Гужвин Валерий Васильевич : другие произведения.

Белоснежка и серый волк

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь.
  (Г.К. Андерсен "Снежная королева")
  
   История с видеокассетой началась в Ноябре 92-го года. Пашка тогда барахтался на втором курсе заочного отделения политеха. За плечами лежала биография, длинной с гулькин нос, и глубиной с чайную ложку, умещающаяся на одном тетрадном листе. "Родился..., учился..., окончил..., поступил на 1-й курс..., отчислен за академическую задолжность. Служба в рядах..., восстановлен на заочное отделение.... Хотя, если разобраться, то у многих в 22 и того нет. А Пашка мог смело рассказать про "Доблестную связь", которая, как известно, - "... и в пыль, и в грязь"
  Пашка барахтался, а страну корежило.
  
  Пашины однокашники (школьные и институтские) время даром не теряли. Крутились волчком. Покупали и продавали. Впаривали и втюхивали. Делали дело. Российский бизнес набирал силу. В 92 началось победное шествие по стране "челноков", с клетчатыми синтетическими сумками. Слава бабе с полусотней кило турецкого ширпотреба.
   Молодежь нырнула в новую среду смело. И поплыла. Те, кто пошустрей, уже не худо зашибал. Бывшие Пашкины одногруппники, с которыми не потерял контакт даже перейдя на заочное, ухитрились устроить в студенческой общаге мебельный склад. Покладистая и продажная комендантша выделила им бывший "Красный уголок". Правильно. Пусть послужит людям. Гипсовый Ленин из угла наблюдал за перемещением громоздких коробок. Студенты так увлеклись новым делом, что о необходимости сдавать сессию вспоминали с изумлением.
   Пашка смотрел на корчи Большого бизнеса чуть со стороны. В силу (или слабости) характер, надо полагать. Смотрел на происходящее через окошечко коммерческого киоска ("палатки"). Какое верное, между прочим, слово - палатка! Временное пристанище в пути. Не серьезное и ненадежное. Баловство. Но жить молодому человеку "палаточный" бизнес позволял. Это чудо российского бизнеса, ограненный бриллиант новорусской коммерческой мысли в одночасье, как грибы после дождя, повыскакивали по всей стране. По всем ее городам и весям. Переделанные из строительных вагончиков - бытовок, из снятых с колес автомобильных контейнеров, просто, сляпанные вручную, палатки и целые палаточные городки расцветали, как прыщи у сладкоежки (или лучше сказать - язвы у сифилитика?). Ассортимент товаров был стандартным. Печенье-конфеты, кексы-сникерсы, чай, соки... Водка-самопал (верченая), колбаса хохляцкая (копченая), и обязательный атрибут базарного торговца - сигареты LM. Часы штамповка... Пластмассовая бижутерия, брелоки, брошки, ремни и еще, хрен его знает что! Барахло!
   В Пашиной палатке, кроме перечисленного добра, имелись несколько блоков видеокассет. Блаженный 92! Пик видеопиратства. Краденые фильмы свободно и везде. Даже на местных ТВ станциях. "Коламбия пикчерз представляет" - говорил Леонид Володарский своим волшебным гундосым голосом, и вся страна замирала в сладком предвкушении.
  У Паши три десятка ярких коробочек, заполненных голливудским мордобоем, нагло выстроились на витрине, притягивая взгляды ротозействующих господ покупателей. Их охотно брали, а когда запас иссякал, Руслан - хозяин - привозил пополнение из своих источников. Надо сказать, что кассеты иногда возвращали, жалуясь на брак. Пиратство, откуда качество? А может, покупатели ловчили. Посмотрели - надоело. Но на этот случай у Паши имелась четкая инструкция хозяина. "Улыбайся, Паша. Клиент всегда прав! (Верни лоху бабки - говна не оберешься) - учил Руслан, - Вот такая, Паша, торговая политика"
   Мужик, вернувший ту кассету, не был похож на ловчилу. Клиент - как клиент. Пашка только заступил на смену и сидел, забавлялся с диким приспособлением называемом "портмоне". Две картонки, с наклеенной ксерокопией бакса, соединялись хитроумным образом при помощи розовой ленточки. Открываешь, кладешь купюру, закрываешь-переворачиваешь, разеваешь картонки снова, глядь, а твоя денюжка уже прижата лентой к обложке. Пашка вертел в руках безделушку и с тоской думал, как в приступе гипертрофированной лени русские кулибины способны извлекать деньги из двух картонок. Плати и забавляйся до одури.
   Мужик протянул кассету в окошечко и проблеял:
  - Вот... Я вчера брал у вас...
  Паша вздохнул и отложил в сторону западлянскую игрушку.
  - Брак?
  - Можно сказать и так, - мужик явно не привык ходить с разборками по коммерческим притонам. Он смущался, и Паше было его жаль.
  - Так, значит, брак? - точно по Руслановской инструкции, Паша улыбался в 32 зуба (один, правда металлокерамика)
  - Там записано не то, что указано на этикетке, - наконец родил мужик, - Купил ребенку, а там...
  Паша повертел в руках пленку. "Белоснежка и семь гномов". Старый добрый Дисней.
  - Не то, а что?
  - Бог его знает. Какие-то ужасы, - мужик занервничал, - Да вы сами посмотрите.
  - Посмотрю, обязательно.
  Паша отсчитал деньги, вынув их из сигаретного блока, заменявшего кассу, протянул мужику, и извинился. Не то чтобы чувствовал вину, а так...
  - Бывает, знаете ли.
  - Конечно, конечно.
  Тут и конфликту конец. Мужик сунул деньги в карман и, довольный, что все прошло гладко, удалился из Пашиной жизни. Паша еще повертел пленку в руках, пожал плечами, и убрал ее в карман куртки. "Ничего, - решил он, - Дома разберусь". К концу смены вся сцена вылетела у него из головы, добро, таких происшествий случалось по десятку за день. Да еще Серега-напарник заявился, и стал обстоятельно рассказывать, как они не хило оттянулись вчера. Рабочий день отдуваясь катился к финалу.
  
  
  Было воскресенье, и Пашка спал чуть не до обеда. Потом без дела слонялся по квартире, смотрел телевизор. Полчасика висел на телефоне, о чем-то говорил с матерью.
  Жили они вдвоем. Дмитрий Александрович Авдеев - папашка - с приходом новой эры почувствовал душевные муки и острую нехватку дензнаков, с чем и отбыл на поиски лучшей жизни. Пашка с матерью в попутчики не годились. А они и не плакали. Короче, лихой орел-аферист Д.А. Авдеев оттаивал себе душой где-то на норвежской нефтяной платформе, или на Колымском лесоповале, Пашка ждал - ждал от него письмо, да и плюнул. Мать сделала то же годами15-ю раньше.
   После пустого трепа с матерью, листания вчерашних газет Пашка отправился перекуривать на лестничную площадку. Сунул руку в карман куртки за сигаретами, а там - она. Кассета. Вспомнил мужика, вернувшего Диснея, его невразумительные объяснения и заинтересовался всерьез. Покурил и приступил к просмотру мультклассики. Благо, аппаратура у него имелась. Зря что ли на Руслана пахал? По пленке было видно, что мужик посмотрел всего минут пятнадцать записи.". Не понравилась"Белоснежка"? Пашка перемотал ленту на начало и нажал "пуск". То, что появилось на экране, не понравилось бы, кому угодно. Съемка велась любительской камерой. Изображение дрожало, цвета были неестественные, а освещение, можно сказать, и того хуже. Посреди грязной полутемной комнаты - возможно, сарая, или гаража - стояло кресло с высокими подлокотниками. Стена за креслом и большая часть интерьера, еле угадывались. Какие-то лавки, полки. Более-менее освещено было только кресло. В нем сидел голый мужчина, привязанный к сиденью бельевой веревкой. Он кричал. Еще один персонаж - неизвестный, стоящий спиной к камере - ударил голого по лицу, чем-то блестящим и рявкнул:
  - Заткнись! Заткнись, ублюдок!
  Звук был глухой, самопальный, как и вся запись.
  - Заткнись, сука!
  Голому, видно, досталось уже, как следует. По щеке текла струйка крови. Голова тряслась и запрокидывалась назад. Там упиралась в подголовник. Его мучитель не поворачивался лицом к камере. Синие джинсы, горчичный свитер, украшенный геометрическими фигурами и что-то блестящее в руке.
  Мужик в кресле немного притих, но продолжал истерично всхлипывать. "Горчичный свитер" теперь схватил его за горло.
  - Открой рот, милый, и не вздумай кричать. Я никому не позволяю кричать на себя. Да еще в собственном доме. Эй, ты! - крикнул "свитер" и не оборачиваясь, поманил оператора рукой, - Ближе, ближе.
  Голый тихонько завыл. Камера, тем временем, наехала вплотную. Пашка даже смог разглядеть глубокую рану у бедняги под глазом, из которой текла кровь.
  - Скажи "А", любезный. Скажи!
  Голый затравленно смотрел мимо объектива.
  - Пусти, - сказал он, - Пусти. Я же - никто. Я - вша. Зачем тебе это?
  Мучитель чуть ослабил хватку, - Зачем? - переспросил он, - Если ты мне скажешь - зачем - я тебя отпущу. Наверное...
  В кадре появился тот самый блестящий предмет, что он сжимал в руке и Паша потянулся к выключателю. Блестящий предмет оказался зубоврачебными щипцами. Мужик в кресле уже визжал без остановки. "Горчичный свитер" начал щипцами оттягивать ему нижнюю губу. Голый подался всем телом вперед, насколько позволяли веревки. Кровь текла у него по подбородку и капала на колени. В глазах застыло безумие пополам с мукой. Пашка сжимал в руке пульт ДУ от видеомагнитофона, но был не в силах нажать "стоп". Ужас происходящего завораживал. Камера металась влево и право. Наезжала, и брал общий план. Садист в свитере работал щипцами, как отбойным молотком. - У меня работа такая! - кричал он, - Призвание! Да ближе ты, сука! - это оператору, - Что ты в жопе елозишь! Клыки его возьми покрупнее. Мы его сейчас от зубного камня лечить будем...
  Дикая сцена на экране длилась минут 20, а затем резко обрывалась. До конца кассеты "шел снег". Паша проверил. "Белоснежка и семь гномов"... Он ошарашено сидел перед выключенным телевизором и со всех сторон осматривал злосчастную пленку. В 92 году о "пыточных" кассетах и слыхом не слыхивали. По крайней мере, Паша. Они появились позже. После Чеченской войны.
  Через некоторое время, глубоко затягиваясь сигаретой на лестничной площадке. Пашка подумал - "Отнеси тот мужик кассету в милицию, были бы у Руслана проблемы". О том, что это игровое кино, не могло быть и речи! И еще - "Завтра же верну ее на место. Дескать, ничего не видел. Мало ли, что здесь продается. Ну их!" Так и решил - "Ну их!"
  До конца дня Пашка чувствовал себя не в своей тарелке. То и дело бегал курить на лестницу - нервничал. Хотел позвонить Сереге-напарнику (тот предлагал расписать пулю в тесной компании) - не поднялась рука. На вопросы матери отвечал невпопад. В конце концов она забеспокоилась.
  - У тебя проблемы?
  - Проблемы? Я - в порядке.
  Он возвращался с очередного лестничного перекура, и старался быстрее прошмыгнуть в свою комнату. Перед глазами стоял кричащий мужик, привязанный веревками к креслу. Под конец записи, "горчичный свитер" приговаривая - Вот так. Вот так, - выдрал ему коренной зуб.
  - Ты готовишься к соревнованию курильщиков? - спросила мать, - Ты со своей торговлей про учебу совсем забыл. А тем временем, сессия не за горами.
  - Я - в порядке, - повторил Паша, - В полном.
  - У тебя сложности на работе?
  Паша закрылся у себя в комнате, но мать скреблась под дверью.
  - Сейчас столько пишут о рэкетирах...
  - Господи, мама, ну, причем здесь я? Я тебе сто раз объяснял - Этими вещами ведает Руслан.
  Тот, и правда, регулярно платил (как впрочем, и остальные хозяева палаток) эмиссарам одного весьма благообразного господина по фамилии Добролюбов. Сами эмиссары (парочка бритоголовых дебилов) вели себя нагло. Помимо причитающейся их хозяину суммы, всегда прихватывали что-нибудь для себя. Водку, сигареты... Но Пашу эти дела, и правда, не волновали.
  А мать все не успокаивалась.
  - Оля?
  - И с Олей у нас все нормально. Вот в пятницу были с ней в кафе. Мило провели время. А сегодня она занята.
  В конце концов, ничего не добившись, мать удалилась, оставив Пашку с его "Белоснежкой".
  
  
  Под вечер Паша еще раз пересмотрел запись. Уже спокойно. Да и к чему нельзя привыкнуть? По крайней мере, на экране. Но и со второго раза оставляла тяжелое впечатление. Привязанный бедняга кричал, пытался разорвать веревки, крепко спутавшие его. Когда "Горчичный свитер" выломал ему зуб, звук раздался ошеломительный. Несчастный запрокидывал голову, пытаясь увернуться от мучителя. Кровь клокотала у него в глотке и пузырилась на губах. "Так, так" - говорил "свитер", - "Вот так".
  - Что за ужасы ты смотришь? - крикнула из своей комнаты мать. Пашка, от неожиданности, уронил пульт ДУ.
  - Кино, мама. Просто, кино, - а сам подумал, - "Если это, просто кино, то, что есть ужасы?"
  Он выключил аппаратуру, вытянул кассету из видеомагнитофона, и еще раз внимательно осмотрел ее. Что такое видеокассета без этикетки с названием фильма? Просто, черная пластмассовая коробочка, с выдавленными иностранными надписями. Близняшка любой другой. На этой наклейка была - "Белоснежка и компани". Ну и что? Клеят их люди. Ошиблись, перепутали, подсунули. Все, что угодно! Люди могут быть невнимательны, рассеяны. Люди, вообще, очень разные. Некоторые - вон, увлекаются пытками в виде удаления зубов без наркоза. Наверное, надо отдать пленку Руслану. Что будет, если ее снова купят, и теперь не вернут, а отнесут, куда надо? Пусть Руслан сам решает, как быть. Где он ее вообще взял?
  
  Другая мысль обожгла, как кипяток - А если это кассета Руслана? "Руслан - маньяк? Руслан пытает людей?" Паша хохотнул. Не мог представить себе Руслана в роли садиста в горчичном свитере "А если это его друзья?" Или того хуже, но правдоподобнее - "А если Руслан, просто, любит смотреть пытки? Я его хорошо знаю? Я с ним давно знаком? Приятель... босс... хозяин... Практически, не знаю" "Значит, завтра я приду на работу" - прикинул Пашка - "дождусь Руслана и скажу - Привет, босс, а я знаю твои грязненькие секретики! Или не скажу. Но это ничего не меняет. Руслан будет уверен, что кассету я просмотрел"
  На следующий день он заплатил за кассету из своего кармана. Купил. Оставил себе. Сунул деньги в кассу (блок из-под сигарет) и точка. Наверное, Пашка напоминал страуса с башкой в песках Сахары. Фактически, он избавил (защитил) Руслана от проблем, себя от разборок-выяснений, а свой карман от грозящей безработицы. Мол, все шито-крыто. Ничего не видел, ничего не знаю...
  Кассета устроилась на полке между своих сестер. Затерялась. Да так, что через неделю не обнаружилась на месте.
  
  
   Снова было воскресенье. Прошла неделя, и прошла она, как обычно, бестолково. Мотался в институтскую библиотеку - набрал фолиантов. Мать немного успокоилась - занимается. С ребятами в общаге играл в преферанс, пили пиво.... Через день бизнесменил в палатке.
  Примерно, до полуночи, потом приезжал Руслан, снимать дневную выручку. Треп, то - се... Спать ложился в 2 - 3. Во вторник ходили с Ольгой в кафе, в четверг - на дискотеку. В пятницу поругались. Ольга заявила, что опять занята в выходные, а Пашка уже договорился с Сергеем-напарником о сабантуе у того на даче. В субботу помирились. Что такое сорванная дачная гулянка? Последняя, что ли? Короче, вел Пашка жизнь бурную. Нормальную. И пел, и плясал, и на дудке шпарил. А про кассету почти не вспоминал. В среду только что-то шевельнулось, когда Руслан припер очередную партию видеобарахла.
  - Любит народ синематограф, - то ли спросил, то ли объявил хозяин, выгружая полные блоки кассет. Десяток в каждом.
  - Ага, - согласился Пашок. Неприятное чувство, которое возникло при взгляде на яркие упаковки, подавил на корню, - Важнейшее из искусств!
  - Ну и ладушки. Пусть любят. А мы им поможем. Так, Паша?
  "Так, так, - подумал Паша, - Так. Вот так, вот так..."
   Закрутился Паша совсем, не до кассеты ему было, а вспомнил, когда не обнаружил ту на месте. Она должна была лежать на полке над столом. Сомнений не было. Она была ТАМ, а не в столе, или под столом. Не на шкафу, и не за шкафом. И даже не в тумбочке с тряпьем, куда Паша тоже заглянул. Он перевернул все и вся, комната, и так не отличавшаяся опрятностью, стала напоминать веселенький свинарник. Кассеты не было. Нигде! Она улетела. Испарилась.
  Пашка влетел на кухню с чувством, какое бывает в придурошном сне, когда тебе снится, будто ты стоишь посреди многолюдной улицы без штанов. Понимаешь, что дело дрянь, но изменить ничего не можешь.
  - Мама! Ма, послушай!
  Мать оторвалась от какой-то стряпни.
  - Пожар?
  Да. Хуже. Ты не убиралась у меня в комнате? Понимаешь, там была одна кассета...
  - Паша, мы же договорились, что твои вещи я не трогаю. Ты убираешься сам. Если это можно назвать уборкой, конечно...
  - Значит, не убиралась?
  - Увы. А что ты говоришь, пропало?
  - Все нормально. Я поищу получше.
  - Прекрасно. Нашелся повод навести порядок.
  Вообще-то Паша нормально жил с матерью. Почти мирно. Она почти не лезла в его дела, а он почти не огорчал ее. (о ДА Авдееве они, по негласному соглашению, не вспоминали) Такой образ жизни называется - сосуществование. Мать не совсем была довольна Пашином бизнесом. Считала, что он может помешать учебе, но, с другой стороны, как человек здравомыслящий, понимала, что в НАШЕ время такой опыт не помешает. Да и деньги...
  Паша отправился к себе в комнату с твердым намерением начать поднимать полы, но тут его осенило. Он поспешно вернулся на кухню.
  - Мама, Женька был?
  - Был. Я же тебе говорила. В среду приезжал. Галя передала кое-какие продукты.
  "Попался голубчик!"
  Женька был сыном материной родной сестры и стало быть доводился Пашке кузеном. В меру развитый, воспитанный (в меру) молодой человек. Учащийся 9"А" средней школы ?81. Спортсмен, активист и т. п. Всем был Женька хорош (вон, сумки с продуктами через полгорода возит, четверочки из школы доставляет), но вот вещи старшего брата всегда искренне считал своими. Ничего серьезного он не брал, а так... Кассету без спроса прихватить посмотреть, книжечку (как правило, чужую) почитать - и опять же без спроса - мог. За что и получал от Пашки, но с дурными привычками расставаться не собирался.
  - Мама, Женька шнырял у меня в комнате?
  - Я не следила. Заходил...
  "Попался кузен, - подумал Пашка, - Вот только, он, или я?"
  Пашка вылетел из подъезда, будто за ним гнались.
  - Павло, родной! - у дома ошивался Жужа, - Павлик!
  Паша, по инерции проскочил мимо, но остановился. Вернулся. Жужа был опорой и убытком всего дома. Опорой потому что работал слесарем-сантехником в местном ЖЭКе, а без воды, как известно, ни туды, и не сюды. А убытком... Жужа жрал водку, как заведенный, и не было тому ни моральных, ни психологических оснований. Просто, пил и все. Любил он это дело. На свои маленькие радости Жуже постоянно требовалась наличность, которую он и собирал в виде дани, со своих потенциальных клиентов. Попробуй откажи!
  - Пашуня! - радости Жужи не было предела, - Вот так удача!
  - Держи, Жужа, я тороплюсь.
  Лишних вопросов Паша не задавал. Вложил в руку бравому слесарю комок мятых фантиков - если, кто помнит, что это такое - и помчался дальше. В спину неслись вопли благодарности, и обещания завтра же открутить, прикрутить, подтянуть. Заменить, все имеющиеся в доме прокладки, и вообще, век Богу молиться, но Паша уже сворачивал за угол. За углом паслась сладкая парочка - Жужины приятели.
  - Какого он там возится, - нервничал тот, что повыше, в дивном желтом плаще и с ободранной рожей. Второй - ростом поменьше, при болоньи и при пакете с пустыми бутылками, по-шпионски выглядывал из-за угла.
  - Остановил кого-то. Разговаривают, - комментировал он, - Ага, в карман полез!
  - Небоись, мужики! Сейчас настреляет и подтянется! - крикнул им Паша на ходу.
  Мужики недоуменно посмотрели ему вслед. Им ли бояться?
  
  
  Женьки дома не оказалось. Вот так.
  Пашка, прыгая через две ступеньки, влетел на третий этаж сталинской громадины, но увы...
  - А его, Паша, нет, - тетка была немного удивлена, видя, что Паша никак не может отдышаться - бежал от самой остановки, - Что-нибудь срочное?
  - Ничего срочного, - Паша лихорадочно придумывал отговорку. В голову ничего не шло.
  - Договорились с Женькой сходить в одно место.
  Слава Богу, тетка любопытством не отличалась.
  - Так проходи, подожди. Он скоро будет.
  - Галя, кто там? - в прихожей появился Григорий Александрович - Женькин отец.
  - Паша, здорово! Ты что это в дверях?
  В руках Григорий Александрович держал развернутую телевизионную программу. На носу - очки. "У людей нормальный выходной" - вздохнул про себя Паша.
  - Я на секундочку, - Паша поздоровался за руку с Женькиным отцом. Тот был человеком добрым и мягким. Немного, желеобразным. Трудился в каком-то ерундовом НИИ, вредных привычек не имел (легкая занудность?). Женька, жена... Семья - работа - семья. Даже хобби у него было сугубо положительное - шахматы. Поступок свояка - Д.А. Авдеева - искренне не понимал, и потому осуждал. А Пашку с матерью, разумеется, жалел, не подозревая, что им без дорогого кормильца только легче. Матери - спокойствие, а Пашке... То ли привык, то ли отвык... Чего стоила только одна папашина афера с пиломатериалами! Кило нервных клеток и по пять лет жизни с носа.
  - Как мать? Как сам? Заходишь редко.
  - У нас все нормально. Где же все таки Женька? - гнул свое Пашок.
  - У него сегодня тренировка в бассейне, - тетка обернулась и посмотрела на настенные часы с маятником, - До двенадцати.
  "пятнадцать минут в запасе, - подумал Пашка, - До бассейна два шага. Успею"
  - Я лучше его встречу. Как бы куда-нибудь не завернул. (Спортсмен, надежа общества и мелкий жулик)
  - Он, вообще-то, после тренировки всегда домой идет. Но ты смотри. Как знаешь...
  Пашка галопом помчался вниз по лестнице.
  - Матери привет! - опомнилась тетка, - Скажи, на днях заеду.
  Пашка топал уже где-то на первом этаже.
  - Скажи, позвоню, - крикнула тетка сверху, - Не забудь.
  - Скажу-у-у...
  
  В бассейне бабка-вахтер успокоила - группа из спортшколы еще занимается.
  Успел.
  Паша вышел на улицу и, закуривая, огляделся. Осень крепилась - крепилась, да и околела. Деревья голые, как метла у дворника, растопырили черные ветки на новорусский манер. Кое-где еще трепыхались дистрофичные листочки-горчичники, но их песенка была спета. С неба сыпала мокрая пакость, называемая в народе, странным словом - мга! Заканчивалась осень 92 года. Одного из самых мерзких, непонятных, лживых годов в современной истории. Год убиенных юношей на черных восьмерках-"зубилах". Первый год малиновых пиджаков, стриженых затылков. Год отчаянного беззакония, бешеных денег и пустых карманов. Полную наивности и социалистической доверчивости страну, кинули на съедение мировому Сникерсу. Помнится одна ласковая и до слез простая душа, прислала в редакцию газеты "Аргументы и Факты" письмо с вопросом - "Правда ли, что в Москве убивают за деньги?" Год уходил с ощущением наступившей свободы, но еще не наступившего разочарования...
  
  Паша подтянул повыше ворот куртки и, поеживаясь, прикрыл сигарету ладонью. Мимо шли ярко одетые люди и беззлобно осуждали погоду. Для них это было важно. Они, явно, никогда не видели, как щипцами без наркоза выламывают зубы, и не слышали, какой при этом раздается звук. А Паша видел, и слышал. Он был умудренный опытом сукин сын.
  "Что собираешься делать дальше? - спросил Паша себя, - За каким хреном ты оставил себе эту кассету?"
  Мимо прошли две малолетние вертихвостки в ярких-ярких дождевиках. Увидев Пашину глубокомысленную физиономию, одна толкнула другую локтем, и обе, весьма искусственно засмеялись. Паша строго проводил их взглядом. "Ходят тут..."
  "Полбеды, если только Женька видел запись. Можно отбрехаться - Не моя! А если тетка? Григорий Александрович? Если, кто-нибудь из женькиных приятелей? Скажи мне, друг Паша, то, что записано на кассете - шутка? Сотру все, к такой-то матери" - яростно заключил Пашка, - "А Женьке...!"
  Тут нарисовался и сам атлет в компании жизнерадостных оболтусов. Все разгоряченные, шумливые.
  - Пашка! - обрадовался малолетний злодей, - Какими судьбами?!
  Да вот, зашел помыться, -буркнул Пашка.
  Женьке много ли надо? Заржал, как молодой жеребец.
  - А мочалка где?
  - У тебя одолжу, - Пашка яростно растоптал окурок в ноябрьской слякоти, - Послушай, голубчик...
  - Ребята, во вторник к девятнадцати ноль-ноль! В зале!
  На ступеньках бассейна стоял высокий мужик в спортивной куртке с капюшоном, в ададасовских брюках и сумкой через плечо.
  - Чтобы без опозданий. Черенков, - крикнул он рыжему долдону, - Тебя персонально касается. Отговорки, мол, к контрольной готовился, сочинение писал - не приму! Все слышали?
  Собравшийся расходиться народ, зашумел в том смысле, что, мол, слышали. Не маленькие.
  - Тренер?
  - Ну! Геннадий Николаевич. Зверь мужик. Загонял сегодня. Сначала вокруг бассейна кросс бегали...
  - Пошли, что ли...
  Пошли. Женьку уже не интересовала причина, по которой Пашка пришел на тренировку. Забыл. Он выкладывал новости, а их было много. Тараторил, пока Паша не прервал его.
  - Женька, ты брал у меня видеокассету, когда приходил последний раз? В среду, кажется...
  Женька споткнулся на полуслове.
  - А... - протянул он, - Вот ты чего пришел. Я то думаю... Так ты не заходишь. Все занят.
  А могли бы, между прочим...
  - Ты мне давай, зубы не заговаривай, - обозлился Пашка, - Колись - брал?
  - Ну, брал! - Женька надулся, - Жалко, что ли? Посмотрю - верну.
  "Действительно, жалко, что ли? - подумал Пашка, - Посмотрит ребенок мультфильм - отдаст"
  - Ну и посмотрел? - Пашка внутренне замер.
  - Не-а... Не успел. Школа, тренировки. Закрутился, знаешь. Хотел сегодня вечерком...
  Ура!
  У Пашки с души свалился камень.
  Могильный.
  - Ты что, мультиков не насмотрелся? Дите!
  - А сам-то! Зачем купил?
  Пашка растерялся, не зная, что ответить. Но Женьке ответ и не нужен был.
  - Мне нравится. У нас в школе все от Диснея тащатся.
  - По мне хоть Хрюшу со Степашкой смотри, но эту кассету придется вернуть. Не моя она. А сегодня за ней придут. Соображаешь?
  Пашка обрадовался, что Женя не видел запись, даже не заметил, что тот нахмурился.
  - Значит, так - сейчас идем к тебе, и ты мне выносишь пленочку. Заходить не буду. Кажется, я напугал твоих, - Паша хлопнул Женьку по плечу, - Что приуныл, брательник?!
  - Паш, а завтра нельзя?
  - Что? - Паша резко остановился.
  - Понимаешь, занят я сейчас. Зайти мне надо, - мямлил Женька, - В одно место.
  Пашка похолодел.
  - Что еще за место?
  - Надо... Договорились тут с одним...
  На Женьку было больно смотреть. Врать он не хотел, но, по какой-то причине, приходилось.
  - Паш, правда, давай завтра. Сам привезу. Клянусь!
  - Выкладывай.
  - Да что выкладывать? - почти искренне возмутился Женька, - Что ж у меня, и дел быть не может?
  - А мама твоя сказала, что ты после тренировки домой всегда идешь.
  Паша улыбался, но в душе у него все клокотало - "Каков хитрец! Дела у него!"
  Женька еще юлил, что-то блеял, пытался, гадюка, вывернуться, но окончательно припертый к стенке, - сдался.
  - Отдал я ее, Паша.
  - Кому? - Паша сжал зубы.
  - Сосед ее у меня посмотреть выпросил. Да он нормальный мужик, - затараторил Женька, видя Пашино состояние, - Дочь у него маленькая. Для дочери и взял.
  "Удивительный последнее время спрос на мультфильмы" - подумал Паша
  - Когда?
  - Что когда? - не понял Женька.
  - Отдал, когда? - Пашка все-таки взорвался, - Хрен ли тут непонятного! Когда ты отдал кассету?
  - Вчера вечером. Он всегда ко мне по вечерам заходит. Кассетами меняемся.
  - Моими, - поддакнул Паша.
  - Да что ты в самом деле! - Женька чуть не плакал, - Откуда мне знать! Она у тебя - золотая?
  Паше стало жалко Женьку. "Что я, правда, на него накинулся, - подумал он, - Сам ведь виноват. Прятать нужно было получше пленочку".
  - Ну, ладно, пошли. Чего встали?
  Они потопали дальше. Женька обиженно сопел рядом.
  - Можешь сейчас зайти к соседу? - спросил его Паша.
  - Зайду, конечно. Воскресенье - дома, значит.
  Пока шли до Женькиного дома, Паша успокоился. "Будь, что будет. Все равно ничего уже не изменишь. А за каким дергаться?"
  Нормальный Российский фатализм взыграл.
   Соседа искать не пришлось. Он сам их нашел. Братья подходили к подъезду, когда оттуда выскочил молодой мужчина лет тридцати.
  - Женька, сучонок! - заорал он с разгона, - Ты что мне подсунул?
  Женька от неожиданности не нашелся с ответом, а мужик распалялся все пуще.
  - Я к тебе сегодня два раза заходил. Говорят - ушел. Сейчас смотрю из окна - тащится...
  - Да вы, что сегодня, с цепи сорвались?! - Женька, похоже, сам рассердился, - Ты что шумишь?
  - Я тебя спрашиваю, что за гадость ты мне подсунул?
  - Кассету?
  - Ну, мать твою... Да. Кассету!
  - Белоснежка. Мультфильм такой. Диснеевский.
  - Белоснежка?! - мужик задохнулся от возмущения, - Ты издеваешься?
  Женька беспомощно посмотрел на Пашу, и тот понял - пора вмешиваться.
  - Все нормально, мужик. Это моя кассета. Ошибочка вышла.
  - Ошибочка? - ошарашено переспросил мужик.
  - Точно, ошибочка. Там ужастик был записан, потом я его стер. Вот, кусок остался.
  Из мужика делали дурака, и, кажется, он это понимал.
  - Ошибочка! Да у меня дочь полночи уснуть не могла, - не унимался сосед, - Ставлю ей мультик, а сам на кухню. Слышу, кричит...
  Женька, оттертый Пашей за спину, решил вмешаться.
  - Паша, о чем это вы?
  - Помолчи.
  - Паша, озверели?
  - Заглохни, - Паша повернулся к соседу, - Извини, командир!
  Славная Руслановская инструкция пришлась к месту.
  - Занесем тебе другую. Хочешь - мультики. Хочешь - еще что...
  Паша улыбался и заглядывал мужику в глаза.
  - И не похоже это на кино вовсе, - буркнул мужик, - Возьмите. Видеоманы, мать вашу...
  Он вытащил из кармана кассету и протянул Пашке, - Не нужны мне проблемы.
  "Ну, не молодец ли" - подумал Паша.
  - Без башки останетесь.
  Когда сосед скрылся в подъезде, Женька дернул Пашу за рукав.
  - Паш, о чем это вы?
  "Началось" - закатил глаза Паша.
  - Да ни о чем. Диснея он не любит.
  - Паш, я серьезно.
  - А серьезно, то не твоего ума дело. Ты свой вклад уже внес.
  Паша никак не мог засунуть кассету в карман. Та цеплялась углами, Паша злился. В конце-концов плюнул, и решил нести в руках.
  - Паша! - Женька не отставал. Да Паша на это и не надеялся. - Пошли ко мне. Посмотрим.
  - Я тебе, братец, все сказал.
  - Паша, я обижусь, - неожиданно серьезно сказал Женька.
  Паша посмотрел ему в глаза и понял, что тот не шутит. "Показать, что ли?" Пашка тяжело вздохнул.
  - Господи, ну липучка! Ладно уж. Только смотреть пойдем ко мне. Не дай Бог, твои увидят. Рано еще им такие киношки смотреть.
  - Ура! - Женька был согласен лететь на Луну. - Сейчас. Я только сумку занесу. Подожди...
  Всю дорогу они молчали. Женьку хоть и разбирало любопытство - крепился. Паше, и вовсе, было не до разговоров. Кассета нашлась, но что дальше? Надо что-то решать. "Может, Женька посоветует? - Паша украдкой посмотрел на брата, - "А что.... Одна голова хорошо, а две?"
  Наконец, они прошли мимо тихо дремавшего у подъезда Жужи - быстро управился, поздоровались с парочкой бабушек-соседок, и поднялись в квартиру.
  - Здравствуйте, Марина Сергеевна, - приветствовал тетку вежливый Женька.
  - Здравствуй, Женя, - мать была чем-то озабочена,- Паша, тебе Руслан два раза звонил
  - Что-нибудь передавал?
  - Просил перезвонить. Говорит - срочно.
  - Хорошо, перезвоню.
  Паша посмотрел на часы. Полтретьего. Однако, время бежит. Хотя до работы еще три часа. "Интересно, что понадобилось Руслану?"
  - На, смотри, - Пашка бросил Женьке кассету и пульт ДУ, - Обращаться умеешь? Ладно, ладно. Шучу. Короче, наслаждайся. Мне позвонить надо. Паша пошел было в прихожую, но тут же вернулся.
  - Звук потише сделай.
  Женька ничего не слышал. Он с разинутым ртом наблюдал за происходящим на экране. Паша сам убавил громкость. "Смотри - смотри, - злорадно подумал Паша, - Сам напросился"
  Минуту спустя он набрал Руслановский номер. Хозяин был дома.
  - Привет, босс. Звонил?
  - Звонил, Паша, - Руслан вздохнул, - Проблемы у нас.
  "Фантастика, - подумал Паша, - И у него проблемы! Или он сказал - у нас?"
  - Случилось что?
  - Как тебе сказать... Ерунда, конечно, но... Сегодня твоя смена?
  - Моя. Только рано еще.
  - Да я не о том. Сегодня вообще можешь отдыхать. Выходной.
  - С чего это?
  - Обокрали нас, Пашок. Ага. Палатку ломанули.
  - Господи, как это?
  - Очень просто. Нынче ночью залезли падлюки. Менты говорят, чем-то замок просверлили. Дрелью ручной, что ли... Говорил я этой суке! - неожиданно заорал Руслан, куда-то мимо трубки, - Слышишь, зараза! Это я Ленке, - пояснил он.
  Ленка была женой Руслана. Паша видел ее пару раз - приезжала с мужем за выручкой. Дама, мягко говоря, экономная..
  - Говорил ей - давай ночных продавцов наймем, они и посторожат, а она - ночью навар - ноль, а продавцам плати! Вот и доэкономилась, падла.
  В трубку до Паши донесся отдаленный крик. Слов не разобрать, но догадаться можно. Похоже, Ленка не была согласна с мужем.
  - Молчи, засранка, - прикрикнул на нее Руслан, - Заставлю саму сторожить. С берданкой. Ладно. Ну ее. О чем это мы?
  - Много взяли?
  - Больше нагадили. Водку, конечно, сигареты - конфетки, мать их. Обычный набор. Вот, кассеты жалко.
  Паша примерз к трубке. Чувствовал, что все это не спроста.
  - Кассеты?
  - Видео. Два блока с витрины и пять из-под прилавка. Да, ерунда все это, Пашок. Вот, товар завезу, дверь укреплю - откроемся. День - два. Я тебе позвоню. Сообщу.
  - А что милиция?
  - А что милиция? Написал я заявление, были сегодня двое. Дверь обнюхали, в соседних киосках порыскали. \могут тебя вызвать.
  - Да я же ничего не знаю!
  - Так и скажешь. Все, бывай. Позвоню, как все утрясется..
  Пашка задумчиво посмотрел на пищавшую телефонную трубку.
  Вот ведь, какие дела.
  
