В шуме ветра, в детском плаче, в тишине, в словах прощанья
"Ведь могло же быть иначе..." слышим мы как обещанье.
Георгий Иванов
Пролог
1
Переход в виртуал был совсем не похож на то, что Леде приходилось испытывать раньше - тело и голова болели, но хуже всего было то, что она совершенно не помнила того, что предшествовало переходу из реальности в эту виртуальную программу. Мелькали только какие-то обрывки, но ничего особенного Леда вспомнить не могла, кроме какой-то фигуры в плаще.
Немного полежав, привыкая к неприятным ощущениям, женщина перевела взгляд с висящего над ней белого потолка немного левее - на окно. Оно было прикрыто жалюзи, но даже сквозь плотные полоски металлизированной пластмассы Делле была видна решетка. Это было бы еще ничего, но обе руки женщины были пристегнуты к кровати, что было совершенно непохоже на внутренности тех виртуальных программ, которые она изредка использовала.
За дверью послышался неразборчивый шум, и женщина оторвалась от созерцания решетки на окне, разнообразив существование разглядыванием мужчины лет двадцати пяти, заглянувшего в комнату. На нем был темно-синий костюм в узкую белую полоску в стиле 30-х годов и он имел внешность типичного мафиозо средней руки.
В это время из-за двери донеслось: "Только не больше пяти минут, она очень слаба!". Реагировать на восклицание мужчина не стал, быстро вошел, закрыл за собой дверь и присел в кресло с правой стороны кровати.
*****
Леда решила пока не обращать внимания на визитера, цель прихода которого ей вряд ли могла понравиться, и даже не пошевелилась, - сказались многократные тренировки и большой жизненный опыт общения с неприятными личностями. Для начала она посчитала нужным дать ему понять, что она еще не совсем адекватна.
Тем более что впечатления от знакомства с этой виртуальной реальностью пока оставляли желать лучшего. "А может, это и и не виртуал вовсе, а самая настоящая реальность", - - несколько запоздало подумала Леда. А человек у кровати, судя по всему, был равнодушен к ее состоянию, потому что сразу приступил к расспросам:
- Назовите, пожалуйста, свою фамилию и место проживания, - начал он почему-то по-немецки. Леда сразу поняла, почему ей не хочется отвечать: в ее небольшой коллекции виртуальных программ не было ни одной, персонажи которой говорили бы на немецком языке. Это заставило ее немного зашевелить мозгами, и она вроде бы начала приходить в себя, но пока по-прежнему безмолвствовала. Но тут же последовала следующая, уже более агрессивная фраза мафиозо, для которого терпение не было сильной стороной характера:
- Извините, но вы находитесь не в таком положении, чтобы как-то помешать расследованию.
"Расследованию, вот как" - продолжала думать женщина, ничего не говоря и якобы чувствуя себя в тяжелом ступоре. "Наверное, при задержании избили, а потом накачали наркотиками" - но даже это правильное рассуждение не объясняло полное пока отсутствие воспоминаний о том, что было перед задержанием.
- Немного проясню ситуацию, - уже по-французски вмешался в ее размышления по-прежнему нетерпеливый и уже начавший суетиться мужчина: Меня зовут Готфрид Телль, я инспектор отдела уголовных расследований полицейского участка кантона Люцерн Швейцарской конфедерации. Если вы не понимаете вопросов по-немецки и французски, можете говорить на том языке, который знаете.
Лееда по-прежнему не реагировала, пока еще не вспомнив ничего существенного, кроме какой-то непонятной высокой фигуры с седыми волосами в защитном плаще, а инспектор быстро продолжил, теперь уже по-английски и для полноты картины включив в обойму мафиозного обаяния нехорошую ухмылку:
- Вы молчите совершенно напрасно, личность ваша нами установлена сразу, но нашим органам хотелось бы связать ваше присутствие в Швейцарии с совершенным вчера преступлением, и тогда вам будет обеспечена быстрая прогулка в Англию, власти которой уже требуют вашей экстрадиции. Ваш инспектор по надзору был очень зол, узнав, что такой выдающийся персонаж, как Леда Стикс, уже полтора месяца находящаяся в розыске в Великобритании, схвачена в другой стране.
Женщина решила дать инспектору немного информации для размышления, поэтому, с трудом разомкнув спекшиеся губы, еле слышно промолвила по-английски:
- Мое имя Дела Стрит. Скажите пожалуйста, где я, что произошло и почему я в таком виде, - для иллюстрации она пошевелила пальцами на неподвижных руках.
- Сейчас, - с этими словами инспектор и расщелкнул пряжки ремней на руках у Леды, вынул из тумбочки бутылку "Севен-ап" и налил из нее в стакан, стоящий здесь же, - Вы находитесь в спецбольнице при пенитенциарном учреждении кантона Люцерн, - правильное произнесенное длинное и красивое слово "пенитенциарный", казалось, вызвало у Телля удовольствие и он ухмыльнулся, сразу же потеряв только что приобретенную в глазах Леды некую симпатичность. - А заключили вас сюда, как вы сами понимаете, не из-за ваших неявок к инспектору по надзору, а по причине, которая швейцарской полиции нравится немного больше.
Леда сделала два глотка, но больше пить не стала, опасаясь подмешанного в питье наркотика.
- Задержание женщины, разыскиваемой правоохранительными органами почти всех стран Европы и отдельно Европолом - это уже большой козырь для нас, продолжил инспектор, - но только малая часть заслуг Швейцарии перед международным сообществом. Вы подозреваетесь в нападении одновременно на двух особ, представляющих высшие органы безопасности и сотрудничества в Европе.
Тут он прервался, решив, наверное, перестроиться и дальнейший допрос такой важной птицы, как Леда Стикс, провести более грамотно, чем дал ей небольшое время на размышление. То, о чем говорил собеседник, она пока воспринимала смутно, а ее умные мысли устроили небольшой выходной, разлегшись отдыхать где-то среди ботвы банальности и совершенно не реагировали на потуги хозяйки их отыскать.
Единственная хорошая новость в организме была та, что присущий Леде волевой стержень начал наконец-то распрямляться. В остальном было не очень хорошо. "Значит, где-то засветилась" - только и смогла сообразить женщина, наконец полностью отбросив мысль о том, что пребывает в каком-то виртуале. А мафиозный инспектор, по недоразумению носящий фамилию народного героя собственной страны, почувствовав неуверенность задержанной, продолжал измываться:
- Вчера было обстреляно - бубнил он - некое частное владение неподалеку от Люцерна, при этом пострадали два высокопоставленных чиновника, - инспектор замялся, не желая давать в руки задержанной даже мелких козырей, - но их имен вы от меня не услышите.
Увлеченный повествованием, Телль не заметил, что при слове "чиновника" левая рука Деллы непроизвольно дернулась. По-видимому, инспектор не успел тщательно изучить досье задержанной дамочки, иначе бы знал, что "в обстоятельствах, "когда объект получает не ожидаемую в этот момент информацию, у него возможно непроизвольное подергивание (тик) конечностей".
Леда же была потрясена неожиданно открывшимся вдруг в мозгу очень ярким видением ее последней встречи с Брюнетом, дающим инструкции по поводу "двух чиновников" и произносящим слово "чиновников" именно так, через паузу, как это только что сделал Телль.
Картинка была столь яркой, что бубнящий на заднем плане инспектор подернулся туманом, а память Леды продолжала разворачивать появившееся воспоминание дальше. Сначала она вспомнила, что Брюнет просил выполнить заказ почему-то обязательно из травматического оружия, да еще с приличного расстояния, по-видимому, не понимая сложности задания. Фраза о травматике для исполнителя ее уровня звучала довольно глупо, а исходя из условий предстоящей стрельбы - просто дико, но для Леды желание богатого и постоянного клиента было, разумеется, законом.
Она уже почти добралась до источника неприятного ощущения в животе - поведения фигуры в защитном плаще, как тут из-за двери послышался шум и крики о "недопустимости насилия над пациентами, хотя бы и преступниками", инспектор, вздохнув, приподнялся со стула, а Леда в этот момент спокойно потеряла сознание.
*****
Пробуждение было таким же "приятным", как и предыдущее - ломило череп, мышцы на руках и ногах свело, зато появились новшества - капельница у левого локтя и сиделка напротив кровати. Этот монстр в белом халате быстро среагировал на выход Леды из забытья, и ориентируясь по каким-то приборам, находящимся за головой пациентки, тут же нажал кнопку вызова.
На появившегося инспектора Телля Леда еле взглянула, вид у него был вялый, налет мафиозности как-то потускнел, и женщина уже чувствовала, что способна хотя бы вербально, но бороться с теми, кто ее задержал. При появлении Телля сиделка выдернула иглу капельницы из руки Леды, протерла сгиб локтя и немедленно удалилась.
Женщина лежала спокойно, потому что начала чувствовать постепенное возвращение к ней концентрированного сгустка наглости, характерной в обычной жизни для международной преступницы Леды Стикс. Она уже знала, что инициатива в предстоящем разговоре будет принадлежать ей, - наверное, во время забытья она получила хорошее внутривенное подкрепление. Ее мозг вроде бы начинал работать нормально, и, кроме того, некоторая часть воспоминаний к ней вернулась.
Второй причиной появившейся уверенности был несколько виноватый вид инспектора. "Наверно получил втык за методы ведения допроса, едва не приведшие к потере важного свидетеля" - злорадно подумала Леда, а вслух с небольшим напором произнесла:
- Значит, по-вашему, это я стреляла в каких-то чиновников, а потом попыталась скрыться?
- Вы почти правы, - торопливо произнес инспектор, - только стреляли вы не одна, а вас было двое, и ваш сообщник имел еще одно задание, кроме обстрела названных чиновников. Ему было приказано после этой акции устранить вас, - четко произнося слова, добавил Телль.
После слов о сообщнике Леда почувствовала какую-то пустоту в груди, так как никакого сообщника у нее быть не могло, - по таким спецзаказам она всегда работала одна.
- Поэтому я имею задание руководства, - продолжал, глядя мимо Леды в окно, сыпать фразами инспектор, снова приобретший сходство с мафиозо, - заключить с вами сделку. Ваше пребывание здесь нам не нужно, швейцарская полиция и я в том числе уже получили свои лавры. и мы можем в любой момент передать вас хоть вашей родной английской полиции, хоть Европолу, но так как вы задержаны за преступление, совершенное на территории Швейцарии, то такая вилка и нам и вам будет очень полезна.
