Выйдя из кабинета товарища Сталина, я призадумалась. Ждать мне товарища Берию или не ждать? Решила немного посидеть в приемной - а вдруг? Но минут за двадцать ничего не произошло. Тогда я не выдержала и попросила товарища Поскребышева зайти и спросить про меня. Он вздохнул, но выполнил мою просьбу. Выйдя из кабинета, Поскребышев сказал, что товарищ Берия еще долго будет беседовать с товарищем Сталиным, а я могу быть свободна. Свободна-то свободна, а как отсюда выбираться? До сих пор меня все время привозили и отвозили на машине. Снова обратилась к Поскребышеву. Он в ответ на мой вопрос кивнул и куда-то позвонил. Потом положил трубку и сказал.
- Спускайтесь вниз, товарищ Северова, вас отвезут в Наркомат, а там уже сами.
- Большое спасибо, товарищ Поскребышев. Мне этого вполне достаточно.
Меня быстренько довезли до нашего большого здания, и там я толкнулась к Трофимову.
- Товарищ майор, я могу возвращаться в Минск, но как это лучше сделать? Я ведь самолет заранее не заказывала, да и не факт, что это просто сделать.
- А вам, Анна Петровна, нужен именно самолет? У вас что, сегодня ночью какие-то срочные дела в Минске?
Действительно, зачем мне самолет? Доберусь только к ночи и все равно сразу в общежитие. Значит поездом.
- Спасибо, товарищ Трофимов, что надоумили. Поеду поездом, вот только не знаю, как с билетами? Легко ли купить билет в приличный вагон прямо на сегодня?
- Для обычных людей очень даже нелегко, но для нас есть специальная бронь. Подождите минуту. Он куда-то позвонил, назвался и просто сказал, что нужен один билет до Минска в международный вагон на сегодня на вечер.
- Вот и все, Анна Петровна. Поезжайте на Белорусский вокзал, найдите там военного коменданта вокзала и получите у него билет. За час успеете?
- Легко! Спасибо вам, товарищ майор.
- Успехов, Анна Петровна.
Я быстренько добралась до гостиницы. Схватила весь свой багаж, состоящий из баульчика и чемоданчика, и, спустившись на улицу Горького, села в троллейбус. Через полчаса я уже была на вокзале. Еще десять минут ушли на поиск коменданта и покупку билета. Как раз уложилась по времени и за пятнадцать минут до отправления поезда я уже удобно расположилась на нижней полке двухместного купе. Минут через пять в дверях купе нарисовался какой-то толстый мужик с солидным чемоданом. Вполне возможно, что это был мой сосед. Но мужик, кинув взгляд на мою форму, почему-то слегка вздрогнул и попятился. Если в душе вы экспериментатор, то советую попробовать пятиться задом по узкому проходу вагона, имея по себе большой и тяжелый чемодан. Выглядеть все будет очень прикольно. Я не удержалась и хихикнула. Мужика, по-моему, это еще больше напугало, он прибавил скорость, потом как-то развернулся и удрал из вагона. Когда поезд тронулся, я увидела его, стоящим на перроне и вытирающим голову платком. Интересно, неужели я так грозно выгляжу, что мужик даже наплевал на дорогой билет? Ну и фиг с ним. Мне же проще, поеду одна. По крайней мере, никто храпеть не будет. Да и спокойнее, когда не думаешь, что на полке над тобой лежит туша более центнера весом - вдруг полка не выдержит. Правда, засыпая, я подумала, что стоило бы проверить у него документы. По крайне мере запомнила бы фамилию. Но, если бы документы оказались в порядке, то возможно, что пришлось бы пустить его в купе. Так что пусть живет. Пока живет.