  - Ну, и как, впечатляет?
  Женька даже не досмотрел запись до конца. Выключил магнитофон, достал кассету и принялся внимательно разглядывать ее.
  - Что ты на ней ищешь? Я уже все облизал. Как кино? Оглох?
  - Оглохнешь тут. Где, интересно, такое продается?
  - У Руслана в палатке. Широкий выбор...
  - А мне такую можно?
  - Понравилось?
  - Гадость порядочная. Может, кино
  Он вдруг криво ухмыльнулся, - Вот удружил я соседу. Как он в милицию не кинулся!
  - Действительно, повезло, - согласился Паша. Он горько вздохнул, и рассказал всю историю появления кассеты.
  - Но это еще не все, Женечка.
  - Чего же больше?
  "Раз уж, Паша, назвался грибом - выкладывай".
  Паша пересказал телефонный разговор с Русланом. Женька долго молчал, а потом выдал:
  - Паш, а дело-то - дрянь. Увязли.
  - О чем ты? - хотя сам думал так же. Просто, хотел хитрец от постороннего услышать.
  - Очевидно ведь, что жулики твои именно эту кассету искали!
  - Жулики - мои?
  - Ну, Руслановские, - великодушно поправился Женька, - Непонятно, правда, зачем палатку бомбить? Подошли бы днем. Вежливо. И купили, что им надо.
  - А они не знают, что им надо. Прогадили пленочку, теперь ищут.
  - Топорно.
  - Как умеют.
  - Все равно... Купили бы все кассеты, раз такое дело.
  - Сдурел? У Руслана их порой сотни! Одной "Белоснежки" десяток. Накупишься тут.
  Помолчали немного.
  - Глупости это, Женя. Обычные бомжи шалят.
  - С дрелью?
  - Почему, нет?
  - Они бы ее давно пропили.
  - Инструмент свой рабочий?
  - Тогда это не просто бомжи.
  - Ну, шпана. Выпить не на что, вот и полезли, - Паша сам не знал, серьезно он это, или Женьку раззадоривает, - Я вообще-то спросил тебя про фильм. Что думаешь?
  - Ты про Фишера слышал?
  - Какого Фишера? - не понял Паша, - шахматиста?
  - Шахматиста... - презрительно протянул Женька, - Чему вас в институте учат! У нас в школе последний двоечник знает, кто это.
  - Так просвети.
  - Да урод один психованный. Чикатило знаешь?
  - Лично не знаком. Читал...
  - Вот и Фишер такой же. Маньяк. Говорят, где-то под Москвой орудовал, кучу народа извел. Про него в газетах писали недавно.
  - Ты грамотный, газеты читаешь. А я их в руки не беру. Меня от политики тошнит.
  - Зря. Полезно иногда...
  - Так что твой шахматист?
  - Ну, я подумал, может, это он резвится?
  - А что, похож?
  - Да я его не видел. Просто, подумал...
  - Может быть твой Фишер фильмы снимал о своих похождениях?
  - Не знаю. В газетах об этом не писали.
  - Ну тебя! - рассердился Пашка, - Совсем башку задурил. Советничек липовый. Он - не он... Мало что ли психов?
  Женька насупился, - Скажи что-нибудь поумнее.
  - Поумней? Ты жрать хочешь? С тренировки ведь.
  - Можно, - Женька не видел смысла отказываться.
  - Ну, потопали, шахматист. Поищем чего-нибудь.
  
  Они сидели на кухне и пили чай. Женька был подозрительно сосредоточен. Явно, что-то обдумывал. Мать ушла к соседке минут десять тому назад. Перед уходом спросила - Ты на службу собираешься?
  Паша не знал, рассказывать ли матери по палатку. Решил обойтись минимальной ложью.
  - У меня сегодня выходной.
  - Внеплановый?
  - У Руслана проблемы с налоговой. Говорит - разберется и откроемся. Позвонит на днях.
  - Ну-ну.
  Пашка пил чай и наблюдал за Женькой. "Зря я его втянул, - подумал он, - По-моему, он считает это игрой. Интересно, а я сам, чем это считал, когда покупал кассету?" Абсолютно идиотская привычка задавать самому себе риторические вопросы. Женьку же наконец осенило.
  - Паш, а ведь они знали, где искать.
  - Новость...
  - Я имею ввиду - знали, что кассета именно у Руслана, и пошли по конкретному адресу.
  - Я и сам это понял. На студии перепутали. Наклеили этикетку по ошибке, и отправили с очередной партией.
  - Точно, - обрадовался Женька, - Потом опомнились и давай искать. Посмотрели по записям, хозяин какой палатки затаривался у них в тот день.
  Поди, ведут учет? Вот и вычислили Руслана.
  - Правдоподобно, - согласился Паша, - Узнать бы, где Руслан кассеты покупает.
  - А ты спроси.
  - Больной? Так он мне и сказал. Коммерческая тайна.
  - Объясни.
  - Что объяснить? Про кассету рассказать? Руслан меня сожрет. Скажет - Почему сразу не принес? Почему скрывал?
  - А действительно, почему?
  - Отвали. А если узнает, что из-за меня палатку обокрали, вообще убьет.
  - Не убьет.
  - Не убьет, а убыток возместить заставит, - Пашка забыл, что они одни дома, и перешел на злобный шепот, - Ты не смотри, что он со мной любезничает. Деньги - деньгами.
  - Хорошо. Как знаешь.
  - Да уж знаю... Особенно, жену его, - Паша отставил чашку, - Самим бы выяснить.
  Он задумался.
  - А что, Жень, пожалуй, не так и много у нас в городе этих студий?
  - Одну, положим, я точно знаю, - авторитетно заявил Женька, - Вопрос в другом. Найдем, а что дальше?
  - А тебе самому не интересно? - подзадорил Пашка.
  - Интересно, конечно, - согласился Женька, - Только самодеятельность все это.
  - Небоись, Женя. Вариантов много. Можем анонимку в милицию настрочить. Отправим вместе с кассетой. Пусть разбираются.
  Женька обдумал идею.
  - Можно.
  - Так, что ты насчет студии говорил?
  - Знаю одну. Они у нас в спортшколе базируются. Арендовали пару подсобок. Отремонтировали их, аппаратуру завезли.
  "Нормальная ситуация, - подумал Паша, - У спортшколы денег не хватает, вот и сдают помещение.
  И правда, для 92-го года ситуация самая что ни на есть стандартная. Комендант, сдавшая "Красный уголок" под мебельный склад - мелочовщица! Что вытворяли господа начальники, имевшие в своем ведении, хоть сколько-нибудь пригодные помещения! В фотостудии - ночной бар, в пункте проката бытовой техники - склад алкогольных напитков. А в другом пункте - по приему вторсырья - магазин. Да еще продуктовый!
  Стране неожиданно понадобились помещения для занятия бизнесом.
  - Много народу работает в вашей студии? - спросил Паша.
  - А я знаю? Ни разу не заходил.
  - Так зайди. Когда у тебя тренировка?
  - Во вторник. Только, как я узнаю, та это студия, или нет?
  - Очень просто, Женя. По этикетке.
  - Как это?
  - У них у всех своя манера оформлять этикетки. Дизайн., - пояснил Паша, - Видишь звездочку в углу? - Паша ткнул пальцем в кассету.
  - Это не звездочка, - хихикнул Женька, - Роза ветров.
  - Грамотей. Пусть будет роза. Дальше. В ней две буквы, видишь?
  - "С. В.", - кивнул Женька, - Спальный вагон?
  - Какой еще вагон? - оторопел Паша, - Это их название, дубина! Зайдешь, посмотришь, узнаешь, как их контора называется. Повод придумаешь?
  - Найдется, - успокоил Женька, - Любопытство, к примеру.
  - Веско.
  Они еще трепались, смотрели телевизор. На улице стемнело, и Женька засобирался.
  - Пора. Целый день мотаюсь.
  - Сам захотел. Подожди, я тебя провожу до остановки.
  Они вышли на улицу. Горящие, через один фонари, подсвечивали осенний дождик. Паша подтянул завязки у капюшона и даже не стал закуривать. Ноябрьская вечерняя погода - лучшее средство от табака. На улице почти никого не было. Только промокшая парочка забилась под козырек у подъезда.
  - Ты смотри там, не перестарайся. Глянешь что к чему, и сразу назад. В разговоры не пускайся.
  Женька покровительственно похлопал брата по плечу. Успокойся, мол. Соображу.
  - Ну-ну, Ватсон, действуй.
  - А ты, стало быть, - Холмс?
  - Нет. Я скорее собака Баскервилей.
  Женька захихикал. Наверное, представил себе Пашку с фосфорной рожей.
  - Чего веселишься?
  - Плакать?
  - Да, как бы не пришлось.
  Паша посадил брата на трамвай, отсалютовал рукой на прощание, и побежал домой. На полпути столкнулся со слесарем-разбойником, но быстренько отшил его.
  - Лавочка закрылась, Жужа. Давай-ка и ты спать. Завтра - понедельник. Служба.
  Жужа душераздирающе вздохнул и согласился.
  
  В то же самое время, когда Пашка, обалдевший от свалившихся на него проблем, бежал домой, на другом конце города, в обычной рубленной избе, крытой шифером, за накрытым столом сидел человек, которого близкие и дальние называли - Генерал. Он прислушивался к шуму дождя за окном, и с любопытством смотрел на неопрятного молодого человека, сидящего напротив. Молодой человек уплетал салат из креветок и время от времени почтительно и с опаской поглядывал на Генерала.
  - Проголодался, родной?
  - Заездили они меня, Генерал, - пожаловался молодой человек с неприятной кличкой - Сера, - Прихожу к девяти, и, как негр, пашу до темна. Пожрать некогда.
  - Скажи, какие сволочи!
  - Ну. Эксплуататоры.
  - А у хозяина, как дела?
  - Процветает. Клиенты - косяком. Сам знаешь, аппаратура сейчас в каждом доме., - он отодвинул тарелку, - Поспать бы... Говорю - загоняли.
  - Выпьешь?
  - Не... Я же, Генерал, того... Не налегаю.
  - А мы и не будем налегать. Подожди, я тебя своим угощу. В августе возился. Вишня там, то - се. Дрожжей не кладу. Не брага же!
  Генерал вышел, прихватив пластмассовую бутылку из-под фанты.
  - Сейчас нацежу.
  Пока он на кухне звенел посудой - разыскивал воронку - Сера пялился в окно, но видел там только собственную оплывшую рожу и капли дождя, вдребезги разбивающиеся о стекло. "Погода - срань! Домой не доберешься, - зло подумал он, - Здесь пока автобус дождешься - утонешь. А на машине Генерал не повезет".
  Генерал же вернулся с бутылкой, полной темно-красной жижки.
  - Попробуй, Сера, -нектар!
   Он достал две керамические кружки и наполнил их до краев.
  - Генерал, я до дома не доберусь.
  - И не надо, - Генерал потрепал Серу по заплывшему жиром плечу, - Переночуешь у меня, а завтра по утру доставлю на работу. К 9-то ноль-ноль. Мы же еще фильм не смотрели.
  - Я думал, ты сам...
  Они выпили.
  - Неплохо?
  Серу свело от отвращения - с детства не любил кислое, - Ничего.
  - Наливай еще, и пошли, оценим твое творчество.
  Они, с кружками в руках, уселись в кресла, напротив телевизора.
  - Начнем?
  Минут пятнадцать молча смотрели запись, потом Генерал спросил - Считаешь, это хороший звук?
  Сера чуть не подавился темно-красной бурдой. "Он смотрит запись, словно это мультфильм про Леопольда" - с ужасом подумал он. Генерал благожелательно улыбаясь, ждал ответа.
  - Ты же сам сказал, что доверяешь мне. Могу, конечно, переписать.
  Генерал внимательно осмотрел Серу.
  - Успокойся, Феллини. Я просто, спросил.
  Они досмотрели кино до конца. Больше часа.
  - Изображение - дерьмо, - заключил Генерал, - Цвет - зелень. Как кошка наблевала.
  - Камера - дерьмо, - обиделся Сера, - Ею снимать- только портить. С такой камерой лохи в Антальи резвятся. Аппарат давай.
  - Будет, будет тебе камера.
  Генерал встал, выключил телевизор, и сверху вниз посмотрел на толстяка, сидящего в его кресле.
  - Не нравишься ты мне сегодня, старче. Точно, все в порядке? Никто - ничего?
  - С чего вдруг? Все по ночам, - старче уверенно улыбнулся, - Аккуратно.
  - Смотри...
  Сера, который, лично три дня назад заплатил пятнадцать штук двум лиходеям, снабдив при этом их ручной дрелью, чтобы они залезли в известную ему палатку, смотрел на Генерала абсолютно невинно.
  
  
  Женька неожиданно заявился в среду прямиком в институт. Паша занимался в читальном зале, а на перемене вышел покурить с сокурсниками. Он в пол-уха слушал студенческий треп, а сам косился на Ольгу, которая болтала с подружками у входа в корпус. У Пашки были планы на вечер, и он хотел обсудить их с Ольгой.
  - Прикинь, Пашок, мы ей денег уже на новую тачку передавали, - жаловался Пашкин приятель Витька Косов, - А она, стерва, орет - Убирайте ваши коробки!
  - Наглеет, - согласился Пашка, - Боится?
  - Боится? Эта зараза атомной бомбы не испугается.
  - Тогда что?
  - Узнала, что в пятой общаге азербайджанцы своей комендантше вполовину больше платят. А жадность, сам понимаешь, штука сильная.
  - Накиньте ей. Заглохнет, - посоветовал Пашка, и тут увидел Женьку, высматривающего его в толпе студентов, - Подожди, Витек, ко мне пришли.
  - Ватсон!
  Женька оживленно замахал рукой. Отойдем, мол. Пашка отвел его в сторонку.
  - Ловок. Как меня нашел?
  - Тоже мне, проблема. Агентура, знаешь ли..., - Женька слегка светился изнутри, - Вообще-то я твоей матери на работу позвонил. Все и выяснил.
  - Агентура... А что не в школе?
  - А ну..., - Женька пренебрежительно махнул рукой, - Физкультура.
  - А тебе не надо?
  - Так я же в секцию хожу! - искренне возмутился Женька, - Обфизкультуриться? Послушай, отец родной, у меня новости. Важные!
  - Я уже догадался. Они?
  - На все сто! Вчера перед тренировкой заглянул.
  - Ну? - Паша посмотрел на часы. Перемена заканчивалась, и Ольга могла вот-вот уйти, - Мне бежать надо. Не тяни.
  - Зашел - глянул. У них там пара комнат. Одна, похоже, студия. Я толком не рассмотрел. Так.... В щелочку заглянул. Аппаратура всякая, провода... Другая - приемная. Стойка с каталогами, стеклянные шкафы с кассетами. Рекламное барахло всякое. Плакаты - буклеты.
  - Дальше.
  - Дальше - все. Они и точка. Розочка имеется на кассетах. Буквы. И вообще, я там Серегу видел.
  Пашка, до этого смотревший на вход в корпус, резко повернулся к Женьке.
  - Какого Серегу?
  - Напарника твоего. Какого еще?
  - А откуда ты его.... Ах, да... - Пашка вспомнил. Месяца полтора назад Женька забегал к нему в палатку за какой-то ерундой. Там и познакомились, - И что он там делал?
  - Понятия не имею. Я уже уходил, а он зашел, с каким-то мужиком. По-моему, меня не узнал.
  - Что за мужик?
  - Ну и вопросики у тебя. Мужик, как мужик. Лет 40, в камуфляжной куртке.
  "Странно, - подумал Пашка, - Сереге-то, что там надо?"
  - Что дальше, Паша?
  - Дальше? - Паша задумался - "Правда, что дальше?" - Знаешь, что, позвони мне завтра вечерком. Подумаем.
  - Ну, бывай.
  Паша побежал к корпусу - Ольга уже ушла - но Женька снова окликнул его:
  - Паша, знаешь, что означает "СВ"? - "Сатурн-Видео". Прямо над входом написано. До завтра.
  Паша махнул брату на прощание. "Сатурн? Астрономы..."
  Ольга, оказывается, не ушла. Поджидала у раздевалки.
  - Кто это, такой симпатичный?
  - Брат. Двоюродный. Понравился?
  - Ничего. Познакомь, как-нибудь. А сейчас мне пора. Звонок вот-вот.
   Они быстро пошли по коридору. Ольга несла пакет с тетрадями, Паша - налегке.
  - Какие планы на вечер? - Паша недоумевал - "Чего ждала?"
  - Есть предложения?
  - Имеются мыслишки.
  - Позвони после семи. Глядишь, договоримся.
  
  Паша еще часок посидел в читальном зале. С непривычки спина затекла и башка задубела. Он сдал книги, собрал манатки и отчалил. В этом корпусе ему предстояло встретиться еще с одним человеком.
   Андрюха учился на заочном в одной группе с Пашей, но трудился не как Паша - на вольных хлебах, а здесь же. Лаборантом кафедры "Сопротивления материалов". Очень, очень удобно, между прочим. Как сотрудник кафедры, Андрюха имел доступ к бесценным сокровищам. А именно - к выполненным и проверенным лабораторным и контрольным работам, которые преподаватели складывали в лаборатории аккуратной стопочкой, а Андрюха, разумеется, тырил. Сам жил, и людям давал. Частенько жить давал за деньги. (Правда, Пашка надеялся, на определенное снисхождение со стороны однокашника). Таким образом, распоряжаясь готовыми результатами такого подлого предмета, как сопромат, Андрей имел в должниках много разного люду. Чем и пользовался.
  Паша застал Андрюху, трудящимся в поте лица. В своей каморке Андрей вытачивал на токарном станке мундштук для курительной трубки. Вел он резец осторожно, и аккуратно - аккуратно.
  - Привет! - сказал Паша.
  - Так твою! - ответил Андрюха, - Чуть дело всей жизни не загубил.
  Он выключил станок, освободил заготовку и принялся со всех сторон осматривать ее.
  - Ты трубку Данхилл курил? - спросил он.
  - Нет, - отозвался Паша, - А что?
  - И не кури. Дерьмо.
  - Не буду, - пообещал Паша, - У тебя закажу, если что. Я по делу.
  - Не могу, - сказал Андрюха, и попробовал мундштук на зуб, - Мягковата.
  - Почему не можешь? - спросил Пашок.
  - Вчера только пять контрольных раздал. Лезут и лезут. Дай им! А как откажешь? Ждут, заразы, что меня с работы попрут. И дождутся.
  - Им, значит, не можешь отказать, а мне можешь? - обиделся Пашка.
  - Ну, что ты плачешь? Зайдешь послезавтра, и делу конец!
  - Вот это разговор! - тут же приободрился Пашок, - Мне бы пятую контрольную. Там что-то с расчетами устойчивости и колебания...
  - В пятницу. Я же говорю - послезавтра. Зайдешь, и решим проблему. Я вот свои уже решил.
  - Не сомневаюсь.
  - Ага. Кстати, принесешь посмотреть хорошую кассету, не обижусь.
  - Договорились, - Паша собрался уходить, но помедлил, - Андрюха, ты когда-нибудь видел записанные на видеокассету пытки?
  Андрюха еще раз куснул мундштук - Точно, мягкий. Нужно было вишню брать. А где? На дачу что ли ехать?
  - Ну?
  - Ты "Лики смерти" смотрел?
  - А... Это про всякие ужасы природы и т.п.
  - Точно. Там тебе и пытки, там тебе и убийства. Там тебе все 33 удовольствия.
  - Это кино, Андрюха.
  - Документальное
  - Американское. А я про наше спрашиваю. Настоящее.
  - Последнюю отечественную пытку, которую я видел, был концерт группы "На-на". Да, как же я его сверлить-то буду, - обиделся он на мундштук, - У меня и сверла такого нет!
  "Тьфу, чудик" - подумал Паша, - До пятницы.
  
  Ольга сказала - "Позвони после семи. Глядишь, договоримся". И они, конечно, договорились. Паша подъехал около половины восьмого к Ольгиному дому, но подниматься не стал. (Родители - расспросы, да и вообще, что за зятьевские замашки!) Минут через пятнадцать спустилась Ольга.
  - Давно стоишь?
   А то не знает!
  - С утра.
  - Замерз, наверное. Куда двинем?
   После недолгих препирательств, двинули в "Ладью" - кафе на территории кампуса, место студенческих тусовок. Пока добирались - девять. "Ладья" была до краев заполнена пассажирами. Тут и там мелькали знакомые лица. Паша салютовал, обменивался репликами, пожимал руки. Некоторые однокашники, сморенные, по всей видимости, морской болезнью, пытались усадить их за свой стол, но Паша жаждал уединения. Хотя бы, относительного. Свободное место нашлось у самой эстрады, где парочка худосочных ди-джеев, одетые в черные футболки с иноземными надписями и бейсболками - козырьками назад, жонглировали модными на ту пору записями.
  Намеченный столик хранил следы недавнего пиршества, но ловкая официанточка быстро навела порядок. Паша усадил Ольгу лицом к эстраде - любоваться мартышками в бейсболках, а сам расположился напротив входа. Тот, кто был ему нужен, задерживался. Не зря хваленая официантка, оперативно принесла Пашин заказ - Бутылку вина, апельсины - шоколадки... Паша почистил для Ольги апельсин, налил - выпили, и тут заметил, что Ольга уже минут десять что-то рассказывает, а он улыбается, кивает, и даже поддакивает. Кажется, не всегда к месту.
  - Ты кого-то ждешь?
  - Жду? Вроде, некого. Ты - здесь.
  - Я то здесь. А ты?
   За два года знакомства, они изучили друг - друга.
  - Заманил старосту группы в кабак, а сам летает где-то.
   Паша растерялся. Он, и правда, обдумывал утренний разговор с Женькой, а точнее - думал, что они предпримут дальше. Женька спокоен., думает, у него есть план. А у него в голове вакуум.
  - Глупости, Оль. Музыка гремит, ничего не слышу.
  Шальные ди-джеи, и впрямь, измывались над барабанными перепонками. Приходилось кричать.
  - Тогда, что мы сидим? - Ольга кивнула в сторону танцующих. - Пошли?
  Когда они, слегка ошалелые, на вихляющихся ногах, возвращались к своему столику, кто-то хлопнул Пашу сзади по плечу. Серега. Явился. Хотя он и учился в электромеханическом техникуме, но "Ладью" посещал регулярно. Паша знал и ждал.
  - Здорово коллега. Привет, Оля.
   Они сели за столик. Серега уверенно плюхнулся на свободный стул.
  - Чего же вы в те выходные? Я уже с родителями договорился насчет дачи. Вас нет. Дождетесь, что похолодает. Померзнем.
  - Да вот, объект был занят, - Паша посмотрел на, спокойно улыбающуюся, Ольгу, - Постирушки там всякие...
  - Ого! - удивился Серега, - Хозяйственная. Женись, Пашок. Я тебе точно говорю! Где сейчас хозяйственную сыщешь?
  - Какие постирушки? - вмешался объект.
  - Не женись, Паша! Зачем тебе бездельница?
  - Я к бабке ездила старой. Лекарства отвозила.
  - Не плохо, - одобрил Сергей, - Женись! Смотри, какая заботливая. За тобой в старости ухаживать будет.
  - Шапочка красная, - согласился Пашка, - Покурим? - он показал Сергею на выход, - Скучать не будешь? - спросил у Ольги.
  - Проветритесь, - разрешила та, - А я пока потанцую.
  - Не увлекайся, - строго предупредил Паша, - Мы быстро.
   На улице порядочная толпа разгоряченных хлопцев мешала ноябрьский сырой воздух с никотином. Все раздетые, поддатые, веселые. Ребята присоединились к обществу. Паша протянул Сереге открытую пачку LM.
  - От Руслана вестей нет?
  - Мне не звонил, - ответил Сергей, щелкая зажигалкой, - Говорят, попотрошили его здорово.
  - Оклемается, - успокоил Паша, - А милиция что?
  - Да разве найдешь? Палатки каждый день бомбят, а результат?
  - Ищут.
  - Сомневаюсь. Тебя вызывали?
  - Н-а.. С чего бы?
  - А говоришь - ищут.
  Они молча курили. Паша не знал, как начать, и надо ли?
  - Руслан теперь ночных продавцов набирать будет. Предложит - пойдешь?
  - А ты?
  - У меня сессия на носу. Как бы вообще завязывать не пришлось с торговлей.
  - Так и у меня тоже самое! Одних прогулов - вагон. Деньги, правда...
  - А что, деньги? Ты, говорят, свое дело решил открыть. Кассеты.
  - Откуда сведения?
   Паша вспомнил Женьку - Агентура, знаешь ли... На студии тебя видели. "Сатурн".
  - А... - Серега и бровью не повел, - Есть такая идея. Только, не свое это дело, а так... навариться чуть-чуть. Могу в долю взять. Затаримся на студии, распихаем по знакомым палаткам, магазинам. Частично через руслановскую точку пропустим.
  - В обход Руслана?
  - А водка?
  Аргумент. Пашка с Сергеем изредка приторговывали водочкой за спиной хозяина. Брали на оптовом складе и втихушку... За такие штуки хозяин палатки вполне мог башку оторвать, но редкий наемный продавец не промышлял эдаким образом.
  - Подумаем. А кто еще в доле?
  - Есть один мужик. Дает деньги, транспорт. Надумаешь - познакомлю.
  Конец разговора. А что, собственно еще? Что можно было выяснить? Надумал человек заработать, нашел спонсора, связался со студией. Договаривается...
  - Как ты вышел на этот "Сатурн"?
  - Так ведь там Руслан затаривается. Я с ним ездил как-то. Ты не знал?
  - Не... Не интересовался. Пошли, что ли. Ольга, наверное заждалась.
   На Пашку неожиданно налетела кодла вусмерть веселых приятелей. Витька Косов, Мишка Холмогоров, кто-то еще... У Холмогорова на каждой руке висели по две пьяненьких подружки. Увидев Пашку он заголосил:
  - Пашок, старик, а мы тебя ищем!
  - Ищем, ищем, - подхватили подружки.
  - Ольгу в зале видели, - пояснил Косов.
  - Точно. Сидит одна горемычная. Нас за тобой послала.
  Пашка слегка оторопел от такого напора.
  - Ну, нашли?
  - Нашли, - согласился Холмогоров.
  - Дальше - что?
  - Дальше - забираешь Ольгу и идем к нам.
  - К вам - это в общагу? - ехидно поинтересовался Паша.
  - Глянь, догадливый, - обрадовался Холм и народ с ним.
  - Ты, Мишка, там чего делаешь? У тебя же свой дом есть?
  - Наш дом, там где весело! - серьезно объяснил Холмогоров, - Но ты разговор не переводи. Кстати, друга тоже прихватывай.
  - Нет, мужики. Мы уже закругляемся, - ответил Пашка, - Вы без нас.
  Народ запротестовал. Мишка, стряхнув с одной руки подружек, тянул куда-то Пашку за рукав, и в лицах изображал, как им будет весело. Такая канитель длилась минут пять, пока не вмешался Косов.
  - Ладно, оставьте его. Он уже семейный человек. Почти... Правда, Паша?
  Народ еще слегка повякал, но отцепился. Они двинули веселой толпой прочь от "Ладьи", перегородив почти всю улицу. Мишка Холмогоров пытался танцевать на ходу, но чуть не упал на грязный асфальт. Подружки удержали.
  - Лихие у тебя приятели, - ошарашено произнес Сергей, - Так идем в зал, что ли?
  Они нырнули в кафе со свежего воздуха, как в сауну вперлись. Поставь в парилке орущие колонки - не отличишь.
  - Кстати, мужик твой не будет против меня? - спросил Пашка, возвращаясь к прерванному разговору.
  - С чего бы? Он тебя не знает.
  - То-то и оно. Хвосты.
  - Напарники мы, или нет?
  - Ну - ну...
  Ольги за столом не было. Среди танцующих тоже.
  - Успокойся. Может дама отлучиться? Винца выпей.
  - Я и не волнуюсь. А винца?... Наливай, - Паша пододвинул бокалы.
   Простяга Серега набузовал Паше до краев, и себя не забыл.
  - За будущие свершения?
  - Верно, Павел, за свершения! Сходим на днях в студию, договоримся. Цены пощупаем. Есть у меня знакомые в этом "Сатурне".
   Сергей был спокоен. Пашка же, наблюдая, как Ольга идет через зал к их столику, думал - "Избави меня Бог от "Сатурна Видео" и от их кассет".
  
