Аннотация: Бермудские треугольники местного значения.
Обыденные необычности.
Озеро
Андрей увидел озеро в первый раз, когда переваливал через гребень увала. Едва заметная тропка, проходящая здесь, была ему хорошо знакома, и он всегда, по возможности, старался возвращаться именно по ней, невольно замедляя шаги под впечатлением красивейшего вида, открывающегося отсюда.
На заросшей макушке холма была проплешина, и там невозможно было не остановиться и не оглядеться. Земля вокруг до самого горизонта взгорбилась, словно от сильного толчка, как будто с разгона налетела на что-то еще более крупное, чем она сама, и от этого на зеленой равнине поднялась россыпь разноростных лесистых холмов, которые как огромные декорации, казалось, были приготовлены для какого-то большого представления, так и не состоявшегося. Остывающее, лето переходило в осень, и там, где к елям и соснам подмешивались березы, тронутые желтизной, на склонах проявились светлые полосы, еще более обострявшие впечатление от окружающего пейзажа.
Густой кустарник, непроницаемый для взгляда, поредел, и с вершины стало возможным осмотреться кругом. Там, где летом была сплошная стена листьев, мелькнуло что-то далекое и яркое, чего он раньше не замечал.
Андрей постарался, как мог, протиснуться через кусты в сторону блестящей точки. Почти у самого горизонта солнце сверкало в чем-то круглом и голубом. Не удивительно, что он раньше этого не видел, только сквозь, оголившиеся ветви, можно было бросить туда взгляд. Чуть левее или правее и заросшие скаты двух, впереди лежащих, холмов скроют загадочную блестку.
Он достал старый, еще трофейный, цейсовский бинокль, позаимствованный им, как и все снаряжение, у мужа тетки. То, что он разглядел, было поразительным! Плотно окруженный заросшими склонами крутых холмов, в небо, не мигая, смотрел огромный, сверкающий глаз с темно-синим зрачком, бледно-голубым, почти белесым, белком и густыми темными ресницами. Словно сама Земля вглядывалась пристально в синеву неба.
Лишь усилием воли можно было убедить себя, что это озеро. Вытянутое овальное озеро, мелкое по краям, и круто обрывающееся в глубину на середине, окруженное по кромке, светлого песчаного пляжа, остроконечными, высокими елями, так похожими издали на ресницы.
Такого чуда Андрей еще не встречал. От дальней, манящей красоты невозможно было оторваться. Он прикинул расстояние, получалось километров пятнадцать, не меньше. Это по прямой, а начнешь кривлять по лесу между холмами, так и все двадцать пять, с гаком, будут, при условии, что хорошо знаешь дорогу. А дорога проблемы подбросит: получалось, что только с этого увала, да именно с того места, где он стоял, и можно прикинуть путь, потом озера, пожалуй, не увидишь, пока в него не ткнешься - все, впереди лежащие, высотки были низковаты для того, чтобы снова с них ориентироваться.
Захотелось повернуть туда прямо сейчас, но Андрей понимал, что это невозможно. За целый день шатания по лесу ноги стали весьма тяжелыми - только, только добраться до села, и солнце давно повернуло на закат, не успеть пройти даже в один конец, а не то, что вернуться. Оставалось одно - любоваться этой диковиной издалека и удивляться тому, что раньше пронес, не слышал. Он долго, пока не заслезились глаза, не отнимал от глаз бинокля, но, наконец, опустил его и с сожалением пошел дальше. А что еще оставалось?
До дома он добрался почти в сумерках. Не терпелось приступить с расспросами к тетке, но та начала почему-то увиливать от разговора, то якобы не расслышав, то, делая вид, что не понимает о чем речь. Андрей вцепился в нее жоще.
- Не знаю я никакого озера, похожего на глаз, - старалась та отделаться от него, делая вид, что очень занята кухонными делами.
--
Ой, врешь Аркадьевна, ой врешь! - Андрея удивило ее поведение.