Утром, выйдя из поезда, я сообразила, что забыла позвонить из Москвы в штаб и заказать машину. Конечно, это можно было сделать и сейчас, но пока дозвонюсь, пока машина сюда доедет. Я плюнула и хотела взять такси, но передумала. Наверное, подозрительность у меня становится уже профессиональной. Нашла на вокзале дежурного НКВД. Сначала позвонила от него в штаб округа и заказала машину. А потом, пока машина добиралась до вокзала, позвонила в Москву дежурному НКВД на Белорусском вокзале. Я описала приметы того мужика, который испугался ехать со мной, а также назвала номер поезда, вагона и номер оставшегося свободным места. Если он заказывал билет заранее, то, может быть, его и найдут. А, если найдут, то понаблюдают. В конце концов, война на носу. Тут возможно всякое.
Как раз, когда я закончила разговор с Москвой, подошла машина, и я поехала сначала в общежитие, а потом в штаб округа. Там все ждали Жукова, который должен был появиться с минуты на минуту. Я включилась в эту "интенсивную и трудную" работу. Жуков действительно вскоре, то есть минут через десять, появился. Сначала к нему прошли начштаба Климовских и начсвязи Григорьев. Никого больше не пригласили. Минут через тридцать генералы вышли, и настало время порученцев. В первую очередь Жуков озадачил Селиванова и Коротыгина. Они вышли, и подошла моя очередь. Жуков хмуро посмотрел на меня и заявил.
- Если товарищ Берия, снова задержит вас для каких-то своих дел, то я буду жаловаться товарищу Сталину. Так как вас прикомандировали ко мне, то товарищу Берия придется потерпеть.
Из этих слов я сообразила, что Жуков совершенно не в курсе, кто распорядился меня задержать в Москве. Возможно, на моей физиономии что-то отразилось, потому что Жуков на несколько секунд задумался, а потом вдруг заявил.
- Кажется, на самом деле жаловаться некому. Поэтому буду не жаловаться, а ставить вопрос. У меня сейчас каждая минута на счету и все поручения расписаны - одно срочнее другого.
Да, Жуков не был бы Жуковым, если бы не ловил такие моменты с лета. Понял, что не Берия задержал меня в Москве.
- Сейчас, товарищ Северова, отправляйтесь к товарищу Пономаренко. Нужно согласовывать вопросы организации партизанских отрядов и взаимодействия с армией. От него поедете к товарищу Цанаве и потом вернетесь сюда. Выполняйте.
Мне поневоле вспомнилась цитата:
"Вот уж служба, так уж служба!
Тут нужна моя вся дружба.
Как же к слову не сказать:
Лучше б нам пера не брать"1)
Правда, в моем случае речь, наверное, должна идти не о пере жар-птицы, а о пере моей авторучки. Написала бумагу - теперь сама и расхлебываю. Нужно ехать и вести переговоры с человеком, который "умеет быть выше личных отношений".
----------
1) П. Ершов, "Конек-горбунок"
189.
У Пономаренко в приемной сидела толпа народа. Я подумала, что если буду ждать, пока он всех примет, то вполне возможно, что это случится уже после окончания войны. Поэтому сунулась к секретарю и нагло заявила.
- Передайте, пожалуйста, товарищу Пономаренко, что здесь ждет приема Анна Петровна Северова, порученец командующего Западным особым военным округом генерала армии Жукова.
Эти слова, вкупе с моей формой лейтенанта НКГБ подействовали, и секретарь Пономаренко соизволила отнять свою пятую точку от стула и зашла в кабинет. Вскоре она вышла.
- У товарища Пономаренко сейчас срочное совещание. Оно закончится через час, и тогда он сразу вас примет.
С одной стороны, тут не придерешься. Я ведь заранее не договаривалась о встрече. Но, с другой стороны, он полностью в курсе кто я и какие у меня полномочия. Мог бы и побыстрее принять. С этими злобными, возможно не вполне справедливыми, мыслями я сидела в приемной. Наконец, совещание закончилось, народ стал выходить, и меня пригласили зайти внутрь. Пономаренко сидел во главе стола, имевшего вид буквы Т с длинной ножкой и короткой перекладиной. Точнее к его рабочему столу были приставлены несколько столов. Насколько я поняла, этот кабинет был предназначен для небольших оперативных совещаний с высшим руководством республики. Для больших совещаний, наверное, есть специальный зал заседаний. Пономаренко кивнул мне и показал на стул поближе. Так как это я приехала к нему и, к тому же, он значительно старше меня, то я первая поприветствовала его.