  
  
  На следующий день, вместо того, что бы встретиться с Женькой, на предмет обсуждения сложившейся ситуации, Паша торчал на рабочем месте - в палатке. Руслан позвонил рано утром. Паша еще спал.
  - Отпуск окончен, собирайся. К шести, не забыл?
  - Ого! Утряслось?
  - Что значит, утряслось? Заплатил - замок сменили. Заплатил - окна, дверь укрепили. Еще заплатил - товар завезли. Утряслось. Так ты выйдешь, или нет?
  Для Пашки, который после вчерашнего посещения "Ладьи" ощущал некоторую нехватку наличности, это был не вопрос.
  - Само - собой.
   Предупредил мать насчет Женьки:
  - Будет спрашивать, скажи - вызвали меня. Срочно. Завтра созвонимся.
  Короче, сидел Паша в палатке в полном одиночестве (Серегу предупредить не успели) и занимался сбытом населению шоколадных батончиков, зеленого змия и видеокассет. В наличии имелось полсотни новеньких голливудиков. Скучать ему не давали. В семь, усталый хохол, торговавший на соседнем рынке колбасой, предложил Паше махнуть палку вареной на пол-литра. Паша подумал и согласился. В сем тридцать побитая личность неопределенного пола, хотела совершить ту же операцию с мужскими наручными часами. Паша не думая отказался. Прибегали детишки-попрошайки, клянчили жвачки. Получили по паре. Две сумеречные личности продавали золотое кольцо, явно не со своего пальца. Были и нормальные клиенты. Дело шло. Одна, прилично одетая дама, вернула видеокассету, купленную утром. Паша взял кассету, как заразную - двумя пальчиками за угол, и, не читая названия, забросил в коробку. Около девяти в окошке замаячил знакомый образ.
  - Жужа! - не то удивился, не то обрадовался Паша
  Жужа радостно обнажил дырки между зубами
  - Что ты мне хочешь поведать?
  - Дело, Пашуня.
  - Догадываюсь.
  - Горе у нас.
  Жужа показал на кого-то стоящего чуть поодаль. Паша выглянул из окошка, и, без особого удивления, узнал Жужиных друзей. Одного в плаще, другого в болоньи.
  - Знаю я ваше горе.
  - Серьезно, Павел. Друг у нас пропал.
  - Спился?
  - Пропал. Исчез. Был и нет
  - Найдется. Суток через пятнадцать.
  - Нет. Не понимаешь. Плохи дела. Не найдется.
  Жужа засунул голову в палатку, и Паша с изумлением увидел, что тот трезв.
  - Не найдется, - повторил Жужа, - Слухи ходят нехорошие. Говорят, люди исчезают.
  - Бомжи?
  - А что, не люди?
  - Так от меня, что надо?
  Паше стало немного не по себе. На улице давно стемнело, народу мало, а тут Жужа со своими байками.
  - Помянуть бы.
  Паша внимательно посмотрел в слезящиеся, нездоровые Жужины глаза и молча вытянул пол-литра из ящика, стоявшего под ногами. Хотел уже отдать, но тут ему пришла в голову одна идея.
  - Я с вами. Возьмешь? Спросить хочу, кое о чем.
   Жужа энергично закивал головой - Пошли, - он услышал звон доставаемой бутылки.
  - Только ты их не подкалывай. Бичуют мужики. Посуду собирают, попрошайничают. Перебиваются, как могут.
   Паша повесил на окно табличку - "Перерыв 15 минут", несколько раз проверил, крепко ли закрыта дверь. Пойдет.
  - Ты, как с ними снюхался, Жужа? Вроде, рабочий человек.
  - В магазине нашем шабашил, а они там на подхвате были. Вроде, грузчиков. Сейчас познакомлю.
  Познакомились. Плащевого звали Боря, болоньего - Арсен. Устроились на скамейке в кустах, за рядом коммерческих киосков. В загажнике у лихих парней имелся пластиковый стаканчик. "Видела бы меня Ольга" - с интересом подумал Паша. Он протянул мужикам бутылку, но предупредил - Я пить не буду. Работать еще.. - и тем сильнее расположил к себе ребятишек.
  - Арсен, парень спросить кое-что хочет, - Жужа кивнул в Пашину сторону, - Свой парень.
  - Да мы видим...
  - Мужики, - Паша протянул пачку сигарет. На закуску, - У нас палатку бомбанули на днях.
  Не слышали ничего?
   Мужики переглянулись.
  - Да мы не по этому делу.
  - Ну, мало ли там... Слухи...
  - Не наш район, - плащевой Боря толкнул локтем коллегу, - Арсен, ты здесь знаешь кого?
  Арсен на минуту задумался.
  - Хрен его знает. Вадим, вроде, на рынке работал, - он махнул в сторону мини-рынка, откуда пару часов назад усталый хохол припер колбасу.
  - Спросим, - успокоили они Пашу, - Найдем людей. Завтра же и спросим.
  "Ясно, - подумал Паша, - Детектив из меня не вышел. Выкинул бутылку" Он хотел уже уходить, но вдруг вспомнил
  - Жужа, а что ты про друга говорил?
  - Жору? - Жужа вздохнул, - Да, было дело...
  - А ты его знал? - насторожились мужики.
  - Откуда? - удивился Паша, - Так спросил... Жужа говорит, горе у вас.
  - Расскажи, Арсен, - Жужа хотел, хоть чем-нибудь услужить Пашке.
   Арсен угрюмо смотрел на Пашу. Послал бы он его подальше, но бутылка...
  - Да что рассказывать? - протянул хмуро, - Сами ни хрена не знаем.
  "Врет, - подумал Паша, - Не знают, а пьют за упокой. Врет".
  - Болтают, Бог знает что, - Арсен неспешно закурил Пашину сигарету, - Среди ребят слух идет плохой. Врут много, сочиняют. Но бичей убивают - факт.
  - Убивают? - тупо переспросил Паша. "Нажрался он что ли?"
  - Пропадают люди. Мало? - от первоначального дружелюбия не осталось и половины, - Убивают - исчезают. На Луну улетают!
  - Успокойся, Арсен, - вмешался Жужа, - Парень ваших дел не знает. Просто, спрашивает.
  - Спрашивает... А за каким? Что здесь интересного?- не унимался Арсен, - Любопытствуешь?
  - Не хочешь - не рассказывай, - Паше стало противно. Бомжи всякие... Он поднялся.
  - Вампир, говорят, завелся. Оборотень.
  - Какой вампир-оборотень? - ошалел Паша.
  "Он сумасшедший, - подумал про себя, - Не пьяный, а, просто, дурак".
  - Чикатило, - отрезал Арсен.
  Паша плюхнулся обратно на скамейку.
  - Так поймали же его, - промямлил растерянно.
  - Мало психов?
  "Господи, мои слова! - с ужасом подумал Паша, - Я тоже самое Женьке говорил"
  - Много психов, много, - Жужа похлопал окрысившегося Арсена по болоньему плечу, - А ты - первый псих. Наливай лучше.
   Они выпили. Водка убывала.
  - Жорка на вокзале работал, - чуть севшим голосом продолжал Арсен.
  - Бичевал, - Борису было обидно, что о нем забыли.
  - Бичевал, - легко согласился Арсен, - Бутылки собирал, хавчик в буфете тырил, мелочь сшибал.
  "Зачем мне эти подробности?" - подумал Паша, но торопить, конечно не стал. Пусть рассказывает.
  - Месяц назад встречаю его - батюшки! При параде Жора. Сигареты с фильтром курит, пивом угощает. "Грабанул кого?" - спрашиваю. "Сразу, грабанул" - смеется, - "Халтурю. Мужику одному дачу строю" Дачу? Зима на носу. Начало Октября было, но кто же в зиму стройку затевает? "Насрать" - говорит, - "Платит хозяин аккуратно. Каждый вечер копеечка, и это дело"
  Арсен мизинцем и большим пальцем показал, что за дело, - "Да и не саму дачу строим. Веранду летнюю". Подфартило, говорю. Опять смеется. А потом исчез. Был - нет. Все.
  "Что за чушь, - подумал Паша, - Да может этот Жора уехал куда-нибудь. Или милиция загребла"
  - Досказывай, Арсен, - буркнул Боря - желтый плащ, - Видишь, парень сомневается.
  - А на хрена он мне нужен? Пацан ваш?- злобно поинтересовался Арсен, - Убеждай тут его.
  - А ты нас убеди.
  - Вас? Как это?
  - Ну, себя.
  "Философ - желтый плащ" - подивился Паша.
  -Ааа... - в сердцах протянул Арсен. Долил остатки водки в стакан, бутылку аккуратно убрал в карман.
  - Нашли его. Неделю назад. Изуродован ужасно. Сам я не видел. Ребята рассказывали. Вышла халтурка боком.
  - Может, и не в халтуре дело?
  - Кто его знает, - Арсен не стал спорить, - Бомжей всегда убивали. Только раньше шпана. Нажрутся, видят, мужичок одинокий. Бич. Ну и давай ему бокс показывать. Забивали до смерти. Но о таком я еще не слышал. Жорка не первый, полгода слух идет. Ты говоришь - халтура не при чем? - Арсен тяжело посмотрел на Пашу, - Может, и так. Только все, кто пропал, говорят, на шабашку нанимались . Кто баню строить, кто забор ставить. Все в пригороде. Вот так.
  - Совпадение...
  - Отстал бы ты от нас, парень. Думай, как хочешь.
  Водка кончилась, ребята утомились.
  - Можешь верить, можешь - нет. А я считаю, дергать из города пора. Правда, зима на носу. Зимой далеко не уйдешь.
  - А в милицию не обращались? Рассказали бы о веранде этой, - пояснил Паша.
  - Ты, парень, больной, - посочувствовал Борис.
  - В милицию! У меня и документов-то нет! Пригрелся тут у одной бабы. Пока не гонит - живу. А в милицию пойдешь, там и останешься..
  "Все правильно, - подумал Паша, - Этот дачник знает с кем связываться. Бомжи - народ бесправный. Их и искать-то никто не будет"
  - А насчет случайностей... Случайность, что Жорку нашли. Да и то, пацаны-грибники наткнулись. Могли бы и мимо пройти. Случайность?
   Все поднялись со скамейки. Спрятали в кустах стакан - сгодится, подняли с земли пакеты с бутылками. Паша посмотрел на часы. 15 минут, на которые он объявлял перерыв, давно прошли.
  - Побежал я, мужики, пора к станку, - Паша поднял воротник, - Дождь, что ли?
  - Бывай. Спасибо тебе, и не обижайся, если что...
  Арсен протянул руку и Паша ее с удовольствием пожал. Время остановилось.
  Под недоброжелательным осенним небом, на замусоренном за день газончике, стояли три товарища, и смотрели вслед, быстро удаляющегося, Павла. Из подъехавшего к остановке троллейбуса, посыпалась молодежь, щелкая на ходу японскими зонтиками.
  Недалече, в фургоне с украинскими номерами, два хохла пили Пашину водку, и закусывали колбасным неликвидом.
  Кварталом ниже, в отделении милиции, две темные личности пытались объяснит, где они взяли золотое кольцо, за сбытом которого и были застуканы.
   Особа среднего рода, в своей собственной обшарпанной "хрущевке", час назад была бита сожителем, за неумение совершать простейшие бартерные сделки с наручными часами.
   Неизвестная, шикарно одетая дама, переодевшись дома в шикарный халат, строго - настрого запретила сыну покупать видеокассеты в коммерческих киосках. "В киосках один брак. Есть, в конце концов, приличные салоны. "Сатурн Видео", например"...
   Обычные граждане, в тоже время, наживали кариес, жуя шоколадные батончики, пили чаек с голландскими кексами, провоцировали цирроз печени, поглощая верченую водку,
   А в помещении автовокзала бомж - интеллигент, по кличке Чика, подошел к мужчине, что-то покупающему в вокзальном буфете. Чика внимательно осмотрел намеченную жертву, досчитал про себя до десяти, и приступил.
  - Извините, молодой человек. Можно вас побеспокоить?
   Покупатель, принимая от продавщицы бутылку пива и пачку сигарет, отреагировал немедленно:
  - К вашим услугам, любезный.
  - Я вижу, вы человек интеллигентный. Должны меня понять.
   Мужчина, разглядывая дырки на Чикиных ботинках, абсолютно серьезно кивнул головой, - Постараюсь.
  Чика скормил мужику байку про сгоревший дом, сгоревшие документы, вещи, деньги. Взгрустнул о сгинувшем в огне, как Жанна Д"Арк, четвероногом друге, и тут же потребовал материальную помощь. Мужик выслушал душераздирающую историю Чикиных злоключений, а потом открыл бутылку пива и протянул ее сказочнику, - Угощайтесь, дорогой погорелец.
  Чика хлебанул пивка и подумал - "Даст. Сразу не отшил - даст" Незнакомец, тем временем, неспеша распечатал пачку, только что купленных сигарет, предложил одну Чике, и задумчиво произнес:
  - Я вам искренне сочувствую, любезный, и с удовольствием бы помог, но есть одна загвоздка...
  "Не даст, - пригорюнился Чика, - Ни хрена!"
  - Я не председатель благотворительного фонда, и не мать Тереза. Даже, не ее родственник!
  - Конечно, я вас понимаю, - Чика сохранял достоинство, - Незнакомому человеку... Прошу извинить.
  - Одну минутку, мой нетерпеливый друг. Я не сказал - нет!
  Чика насторожился.
  - Дело в том, что я затеял строительство у себя на даче. Пристраиваю к дому летнюю веранду, и мне до зарезу нужны рабочие руки. Суть моего предложения такова - Вы помогаете мне в строительстве - работа - тьфу, недели на две - я вас кормлю, пою, а по окончании работ, расплачиваюсь сполна.
  "Дал, - возликовал Чика, - Ей Богу!"
  - Вижу, вы согласны. В таком случае, прошу. Машина у входа.
  Они уселись в новые "Жигули". Мужик протянул Чике бумажный пакет.
  - Подстели. Боюсь своими чехлами замазать твою шикарную шубу.
   Через двадцать минут, под хор ангелов, певших в душе у Чики, они мчались по загородному шоссе. Чика был счастлив. Ему подфартило!
  
  
  В Пятницу утром Паша тащился в институт за обещанной контрольной. Он шел -шел, а на душе у него скребли кошаки. То ли Жужина брехня так подействовала, то ли, просто, не выспался, но настроение было поганое. Ночью его мучили кошмары, он то и дело просыпался, потом ворочался с боку на бок. В голову лезла всякая ерунда. Жужи, бутылки, кассеты и У. Дисней с зубоврачебными щипцами. А то вдруг вспомнил рассказ знакомого шизофреника. В минуты - месяцы просветления того отпускали домой из психушки, и вот в такой период своей жизни он поведал Паше, что всегда знает, когда его упекут обратно.
  - Точно, - говорил он, - Знаю за неделю. Понимаешь, Пашок, сначала сон исчезает. Пялишься в потолок, пялишься.... Потом нервы шалить начинают. Дергаешься чего-то. Все кажется, что газ забыл выключить, или, к примеру, дверь входную не закрыл. В общем, мало того, что не спишь по ночам, так еще хрень всякая башку забивает. И с каждым днем все сильнее. Осознал, что с тобой происходит - беги в психушку сдаваться. Думаешь - обойдется, глядь, а над тобой уже санитары с вязками колдуют.
  Да... Вот в таком настроении Пашок и плелся в институт, где его ждал неприятнейший сюрприз. С ног валящая новость. Он издалека приметил возбужденную группу ребят, возле дверей учебного корпуса. Здесь были и однокашники, и ребята с параллельного курса. Девчата яростно размахивали сигаретами и гудели, гудели... Паша высмотрел Ольгу в яркой красно-белой куртке и направился было к ней, но дойти не дали. Из толпы выскочил бывший одногруппник Сашка Клык.
  - Пашок! - он схватил Пашу за рукав, - Припозднился ты. Мы вот-вот убегаем.
  - Нужны вы мне? - удивился Паша, - У меня свои дела.
  - А... - растерялся Клык, - Я думал, ты насчет Мишки пришел узнать.
  Паша пожал плечами. Не понимаю, мол.
  - Так ты не знаешь? - у Клыка глаза вдруг заблестели, не хуже того золотого зуба из-за которого и получил кличку, - Мишка-то, того.... Умер!
  Паша ничего не понял, ничего не почувствовал. Недоуменно переспросил:
  
  - Кто умер? Какой Мишка? Санек, ты о чем?
  - Холмогоров, - отчеканил Клык, - Холм. Вчера в общаге убили, - добавил жестко.
  - Холм? - Паша растерялся, - Убили...?
  Он попытался проглотить новость, как колючую рыбную кость. "Партнер по преферансу? Шут гороховый и хороший парень?"
  - Я же их на днях в "Ладье" видел!
  Клык яростно замотал башкой.
  - Брось, Пашок, брось! Они там почти каждый день сидят. Сидели...
  Паша вдруг с неприязнью посмотрел на Клыка. Глянь, возбудился. И почему только люди с таким сладострастием сообщают подобные новости? Торопился. Боялся опередят.
  - Вчера в общаге компашка собралась, - выкладывал Клык, - У Светки. Из наших только Холм и был. Парочка старшекурсников, общаговских человек пять. Девчонки. Пили, конечно. Говорят, ночь-полночь завалились какие-то жлобы. Как в общагу прошли - не знаю. Пьяные, само-собой. Слово за слово - задрались с общаговскими. Холм полез разнимать.
  "На него похоже" - неожиданно со злостью подумал Паша. Холм, в минуты свободные от посещения "Ладьи", ходил в секцию бодибилдинга, где накачал себе мышцы, как банки трехлитровые. Считал, что море ему чуть до колена. Или ниже.
  - Качек, мать его! - Пашка еще не осознал, что говорит о покойном.
  - Качек, - согласился Клык, - А толку? Пырнули его Светкиным ножом - до больницы не довезли. Ошалели все, конечно. Визг, суета. Пока "скорую" с вахты вызывали...
  - А жлобы те. Что, ушли?
  - Куда они уйдут! - злобно ухмыльнулся Санек, - Скрутили здесь же. Как девки, да и мужики, завизжали - из соседних комнат народ набежал. Заломали. А тот, что пырял, говорят, и не сопротивлялся. Сам ошалел.
  - Дела... - протянул Паша.
  - Да. Дела - так себе, - согласился Клык.
  - Ты-то откуда все знаешь?
  - Как это, откуда? - Санек почти искренне возмутился, - Об этом все только и говорят. Народ в милиции чуть не до утра держали. Еще таскать будут.
  - Само - собой.
  - На похороны придешь? - спросил Клык, - Наши все идут.
  - Само - собой, - повторил Пашка.
  - Так ты зайди, узнай о дне похорон. Или мы тебе звякнем.
  - Разберемся.
  - А! Ольга передаст.
  "Иди, иди, - подумал Паша, - Ольгу мне сюда еще втяни".
  К ним подтянулась стайка ребят. Сдержано здоровались за руку. Осознавали значимость момента.
  - Светку прибью, - неожиданно выпалил щуплый паренек из параллельной группы. Его звали, кажется, Фома, - Прибью на хрен, и точка! Развела бордель, - бушевал он.
  Ему посоветовали угомониться. Прибивальщик. Сам в общаге через день торчишь, сказали. Щуплый поквакал еще минутку. Его оттеснили за спины.
  - Без борделя, конечно, не обошлось, - вздохнул Паша, - Жлобы те, к примеру, откуда взялись?
  - Гуляли они в той общаге, - заявил рыжий парень. Паша забыл его имя, - Этажом ниже веселились. Потом к Светке поднялись.
  - Туфта! - рявкнул Пашкин приятель Витька Косов, - В "Ладье" они познакомились. За одним столиком сидели. Вместе потом в общагу поперли. Холи их сам через вахту провел.
  Заговорили все разом.
  - Светку, Светку трясти надо! - орал один, - Без Светки не разберешься!
  - Прибью я вашу Светку на хрен и точка!
  - Похороны, когда? Кто скажет?
  - А жлобов-то, отпустили. Не всех, конечно...
  - Прибью я ваших жлобов. Точка!
  Паша стал пробираться через шумящую толпу к Ольге.
  
  
  Паше уже доводилось бывать на похоронах. Лет пять тому назад, будучи еще учащимся 10 "А" класса, средней школы ?11, он хоронил свою двоюродную бабку. Тетку своей матери. Женька, еще совсем мелкий, сидел дома и Паша не знал, куда себя деть. Толкался среди родственников, слушал фальшивые причитания незнакомых старух. Бабка была старая, как динозавр и Паша не испытывал никаких чувств. Абсолютно. Позже, простояв на кладбище всю церемонию с каменным лицом, он сбежал домой, воспользовавшись суетой.
   В понедельник у дома Мишки Холмогорова собралась приличная толпа. В основном, молодежь. Студенты. Паша пришел одним из первых, и встал у подъезда с Витькой Косовым. Говорили о чем угодно, только не о Холме. Минут через 15 подтянулась группа от общежития, где был назначен сбор. Все организованно поднимались в квартиру, подходили к стоявшему на столе гробу, пару секунд смотрели на незнакомца, лежавшего скрестив руки, одетого в черный скорбный костюм, и поспешно выскакивали вон.
  Тело Холмогорова родители только забрали из морга (наверное, медики его полосовали для экспертизы?), поэтому и припозднились с похоронами. Паша, когда пришла его очередь, подходить к гробу, подумал, что смотрит на неудачно сработанную куклу. Мишка был не похож на себя. Это был не хорошо знакомый Холм, а его восковая копия из скверного музея.
  Паша мог бы и не ходить к гробу с почетным караулом - он ведь не родственник, - но первыми поплелись девчонки, а там и ребята потянулись. Традиция...
  На лестничной площадке к ним с Витькой Косовым подошел какой-то дед, в темном костюме, и при орденских планках на пиджаке..
  - Гроб понесут ребята одного роста, - сообщил он, - А тебя дылду, куда я воткну? - спросил он Пашу. Тот удивленно пожал плечами.
  - Понесете крышку, - решил дед, - Впереди женщины с венками, вы - следом.
  Паша с Витькой переглянулись. Минут через 20 подали автобусы. Народ в квартире засуетился. Послышались громкие причитания, плач. Паша с Витькой ухватили тяжеленную деревяшку, оббитую красным, и стали спускаться по лестнице.
  - Стой! Стой, мать вашу! - услышали они за спиной злобный шепот. Тут же замерли с поднятой над головой крышкой. К ним по лестнице бежал давешний дедок.
  - Ногами вперед, - зашипел он, - Ногами!
  Ребята стали неловко разворачиваться на узкой лестнице. Дед с орденами проскользнул мимо них. В каждой руке он держал по табуретке. "Что за новости?" - подумал Паша, пока они выползали из подъезда. Крышку поставили чуть поодаль, прислонив к невысокому штакетнику, рядом выстроились венки. Один был "От друзей". "Ольга подсуетилась, - подумал Паша, - Как-никак староста группы" . Кстати, вопрос с похоронами она же утрясла в деканате.
  На вынесенные дедом табуретки установили гроб. Прямо у подъезда. Вокруг сгрудилась толпа родственников. Все не отрывали взгляд от покойного. Незнакомый молодой мужчина начал бойко щелкать затвором фотоаппарата..
  "Вот оно что! - восхитился Пашок, - Сгодились табуреточки". Он неожиданно вспомнил, как-то услышанную им, кошмарную байку. Вроде бы в прошлом веке, когда фотография была диковинкой, особенно в селе, на похороны приглашали художника. Усопшего усаживали на стул, открывали ему глаза, родственники располагались вокруг трупа, в стиле фотографий тех лет, и приглашенный мордописец быстро фиксировал композицию на холсте. Память, так сказать...
  "Киев" в руках фотографа справился тоже не плохо. Пару десятков ужасных снимков он обеспечил.
  Растянувшись метров на 50 процессия двинулась к поджидавшим их автобусам. Паша изо всех сил старался нести доверенный груз ровно и про себя радовался, что нет оркестра. Меж тем, любопытствующие бездельники высыпали к подъездам, облепили балконы и с нездоровым любопытством пытались заглянуть внутрь гроба. Будто надеялись увидеть там что-то интересное.
  Долго ли, коротко, но доплелись до машин. Носильщики установили гроб на специальную подставку, выдвинутую из автобуса, закатили внутрь. Паша с Витькой занесли крышку через пассажирскую дверь. Расселись на скамейках, протянутых по периметру салона, и тут же уставились в окно. Как на пикник ехали. Паша, зыркая на городскую суету, вдруг вспомнил умилительную в своем безумии, историю связанную с похоронами, которую слышал в армии. Армейский корешок Николай Бакланов, по кличке Коля Красный, поведал любопытную байку.
  После школы он поступал в ВУЗ, но недобрал баллов, и, в ожидании призыва, пошел работать в ЖЭУ художником-оформителем. Малевал стенгазеты, объявления, стенды с физиями ударников и прочую муру. Вместе с ним в ЖЭУ трудился дед-плотник. По возрасту - пенсионер, а по призванию - алкаш первостатейный. Так вот, не вышел дедка раз на работу. День не вышел, два не вышел. На третий день заведующая ЖЭУ засуетилась. Жив ли? Здоров ли?
  Езжай, говорит, Коленька, после работы к сослуживцу. Проведай. Не ровен час... Проклиная судьбу и всех пенсионеров вместе взятых, потащился Колюня после работы на край города, а фактически в самостоятельный пригородный поселок - Михайловский, чтоб ему пусто было. Доехал до трамвайного кольца, еще пяток остановок на автобусе тащился, а потом с полчаса месил грязь на убогих улочках, в поисках заветной избы. Нашел! А в избе - батюшки - гулянка! И дед-плотник жив - здоров. Сидит во главе наполовину накрытого, наполовину загаженного стола и горькую употребляет. Вокруг стоят, сидят, лежат незнакомые морды в большом количестве. Две из которых пляшут посреди хаты, а третья им на баяне аккомпанирует. Колю хватили под локотки, усадили за стол, и быстренько накачали белой. Он поначалу ерепенился, а после остыл. А что? Дед - жив, бодр и весел. Миссия выполнена.
  Вдруг, через полчаса выясняется, что хоронят бабку. Жену хозяина-плотника, а еще через полчаса, что не хоронят, а только собираются. Бабка терпеливо лежит в соседней комнате, ждет, когда до нее руки дойдут. Красный так удивился (а чему, собственно? Ну, сели помянуть, бац - бац , вместо поминок - оргия), что тут же надрался и рухнул на хозяйский диван. Бутылки через три угомонились плясуны. Все замерло в плотницком доме. И что ты думаешь? Часа в три ночи - стук в дверь и окна. Кое-как открыли. Кто? Родственники бабки из соседнего города приехали. Думали, что на похороны опоздали, хоть помянуть. Дед, пока не началось своеобразное прощание с усопшей, ухитрился дать телеграмму. На работу сообщить, что у него горе вселенское, уже сил не хватило. Примчались, значит , родственники, и давай рыдать - причитать. Ох, да ах! Да, на кого ты нас... Как же мы без тебя?... Все, что положено, сказали. Но народ-то они разбулгачили! Те повылазили из щелей и давай опохмеляться. Глядь - дым коромыслом! Родственники посреди хаты, па танцевальные выделывают. Бабка ждет. Прошел еще день эдаким образом. Уже Коля на работе не показывается. Народ наконец смекнул, что тянуть дальше некуда. Пора. Привели в чувства водилу, который обещал бабку к новому месту жительства подкинуть, и, кое-как тронулись. А на кладбище им представилась удивительная картина. Нанятые за 6 бутылок водки землекопы, вырыли яму глубиной по колено. Все! Ну и 6 пустых бутылок вокруг. Эх, мать! Пришлось бабке еще чуток обождать....
  "Думаете вру? Сочиняю? Преувеличиваю? Хрен вам! Правда все! Каждое слово!" - говорил Коля Бакланов.
  
  - Видал? - шепнул Витька Косов Паше.
  - Видал...
  У ворот кладбища стояли два мордоворота. В спортивных костюмах и одинаковых вязаных шапочках с помпонами. В ногах у них лежала огромная немецкая овчарка без намордника и поводка.
  - Охрана.
  - Кого, интересно, здесь охранять? - удивился Пашок, - Могилы?
  - Они здесь бомжей гоняют, чтобы цветы с могил не тырили.
  - Батюшки! Цветы!
  - Свежие. Воруют и перепродают.
  - Ужас! - возмутился наивный Пашок, - Маловато парочки охранников на целое кладбище. Как думаешь?
  Витька неопределенно пожал плечами, - Может, их и не парочка...
  Знали бы ребята, что мордовороты бомжей не просто не трогают, а всячески содействуют, поскольку в доле сидят...
  
  Погребение прошло до скучного быстро, но четко. Две женщины в траурных платках, под руки отвели от гроба Мишкину мать, что-то шепча ей на ухо. Отец, с отсутствующим видом, смотрел в небо, откуда капал легкий дождик. Ребята расположились плотной кучкой поодаль. В полголоса переговаривались, одновременно с любопытством наблюдая за действиями гробовщиков. Те были профессионалы. В три удара приколотили крышку, подняли гроб на толстые грязные веревки, и, поднатужившись, спустили его в могилу. Пашка тут же вспомни американские киношки, где на похоронах гроб, при помощи механической лебедки, плавно опускается в забетонированную нишу.
  Гробовщики - молодые ребята, похожие на студентов-заочников - посмотрели друг на друга и синхронно выдернули из-под гробы веревки. Затем ловко заработали лопатами. Не прошло и 15-ти минут, как они уже выравнивали земляной холмик. Девчата было сунулись с венками, но землекопы венки у них отобрали, и сами аккуратно обложили ими могилу. Народ постоял еще минутку и потянулся к автобусам. Пашка, краем глаза, заметил, как все тот же дед с орденами сунул гробовщикам две бутылки водки, тут же спрятанные под венок у соседней могилы.
  Народ устраивался в автобусах. Последними залезли родители Холмогорова. Им сразу же уступили место.
  Все. Занавес.
  
  Пашка с Косовым, слегка покачиваясь после выпитых обязательных трех рюмок, уныло тащились по домам.
  - Какие планы? - Спросил Витек, - Домой?
  - Угу, -буркнул Пашка, - Спать. Настроение - дрянь.
  - Еще бы! - согласился Витек.
  Похоже, по домам направились только они. Высыпав из подъезда, после поминального застолья, их компания наткнулась на Светку с подружками. На похоронах их не было. Ждали в засаде.
  - Идем в общагу, - скомандовала Светка, - Я стол накрыла. Поминки устроим.
  Вот чудно - никто не протестовал. Даже буян Фома. Перегорели...
  - Эй, вы куда? - окликнули Пашу с Витькой.
  -Идите, мужики. Мы того... Спать пойдем... - лениво отозвался Косов.
  Народ пожал плечами. Дело ваше.
  - В общагу, - хмыкнул Витек, - Лучше сразу в морг.
  - Есть новости? - спросил Паша.
  - Ты об этом? - Витька кивнул в сторону Холмогоровского дома.
  - Ну.
  - А какие новости? Всех же повязали.
  Паша достал сигареты, прикрылся от ветра, прикурил.
  - Чего не хватало?
  - Идиоты, - заявил Витька, - Теперь, наверное, плачут.
  Пашка вспомнил Мишкиных родителей и согласился, - Плачут.
  - Главное ведь, все свои. И жлобы те - нормальные ребята. Третьекурсники со строительного факультета. В той же общаге жили. А познакомились, и правда, в "Ладье"...- Вот это - нормальные! - возмутился Паша.
  - Тебя к стенке припрут, и ты ножичком замашешь.
  - А их приперли?
  - Вроде... Да не знаю я! - разозлился Витька, - Баб они не поделили, что ли. А, может, в политических вопросах не сошлись.
  - Насчет баб - правдоподобней.
  - Да, кстати, - вспомнил Витька, - Ты что Ольгу не дождался? Одна пойдет?
  - Очень кстати! - обиделся Паша, - Ассоциации у тебя... Она сразу после кладбища смоталась. Как назад вернулись, она и ходу.
  
  В 16:15, под равномерное шуршание дождя за окном, Паша спал в собственной постели. Дрых средь бела дня, как лентяй конченный, или человек с абсолютно чистой совестью.
  Где-то молчаливые родственники Холмогорова Михаила убирали остатки поминального торжества. Дед-распорядитель - в темно-коричневом костюме - вусмерть пьяный спал на диванчике в гостиной, и во сне удавлено похрипывал. Мишкина мать, в это же время, сидела на кухне, и равнодушно смотрела, как вокруг суетятся родственницы.
  В общаге гулянка шла полным ходом. Дохлого Фому снарядили в магазин за добавкой, а он и не возражал.
  Паше до этого всего не было никакого дела. Он, не раздеваясь, спал в собственной кровати, поверх плюшевого покрывала, подсунув под голову кулак. Спал и ему снился сон.
  