- Я ведь тебя, дорогая, так изучил, что ты не натрешь мне уши своими отговорками.
Но на большой разговор он ее так и не раскрутил, а то, что от нее удалось услышать, еще сильнее подогрело интерес к увиденному.
- Плохое там место, - выдавила из себя тетка. - Не вздумай туда податься. Пропадешь, а мне отвечай за тебя. Никто у нас туда не ходит...
- Это почему? - не сдавался Андрей.
--
Почему, почему... По кочану! Некогда мне с тобой... Давай ужинай, и спать заваливайся, завтра вставать рано, а я к соседке еще должна сбегать, пока та не легла. - Ушла от дальнейших разговоров Аркадьевна.
Утром, действительно, встать пришлось непривычно рано. Пришел Кузьмич, муж соседки, и они взялись за починку крыши, из-за чего, собственно, Андрей сюда и прибыл. Тетка уехала в город, навещать своего мужа, все лето томившегося в больнице, оставив им с Кузьмичом роскошный обед. Работа к разговорам не располагала, тем более что один был почти все время внизу, а другой наверху, но после ее завершения, в поздний обед, почти совмещенный с ужином, можно было расслабиться и побеседовать.
Андрея поразило, что и Кузьмич повел себя тоже как его тетка, едва только он завел разговор про озеро. Оставалась надежда только на то, что бутылка, припасенная Аркадьевной в холодильнике, на завершение работы, сделает соседа разговорчивей. В какой-то степени это подействовало, но не настолько, как ожидалось.
Кузьмич, как мог, ускользал от навязанной Андреем темы, ссылаясь на то, что он охотой совсем не занимается, сроду ей не увлекался и места здешние знает плохо. Слышал только, что не только озеро, а всю местность вокруг него здешние охотники и прочие лесные промысловики далеко стороной обходят. Не известно почему, но только очень дурная слава ходит втихомолку об этом месте, а вслух так и вообще о нем стараются не распространяться.
Наконец Кузьмич, после третьей рюмки, с успехом перескочил на другую тему, тоже впрочем, заинтересовавшую Андрея, и понесся по ней как по - писанному.
- Внучка моя недавно в Гималаи скаталась, в Непал какой-то, и как летом сюда нагрянула, так все уши мне прожужжала о чудесах тамошних, - Кузьмич взял инициативу беседы в свои руки. - А что в своих-то краях этих чудес, что мухоморов, они и знать не хотят.
Там говорит в горах, в пещерах, полно удивительных отшельников. А что у нас нет таких что - ли? Тут недалеко от нас, в болотной глухомани, два старца живут, так говорят, что они сюда пришли лет, поди, двести назад. А сколько им до того было? Явились они сюда уже конечно не молоденькими. По-моему, одного из них зовут Феодосием, а другого, точно не помню, кажется, Кириллом или Кирилием, как-то так. Так вот, интересно то, что место, которое они в самой чащобе, посреди огромного болота, выбрали себе для поселения, оказалось якобы не простым. Говорят, можно жить там, сколько хочешь и не умрешь, пока его не покинешь.
- И ты видел этих старцев? - Андрей заглотил наживку Кузьмича.
- Когда еще пацаном был, меня бабка два раза к ним таскала. И раз с матерью ходил. Не одни мы, конечно, ходили, собиралось еще несколько богомольцев. Дорога туда - черт ноги сломает!
- Ну и как впечатление?
- Да не особенно. Усердием в молитвах я и с детства не страдал, да и сейчас не выделяюсь, как жилось, лет двести назад меня тоже мало интересовало, поэтому беседовать со старцами мне особенно и нечего было. Только осталась в памяти досада, что меня в такую дыру, можно сказать, силком таскали.
- А сейчас-то их навещают, или нет?
