда им восхищалась, всегда очень доверяла твоим словам. А сейчас Но если ты боишься демонов, давай их одолеем вместе. Если сложить твою и мою любовь, то это будет такая сила, что я уверена, они испугаются и убегут. Я не понимаю, почему мы непременно должны ссориться из-за чашки, не вымытой посуды, я хочу быть с тобой, и это главное. Ну что еще надо, прости, но я не понимаю.
   - Да, - негромко произносит Анин и смотрит куда-то в сторону, мимо нее, в темное окно. - Я должен сделать какой-то выбор, иначе я измучаю тебя и себя. Но если я не готов, если я одно сплошное сомнение. - Теперь он смотрит прямо на нее, и она ясно видит в его глазах муку. - Это очень трудно вот так сразу отказаться от пути, в правильности которого ты был уверен еще несколько часов назад.
   - Чем я тебе могу помочь, скажи, милый мой. - Наташа проводит рукой по его волосам. - У тебя замечательные волосы, густые и мягкие. Мне всегда нравилось их гладить. И вообще, ты такой красивый. Сколько раз помню, как провожали тебя глазами женщины, когда мы шли куда-нибудь с тобой. - Внезапно она прижимается губами к его губам. - Умоляю, забудь обо всем и тебе сразу же станет легче, - доносит до него слова ее горячий шепот. - Обещаю, нам будет очень хорошо.
   - Да, - говорит Анин и крепко обнимает Наташу. Обрадованная, она поспешно, словно боясь, что он передумает, расстегивает его рубашку. - Нет, - внезапно вскакивает он, - подожди, не сейчас. Я еще не готов, я еще не решил. Мне нужно время. Когда я гулял, мне казалось, что я договорился с собой, но теперь вижу, что это не так. Мне лучше уйти сейчас отсюда. Я должен подумать еще. Прости, пожалуйста.
   Анин выбегает в коридор. Дверь за ним с шумом захлопывается. Несколько мгновений Наташа неподвижно смотрит на нее, словно ожидая, что она вот-вот откроется, и он вернется. Но все остается неизменным; тогда, как-то по-старчески волоча ноги, она добирается до кровати и валится на одеяло. Она чувствует себя совершенно опустошенной.
   Ночь постепенно сменяется слабым рассветом, его первые, еще робкие лучи падают в сад и высвечивают слегка покачивающиеся, словно после большой попойки, деревья, и дом с погашенными окнами. Он стоит прочный и надежный, уверенный в себе, как человек, с которым не расстается удача, и не выпускает из своих каменных стен ни единого звука. Кажется, что его обитатели спят тихо и безмятежно, не ведая да и не беспокоясь о том, что принесет им наступающий день. Вот-вот должно показаться солнце; его лучи уже поджигают кромку неба на востоке; проснувшиеся птицы, радуясь этому пожару, оглашают своим пением окрестности. Природа вся светится от счастья, вызванное тем, что наступает очередное утро, и что она может снова явить всему миру свою божественную красоту.
  
  
   _ _ _
  
   Надин чувствовала себя не выспавшейся, она вяло возилась на кухне, проклиная многотрудные обязанности хозяйки, которые вынуждают её вставать раньше всех. Рядом с ней, выполняя роль помощницы, готовила бутерброды Патриция, она была, наоборот, в замечательном настроении и постоянно что-то напевала. Надин даже и не подозревала, что у её дочери такой огромный репертуар. Она прекрасно понимала, чем вызвано ее песенное настроение, у нее не было сомнений по поводу того, где провела девочка большую часть ночи и чем они при этом там занимались. И все же гораздо больше ее волновало другое: какие последствия будут иметь эта ночевка в комнате Николая? Слава богу, что она сейчас не испытывает ни малейшей ревности, значит, ей все же удалось превозмочь себя, выгнать из сердца ненужное чувство. Что ж, хотя бы в этом ей сопутствует удача.
   Патриция обернулась к матери, внезапно, безо всякой причины поцеловала ее в щеку, а затем рассмеялась. Она счастлива, думала Надин, и совсем не желает смотреть вперед. Впрочем, это как раз и есть характерная черта счастливых людей; они не задумываются о будущем. Едва же они приступают к этому занятию, как птица счастья тут же начинает искать других. Но она не может не размышлять обо всех этих скучных вопросах: как все это обернется на практике, они живут в разных странах; кто к кому переедет? Да и Николай весьма своеобразный молодой человек, она не спорит, что может быть, он и является обладателем великолепных моральных качеств и прочих достоинств, но все дело в том, что для жизни от них мало прока. С такими представлениями об окружающей действительности невозможно ничего добиться. Что же им остается, жить в нищете?
   Но излагать все эти мещанские доводы Патриции абсолютно бессмысленно, ничего кроме брызг презрения в ответ от дочери она сейчас не получит. Это потом она на все посмотрит иначе. Но до этого момента ей, возможно, предстоит пережить немало неприятных минут. А то и лет. Как уберечь её от них? Она многое бы отдала тому, кто мог бы ей дать на этот счет полезный совет. Но не один из собравшихся в ее доме, подобным советчиком быть не может, здесь каждый сам нуждается в срочной помощи и консультации специалистов самых разных профилей. Она даже и не предполагала, затевая все это, насколько далеко зайдет весь процесс. А прошло-то по времени совсем ничего, сущие пустяки.
   Надин взглянула на часы. Кроме ситуации с Патриции, ее волновало еще одно обстоятельство - приедет ли сегодня ее гостья. Она будет огорчена, если этого не случится. Хотя если судить по телефонному разговору с ней, она была разъярена, как тигрица. Так что не исключено, что этот день может оказаться весьма интересным и насыщенным.
   Надин поймала себя на том, что совесть все же немного щипет ее. И вздохнула; она понимает, что это далеко не лучший ее поступок, что это грех, но может ли она не воспользоваться такой благоприятной ситуацией? В ее первоначальном плане она не была предусмотрена, но кто же мог знать, что сама судьба подбросит ей такой замечательный подарок. И она ну никак не могла пройти мимо нее.
   Патриция продолжала услаждать ее слух мелодиями современной французской эстрады, и Надин невольно отметила, что ее дочь весьма музыкальна. Может, вместо литературы ее стоило направить по этой стезе. Впрочем, если Патриция очень захочет, она сможет все изменить, в ее возрасте это еще возможно.
   - У тебя прекрасное настроение, с чего бы это? - хитро спросила Надин. Ей было любопытно, станет ли дочь рассказывать матери о своем возлюбленном. И увидела, как колеблется Патриция: сказать ли правду или отмахнуться от ответа. Внезапно ее лицо изменилось, оно стало серьезным, глаза потеряли веселый блеск и превратились в два строгих, внимательно и настороженно смотрящих на неё ока.
   - Мы с Николаем решили пожениться, - сказала Патриция.
   Надин почувствовала, как учащенно заколотилось у нее сердце. Это было гораздо больше, чем то на что она рассчитывала. Но более всего в этой ситуации ее поразило то, что она вдруг поняла, что абсолютно не знает, что сказать. Поэтому несколько минут она молчала, собираясь с мыслями, а чтобы замаскировать свое замешательство, стала намазывать на хлеб масло, хотя Патриция заготовила уже достаточное число бутербродов.
   - Ты, наверное, хотела бы, чтобы я тебя поздравила, - наконец выдавила она из себя.
   - Это бы не помешало, мамочка, - широко, но все же чуть-чуть настороженно, улыбнулась Патриция.
   - Поздравляю.
   - Спасибо. - Она подскочила к ней и громко чмокнула в щеку. - Я
  знала, что ты у меня молодец.
   - И когда вы решили сделать этот замечательный шаг?
   - Сразу, как только снова окажемся в городе. Мама, давай завтра уедем отсюда.
   - Ты понимаешь, что уехать завтра мы не можем. А Николай тем более целиком зависит от Мохова.
   - Я знаю, - разочарованно вздохнула Патриция. - Но так хочется.
   - А какие еще вы приняли исторические решения? - не без тревоги осведомилась Надин.
   Патриция удивленно посмотрела на нее.
   - А что еще мы должны были решать?
   - Хотя бы то, в какой стране вы будете жить. Ты еще помнишь, что ты учишься в университете. Или уже подзабыла?
   - Помню, мамочка. Мы это еще не обговаривали.
   - Я понимаю, стоит ли уделять внимание таким мелочам. Ну а на какие средства вы будете жить, этот вопрос, насколько я понимаю, тоже не обсуждался.
   Патриция красноречиво и слегка раздраженно пожала плечами.
   - Если я правильно понимаю ситуацию, он не богат. Или говоря своими словами, он просто нищий, у него ничего нет. Даже профессии.
   - Он телохранитель.
   - Да, охранять чье-то тело, это весьма почетная задача. И все же тебя не смущает, что у тебя будет муж с такой экзотической профессией.
   - Он не будет долго ею заниматься, ты же слышала.
   - А чем будет заниматься? Сейчас век профессионалов, никто просто так деньги не платит.
   Надин видела, как лучезарное настроение дочери после ее слов явно пошло на минор, но это не расстраивало ее. Пусть хоть немного задумается над последствиями своих поступков; если это случится, то у нее появится шанс отговорить Патрицию от этого опрометчивого шага. Даже, несмотря на ее упрямство. Но в любом случае ей следует быть осторожной; она может поступить по-своему даже не столько из-за любви к Николаю, сколько назло ей. Так что не стоит пока особенно наседать. И все-таки это более чем неожиданная развязка ее затеи.
   - Мне кажется, нам надо вечерком спокойно все обсудить. - Надин заметила протест на лице дочери и поспешно добавила. - Я вовсе не собираюсь тебя отговаривать. Но можем же мы с тобой поговорить просто как две женщины. Ты же согласна со мной, что это серьезный шаг.
   Патриция в знак согласия, хотя и не сразу, склонила голову, и Надин немного перевела дух. Ситуация сложная, но не безнадежная; на самом деле Патриция еще ничего безоговорочно не решила, хотя об этом пока и не догадывается. Сейчас она находится под гипнозом эйфории своих чувств и не желает обсуждать свои сомнения, гонит их от себя, как назойливую свору собак. И в ее, Надин, задачу входит сделать так, чтобы эта свора сомнений сама бы набросилась на Патрицию, как можно больней ее бы искусала, не давала бы ни секунды чувствовать себя спокойной.
   Завтрак протекал на редкость спокойно и даже весело. Тон задавали Чижов и Антонина, которые то и дело пересмеивались, обменивались шутками, причем некоторые из них могли бы заставить покраснеть не только детей. Правда Надин гораздо больше внимания уделяла не этой веселой парочке, а Николаю. По отношению к нему ею владели такие странные и разноречивые чувства, что разобраться в них, по крайней мере, в данный момент было выше ее слабых сил. Неужели он, в самом деле, станет ее зятем, ее зять - бывший её любовник. Прямо заголовок для газеты или даже романа. А, в самом деле, мог бы получиться весьма любопытный роман. Но что замечательно в книге, то совсем не обязательно столь же замечательно и в реальной жизни. А иногда даже совсем и наоборот.
   Николай же вел себя так, как будто бы ничего не произошло. Она даже не заметила, чтобы он бросал особенно пламенные взоры на свою нареченную. Он спокойно пережевывал своими крепкими красивыми зубами приготовленные ими бутерброды и, кажется, плавал по безбрежному океану собственных мыслей. Надин весьма хотелось присоединиться к этому каботажу, узнать, о чем думает этот претендент на звание ее зятя. Она даже стала обдумывать, как разговорить этого почти всегда погруженного в себя молчуна, как вдруг с шумом распахнулась дверь, и на веранду ворвалась разъяренная фурия. Это внезапное вторжение произошло как раз в тот момент, когда Чижов и Антонина в очередной раз, подобно двум голубкам на старых открытках, соединяли свои клювики для нежного поцелуя. Фурия метнулась прямо к ним; в руках она держала по случаю объявленного, но так и не случившегося дождя зонтик. Именно этот предмет и был опущен поочередно на плечо и голову Чижова.
   - Вот ты где, негодяй, вот ты чем занимаешься! - тонким, но звучным фальцетом завопила вновь прибывшая женщина.
   - Что ты здесь делаешь, Нина? - тоже завопил и тоже фальцетом Чижов, тщетно уклоняясь от падающего на него ливня ударов.
   - Смотрю, с кем ты тут путаешься, негодяй. Я сказала дочкам, что ты поехал к старой подруге, а вместо этого ты блядуешь с этой воблой.
   - Не оскорбляй Тоню, - еще сильнее завопил Чижов. - Я тебе запрещаю ее оскорблять.
   Однако никто не обратил на этот вопль внимания, потому что его почти полностью перекрыл крик Антонины.
   - Если я вобла, то ты жирная свинья. Лучше скажи нам, на какой ферме тебя так откормили.
   - Ах ты мразь, - снова замахала, словно дирижер, Нина зонтиком, сделав теперь главным объектом атаки своего грозного оружия Антонину. - Соблазнила этого дурачка и радуешься. Знаешь, что ни одна нормальная баба на него не клюнет. Только такая уродина, как ты.
   - Да ты сама посмотри на себя в зеркало. Кто поглядит на тебя, у того на неделю аппетит пропадет.
   Зонт в руках Нины взлетел высоко, а затем попытался опуститься прямо на голову Антонины. Но та, по-видимому, решив отказаться от этой чести, ловко увернулась и вцепилась в волосы своей соперницы. Та ответила ей тем же приемом. Несколько секунд были слышны лишь нечленораздельные вопли.
   Пока протекала эта живая сцена, все с изумлением взирали на происходящее, загипнотизированные необычным зрелищем. Первым преодолел действие гипноза Анин, он вскочил и бросился разнимать дерущихся женщин. Однако они так прочно вцепились в прически друг друга, что это оказалось нелегким делом, и ему потребовалась помощь Максакова. Лишь соединив свои усилия, им удалось расцепить эту связку, а затем растащить противников по разным углам ринга.
   - Леня, ты нам объяснишь, что тут происходит? - попросил Анин.