   ПАРК ИМЕНИННИКОВ
  
  Во сне тоже была осень. Возможно- ранняя. Деревья только начали лысеть, и стояли мохнатые и строгие, правда, окрашенные уже не в летние цвета. Воздух плыл тяжелый, влажный и теплый. Кажется, недавно прошел дождь. Паша с Ольгой медленно шли по аллеям городского парка. Ровные, подметенные дорожки, вели их мимо скрипящих, гудящих, кряхтящих, и издающих прочие немелодичные звуки, полупустых каруселей, аттракционов. Киосков, торгующих напитками, мороженым. Мимо импровизированных кафешек, на открытом воздухе, где, вокруг ярко-красных столиков под зонтами, стояли молодые люди и пили что-то из высоких стаканов, захрустывая чипсами.
  Под могучими древами, на скамейках, сколоченных из кривых бревен, сидели наглые школьники - прогульщики и дымили цигарками, подлецы. Народу в парке было мало. Чуть-чуть молодежи, мамаши с колясками, дошколята с бабками, да бомжи. Те не скучали. Те суетились. Делопутные и трудолюбивые, как муравьи, они шныряли по парку, в поисках наживы. Заглядывали под скамейки, выискивая пустую посуду, смело рылись в урнах.
  Паша с Ольгой прошли мимо аттракциона с электромашинками. Около автодрома пахло, как в детстве говорил один Пашин друг - жареным электричеством. Машинки завывали, что-то щелкало, трещало. Время от времени доносился звук столкновения, который тонул в дружном детском смехе. Чуть подальше, как металлический цветок, с легким шелестом, вращался "Сюрприз". Он угрожающе становился на бок и тогда немногочисленные пассажиры, взвизгивали в сладком ужасе. Над всей суетой величественно возвышалось "Чертово колесо". Его корзинки, выкрашенные в шахматном порядке в сине-белые цвета, красиво плыли на фоне осеннего неба.
  - Прокатимся, - предложил Паша.
  - Давай. На колесе, - легко согласилась Ольга, - Только на верху, чур, не крутить корзину.
  Паша направился к деревянной избушке - кассе, покупать билеты.
  Работник аттракциона - пожилой мужчина в коричневом костюме с орденскими планками - придержал корзину, пока ребята залазили в нее.
  - Даму пристегнуть не забудь, дылда, - сказал он вслед.
  - Поехали, - прокомментировал Паша.
  Они были еще в самом низу, и Пашка, немного боявшийся высоты, смело крутил башкой.
  - Глянь! - крикнул он через минуту, когда корзина уплыла уже на "9 часов", - Глянь на наших соседей!
   В соседней корзине сидел Мишка Холмогоров со Светкой. Они яростно раскручивали свою корзину, при помощи металлического штурвала, закрепленного по центру. Корзина скрипела и стонала. Светка заливалась идиотским смехом, Мишка налегал на штурвал.
  - Эй, чудики, свалитесь, - со смехом крикнул им Паша. Он ничуть не удивился.
  - Ты видишь этих дурачков, - спросил он Ольгу. Та не ответила. В корзине ее уже не было. Паша засуетился, но сразу же увидел Ольгу внизу, у посадки. Рядом с ней стоял незнакомый мужчина в плотной камуфляжной куртке. С высоты Паша не мог рассмотреть его лицо.
  - Оля! - крикнул Паша вниз, - Не уходи. Я сейчас.
  Тут же произошли две вещи. Колесо обозрения заскрипело, забилось мелкой дрожью и со вздохом замерло, пригвоздив Пашу к "11-ти часам". А внизу мужик в куртке взял Ольгу под руку и они, повернувшись к Паше спиной, пошли прочь. Пашка заметался по корзине. У него кружилась голова, когда он смотрел вниз.
  - Ольга! - закричал он.
  - Не дергайся, - посоветовал из соседней корзины Холм, - Не шуми, и не гони волну. Свалишься.
  Пашу вдруг охватил безотчетный страх. Камуфляжная куртка напоминала ему о чем-то важном, но о чем - вспомнить было невозможно. Он плюхнулся на скамью и вцепился двумя руками в поручни. По соседству заходилась смехом Светка, а Ольга уходила все дальше и дальше. Мужчина в зеленом шагал рядом. Они ни разу не оглянулись..
  - Ну же, сука, давай! - заорал Паша на глупое колесо, и хрястнул кулаком по скамье.
  - Пашок, - негромко позвал Холм, - Ты оторвался от земли.
  Паша медленно повернулся к нему.
  - Да, Паша, ты в воздухе, и от тебя уже ничего не зависит, - Холм говорил вполголоса, но Паша слышал его отчетливо.
  - Ты где-то перешел границу. Взял больше, чем унести сможешь. И теперь ты в воздухе. Шаг влево - спустишься на землю. Шагнешь не туда - разобьешься вдребезги. Уж я то знаю...
  Далеко - далеко, в самом конце аллеи, Ольга наконец повернулась и помахала Паше рукой. Паша хотел крикнуть, остановит ее, но понял, что на таком расстоянии она его не услышит. "Бред, - подумал он, - Или сон?"
  Тут колесо крякнуло и мучительно-медленно поплыло вперед, дальше...
  Примерно, через год, а может, минут через пять, Паша мчался по аллее вслед ушедшей подруге. А ее и след простыл. Холма со Светкой тоже не было видно. Паша, как борзая, потерявшая след, замер на перекрестке дорог. Мимо топали редкие отдыхающие. Они трепались на ходу, посмеивались, курили сигареты и лопали мороженое. Ольги среди них не было.
  Рядом с Пашей хмурый мужик в синей спецовке работал метлой, собирая в кучу окурки, пивные пробки, смятые пластиковые стаканчики и прочую дрянь.
   - Простите, - деликатно обратился к нему Паша, - Вы не заметили здесь, случайно, девушку? Красная куртка, короткие темные волосы. С ней мужчина в зеленом.
   Дворник не отреагировал. Как не слышал. Только метлой - шик - шик.
  - Простите, повторил Паша.
  - Отвяжись, - мужчина в спецовке даже не повернул головы, - Некогда мне. Не видишь?
  Паша растерялся.
  - Я думал, заметили, - промямлил он.
  - Дома твоя подружка. Дома. Сидит и чай пьет на кухне, - мужик подумал секунду и добавил, - С пряниками.
  - С пряниками? - Паша не знал, что сказать, - Причем тут пряники?
  - Тьфу!
  Мужик бросил на газон метлу и направился к пачке бумажных мешков для мусора, сложенных поодаль.
  - Не скажет он тебе ни хрена, - услышал Паша голос за спиной, - Ему не положено.
   На скамейке сидел представитель славного племени бомжей. В рваной олимпийке, полосатых штанах, с недельной щетиной на морде и при холщевой сумке, набитой пустой посудой.
  - Кем не положено? - спросил Паша первое, что пришло ему в голову.
  - Не кем, а чем! - поправил бомж, - Положением. Дай сигарету.
  - Положение у него солидное, - согласился Паша, - А ты не видел тут девушку...
  - Знаю, знаю, - прервал его бомж, - Красная куртка и мужик в зеленом. Слышал.
  - Ну?
  - Да, проснулась она. Дома, наверное, - мужичек хитро посмотрел на Пашу, - У себя дома. Или у зеленого?
  - Но-но, - строго сказал Павел и зачем-то добавил, - Это моя невеста.
  - А! Ну, тогда дома, - преувеличено серьезно отозвался бомж, - Дома. Чай пьет.
  - С пряниками, - обреченно сказал Паша. Разговор стал приобретать сюрреалистические черты. Эдакое милое безумие в духе Хармса.
  - Может, с вареньем, - выдвинул версию бомжик, - Так дашь сигарету?
  - Ничего не понимаю, - у Паши слегка кружилась голова, как будто он еще не сошел с "колеса", - Она же только что здесь была! Когда успела?
  - Значит, сигареты мне не видать.
  - Держи, шантажист.
  Паша протянул ему пачку. Бомж вытянул одну, и тут же сунул ее за ухо. Вторую прикурил.
  - Востер, - восхитился Паша.
  - Опыт, брат, сын ошибок и тэ - дэ. А невесту свою увидеть хочешь - Жди ночи.
  - Почему ночи?
  - Ну, ляжет спать - опять сюда попадет, - бомж садил сигарету со скоростью глиняной игрушки "курильщик", - В нашем городе все кто спит, сюда попадает. Вот ты, например, спишь?
  - Не знаю, - честно ответил Паша, - Вроде, нет.
  - Спишь, спишь, - заверил бомж, - Как сурок.
  - А эти? - Паша указал на отдыхающих.
  - Дрыхнут, - отрубил собеседник.
  - И школьники? - не поверил Паша.
  - На уроках кимарят подлецы. А детишки - в яслях.
  - Любопытно, - Паша был слегка ошарашен, - А ты? - хитро спросил он, - Тоже?
  - А как же! - воскликнул бомж, - Всю ночь по городу шнырял. Умаялся. По утру в подвал на "Октябрьской" заполз - тепло там - и дрыхну.
  Они помолчали. Паша переваривал услышанное, собеседник добивал сигарету. Докурив, смачным щелчком отправил окурок в кусты, и тут же спросил. - Дай закурить.
  - У тебя есть, - буркнул Паша, - За ухом.
  - И правда.
  Бомжарик не обиделся.
  - А вообще-то народу мало, - сообщил он, - Это и понятно - рабочий день. Вот в выходные! А вечером! А ночью!
  Он сладостно зажмурился, но тут же поправил себя, - Ночью я здесь редко бываю. Работа, знаешь ли...
  Пашу мучило какое-то смутное беспокойство. Он никак не мог поймать мысль, и спросил пока о другом:
  - Почему же я здесь первый раз? Сплю-то, поди, каждый день. Точнее - ночь.
  - Не первый. Сколько спишь - столько и здесь.
  - Ничего не помню.
  - Другое дело. Многие не помнят. Хотя, сны толковать пытаются. Фрейда почитывают., Юнга... Но большей частью, правда, сонники. "Если вы во сне видели рыбу - это к деньгам" - процитировал бомжик, - Или к письму? Скорее к тому, что мозгов у вас, как у селедки!
  - Чудны дела твои, Господи, - вздохнул Паша, - Я тебя знаю?
  - Вряд ли. Откуда?
  - А теперь буду? Наяву, так сказать.
  - Кто его знает. Может, встретимся когда-нибудь, будешь голову ломать - Где я его видел? Бывает?
  - Бывает, - согласился Паша, - Часто.
  "Какой интересный, связный сон, - подумал он, - Хотя не совсем"
  - А ты, откуда все знаешь?
  - Мне положено, - солидно пояснил бомж.
  - Положение?
  - Точно. Я же старожил. Человек, можно сказать, заслуженный. Покрутишься здесь с мое, тоже будешь лопухов молодых наставлять. Да ты не обижайся...
  - Вспомнил! - закричал Пашка, так, что бомж отшатнулся от него. Мысль, блуждавшая на задворках сознания, обрела, наконец, форму. Малопривлекательную, - Мишка Холмогоров!
  - Кто такой?
  - Дружок мой. Я его сегодня здесь видел.
  - Ну и что? Спит твой дружок. И только-то.
  - Похоронили мы его сегодня. Точно. Или вчера...
  - Вот оно что, - протянул бомж, - Так ты считаешь, не спит? По улицам бегает?
  - Не бегает, конечно. Но...
  - С твоим другом разговор отдельный. Подожди ночи - сам узнаешь.
  - Подожду, - решил Паша, - А вдруг не получится? Разбудят.
  - Это могут. Запросто. Сам знаешь, как это бывает. На самом интересном месте...
  Они посидели молча. Паша закурил, машинально протянув пачку бомжу.. Тот не отказался.
  - Туман, - пожаловался Паша, - Нелепица. Люди пиво пьют, мороженое трескают. У них что, деньги с собой? Или здесь все бесплатно?
  - А у тебя были деньги? Я видел, как ты на колесе вертелся.
  - Были! Не помню...
  - Да причем тут деньги, - вздохнул бомж, - Мелочь это. Деньги, вещи. У меня видишь - бутылки пустые, - он звякнул сумкой, - Ты главное не понял. Не сон это. Не совсем сон, точнее.
  - Сон - не сон. А что?
  - Парк, - отрезал бомж, - Культуры и отдыха. А вообще-то, не забивай себе голову. Посмотри лучше - темнеет.
  И, правда, смеркалось. Солнце медленно уплывало за верхушки деревьев. Тени стали размытыми и длинными. На аллеях появилось больше людей. Почему-то, в основном, пожилых.
  - Оно и понятно, - откликнулся на Пашины мысли бомж, - Старики раньше укладываются. Сейчас народ повалит.
  - Так рано еще, - засомневался Паша, - До ночи-то.
  - Следи за солнцем, - вместо ответа посоветовал старожил парка.
  Темнело на глазах. Между деревьями, под лавками, за киосками наливалась тьма. Вмиг на небе зажглись первые звезды. Неожиданно громкоговорители, укрепленные на столбах по всему парку, ожили и выплюнули веселенький эстрадный хит. Аттракционы осветились цветными фонариками. По арматуре колеса обозрения пробежали яркие гирлянды. Из кустов на аллеи выходили все новые, и новые посетители. Некоторые поодиночке, многие парами, а иные и целыми компаниями.
  - Ну, веселье пошло, - обрадовался бомжик, - А мне пора собираться. Скоро проснусь. Всегда в это время вскакиваю. Хорошо хоть поспать дали. А то, иной раз, менты будят. Ага. Фонариком по башке. Фонарик, знаешь ли, лучший будильник.
  - А мне, что делать, - жалобно протянул Паша.
  - Чудак! Веселись. Самое интересное начинается. Сходи, пивка выпей. А хочешь - мороженое съешь. Шоколадное. Я, например, страсть, люблю шоколадное, - сообщил он, - В жизни не ел.
  - А деньги? - заволновался Паша.
  - В карманах пошарь, - посоветовал бомжик, - Гуляй, парень. Сейчас, как пить дать, знакомых встретишь. Пообщаетесь... Эге! - вдруг воскликнул он, и быстро вскочил со скамьи - Бывай, парень. Не скучай тут!
  Бомжик подхватил свою сумку и стремительно юркнул в ближайшие кусты. Паша смотрел ему в след, но кусты росли плотно, а стемнело уже порядочно. Бомж растворился в зарослях. Пропал, как мелкая деталь на картине-головоломке "Найдите 10 отличий".
   Паша повернулся к дорожкам, где уже становилось тесно. "Если уснет весь город, то парк по швам лопнет, - подумал он, - А что, и правда, прогуляться?" Он поднялся со скамейки, где провел столько занимательных минут (или часов) со случайным знакомым, и потоптался на месте, разминая ноги. "В какую сторону?" Он двинул по аллейке, куда его понесла толпа. Громкоговорители извергали поток песенного сиропа, сваренного из модных на ту пору песенок, в исполнении мальчиков-одуванчиков. До последнего времени полупустые кафе, заполнились посетителями. Тут и там мелькали бесхозные детские коляски. Прохожие аккуратно отвозили их на газон. "Груднички почивают, - догадался Паша, - Пока их родители гостей принимают. Надо же! Со своей постелью". Пару раз он заметил мертвецки пьяных мужиков. Один стоял, прислонившись к киоску, другой, зигзагообразной походкой, брел сквозь толпу. "С этими все ясно, - заключил Паша, - Куму же спать, как не им? А что если, кто-нибудь уляжется здесь дрыхнуть? Куда он попадет? И вообще, где больные под наркозом, где наркоши под балдой, почему пьяных маловато? Где всякие коматозники, и, просто, отрубившиеся?"
   Толпа вынесла Пашу к залу игровых автоматов. Здесь порядочная кодла подростков долбила по кнопкам заморских аппаратов. Отовсюду подбегали все, и новые любители азартных игр. "Когда уснет еще пара школ, они здесь не поместятся, - решил Паша, наблюдая, как двое пацанов ругаются, выясняя, чья очередь играть, - Передерутся, да и все".
  Тем временем, оживали новые аттракционы. К имеющимся машинкам, колесу и т. д., прибавились качели, цепочная карусель. "Гуси-Лебеди" гордо плыли в поднебесье, с идиотским безразличием уставившись перед собой. Оседлавшие их Нильсы посылали сверху всем привет.
  "Мороженое съесть, что ли?"
  Паша занял очередь к одному из белых киосков. Народу было не много. Человек двадцать. Впереди молодая парочка обсуждала дела некого Петра.
  - Обман это, Саша, надувательство, - твердила девушка в обжигающе-желтом свитере, с воротником - хомутом, - Петька лоханулся от жадности. Говорили ему...
  - Ну, ты скажешь! - перебил ее парень в черном джинсовом костюме, - Петька - жадный?!
  - Нет, - саркастически заметила девушка, - Сама доброта!
  - А деньги нам, кто занял, когда твоя мать из себя нищенку скорчила? - подрезал парень.
  - Так под проценты! - задохнулась от злости дева в желтом.
  - По Божески. Всего-то десять процентов. У других - о-го-го!, - урезонивал ее джинсовый.
  "И здесь о деньгах, - подумал Паша, - Эти двое спят и видят деньги. Они их пьют и едят. Они, как днем разогнались, так и во сне остановиться не могут"
  - Молодой человек, - обратилась к Паше молодая скандалистка, - Вот рассудите.
  - Отстань от парня, - насупился джинсовый.
  - Прошу вот я у вас штуку баксов. Взаймы! - строго добавила она.
  - У меня нет, - сказал Паша.
  - Отстань от парня, - повторил ее спутник, - Нужны ему твои баксы!
  - Баксы - нужны, - вставил Паша.
  - Вы даете, но при условии...
  - Достала! - завопил парень в джинсовом костюме, - Жри свое мороженое, корова. Может, жопу отморозишь!
  Он выбрался из очереди, и быстрым шагом пошел прочь.
  - Саша, Саша! - закричала ему вслед подруга, с баксами в башке, - Я же просто... Для примера!
  Народ вокруг от души веселился.
  - Во дают! - радостно сказал красномордый толстяк, стоящий следом за Пашей, - Ну, что ты? Догоняй!
  Девица сорвалась с места, и бросилась вдогонку вспыльчивого друга. Или мужа. Паша, таким образом, продвинулся чуть вперед. "Любопытно, - подумал он, - Они и днем так?". Впереди на аллейке, девушка в желтом свитере брала друга под руку, а тот вырывался. "Договорятся, - решил Паша, - Интересы, понимаешь, общие". Очередь шла бойко. Через минуту он получил ледяной брикет, и отойдя в сторону, огляделся. "Обычный выходной день, - подумал он, - Точнее - ночь"
  Гуляющие - отдыхающие, качели - карусели. Может, чересчур людно для этого часа, а так...
  - Мишка! - крикнул он.
  В толпе мелькнул знакомый черный пиджак. Хотя, конечно, не в пиджаке дело. Холмогорова он и высматривал. Тот шел по параллельной аллеи в компании молодых людей. Они оживленно жестикулировали, смеялись.
  - Мишка! - снова крикнул Паша, - Холм!
  Тот не слышал. Их компания добралась до поворота на основную дорогу парка, а там было настоящее столпотворение. Шум и гам. Сотни людей. Выловить Холма в таком водовороте, не было никакой возможности, и Пашка ломанулся напролом, через газон. По ходу растоптал чахлую клумбу, с остатками летней роскоши, потом поскользнулся на сырой земле, и чуть не упал. Удержался только, вцепившись в какую-то солидную даму.
  - Ого! - сказала дама, - Что, вот так сразу?
  - Извините, - пискнул Пашок, - Я не нарочно.
  - Жаль, - ответила дама и пошла своей дорогой.
  Паша с трудом, поминутно извиняясь, наступая на чужие ноги, и немилосердно толкаясь, протиснулся сквозь толпу к перекрестку аллей. Мишкина компания, слава Богу, не успела еще далеко отойти. Паша наконец догнал их. В первую секунду он удивился, что принял Мишкиных приятелей за молодежь. Это было не так. Компания была разношерстной. Парочка подростков, парень Мишкиного возраста, пожилая женщина, и, совсем уж старый, дед.
  - Мишка!
  Тот, наконец, оглянулся.
  - А. Пашок! - обрадовался он, - Догнал Ольгу?
  - Не... Не успел.
  - Друг? - спросил Мишку один из подростков.
  - Друг, - подтвердил Мишка.
  Второй пацан снял с шеи фотокамеру и, без промедления, щелкнул вспышкой, слегка ослепив Пашу.
  - На память, - пояснил он.
  - Предупреждать надо, - недовольно буркнул Паша, - Тоже мне, фотокорр.
  - Не обижайся, - успокоил его Холм, - Резвится пацан. Слушай, я тебе кое-что сказать хотел.
  Холм повернулся к своей компании, которая терпеливо дожидалась его..
  - Идите, я догоню. Поговорим минутку и догоню.
  Тем, похоже, было наплевать. Они равнодушно потопали дальше.
  - Родственники? - спросил Паша. Откуда у Холма такие разномастные друзья, он придумать не мог.
  - Ну, можно и так сказать. Бог с ними, я о другом. Отойдем.
   Их толкали со всех сторон. Народ недовольно ворчал, требовал дорогу освободить.
  - Дорогу тебе! - рявкнул Холм, - Дорогу! Целый день, поди по городу мыкалась, из магазина в магазин. Без очереди пропустить просила. И здесь тебе дорогу! - облаял он шапоклястого вида бабулю, - Иди, на скамейке посиди!
  "Он и здесь такой же, - с восхищением подумал Паша, - Коньки отбросил, а все не успокоится"
  - Миш, хорош, - одернул он Холма, - Их вон сколько!
  - А мне плевать, - во всеуслышание объявил Холмогоров, - Я свое заплатил. Сполна.
  Народ, вроде бы, никак не отреагировал на Мишкино заявление, но, тем не менее, их стали обходить. Все равно, ребята сошли на газон.
  - Спасибо, Пашок, что приходил ко мне сегодня, - прочувственно сказал Холм. Паша засмущался.
  - О чем речь! Дело святое.
  - Все равно, спасибо. Спасибо, что крышку нес. Ровно нес, я видел. И лицо такое строгое сделал. Солидное.
  Пашка вконец смутился.
  - Но, особое спасибо, за то, что в общагу поминать не пошел. Пока на моем месте не окажешься, не поймешь, что значат подобные поминки... Тебе спасибо, и Косову. Передай.
  - Косов рад будет, - сказал Пашка. Потом спохватился, - В смысле, что с тобой все в порядке.
  Мишка хмыкнул, - Это еще не известно.
  Паша о чем-то хотел спросить, но все мысли улетучились. Он забыл, а Холм уже начал прощаться.
  - Все, Павел, пошел я. Пора. Увидимся еще.
  - Стой, - Паша заволновался. Ему о многом хотелось спросить, многое обсудить.
  - Ты, как чувствуешь себя? - спросил он, не то что хотел.
  - Во! - Холм показал большой палец.
  - Погоди, погоди, - Паша заговорил скороговоркой, - Как слова твои понимать? Что ты мне на "Колесе" говорил. Мол, в воздухе повис...
  - Буквально! - крикнул Холм, и ловко ввинтился в толпу.
  - Холм...
  Куда там! Кругом кипело людское море. Тысячеголовая, тысяченогая, кажется, миллионязыкая толпа окружала Пашу со всех сторон. Он тонул в ней. Растворялся. Народ веселился, как может веселиться муравейник, с воткнутой в него веткой.
  В двух шагах от Паши, на аттракционе под названием - "Батут" - шобла хулиганистого вида подростков, во всю мочь, сигала на туго натянутом помосте. Их потрясающие кульбиты восхищали стайку родителей, которые подбадривали своих чад громкими возгласами. Давай, мол, Жорик, давай. Перепрыгай этого рыжего. А Жорик и рад стараться. "Башку свернут, - заключил Паша, глядя на них, - Но Мишка-то!" Он вгляделся в толпу. Ни одного знакомого лица". Сколько, интересно, времени? - подумал он, - Часов двенадцать? А что будет в три, когда подгулявший народ доберется до постели?" Вдруг, непрерывно орущие, громкоговорители оборвали свою работу, заткнув очередного эстрадного соловья. Раздалось неприятное шуршание, завывание. Мужской голос негромко произнес - "Один, два. Один, два. Проверка, проверка" Донеслось неясное переругивание, потом голос тихо спросил - "Нормально? Не слышу..." Ему что-то ответили. На несколько секунд воцарило молчание, а затем все тот же человек провозгласил уже в полную мощь - "Внимание, внимание! Слушайте все! Уважаемые отдыхающие, администрация парка приглашает всех желающих, принять участие в нашем ежедневном ночном шоу. Сегодня вас ждет особая программа. Приходите, и посмотрите все своими глазами. Приходите, и вы не пожалеете! Как обычно, праздник состоится на центральной площади, около музыкального фонтана... Уважаемые отдыхающие! Администрация..." Текст повторился. Движение толпы приобрело осмысленность. Народ дружно двинул в едином направлении.
  - Петенька! Миша! - заголосили мамаши у "Батута", - Начинается. Слезайте быстрее. К сцене не пробьемся.
  Кто-то звал своих у "Чертового колеса", кто-то торопил любителей пива. Народ, до сей минуты, просто, прогуливающийся, засуетился, прибавил, на сколько это возможно. ходу.
  В воздухе витало одно слово - "Начинается".
  Паша шагнул с газона внутрь плотной компании, и, в общем потоке, двинулся к фонтану. "Шоу, так шоу, - решил он, - Какого..."
  Метров за двести до цели движение приостановилось, заклинило. Паша, благодаря своему росту, видел массивную эстрадную площадку, но дойти до нее не было возможности. Человеческое море бушевало впереди. Некоторые папаши усаживали малышей на плечи. Наверное, чтобы не затоптали Или хотели показать соплякам начинающееся представление, о сути которого, Паша и не догадывался.
  - Застряли, - заявил Пашин сосед. Мужик лет сорока, в расстегнутой коричневой куртке, из-под которой виднелась майка с серпом и молотом, и надписью латинскими буквами - "Перестройка".
  - Залипли, что на демонстрации. Как сейчас помню -шаг пройдешь, час стоишь. Что там? - спросил он Пашу, признавая преимущество в росте.
  Паша приподнялся на цыпочки. С боковых аллей на площадь вливались все новые и новые людские потоки. Толпа не двигалась, но трамбовалась.
  - Народ, - ответил Паша, - Много.
  - Это ясно, - недовольно сказал мужик, - На сцене, что?
  - Темно.
  Сцена, правда, была не освещена. Только поблескивала микрофонная стойка по центру.
  - Ну-ну...
  - Сейчас начнут, - вмешался кто-то из-за Пашиной спины, - Всегда в это время...
  - Я ничего не вижу, - пожаловалась вертлявая тетка в берете - еще одна Пашина соседка.
  - А на что там смотреть? - спросила "Перестройка", - Слышно будет и здесь отлично.
  - Ну, не скажите, - обиделась дама, - Мне на именинников хотелось посмотреть.
  - Во, чудило, - изумились сзади, - От горшка - два вершка, а туда же! Смотреть приперлась. Не знала что ли, сколько здесь народу бывает?
  - Вас не спросила! - окрысилась дама. Она не видела, кто с ней разговаривает, и поэтому выдала порцию яда Пашке, - Недоросль. Со взрослыми, как разговариваешь?!
  - Это не я, - пискнул Паша. Сзади заржали, - Мочи его, мать!
  - Сережа, подними меня на плечи, - канючила слева миловидная школьница с пеппидлинночулковскими косичками, - Возьми, я устала.
  Покладистый Сережа присел на корточки, подождал пока его оседлают, а потом, с бодрым видом и натужным скрипом в коленях, выпрямился во весь свой не слабый рост.
  "Как на рок-концерте, - подумал Паша, - Здорово".
  - Гля, что делает, - восхитились сзади, - Захомутала!
  - Настоящий джентльмен, - одобрила баба в берете.
  Паша представил английского джентльмена во фраке, белых перчатках и с леди на горбу. Картинка вышла занимательная.
  - Вас поднять, - поинтересовался у женщины неугомонный сосед, но та промолчала.
  Паша наклонился к мужику в майке с "Перестройкой" и, наконец, спросил о том, что его давно мучило, - А что, собственно, ждем?
  - Новенький? - быстро отреагировал сосед.
  - Вроде того.
  - Потерпи минутку. Скоро сам все узнаешь, - посоветовал ему мужчина, - Проводы.
  Они, тем временем, продвинулись еще немного вперед. Но не значительно. Паша позавидовал подросткам, которые не долго думая, вскарабкались на деревья. "Сидеть на ветке - не ребра ломать" - вздохнул про себя Паша, и в этот момент все изменилось. Сначала заработал фонтан. Тот самый, что невидимый диктор назвал музыкальным. Два десятка жестких струй взметнулись над толпой, и сразу же их осветили, спрятанные в бетон, цветные фонари. Толпа ахнула. Над площадью поплыла нежная мелодия. Следующей, осветилась сцена. Красно-желто-синие софиты превратили ее в подобие танцевального "пятачка" в ресторане. Все было готово. По законам жанра, не хватало только конферансье. И он появился! Толпа бешено застучала в ладоши. Послышались одобрительные возгласы.
  - Что там? Что там? - нервничала тетка в берете.
  - Ничего, - ответил Паша, - Мужчина какой-то. В костюме.
  Мужчина на сцене легонько щелкнул по микрофону, убедился, что тот работает, и, знакомым голосом, изрек:
  - Итак, господа, начнем!
  Слышно было отлично. Работали все громкоговорители на столбах, плюс огромные колонки, установленные по краям сцены.
  - Как обычно, вначале я представляю вам наших сегодняшних именинников, а после мы зададим им свои вопросы. Итак, прошу, встречайте. Номер один - Харламова Инна Петровна!
  Колонки рявкнули марш. Из-за кулис выбралась очень пожилая женщина. Мелкими шажками, она почапала к микрофону. Ведущий встретил ее на полпути и поддержал под локоток. Эдаким нелепым катамаранчиком, они выгребли на середину сцены.
  - Харламова Инна Петровна, - повторил конферансье, - Сегодня наш первый герой.
  Многотысячная толпа оглушила бабку аплодисментами. Та вжала голову в плечи, и со страхом посмотрела на ведущего.
  - Ну, с этой все ясно, - заявили сзади.
  Паша, наконец, исхитрился повернуться и посмотреть на говоруна. Это был здоровенный детина, выше Паши и со стрижкой "бобриком".
  - Ясно все с ней, - повторил он специально для Паши, видя, что тот его разглядывает.
  - Что там? - переживала беретка.
  - Да, старуха, лет восьмидесяти, - ответили ей.
  - А... - протянула женщина, - Возраст...
  Конферансье, тем временем, обратился к бабуле:
  - Кто вас сегодня провожает? Вы можете сказать им пару слов.
  Бабка смущенно улыбнулась и прошамкала в микрофон:
  - Я видело только сестру. Она где-то здесь, - старушка махнула в толпу, - Но, надеюсь, что и внучок Мишенька меня видит.
  Толпа слушала лепет бабки, затаив дыхание. Хоть такая прорва народа и не может стоять абсолютно тихо, но колонки все перекрыли.
  - Мишенька, - продолжала бабка, - Слушай маму. Тяжело ей. Отец, сам знаешь...
  - Пьянь, - прокомментировал "бобрик", - Точно говорю, папашка - пьянь!
  Бабуля говорила минут пять. Давала советы каким-то родственникам, кому-то передавала привет, на кого-то обижалась, сетовала. Наконец, иссякла.
  - Я - все, - сообщила она и посмотрела на ведущего.
  - От имени всех наших зрителей, я благодарю вас, и предлагаю занять полагающееся вам, почетное место! - достаточно, косноязычно ляпнул тот, - Прошу.
  Из-за кулис показалась пара бугаев с массивным креслом в руках. Они установили его слева, у самого края сцены. Старушка в этом кресле утонула. Пока она усаживалась, ей бешено аплодировали.
  - Продолжим, - заявил конферансье. Он жестом остановил овации, - Лопатина Светлана Алексеевна. Встречайте!
   Светлану Алексеевну встретили, как положено. Паша даже слегка оглох.
  - Кто там? Кто?
  Женщина в берете пыталась подпрыгивать, но только толкала соседей. На нее ругались со всех сторон.
  - Девка молодая, - сжалился мужик в футболке, - Лет двадцати пяти.
  - Убили, - авторитетно заявил бобр.
  - Или машина переехала, - сказала футболка.
  Паша крутил башкой от одного к другому, силясь понять суть спора.
  - Ну, мужчины, вы не правы! - вмешалась беретка, - Убили... переехали... Может быть здоровье подвело.
  К ним повернулась, стоящая впереди симпатичная молодая женщина учительского вида, с крашенными рыжими волосами.
  - Запросто, - сказала она, - у меня племяннице всего-то двадцать лет, и врожденный порок сердца.
  - Точно, поддакнул бобрик, - Сердце! Парень ее бросил, а она с шестнадцатого этажа - вжик - и инфаркт!
  - Тьфу на вас, - объявила беретка, - Хам.
  Светлана Алексеевна, тем временем, сказала в микрофон, что любит маму, и любит бабушку. Просила подружку Лиду простить ее за что-то, а под конец, обиженно заявила, что не может понять, почему некий Саша не плакал на похоронах. Далее все повторилось, как в случае с Инной Петровной Харламовой. Гром аплодисментов, бугаи, глубокое кресло. Ведущий с лучезарной улыбкой проводил Свету, вернулся к микрофону и пошло - поехало... Конферансье вызывал по одному участников шоу, те улыбались, бормотали немудреные слова в микрофон. Объяснялись в любви, жаловались на каких-то знакомых, родственников, передавали привет. Конферансье скакал козликом, бугаи таскали кресла. Бобрик сзади комментировал каждое явление.
  - Муж придушил, - отреагировал он на выход дамы слоновьих габаритов, - Я бы не удержался.
  - Дружки порешили, - прокомментировал он появление на сцене мужика лет сорока, с наглой харей и блатной растяжкой в голосе.
  - Сам отошел, - пожалел бобрик старого-престарого деда, трясущего головой.
  Паша слушал комментарии соседа в вполуха. Он уже понял в чем дело, и ждал одно - единственное появление. Когда сцена была почти целиком заставлена креслами, конферансье, наконец, объявил. - Холмогоров Михаил Аркадьевич!
  Народ, ничуть не утомленный однообразием происходящего, одарил Мишку криками и овацией. Мишка бодрый и подтянутый, каким его и привык видеть Паша, шагнул к микрофону и звонко гаркнул:
  - Светка, я тебя прощаю!
  Народ взревел, хотя, почти никто не знал о чем речь. Почти...
  - Фома, не шляйся в общагу! Прибьют на хрен и точка! Дома сиди. Юрка, сука, долг матери вернешь.
  Народ неиствовал. Потом Мишка взялся за родственников, и Паша погрустнел. "Ведь это конец, - подумал он, - Мишка, на кого девах-то своих оставил?". Правда, под конец Мишкиного выступления Паша снова приободрился, но так... Сквозь слезы. На вопрос ведущего, кто его сегодня провожает, Мишка ответил:
  - Хрен их знает. Кто-нибудь пришел. Хотя, постой, один точно здесь. Пашка! - крикнул Холм, - Привет тебе, Пашок! Спасибо, что проводил вчера! - а через секунду добавил, - А помнишь - два паса в прикупе, - и хитро подмигнул, - Чудеса - колбаса!
  - Этот от водки окочурился, - ляпнул бобрик, - Вишь, какой веселый. Таких в компании любят.
  - Заткнись, - бросил ему через плечо Павел, - Заткнись, Ламброзо.
  - Но-но, - строго сказал сосед, но замолчал.
  Следом за Холмогоровым на сцену вылез давешний паренек с фотоаппаратом. Паше стало скучно.
  - Долго еще? - спросил он соседа в футболке.
  - Заканчивают.
  На сцене уже некуда было ставить стулья. "Неужели, у нас в городе столько людей умирает за день? - подумал Паша, - Да ведь это, наверное, не все. Где дети? Где младенцы?" Он попытался пересчитать участников чудо-шоу, но быстро сбился. Действие, тем временем, и правда, шло к концу. Последним на сцене появился мужчина в военной форме, которого, неугомонный бобрик, определил, как "жертву халявного спирта". Военный, печатая шаг, промаршировал к микрофону, и отрапортовал многотысячной толпе про свои семейные делишки.
  Неожиданно с Пашей стало происходить что-то странное. Он стоял в толпе, слушал майора, и, одновременно, отчетливо слышал телефонный звонок. На образ толпы наложился интерьер собственной комнаты. Сквозь спины плотно стоящих людей, он увидел письменный стол, заваленный тетрадями, стену с книжными полками, телевизор. Сумеречный осенний день отдавал Богу душу за окном. Он даже услышал легкое шуршание дождика, но одновременно с этим, перед его глазами еще сверкала светофорным светом высокая эстрада, и он видел конферансье, который теперь бегал между первыми рядами зрителей и покойниками, сидящими в креслах. Из далекого -далека он услышал слова ведущего, обращенные к покойнице - женщине не первой молодости, с сиреневыми волосами.
  - Мужчина из первого ряда интересуется, как вы выглядели в гробу с таким цветом волос?
  - Как протухшая слива, - шепнул сзади комментатор-бобрик.
  - Это мой естественный цвет, - гордо ответила дама.
  Телефон звонил и звонил. Парк все отдалялся и отдалялся. "Как я буду выбираться из такой толпы? - подумал Паша. И одновременно с этим - Надо взять трубку. Это, наверняка, Женька" Тут телефон замолк. Несколько секунд Паша висел между небом и землей, как вдруг гул толпы усилился, прожектора засветили ярче, и он мягко скользнул в парк на свое место.
  - Удержался? - довольно равнодушно поинтересовался мужчина в футболке.
  -... - то, что мы хотели вам пожелать! - закончил, пропущенную Пашей речь конферансье, - До скорого - не дай Бог - свидания!
  Он первым начал аплодировать. Народ не заставил себя упрашивать, и скоро над площадью грохотало настоящее цунами. Колонки изрыгали марш, фонтан сверкал в прожекторах, как японский телевизор с вывернутой до отказа "насыщенностью". Зрители безумствовали, и Паша неожиданно заметил, что сам молотит ладонью о ладонь, как пиранья зубами. Под эту какофонию, ведущий начал выкрикивать в микрофон напутственные пожелания:
   - Век не забудем! Пусть земля пухом...
  Участники поднялись со своих мест и, в порядке обратному своему выходу на сцену, не толкаясь и не споря, сохраняя достоинство ( а может, особо и не торопясь) стали спускаться с эстрады по боковой лестнице. Паша увидел, что для них оставлен проход. Ни один из зрителей на нее не ступил. Очередь покойников вышла на дорожку, прошла по ней метров двадцать, а затем свернула в заросли.
  - Мишка! - кричал Паша.
  - Оленька!
  - Светлана Алексеевна, - голосили рядом.
  Надеяться, что тебя услышат в таком реве, было смешно, но Паша все равно кричал и махал руками, пока последний именинник не затерялся среди деревьев.
  - Все, - сказал кто-то рядом с Пашей. - Ушли.
  Паша посмотрел на говорившего, и, с немалым удивлением, узнал своего давешнего дружка - бомжарика.
  - Ты откуда здесь взялся?
  - Оттуда, - неопределенно ответил бомж.
  - А меня, как нашел? Да еще в такой толпе. Или ты сам по себе?
  - Я теперь все могу, брат. Все. Но ты погоди. Сейчас выбираться будешь.
  - А ты?
  - Говорю же - Я теперь все могу.
  Конферансье со сцены, тем временем, командовал толпой
  - Левая аллея выходит первой. Граждане, не толкайтесь, не спешите. Левая аллея! Спокойно разворачиваемся, и той же дорогой, организованно уходим с площади... Эй, пацан, не лезь в фонтан! Ванны дома нет?
  - Слушай, - обратился Паша к своему новому приятелю, - Куда они пошли? Я про именинников.
  - А вот этого, парень, никто не знает, - очень серьезно ответил бомжик, - И ты не узнаешь, пока сам не пройдешь их дорогой.
  - Значит - никто?
  - Точно. Никто!
  - А не точно?
  - А не точно... Болтают черт знает что, - он посмотрел на заросли, в которых скрылись именинники, - Говорят, город там.
  - Наш7
  - Точно такой же, но живут в нем покойники. Как живут, и что делают - не спрашивай, не знаю.
   Бомжик горько вздохнул, и вдруг сказал:
  - Завтра узнаю.
  - Это как?
  Да, очень просто. Думаешь, как я здесь оказался? Именинник я теперь.
  - Именинник, - выдохнул Паша. Он почувствовал легкую тошноту, и звенящую пустоту в голове. Страх? - А почему не с ними? - он показал на кусты.
  - Обижаешь, - сказал бомж, - Туда завтра. А сутки - мои. Делаю, что хочу. Веселюсь на последок.
  - Подожди, прервал его Паша, - Это все потом. Как ты в именинники попал? Что с тобой случилось?
  - Убили меня, брат. Кстати, как тебя зовут? Болтаем, болтаем, а познакомиться забыли.
  - Паша.
  - Клава, - отрекомендовался собеседник.
  - Клава?
  - Клавдий, - пояснил тот. - Император такой был. Римский. Или греческий? О чем это мы? Ах, да. Убили меня, Паша. Зверски. Два дня назад.
  - Как два! - воскликнул Паша, - Мы же сегодня с тобой разговаривали! Ты говорил, что в подвале спишь.
  - Время, Пашок, время! Со временем здесь чудеса... Дай закурить.
  Паша, без разговоров, полез в карман.
  Толпа на площади редела. Левая колонна, как и было приказано, стройной колонной отступила назад, и конферансье теперь требовал от правой такой же организованности.
  - Да, брат Паша. Уработали меня и не пожалели, - Клавдий прикурил, протянутую Пашей сигарету, - Нашел я себе, значит, работу. Тяжелую, но денежную. У мужика одного на даче. Ну, думаю, приятели мои от зависти лопнут.
  - Бомжи?
  - Никогда так не говори, - очень строго сказал Клава, - Не бомжи, а бродяги! Запомни это, парень, накрепко...
  Тут Паша испытал уже знакомое ощущение. Парк, Клава, огромная толпа стали стремительно отдаляться. Свет фонарей поблек, фигуры людей стали прозрачными, бесплотными, как тени в облачную погоду. Шум толпы трансформировался в шелест дождя.
  - Спишь? - спросила мать, - Давно пришел?
  - Клава, - сказал Паша, - Клава, подожди.
  - Ого! - удивилась мать, - У него уже какая-то Клава есть. Ольга знает?
  Паша с неимоверным трудом разлепил веки. Часы на видеомагнитофоне показывали 17:20. Мать стояла в дверях его комнаты. Она только что пришла с работы.
  - Я спрашиваю - давно пришел?
  