- Здравия желаю, товарищ Пономаренко.
- Здравствуйте, товарищ Северова. Я ждал вас еще вчера. Почему вы задержались?
Так, с ходу начинает качать права. Ну, пока не страшно, можно и ответить.
- Я, товарищ Пономаренко, тоже хотела бы поговорить с вами еще вчера, так как сроки очень даже поджимают, - тут он согласно кивнул головой, - но мое руководство задержало меня в Москве.
Пономаренко подозрительно посмотрел на меня, но сообразил, что, скорее всего, я говорю правду. Ведь сам видел, как мое мнение выслушивал даже товарищ Сталин. Недовольство с его лица исчезло, уступив место некоторому любопытству, утолять которое я и не подумала. Выждав несколько секунд, он понял, что тут ему не обломится, и решил сменить тему.
- Скажите, товарищ Северова, сколько вам лет.
- 19, товарищ Пономаренко, - выпалила я и подумала, что если бы я жила в своем времени, то через неделю мне исполнилось бы двадцать. Я - августовская, но по "старому стилю", т.е. по моему времени. Сюда я попала со сдвигом на два месяца. Вот и как решить вопрос: ждать августа или теперь считать день рождения в конце июня? По биологическим часам все-таки в конце июня. Это значит в первую неделю войны. Ничего себе праздничек! А Пономаренко, тем временем, продолжил.
- Вы член партии?
- Нет, товарищ Пономаренко. Но я готовлюсь вступить в комсомол (и буду готовиться как можно дольше - очень мне это надо).
- Значит вы пока беспартийная. А как же вас взяли на работу в НКГБ?1)
Я немного обнаглела и заявила.
- Я училась в институте, но вышла замуж за старшего лейтенанта НКГБ, и стала им командовать. Вот, чтобы поддержать престиж своего сотрудника, товарищ Берия решил меня тоже взять на работу в НКВД. Теперь в соответствии со званием я должна починяться своему супругу.
Тут Пономаренко неожиданно проявил сообразительность.
- Мне почему-то кажется, что на ваших отношениях в семье это не отразилось.
На это возразить было нечего, и я просто усмехнулась.
Пономаренко, довольный, что угадал, решил сменить гнев на милость.
- Вы не будете возражать, если я буду просто называть вас Аней?
- Не буду, товарищ Пономаренко.
- А меня называйте по имени отчеству, Пантелеймон Кондратьевич. И не надо здесь демонстрировать армейскую выучку: здравия желаю, так точно и тому подобное. Мы тут все люди штатские. Можете просто говорить: "здравствуйте, до свидания, и так далее.
- Поняла, Пантелеймон Кондратьевич.
- Вот и хорошо. Теперь давайте к делу. Товарищ Сталин поставил перед нами очень сжатые сроки, поэтому все будем делать с максимальной скоростью. Сегодня в 16 часов я собираю здесь всех первых секретарей обкомов Белоруссии. Они будут отвечать за организацию партизанских отрядов в своих областях. Кроме того, будет присутствовать товарищ Цанава с начальниками областных отделов НКВД. Я говорил с товарищем Жуковым. Он сказал, что от штаба округа будет его заместитель генерал-лейтенант Болдин и вы.
-----------
1) На самом деле, когда Берия принял НКВД после Ершова и провел там большие чистки, то в аппарате НКВД стало около 700 беспартийных сотрудников. Мало, но все-таки.
190.
Пономаренко помолчал, потом, что-то решив для себя, продолжил.
- Скажите, Аня, а как вы сами представляете задачи партизанских отрядов?
