Гусева Алиса : другие произведения.

Ами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если тебе больше некуда идти, то ты можешь ворваться к ректору Магической Академии и потребовать у него защиты, вот только далеко не факт, что он поможет. Да и белое пятно в прошлом немного пугает, особенно когда это самое прошлое тебя преследует. Амилинда лишилась рода и отца одновременно, но это ее не сломало, и она пойдет на что угодно, чтобы добиться чего-то в жизни. _____ 28.02.2015 - новое Внимание. Замораживаю пока эту историю. Нет ни времени, ни желания, ни идей. Да и отклика читателей тоже нет. Как только разберусь с делами, попробую возобновить.
  Глава первая
  Есть два мира - прошлое и настоящее, а между ними мост. Местами кривой, жуткий, мерзкий с огромными зябкими дырами на асфальтированной поверхности, они засасывают, лишают воли, убивают, сжирают внутренности. Иногда маскируются под клумбы с цветами, иногда - под лужи, иногда - под забытую кем-то лакированную красную туфлю. Попасть в нее - потерять себя, а выбраться оттуда равнозначно чуду. На мосту живут существа, некоторые из них питаются за счет вашей боли и страха. Они бывают милыми на вид, красивыми, обжигающе добрыми, покладистыми верными и даже чуточку сексуальными. Иногда они - друзья, иногда - враги, но чаще все таки враги.
  
  - Вы обязаны меня принять, - уверенно заявляю ректору Астонской Магической Академии. Он мгновенно отрывается от своих бумаг, которые ему несколько минут назад занесла миловидная секретарь средних лет. На старом морщинистом лице самого сильного мага государства застывает усмешка, которая явно не сулит мне ничего хорошего. Он откидывается в своем огромном черном кожаном кресле и еще раз начинает рассматривать свою посетительницу, внимательно и очень медленно, всем своим видом показывая, что видит насквозь. От такого взгляда пробирает до костей, словно кто-то врывается в душу, разбирает ее по кусочкам и изучает. Особенно долго задерживается на лице, на которое я пытаюсь напустить выражение полного безразличия.
  Он начинает говорить и голос его обманчиво-добрый, а улыбка приторно-ласковая:
  - Юная леди, вот уже пол века я занимаю должность ректора этого заведения, но такую вопиющую наглость в купе с дурными манерами и абсолютным отсутствием уважения вижу чуть ли не впервые. Вы угрожаете моему секретарю, врываетесь в мой кабинет, отрываете от работы и требуете, чтобы я принял Вас в Академию. Имея полное право выставить Вас прямиком за дверь с указаниями стражникам больше никогда не впускать, я все же выслушаю Ваши аргументы. Само внимание.
  Он замолкает и приторно-ласковая улыбка сползает с его морщинистого лица, уступая место уже знакомой усмешке. Такого страха я не испытывала уже очень давно, однако пришлось набраться смелости и попытаться выпросить столь необходимое место в Академии.
  - От этого зависит моя жизнь. Понимаете, меня лишили рода, - буквально выплевываю.
  Становится резко стыдно и за за вторжение, и за то, что приходится клянчить, унижаться, просить оказать милость, но лучше уже тут - в Академии, а не на улицах, лучше уже у этого человека, жестокого, но все же справедливого, а не у случайных прохожих, лучше уже сейчас, когда в кошельке осталось несколько монет, а не через неделю, когда голод застанет врасплох. Только от этих аргументов не становится легче, факт остается фактом - безродная без фамилии и денег едва ли может рассчитывать на достойную жизнь.
  Если она только не маг.
  Если ей только действительно не нужен род.
  Если она только уважаема и без фамилии.
  - И что же? - ядовито произносит ректор. - Вы думаете, что таких как Вы мало? Оглянитесь, на улицах сотни безродных, а места в Академии могут получить только лучшие из лучших. Если это все, то выметайтесь и не мешайте работать!
  Не нужно быть гением, что бы понять, что величайший из архимагов современности Грет Вальтийский зол, но все же придется уговорить его, другого шанса уже не будет никогда. Дрожащими руками достаю и внутреннего кармана куртки письмо и перстень - единственное, что осталось от отца. Архимаг не отрывает взгляда своих травянисто-зеленных глаз от огромного камня, который украшает артефакт силы.
  Он шумно вздыхает, и в этом его вздохе чудится боль. Та самая, которую приходится испытывать мне.
  - Откуда у тебя перстень Артура Халанского? - нервно спрашивает архимаг, обманчиво-медленно поднимаясь на ноги.
  Приходится быстро реагировать.
  - Мой отец уже два месяца как мертв, этот перстень и письмо - единственное, что осталось от него. В этом самом письме он и написал, что при необходимости я могу обратиться за помощью к Вам. Я честно пытаться устроить свою жизнь самостоятельно после того как матушка лишила меня рода, - тут неприятная сцена невольно вспомнилась и я скривилась. - Пыталась устроится на работу, но безродных никто не берет на службу. Такое впечатление, что от меня разом отказался верь мир, а не только семья. И все же пришлось прийти сюда, стражники не пускали, ну и... Простите за это все, но я правда не знаю, что делать, и это последний мой вариант.
  Воспоминания обо всем том ужасе, что происходил в последние два месяца врываются в мысли, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Нет, не сейчас, Амилинда, дать волю эмоциям сможешь чуть позже, когда останешься одна.
  Архимаг же тяжело вздохнул еще раз и грустно пожал своими старческим плечами.
  - Как это случилось?
  Это больно. Даже очень. Даже слишком. Снова вернуться в тот день и пережить все заново.
  Шел дождь. Отец все еще не вернулся с охоты, остальные же уже часа два как отогревались в большой гостиной, пировали и вовсю пили вино из запасов отца. Мать снова наказала меня, хотя и повода не было как такого, просто заперла в комнате, сказав, что она самая несчастная в мире женщина, ведь ей досталась такая непослушная дочь.
  Наступила ночь. Отца все еще было ни через час, ни через два. Дождь продолжать лить с невероятной силой. В замке все еще ждали Артура Халанского, хотя и большинство гостей уже успешно ушли спать. Я знала точно, что случилось что-то непоправимо-ужасное, ведь потеряться в лесу мог абсолютно любой человек, но только не мой отец. Слишком уж хорошо он знал эту местность, уж слишком сильным магом он был, чтобы не найти дорогу домой, уж больно подозрительной вся эти ситуация выглядела. Мать сказала, чтобы я не тратила свечи попусту и ложилась спать, ведь отец, видимо, просто свернул где-то не там, вот и заблудился. И уж наверняка он нашел в лесу какую-то хижину, в которой и заночевал. В эти доводы как-то не верилось. Я знала точно, что-то случилось.
  Про наличие каких-то туманных хижин в лесу тогда я слышала впервые, хотя и много бродила с отцом и без между деревьями. Да и подозрительное поведение матери, непонятное веселье гостей... Все это не давало покоя.
  С первыми лучами солнца я сбежала, хотя и пришлось изрядно потрудиться, чтобы открыть двери, закрытые матерью. Я зашла в лес. Было жутко и страшно, мокрая трава прилипала к ногам, холод пробирал до костей, но я была готова искать отца так долго, насколько придется, но не пришлось... Его тело обнаружилось на ближайшей к замку поляне.
  Вспоминать этот момент не хотелось вовсе, слезы уже буквально душили, и пришлось прервать рассказ на полуслове, пытаюсь хоть как-то успокоиться.
  Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох...
  Архимаг подходит ко мне и безмолвно обнимает. Впервые с того дня кто-то вот так просто пытается утешить, такая неожиданная доброта вызывает новый поток слез.
  Очевидным есть тот факт, что ректору мой отец тоже был дорог, и казется, что с этим человеком, который вот так внезапно подставляет свое дружеское плечо, я делю одно горе на двоих.
  - Господин ректор, это они его убили, вот только когда я начала задавать вопросы, мать со своим новым муженьком просто выставили меня из дому, лишив рода, денег и положения в обществе. Этот перстень я сняла с него... - всхлип, - А письмо нашла в старой книге, которую в детстве отец читал мне на ночь. Я всегда знала, что мать меня не любит, но никогда и не думала, что настанет тот день, когда у меня отберут и отца, и крышу над головой.
  Новая вспышка боли, новый всхлип. Ректор же мягко отстраняется и спрашивает:
  - Сколько тебе лет и как тебя зовут, дочь моего старинного друга?
  Осипшим голосом произношу:
  - Мое имя Амилинда и мне восемнадцать.
  Архимаг Грет на секунду теряет над собой контроль и повторяет мое имя так, будто оно действительно значит для него очень многое.
  - Амилинда...
  Молчит несколько минут, а потом продолжает:
  - Амилинда, я дам тебе не только место в Академии, но и свой дом. Ты будешь жить со мной, я дам тебе имя своего рода и приду в семью на правах дочери. Уж многим я твоему отцу обязан. Как тебе такой вариант?
  Слова застреют в горле, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Слишком хорошо для того, чтобы происходило со мной.
  Неуверенно кивнула. Все еще не верится, что это все происходит на самом деле.
  - А этих ублюдков я лично найду и передам комиссарам. Назови их имена и я прям сейчас займусь этим вопросом.
  Вот тут и возникает основная проблема:
  - Дело в том, господин ректор, что я совершенно не помню их имен и лиц. Даже лицо матери теперь для меня как в тумане.
  Он начинает расхаживать по немаленькому кабинету туда-сюда. Видимо, дела еще хуже, чем я предполагала. Через минут пять застывает на месте, поворачивается ко мне и говорит:
  - Интересные дела. Ты садись на диван, а я тут буду думать пока. Ты голодная?
  Снова неуверенно киваю.
  Он неожиданно мягко улыбается, подходит к двери и открывает ее.
  - Герда, - окликает секретаря.
  - Да, господин ректор. Вам что-то угодно?
  - Принеси пожалуйста чего-то поесть, милая девушка голодна.
  - Хорошо, через пять минут будет.
  Я слышу как Герда встает со стула и выходит из приемной.
  - Ну вот, теперь все будет хорошо, - ректор снова мягко улыбается, а затем происходит то, чего я совсем не ожидала - человек, который еще минуту назад выглядел как старик медленно 'молодеет'. Через короткое время я понимаю, что все это время общалась с магом, который на вид не старше моего отца, и он мало того, что почтенный ректор Астонской Магической Академии, но еще и первый советник Его Величества.
  Видимо, именно в этот момент моя психика решает, что для одного дня этого слишком, и у меня резко начинает кружиться голова, после чего я вырубаюсь, успев заметить, как на уже на молодом лице мага застывает беспокойство.
  ***
  Прихожу в себя все на том же ректорском диване, хозяин кабинета сидит в кресле. Передо мной снова почтенный седовласый архимаг, и несколько секунд кажется, что всего того, что происходило за несколько минут до моего обморока, не было на самом деле. От чего-то жутко болит голова и очень хочется есть. На небольшом деревянном столике рядом с диваном стоит внушительных размеров чашка и тарелка с бутербродами. Увидев это, я чуть не плачу от счастья, настолько неожиданно-сильным оказывается голод.
  Грет же смотрит на меня как-то грустно и сочувствующе.
  - Мне показалось, или Вы..? - несмело задаю вопрос.
  Он улыбается и весело говорит:
  - Нет, это у меня такая конспирация.
  - Почему же тогда Вы сняли свою...эээ...конспирацию? - становится как-то совсем неловко. - А вдруг я кому-то расскажу?
  Он снова смеется.
  - Ну ты же скоро будешь моей дочерью, вот и должна знать правду.
  В голове возникает еще один вопрос, но задать его мешает проснувшийся совесть. Да и какая, собственно, разница? И так сказочно повезло, что этот добрый человек предложил принять в род. Мало кому из безродным приходится на такое рассчитывать. И все же факт того, что первый советник Его Величества, персона весьма мутная, судя по тому, что мне удалось услышать и в городе, и от отца, и даже от 'гостей' матушки, не давал мне покоя. Внезапно на пороге появилась неизвестная девица, пусть и дочь старого друга, а он принимает ее в свой род. Нет, что-то тут явно не так.
  'Ами, в крайнем случае ты можешь пойти к ректору Астонской Академии, он мой старый друг, и поможет тебе.'
  Слова из письма отца крутятся в голове, и, кажется, что я что-то упускаю, что-то важное и необходимое. Ну же, Амилинда, вспоминай.
  '...он поможет тебе, но не доверяй Грету. Единственная его страсть - власть, и он сделает что угодно, чтобы заполучить ее. Он не даст тебя в обиду, но будет использовать только в своих целях, и тебе придется научится выживать в мире интриг и хитрости. Ами, девочка моя, я верю в тебя и знаю, что ты сможешь проивостоять этому старому лису, только молю тебя - не дай себя одурачить и сделай так, чтобы Грет признал тебя равной, уж тогда и сможешь ему полностью довериться'
  Письмо отца явно не такое простое как может показаться, и, видимо, нужную информацию так просто не получиться узнать, хотя и приятно осознавать, что я сама пришла к тому, что Грету Вальтийскому не стоит так просто доверять. Придется спрятать на некоторое время свои настоящие эмоции, и играть свою роль. Папа, во что я ввязалась? Боюсь, что у меня ничего не получиться.
  Вздыхаю и замечаю, что доедаю последний бутерброд.
  - Не переживай, милая, все наладится, - с улыбкой на лице говорит ректор.
  А вот тебе и первый урок, Ами, улыбайся.
  Вздыхаю еще раз и выпускаю на волю вымученную улыбку. Да уж, несладко будет с этим человеком.
  - Надеюсь, господин ректор, - отвечаю ему.
  Очень на это надеюсь. Папа, я справлюсь, обещаю.
  Наверное, в этот момент выдаю себя выражением лица, так как Грет наконец снимает маску добродушного старичка.
  - У тебя пока не очень хорошо получается, но ты мне определенно нравишься, - заявляет, медленно подходя к диванчику. Теперь от советника веет холодом, властью и силой, не остается и капли сомнения, что именно этот образ больше всего похож на него настоящего. Его черты лица снова меняются, и я замечаю, что в его травянисто-зеленных глазах нет и капли той доброты, которую он так стремится демонстрировать. Суровое лицо первого советника не выражает ничего кроме безразличия.
  Он наклоняется ко мне и сильной рукой захватывает подбородок и опускается на корточки, чтобы смотреть прямо в глаза, будто бы испытывает на прочность выдержку своей будующей дочери, кажется, еще немного, и
  - Я буду стараться, обещаю, - шиплю на него.
  Грет наконец отпускает моей лицо, но не прерывает зрительного контакта, и я не могу понять, чего он хочет сразу раскрывая все карты вот так? Мог бы и дальше играть в благотворителя, тем более, что эта роль у него отточена годами. Вывод напрашивается один - он понял, что я разгадала все эти манипуляции, и хочет объявить правила, а сейчас проверяет достойный ли я соперник и придется ли считаться с моим мнением.
  - Я рад это слышать, доченька, - обманчиво-ласково произносит, а затем, после небольшой паузы, продолжает, - Через неделю состоится балл, где я представлю тебя как свою дочь и наследницу. Веди себя соответсвено своему будущему положению и удели особенное внимание принцу.
  Уж этот человек точно не упустит возможности сыграть себе на руку. Что и говорить, Амилинда, ты попала.
  ***
  Утро следующего дня встречает меня дружелюбно, в новой комнате светит солнце, на спинке красивого деревянного стула, стоящего около кровати, аккуратно лежит новенькое и весьма приличное платье. Рядом же, под стулом, кто-то заботливо оставил симпатичные сапожки в тон платью. Все же Грет хочет, чтобы его дочь, пусть и приемная, выглядела достойно своего нового положения.
  Невольно вспомнился вчерашний разговор с 'папочкой', который долго и нудно рассказывал, что именно я должна делать на приеме, но еще дольше распинался на тему того, чего нельзя делать. За выслушиванием этих нотаций и я уснула вчера, чем, видимо, изрядно позабавила Грета.
  Сегодня предстоял важный день, нужно было сходить в новым родственником в комиссариат, засвидетельствовать подписью свои родственные отношения с Игретом дель Мильном - первым советником Его Величества. Затем необходимо зайти в Академию, где уполномоченная комиссия решит, нужна им такая ученица или нет. Грет вчера мягко намекнул, что когда я стану Амилиндой дель Мильн, статус магички будет уже и не нужен по большому счету, ну и именно по-этому лично он не будет пропихивать свою дочь в Академию. Я же сразу поняла, что это очередная проверка, и уперто заявила, что стану магичкой даже если сам Повелитель включит меня в свой род, чем вызывала у 'папочки' самодовольную ухмылку.
  Нехотя встаю с мягкой кровати и начинаю одеваться, но не успеваю снять пижаму, в которую, видимо, переодела меня одна из служанок Грета, как в дверь кто-то настойчиво стучится. Поспешно натягиваю штаны, которые уже успела снять и неуверенным голосом говорю:
  - Да-да, войдите.
  Массивная дубовая дверь с шикарной гравировкой и позолоченной ручкой медленно отрывается, и вот уже на пороге в полном обмундировании стоит мой будующий отец. Только сейчас внимательно рассматриваю его внешность. Высокий, статный мужчина с волосами цвета пшеницы, травянисто-зелеными глазами, которые уже так отчетливо впились в память, широкими бровями, большим носом и уточненными губами. Его осанка, внешний вид, умело подобранная одежда, даже прищур хитрых глаз - все идеальное. Жестокий и суровый хищник, которого мне придется называть папой. Такой не позволяет непослушания или дерзости, точно знает, чего хочет, но на него можно положиться, и именно это его качество и привело меня к нему.
  Воспоминания о моем настоящем отце больно давят на сердце, но я точно знаю, что для меня он такой единственный и самый добрый и лучший папочка в мире. А еще я его память не придам никогда, пусть даже придется называть соверешено чужого и довольно таки опасного человека папой, привселюдно делать вид, что люблю его и именно он - самый-самый, представляя лицо другого.
  'Я люблю тебя, Ами, помни это'.
  Я буду помнить, но сейчас нужно быть сильной, чтобы завоевать уважение Игрета дель Мильна и выиграть в партии, на кону которого стоит моя свобода. Поэтому уверенно поднимаю глаза, задираю подбородок и уверено произношу:
  - Вы что-то хотели?
  Он приподнимает бровь и насмешливо смотрит, для него моя очередная попытка выглядеть смелой вовсе не тайна, более того, она вызывает веселье, поэтому он взирает на меня так, как это делают взрозлые, наблюдая за забавами своих детей.
  - Амилинда, называй меня отцом и на 'ты', все же мы через несколько часов будем совсем родными людьми. Я знаю, тебе может быть это немного сложно, но поверь мне, так лучше. Давай попытаемся жить дружно и мирно, ничего больше я не прошу, - говорит, медленно подходя к моей кровати, а потом совсем уже тихо добавляет, - пока не прошу.
  Кажется, он искренен и действительно хочет со мной хороших отношений, и я вполне понимаю это, все же открытая конфронтация не нужна в собственном доме - единственном месте, где можешь расслабиться. Но опять же, лично я веду войну за личную свободу, и хотя бесконечно благородна Грету за дом и положение в обществе, его преданной куклой не стану, а он, вроде, смирился с тем, что его приемная дочь будет бороться. И все же в мелькает мысль, что это очередная хитрая уловка, чтобы завоевать мое расположение.
  - Хорошо, Г... отец, я постараюсь это сделать. Не думаю, что нам будет сложно ужиться, - и почти искренно улыбаюсь.
  Грет улыбается в ответ, и так же почти искренно, затем подходит неожиданно близко, садится рядом и ласково гладит по голове, я замечаю, что он него приятно пахнет мятой. Этот странный жест и такой домашний запах вызывают какие-то теплые чувства, и кажется, что, возможно, мы действительно сможем стать хорошей семьей, такой, о которой я мечтала все свое детство.
  - Вот и славненько, Ами. Я позову Линду, она поможет тебе одеться, и буду ждать в большой гостиной, там мы перекусим и отправимся в комиссариат, хорошо? - Грет перестает меня гладить и отстраняется, при этом беспокойно заглядывая в глаза, как будто ждет какого-то сопротивления.
  Мне хочется сделать ему приятное, и я робко ему отвечаю:
  - Хорошо, папа.
  Это ласковое слово вызывает у него плохо скрываемую радость, и он поспешно кивает и, не оборачиваясь, выходит из комнаты. В какой-то момент даже складывается ощущение, что он смущен и растерян, но я быстро отпускаю эту мысль, ведь само предположение, что господин дель Мильн смущен смешно. Нет-нет, он просто не ожидал, что я так быстро сдам позиции.
  Вздыхаю.
  Как же тяжело будет с этим сложным человеком.
  В дверь снова стучат, и после моего разрешения в комнату входит женщина средних лет с длинной косой и мягкими чертами лица.
  - Вы должно быть Линда? - спрашиваю.
  Она отвечает тихим и мелодичным голосом:
  - Да, госпожа Амилинда, меня зовут Линда, господин Игрет прислал меня помочь Вам одеться и разобраться тут со всем.
  У этой приятной женщины оказываются мягкие руки и доброе сердце, она быстро помогает мне сделать все утренние дела, попутно рассказывая как обстоят дела в поместье, про своего мужа, троих детей и о том, какой Грет хороший человек, ведь приютил и дал работу тогда, когда они с ее Тобием и детьми не могли найти и монеты на пропитание. Даже позволил жить в своем доме, выплачивал приличную зарплату и терпеливо относился к оплошностям и парнишкам, которых время от времени таскает в дом ее старшенькая. И я понимаю, что женщина предана Грету, и вряд ли когда-то его предаст, но в моей маленькой войне на нее вполне можно рассчитывать.
  Грет ждет меня в гостиной, читая свежую газету. Его лицо сосредоточено и нахмурено, но когда я спускаюсь вниз, он моментально отрывается от своего занятия и поднимает на меня свой взгляд, однако в нем лишь безразличие и холод.
  - Что-то случилось? - робко задаю вопрос, все еще не знаю, имею ли право лезть в такие дела.
  Приемный отец выглядит удивленно, но все же быстро берет себя в руки и мрачно отвечает:
  - Ничего, не бери в голову. Пошли поедим и наконец сходим в комиссариат.
  В голосе сквозит раздражение, и это злит. От хорошего настроения в один момен не остается и следа, хочеться уйти в свою новую комнату и не видеть этого грубого человека, но не нужно быть гением, чтобы понять, такое действие равнозначно признанию собственного поражения. Поэтому киваю, нацепив на лицо такое равнодушное и холодное выражение, которое можно сейчас увидеть на лице Игрета дель Мильна.
  Быстрый завтрак проходит в атмосфере тяжелого молчания и напряженности. Никто из нас не стремился разрядить обстановку непринужденной беседой, как будто все устраивало. И все же первым не выдерживает Грет.
  - Прости, - говорит он настолько тихо, что первые несколько мгновений кажется, что это незатейливое слово всего лишь послышалось, однако его взгляд, все еще холодный, но уже не такой безразличный не оставляет сомнений - Грет действительно извинился.
  В ответ на эту неожиданную реплику я улыбаюсь, откладываю тарелку с недоеденной овсянкой и говорю:
  - Пошли быстрее, если ты так спешишь.
  Он еще несколько десятков длинных и тягучих словно карамельки секунд внимательно меня разглядывает, а затем без предупреждения быстро поднимается и покидает стол. Успеваю только промокнуть губы салфеткой и так же стремительно прерываю трапезу.
  Грет ждет на улице, он нервно курит сигарету и задумчиво смотрит на другую сторону улицы, его руки немного дрожат, и все это показывает насколько сильно советник волнуется. Вся эта ситуация выглядит даже слишком странной, и его непонятное раздражение и плохо скрытая нервозность и даже желание поскорей закончить с удочерением. Успев изучить его совсем немного, я понимаю, что Игрет дель Мильн не тот человек, который показывает хоть кому-то свои слабости, но почему-то именно сейчас их так отчетливо видно.
  Я быстро подхожу к нему и окликаю:
  - Отец?
  Он поворачивает на это пока еще чужое слово и молчаливо кивает, затем поспешно докуривает сигарету, бросает ее в урну и так же, не издавая ни одного звука, начинает двигаться, вероятно, в сторону комиссариата. У него длинные ноги, поэтому поспевать довольно сложно, а иногда даже приходиться подбегать дабы ненароком не отстать. Он не оглядывается и не говорит, я же тоже не спешу прерывать эту странную тишину.
  До комиссариата мы доходим довольно быстро и без проблем, вот только люди время от времени удивленно смотрят на Грета, а он будто и не замечает этого внимания, наверное, знает, что в скором времени вся столица и даже страна узнают о том, что у него появилась дочь.
  Центральное здание города поражает своими огромными габаритами и аляповатым и даже местами пошловатым стилем. Кажется, что человек, который проэкторивал это здание не отличался и зачатками хорошего вкуса. Серые стены украшены разноцветными фигурами всевозможных тварей, обитающих в Астонии, он смотрят на прохожих презрительно и надменно, словно лучше и краше, хотя палитра их оттенков явно говорит об обратном. На массивной железной двери, местами покрытой позолотой можно прочесть несколько крылатых и таких же пошло-золотых фраз, выдернутых из псевдофилософских книг, которые так обожают дамочки, хотя об этом интересном факте я и узнаю несколько позже от Грета. Стекла окон покрыты витражами, на которых в разных позах восседают русалки и русалы. Именно эти витражи и привлекают мое внимание, ведь в одной из отцовских книг как-то читала, что настоящие стеклянные шедевры создаются из разноцветных стеклышек, которые вручную вставляются в мозаику. Очень мало мастеров способны сейчас сделать хорошой добротный витраж, а уж это убожество явно нарисовать краской да еще и неумелой дрожащей рукой. Я задумчиво хмыкнула чем привлекла внимание через-пять-минут-приемного отца, который увидел мою гримасу, понятливо улыбнулся, схватил за руку и потащил внутрь. Интерьер так же не поражает особо гениальными архитектурными решениями и приходится сделать над собой усилие, чтобы вслух не высказать свое 'фи'. Везде недопозолоченные статуи обнаженных красоток, которые хочется спихнуть на ближайшую помойку, на стенах кто-то попытался воссоздать знаменитую на весь мир фреску, которую когда-то сам великий Генрульдий сотворил на стенах главного собора страны. Отец в дестве рассказывал, что тогда мастер потратил несколько лет только на то, чтобы нарисовать лицо Великой Девы.
  Да уж, комиссариат пока не поражает величием.
  - О чем задумалась, Ами? - внезапно спрашивает Грет, заметив мое замешательство.
  Не долго раздумывая, выдаю:
  - Поражаюсь умельцу, который настолько сильно испоганил великое творение Генрульдия.
  Он усмехается и снова ласково, так же как и утром, ласково гладит по голове.
  - Идем, у меня тоже это здание вызывает тошноту, но что поделать, не все люди такие ценители прекрасного как мы с тобой, Амилинда.
  Потом оставляет в покое мою немного подпортившуюся прическу и, не говоря больше ни слова, начинает двигаться в сторону ближайшей двери, я следую за ним.
  Сама процедура удочерения происходит довольно быстро, комиссаром, который засвидетельствовал наше родство, оказывается приятный молодой парень, который ничем не выказывает своего удивления, чем заслуживает одобрительный взгляд моего уже приемного отца.
  Из здания я выхожу растерянной, Грет же спокоен словно удав, от нервозности не остается и следа и он снова выглядит холодным и безразличным, но это уже смущает меньше. Мы строим несколько минут около входа, ожидая одну из повозок, которые тут часто проезжают, и советник и рассказывает мне откуда взяты эти позолоченные пошлые фразы на входной двери в комиссариат, чем вызывает еще большее презрение к творцу этого здания. Когда приезжает извозчик, мы уже снова храним молчание, и в повозке так и не нарушаем его.
  Странное выдается утро, кажется, за несколько часов мы с приемным отцом становимся немного ближе.
  Этого ли ты хотел, папочка?
  