  
  - Садись, Женька, за стол. Пиши. А я диктовать буду.
  - Ого! В секретари берешь? Годится.
  Женька уселся за стол, расшвырял Пашкины тетради с конспектами, взял ручку наизготовку.
  - Бумагу мне, бумагу! Что писать-то? Явку с повинной?
  - Не помешало бы, - хмуро сказал Паша, - Пока нам сокрытие улик не припаяли.
  Дело происходило у Пашки дома, вечером во вторник. Женька прибежал с полчаса назад, и с порога забросал Пашу вопросами. "Что? Как? Где был?" Паша помалкивал. Он пятый день переживал разговор с Жужиными приятелями. Было, кажется, что-то еще, но такое бесплотное, неуловимое, что и обозначить нельзя. Вроде, бреда. ("Чертово колесо") В тот памятный вечер, вернувшись в палатку, после разговора с Жужей и Ко, он вдруг остро почувствовал свою незащищенность. Захотелось погасить свет, и закрыться изнутри. В последующие дни, это чувство только усиливалось. А нелепая и трагичная история с Холмогоровым, довела его до предела. Какого хрена он мнил себя самостоятельным, взрослым человеком? Мол, армию отслужил, деньги зарабатывает. Повидал, короче, кое-что. На деле - ничего! Приходит эдакий злодей с хромированными щипцами, и начинает раздирать твой сложившийся мирок на лоскутки. Добро бы, без твоего ведома. В понедельник, отоспавшись после похорон, ему все же пришлось переться в палатку, где промаявшись до конца смены, он , вроде, решил открыться Руслану, но, когда увидел его насмешливую рожу, понял - Руслан не вариант. Ну, не мог он позволить себе быть осмеянным и, после хорошего пенделя, вылететь на улицу. Самолюбие, понимаешь... А кому еще рассказать, с кем поделиться? Случилось так, что у Паши не было близких друзей (может быть, старшего брата?). Сокурсники, шальные приятели - не в счет. Армейские корешки? Где они! Да и на какой совет мог рассчитывать Паша? Отвали? Как сказал Женькин сосед - Не нужны мне ваши проблемы. Без башки останетесь.
  Наконец, после нескольких дней мучительных размышлений, он сказал Женьке:
  - Садись. Пиши, - и на долго задумался.
  Женька терпеливо ждал - ждал, ручку грыз, тетради рассматривал. Наконец, не выдержал:
  - Запор?
  - Запор?... Женька, ты веришь в совпадения? - задумчиво спросил Паша.
  - А то! Вот, к примеру...
  Паша перебил его. Довольно лениво - самому надоело - он рассказал все, что услышал в четверг вечером.
  - Вот я и интересуюсь - имеют ли бомжевские страшилки отношение к нашей кассете? Бывают ли такие совпадения?
  Женька беспомощно пожал плечами.
  - Может, и знают чего...
  - Нет. Врут. Бутылку отрабатывали. Попрошайки.
  - А... себя успокаиваешь.
  - Сам посуди. Откуда они взяли эти подробности? Бани, заборы, халтура в пригороде... Нет. Сочиняют.
  - Не сочиняют, а сплетни передают. Помнишь, я тебе про Фишера рассказывал? Не шахматиста! Так вот. За несколько лет до его ареста, тоже слухи ходили. Рыскает, дескать, по ночным электричкам мужик цыганской наружности. В защитной рубахе и с кольцом в ухе. Высматривает он одиноких пассажиров. Мальчиков. Найдет, заманит в свою берлогу, а дальше - читайте прессу. Это слухи. На деле - почти все вранье. Почти! Фишер - факт. Да еще какой! И электрички были, и берлога. В гараже выкопал. И кличка - Фишер - у него была еще с тех времен. Вольных. Откуда народ эти подробности взял?. Вот и бомжи. Где врут, а где...
  - Ладно, убедил. Что ты предлагаешь?
  - Ты, как я понимаю, письмо собрался в милицию писать? Правильно. Пора в этой истории ставить точку. Диктуй! - Евгений был бодр и деловит.
  Паша же такого воодушевления не чувствовал.
  - Не знаю, как и начать. Никогда не писал анонимки.
  - Может, лично сходим?
  - Ну уж, нет! Затаскают. Представляешь, твои узнают, Мать, родственники...
  - Ну и что?
  - Придурок, да и весь сказ! Переживать будут! Ночи не спать - вот что!
  - Паш, - жалобно протянул Женька,- Паш, давай, просто, сотрем запись, или выбросим кассету. А то и сожжем! И делу конец.
  - Делу конец... А гражданский долг? - Паша с интересом рассматривал растерявшегося Женьку, - Или думаешь, это все - слова? Трепотня?
  - Да, не знаю я...
  - Не знаешь? А вдруг у нас на руках серьезная улика? Милиция с ног сбивается, а тут мы - получите! Фишеру - не шахматисту - руки за спину, а тебе именные часы, и благодарность от начальства высокого.
  Женька недоверчиво слушал Пашу. Шутит? Наверняка.
  - Я, Паша, и правда не знаю, что делать. Хватит, наверное с нас этих терзаний. То ты в милицию идти не хочешь, то вдруг, часы с благодарностью...
  - Человек нам нужен, Женя. Надежный. Со связями. У тебя в милиции нет связей?
  - Ага, есть. Погоди, школу закончу, потом институт. Устроюсь на работу в органы, тогда - приходи. Подумаем. Лет через десять...
  - То-то, - Паша утомился. Он и без Женьки уже перебрал все варианты.
  - А Руслан?
  Паша промолчал.
  - Есть! - Женька вскочил со стула. Глаза его пылали, - Есть связи!
  - Иди - иди, - буркнул Паша, - Связи у него...
  - Серьезно. Геннадий Николаевич. Тренер Зверь мужик!
  - При чем здесь тренер?
  - Да у него знакомых ментов - во! - Женька перечеркнул себе горло ногтем большого пальца, - Сам видел. Приезжают к нему разные чины. Мы по домам, после тренировки, а они в футбольчик играют, штанги ворочают. А иногда, запрутся в тренерской, и того, - теперь Женька шмякнул себя указательным по горлу.
  - А вы, конечно, все знаете.
  - Как не знать! - обиделся Женька, - Кому же...
  - Постой, постой, - Паша вытянул руки перед собой, - Не тараторь. Дай соображу.
  - Ну? - Женька повизгивал от нетерпения, - Ну?
  Паша подумал минутку.
  - А ведь, вариант, Женька. Ей Богу!
  - Конечно! Завтра пойдем и поговорим.
  - Завтра? - Паша растерялся, - Почему завтра?
  - А когда же? У меня завтра тренировка. Подойдешь в спортшколу к девяти. Дождемся, когда все разойдутся, и спокойненько все обсудим. Мужик он толковый, поймет. Договорится со своими друзьями, передаст кассету. Мы - не при чем. А? - Женька довольно похрюкивал, и потирал руки.
  - Совсем - не при чем - не получится.
  - Обсудим, обсудим, - для Женьки проблема была решена.
  "Неужели выход? - подумал Паша, - Я ведь и искал что-то подобное. Ай да Ватсон!" Пашка с благодарностью посмотрел на брата. "И впрямь, две башки - не одна!" Женька тем временем плел что-то о достоинствах своего спортнаставника.
  - Он раньше за ЦСКА в волейбол играл. Теперь на тренерской работе. С нами возится. У нас пацаны его очень уважают...
  - Уговорил, уговорил. Раз вояка, хоть и бывший, врубится в ситуацию. В обморок не упадет, когда увидит пленочку.
  Решили.
  
  
  В 21:00, как и договаривались, Паша дежурил у входа в спортшколу. Осенняя сырость наконец сменилась морозцем. С легким снежком даже. "Первый снег не ложится, - подумал Паша, - Еще развезет" Но все же приятно было смотреть на игрушечные снежинки, слетающиеся под ноги. Белая присыпка неспешно покрывала застекленевшую грязь. Камуфлировала. Женька еще не показался, но народ уже потянулся из школы. "Закончили, - понял Паша,- Сейчас явится". Вообще-то ему сегодня нужно было сидеть на работе, но он взял отгул. Сергей задолжал ему одно дежурство, вот и отрабатывал. "Ничего, не обломится, - успокоил себя Паша, - Я то сидел один. Правда, Жужа скучать не давал"
  - Паша!
  Женька махал ему из дверей.
  - Поднимайся.
  Паша быстрым шагом пересек площадь перед входом и вбежал на ступеньки.
  - Привет. Как тренировка?
  - Да, как обычно. Умаялся.
  Женька стоял в одном спортивном костюме. От него валил пар.
  - Он ждет нас.
  - Уже доложил...
  Пашка был слегка недоволен. Поперек батьки...
  - Не... Сказал, мол, поговорить надо.
  Они прошли через ярко освещенный холл, где стайка пацанов клеилась к девчатам. Бабка вахтер гнала их.
  - По домам, хлопцы. Родители волнуются. Завтра, завтра приходите... А вы куда? - обратилась она к братьям.
  - Нас Геннадий Николаевич ждет, - пискнул Женька. Бабку он побаивался, - И одежда у меня там.
  Под авторитетом Женькиного тренера цербер отступил, и они прошмыгнули мимо вахты.
  - Противная старушня, - пожаловался Женька, - Тявкает, будто она здесь главная.
  - Правильно. С вами так и надо, - посочувствовал Паша. Женька неопределенно хмыкнул.
  Они прошли по длинному коридору, спустились на один лестничный пролет, раз завернули, и почти подошли к залу, когда Женька остановился и показал вглубь неосвещенной рекреации.
  - Видишь? Вон там.
   Он на что-то показывал пальцем, но Паша ничего не различал в темноте.
  - Ну, присмотрись. Справа.
  - Дверь металлическая. С вывеской.
  - Точно. Это и есть твой "Сатурн Видео" У них еще один вход имеется. С улицы.
  - Не мой "Сатурн", Женечка, не мой А наш! Ты сам этого хотел
  - Хотел - не хотел, а будет им скоро... космос, - злорадно пообещал Женек.
  Дверь, на которую он указывал, тем временем приоткрылась, и на освещенный изнутри прямоугольник шагнул невысокий, крепкий мужик в утепленной кожаной куртке, меховой шапке, с кейсом в руках.
  - Так я зайду завтра? - он обращался к кому-то в студии. Ему ответили, но Паша не разобрал слов. "Надо же, работают, - удивился он, - Десятый час, а они на месте"
  - Паш, Паш, - зашипел Женька, - Это тот самый мужик, которого я с Сергеем видел. Одет покруче...
  Паша присмотрелся внимательней. "Нет. Не знаю Бизнесменчик мелкого пошиба" Мужик простился с собеседником - Успехов, - и пошел по коридору навстречу ребятам. Дверь у него за спиной захлопнулась. Рекреация снова погрузилась в темноту.
  - Пошли, что уставились?
  Женька потянул Пашу за собой. "Это, наверное, тот деляга, о котором Сергей говорил. Деньги, транспорт...- думал Паша, пока они шли к спортзалу, - Надо еще разок с Серегой потолковать. Подробнее" Пашку подмывало оглянуться, но он сдержался "Что на него смотреть?"
  Опустевший спортзал выглядел уныло. Большая часть ламп под потолком была погашена, и в зале царил полумрак. Одинокая волейбольная сетка поперек зала, пара брошенных мячей. Брусья в углу, стопка матов... Ребята, вдоль стены, прошли к узенькой лестнице на балкон. Поднялись по ней и уперлись в дверь с надписью - "Тренерская". Женька деликатно постучал - Можно?
  - Заходите.
  Первое, что бросилось Паше в глаза - многочисленные шкафы, стеллажи, полочки, забитые спортивными наградами. Там были кубки всех размеров и форм, медали, в специальных коробочках, сувениры, грамоты. Отдельно на стене висели вымпелы, фотографии с разных соревнований. В простенке между окон, лепились книжные шкафы с методической литературой. На дальней стене - стенд, с фотографиями славных выпускников школы. "Интересно, появится здесь Женькина физия?" - подумал Паша.
  - Тебе, чего, Сиротин?
  Паша оторвал взгляд от наградного изобилия. За столом, посреди тренерской, сидел мужчина, которого Паша уже видел, при посещении бассейна. Перед ним на столе лежала толстая разлинованная тетрадь. Тренер в ней что-то писал.
  - Мы же договаривались, Геннадий Николаевич, - растеряно сказал Женька
  - Ах, да, - тренер положил ручку на сгиб тетради, - Ты хотел о чем-то поговорить. Проходите.
  Он показал на стулья, задвинутые под стол.
  - А это кто?
  "Люблю я спортсменов, - решил Паша, - За деликатность и воспитанность".
  - Я его брат. Двоюродный.
  - Присаживайся, кузен, и ты. Излагайте.
  Женька открыл и закрыл рот. С надеждой посмотрел на брата. "В бой! - подумал Паша, - Ура!"
  - Дело в том, что я подрабатываю в коммерческом киоске...
  История вытекла из него, как гной из вскрытой болячки. И выглядела она так же привлекательно. Тренер - бывший военный, хоть и на спортивном фронте, - не высказал никаких чувств. Слушать он умел. Только постукивал пальцами по столу. Выбивал туземные ритмы в такт рассказу. Паша выложил все. Начиная с заики, вернувшего кассету, и заканчивая незабываемым разговорам вечером на скамейке. Умолчал лишь о Сереге. "Зачем человека подставлять? Не при чем он здесь".
  - Когда я услышал от пьянчуг историю о маньяке, решил, что пора действовать. Обратиться вот не к кому. В милицию? Не хотелось бы...
  - И вы решили втянуть в это дело меня? - с усмешкой заметил Геннадий Николаевич.
  - Женя говорит, у вас связи в органах.
  "Неужели, зря приперлись, - с отчаяньем подумал Паша, - В милицию пошлет? Вот тебе и вояка"
  Геннадий Николаевич, конечно, заметил Пашкину растерянность.
  - Ладно, мужики, не тушуйтесь.
  Он решительно захлопнул журнал, в котором записывал статистические данные прошедшей тренировки. Сколько посетило..., сколько и чем занимались...
  - Пара вопросов, если позволите. Мужика, который вернул кассету, опознать сможешь?
  - Не знаю...
  Паша попытался вспомнить того клиента, но вспомнил только кожаную кепку с пуговкой и тонированные очки.
  - Увижу - может вспомню. А что, понадобится?
  - Кто знает. Дальше. Насчет, "Сатурна" - точно?
  - К ним я заходил, - подал голос Женька, - Сравнивал кассеты. Они. Точно!
  - Вашей экспертизы, конечно, маловато, но, допустим...
  Геннадий Николаевич откинулся на спинку стула, не спеша выдвинул верхний ящик стола, так же, не спеша, вытащил пачку Marlboro. Закурил. Не вставая , дотянулся до полки, взял ближайший кубок, и поставил перед собой. Внутрь полетела горелая спичка.
  - Интересно, что за публика работает в "Сатурне"? - задумчиво протянул он, - Они у нас уже год ошиваются, а я с ними до сих пор не познакомился. Нужды не было.
  Повисла пауза. Паша с Женей ожидали вердикта. Г.Н. молча курил, стряхивая пепел в кубок. Наконец, что-то решил для себя.
  - Должны мы защитить несчастных бомжей? Как думаете?
  Братья дружно закивали. Должны.
  - А вы ничего не перепутали? Вдруг это просто кино? Хорош я буду. Засмеют!
  _ Нет! Нет! Нет!
  Паша отбросил эту мысль давным - давно. После первой минуты просмотра, примерно.
  - Хорошо, привлеку я пару знакомых. Ребята шутить не будут. Возьмут сатурнян за жопу. Дальше - дело техники. Вытянут все. Но я должен быть уверен, что не выставляюсь дураком.
  - Вам самому взглянуть на эту киношку надо!
  - А вот это мысль дельная, - Г.Н. подался вперед, - Кассета с собой?
  Паша похлопал себя по карману, где лежала злосчастная "Белоснежка"
  - Взяли.
  - Хорошо.
  Тренер взглянул на часы.
  - Сейчас едем ко мне. Ознакомимся с содержанием. Не поздно? Дома ждут?
  - Меня не раньше часа ночи, - Паша посмотрел на Женьку, - Ты как? Может, домой?
  - Я с тобой.
  - Ну и славно, - Геннадий Николаевич загасил окурок о край кубка. Встал из-за стола, водворил пепельницу на место.
  - Я, как раз, на колесах. Смотаемся на часок. Потом развезу по домам.
  Ребята вскочили вслед за тренером.
  - Ждите у входа. Все здесь запру - спущусь.
  По дороге Женька забежал в раздевалку. Взял свою куртку, сумку.
  - Что я тебе говорил? Мужик - зверь! Поможет, без лишних вопросов.
  - Ладно, ладно. Согласен.
  Паша и сам чувствовал огромное облегчение. Всегда приятно переложить свои проблемы на кого-нибудь.
  Геннадий Николаевич спустился минут через пятнадцать. Ребята видели, как он повесил связку ключей на стеллаж, возле стола вахтерши. Пожелал церберной бабке спокойной ночи и, через тяжелые стеклянные двери, вышел на улицу.
  - За мной, ребята, - скомандовал он.
  Паша с Женькой послушно потопали следом. За углом спортшколы припарковалась белая "шестерка". Г.Н. запустил ребят на заднее сиденье, сам принялся перчаткой обмахивать лобовое стекло от налипшего снега.
  - Зима, собственной персоной, - сообщил он, забираясь в салон, - Заметает.
  Снег, и правда, пошел сильнее. Снежинки были уже не игрушечные, а самые настоящие. Крупные, пушистые. По периметру спортшколы росли аккуратные елочки, и снег легко устраивался на их ветвях. Пока прогревался двигатель, Паша из окна смотрел на зимнее великолепие. Снежок, елочки... А виделась ему елочка другая. С радужными шарами и шишками, укрытая дождем из фольги, утыканная электрическими свечками, и со звездой на макушке. Здесь же должен стоять накрытый праздничный стол. Торчком фужеры, разнокалиберные тарелки, начищенные ложки - вилки. Корытце с салатом "Оливье", бутылка шампанского во главе, как генерал на параде. Ну и полковники - майоры, само-собой. (на утро капитаны - летехи). По телевизору - новогодний концерт, с набившим оскомину набором артистов. Парочка придурковатых ведущих, с комплектом плоских шуток. В этот вечер прощается все.
  "Первый снег, - подумал Паша, - Белый - белый. Как Белоснежка..."
  Наконец движок прогрелся, и они медленно вырулили со школьного двора.
  - Далеко ехать? - спросил Паша.
  - До "Железнодорожного"
  "Ого! Поселок железнодорожников! - немного растерялся он, - Далековато. Хотя, на колесах..."
  - Живем мы вдвоем с матерью
  "Как и я" - подумал Паша.
  - Зимой, конечно, тоска. Зато летом... Кстати, старушка, возможно, уже спит, так что не шуметь.
  Ребята заверили, что, мол, ни Боже мой!
  По дороге Г.Н. рассуждал о временах и нравах.
  - Скажи на милость, маньяки завелись! Ну, времена!
  - А раньше не было? - съехидничал Женька.
  - Были, конечно. Молчали. А сейчас открой любую газету!
  - Не любую.
  - Не спорь, голубчик.
  - Так, молчи - не молчи! Молчали, и Чикатило 10 лет ловили, - Женька сдаваться не собирался. Это было его время, а на другое он положить хотел.
   Паша дернул его за штанину. Успокойся, ты!
  - Ну вот, мы молчать и не будем, - засмеялся Г.Н. - Вы же молчать не захотели?
  "А то!" Паша почувствовал, что-то похожее на гордость.
  До поселка железнодорожников они добрались минут за сорок. Г.Н. особо не гнал. Дорога была плоховатая, да и непогода... Сам поселок произвел на Пашу впечатление самое неблагоприятное. Двухэтажные домики, общаги, бараки. Частные хозяйства, обнесенными разными по исполнению, но одинаково убогими заборчиками. Узкие полутемные улочки. Сломанные скамейки, опрокинутые урны. Обычный рабочий поселок, которому в этот обед исполнился стольник. На улицах ни души! Мимо редких светящихся фонарей летела снежная карусель.
  "Здесь летом хорошо? - удивился Паша, - Возможно...".
  Немного покуролесив по ухабистым улочкам, они подъехали к металлическим воротам. Г.Н, вылез из машины, и прикрываясь от снега высоким воротником, побежал их открывать. "Надо бы помочь" - лениво подумал Паша, но в машине было так тепло и уютно, что он даже не пошевелился.
  - Приехали, ребята.
  Геннадий Николаевич завел машину во двор.
  - Поселочек, конечно, не ах! Миллионеры в таких не селятся, но матери нравится, а мне все равно, - он, кажется, оправдывался, - Я целый день на работе. Здесь только ночую.
  Ребята выбрались из машины и огляделись, хотя, в такой темноте, почти ничего не увидели.
  Большой частный дом, застекленная веранда, разнообразные дворовые постройки. Над крышей дома, как куриная лапа, торчала антенна.
  - Ворота я, пожалуй, закрывать не буду,- рассудил тренер, - Вас еще отвозить. Пошли, что ли?
  По цементной дорожке, уже порядочно заметенной снегом, они подошли к крыльцу. Паша заметил, что ни в одном окне не горит свет.
  - Спать легла старушка, - прочитал его мысли Геннадий Николаевич, - Ну, это к лучшему.
  Поднялись на крыльцо. Хозяин своими ключами отпер дверь.
  - Мать запирается, - пояснил он, - Боится.
  "Я бы тоже боялся" - согласился про себя Паша.
  - А жена ваша где? - спросил он неожиданно, даже для себя.
  - Не родилась еще, - буркнул Г.Н, - Или в ясли ходит.
  Женька помалкивал, только с любопытством осматривал хозяйство тренера.
  "Будет, что рассказать друзьям - спортсменам, - добродушно подумал Паша, - Не дай Бог! - вдруг опомнился он, - Никому ни слова. Ладно, после предупрежу".
  Разделись в просторной прихожей, где на стене вместо вешалки висели обработанные оленьи рога.
  - Не поверите, но это мой трофей, - похвастался Г.Н.
  "Поверим" - решил Паша и водрузил свою куртку на останки сохатого.
  - Проходите.
  Хозяин провел ребят в убранную по-спартански комнату. Низенький диванчик у задней стены, пара кожаных кресел, между ними журнальный столик без журналов. По стенам многочисленные дипломы в рамках - Женька сразу устремился к ним. Самсунговская видеодвойка в углу на тумбочке, и светильник с висюльками, которым, прежде всего, и щелкнул хозяин.
  - Присаживайтесь, - Г.Н. предложил им кресла, - Время терять не будем. Как думаете?
  Ребята согласились.
  - Кассету.
  Паша протянул злосчастную коробочку, и Г.Н. сразу же принялся ее изучать.
  "И этот, туда же" - с неудовольствием подумал Паша. Г.Н. вертел в руках кассету, рассматривал ее со всех сторон, обнюхивал. Откинул даже планку, прикрывающую пленку. Заглянул туда. Ни хрена! Наконец прекратил заниматься самопальными изысканиями, включил ВМ, телевизор. На экране появилась до боли знакомая картина. Несчастный снова кричал, вырывался. "Горчичный свитер" действовал, как автомат. "Заткнись, сука. Заткнись!" - и опять за свое. Несмотря на весь ужас происходящего, очередной просмотр вызвал у Паши лишь скуку. Сколько можно? Г.Н. внимательно всматривался в экран, и сохранял спокойствие. Женька же вертелся, как будто в его кресле торчал гвоздь. Кажется, он хотел что-то сообщить. Вертелся, вертелся и выдал:
  - Паш, у меня такое чувство, что я где-то видел этого типа, - он имел в виду садиста в свитере. Паша внимательно посмотрел на Женьку.
  - Вот так, со спины, и узнал?
  - Черт его знает. Просто, такое ощущение... - Женька понимал всю странность своего заявления.
  - В подобное совпадение, даже я не поверю, Женечка, - обломил его Паша, - Никогда.
  Он опять повернулся к телевизору. Г.Н. в разговор не вмешивался. Он вообще их не слушал. Досматривал запись. Наконец, та оборвалась. "Пошел снег". На улице снег, на экране снег... Паша ждал реакции, та была неожиданная.
  - Вы чай будете? На улице мерзость, нужно было сразу предложить. Но, сами понимаете, дело прежде всего.
  - Как запись? - выдавил Паша, - Мы же за этим приехали.
  - Впечатляет.
  - Впечатляет?
  - Подождите - обсудим, - успокоил его тренер, - Я пойду, чай подогрею. Сейчас один человек подъехать должен. Попьем - подождем, Я ему из спортшколы позвонил, - ответил он на невысказанный Пашин вопрос.
  "Позвонил? Уже? - Паша не знал, как реагировать, - А почему нам не сказал? Оперативно, конечно..."
  - Геннадий Николаевич, - начал он, - Мы к вам обратились, потому что не хотели связываться с милицией.
  - А мы и не связываемся, - Г.Н. улыбался, - Тот, кто заглянет на огонек - мой близкий друг. Обижать не будет.
  - А подозревать?
  - В чем? - удивился Геннадий Николаевич. Он поднялся с дивана, - Посидите, я быстро.
  Ребята остались одни, обдумывать сложившуюся ситуацию. Молчали. Каждый думал о своем. Первым не выдержал Женька.
  - О чем задумался? Скажи, что делать?
  Паша пожал плечами.
  - А что, мы можем сделать? Положимся на твоего наставника. Объясняться, все равно, бы пришлось. Лучше уж здесь, чем в прокуратуре.
  - В какой прокуратуре? - Женьку слово напугало.
  - А кто, по-твоему, убийствами занимается?
  Женька по-стариковски крякнул.
  - Интересно, почему Геннадий Николаевич нас не предупредил о госте? - задумался он.
   "Действительно, интересно"
  - Вот - предупреждает.
  - Да не... Там, в школе...
  - Может, боялся - заартачимся? А, может, и сам побаивается втягиваться глубок. Решил сразу знакомого привлечь.
  Ну и ладушки. Женька, как всегда, был согласен с братом. В глубине дома тренер гремел посудой, а Женьку уже занимала другая мысль.
  - Видал, сколько у него дипломов?
  На стене, и правда, было на что посмотреть.
  - Тебе, что мешает?
  - У меня тоже есть грамоты. За городские соревнования, правда...
  - Мало?
  - Маловато.
  - Все в твоих руках, - успокоил его Паша прописной истиной, - Развяжемся с этой историей, поднажмешь. Возьмут на "Область", еще чуть, и на Республиканские соревнования. Ну, и так далее. Смотришь, Евгений Сиротин - звезда отечественного спорта!
  - Павел Авдеев - звезда отечественного сыска, - немедленно отреагировал Женька, - Гроза маньяков и защитник бомжей.
  - Бродяг, - поправил его Паша.
  - Что?
  - Ничего... Вспомнилось что-то...
  Они беззлобно переругивались. Паша посматривал на часы. Двенадцатый час, однако.
  Вошел Г.Н. с подносом в руках.
  - Помоги-ка мне, обратился он к Женьке.
  Они расставили по журнальному столику веселенькие чашки, чайник, хрустальную вазочку с вареньем и ложки.
  - Попробуйте, - Г.Н. показал на варенье, - Я видел, с каким ужасом вы осматривали мою малую родину, - он усмехнулся, - Но летом здесь, и, правда, не плохо. А это - доказательство.
  - Почему с ужасом? - заупрямился Женька, - Нам понравилось. Правда, Паша? Тихий поселочек.
  Г.Н. рассмеялся, - Тихий, это правда.
  Он разлил чай, а сам с чашкой в руках сел на диван. Повисла пауза. Все молча, пили чай.
  - Геннадий Николаевич, поздно уже, - сказал Паша. Он в очередной раз посмотрел на часы, - Может, мы лучше завтра поговорим с вашим другом?
  - Ну, зачем же завтра? - удивился Г.Н., - Да он вот-вот придет. Подождем еще минут 15.
  "Ну, если пятнадцать..."
  - А что вы про запись думаете?
  - Впечатляет.
  - Вы это уже говорили.
  - Правда?
  Г.Н. неспеша, допил чай, потом встал, чтобы налить еще.
  - Я на такие темы предпочитаю вообще не думать. И вам бы не советовал.
  Он налил полную чашку и пошел назад, к дивану, - Хотя, теперь, конечно, поздно.
  В дверь постучали.
  - Ну, вот. А вы бежали.
  Он пошел открывать. Ребята переглянулись.
  - Готов? - спросил Женька.
  - Всегда...
  Они слышали, как в прихожей щелкнул выключатель, хлопнула входная дверь, заскрипели рога - вешалка. Тренер о чем-то тихо разговаривал со своим гостем. Не разобрать.
  - Проходи, - сказал Геннадий Николаевич, широко открывая дверь в комнату, - Мы здесь расположились. Чайком балуемся.
  Вошли.
  "Вот этот тип из милиции?!! - крайне изумился Паша, - Этот пузан бережет мой покой?"
  - Познакомьтесь, - Г.Н. представил своего друга, - Юное дарование, любимый ученик Феллини. - Геннадий Николаевич улыбался - рот до ушей, - Поздоровайся с ребятами, Маша - Растеряша.
  Толстый, неопрятный парень с сальными волосами, одетый в малиновую толстовку и мятые вельветовые портки, с недоумением переводил взгляд с тренера на ребят и обратно.
  - В чем дело, Генерал? Я мчался, как угорелый. Думал - пожар.
  - Правильно думал, - кивнул Г.Н., - Пожар и есть.
  Он вывел за локоть вновьприбывшего на центр комнаты.
  - Это тот человек, которого мы ждали, - обратился он к ребятам, в полном недоумении наблюдавшим за происходящим.
  - Зовут - Федор. Но вы можете называть его - Сера! Правильно? Для друзей - а ребята наши друзья - просто, Сера. И Сера нам сейчас кое-что пояснит.
  Федя-Сера, как овца, уставился на Геннадия Николаевича.
  - Так в чем, все-таки, дело, Генерал? Что я должен пояснить?
  - Вот заладил, как попка, - поморщился Г.Н., - "В чем дело? В чем дело?" Видишь пленочку?
  Палец тренера уперся в "Белоснежку", одиноко лежащую на видеомагнитофоне.
  - Ну? - тупо отозвался толстый Федор, - Вижу.
  - Включи - все поймешь.
  Федя взял в руки кассету, и с удивлением прочитал название.
  - Мультики, - протянул он, - И что?
  - Знакомая пленочка? - спросил его Геннадий Николаевич, - Обрати внимание на этикетку.
  - Хрен ее знает, - Федя пожал плечами, - Вроде, наша...
  - Ваша, ваша. Включай.
  - Я что, мультики не видел? - все еще не понимал толстяк.
  - Такие - нет!
  Федя, наконец, сунул кассету в видеомагнитофон, и включил воспроизведение. Правда, всего на пару секунд. Стоило только появиться изображению, как Федя бросился выключать магнитофон.
  - Каково, а? - радостно воскликнул тренер, - Классная кассета!
  - Генерал, я не понимаю.
  Федя был растерян и испуган одновременно.
  Г.Н. - участлив и ласков.
  - Не понимаешь? - спросил он, - А я ждал от тебя пояснений.
  - Откуда взялась эта пленка?
  - Ребятишки принесли, - Г.Н. широким жестом указал на притихших Пашку с Женькой. Паше происходящее не нравилось. Совсем.
  - Ребятишки... - Федор бессмысленно хлопал ресницами, - Какие ребятишки?
  - Ты что, зараза, пьяный? - заорал на него Г.Н., - Или опять под балдой?! Эти ребятишки, эти! Принесли мне сегодня, говорят - в киоске коммерческом купили.
  - Я не причем! - уверенно заявил Сера, - Какие еще, на хрен, киоски...
  - Хозяева, которых, в твоем сраном "Сатурне" затариваются! - рявкнул Г.Н.
  Его было не узнать. Он весь подобрался, кулаки его сжимались. Лицо покраснело, шея набухла. Грандиозные вены веревками перепахали горло. Он смотрел на Серу, как змея на лягушонка. Или, лучше сказать - генерал на рядового - раздолбая.
  - Ты же клялся - все тихо! Все по ночам!
  - Геннадий Николаевич, - робко подал голос Женька, - Мы пойдем, пожалуй. Поздно уже.
  Г.Н. затуманенным взглядом смотрел на Женьку несколько секунд. Наконец, до него дошло.
  - Сиди! - отрезал твердо, - Это, по-твоему, тихо? - он снова обращался к Федору. - Сучонок! Педик безмозглый!
  Тренер неожиданно сделал широкий шаг вперед, и, почти без замаха, влепил Сере пощечину. Удар вышел звонкий, хлесткий. Сера вскрикнул, и, схватившись за щеку, попятился к стене.
  - За что?- заскулил он.
  - Вот наглец, - удивился Генерал, - он еще спрашивает!
  - Погоди, я все объясню, - заторопился Сера.
  - А толку? - крикнул Генерал, - Хрен ли мне толку с твоих объяснений?!
  - Геннадий Николаевич, мы, правда, пойдем, - Паша выбрался из кресла. В голове, чугунным молотом, громыхала одна мысль - "Неужели?!! Этого не может быть!!!".
  - Вы можете нас не отвозить, - Паша посмотрел на насмерть перепуганного Женьку, - Мы сами доберемся. Г.Н. резко повернулся к Паше. За его спиной Сера вжимался в стену, и все тер, тер щеку, на которой алел след пятерни.
  - Доберетесь? - тяжело дыша, переспросил тренер, - Сами?
  - Конечно, - подтвердил Паша, - Доберемся.
  - Да ты уже добрался! - объявил Генерал, - Слезай! Приехали!
   Ковыля Геннадий Николаевич не первый год работал тренером по волейболу в детской спортивной школе. А до этого, действительно, выступал за ЦСКА, куда попал из армии. Еще раньше, сам посещал спорт-школу. Играл в обычной школьной команде... Короче, подавать мячи он умел. Мощно, профессионально. Удар у него был поставлен основательно. А то, что вместо мяча попалась Пашина голова - так это не его проблемы. Паша пролетел по комнате несколько метров, опрокинув по дороге журнальный столик без журналов, зато с горячим чаем в веселеньких чашечках, и липким грушевым вареньем, и, с хрустом, врезался спиной в подоконник. Внутри все заиндевело. По телу прошло гулкое эхо. Он плашмя упал лицом в разлитый чай. Напоследок услышал, как страшно кричит Женька. Обморок ватным одеялом накрыл его с головой.
  - Один - ноль, - прокомментировал Сера, - Очко с подачи.
  