- - Тогда развяжите меня - несколько стервозно произнесла Леда, чтобы заставить Телля говорить быстрей и по делу - я не очень хорошо себя чувствую.
- Все очень просто, - начал говорить Телль, по-прежнему не глядя в глаза пациентке и действительно начав расстегивать ремни на ее руках, - вы нам рассказываете о заказчике, а в обмен мы вам устраиваем защиту как важному свидетелю.
- Да уж вы устроите - с издевкой, но пока без злобы, чтобы не сбились в кучу важные мысли, произнесла Леда. - Дело в том, господин инспектор Готфрид Телль, что вы ведете себя, как идиот, а для меня, например, очевидно, что ваши начальники пляшут под дудку каких-то неизвестно какие цели преследующих международных аферистов.
Тут инспектор наконец-то повернул к ней лицо, и на нем впервые за все время разговора прочиталось изумление. И было от чего -даже сама Леда про осебя изумилась -"Ну я и сказанула!"
- Да-да, - теперь уже отвернувшись от Телля, начала она разговор с потолком, - вы куплены, господа. Ну подумай, - переходя на ты, Леда вновь обратилась к инспектору, - Зачем кому-то надо защищать такую пробитую международную суку, как Леда Стикс? На это способны только такие придурки, как ты, а чем такая защита для тебя закончится, ты хотя бы понимаешь? Ты ведь и сам знаешь, что твоим начальникам не надо предлагать мне сделку - достаточно применить какую-нибудь "сыворотку правды" и заказчик у вас в кармане.
Тут она немножко блефанула, ведь ни имени, ни настоящей внешности Брюнета она и сама не знала, а уж его целей и подавно. Просто пришло вдруг в голову, что игра может оказаться сложней, а по собственному немалому опыту Леда знала, что блестящая импровизация в нужный момент может спасти весь спектакль. А может и не спасти, - как повезет.
Поэтому, автоматически проговаривая дальнейший текст, откуда-то всплывающий в голове, как подсказки на мониторе диктора, она пыталась прокрутить сценарий будущего гораздо более сложного блефа и одновременно вспомнить внешность человека в защитном плаще - ей было инстинктивно ясно, что он и есть та фигура, которую ищут, а на заказчика, так же как и на "двух чиновников", на Телля и на саму Леду властям уже наплевать. Надо было как-то уходить, спасаться, и ее помощником в этом деле должен был стать именно инспектор Телль, уже сейчас имеющий больший шанс, чем Леда, вскоре внезапно очутиться в том месте, где оружие не выдают и не носят.
- Так что думай, только очень быстро, - завершила она свой монолог, буквально выплюнув последнюю фразу в лицо так и простоявшему с изумленно приоткрытым ртом инспектору, и для вящего эффекта перевела взгляд на часы справа от окна. И с удовольствием заметила взгляд Телля, тоже посмотревшего вслед за ней на часы, - это означало, что после небольшого, но внятного разъяснения он уже находится под ее контролем, что она уже взяла его с собой.
Впрочем, Леду это не удивило: хотя в досье многих международных "синдикатов" она числилась специалистом по зачистке, но была одновременно и экспертом по манипулированию, хотя большинство заказчиков этого и не знали - и к ее и к их комфортной жизни. И уже не стараясь скрыть торжествующей улыбки, в одном белье вскакивая с кровати, она приказала:
- Одежду, только побыстрей.
*****
Телль вроде бы стал поворачиваться в сторону шкафа у двери, но делал это все же не слишком проворно, - ему ведь хотелось, пусть и второпях, но посмотреть на ее красивое шоколадное, хотя и почти сорокалетнее тело.
В тот момент, как он начал доставать с полки ее комбинезон, ботинки и берет, за дверью захлопало. Они оба поняли смысл этих звуков совершенно правильно: Леда бросилась к двери, думая чем-нибудь быстренько припереть ее, а инспектор с ее барахлом в руках стал доставать из кобуры служебный пистолет и, разумеется, выронил барахло. Вылетевший из нагрудного кармана комбинезона белый листок начал медленно и плавно опускаться на пол, и так же медленно и плавно мужчина и женщина зачем-то начали поворачивать вслед за ним головы.
Поэтому открывшаяся дверь не внесла в их жизнь сколько-нибудь заметных изменений до тех пор, пока появившийся в палате хмурый молодой мужчина в зеленой медицинской униформе и с темной спортивной сумкой в руках не выпустил из автоматического пистолета с глушителем две пули в грудь инспектору Теллю. Тот еще падал, а оба оставшихся в живых персонажа одновременно продолжали следить за кружившимся листочком и зачем-то старались прочесть надпись на нем, которая, возможно, могла объяснить хотя бы смысл их пребывания здесь и сейчас, если уж не смысл их уже подходившей к концу жизни.
Но это слово ничего не объяснило Леде, тем более что перед тем, как вошедший в палату мужчина поставил финальную точку в ее карьере, она успела прочитать только первый слог слова, написанного на белом листке, и слог этот был "PRO".
Визитер же, имевший в закулисной жизни погоняло "Тусклый", проделал все необходимые манипуляции с явным и каким-то странным в этой ситуации неудовольствием. Леда была его учителем, хоть и в гнусном деле, но учителем, а уважение к учителям еще не совсем испарилось из его сознания. Оказалось, что убить Учителя -плохо не только из моральных соображений, как его учили раньше, но и просто трудно физически.
Тем не менее он автоматически обыскал оба трупа, заглянул в шкаф, под кровать, в тумбочку и за нее, а затем сложил всю одежду Леды и предметы из карманов Телля в сумку, а злополучный листок, похожий на визитку - в нагрудный карман собственного халата. После этого Тусклый не спеша вышел из комнаты, напоследок оглядев ее и оставив в памяти ее отпечаток, - может быть, чтобы рассказать о нем Странному Брюнету, а может быть, любимому внуку в старости.
2
Мартин Гриффит, по капризу судьбы отпрыск пересекающихся ветвей трех знаменитейших литературных родов, и сам занимающийся литературным трудом, проверил несколько последних абзацев, и сохранил текст на экране. Затем он с трудом оторвался от монитора, отодвинул стул, медленно поднялся, поправил рубашку и, включив по дороге свет в холле, пошел открывать дверь, над которой старинное устройство уже в седьмой раз выводило строчки припева из битловского хита "Твоя мамаша должна бы знать".
Как он и думал, на пороге стояла Конни, одетая на этот раз в брючный костюм малинового цвета из мелкого вельвета. В руках у нее не очень уживались друг с другом сумка с какими-то вещами и два пакета с разной едой, которые она тут же метнула в кухню, еще с порога начав упрекать Мартина за то, что он забывает заботиться о собственном здоровье.
Лучше на себя посмотри, - беззлобно отпарировал он,- и кстати, разве тебя уже выписали из психушки?
Констанция отвечать не стала - не хотелось отвлекаться. Лишняя болтовня могла помешать решить ту задачу, ради которой женщина пришла к своему бывшему шефу, с которым ее давно и прочно связывали дружеские отношения.
Эту дружбу в свое время смогли укрепить совместно решаемые иногда литературные загадки, одна из которых находилась сейчас в сумке Конни, перевязанная для элегантности синим плетеным шнурком. Но сначала женщина хотела знать, что нового написал Мартин, и войдя в комнату, сразу двинулась к монитору.
Прочитав до конца эпизод про Леду Стикс, женщина нахмурилась, встала, достала сигарету из лежащей на подоконнике пачки "Честерфилда" и, прикурив, начала задумчиво прохаживаться из одного конца комнаты в другой, иногда резко встряхивая красивой курчавой головой. Обстановка позволяла прогуливаться - Мартин Гриффит, внучатый племянник в свое время главного конкурента гранд-дамы Агаты Кристи, жил в довольно приличном, правда, одноэтажном из-за нелюбви к высоте коттедже.
Дом был не в Европе, где остались только могилы родственников, а в окрестностях озера Мичиган, неподалеку от Кливленда, куда он переехал лет пять назад, желая заработать в США побольше, чем в Старом Свете. Здесь, по его мнению, писали больше, но хуже, и с его чувством юмора было где разгуляться.
Констанция Макклейт переехала в Кливленд из Европы еще раньше, по другой причине, и занималась книгоиздательством, так что и здесь они продолжали частенько общаться.
Хотя визитов Конни Мартин обычно не ждал, потому что предупреждать его она никогда не удосуживалась, но из-за того, что он жил отшельником и редко с кем-нибудь виделся, ему было приятно каждое ее посещение. Конни же являлась только тогда, когда очередной приступ ее парамнезии подкидывал такое видение, которое она считала обязанной описать Мартину, хотя бы для того, чтобы подбросить ему новую идею. Поэтому, по мнению женщины, каждый ее визит к нему должен был быть хотя бы немного, но загадочным, даже если эта загадка касалась всего лишь определения по косвенным приметам возраста осматривавшего ее в последний раз врача.
Особенно ей нравилось, когда какой-то рассказанный ей фрагмент вдруг проявлялся в одной из повестей Мартина в виде лирического отступления или даже рассказа главного героя. Сейчас же Гриффит видел, что ее не совсем обычное поведение скрывает что-то более веское, чем обычно. Она принесла с собой какой-то сверток, и именно его содержимое, по мнению Мартина, каким-то образом сцепилось в ее голове с тем эпизодом, который он только что закончил писать.
- По-моему, ты что-то увидела, - через полминуты скорее утвердил, чем спросил Мартин, достаточно изучивший женщину и уверенный, что сейчас либо услышит рассказ об очередном видении, которые сделали Констанцию любимым пациентом всех прихиатрических заведений Кливленда, либо будет удостоен сносного анализа только что прочитанного эпизода.
Это зависело только от того, насколько далеко от реальности Конни сейчас находилась. Но та, вероятно, просто не расслышав собеседника, продолжала прохаживаться по комнате и при этом все больше хмурилась. Поэтому он успел оприходовать стаканчик "Джонни Уокера" еще до того, как женщина, расположившись на диване, наконец улыбнулась ему.
- Да, я увидела одну интересную вещь, - снизошла она, - но что именно, я тебе пока говорить не буду. А ты это, - она указала на монитор, - давно написал?
- Только что, - Мартин занял оставленный Конни стул у компьютера, развернул его спинкой в ее сторону и уселся на него верхом, но закуривать не стал - уже недели три безнадежно пытался бросить.