  Глава вторая
  Академия нас встречает хмурыми серыми стенами и не менее хмурыми лицами. В стенах престижного учебного заведения стоит шум и гам, всем нужен ректор, который куда-то запропастился еще вчера вечером, и вот сегодня до сих пор не появился, а в Академии же набор сейчас... А без ректора не могут не одно заявление о приеме оформить. А еще тут, говорят некоторые очевидцы, в коридорах видели самого первого советника с какой-то непонятной девицей, и он тоже, вероятно, к ректору пришел.
  Это все мы узнаем частично из громких разговоров будущих студентов и некоторых преподавателей, а частично от Герды, той самой секретарши Грета, которая вчера бутерброды приносила. Ее кстати, суетливую и куда-то бежавшую, вылавливает Грет, когда она бежит по направлению к своему кабинету.
  Весь этот хаос вызывает у меня неловкую улыбку, а вот отец смотрит на это с хорошо скрываемым раздражением, бурчит под нос какие-то проклятия в адрес 'идиотов, которые ничего не могут сделать самостоятельно' потом наклоняется к моему уху и тихо произносит:
  - Иди прямо и направо, там принимают экзамен у отпрысков знатных родителей,скажешь новую фамилию и проблем не будет.
  В ответ лишь громко фыркаю, Грет же ровным тоном, словно ничего и не случилось, продолжает:
  - А если хочешь попасть в толпу безродных, то иди налево. Первых узнаешь по надменным лицам, ну а вторых...Не думаю, что мне нужно тебе объяснять такие вещи.
  Не успеваю даже открыть рот как он испаряется за ближайшим углом и уже через минуту, на протяжении которой я продолжаю возмущаться и время от времени фыркать, ректор Грет Вальтийский с надменным выражением лица появляется из-за поворота и делает вид, что вовсе не знает меня. Я же окидываю его презрительным взглядом и уперто иду налево. Чудится, что он улыбается мне в след.
  Толпа под нужной аудиторий немаленькая, узнать ее действительно несложно. Когда я появляюсь в коридоре все головы резко оборачиваются в мою сторону, разговоры прерываются на несколько долгих и мерзких минут пока мою персону тщательно изучают вдоль и поперек, а потос вспыхивают с новой силой. Я же рассматриваю всех с любопытством, и с удивлением обнаруживаю, что и тут есть 'отпрыски знатных семейств', причем довольно много. Все они расфуфыренные, одетые в модные в этом сезоне фасоны, окидывают остальных презрительно-ленивым взглядом и держатся в сторонке. Некоторые из них собираются в маленькие группки, чтобы обсудить свое элитное положение и причины, почему они должны стоять в одной очереди со всяким 'сбродом'. Именно от этих компаний и исходят едкие комментарии в сторону очередной 'деревенской дурнушки', 'безродного уродца' ну или 'подстилки советника'. Последнее относится явно ко мне. Появляется подозрения в том, что пошла бы я прямо и направо и, вероятно, не встретила там бы абсолютно никого. Такая своеобразная шутка приемного отца вызывает злость и раздражение. Да за кого он меня принимает! Неужели я опущусь до того, чтобы воспользоваться своим новым положением. Одно дело просить о помощи, когда больше нет возможности хоть как-то улучшить свое положение, а совсем другое - вот так вот использовать привилегия, которые по большому счету и не нужны больше.
  На лице застывает презрительная гримаса, и в этот момент 'отпрыски' почему-то признают во мне свою. Несколько холенных аристократов теперь смотрят на меня с нескрываемым интересом, откровенно рассматривая лицо и фигуру. До меня доносятся обрывки разговоров:
  - Да что он в ней нашел?
  - А она ничего, не такая симпатичная как его прошлая фаворитка, но тоже недурна собой, и явно моложе...
  - Его, видимо, на молоденьких потянуло...
  - Вот же выскочка, наверное, надеется, что ее 'папик' ее протащит, а ведь тут реальную власть имеет только ректор!...
  - Даю голову на отсечение, что она из какой-то забитой деревни, я при дворе не видела...
  - И где только отрыл ее советник? Да она же по сравнению с ним серая крыса!
  И так дальше и тому подобное. Эти разговоры мне быстро надоедают, и я сажусь на лавочку, продолжая рассматривать присутсвующих. Через несколько минут ко мне подсаживается один из холеных типов с явным намерением подкатить. Он него пахнет приятным парфюмом, но этот запах не перекрывает аромат алкоголя... Внешне парень ничего, отмечаю про себя, но с самооценкой явно все плохо, да и характер наверняка мерзкий.
  - Позвольте представиться, я Недин дель Куорн, - обворожительно улыбается, - а как зовут прелестную леди?
  Вежливо киваю и произношу:
  - Амелинда, - выдерживаю паузу во время которой холеный не перестает улыбаться и явно ожидает продолжения, а остальные хотя и делают вид, что заняты своими делами, прислушиваются к нашей беседе. - Амилинда дель Мильн.
  В глазах аристократа застывает удивление, улыбка сползает с его красивого лица, разговоры снова утихают, и в этой тишине скрип открывающейся двери звучит как-то даже зловеще.
  В коридор из аудитории выходит полноватый мужчина средних лет, взмахивает рукой и я чувствую неприятное жжение на левом запястье, на нем медленно проявляется цифра '29', я поднимаю глаза и замечаю, что остальные так же уставились на свои запястья.
  Мужчина произносит громким скрипучим голосом, который резко контрастирует с его внешностью:
  - Заходим в аудиторию по три человека, начиная с первых номеров. Имя и фамилия нас не интересует, говорите только номер и ориентировеное направление магии, если его знаете, конечно. тот, кто нарушит этот запрет, мгновенно вылетит из Академии, и никто не сможет ему помочь - ни род, ни влиятельный отец, ни даже сам Повелитель, - на этом моменте лица 'отпрысков' источающие большее презрение ко всему окружающему, хотя несколько мгновений назад казалось, что этого не может произойти, - Номера распределились произвольным образом, поэтому вопросы: 'Почему я триста сорок пятый?' неуместны. О результатах узнаете завтра на стенде около кабинета достопочтенного ректора.
  И заходит обратно в аудиторию. Холеный, на мое счастье, оказывается в первой тройке, поэтому быстро покидает меня, бросая последний, заинтересованный взгляд.
  Экзамен проходит на удивление быстро, так как первая тройка покидает аудиторию уже через несколько минут, у двоих незнакомых мне девушек лица хмурые и расстроенные, холеный же светится самодовльством и самолюбием. Едва он выходит в коридор, так сразу начинает искать меня взглядом, впрочем быстро находит и двигается по направлению к лавочке, на которой я до сих пор восседаю. Едва удается напустить на лицо безразличие, чтобы он не понял, что на самом деле мне не только на плевать, но и от взгляда на его надменную физиономию становится мерзко.
  Но Недин снова не успевает со своими надоедливыми вопросами - рядом садится хмурый мужчина, чье лицо кто-то изувечил некрасивым шрамом, пытаясь испоганить тот факт, что природа не пожалела сил на создание такого красавчика. Он многим напоминает мне Грета, та же поза, такое же выражение лица, даже волосы похожего цвета, вот только глаза медово-карие и теплые какие-то. Да и стиль одежды похож, те же узкие штаны, высокие сапоги и светлая рубашка.
  Незнакомец холодно заявляет холеному:
  - Господин дель Куорн, думаю, девушка не слишком стремится с Вами знакомится, - от него веет уверенностью и силой, и я невольно начинаю рассматривать его запястье в поисках злополучного номера, но нахожу там только смуглую кожу, не испорченную черной цифрой. Да и странно было бы, если такой взрослый мужчина пытается поступить в Академию, на вид он младше приемного отца, но явно старше холеного.
  От такой наглости господин дель Куорн багровеет и сжимает руки в кулаках, чем вызывает у незнакомца только усмешку, видимо, они знакомы между собой и холеный явно ниже положением, если так позволяет публично опускать себе. Он стоит с яростной гримасой напротив нас еще несколько минут, убивая взглядом нашу странную парочку, а затем уходит, взяв себя в руки и привычно нацепив на лицо маску надменного безразличия. Я же остаюсь наедине с этим странным человеком.
  Некоторое время мы молчим, и я непривычно не чувствую неловкости, которая часто возникает между людьми в такие минуты. От чего-то кажется, что он не такой уж большой любитель разговаривать, что, конечно, добавляет ему еще несколько очков. Незнакомец первый нарушает тишину своим уверенным голосом:
  - Иторн.
  Не говорит больше ничего, просто продолжает сидеть. Хотя вокруг и стоит гам, я четко слышу это слово, произнесенное как будто даже не мне. Сначала не понимаю, к чему относится эта его реплика, а затем так же в никуда вторю ему:
  - Амилинда.
  Тем временем из аудитории уже выходит народ с номерами тринадцать, четырнадцать и пятнадцать. И снова нахмуренные лица. Да что же там происходит?
  Не замечаю, что последнюю реплику произношу вслух, и Иторн наконец поворачивает свое лицо ко мне, переставая смотреть в одну точку на противоположной стене.
  - Не беспокойтесь, госпожа Амилинда, не думаю, что у Вас будут хоть какие-то проблемы с поступлением, - и хитренько так улыбается, как будто намекает, что отец позаботился о том, что меня возьмут.
  Удивленно смотрю на него, взгляд снова цепляется не за шрам, а почему-то за медово-карие глаза.
  - Если Вы намекаете, что... - не успеваю окончить фразу, как Иторн начинает смеяться, что вызывает дополнительное раздражение.
  - Отнюдь, думаю, что Ваш отец сделал все возможное, чтобы усложнить поступление сюда, зная характер господина советника, не удивлюсь... - но новый приступ смеха не даем ему окончить фразу.
  Теперь я смотрю на него удивленно? Кто он такой? Откуда знает Грета? Почему холеный послушался его? Что этот странный человек забыл здесь - рядом со мной на лавочке? И самое важное - что смешного я сказала? Видимо, все эти вопросы отражаются на лице, но я молчу из чистой упертости, этот незнакомец провоцирует меня.
  - Это не он Вас часом подослал? - этот вопрос срывается с языка сам, и я не успеваю ничего сделать, чтобы остановить себя.
  Если этого Иторна подослал Грет, то это уже слишком, как на меня. Устраивать испытания каждые десять минут и при этом ждать моего расположения как минимум самонадеянно. Да, я согласилась играть по его правилам, но это не значит, что стоит настолько сильно усложнять мне жизнь.
  Иторн только мягко улыбается и качает головой:
  - Нет, Амилинда, меня послал не Ваш отец. Точнее, меня вообще никто не посылал, я просто проходил мимо и увидел, что девушка нуждается в моей помощи.
  Хм, даже так? Странное желание помочь неизвестной девушке ну или же откровенная ложь? Хотя почему неизвестной? Он наверняка видел как я заходила в Академию и...
  Однако свои рассуждения я не успеваю окончить, Игрет вытаскивает из раздумий.
  - Идите, сейчас Ваша очередь.
  Я благодарно киваю и встаю. Страшно так, что нет слов, и хотя понимаю, что бояться нечего, Грет в любом случае не будет надо мной издеваться за то, что уровня мох врожденных сил недостаточно, все же хотелось быть достойной своего отца. Обеих отцов. И все равно, что теперь у меня есть и дом, и род, и даже странное покровительство первого советника Его Величества, хочется добиться в жизни чего-то самостоятельно, и, возможно, поступление в Астонскую Магическую Академию будет моей первой настоящей победой.
  В аудитории просторно и светло, около доски стоят три мага - один уже знакомый мужчина, который рассказал правила и поставил номера, а остальные двое неизвестные пока. Выражение их лиц скорее обеспокоенные, они разговаривают между собой, предусмотрительно накрывшись пологом тишины. Время от времени кидают непонятные взгляды на меня, от чего двое других испытуемых - парень и девушка явно неаристократического происхождения, рассматривают мою персону еще с большим любопытством чем в коридоре.
  Неизвестно сколько бы еще это все продолжалось, если бы аудиторию не вошел бы еще один неизвестный мужчина, он окидывает нас равнодушным взглядом и показательно кашляет. Когда трое других магов наконец обращает на него внимание, он вежливо кивает и выходит, оставив нас - троих испытуемых с недоуменными выражениями лиц. Экмеземенаторы наконец соизволили заметить нас и, повернувшись к нам лицами, по очереди кивают. Знакомый уже маг подходит ко мне, когда двое других 'занимаются' парнем и девушкой. Экзаменатор материализует пергамент и самопишущее перо.
  - Номер?
  - Двадцать девять, - перо скрипит по пергаменту.
  - Направление магии?
  Сказать правду или соврать? Ну да ладно, пусть будет так.
  - Защита.
  Он удивленно смотрит на меня, потом кивает самому себе, и перо уверенно 'заполняет графу'.
  Маг аккуратно кладет руку мне на плече, и перо начинает строчить что-то, от чего становится как-то неловко. Затем мужчина отстраняется и слегка дрогнувшим голосом говорит:
  - Вы свободны.
  Я же не успеваю даже ничего понять, как он отходит обратно к доске. Ошарашено выхожу из аудитории. Народ в коридоре все еще шумит, а вот Иторн уже ушел, поэтому я недолго думая, ухожу подальше от любопытной толпы. В холле меня перехватывает секретарь Грета.
  - Ректор попросил меня доставить Вас к нему в кабинет.
  Я киваю и следую за женщиной. Она ведет меня в противоположную от гретовского кабинета сторону, не оглядывается и делает вид, что все так и должно быть. Мы идем сначала по общему коридору, затем поворачиваем направо, потом еще раз направо и оказываемся в тупике. Наконец она обращает на меня внимание, оглядывается, и когда видит, что за нами никто не следовал все это время, взмахивает рукой п произносит что-то под нос. От этих ее манипуляций на стене образовывается силыует двери, а затем через несколько секунд и сама дверь. Герда открывает ее, пропускает меня, закрывает за собой и снова взмахивает рукой. Мы оказывается в кабинете ректора.
  Грет сидит за столом спиной ко мне. Он перебирает какие-то бумажки, а когда мы появляемся, открывается от них.
  - Спасибо, Герда, можешь быть свободна.
  Женщина молча кивает и уходит из кабинета таким же способом, которым только что пришла, что вызывает у меня еще большее удивление.
  - Садись, Ами, - мягко говорит отец, и я сажусь уже на знакомый диванчик, закидываю ногу на ногу и жду.
  Сидя на диванчике думаю о том, что жизнь - все таки смешная штука. Закрываются одни двери, а потом открываются другие, вот только путь от одной двери к другой бывает опасным и практически всегда вызывает боль. Случается и так, что на этом пути встречаются другие двери - слегка приоткрытые, но чаще всего полностью отворить их невозможно, а люди только мучаются в попытках совершить этот подвиг. Тщетно.
  И кажется иногда, что нет не будет больше никогда этой открытой двери. В такие минуты только колоссальная сила воли останавливает от того, чтобы пасть ниц побежденным. Сломаться. Сойти с пути. Потерять себя.
  Невольно поднимаю взгляд на Грета, хотя он сейчас и в образе ректора, вижу как сквозь морщины и седину проступает образ его настоящего - красивого, сильного, властного и жестокого. Интересно, любил ли он кого-то, давал ли клятвы, носил на предплечье татуировку? Или власть - действительно его единственная верная подруга? Едва ли.
  Сложно представить такого человека сломленным или сдавшимся, но все же факт остается фактом - кто-то сделал ему больно.
  Невольно вспоминается еще один человек, но я уперто гоню от себя мысли о нем. Нет, не для этого буквально выжигала его сердца, рвала душу и сдирала ногтями с себя кожу, чтобы так просто сейчас о нем думать. Не, Ами, этого не будет.
  И нужно отвлечься, уйти в себя и найти силы и волю потому, что иначе нет выхода спастись.
  И вот сейчас, сидя в кабинете приемного отца, я все думаю - это приоткрытая дверь, распахнутая или просто очередная ловушка по пути? Очевидно только одно - дороги в родительский дом больше нет, ее замели, разрушили, стерли с лица земли.
  папочки больше нет, а вместе с ним и того ласкового света, который грел душу в самые кошмарные дни. И снова боль, и снова слезы, хотя и знаю, что показывать Грету слабость - это плохо, он не уважает слабых, а так уж сложилось, что мое будущее целиком и полностью зависит от его воли.
  Плачу беззвучно, этому меня научила жизнь с матушкой, и поэтому ректор долгое время не замечает истерики, а мне и не хочется привлекать к себе внимание в этот момент, уж слишком личными и глубокими являются эти нынешние переживания, а Грет пока чужой.
  Однако долго не получается скрывать слезы, и через минут десять ректор кидает в мою сторону взгляд, и то, что он видит, явно его не устраивает.
  - Подумай, Амилинда, ты точно хочешь учиться в Академии. Это она на словах магическая, а на деле - военная. Пять лет страданий и ради чего? Род у тебя есть уже, положение в обществе тоже.
  От чего-то понимаю, что не шутит и не проверяет меня, а просто действительно хочет помочь.
  Качаю головой.
  - Я хочу чего-то добиться сама. То, что у меня есть - заслуга отца. Он должен мною гордиться.
  Вытираю слезы рукавом, уперто поджимаю губы и смотрю прямо в лицо архимага. Он, видя мои потуги выглядеть независимой и сильно, искренне улыбается.
  - Ами, твой отец в любом случае гордился бы тобой. А если уже Артур подарил мне такой подарок как ты, то я сделаю все, чтобы защитить тебя. Подумай, хочешь ли ты в Академию? Зависть, насмешки, подлость, лицемерие. Некоторые будут пытаться пробиться ко мне через тебя, а другие будут просто ненавидеть. Нет, такого я не хочу своей дочери.
  Прежде чем успеваю подумать, произношу:
  - Но Вы не мой отец!
  Становится сразу стыдно и мерзко, но слов обратно не вернешь, тем более, что эта фраза вертиться на языке уже второй день.
  Грет качает головой и тихо, даже как-то несвойственно для него, говорит:
  - Нет, я твой отец. Не по праву рождения, конечно, но я принял тебя как дочь, пообещал Артуру стать для тебя хорошим отцом, таким, каким бы я был для собственного ребенка, и я сдержу это обещание.
  - Как Вы можете так говорить, если даже не знаете меня!?
  Я подрываюсь с дивана и яростно смотрю на Грета, он никак не реагирует на подобные мои действия.
  - Понимаешь, Ами, я хорошо разбираюсь в людях, иногда достаточно и пяти минут, чтобы понять, кем они являются на самом деле. Нет, я тебя прекрасно знаю, тебя настоящую. Конечно, про твое прошлое мне ничего неведомо, и хотя я вижу на твоей руке следы от сведенной татуировки, я ничего не спрашиваю, - быстро застегиваю манжет на рукаве.
  Чувствую как белею от страха и оседаю на пол. Больно. А тем временем архимаг продолжает:
  - Сейчас передо мной сильная девушка, которая не боится трудностей. Она умна, красива и точно знает, чего хочет от жизнь. Я точно знаю, что нам с тобой будет непросто, боги видят, я слишком властный и очень долго помыкал людьми, это я буду пытаться делать и со своей дочерью... Но не потому, что хочу власти, уж поверь, ее у меня предостаточно, а потому, что хочу защитить от этого жестоко мира, в котором ты пока мало понимаешь. Сможешь ли ты справиться с лестью, лицемерием, предательством? - вздыхает и поднимается со своего кресла.
  - Я попробую, - неуверенно произношу, а Грет подходит ко мне вплотную, протягивает руку, и когда я ее подаю, с силой подымает меня.
  Будет очень сложно, это правда, но верить этому человеку до конца - себе дороже. Какие гарантии, что он не предаст? От чего вообще такая забота? Действительно ли он следует какой-то клятве, данной отцу? Или просто пользуется случаем? Нет, пока доверять ему рано.
  - Не думаю, что твой отец был бы счастлив увидеть тебя разбитой и подавленной, но это может произойти. Знаешь, сколько в мире подлецов, которые за твой счет хотят породниться со мной? Они сломают тебя, девочка, и от тебя не останется и тени прошлой себя, а я не хочу этого.
  А вот это больше похоже на правду, вот только приемный отец все равно что-то недоговариевает. Знать бы еще что...
  - Я должна закончить Академию, придворная жизнь не для меня, - грустно произношу. Да, соблазнов будет там много, и не факт, что я смогу их пережить. Хватило и одного раза чтобы понять, что выжечь кого-то из сердца очень и очень больно.
  Грет отходит к своему столу и поворачивается ко мне спиной. Его голос становится еще тише:
  - Я знаю, двор не для тебя, но я не могу ничего поделать, рано или поздно тебе придется стать частью этой жизни. Хорошо, поступай как знаешь, - разворачивается. - Но помни, дочь, что я буду за тобой пристально наблюдать. Если кто-то причиняет тебе вред, то будет иметь дело со мной. И хотя в Академии полная власть принадлежит ректору, а первый советник тут ничего не может сделать, если что миру придется узнать, что мы с ним близкие друзья, - и мерзко так улыбается.
  Ну что же, папочка, первая большая битва окончена, и я ее выиграла. Скольких еще придется победить, чтобы стать свободной?
  