  Без сознания Паша был всего несколько минут. А показалось - ночь прошла. В себя приходил мучительно, как с глубины всплывал. Левая сторона лица онемела. Языком нащупал во рту разорванную щеку, и кусочки плоти, кислые от крови. На уровне поясницы горел огонь. Он лежал вдоль стены, лицом на чем-то мокром, неловко подвернув под себя ногу. Над головой бубнили голоса. Жалобный - Серы - он оправдывался, и редкие замечания-вопросы Генерала.
  - Да, не виноват я, Генерал! Ей Богу! Это Лешка все перепутал. Схватил кассету без спроса, и налепил на нее этикетку. А дальше - пошло-поехало. Пока хватился - поздно Ушла пленочка с очередной партией.
  - Как это ушла? Это что, падла, игрушки? - Г.Н. говорил негромко, но в голосе чувствовалось еле сдерживаемое бешенство, - Как Лешка мог взять кассету? Как? Разбросал свои причиндалы по всей студии - так и говори.
   Паша открыл глаза. Прямо перед ним лежал разбитый фарфоровый чайник, и чашка с нарисованным цветочком, но отбитой ручкой. Он скосил взгляд, пытаясь оглядеться. Где же Женька?
  - Я на этой кассете качество записи проверял, - продолжал ныть Сера, - Записал всего минут двадцать, потом кто-то пришел, отвлек. Ну, я и отложил кассету на время.
  - Отложил? Бросил!
  - Тысячи кассет, Генерал! Тысячи! И все без этикеток!
  - Думаешь, оправдался? Разговор еще впереди, - пообещал тренер, - Скажи спасибо, что все так сложилось. Что они именно ко мне пришли! Это, действительно - чудо!
  Паша не знал, как ему поступить. Пошевелиться? Попытаться встать? Или изображать отключку? Решил пока ничего не предпринимать.
  Мужчины молчали. Долго-долго. Только Сера сопел - корчил раскаянье.
  - Давно хочу тебя спросить, - вдруг весело сказал Генерал, - Как тебя с таким мурлом держат в приличном видеосалоне?
  - Чего это... - обиделся Сера.
  - Ну, как же. Волосы сальные, немытые. Брюки - как корова жевала. А в салоне клиенты, покупатели. Вот, другие педики - любо-дорого посмотреть! Ботиночки начищены, брюки наглажены. А ты?
  - Я не педик.
  - Нет? А кто? Просто, пидор? - Генерал радостно заржал.
  - Я - натурал.
  - Да, уж... Мудак ты натуральный...
  - Ты чего, генерал? - Сера был жутко напуган.
  - Ничего. Жизни радуюсь.
  - С этими, что?
  - А ты, как думаешь?
  Паша замер.
  - Как это, Генерал? - удавлено прошептал Сера, - Это ведь не бомжи. Их искать будут.
  - Интересно, а что ты предлагаешь? Отпустить? Может быть, непосредственно, к ментовке подвезти? Отвечай!
  - Зачем ты только с ними связался, - заскулил Сера, - Взял бы кассету и точка.
  - А они приставать бы после начали. Как, да что...
  - Пусть. Сказал бы - ищут.
  - А они бы в ментовку пошли.
  - Не пошли бы.
  - А вдруг бы пошли? Если ты, Серуня, привык свою жопу под "авось" подставлять, так это твое призвание. А я гнилые зубы оставлять не люблю. - Генерал хитро подмигнул Сере, - Я их щипчиками.
  - Но ведь искать...
  - Пусть ищут. Мало ли людей исчезает. Посмотри телевизор.
  - Но они к тебе на работу приходили! Их могли видеть!
  - Кто? Я один сидел в тренерской.
  - На вахте, к примеру. Или пацаны.
  - Ну и что? Пришли - ушли. Кстати, на вахте, если бабка видела и запомнила, подтвердит, что они одни уходили. Я - позже. И тоже один.
  - Туфта это, Генерал. Менты, если вцепятся - не отвяжешься!
  - Заткни пасть, нытик! - не выдержал Геннадий, - Что ты меня милицией пугаешь? У меня самого в милиции знакомых до черта! Выкрутимся.
  - Генерал, я в этом не участвую.
  - Вот ведь, какая сука! - изумился Г.Н.- Сам заварил кашу, а теперь - не участвую!
  - Генерал, давай, просто, отберем у них кассету, запугаем. Что они доказать- то смогут?
  Забьются в щель, и молчать будут.
  - Ты уверен? Что молчать будут? Я должен сидеть и думать - пошли в милицию - не пошли в милицию. Рассказали, кому-нибудь, не рассказали... Полную гарантию, только сбербанк дает, Сера, да покойник... Так что, бери в руки камеру - представление скоро начнется.
  - Снимать!!! - ужаснулся Сера, - Зачем это тебе, Генерал?
  - А что ж, матерьялу пропадать? И потом, у нас одно старичье, да алкаши. Где эстетика? Эстетика, я тебя спрашиваю - где?
  Сера проквакал, что-то невразумительное.
  - Ты хочешь меня сегодня довести? - очень тихо спросил Генерал
  Паша, в это время, захотел поправить положение - нога затекла - но позвоночник отозвался острой болью. Он застонал.
  - Ожил, - сказал Сера, - Прочухался кузен.
  Тренер быстро подошел к Паше, и посмотрел сверху - вниз.
  - С добрым утром, Пинкертон.
  Он наклонился, схватил Пашку подмышки, и рывком поставил на ноги. Паша дико закричал.
  - Заткнись, сука, заткнись!
  "Боже! - сквозь боль подумал Паша, - Как же я сразу не узнал этот голос?" Ноги у него подкашивались, поясница отказывала, но Г.Н. крепко держал его за плечи, не давая упасть.
  - А ты, смелый, да? Решительный, сукин сын?
  Генерал потряс Пашу так, что у того щелкнули зубы.
  - Говори, взялся искать хозяина кассеты? Ну и как, нашел?
  Паша заглянул в глаза Генерала и отшатнулся. В глубине извращенного тренерского ума плясали демоны.
  "Он - псих! - Пашу охватила паника, - Он абсолютно ненормальный! Как его могли взять работать с детьми? Он же садист!"
  - Решительный, а милиции боишься? - Геннадий усмехнулся, - Как же так?
  - Я не решительный, - прошептал Паша, - Я - обычный.
  - Ты обычный покойник, - крикнул ему в лицо Генерал, - Труп, как и твой братец!
  Тренер-садист сильно толкнул Пашу в грудь и тот, упав на спину, в очередной раз закричал от боли. Сера в это время сидел на диване и помалкивал. Сам трусил.
  - Какого ты там расселся? - заорал на него генерал, - Хватай кузена за ноги, отнесем к братцу.
  Они подхватили Пашу. Сера, кряхтя и причитая, стал пятиться к двери в прихожую. По его жирной испуганной роже стекал пот. Генерал шагал легко. Его дыхание даже не ускорилось, не сбилось. Тренировка!.
  - Шевели задницей, - крикнул он на Серу, - Глянь-ка, отожрался!
  - Да я стараюсь, Генерал, - пыхтел Сера. Он толкнул дверь в коридор и перешагнул порог. - Темнотища!
  - Свет включи. Там, с боку. Рядом с рогами.
  Сера опустил Пашины ноги, и стал шарить по стене. Наконец щелкнул выключателем. Прихожая осветилась. Паша, как аппендикс, висел на генераловских руках, и наблюдал за Серой, который одевал зимние сапоги. "Эх, мать! А контрольную у Андрюхи я так и не взял, - вяло подумал он, - Теперь бегай за ним..."
  - Давай быстрей, - рявкнул из-за плеча Генерал, - Хрен ли ты там возишься?
  - Брось ты его, Генерал, - Сера застегивал "молнию" на сапогах, - Куда он убежит?
  "Не надо" - взмолился про себя Паша.
  - Не надо, - сказал он вслух.
  Генерал тут же бросил его на пол. Боль живым огнем, раскаленными иглами промчалась внутри позвоночного столба и разорвала затылок.
  "Я умираю" - подумал Паша.
  - Глянь-ка, опять отключился, - изумленно сообщил Сера, - Крепко ты его приложил.
  Генерал молча перешагнул через Пашу, и принялся натягивать валенки.
  - Может, до завтра отложим? - спросил Сера, - Погода-то...
  Генерал вытащил из шкафа овчинный тулуп. Длинный! Почти до пят.
  - Что нам погода, Серушка?
  - Да поздно уже. Камера... Кассеты..
  - Понесли.
  Они снова подняли Пашу на руки.
  - С Богом.
  В себя Паша не пришел, но чувствовал, как сквозь сон, холод, ветер. Тихо ругался Сера, - Во намело...
  Хрустел снег. Его куда-то несли...
  
  
   ПАРК ИМЕНИННИКОВ 2
  
  - Дождались, - сказал кто-то рядом с Пашей, - Конец ноября, а слякоть... с ума сойти! Теперь подморозит. Снежком присыплет.
  Паше не хотелось открывать глаза. Не хотелось вступать в бессмысленные разговоры о погоде с незнакомцем. Наоборот. Хотелось спать, или, по крайней мере, дремать. Вот так, откинувшись на спинку скамьи, вытянув перед собой ноги. Но голос не унимался.
  - Конечно, может еще развезти. Но это ничего. Не на долго. Я, понимаешь, лыжи страсть, как уважаю. А какие лыжи без снега?
  Резонно.
  Паша все-таки открыл глаза. Он сидел на скамье под заснеженными деревьями. Мимо него бежала аллейка, на три пальца покрытая снегом. Вдоль нее голые кусты в белых шапках, заснеженный газон. Через аллею - мертвые аттракционы, тоже покрытые белым. На арматуре колеса обозрения снежные дорожки. И даже урны со снежными пробками. Снег падал с неба густой волной. Как конфетти. После выстрела из хлопушки. Двойные круглые фонари плавали в голубом нимбе. А морозец был легкий. Терпимый...
  - Красота.
  Паша наконец повернулся к любителю зимних пейзажей.
  Немолодой мужчина в теплом светло-сером плаще на подкладке, в замшевой кепке сидел рядом и курил папиросу.
  - Красота, говорю.
  - Ничего, - согласился Пашка.
  - Часы есть? - спросил мужик.
  Паша засучил рукав и посмотрел на разбитый циферблат.
  - Стоят.
  "Где это я их?"
  - Жалко.
  Мужик воткнул окурок в снег под ногами и засунул руки поглубже в карманы.
  - Хотя, какая разница...
  Мимо них по аллейке изредка проходили люди. Смурные, неразговорчивые. Пробежала трехногая собака, чудно подкидывая зад. Следы сразу же присыпало снегом.
  - Проводы сегодня будут веселые, - доверительно сообщил мужик.
  - А погода?
  - Что погода? Плевать! Зато, именинников - завались. Правда, стариков будет многовато. Сам знаешь, как холода, старики дохнут пачками. Но не только старики. На дорогах аварийная обстановка. Значит, и молодые будут. Лихачи...
  Пашу передернуло от этих рассуждений. Он отвернулся от мужика и подумал о Женьке.
  "У телевизора, наверное, сидит. Чудик... А может, и не у телевизора он вовсе...." Какая-то смутная мысль, непрорезавшееся воспоминание терзало его. Слегка болела поясница.
  - Я сегодня пораньше лег, - распинался мужик, - Вчера у жены День рождения был. Ну мы того... - он показал, чего того, - Сегодня башка - о-о-о.... Еле смену на заводе отстоял. Домой пришел, чайку попил и спать бухнулся.
  Мужик вытянул из кармана пачку "Герцеговины".
  - Хочешь?
  - Нет, - Пашка покачал головой.
  - Ну, как знаешь.
  Сосед прикусил одну папиросу, пачку убрал в карман.
  - О чем это я? Ах, да! Попил я, значит, чайку. Заметь, не пива! - мужик поднял вверх указательный палец, - Никогда не похмеляюсь. А мог бы, - вздохнул он, - Пивка там, или "Агдамчику". А то и белой... Идешь с мужиками в курилку, разворачиваешь тормозок. Ну там сырок плавленый, огурчики, сальце. Накатываешь пальца на три... Нет! - опомнился он, - нельзя. Опохмеляться начнешь - пиши пропало!
  "Женька! - вспомнил Паша, - Женька там, а я здесь? Слушаю этого трезвенника!" Он резко встал со скамьи. "Женька! Женька там, а я... А где я?"
  - Погоди, - перебил он соседа, - Погоди же.
  Мужик удивленно посмотрел на Пашу.
  - Ты чего? Рано еще. Садись.
  - Да погоди ты! - разозлился Паша, - Мне проснуться надо. Немедленно!
  - Что?! - изумился мужик.
  - Проснуться, говорю, как? Может, снежком умыться? Или ущипнуть себя?
  - Больной, - заключил мужик, - Что новичок, я сразу понял, а что больной - только разглядел.
  - А в чем дело? - не понял Паша.
  - Ты, как уснул? - спросил мужик, - сказал себе - Спать! - и уснул?
  - Нет. Я вообще не сам. Мне помогли...
  - Не сам, - не слушал мужик, - Заснул не сам, и проснешься не сам. Закон. В нашем парке самый главный, между прочим. Это, как на свет появиться. Ты просил, чтобы тебя рожали? Родили без спроса, и тут же предъявы выставили. То не делай, так не поступай.
  - В некоторых религиях...
  - Умник? Спорить будешь?
  - Что же делать? - нервничал Паша, - Друг там у меня...
  - Ждать.
  Паша ждать не хотел. Он отчетливо вспомнил, что с ними произошло. "Это надо было оказаться таким лохом! - ужаснулся он, - Милиция, милиция меня сбила! Женька говорил, что у тренера друзья в органах... Хотя, ну и что?"
  - Сядь , парень, - посоветовал мужик, - Чего вскочил?
  - Друг там у меня, - заскулил Паша, - Точнее - брат. В беде.
  - Все нормально будет с твоим другом-братом. Про время забыл? Здесь со временем чудеса творятся. Проснешься, а прошло всего пару минут.
  - Или вся ночь...
  - Может, - легко согласился мужчина, - Все равно ничего не поделаешь. Не видел я еще людей, которые бы по своей воле просыпались. Жди.
  Паша тяжело плюхнулся на скамейку. Выхода не было.
  - Народу мало, правда? - чуть погодя спросил сосед.
  - Народу...- Паша посмотрел в разные концы аллеи. Несколько одиноких прохожих, парочка школьников...
  - Действительно, маловато.
  - Так ведь рано еще, - засмеялся мужик, - Темнеет около пяти, а кто в такое время спать ложится? Одиночки, вроде меня. Рано еще, парень. Рановато!
  "Как рано? - удивился Паша, - Мы когда к тренеру приехали? Ночь была" Подумал минутку, запутался окончательно и плюнул. "Будь, что будет".
  Он заметил, что одет по зимнему. На нем была теплая стеганая куртка с капюшоном, меховые ботинки, и драповые брюки в полосочку. Перчатки. "Откуда это все на мне? У Генерала я разделся, а вот одеваться..."
  - Дай папироску, - попросил он соседа. Тот с готовностью протянул пачку.
  - Кури, кури, - он поднес Паше зажигалку, - Так что там с твоим другом?
  - Ерунда.
  - Ерунда? А что рвался?
  Паша неопределенно пожал плечами. Ерунда, мол, и все.
  - Дело твое...
  Сосед поднялся со скамьи, отряхнул плащ, поправил воротник.
  - Пойдем.
  - Куда?
  - Хрен его знает... Так... Пройдемся.
  Паша лизнул снег с перчатки и с любопытством осмотрел нового знакомого. Днем бы встретил на улице - не обратил внимание. Обычный работяга. Здесь, в полутемном парке, под стеной падающего снега, все, в том числе и новый знакомый, казалось таинственным. Многозначительным. "Какого хрена ему надо?" - подумал Паша.
  - Не... - протянул он, - Иди, пожалуй. Я еще посижу. Подумаю.
  - Сиди, - равнодушно сказал мужик, - А я пойду согреюсь. Там, у эстрады, должна быть парочка открытых кафешек. Надо место занять. А то набегут сейчас...
  Мужик повернулся и вышел на аллею. В туже минуту парк ожил. Заработали громкоговорители. Загремела всем своим убожеством отечественная эстрада. \опять пробежала яркая дорожка из гирлянд по крышам аттракционов. Колесо обозрение замерцало сквозь голубую пелену, как чудное глубоководное существо. Наконец-то появились отдыхающие. В конце аллеи послышались громкие голоса, смех. Мимо Паши пробежали радостная малолетка. В след ей пролетел снежок, а чуть позже, стайка гогочущих подростков. Позади Паши, между деревьями, промчался какой-то чудик на лыжах. "Как он их сюда припер?" - удивился Пашок.
  Через пару минут он двигался по аллеи в сторону центральной площади. Ему в голову пришла сумасшедшая мысль. "Почему нет? - подумал он, - Все равно, это сон!"
  Большая часть парковых заведений не работала. Вместо летних кафешек - пустые площадки, покрывающиеся снегом. И столы, и стулья были занесены внутрь стеклянных аквариумов, бывших летом закусочными. Но зал игровых автоматов, работал. Немногочисленные, пока еще, игроки, как и летом, оживленно дубасили по кнопкам, не отрывая взгляд от мелькавших на экране картинок. Кому-то везло...
  У пересечения аллеи, где Паша когда-то общался с Клавдием, шумная компания затеяла снежную войну. Снаряды летали взад и вперед. Пораженные игроки смеялись вызывающе. Паша по широкой дуге, обогнул поле боя, и вышел на дорожку, ведущую к фонтану. Неожиданно в спину ему впечатался снежок. Он резко обернулся и тут же получил ранение в плечо. "Чтоб вас!" - бессильно выругался он. Понять в такой куче-мале, кто его обстрелял, было невозможно. Да и незачем. Он, просто, пошел быстрее, прочь, от опасного перекрестка.
  Возле фонтана уже толпился народ. Не много. Человек сто. Самые стойкие, или самые любопытные. Напротив эстрады - через площадь - светились витрины кафешек. В одной из них сидел его давешний собеседник. Паша пересек площадь. То место, что он наметил для себя, находилось слева от сцены. Почти в полном одиночестве он встал на краю площади, спиной к фонтану, лицом к эстраде, и приготовился ждать. "Замерзну, - подумал он, - Замерзну, умру, проснусь, а ничего и не было. Ни кассеты, ни Генерала..." Пока Паша представлял, как было бы хорошо, не приняв он ту кассету у мужика - "Товар возврату не подлежит! Делай со своей "Белоснежкой" что хочешь!" - появилось несколько молодых ребят со скребками, и бодро принялись очищать площадь от снега. Парочка снегоуборщиков вскарабкалась на сцену и заработала метлами. Работы у них было не много. Широкий козырек надежно прикрывал эстраду., и лишь по краю лежал снежный коврик.
  - Видал, как работают? - услышал Паша. Собеседники в парке подкрадывались со спины.
  - Видал, - ответил он, повернулся и обмер.
  Сзади стоял клоун. Самый настоящий. С выбеленным лицом, с носом - помидориной. В ярко-красном парике и пестром костюме. Правая половина была розовой в белый горох, левая синей в красную клетку. Вместо пуговиц - голубые банты, и ядовито-желтый воротник со множеством складок, поверх этого великолепия.
  Паша беззвучно, как Вера Холодная на экране, открыл и закрыл рот. Хотел что-то спросить, но клоун подмигнул подведенным глазом и сказал:
  - Что уставился? Пасть разинул - ворона залетит.
  Паша щелкнул челюстью, - Ерунда. От неожиданности.
  Клоун держал в руках связку воздушных шаров. На каждом стояла простенькая надпись: "Смерть".
  - Кому шары? - спросил Паша, хотя знал ответ.
  - Правильно. Им, - кивнул клоун парикастой башкой.
  - А когда их вручают? Что-то я не видел.
  - И не увидишь, - заявил клоун, - Интим - там, - он махнул рукой в сторону зарослей, тонувших во тьме и снеге.
  - А зачем им шары?
  - Да незачем, - ответил клоун, - Дальше что?
  - Ничего.
  Поговорили.
  Мимо них пронесся парень со скребком. Внутри скребка снежная горка росла стремительно. Так в кафе-мороженое накладывают пломбир. Провел ложкой по мороженому - вжик - и ложка полная.
  А народец прибывал. Разрозненные кучки, стоящие по всей площади, стали соединяться перешейками.
  - Сейчас Реалист чай допьет, - сказал клоун.
  - Кто? Что допьет?
  - Реалист, - отчеканил клоун, - Чай. Хочешь конфетку? - быстро спросил он, пробегавшую мимо девчонку в кроличьей шубе и варежками на резинке.
  - Давай, - решительно сказала та.
  Клоун вытащил из кармана конфету размером с карандаш, в яркой обертке.
  - Получи.
  Девчонка цапнула конфетку и помчалась прочь, выкрикивая на ходу.
  - Мама, мама! Мне дядька с красным носом конфету дал!
  - Люблю детей, - сообщил клоун.
  Паша пожал плечами.
  - Ты еще молодой, - недовольно сказал клоун. Выражение его лица под белой маской не менялось, только хлопали ресницы и яркие губы двигались, как самостоятельные.
  - Молодой. А я старый и сентиментальный. Да и по профессии мне положено детей любить.
  - Люби на здоровье.
  - А тем более эту. Как не любить? Завтра под машину попадет.
  - Что? - Паша отшатнулся.
  - Под машину. Пойдет с подружками на санках с горки кататься, а мамаша - овца посмотрит, посмотрит в окно, да и к телефону прилипнет. Девчонка с горки разгонится и под "ЗИЛ" заедет. Визжать вся улица будет. "Скорую" вызовут. Ха-ха! "ЗИЛ" переедет так, что полозья от санок лопнут.
  - Откуда ты все знаешь? - Паша окаменело слушая клоунскую болтовню.
  - Знаю, - заявил тот, - Предупрежден. Мне же с ней возиться. Она, конечно, именинник, а все равно - ребенок. Глаз, да глаз нужен!
  - И ты на этот приставлен?
  - В точку! - обрадовался клоун, - Детишки, почитай, каждый день бывают. И не по одному!
  - Что-то я не видел их на проводах.
  - У них свои. Детские. У них и у грудничков. С новорожденными проще. За ними Белоснежка следит.
  - Кто?
  - Белоснежка, - хитро, краем губ, улыбнулся клоун, - Что, знакомое имя?
  - Вроде...
  - Вот ты шутник! Вроде... - передразнил он Пашу.
  Неожиданно громкоговорители, над их головами, одновременно крякнули, и полузабытый голос рявкнул - "Уважаемые отдыхающие! Администрация парка..."
  - О! Реалист ожил, - сообщил клоун.
  На очищенную ребятами площадь потек народ мутным потоком. Хитрый Пашок, заранее занявший место, с ехидным любопытством следил, как люди стремятся захватить места поближе к сцене. Толкаются, спорят. Клоун очутился в своей стихии. Он шутил, задирал молоденьких девчат. Раздавал конфеты и шоколадки. Карманы его шаровар напоминали кондитерский склад средних размеров. А площадь все заполнялась и заполнялась веселым народом. Особое зимнее веселье витало в воздухе, а когда засветились прожектора вокруг, по понятной причине не работающего, фонтана, когда вспыхнули фонари по периметру сцены и заиграла музыка Паша задохнулся от восхищения. Снежная карусель, в свете прожекторов, превратилась в плащ феи. Триллионы огненных искр сыпались на голову зрителей, онемевших под волшебным звездопадом. Слово "Смерть", написанное на клоунских шарах, висело над толпой. Сам же клоун верещал где-то по соседству, развлекая народ. Теснота его не пугала. Он к ней привык. К моменту, когда появился ведущий, толпа уже немилосердно напирала сзади. Пашу вплотную придвинули к заветной дорожке, которую добровольцы почистили особенно тщательно.
  Ровный гул плыл над площадью. Обрывки разговоров, смех, жалобы и ругань слились в одно общее месиво, в котором невозможно было найти ни начала, ни конца. Суп человеческих разговоров, слегка приглушенный шарфами и воротниками, плескался через край.
  Реалист гаркнул в микрофон приветствие, и размазал гул по площади.
  - Итак дорогие друзья, мы начинаем...
  - Начинай, начинай, родной, - тявкнул клоун, - Тащи нам первого на съедение.
  Паша нашел взглядом весельчака. Снежинки таяли на побеленном лице, не оставляя следа. Клоун подмигнул Пашке.
  - Бе-бе-бе, - сказал он, - Генералу привет. Хочешь конфетку? - спросил школьницу лет четырнадцати.
  - Нет, - ответила та.
  "Правильно" - подумал Паша.
  - Правильно, - сказал клоун, - Возьми мятную.
  - Первый номер нашего шоу... - ведущий полез в карман, достал оттуда бумазейку и прочитал, - Карпов Иван Олегович!
  - Шахматист! - обрадовался клоун, - Е2 - Е4! - заорал он выползшему на сцену ровеснику птеродактилей.
  - F7 - F6 , - сказал ящер связке воздушных шаров.
  Реалист поощрительно улыбался, а Паша отключился. Смотрел и не видел, слушал и не слышал. Он ждал, что все это вот-вот кончится, толпа уплывет вниз, а мать спросит - "Давно спишь?"
  Паша насчитал 37 покойников. Сцена была почти вся заставлена креслами. Народ задавал вопросы. Клоун крысой шнырял по толпе. Его местоположение выдавала связка воздушных шаров. Перед самым концом представления он снова оказался за спиной у Паши.
  - Конец, мой друг. Как я уже говорил - Привет Генералу. Скажи - заждались мы его тут.
  - Серьезно? - обрадовался Паша.
  - Вполне, - подтвердил клоун, - Но у него своя компания. Да и тебе это не поможет, - добавил, глядя на Пашину радость, - Ладно. Пошел я.
  Клоун шагнул в заметенный снегом лесок.
  - Куда? - воскликнул Паша.
  Клоун, не оборачиваясь, махнул Паше рукой, одетой в оранжевую перчатку.
  Толпа в это время ревела и стонала. Ведущий, под гром аплодисментов, выкрикивал прощальные слов. Народ заходился в истерике.
  - Жорик! - вопила пожилая дамочка рядом с Пашей, - Жорик, сука! Кому деньги отдал? Кому? - баба ревела, как паровозный гудок, - Скажи, кому? Время еще есть!
  - Лидочка, - плакала другая женщина, - Не скучай, дорогая. Скоро встретимся.
  Покойники стали спускаться по лестнице. Аккуратно, один за другим. Толпа чуть качнулась влево, но не более. Идти следом никто не собирался. Почти.... Только Паша. Он, как ему казалось, незаметно приблизился к самому краю дорожки и приготовился. Когда последний именинник миновал его, он решительно шагнул на тропу, и пристроился в конце процессии. Ему показалось, что кто-то сзади вскрикнул, то ли от удивления, то ли от ужаса. Паша не понял, да и не интересовался. Колонна прошла по дорожке метров тридцать, а потом свернула в сторону, и ступило на то, что летом было газоном. Рев толпы за спиной напоминал шум ненастроенного на волну радиоприемника. Они удалялись. Еще десяток шагов, и ветви сомкнулись над головами. Снежный покров был еще не глубокий, и Паша слышал под ногами хруст веток и шуршание опавшей хвои. Они вышли на узенькую тропинку, уводившую в самые заросли...
  Шли молча, четко, в ногу. Паша решил немного отстать. Идти до конца у него не было желания. Он, просто, хотел посмотреть. Полюбопытствовать. Рядом шагали покойники. Молча. Лишь изредка кто-нибудь вздыхал. Паше даже показалось, что впереди плачут. Они все шли/ шли. Деревья хлестали их, ноги съезжали с тропы и увязали в подснежной бурде, но Паша не решался повернуть назад. Он еще не увидел, что хотел. Тропа вдруг резко повернула влево и Паше показалось, что впереди, метрах в двадцати, кто-то стоит. Этот кто-то, держал в руках связку воздушных шариков. Через минуту, первый в колонне поравнялся с клоуном, и тот передал ему шар. После стал раздавать остальным. Паша решил, что до самой смерти, до самого срока перейти в разряд именинников, он не забудет то, что предстало перед ним. По ночному лесу, под сыпавшими между ветвей снежинками, гуськом шли покойники всех возрастов и социального положения. Многие умершие насильственной смертью. В руках зомби держали воздушные шарики. Как дети на демонстрации. На шариках стояла надпись - "Вечная смерть".
  Отстав от основной группы метров на двадцать, Паша все же подошел к клоуну.
  - Приперся? - радостно спросил тот, - Приперся... Я так и знал.
  Паша молчал. Он потерялся.
  - Сынок, - сказал клоун, - Ты читал "Маленькие трагедии" великого поэта?
  - Да, - сказал Пашка, - Не помню...
  - А меж тем, еще Александр Сергеевич заметил, что, смертельная опасность притягивает человека. "Все то, что гибелью грозит..."
  - И что?
  - Взрослеть пора, вот что! Ты за каким хером себе кассету оставил?
  - Не знаю, - промямлил Паша.
  - Так я тебе скажу! Знать, мол, ничего не знаю, ведать не ведаю. Само рассосется.... Мирок мой не троньте сложившийся. Ребенок так чашку разбитую под диван заметает!
  - И что? - повторил Пашка.
  - А то, что приходят родители, и ребенка ремнем! - клоун неожиданно засунул руку под парик и яростно почесал голову, - Башка потеет, - сообщил он, - Ты вот сейчас за каким сюда приперся?
  - Посмотреть хотел. А что, нельзя? Табу?
  - Ха-ха! Табу! Какие уж тут табу! - засмеялся клоун.
  Паша не видел лица, но ясно представил, как у того растягиваются кроваво-красные губы, как морщится лицо, трескаются и осыпаются белила. Клоун все смеялся и смеялся.
  - Табу! Генерал снимет с вас все табу. Все запреты.
  Он вдруг заметил, что Пашка не отрываясь смотрит вдоль тропинки по которой ушли покойники.
  - Неужто хочешь за ними пойти? - спросил с интересом.
  - А можно?
  - Без шарика - нет!
  - Еще чего, - недовольно сказал Паша, - Не дури мне голову. При чем тут шарик?
  - Я так хочу, - нагло сообщил клоун.
  - И что делать? Шарики кончились.
  - Кончились, - согласился клоун, - На тебя не рассчитывали... Ладно. Для хорошего человека, чего не сделаешь!
  Он сунул руку в карман своих необъятных шаровар и вытянул на свет Божий резиновую колбаску, - Надувать сам будешь, - сказал он..
  - Спросить тебя хотел, - вспомнил Паша, - Что за поганое слово вы на шариках написали?
  - Дурак! - воскликнул клоун, - Ох и дурак! Чем же поганое?!
  
