Эти "Непридуманные рассказы о жизни на Севере" записывались в течение многих лет со слов моих друзей, которые жили и работали в заполярных областях нашей страны, расположенных вдоль Северного морского пути от Мурманска до края Чукотки, мыса Дежнева. Они побывали в разных уголках нашей, тогда еще, огромной и, не растасканной по улусам и хуторам, большой и красивой Родины.
Наш коллектив "активных парильщиков" - это старые, не по возрасту и состоянию души, а по давности знакомства друзья, которые знают, казалось бы, все друг о друге. Народ они малообщительный в городской обстановке, но в бане нашего общего друга Владимира Васильевича Панина (в простом общении ВВП) можно услышать много интересного о "жизни на Северах".
"Самая страшная погибель
для нас чертей - это Полярный летчик.
Изведешь на него все дрова,
а он кричит -
Закрой крышку, морж перевернутый,
дай согреться"
(Лекция для чертей начальных классов).
Чукотская серия "непридуманных рассказов" была записана из уст, всеми нами уважаемого геолога - Вениамина Ивановича.
В настоящее время Веныч (так мы уважительно его называем) давно уже на пенсии, но постоянно балует нас воспоминаниями о своей интересной жизни на Чукотке и не только. Человек он неординарный - наш Веныч. Несмотря на свой глубоко - пенсионный возраст, он крепок телом, легок на ногу, имеет уникальную память и удивительный слог повествований своих приключений. Его рассказы о "жизни на Северах" можно слушать часами. Иногда ловишь себя на мысли, что - то тут не так, что - то тут не вяжется, но потом забываешь о своих сомнениях, захваченный новым поворотом сюжета его очередного рассказа.
Мы ласково зовем его "Чукчей" за поговорку: "Эх вы, народ не приспособленный к жизни на Севере, вот чукчи - народ основательный".
Первое знакомство с Севером
Заброска
Северяне народ удивительный и уникальный.
На заре моего трудового пути, надо было мне лететь на практику в маленький поселок, где-то в Якутии. Уж поздняя осень была, точно помню, и снегу навалило где - то по пояс. До Якутска дорога была легкая, и я добрался довольно быстро, и без приключений.
Дальше был сплошной экстрим, как сейчас модно говорить.
Еще в деканате института меня предупредили, что добраться до места можно будет только на вертолете. Там же меня проинструктировали - полет будет нелегким, потому что вертолет в нужную сторону мне, возможно, придется ждать несколько дней.
У симпатичной девушки, в справочной аэропорта Якутска я выяснил номер рейса, на котором мне нужно было лететь дальше, до последнего поселка, куда еще летают вертолеты. Номер рейса - это сильно сказано. Местные пассажиры свои рейсы называют - "борт ?...".
Рассказывать, как я искал свой рейс - это просто говорить про "глас орущего в тундре". Я расспрашивал всех встречных - где идет посадка на "борт ?...", некоторые ничего не знали, а некоторые просто молчали. Я уже подумал, что пропал и не улечу никогда и никуда из этого молчаливого, незнающего ничего, заполярного угла, пока не спросил, как добраться до поселка такого - то.
Тут оказалось, что многие знают, когда и каким "бортом" долететь, и где этот самый "борт" грузится.
Добрые местные аборигены показали мне на стойбище "мастодонтов". Назвать стоянкой, а тем более вертолетов - это скопище старых потрепанных "стрекоз" нельзя.
Эти "винтокрылы" выглядели настолько обветшалыми и потрепанными, в те, уже далекие 70 - е годы прошлого столетия, что казалось, на них летал сам "царь Горох".
Тогда я и не подумать мог, что на этих "старичках" мне в будущем много придется летать и работать.
Плачь не плачь, а лететь надо, - подумал я тогда, не зная, что меня ждет дальше. Когда я подошел поближе к своему "борту" - сердце ёкнуло и с глухим стуком упало, куда - то в низ живота.
Зрелище было, я вам скажу, просто жутчайшее.
Представьте себе - брюхо вертолета, которое набивают ящиками с водкой и колбасой; коробками с конфетами и парфюмерией, причем парфюм был от "Тройного" и "Шипра" до "Французского" (так тогда называлась дорогая парфюмерия польского производства); мешками с макаронами и мукой; орущими курами в клетках и баулами с пожитками; лыжами, карабинами и многим еще, что крайне необходимо для жизни на Севере зимой.
В общем, библейский сюжет "Содом и Гоморра" по сравнению с этим зрелищем - детский утренник.
К окошку второго пилота зачем - то была приставлена металлическая лесенка, зачем она была нужна, выяснилось через несколько минут.
Так вот в этот "Содом и Гоморру" под названием МИ - 8, "борт ?..", мне и надо было как-то втиснуться со своими пожитками - рюкзаком и старенькой семиструнной гитарой.
В "Мишаню", так ласково называли вертолет МИ-8 на "северах", вместе со всеми грузились два амбала, от "доброго" вида которых местные, свободно болтающиеся по летному полю собаки, поспешили спрятаться за дальними пакгаузами.
