Старость не радость. Вроде прямо сейчас и не болит ничего... А вроде... Всё время ждешь от организма какой-нибудь новой подлянки. То без всяких причин бок прихватит, то в груди заноет... Вчера ни с того ни с сего ослеп. Виделось всё так, как будто глаза полны слез. О том, чтобы почитать и речи не было. Думал, придется правнучку вызывать, продуктов принести - запасов-то, никаких. Но с утра вдруг прозрел. Глаза заработали. Зато ноги отказали. Не болят, однако шевелиться шустро отказываются. Впрочем, о шустро давно речи нет. Потихонечку бы... Чтобы самому до магазина дойти, хлеба-молока дотащить. Так и потихонечку - не хотят. И под правой лопаткой покалывает. Что у меня там? Сердце слева... А справа осколок, память о той высотке, где в сорок втором лег почти весь взвод...
Врачи только руками разводят: чего вы, мол, хотите в таком возрасте да еще с семью ранениями! Лечить даже не пытаются. Внучка вычитала где-то, что у них установка такая: стариков не лечить, чем быстрее помрут, тем лучше для государства... Вряд ли, хотя с нынешним людоедским государством... При Сталине такого точно не было! Строили коммунизм, строили, а потом за один день всё сломали. И нате вам, всем буржуи заправляют. Как при царе!
Константин Иванович присел на стул в прихожей, взял с полочки ботинок, снял с крючка ледоходы и аккуратно надел приспособление на обувь. Повторил операцию на втором ботинке.
Всё-таки мир не без добрых людей. Даже среди буржуев находятся. Вот те ребятки, к примеру. И заскочил-то к ним случайно: поплохело возле ихнего магазина, да так, что еле добрался до дверей. Как глянул на мордоворота охранника, думал взашей вытолкают, явно же не покупатель. Ан нет, подхватили под руки, довели до мягкой кушетки, скорую вызвали... Потом, как оклемался немножко, чайком напоили... И не забывают. Разок-другой в месяц приедут в гости, посидят, поговорят. Подарки привозят. То носки теплые, то куртку... Вот, ледоходы эти. В такую погоду очень нужная вещь. В магазинах по полу цокают, зато не поскользнешься... Были бы все буржуи такие - никакого социализма не надо...
Старик поставил снаряженные ботинки на пол, обулся, надел куртку и открыл дверь. Возраст возрастом, а пока можешь себя обслуживать - надо держаться. Не зря он к внукам переезжать не хочет, хоть и зовут. Ничего в том хорошего нет, у молодых под ногами путаться. Сам может и поесть приготовить, и продукты принести. Раз в неделю внучка или правнучка заскочит, белье перестирать, да уборку навести, и вся нагрузка на детей. С остальным сам справляется. Немногие могут так в девяносто два-то!
Жалко только Светочки рядом нет. Так и не сумел привыкнуть за пятнадцать лет. Столько вместе прожили, а не дождалась его, рано ушла...
Константин Иванович неторопливо пересек заснеженный сквер, постоял, восстанавливая дыхание, и двинулся дальше. Боль под правой лопаткой не проходила, но отступила вглубь и досаждала не так сильно. Ноги, вроде, тоже разошлись. Вот запыхался немного... Ничего, половину дороги до магазина уже прошел. Вначале всегда тяжело. Дальше полегче пойдет.
Вчера Антошка в гости приезжал. Пострелёнку привез. Кем она приходится? Ох, совсем дурная голова стала... Правнучка? Нет, праправнучка! Точно, два "пра-", внучка внука! Маленькая, смешная. По комнате бегает, кричит: "Ди-ду, ди-ду!". Та девчонка в Белоруссии его так же называла. А какой он тогда "диду" был, в двадцать один-то год?
Так и не удалось узнать, сумели вывести тот детдом из окружения или нет. Из их-то пятерки, что осталась прикрывать отход, только он один и выжил. И то чудом. Глупый фриц покрасоваться решил, показать, что может кулаком беспамятного забить. А беспамятный возьми и оживи. Советский пограничник - это тебе не мальчик для битья! Голову от удара убрал, двумя ногами гансу в промежность засадил, и рыбкой в овраг. Ищи ветра в поле. Пока немцы по оврагу лазили, назад выбрался, глупого фрица добил и из его же винтовки остальных перестрелял. Их и оставалось-то уже трое, недаром ребята жизни отдали, совсем недаром. Может, и ушел детдом... Силен тогда был. И ловок. Не зря на заставе Рысенком звали...
Константин Иванович остановился у проезжей части. Теперь ловкость не та, поосторожнее надо. Сначала налево посмотреть, потом направо. Хоть и небольшая улица, и переход обозначен, а мало ли кто окажется за рулем машины. При советской власти в школах учили, как улицы переходить. Интересно, сейчас учат? Наверное, да, вон с той стороны мамашка молодая с ребенком тоже ждет, дочку за ручку держит. Или сына? Нет, девочка, на Пострелёнку похожа, немного постарше будет. Только мама у нее глупая, кто же в таком месте по телефону болтает? Не могла подождать, пока дорогу перейдет? Всего-то одну машину пропустить...
Даже собака понимает. Пришла, бродяжка, встала у ноги, а на дорогу не идет, ждет. Константин Иванович не любил собак. Особенно, овчарок. С сорок первого года не любил. Слишком о многом напоминал даже отдаленный лай. Не так уж и много пришлось партизанить, но крови немецкие псы успели попортить. Привык, конечно, руки в кулаки больше не сжимались при виде зверей, но любить... Увольте!..
Ах, мать! Что ж ты делаешь?!
Девочка вырвала ладошку из руки матери и с громким криком: "ба-ка!" бросилась через дорогу, прямо под колеса наезжающего черного джипа. Перекосилось от ужаса лицо водителя, безнадежно пытающегося остановить мчащуюся машину, полетел на землю телефон, брошенный истерично завизжавшей мамашкой...
А к стоящему на другой стороне дороги старику на считанные доли мгновения вернулась молодость. Теплая волна прокатилась от макушки до пяток, вымывая хвори и недомогания, тело налилось давно забытой силой, и стрелок третьей заставы Костя Ухватов по прозвищу "Рысенок", рыбкой, как в тот овраг в сорок первом, нырнул вперед, выбрасывая ребенка из-под колес и занимая его место...