  
  В себя Пашу привел Женька, собственной персоной. Родная душа. Правда, сильно напуганная...
  - Паша, Пашка!
  Он тряс Пашу за плечи, хлопал по щекам. - Паша, Пашуня!
  Паша открыл глаза и ничего не увидел. Абсолютно.
  - Женька, - с трудом разлепил он губы.
  - Пашка, - радостно закричал Женя, - Очнулся. Я тебя зову - зову, трясу - трясу, а ты...
  - Подожди. Где мы? Почему темно?
  Он вытянул руку, нащупал каменную стену. Холодную!
  - Подвал это, Паша. Погреб, - быстро ответил Женька, - Я немного присмотрелся уже. Подвал. Наверху сарай, а сюда лестница ведет. Видишь?
  - Нет.
  - Хрен с ней. Паш, - голос Женьки дрожал, - Что же это? Что делать?
  "Если бы я знал" - подумал Паша.
  - Подожди. Еще ничего не случилось, - неуверенно сказал он.
  - Не случилось?! - в ужасе переспросил Женька, - Не случилось?! - он задохнулся, - Это же он! Неужели ты не понимаешь? Тот тип с пленки.
  - Он, - обреченно согласился Пашка.
  Женька неожиданно хохотнул.
  - Теперь ты веришь, что я где-то видел мужика в горчичном свитере?
  - Верю, - опять согласился Паша.
  - Так что делать-то?
  - Не знаю. Попробуем договориться. Пообещаем молчать.
  - Поговорить?! Договориться?! - Женька не находил слов, - Он же псих! Садист!
  - Псих... - Паша был согласен и с этим, - Твой тренер, между прочим. Наставник...
  - Откуда же я знал! - во всю мочь завопил Женька, - Откуда?!!! Да, если бы... Это все твои кассеты! Твой бизнес!
  Паша молчал. Собственно, он был согласен с каждым Женькиным словом. Тот захлебываясь кричал, что-то нечленораздельное. Его вопли носились между стенами подвала, как звук в хорошей стереоаппаратуре.
  - Эй, вы, - неожиданно раздался голос откуда-то сверху, - Какого хрена разорались?
  Женька поперхнулся, замер с открытым ртом. Паша, морщась от боли, поднялся с тряпья, которое Женька подсунул под него. Он уже немного ориентировался в темноте. Подошел к стене, у которой торчала привернутая металлическая лестница.
  - Сера, - позвал он, - То есть - Федр. Отзовись, ты где?
  - Сидите, сидите, - Сера находился, скорее всего, возле люка в подвал. Голос доносился оттуда.
  "Интересно, он видит нас?" - подумал Паша.
  - Федя, - начал он.
  - Не дергайся, - равнодушно обронил Сера, - Бесполезно....
   Серов Федя - понятно - Сера! - всю жизнь был мелким пакостником. Он таким родился. А уж вырос!!! Прошел Серуня весь путь классического мудака, не прыгая через ступеньки. И кошек он вешал, и газеты в почтовых ящиках поджигал, и кнопки на стулья
  подбрасывал... А то еще нашел себе дело - иголками колоться. В большой толпе - в магазине, к примеру - нет ничего увлекательней, чем воткнуть швейную иглу в бок, в задницу, или еще куда, зазевавшегося посетителя. Тут, главное, рожу невинную сделать. Мол, я тут не при чем. А орать-то как будет пострадавший!
  Но основное чувство, которое вело Серуню по жизни, главная черта характера было не шкодничество с садистским оттенком. Не жестокость. Трусость! Вот ведь... Линчевал кошку, а сам боялся - хозяева узнают. Жег почту и трясся - поймают! Про иголки, и говорить не приходится. Однако поделать с собой ничего не мог. Природа, понимаешь...
  В школе он учился хрен его знает как. Вроде, ничего... А после школы пошел, почему-то, в медучилище. То ли фельдшером стать собирался, то ли иголки втыкать понравилось. Но проучился не долго. Месяца два. Черт его попутал тиснуть у одногруппницы кошелек из сумки, а потом попасться. Вылетел Серуня из большой медицины вверх тормашками. Хорошо, до суда дело не дошло. Пожалели. В армию его не взяли. Даже косить, толком не пришлось. Отвалялся месяц в дурке, получил в зубы заветный билет. И отправился на вольные хлеба. А хлеба, с началом перестройки, пекли такие, что зубы обломаешь. Федор, пытаясь организовать собственное дело, благополучно растратил три тысячи (деньги на то время - ничего себе), выделенные ему папашкой - главным инженером одного НИИ. Потом еще тысячу. А когда и эти деньги пошли не впрок, Серуня приуныл. Жизнь становилась все тяжелее. Выживали те, что с зубами. Мести бы ему улицы, да снова папашка пригодился. Приткнул дорогое чадо в видеостудию, где Федор, наконец-то, смог перевести дух и оглядеться. Вокруг него была масса разного люду. В том числе, и приличного. Но Сера нашел Генерала! Стоит ли удивляться?
  
  - Сера! - крикнул Паша, - Ты что, обалдел? Вы что затеяли?
  - Я же говорю - не дергайся.
  - Сера! - Пашу охватила злость, - Вы что, психи? Или это такая шутка?
  - Ага, - радостно сообщил Сера, - Шутка. Сейчас обхохочешься.
  Паша постарался взять себя в руки.
  - Слышишь, Федя, отпусти нас. Открой люк, мы - пулей, - он поднялся по лестнице до самого верха, и стал яростно шептать в потолок, - Отпусти. Мы будем молчать! Клянусь! Никто не узнает. Веришь?
  - Эх, парень, - неожиданно грустно протянул Сера, - Ты еще не знаешь, с кем связался. Как я тебя отпущу? Подумай, что со мной будет!
  - Бежим с нами! Бежим. Человек ты, или нет! Знаешь, чем это пахнет?
  - Парень! - в отчаянье воскликнул Сера, - Как там тебя... Паша? Я то человек, и кое-что понимаю. Ты, просто, не знаешь Генерала. Он, точно, не человек!
  "Кажется, Сера сам на пределе" - подумал Паша, - Только что наглел, а сейчас жалуется".
  - Мать! - неожиданно вспомнил Паша, - Мать! - закричал он в полный голос.
  - Чья? - обалдел Сера.
  - Генерала. Геннадия..., - заторопился Паша, - Она где-то в доме спит. Найди, разбуди. Не будет же он при старушке...
  Внизу повизгивал Женька.
  - Тьфу, - в сердцах плюнул Сера, - Какая, на хрен, мать! Генерал детдомовский. Сирота.
  - Как, сирота? - не понял Пашка.
  - Очень просто. Сирота и точка. А про мать он всем плетет. Считает, что таким образом бдительность усыпляет. \психолог, мать его, несуществующую...
  "Эге, - подумал Паша, - Это уже, по-настоящему, плохо. Про мать наплел - готовился. Нас вез, а уже все знал. Серу позвал..."
  - Черт с ней, - начал снова Паша, - Черт с ней, этой матерью мифической. Бежим. Думаешь, ты в безопасности? Сегодня - мы, а завтра? Где он сейчас, кстати?
  - Соскучился? Не волнуйся, придет...
  - Как ты себе будущее представляешь, Федя? Долго он порезвится? И ты с ним?
  - Знаешь, как все началось? - вместо ответа, сказал Сера, - Я тебе расскажу.
  Он вздохнул, чем-то зашуршал. Чиркнула спичка. Паша различил узенькую щелочку, вокруг деревянного люка. Тяжелый, наверное, люк. Неподъемный".
  - Генерал бомжа одного нанял. Веранду видел? Вот ее строить и нанял. Бомжара пахал, а Генерал его кормил - поил. В этом сарае топчан поставил. Постельку, столик соорудил. Все, честь по чести. Бомжу - рай. Крыша над головой. Генерал на выпивку не скупился. Короче, Генерал утром на работу - бомж за инструменты. Пилит, колотит. И продолжался этот рай-пастораль пару недель. В один прекрасный день, когда Генерал уехал в город, бомж подцепил ломиком двери в дом и затырил деньги - 10 штук. Плащ генераловский кожаный. Еще что-то... Генерал, как увидел такое дело, аж взбесился. Месяц того бомжа вылавливал. На всех вокзалах, базарах караулил. Даже по кладбищам шнырял. Говорят, они и там кучкуются. Нашел. Пьяного в дым. Затащил в машину, привез сюда. Когда бомж проспался, начались разборки. Тут дернула нелегкая, меня заявиться. Мы с Генералом давно знакомы. Как наша студия в спортшколе открылась, мы и познакомились. Генерал стал у меня кассеты покупать. Порнуху, между прочим. Привез я в тот день очередную партию, а Генерал на кухне сидит пьяный. Коньяк хлещет. "Идем, говорит, покажу, кое-что" Сначала выпить заставил Я и не хотел, да с ним не поспоришь. Привел в сарай - этот самый - а здесь бомж наш лежит, к топчану привязан. Окровавленный весь, но дышит. "Посмотри, говорит, Генерал - шалунишка наш нашелся" Сера помолчал Закурил новую сигарету.
  - Ну а дальше - сам догадываешься. Не помню, как у меня в руках видеокамера оказалась. Генерал сунул, - Сера вздохнул с надрывом.
  "Овечка заблудшая, - подумал Паша, - Впору ему сопли вытирать"
  - Ну и, пошло-поехало. Генерал страсть любил эти кассеты пересматривать.. Смотрит и смеется. "Как, мол, я его". Генерал ведь не маньяк. Он, просто, садист.
  - А в чем разница? - не понял Паша.
  - У маньяков всегда "идея" есть. Она ими движет. Их даже вылечить можно. А у садиста никакой идеи. Ему, просто, нравится людей мучить. Черта характера такая. Наклонность. Некоторые, вот, плов любят, или пироги с капустой, а садист от чужой боли кайф ловит.
  - Кошмар, - согласился Паша.
  - Ты мне верь. Я в медучилище учился. Два месяца... Все про них знаю.
  - А ты, что?
  - А я, что?... Взялся за гуж... Тьфу, то есть, замазался по уши.
  - Ну и дурак.
  - Сейчас на тебя посмотрим, умник, - зло прошипел Сера, - Когда Генерал тебя щипчиками обработает. Поросенком завизжишь!
  В абсолютно темном подвале у Паши потемнело в глазах.
  - Посмотрим, жирная сука, кто из нас визжать будет! - он задыхался от ярости, - Да нас пол-школы видело! Бабка на вахте, пацаны! Все видели, что мы к тренеру пошли!
  - Пугай, пугай!
  - У меня дома знают, куда я пошел, у Женьки... Ты, недоумок, думаешь, это - кино? Ты боевиков насмотрелся?
  - Я, парень, видел такое, о чем ты и не догадываешься.
  - Паш, - Женька сзади дергал Пашу за брюки, - Паш, ты что его злишь?
  - Да, пошел он!
  Пашка спрыгнул с лестницы.
  - Думаешь, выкрутишься, свинья? Правда, думаешь, обойдется? - крикнул он в потолок, - Мы не бомжи, дружок, - вспомнил он недавно подслушанный разговор, - Нас искать будут! Генералу твоему вышку дадут, а тебе жирный пидор,- пожизненное!
  Сера злобно сопел сверху.
  - Паша, - Женька теребил его сзади, - Ты же хотел договориться.
  - Подожди, брательник, - Паша оттащил Женьку к дальней стене, - Помолчи!
  Они услышали, как наверху хлопнула дверь. Потом, раздались шаги, сверху посыпался мусор.
  - Ну, как? Общаетесь? - голос Генерала доносился отчетливо, - Что предлагают пленные? Молчание?
  - Тявкают, - неопределенно ответил Сера.
  - Ну-ну...
  Сверху ходили, что-то двигали.
  - Включи свет, - скомандовал Генерал.
  Щелкнул рубильник. Люк, в углу над лестницей, ясно обозначился.
  - Здесь в сумке камера. Вытаскивай.
  Что-то зазвенело, люк скрипнул, приподнялся. Яркий голубоватый свет резанул по глазам. Братья зажмурились.
  - Ну, Женька, теперь держись, - прошептал Паша. "Кидаюсь ему в ноги. - подумал он, - А дальше - как Бог пошлет". В люк нырнула довольная рожа Генерала.
  - Ну, как самочувствие? Ого! Приготовились к обороне? - заржал он, - Ладно, вылезайте, не трону.
  "Ага, а сам камеру принес, - в панике подумал Паша, - Опять зубы заговаривает".
  То, что произошло в следующую секунду, Паша вспоминал много месяцев. Или лет. Сначала он даже не понял, что случилось.
  Сверху раздался звук удара, треск. И, в туже секунду, Генерал полетел в подвал башкой вперед. Он, как мешок с картошкой, глухо треснулся о земляной пол и замер.
  "Упал, мать его! Сверзился!" Сверху летела пыль и какие-то обломки. "Не может быть!"
  Братья, как спринтеры, рванули к лестнице. Паша наступил на Генерала, ничком лежащего на полу, и одним бешеным рывком - аж позвоночник взвизгнул - подкинул Женьку сразу до половины лестницы. В следующую секунду в люке уже мелькали Женькины пятки.
  "Поддать ему для верности. Что ли? - Паша мельком взглянул на Генерала, не подающего признаков жизни, - Ну его. Там еще Сера..."
  Сера удивил Пашу. Когда он наконец выбрался из злосчастного подвала, тот, с бледной рожей, рассматривал осколки видеокамеры, которые судорожно сжимал в правой руке.
  - Говорил Генералу, что камера - барахло. Игрушка для лохов, - Сера отбросил пластиковый мусор, - Не благодарите, пацаны, - Сера захлопнул люк в подвал, - Но, кое о чем и не забывайте. Дергайте домой, и сидите как мышки. Помните, откуда выбрались.
  "Еще не выбрались, - подумал Паша, - А пора"
  Они выскочили на улицу.
  - Ты куда, ненормальный! - крикнул Паша Женьке, который в одном спортивном костюме и носках, метнулся к раскрытым воротам.
  - Давай назад, псих! Замерзнем!
  - Ни за что!
  Паша догнал Женьку на полпути.
  - Оглянись, чудик!
  Снег все прибывал. Яростная вьюга закручивала колючие вихри. Мороз усилился. Снег хлестал по лицу, лез в глаза и рот.
  - Замерзнем, Женька! - Пашка потряс брата за плечи, - Ста метров не пройдем! Бегом в дом. Оденемся и деру!
  Женька бессмысленно тряс башкой.
  - Очнись, - Паша шлепнул его по щеке, - Очнись. Наставник твой в отключке. А, может, и вовсе башку свернул. Давай, бегом.
  Они, наконец, побежали к крыльцу. Босые ноги скользили по обледеневшей дорожке. Снег набился в волосы и за воротник. Но ребята ничего не чувствовали. Они, просто, бежали за одеждой.
  В глубине дома громыхал чем-то Сера.
  - Где эти сраные кассеты...
  Он что-то опрокинул. Покатилась по полу бутылка.
  - Вот черт!
  Сера бушевал, как слон в известной лавке. Через секунду выскочил в прихожую, где ребята одевались.
  - Вернулись? Понравилось? - Сера стал яростно натягивать мохнатую куртку, - Советую поторопиться.
  - Нашел кассеты? - спросил его Пашка, открывая дверь на улицу.
  - Не все. Где он их прячет?
  
  Через полчаса ребята все еще бежали по Богом забытому, снегом заметенному, поселку железнодорожников. Сера, сразу же за генераловскими воротами, свернул в другую сторону. Паша даже не посмотрел, куда тот пошел. "Нужен он? Помог, да и ладно" Первые минут двадцать братья мчались единым духом. Потом стали сбиваться с шага.
  - Хорош. Притормози, - скомандовал Пашка. В отличии от брата спортсмена, он выдохся быстрее. "Глянь-ка, а Геннадий Николаевич его кое-чему научил" - Притормози. Не погонится он за нами.
  - А вдруг?
  Женька все же сбавил шаг. Выскочили на пригородное шоссе. Почти пустое. Пару раз мимо проносились грузовики, и братья принимались яростно махать руками, но водители, за вращающимися "дворниками", не обращали на них внимание.
  - Кто нас подберет в такую погоду? - в отчаянье ругался Женька.
  - Ничего. К утру доберемся, - успокаивал его Паша.
  Они разговаривали мало. Берегли силы. Пашин позвоночник, при каждом шаге, издавал протестующие вопли. Паша стискивал зубы. Крепился, как мог. Тут еще левая половина лица онемела. В голове бухал молоток. Он внимательно осмотрел Женьку. Порядок. Небольшая ссадина на губе и все.
  - Ты, как в подвал попал? - вспомнил Паша.
  - Так же, как и ты, - буркнул Женька, - Генерал отволок. Пока Сера тебя караулил, он меня через плечо, и вперед. Правда, я сознания не терял
  - А чего же не орал?
  - Как не орал? - изумился Женька, - Вопил - будь здоров! Да в этой глуши, кто услышит...
  Они еще с полкилометра шли молча, но Женьку уже прорвало. Он, наконец, задал свой коронный вопрос - Что теперь, Паша?
  - Теперь, Денечка, домой и в ванну. Горячую.
  - Не хитри. Говори, что теперь делать?
   Паша пошарил по карманам, в поисках сигарет. Пусто. Где-то выронил.
  - Не знаю я. А ты, что думаешь? С заявлением бежать?
  - Спрашиваю...
  - Отвечаю - В Пинкертонов я наигрался! Обошлось, и ладно. Буду жить, как жил. Тем более, у нас на руках - ничего! Даже кассета у Генерала осталась. А, если у него в милиции, и правда, друзья... - Паша злобно плюнул в снег, - Безнадега.
  - Через десяток шагов Женьке в голову пришла новая мысль.
  - Не представляю, как я теперь на тренировку заявлюсь?
  - Тебе зачем дергаться? - удивился Паша, - Подумай, как он заявится. Только мне, почему-то кажется, не явится он. Совсем.
  - Паша, - воскликнул Женька, - А если мы его убили?
  - То-то. А говоришь - заявление....
  Метров через триста братьев подобрал огромный КамАЗ. Изумленный водитель распахнул пассажирскую дверь.
  - Эй, хлопцы, обалдели? Разгуливаете в такую погоду!
  Ребята, обезьянками, полезли в теплую кабину Пашка, пряча разбитую морду за Женькиной спиной, выдал дежурную версию:
  - В гостях засиделись. Последний автобус упустили.
  Сердобольный водитель высадил их у сельхозрынка. От денег отказался.
  - Бегите домой, ребятки. Да по гостям поменьше шляйтесь.
  Через два квартала они стали прощаться. Женька почти пришел, а Паше было вверх по проспекту.
  - Ну, что, Ватсон. Покедова? -Пашка протянул руку.
  - Что матери скажешь? - Женька показал на разноцветную Пашин физиономию.
  - Выкручусь.
  Они простились. Паша хотел уже бежать домой, но Женька остановил его.
  - Паш, - он мялся, - Там, в подвале... я накричал на тебя... Ну, короче, извини. Испугался я здорово, - Женька всхлипнул.
  Паша одной рукой приобнял брата за плечи.
  - Не горюй, Ватсон...
  
  
  Когда Паша и Женька, уже, получив от родителей по рогам, мирно спали в своих постелях, человек, которого близкие и дальние знакомые называли - Генерал, выбрался наконец из собственного подвала. По телу пробегала судорога, сводило шею. На заляпанном грязью лице запеклись струйки крови. Он сумасшедшим взглядом обвел яркоосвещенный сарай, задержал взгляд на обломках видеокамеры, а затем, на подгибающихся ногах вышел на улицу. Ветер швырнул в лицо рой снежинок, он зажмурился, но успел заметить, что в доме горит свет и входная дверь распахнута настежь. Генерал мрачно выругался, но в дом не поспешил. Набрал в руки снег, обтер лицо и, по белой целине, побрел в сторону рубленной русской бани, стоявшей в глубине участка. На ходу, вынул из кармана овчинного тулупа связку ключей, на крупном металлическом кольце. Возле дверей бани немного потоптался, приминая снег, отпер тяжелый навесной замок и сунулся в темноту.
  - Эй, Чика! Живой?
  Тишина. Генерал повернул выключатель у входа. Грязноватая лампочка без плафона осветила голые стены.
  - Чикушка, подъем!
  Груда тряпья, лежащая на деревянной скамейке, зашевелилась, и из ее недр вынырнула взлохмаченная голова бомжа - интеллигента.
  - Что? Что такое? - заволновался Чика.
  Он скинул тряпье, сел на скамейке. Тихо звякнула цепь, закрепленная одним концом на Чикиной лодыжке, другим - на чугунной трубе, идущей вдоль пола.
  - Амнистия, братан.
  Генерал присел на корточки, и одним из ключей в своей связке отомкнул цепь.
  - Вот так. На свободу с чистой совестью.
  Чика проворно вскочил на ноги. Он готов был бежать на край света.
  - Испугался? - спросил его Генерал.
  Чика забормотал что-то невразумительное.
  - Испугался, - удовлетворенно констатировал Генерал, - А зря. Я что тебе, псих какой?
  Чика яростно замотал башкой. Мол, ни боже мой! И в мыслях не держал.
  - Это был маленький урок. Не побирайся на вокзалах, - Генерал указал на дверь, - Путь к новой жизни.
  Он вышел из бани, посмотрел вслед, как заяц, улепетывающего Чики, и наконец пошел в дом.
  - Снегу нанесли, - выругался в прихожей, - Серушка, - позвал он. Само-собой - тишина.
  - Крыса, - сплюнул Генерал, - Погоди...
  В комнате, служившей ему кабинетом, он первым делом разжег камин. Аккуратные чурочки лежали тут же. Горкой. Затем снял со стены неприметный эстампик, открыл дверцу тайника, и вынул оттуда несколько видеокассет. Обычных от магнитофона, и толстенькие, от любительской видеокамеры. Положил всю стопку возле камина, и стал ждать, когда сильней разгорятся дрова.
  
  
  Паша провел неделю в постели. Болел. Застыл все-таки. Каждый день приходила Ольга. Звонили друзья. Витька Косов раз забежал. Паша, как почувствовал себя лучше, позвонил Руслану. Сообщил, что увольняется.
  - Жаль, - вздохнул Руслан, - Лучшие люди разбегаются.
  - Ну, ты скажешь... - смутился Пашка.
  - Правда, жаль. Вот и Ленка скажет. Ты ей нравился.
  "Надо же!" - изумился Паша.
  - Тут и Сергей ноет, - пожаловался Руслан, - Лыжи навострил.
  - Да, продавцов сейчас... Только свистни!
  - Не в этом дело, Пашок. С вами проблем не было. Все по-честному. А то, что водочкой втихушку приторговывали - Бог вам судья.
  Они помолчали.
  - Короче, передумаешь - милости просим.
  На том и расстались.
  Женька явился, как всегда, в воскресенье. Красный от мороза, с улыбкой до ушей. Он ввалился, держа в руках пакет с яблоками, и зачем-то букет цветов. У Паши в этот момент сидела Ольга.
  - Глянь-ка на этого чудика! - воскликнул Паша, - Насчет цветов, сам додумался?
  - К больному положено с цветами.
  - Цветы - даме! - распорядился Пашка, - Кстати, - он обратился к Ольге, - Ты мечтала познакомиться. Прошу!
  Женька, стесняясь, протянул Ольге букет, - Женя, - представился он.
  - Евгений! - поправил Паша, - Спортсмен, отличник, и вообще - герой.
  Женька смущенно хрюкнул.
  Они весело трепались о том, о сем. Женька понемногу освоился, веселил байками из школьной жизни.
  Наконец засобирался.
  - Ну, ладно. Выздоравливай.
  Они пожали друг - другу руки.
  - Забегу на неделе... - он потоптался в дверях, - А у нас в спортшколе новый тренер.
  - Ну? - вяло удивился Паша, - А старый где?
  - Бог его знает, - Женька пожал плечами, - Говорят, уехал в другой город. Уволился и уехал. Заболел кто-то из родственников. Он и поехал ухаживать. Даже увольняться сам не пришел. Заявление по почте прислал. Спешил...
  - Да, - вздохнул Паша, - Бывает.
  Женька ушел.
  - Симпатичный, - сказала Ольга, - Спортсмен?
  - Волейболист.
  - Это хорошо. В армии пригодится.
  - Зачем ему в армию? Он в институт поступит.
  - Ты то - служил.
  - Мне не повезло.
  - Не повезло Холмогорову, - Ольга вздохнула, - Не пойму, жалко его? Нет?
  Пашка не ответил. Он еще сам не разобрался в своих чувствах.
  - Давай, как-нибудь на кладбище съездим, - предложил он.
  - Еще чего! - возмутилась Ольга, - Я покойников боюсь.
  - Покойников я тоже не жалую, - согласился Паша, - Но на кладбище их нет. Они в другом месте.
  Ольга строго посмотрела на Пашу.
  - Температуру, когда мерил?
  - Час назад.
  - Возьми градусник.
  - Не... Нормальная. Я аспирин пил.
  - Тогда, что за разговоры? Кладбище, покойники...
  - Это не я. Это - ты.
  Ольга не помнила, кто начал этот неприятный разговор, но по-женски была уверена в своей правоте. Паша больной. Больной и глупый. Она здоровая и умная.
  - Косов с Ефимовой заявление подали, - сказала Ольга. Она считала, что такая тема больше подходит для обсуждения с больным.
  - Я знаю. Косов забегал. Свидетелем приглашает.
  Ольга молчала. Паша знал почему. Обсуждали они эту тему. Обсуждали раз сто.
  - Где жить будем? - спросил он.
  - У меня, - сказала Ольга.
  - У тебя сестра строгая, - ответил Паша, - Я ее боюсь.
  - Ей пятнадцать!
  - И что? А замуж выйдет? Куда ее девать?
  - К мужу уйдет. И вообще, это не разговор. Кто хочет жениться - женится. А жилплощадь тут не причем.
  - Как это, не причем?
  - На втором месте.
  - На первом, разумеется, - любовь.
  - Точно.
  - То-то у нас в стране разводов больше, чем свадеб!
  - Не больше.
  - Выздоровлю - подадим заявление, - сказал Паша, - А жить - палатку во дворе поставим.
  - Я не навязываюсь.
  - Я навязываюсь!
  - Жить, между прочим, и у вас можно.
  И эту возможность они уже обсуждали.
  У меня папашка.
  - Он вас бросил
  - Вернется.
  - И пустите?
  - А куда его девать?
  - Будем вместе жить.
  - Я, вот, с работы ушел, - перевел разговор Паша, - На что теперь в "Ладью" ходить? Не пойму.
  - А ты не ходи. Учись.
  - Мне еще долго. Жить-то надо.
  Паша абсолютно не стеснялся обсуждать с Ольгой свои финансовые проблемы.
  - Другую работу найдешь. А из палатки ушел, и правильно. Знакомые спрашивают - Где твой жених работает? А я - В палатке водкой торгует. Неудобно, ей Богу!
  - Говори, коммерсант.
  - Поздно. Ты уже ушел.
  Ни к чему они не могли прийти. Тут так - или на все плюй, и беги в Загс, или жди. Устраивай быт, делай карьеру. Но это, как-то по-американски. Не для нас.
  Мать вкатила в комнату сервировочный столик с чаем, пироженными. Предварительно деликатно постучала в дверь. - Можно?
  - Что я - инвалид? - обиделся Паша, - До кухни не дойду?
  - О чем беседуете? - на идиотские вопросы мать не отвечала.
  - Паша на кладбище собрался. Меня с собой зовет.
  - А мне показалось, что у него дела на поправку пошли, - удивилась мать. К ее юмору нужно было привыкнуть.
  - Холмогорова проведать хочет.
  Мать промолчала. У нее была в запасе пара эпитетов в адрес усопшего. Но о покойниках, или - или...
  - Чай пейте, - предложила она, - Внуками, когда осчастливите?
  Ольга чуть не уронила чашку.
  - Вернул, интересно, Юрка деньги холмогоровской матери? - задумчиво произнес Паша.
  - Какие деньги? - спросила Ольга.
  - Какой Юрка? - спросила мать.
  
  
  Прошло еще пару недель и Паша, раз вернувшись из института, застал дома ремонт. В ванной шипела вода, по полу были разбросаны слесарные инструменты. Сантехнический трос. Из уборной вынырнул перемазанный смазкой Жужа..
  - Пашок, - заорал он, - Налаживаю систему. Как и обещал!
  Пока Паша раздевался в прихожей, Жужа воровато огляделся, убедился, что никто не подслушивает, и наклонился к Пашиному уху.
  - Помнишь, тот разговор? Ну, с Арсеном и Борисом.
  Паша посмотрел на Жужу.
  - В палатку мы к тебе приходили. Потом пили в кустах.
  - Помню.
  Ты не обращай внимания, - заторопился Жужа, - Наплели они тебе, Пашок. Выпить хотели, вот и насочиняли. Но я отработаю, - опомнился он, - Как штык!
  Жужа потряс в воздухе разводным ключом.
  - Все нормально, Жужа, - успокоил его Паша, - Я сразу понял - брехня. Откуда в нашем городе маньяки возьмутся!
  