- Сомневаюсь. Может, кто из стариков и добирается, кому пока по силам, но таких мало остается, во всяком случае, в нашем селе - уже таких нет. Да и надо сказать, что там интересного узнаешь? Я вот всю Европу прошагал и исползал, пока на войне был, да и кроме этого по миру не мало поколесил, так мне моя жизнь скучной не показалась. A что можно узнать нового сидя в болотине? В самые-то заварухи и войны к ним вообще мало кто заглядывал - не до них было, так что о самых бурных временах совсем мало эти старцы знают. А хотелось им там целый монастырь построить, народ заманить, да что-то не нашлось желающих жить вечно, но в болотной дыре. Так одни, эти праведники, там и скучают.
- А из других монастырей не нашлось желающих на таком чудесном месте поселиться?
- Настоящим-то монахам, что там делать? Те больше вблизи торговых путей, да богатых городов угнезживаются. А в таких-то зарослях и глуши кому свою святость покажешь, и что будешь с этого иметь?
Разговор продолжался еще долго. Кузьмич сумел вильнуть еще на несколько посторонних тем, несмотря на старания Андрея, большую часть теткиной бутылки оделить ему. Про озеро так больше ничего выудить и не удалось. Потом приехала Аркадьевна, рассказала последние городские и больничные новости и развела их теплую кампанию.
Наутро заморосил дождь. Ни о каких прогулках по лесу не стоило и заикаться. Андрей чувствовал, что тетка погодой довольна - ему скоро отъезжать, а в такую слякоть в сомнительные места не побредешь.
Село днем пустело, порасспросить об озере было не кого, и Андрей вспомнил о Витьке. Витек был личностью нестандартной. Несмотря на весьма приличный возраст, он не достиг особых жизненных благ, да и, надо сказать, не очень-то за ними и гнался. Его вполне устраивала "карьера" деревенского пастуха. Но при этом он еще был отличным и удачливым охотником, правда, это его увлечение было нестабильным.
Иногда он отпрашивался и просил себя подменить дня на два, на три, потом исчезал с ружьем в лес, но, как правило, тремя днями не ограничивался. Обычно он приходил с хорошей добычей и считал своим святым долгом сбыть ее и прогулять все вырученные деньги, а только потом снова вспоминал о работе.
Андрею показалось, что лучше Витька ему о здешних местах мало кто расскажет. Да и была надежда вместе с ним прогуляться до этого голубого "глаза". Уж от него-то Андрей не ожидал отказа. Но Витек его изумил.
- Не знаю я никакого озера! - сразу отрезал он.
А когда Андрей стал его уговаривать прогуляться и поискать дорогу вместе, тот отказался наотрез, совсем не раздумывая, несмотря на то, что Андрей посулил прихватить в дорогу пару литров.
- Да я лучше вообще пить брошу и в монахи запишусь, чем туда попрусь! - уж такого ответа от Витька едва - ли кто слышал.
Андрей только покачал головой, представив, Витька в монахах, а какой монастырь его примет он вообразить так и не смог. Но ничего не поделаешь - отказ есть отказ, и он побрел скучать в дом к тетке.
На другой день погода разгулялась, а теплая ветреная ночь свела на нет все старания дождя раскиселить лесные тропки. И Андрей, проснувшись ни свет, не заря, несмотря на ворчание Аркадьевны, снова подался, в последний раз перед отъездом, в лес, заверяя ее, что и близко не подойдет к тем местам, где он видел озеро, но сам только о нем и думал. Ему было очень неудобно перед ней, совершенно ясно - она не верит ни одному его слову, и конечно правильно делает. Но поделать с собой он ничего не мог - его тянуло туда как магнитом.
- Поброжу неподалеку, грибов посмотрю, видишь, я даже и ружье с собой брать не хочу, - врал вполголоса Андрей, собираясь.
- Вот уж чего-чего, а ружье-то возьми обязательно, это тебе не возле города в посадках шататься - здесь в лес без него не ходят, - отчаявшись его задержать, огрызнулась Аркадьевна.