- По-моему, про эту Леду у тебя раньше ничего не было. Слишком уж имя метафорично звучит, я бы запомнила. Это что, - начало какого-то большого куска или...- Конни не закончила фразу, зная привычку Мартина быстро провоцироваться на описание в ее присутствии сюжетных ходов будущих вещей. Но на сей раз ее ожидания не оправдались.
- Ничего конкретного, - просто сказал мужчина, - сел час назад и настучал что в голову пришло. Никаких других мыслей до твоего прихода не было. А у тебя, я вижу, все-таки что-то интересное есть. - Помедлив и не заметив никакой реакции, он направился к бару, - а пока готовишься расколоться, я тебе немного налью.
Но Конни отвечать не стала, потому что приняла близко к сердцу появившуюся у Гриффита в последнее время привычку некоторым своим отрицательным, но мало-мальски обрисованным персонажам, придавать ее собственные черты, - - вот и на этот раз он назвал героиню эпизода Леду Стикс сорокалетней негритянкой. Их молчание слегка затянулось, но Констанция продолжала только щуриться с дивана, и Мартину это уже стало надоедать:
- Прекрати, в конце концов, темнить, - воскликнул он, после чего Конни наконец перестала закатывать глазки и по-деловому подобралась. Эта черта характера в предыдущей ее жизни на континенте наравне с интеллектом всегда выводила ее в любом кастинге референтов на призовые позиции, за что она всегда была ценима своими понимающими работодателями, то есть такими, как и сам Мартин Гриффит.
- Хорошо, слушай, - начала она, принимая из его рук рюмку виски и отпивая из нее, - недавно я проходила обследование, и соседка по палате рассказала мне очень интересную историю.
"Ну, конечно, - невежливо подумал Мартин, - наверное, собачка соседки дала хозяйке интервью по поводу убийства Кеннеди". Он не любил таких рассказов Конни, которые начинались словами "Лежу я тут недавно в дурдоме", хотя и симпатизировал ей, а после того, как умерла ее мать, всегда пытался защищать знакомую от обвинений в неадекватном восприятии действительности и наличии признаков сумеречного сознания. Однако вслух он только сухо произнес:
- Не надо длинных историй, переходи к делу.
- Ладно, тогда основное. От нее мне в руки попала небольшая и к тому же плохо и не полностью сохранившаяся рукопись, набитая к тому же на машинке. Я принесла тебе самый большой фрагмент, самое начало - восемь полностью сохранившихся глав, из них семь с номерами от 1 до 7, и одну под номером 11. Из всего остального удалось восстановить только три небольших куска. Мне очень хотелось бы, чтобы ты внимательно прочитал это, но перед чтением хочу предложить одно, по-моему, очень интересное пари.
Следует заметить, что споры на различные окололитературные темы были их взаимным хобби, и это, возможно, явилось одной из причин сохранения ими обоими былой дружбы.
- Пари такое, - продолжала Конни, - я утверждаю, что после прочтения этих восьми глав, которые я тебе дам, ты не сможешь восстановить все произведение так, чтобы те три куска, которые останутся у меня, хотя бы по смыслу совпали с какими-нибудь эпизодами того, что ты напишешь, а все написанное тобой вместе с тем, что есть у меня, составляло бы единое целое.
Мартин ничего подобного от нее не ожидал, так как все предыдущие их литературные споры касались более общих тем, для разрешения которых можно было удовольствоваться поисками в каких-нибудь энциклопедических изданиях. Хотя Гриффит был достаточно азартным человеком, и иногда позволял себе ввязаться в какую-нибудь глупую авантюру, но давать обещание написать что-то, даже не видя источника, он не хотел, и задумался, в то время как женщина напирала:
- Если я выигрываю, то есть мы согласимся, что из написанного тобой с имеющимися у меня тремя фрагментами совпадает в лучшем случае только один фрагмент или вообще ничего не совпадает, то оформляем переход прав на все то, что ты написал, ко мне.
Такой оборот сильно удивил Мартина:
- Ну и зачем это тебе?
- Потом скажу. Если же я проигрываю, то есть соглашаюсь с тем, что по крайней мере два эпизода из написанного тобой действительно будут совпадать по смыслу с содержанием оставшихся у меня трех фрагментов, то полностью оплачиваю издание того, что ты написал. Если же ты вдруг, - она сделала страшные глаза, - даже на таких щедрых условиях публиковаться не захочешь, то авторское право останется при тебе, а права на экранизацию перейдут ко мне, ведь практически самый больший кусок будущего произведения у тебя уже будет к тому времени иметься, - тут она хитро улыбнулась, - и, заметь, только благодаря мне, единственной фанатке твоего, если мягко сказать, не всеми одобряемого творчества.
Мартин совершенно не понимал такого интереса женщины к каким-то отдельным фрагментам неизвестно кем написанного неизвестного качества произведения. Тут следовало бы обязательно отметить, что свою совместную деятельность Мартин Гриффит и Констанция Макклейт хотя и начали довольно давно, но не кристально честным путем. Дело в том, что будучи в свое время литературным агентом одного очень популярного автора, Конни после его смерти, поддавшись соблазну, скрыла от родственников наличие у покойного задумки интересной вещи, не продуманной до конца и не разрабатывающей принципиально новую идею, но зато уже имеющей описанный покойным костяк сносного сюжета, некоторые наброски основных героев, и даже фактически написанный финал. Женщина тогда не смогла удержаться и предложила все эти заготовки родственнику своей подруги, тогда еще малознакомому ей Мартину, который как раз искал материал для своей первой вещи, Тот согласился написать фэнфик по купленному у Кони материалу, вещь удалась, а Конни не побоялась вложить деньги в ее экранизацию, после чего честно поделили прибыль пополам. А о том, что эта вещь была чистой воды плагиатом, кроме них двоих, не знал больше никто.
Сама эта ситуация, случившаяся уже давно, создавала некую натянутость между ними, и хотя ничего доказать было нельзя, их самих как людей совестливых нет-нет да и тянуло выложить кому-нибудь правду. Нынешнее положение с неопределенным авторством имеющегося у них на руках опуса, имело явную параллель с той давней ситуацией. Поэтому (по крайней мере, так думала Констанция) написание Мартином Гриффитом приличного продолжения того, что у нее имелось, могло каким-то образом снять с них обоих часть вины за прошлый грех.
Мужчина же чувствовал, что Коннни пытается всучить ему кота в мешке, потому что не видел для нее никакой причины ввязываться в авантюру, исход которой зависел практически только от того, что он сам сможет написать. Поэтому Гриффит попробовал зайти издалека, и немного прощупать подругу, которая, кажется, очень хорошо подготовилась к тому, чтобы скрыть от него причину своей настоящей заинтересованности:
- Если ты помнишь, на деньги или на крупный интерес мы никогда не спорили, но идея мне нравится, - хоть какое-то развлечение. Кроме того, давненько я не писал ничего объемного. Поэтому я в принципе согласен, но для того, чтобы обе спорящие стороны были в одинаковых условиях, я просто обязан перед заключением пари прочитать один любой листок опуса, чтобы получить общее представление. Кроме того, для сохранения объективности мы не будем оставлять у тебя те три спорных фрагмента, о которых ты говорила, а передадим их на сохранение какому-нибудь, так сказать, независимому наблюдателю из наших общих знакомых. Если согласна, то я сначала прочитаю то, о чем попросил, а потом отвезем все к метру Шлобергу. Мне кажется, что он - подходящая кандидатура в таком странном деле.
- Согласна, - неожиданно быстро согласилась Конни, - читай, сейчас я тебе дам конец последней главы, а потом сделаем, как ты решил,- с этими словами она достала папку, развязала шнурок и, отложив ненужные листы в сторону, передала Гриффиту три листочка бумаги.
Читал Мартин быстро, но очень внимательно, и успел схватить основное, а прочитав, слегка задумался, после чего повел уже собственную атаку против позиции подруги:
- Ну а теперь ты мне можешь объяснить, наконец, какого результата ты ждешь от меня после прочтения всего этого опуса, - он кивнул в сторону папки. - Ведь насколько я понял, варианты и моего и твоего выигрыша либо проигрыша практически даже совпадают. или я не прав?
- Если честно, - вздохнув, проговорила женщина, - для меня как раз твой выигрыш, то есть полное совпадение того, что ты напишешь, с моими собственными идеями, и будет являться моей победой.
- Как-то чересчур хитро, - не понял Гриффит, - значит, если ты проигрываешь, то есть я напишу что-то похожее или просто стоящее, то ты все опубликуешь, а может, и экранизируешь за свой счет, а если выиграешь, то есть если я ничего похожего или просто пристойного вообще не напишу, то все равно права заберешь себе.
Прости, Конни, но у меня такое впечатление, что кто-то нагло пользуется твоей увлеченностью собственными вюшками (так Мартин называл изредка посещавшие женщину видения дежавю и жамевю).
- Извини, Март, - надулась Констанция, которая не любила, когда предмет лелеемой ею болезни обсуждался кем-то другим, - но пока я не могу полностью объяснить тебе, зачем я это делаю, - и она вздохнула, как бы принимая негодование друга. - Зато потом я тебе объясню все свои мотивы и даже больше. В общем, - с обычной женской непредсказуемостью закончила она,- либо спорим на моих условиях, либо нет, но тогда лучше вообще забудем этот разговор.
Мартин понял, что женщина больше ничего объяснять все равно не будет, а спорить о пустом не хотелось, и решил пока уступить ей, хотя по-прежнему никак не мог уловить выгоды от этой авантюры для самой Констанции. Как-то уж слишком сюрреалистично все выглядело, и хотя Гриффит знал о доступности для этой женщины всех нужных ходов в издательских кругах, и не сомневался в наличии у нее необходимых средств, но сама постановка ею вопроса именно таким образом выглядела довольно странно, если не глупо.
- Ну что ж, - задумчиво произнес он, - пока твоя взяла, но учти, что у Шлоберга нам придется составить письменное описание пари, чтобы потом взаимных претензий не было.
- -Да, конечно,- женщина согласилась, а затем, как будто припомнив что-то, попросила распечатать для нее эпизод про Леду Стикс.
******
Немного позднее у их общего знакомого, приличного и самое главное, доступного адвоката Роберта Шлоберга, доктора юриспруденции, Мартин зачем-то ввязался в глупый спор о том, что небольшая дружеская оплата за составление грамотного описания условий пари и хранение пачки бумаги в течение двух недель не может составлять тысячу долларов, а только пятьсот.
