Антон сидел на камне и вертел в руках коробочку. Небольшую черную коробочку с крупной красной кнопкой. Одно нажатие - и дома. В такой родной, с детства знакомой квартире... Где с кухни ползет вкусный, дразнящий запах маминой готовки, а в маленькой комнате брат двигает фигурки по клетчатой доске: готовится к партии. И всё будет, как раньше. Вот только...
Папа уже не придет. И его друзья, за долгие годы ставшие членами семьи. Они останутся здесь. Все останутся. Переносится только живая материя. И то, что на эту материю одето или плотно прижато. Механизм переноса... Какая разница? Ему, первокурснику физтеха, материалов хватало на все курсовые, диплом и обе диссертации... Еще и на Нобелевку бы осталось... Эпохальное открытие. Тем не менее, его сделали они, дилетанты...
Студент-первокурсник и двое военных-отставников изобрели, считай, машину времени... В свободное время. Зачем?.. Собственно, папа хотел разобраться всего в одном моменте в истории. Разобрался...
Антон горестно вздохнул и отхлебнул какао из кружки.
Зачем всё это было надо? А ведь дядя Дима, в узких кругах известный под позывным "Полоз", выслушав тогда папу, сразу спросил:
- Клык, зачем тебе это надо?
- Интересно, - ответил папа, - просто интересно. Немцы не были дураками. Они обязаны были выйти на Безымянный и Двухтысячного года и расстрелять эвакуацию через Донгуз-Орун. Должны были, но по документам и воспоминаниям - даже не дернулись. И наши их не останавливали. Сами не полезли. Почему?
- Местности не знали, - сказал Полоз, - да и какая теперь разница, это было семьдесят лет назад. Семьдесят!!!
- Мне интересно... Просто глянуть. Абсолютно безопасно. В любое время можно нажать красную кнопочку и вернуться назад. Я даже Тоху с собой беру. Что мы вшестером не защитим одного мальчишку?..
Он имел право так считать. Среди тех, кто шел "посмотреть", слабаков не было. У папы было за спиной три войны. Майор спецназа, отправленный в отставку при очередной чистке армии. Формально - по ранению... Полоз - разведчик от бога, способный подобраться к львице, сторожащей детенышей, и подергать ее за хвост, без промаха кидающий все, что может кидаться. Дядя Миша и дядя Леша, Умка и Рыж, когда-то лучший пулеметный расчет защитников Дубоссар. Тогда была их первая война, но далеко не последняя... Грин - герой Абхазской Минной, легенда Ишер, способный взорвать всё, что угодно, хоть стаканом воды. Саймон - снайпер высочайшего класса...
Рядом с этой шестеркой он, Антон, смотрелся обычным мальчишкой. А ведь он не был обычным. То, как с детства гоняли его друзья отца на полигонах... Шесть видов спорта, везде не ниже камээса... По биатлону кандидат в сборную страны... В семнадцать-то лет!.. В ориентировании - в шестнадцать - чемпион России... А есть еще всякие единоборства, в которых отец запретил даже думать о соревнованиях: "Убьешь еще кого-нибудь...". Но для них Антон оставался мальчишкой, и это было справедливо...
Они шли только посмотреть... И в любой момент могли нажать на кнопочку...
А всё оказалось иначе. Немцы не были дураками. Они, действительно, не знали местности. В августе сорок второго. А в ноябре уже знали. И пошли на перевалы. И на Безымянный, и на Двухтысячного года. А останавливать было некому. Красноармейцы не знали местности в августе и не могли узнать к ноябрю. Как изучишь занятое врагом ущелье? Подброшенные документы ушли по инстанциям... в бесконечность... А времени не было...
Никто не нажал кнопку. Мужики с удовольствием отправили бы Антона домой, но вернуться могли только все вместе. И только насовсем. Почему - в этом не успели разобраться. Там, у себя, до эксперимента. А тут было уже некогда.
И кнопку не нажали. Их было шестеро. Нет, семеро, хотя Антона берегли изо всех сил. Семеро против взводов и рот. Но они были профессионалами и знали эти горы, как свои пять пальцев. И... Верил ли кто-нибудь из них в реальность поставленной задачи? Не факт. Но у каждого была маленькая черная коробочка с большой красной кнопкой, нажатие которой возвращало всех семерых домой. Никто не нажал...
В августе немцы шли на разведку, от силы взводами. Так, уточнить возможную линию соприкосновения с нашими войсками. По сути это и была разведка боем, которая обошлась егерям очень дорого.