Взбираясь на знакомый увал, Андрей засомневался, а не показалось ли ему, вдруг и не было никакого земного глаза. И шарахаются от этого места потому, что там может что-то странное привидеться, а на самом деле нет ничего. Но когда он вновь, с трудом, продрался сквозь кусты, все было на месте. Только взгляд у озера был хмурый - тень одного из холмов еще лежала на нем, не отогнанная, встающим, солнцем.
Он не просто постарался запомнить все приметы дороги, но даже не поленился их старательно записать, а иные и зарисовать, в записную книжку, понимая, что второго случая может не быть очень долго. На каждом холме, мимо которого предстояло пройти, он постарался разглядеть что-нибудь особенное. И еще раз, напоследок, оценив предстоящую дорогу в бинокль, он тронулся в путь.
Все оказалось гораздо сложнее, когда он спустился. Восприятие путаницы, заросших, земных складок внизу оказалось совсем другим. Но он упрямо продирался вперед, где по компасу, а где отыскивая примеченные ориентиры, с большим трудом узнаваемые в ином ракурсе.
Ему казалось, путь тянется очень и очень долго и он начал опасаться, не прошел - ли мимо. Вдруг почти проползая через какие-то заросли, которые поленился обогнуть, он оказался на кромке невысокого обрыва, а прямо перед ним, в обрамлении светлого песчаного пляжа, распахнулась панорама озера. У него дух захватило от неожиданности.
Если бы он видел озеро только вблизи, так как сейчас, то вероятнее всего никаких ассоциаций с глазом и не возникло бы. Когда стоишь на берегу, видишь обычное вытянутое лесное озеро, кажется, ничего особенного в нем и нет. Но если довелось увидеть его издалека, стараешься и стоя рядом посмотреть на него как бы с высоты, невольно ища сходство с огромным глазом, и находя его. Овал, заостренный на концах, там, где тянутся светлые пляжи, мелководье у берегов, темнеющая глубина в середине, и ровный ряд елей на противоположном берегу невольно складываются в голове в привычный увиденный штамп, хотя единым взором все это уже не окинешь.
Андрей был и изумлен совершенной красотой этого лесного чуда и в тоже время несколько разочарован. После всех таинственных разговоров, и отговоров от похода сюда, он в глубине души ожидал увидеть черт те, что таинственное, а тут все мирно и спокойно. Ярко светит солнце, с совершенно безоблачного неба, лето под закат снова разгулялось. Ни малейшего ветерка - зеркало воды не шелохнется, тишина вокруг. Так мало ли в лесу таких тихих мест.
Только здесь, в этом покое, Андрей почувствовал, как устал и просто запарился в своей ветровке. Он спрыгнул с обрывчика и пошел к воде. Она была совершенно прозрачна и на удивление тепла. Нестерпимо захотелось окунуться и вволю поплавать. Да и что оставалось делать? Искупаться, осмотреться, перекусить из принесенных запасов, и домой, а то, пожалуй, только затемно вернешься, тогда тетка с ума сойдет.
Он разделся и с разбега бросился в воду. У берегов было совсем мелко и пришлось невольно замедлить бег, потом идти стало еще труднее, расталкивая грудью воду. Уходя все дальше от берега, он невольно мельком отмечал про себя, какие красивые ракушки выглядывают из мелкого песка, но останавливаться и разглядывать их пока не хотелось - потом, еще успеется.
Но вот дно круто оборвалось под ногами, и он поплыл, еще больше удивляясь, какая теплая здесь вода в самом конце лета. Озеро казалось еще больше, когда он воспринимал его изнутри. Он плыл уже давно, но когда поднял голову, понял, что только, только достиг середины. Андрей не поплыл дальше, а стал кружиться и кувыркаться в воде, наслаждаясь ее чистотой и приятным теплом. Где еще так поплескаешься до будущего лета? Да и найдешь ли еще где и когда столь приятное место для купания?