Конни же настояла на том, чтобы в условие пари включить обязательное сохранение у независимого наблюдателя мэтра Шлоберга завершенного Мартином в момент прихода к нему Констанции эпизода про Леду Стикс.
Затем они определили обязательный объем будущей рукописи - не менее объема того фрагмента, который Конни передавала Мартину, выраженный в количестве листов формата А4. Существенным условием пари оба признали и максимальный срок написания рукописи - не более двух месяцев. Будущий автор также потребовал внесения пункта об обязательных консультациях у арендатора рукописи Констанции Макклейт по любому вопросу, связанному с рукописью, а особенно о ее происхождении, причем хотел, чтобы Конни рассказала ему историю рукописи после осмысления им самим ее идеи, но до того, как он начнет писать продолжение.
После подписания всех документов и решения вопросов со Шлобергом Мартин и Конни разъехались по домам. По приезде в свой коттедж внучатый племянник Джона Диксона Карра сначала приготовил себе небольшой ужин, выпил виски и поел, а затем на всякий случай отсканировал по листочку все восемь глав переданного ему фрагмента рукописи. Перед сном почитал о нужном. Начать подробно изучать рукопись раньше утра он и не думал, и заснул со спокойной надеждой, что утром его может ожидать что-то необычное, хотя какая-то червоточинка от недомолвок Конни все же осталась.
Глава 1. Вопросы и прогнозы
Утрехт и Амстердам. 10 апреля 2000 года, понедельник, с 8 до 12 часов утра.
1
Конечно, план, придуманный Суфлером второпях, не мог быть особенно удачным, но так как на тщательное обдумывание времени не оставалось, ему все равно бы пришлось довольствоваться тем, что получилось. Хотя он был умным человеком, и до службы в STS успел сделать впечатляющую карьеру в Европолиции, да и по самому складу ума мог предвидеть многие неожиданности, в конце концов все вылилось в чистейшей воды импровизацию.
Свой "Джип Фридом" Суфлер оставил в одном из редко посещаемых парков Утрехта за два квартала от дома женщины, в свидетельстве о рождении которой (впрочем, в свое время сфальсифицированном), стояло "Аурика Торндейл", и которую большинство окружающих знали под именем Рика Торн. Он сделал именно так потому, что позднее, - по дороге в Амстердам и на обратном пути, - собирался воспользоваться старым "Мерседесом" Рики.
Первым и довольно неприятным результатом его сегодняшней импровизации оказалось тело женщины, лежащее сейчас у его ног. Суфлер грустно вздохнул, аккуратно поднял Рику с пола и донес до мягкого широкого дивана, стоявшего здесь же, в холле. Женщина дышала спокойно и ровно, повреждений на теле не было - Суфлер действовал слабым электрошокером и постарался не причинить ей вреда, но надо было соблюсти конспирацию полностью. Придя в себя, Рика могла вспомнить внешность неожиданного утреннего посетителя, а тогда вполне могла бы додумать, что должно произойти дальше.
А Суфлеру абсолютно не нужны были такие проколы в его плане, к тому же совершенные по его собственной вине. Главным же источником опасности во всей этой ситуации для него были нежелательные последствия, которые могло вызвать само его появление в этом месте и в этом времени.
В ближайший час на городской телефон Рики должен был позвонить человек, которому вместо находившейся сейчас без сознания хозяйки обязан был бы в соответствии с его собственной расстановкой сил отвечать он, Суфлер. Скорее всего, даже после всех уже предпринятых маскировочных действий придется скрываться от преследования и встречаться с клиентом в достаточно сложной обстановке, но Суфлер знал, что он сможет преодолеть такую ситуацию без нежелательных последствий.
А после этого надо было как можно корректнее решить задачу, которую он сам поставил себе, решившись самовольно уйти с приличного поста в уже к этому времени ставшей ему докучать и переставшей быть для него необходимой службе. При этом следовало бы сделать так, чтобы обе девушки, которых он хотел взять под свою защиту, не только ни в малейшей степени не пострадали, но первое время даже и не догадывались бы о том, кто именно вмешался в их жизнь. Проделать такой фокус с Рикой Торн, мирно посапывающей сейчас на диване, было очень непросто - она обладала особым, к тому же хорошо развитым предчувствием совершаемого поблизости от нее преступления, поэтому действовать надо было очень тонко. К тому же Суфлеру следовало постоянно помнить о последствиях вмешательства в события этого времени, ведь совершив необратимое изменение, он запросто мог бы оказаться неизвестно где и самое главное - неизвестно "когда".
Пока же надо было быстро заняться текущими делами, - Рика еще не очнулась и не начала выяснять обстоятельства нападения на свою персону, да еще на пороге собственного дома, а такого факта, кстати говоря, Суфлер в своей предыдущей жизни не помнил, что уже говорило о многом.
Быстро пройдя на второй этаж в спальню, он перебрал платья в шкафу, нашел подходящее по размеру, но все равно тесноватое, разделся и натянул его на себя прямо поверх суспензорного комбинезона, прихваченного им в СОВ и который сейчас был на нем.
Внешностью Суфлер, человек чуть выше среднего роста и атлетично сложеный, за исключением нескольких мелких черт очень сильно походил на хозяйку дома, лежащую сейчас в холле на диване, хотя и был старше ее на восемь лет. Голоса у них тоже не очень отличались, так что для особо любопытных окружающих все должно было выглядеть так, будто их соседка рано утром вышла из дома по своим делам, ну, может быть, за ночь слегка пополнев и постарев.
Над запиской, которую надо было оставить Рике, Суфлер поработал заранее, потому что не хотел, чтобы та определила, кто именно является ее автором, а в той паутине импровизации, куда попал сейчас Суфлер, она могла бы сделать это достаточно быстро. Сам же текст сложился довольно легко:
"Поймите меня правильно - я Ваш друг, а Вы случайно оказались втянуты в чуждую Вам криминальную разборку очень высокого уровня. Но не беспокойтесь: с Вами и с Вашей дочерью все будет в порядке, Вы и Джина находитесь под моей защитой. Лучше для вас обеих в ближайшее время сменить место жительства, а еще лучше иметь еще одно, запасное. Поверьте, что так будет лучше и Вам и мне - для Вашей защиты.
Неприятность в том, что в ближайшее время между Европой и США начнется дележ потенциально гигантских прибылей от освоения недавно открытой новой технологии. Имя по крайней мере одного из тех людей, что внезапно заинтересовались Вами, Вам известно - это американец Дуэйн Фрилипс, а из других особо опасных назову пока только Филиппа Цоркеша, теневого арт-дилера. Он достаточно могуществен, поэтому будьте осторожнее и Джину постарайтесь настроить в том же духе. Очень желательно также, чтобы Вы как можно быстрее увиделись с Персивалем Боффой - сотрудником антикварной фирмы АКА, базирующейся в Лозанне. Это друг известного вам Хокана Уэльма, автора указанной секретной технологии.
В ближайшее время я свяжусь с Вами и объясню все подробнее. Еще раз извините за причиненные неудобства".
Подписываться Суфлер не стал, потому что записку, распечатанную на собственном принтере, он еще раньше приклеил на оборотную сторону своей визитки, которую сейчас оставил на столе в холле. Он знал, что Рика обязательно начнет собственное расследование, поэтому об отсутствии отпечатков пальцев и о прочих важных мелочах позаботился заранее, а само имя PROMPTER на лицевой стороне визитки могло означать что угодно и для целей розыска автора записки подходило плохо. На этом, самом первом этапе, для него главным было, чтобы женщина поверила ему, ведь в ее представлении он мог быть попросту человеком, вдруг захотевшим поманипулировать ею и дочерью в своих неприглядных целях.
Но Суфлер был уверен в крайней осмотрительности Рики, а кроме того, знал о ее достаточно развитых пси-способностях. Поэтому и за ее жизнь и за жизнь ее дочери Джины он волновался только в разумных пределах, надеясь на разум Рики и ее способность к выживанию.
В ожидании телефонного звонка он сделал еще одну уступку сегодняшней маскировке - чтобы потом в спешке не забыть, сразу же одел массивные очки-хамелеоны, маскирующие половину лица и скрывающие слишком заметный рваный шрам на левой скуле. Затем он нехотя, но все же перетянул скотчем глаза еще не пришедшей в себя Рике, потому что та могла очнуться в любой момент, и присел рядом с ней на диван.
Через несколько минут телефон в стенной нише действительно зазвонил. Суфлер глубоко вздохнул, умерил дыхание и начал отвечать на сбивчивый говорок напуганного Хокана Уэльма. Зная, что их разговор могут перехватить, он попросил Хокана, который находился сейчас в Лейдене, сначала двигаться в сторону Амстердама, оставить свою машину возле вокзала, смешаться с толпой и ждать звонка от него. Это место всегда было оживленным, к тому же оно было недалеко от заранее присмотренного места встречи.
Но даже выходя из дома Рики и выгоняя из гаража ее "Мерседес", Суфлер не был уверен, что люди из его бывшей службы не засекут его где-нибудь по дороге от Утрехта до Амстердама. Ускользнуть от этих парней из STS ему было достаточно просто, но гораздо важнее было, чтобы незамеченным до места встречи доехал именно Хокан, который, судя по бессвязному разговору, чувствовал себя в полном раздрызге и был не совсем адекватен.
Поэтому после заправки в Маарсене, где Суфлер увидел блеклую "тойоту", то есть машину именно того цвета и качества, которые было предписано использовать агентам хронополиции, он специально дождался, пока бывшие коллеги не сядут к нему на хвост, после чего начал быстро перемещаться на северо-запад
Затем он резко сменил направление, объехал Амстердам с юга по шоссе Љ 201, и въехал в город уже с востока. Здесь он немного попетлял по улицам, после чего бросил "Мерседес" Рики. После этого Суфлер, постоянно проверяясь, пешком отошел подальше и перезвонил Хокану по мобильному телефону, задав ему новое направление движения после вокзала - в сторону канала Принсенграхт. При этом он постарался вкратце объяснить, как действовать в толпе в центре города, чтобы уйти от слежки: головной убор желательно выкинуть, снять плащ, вывернуть его наизнанку повесить на руку и дальше идти так.
А сам Суфлер, дойдя до ближайшей гостиницы для велотуристов, заказал номер и переоделся. Здесь же он взял в прокат обыкновенный дорожный велосипед, на которых по этому городу каналов передвигалось более половины населения, снова позвонил Хокану и указал окончательное место встречи.