  Глава третья
  Всю неделю я не нахожу себе места - постоянные примерки, наставления отца, бесконечные бумажки, которые нужно занести в Академию ну и, конечно, мое новое 'развлечение' - странные сны. Первый я вижу на второй день после принятия в Академию, но не не обращаю на него должного внимания.
  Улица, вечер, холод собачий. Я кутаюсь в пальто, но его тепла явно мало. От чего-то грустно и плохо, хочется плакать, но я держусь. Единственный фонарь гаснет, и становится по-настоящему жутко - за мной кто-то гонится.
  Уперто иду дальше даже тогда, когда мороз пробирает до костей и пальцы уже едва ощущаются. Нет, так просто вы меня не найдете, господа.
  Кидаю заклятие-путаницу не смотря на запрет пользоватьвася магией. Ничего, если немного, то можно.
  Настолько плохо и физически, и морально, что едва сдерживаюсь от того, чтобы упасть на землю и горько зарыдать. От постоянной боли и предательства опускаются руки и ужасно-ужасно-ужасно сложно не поддаться черным мыслям. Пути больше нет. Мне не спастись.
  Пытаюсь идти дальше, но сил больше нет.
  Падаю.
  Плохо.
  Больно.
  Выхода нет.
  И в последний момент слышу:
  - Ами!
  
  Просыпаюсь от того, что плачу. На душе горько и больно словно то, что видела во сне - произошло на самом деле, но это неправда. Я бы помнила. Уверена в этом. Практически.
  Когда мне было семнадцать, я сбежала из дому, но единственное, что осталось в памяти - это сам побег. Где и как провела два месяца - неизвестно, в голове только дымка, когда пытаюсь вспомнить. Но все же тяжело представить, что когда-то было настолько ужасно, что я сломаюсь и потеряла веру в то, что еще что-то можно исправить. Да и почему я это забыла? Что или кто забрал мою память? Нет, это определенно дурной сон. Просто кошмар. Людям часто они снятся.
  На следующий день он повторился. И еще. И еще.
  На четвертый день я иду к Грету. Все еще как-то неловко ему рассказывать о таких вещах, но отец лучше любого поможет определить происхождение моего странного сна.
  Покончив со всеми делами, связанными с предстоящим балом,занимаюсь выжиданием Грета в гостиной. Сегодня он должен прийти пораньше так как грандиозное событие уже завтра, а архимаг лично захотел удостовериться в том, что платье, туфельки и все остальное подобраны идеально. Честно говоря я не понимаю, зачем это делать, ведь эскиз отец одобрил и даже был на нескольких примерках, так нет же... Теперь для этого придется отвлекать Линду от дел, выряжаться в платье, запихивать шпильки в прическу. Шпильки, кстати, непростые, их принес к портнихе посыльный в тот день, когда Грета как раз не было на примерке, с пламенным приветом. Открывая коробку я даже и не думала, что Игрет дель Мильн способен на такие щедрые подарки, но... на бархатной ткани лежали шпильки. Всего их ровно двенадцать и на каждой верхушке сапфировый цветочек - незабудка. Королевский подарок и явно сделан с целью показать всем, что дочь первого советника дорогого стоит. Ну да ладно, пусть Грет играет в свои игры, сейчас другое беспокоит.
  Он приходит даже чуть раньше чем обещал, но в дурном настроении. Вид очень уставший и отец явно не склонен к разговорам, но все же придется поговорить об этом сегодня - еше одной беспокойной ночи не выдержу.
  - Отец, можно с тобой поговорить? - робко произношу, когда он садится в соседнее кресло с намерением отдохнуть ото всех.
  Он вымученно смотрит на меня, а затем вздыхает и спрашивает:
  - Это очень важно?
  Без раздумий отвечаю:
  - Да.
  Он в один момент становится серьезным и сосредоточенным, даже поза из отдыхающей плавно перетекает в напряженные. В это мгновение он - само внимание, и я знаю точно, что отец поможет. Его руки напряженны, а в глазах застыло ожидание.
  Решиться сложно, ведь с момента приезда мы мало говорили по душам, а сейчас фактически нужно вытащить себя.
  - Мне вот уже четыре дня снится сон. Он очень реалистичный, и я боюсь, что он имеет отношение к одному событию в прошлом.
  Все еще сомневаясь, недоверчиво смотрю на мага. Он же, видя мое состояние, только напряженно кивает и говорит:
  - Продолжай и не бойся, Ами.
  Вздыхаю и рассказываю историю годовалой давности.
  - Что скажешь? - дрожащим голосом спрашиваю.
  Грет немного расслабляется и ,не скрывая улыбки, спрашивает:
  - Думаю, про причины побега нет смысла спрашивать? 
  Усмехаюсь.
  - Это не имеет отношения к делу.
  Это он и так понимает, но все не мог не спросить. 
  - Очень похоже на то, что ты права, и это имеет отношение к твоим пропавшим воспоминаниям. Но меня больше интересует другое, - хмыкает. - Кто стер тебе воспоминания? Тот же человек, который потрудился над тобой недавно или другой?
  А вот это хороший вопрос, вот только не думаю, что это один человек. Все же в ту ночь я испытывала очень сильную боль, и кто-то помог мне, а второй тип просто заметал следы.
  Эту мысль и высказала отцу на что он одобрительно улыбнулся и вовсе расслабился в кресле.
  - По поводу убийц твоего отца, Ами...
  В груди кольнуло и в глазах защипало.
  - Да, - очень тихо говорю.
  Грет сочувственно смотрит на меня и думает о том, стоит ли вообще делиться с такой впечатлительной мной информацией. Потом все таки решается.
  - Они уехали из страны, тут сомнений нет. Если бы еще были здесь, мы бы их уже нашли, - он так сильно сжимает зубы, что кажется, что еще немного и они начнут крошиться.
  Невольно корчу гримасу омерзения. Плохая новость, но сейчас нужно со снами разобраться.
  - А что мне сейчас делать? - голос вздрагивает.
  Грет мягко улыбается.
  - Иди надевай платье и спускайся, а сны твои я заблокирую на несколько дней. После бала разберемся, есть у меня идея...
  Встаю с кресла и улыбаюсь в ответ. Все оказалось не так ужасно, хотя и перспектива того, что в скором времени придется узнать еще раз о каком-то предательстве, немного пугает, но все же утро вечера мудренее.
  Я послушно иду в комнату и выполняю пожелание Грета. Когда наконец Линда справляется с платьем и прической, спускаюсь вниз чтобы понять, что отец элементарно уснул кресле, и все мои и линдины усилия катятся в бездну. Хотя не факт.
  Все же нужно его разбудить, а то спать в кресле как-то неудобно да и вообще... спина затечет, а Грет будет бурчать. А завтра бал... Нет-нет-нет, однозначно будить, тут без вариантов.
  Подхожу к нему, наклоняюсь и тихо говорю:
  - Отец, вставай.
  Он не сразу открывает глаза, но после того как это делает, долго и как-то непонятно смотрит, окидывая взглядом с ног до головы. Его голос немного охрипший ото сна, но явно очень довольный: 
  - Кто эта прекрасная девушка и что она сделала с моей дочкой?
  Смущаюсь и отхожу на несколько шагов, а потом беру себя в руки и на манер отца отвечаю вопросом на вопрос:
  - Кто этот милый мужчина и что он сделал с господином первым советником?
  Грет сначала улыбается, а потом и вовсе начинает хохотать. И что такого смешного сказала?
  - Не переживай, милая, он вернется к тебе, когда толпы твоих поклонников будут отбивать пороги его дома в надежде получить расположение его прекрасной дочери.
  Смущаюсь еще больше.
  - Отец! Ну перестань!
  От этого его накрывает еще одна волна смеха. Да, не ожидала такого от него.
  Затем он успокаивается и подзывает к себе.
  - Подойди, я заблокирую твои сны.
  Подхожу. Он встает, кладет руку мне на щеку и ее несколько секунд обдает жаром заклинания. Потом смешно елозит по волосам, нарушая прическу чем вызывает мой недовольный возглас. А потом смеясь уходит.
  Странный он сегодня.
  Ночью действительно ничего не тревожит, вот только просыпаюсь от ощущения, что меня рассматривают серебристые печальные глаза, рассматривают не в силах подойти и хоть что-то сказать, как будто это запрещено.
  Следующий день целиком и полностью посвящен суете, которая просто не дает лишний раз вздохнуть. И когда настает час 'расплаты', ощущаю себя не совсем уверенно в своих силах. Все же придворные дамы куда больше внимания уделяют внешности и уходу за собой. Эх...
  Мои сомнения обрывает отец. Когда я спускаюсь в лестницы, он уже ждет внизу. На нем красивый коричневый костюм, сшитый у господина Альсо - самого известного столичного портного. У этого мастера все расписано на пол года вперед, и даже со связями отца невозможно протиснуться к Альсо без очереди. Именно поэтому и пришлось искать другого порного в последний момент и шить платье на скорую руку. Надеюсь, не опозорюсь хоть. Спускаюсь по ступенькам думаю только о том, чтобы позорно не упасть да не свернуть шею, все же хождению на каблуках не уделяю должного внимания.
  Спускаюсь вниз и наконец замечаю, что господин советник улыбается и смотрит с восторгом. Недоверчиво усмехаюсь и подхожу, все же подобная реакция довольно странная, видел же вчера уже! Об этом и заявляю ему.
  Грет заставляет взять его под руку а потом подводит к большому ажурному зеркалу.
  - Ну, во-первых, я вчера был очень уставшим и думал о других вещах, во-вторых, все же Линда сегодня лучше постаралась...
  Хмыкаю. Что правда, то правда. Вчера она с явной неохотой помогала одеться, сегодня же просто парила, пытаясь сотворить что-то фантастическое.
  - А в-третьих, вчера я и не догадывался, что мы так с тобой похожи, - и окидывает взглядом нашу парочку в отражении.
  Делаю так же и понимаю, что он прав. Безусловно, что-то похожее есть - и цвет волос, и разрез глаз, и даже фигура. А его коричневый костюм прекрасно сочетается с синим цветом моего платья. Издали мы сильно походим на отца и дочь.
  Нервно поправляю белоснежные перчатки и неловко улыбаюсь отражению. В ответ на это Грет подмигивает своему чем вызывает смех.
  - Идем уже, - говорю, - там уже все заждались. 
  - Подождут еще.
  Но все уводит меня от зеркала по направлению к двери. 
  На улице нас ждет карета, и отец чинно подводит меня к ней, открывает дверцу и помогает забраться внутрь. Через несколько секунд он сам заходит и садится напротив. Всю дорогу рассказывает какие-то забавные истории про придворных, свои студентские годы и даже про тех, кто приходит к нему в ректорский кабинет помочь выпутаться из неловкого положения. Я смеюсь не переставая, про предстоящее событие и вовсе не думаю, и именно эту цель скорее всего преследует Грет, превратившись на один вечер в моего персонального шута.
  Повелительский замок встречает нас открытыми воротами и десятками карет, прибывающих одна за одной. Вероятно, предстоит грандиозное торжество, все же традиционный ежегодный бал, посвященный всего лишь одной цели - показать нашим соседям, что мы все так же сильны как и год назад. Все же имеем дело с иритийцами - прирожденными воинами и оборотнями, о которых вообще ничего толком неизвестно. Очень скрытные и сильные, они редко появляются в наших краях, предпочитаю общество леса и друг друга чем наше, напыщенно-человеческое. Вероятно, сегодня будет посол, вот и погляжу как эти самый таинственные оборотни выглядят.
  Из кареты помогает выйти лакей, любезно предоставленный Их Величествами. Вскоре появляется отец и подставляет руку. Мы движемся в сторону входа. Нервная дрожь пробирает до костей.
  Грет замечает это и начинает успокаивать.
  - Господин Игрет дель Мильн, первый советник Его Величества с дочерью госпожой Амилиндой дель Мильн!
  Сотни любопытных глаз, сотни лживых улыбок, сотни заискивающих выражений лиц. Гадюшник.
  Мы идем прямо к Его Величеству. Он суров, красив и очень серьезен.
  Рядом с ним Повелительница - надменная, грустная женщина. Чуть ниже - оба Наследника, они даже слишком похожие на отца, такие же прекрасные и суровые. А еще ниже второй советник и это, как можно было предположить, уже знакомый мне человек - тот, кто представился Иторном, а я даже и не подумала о том, кем он может оказаться. Ну да ладно, помог и спасибо ему.
  А чуть левее и ниже стоит обладатель самых пронзительных глаз во всем мире - мужчина, чья красота не дотягивает ни до Повелителя с наследниками, ни до советников, и все же вынуждает обратить к себе внимание, светлая кожа, тонкие губы, сурово сжатые в линию, длинные волосы по плечи цвета темного шоколада, светлый костюм, надетый на человека с прекрасной фигурой и, конечно, глаза. Они затягивают и пленяют своим серебром, и я с трудом отрываю от них взгляд, понимая, что слишком много внимания уделяю этому странному мужчине.
  Мы с отцом почтительно кланяемся и отходим в сторону - ко второму советнику, наше место там, теперь будут кланяться другие.
  Обладателя серебристых глаз я теряю из виду и даже забываю на некоторое время аж до того момента, как он приглашает меня на танец.
  Отец неодобрительно смотрит в его сторону, прищурив глаза, но все же кивает, таким образом дав добро на наш танец.
  Серебрянноглазый первый, кто набрался смелости пригласить. Многие косились в мою сторону, но всех их останавливал изучающих взгляд отца, а он и рад только, что кто попало к приемной дочери не лезет.
  Он молча выводит меня в центр зала, сквозь тонкую ткань перчаток чувствую, что кожа его очень горячая, что все вокруг рассматривают нас, и что мне ну очень неловко. Невольно снова фокусирую взгляд на серебре его глаз и падаю, словно проваливаясь.
  Когда он говорит первое слово, меня пробивает до костей его уверенный низкий голос, насмешливый и немного хриплый он как будто создан для одной цели - заставлять девиц падать к ногам:
  - Позвольте представиться, Элинир из Серебряного клана, - и хитро так улыбается. Еще бы не улыбаться, оборотень ведь.
  Вот и угораздило меня влипнуть историю, ясно было сразу, что среди людей не найти второго такого обладателя серебряных глаз. Уж больно они волшебные. 
  - Амилинда дель Мильн, - посылаю в ответит такую же улыбку.
  Начинает играть музыка. 
  Шаг. Шаг. Разворот.
  Одна рука на талии, вторая держит меня.
  Шаг. Шаг. Разворот.
  Прижимает чуть крепче чем надо.
  Шаг. Шаг. Разворот.
  Становится жарко. Тяжело дышу.
  Шаг. Шаг. Разворот.
  Серебро обжигает и я не в силах оторваться от него.
  Шаг. Шаг. Разворот.
  Некуда бежать.
  Шаг. Шаг. Разворот.
  Последнаяя нота. Последний такт. Последний удар сердца. Последний вдох. Последняя попытка спастись. И настойчивая мысль - есть ли для меня жизнь после этого танца?
  Вряд ли.
  Резко прекращаю эту пытку, вырываюсь из таких опасных объятий, разворачиваюсь на каблуках и ухожу к отцу не оборачиваясь. Подхожу к нему и замечаю, что первый советник в ярости, его зеленые глаза приобрели темный оттенок, руки сжаты в кулаках, а поза напряженная. Он резко кивает мне и взглядом указывает на место рядом с собой. Становлюсь и понимаю, что Грет злится не на меня, а на Элинира, в глазах которого так же горит нескрываемая ярость. Не трудно понять, что вся эта ситуация стала общественным достоянием и о ней будут судачить еще долгие годы, но мне все равно. 
  Серебряноглазый не двигается, так и стоит там, где я его оставила. Первым сдается Грет, он отводит взгляд и поворачивается ко мне.
  - Уходим, - голос тоже холодный и полный ярости.
  Потом вежливо прощается с Их Величествами и Их Высочествами, хватает меня за руку и в полной тишине выводит из зала. Абсолютно все смотрят на нас, и мне становится одновременно стыдно и больно. Все время путешествия чувствую на себя взгляд Элинора, а когда прохожу мимо него, кажется, что мир окончательно сходит с ума. Что со мной?
  Когда мы выходим из зала, становится немного легче, но не настолько, чтобы снова начать дышать и заставить биться свое сердце.
  Отец крепко держит руку и тащит за собой как будто боится, что я вырвусь и убегу обратно к нему. В карете мы сидим молча, каждый из нас не делает прервать неловкое молчание, Грет смотрит в окно, а я тру руку, на которой наверняка остались синяки от отцовских рук.
  И все же я обижена. Мог ведь сделать вид, что все нормально, тогда бы не пришлось позорно бежать. Нет, теперь же я посмешище. 
  Я быстро выхожу из кареты и врываюсь в дом, бегом забегаю на лестницу, проносясь мимо удивленной Линды. Захлопываю дверь в комнату с твердым намерением ни за что не впускать Грета.
  Как есть в платье падаю на кровать и больше не могу сдерживать слезы. И дело вовсе не в позоре, а в том, что вот так вытащили как безвольную куклу, не дали разобраться и понять. В центре зала что-то произошло, я знаю точно. Что-то важное и необходимое для Элинора, и это почему-то касается меня. 
  Я не верю в сказки про первую любовь, нерушимые связи и вечные клятвы. Нет, важен только тот, кто не предаст.
  Значит, нас с оборотнем связывает что-то иное, частью чего может быть эта самая любовь, но... я твердо уверена, что видела его впервые.
  Принимаю вертикальное положение и начинаю бережно, по одной доставать шпильки из прически.
  Да, тут нужно думать хорошенько, без эмоций и лишних чувств. Если честно, то серебристые глаза Элинора я видела во сне накануне, а это значит, что он имеет какое-то отношение к событиям, выпавшим из моей памяти.
  И еще последняя деталь. Судя по всему, те два месяца даже слишком сильно связаны с Элинором, если наша встреча так сильно потрясла нас обоих. Да и Грет знает что-то, но не слишком стремится делиться информацией.
  Выпутав шпильки из волос, начинаю снимать платье самостоятельно. Это довольно сложно, но видеть Линду сейчас не могу и не хочу. 
  В дверь стучат. Напрягаюсь. 
  Тук-тук-тук.
  Сердце глухо бьется в груди. 
  - Уходи, - тихо говорю, но знаю, что меня услышат.
  Из-за двери витиевато ругается Грет и уходит. Что же, пора ложиться спать хотя и жаль, что сны заблокированы, может, увидела бы что-то ценное. 
  Снимаю наконец платье, оно тяжелым комом падает на пол, но мне все равно.
  Стою у окна и смотрю на круглую грустную луну. Она что-то значит, но совершенно не помню что. И мгновение, когда грустные тучи закрывают Ее Бледное Величество, превращается в пытку. Глаза наполняются слезами, небрежно стряхиваю их мизинчиком, а потом улыбаюсь вопреки... Вопреки всему.
  Слишком сложно все это. Когда думаешь, что ждизнь наконец пришла в норму и больше не нужно ни бояться, ни прятаться, ни притворяться... Можно стать собой и забыть в один момент обо всех страхах и печалях... Нет, нельзя, пока рано расслабляться, надо найти ответы на вопросы, и пока что самый насущный - кто такой Элинор и что именно произошло в прошлом? Что он делает при дворе Повелителя, оборотни ведь весьма и весьма неохотно покидают свою страну, об этом знает каждый ребенок. И все же он здесь, и явно заинтересован мною, и непонятно радоваться этому или бежать так быстро, как только могу?
  Ложусь в кровать и даже не надеюсь, что получится уснуть, все же очень много мыслей в голове, но мои опасения напрасны и буквально через несколько минут опускаюсь в мир сновидений.
  Всю ночь что-то душит во сне, и я пытаюсь ослабить хватку, спастись из этого плена, но не могу - слишком сложно. Что-то преследует, загоняет, лишает сил, и знаю точно, что нужно остановится и принять положение, потому что загнусь, потому что окончательно потеряю себя, потому что больше нет желания вот так глупо бегать, потому что иногда лучше сдаться чем бороться, но не могу... И этот взгляд серебряных глаз...
  - Кто ты!? - вскрикиваю во сне и резко просыпаюсь от своего же голоса. 
  От ужаса сердце колотиться как сумасшедшие, тяжело дышу, а тело пробивает мелкая дрожь.
  - Все хорошо, моя девочка, все хорошо.
  Оборачиваюсь на голос и вижу обеспокоенного Грета, он сидит в кресле в точно той же одежде, в которой я видела его в последний раз. Что он тут делает? Невольно дергаюсь, и он встает, подходит и аккуратно присаживается на кровать, берет мою руку и в успокаивающем жесте гладит, от этого на самом деле становится немного легче, но не сбивает меня с пути.
  - Что ты тут делаешь?
  На одно мгновение он останавливается, и замечаю на его лице непонятную грусть, Грет тяжело вздыхает и говорит:
  - Я пришел еще раз проверить как ты. Зашел в комнату, а ты уже спала. Думал, уйти, как ты начала плакать во сне, я удивился, конечно, ведь поставил на тебя вчера довольно мощный блок, сновидения через такой не могут пробиться. Усилил его настолько сильно, настолько мог, но даже это не помогло... И я понял, что это имеет отношение к волку, - он замолчал и скривился. - Ты так сильно плакала, что я решил остаться, чтобы помочь в случае чего, хотя и догадывался, что буду бессилен.
  - То есть ты сидел со мной всю ночь? - удивленно спрашиваю.
  Грустно улыбается.
  - Да. 
  Это настолько неожиданно-приятно, что некоторое время не могу произнести ни и слова. И все же нужно узнать причины его странного поведения на бале, мало ли, может, чего-то не знаю.
  - Расскажи мне, что произошло во время бала? - решаю спросить сразу и не тянуть кота за хвост, все же именно это волнует больше всего сейчас.
  Грет пристально смотрит нв меня, и я замечаю, что в его травяннисто-зеленых глазах застыла печаль. Он явно испытывает стыд, но еще больше не хочет рассказывать о чем-то важном.
  - Думаю, что тебе должен об этом волк рассказать, - как и прежде слово 'волк' он произносит со всем презрением, на которое только способен.
  - Почему?
  Отец наконец оставляет в покое мою руку и встает с кровати, подходит к окну и задумчиво смотрит в даль.
  - Как же я не хочу этого делать...
  Его голос очень тихий и слишком неуверенный, такое поведение совсем не свойственно первому советнику. Он начинает свой рассказ, несмотря на меня, наверное, так проще в каком-то смысле.
  - Ами, что ты знаешь про оборотней?
  Начинает явно издали и с такого общего вопроса, что я сначала даже не имею представления, что можно на него ответить. Хотя собственно и нечего сказать по этой теме, уж больно отчужденные эти оборотни, да и источников информации у меня не особо много было.
  - Да ничего толком и не знаю. Живут кланами, власть передается по наследству так же, как и у нас. Крайне опасны и непонятны. С магией все гораздо лучше чем у нас.
  Он поворачивается и медленно кивает.
  - Все так, вот только полная информация куда более противоречивая. Давай так, я расскажу тебе, что именно меня испугало и причину почему я поступил именно так, а остальное тебе с удовольствием, - усмехается, - поведает скоро волк.
  - С чего ты взял, что я его вообще увижу?
  Сердце предательски стучит, голос дрожит, и единственное, чего я в данный момент боюсь, это то, что больше действительно не встречу Элинора. Что случилось?
  Грет понятливо улыбается, для него мое состояние не остается незамеченным, а этого еще тоскливей. Нет, ни это должно сейчас волновать, с отцом потом как-то разберусь, уверена, что смогу договориться в случае чего, да и уважение, которое с таким трудом раздобыла так просто не пропадет.
  - Прибежит твой волк как миленький, вот увидишь.
  Тысячи вопросов в голове, и каждый очень много значит, но я напрягаю все свои силы, чтобы не задать их, чтобы не стать еще более жалкой, чтобы не показать как неожиданно-сильно я теперь завишу от этих ответов.
  Грет продолжает.
  - Я знаю, что ты хочешь спросить, даже представляю, что ты сейчас чувствуешь. Это как наваждение, непонятная зависимость, неожиданная необходимость. Кажется, что еще вчера ты был свободен, мог жить по своим правилам, дышать, когда вздумается... Даже сердце ровно стучало в груди, - замолкает, и я понимаю, что нечто подобное случалось и с ним, и как бы давно это не произошло, его рана до сих пор свежа.
  Грет молчит, явно набираюсь смелости.
  - Какой она была? - мне кажется, что сейчас приемному отцу нужно выговориться, наконец рассказать хоть кому-то о своей боли, и пускай все это происходит со мной и сейчас, он тоже нуждается в поддержке.
  Грет снова поворачивается к окну, его голос дрожит:
  - Самая лучшая, я тебе потом как-то расскажу, - вздыхает. - Дело в том, что оборотни куда более трепетно чем мы относятся к словам. Они всегда сдерживают обещания и никогда не предают тех, кто им дорог. У них не приятно говорить про любовь так просто как у нас, когда понимают, что больше не могут жить без друг друга, они без лишних знают, что именно произошло. И я испугался, что это произошло с тобой, поэтому и увел.
  Даже если так, то что плохого в том, чтобы быть вместе с оборотнем? Ну подумаешь, немного разные обычаи, да и будет время от времени оборачивается в волка, все равно главный - человек. Тем более, что вреда он причинить мне сможет в силу своих убеждений, да я... Тут слова лишние.
  - И что с этим не так?
  В голосе едва проскальзывает раздражение, все же Грет пытается распоряжаться моей жизнью просто потому, что привык везде и во всем быть главным. Отец и это замечает, вот только никак не реагирует на эту вспышку, просто продолжает ровным тоном рассказывать:
  - Если бы Элинор был обычным оборотнем, тебя бы заперли в клане без права учиться, работать или путешествовать. Волки настолько боятся за своих женщин, что подобные вещи для них вполне нормальны.
  Фыркаю.
  - И все же он необычный? - с затаенной надежной спрашиваю. Быть послушной игрушкой в руках кого-то - не моя цель, и если надо будет разорвать эту связь ради свободы, то я это сделаю. Хватит, и так восемнадцать лет жила как узница.
  Отец снова подходит к кровати присаживается на нее.
  - Просто он безродный.
  Вздрагиваю. Неужели все так ужасно? Нет ни прав, ни свобод, только и остается, что побираться. Воспоминания пока еще слишком свежи. Одиночество, боль, печаль. Некуда идти, нечего искать. Но что же что он делает тогда при дворе? И почему сказал, что принадлежит к Серебряному клану.
  - Но это невозможно!
  Подрываюсь с постели и начинаю нервно ходить по комнате.
  - Успокойся, его не выгнали из клана. У них все происходит не так, как у нас. Просто Князь намекнул, что видеть его не хотят на территории оборотней.
  Застываю на месте.
  - Но почему?
  Тишина висит в воздухе, заставляя шумно дышать в ожидании ответа.
  - Он лишился своего волка.
  - Что!?
  Нет-нет-нет, для оборотней это подобно смерти, как будто из тебя вырывают часть души. Папа рассказывал, что как-то повстречал такого, тот держался в этом мире только на чистом упрямстве, кидался в драки, пил и ненавидел весь мир. Жалкое подобие человека и еще более жалкое подобие волка, вот так к нему все относятся. Словно он ошибка природы, и мало кто знает, что на самом деле может чувствовать тот, кто в один момент потерял все.
  - За что его так? - сползаю на пол и начинаю рыдать, тугая боль комком собирается в сердце, его боль чувствую как свою собственную.
  Отец подходит ко мне, садится на корточки и начинает гладить по голове.
  - А вот этого я тебе не скажу, милая, это только его тайна. Но знай, что он при дворе только по моей прихоти, и я боюсь, что если что-то случится со мной, то и его, и тебя просто уберут с дороги, а я не могу этого позволить. Да и не сможешь ты разорвать связь, мне было очень тяжело в свое время, но у меня хотя был шанс, а у тебя его нет. Вот я и боюсь за тебя... Но волк тебе расскажет еще кое-что.
  А я не знаю, что буду делать. Вот просто не знаю. Потому что пути назад точно нет, а то, что ждет впереди, пугает. Дорога будет сложная, даже очень. Как выжить в этом мире, если вокруг столько опасностей?
  Быть связанной с человеком, которого даже не знаешь, которого не то, что не любишь, даже симпатии не испытываешь. Нет, ничего не бывает просто так, чувства не появляются из ничего, и пусть оборотни думают совершенно иначе, у меня свои принципы, и я не собираюсь им изменять в силу каких-то древних традиций, к которым не имею никакого отношения.
  Будет сложно, это понятно, ведь мечтала совсем о другом. О том, что кто-то непременно появится в моей жизни, нам будет хорошо вместе, мы полюбим друг друга, поженимся и будем счастливы. А в реальности поставили перед фактом, навязали свои правила и заставляют по ним играть, делать вид, что все именно так, как и должно быть, что в норме вещей вот как - в один момент стать зависимой от кого-то только по одной его прихоти, хотя... Все же обижаться на Элинора нет смысла, как и говорил отец, оборотни не выбирают, они просто Знают, и для них это Знание стоит гораздо больше чем для нас признания в любви. Как с этим жить - пока большой вопрос. Во всем нужно разобраться, поговорить с волком с глазу на глаза, и узнать наконец, что именно связывает его с моим прошлым. Стоит ли доверять серебру его глаз?
  - Прости, отец, но мне нужно побыть одной.
  И Грет уходит.
  Папочка, такой ли любви для меня хотел?
  