Набрав побольше воздуха, он нырнул, и стал загребать все глубже и глубже, стараясь достать или хотя бы разглядеть далекое дно. Солнечные блики пропали, начались зеленоватые сумерки, они сменились все более и более сгущающейся темнотой, но дна так и не было. Он устал, легкие стонали, и оставалось только повернуть назад, вверх. Вот и снова колышащяяся кромка воды, пронизанная солнцем. Он, как пробка, выскочил в воздух, шумно отдышался, и обессилено растянулся на несущей поверхности воды, раскинув руки.
Солнце слепило, Андрей зажмурился и наслаждался приятным покоем в зыбком равновесии водяной постели. Когда он вновь открыл глаза, его внимание привлекла чайка, высоко кружащая над самой серединой озера.
- Как ее сюда занесло, - подумал Андрей. - Поблизости ни одной большой реки, а вот поди и это место отыскала.
Чайка стала кругами опускаться, а он не сводил с нее глаз, чем-то она удивляла. Вдруг он так резко перевернулся в вертикальное положение, что хлебнул, как следует воды и
поперхнулся, а озеро, в котором он плавал, показалось ледяной прорубью. Чайка парила уже так низко, что только крот не смог бы разглядеть, что она не то что, не чайка, а даже и не птица. Кожистые блестящие крылья и длинноклювая голова с каким-то рогом на затылке - это смахивало на чудище из сказки. И, похоже, эта "птичка" им сильно заинтересовалась.
Андрей рванул к берегу, но тут же остановился, словно налетев на ледяную стену, и почувствовал себя висящим над бездонной, холодной пропастью - берег был не тот. На первый взгляд над пляжем нависали те же ели, но если присмотреться, то даже издали они смахивали на громадные хвощи, какие порой разрастаются, без приглашения, по огородным грядкам. И самое мерзкое в его положении - в тени этих карикатурных деревьев неторопливо шевелились огромные длинные шеи с крохотными змеиными головками. Хозяев этих шей Андрей не мог разглядеть, слишком низко, на уровне воды, находилась его собственная голова.
Он развернулся и бешено погреб к противоположному берегу, туда, где оставил одежду. Проплыв, в суматошном темпе, почти половину пути он приостановился оглядеться и в
теплой парной воде его тело начало покрываться ледяными мурашками - на солнечном пляже, примерно там, где он раздевался, задумчиво стояла какая-то огромная зубастая гадина с крупной треугольной головой. Судя по окровавленной пасти, она с аппетитом перекусывала.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, охваченный ужасом, он снова рванулся на середину озера. Там он уставший и запыхавшийся машинально отметил, что "птичек" над
ним уже четыре и только сейчас обратил внимание, как они противно кричат, и что вокруг далеко не сонная тишина заповедного озера.
Стоя вертикально в воде и стремясь как можно меньше шевелиться он постарался восстановить дыхание и как-то сложить в голове безотчетную версию произошедшего. Наконец выдохнул, все, что было в легких, потом вдохнул воздуха, сколько только мог, перевернулся и погреб изо всех сил вертикально вниз.
- Только бы сработало! - стучало в голове. - Иначе лучше просто утопиться...
Он греб и греб, все больше погружаясь в густую тьму озерного омута, наконец, понял, что больше не может. Так глубоко он еще не нырял никогда в своей жизни, в ушах стучало, легкие разрывались. Он перевернулся и погреб из последних сил вверх, едва сдерживаясь, чтобы не вдохнуть воду, и в суеверном страхе плотно зажмурил глаза.
Он вылетел на поверхность, с хрипом выдохнул и жадно хватнул воздух. Глаза было страшно открыть, но, наконец, он это сделал. Его голова торчала из самой середины спокойного, заповедного озера, окруженного могучими елями, и он снова с огромной радостью ощутил тишину своего леса.
Еще до конца, не веря в избавление от кошмара, он, не теряя времени, погреб к берегу, стараясь держать голову как можно выше над водой, чтобы не упустить этот знакомый мир. Все было таким, как и должно было быть. Любопытная стрекоза несколько раз пыталась совершить посадку на его макушке, несколько опавших листьев, желтели на поверхности воды, на солнце проблескивали, пролетающие, паутинки.