   - Познакомьтесь, это моя жена Нина, - тусклым голосом представил он обществу свою столь эффектно появившуюся супругу.
   - Теперь все понятно, - усмехнулся Максаков. - Классическая сцена ревности по-русски с выдергиванием клока волос.
   Женщины тяжело дышали, но при этом явно не желали завершать свой поединок. Нина с ненавистью смотрела на свою соперницу, Антонина же наоборот, пыталась выглядеть невозмутимой и даже вытащила из косметички зеркало, дабы удостовериться, какой урон нанес ей ее смертельный враг. Самым же понурым из этой троицы выглядел Чижов; он старался ни на кого не смотреть, явно готовясь к тому, что самое худшее еще только впереди.
   - Как ты мог так поступить, Леонид, - едва отдышавшись, снова завопила его жена. - Как тебе не стыдно? Об этой проститутке я не говорю, по ней сразу видно, что она рада любым штанам. Но ты, ты! - В ее голосе послышались трагические нотки.
   - Я тебя еще раз заклинаю, не оскорбляй Тоню, - почти заплакал Чижов.
   Однако эта просьба оказала на жену Чижова прямо противоположное воздействие, ярость вновь заклокотала в ней, и она бросилась на мужа, выставив вперед себя, словно боевой меч, свой зонт. Чижов не стал ждать расправы, а бросился наутек. Несколько раз они обежали стол по кругу, сбивая по пути стулья и сшибая со скатерти тарелки. Неожиданно его преследовательница споткнулась, и Чижов, воспользовавшись маленьким перерывом в погоне, бросился к ведущей с веранды в дом двери.
   Он мчался по коридору, спешно соображая, куда бы ему спрятаться. Одна из дверей комнат была приоткрыта, и он, не раздумывая, влетел туда. Плотно закрыв дверь, затаился. Через несколько секунд мимо пронеслись грузные, но тем не менее быстрые шаги, в которых он сразу же узнал поступь своей супруги. Он перевел дух и огляделся; только теперь он понял, что оказался в гостях у Нади. Вот как живет наша дорогая хозяюшка, подумал он.
   На аккуратно застеленной кровати лежала открытая книга. Он взял ее, она оказалась на французском. Два года тому назад несколько месяцев он провел на стажировке в одном из университетом Франции, а так как к языкам он имел большие способности, то довольно быстро овладел им достаточно хорошо. И хотя с тех пор он сильно его подзабыл, оставшихся знаний ему вполне хватило, чтобы перевести то, что было написано на задней обложке: "Автор этой книги - Надин Леруа - известная французская писательница, автор более 10 романов..." Дальше читать он не стал, потому что едва не выронил томик от изумления. Надин Леруа - по-русски - это Надежда Король. Получается, что Надя вовсе не бизнесмен, как много раз говорила она им, а писательница. Но почему в таком случае она им так упорно лгала? Если бы не Нина и не необходимость скрываться от нее, он бы немедля задал ей этот животрепещущий вопрос.
   Снова мимо комнаты прогрохотали шаги. Чижов тяжело вздохнул. Вот она расплата за минуты сладостного забвения. Но почему Нина так внезапно нагрянула? Нет сомнений, что её вызвала Надя. Зачем? Захотелось повеселить публику. Он снова, только на этот раз задумчиво посмотрел на книгу, потом перевел взгляд на дверь. Ладно, с этим он разберется позже, а вот что делать ему сейчас. Не может же он сидеть в этой комнате в качестве узника целый день. Он знает свою жену, она все равно никуда не уедет, пока не добьется своего. Но что должен в этой ситуации делать он? Чижов уныло опустился на стул. Он вспомнил о страстных ночах, проведенных им с Антониной. Неужели ничего этого больше не повторится? От этой мысли ему стало так горько, что он едва не заплакал. Ему вдруг стало жалко себя. Бедный Чижик, как тебе горько живется на свете. И за что ты так наказан природой, которое вложила в твое маленькое уродливое тело такие большие желания и страсти. Это все равно, что поместить дорогое украшение в некрасивый футляр, который портит весь вид.
   - Леонид, где ты, - послышался совсем рядом зычный, как у старшины, голос жены. - Я знаю, ты здесь, выходи. - Дверь в комнату нервно задергалась. - Немедленно открывай!
   Сидеть и ждать, пока Нина сломает дверь, было абсолютно бессмысленно, и Чижов повернул ручку замка. В комнату ввалилась жена, за ней вошли Надин, Анин и Максаков.
   На лице жены Чижова отчетливо читались её агрессивные намерения, что также подтверждал и неизменный зонтик в её руке, который уже принял боевую стойку. Однако на его пути встал Максаков.
   - Послушайте, Нина, извините, не знаю как вас по отчеству, но бить вам моего друга я не позволю. Если вы хотите выяснять ваши отношения, то делайте это как-нибудь иначе. И прошу вас, сдайте мне на временное хранение ваш замечательный зонт. - Не дожидаясь ее согласия, он протянул руку и схватил зонт. Неожиданно Нина рассталась с ним без большого сопротивления.
   Чижов перевел дух. Опасность немедленной экзекуции была ослаблена.
   - Мы должны поговорить с тобой прямо сейчас, - гневно сказала Нина.
   - Хорошо, - покорно согласился Чижов. Внезапно он поднял голову и обвел всех поочередно глазами. - Я согласен с тобой разговаривать на любую тему, но только при всех.
   - Ты что с ума сошел! Это наши дела, они их не касаются.
   - Это мои самые близкие друзья и у меня нет от них тайн. И, кроме того, они уже все знают. Это мое последнее слово, - твердо заявил Чижов.
   На лице женщины отразилось замешательство. Она была явно не готова к публичному обсуждению своей семейной драмы, однако откладывать разговор ей не позволял бушующий в ней ураган чувств.
   - Хорошо, но только без этой твари.
   - Нет, с ней, - упрямо повторил Чижов. - Она тоже мой друг. И её это касается больше других.
   Нина выстрелила в Чижова взглядом полным ненависти, затем повернулась и вышла из комнаты. За ней, соблюдая некоторую дистанцию, последовали остальные. Замыкал это шествие Чижов. Перед тем, как выйти, он еще раз бросил взгляд на лежащую на постели книгу. Как жаль, что у него сейчас другие дела, вместо них он бы с гораздо большим интересом познакомился бы с творчеством своей старой приятельницы.
   Они вновь вернулись на веранду, которая хранила следы проистекавших тут недавно сражений; стулья, словно поверженные и не убранные с поля боя враги, по-прежнему лежали опрокинутыми, пол был усеян осколками тарелок и лежащей на них до недавнего времени так и не съеденной пищи. Но никто не стал ничего убирать, все расселись по местам, только Нина осталась стоять, хотя Надин вежливо пододвинула ей самый лучший шезлонг.
   Надин решила, что будет безопаснее, если она возьмет ситуацию под свой контроль, так как по лицу Нины было очевидно, что она жаждет снова ринуться бой и лишь едва сдерживает себя.
   - Мне кажется, нам следует спокойно все обсудить. Нина, я вас очень прошу, пожалуйста, садитесь. Так нам будет всем удобней. - Она налила в фужер компота и подала ей жене Чижова. Та, к некоторому ее удивлению не только села, но и взяла фужер и послушно выпила напиток до дна и, как показалось Надин, была бы не прочь осушить еще один бокал. Надин снова наполнила его.
   - Эта негодяйка увела у меня мужа, - вдруг сказала Нина, и впервые вместо ярости её голос наполнился слезами.
   - Никого я тебя не уводила, - возразила Антонина, - он сам всю жизнь мечтал от тебя уйти. А я только ему немного в этом помогла.
   - Это ложь, это самая наглая в мире ложь! - внезапно завопила Нина, одновременно взмахивая рукой, от чего недопитый компот из фужера перепрыгнул на ее платье.
   - Это не ложь, это правда! - на той же высокой ноте ответила Антонина. - А если тебе она не нравится, то это твои трудности.
   - Ты - мерзавка, ты - негодяйка, ты - проститутка, - посыпались из уст Нины определения в адрес Антонины.
   - Постойте, перестаньте оскорблять друг друга! - Чтобы ее услышали, Надин тоже пришлось усилить свой голос до крика. - Если мы так будем разговаривать, то и до вечера ничего не выясним. Мне кажется, дело сейчас в Лене, он должен все объяснить и все решить. Ты согласен со мной, Ленечка?
   Чижов посмотрел на нее и понуро кивнул головой. И Надин вдруг поймала себя на том, что ей жалко его. Несчастный маленький мужчинка, оказался, словно орех между двумя половинками щипцов, между этими ужасными женщинами. Она даже не знает, кто из них хуже, кто вызывает у нее большую антипатию. Этот тот редкий случай, когда и та и другая стоят друг друга.
   - Что вы хотите от меня узнать? - вдруг тихо проговорил Чижов.
   - Она говорит правду, что ты всегда хотел уйти от меня?
   Внезапно он поднял голову, взглянул на жену, и в его глазах вдруг загорелась решимость.
   - А ты этого не знала?
   - Нет, мы хорошо с тобой жили.
   - Это ты называешь жизнью, - вдруг взвизгнул, как собачка, которой наступили на хвост, Чижов. - Да я ни минуты, не жил, я мучился. Я вам, друзья, скажу всю правду, я давно хотел сказать правду, я стал её носить в себе. Пусть знают все, мне надоело себя стыдиться. Я такой, какой есть. И я не хочу меняться. К черту все перемены!
   - Ты правильно сделаешь, если так поступишь, - сказала Надин.
   Чижов посмотрел на нее долгим взглядом, затем усмехнулся.
   - Я рад, что ты одобряешь мое намерение. Впрочем, все это сейчас не важно. Так знайте, я всю жизнь страдал, что я такой некрасивый, что я такой маленький. Ничего я так ненавижу в своей жизни, как зеркала, мне хочется их разбить все до одного, что существуют на планете. Будь моя воля, я бы запретил их производить.
   - Да, он не любит зеркала, мы в комнате разбили свое зеркало, - вдруг подтвердила Антонина. - Ты на нас не подашь в суд за порчу твоего имущества, - ядовито посмотрела она на Надин.
   - Спи спокойно, не подам. Когда-нибудь в тюрьму ты сядешь за другое преступление, - обнадежила её Надин.
   - Хватит, - неожиданно резко оборвал их обмен любезностями Чижов. - Сейчас моя очередь говорить. Вы думаете, меня интересует философия. Черт с два. Плевать я на нее хотел. Меня в жизни интересует только одно. И знаете что?
   - Секс, - в полной тишине произнесла Антонина.
   - Именно, секс. Ни о чем другом я не могу думать. Когда я читаю лекции, я смотрю на лица студенток и мысленно трахаюсь со всеми симпатичными. Всю жизнь я мечтал только об одном - найти женщину, с которой я был бы абсолютно свободным, с которой я бы мог бы осуществить свои сексуальные фантазии. Вы даже представить себе не можете, сколько я накопил за свою жизнь сексуальных фантазий. Сотни, у меня дома есть потайная тетрадь, где я описываю все эти фантазии.
   - Вот бы почитать, - бросил первую за все время реплику Мохов.
   Чижов посмотрел на него.
   - Почитаешь, Олег.
   - Но мы же с тобой... - Нина замялась, явно подбирая, способное произнести своим языком слово, - но мы же с тобой делали это.
   - Это ты называешь "делали это". Да ничего отвратительнее у меня в жизни не было. Это был не секс, это была какая-то обязаловка. А мне нужно было совсем другое, но ни одна женщина не хотела на меня даже смотреть. Что мне оставалось делать, только одно.
   - Неужели ты ходил к этим женщинам? - Глаза Нины ошеломленно выпучились.
   - Да, я ходил к проституткам, не часто, всего два или три раза. Когда у меня больше не хватало сил все это выносить. Я же не виноват, что у меня сильная потенция. Никто даже не представляет, какая она у меня сильная.
   - Да, - удовлетворенно подтвердила Антонина, - потенция у него шикарная. Я в этом на себе убедилась.
   - А ты думаешь, мне доставляло огромное удовольствие заниматься этим с тобой! - внезапно после короткого затишья вдруг криком прорезался голос у Нины. - Очень большое удовольствие ублажать такого коротышку и убеждать себя, что рядом с тобой лежит настоящий мужчина.
   Чижов как-то странно посмотрел на нее, и Надин показалось, что он даже не совсем понял смысл того, что сейчас прокричала жена.
   - Я впервые с Тоней почувствовал себя полностью свободным. Может, она не самая красивая женщина на свете, но мне с ней хорошо. Она тоже умеет фантазировать. Ей не надо ничего объяснять, она все понимает с полуслова. Я могу быть с ней естественным, мне не нужно притворяться профессором философии. Плевать я хотел с высокой лестнице на философию. Я хочу трахаться, трахаться и трахаться. По крайней мере, сейчас у меня нет других желаний. А что будет потом, я не знаю. И знать по правде не желаю. Придет это потом, тогда и будем разбираться. Мне сорок, еще несколько лет и я перестану быть мужчиной. Может, тогда меня заинтересует философию или какая-нибудь другая ерунда.
   - А твои дочки тебя уже больше не интересуют, - едко заметила Нина. - Пока ты будешь трахаться с кем попало, кто будет их кормить и растить. Может быть, эта, - ткнула пальцем она в сторону Антонины. - Или ты полагаешь, что за траханье тебе будут платить твою профессорскую зарплату.
   - Ничего я не полагаю, - произнес Чижов, но его голос прозвучал глуше и растерянней. - Я не отказываюсь от дочерей.
   - Если ты надеешься, что, связавшись в этой проституткой, я позволю тебе их навещать, то ты глубоко заблуждаешься. На сто километров тебя к дому не подпущу.
   - Ты не имеешь право, это мои дочери.
   - Им не нужен такой отец. Пусть тебе она родит твоих детей.
   - И рожу! - с пафосом пообещала Антонина. - Ленечка, ты не волнуйся, я тебе рожу столько детей, сколько ты захочешь.