Мужики обустроили базу на хребте перевала Медвежий, гораздо выше, чем мог предположить противник, и начали охоту, посмеиваясь и считая "скальпы"... Потом было затишье... А в ноябре... Теперь фрицы знали, куда им надо и зачем это надо. И не жалели сил... Смех на базе затих...
- Если продержимся до пятнадцатого, можно уходить, - сказал папа. - Наши закончат эвакуацию, и всё.
Было двенадцатое. Все еще были живы. Все семеро. И три роты горных егерей - тоже.
Сегодня четырнадцатое. От трех рот остался один потрепанный взвод. От семерки - Антон. Самый младший. Самый неопытный. Единственный, кто не воевал до начала этой истории... Даже в армии не служил...
Никто не нажал кнопку. Даже не попытался...
Нет, попытался. Отец, уже смертельно раненый, знающий о гибели друзей, попытался. Чтобы отправить назад Антона. Но папина коробочка была разбита тем же самым осколком, который пробил ему грудь.
Антон обещал уйти сам. Обещания он привык выполнять. Тем более, данное умирающему отцу. Тому, кого всю жизнь слушался беспрекословно. Надо только нажать кнопку.
А здесь, в сорок втором, останется прорвавшийся на перевал Двухтысячного года взвод. И три орудия, которым ничто не помешает обстреливать спуск с Донгуз-Оруна. Прямой наводкой. По бойцам какой-то там по счету кавалерийской дивизии... По альпинистам-проводникам... По женщинам и детям, уходящим из Тырныауза... Трем орудиям с запасом хватит плотности огня, чтобы перекрыть горную тропу. Не уйдет никто...
А что он может? Один против взвода! Да, достаточно вывести из строя пушки. Или уничтожить снаряды. Но как? Сколько осталось немцев? Тридцать? Сорок? Какая разница, всё равно нереально... Он один! Он ничего не может сделать. Разве что к шести трупам из будущего добавить седьмой...
Антон убрал коробочку в карман и стал собираться. В конце концов, уйти можно в любую минуту...
***
Серая тень скользила в неярком лунном свете, не оставляя следов. Невидимая, неслышимая и неосязаемая. Переметнулась через понижение. Опять исчезла... Смазанным силуэтом мелькнула у камня... Вынырнула из лощинки рядом с пулеметной точкой чуть севернее перевала... Настолько легкая, невесомая, что расчет не сразу заметил ее. А когда заметил, было поздно. Небрежный взмах руки, мягкое касание лезвием, и двое без звука валятся на камни бруствера. Один с перерезанным горлом, другой с ножом в глазнице. "Спасибо, за науку, дядя Дима, эти - тебе!"
Тень скользит дальше. Иногда проявляется в темноте и снова исчезает, пропадая в расплывчатом мареве лунного света.
Лагерь спит... Только двое часовых обходят по периметру, да третий подремывает в центре. Холодно, темно. Гауптман - думкопф! На кой черт дежурить по ночам на хребте? Какой самоубийца полезет сюда в темноте? Но приказ надо выполнять. Только и радости, что треть смены можно отдохнуть, сидя на снарядных ящиках. Да еще "собачья вахта" досталась...
Один из часовых подходит к огромному камню.
От большой тени отделяется маленькая. Мелькает в воздухе нож, вторая рука придерживает карабин часового. Труп исчезает в темноте. Ни стука, ни шороха. Тишина. "Этот тебе, дядя Миша, ты научил работать одной рукой, как двумя"...
Второй часовой доходит до точки, удивленно озирается в поисках напарника. Тень возникает из ниоткуда, с осыпи, где, казалось бы, негде спрятаться. Движение руки у шеи, плавно переходящие в взмах... Часовой в лагере валится с ящиков. "Тебе, Саймон, этот нож - твой подарок". Стоявший уже лежит...
Тень исчезает... Появляется возле орудия... Несколько движений... исчезновение... второе орудие... исчезновение... третье... пересекает лагерь... что-то делает у входов в палатки... возвращается к орудиям... Огонек зажигалки. Американской зажигалки "Зиппо" из следующего века... "Тебе, Грин, их достанется много"...
Тень продолжает движение...
***
Антон рассчитывал вернуться к камню, к пулемету на заранее присмотренной позиции, и оттуда, уже после взрыва, расстреливать немцев.
То, что оберягеру Шульцу не вовремя приспичит в сортир, он предусмотреть не мог. Горный стрелок прожил несколько секунд. Растяжка сработала штатно, но раньше, чем планировалось.
Если пуля - дура, то осколки - полные идиоты и отморозки. Предугадать их действия невозможно. Они не различают своих и чужих. И они попадают даже в Тени.
Антон не добежал пару шагов. Острой болью хлестнуло по ногам. Бросило вперед, на утоптанный снег. Рука коснулась ствола пулемета...