По словам человека в летной форме, который управлял этим штурмом - "посадкой" борта ?..., эти двое летели в тот же поселок, куда надо было и мне. Со словами: "С этими ты точно сядешь в "Мишаню", - он попросил их доставить студента (то есть меня) до места.
Глянув мутным взглядом, один из них выдохнув на меня запахом свежевыпитого спирта, спросил:
- Студент что - ли?
- Вроде того - ответил я, при этом у меня похолодело все внутри.
- Звать-то как - спросил меня другой амбал, обдав меня смесью запахов нерафинированных спиртов, который почему-то оказался сзади.
Голос его был сродни грому.
- Вениамин (господи, назвали же меня так родители) - обмирая и мысленно прощаясь с жизнью, ответил я.
Правда, это был не ответ, это было хриплое блеяние ягненка, которого прижали в темном углу два матерых волка.
Надо сказать, что я все же не хиляк. Как - никак и росту во мне под метр восемьдесят пять и в плечах 54 размер, да и боевого весу во мне, было в то время за восемьдесят пять кило. Но эти два амбала мне казались просто какими - то двустворчатыми шкафами с антресолями и огромными кувалдами вместо рук.
- Значит Веник - ответил первый и протянул мне помятую армейскую фляжку, - давай хлебни за знакомство, по - полярному.
Что такое по - полярному я тогда еще не знал. Отказаться от предложенной выпивки нельзя - это закон (меня об этом еще до отъезда "на Севера" предупреждали старшие товарищи - геологи и педагоги). Я решил, будь что будет - маленький глоток водки из горла не убьет меня наповал. Кто ж знал, что во фляжке чистый медицинский спирт. Я, например, и подумать не мог. Результат был плачевный в прямом и переносном смысле. Из фляжки маленький глоток как из рюмки не сделаешь - кто не верит, пусть попробует, но я вам этого не советовал.
В общем после того как в меня влетело грамм эдак 150 чистейшего медицинского (в те времена он еще существовал), я почувствовал что жизнь остановилась: дышать я не могу, ничего не слышу и не вижу, слезы ручьем, руками почему - то машу как мельница, но в разные стороны. Что - то пытаюсь сказать, но вместо слов только дикий вопль удушенного динозавра.
Тут над ухом рык трубы иерихонской:
- Выдыхай, твою мать, Веник, не то завянешь, бабы не попробовав, - это один из двух моих попутчиков, ласково хлопая меня по спине, протягивал мне комочек снега, размером чуть поменьше моей головы.
- На - ко малец, закуси холодцом, - дружелюбно сказал он.
- Будет жить,- прогромыхал другой, - спирт - то первый раз пьешь что - ли?
- Да, - прохрипел я, после того как ко мне вернулось дыхание и ощущение жизни.
- Ничего научишься, а не научишься, значит, загнешься, - ободрил первый амбал, - Петром меня кличут, - сказал он и протянул мне свою покрытую шрамами и ороговевшими мозолями ладонь, размером с совковую лопату.
- Павел,- прогромыхал другой, - нормальный студент - выживет. Давай грузиться, нето эти пьяные обалдуи (аборигены, слегка принявшие "огненной воды", то бишь местного самогона) займут места у кабины, потом греха с ними не оберешься.
- Апостолы, - пролетело у меня в мозгу, - значит, буду жить.
Зачем нужно было занимать места у кабины пилотов, я тогда не имел ни малейшего понятия. Это выяснилось чуть позже, минут через десять. С тех самых пор, я всегда занимал места у кабины пилотов.
Хлебнув из фляжки по доброму глотку, равному наверное с пол - стакана, мои сопровождающие взвалили на себя огромные кули, кило под сто каждый, при этом меня тоже не забыли. Перед тем как грузиться в "Мишаню", Апостолы еще раз критически осмотрев меня, взвесили на пальце мой рюкзак. Пробормотав, что-то типа "потом выкинем все ненужное (я не понял что именно, но спорить не стал)", вручили мне по цинковому ящичку патронов к карабину в каждую руку. После чего, крякнув под собственным грузом, укладывая его на плечах, изрекли, - Вперед, грузиться в трамвайчик, нето эти обалдуи займут все "валютные места".
Свою гитару я тогда не нигде увидел, и, подумав, что ее стащили "местные", я с грустью поплелся к погрузочному люку вертолета.
Погрузка в вертолет в те далекие советские времена напоминала попытки студента влезть в утренний переполненный автобус в большом городе.
Помимо себя, каждый пытался запихнуть в вертолет груз, намного превышающий допустимый вес ручной клади. Причем "багажный отсек", кормовая часть вертолетного брюха, был уже забит ящиками "со всем, что нужно на Севере в зимнее время".
Человек в летной форме был прав, отдавая меня под опеку "Апостолов". Увидев двух огромных, угрюмых амбалов с огромными кулями на плечах, местный люд что-то пролепетал на своем птичьем языке и переместился ближе к "багажному отсеку", то есть в хвост салона, рассредоточившись среди мешков и ящиков.
"Апостолы" указали мне на место у иллюминатора, рядом с переборкой кабины пилотов, напротив боковой двери.