Андрей плыл, боясь остановиться, пока колени не ткнулись в пологое, мягкое дно. Уставший, он побрел к берегу, чуть волоча ноги, и никак не мог поверить в свои ощущения. Уже казалось, что не может такого быть, все померещилось. Может перенырял лишнего? Подходя к кромке песка, он почти убедил себя, что ничего не было.
Бредя в воде, по щиколотку, он заметил промоину, от впадавшего ручейка, подошел и заглянул в нее. На полуметровой глубине, лениво подставляя свои бока свежему течению, словно стоя на цыпочках чешуйчатых ног, лениво дремал здоровенный "старина четвероног". Андрей слышал об этой рыбе: целакант или латимерия - кистеперная рыба, которая вымерла многие миллионы лет назад, но совершенно живые экземпляры, которой нет, нет, да и попадаются. Он читал, как ее выловили где-то у Мадагаскара. И вот вам, пожалуйста - пресноводный вариант!
Даже в армии по тревоге Андрей так быстро не одевался. Про обед он и думать забыл, сгреб все пожитки и бегом в лес. В голове стучало одно: "Только бы не заблудиться!"
Как он нашел обратную дорогу, вспоминалось потом смутно. Сбивался, кружил по незнакомым местам, стараясь сориентироваться по компасу, лез напролом через чащобу - лишь бы короче и быстрее. К дому тетки добрался в сумерках смертельно уставший и голодный как волк.
Аркадьевна все поняла сразу. Допросов устраивать не стала, решив видно про себя: "Вернулся живой и, слава богу!" Быстро собрала ужин, и не слова не говоря, поставила перед Андреем граненый стакан, наполненный по самые края водкой.
На следующий день, под перестук колес поезда, Андрей с затаенным страхом перебирал в голове все, что было. Он так и не решил про себя, верить или не верить в то, что произошло. Покачивание вагона убаюкивало и постепенно все стало казаться невероятным, далеким, безопасным как детская сказка на ночь. Только один раз он снова похолодел от внезапно нахлынувшего ужаса, когда вагон с грохотом втянулся в тёмный тоннель.
Белая дыра.
Дед был очень старый. Он сидел, как всегда, на своем любимом месте - углу завалинки, где солнце могло прогревать его и утром, и в полдень, и даже вечером, когда сворачивало на закат. Даже в такой знойный полдень он был в простеганной телогрейке, только шапку, обычную свою, скинул, подставляя голову с пушистыми седыми волосами под солнечные лучи. Всю жизнь дед копал колодцы и, похоже, эта постоянная работа, там, где даже в летнюю жару пробирает леденящая сырость, так остудила его кровь, что он ни как не мог согреться.
Колодцами он больше не занимался, годы были не те. И кому они теперь нужны его колодцы, в деревне на каждом углу колонка, а у многих вода заведена прямо в дома. И сидел дед целыми днями на своей завалинке. Дом стоял на бугорке, а внизу как на ладони разворачивалась панорама неторопливой деревенской жизни, которую ему не мог заменить ни один телевизор.
Видно было, что он очень обрадовался приезду Игоря, хотя и проявлял радость свою как всегда сдержанно, только глаза очень потеплели. Ради такого случая дед сразу прервал созерцание залитой солнцем пыльной улицы и сам повел Игоря в дом, придерживая за плечо, словно не до конца веря в его приезд и опасаясь, что тот вдруг исчезнет.
--
Подсуетись, старая! - крикнул он в открытую и занавешенную марлей, от мух, дверь. - Внук приехал!
Бабушка была все такой же округлой, мягкой, улыбчивой. А подсуетилась она, конечно, уже давно. Внука ждали, и на столе вздымалась гора пирогов, накрытая вышитыми полотенцами. Ради такого случая даже протопили печь, и теперь в избе стояла сухая, насыщенная запахами пирогов, жара, несмотря на распахнутые окна и двери.