   - Да, Тоня, - без большого энтузиазма от этой захватывающей дух перспективы отозвался Чижов. У него явно изменилось настроение, от недавней решимости не осталось и следа, и теперь он пребывал в полной растерянности. Он переводил взгляд с жены на любовницу и никак не мог остановить его на ком-то из них.
   - Я тебя прошу, одумайся, возвращайся в семью, - вдруг снова возвысила голос Нина, по-видимому, ощутив, что в настроении Чижова наметился перелом. - Поехали прямо сейчас, поговорим обо всем дома.
   - Нет, - испуганно произнес Чижов, - сейчас не могу. Мы уедем с ребятами все вместе. - Нина, я тебя прошу, уезжай, я скоро приеду, и мы все решим.
   - А пока ты будешь вот с ней.
   - Нет, я тебе обещаю, я буду один.
   - Ну, и дурак, - с презрением бросила ему Антонина. - Всю жизнь будешь жалеть.
   - Тоня, а как же твоя семья, твои дети, - вдруг напомнила ей Надин.
   - Не твое дело. Не лезь, пожалуйста, к нам, мы без тебя разберемся. От тебя всегда только один вред. Ты приносишь людям несчастье.
   - Зато ты делаешь счастливыми всех подряд только одним своим взглядом. Может, вам на самом деле так поступить, как говорит ваш муж, - обратилась Надин теперь уже к Нине. - Мне, кажется, что и ему и вам нужно кое о чем подумать.
   Нина как-то нерешительно посмотрела на нее.
   - Хорошо, я уеду. Но если ты не приедешь послезавтра, можешь вообще больше не появляться. А дочерям я скажу, что папа умер.
   Подняв плечи и, выставив вперед мощную грудь, она покинула веранду. Все проводили её взглядом, и едва она скрылась за дверью, почувствовали облегчение. Только Чижов, кажется, даже не заметил ухода жены, он сидел понурый и упорно смотрел в пол. Внезапно он встрепенулся и как-то странно посмотрел на Надин.
   - Ну что, Надя, теперь ты довольна, ты получила то, что хотела? Как тебе устроенный нами спектакль? Мне кажется, он вполне удался. Ведь ты этого добивалась. Но теперь, я надеюсь, тебе достаточно материала. Ты поступила подло, и теперь я понимаю, что уже не первый раз. Тоня права, ты действительно приносишь всем несчастья. Я хочу, чтобы ты знала: я презираю тебя.
   - Как вы сметь говохить так о моей матехи? - вдруг раздался пронзительный возглас Патриции.
   - Смею, милая девушка. Скажу более: твоя мать во всем согласна со мной. Посмотри на нее, по-моему, все становится ясно.
   Все дружно, как по команде, повернули головы в сторону Надин; она же сидела неподвижно, словно статуя, лицо у неё побелело, как у человека перед обмороком.
   - Может, ты нам, Ленечка, объяснишь, черт возьми, что ты имеешь в виду, - спросил Максаков. - О каком материале ты говоришь?
   - Это буду объяснять не я, Сережа, это пусть объяснит она. Зачем она все это затеяла, с какой целью нас тут собрала? Я думал действительно, что речь шла о нашей дружбе, о том обещании, что мы дали все двадцать лет назад. Но теперь я понял, что это не более, чем предлог. На самом деле тут проводился грандиозный эксперимент. И экспериментатор - наша замечательная хозяйка. Ну а мыши, как ты понимаешь, это все мы. Вот только его цель мне до конца не ясна. Хотя кое-какие предположения у меня есть. Но пусть она нам все расскажет.
   - В самом деле, - вдруг зло проговорил Мохов, - пора и тебе выложить свои тайны. Про нас ты все узнала, а мы про тебя, как оказалось, - ничего. Это не эквивалетный обмен. Давай, Надежда, мы все с привеликим удовольствием послушаем тебя.
   - Хорошо, я скажу, - вдруг проговорила Надин, - но не сейчас. Вечером. Давайте в последний раз соберемся все вместе вечером и поговорим начистоту. Я должна подготовиться, все обдумать. Прошу вас об этом.
   - Хорошо, - сказал Анин, - полагаю, что мы согласны. Я прав? - по очереди посмотрел он на всех присутствующих. - Значит, после ужина организуем прощальный вечер.
   Чижов и Антонина вернулись в свою комнату. Чижов подошел к шкафу, достал дорожную сумку и стал складывать свои вещи.
   - Ты что делаешь? - удивленно спросила Антонина.
   - Ты же слышала, я обещал Нине, что мы больше не будем вместе.
   - И ты это сказал всерьез. Я-то думала... Да ты самый настоящий кретин.
   - Какой есть, Тонечка, - кротко ответил Чижов.
   - Что же ты собираешься делать, вернуться к своей кикиморе?
   - Еще не знаю. Пока поживу до завтра на веранде. А ты оставайся тут.
   - А что буду делать я, ты не подумал?
   - Но у тебя же тоже семья, дети, разве ты не хочешь к ним вернуться?
   - Если ты не был бы философом, то может быть, не стал бы таким болваном. Открой глаза, посмотри на меня, неужели ты так и не понял, что у меня нет никого. Я одна, как перст одна.
   Чижов изумленно уставился на нее.
   - А черт, в самом деле, как я не догадался, - пробормотал он. Он сел на кровать и на его лице отразились мучительные раздумья.
   - И у тебя даже нет друга, приятеля.
   - Нет и никогда не было. Я всю жизнь прожила одна. Никто меня так
  и не захотел. Ты - первый.
   - Постой, ты намекаешь на то, что у тебя до меня не было мужчин?
   - Да, ничего я не намекаю, разве ты не видишь, что я говорю открытым текстом, идиот. Не было у меня мужчин.
   - Но постой, ты же не девушка.
   - После того, как двадцать лет назад, в этом самом замечательном месте меня лишил невинности наш друг Мохов, больше в мое лоно не заскакивал ни одни мужской член. Теперь я могу надеяться, что ты все наконец понял, придурок.
   - Но объясни... Нет, не понимаю, ты же так великолепно занимаешься сексом, ты так многому меня научила.
   - Трудно что ли. Знаешь, сколько я пересмотрела всяких фильмов, да перечитала всякой литературы. Ты даже не представляешь, как легко было тебя обманывать. Ты просто как мальчик, впервые увидевший сиську и обалдевший от этого зрелища. До встречи с тобой я даже не предполагала, что можно быть таким наивным.
   - Лучше бы обо всем ты сказала мне с самого начала.
   - А что бы изменилось?
   - Не знаю, впрочем, наверное, ты права, скорей всего - ничего. - Чижов задумался. - Я все равно должен уйти. Я должен обо всем подумать. Мне было хорошо с тобой, как ни с кем. Я понял благодаря тебе одну вещь: если женщина некрасива, то это может быть совсем неважно, главное - чувствовать с другим человеком себя свободным. И тогда некрасивость перестаешь замечать. - Он положил последние вещи в сумку. - Нам лучше больше не говорить ни о чем. Мы и так все знаем.
   - Ну и иди, - сказала Антонина. - Горбатого исправит только могила. Ты будешь жалеть всю жизнь.
   Чижов задумчиво посмотрел на нее, но больше ничего не ответил и вышел из комнаты.
   - Коротышка, замурлышка, онанист трухлявый, - словно кирпичи бросила она ему вслед оскорбления. Затем стряхнула с ноги туфлю и кинула её в дверь. Туфля ударилась о косяк и с грохотом упала на пол. Антонина несколько секунд постояла неподвижно, затем без сил опустилась на кровать. Внезапно из глаз, смывая краску, хлынули слезы. - Мне тоже было с тобой хорошо, Ленечка, вернись, я больше ничего не хочу, только бы ты вернулся, - запричитала она.
  
   _ _ _
  
   Надин вышла к ужину одетая в черное длинное строгое вечернее платье. На ней не было никаких украшений, даже сняты кольца с рук. Глаза и брови подведены черной тушью и вместе с платьем это создавало как бы единый ансамбль. Все молча смотрели на неё; никогда она еще не выглядела такой красивой. И в тоже время в ее облике было что-то трагическое. В знак приветствия она слегка наклонила голову, увенчанную тщательной прической, и села на свое привычное место во главе стола.
   - Извините, я немного задержалась, - негромко, в полной тишине проговорила она. - Мы с Патрицией решили постараться и приготовить особенно хороший ужин. Ведь я так понимаю, он у нас прощальный.
   - Я думаю, ты правильно понимаешь, - не особенно приветливо произнес Чижов.
   Надин улыбнулась ему.
   - Давайте к нашему главному разговору приступим сразу после ужина. Говорить за столом о таких важных вещах, мне кажется, это не совсем удобно. А сейчас просто побеседуем о чем-нибудь легком. Не знаю, как вам, а мне в целом понравилось, как мы провели время. По-моему, эта была полезная встреча.
   - Я тоже так думаю, - поддержала ее Алена. - Если бы не Надя со мной, может быть, так бы и не случилось того, что я хотела, чтобы случилось. И вообще, это замечательно вернуться в свою молодость.
   - Глупости, - раздраженно буркнул Мохов, - в молодость нельзя вернуться, как нельзя вернуться в снесенный дом.
   - Но дом можно восстановить, - заметила вдруг Наташа.
   - Его можно восстановить, потому что есть те самые материалы, из которых он построен. А молодости нет, она ушла и никогда не вернется. И говорить больше не о чем.
   - Я заметила, Олег, что ты постарел буквально за последние дни, - сказала Надин. - Ты даже изменился внешне. Обрюзг, перестал следить за собой. Меня это не радует.
   - Ах, не радует! - резко воскликнул Мохов и даже вскочил со своего места. - Да, постарел, подтверждаю перед всем честным народом. Сам вижу. Но что вам до того, что вам до всех моих несчастий. Никто из вас не пришел и не проявил участие, никто не спросил, чем мне помочь. А ведь вы называете себя моими друзьями. Вы все лицемеры, вам плевать на меня, для всех вас - это лишь спектакль. Впрочем, единственное, что меня радует, что не я один такой, мы все тут актеры, а ты у нас - режиссер. Вот только непонятно, какую мы играем пьесу.
   - Узнать это, по-моему, стало уже общим желанием, - усмехнулась Надин. - Но я могу тебя немножко утешить, Олег, хотя ты меня и называешь режиссером, но так уж получилось, что кроме режиссуры мне пришлось по ходу действия стать еще и актрисой в собственном спектакле. Так что в каком-то смысле я оказалась с вами на равных. И могу сказать, что мне самой пришлось нелегко. Наверное, вы все догадываетесь, что я имею в виду.
   - В самом деле, - вступил в разговор Анин, - стоит ли нам всем упражняться во взаимных обвинениях. Лучше признаемся в том, что мы все виноваты друг перед другом. Просто мы сейчас и тогда двадцать лет назад не любили друг друга. Только не догадывались об этом. Мы были наивны, и нам все тогда казалось прекрасным. Хотя, кто знает, может, в каком-то смысле так оно и было, - добавил он задумчиво.
   - Мне кажется, ты прав, Саша, - сказала Надин. - Мы не знали, как мы относились друг к другу по-настоящему. Да нас тогда это и не заботило. Мы любили не столько друг друга, сколько нашу дружбу. Разве это не замечательно чувствовать себя окруженным друзьями. Зато сейчас все стало более или менее ясно.
   - И всего-то для этого понадобилось всего каких-то двадцать лет, - усмехнулся Максаков.
   - Для того, чтобы прозреть, подчас не хватает и всей жизни, Сереженька, - сказал Чижов.
   - Глупости все это, все мы тогда прекрасно знали, - выкрикнула Антонина. - И не надо вешать друг на друга лапшу. Каждый отлично представлял, как он относиться к другому. Я всегда ощущала, что ненавижу её, - ткнула она пальцем в Надин. - И я знала, что однажды мы ляжем с Леней в одну постель.
   - Ты это знала? - изумленно спросил Чижов.
   - Ну не знала, чувствовала, - немного смущенно пробормотала Антонина. - Просто мы оба самые здесь некрасивые и когда-нибудь мы должны были оказаться вместе.
   - Феноменальная логика! - насмешливо воскликнул Мохов. - Но тогда получается, что самые красивые должны быть непременно вместе. А кто у нас тут самые красивые ясно как день: это великолепная в своем вечернем платье Надин и мой богатырь телохранитель.
   Надин увидела, как мгновенно передернулось лицо у Патриции и ей стало жалко дочь. Но сейчас не время для жалости; сегодня еще не раз будут возникать неприятные моменты. А Мохов, негодяй, специально сказал это, чтобы досадить ей.
   - Ты ошибаешься, - спокойно возразила Надин, - самая красивая у нас Патриция. - А я, Олег, как и ты, как и все остальные мои друзья, старею. Жизнь так устроена, все проходит слишком быстро; нет время не только на исправление ошибок, нет времени на то, чтобы их заметить. Вот мы и накапливаем их.
   - Что ты этим хочешь сказать? - спросил Мохов.
   - Только то, что мы собрались тут, посмотрели друг на друга и поняли, что нам уже не измениться. Или я не права? Может, у кого-нибудь созрело важное для его жизни решение?
   - Понимаю, - сказал Чижов, - тебе это очень хочется знать, тебе непременно нужен эффектный финал. Ты права, без этого в самом деле не обойтись. Чтобы ты хотела в этом плане от меня?
   - Только то, чтобы ты принял решение. А какое - это твое дело, Ленечка. Разве ты не понимаешь, что в этом-то вся и прелесть. Ты сыграл спектакль, и этот спектакль твоя жизнь. Разве это не замечательно?
   - Понимаю: весь мир - театр, все люди - актеры. Но остается вопрос: а кто кукловод, и по каким критериям он отобран для этой должности. Ты, насколько я понимаю, назначила себя на нее сама.
   - Кто-то должен был взять эту роль на себя. Этим человеком мог быть ты, Ленечка. Ты тоже помнил о нашей дате. Но ждал и надеялся, что кто-то придет и сделает все за тебя. Вот я и пришла. И ты был рад этому. Не понимаю, что изменилось. Какие у тебя ко мне претензии? Если бы не я, ты бы не испытал то, что испытал тут. Ведь ты же этого хотел всю жизнь. Твоя мечта исполнилась. Ей богу, стоит меня за это поблагодарить. Ты мог бы сейчас находиться и на моем месте. Но ты его добровольно отдал мне. Еще в чем ты можешь меня упрекнуть? Вы для меня куклы, марионетки? Но вы сами так захотели. Будьте честны сами с собой. Вы терпели все, что я делала. Не спорю, у каждого из вас были свои на то причины. Но это ваши проблемы.