2
Через двадцать минут они вдвоем уже сидели в полутемном уголке бара "Единорог и попкорн" в одном из переулков возле Принсенграхт за простым деревянным столом, покрытом клетчатой скатертью, на котором стояла пепельница, два пакетика орешков и два бокала, наполненные - у Хокана доверху коньяком, у Суфлера - на три пальца виски. Барный зальчик приютил не больше десятка таких же простых столов, имелась и небольшая стойка с барменом, но табуреты возле нее планами дирекции, видимо, не предусматривались. Кроме бармена, посетителей обслуживала девушка в фартуке такой же расцветки, как и скатерти на столах.
Погода, бывшая ранним утром довольно ясной, внезапно переменилась: и сейчас за окном шел странный для начала апреля мягкий пушистый снег, отчего в этот утренний час казалось, что уже наступили вечерние сумерки.
Знакомы собеседники были не больше года и встречались за это время раз пять, но все задания, которые заведующий лабораторией отдела изучения физики времени Лейденского технологического центра Хокан Уэльм поручал выполнить Рике Торн, в чьей роли сейчас выступал Суфлер, были разрешены ею в срок и без ненужных последствий. И не только потому, что они были недостаточно сложными для специалиста ее уровня, но и потому, что для Рики, начавшей сольную карьеру не так уж давно и пока еще поддерживающей связи со знакомыми и в полиции и в Европоле, любое удачное дело могло быть ключиком к новому кругу знакомств и к новой сфере влияния, что при ее занятии было немаловажно.
Отношения, сложившиеся между ними, были: со стороны Хокана - уважение к профессионализму Рики, а со стороны Суфлера - симпатия к теперь уже нечасто встречающейся среди ученых такого уровня какой-то старомодной рассеянности. Но в разговоре по телефону физик почему-то настаивал на немедленной встрече, что при общении с клиентами было настрого исключено Рикой, которую сейчас подменял Суфлер. Взволнованно, напряженно и даже слегка истерически Хокан просил об излишней, на взгляд Суфлера, конспиративности, ведь до сих пор в отношениях его и Рики не было ничего секретного.
Хотя у Суфлера не было привычки от кого-либо без необходимости прятаться, его позиция за столом в баре определилась автоматически - надо было просто иметь за спиной источник света и держать под наблюдением одновременно двери, бармена и собеседника. А на Хокана стоило посмотреть - за те два месяца, в течение которых Рика не виделась с ним, во внешности ученого произошли разительные перемены. Хокан Уэльм, всегда живой и уверенный в себе мужчина между сорока и пятьюдесятью, сейчас был похож на спугнутого с помойки воробья - недоумевающее, нервничающее, взъерошенное создание, начинающее злиться и осознающее, что привлекает ненужное в этот момент внимание окружающих.
Его обычно бледное лицо сейчас имело неприятный сиреневатый оттенок, он ерзал на стуле, потел и поминутно вытирал руки скомканным платком, а когда не был занят этим важным занятием, то правой рукой как будто втирал что-то в верхний край уха, где у него был шрам. Эта его привычка обычно говорила о том, что сказанное может быть неприятным для собеседника. Очки тоже были довольно грязноваты, чему причиной был тот же платок, которым Хокан иногда пытался их вытереть. Даже одет он был не в обычную тройку серых тонов с рубашкой и галстуком в тон, а в какое-то наглухо застегнутое темное пальто. Для Суфлера же необычный внешний вид и поведение клиента означали, что с Хоканом Уэльмом произошло что-то, сильно подействовавшее на его обычно уравновешенный характер и резко выбившее его из естественной колеи.
Сам же Суфлер был одет в свой обычный для таких встреч наряд, в котором Хокан чаще всего и видел Рику Торн во время прежних встреч - легкие, но мощные ботинки на рифленой подошве, просторные брюки из прочной темно-серой ткани и такой же жилет с кевларовыми вставками и множеством наружных и внутренних карманов, заполненных нужными вещами, а сверху - темная куртка свободного покроя.
На голове его была темная бандана без рисунка, а глаза прикрывали хамелеоны, в помещении уже просветлевшие. Последний раз Хокан видел Рику Торн в феврале, и Суфлер не хотел, чтобы тот начал задаваться вопросом, где это она за два месяца ухитрилась так изуродовать лицо.
- Вы, конечно, удивлены проявленной мной секретностью - начал Хокан (разговаривали они на голландском), немного подавив волнение и нервозность, - но мне нужно было знать наверняка, что о нашей встрече никто не узнает. Случилось несколько событий, которые могут помешать мне исполнить то, что я задумал много лет назад, а это дело, - он помедлил, - очень многое для меня значит. Предмет, о котором я сейчас вам расскажу - продолжал физик в таком же несвойственном ему несколько высокопарном стиле, - как мне казалось еще месяц назад, был тогда известен всего лишь двум, подчеркиваю - двум людям в мире.
- Мы с вами знакомы не очень давно, - продолжил он после небольшой паузы, - и вам может быть непонятно, почему именно вам я оказываю такое доверие. Это разъяснится в ходе моего рассказа, а если вы готовы выслушать мою историю, которая может показаться не совсем правдоподобной, то лучше я начну сразу, - здесь Хокан остановился, сделал большой глоток коньяка из бокала, поморщился и вдруг вздернул голову и пристально посмотрел в лицо собеседника, как бы спрашивая у него разрешения об исповеди.
Снег в переулке за окном уже перестал непрерывно падать, и полумрак в баре немного рассеялся, но Суфлер все равно про себя усмехнулся желанию собеседника увидеть что-то на своем, обычно непроницаемом лице. Еще до того, как они расположились в этом баре, он решил не мешать Хокану выговорить все, что наболело. Ему еще до начала встречи было известно, о чем пойдет речь, и это был предмет серьезный, - другой причины для такого состояния всегда держащего себя в руках начальника одной из трех физических лабораторий в мире, серьезно исследовавших физику времени, просто быть не могло.
Собственно говоря, связываться сейчас с каким бы то ни было делом Суфлеру было совсем не надо - у него была одна серьезная задача и на выполнение именно ее он хотел бы потратить сейчас максимум сил, но помощь Рике Торн и защита Джины включали в себя и эту обязательную встречу с Уэльмом.
Поэтому Суфлер после вступления Хокана лишь коротко кивнул, и, приготовившись к длинному разговору, закурил тонкую сигарету, после чего вполголоса произнес: "Не беспокойтесь, и начинайте спокойно рассказывать". Пить он не стал, имея привычку не расслабляться до тех пор, пока не решит для себя - принять ли объяснения клиента и начать помогать ему, или отказать ему в помощи, хотя к данному случаю эту привычку можно было и не применять.
Следующие двадцать пять минут были полностью заполнены монологом Хокана Уэльма, в течении которого он незаметно для себя выпил два бокала коньяка. В глаза собеседнику он не смотрел, и лишь изредка, словно проверяя, слушает ли Суфлер, вскидывал голову и как-то по-птичьи взглядывал на него, а потом опять опускал глаза. Суфлер за это время не произнес ни слова, а только иногда кивал, просто чтобы дать знать собеседнику, что слушает и нить разговора не упускает. Он очень внимательно следил за лицом и руками Хокана, а когда тот поднимал глаза, пытался увидеть в них что-то помимо того, о чем тот говорил.
Постепенно Суфлер начал приходить к мысли, что хотя время его пребывания здесь ограничено, ему не удастся обойтись без еще одного контакта с Рикой Торн именно сегодня. Поэтому он начал мысленно составлять текст нового послания Рике, не упуская нити разговора и продолжая контролировать поведение окружающих.
За это время к сидящим за столиками местным завсегдатаям, ведущим себя спокойно и неназойливо, присоединилось еще человек пять, а трое из ранее присутствовавших вышли из бара. Эти приходы-уходы и редкие взгляды бармена нервировали Хокана, тем более что во время своего рассказа он иногда вынимал из внутреннего кармана пальто, показывал Суфлеру, а затем клал на салфетку какие-то фотографии, и ему очень не хотелось, чтобы их видел кто-то еще.
Однако к двум соседним столикам вообще никто не подходил, Суфлер пока никакой угрозы не чувствовал, поэтому вел себя уверенно, а потуги бармена пресек бумажкой в пять гульденов. Поведение собеседника немного успокоило Хокана и он постепенно закончил свой рассказ, видимо, исчерпав все, что было ему известно и перечислив все аргументы в поддержку своих умозаключений.
Хотя его внешний вид в самом начале разговора никто бы импозантным назвать не смог, сейчас он выглядел немного лучше. Отработанная годами привычка обдумывать сказанное, конечно, никуда не делась, и хотя его обычно энергичная речь превратилась в быстрый поток фраз, часто прерываемый нервным кашлем, но сама необходимость логично и связно изложить сущность сложного явления в конце концов дисциплинировала Хокана.
Изложенная им информация строилась на предположении, которое Суфлер ранее уже слышал и о котором много читал, но не думал, что кто-то еще из ныне живущих слышал о чем-нибудь подобном, кроме как в отчётах из психушек или в фантастических романах. Тем не менее ясно было, что если с головой физика, несмотря на его взвинченное состояние, все в порядке, то это значит, что он полностью доверяет Суфлеру. Понятно было, что рассказывать об открытии мирового уровня, скрываемом от остального человечества, вряд ли кто-нибудь станет даже хорошему знакомому, точно так же, как не будешь просить у него защиты от близкого друга, даже бывшего. И хотя к концу монолога у Суфлера сложилось двоякое отношение к рассказу и плану Хокана, надо уже было определяться с ним, поэтому Суфлер не стал скептически ухмыляться, а дал физику немного отдохнуть и произнес:
- А теперь слушайте меня внимательно. Сейчас я повторю то, что мне стало понятно. При этом я буду слегка адаптировать, чтобы и вам и мне было проще, и чтобы между нами не возникло непонимания. Сосредоточьтесь, и если я ошибусь - обязательно поправьте, не ждите, пока скажу все, иначе что-нибудь забудете.
Суфлер понимал, что слишком напористый разговор с клиентом в таком состоянии, как у Хокана, может быть чреват его нервным срывом, но он знал также, что люди с интеллектом такого масштаба, как у этого весьма талантливого физика, всегда доверяют логике и даже зависят от нее. А в рассказе, на первый взгляд не очень связном, Суфлер отметил специальное замалчивание кое-каких важных деталей. В таких случаях он предпочитал устранить недоговоренность сразу, а потом уж либо отпустить клиента погулять до дурдома, либо принять его версию и начать помогать. Ввязываться в авантюру и искать приключений у Суфлера привычки не было.