   Глава четвертая
  Я брожу по улицам столицы, думая о своем. На дворе очень рано, и именно по этому прохожих практически не встретишь, да и что они знают, рассматривая меня? Кого видят? Изнеженную аристократку? Глупую девицу? Продажную женщину? Потерянную для всего мира отшельницу? Откуда они могут узнать, что именно у меня на душе? Могут ли прочитать на лице боль, растерянность, грусть, тревогу..? Это мне неизвестно.
  Нет, я не жалуюсь на судьбу, совсем нет. У меня есть дом, отец, положение. Я не голодаю, не прошу милостыни, не хожу в обносках. Мне не нужно работать по двенадцать часов, чтобы прокормить себя. И я совершенно точно знаю, что у меня есть будущее. Непонятое. Странное. Загадочное. Неизвестное. Непредсказуемое.
  Но оно есть.
  И ждать очередного подарка судьбы точно не буду, с проблемами придется разбираться, как бы сильно не хотелось о них забыть. Не будет так идеально как в сказках - он обожает ее, а она его. К тому же он всемогущий Повелитель, опасный воин, грубый собственник, жестокий маг, и только в ее руках - мучащий котенок.
  Так не будет хотя бы потому, что нет никакой любви, в этот момент я это точно осознаю. Есть некая связь, благодаря которой я понимаю, что Элинор жив и даже вполне здоров. Что он не так далеко от меня, и так же следит за мной. Что он идет практически по пятам, не нарушая моих раздумий, но и не отпуская. Что он - изгой, потерявший часть себя, и совершенно неизвестно настолько он здоров душевно. Что если бы мне предложили выбор - забыть его серебро или помнить, я бы выбрала первое. Что Элинор тоже не в восторге от этой всей ситуации. И что мы уже ничего не в силах изменить.
  Было бы глупо отрицать все, а еще глупее - сделать вид, что ничего не произошло. Мы - те, кто мы есть. Больной раненный зверь и девушка с выжженной раной в груди. Кем мы станем друг для друга через некоторое время - тайна, но и это и не положено знать сейчас.
  Захожу в дом, оставляя дверь открытой - через несколько минут в нее зайдет Элинор. Снимаю перчатки и туфли, надеваю тапочки и иду по направлению гостиной. Слышу в коридоре шаги и саркастичное:
  - Очень мило, что ты оставила для меня открытой дверь.
  Как и вчера от его голоса пробирает до костей, как будто только что ко мне в гости зашел самый опасный хищник в мире, но потом вспоминаю о том, что именно с ним произошло... Да, стойкие ассоциации с волком без клыков и когтей.
  Он медленно заходит в гостиную высокий, задумчивый и бесконечно грустный. На нем черные штаны и такая же черная рубашка, расшитая серебряными узорами на воротнике и манжетах. Он - само спокойствие, я - комок переживаний. Мы чужие, которых заставляют стать гораздо ближе.
  Садится в кресло напротив, принимая слегка напряженную позу.
  Сразу задаю вопрос, ответ на который нужно узнать в первую очередь:
  - Это можно как-то...?
  Элинор даже не слушает до конца, прерывает на полуслове своим холодным отрицанием.
  - Нет.
  Я и не рассчитывала на самом деле, но все же можно было узнать.
  - Расскажи мне все.
  Он немного расслабляется в кресле, и медленно, растягивая слова, произносит:
  - Хорошо, ты имеешь право знать. Спрашивай.
  Киваю. Готовность оборотня отвечать настораживает, я и не надеялась, что он так просто захочет выдавать свои секреты. Решила начать с самого безобидного:
  - Сколько тебе лет?
  - Тридцать четыре, я еще слишком молод для оборотня. Спрашивай о том, что хочешь узнать. Безумен ли? Откуда меня знаешь? Что нас связывает? Почему ты потерял часть себя? Ну и, конечно же, как нам жить дальше? - в его голосе звучит неприкрытая зла насмешка.
  Да, я не хочу его сейчас узнавать. Информация о том, какие книги он читает, что ест на ужин, боится ли чего-то и подобная ее пока не имеет смысла. Так же ядовито отвечаю:
  - Как будто тебя интересует, что я обожаю булочки с маком, запах книг и орхидеи.
  С вызовом смотрю в прищуренные серебристые глаза.
  - Я запомню, - цедит сквозь зубы, не прерывая зрительного контакта. Сейчас между нами пропасть, наполненная молниями и обидой.
  - С чего ты взял, что меня волнуют только эти вопросы? - не опуская взгляда приторно-сладко произношу.
  Элинор некоторое время молчит, яростно сверкая серебром своих глаз. В нем нет ни капли симпатии ко мне, о какой связи вообще может идти речь?
  - С того, что не успел я зайти, как ты сразу начала спрашивать про возможность прекращения связи.
  Задыхаясь от злости и обиды произношу:
  - А чего мне хотеть быть с незнакомцем? Я хочу, чтобы меня любили!
  Мужчина сдается первым и отводит взгляд, затем подрывается с кресла и быстро шагает к окну, стоит там несколько секунд, а потом так же резко возвращается на место. В нем теперь нет злости, ярости или раздражения, только сплошная тоска.
  - Амилинда, для оборотней не существует понятия 'любовь', - его голос уже спокойный и приятный, и снова вызывает только трепет.
  Это раздражает еще больше. Как он может быть таким спокойным, как может с такой простотой говорить о чей-то жизни? Как может за меня решать?
  - Да мне плевать, что у вас там существует или нет! Я не могу любить того, кто при первый возможности запрет меня дома, прикрывая это все предназначением! - теперь с кресла подрываюсь я.
  Ну уж нет, играться с собой как с куклой не позволю. Доставать из коробки только тогда, когда захочется 'хозяину'. Смирно сидеть дома как какая-то клуша и при этом не испытывать никаких чувств к мужу? А между нами только странная связь, природу и характер которой я понять не в состоянии. Что она значит? Как сильно повлияет на жизнь?
  - И это тебе рассказали... - задумчиво протягивает своим хриплым голосом. - Вот только, милая, как ты уже знаешь, я не обычный оборотень, да и мало кто из клана признает во мне его, поэтому правила немного другие.
  Да плевала я на его персональных правила! Что и спешу сообщить этому недооборотню, которого мне, конечно же, очень жаль, который, очевидно, привлекает меня как мужчина, с которым, скорее всего, теперь общая судьба или как это там называется?
  - Амилинда, неужели тебе недостаточно того, что я не предам тебя? - в его голосе стальные ноты, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы сохранить спокойствие. Элинор молчит, а потом уже совсем тихо, словно для себя добавляет: - Никогда.
  Я немного успокаиваюсь и сажусь обратно в кресло, впиваюсь ногтями в мягкую обшивку и молчаливо смотрю в одну точку.
  - Неужели тебя устраивает эта жизнь, где ты лично ничего не решаешь? Вот так ходишь по улицам, покупаешь одежду, ешь пирожные с заварным кремом, таскаешь домой котят, читаешь книги... А потом в один момент к тебе приходит кто-то совершено чужой и говорит, что отныне ты - не ты, и жизнь твоя вовсе твоя, что должен смириться с этим, принять как должное и довольствоваться тем, что тебя никогда не предадут? - перевожу взгляд на оборотня, он уронил голову на руки и с прикрытыми глазами слушает.
  Да, в жизни Элинора достаточно печали, и, возможно, мы когда-то станем ближе, но сегодня мы должны четко понимать, что путь будет сложным и длинным.
  Он поднимается и отворачивается, теперь я сморю впритык на его широкую спину и волосы цвета темного шоколада, завязанные простой черной резинкой.
  - Ты, должно быть, ничего не знаешь про истинный смысл фразы 'я не предам тебя', который оборотни в нее вкладывают.
  И уходит, оставляя мне возможность лишь напоследок ему в затылок сказать:
  - Нет, не знаю. Да и откуда мне знать?
  Уверенность, что Элинор услышал эту мою фразу, практически абсолютная. Пусть подумает, я тоже этим займусь, а потом встретимся снова и попытаемся поговорить еще.
  Вы никогда не хотели стать всемогущими? По одному желанию менять мир, людей, прошлое, настоящее, будущее? Делать только то, что хочется и, конечно же, ощущать пряный вкус власти? Но только есть ли в этом смысл, если никто слова доброго о вас не скажет, не улыбнется и не подаст руки? Вряд ли, хотя у всех свои приоритеты.
  В этот момент я бы многое отдала за то, что бы изменить некоторые ошибки, прожить маленький кусочек времени по-другому, но это вряд ли когда-то произойдет. Люди должны ошибаться, должны страдать, должны учиться на своих ошибках, должны уметь их исправлять, и если только так можно сделать все лучше, то придется наступить на свою гордыню.
  Я продолжаю сидеть в кресле еще довольно долго. Мысли не покидают голову и все они печальные, по правде говоря, одна хуже другой. Сомнения. Боль. Грусть. Совесть. Ярость. Негодование. Все смешалось в один клубок страданий. А еще, безусловно, жалость к себе, разъедающая кислота человеческой души. Почему я? За что мне это? Где справедливость? И другие проявления слабости.
  Меня добивает Грет. Он заходит в комнату так тихо, словно боится хоть на секунду потревожить свою дочь, садится в кресло, которое нет так давно занимал оборотень, и укоризненно смотрит. Не понимаю ни его явного осуждения, ни этого визита, ни того факта, что подсознательно осознаю, что меня есть за что корить.
  Тяжеля тишина клубится минут десять, во время которых успеваю возненавидеть себя.
  - Он тебе рассказал как лишился волка?
  - Нет.
  Отец прикрывает глаза, складывает руки на груди, забрасывает ногу на ногу и откидывается в кресле. Теперь он первый советник, жестокий и властный, тот, кто умеет несколькими словами уничтожить, убить, растерзать. И его такого я боюсь.
  - Значит нужно рассказать мне. Как я говорил, для оборотней верность значит очень многое, и я не в восторге от того, что твоя жизнь теперь связана с одним из них, да еще и не совсем полноценным, но в последнем его вины нет. Зато есть твоя.
  Удивленно смотрю на советника. Он решил на меня всех собак повесить? Да, нагрубила и попыталась узнать как отказаться от этой связи. Да, даже не захотела узнать его лучше. Да, сказала, что обычаи его народа меня не касаются. Да, все это я.
  - Не понимаю.
  Грет открывает глаза и впивается в меня взглядом.
  - Амилинда, я не счастлив и твой отец не был бы счастлив, но поверь мне, после того, что он сделал для тебя, ты просто не имеешь права сомневаться в его верности. Про его чувства я не знаю, уж больно хорошо он их скрывает, но он рассказал мне все. Все то, что ты не захотела слушать. Все то, что очень важно на самом деле. Все то, что ты сейчас узнаешь от меня.
  Фыркаю.
  - Ну и что же это? Давай, расскажи! Вам всем нравится делать из меня крайнюю, рассказывать о том, что именно Ами - источник всех проблем. Ну же, я жду!
  Голос срывается на крик. Отец спокоен.
  - Те два месяца, которые ты не помнишь. Это случилось тогда. Подробностей я не знаю, но вы провели их вместе. Точнее, Элинор приютил тебя, оберегал и всячески помогал просто так, из жалости, не спрашивая ни имени, ни происхождения. Однажды на вас напали бывшие друзья твоего отца, волк тебя оборонял, ты же истратила весь резерв на защиту. О них мы еще поговорим чуть позже, кажется это все имеет прямое отношение к убийству Артура.Затем вы поссорились и ты убежала от него, выжгла себе заклинанием и была на гране жизни и смерти.
  Слова доносятся до меня, но я их плохо воспринимаю. Все как в тумане.
  - Он отдал своего волка за тебя. Потерял все для того, чтобы ты жила, хотя в тот момент вы и не были связанны. Просто едва знакомая девчонка.
  По щекам стекают слезы. Нет, это слишком неожиданно и больно.
  - Но почему?
  Отец встает и уходит, оставляя меня одну, напоследок кидая:
  - Потому что обещал, что не предаст.
  Как много значат эти слова? Да и почему Элинор все таки пообещал мне такое? Если правильно понимаю, то привязка только вчера произошла, значит тогда я действительно для него ничего не значила. Да и что может значить шестнадцатилетняя пустоголовая девица для мужчины? Нет, дело не в этом, конечно. Да и еще один вопрос остался - почему я ничего не помню?
  