  
   ГОРОД ИМЕНИННИКОВ
  
  
  "Ну и пылища" - подумал Паша. Резкие порывы ветра несли с собой облака горячих песчинок, колючих, как толченое стекло. Они липли к потному лицу, вползали за шиворот, вызывая нестерпимый зуд, и норовили запорошить глаза. "Очки бы сейчас". Паша повернулся спиной к ветру и посмотрел в конец улицы. Ни души. Дорога шла вдоль решетчатой ограды парка. Неровные облупившиеся металлические штыри соединяли кованные завитушки. Верхняя часть забора угрожающе ощетинилась фигурными пиками. Напротив того места, где стоял Паша, в заборе зиял пролом. Или, лучше сказать, - прогиб. Безымянный Геракл развел в стороны два штыря, образовав, тем самым, в заборе лазейку. "Здесь я и прошел, - решил Паша, - Где же еще?" За забором деревья росли плотно-плотно. Паша пытался разглядеть, что-нибудь между ними, но тщетно. Зеленый сумрак сгущался метров через десять. Просто, лес. Паша посмотрел в другую сторону. Пешеходная дорожка, затем ряд невысоких кустиков. А за ними проезжая часть. Тоже пустынная, заброшенная. Ветер гнал по ней нападавшие из парка ветви, листву, и особенную вековую пыль. Сотни лет дороги не касались мохнатые щетки добросовестных дворников. Оранжевые поливочные машины не освежали ее из шланга. Дорогу бросили на произвол времени...
  Новый резкий порыв ветра потянул Пашу за руку. Он только заметил, что держит в руках шелковую ниточку, на дальнем конце которой трепыхался воздушный шарик синего цвета. По шарику шла нелепая надпись - "Лесной квартал". Шар метался над головой и рвался из рук. "Нужен он мне?" - подумал Паша. Лети... Он разжал кулак, и шар, подхваченный потоком, рванул через забор на территорию парка. По дороге едва увернулся от острой пики, и пропал где-то в зарослях.
  Как сказал бы Женька - "Дальше что?"
  Паша продрался сквозь кусты и вышел на дорогу. "Какого хрена? Все равно ни одной машины". Через улицу плотненько стояли панельные "хрущевки". Покореженные качели, беседки без крыши, опрокинутые лавки у подъездов. "Так бы выглядел наш город лет через десять после взрыва нейтронной бомбы, - подумал Паша, - Знаю я это место? Похоже на улицу Герцена. Та тоже идет вдоль парка. Но откуда на ней "хрущевки", и вся эта помойка?" Он, наконец, перешел улицу, и с противоположной стороны взглянул на парк. "Эх, и ничего себе!" Голова у него слегка закружилась, а сердце вдруг решило ускорить шаг. Черные штыри, составляющие парковую ограду, тянулись в обе стороны, на сколько хватало глаз. Они спускались вниз по улице, карабкались в гору, и уходили в черт знает какую даль. А напротив - дома, дома...
  "Как я сразу не заметил" - подумал Пашка. Он медленно побрел по тротуару, в сторону ближайшей пятиэтажки. Асфальт был покрыт причудливо-извилистыми трещинами, сквозь которые торчала пыльная трава. "Ему тоже сто лет, - решил Паша, - Или больше?"
  Запустение окружало его, вопило из каждого темного окна. На некоторых балконах грудой валялась разбитая мебель. Грязные тряпки свешивались с перил. У крайнего подъезда лежал на спине холодильник без дверцы. Паша заглянул внутрь, и, с удивлением, обнаружил в нем пачку аккуратно сложенных, и перетянутых шпагатом газет. Десятилетней давности. Всего-то...
  Паша со злостью поддал ногой , лежавший рядом, мячик. Тот с хлюпающим звуком откатился метров на пять.
  "Где тот пацан, что с ним играл? - подумал он, - Что вообще здесь происходит?"
  На чахлом газончике, напротив следующего подъезда, стоял врытый в землю одноногий стол. По голубому пластику были разбросаны доминошные костяшки. "Какая привычная картина, - обрадовался Паша, - Хотя...". Ветер нес вдоль дома какие-то тряпки, обрывки газет. Пыль и листву. Под его порывами, шумели кроны деревьев, и умопомрачительно скрипела, оторванная с одного края доска, свесившись с крыши беседки. Паша дошел до конца дома и остановился. Он не знал, куда ему идти дальше. Что делать. За этим домом торчал другой. Точно такой же. И рядом. Справа и слева шли одинаковые панельные пятиэтажки. Над головой вдруг резко хлопнула незакрытая форточка. "Я сплю? - подумал Паша, - Или я уже умер?"
  По обкусанным ступенькам он вошел в подъезд у которого стоял. В подъезде пахло сыростью и легкой гнилью. На выкрашенных в болотный цвет стенах, красовались меловые названия иностранных рок-групп, признания в любви и ненависти. Посреди лестничной площадке, вверх ножками, лежал журнальный столик. Паша обошел его, и стал подниматься по лестнице. На каждом этаже валялось что-нибудь занимательное и отталкивающее. Грязное белье, битая посуда, стулья - тумбочки... "Это совсем не то, что я ожидал увидеть, - решил Паша, - Все не то" Он дошел до конца лестницы, и сразу же стал спускаться обратно. Проскользнул под окнами к соседнему подъезду и опять полез наверх. Вокруг было все тоже. Опять битая посуда, поломанная мебель. "Здесь была война? Стихийное бедствие? Или нашествие зеленых человечков?"
  На пятом этаже он нашел, что искал. Металлическая лестница крепилась к стене мощными кронштейнами, и заканчивалась под деревянным люком, ведущем на крышу. "Где-то я уже видел такое? - подумал Паша, рассматривая лестницу и люк, - Определенно!" На люке, слава Богу, не было замка. Паша, с некоторым усилием откинул его и, минуя небольшой тамбур, еще одну дверь, вылез на крышу из маленького домика, похожего на скворечник. На крыше, резкий порыв ветра, чуть не свалил его с ног. Он вцепился в дверь, которую только что открыл. Сама крыша - политое битумом, и поеденное временем поле - не представляла из себя ничего интересного. Зато вокруг разворачивалось, кое-что любопытное. По-большому счету, Паша и ожидал увидеть нечто подобное. С одной стороны дома лежало то, что когда-то было парком. Стена деревьев, мешавшая Паше, сквозь прутья, заглянуть внутрь, оказалась лесом. Бескрайним зеленым ковром. "Где же "Чертово колесо"? - удивился он, - Колесо-то должно быть видно?" Но, сколько бы ни всматривался, нигде не мог обнаружить ничего похожего. "Просто, первобытный лес".
  Зато пейзаж по другую сторону дома, представлял из себя нечто совершенно противоположное. Паша подозревал, что двумя - тремя домами дело не обойдется, но чтобы столько! Шизофренический муравейник, сложенный из одинаковых красных пятиэтажек, заполнил другую половину мира. Крыши покрывали фантастические заросли телеантенн. Многие покосились, многие, просто, сломались и, пьяными пауками, валялись на боку, оборвав тросы их удерживающие. Одним словом, джунгли были впереди, и джунгли были сзади. Паша присел на корточки, выудил из кармана сигареты. Он уже не удивлялся, что одет по погоде, что в кармане у него лежат сигареты, а в другом - зажигалка. Он, просто, закурил и все. В мире царила тишина. Она, конечно, не была полной - свистел ветер, шумели деревья, время от времени, где-то хлопали окна, двери подъездов. Но без звуков человеческой деятельности, без гудения машин, звука шагов. Без человеческих голосов, криков, а то и ругани, все звуки были мертвыми. Просто, фон для тишины. "Здесь, даже птиц не слышно, - без особого удивления, заметил Паша, - Это настоящий мертвый мир. Он мертв, и мертв уже много лет. Здесь, наверное, нет ни одного человека"
  - Вот ты где, - опроверг последнее Пашино умозаключение голос за спиной.
  Паша выронил сигарету, хотел проворно вскочить, но ноги вдруг стали ватными, и он с трудом выпрямился, держась за дверку, через которую вошел.
  - Мишка! Вот так встреча!
  Паша, к своему стыду, почти забыл Холмогорова. Так и бывает, общались, дружили. А потом забыл, и все. Как и не было. Правда, те потрясения, что Паша пережил в последнее время, немного извиняли его.
  А Мишка стоял перед ним, держась одной рукой за домик-скворечник, и был такой реальный, такой живой. Реальней, чем в жизни.
  - Ага. Я, - уверенно подтвердил Холм.
  Они обнялись.
  - Откуда ты здесь взялся? - спросил Паша.
  - Что, значит - откуда? - удивился Холм, - Ты же сам меня провожал.
  - Я имею ввиду - на крыше.
  - А... Подсказали. Только я через пятый подъезд поднялся.
  - Господи! - воскликнул Паша, - О чем это я? Расскажи, расскажи мне все. Как ты? Что здесь за жизнь?
  - Это не жизнь, - быстро ответил Холм
  - Не жизнь? А что?
  - Не знаю. Ожидание...
  - А что все это значит? - Паша обвел рукой пейзаж вокруг.
  - Слушай, пошли? - предложил Холм, - Ветрено здесь. И пыльно.
  Прежним Пашкиным путем они спустились в подъезд и побежали вниз по лестнице.
  - Ты мне лучше, расскажи, как там ребята? В общаге собираетесь?
  Они только что перелезли через какие-то обломки, возможно, остатки шкафа, и Паша спросил:
  - Здесь что, была война?
  Холм засмеялся, - Так мы с тобой не поговорим. Сейчас дойдем до моей берлоги, там разберемся.
  Они вышли из подъезда. На опрокинутой скамейке сидел знакомый клоун и читал толстую книгу в коричневом переплете. Не отрывая взгляд от страницы, он поднял руку в яркой перчатке, приветствуя ребят.
  - Привет, Пьер, - поздоровался Холм, - Ты, что здесь делаешь?
  - Деяние, - вместо ответа прочитал клоун, - Форма проявления активности субъекта, определяемая ее социально-значимыми результатами, ответственность за которые несет сам субъект, даже в том случае, когда они выходят за рамки его намерений.
  - Пошел ты... - сообщил Холм, - Какие, на хрен, намерения!
  Пьер неловко перевернул несколько страниц плюшевыми пальцами, и объявил:
  - Намерение! Сознательное стремление завершить действие в соответствии с намеченной программой.
  Он оторвал взгляд от книги, и с любопытством посмотрел на Пашу.
  - Каково?
  - Пошли, Пашок, - позвал Холм, - Пьер - придурок.
  Они стояли рядком, напротив опрокинутой скамьи, на которой, как кот на заборе, пристроился Пьер. Он ухмылялся и разглядывал Пашу.
  - Да, не было у меня никаких намерений, - слабо возразил Паша.
  - Не было? - изумился Пьер, - Это ты мне рассказываешь? А кто у меня шарик клянчил?
  - Клянчил? - теперь возмутился Паша, - Это ты врешь!
  - Говорю - пошли, - недовольно повторил Мишка, - С Пьером спорить - себе дороже.
  - Спасибо, Мишенька, - противным голоском сказал клоун, - Встретился бы ты с другом, кабы я не подсказал, где его искать.
  - И что? - задиристо спросил Холм, - Теперь можешь нам башку кружить своими цитатами?
  - Правда, пошли, - Пашка потянул Холмогорова, - Не было у меня никаких намерений, - все же сказал на последок, - Так... Одно любопытство.
  Они отошли на пару шагов, когда Пьер снова ожил.
  - Генералу привет передал?
  - Да уж передал, - злорадно отозвался Паша, - Горячий!
  - Врешь, - вздохнул Пьер, - Ты очередной раз осколки чашки под диван замел. Наступишь на них когда-нибудь. Обязательно!
  
  - Что это за тип? - спросил Паша чуть позже, когда они углубились внутрь лабиринта. Мишка шагал уверенно. Похоже, легко здесь ориентировался. А у Паши, от одинаковых двориков, рябило в глазах. Кругом запустение, мертвечина.
  - Местный шут, - ответил Мишка, - Ты же видел. Клоун.
  - Интересно, что ему надо.
  - Хрен его знает, - пожал плечами Холм, - Шастает повсюду, что-то вынюхивает. Мутный тип.
  - Говорил, что с детьми в парке возится.
  - Видишь, ты больше меня знаешь про Пьера.
  - Столкнулись.
  - По-моему, это черт, - сказал Мишка, - Лично - дьявол.
  - Серьезно?
  - Не-а... - Мишка засмеялся, - Ну его. Расскажи, лучше, как там наши?
  - Наши?... Как обычно. Сейчас зачеты сдают. А там и сессия. На новый год в "Ладью" собираются.
  - Так это еще через полгода!
  - У вас, через полгода! А у нас - через неделю!
  - Да, - согласился Холм, - У вас - не у нас... Веришь, я бы сейчас согласился каждый день по зачету сдавать. И раз в неделю по экзамену, - он задумался, - Эх, где наша не пропадала! Два раза в неделю! И пива не пить. Если только, изредка...
  - Неужели, все так плохо?
  - А ты сам не видишь?
  - Сам я пока ничего не пойму.
  Мишка промолчал.
  За углом очередной пятиэтажки они увидели четверку подростков, которые лениво перекидывались мячом. Холм не обратил на них внимание.
  "А вот и люди" - подумал Пашка.
  - Я уже решил, что здесь пустыня, - сообщал он Холму.
  - Погоди. Еще не дошли.
  "А дома, вроде, поновей, - подумал Паша, - Правда, новей! Или, просто, чище?".
  Вокруг, посветлело. Не было уже сломанных, или опрокинутых скамеек. Не валялись холодильники без дверок. На нескольких балконах Паша заметил развешанное белье. Не просто, грязные тряпки. А тряпки чистые. Общее впечатление, все равно, оставалось тоскливое. Гнетущее. Такое чувство вас охватывает на окраине глубоко провинциальных городков. Где дома, представляют из себя, чистенькое старье. А может, и не чистенькое, но всегда старе. Асфальт там прокладывали во времена Тутанхамона, и, примерно, в это же время сажали могучие деревья, вскрывшие тот асфальт корнями, как консервным ножом. В таких местах присутствуют все атрибуты цивилизации. В домах есть свет, из кранов течет вода. А включи газовую колонку, - так и горячая. Самодельные антенны ловят один-два канала. Да и жители не окончательные свиньи. Моют окна в своих квартирах, вешают на те окна, занавесочки. Цветастые на пол-окна - на кухне, и тюлевые в остальных помещениях. На улице кидают бумажки и окурки в урны, которые лежат на боку. Но эта жизнь, такая замшелая, дома такие старые, а деревья такие могучие, что вас охватывает грусть. Даже не тоска, или, к примеру, отвращение, а, именно, щемящая грусть.
  Дворики, через которые шли ребята, становились все опрятней, ухоженней. На дорожках, у подъездов, встречалось все больше людей, но веселей не становилось.
  - Думаешь, там ад? - Мишка почему-то ткнул пальцем в землю, - Думаешь, тот мир, где ты еще живешь, а я уже ушел, мир страданий и боли? - Мишка покачал головой, - Ад - здесь! - и тут же добавил, - Пришли.
  Они остановились у самой чистенькой пятиэтажке, из тех, что им пока попадались.
  Возле подъезда сидели люди. Старушки.
  "И здесь у подъезда старухи, - воскликнул про себя Паша, - Хотя, почему - нет? Где же им еще собираться?" Ребята подошли ко второму подъезду, и, не здороваясь - старухи уставились молча в землю - вошли внутрь. Здесь не было опрокинутых журнальных столиков, или другого барахла. Только надписи на стенах. "Замочу зудилу" - прочитал Пашка. "Валька, заходи".
  "Не забыть спросить Холма о Зудиле, которого нужно замочить". Из-за двери доносились обрывки разговоров. Шум. Иногда - крики, брань. "Совсем, как в моем доме" - с любовью заметил Пашка.
  Где-то справа мужской голос требовал от некой Тамары глаженые брюки. Тамара посылала мужской голос и его брюки подальше.
  - Электричества нет, - говорила она, - Отключили, суки. Третий раз за неделю! Чем я тебе гладить буду? Задницей сяду?
  - На газе утюг погрей, дура, - посоветовал голос.
  - Гаврош опять Томку гнобит, - сообщил Холм, - Каждый день одно и тоже. Будто, нельзя в биллиард в мятых портках играть.
  - У вас тут и биллиард есть?
  - Имеется. Через четыре дома, в подвале. Мужики каждый день катают.
   Они прошли еще один пролет, оставив позади Гавроша с его брюками и биллиардом. На третьем этаже столкнулись с девчонкой лет девятнадцати, которая только что вышла из своей квартиры.
  - Привет, Мишка, - поздоровалась она.
  - О, Лика! Привет! - обрадовался Холм, - На танцы пойдем?
  "Да у них тут все удовольствия! - восхитился Пашок, - Хошь - бильярд, хошь - танцы! Задержаться, что ли?"
  - Зайди вечерком, - предложила Лика, - Посмотрим.
  - Глянь-ка, какие у вас тут экземпляры водятся.
  - Ага. Ничего, - согласился Холм, - Муж замочил.
  - Муж? - удивился Пашка, - Молоденькая, вроде.
  - Молоденькая, - снова согласился Холм, - Муж прикончил. Прямо на свадьбе. К свидетелю приревновал. Ну и вместо свадьбы - похороны.
  Паша вспомнил Колю Красного - Всякое бывает...
  Мишка неожиданно заржал.
  - Ты чего?
  - Прикинь, муж сейчас в тюрьме сидит. Возможно, пожизненно. Волосы на заднице рвет. Кается.
  - Ну?
  - А мы с ней на танцы ходим. Вот и ну! Пришли.
  Мишка открыл одну из дверей, ничем не отличающуюся от других. Щелкнул выключателем в прихожей.
  - Ах, черт. Света ведь нет. Томка гладить не может... Заходи.
  Сначала Пашке показалось, что они у Мишки дома на улице Свердлова. Рядом с общагой. Сейчас мишкина мать позовет их чай пить. Та же планировка, расстановка мебели. Интерьер, так сказать. Да и сама мебель, вроде, та же.
  - Ничего? - спросил Мишка, - Я себе здесь все оборудовал, как дома. Мебелишку подобрал.
  "Ясненько, - подумал Паша, - Ошизеть!"
  - Плюхайся, - Холм предложил Пашке кресло.
  - Ну? - Пашка забрался в кресло, - Выкладывай!
  - Хрен ли тут выкладывать... сам все видишь, Паша.
  "Вижу, - подумал Паша, - Вижу, что до Мишки в этой квартире лет сто никто не жил".
  По потолку растекались желтые разводы, местами заходящие на стены. Обои кое-где отклеились, штукатурка на потолке вспучилась.
  "А мебель он, похоже, на помойке собирал"
  - Жутко? - спросил Холм.
  - Ты что ж, работаешь? Или учишься?
  - Шутишь? - удивился Холм.
  - А живешь, тогда, как? Жрешь чего?
  - А ничего.
  - И не хочется?
  - Не... Некоторые, правда, жрут. Но это по привычке. Думаешь, мне все это надо? - Холм обвел рукой комнату, - Не надо, Пашок. Тоже, привычка. Ходим в нежилые кварталы. Собираем.
  - Это, где мы встретились?
  - Видел бардак? Раньше там жили. Теперь, сюда сместились. "Лесной квартал" называется.
  - Красиво.
  Мишка хмыкнул.
  - А откуда здесь это все? Дома, барахло? Я холодильник видел. Сломанный, правда...
  - И что?
  - Не простой приборчик. Инженеры нужны, рабочие. Да, завод, просто-напросто.
  - Так это, все ваше! - засмеялся Холм, - Или, наше? Общее, короче. Мир-то один. Живут по-разному.
  - Хреновина, какая-то.
  - Так и есть, - согласился Холм.
  Паша задумался. Голова не просто шла кругом, а слегка звенела.
  - Ну-ну. А Зудила, кто такой?
  - Надпись прочитал?
  - Ага.
  - Зудила не один. Их много. Зудил.
  - И?
  - Козлы. Вещи хорошие у нас тырят. Самим по свалкам ходить не охота, вот и пристроились.
  - Воры?
  - Ага. Грабители.
  - Ну, скажи... а свет откуда? Электростанция?
  - А я не знаю. Горит иногда, да и ладно. Правда, есть тут энтузиасты, что все быт наладить пробуют. Знаешь, есть такие. Их на необитаемый остров забрось, а они партию создадут. Или - армию.
  - Послушай, - Пашка не знал, как спросить поделикатней, - Я не пойму, ты умер, или нет?
  - Знаешь, Паша, я и сам не пойму. С одной стороны, вроде, помер. Отлично помню того бедолагу, что меня пырнул. Я ему говорю - Чудак, ты со своим ваучером можешь в сортир сходить, а не планировать, какие подарки подруге купишь! А он за нож. Ага. С одной стороны, значит, умер, а с другой?
  Паша поскреб в затылке, - М-да... С другой, вроде, живой. На танцы бегаешь. Будто ты в ссылке. Живешь на том самом острове. Только не необитаемом, а заброшенном.
  Мишка хотел что-то ответить, но тут за стенкой раздался шорох. Что-то упало. Знакомый голос тихо выругался.
  - Очухался, - сказал Мишка.
  - Кто?
  Дверь в соседнюю комнату распахнулась.
  - Сидите?
  - Точно так, - отозвался Холм, - В смысле, зяц райт.
  - Клавдий!
  - Ага! - радостно отозвался тезка древнеримского императора, - Я.
  - Так вы знакомы! - воскликнул Холм.
  - Немного.
  - То-то я думаю... Тип этот, - Холм показал на Клаву, - Прилип ко мне вчера в бильярдной. То - се... Потом заявляет - пусти, мол, на ночь, а то мне в 18-й сектор тащиться. Ночью боюсь.
  - А в чем, собственно, преступление? - спросил Клава, - Жалко, что я с твоим другом пообщаюсь?
  - Не жалко. Мог бы сразу сказать. Какого хрена хитрил?
  - Привычка, брат. Сохранилась от моей прежней профессии.
  - Разведчиком работал?
  - Привычка - вторая натура, - вставил Пашка.
  - Ну, здорово, чайник, - Клава протянул Паше руку.
  - Почему чайник? - слегка обиделся Паша.
  - Чайник и есть, - подтвердил Клава, - Живешь в раю, а о кренделях небесных мечтаешь. Да и мы такие были.
  Паша взглянул на экс-бомжа. А, может, и не экс?
  - Утомился я что-то, - сказал он, - Надоело.
  - Ага! - воскликнул Холм. Клава заржал, - Надоело! Пять минут, а уже спекся. А мы третий год. Каково?
  - Да, я то тут причем? От меня, что надо?
  - Этого мы не знаем, - за обоих ответил Клава, - Пустили тебя зачем-то.
  В дверь постучали. Громко и настойчиво. Мишка вышел в прихожую, щелкнул замком.
  - А тебе, какого надо! - заорал он.
  Эхо подъезда усилило его голос. Пашка даже испугался. "На кого это он?"
  - Да уж надо, Мишенька, надо, - ответил до отвращения знакомый голос.
  - Похоже, все мои знакомые в сборе? - спросил Паша, когда Холм с новым гостем вошли в комнату.
  - Шутишь, Пашок? - округлил глаза Пьер, - У тебя здесь, знаешь, сколько знакомых!
  - Но, вы то, все вокруг третесь. Особенно - ты!
  - Так, какого хрена, Пьер, ты здесь забыл? - Холм был настроен агрессивно.
  - А провожать его? - Пьер указал на Пашу, - Провожать, ты пойдешь?
  - Могу.
  - Помолчи, - Пьер уверенно уселся в кресло, в котором до него сидел Мишка. На Клаву даже не посмотрел, - Мне его велено отвести, я и отведу.
  "Как он не устает ходить целый день в гриме?" - подумал Паша.
  - Это не грим, - повернулся к нему Пьер. - Дальше что? Кто так говорит? - он усмехался.
  - Кто отвести-то велел? - гнул свое Холм.
  - Интересуешься? - глаза Пьера хищно блеснули.
  - Вообще-то нет... - промямлил Холм.
  Паша с интересом слушал эту невнятицу. Слушал, пока ум за разум не зашел.
  - Эй, вы! - заорал он, - Завязывайте! Что вы все собачитесь! Объясните, лучше, что я здесь делаю?
  Спорщики уставились на него.
  - А тебе не нравится? - нашелся Клава.
  - Некрасиво, голубчик, вопросом на вопрос отвечать, - назидательно произнес Паша.
  - Во-первых, дружок, - заговорил жестко клоун, - Ты сам сюда рвался. Ты пришел, куда не надо, встал, где не положено, притащился, куда не просили. Кабы не твои игры с кассетами, то вообще про город и не узнать. А то на особое положение тебя зачислили сразу. Покажи, говорят, ему. Пусть, малость, глянет и валит отсюда. Типа, заслужил.
  Холмогоров с Клавой, непонимающе слушали монолог Пьера. Когда тот остановился, Мишка спросил, - Пьер, а кто все же распорядился его пустить сюда?
  Клоун минутку смотрел на Холмогорова.
  - Еще один, на мою голову. Ну, Владимир Борисович. И что?
  - Ничего, - Мишка смутился, а Паша наоборот, заржал.
  - Ну и имена тут у вас! То Пьер, то Реалист, а то, вдруг - Владимир Борисович! Хохма...
  - Не путай, не путай, - погрозил пальцем Пьер, - Борисыч, это - Борисыч! А Реалист - шваль. Придурок один, что согласился ночное шоу вести за право в именинники не переходить. Мол, пока веду... Вот и корячится.
  - Тяжело, - вздохнул Клава, - Долго не протянет.
  - Десятый год уже...
  - Я бы сто вел. Лишь бы назад.
  - Недели не выдержишь.
  - Идите вы на хрен, - заорал Паша. Замолчите, ради Бога! Минутку не ругаться можете?
  Теперь все смотрели на него.
  - Ты чего разорался? - спросил Холм.
  - Объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит? Я же ничего не понимаю.
  Собеседники вместо ответа принялись изучать полинявший коврик в псевдовосточных загогулинах, лежавший под ногами. Так молчали минут пять. Пашка переводил взгляд с одного на другого.
  - Не скажем мы тебе ничего, - Нарушил молчание Клава, - А знаешь почему?
  Паша не ответил.
  - Потому что, сами ничего не знаем! - радостно объявил Клава, - То есть, Пьер, может, и знает, но он не скажет, потому что - сволочь, а мы с Михаилом сами лохи. Новички.
  - Так уж и ничего не знаете?
  - Только то, что видишь. Стоят дома, живут люди. Или - покойники, это уж, как тебе больше нравится.
  Все слушали Клаву. Паша - внимательно, Пьер криви крашеный рот и барабанил мягкими пальцами по подлокотнику кресла. Мишка слушал, забравшись на краешек подоконника и скрестив руки на груди. Он непроизвольно кивал в знак согласия.
  - Жрать - не надо, - продолжал Клава, - Но, если хочешь - жри. Пить - то же самое. Квартир свободных полно. Выбирай любую. Мебель в старых кварталах наберешь. Ее там полно. Если конечно, без мебели ты жить не можешь. И все время такое чувство, будто что-то ждешь.
  - А что ждешь?
  - В том-то и дело, Паша, что нечего. Словно, ты ехал на поезде, вышел на перроне за газетой, а поезд ушел. Вот, стоишь и ждешь, когда следующий поезд пойдет. А его все нет и нет. И, похоже, вообще не будет. Отменили, понимаешь.
  - Долго?
  - Что?
  - Ждать здесь, неизвестно чего, долго?
  - Судя по тому, что ни новорожденных, ни усопших я здесь не видел, и даже про таковых не слышал, то, не исключено, что вечно.
  - Так это же здорово! - воскликнул Паша, - Это же рай! Ни тебе сковородок на углях, ни чертей с крюками.
  Ребята вздохнули.
  - Большинство современных теологов, сходятся во мнении, что ад - это точка наибольшего удаления от Бога, - сказал вдруг Пьер цитатой, неизвестно откуда
  - Что? - не понял Паша.
  - Ладно, пошли.
  - Как, уже? - растерялся Мишка, - Мы же только пришли.
  - Так вообще думали, что он вдоль парка погуляет с полчасика. В крайнем случае, по кварталам крайним. А тут ты нарисовался.
  - Сам сказал, мол, друг там твой по крыше лазает...
  - А мне вообще два дня назад заявил - К Мишке, мол, Холмогорову приглядись. В дружки набейся, - вставил Клава.
  - Пожалел. А вам палец дай! Посмотрели друг на друга, и ладно.
  Паша вылез из кресла и подошел к окну. Там расстилался все тот же пейзаж. Полуживые, полумертвые дома, несколько прохожих. Мальчишки с бадминтонными ракетками, да лохматая собака мерзкой расцветки.
  - А что там? - Паша махнул в сторону бесконечных крыш.
  - Дома, - Холмогоров повернулся на подоконнике в сторону улицы, и уперся лбом в стекло, - Дома, дома... Все по секторам разбито. Наш вот - "Лесной квартал" называется. Ну, я уже говорил.
  - Люди живут?
  - Живут.
  - Много?
  - Спроси чего полегче...
  - Вот интересно, - Паша ухмыльнулся, - А жители 19-го века, и другие предки тоже здесь живут? В "хрущевках"...
  - Почему в "хрущевках"?
  - А где? Что-то я старинных особняков не заметил.
  Холим пожал плечами. Есть, где-нибудь...
  - Их через другой пролом выводили, - подал голос Пьер, - Пинкертоны-философы.
  Клаву эти вопросы мало интересовали.
  - Чем ты, все же, начальству глянулся? - любопытствовал он, - Я ни про что подобное раньше не слышал. Хотя я здесь недавно...
  - Тебе ли не знать, - лениво протянул Пьер, - С Генералом связано.
  - Военным, - не понял Холм.
  - Ага. Главнокомандующим.
  - Ну?
  - Вот и ну? - передразнил Пьер, - Пошли.
  - Мы проводим? - спросил Мишка.
  - Только до дороги.
  Паша в последний раз окинул взглядом Мишкино жилище. Его охватила такая тоска! Такое дикое отчаянье!
  "Боже! - подумал он, - Неужели и мне все это предстоит испытать? Неужели и мне уготована жизнь, среди этих унылых квартир, и пыльных половичков? Среди зомби? Это же могильный склеп!"
  Они гуськом вышли из квартиры. Впереди - само-собой - Пьер.
  - Сейчас этого провожу и в парк, - рассуждал он, - Там апрельских провожают, - сообщил он, - Прохладно, не то, что здесь. Народ гуляет.
  - Ты погладишь мне, наконец, брюки! - вопил голос за дверью на первом этаже, - Мужики уже собрались.
  - Глянь, глянь! - заорал Пьер, - Все штаны делят!
  Он пару раз пнул ногой дверь.
  - Эй, сосед. Ступай в мятых. Какого хрена?
  За дверью замолчали, потом голос завопил вдвое громче.
  - Иди, куда шел! Советничек, мать твою! Харю накрасил, теперь, хоть без штанов ходи!
  Мишка заржал.
  - Пьер, твою физию уже сквозь двери различают.
  Они вышли из подъезда.
  На улице стояли люди. Много.
  Живая шеренга по обеим сторонам асфальтовой дорожки, тянулась до конца дома, и сворачивала за угол. Люди стояли, молча, не отрывая взгляд от ребят, замерших у подъезда.
  - Мишка, что это? - прошептал Паша, - Что им надо?
  - Иди спокойно, - так же тихо ответил Холмогоров, - Я сам такое впервые вижу. Хотя, и такие, как ты здесь в первый раз.
  Они рванули по дороге, стараясь смотреть по сторонам, но взгляд непроизвольно выхватывал отдельные лица. Вот мужчина с усами. Он обнимает за плечи молодого паренька. Вот женщина, которую держит под руку старушка. Подростки - близнецы. Толстяк в панаме... Не смущался только Пьер. Он чувствовал себя уверенно. Смело крутил башкой. Даже пытался насвистывать, какой-то мотивчик. Паша передвигал ногами, словно они были отлиты из цемента, словно его вели на расстрел. Или, по крайней мере, к стоматологу. Люди - мужчины и женщины, молодые, и не очень. Здоровые и инвалиды - некоторые на костылях, некоторые с ногами, но протезами вместо рук - сверлили их взглядом. Они смотрели на ребят, молча, почти не шевелились. Паше даже показалось, что некоторые не дышат. Шагов через десять и Пьер сдал. Не по себе вдруг стало клоуну. Не безнадежен, значит.
  "Они меня провожают, - подумал Паша - Или охраняют... Или караулят" Паша прошел мимо ребятишек, которые недавно играли в бадминтон. Девочка в белом платье махала ему ракеткой. И это было, чуть ли не единственное движение в толпе. А они все шли и шли. Мишкин дом остался далеко позади, а народ все не кончался. Шеренга не редела. Она разномастной необычной, яркой змеей бежала далеко вперед. "Звук, - подумал Паша, - Что за звук я слышу?"
  Он всмотрелся в лица провожающих, и сбился с шага.
  - Мишка, - зашептал он.
  - Слышу, - отозвался Холмогоров, - Я сам еле сдерживаюсь.
  Люди плакали. Почти бесшумно, непроизвольно. Как на похоронах. Своих собственных... Слезы катились по стариковским сморщенным щекам. Прозрачные и бесцветные. Дети размазывали влагу пухлыми кулачками. Взрослые мужчины бесшумно вытирали глаза рукавами рубах. Паша прибавил шаг. Зрелище было выше его сил.
  - Поднажмем, Пьер, - торопил он клоуна. Они почти бежали. Люди в шеренге слились в одну смазанную линию, где уже невозможно было разобрать отдельных лиц. "Когда же? - подумал Паша, - Будет ли конец этому испытанию?" Неожиданно, выскочив за угол очередного дома, они увидели широкую дорогу и парк на другой стороне улицы.
  Пришли.
  - Все, Пашок, - сказал ему в затылок Холм, - Мы дальше не идем.
  Паша повернулся к ребятам, хотел что-то сказать. Но Холм не дал.
  - Все, Пашок, все. Ничего не говори. Все забудь. Забудь, что видел. Нас забудь. Помни одно, рай - там! Там настоящая жизнь. Здесь - незасыпанная могила. Реанимация без врачей. Лежишь, и ждешь, что дальше? Окончательно в распыл, или, когда-нибудь, спустя многие годы, получишь возможность вернуться назад. Помни, только это! Никого не слушай. Никому не верь. Истину ты видел своими глазами.
  Пашка растерянно слушал торопливое напутствие. Мишкины слова пролетали сквозь него, не оставляя следа. Он, практически, не понимал их смысл. Пьер ждал, а толпа за спиной легко махала вслед.
  - Все. Теперь, окончательно, - Пьер потянул Пашу за руку, - Время.
  - Иди, Пашок. И, ради Бога, не забивай себе голову этими воспоминаниями, - Холм обвел рукой каменный город, лежавший за ним, - Забудь, и просто живи.
   Через минуту Паша с Пьером пересекли улицу и пролезли сквозь кусты.
  - Нам - туда, - Пьер показал красным пальцем, куда-то вперед.
  Паша оглянулся в последний раз. Люди уже сошли со своих мест. Перемешались. Многие еще торчали на краю дороги, другие торопились по домам. Холм с Клавой стояли чуть в стоне и махали руками. Паша им не ответил. Он отвернулся, и решительно зашагал за Пьером.
  - Терпеть не могу этот город, - заметил тот. - Клоака.
  - А за каким хреном торчишь здесь? - буркнул Пашка.
  - Работа, будь она не ладна. Мы с Реалистом, видишь ли, пограничники.
  - Граница на замке?
  - Накрепко! Чтобы такие чудаки, как ты не совались, - радостно сказал Пьер, - Пустил бы я тебя, как бы ни команда сверху... Возьми шарик.
  Привычным жестом Пьер выхватил из кармана голубую резиновую сосиску, - Надувать не разучился?
  - Засунь ее, знаешь, куда? - злобно ответил ему Паша.
  - Да и правильно, - засмеялся Пьер и убрал шарик, - Прошу!
  Они стояли перед знакомым проломом в стене. "Сколько же времени я здесь провел?" - подумал Паша. Дел шло к закату. Солнце уплыло куда-то в парк и багрово светило сквозь деревья. Ветер все так же шевелил листву, и пытался засыпать песком глаза.
  - Пьер, - протянул Паша, - Пьер, просвети. Приоткрой хоть немного глаза.
  Пьер вздохнул, - Там, - он показал на парк, - твой сон, - Здесь, - теперь показал на город, - Сон мертвецов. Достаточно?
  - Пожалуй... - задумчиво протянул Паша, - А все же, что я здесь увидел? Я же ничего толком не понял. И за что мне такое счастье? - он вздохнул, - Или это награда?
  Пьер молчал. Как обычно, криво усмехался.
  - Наверное, за то, что я с Генералом разобрался....
  - Что!!! - задохнулся от возмущения клоун, - Да, если бы я его камерой не огрел, ты бы сейчас в городе этом жил. А тело твое - в канаве валялось. Мелко порубленное.
  Земля ушла у Паши из-под ног. Небо рухнуло сверху, сдавив грудь, не давая вздохнуть.
  - Сера? - тихо прошептал он и потянул ворот рубашки.
  - Пьером меня зовут, - ответил клоун, - Уже лет пятьдесят. Как Генерал выследил меня и бритвой-опаской на ленты разрезал. Говорил тебе - не заметай осколки под диван. Ничего. Ты еще на них наступишь!
  Они посмотрели друг на друга, а потом в небо. "Здесь и сумерки, какие-то тоскливые, - подумал Паша, - Бедный, бедный Мишка, - вздохнул он - А я?"
  - Ну? - спросил Пьер.
  - Увидимся, - ответил ему Паша, и полез в пролом.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"