- Итак, первое, - начал он, - уже около двадцати лет вы работаете над проблемой мирового уровня и около шести лет назад вместе с этим человеком, которого зовут Дуэйн Фрилипс, - он поднял, показал Хокану и переложил лицом вниз на другой край стола одну из фотографий, ранее положенных тем на стол, - сделали соответствующее открытие, которое до сих пор почему-то решили не опубликовывать. Приблизительно два месяца назад вы вдруг поняли, что ваш ближайший единомышленник и друг предал вас, и теперь вы уверены, что весь план, который вы с ним разрабатывали годами, находится под угрозой, даже на грани разрушения.
В таком тоне говорить эту фразу, скорее всего, не стоило. Наверное, как раз нечто подобное, многократно прокручиваемое в голове, довело Хокана до теперешнего состояния. Теперь эта мысль, просто и ясно изложенная Суфлером, вызвала у Уэльма приступ истерики. Хрипя от избытка чувств, он выдохнул несколько клекочущих звуков, но связно выговорить ничего не смог, резко отвернулся, закрыл лицо руками и согнулся на стуле.
Сценка на посетителей бара особого впечатления не произвела - в этот час здесь собрались в основном обитатели соседних домов, для которых это место было скорее клубом по интересам. Они не спеша выпивали, обсуждали какие-то свои дела, двое даже играли то ли в шахматы, то ли в трик-трак. Но травку никто не курил, а легкими наркотиками здесь вообще не торговали, так что сочувствовать страдающему Хокану завсегдатаи не стали.
Конечно, в нем говорило не только негодование и обида, но и выпитый коньяк, зато Суфлер в цепочку своих умозаключений к кирпичику "доверие" уложил кирпичик "правдивость". Конечно, он понимал, что вера клиента в собственный рассказ может означать лишь его личное убеждение в существовании каких-то выдуманных обстоятельств, поэтому, сделав паузу, но не дожидаясь, когда Хокан развернется на стуле, гораздо быстрее и решительнее продолжил:
- Второе: Первоначально вместе с вашим бывшим другом Фрилипсом вы запланировали испытание сконструированного оборудования на конец апреля - начало мая этого года. Однако после того, как вы узнали о его предательстве, вы постарались ускорить сроки эксперимента. Для этого вы попробовали ограничить напарника в информации, и вам пришлось воспользоваться помощью некоторых знакомых вам людей, - он кивнул на неровно разложенные по столу фотографии и дождался кивка повернувшегося к нему Хокана.
- Третье: Вы втайне от Фрилипса перенесли испытание на прошлую неделю, благо доступ к оборудованию зависел от вас, и постарались изолировать Дуэйна от чертежей приборов, как ваших собственных, так и совместно разработанных. Все было подготовлено вами к предстоящему эксперименту, или, как вы говорите, к отлету, в том числе вы получили согласие на него от этого человека, но без уведомления Фрилипса, - Суфлер поднял второе фото из стопки, показал Хокану и переложил к первому отложенному, - хотя этот парень как будущий участник эксперимента был найден именно вашим бывшим другом и больше связан с ним, чем с вами.
Физик энергично закивал, но сказать еще что-то пока не смог.
- Хорошо, тогда четвертое: позавчера ночью, во время вашей попытки попасть в лабораторию для испытания изобретенного оборудования Фрилипс перехватил вас с помощником на парковке возле Лейденского техцентра, в котором должно было состояться испытание. Он угрожал пистолетом и силой отобрал у вас некоторые документы и чертежи, в том числе тех приборов, которые были изобретены вами самостоятельно, без его участия и про которые он вообще не должен был знать. После этого ваш помощник по эксперименту сорвался, достал пистолет, про который вы не знали, и начал стрелять, а Фрилипс стал стрелять в ответ. К счастью, оба оказались неважными стрелками, но появилась ночная охрана и вы, ваш помощник и бывший напарник успели разъехаться.
-Именно так, - вмешался Хокан, - к сожалению, Чезаре очень нервный и вспыльчивый молодой человек, но я даже не предполагал, что он носит оружие, хотя, - физик сделал паузу и промямлил, - можно было бы...
- Тогда пятое, - продолжил Суфлер, - и последнее: начавшееся расследование по поводу ночной стрельбы на апарковке уже вызвало вопросы к вам у вашего начальства, и вы оправданно боитесь, что дело всей вашей жизни сорвется, и опасаетесь того, что вас может привлечь полиция, а тем более кое-кто сможет узнать о проводимых за спиной начальства ваших приготовлениях к некоему эксперименту.
Дуэйна Фрилипса с позавчерашней ночи вы не видели и не общались с ним по телефону, а помощника Чезаре временно укрыли у этого знакомого, - он поднял третью фотографию из стопки и переложил к двум отложенным.
Хокан вроде бы уже совсем пришел в себя и начал говорить сам:
- Вы очень хорошо все изложили. Дело именно так и обстоит, и я снова прошу вашей помощи и защиты до моей следующей попытки испытания оборудования, а также прошу после проведения испытания координировать действия тех моих знакомых, которым уже многое известно и которые согласились помогать мне во время моего отсутствия после удачного эксперимента.
- На эту просьбу, - слегка снисходительно улыбнулся Суфлер, - я не могу вам сразу утвердительно ответить, пока кое-что не уточню. Насколько я понял, в том месте, куда вы перелетите во время эксперимента, не будет никаких средств сообщения с внешним миром. В частности, со мной, поэтому вы не сможете дать мне знать о существующей или возникшей опасности, а я, соответственно, не смогу оперативно вам помочь. Верно?
Хокан заерзал на стуле, - видно было, что такое упрощение для представителя академической науки было слишком вульгарным, но все-таки кивнул.
- На сегодняшний день, - продолжал Суфлер, - вся эта история, включая меня и вас, известна в разных вариантах шестерым. Из них двое - это вы и я, еще двое на вашей стороне, Чезаре, по-видимому, нейтрален, а Фрилипс теперь является вашим врагом. А каким образом вам может помочь эта женщина, - он поднял её фото и отложил, - я не понимаю, впрочем, это не мое дело, просто хотелось бы сразу либо исключить ее из общего плана, либо определить ее роль в нем. Далее: один из ваших доброжелателей, по вашему плану, должен был с течением времени заменить Фрилипса, а второму, к которому сейчас в Италию отправился Чезаре, вы вроде бы сообщили о координатах того места, куда собирались попасть и о способах связи. - Здесь Суфлеру пришла мысль слегка расшевелить Хокана и он иронично поинтересовался:
- Поэтому у меня к вам вопрос: несмотря на грамотное разделение функций ваших, - тут он не удержался от усмешки, - сообщников, не собираетесь ли вы до начала своего эесперимента рассказать еще кому-нибудь, допустим, просто симпатичному вам человеку, обо всей этой истории?
Физик тревожно вскинулся и энергично замотал головой, но сказать ничего не успел - Суфлер продолжил его обработку:
- Теперь вопрос посложнее, - доброжелательный и даже где-то вкрадчивый тон должен был успокоить Хокана, - если вы просите меня о контроле за действиями тех людей, которые остаются здесь, то почему бы вам не сообщить мне о том месте, куда вы собрались отправиться, хотя бы для того, чтобы облегчить мою работу?
Этот вопрос, по-видимому, уже приходил в голову Хокану, и он даже думал над ним, но убедительного ответа придумать не смог, и лишь удрученно пробормотал:
- Поймите меня правильно, я вам доверяю полностью, а, зная о вашей репутации, я бы и не смог даже подумать о том, чтобы обмануть вас, - после чего облизнул пересохшие губы и, обернувшись, кинул затравленный взгляд на окружающую обстановку, впервые с момента встречи. Не увидев ничего интересного, он вновь повернулся и добавил, перемежая слова длинными паузами:
- Видите ли,... я думал, что в этом... не будет необходимости для вас, а раз вы некоторым образом...будете контролировать обстановку, то сможете сами узнать координаты, - тут он обреченно выдохнул и зачем-то добавил, - если захотите, конечно.
Такие моменты потери клиентом контроля над собой особенно нравились Суфлеру, и упускать инициативу он не собирался:
- Значит, вы утверждаете, - он преднамеренно стал говорить жестче и начал усложнять речевые обороты, чтобы сбитый с толку клиент не смог адекватно проконтролировать свои ответы, - что, выполняя ваши инструкции с целью каким-то образом помочь вам через некоторое время в другом месте, или, возможно, для того, чтобы защитить вас от какой-то, пока еще даже вам неясной угрозы, я смогу это сделать, даже если вы сейчас не поделитесь со мной всей известной вам информацией, в том числе о месте вашего пребывания? Вы ошибаетесь. Я вполне понимаю ваше состояние - вас предал человек, которого вы долгое время считали другом, но, чтобы эффективно работать, мне надо знать все, так что чем быстрее вы скажете то, что недоговорили, тем лучше.
Хокан даже не смог сделать вид, что удивился. До него еще во время разговора дошло, что он упустил что-то важное, поэтому, нервно облизнувшись и криво улыбнувшись, он выдавил:
- Вы все поняли правильно. Координат того места, куда я попаду при удачном исходе эксперимента, я сейчас и сам не знаю. Их не знает никто, их невозможно узнать заранее. Тот из остающихся, про кого я сказал, что он их знает, на самом деле будет их знать только с моих слов, то есть очень приблизительно. Простите, пожалуйста. Я пригласил вас именно потому, что ваша основная помощь, - он выделил слово "основная", - мне может понадобиться только через несколько лет, а когда, - он снова начал волноваться, - я точно не знаю, ну просто не знаю, и все.
В цепочке кирпичиков в голове Суфлера неожиданно появилась надпись "интересно", и он впервые с начала разговора слегка пошевелился. Наконец-то в нем проснулось нечто похожее на охотничий азарт, а он всегда считал этот факт необходимым условием успеха. Теперь, когда Суфлер понял, что Хокан совершенно искренне верит, что все, о чем он говорил - это чистая правда, сама задача изменилась. А тот между тем продолжал:
- Простите еще раз, но вашей задачей, по моему мнению, может быть (Суфлер обратил внимание, что слово "должен" он употреблять не стал) только общий контроль за ситуацией, то есть за поведением тех троих, которые остаются здесь, исключая эту женщину. Вы сейчас единственный из остальных, кто знает обо всех и одновременно все, что известно мне. Остальные, даже те, кого я привлек помогать мне, знают не все, а про вас вообще не знает никто. По моей мысли, в этой операции вы главный координатор, и клянусь вам, что после нашей сегодняшней встречи я больше никому и ничего рассказывать об этом не собираюсь и не буду.