   - Черт возьми, убедительно, - усмехнулся Максаков. - Только скажи мне честно, Надя, ты знала мой секрет?
   - Какой? - тоже усмехнулась в ответ Надин. - У тебя же их несколько.
   - Если я верно понял тебя, тебе известны они все.
   - Да, Сережа, я знаю все.
   - Понятно, - сказал Максаков и его лицо напряглось. - Какая же ты сволочь.
   - Сережа, не надо, - положила ему на ладонь свою руку Алена. - Я знаю, Надю, она вовсе не такая, если она это делала, значит, у неё были на то основания.
   - Так можно оправдать все, вплоть до убийства. Если убийца убивает, значит, у него есть на то свои основания. На этот раз, желая всех оправдать, ты зашла слишком далеко. Впрочем, у меня такое чувство, что мы все зашли чересчур далековато.
   - В самом деле, тут я с тобой согласен, - сказал Мохов. - надо все поскорее выяснить и разъехаться. Мне здесь все чертовски надоело. Не знаю, как вы, а я уезжаю завтра утром. Так что, Николай, будь готов.
   - Я тебя обязательно провожу, Олег, - любезно улыбнулась ему Надин, - ты мой гость.
   - Как хочешь, но если этого вдруг не случится, то знай, я не обижусь.
   - Я так и предполагала, но ты, как человек светский, понимаешь: долг превыше всего.
   - Мне кажется, что в последний вечер нам нет смысла препираться и возмещать друг на друге свои неудачи, - проговорил Анин. - Ведь может случиться так, что мы больше никогда не увидимся. Что мы будем помнить о нашей встрече? Подумайте об этом.
   - Я, например, собираюсь как можно скорее все забыть, - сказал Мохов. - Могу открыть вам маленький секрет: я вообще не собирался приезжать сюда. Меня заставили это сделать обстоятельства. И вообще, хочу, чтобы вы знали: никто из вас меня абсолютно не интересует. А то, что было в молодости, так повторяю: того уже давно нет. И не надо воскрешать трупы.
   - По-моему, ты и сейчас труп, - вдруг пробормотал Чижов.
   Все, удивленные этим неожиданным высказыванием, разом посмотрели на него.
   - Когда мы сюда приехали, то все были трупами. Я всю жизнь прожил мертвым. И вы - тоже, - пояснил Чижов.
   - С этим никто и не спорит, - сказал Максаков. - Я так давно неживой. Вопрос в том, стоит ли обращать внимание на такие мелочи.
   - Ты ошибаешься, - проговорил Анин, - вопрос в другом: стоит ли становиться живым или нет?
   - Черт возьми, и не надоело вам, - почти простонал Мохов. - Слушать противно. Мертвые, живые. Чего вы все хотите доказать. Может, ты и прав, Чижик, и я труп. Ну и что. Ты вот живой стонал тут перед нами, что всю жизнь только и делал, что смотрел на баб да глотал слюнки. Само собой до твоей замечательной встречи с нашей общей любимицы - Тонечкой. А я столько их перепробовал, что и сосчитать бы сейчас не смог. Кто-нибудь из вас имеет хотя бы отдаленное представление о том, что такое сладость жизни. Знаю, что не имеет. Я бы мог многое вам порассказать. Вот только стоит ли метать бисер перед свиньями. Все равно, вы не сможете по-настоящему ничего оценить. Потому что вам это не дано. Потому-то один из вас подался в философы, другой решил стать святошей. Третьей захотелось узнать, как это жить в нищете. Я давно понял простую вещь: все те, кто не способны наслаждаться жизнью, пытаются сделать все, чтобы и другие мучились также как они.
   - Мне кажется, - сказала Надин, - мы можем спорить обо всем этом бесконечно. Все, как я вижу, уже наелись. Сейчас мы с Патрицией уберем со стола и тогда подведем окончательные итоги.
   Стол быстро опустел. Пока женщины убирали грязную посуду, все молча сидели и смотрели на них. Разговор прервался, и никто не проявлял желания его возобновить.
   На веранде снова появилась Надин. Она села на свое место и посмотрела на всех.
   - А давайте погадаем, - неожиданно предложила она. - Попробуем на прощание угадать наши судьбы. Вы не знаете, что моя бабушка была наполовину цыганка. Так что в моих жилах есть несколько проток, по которым течет цыганская кровь, - улыбнулась она. - Она меня обучила одному пасьянсу. Это замечательный пасьянс, я много раз замечала, что он предсказывает все очень точно. Когда во Франции я оказалась на мели, то некоторое время работала гадалкой. И даже добилась определенной популярности. Вы не против? - Надин положила колоду карт перед собой на стол.
   - Ты это серьезно? - спросил Чижов.
   - Совершенно серьезно. Вот и Патриция не даст соврать.
   - Да, мама уметь замечательно гадать, - подтвердила Патриция.
   - Я не против, - сказал Чижов. - Это может даже быть интересно. Не знаю только, как остальные.
   Все молчали, не подтверждая своё согласие на этот рискованный эксперимент, но и не возражая против его проведения.
   - У меня такое чувство, что все согласны, - оценила общий настрой Надин. - С кого тогда начнем. Я предлагаю с наших молодых. Не знаю, сказали ли вам они, что собираются пожениться.
   Все притихшие перед ответственным моментом, когда должны были открыться врата их судьбы, мгновенно оживились и стали поздравлять Патрицию и Николая.
   - Ты права надо начинать, Надя с них, - поддержал её Чижов.
   - Я так и хотела, Ленечка.
   - Я буду гадать на ваше совместное будущее и на будущее каждого по отдельности, - прокомментировала она свои действия, раскладывая карты по рядам.
   Все молча наблюдали за манипуляциями Надин, чьи руки в самом деле с профессиональным мастерством тасовали колоду, затем раскладывали карты. Надин уже несколько раз меняла комбинации, при этом ее лицо становилось все более хмурым.
   - Мама, что-то не так? - спросила Патриция.
   Надин посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на Николая.
   - Да нет, дорогие мои, все хорошо. Просто сначала легла не очень хорошая карта и пришлось их несколько перемешать раз, дабы убедиться, что она не главная.
   - Так что же предсказывают нам карты? - спросил Николай.
   Надин не отвечала довольно долго, как бы собираясь с мыслями.
   - Вы будете счастливы, но жизнь вам предстоит нелегкая. Вы будете нередко расставаться и длительная разлука вас ожидает уже совсем скоро. Карты говорят, что буквально на днях. Но каждая разлука будет завершаться встречей. Путь каждого из вас окажется очень непохож на путь другого. Вы, Николай, станете довольно известным человеком. Вы станете основателем не то школы, не то какого-то учения, у вас появятся ученики, которые будут считать вас своим пророком. - Надя замолчала, вглядываясь в карты. - Но это лишь одна из возможностей, это случится в том случае, если вы сумеете избежать опасности.
   - А что за опасность?
   - Это карты сказать не могут. Однако они определенно указывают на близкую опасность. Однако у вас есть все возможности её избежать. Будьте осторожны, и тогда все будет так, как я вам предсказала. Что касается тебя, моя девочка, то у тебя все будет замечательно, ты родишь двух детей, ты проживешь благополучную жизнь, не будешь знать ни бедности, ни разочарований в любимом человеке.
   - Но мы будем вместе? - вдруг спросила Патриция.
   - Да, - чуть-чуть помедлив, подтвердила Надин, - вы будете вместе. Кто следующий?
   - Я, - решительно сказал Мохов. - Хочу знать, чего меня ждет.
   Надин перетасовала карты, затем разложила очередной пасьянс.
   - Могу тебя поздравить, Олег, карты предсказывают тебе удачу. Ты снова разбогатеешь, у тебя будет новая жена и ты завершишь свою жизнь полностью довольным собой.
   - Твоими бы устами да мед пить, - усмехнулся Мохов, но все вдруг заметили, как почти мгновенно приободрился он и по его лицу, как змея по солнцу, поползла такая знакомая самодовольная улыбка.
   - Ты не возражаешь, если я погадаю, Сережа, тебе, - спросила Надин.
   Максаков молча кивнул головой. Надин разложила карты и ее лицо нахмурилось.
   - Что такое? - спросила встревожено Алена.
   - Карты показывают что-то очень страшное. Тут смерть.
   - Ему угрожает смерть? - побледнела Алена.
   - Да, только непонятно от кого. Здесь нет врагов. Значит, получается... - Она посмотрела на Максакова. - Это правда, Сережа. ты это задумал?
   Максаков молчал.
   - Сергей, не молчи, скажи нам пожалуйста, - попросила Алена.
   - Да, я действительно хотел покончить жизнь самоубийством в последний день нашего тут пребывания. Это главная причина, почему я сюда приехал. Не знаю почему, но мне хотелось это сделать на ваших глазах.
   - Но почему, Сережа? - спросил Чижов.
   - Потому что я полный неудачник, потому, что я никакой не режиссер, я - никто! - закричал Максаков. - Я даже не мужчина, я - импотент.
   Внезапно раздался смех, он начался тихо, но постепенно нарастал и нарастал, пока не стал оглушительным, как раскаты близкого грома.
   - Вот это здорово, - смеялся Мохов, - вот это я понимаю. Импотент. Максаков - импотент. Алена, я тебя поздравляю, ты нашла великолепную мне замену. Ни одна новость не доставила мне в жизни еще такой радости, как эта. Спасибо тебе, Надюша, за твой пасьянс, без него мы бы так ничего и не узнали.
   - Как тебе не стыдно, Олег, - возмущенно воскликнула Алена.
   - Это ему должно быть стыдно, он держится за тебя, как за спасительный круг, хотя ничего не в состоянии тебе дать. Даже как мужик удовлетворить не в может. Ты подумала о том, что ты станешь делать, когда тебе станет невмоготу. Пойдешь по рукам?
   - Подождите, ссориться - немного недовольно проговорила Надин, видя, как Максаков готов уже броситься в бой. - Карты показывают, что вы будете счастливы и найдете способ поладить друг с другом. Сережа, дай мне клятву, что ты ничего не сделаешь с собой. Поверь мне, это будет страшной ошибкой. Это говорю тебе не я, это говорят тебе карты.
   - Обещаю.
   - Теперь твоя очередь, Саша. Ты не возражаешь?
   - Нет.
   - Очень странно, - сказала Надин через минуту, я не могу ничего прочитать. Такое впечатление, что карты как бы отказываются предсказывать твою судьбу.
   - Что это, по-твоему, означает?
   - Ты находишься перед важным решением, которое определит всю твою дальнейшую жизнь. Причем, это решение значит гораздо больше, чем просто решение одного человека, оно имеет некий символический смысл. Извини, но больше я ничего не могу тебе сказать.
   - На самом деле ты сказала очень много. Твои карты действительно не врут.
   - Что ж, я рада этому. Леня, ты готов?
   Чижов кивнул головой.
   Надин несколько раз раскладывала пасьянс, но он не никак не удовлетворял её и, смешав карты, она принималась за его составление снова.
   - Ты никак не можешь прочитать мою судьбу? - насмешливо спросил Чижов, наблюдая за ее стараниями.
   - Это, в самом деле, довольно сложно. Тебя ожидают нелегкие испытания, Леня, ты дойдешь почти до края, но не переступишь его. Будет нечто, что тебя остановит.
   - Нельзя ли поконкретней, Надя.
   - Попробую. Ты разочаруешься в том деле, которым сейчас занимаешься, ты почувствуешь себя опустошенным. Ты будешь, как проклятый, задавать себе один и тот же вопрос: что ты делаешь на этом свете? И не будешь находить на него ответа. Ты покинешь всех своих близких, останешься один, но не исключено, что одиночество как раз тебя и спасет. Кажется, ты сумеешь найти опору в самом себе. Тебе будет открыто нечто очень важное, что придаст твоей жизни новый смысл. Больше ничего не могу тебе сказать. Ну вот, кажется, и все.
   - А меня ты как всегда за человека не считаешь, - едко сказала Антонина. - Я не меньше других интересуюсь своей судьбой.
   - Хорошо, сейчас узнаем, что тебя поджидает. - Надин взглянула на карты. - Ты будешь одна, в твой смертный час рядом с тобой не будет никого из близких. Ни детей, ни мужа. Но где же они? Или у тебя их никогда не было? - Надин внимательно посмотрела на неё. - Кто-то врет либо ты, либо карты. Зная тебя, думаю, что скорей всего ты. Значит, у тебя никого нет, и твой муж и твои дети - это миф?
   - Да, миф. Ты рада?
   Надин неопределенно пожала плечами, что могло означать оба варианта ответа.
   - Теперь мы бы все хотели, чтобы ты погадала бы на себя, - сказал Чижов.
   - Рада бы, но не могу, могу гадать только на других. Это особенность данного пасьянса.
   - Тогда наконец объясни нам, зачем ты все это сделала?
   - Хорошо. Только подождите меня минуту. Я сейчас вернусь. - Увидев напряженные лица, она усмехнулась. - Не волнуйтесь, я не собираюсь сбегать. Мне нужно кое-что принести.
   Вернулась Надин через пару минут, в руках она держала толстую стопку книг. Затем аккуратно она положила их на стол.
   - Это мои книги, их написала я. Во Франции я являюсь довольно известной писательницей. Я автор почти десяти романов. Критики меня довольно дружно хвалят, что, согласитесь, довольно редкое явление. - Она замолчала. - Но в последнее время со мной что-то произошло, я исписалась. Вот уже год не могу начать новую книгу. Вернее, я много раз начинала и бросала потому что ясно видела, что ничего не получается.
   - И тогда ты вспомнила о нас, - негромко подсказал Чижов.