--
Возьми скатерть, дед, - мягкой скороговоркой выпалила бабушка, оторвавшись, наконец, от внука. - Накрой столик в саду, а то заморим гостя в духоте. Расположились в тени старой раскидистой яблони, рядом с любимым колодцем деда, вырытым им еще до войны. Здесь, сколько помнил Игорь, всегда был столик из толстых вчерновую отструганных досок. Когда стол ветшал, его заменяли новым, но место было одно и то же, привычное. Сидели долго, перебирали все новости, и здешние, деревенские, и далекие, городские. Перевспоминали всех родных и знакомых, вслушиваясь больше не в слова, а в голоса, и с интересом разглядывали лица друг друга, что там переменилось и что осталось по-прежнему.
--
Отдохнешь, внучек, от дороги, может деда утешишь, в колодце его кое-что подправить надо. Сам то он уже стар стал.
--
И куда он вам, колодец этот. Я как шел к дому, видел, колонка новенькая прямо рядом с вашими воротами поставлена.
--
Поздно мне привычки-то менять, - словно извиняясь, выдавил дед. - Всю жизнь пил колодезную воду, другая теперь не по нутру.
--
Ну, какие разговоры! Конечно, все, что смогу сделаю, ты только подсказывай во время, а то ведь спец из меня в таком деле никудышный.
Дед растолковал суть работы, хоть и своими словами, но так четко, что Игорю даже не было нужды задавать вопросы. Ему стало теперь понятно, почему деда всегда выбирали старшим в артели, занимающейся копкой колодцев.
--
Ты, внучек, может, попробуешь попристальнее снизу, из глубины, на небо взглянуть, может и ты звезды тоже увидишь. - Не надеясь на серьезный ответ, тихо попросил дед.
--
Ладно, ладно, дед, обязательно посмотрю. - Игорь улыбнулся, перекинул ногу через край колодца и начал спускаться.
Это была старая история со звездами. Он тогда был еще школьником, запоем читающим научно-популярную литературу, особенно по астрономии и физике. Однажды дед рассказал ему про звезды, которые можно увидеть днем, со дна глубокого колодца. Игорь поднял деда на смех, а потом долго ему объяснял, почему такого не может быть. Он старательно изложил ему про то, как атомы водорода в верхних слоях атмосферы возбуждаются, а потом сбрасывают избыток своей энергии и излучают при этом голубой свет. Рассказал ему, что именно это голубое свечение и не дает днем видеть звезды. И даже если забраться в самый глубокий колодец, это не поможет. Дед не спорил, он слушал, молчал и чуть заметно улыбался, одними глазами, чтобы не обидеть Игоря.
В глубине колодца было и впрямь довольно холодно, настолько, что он в душе поблагодарил деда за то, что тот силком заставил его так тепло одеться. Постепенно от работы он согрелся, и леденящая сырость уже не донимала. Провозился он с непривычки довольно долго.
Когда все было закончено, Игорь, начав подниматься, запрокинул голову вверх и ноги у него подкосились как ватные, а леденящая волна, казалось, пронизала его насквозь. Над срезом колодца холодно светили яркие неподвижные звезды, четко выделяясь на почти черном небе.
Дед, как мог, помогал ему собирать инструменты. Он, словно ребенок, радовался починке колодца, шутил, суетился, снова взялся накрывать столик под яблоней. Но Игорю казалось, что это только показное - дед прекрасно все знал и тактично не хотел начинать разговор сам.
Под яблоней у колодца просидели до самых сумерек, запивая пироги душистым чаем из тут же попыхивающего самовара.. Но даже свежий огненный чай, обжигая горло, не смог растопить затаившийся в груди холодок, оставшийся от увиденного. В глазах стояли звезды, повисшие над срубом колодца. Это были чужие звезды. Как астроном - профессионал и прекрасный знаток своего дела Игорь мог отдать голову на отсечение за то, что увиденного им созвездия нет не только в северном полушарии, но и в южном.