Хокан поднял свой бокал, вытряс в рот капли коньяка со дна, и бросил в рот горсть орешков. Несмотря на количество выпитого, пьяным он не стал, возможно, из-за сильнейшего нервного напряжения, и речь его теперь была четче, чем вначале:
- Как вы понимаете, функции вас троих в этой, ммм, комбинации, - он, по-видимому, справился с самим собой, и улыбнулся вдруг выскользнувшему слову так, как он делал это раньше - искренне и задорно, - так вот, функции всех участников различны: ваша - контроль и защита, его - он снова поднял одну из фотографий из стопки, отложенной Суфлером, - техническое открытие канала связи с этой стороны, а его, - он поднял следующую фотографию, - определение места моего пребывания по тем признакам, что я ему укажу.
Хокан на мгновение задумался и продолжил:
- После этого вы сможете узнать у него все, что вам нужно о координатах. Но поймите одно: он человек в возрасте, обремененный своими заботами, его моя просьба вообще очень удивила, но он мой очень хороший знакомый, а у меня не было возможности выбирать из множества кандидатур. И все равно я надеюсь на него, а он, как я думаю, доверяет мне. И вы, если согласны выполнить эту работу, тоже, пожалуйста, доверьтесь мне.
Суфлер с пониманием наклонил голову, беседа все больше ему нравилась, к тому же она начала, наконец, приобретать деловой характер. Если раньше он просто автоматически осуществлял задачу прикрытия встречи - сканировал глазами маленький зал, внимательно оглядывая всех входящих и иногда стараясь приглушить тембр голоса расходившегося Хокана, то теперь он поудобнее устроился на стуле, отодвинул бокал с виски и сказал:
- Я уже вам доверился, ничуть не меньше, чем вы мне, но мне нужны все данные, если вы хотите максимально эффективной защиты. Поэтому спрашиваю окончательно и без обиняков: ту версию, которую вы изложили, мне уже не стоит проверять по своим каналам ?
Хокан быстро мотнул головой.
- Тогда вам теперь еще раз, - продолжил Суфлер, - придется подробно рассказать мне об этих людях, - он взял со стола четыре из пяти фотографий, внимательно вгляделся в лица и начал раскладывать их перед клиентом.
- Что-то все-таки мне не нравится в его лице, - он указал Хокану на фото Фрилипса, - есть какая-то неуловимая странность, я бы даже сказал, неосознаваемая им самим угроза, но надо бы увидеть его лицо вместе с его же обладателем. - тут Суфлер ухмыльнулся про себя, потому что на самом деле он уже видел Дуэйна Фрилипса раньше много раз и хорошо знал о его репутации в определенных кругах. Он хотел продолжить, но Хокан перебил его:
- Теперь я припоминаю, что во время нашей самой первой встречи мне тоже что-то такое показалось, но тогда мы оба были молоды, а потом быстро нашли общую интересную обоим тему - сначала для обсуждения, а потом и для серьезного изучения, и первоначальное впечатление, если оно и было отрицательным, давно забылось. Подумайте сами, ведь это было, - он на мгновение задумался, - почти двадцать лет назад, действительно давно.
- А до позавчерашней перестрелки вы у него никаких криминальных позывов не замечали? - Суфлер попытался направить поток воспоминаний Уэльма в нужное русло.
- У Дуэйна действительно все время проявляются весьма ощутимые претензии на власть, - проговорил Хокан, - но я старался урегулировать такие моменты, для меня наше дело было важнее, а он вносил в него большой вклад. Мы почти десять лет работали бок о бок, виделись каждый день, спорили, ругались, так что первые мгновения знакомства, даже если он был развязен или хамоват, давно уже затерлись.
Но вот как раз десять лет назад случилась одна история, из-за которой я, вероятно, до сих пор числюсь в розыске в США.
Суфлеру уже давно было известно, как много самых удивительных вещей можно узнать о человеке, стоит только тому захотеть самому немного рассказать о себе.
А Хокан сделал небольшую паузу, и затем продолжил:
- Так вот, в 1990 году, когда мы с Дуэйном работали в МТИ , мы оба начали уже задумываться о том, как от теоретических разработок переходить к практическим действиям. Надо сказать, что Дуэйн очень не хотел, чтобы при этом о теме нашей работы кто-то узнал. Я имею в виду не только коллег, но и разные секретные ведомства. Сначала, как помню, я был к этому равнодушен, но потом он на простых примерах меня убедил,
- И тут он был, безусловно, прав, - согласился Суфлер
- Поэтому Дуэйн, - продолжил физик, - с моего согласия занялся обеспечением секретности нашего проекта, но вскоре после того, как мы решили полностью засекретиться, он стал каким-то нервным, а приблизительно через месяц прибежал в лабораторию с диким известием о том, что наши исследования стали известны спецслужбам.
Тогда я сам настоял, что лучше всего для меня будет уехать в Европу, как-то замаскироваться для начала, сменить имя, а потом уже приступить к поискам работы. Мы вместе решили, что мой напарник должен остаться работать в США и как-то прикрыть мой отъезд. После того, как у меня в Европе все получилось, мы оба продолжали работать над тем же проектом, что и раньше, но только теперь уже по разные стороны Атлантики и полностью раздельно, а также в полной, как мне тогда казалось, конфиденциальности и секретности.
"Чем и заслужили подозрение Ларсена, тогда еще полковника" - подумал Суфлер. Далее говорить по делу было особенно не о чем и он решил переменить тему:
- Женщину, как я понимаю, мы должны исключить из нашего плана. То, что она знает, не имеет никакого значения, для нас главнее, что про других участников она ничего не знает. Раз уж вы уверены, что она вам нужна, то я советую просто попрощаться с ней, а после этого вплоть до самого эксперимента прекратить все контакты.
Видно было, что физик воспринял обе просьбы как некую задачу, которая на первый взгляд невыполнима, но решить которую необходимо. Его взгляд ушел внутрь, и он забарабанил пальцами по столу, отодвинув пустой бокал, а Суфлер подбодрил его:
- Я понимаю, что вы не профессиональный наблюдатель, но начинайте расссказывать. Если в чем-то затруднитесь, то лучше скажите мне, я задам вопрос, а вы ответите. И теперь уже надо поторопиться - ваш план надо оптимизировать и объединить с моими мыслями в единую комбинацию, как вы ее назвали, так как она уже начинается. Прошу вас.
После этого Суфлер, давая Хокану время собраться, заказал два бокала кофе, и они подробно и даже в темпе обсудили все, при этом ни один из них не вспомнил ни про спиртное, ни про сигареты - они вдохновенно работали над поставленной интересной и сложной задачей, а это состояние было знакомо и очень нравилось обоим. Наконец, ровно через два часа и сорок минут после прихода в этот бар, Суфлер слегка расслабился - задача была ясна, возможные ходы вероятного противника и свои предстоящие действия они уже начерно обдумали, взвесили и оценили.
Можно было немного отдохнуть и дать понять воспрянувшему духом Хокану, что "я рядом - значит, все в порядке, но расслабляться не следует". Остался последний вопрос - финансовый, но его они утрясли быстро. В этих делах у Суфлера существовали собственные расценки, с которыми Хокан был знаком по работе с Рикой Торн, так что вопросов не возникло, хотя дело, конечно, было нестандартным, и прозвучал соответствующий коэффициент.
Физик выглядел уже гораздо лучше. Неизвестно, сколько такое его состояние еще продлилось бы, но он только что вполне серьезно смог обсуждать все возможные варианты развития ситуации, и видно было, что решаемость проблемы его удовлетворяет, хотя на кону стояло дело всей его жизни, а, возможно, и сама жизнь. За него Суфлер в течение, по крайней мере, ближайшего месяца, мог уже не беспокоиться - скорее всего, Дуэйн Фрилипс никаких козней перед следующим испытанием аппаратуры строить не будет да и не сможет, ему самому следовало бы сейчас укрыться и хорошенько подумать над ситуацией. Так что это было хоть и не банальное, но на первом этапе не требующее применения специальных навыков задание.
"А там посмотрим - думал Суфлер: - за время отсутствия Хокана либо какие-нибудь нужные мысли сами появятся, либо другие "фигуранты" как-нибудь себя проявят".
Кроме того, в первоначальном полубредовом рассказе физика, схожем с кучей навоза на заднем дворе фермы, после того, как они оба в ней хорошо порылись, вдруг сверкнуло что-то, привлекшее внимание только одного Суфлера, потому что касалось именно его.
Этот алмаз мог быть тем вариантом, что он искал в последнее время, но до сих пор даже краешка не задевал. Потому что некая способность Суфлера, проявившаяся не так давно, и поэтому пока не изученная и не разработанная им, скорее всего, нуждалась в специальной области применения. И то дело, за которое он сегодня взялся, возможно, и могло дать этой способности как следует раскрыться.
Посчитав дело на сегодня разъясненным, Суфлер слегка задумался и, наверное, даже слегка расслабился, но события следующих минут вновь привели его в боевую форму.
3
Сначала, когда Хокан уже начал подниматься из-за стола, один из недавно вошедших в бар и зачем-то остановившийся у входа по виду местный компатриот вдруг напрягся и сделал рывок правой рукой, похожий на движение к оружию. Хотя Суфлер увидел это только краем глаза, но успел среагировать в соответствии с хорошо развитым и постоянно тренируемым навыком, - быстро сместился влево, к стойке бара, при этом сильно толкнув сидящего справа Хокана вниз, под соседний стол.
Тот послушно и недоуменно упал, не издав ни звука, а Суфлер, обнажая ствол, продолжал двигаться влево вдоль стойки, бармен из-за которой вдруг куда-то исчез. Отсутствие его заставило сработать инстинкты Суфлера, который пригнулся с внешней стороны стойки и, не дожидаясь нападения, первым открыл огонь по клиенту у двери, вырубив его двумя выстрелами. Затем он заглянул в приоткрытую калитку бара, увидел чьи-то ноги в черных брюках на полу и одновременно заметил движение в коридорчике, ведущем внутрь помещения.