Вот это вопрос! Как я себе это представляю. Когда-то я читала разные книги о партизанах времен Великой Отечественной войны, причем авторы сами были партизанами: Вершигора, Медведев, Ваушпасов. Только в памяти остались какие-то обрывки. Правда, есть кое-что поближе, относящееся к вьетнамской войне, к действиям в Чечне - это помню лучше.
- Я, Пантелеймон Кондратьевич, так это представляю. В основной массе, партизаны - люди штатские, поэтому в непосредственных боестолкновениях с противником почти всегда будут терпеть неудачи. Стойкостью и боевым духом военную выучку не заменишь. Поэтому упор надо будет делать на действиях исподтишка. Скрытно подошли, напакостили по максимуму и быстренько смылись. Или, говоря по-другому, максимум вреда противнику при минимуме затрат. Главное заставить немцев держать в тылу побольше войск. Тем самым меньше войск будет непосредственно на фронте. Плюс все время нарушать коммуникации. Если в тылу бардак, - при этом слове Пономаренко поморщился, но смолчал, - то и на передовой будут проблемы. Ну и, конечно, разведка с передачей сведений в нашу армию.
- Ну что. В ваших словах есть смысл. Сегодня вечером мы все это обсудим. Учтите, что мои секретари пока еще не в курсе. У вас есть какие-нибудь вопросы?
- Да, есть пара вопросов. Первый - у нас в штабе есть один бывший царский полковник. Вот у него, насколько я поняла, есть опыт партизанской борьбы. Можно привести его на это совещание?
Пономаренко призадумался.
- Знаете, Аня. Пожалуй, не надо. Все-таки это совещание будет совершенно секретным. Я не сомневаюсь, что вы хотите привести знающего человека, но давайте пока ограничимся теми людьми, о которых я сказал. А когда потребуются консультации, то ваш "бывший" окажется в самый раз.
Подумав, я вынуждена была с этим согласиться. Действительно, мы же будем вечером обсуждать не конкретные тактические приемы, а общую стратегию. И при всем моем уважительном отношении к Романову, его присутствие на этом совещании может и не очень нужно.
- Все понятно, Пантелеймон Кондратьевич. Второй вопрос, который, на самом деле, к партизанским действиям не относится. А мы будем на вечернем совещании обсуждать план эвакуации?
Вот тут Пономаренко даже вздрогнул.
- Вы знаете, позавчера я настолько был огорошен возможным отступлением нашей армии, что совершенно забыл задать этот вопрос товарищу Сталину. И только сегодня спохватился. Да, будем обязательно обсуждать, но к взаимодействию с армией, полагаю, это не относится.
Ясно, это щелчок мне по носу - не лезь, товарищ Северова, в чужой огород. А я не очень-то и хотела. Помнит - и ладушки. Хотя он все-таки не учитывает, что к Жукову я только прикомандирована, а работаю-то в НКГБ, то есть в конторе, которая и должна будет обеспечивать охрану эвакуируемых материалов. Ладно, пока не буду заострять.
- Тогда у меня все. Разрешите идти, Пантелеймон Кондратьевич?
- Да, если больше вопросов нет, то идите. Жду вас в 16 часов.
Я вышла от Пономаренко и подумала, что теперь надо бы пообщаться с Цанавой. Впрочем, совсем необязательно ехать прямо к нему. Поеду в штаб, доложусь Жукову и позвоню прямо из штаба.
Жуков выслушал молча мой доклад, кивнул и сказал, что до начала совещания, чтобы не терять время даром, я могу заняться согласованием с Цанавой плана работ по предотвращению диверсионной деятельности перед нападением. До начала войны осталась всего неделя, следовательно, сейчас, скорее всего, идет массовая заброска диверсантов, чтобы они были в любой момент готовы к началу действий в тылу наших войск. А я тоже хороша. Пономаренко напоминаю об эвакуации, а сама про диверсантов совсем забыла. Так что общаться надо не по телефону, а напрямую. Следовательно, пора в республиканский НКВД.