   - Да, тогда я вспомнила о своих друзьях и о нашем уговоре встретиться через двадцать лет. И подумала, что это может оказаться для меня последним шансом. Почему бы не посмотреть, что с вами произошло за эти годы. Если я не могу никак написать роман, то почему я не могу его разыграть.
   - Ну и как роман получился? - спросил Максаков.
   - Каждый сам может судить, что из этого вышло.
   - Получается, что пока мы тут находились, ты просто манипулировала нами, - сказал Мохов. - Я правильно тебя понял.
   - Не совсем, Олег, я лишь иногда вмешивалась в ход событий. Но все остальное - это ваше творчество. Вы сами принимали решения, вы сами искали выходы из ситуаций, в которых оказались. Не я, а вы прожили свои жизни так, как прожили, не я, а вы стали такими, какими вы стали. А потому ваши обвинения в мой адрес не совсем справедливы. Единственное, что я сделала, так это собрала вас вместе. И я не принуждала вас и к этому, у каждого из вас были свои причины приехать сюда. И не забудьте, что во многих случаях я была не в лучшем, чем вы, положении. Я тоже такая же, как и вы, жертва всей свой прошлой жизни и несу на себе бремя собственных ошибок.
   - Это нас безумно радует, - скривил губы Мохов. - Приятно думать, что не я один выгляжу идиотом. И все же я бы предпочел, чтобы меня поставили в известность о том, какую операцию собираются выполнять на моем теле. Не зря я всегда считал, что в этом мире ни дружба, ни любовь ничего не стоят. Скажите, разве я не прав?
   - А, по-моему, Надя хотела она того или нет, оказала всем нам большую услугу, - вдруг произнес Анин. - Я с удовольствием прочитаю твой роман. Ты дашь мне его?
   - Конечно. Твоя оценка будет для меня самой важной.
   - А на меня можешь не рассчитывать, твоим читателем я не буду, - проговорил Мохов.
   - Жаль, но что делать, Олег. Надеюсь, что со временем ты изменишь свое мнение.
   - Вряд ли. Не знаю, как вам, а мне все это уже порядком утомило. Пойду спать, завтра рано вставать. Был рад встрече с вами, мои дорогие друзья. Надеюсь, у нас хватит здравого смысла и мы не будем давать еще раз обещания встретиться через двадцать лет.
   - А по мне не такая уж и плохая идея, - сказал Чижов. - Мне, например, было бы очень любопытно посмотреть, что станет с нами еще через двадцать лет. За эти годы мы сильно и как-то странно изменились, каждый остался сам собой и в тоже время стал совсем другим человеком. И через двадцать лет с нами также произойдет точно такая же метаморфоза.
   - О, я не сомневаюсь, тем более наша дорогая Надюша к тому время опять испишется и ей понадобятся новые персонажи для очередного романа. Ну а как старым друзьям ей не помочь и не разыграть под ее предводительством новый спектакль. Николай, хотя ты и жених, но я надеюсь, ты помнишь, мы уезжаем рано утром. Не проспи.
   Мохов вышел с веранды, не потрудившись даже закрыть за собой дверь.
   Несколько минут все молчали, и это молчание действовала угнетающе на каждого из них. Всех охватило ощущение, что они окончательно стали чужими друг другу людьми и та непрочная нить, что связывала их, казалось порвалась окончательно.
   - Думаю, итоги мы подвели, можем расходиться, - первым решился прервать молчание Чижов. - Знаешь, Надюша, я не держу на тебя зла. Какие бы у тебя не были намерения, я рад, что оказался здесь. Ты во многом права, мы сами решили откликнуться на твой зов, и мы сами принимали решения, как нам себя вести. Как ни странно, но именно на твоей даче я осуществил мечту своей жизни; я превратился в ребенка, которому все можно. Даже не верится, но эти дни я был счастлив. Честно говоря, я даже не ожидал, что это когда-нибудь случится. Спасибо тебе, Тонечка. Но, как известно, за минуты счастья приходится расплачиваться годами несчастья. Что ж, я готов, по крайней мере, хочу верить в то, что готов.
   - Но, Ленечка, зачем тебе это нужно, зачем обрекать себя на страдания! Ведь можно всё сделать иначе! - воскликнула Антонина. Из ее глаз вдруг выкатились два крупные жемчужины слез.
   - Честно говоря, не знаю. Просто я чувствую, что поступить по-другому никогда не смогу. Прости меня. Извините, я пойду погуляю по саду. Я хочу, чтобы вы знали: я вас всех люблю. И тебя, Надя, - тоже. Я был глупец, что сердился на тебя. А вам, Николай и Патриция, желаю счастья. Вы даже не представляете, как я вам сильно завидую.
   Чижов вышел и через мгновение растворился в окружающей дом темноте.
   - Думаю, что нам всем пора расходиться, - сказал Максаков. - Знаешь, я согласен с Ленчиком, да и с тобой тоже, в самом деле, ты тут ни причем.
   - Послушай, Сережа, - вдруг встревожено проговорила Надин, - дай мне еще раз слово, что ты ничего не сделаешь с собой. Я этого очень не хочу.
   - Не волнуйся, все будет в порядке. У меня уже пропало желание кончать жизнь самоубийством. И знаешь в немалой степени, почему? - Неожиданно Максаков засмеялся. - Я тут насмотрелся на нашего друга Олега и понял, насколько я счастливей его. Меня иногда посещает странное ощущение, что в какие-то мгновения я начинаю понимать нечто такое, о существовании чего раньше даже не подозревал. Я не могу сказать тебе что это такое, просто в эти секунды жизнь предстает совсем другой стороной. Как будто начинаешь видеть новый свет. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   - Может быть, - задумчиво произнесла Надин. - А может быть, и нет. Иногда очень нелегко бывает понять, чего ты на самом деле понимаешь, а чего - нет. Ну а что скажешь на прощание ты, Саша?
   - А что говорить, Надя. Я был очень рад тебя видеть и видеть всех вас. А что касается всего остального, - Анин задумался, - в любом случае мне придется решать мой главный вопрос. А по сравнению с ним все другое не так уж важно.
   - А могу я узнать, что это за вопрос? - спросила Надин.
   - Куда идти: к Богу или от него.
   - Наверное, этот вопрос стоит перед каждым.
   - Конечно, Надя, но не каждый его решает. Вернее, каждый его решает, но не каждый осознает, что его решает. Я однажды это понял и теперь я должен нести свой крест до конца.
   - Как ты думаешь, стал ли ты от того счастливее или несчастнее?
   - Не знаю, пока не знаю. Если я буду идти к Богу и при этом буду хотеть идти к Богу, то я буду самым счастливым человеком на земле, а если буду идти к Богу, а сам мечтать о том , чтобы повернуть назад... - Анин замолчал. Затем посмотрел на часы. - А ведь уже очень поздно, а завтра всем уезжать. Пожалуй, мы засиделись.
   - Подождите, - внезапно встрепенулась Антонина. - А меня, как всегда, в расчет никто не берет. Конечно, я не такая умная и не такая возвышенная, как все вы, да и я не претендую. Но у меня тоже есть что сказать напоследок. Я никогда не верила ей и была права. Если бы не она, у нас с ним было бы все хорошо. Он был уже совсем мой, понимаете - мой. А она все испортила. Для того, чтобы написать свой говеный роман, она позвала сюда эту истеричку. И теперь он никогда не вернется ко мне. Он будет жить с ней и проклинать себя за то, что живет с ней. А Надежда будет радоваться и глубокомысленно писать об этом. А потом получит деньги. Да меня к смерти приговорят, а я все равно не буду читать это произведение. А нам с Ленечкой могло быть так хорошо. Так знай, Надежда, что в мире есть человек, который тебя будет ненавидеть до последнего своего вздоха. Я хочу, чтобы тебе было бы также плохо, как нам с ним.
   - Ты высказалась? - холодно поинтересовалась Надин. - Если ты по своей глупости не в состоянии понять, что вовсе не я виновата в твоих несчастьях, то в этом не моя вина. Он все равно от тебя бы ушел. Ты не поняла, что ему нужна не ты, ему нужен он сам. А ты лишь помогла ему найти самого себя. Твоя роль в его жизни сыграна. Так что тебе нечего обвинять ни меня, ни судьбу. Тебе при любых раскладах все равно ничего не светит.
   Антонина ничего не ответила, лишь молча выпустила из своих глаз два пучка ненависти.
   - В самом деле, - сказала Надин, - пора спать. Странно, но я вдруг почувствовала, что ужасно устала. Такое ощущение, что завершила какой-то большой труд. Такое со мной раньше только случалось, когда я заканчивала свой очередной свой роман.
  
   _ _ _
  
   Патриция убедилась, что все разошлись по своим, как она мысленно выражалась гнездам, прошмыгнула по коридору и оказалась у дверей комнаты Николая. Она тихо, словно мышка, поскреблась по косяку; Николай отворил дверь и впустил ее в комнату. Там она тут же повисла на его могучих плечах.
   - Я едва дождаться, когда кончится этот цихк, - прошептала она. - И говохят и говохят. Надоело.
   - А по-моему вечер получился даже очень интересный, - не согласился Николай. - Оказывается, я очень многого не знал. К примеру, что твоя мама писательница.
   Патриция сморщила носик.
   - Да, и довольно известная. Но я не люблю ее книг.
   - Она это знает?
   - Что ты, она всегда спхашивать пехвой мое мнение. И я всегда говохю, что мне очень нхавится.
   - Какой смысл в этой лжи? Ты лишь приносишь ей вред.
   - Не знаю, - пожала она плечами, - но я так пхивыкла говохить. Она бы очень огохчиться, если бы я сказала пхавду. - Внезапно она пристально посмотрела на него. - Я понимаю, ты пхав, в следующий хаз я скажу, что думать. Ты доволен?
   - Это твое дело.
   - Но я знаю, ты хочешь, чтобы я поступать таким обхазом.
   Патриция в очередной раз повисла на его шеи, и их губы соединились.
   - А почему тебе не нравятся её книги?
   Патриция не надолго задумалась, как обычно сморщив при этом свой хорошенький носик.
   - В её книгах как будто бы пхоисходить все как в жизни, но они не похожи на жизнь. Там все непхавда. В них все пхидумано. Это сказка, но только хеальная сказка. Понимаешь?
   - Пока я не прочитаю ее книги, то не понимаю.
   - Не хочу говохить об ее книгах. Я не хочу хасставаться, - прошептала девушка.
   - Мы не расстанемся, я отвезу Мохова домой или туда, куда он укажет, а затем приеду к тебе. Больше суток я не собираюсь на него работать. А там сделаем так, как ты пожелаешь.
   - А мы можем пожениться чехез несколько дней.
   - Вообще-то это довольно сложно. Есть определенные законом сроки и, кроме того, ты иностранка. Могут возникнуть дополнительные формальности.
   - А мне казаться, что ты этого не очень хотеть, - чуть-чуть обиженно проговорила она.
   - Ты так думаешь. - Николай широко улыбнулся. Внезапно он подхватил ее на руки и поднял над головой почти под самый потолок. От страха Патриция завизжала. - Ты разбудишь весь дом, - сказал он, спуская ее на пол. - Если ты будешь в этом сомневаться, то я всякий раз стану поднимать тебя наверх. Так что выбирай.
   - Я выбихаю, я добховольно отказываться от сомнений. И все-таки я не хочу хасставаться даже на день. А ты можешь не ехать с этим пхотивным господином?
   - Не могу, я у него на работе.
   - Ну и скажи завтха, что больше на него не хаботаешь.
   - Нет, я должен доставить его целым и невредимым в Москву. А там наши дороги раз и навсегда разойдутся. Я обещал ему, что не покину его пока мы здесь. Ему действительно угрожает опасность.
   - Но если ему, то значит и тебе.
   - Я тебе уже говорил, - слегка нахмурился он, - я сам выбрал эту работу. Значит, я и несу ответственность за свое решение. Я не могу оставлять человека в таком положении.
   - Даже такого, как этот Мохов.
   - Пойми, это не важно какой он. Дело даже не в нем, а во мне. Неужели ты не понимаешь, что если я его брошу, то, как я смогу доверять самому себе. А как можешь доверять ты мне. Значит, я могу тебя бросить в любой трудный для тебя момент. Мне странно, что ты этого никак не желаешь понять, ведь это все так очевидно.
   - Я понимаю, - задумчиво протянула Патрицию. - Но я... - Она запнулась, а потом, поразмышляв мгновение, решила не заканчивать фразу. - Ты должен знать, что я буду сильно скучать и считать часы до нашей встхечи.
   - Я - тоже. - Он прижал к себе Патрицию, и они упали на кровать.
   Через час, наспех одевшись, она после длительного цикла прощальных поцелуев, выбежала из комнаты. На душе у нее было почти легко, в конце концов, их разлука продлится в худшем случае два-три дня. А что такое два-три дня - одно мгновение, если даже не меньше. Николай абсолютно прав, не надо из их скоротечного расстования делать великую вселенскую трагедию. Тем более она нашла замечательный выход из этого положения; все это время она станет думать о нем и таким образом он будет как бы постоянно с ней. Перед тем, как лечь в свою кровать, она подошла к окну и несколько минут смотрела на сад. Ночь была очень тихая и темная, и ей почему-то вдруг захотелось навсегда запрятать в хранилище своей памяти воспоминание о ней, о том, как стоит она босая, в легкой ночной рубашке в этой комнате, в далекой и чужой стране и смотрит в темную молчаливую даль. Жаль, что завтра она не будет его провожать, они уедут рано, и он просил ее не вставать.
   Перед тем как лечь в кровать, Патриция глубоко вздохнула, наполняя легкие теплым ночным воздухом, затем нырнула в постель, накрыв себя с головой легким одеялом. И через несколько минут она уже спала спокойным и глубоким сном.
   Услышав, как заскрипела дверь, Надин осторожно выглянула из своей комнаты и в темноте увидела размытый и неясный, словно привидение, контур фигуры своей дочери, которая бежала, стараясь при этом не топать ногами, по коридору. Дождавшись, когда она скроется у себя, Надин тоже вышла в коридор и тоже, стараясь не шуметь, зашагала по нему. Возле комнаты Николая несколько мгновений она постояла неподвижно, словно решая, стоит ли ей осуществлять то, что она задумала, затем постучала.