Тогда он быстро подался назад, под прикрытие стойки, а второй нападавший, видно, был нервным, потому что из коридора тут же послышались выстрелы. К этому времени присутствовавшие в баре выпивохи уже лежали под столами, нюхая пыль и переглядываясь. Суфлер бросил взгляд в сторону Хокана и, досчитав до пяти, сделал кувырок назад через стойку, благо физическая форма пока позволяла, пару раз стрельнул в коридорчик, резко ускорившись, ворвался туда и походя смел, как ему сначала показалось, притаившегося за небольшим уступом противника. И увидел, что тот был уже без сознания. Присев на тело, Суфлер отбросил пока оружие налетчика, но тут в очередной раз заговорил его инстинкт, и ему пришлось четырьмя я выстрелами продырявить левую дверь в метре вперед по коридору, из-за которой перед этим донесся какой-то шум.
Дальше Суфлер действовал уже на полном автомате: прыгнул к двери, пробил ее ногой, и увидел на полу двоих - вероятно, повара без видимых увечий и еще одного из нападавших, которому через дверь ухитрился попасть в голову. Отключив его на время, он пробежал по коридору к заднему выходу, по дороге открыв еще три двери, но за ними никого, кроме испуганной официантки, не обнаружил.
Выбегая в задний дворик, полный запахом свежего снега, Суфлер ощутил настоящую угрозу, - из стоявшего там немного боком светло-зеленого "Датсуна" в него начали стрелять. Упав и перекатившись он услышал только шум отъезжавшей машины, так что ответная стрельба была ни к чему, надо было зачищать местность и потрошить дичь.
Пробежав через бар в обратном направлении и выскочив во входную дверь, Суфлер столкнулся с полным дилетантством, - караулящий здесь на "Вольво" последний из налетчиков был, видимо, взят на дело только в качестве водителя. Он даже не подумал как-то подготовиться к нападению, хотя должен был слышать стрельбу и в баре и на заднем дворе, поэтому Суфлер применил к нему только легкий тычок в горло, обыскал, а затем приковал всегда имевшимися у него наручниками к рулю.
Затем он уже не спеша вернулся в бар, приказал всем лежащим своих позиций пока не менять, еще раз прошел к задней двери, внимательно все оглядывая и прислушиваясь. По-видимому, бармен и повар были просто оглушены, особого вреда им не причинили, а официантку, вышедшую в момент нападения в туалет, никто просто не заметил. Приведя в чувство повара, он послал девушку растормошить бармена, а сам принялся обыскивать раненого в кухне и лежащего в коридоре. Документов у обоих, конечно, не было, так же как и у водителя. Но вот выбор оружия у всех троих Суфлера удивил - они имели при себе пневматический вариант "Вальтера", что было крайне интересно для такого серьезного нападения.
Кроме того, у типа, валявшегося в коридорчике, он с удивлением увидел на левой кисти татуировку в виде рун STS, а прощупав гортань, убедился в наличии спецмаяка, что его немного расстроило. Хотя как раз именно факт наличия среди нападавших агента STS объяснял выбор ими такого странного оружия: в одной из важнейших инструкций, заучиваемых наизусть сотрудниками хронополиции при приеме на работу, прямо говорилось, что во время особых командировок в прошлое, дабы устранить возможность появления необратимых изменений, агентам запрещено пользоваться огнестрельным оружием.
Собственно говоря, по той же самой причине и Суфлер был вооружен только 92-ой "Береттой", переделанной под пневматику, так как сам страшно боялся необратимых изменений.
Снова пройдя в главный зал, он обыскал контуженного, но уже пришедшего в себя молодчика, лежащего у двери, который был вооружен такой же хлопушкой, и, к счастью, не нашел у него никаких рун и спецмаяков. Тот факт, что среди около полудесятка нападавших был только один агент хронополиции, а остальные, рпо-видимому, были наняты им в этом времени, говорил о том, что операция была подготовлена заранее, и объектом нападения служил вовсе не Хокан Уэльм, а именно он сам, Суфлер. Такие нехорошие выводы служили подтверждением, что его бывшая служба работает по-прежнему оперативно. И в этом случае очень хорошо было бы, если бы они ничего не прознали пока о его связи с Хоканом Уэльмом.
Затем он вновь вышел на берег Принсенграхта, убедился, что суматоха пока не поднялась, и занялся машиной налетчиков. Никаких документов, содержащих списки явок, паролей и шифров, ни в багажнике, ни в салоне Суфлер не нашел, снова вернулся в бар и уже довольно раздраженно и настойчиво попросил всех присутствующих дождаться приезда полиции, а затем, заставив слишком нервничавшего Хокана заняться "уборкой" на их столике, зашел на кухню и н попросил галдящих там работников бара перед звонком в полицию дать ему хотя бы пятнадцать минут.
После этого Суфлер привел в чувство лежащего на кухне бандита и приступил к его блиц-допросу. Оказалось, что Стив Лестер, он же Сахара, был нанят для этой операции каким-то брюнетом, а руководила их группой женщина, остававшаяся в "Датсуне" и до которой теперь было не добраться. По личному мнению Суфлера, услышавшего от Сахары описание этой женщины, на самом деле руководил операцией из-за ее спины тот самый человек, который единственным из нападавших был агентом STS.
Кроме его убийства и затем избавления от трупа, которые единственно помогли бы избежать необратимого изменения, в голову пока ничего не приходило, поэтому пришлось погрузить всех четверых выживших налетчиков в бандитский "Вольво" сковать их наручниками и дать указания Хокану, чтобы побыстрее уезжал отсюда на его велосипеде, забирал свое авто у вокзала и ждал там, где Суфлер ему указал.
Сам же он отправился на том же "Вольво" к ближайшему полицейскому участку, где всех вместе с машиной и и бросил. Необратимое изменение было страшно не только для Суфлера, его боялись и хронополицейские - вот и пусть руководитель нападения сам при допросе в полиции измышляет значение дезавуирующей татуировки и что это за штука зашита у него в шее -может, спасется хотя бы от будущего гнева начальников.
Затем Суфлер добежал до своего покинутого "Мерседеса", подогнал его к бару, разрешил бармену позвонить в полицию, и отправился искать ближайший салон Евронет, где напечатал еще одну записку Рике Торн, приклеил ее на свою визитку, и только после этого отправился к месту встречи с Хоканом.
Суфлер хорошо осознавал, что дело, предложенное ему (то есть в его лице Рике Торн) Хоканом Уэльмом, могло быть той возможностью, которая бывает предназначена только для одного конкретного человека в мире, о которой большинство даже не подозревает, которую многие ждут всю жизнь, но встречаются с ней лишь единицы, а уж о правильном использовании догадываются только избранные.
Как гласит "Закон Звездного часа" Марка Твена, подходящий к данному случаю, "Только один раз в жизни фортуна стучится в дверь каждого человека, но во многих случаях человек в это время сидит в соседнем кабачке и не слышит ее стука".
Так как сама встреча с физиком изначально не была ожидаемой или запланированной, Суфлер был очень удивлен, что именно в этом деле блеснула такая интересная возможность и для него. Мелькнула у него даже такая банальная мысль, что Провидение обычно маскирует свои сюрпризы под такие вот совершенно случайные встречи.
Но ни Суфлер, ни Хокан, ни остальные пятеро, упомянутые в их разговоре, не могли предвидеть, как именно эта встреча повлияет на все случившееся в дальнейшем, и какую роль сыграет в жизни каждого. Стоя около машины Хокана и разговаривая, они даже попали под небольшой дождик, но это почему-то еще больше повысило тонус обоих.
Здесь же Суфлер и Хокан простились и расстались хоть и не лучшими друзьями, но людьми, объединенными на какое-то время общими сложными целями и задачами.
У Суфлера же существовала и еще одна насущная проблема - вечерний визит в Утрехт, где он, хорошенько настроившись и тщательно изменив голос, поговорил с Рикой по телефону. Их разговор со стороны выглядел довольно абсурдистски и звучал примерно так:
- Здравствуйте, я вам этим утром сообщение оставлял.
- Это в виде синяков на теле и угнанной машины, что ли? Ну и кто такой со мной говорит?
- Мое имя пока не имеет никакого значения, просто поверьте, что я ваш друг и все, что было в записке - правда. Машину вашу найдете в двух кварталах, если, выйдя из дома, повернете направо. Только поторопитесь, пожалуйста, около нее какая-то молодежь ненадежная суетится. И обратите внимание на записку и приложенные к ней листочки в бардачке.
В этом послании, составленном и распечатананном в том же Евронет-кафе в Амстердаме, Суфлер составил краткое описание всего, что услышал от Хокана, а также того, о чем он с ним договорился.
- И зачем мне все это? - резонно прозвучал вопрос Рики.
- Дело в том, что вы можете с сегодняшнего утра считать себя приступившей к выполнению задания, полученного от известного вам Хокана Уэльма. Аванс на ваш счет перечислен, а в ближайшие два-три дня придет вся сумма оплаты. Цена достойная и соответствует вашим расценкам.
- Вот как? Вы и расценки мои знаете.
- Это входит в мои обязанности, - сухо ответил Суфлер, - а теперь хочу попрощаться, до свидания и всего хорошего.
И только через пять минут после этого разговора, забравшись в свой "Джип Фридом", Суфлер наконец действительно расслабился. Хотя ему предстояло прожить в этом времени еще около двух недель, предчувствие говорило ему, что все в конце конов сложится удачно.
*****
К вечеру этого же дня тоненькая папочка с протоколом осмотра места происшествия в баре "Единорог и попкорн", протоколами допросов всех находившихся там жителей и работников бара, а также листами с отпечатками пальцев и описанием содержимого карманов людей, найденных в бессознательном состоянии около участка полиции Љ 5 в подержанном "Вольво", лежали на столе начальника отдела уголовного розыска лейтенанта Хендрика Ройса, , имевшего у подчиненных прозвище "Дэнди", который был близким другом сына полковника Ханса Ларсена из Европола.
в числе прочих вещдоков в папочках имелся и лист с отпечатками пальцев, снятыми с не замеченного Хоканом в нервной суматохе клочка фотографии, прилепившегося изнутри к ножке стула, но это особого значения не имело, потому что полиция располагала даже чересчур подробными описаниями внешности двух подозрительных лиц, одно из которых "открыло стрельбу в баре, а другое было, по-видимому, его соучастником".