  Снова брожу по улицам. Люди наконец проснулись и куда-то суетливо спешат. Пару раз на меня откровенно тыкают пальцем, но гораздо чаще обсуждают. Кажется, вчерашние новости уже знает весь город. Знает и обсуждает. Ну и ладно.
  - Это же дочка советника...
  - Он ее вчера чуть ли не насильно увез...
  - Она с послом такое на паркете устроила...
  Нет! Нет! Нет!
  Уйдите!
  Оставьте!
  И без вас на душе ужасно липко от разбитой бутылки под названием "Чувство собственного достоинства". Нужно извинится за то, что сомневалась. Конечно, я неправа, но все же быть с кем-то из благодарности еще хуже чем из жалости.
  Нащупываю тонкую серебряную (даже тут серебро) нить, ведущую к Элинору и посылаю "Прости", зная, что от точно слышит. В ответ только раздражающая, пустая тишина. Пускай. Скоро ты все равно простишь меня.
  Несколько следующих дней проходят как в тумане. Бесцельно хожу по дому, иногда гуляю по улицам, где прохожие по-прежнему пялятся и шепчутся за спиной. Я не пытаюсь поговорить с Элинором, только время от времени "рассматриваю" тонкую нить, которая нас связывает. Он тоже не стремится что-то делать, то ли время дает, то ли действительно обиделся. Грет еще некоторое время хмуриться на меня, но потом возвращается к прежнему настроению, хотя и поглядывает с беспокойством.
  За окном неожиданно выпадает снег. Мир застревает в зимней сказке, которая, впрочем, не слишком радует. Вокруг слишком много радости, счастья и любви, дети играют в снежки, взрослые с улыбками со ушей ходят по волшебным тропинкам. Даже Линда и мужем Тобием и детьми уехали на несколько дней погостить у бабушки в маленьком городке на юге от столицы. Кажется, что во всем мире не радуются только три человека - я, Элинор и как обычно заваленный работой первый советник.
  Я много думаю о жизни, о том, что все могло быть куда хуже, о будущем, об Академии, в которой вот уже через пару дней предстоит учиться, и, конечно, об Элиноре. И наконец через три дня решаюсь навестить его.
  Понять, где найти оборотня несложно, достаточно идти за ниткой, которая точно знает, где его искать.
  Страшно.
  Жутко.
  А вдруг прогонит?
  А вдруг не поймет?
  А вдруг посчитает, что я обязана за то, что он сделал?
  Стоп-стоп-стоп.
  Нет, Элинор не станет. Точно знаю, что он немного обижен, довольно сильно расстроен, а еще его нынешнее положение мало у кого вызывает зависть, но очевидно одно - он не станет вынуждать к чему-то или выгонять за порог. Не так воспитан. Да и эти слова про верность... Должно быть, они довольно много для него значат. Значит не стоит так уж сильно переживать.
  Глубоко вдыхаю воздух и начинаю свой путь по заснеженным улочкам, пересекая перекрестки, парочек на лавочках, удивленные взгляды прохожих и черты, за которыми оставляю неуверенность и непомерную гордыню. Сама дров наломала - сама и разгребай.
  Чем ближе к оборотню, тем толще нить, тем лучше чувствую его, тем отчетливей не моя грусть, но не успеваю полностью проникнуться этим чувством, как его хозяин закрывается. Удивленно поднимаю брови и иду дальше.
  Значит можно сделать так, чтобы "половинка" не могла знать, что ты чувствуешь? И если так, то, вероятно, все это время Элинор очень хорошо понимал, что именно происходит в моей душе! Стыд и смущение волной накрывают, и я останавливаюсь на несколько минут, пытаясь взять себя в руки. Почему он не сказал? Почему не предупредил? Почему не показал как можно это спрятать?
  Это твоя месть, да?
  В ответ накатывает презрение. Это его чувство, его отношение ко мне. Тупое, мать его, презрение!
  От злости начинаю чуть ли не бежать в нему, к его дурацкому дому в его идиотский мир, где нет ни выбора, ни свободы. Последние десять минут не замечаю ничего, что происходит вокруг, даже дорога, по которой иду, как в тумане. Врываюсь в его дом, не видя ни слуг, ни того, что половицы как-то странно скрипят, ни старых потертых ковров, ни даже того, что дверь почему-то оказалась открытой. Поднимаюсь по лестнице в библиотеку, одним резким движением открываю массивную дверь и...застываю на пороге.
  Сотни книг.
  Нет, тысячи.
  Их запах.
  Открыв рот, рассматриваю корешки, мечтаю провести рукой по каждому из них, открыть книги одну за другой, сесть в кресло и читать. Посвятить этому месту всю жизнь...
  Прихожу в себя нескоро и замечаю, что Элинор смотрит насмешливо и как-то добро даже, словно любимая кошка выловила мышь. Мгновенно вспоминаю то, что заставило прибежать так быстро.
  - Презрение значит? - не дожидаясь приглашения, захожу в комнату и сажусь на диван, мягкий и когда-то очень дорогой.
  Он молчит и смотрит. Интересно, догадывается, что я уже знаю о том, что произошло два года назад? Должен знать, ведь все мои чувства как на ладони.
  Фыркаю.
  - Что опять не так? - насмешливо поднимает бровь.
  За три дня забываю, насколько чудесные эти глаза, да и голос, вызывающий толпу мурашек по всему телу тоже как-то выветрился из памяти. А зря.
  - Ты говоришь, что не предашь меня, а потом окатываешь волной презрения. Все не так, Элинор.
  Он молчит, прищурив свое безумно притягательные глаза, и я делаю над собой усилие, чтобы оторваться от них.
  - Нет, принцесса, я не обещал тебе уважения.
  От такого заявления пропадает дар речи. Ну и сволочь же.
  - Я тебе тоже ничего не обещала, так что давай, страдай тут в одиночестве. Жалей себя, презирай меня и вини во всем.
  Элинор теряет над собой контроль, и шипя выдает:
  - Избалованная девчонка. Как же я ненавидел тебя тогда, ты не представляешь. Тебя и твоего идиотского папашу, который пристроил меня ко двору, считая себя благодетелем. Забрали у меня все, что я имел, а теперь прыгаешь на моей могиле, да.
  Подрываюсь с кресла и медленно подхожу к нему, смотря сверху вниз. Так хоть немного кажется, что я сильнее.
  - Я тебя не просила об этом.
  Он тоже поднимается, вынуждая этим отступить на шаг назад. Теперь Элинор нависает надо мной, теперь он выше и сильнее.
  - Я тебя ненавидел, а потом смирился, даже поверил в то, что спас хорошего человека, что не зря пожертвовал собой. Потом увидел тебя на балу, сразу не узнал, - он прикрывая рукой глаза, прерывая зрительные контакт.  - Эти глаза... Такой глубокий синий цвет, как сапфиры... И танец... Я думал, что умру, так прекрасно это было. Потом ты отошла и я узнал. Ты не можешь представить ту боль, которую я испытал. На секунду поверил, что это судьба, что мы встретились еще раз, и что я вот так утонул в тебе. А потом этот новый твой папаша... Увез тебя, и единственное, что мне осталось - с позором последовать за вами. Я ходил вокруг твоего дома всю ночь, не решаясь зайти. А потом утром все таки смог это сделать... И каково было мое удивление, когда человек, которого мне подарила сама Судьба спросил о том, можно ли это разрушить!
  Я молчу. Знаю, что частично виновата. Элинор наконец убирает ладонь, и я снова проваливаюсь в серебро.
  - Прости, это было глупостью, но и ты пойми меня! Я ничего не знаю ни про ваши обычаи, ни про ваши ценности. Для меня сейчас все это выглядит как навязывание чего-то и ограничение свободы.
  Оборотень с силой притягивает, и я вынужденно утыкаюсь ему в рубашку. Она пахнет орхидеями, стиральным порошком и чем-то таким странным... Как будто запахом дома.
  - Орхидеи... - только и могу тихо произнести, задыхаясь непонятными эмоциями.
  - Я их выращиваю, - так же негромко отвечает.
  - Прости.
  Он молчит, но крепче прижимает к себе. Как же сложно нам будет, придется постоянно решать такие вопросы, приближаться к друг другу по миллиметру, в надежде понять и принять. Но это пока первый шаг, а потом будет еще много...
  В этот момент знаю точно, что нужно сказать.
  - Я не предам тебя, Элинор.
  И в тишине библиотеки эта фраза звучит как приговор нам обоим. Элинор в ответ отстраняется, берет мое лицо в ладони и заглядывает в глаза, произнося тихо-тихо:
  - Я тоже никогда тебя не предам, Ами.
  Первый раз, когда он назвал меня так, я запомню на всю жизнь...
  Мы стоим так еще немного. Он - высокий, сильный и бесконечно грустный. Я - низкая, странная и бесконечно потерянная. Отстраниться сложно, на гране с невозможно и очень тяжело, ведь как только это сделаю, вся магия, возникшая внезапно, исчезнет. Мы снова будем ругаться и выяснять отношения потому, что многое еще висит между нами, тут в воздухе, словно застывшее заклинание. В нем застыли все те обвинения и ссоры, которые еще не произошли, но непременно случатся. В нем боль, которую мы причиним друг другу. В нем - путь от всей этой глупости до чего-то настоящего. В нем - мы, с нашими недостатками и недопониманиями. Отстраниться сейчас - привести его в действие, кинуть под ноги и ждать, пока вся эта гадость не разъест изнутри. Продолжать так стоять - оттянуть на несколько минут неизбежное, дать поверить себе, что ничего такого и не происходит.
  - Давай не будем больше сегодня ругаться?
  - Ладно, - соглашается и отстраняется.
  Элинор стоит с одном шаге и рассматривает меня, впитывает каждую черточку лица, запоминает и вминает в память. Я делаю точно тоже.
  Без его тепла холодно и одиноко, хочется подойти ближе и снова обнять, но это делать не стоит. Не сейчас - пока рано. Может, через месяц или два смогу сказать все, что думаю, и прижмусь к оборотню в любой момент, но не сегодня - пока мы слишком чужие.
  Отхожу и снова сажусь в кресло, закидывая ногу на ногу жду, пока мужчина повторит мое действие, но он не спешит. Теперь серебро его глаз насмехается, ласково шутит и дарит надежду, но не согревает, нет. Одинокий волк.
  Не дожидаясь его реакции, спрашиваю:
  - Расскажи о своем детстве.
  Элинор мягко улыбается и наконец садится в кресло напротив.
  - Хорошо, но ты взамен расскажешь мне про татуировку.
  Откуда знает, ведь все время была прикрыта? Неужели отец проболтался? Нет, не похоже. Хотя это неважно, все равно рано или поздно узнал бы о ней.
  - Расскажу, только ты первый.
  Он снимает с себя маску одинокого, забытого всеми зверя, кладет ее на полочку и начинает повествование. О родителях, о брате, о том, как его заставляли становиться сильнее, о тренировках, обо всем на свете.
  Голос у него самый, что ни на есть чудесный, да и рассказывает так, что сам невольно попадаешь в те месте, о которых идет речь. Элинору тоже нравится, кажется, что оборотень наслаждается каждым словом, вспоминая все то, что приносило в детстве радость.
  Сколько это длится, не знаю. Час, два, три... Мы смеемся и забываем напрочь о времени, как будто так и нужно вот так сидеть и травить друг другу байки. В один момент он замолкает, словно кто-то взял и вытащил за шкирку из мягкой, приятной атмосферы. Смешинки, застывшие в серебряных глазах, к которым привыкла уже за несколько часов, резко и неожиданно исчезают, оставляя только холод и бесконечную тоску. Он вспомнил, что потерял.
  И снова стыд, и снова жалость, и снова боль. Вот, что приходится испытать. Возвращается неприятная, напряженная атмосфера, забитая по самое горло взаимными обидами и глупыми словами. Я понимаю, что нужно что-то делать, и начинаю свой рассказ, смотря прямо в глаза Элинору.
  - Мне было семнадцать, ему девятнадцать. Ты должен понимать, что мое детство никто бы не смог назвать счастливым, мать явно терпеть не могла, а единственные светлые пятна связаны с приездом отца, привозившего книги и любовь. Тогда я часто думала о том, почему он не может меня забрать, почему каждый раз оставляет там, зная, что я страдаю, почему позволяет женщине, которую велел называть "матерью" так обходиться со мной. Да и сейчас не знаю. Я была очень одинока. Нейт был сыном одного из друзей матери, он приехал как-то раз к нам со своим отцом. Ходил за мной по пятам, а я уперто не понимала, чего он хочет. Лучше бы и не поняла, - молчу некоторое время, впиваясь взглядом в оборотня, прося утешить его и дать необходимое тепло.
  Элинор молчит, на лице - беспокойство и желание узнать, что случилось потом.
  - Ами, что было дальше, скажи, мне нужно знать, - и говорит так, будто это действительно жизненно необходимо знать.
  Качаю головой, недобро улыбаясь.
  - Он говорил, что любит, что заберет оттуда, что поможет забыть. Я ему поверила. Не сложно догадаться, что случилось потом? - вымученно спрашиваю.
  Оборотень сжимает челюсть и сквозь зубы произносит.
  - Татуировка. Постель. Предательство. Боль.
  Киваю.
  - Как его зовут?
  - Это не важно, он уже мертв.
  Он не выдерживает и с огромной силой пинает маленький деревянный столик, стоящий около кресла. Столик отлетает далеко и громко ударяется об стену.
  - Успокойся, - произношу, поднимаясь и подходя к Элинору. Он же продолжает сжимать челюсть и яростно смотреть в одну точку.
  - Нет, не могу, это случилось после того, как мы встретились.
  Минуту не могу понять, что это значит. Ну подумаешь, после, а какая разница когда? Годом раньше, годом позже, все равно так же больно. Только позже понимаю в чем дело, вот только догадка эта смутная и вызывает сомнения. Он встает и резко идет к серванту, открывает дверцу, достает бутылку какого-то темно-коричневого напитка, вероятно виски, и стакан, и наливает себе. Залпом выпивает и отрывисто ругается на языке, которого я не понимаю.
  Подхожу к нему, кладу руку на плечо и начинаю медленно поглаживать, ощущая ладонью как трясутся от злости его мышцы.
  - Все хорошо, - тихо произношу.
  Он резко разворачивается, хватает меня за руки и говорит, громко, четко и жестко.
  - Нет, не хорошо. Тогда я поклялся тебе, что защищу, и предал. Разрешил себя уговорить оставить тебя в покое и уехал куда подальше, обещая не искать встреч.
  От шока язык прилипает к небу, и я не могу произнести ни слова некоторое время, когда способность говорить возвращается, хрипло спрашиваю:
  - Кому ты это пообещал?
  Элинор молчит, раздумывая над тем, стоит говорить правду или нет, а потом произносит всего два слова.
  - Твой отец.
  От волнения во рту пересыхает.
  - Грет?
  Он отрицательно качает головой.
  - Артур.
  Мир рассыпается тысячами осколков, они падают на пол, прямо под ноги.
  - Отведи меня домой.
  Элинор отпускает меня на секунду, потом берет за руку и ведет. Сначала по ступенькам, потом по коридору, затем улицы-улицы-улицы, присыпанные снегом. В конце пути стоит дом, он такой же серый как и все в округе. Хмыкаю. Первый советник не слишком любит ненужную роскошь. Оборотень внимательно и беспокойно смотрит на меня, крепко сжимая ладонь.
  - Я останусь сегодня с тобой.
  Это звучит как факт, а не как просьба или вопрос, поэтому безразлично киваю.
  Папочка, что случилось такого, что ты заставил этого оборотня дать такое обещание? Какие интриги ты плел? С чем мне еще придется встретиться?
  
  "Ами, знай, что чтобы ты не узнала обо мне, в одно можешь верить безоговорочно - я тебя люблю и делал все, чтобы уберечь тебя"
  
  Скрытые слова письма, должно быть. Все равно. Пап, сейчас как-то в это плохо верится, но я постараюсь понять тебя.
  