Он вытащил оружие из-за камня, перевернулся и сел, упершись спиной в скалу. Коробочка в кармане натянувшегося анорака уперлась в грудь. Поправил одежду. Рано. Вот когда взорвутся пушки... В конце концов, всё идет почти по плану. Только не за камнем, а перед...
Лагерь переполошился. Немцы выскакивали из палаток, бестолково озирались, наудачу палили в темноту. Безостановочно раздавались автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Одна за другой срабатывали растяжки. Несколько фрицев бросились в сторону батареи. Антон снял их короткой очередью. "Эти тебе, дядя Леша". Его заметили. Таиться больше не имело смысла, и он начал щедро поливать лагерь пулями.
Он не считал, чего и сколько входило в его тело. Не чувствовал, что его ранят. Ничего не чувствовал... Даже не понимал, стоит он, сидит или лежит. Он шептал: "тебе, папа" и стрелял, стрелял, стрелял... Длинными очередями "на расплав ствола". Он не видел, как пули находят цели. Просто знал - находят.
Он был не один. Это Клык разрабатывал план операции. Это Полоз подкрадывался к лагерю и снимал часовых. Это Грин минировал пушки и ставил растяжки. Это Умка стрелял из крайне неудобного положения, Рыж подавал ленту в пулемет, а Саймон направлял полет пуль. И все семеро принимали входящий в тело свинец. Он был ими всеми. А они были им. Семнадцатилетним мальчишкой двадцать первого века, ребенком России времен бардака и развала, так и не ставшим ни олимпийским чемпионом, ни великим физиком. Но ставшим солдатом. Русским солдатом.
И он продолжал давить на гашетку...
Только когда кончилась лента, а над пушками расцвел яркий цветок взрыва, Антон позволил себе умереть...
***
- Герр гауптман! Разрешите доложить!
- Говорите, фельдфебель.
- Он был один, герр гауптман. Пришел сверху, по хребту.
- Один? Один?! - голос гауптмана Эриха Обермайера сорвался на крик. - Незаметно подкрался к Хюбнеру! К Хюбнеру, у которого было восемь глаз и десять ушей!!! И убрал его так, что тот и пикнуть не успел! Снял ножом троих часовых! Заминировал орудия! Накидал везде гранат, которые взрывались, когда он хотел! Он что, силой мысли их взрывал? Лемке, Вы видели, кто этот один? Мальчишка! Сопляк! Ему и восемнадцати нет!!! И этот мальчишка... Нас было сорок! Сорок егерей! А осталось пятеро! Из них трое ранены! Батарея уничтожена. И это всё сделал вот этот щенок?! Один?!
- Так точно, герр гауптман. Один.
- С кем мы воюем, Лемке? С людьми? Что это за люди, если такое может сделать ребенок? Ты посмотри, сколько в нем дырок! - он хотел ткнуть тело носком ботинка, но суеверно отдернул ногу. - Он должен был умереть двадцать раз! Я сам видел, как ему трижды попали в грудь! Кровь фонтанами била! У него даже руки не дрогнули! Это люди? Это - уберменши? Для них даже законы природы не обязательны!
Обермайер посмотрел на удивленного вспышкой гнева фельдфебеля и неожиданно успокоился.
- Разрешаю доложить о моих словах, Лемке. Всё равно никто из нас не доживет до конца этой войны. Невозможно выиграть войну у демонов. Похороните убитых... Этого - отдельно. С почестями. Как героя. Может быть, тогда он не станет преследовать наших парней ТАМ. Хотя бы там... О выполнении доложить!
Гауптман резко повернулся, отошел к краю седловины и опустошенно присел на камень. По долине Накры бесконечной чередой шли люди, спускавшиеся с перевала Донгуз-Орун. Те, кого он должен был расстреливать из своей ныне не существующей батареи...
***
Фельдфебель Лемке выполнил приказ в точности. Для тел егерей подошла воронка, оставшаяся от взрыва артсклада. Пусть она на самом краю хребта, почти на склоне, но рыть каменистый грунт было некому.
А русского завалил камнями в ложбинке рядом с местом его смерти, на гребне, чуть севернее перевальной точки. Странную черную коробочку с большой красной кнопкой, найденную в кармане погибшего, Лемке положил рядом с телом: все вещи странного парня вызывали у егеря необъяснимый ужас. Фельдфебель даже не поленился выстрелить в воздух возле могилы...
***
9 мая 1945 года под тяжестью скопившегося мокрого снега кусок склона сполз вниз, столкнул лавину и умчался с ней, унося вниз останки немецких солдат.