   Николай открыл ей не сразу, по-видимому, он уже успел задремать, и она не без злорадства подумала, что придется ему вставать. Своей ночной госте он не удивился, только внимательно посмотрел на неё и пропустил в комнату. Первым делом, едва она вошла, Надин посмотрела на не застеленную кровать; она не сомневалась, какие события происходили на ней всего несколько минут назад.
   - Извини, - сказал он, - я не успел застелить постель. Я думал, что это пришел мой патрон. Сейчас я все сделаю.
   - Не стоит, мы же с тобой без пяти минут родственники. Прости, что пришла в столь поздний час, но завтра вы с Олегом уезжаете рано утром и другого времени поговорить уже нет.
   - Ясно. - Он посмотрел на нее. - Ты хочешь, чтобы я оставил Патрицию.
   Надин почувствовала, что краснеет, она не была готова к такой откровенности, проявленной уже на первой минуте разговора.
   - Я бы выразилась иначе, я бы попросила тебя не форсировать события. Не надо принимать увлечение за большое чувство. Патриция еще совсем молода и неопытна, а ты очень красив, необычен, не похож на других молодых людей. Если я так легко потеряла голову, то, что говорить о ней.
   - Это не увлечение и ты это знаешь.
   - Ну, конечно, я понимаю, у вас полное сходство душ, или даже у вас одна душа на двоих, у вас одни и те же идеалы и интересы и бог знает еще сколько всего у вас общего. Но послушай, сколько молодых людей произносили т еже самые слова, а потом портили друг другу жизнь. А ведь для женщины такой разрыв гораздо болезненней, чем для мужчины. А если еще появятся дети. - Она снова кинула взгляд на кровать. - Ответь, только честно, вы хотя бы предохранялись?
   Теперь настал черед покрыться его лицу бурым слоем.
   - Нет.
   - Замечательно! - Надин даже не скрывала своего возмущения. - Вроде бы современные люди, все обо всем знают. Ты хоть понимаешь, что вы делаете? Ко мне бы что ли пришли, я бы таблетку вам дала.
   - Если появится ребенок, то у него будет отец и мать.
   - Да разве можно ставить такие эксперименты на себе. Ты же совершенно не представляешь, что будет через неделю, через год. Что будешь чувствовать ты, что будет чувствовать она. Все так кардинально меняется в жизни, тебе кажется, что ты любишь без памяти человека, а через месяц его также сильно ненавидишь. Или вообще, забыл пять раз о нем. А вы-то знакомы всего без года неделю.
   - Срок не имеет никакого значения, можно прожить с кем-то всю жизнь, а он так и останется совершенно чужим человеком. Разве не так?
   - Так. Ну и что это доказывает? Только то, что ни она, ни ты не представляете, что вас ждет. Где вы будете жить, в России, во Франции, на острове Мадагаскар? Как ты будешь обеспечивать семью? Вопросы, вопросы, а где ответы? Они есть у тебя?
   - Будут. У меня есть путь.
   Надин вдруг почувствовала желание его ударить. Ну, что за странный парень, который не знает ничего, у которого нет ничего, но который безраздельно уверен в своей правоте. Но самое поразительное во всей этой идиотской ситуации то, что если бы он позвал ее в этот самый путь, она бы не задумываясь пошла за ним. В бедность, в неизвестность, в испытания, в бог знает еще куда и во что. Но то она, потрепанная и испытанная в сражениях жизни женщина, а то ее хрупкая, по сути дела не приспособленная ни к чему, дочь.
   - Ничего не могу сказать, может у тебя и есть путь, но откуда тебе известно, что это и путь моей дочери. У неё просто закружилась от любви голова и ради тебя она согласна на всё. Но когда она собьет все ноги, идя за тобой по твоему пути, у нее будет совсем иное мнение об этом. Я же, в конце концов, не прошу тебя отказаться от нее, я прошу - не спешить. Ей только девятнадцать, да и тебе не так уж много. Ну, оглянитесь, пусть каждый получит свой шанс испробовать, поискать еще что-то другое. И если ничего не изменится, то тогда поступайте, как сочтете нужным. Мы договорились?
   Николай отрицательно покачал головой, затем сказал:
   - Нет.
   - Но почему?!
   - Если Патриция примет такое решение, я возражать не буду. Но если она захочет, чтобы было по-другому, я тоже не буду возражать.
   - Черт бы тебя побрал, - вдруг, не скрывая ненависти, воскликнула Надин. - Ты внес сумятицу в мою жизнь, теперь также поступаешь и с дочерью.
   - Извини, я не хотел. Но есть нечто, что не зависят от нас.
   - А от кого они зависят, от него? - она показала на потолок.
   - Может быть, и от него. Просто есть вещи, которым нельзя противиться, это грех.
   - Ты заговорил совсем, как Анин, он тоже помешан на грехе. Хотя у тебя какое-то другое помешательство. Он помешан на собственном искуплении, а ты вбил себе в голову, что отмечен высшими силами для какой-то великой миссии. Ты должен стать пророком и нести людям истину. Это в сто раз еще хуже.
   - А вдруг это правда.
   У Надин опустились руки.
   - Иногда мне хочется тебя убить, - почти плача проговорила она. - Ты принесешь нам обеим несчастье. Я это также ясно вижу, как сейчас - тебя. Но неужели этого не видишь ты. Или тебе все равно? Как я раньше этого не понимала. Ради исполнения своей великой миссии, ты готов подмять всех, кто попадется на твоем пути. Ты даже сам еще не понимаешь, насколько ты жесток.
   - Это не так, и ты это знаешь.
   - Нет, так! Не ты первый. Все эти пророки всегда были жестокими людьми, рано или поздно они уничтожали всех, кто был с ними не согласен. Вот увидишь, и ты станешь таким же. Попомни мои слова.
   - Никогда, - твердо проговорил Николай. - Просто ты боишься потерять то, что тебе не принадлежит.
   - Патриция мне не принадлежит? Ну, конечно, я забыла, теперь это твоя собственность.
   - Нет, не моя, Патриция принадлежит только себе. И это-то тебя и пугает. Я же хочу, чтобы так было всегда.
   Надин поняла, что все дальнейшие уговоры бесполезны.
   - Нам рано вставать. Я пойду.
   Николай проводил её до дверей. Надин искала, чтобы ему сказать на прощание, дабы как-то посильнее его унизить, задеть, но ей так и не пришло ничего достойного такого момента в голову. Хоть бы Патриция не забеременела, вдруг почему-то подумала она. Тогда у нее, Надин, еще остается какой-то шанс отговорить дочь опрометчивого шага.
  
   _ _ _
  
   Ровно в семь часов, как и просил его патрон, Николай постучался в комнату Мохова. Никто не отозвался на его стук, и ему пришлось повторить свою попытку. Дверь резко отворилась; Мохов стоял на пороге в трусах и в майке и пытался сфокусировать взгляд на Николае. Но получалось у него это плохо, так как веки были не подвластны ему и то и дело слипались. Николай заметил, что около кровати стоит почти пустая бутылка коньяка, и ему стало понятно причина такого его состояния.
   - Вы просили разбудить вас в семь, - сказал Николай. - Мы уезжаем.
   - Да, уезжаем, - начал постепенно что-то соображать Мохов. - А что сейчас уже семь часов? - Николай кивнул головой. - До чего же хочется спать. Но нет, ты прав, мы должны уехать, нас ждут срочные дела. - Внезапно Мохов пошатнулся, и Николай схватил его за руку, чтобы тот не упал. - Послушай, помоги мне, проводи меня до душа, иначе я не переживу этот день.
   Николай взял в комнате патрона полотенце и халат, а затем повел, или точнее говоря, почти потащил в душевую Мохова. Там он поставил его под душ, включил кран с холодной водой и задернул полог. Пока Мохов, стоя под прохладной струей, окончательно приходил в себя, Николай молча смотрел на него через полупрозрачную занавеску. Он заметил, что буквально за последние дни он как-то обрюзг; раньше у него был абсолютно плоский живот, а сейчас он казался немного надутым, как плохо накаченный мяч. Мохов, обсыпанный каплями, вышел в предбанник и стал вытираться.
   - Кажется, я немного перебрал, - уже совсем иным почти бодрым голосом признался он. - Эти дурацкие разговоры плохо на меня действуют. Но сейчас я уже в порядке. Я был идиотом, что сидел в этой психушке. Надо было ехать сразу в Москву и решать там все вопросы. Ничего, мы все наверстаем. Вы все рано списали меня. А вот увидишь, я все исправлю. Не бывает ситуации, из которой нельзя найти выход. Ты не веришь, что я все восстановлю?
   - Нет, - сухо сказал Николай.
   Мохов зло посмотрел на него.
   - Почему?
   - В вас говорит лишь раздражение, но вы не знаете, что делать. На вашем месте я бы не ввязывался сейчас в драку.
   - Да ты психолог. А чтобы ты на моем месте сделал бы?
   - Я бы не стал ничего предпринимать, по крайней мере, до тех пор, пока не понял, что надо делать.
   - Значит, советуешь остаться?
   Николай кивнул головой.
   - А я знаю, почему. Тебе хочется продлить вашу идиллию с Патрицией. Вот подлинная причина твоих слов. Ну что я угадал?
   Николай ничего не ответил, лишь едва заметно пожал плечами. Мохов внимательно посмотрел на него.
   - Через полчаса мы сможем выехать?
   - Да, я уже собрал чемоданы.
   - Тогда помоги собрать мне.
   В комнате царил страшный беспорядок, вещи валялись повсюду: на стульях, на полу, на кровати и судя по всему уже не первый день. Дорогие костюмы, рубашки, брюки были измяты и испачканы.
   - Плевать, - сказал Мохов в ответ на взгляд Николая. - Это все лишь барахло. Давай засовывай быстро все в чемодан и скорее поедем отсюда.
   Моховым вдруг овладела какая-то лихорадочная активность, он бегал по комнате, бросал вещи в чемодан, даже не пытаясь хотя бы их элементарно сложить. Николай же наоборот, укладывал все аккуратно, пытаясь навести в багаже своего патрона хоть какой-то порядок.
   - Они думают, что победили меня, - периодически выкрикивал Мохов, мечась по комнате. - Ха, они не знают, с кем имеют дело. Я был последний дурак, что испугался каких-то урок. Можно подумать, что я не имел с подобной публикой раньше дел. Да и их столько перецедил, ты и представить себе не можешь. Они думают, что меня разорили. Но я не такой идиот, чтобы позволить им это сделать со мной, кое-что у меня припрятано. Запомни, Николай, всегда надо иметь страховой запас. И тогда ты на коне. Мы еще поборемся. Ты будешь со мной? Я знаю, ты не любишь меня и правильно, между прочим, делаешь, я сам себя не люблю, но какое это имеет значение. Разве есть на свете хотя бы два человека, которые любят друг друга? Зато ты самый надежный человек, который попадался мне когда-то в жизни. Не оставляй меня, за это ты будешь сполна вознагражден.
   Николай ничего не ответил.
   - Ты чего молчишь?
   - Нет.
   - Понимаю, Патриция для тебя важней. А где же твоя хваленая верность? Где?
   - Я верен вам, все, что обещал, я выполняю.
   - Да, - усмехнулся Мохов, - выполняешь. Но много ли ты сделал за это время? А главная работа впереди. Мы же с тобой связаны.
   - Нет, мы не связаны. Вы - это вы, а я - это я.
   - Ладно, как хочешь, черт с тобой. Но однажды ты приползешь ко мне. И тогда...
   Раздался стук в дверь.
   - Вот и дорогая хозяюшка наша прибыла, - кривя губы сказал Мохов. -
  Открой.
   Надин внимательно оглядела комнату.
   - Вы уже собрались?
   - Как видишь.
   - Надеюсь, ты не слишком огорчен, что принял мое предложение.
   - Зря надеешься. Знаешь, я чертовски рад, что в свое время не женился на тебе. Представляю нашу жизнь.
   - А мне иногда кажется, что мы ближе друг другу, чем сами думаем, - усмехнулась Надин. - Просто мы не успели это проверить на практике.
   - И, слава богу. Могу сказать, что временами было весело. Передай Алене... - Мохов вдруг замолчал. - Не надо ничего передавать. - Он обвел глазами комнату. - Кажется, собрали всё. Неси чемодан в гараж, - приказал он Николаю.
   Вход в гараж был с улицы. Первым из дома вышел Мохов, за ним с двумя чемоданами в руках шел Николай. Надин слегка замешкалась и потому немного отстала. Внезапно из-за дерева отделился человек и стал быстро поднимать руку с пистолетом. Николай отшвырнул саквояжи в сторону и бросился на Мохова. Ему удалось повалить его в тот самый момент, когда раздались, почти слившись в один, два выстрела. Пули точно прочертили траекторию как раз через то место, где секунду назад находилась голова Мохова, и ударились в оконное стекло, разбив его вдребезги. Николай вскочил, выхватил пистолет и выстрелил в нападавшего. Тот схватился за грудь и стал быстро оседать на землю. В это мгновение в сад выскочила ничего не понимающая Надин, и одновременно показался из-за яблони еще один убийца. Он побежал в сторону ворот. Неожиданно он остановился и стал целиться в неподвижно стоящую женщину.
   - Надя, падай, - завопил Николай. Но она была в шоке и не понимала ничего. Их разделяло расстояние в два шага, Николай преодолел его одним большим прыжком и заслонил ее. Убегавший человек дважды выстрелил и помчался к воротам еще быстрей.
   Николай стоял, полусогнувшись, прижав руки к ранам. Он не стонал, но его лицо стремительно покрывалось смертельной бледностью. Надин смотрела на него расширенными от ужаса глазами; она все еще находилась в шоке и не до конца понимала, что только что произошло. Внезапно Николай издал негромкий стон, а затем повалился на землю. Его рубашка быстро намокала от крови. Это зрелище вывело Надин из оцепенения, и она завопила. Она смотрела то на лежащего, истекающего кровью Николая, то на медленно поднимающегося с травяного настила Мохова и, словно сирена тревоги, не переставала кричать. Как бы ей в ответ в доме послышались голоса. Первым выскочил в сад Максаков, за ним - Алена и Анин.