  Глава пятая
  Я лежу в постели, Элинор сидит на полу, оперившись на кровать. Каждый думает о своем, печальном. Молчание даже не напрягает, складывается ощущение, что все идет именно так, как должно. Даже Грет пропускает оборотня без вопросов, только насмешливо просит, чтобы тот ночью на луну не выл. На что посол только скалится и интенсивней тащит в комнату. Откуда знает, где она находится, не спрашивала. Наверное, по запаху или еще чему.
  Он отворачивается пока я переодеваюсь молча и без вопросов, затем я забираюсь в теплую кроватку, а он вот так садится рядом, опираясь на нее. Со своего места вижу только его затылок. И хотя хочется снова поговорить, вернуться на пару часов назад, когда все было так просто и легко, когда мы говорили обо всем на свете, когда казалось, что все хорошо, я понимаю, что это невозможно. Слова прозвучали, и пути назад нет, мы оба узнали что-то такое, от чего не по себе.
  - Элинор?
  - Что?
  - Что нам делать дальше?
  - Если бы я знал, Ами, если бы я знал...
  Протягиваю руку и сначала неуверенно касаюсь его волос цвета темного шоколада, оборотень никак не реагирует, просто продолжает сидеть и смотреть в одну точку.
  - Мне так страшно, Элинор, - не прекращаю попыток возобновить разговор по душам.
  Он перехватывает мою руку, которая в это время перебирает его волосы, сжимает и говорит:
  - Ничего не бойся, теперь я рядом.
  Киваю, хотя Элинор этого и не видит, затем зеваю и моментально погружаюсь в сон, где-то даже понимая, что оборотень меня усыпил.
  Ночью не сниться абсолютно ничего, просыпаюсь бодрой и выспавшейся. Немного полежав в теплой приятной постели, осознаю, что все это время Элинор так и сидел у кровати, держа мою руку. Сердце наполняет тепло. Все же странные эти оборотни, и если уж нет никаких чувств, то пусть будет так. Любит или не любит, а всю ночь рядом провел. Мужчина спит, откинув голову назад, его шелковистые волосы рассыпались по одеялу, под глазами залегли синяки, а весь вид указывает на то, что отключился он не так давно. На улице светит солнце, но вот в комнате темно - шторы плотно прикрывают окно, оставляя лишь тонкую щель, через которую пробивается упрямый лучик.
  Резко вспоминаю, что сегодня понедельник, а значит первый день учебы... Когда и как начинаются пары? Вдруг я уже опоздала? Нет, это вряд ли, все же Грет бы разбудил. Это хорошо, время еще есть.
  Пытаюсь освободить руку, но Элинор держит ее слишком крепко, как будто боится, что убегу... Тяжело вздыхаю и решаю, что все таки надо и его растолкать.
  - Элинор, просыпайся, - шепчу на ухо.
  Он лениво открывает глаза, несколько секунд явно пытается вспомнить, где находится, а затем наконец освобождает меня, чем я и пользуюсь, подрываясь с кровати и уносясь в ванную. Выхожу оттуда уже бодрая и свежая, оборотень стоит у окна, шторы раздвинуты. Вид его более чем помятый.
  - Я буду ходить в Академию с тобой, - вот так просто без всяких предисловий сообщает, ставит перед фактом.
  - Это еще почему? Ты же даже не поступал туда? - раздраженно кидаю, рассматривая одежду в шкафу и пытаясь выбрать, что бы такое особенное надеть в первый день.
  - Потому что ты моя пара, - Элинор же абсолютно спокоен, как будто и не проторчал всю ночь у кровати вредной девчонки, которая сейчас снова нарывается на скандал. Ну и пусть! Тоже мне, руководитель.
  - Ах вот как ты заговорил! Хорошо, а как ты собираешься это организовать? Тебя туда попросту не пустят.
  Поворачиваюсь к нему лицом и понимаю, что оборотень уже минут пять как не смотрит в окно, а следит за тем, что я делаю. Прищуривает глаза и произносит:
  - Думаю, я смогу договориться с ректором.
  Замираю как вкопанная. Получается, что он знает про Грета? Это вообще как? Неужели отец ему рассказал? Нет, не похож он на человека, который так просто раскрывает свои тайны.
  - Откуда ты знаешь, - нервно спрашиваю, начиная снова перебирать блузки, штаны и прочие вещи.
  Он недобро улыбается, достает из кармана брюк темную резинку и начинает с безразличным видом заплетать себе косичку, причем делает это так ловко, что я завороженно наблюдаю. Издевается, не иначе.
  - Ты сама выдала его, назвав Гретом. Дальше несколько нехитрых умозаключений, некоторые воспоминания из прошлого, - на этом месте он морщится, - одна догадка, провокация одной особы - и все.
  Это получается, что он не знал наверняка? Предполагал всего лишь, а я уже два раза как отца выдала. Плохо это. Но Грет все равно вряд ли позволит ему учится со мной, так что волноваться нечего.
  - И все равно я решительно против.
  Он подходит к шкафу, достает светлую блузку в горошек, темные штаны и кидает на кровать, такой наглости не сопротивляюсь даже. Потом же Элинор кидает на меня последний насмешливый взгляд, говорит, что будет ждать внизу и выходит. Ну и дела.
  Молча одеваюсь, привожу как-то в порядок волосы расческой и выхожу. Что-то неладное заподазриваю еще на лестнице, когда вместо предсказуемой ссоры слышу мужской смех.
  - Хорошо, волк, мне самому нравится эта мысль, присмотришь там за ней. Только придется на тебя морок наложить, а то заподозрят что-то неладное. Ами, проходи, чего на лестнице стоишь?
  Негодование накрывает с голой. Так значит? Нашел контролера, который будет по пятам ходить. Спускаюсь вниз, и замечаю, что мужчины мирно завтракают, стол накрыт на троих, а Грет с Элинором явно в состоянии перемирия.
  - Отец, что тут происходит? - недовольно спрашиваю.
  Он в ответ только улыбается. Снова прикрывает все свои эмоции.
  - Ну? - нетерпеливо переспрашиваю.
  - Я тут твоего жениха в Академию зачислил.
  Что-что-что? Жениха? Видимо, мои эмоции уж очень смешные, потому что если это не так, отчего оба мужчины хохочут, а отец тот вообще заливается смехом.
  - Видела бы свое лицо... Ой, не могу.
  Лично меня вся эта ситуация не смешит совсем. Великое дело вот так сразу стать посмешищем для одногруппников и предметом издевок для преподавателей. Мало того, что дочка первого советника в стенах Академии, где его власть фактически не имеет силы, а это уже сам по себе отличный повод злословить, придираться и всячески портить жизнь... Так еще и оборотень, который ходит по пятам везде словно на малолетним ребенком и следит, чтобы этот несмышленыш дел не натворил. Хотя и поспорить с отцом можно, даже существует большая вероятность того, что я выиграю в этом раунде, что-то подсказывает, что Элинор все равно не отступится. Уж больно у этих оборотней странные понятие чести, преданности и верности. Тем более, что один раз уже "недоглядел", хотя и совсем непонятно как что-то может сделать тот, кто находится далеко.
  Поэтому послушно киваю, сажусь за стол и начинаю прилежно жевать завтрак, день явно выдастся сложным, а слушать печальное урчание желудка неохота. Так как жертва в моем лице приняла поражение без боя, выигравшая сторона перестала смеяться и продолжили прерванную трапезу. Мужчины явно ожидали более бурного сопротивления, но что поделать, иногда проще отступить на шаг назад, чтобы потом сделать два шага вперед. Отыграюсь.
  Собираемся быстро, пока я забрасываю несколько тетрадок и ручек в сумку, Грет накладывает на Элинора морок. Лицо чуть уже, волосы короткие и светлее, нос немного длиннее, губы на самую малость более пухлые, вот только глаза не трогает... и я по прежнему в них тону. Передо мной совершенно другой оборотень, он, безусловно, красив, но не притягивает взгляд так, как это делает настоящий Элинор. Да, зависть станет еще одной причиной того, почему я стану изгоем в Академии.
  - А почему волосы короткие? У оборотей же, вроде, длинные принято носить, - спрашиваю, когда мы уже пешком идем на учебу, благо, недалеко. Элинор несет на плече мою сумку и уверенно шагает по мостовой, заставляя меня время от времени подбегать, чтобы не отстать. И все равно большинство времени приходится рассматривать его спину.
  - Длинные волосы носят только свободные оборотни, нужно бы остричь и свои, но все как-то руки не доходят. Тем более, что тут некому даже контролировать, - и недобро так улыбается.
  Это получается, что он теперь "занятый"? Причем мною. И почему мне рассказывают обо всем только тогда, когда напрямую спрашиваю? Очередная тайна, которую глупенькой девочке пока еще рано знать? Да и что тут такого секретного?
  - А почему мне не сказал? - обижено спрашиваю.
  Элинор резко останавливается, врезаюсь ему в спину и вскрикиваю от неожиданности.
  - Действительно, а ведь нужно еще... - бурчит себя под нос, не обращая внимания, что я нервно колочу его по спине и пытаюсь узнать, что происходит.
  Со вздохом отчаянья прекращаю свои действия и подхожу так, чтобы видеть лицо Элинора. Тот задумчиво смотрит вдаль, потом снимает с себя какой-то шнурок с кулоном, которой оказывается все это время висел у него на шее, и надевает его на меня.
  - Ами, не снимай. Это знак того, что и ты несвободна, - беспокойно бормочет, заглядывая в глаза.
  Вся эта ситуация напрягает и начинает раздражать.
  - Да что происходит, Элинор?
  Оборотень так и замирает на месте, все еще завязывая шнурок у меня на шеи.
  - Ты можешь уйти в любой момент, никто тебя не осудит, не станет твердить, что ты неудачница и слабачка... Мне же это недоступно. Хотя казалось бы, куда уж больше презрения и насмешек? И все равно не хочу тебя потерять, пусть лучше все сразу знают, что ты занята, - завязывает наконец, немного любуется тем, как выглядит этот его круглый кулон на мне, а потом молча продолжает идти.
  Все это слишком сложно, и остаток дороги проходит в молчании. Я думаю о том, как порой несправедлива жизнь, как часто мы ошибаемся и какие иногда она преподносит сюрпризы.
  Если жить, то на полную силу, дышать не через раз, прыгать выше головы, взлетать аж до небес и просто быть самой собой. Не важно, что сейчас все сложно, что за мной таскается оборотень, который, очевидно, никогда не отпустит. Элинор будет следовать за мной, и вряд ли его остановит тот факт, что я вполне могу выбрать другого. Ну и плевать! А что, если счастье - это миг, который изредка растягивается на дни, а еще реже - на годы? Быть может, нужно наслаждаться тем, что есть? Любить, страдать, чувствовать, летать, парить, скучать... Все это сейчас, а не завтра! Все это здесь.
  - Элинор, почему для оборотней так важна верность? - спрашиваю, разворачиваясь к нему с любопытным выражение лица.
  Он не скрывает своего удивления, видимо, не рассчитывал, что я так скоро начну интересоваться их странными обычаями. Наверное, решил, что такой человек как я навсегда потерян для устоев их общества.
  - Потому что, Ами, все остальное не имеет смысла без верности. Где бы ты не была, что бы ты не делала, кем бы ты не стала, всегда можешь рассчитывать на то, что я буду рядом, - говорит вполне серьезно, настолько, что становится жутко. Для пущего эффекта останавливается, хватает меня за плечи и заглядывает в глаза.
  Мне тоже становится не до смеха, уж больно серьезным стал разговор.
  - Даже если я убью сотни твоих соотечественников? - в тон Элинору спрашиваю.
  Оборотень вздрагивает от такой мысли, но не разжимаем хватку.
  - Всегда, Ами.
  И все же один вопрос продолжает мучить. Он слишком важен для меня, хотя, возможно, для Элинора подобные вещи - пустяк.
  - Ты будешь меня ненавидеть? - осторожно спрашиваю.
  Мужчина вздыхает, наконец выпускает меня и привычным жестом, отворачивается и поправляет волосы, забыв о том, что теперь они короткие.
  - Это неважно, - каким-то грустным голосом говорит, все еще продолжая смотреть не-в-мою сторону.
  Понятно и без слов, будет. Но даже такая вещь не сможет заставить взять его слова обратно. Как же это жестоко, заставлять оборотней предавать самих себя только ради того, чтобы сохранить обещание, данное когда-то недостойному человеку. Как они не боятся говорить такие слова, если знают, что нет не одного шанса отступить назад, что теперь можно двигаться только вперед - навстречу своему безумию?
  И хорошо, что я затеяла этот разговор сейчас, хотя и приходится стоять посреди улицы и ловить на себе осуждающие взгляды прохожих.
  - А если ты кого-то полюбишь? - продолжаю допытываться.
  Оборотень устало поворачивается, в серебристых глазах мелькает обреченность и тоска.
  - Это тоже не имеет значения, я тебя не предам, просто знай это.
  Но это так безнадежно, грустно и обреченно, словно весь мир окунули в черный. Зачем жить, если нет выбора? Нет, если Элинор полюбит когда-то, я его отпущу, даже сделаю все, что от меня зависит для того, чтобы он обрел свободу, и все равно, что от этого может стать плохо мне. Не важно, какие клятвы ты дал, и что связывает двоих, всегда должна быть возможность уйти. Да и зачем делать несчастным человека?
  Конечно, об этом говорить Элинору не стоит, он не поймет, а вот обидится может. Снова будет презирать и в тайне жалеть о своем поступке, вот только уже не может ничего изменить. Как будто прочитав мои мысли, он четко, разделяя слова произносит:
  - Не переживай, этого не произойдет, - и возобновляет путь.
  Мне только и остается, что торопливо нагонять оборотня, пытаясь угадать, какие мысли таятся в его голове.
  
  Академия встречает нас унынием. Ее не украшают даже довольные лица первокурсников, которые, кажется, воплотили свои мечты в жизнь. Они ходят по коридорам, открыв от восхищения рты, беззастенчиво рассматривают старшекурсников и боязливо косятся в сторону преподавателей. Старшие же студенты хмурятся и всячески выказывают недовольство - возвращаться в Академию после длительного отдыха им мало хочется. Магистры бегают по коридорам, таская с собой ворохи бумаг и прикрикивая на студентов, которые время от времени перекрывают им дорогу. Во всей этой суете мало кто обращает внимание на странную парочку связанных между собой оборотня и человечки. Но я не тешу себя иллюзиями, как только все более-менее успокоится мы быстро и надолго станем предметом сплетен. Особенно я. Сначала неадекватно веду себя на балу, где между мной и советником происходит что-то странное, а теперь вот связана с оборотнем, причем совсем другим. Беда.
  - Элинор, куда нам идти? - со вздохом спрашиваю, окидывая взглядом бардак, который вокруг происходит.
  Мужчина недовольно на меня смотрит, прищурив серые глаза. Склоняется к моему уху и немного раздраженно шепчет.
  - Называй меня Эмилем. Предотвращая поток твоих вопросов - это мое второе имя.
  Послушно киваю и замечаю, что все это время нас рассматривает компания девиц явно аристократического происхождения, на меня смотрят с ненавистью, а на Элинора - с любопытством и явным интересом. Оборотень по прежнему нависает, и заметив мой взгляд неожиданно обнимает за талию и слегка кусает за ухо. От такой наглости и шока вскрикиваю.
  - Что происходит, Эмиль? - непривычно имя произношу с задержкой, все же не его оно.
  Он с нежной улыбкой объясняет, не обращая внимания на мое недовольство:
  - Люди слишком плохо понимают нашу природу, и для них понятие "пара" мало что значит, нужно показать им всем, что у них нет шансов.
  - Ну тогда зачем я надела это? - тыкаю пальцем в шнурок, на котором висит непонятный мне камень.
  Элинор продолжает улыбаться, вот только теперь улыбка у него немного кровожадная, что вызывает кое-какие подозрения.
  - А это не для людей, - говорит и еще крепче прижимает к себе.
  Все ясно с ним, боится, что брошу так, как он что-то вроде неполноценного для своих собратьев.
  На самом деле довольно глупо предполагать подобные вещи, ведь совершенно ясно, что для такого человека как я оборотень - явно не лучшая пара. Хотя утверждать подобное, когда тебя крепко прижимает к себе кто-то из их братии по меньшей мере странно.
  Элинор ведет меня коридорами, целенаправленно демонстрируя всей Академии нашу связь. Зачем это делает, я упорно не могу понять. Все равно через несколько дней все и так будут знать, смысла в таких представлениях нет. Во время этой прогулки стараюсь не обращать внимание на окружающих, просто следую за оборотнем, сверля взглядом носки собственных туфель. В какой-то момент понимаю, что мы наконец дошли на места назначения, так как Элинор останавливается около двери с номером двадцать девять. Как он узнал куда идти, не спрашиваю, только догадываюсь, что к этому снова приложил руку отец. Это шутка или дурацкое стечение обстоятельств? Поднимаю глаза и обнаруживаю, что около этой аудитории собралось приличное количество студентов, часть из них видела еще на вступлении, а часть мне незнакома, и все они уже успели поделиться на группы. Нетрудно понять, что в этом месте стану изгоем, и вот первый раз радуюсь, что Элинор рядом. Нет, мы еще слишком плохо знаем друг друга, и вполне вероятно отношения между нами будут напряженными еще довольно долго, если не всегда, но он поможет в случае чего, а большего пока и не надо.
  В толпе первокурсников замечаю знакомое лицо Недин дель Куорн. Он, впрочем, тоже оценил мое феерическое появление, и теперь разглядывает моего спутника с явным презрением, время от времени окатывая и меня этим малоприятным чувством. От этого напыщенного аристократа несет завышенным самомнением на версту, и едва есть что-то в мире, что заставит его понять, какое ничтожество он на самом деле. Глаз за глаз, око за око, презрение за презрение. То ли еще будет, посмотрим, Недин, кто кого.
  Освобождаюсь из захвата Элинора и уверенной походкой приближаюсь к господину дель Куорну. Такое мое поведение его удивляет, но он старается делать вид, что безразличен ко всему. Ну-ну, и это после того, как так рассматривал с таким пренебрежением.
  - Господин дель Куорн, какая встреча, я так рада Вас видеть - мило улыбаюсь.
  С его лица сползает маска безразличия и под ней оказывается еще одна личина - такое приветливое лицо, которое секунду назад пыталась изобразить я.
  - Ну что Вы, госпожа дель Мильн, не больше чем я рад видеть Вас.
  - Какие-то проблемы? - я и не заметила, что все это время за спиной стоял Элинор.
  Оборачиваюсь и замечаю, что он не считает необходимым делать вид, что так же бесконечно счастлив лицезреть этого павлина.
  - Что ты, Эмиль, все нормально, - как ни в чем не бывало говорю, подхватывая его под руку. Все же придется играть свою роль до конца.
  Недин же внимательно рассмотрев оборотня и поняв, что ни разу не видел его, грубо интересуется:
  - Вы не вхожи в двор?
  Элинор же не теряется и в тон ему отвечает:
  - Ну что Вы, господин дель Куорн, я только что приехал, и просто физически не смог присутствовать на балу. Разрешите представится, Эмиль из Серебряного Клана.
  И усмехается, всем видом показывая как именно имел ввиду мнение каких-то придворных идиотов. Я же первый раз с нашего знакомства вижу как Элинор общается с другими людьми помимо меня и Грета. Как бы странно это не звучало, но такое его поведение вызывает невольную гордость, хотя чего ожидать от человека, которого пытались всячески унизить и обидеть на протяжении нескольких лет. Нет, его так просто не сломать, и я более чем уверена - этого холеного оборотень встречал и при дворе, а это значит, что между ними уже происходили стычки. Вот только сейчас у Элинора есть преимущество - он знает гораздо больше, а знания - это всегда власть в той или иной степени.
  Внезапно наше "милое" общение прерывает громкий голос одного из преподавателей:
   - Первокурсники, прошу следовать за мной, - и заходит в аудиторию.
  Мы нестройными рядами идем за ним, справа от меня - Элинор, слева - Недин, и если компания первого скорее радует, то общество второго вызывает желание нагрубить, нахамить и дать по лицу - уж больно неприветливо он рассматривает медальон, который весит у меня на шеи. Пока мы заходим в кабинет, холеный успевает задать еще один неприятный вопрос Элинору:
  - Скажите, господин Эмиль, а Вы знаете, что Ваша...эээ...спутница вытворяла на балу с господином советником?
  Ярость тугим пучком скапливается где-то в районе сердца и только и ждет, чтобы освободится и ударить по человеку, который ее вызвал. Нет, я знала, что рано или поздно этот вопрос станет ребром. Конечно, подозревала, что это произойдет довольно быстро. Догадывалась, что какой-то сноб начнет выспрашивать, пытаясь откопать самые грязные подробности, чтобы потом выставить их на публику. Но я надеялась, что это не произойдет в первые пятнадцать минут моего пребывания в Академии.
  Элинор же совершенно спокойно и без лишних эмоций отвечает:
  - Наслышан, господин дель Куорн. Не переживайте, этот вопрос мы с невестой уже решили, - и уводит меня прочь от этого родовитого нахала, оставляя тому только участь статуи, застывшей с ошарашенным выражением лица.
  Он ведет меня на последние ряды, вокруг расступаются другие первокурсники, которые теперь рассматривают нас изумлением. Преподаватель тоже замечает, что внимание его учеников направлено не на него, а на странную парочку, но только неопределенно хмыкает. Когда все наконец усаживаются, он заходит за кафедру и начинает свою нудную речь, время от времени почесывая седую бороду:
  - Меня зовут магистр Литик, и я с сегодняшнего дня буду вашим куратором. Сейчас я вам немного расскажу про то, что вас ждет, а так же про ваши права и обязанности...
  Его голос скрипучий и неприятный, поэтому уже на второй фразе начинаю слушать магистра в пол уха. Понимаю, что это неправильно по большому счету, но все же не могу с собой ничего поделать. Из пока информации выношу, что опаздывать не рекомендуется, но тут все зависит от отдельных преподавателей. Прогуливать крайне нежелательно, хотя на лекциях мало кто отмечает. Физическая подготовка - один из самых важных предметов, что вызвало лично у меня стон, а у Элинора улыбку. Форма свободная, а вот студенты - существа подневольные. И так далее и тому подобное.
  Под конец речи не знаю, куда себя запихнуть от скуки, поэтому достаю тетрадку и начинаю рисовать профиль Элинора. Получается кривовато, все же я не такой уж большой мастер, но хоть какое-то развлечение. Сам оборотень поглядывает на мои труды со скептицизмом, но от комментариев воздерживается. И когда звонит долгожданный звонок чуть ли не вся аудитория с радостными выражениями лица подрывается, что заставляет Литика поморщиться.
  - Какая следующая пара? - весело спрашиваю у оборотня, предполагая, что самое худшее позади.
  Элинор подхватывает мою сумку, и весело сообщает:
  - Физкультура.
  Разочарованный вздох.
  - Скажи, что ты шутишь.
  Оборотень берет меня за руку и тащит к выходу:
  - В твоих мечтах.
  