Кто знает вертолет "Мишаню", тот поймет, почему это место называют "валютным".
Через некоторое время, с матюками и причитаниями аборигенок, с орущими курами в ящиках, салон вертолета был все - таки был забит, что называется "под завязку". При этом второй пилот усиленно - плечом и пинками уплотнял крайние ряды пассажиров, чтобы закрыть дверь вертолета (тут я вспомнил, как сам забивался в переполненный автобус). После этого он деловито забрался в кабину по приставленной лестнице (вот зачем нужна была эта лестница) и по громкой связи радостно сообщил пассажирам:
- Уважаемые граждане пассажиры, наш борт совершает рейс по маршруту всем вам известному. Через несколько минут вам расскажут правила поведения на борту и правила выживания в случае экстренной посадки вертолета.
У меня тут - же закралось сомнение, что мы вообще сможем взлететь. Об этом я вежливо спросил у моих Апостолов, которые укладывались спать на свои огромные мешки.
- Не боись Веник, лучше хлебни еще глоточек для сугреву и храбрости - изрек Петр - эти волки и не такое ржавое железо по этим небесам гоняли. А наш "Мишаня" еще ничего, почти молодой, ему - то всего лишь лет ...дцать.
С этими словами он протянул мне фляжку. Надо сказать, что первая порция спирта во мне уже прижилась и возымела свое целительное действие, в виде легкой эйфории по поводу удачного начала моего первого путешествия на Север.
"Апостолы" - худого не пожелают, в вертолет я погрузился, скоро взлетим", - так я думал, поднося фляжку к губам.
Стоп - и тут до меня доходит смысл сказанного - для храбрости. Я быстро и уже более профессионально, с выдохом после глотка, заливаю в себя небольшую (опять грамм на 100) порцию спирта. Тут же мне протягивают кусок жирной, подкопченной рыбины для закуски (как я потом узнал - это был муксун).
Вкус был настолько нежен и приятен, что отбил все нехорошие воспоминания и жизнь начинала приобретать смысл существования. Будущее виднелось в нежно-серебристом свете полярного солнца. О ближайшем будущем я как - то не задумывался.
А - зря...
Вид пилотов, выходящих из буфета перед полетом, меня ничуть не озадачил, так как я уже твердо верил - без 150 граммов "чистого во внутрь" каждому, включая пилотов и "грудных детей", вертолет принципиально лететь не может.
После критического осмотра салона и проверки надежности крепления особо ценного груза, то есть ящиков с водкой, первый пилот, с видом веселого инквизитора, наступая на уже уснувших аборигенов, изрек правила поведения в полете.
Звучало это приблизительно так:
- В салоне не курить, а то с..ки взорветесь от собственных выхлопов;
- Блевать только в собственные торбаса;
- Поссать и посрать можно будет только на следующей стоянке, так как вертолет вам не ГТСка или КАМАЗ, у обочины его не остановишь;
- Следующая остановка только часа через три, и то если ветром не отнесет хрен знает куда;
- Дверь руками не трогать - она и без вас закрывается с трудом на проволоку;
- Во время полета по салону не бегать и не орать, машину и без вас от ветра болтать будет;
- Во время воздушных ям не визжать, а то иллюминаторы треснут.
- Все ясно? - рявкнул первый пилот на притихших аборигенов, - через 3 минуты взлет. Пока ветер попутный надо крутить винты.
Взлет нашего МИ - 8 напоминал выход из - за стола, обожравшегося и перепившегося "на - халяву", мужика. Машина взвыла, поднатужилась, пару раз невысоко подпрыгнула, как - бы уплотняя груз, затем ненадолго зависла в воздухе, метрах двух - трех над землей, раздумывая, стоит - ли тащить весь этот непонятный для нее груз, и медленно - медленно начала набирать высоту.
Набрав высоту, "Мишаня" клюнул носом слегка вперед и в сторону, набрал скорость и лег на курс.
Полет проходил в целом спокойно. Местный люд спал, перекатываясь по полу салона как мешки с картошкой, вперемежку с мешками с картошкой и мешками "с чем - то еще".
Вертолет умудрялся совершать движения вверх - вниз, вправо - влево, при этом все сразу, двигаясь вперед. Женщины тихо визжали при провалах в воздушные ямы, предусмотрительно зажав руками рты, ловя ногами свои мешки и клетки с орущими курами.
Апостолы спали на своих кулях, почему - то не сваливаясь с них во время болтанки.
Я смотрел на проплывающую внизу красоту - безмолвие северной тайги, с проплешинами болот. Скальные останцы старых горных образований, покрытые снегом и колками реликтовых елей, проплывали мимо как миражи древних миров.
Под убаюкивающий гул вертолета, в душу мою проникла вселенская благодать от этих бескрайних и красивейших просторов. Я смотрел в иллюминатор и приходил к мысли о том, что здесь начинается новая страничка моей жизни. Она будет непростой, но я уверен - счастливой.
С этой светлой и теплой мыслью я, незаметно для себя, уснул.
Продолжение следует.