   Отворилась дверь веранды и из нее появилась Патриция. Она была в ночной рубашке. Увидев лежащего окровавленного Николая, несколько мгновений она, словно не доверяя своим глазам, смотрела на него неподвижными глазами, затем с громким криком бросилась к нему. И как будто отвечая ей, Николай глухо и часто застонал.
   - Non, c'est impossible, c'est impossible, je ne lе croie pas. Mes yeux me trompe. Tu es vivant et je t'aime. Tout va bien. Mon cher, Nicolas. - Внезапно она обвела всех почти безумными глазами. - Pourquoi vous ne faitez pas rien? Почему вы ничего не делать? Он же умихать.
   К Николаю рванулся Анин. Он быстро осмотрел раненого.
   - Его надо перенести в дом. Ребята давайте, только очень осторожно, не делайте резких движений.
   Максаков, Мохов и Анин подняли Николая. Тут же без всякой пользы для общего дела суетился и выбеживший из дома Чижов. Антонина же молча стояла рядом, её лицо было непривычно неподвижным.
   Николая внесли в комнату и положили на кровать. Он был без сознания.
   - Надя неси бинты и йод. И вообще все, что у тебя есть.
   - Я пхинесу, я знаю. - Патриция бросилась из комнаты. Через минуту она вернулась, неся в руках аптечку.
   Анин расстегнул рубашку и стал перевязывать раны.
   - Ну что? - спросила Надин.
   - Плохо дело. Одна пуля угодила в брюшную полость, другая - в
  легкие. И он потерял много крови.
   - Как плохо?! - услышала его слова Патриция. - Я вам не вехю. Не вехю. Вы все вхать.
   Анин закончил перевязку, посмотрел на нее, но ничего не ответил.
   - Роurquoi vous taisez, repondez, je reclame. Vous devez le sauver.
   Анин смотрел на нее, он не понимал, что она говорит, но смысл ее слов не вызывал сомнений.
   - Что я могу сделать, у меня нет никаких ни инструментов, ни лекарств. Не кухонным же ножом я должен оперировать. Надо срочно ехать в районный центр и вызывать "скорую помощь".
   - Может быть, мы сами отвезем его на машине, - предложил Максаков.
   - Нет, он не выдержит тряски. Да езжайте же быстрей кто-нибудь!
   - Я поеду, - вызвался Мохов.
   - Езжай.
   Мохов выскочил из комнаты.
   - Что же нам делать? - спросила Надин.
   - Только ждать и уповать на Господа.
   - А ведь получается, что он спас меня, - задумчиво проговорила Надин. И туже пожалела о своих словах, так как поймала ненавидящий взгляд дочери.
   - Если бы не ты! - воскликнула Патриция и заплакала.
   Анин подошел к стонущему Николаю и взял его за запястье.
   - Пульс падает.
   Патриция вскочила с места.
   - Mais faitez vous quelque chose, je vous en implorе. - Она кинулась к Анину и, схватив его руку, стала обсыпать ее поцелуями. Тот отдернул свою ладонь, как будто бы её ударило электрическим током. Внезапно Патриция выпрямилась. - Вы не хотеть ничего делать. Вам все хавно, что умихает человек. Вы только уметь молиться вашему Богу. А Богу наплевать на Николя. Если он умхет, но мне наплевать на Бога.
   Надин подошла к Анину.
   - Но неужели ничего нельзя... Ты же первоклассный хирург.
   - Ему нужно немедленно делать укол в сердце. Только это может остановить падение пульса. У тебя есть препарат, - огрызнулся Анин. Он сел на стул и схватился руками за голову.
   Все стояли неподвижно, молча присутствуя при последнем акте человеческой жизни. И лишь Патриция металась по комнате от одного к другому.
   - Je vous haie, я вас всех ненавидеть. Вам нет дела до дхугих. Вы хадуетесь, что это не вы тут лежите, что вы здоховы и невхидимы. Вы даже не хотите ему помочь.
   Внезапно Николай застонал громче, он сделал движение, словно пытаясь приподняться, а затем затих.
   Анин снова взял его за запястье, потом заглянул в глазное дно.
   - Он умер, - сказал он.
   - Non! - раздался громкий вопль Патриции. - Я не хочу. - Она продолжала кричать с каждым разом все громче, хотя казалось, что кричать громче уже невозможно. Затем у нее началась истерика. Но никто не подходил к ней, даже Надин, которая растерянно переводила взгляд с неподвижного тела Николая на бьющуюся в конвульсиях дочь, явно не зналя, что ей делать.
   - Какой ужас, - только тихо прошептала она.
   К ней подошел Анин.
   - Ее надо увести, - сказал он.
   Надин, не очень понимая смысл сказанных им слов, на всякий случай кивнула головой.
   Анин подошел к Патриции, но та внезапно оттолкнула его и бросилась к Николаю. Она вцепилась в него. Анин посмотрел на Максакова, тот понял его и кивнул головой. Вдвоем они попытались оторвать девушку от тела.
   - Laissez moi, vous etez gredin, racaille, merde. Vous avez l"a tue. Je vous maudie.
   Все же совместными усилиями им удалось выволочь девушку из комнаты. Патриция ожесточенно отбивалась, и пару раз угодила своим кулаком мужчинам по носу и зубам.
   Через минуту вернулся Максаков.
   - Мы заперли ее в комнате. Но нужно чтобы кто-то бы с ней посидел.
   - Я посижу, - вызвалась Алена.
   Передав эстафету дежурства с Патрицией, в комнату возвратился Анин.
   - Думаю, нам лучше уйти отсюда, - сказал он. - Ему мы уже не можем помочь.
   Все молча покинули комнату.
   Как обычно они разместились на веранде, и Надин в первые секунды даже показалось, что ничего не изменилось, они сидят все тут точно также, как это уже было множество раз. И вот-вот войдет, сопровождая Мохова, как всегда с очень серьезным лицом Николай. Но этого не может быть. Она представила комнату, в которой сейчас покоится он, и почувствовала, как набегают на глаза слезы. Трудно даже вообразить, что с того момента, как прозвучали эти роковые выстрелы, не прошло еще полчаса.
   - Саша, но неужели ничего нельзя было сделать? - вдруг услышала она голос Чижова.
   Тот закрыл глаза, затем медленно покачал головой.
   - Если бы его сразу же привезли в больницу и сделали тут же операцию, шанс может быть бы и был. Но в этих условиях... Леня, я не мог ничего сделать, абсолютно ничего. Ты веришь мне? - Голос Анина внезапно дрогнул.
   - Конечно, верю, я и сам это понимаю. Это я так спросил, сам не зная, почему. Наверное, оттого, что тяжело вот так просто сидеть и молчать. Это был очень замечательный парень. Какой-то особенный, по-моему, это чувствовали все.
   - Он был единственным человеком среди нас, - неожиданно проговорила Антонина. - Мы все вместе не стоим его.
   - Хватит, я прошу вас, больше не надо, - сказала Надин и заплакала. Она плакала тихо, но долго, несколько раз почти затихала, но затем рыдания возобновлялись, и все молча смотрели на нее, не пытаясь как-то успокоить или утешить.
   Внезапно дверь отворилась, и на веранду медленно, шаркая ногами, как ходит больной, вошла Патриция. Она по-прежнему была в ночной рубашке. На груди и животе были видны следы запекшей крови. За Патрицией, словно тень, следовала Алена. Она поддерживала девушку за руку.
   Патриция также медленно, как шла, опустилась на стул и оглядела всех полными ненависти и боли глазами.
   - Почему вы живы, а он умех? - вдруг тихо проговорила она. - Je vous demande. Почему вы живы, а он умех? - теперь уже громко повторила Патриция.
   Надин почти мгновенно перестала реветь и внимательно посмотрела на дочь.
   - Почему вы живы, а он умех? Я хочу, чтобы было наобохот.
   - Девочка моя, прошу тебя, не надо, - сказал Надин.
   - Это ты виновата, - посмотрела Патриция на мать. - Если бы не ты, он был бы жив. Ты погубить его. Ты собхала здесь всех их; они сидят, а он лежит мехтвый.
   - Патриция у тебя большое горе и мы все разделяем его - сказал Чижов. - Но ты не права. Твоя мать неповинна в смерти Николая, человек не в состоянии прогнозировать все последствия своих поступков. Есть этому предел. И то, что так кончится, Надя не могла предвидеть, это было за гранью ее возможностей.
   Он не может не философствовать даже в такой ситуации, это уже въелось в его плоть и кровь, невольно подумала Надин. Даже на собственных похоронах, если бы ему представилась такая возможность, он быт произнес нечто глубокомысленное о бренности существования или какую-нибудь иную дурь. Но одновременно она была ему благодарна, к некоторому своему облегчению она почувствовала, что слова Чижова вносят успокоение в ее душу, снимает с нее непомерную тяжесть вины. Она безмерно скорбит о погибшем, но философ прав, в его смерти она не виновна. Откуда она могла знать, что за Моховым объявлена самая настоящая охота, что это настолько серьезно, что опасность угрожала им всем. Она сама едва не погибла; если бы Николай опоздал хотя бы на мгновение и не превратился бы в её пуленепробиваемый щит, то на его месте лежала бы сейчас она. Как знать, может быть, это было бы и лучше и справедливей, и Патриция была бы больше довольна таким исходом, но судьба распорядилась по-иному. Наверное, все же верна истина, гласящая о том, что самые достойные уходят всегда первыми.
   Внезапно послышалось тарахтенье моторов, противное завывание сирен. Появились люди в белых халатах и в форме. Через несколько минут тело Николая, закрытое простыней погрузили в пикап "Скорой помощи". Затем люди в форме приступили к расследованию. В саду подобрали несколько гильз; потом начались допросы. Дольше всего беседовали с Моховым и Надин. Надин, которая уже почти совсем успокоилась, снова разволновалась; ей пришлось несколько раз подробно, припоминая малейшие детали, описать все события этого рокового утра. То и дело она прерывала свой рассказ, так как рыдания не позволяли ей его продолжать, но при этом она чувствовала, что после каждого такого всплеска становится спокойней, словно происходит энтропия её скорбных эмоций и чувств, и они исчезают в мировом пространстве, оставляя ее вновь наедине с собой, возвращая ей прежнее состояние.
   Люди в форме исчезли только к вечеру, оставив всех буквально без сил. За это время никто ничего не ел и всех мучил сильный голод. Они бросали взгляды на Надин в надежде, что она, несмотря на столь драматические события, все же вспомнит о своих обязанностях хозяйки и накормит их.
   Первой не выдержала вынужденного воздержания Антонина.
   - Не знаю, как кто, а мне чертовски хочется есть, - объявила она она.
   Все дружно и с тайной благодарностью, как выразителю общественного мнения, посмотрели на неё. Надин ничего не ответила, но приняла замечание к сведению; она молча встала и направилась на кухню.
   Утром, после отъезда Мохова и Николая, она собиралась поехать в магазин за продуктами. Но этому намерению не суждено было сбыться, и еды оставалось немного. Она открыла несколько банок консерв, вывалила их содержимое на порезанный маленькими кусочками хлеб, все это сложила стопкой на тарелку и понесла на веранду. Все, стараясь не смотреть друг на друга, потянулись за бутербродами. Только Патриция не обратила на них никакого внимания, все последние часы она сидела молча, не говоря ни слова и даже не на кого не смотря. Надин то и дело с тревогой поглядывала на нее, но вывести дочь из стопора не отваживалась. Еще больше она боялась её возможной при этом реакции. Она благоразумно решила подождать, пока время не облегчит страдания Патриции. Молодость не создана для таких переживаний, по крайней мере, они не бывают слишком долгими. Да и ее роман с Николаем был слишком скоротечным, а значит, есть надежда, что скоро она вновь воскреснет для нормальной жизни.
   Надин вместе со всеми съела бутерброд. Потрясение уже прошло, и сейчас она ощущала внутри себя лишь грустное спокойствие. Она даже впервые за весь день позволила себе выкурить сигарету и испытывала сейчас ни с чем не сравнимое блаженство, втягивая в себя ароматный дымок. В конце концов, это далеко не первая смерть, которая прошлась рядом с ней; ушли в небытие ее родители, некоторые ее друзья и даже один любовник. Правда, к тому моменту он уже давно им не был. И все же...
   - Мне кажется, мы должны помянуть Николая, - вдруг услышала она голос Максакова.
   - Это мы должны сделать непременно, - поддержал его Чижов.
   - Я сейчас принесу, - встала Надин.
   Она вновь оказалась на кухне, достала единственную бутылку водки, которая там оказалась, затем вернулась на веранду. Автор идеи - Максаков быстро и ловко раскупорил её и разлил по стопкам.
   - Не будем ничего говорить, - произнес он.
   Все, кроме, Патриции, молча выпили. Она лишь посмотрела на свою стопку, взяла ее в руку и поставила обратно.
   - Мне все хотелось с ним поговорить, - вдруг сказал Максаков. - Вернее, даже посоветоваться, хотя он моложе меня больше чем на пятнадцать лет. Но иногда мне казалось, что он знал такое, чего мы не знали. Странное и непонятное ощущение он вызывал. Ведь находясь среди нас, большую часть времени он молчал, но у него было какое-то говорящее молчание. Как будто для него все то, что мы тут лопочем, неинтересно, так как он понимает гораздо больше и глубже. Как ты думаешь, Олег, я прав?
   - Он, в самом деле, был очень странным парнем, - неохотно отозвался Мохов. - Откровенно говоря, я немного его побаивался. Зря он спас мне жизнь, я сейчас мог бы быть уже свободен от этой ноши.