  Глава шестая
  Больно понимать, что ничего не изменить. Больно знать, что ты совсем один. Больно видеть как день за днем исчезает то, что ты любишь. Больно понимать, что выхода нет. А еще больнее осознавать, что потерял все, что имел по глупости, нелепой случайности и дурацкому благородному порыву. Ненужная доброта только приносит проблемы.
  И вот теперь он потерял все. Абсолютно все. Ничего не осталось. Никого нет для него и не будет в этом мире. Девчонка, которая по дурости едва не погибла, и которую он поклялся защищать, не в счет. Она и не помнит его, да и не узнает, вероятно, никогда, что такой как он, оборотень без волка, когда-то был в ее жизни. Теперь у него одна спутница, подруга и плече, на котором можно рыдать, - бутылка не самого лучшего виски, про которое все забыли. Как и о нем. Родственная душа.
  Не предавай того, кому обещал быть рядом. Так они все говорили, так они все считали, так они привыкли жить. Тупые, ничтожные, примитивные ублюдки, который отказались от него тогда, когда он поступил настолько правильно, насколько можно было это сделать. Ну и пускай идут к черту! Сам как-то выживет, найдет место, где сможет стать самим собой, и не важно, что все они твердят, что не сможет жить оборотень без волка, не играет роли даже то, что на это может потребоваться года и десятилетия.
  Да он пьян. Очень даже.
  С алкоголем не так больно.
  Кто эта девчонка для него? Случайная знакомая, подруга или человек, которого он просто пожалел? А, может, она единственная, кто понял его? Да, никто так близко не подходил к нему прежде. Никто не касался его души так, как это сделала Амилинда. И все же Элинор ненавидит ее. Появилась в его жизни вся такая маленькая, щупленькая, потерянная... Заставила показать себя, а потом ушла и унесла с собой все то, что он имел. Беспокоится о ней больше нет смысла, ее отец один из самых могущественных магов, и сможет позаботиться о ней... наконец.
  Только вот еще один вопрос все еще мучит его - почему все это время Артур оставлял дочь одну, среди людей, которые ее ненавидят и всячески унижают? Нет, Амилинда не жаловалась, даже не говорила, что ее бьют и банально не морят голодом, но что-то такое в ее словах он смогу услышать, а сопоставить несколько таких очевидных фактов он мог еще когда совсем мелким был.
  Нет, больше думать про нее он не будет - во всей этой ситуации виновата только она одна, и пусть радуется, что данная когда-то клятва не разрешает ему поквитаться с ней!
  
  Он научился выживать, но все еще не мог дышать нормально. Он сумел даже питаться по расписанию и не дарить каждой полной луне по еще одной бутылке пойла, но до сих пор с тоской поглядывал на нее в безоблачные ночи. Он стал практически нормальным, но еще недостаточно человеком, да и остатки звериной сущности слишком сильно впились в душу, а Элинор не делал по большому счету ничего, чтобы избавится от них. Нет, он станет только меньше собой о того, что полностью откажется о того, что целых тридцать два года было частью него самого.
  Сложное всего сдерживать ненависть и осознать, что в своих проблемах виноват только ты один, ну и, конечно, научится разглядывать собственные зрачки в зеркале без отвращения. Трижды проклятое серебро, но оно, кажется, очень нравится Амилинде, а значит нужно принять его.
  Элинор одним резким движением снимает с себя рубашку и вновь впивается взглядом в глубокие шрамы на животе, оставленные не так давно отцом... Конечно, это произошло после того, как тот узнал, что наследник больше никогда не сможет обратиться в волка. Теперь он слабый, ничтожный и почти человек, вот только характер такой же скверный как и раньше, а поэтому терпеть его больше нет смысла.
  - Убирайся, Элинор, ты больше мне не сын!
  - Но я ведь сделал то, о чем вы все так упорно мне твердите - не предал!
  Отец глянул на него из под широких, словно нарисованных художником бровей, и в этом взгляде было многое - разочарование, презрение и отвращение. Мать пыталась его сдержать, закрывая сына своей грудь, но и это не остановило вождя, он ее просто отпихнул, затем транформировал одну руку-лапу и полоснул Элинора по животу.
  - Ты отдал свою душу за человечку!
  При воспоминании об это посол скривился, но так и не смог прервать череду боли, все сильнее погружаясь в память.
  Мама вытащила его, выходила и даже дала еды на месяц, целую кучу советов и обещание найти его. Элинору определенно не хватает ее - такой доброй, хорошей и любящей, но едва ли можно будет увидеть ее в скором времени.
  Теперь у него есть только Амелинда с ее сапфировыми глазами, в которые он проваливается каждый раз, когда видит. Упрямая девчонка, не понимающая самых основ, такая же дурочка как и два года назад... Так же хочет свободы, и Элинор ей ее даст, если в один день она скажет ему, что любит другого, а пока он будет цепляться за то, что имеет - за ее сапфировые глаза, за это жалкое подобие твердой почвы под ногами, за эту крошечную надежду.
  Он еще раз взглянул на шрамы и скривился, если бы он был волком, от них бы и не осталось и следа...
  ***
  Еще ни во что никогда я так сильно не верила как в то, что Литик специально придирается ко мне. Этому факту можно найти бесчисленное количество подтверждений. Во-первых, вызывать постоянно одну-единственную студентку - опрометчиво. В начале каждой пары я точно знаю, что спросят, более того, будут выискивать ошибки и неточности там, где их и нет. Элинор на мои бесконечные возмущения только ободряюще говорит, что от такого постоянного контроля в скором времени смогу преподавать историю магии вместо Литика. Во-вторых, магистр Парук - преподаватель физкультуры и по совместительству лучший друг Литика, тоже меня невзлюбил. Назвать это совпадением очень трудно даже при всем желании, но приходится, стиснув зубы и ругаясь страшными словами, бежать кросс еще раз, так как Паруку показалось, что я схалтурила на третьем круге и срезала дистанцию. Такое поведение учителя оборотень даже с какой-то стороны одобрял, приговаривая, что с такой физической подготовкой мне только разбирать завалы в архивах, сам же он пробегает все всегда первым, да и вообще проблем у Элинора ни с одним из предметов нет. Зависть и бессилие плохие эмоции, но они медленно разрастаються в моей душе, а потом вылезают на волю в форме скандала.
  - Зачем ты вообще за мной ходишь, дел нет что ли? - уже чуть ли не кричу, стоя в центре своей комнаты. Элинор находится недалеко и лениво рассматривает корешки стоящих в шкафу книг и по большому счету никак не реагирует.
  - Только так я могу защитить тебя.
  Солнечные лучики ласково играются с его пшеничными волосами и в этот момент больше всего я хочу увидеть его настоящего. За те три месяца, которые он носит эту личину, я так и не смогла привыкнуть к ней. Как бы было хорошо провести ладонью по его длинным волосам цвета темного шоколада, погладить губы и коснуться прикрытых век, за которыми скрывается все серебро этого мира. Элинору, кажется, все равно на свою внешность, он даже в зеркало не смотрит. Но всего этого я сделать не могу. Можно, конечно, попросить отца на пару часов вернуть оборотню прежний вид, но главная проблема в том, что я не выдержу. Мы и сейчас ходим по грани, в Академии показываем всем и вся, что безумно влюбленны и очень близки, а приходя домой сохраняем некоторое подобие дружбы.
  Нет, не смогу выдержать такую пытку, как будто недостаточно того, что Грет поселил Элинора у нас в доме, и приходится видеть его каждый день. Как будто мало того, что после каждой минуты проведенной вместе все тяжелее оставаться собой. Как будто не хватает того, что постоянно приходится напоминать себе, что сдаться сейчас - потерять себя, смириться с участью глупой игрушки, запертой в доме, что нужно хотя бы доучиться, а потом только нырять в омут с головой. Но вот уверенности в том, что смогу выдержать еще три года нет совсем.
  - Но мне не нужна защита!
  На самом дела злюсь скорее на себя, чем на него... Ведь больше нет сил противиться тому, что должно случиться в любом случае. И это тягучее состояние неопределенности, желание увидеть его настоящего, и, конечно, бесконечная ярость на саму себя.
  Элинор все так же спокоен.
  - Ошибаешься.
  Не признать это - быть дурой, а мне бы очень не хотелось считаться такой. За последние месяцы на меня совершили по крайней мере три покушения, и одно едва удалось предотвратить. Не нужно быть гением, чтобы понять, что это все дело рук матери и ее дружков, хотя после такого все еще называть эту женщину матерью заставляла разве что привычка. Именно после этого отец и предложил оборотню переселиться к нам, а тот охотно согласился.
  От бессилия сжимаю руки в кулаки, ногти неприятно впиваются в ладони, но эта боль не дает такого желанного отрезвляющего эффекта. Нажимаю еще сильнее - настолько сильно, насколько могу. Чувствую как кровь начинает капать на пол и на платье, но и это не заставляет меня разжать ладони, нет.
  Он спокойствия Элинора не остается и следа, как только он унюхивает запах крови, подлетает ко мне, приседает, берет мои ладони в руки.
  - Что же ты делаешь, девочка?
  И бережно, но с силой разжимает их и вытирает кровь невесть откуда взявшимся платком.
  - Мне так сложно, Элинор, - сквозь рыдания хрипло выдаю.
  - Я понимаю, - говорит, и откидывая на пол окровавленный платок, аккуратно обнимает.
  Ничего ты не понимаешь, не тебе приходится бороться с самим собой ежесекундно и не ты рыдаешь ночами, пытаясь искоренить из сердца глупую привязанность, которая разрастается там как куст шиповник. От этой мысли только сильнее прижимаю его к себе, а потом делаю то, за что буду ненавидеть себя еще дольше.
  - Я хочу увидеть тебя настоящего, - говорю тихо, и хотя Элинор никак не реагирует на это, знаю точно, что сегодня вечером получу то, о чем просила.
  Через минуту он отпускает меня и поднимается.
  - Посиди тут немного, нужно обработать твои раны, - его голос переполненный нежностью, и едва он оборачивается спиной, замечаю, что испачкала белоснежную рубаху кровью.
  Одна.
  Две.
  Три минуты.
  Он возвращается с лекарствами и своей настоящей внешностью. Только теперь понимаю, что красивее мужчину найти будет практически невозможно, по крайней мере для меня. Становится физически больно от того, что столько времени приходилось видеть чужое лицо вместо этого, такого настоящего и правильного.
  Элинор, кажется, не замечает моего восторженного взгляда, для него сейчас главная цель - намотать на мои исцарапанные руки стерильный бинт, и он отлично с этим справляется.
  - Мне так сложно, - снова повторяю и провожу тыльной стороной уже обмотанной ладони по его шелковистым волосам, но и это не трогает оборотня. - Откуда мне знать, что ты не сделаешь мне больно?
  Он застывает на несколько секунд, а затем продолжает свои манипуляции. Равнодушие Элинора должно злить, но вызывает лишь желание довериться, и эта мысль пугает.
  - Все люди делают больно время. Я никогда не обещал тебе, что будет просто или, что ты не почувствуешь боли, это чушь, ты сама это знаешь. Даже сейчас ты ее остро ощущаешь, да? И в ней виновен только я, - поднимает глаза, и я тону снова, как сотни тысяч раз уже делала. - Но я могу дать тебе и что-то большее чем боль, это я точно обещаю. Решать тебе, я буду ждать.
  Поднимается и уходит, оставляя меня одну посреди комнаты в окровавленном платье и перебинтованными руками. Хочется побежать за ним, крикнуть, что готова, вот только это снова очередная неправда - я все еще боюсь.
  Сижу на полу еще некоторое время после его ухода и думаю. Очевидно, что своим недоверием только делаю больно, но ничего не могу поделать. И хотя Элинор старается не давить и дает время, это только ставит меня в еще более неприятное положение. А молчание и отчужденность откровенно убивают...
  С большим усилием поднимаюсь и впиваюсь взглядом на деревянный паркет, залитый кровью и моими слезами. Нет, Элинор, хотя я и виновата, но вот так в ответ причинять страдания не позволю. Зову Линду и прошу помочь переодеться, она же хотя и выполняет просьбу, но при этом не забывает беспокойно поглядывать с сторону пятен и пытаться вызнать все про ссору. Я отмалчиваюсь и она недовольная и даже несколько обиженная уходит.
  Нет, Линда, не сегодня, может, как-то потом расскажу, когда сама пойму.
  Мужчины явно сидят по комнатам, поэтому мой побег скорее всего останется незамеченным хотя бы на четверть часа. Не думаю, что Элинор проверяет нашу связь каждую минуту... Хотя неважно, все равно быстро найдет и вернет домой, но мне просто нужно сейчас пройтись по шумным улицам, наполненным весенним теплом и запахом цветущих азелий. И пусть знаю даже, что оборотень будет следовать по пятам, это не испортит прогулки, а нарушать мое уединение не станет. Хотя и знатно поворчит вечером и скорее всего откажется помогать с домашним заданием на завтра... А завтра в Академии будет вести себя так, будто ничего и случилось. Ну и пускай!
  Медленным шагом направляюсь в ближайшую таверну - там работает моя подруга единственная Норика. Она на половину оборотень, и Элинор решил, что наше с ней общение позволит быстрее принять его сущность. Я так, конечно, не считала, но предусмотрительно молчала, ведь остальных потенциальных подруг Элинор распугал, а эта и бровью не повела, когда он начал на нее рычать. Потом как-то быстро заняла место рядом со мной, начала делиться историей своей невеселой жизни, скалить зубы на на Элинора и, конечно же, выслушивать мое бесконечное нытье.
  Норика тоже безродная. Отец отказался от нее, от него и достались гены оборотня и изумрудные волшебные глаза, а мать сама безродная, вот девушка и попытала счастья среди в стенах Академии.
  Зашла в чистенькую, аккуратную таверну и села за стол около окна. Норика заметила меня практически сразу - унюхала, видимо, быстро отнесла заказ и подсела ко мне.
  - Ну? Что он опять сделал? - она сердито морщит лоб и встряхивает своими тугими темными курдряшками.
  Вздыхаю.
  - Он на меня давит, - бубню под нос, пересчитывая полоски на дубовом столе.
  Она окидываем меня испытующим взглядом, фыркает и поднимается. Возвращается уже с бутылкой вина и двумя чашками.
  - Я договорилась с Роком, теперь можем поговорить. А когда наговоримся, твой волк тебя заберет. Он ведь рядом где-то?
  Киваю и привычно нащупываю связь. Не где-то рядом, а сидит в соседнем зале злой и обиженный. Мне не стыдно, сам захотел идти за мной, никто не звал ведь. Последнюю мысль говорю в слух, уже потягивая из чашки терпкое красное вино. Бинты на руках немного мешают, и со злости срываю их, от чего появляется новая волна боли, в ответ на нее приходит волна беспокойства.
  - Что у тебя с руками? - Норика морщится при виде царапин, хватает левую ладонь и внимательно рассматривает. - Ногтями что ли?
  - Мне так сложно, Норика, - и отпиваю большой глоток из стакана.
  Она повторяет за мной, затем снова разливает алкоголь.
  - Ты такая дура, Милька, - так меня только она и только тогда, когда хочет просветить на счет моего "ума". - Вот скажи мне, дурында, чего тебе не хватает? Живи и радуйся, так раздуваешь же проблему на пустом месте и только и жалеешь себя.
  Шмыгаю носом и снова отпиваю. По телу растекается приятное тепло, наполняющее каждую клетку и заставляющее говорить то, о чем потом жалеть буду.
  - Он меня не любит! - в истерике заявляю, чем привлекаю много внимания со стороны посетителей. Многие понимающе хмыкают и снова возвращаются к своим делам.
  Подруга теперь уже смотрит на меня как на умалишенную, в довесок поднимается, подходит и легко стучит меня по лбу.
  - Ай, Норика, больно же!
  - А так тебе и надо. Твой Эмиль пылинки сдувает, терпит, вот сюда даже приперся за тобой и не мешает... А ты говорить - не любит. Другой бы оборотень давно запер где-то и диктовал свои условия. То, что между вами происходит, - редкость для них.
  Последнее слово она произносит с презрением, уж больно сильно ее папенька обидел, теперь оборотней на дух не переносит. Они с Элинором поэтому и более-менее поладили между собой - он тоже не восторге от соплеменников. Про то, что Эмиль и Элинор - один человек, Норика тоже пока не знает. Не то чтобы я ей не доверяла, но просто как-та вся эта ситуация с покушениями не внушает желания делиться хоть с кем-то какими-то тайнами.
  - Это все фикция, подружка, - язык уже немного заплетается от выпитого алкоголя, но я продолжаю пить.
  Она только пожимает плечами.
  Он связи по-прежнему веет недовольством, Элинор явно не чувствует радости от того, что я тут напиваюсь. Он поняв, что я его "прослушиваю", тоже весточку послал.
  "Пошли домой".
  "Еще рано".
  "Через пять минут я утащу тебя силой. Хватит пить".
  - Соволочь.
  Норика непонимающе уставилась на то, как я с яростью сжимаю чашку.
  - Кто?
  - Этот волчара. Все, я пошла, иначе он тут концерт устроит.
  Подруга закатывает глаза, забирает обе чашки практически пустую бутылку и слегка пошатываясь уходит. Через пять минут он действительно приходит, уже в личине, окидывает взглядом ситуацию, но вместо того, чтобы ехидничать лишь подает руку. Я за нее хватаюсь и понимаю, что без помощи оборотня подняться было бы в разы сложнее.
  Мы выходим в полном молчании, Элинор не смотрит на меня, и этого действительно просыпается чувство стыда. Действительно, ведь его поведение довольно таки нетипичное для оборотня.
  - Не люблю, говоришь?
  Целую минуту пытаюсь понять - он действительно это сказал, или всего лишь почудилось?
  - Что?
  Элинор наконец смотрит на меня, в его глазах все то же серебро, он оценивает ситуацию и, видимо, принимает какое-то решение.
  - Поговорим об этом завтра, ты сегодня не в адеквате.
  На дальнейшие мои вопросы отмалчивается, а на заверения о том, что я в норме, только насмешливо приподнимает бровь. Так и получается, что всю дорогу я ругаюсь, а он стоически терпит... Как и всегда. Дома быстро заводит в комнату, помогает снять обувь и укладывает на диван. Так же шустро выходит и возвращается уже с отцом. Грет ничего не говорит, только склоняется над моим лицом, шепчет несколько слов, и я проваливаюсь в сон...
   Кажется, что сплю я очень долго. Один сон сменяется другим, а я все еще не открываю глаза. Мелькают какие-то картинки, воспоминание и чувства, которые были прежде, но которые я не запомнила. Все это происходит слишком быстро для того, чтобы хотя бы один образ словить и как следует рассмотреть.
  Просыпаюсь к чувством того, что спала я слишком мало, и это настолько противоречит тому, что ощущалось в мире сновидений, что некоторое время перебываю в полной растерянности.
  Меня кто-то переодел и заботливо уложил на кровать. Кто это сделал - неважно, уж как-то разобрались в этом вопросе без меня и пускай.
  Приподнимаюсь на локтях, откидываю непослушные пряди и наконец замечаю, что нахожусь в комнате не одна.
  На диване спит Элинор.
  Без надоевшей мне личины.
  Он прекрасен, даже когда вот так хмурит лоб. Кажется, оборотень недоволен даже во сне.
  Они все говорят, что по-настоящему великое счастье можно получить только ценой таких великих страданий. Всегда думала, что это ложь, ну а даже если и правда, не нужно мне это великое, достаточно будет и маленького, крошечного, практически незаметного счастья.
  Зря надеялась.
  Остается только рассчитывать на то, что "страдания" - это то, что происходит с нами вот сейчас. Нет, это глупости и недомолвки, нежелание понять друг друга и просто эгоистичное желание сохранить полную свободу даже ценой своего счастья.
  Нет, время для них еще настанет, и мы, как герои какой-то сказки, будем бороться хотя бы за то, чтобы сохранить жизнь того, кого любишь больше всего.
  Мысли путаются и бегают в разные стороны, хочется упорядочить их, придать какой-то нужный порядок, сделать так, чтобы наконец понять, что происходит, и как преодолеть это все.
  Опускаю ноги на пол, и тот же момент открывает глаза Элинор. Я их не вижу, но точно знаю, что в них немой укор и печаль. Ненавидит ли он меня? Мечтал бы о том, чтобы мы никогда не встречались? Хотел бы вернуть все туда, откуда все началось? Или хотя в тот день, когда мы впервые танцевали?
  Отголоски этих мыслей оборотень все же слышит, и теперь только боль отражается на его красивом лице. Связь окунает меня в вихрь эмоций, которые мой волк все время сдерживал.
  Гнев. Боль. Ненависть. Обида. Страх. Надежда.
  И что-то такое, чему он не знает название. Что-то обижающее и непонятное, какое-то болезненное и даже местами приятного. Странное сочетание зависимости, желания оберегать и нежность.
  И я подсказываю ему слово.
  Любовь.
  Он походит ко мне слишком быстро, берет за руку и кладет ее себе на грудь в том месте, где находится его сердце. Сквозь тонкую рубашку чувствую тепло его тела и ровный стук сердца.
  Элинор наклоняется совсем близко, а я смотрю только в его глаза, которые уже так привычно и так приятно затягивают.
  Голос его сегодня мягкий, в нем нет раздражения или грубости, которые так часто в последнее время можно в нем встретить. Он похож на первые лучи весеннего солнца и на улыбку красавицы-Луны. В нет ни намека на презрение или отчужденность, он весь родной, теплые и даже слишком правильный.
  - Этого ты хотела? Вытаскивала по частям мою гордость, топтала ее и кидала ее на сырой асфальт. Просила любить так, будто от этого зависит твоя жизнь, ведь преданности тебе было недостаточно. Ты та, кто забрала у меня все, и ты та, сердце которой я отдал. Зачем ты это сделала? Зачем заставила себя любить? Зачем не давала приблизиться и вместе тем дарила тепло? Знала бы, как сильно мне не хватает твоих сапфировых глаз, когда я не вижу тебя. Знала бы, что теперь я точно отдам за тебя все. Знала бы, что если ты заболеешь другим, я сделаю вид, что не слышал твоей клятвы? Знала бы, как дорого мне обходится это проклятое чувство, которое я никогда не желал получить. Вы, люди, все всегда облачаете в слова, даже придумали для каждого чувства слово, как будто это так важно! Но они, эти все ваши признания, чаще всего ничего не стоят, и вы предаете раз разом. Я не знал, что со мной происходит, просто в один момент ты стала важной не только потому, что я дал клятву... А потом я услышал твой разговор с полукровкой и понял, что то, что я испытываю - это скорее всего любовь. Я тебя люблю, Амилинда.
  Молчу.
  Он тоже молчит.
  Все еще держит мою руку у себя на груди.
  - Я тоже...
  Свободной рукой закрывает мне рот.
  - Нет, ты хотела услышать эти слова, а мне они не нужны. Я и так знаю, что ты испытываешь, а это только все испортит и опошлит. Не нужно.
  Убирает руку и нежно притрагивается к губам, мешая говорить и при этом подтверждая свое нежелание слышать. Все это сводит с ума - и это признание, и поцелуй, и даже это странное нежелание.
  Элинор отстраняется на несколько сантиметров и шепчет:
  - Мне нужно точно знать, что я могу тебе доверять. Теперь мне это стало почему-то крайне важно.
  Одно дело - отдать верность, а другое - сердце.
  - Да, Элинор, ты можешь мне доверять.
  Доверие как хрупкий осенний листик - нажмешь немного, и рассыпется на части, да так, что едва ли получится собрать обратно. Вот только никто из нас двоих не собирается ломать, крушить или причинять боль. Мне немного страшно от того, что это все слишком ново для меня - вот такая безграничная вера в кого-то. Что станет завтра? Послезавтра? Через месяц?
  Теперь ясно, что будущее плотно связано с этим оборотнем, для которого и нет места в этом мире. Как и для меня.
  Элинор молчит и просто рассматривает, на его лице играет детская улыбка. Вырываю свою руку только за тем, что бы провести по его прекрасным волосам.
  - Ты так красив...
  Он смеется. Смеется потому, что собственная красота его мало обходит.
  - Скоро мы поженимся, - с улыбкой выдает, а я так замираю на месте.
  - Что?
  - У оборотней не приняты подобные обряды, для них пара - это всегда пара, для людей же почему-то подобные мелочи имеют значение.
  Подобная наглость отрезвляет.
  - Но ты даже не спросил меня!
  Элинор наклоняется и в губы шепчет:
  - Ты бы и так согласилась.
  А затем просто нагло сбегает, кидая напоследок:
  - Собирайся, а я пока Игрету все сообщу.
  
