Пламя пожирает на последнем ризу,
краски потеряли звон;
трое отроков в пещи,
 по венценосному  капризу,
тонкие плащи,
 кусок холодный снизу.
Огненный, горящий фон.
 
В черных силуэтах все неразличимо;
сверху  чьи-то  крылья ли,  рука?
Белый след внизу -
то времени  личина -
царь сулит грозу;
с архангельского чина 
 краски  осыпается  труха.

Вот и все, что видит око в двадцать  первом.
Кто писал,  заказывал, владел?
Трое - весь отряд,
равны бесправным сервам,
но идет  разряд
невидимый  по нервам
от  в  печи стоящих тел.

Белых языков  неумолимо   снизу
с жертвами рифмуется  число.
Словно мастер злой
воспроизвел репризу;
позолоты слой
с иконного карниза
временем привычно содрало.