   - Вы все вхете, - вдруг очнулась Патриция. - Никто из вас не хочет умихать. Какое вы имели пхаво заставлять дхугого человека охханять вас. Вы думать, что ваша жизнь стоит дохоже, чем его жизнь, только потому, что у вас больше денег. Но жизнь не измехяется деньгами. А вы, вы, вы мехзкий, отвхатительный тип. Если бы вашим телохханителем была я, то ни за что не стала бы вас защищать. Пусть убивать, так вам и надо. Никто не имеет пхаво заслоняться дхугим человеком. Я ненавидеть эту пхофессию - телохханитель. Вы все виноваты в его гибели.
   - Может, тебе пойти в свою комнату и прилечь, - участливо предложила Алена Патриции. Неожиданно та согласилась, кивнув головой. Алена ласково обняла девушку за талию и повела в дом.
   Все вдруг почувствовали себя немного свободней.
   - Эта милиция меня просто допекла, - пожаловалась Антонина. - Я им сказала, что ничего не знаю и ничего не видела, а они все равно целый час меня допрашивали. Как будто это я послала этих людей.
   К удивлению Надин за столом завязалась довольно оживленная беседа. Все стали вспоминать события этого дня, обсуждать действия милиции. Она сама активно приняла участие в этом разговоре. Вернулась Алена.
   - Патриция спит, - объявила она.
   - Думаю, что нам тоже следует расходиться, - сказала Надин. - Я предлагаю уехать завтра утром. Или у кого-нибудь есть другие планы? Любой из вас может здесь пожить столько сколько захочет.
   - Спасибо, Надин, но вряд ли у кого-нибудь будет такое желание, -
  выразил общее мнение Мохов. - По крайней мере, у меня его, как ты можешь догадаться, нет.
   Надин вошла в свою комнату, она чувствовала себя очень уставшей. Сон буквально валил ее с ног, и сейчас у нее почти не было ни мыслей, ни чувств. Она ощущала внутри себя полную пустоту. И была благодарна этой пустоте; так ей сейчас гораздо удобней и лучше. Она быстро скинула с себя одежду и повалилась на кровать. Как хорошо, что можно заснуть и не испытывать до утра никаких эмоций, еще успела подумать она.
   Анин и Наташа уже почти час молча сидели в комнате. Она на кровати, он - на стуле. Она смотрела на него и пыталась понять, что происходит в его душе. Она кожей ощущала, что он решает нечто важное для себя, и что это его решение непосредственно отразится и на её судьбе. Эта неопределенность мучила её, но она никак не решалась нарушить его внутреннюю сосредоточенность.
   - Ты переживаешь, что не смог ничего сделать для него? - все же отважилась она на вопрос.
   Он как-то хмуро, почти недовольно взглянул на нее.
   - Мне трудно сказать. Я знаю, что в этих условиях никто бы не мог ему помочь. Но я испытываю какое-то страшное ощущение вины. Как будто бы произошла гигантская ошибка и погиб совсем не тот человек, какой должен погибнуть. Я даже не до конца понимаю, почему возникло во мне это чувство. Но оно очень сильное. Даже сильнее чем тогда, когда я был действительно в чем-то виноват.
   - Мне кажется, это потому, что врач всегда переживает, когда он оказывается бессилен даже в том случае, если нет его вины. Просто вы, медики, так устроены.
   Анин покачал головой.
   - Нет, это не совсем так. Тут что-то другое. - Он вновь задумался. - Все дело в том, что мы все виноваты в случившимся. Он погиб за наши грехи.
   - Саша, ну о чем ты говоришь, за какие твои грехи он погиб?
   - За мою злобу, за то, что я поглощен самим собой и ни на кого не обращаю внимания, за равнодушие ко всем и ко всему. Разве мы не видели, что происходит, какой переворот случился за эти годы с Олегом. А кто-нибудь из нас сделал хоть что-нибудь чтобы что-то изменить. А если бы мы попытались это сделать, то Николай возможно остался бы жив. Мы связаны все единой нитью. Каждый день я молюсь Богу, не разу за эти годы не пропустил ни одной молитвы, но что с того. Разве Бог пребывает во мне. Он мне даже не позволил спасти человека. Не дал ни одного шанса. В этом и есть мое наказание. Эта смерть на мне.
   - Это глупо так размышлять! - воскликнула Наташа. - Зачем ты себе внушаешь чувство вины? Скажи, зачем? Чтобы избавиться от меня?
   Анин посмотрел на нее.
   - Я люблю тебя, - сказал он. - И буду всегда любить. Мы созданы друг для друга. Поэтому я от тебя никогда не избавлюсь.
   - Тогда что же тебя останавливает?
   - Любовь проявляется по-разному. - Анин на несколько мгновений прикрыл глаза. - Пойми, эта смерть - его зов. Он зовет меня к себе.
   - Кто? - прошептала Наташа. Она вдруг почувствовала, что ей стало страшно.
   - Бог. Прости меня, я знаю, что причиняю тебе боль. Я очень долго колебался, я колебался даже тогда, когда был уверен, что не колеблюсь. И сейчас я может быть не уверен до конца. И все же у меня уже нет пути назад. Я должен остаться с ним, иначе я навсегда останусь таким, каким был и какой есть. Иначе я не искуплю никогда свой грех. Земное счастье не для меня.
   - Я чувствовала, что ты примешь именно такое решение. Мы могли бы быть очень счастливы.
   - Я знаю. Но я бы жил с ощущением неподлинности и неправедности этого счастья. Ты не понимаешь, что я уже стал в какой-то степени другим человеком. Меня коснулась кончиком своего крыла уже другая любовь. Мне очень хочется, чтобы ты была счастлива.
   - Без тебя? Это невозможно.
   - Как знать. Земная любовь преходяще и непостоянна. За ту свою жизнь я любил многих женщин. И всякий раз искренне верил, что это и есть любовь. Но истинная любовь возникает тогда, когда ты видишь в другом человеке Бога. А для этого надо узреть Бога в себе. Этому я и посвящу ближайшие годы. Мне очень не хочется, чтобы ты горевала. Я вовсе не расстаюсь с тобой, ты будешь жить в моем сердце. Мы лишь не будем физически вместе. Вот и всё различие. Только представь, сколько пар живут в одной квартире, спят в одной постели, но разве они вместе, там каждый сам по себе. И они даже не подозревают, насколько они далеки друг от друга, насколько несчастны. Ты этого хочешь?
   Наташа посмотрела на него и ничего не ответила.
   - Пройдет время, и ты согласишься, что я был прав, и что это единственно верное решение.
   - Я даже не знаю, как к тебе относиться. Должна ли я любить тебя еще больше или сильнее ненавидеть, - вдруг проговорила Наташа. - Ты только что разбил мою жизнь. Я хочу, чтобы ты каждый день был бы со мной, я хочу иметь от тебя детей. А твоя любовь к Богу - это бегство. Я не хочу больше находиться с тобой в комнате. Пожалуйста, не беспокойся обо мне.
   Наташа встала и почти выбежала из комнаты. Анин проводил ее взглядом. Потом его глаза нашли висящую над кроватью икону, на которой был изображен Христос.
   - Ты доволен моим поступком? - очень тихо проговорил он. - Теперь я навсегда твой.
   Алена заглянула в комнату Патриции. Девушка не спала, она встретила ее напряженным взглядом темных глаз. Алена села рядом с ней на кровать и ласково провела ладонью по ее непричесанным, спутавшимся волосам.
   - Как мне жить без него? - вдруг каким-то странным мертвым голосом спросила Патриция.
   Алена почувствовала, как что-то сжалось у неё внутри.
   - Как я буду жить без него? - настойчиво повторила Патриция.
   "Я могу ей ответить, но примет ли она мой ответ, - подумала Алена. - Она хочет услышать от меня чего-то другого. Но я не знаю, чего".
   - Скажи, как мне тепехь жить? - в третий раз спросила она. - Я
  только думать об этом.
   - Послушай, Патриция, наберись мужества, жизнь сама решит этот вопрос за тебя. Пройдет время и боль утихнет. И тогда ты сама найдешь ответ.
   - А как мне быть с мамой? Это из-за неё он погиб?
   - Но ты же понимаешь, что твоя мама не виновата.
   - Нет, не понимать. Зачем она пховодить его. Если бы она не пховожала, он был бы жив. Я ненавижу маму.
   - Так нельзя. Ты потеряла Николая, а теперь потеряешь и маму. А ведь она любит тебя.
   Патриция медленно покачала головой.
   - Никто никого не любит. Только он уметь любить. Я больше не встхечу человека, котохый уметь любить. Он единственный. Все остальные любить только себя.
   В каком-то смысле она права, подумала Алена. Подавляющее большинство людей живут без любви. Даже без любви к самим себе. И Патриции тоже придется приспособиться к этому. Либо научиться любить так, как Николай.
   Внезапно девушка посмотрела на Алену.
   - Я бы хотеть, чтобы погибла моя мама.
   - Ты думаешь, что говоришь. - Алена почувствовала, как прошиб ее озноб.
   - Но если из них двоих кто-то должен погибнуть, я бы хотеть, чтобы это была моя мать.
   Как они будут жить теперь с Надей, отныне ей будет очень нелегко со своей дочерью. Зарубцуется когда-либо эта рана? Или этот разрыв между ними навсегда? Алена взглянула на Патрицию, та смотрела куда-то в сторону. И если бы не открытые глаза, слегка подрагивающие длинные, чуть загнутые на кончиках ресницы, то можно было бы подумать, что это лицо мертвого человека настолько неподвижным было оно, таким холодом веяло от его черт.
   Алена захотелось поскорее уйти, находиться рядом с этим комком горя и ненависти было тяжело. Тем более, она все равно не знала, ни как отвечать на ее вопросы, ни чем утешить эту женщину-дитя.
   - Патриция хочешь я дам тебе таблетку снотворного и ты уснешь, - предложила она.
   - Нет, я не хочу спать. Я буду думать о нем. И о матери, - другим, мрачным тоном добавила она.
   Алена посидела еще несколько минут, тихо вздохнула и вышла из комнаты. У двери она оглянулась, взгляд Патриции был направлен мимо нее, и Алена окончательно убедилась, что ее присутствие тут бесполезно и может быть, даже нежелательно. Эта девушка целиком погрузилась в свой собственный мир и захвачена страстями, которые бушуют в нем. А потому ничего внешнее её пока не волнует.
   Максаков не спал. Он лежал в одежде на одеяле и курил.
   - Я была у Патриции, - сообщила Алена.
   - Как она?
   - Она сейчас живет двумя чувствами: любовью к Николаю и ненавистью к матери.
   - Наде будет с ней очень трудно.
   Алена кивнула головой.
   - А нам? Скажи, неужели ты действительно ехал сюда, чтобы покончить с собой?
   - А чем это место плохо, - усмехнулся Максаков. - Старые друзья, замечательная природа. Даже есть одна плакальщица.
   - Сережа, завтра мы все уезжаем.
   - И что?
   - Когда я сюда ехала, я не думала, что за эти дни все так резко изменится в моей жизни. Но разве не тоже самое произошло и с тобой. Неужели ты по-прежнему думаешь о самоубийстве?
   - Не знаю. Иногда думаю, но как-то по-другому. Ко мне иногда забегает совершенно невероятная мысль о том, что мы можем с тобой быть счастливыми. Даже, несмотря на то, что я полный неудачник, что я импотент. - Он выжидающе посмотрел на нее.
   - Сереженька, но ведь я об этом тебе все время и говорила. Мы обязательно будем счастливы. На самом деле быть счастливым - самое простое дело. Мы только по глупости обуславливаем это всяческими попутными обстоятельствами. Мне совершенно все равно импотент ты или нет, знаменитый режиссер ты или нет. Ведь мне нужна не твоя слава, не твои деньги, а ты сам. У меня уже все было, и я была самой несчастной женщиной в мире.
   Максаков докурил сигарету, затем затушил её.
   - Ты права, надо попробовать и этот вариант, - сказал он. - А покончить с собой всегда успеется.
   Чижов решил не ходить в комнату к Антонине, а переночевать на веранде. Он поставил стулья вплотную друг к другу и лег на эту сымпровизированную им кровать. Было жестко и неудобно, но он стоически решил выдержать это последнее испытание, которым подвергает его этот дом. Диоген жил в бочке, так неужели он не способен один раз переночевать таким вот образом. Завтра он вернется домой, попросит прощение у жены, все вернется на круги своя. Впереди годы однообразного труда, унылого семейного существования. Но что может быть еще? Уйти к Антонине, остаться навсегда тем ребенком, каким он был в эти дни? Но может ли человек всю жизнь быть собой, это такая редкая удача, которая выпадает одному на миллион. А он явно не входит в число этих немногочисленных счастливцев, его воли хватило только на короткий срок. Ему и так неслыханно повезло, хотя бы на несколько дней он сумел сбросить с себя, казалось, намертво прилипшую к нему маску и взглянуть на свое подлинное лицо. И до сего момента он сам очень смутно представлял себе, как оно выглядит. Так что он может вполне быть довольным, ведь другим не дается и это. А за такой бесценный дар надо платить и платить дорого. Вот это он и собирается начать делать с завтрашнего дня. А пока можно поспать на жестких стульях. Чижов улыбнулся своим мыслям. Как хорошо, что у него еще есть несколько часов этой удивительной жизни.
   Утром никто не стал завтракать, всем хотелось как можно скорее покинуть этот дом. Надин и Мохов вывели из гаражей свои машины. Все расселись в них. Надин проверила, все ли двери закрыты, затем села за руль. Рядом сидела Патриция, но она не смотрела на мать, и Надин тоже не делала попыток разговаривать с дочерью. Она понимала, что теперь у них начинается самый сложный период их отношений. Что ж, ничего не поделать, надо пережить и это.
   Она в последний раз бросила взгляд на дом, который посмотрел на неё в ответ безжизненными глазницами окон. Она не сомневалась, что больше никогда не увидит его; он сыграл свою роль в ее жизни, и ей нет никакого смысла возвращаться сюда. И все же она не зря приехала на землю своей молодости; она непременно напишет свой роман, и она чувствует, что это будет лучший ее роман. И, как ей кажется, последний. Ей больше нечего сказать людям. А может, и не стоило вообще ничего начинать им говорить?
  
  
  
   КОНЕЦ
  
   2 октябрь 1996 года
  . 
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"