  Глава седьмая
  - Расскажи мне о нем, - лежу на плече Элинора, одной рукой он крепко прижимает свою добычу к себе, а другой бережно поглаживает волосы. Тяжелый день подходит к концу, домашнее задание не без помощи оборотня сделано, и теперь хочется только одного - вот так беспечного нежиться в объятиях этого сильного мужчины. 
  - Он был очень красивым и ласковым, а еще первым, кто помимо отца отнесся ко мне с добротой. Тогда я думала, что любовь приносит только счастье. Мне казалось, что то, что происходит между людьми, которые любят друг друга - сказка, которой нет конца...
  Умолкаю. Дальше вспоминать не имею не малейшего желания. Невольно провожу пальцами по ожогу, прикидывая, как долго эта рана еще будет волновать меня. Руку перехватывает Элинор, убирает ее, наклоняется и нежно целует уродливое напоминание о прошлом. 
  - Я сотру эту боль, - то ли угрожает, то ли обещает оборотень.
  В его голосе сталь и досада, ведь он думает, что мой ожог - его ошибка. 
  Отстраняюсь и обхватываю его лицо ладонями, заставляя смотреть в глаза. 
  - Мы не будем жить прошлым. Этот шрам не более чем напоминание о том, насколько подлыми могут быть люди. Хороший урок для такой наивной дурочки как я. 
  Элинор молчит, прищурив глаз, затем грустно улыбается и кладет свои ладони поверх моих. Нет, он не поверил мне, и не смирится с прошлым, оборотни мстительны и коварны. По связи проходит волна дрожжи, которая и подтверждает догадку. Нет, дорогой, я заставлю тебя принять тот факт, что твоей вины нет. 
  Фыркает. 
  Смеюсь. 
  Мы - идиоты. 
  
  Грет сидит возле камина в своем любимом кресле, потягивает виски из хрустального бокала и думает. Не хочу его отвлекать от столь важного задания, но все же приходиться. 
  - Отец. 
  Он поворачивается. 
  - Да, дорогая. 
  Сажусь в уже знакомое кресло напротив. 
  - Думаю, нам нужно поговорить. 
  Грет кивает. 
  - Я тоже так думаю. Где волк? 
  Удивленно приподнимаю брови - неужели отец все еще недолюбливает Элинора? Стал бы он его волком называть, если бы испытывал то расположение, которое так активно демонстрирует в последнее время по отношению к оборотню. 
  - Он спит.
  Еще раз проверяю по связи этот факт. Да, спит. Причем заснул у меня в кровати, вымотался очень за эти дни. Невольно улыбаюсь. 
  - Ну-ну, дочь. Я понимаю, что молодая любовь - это прекрасно, даже немного завидую, но давай поговорим. 
  Краснею от кончиков ушей до, кажется, ступней.
  - Хорошо. Что ты узнал, про мою драгоценнейшую матушку и ее друзей.
  Грет становится в одно мгновение серьезным первым советников. 
  - Ничего кроме того, что она покинула поместье сразу после тебя. Сейчас, вероятно, находится в столице с сообщниками. Среди них, вероятно, очень сильный маг. Зачем тебя убивать, выяснить тоже не удалось, но самое печальное, что совершенно никто не помнит их лиц. Как будто мы гонимся за призраками. 
  Вздрагиваю и вжимаюсь в кресло. Как человек, который столько лет жил рядом, воспитывал и кормил, может вот так цинично пытаться убить собственную дочь? Пусть даже и не родную, в этом сейчас почему-то нет сомнений. Как она вообще терпела меня все эти года, если вот сейчас готова убить? Нет, это не узнать так просто. 
  - Если узнаешь что-то, то сообщишь мне? 
  С надеждой спрашиваю. Зная характер Грета, он попытается все сделать сам, и может все рассказать лишь после того, как "угроза будет устранена". Навязчивая идея приемного отца решать все проблемы самостоятельно иногда переходит все границы. Вот в данный момент вся эта ситуация касается меня лично, но он все равно попытается спрятать какие-то детали. Может, с Элинором поделится, а с того вытащить что-то еще сложнее чем с Грета. 
  - Всенепременно, - и гаденько так улыбается. 
  Не скажет. Ну и ладно. Пора переводить тему. 
  - А что на счет свадьбы? Ты не выглядишь слишком счастливым по поводу предстоящего торжества.
  И снова гаденько улыбается, вот только в травяннисто-зеленых глазах грусть.
  - А чему радоваться? Нам предстоит сделать ее публичной, а если это так, то придется раскрыть личность твоего жениха, ведь мы обязаны позвать Серебряный клан. Они же, разумеется, не слишком хорошо оценят новость о новом члене клана. 
  И смотрит так оценивающе. Думает, что я отреагирую на эту новость истерикой?
  Хмыкаю.
  - Будет скандал.
  Усмехается. 
  - Еще какой.
  Мы молча рассматриваем друг друга, как бы прикидывая, что второй может учудить. Что еще он хочет сказать, но никак не может решиться? Привстает и подтягивает свое кресло вплотную ко мне, берет мои ладони в свои и наконец задает главный вопрос:
  - Ами, а вот теперь честно. Мне нужно знать точно ответ на это вопрос. Чтобы Элинор не говорил, это имеет значение, - пауза. - Ты его любишь? 
  Отвечаю я уверенно, не опуская взгляда: 
  - Да.
  Грет устало трет глаза, все еще продолжая одной рукой удерживать мои два. 
  - Хорошо. 
  Резко встает и уходит, не возвращая кресла на законное место.
  И что это было? Неужели отец надеялся, что мои чувства более поверхностны? Если так, почему? Элинор, конечно, не тот идеал, который он или папа хотели бы видеть рядом со мной, но он добрый, умный, благородный и никогда меня не обидит...
  Слишком долго не было неприятностей, а это значит, что уже очень скоро одна из них заявится в наш дом. Да еще и эта свадьба... Сама официальная помолвка - отличный повод устроить какую-то пакость. Толпа народа, половина из которых недолюбливает Элинора, а вторая спит и мечтает о том, как бы занять место отца. А в Академии вообще проблем не оберешься... Как теперь объяснить постоянное нахождение оборотня рядом со мной? Ладно, пока проблем нет, нечего о них беспокоиться.
  Огонь в камине понемногу тухнет, оставляя после себя лишь воспоминания в виде тепла и сажи. Как долго мы еще будем гореть? И как в этом пламени не сжечь себя?
  Мысли тянутся и плетутся, не желая собираться в кучу. Значит, подумаю об этом позже, сейчас явно не время, нужно идти спать.
  
  Дни бегут, несутся и летят, быстро сменяя друг друга. Вот уже и через несколько дней официальный балл, на котором первый советник должен объявить о чем-то важном. Мое серебристое платье висит в шкафу рядом темно-синим костюмом Элинора. Все идет по плану, и я бы очень сильно удивилась, если бы не случилось ничего экстраординарного.
  В перерыве между парами меня ловит второй советник Его Величества. Вообще появление в Академии столь высокопоставленной персоны вызывает удивление у тех, кто знает его в лицо. Мы с Элинором движемся по направлению к тридцать третей аудитории, когда кто-то сзади хватает меня за руку. Я оборачиваюсь, Элинор же скалится на того, кто стал причиной столь внезапной остановки.
  - Эмиль, какая встреча, - медово-карие глаза Иторна выдают своего хозяина - он явно не рад встречи с оборотнем.
  Впрочем, Элинор не отстает от него и выдает свою порцию лицемерных любезностей:
  - Ну что ты, Иторн, я просто счастлив тебя видеть в стенах Академии. Что привело тебя?
  Советник отпускает мою руку, шутливо кланяется и, слегка прищурив глаза наконец выдает цель своего визита:
  - Дорогой друг, я пришел поговорить с твой очаровательной невестой?
  И при этом смотрит не на меня, а на оборотня, будто просит разрешения именно у него. Элинор же, не скрывая ехидства, продолжает эту игру.
  - Боюсь, это невозможно, мы с моей драгоценной невестой как раз опаздываем на пару. Зайди в следующий раз, друг, - последнее слово особенно выделяет, чтобы точно не возникло сомнений в том, что эти двое - не друзья.
  - Боюсь, это возможно, господин посол, - в тон ему отвечает Иторн. И откуда только про посла знает?
  Элинор хмыкает.
  - Идем.
  Советник усмехается, от чего шрам на его некогда прекрасном лице становится еще более зловещим. Мы идем за ним, вокруг куда-то спешат студенты, вот только это не имеет смысла... Я все думаю, что именно мне хочет сказать Иторн? Несомненно, это что-то важное, вот только что? Он заходит в пустую аудиторию, а мы с оборотнем за ним. Советник не тратит время на пустые предисловие и просто, не тратя время на предисловия и пустые светские беседы про погоду, сразу же выдает:
  - Амилинда, ты моя сестра.
  - Что?
  От неожиданности сжимаю теплую ладонь Элинора со всей силой, но он даже не морщится, только плотнее притягивает к себе.
  - Единоутробная, - на лице Иторна расцветает усмешка, видимо, его реакция на эту неожиданную новость была похожей.
  Оборотень быстро освобождает свою руку и так же стремительно приобнимет за плечи. Надо признать, подобная помощь очень кстати, только его сильные руки спасают меня от позорного падения. В этом момент я как никогда понимаю, что порой важно найти того, на кого можно опереться.
  - Ты знаешь мою мать?
  Голос выдает меня с потрохами, он осипший, тихий и даже какой-то не мой.
  В нем страх, удивление и даже немного надежды.
  В нем весь мой мир. А еще в сильных руках, которые прижимают к себе.
  Иторн внимательно смотрит на нас, и на его лице теперь только ехидство.
  - Да, наша матушка цветет и пахнет, вот только все это время делала вид, что тебя не существует.
  Начинает трясти. И от осознания того, что собственная мать отказалась, и от того, что папа ничего не сказал. Все они врали, обманывали и предавали.
  - Но почему?
  Пытаюсь вырваться из своеобразного плена.
  Брат подходит сам, и вопреки рычанию Элинора проводит ладонь по моему лицу.
  - Я не знаю, сестра, я узнал это из своих источников, но мы обязательно у нее спросим это, - замолкает на несколько секунд, затем ласково улыбается. - Спросим , когда найдем.
  От пережитого потрясения не могу произнести и слова. Иторн же, обращаясь к моему жениху, не перестает трогать мое лицо:
  - На нее ведется охота.
  - Я знаю.
  Элинор прижимает еще сильней, хотя секунду назад кажется, что это просто таки невозможно. Еще немного - и ребра треснут, вот только я понимаю, что это точно не произойдет. Нет, он не сделает больно.
  - Я знаю. Не переживай, я сумею ее защитить, - в его голосе живет зверь. Большой серый хищник, шерсть которого отливает серебром в свете луны, она мягкая и шелковистая, и сильнее всего на свете хочется прижаться к ней щекой и никогда больше не отпускать. Он опасный, сильный и бесконечно преданный мне. В нем опора, надежда и правда. И я буду трижды дурой, если причиню ему страдания.
  Брат убирает свою руку, и без нее становится как-то холодно.
  Иторн вполне серьезно кивает, и именно в этот момент понимаю, что теперь у меня на одного родного человека больше. В его карих глазах переживания и страх, и я едва ли понимаю, почему второй советник так сильно переживает за девушку, которую едва ли знает. Родственные связи едва ли что-то значат, если нет преданности, но складывается впечатление, что Иторну можно доверять. Его я узнаю лучше тогда, когда удивление сменится осознанием того, что теперь у меня есть брат и, возможно, даже мать... Эту наивную детскую мечту приходится отбросить куда подальше. Нет, Амилинда, ты ей не нужна.
  Брат еще раз внимательно рассматривает каждую часть меня. Разбирает по кусочкам, а затем уже в своей памяти собирает вновь, чтобы навсегда запомнить. Я делаю точно тоже.
  __
  Звенит звонок, и этот неожиданный звук приводит нас всех в чувства. Иторн вздрагивает, кивает Элинору и улыбвется мне.
  - Амилинда, я найду тебя позже, - и стремительно покидает аудиторию.
  Через несколько секунд после этого начинают вламываться студенты, они смотрят на нас с удивлением, за а затем уже привычно начинают шептаться за спиной. Впрочем, Элинор не обращает на этого никакого внимания, просто выводит меня подальше из комнаты. Весь путь к нужной нам аудитории он хруро молчит, только время от времени кидает беспокойные взгляды на меня. Подозреваю, что мой вил по-преждену ошеломленный.
  Оборотень стучится, приоткрывает дверь и вежливо спрашивает:
  - Извините за опоздание, можно войти?
  Магистр Фелиция преподает у нас защитную магию, и это именно то направление, которое у меня получается лучше всего, и женщина относится ко мне вполне дружелюбно.
  Фелиция кивает, показывая таким образом, что непротив нашего вторжения, и продолжает свою лекцию. Мы с Элинором уже привычно занимаем место в конце, он достает тетрадь и начинает записывать своим ровным, красивым подчерком абсолютно все, при этом продолжая прижимать меня к себе.
  Все полтора часа прошли как в тумане, в голове я прокручивала снова и снова странный разговор и все думала о том, как такое в принципе могло произойти. Элинор давал мне время на осознание этого всего, ничего не спрашивал и даже перестал поглядывать с явным беспокойством. Он тоже размышляет, иногда связь показывает отголоски его мыслей, и он больше всего переживает о том, что семья откажется принять меня, чем сделает больно. А если даже и согласится, то точно будет против нашей свадьбы. Плевать они хотели и на обычаи Элинора, и на него самого, и даже на меня. Подобный мрачные мысли приходят и ко мне в голову, вот только я пытаюсь не заострять на них внимание и начать беспокоится только тогда, когда появятся проблемы.
  Успокаивающе провожу ладонью по коротким волосам, они такие мягкие и приятные как и те, что приходится скрывать.
  - Мы разберемся, - едва слышно шепчу.
  Элинор кивает, но свои мрачные мысли не отбрасывает и по-преждему просчитывает варианты того, что будет делать, если произойдет что-то неприятное.
  В этот раз звонок не приводит в чувства. Пока остальные студенты быстро собираются, дабы как можно шустрее сбежать в столовую на обед, мы с Элинором продолжаем сидеть на наших местах. Выводит их этого состояния как обычно 'дружелюбный' Недин.
  - Эмиль, что же вы такого делали, что теперь вот так сидите? Неужели застал нашу малышку Амилинду с другим? - и подленько улыбается.
  Элинор реагирует не сразу, но достаточно бурно - он просто рычит.
  - Понял-понял, - Недин покидает нас, еще раз окатывая презрением.
  В последнее время в моей жизни слишком много перемен, с такими темпами скоро нужно будет бояться открывать утром глаза - еще какие-то родственники объявятся или пропадут.
  - Элинор, - окликаю оборотня.
  Он мгновенно поворачивается ко мне, на его лице примесь удивления ожидания.
  - Что?
  - Давай покончим с этим быстрее? У меня уже просто нет сил.
   Он кивает, уже привычно берет за руку и выводит из аудитории. Я смотрю на его затылок, и не могу понять себя прошлую, которая так сильно хотела отделаться от этого мужчины. Он прекрасен во всех смыслах, и та сила, которая исходит от него, сможет меня защитить. Но я все равно боюсь, боюсь тех вещей, которые даже не могу произнести вслух. А что если уйдет? А что если что-то случится? А что если мы не сможем быть вместе.
  С каждым разом собирать свою душу по осколкам все сложнее и сложное,и я корю себя за то, что такая нерешительная, но ничего не могу поделать. Едва ли в этом мире найдется еще кто-то, кто будет так же предан и так же любить меня. И дело вовсе не во внешности, хотя Элинор и безумно красив, а в том, что он действительно хочет быть рядом, а я действительно хочу видеть его рядом с собой. И больше всего на свете хочется сказать ему, что я его люблю, вот только он не поймет, разозлится и обидится. Скажет, что я опошляю. Скажет, что хочу передать банальными словами то, что невозможно так просто описать. Скажет, что мы - люди, глупые и непостоянные.
  И поэтому я произношу вслух то, что может хоть отчасти заменить такие нужные иногда слова:
  - Я тебя не отпущу, и не позволю отпустить себя.
  Элинор только сильные сжимает мою ладонь, в его серебристых глазах мне чудится упрек, но он ничего не говорит по этому поводу. Тема его реплики совсем другая:
  - Нужно рассказать все Грету, думаю, он знает, что нужно делать.
  Теперь я киваю, но зрительного контакта не прерываю. Так и хочется вечно вот так держать его за руку, касаться его настоящего и падать в серебро.
  Он первый не выдерживает, склоняется еще ближе и нежно целует. Губы его мягкие и удивительно приятные, хочется их трогать вновь и вновь. Наши цепленные ладони он прижимает к тому месту на груди, где должно быть сердце, и я ощущаю его стук. Тудух-тудух-тудух.
  Не знаю, сколько времени мы вот так исследуем друг друга, но когда я приоткрываю глаза, понимаю, что все это время Элинор не прекращает меня внимательно рассматривать. Становится немного неловко, и я прекращаю поцелуй. Мужчина не сразу отстраняется, еще минуту или две его лицо находится совсем близко к моему, и я ощущаю его теплое дыхание у себя на коже. Неожиданно и резко понимаю, что попала в полную зависимость от этого человека, и едва ли кто-то в этом мире сможет меня убедить отказаться от него. Это пугает, и я невольно вздрагиваю. Оборотень задумчиво хмыкает, отдаляется и, подхватывая сумку, уходит, оставляя меня одну.
  Это возмущает, и я чуть ли не пыхчу от злости.
  Куда это он ушел без меня? Сволочь. Поцеловал и быстренько сбежал.
  Но все мои обвинения оказываются необоснованными, так как выйдя из аудитории, замечаю, что Элинор терпеливо меня ждет. Оборотень прислонился к стене, скрестил руки на груди и прикрыл глаза. На его лице полная безмятежность, когда же мое сердце быстро-быстро стучит в груди от пережитого потрясения.
  Когда я подхожу к нему, он окидывает меня ленивым взглядом и, улыбаюсь, подает руку.
  - Идем?
  Отворачиваюсь, фыркаю и, игнорирую протянутую руку, шагаю в сторону кабинета отца.
  Ответом мне служит веселых смех. Замораживаю пока эту историю. Нет ни времени, ни желания, ни идей. Да и отклика читателей тоже нет. Как только разберусь с делами, попробую возобновить.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"