В 2048 году, когда отсутствие Мирового Правительства стало считаться конспирологической теорией, а добропорядочный депутат служил примером оксюморона, натерпевшийся народ Земли ощетинился на власть имущих и выступил против них во всеобщем митинге. Они выстояли в борьбе с руководящими креслами и подсидели коррумпированную клику, установив в мире подлинную демократию, держа с тех пор верхи в ежовых рукавицах.
Черчилль, чиновник местечкового образца, которого с британским премьером объединяли не только фамилия с политикой, но еще и имя, работал тогда в Министерстве Поборов, переназванном обществом ребрендинга ради, чтобы имидж ведомства соответствовал роду его деятельности. Однако если кого и пробирало внутри департаментских стен, так это самого Черчилля, читавшего со слезами новостную ленту:
"На Ближнем Востоке установился перманентный мир дружными усилиями народов!"
"Благодаря политике жесткой экономии политиками, средний уровень жизни по планете авансирует!"
"С Божьей помощью безграмотность деградирует!"
Перманентный, авансирует, деградирует... - все это характерные образчики новояза, нового языка, призванного искоренить из людей крепостное сознание прошлого и втемяшить им свободомыслящий толк. Втемяшить, толк и, как ни странно, свободомыслящий - вот эти слова в современном обществе уже не услышать, ну разве что где-нибудь в Сибири.
На экране компьютера замигала иконка почтового клиента, отобразившаяся также на вспотевшем лбу Черчилля, отражающие способности которого были повышены за счет типичной чиновничьей лысины. У него имелось не более десяти минуты, чтобы ответить всякому обратившемуся к нему гражданину. В случае промедления его могли передвинуть в очереди за хлебом или вообще без талона оставить. А ведь было время, когда колонна просителей у чиновничьих дверей играючи обставляла распродажную толпу супермаркетов в перетягивании каната.
Черчилль нервно щелкнул по иконке, неся крест свой служения обществу, и приготовился уже к рабочей рутине выслушивания оскорблений за присланный непомерный налоговый счет, однако необычное содержание пришедшего письма заставило его перекреститься. "Загляните под столом", - только и значилось в нем.
Черчилль в растерянности оглянулся по сторонам, а затем приковал взгляд к камере сверху монитора. Ее лампочка не горела, но Черчиллю было ясно, что все равно любой мог наблюдать за ним прямо сейчас, установив специальное приложение "Большое Бра" на мобильник.
"А что, если там, под столом, взятка мне наличествует?.." - пробрала его приятная дрожь.
"А что, если так, исподтишка, меня народ испытывает?.." - пробрала его неприятная дрожь.
Одна лишь мысль о взятке являлась преступлением. Мыслепреступлением. Под определение которого также попадали идеи депутатской неприкосновенности и неношения колокольчиков на дороге.
"Но я же должен на письмо ответить, а как бы я ответил, под столом не проверив?" - успокоил себя Черчилль и полный решимости, как бы невзначай, уронил мышку на пол (ну камеры он по-прежнему стеснялся). Уронил, правда, не самым убедительным образом и ему пришлось отправить наземь еще и клавиатуру. Наконец Черчилль осмелился наклониться, и, подбирая с пола переломанную периферию, он увидел снизу приклеенный изолентой к столу конверт.
Обыкновенный конверт, одного вида которого оказалось достаточным, чтобы перепугать Черчилля до самых чертиков, вздрогнувшего и стукнувшегося темечком о стол. Чиновникам в 2048 году настрого запрещалась прикасаться к конвертам. Только официальная электронная документация и личная электронная переписка, прозрачные и общедоступные. За ослушание тут уж одной перестановкой в очереди за хлебом не ограничилось бы. За рукоблудие с конвертом чиновника и выслать могли.
Черчилль, вспомнив "Преступление и наказание" и оценив перспективу переезда в Петербург, в панике засобирался и поспешил домой подальше от этого конверта-искусителя, но как бы быстро он не бежал, конверт никак не покидал его, засев глубоко в мозгу, постоянно напоминая о себе, грозя страшными неприятностями: "Я знаю, где ты живешь".
"Взятка - это порок. Взятка - это порок..." - все повторял Черчилль, как мантру, и сам не верил собственным словам.
"Взятка - это... это прекрасно!.. Взятка - это интимная связь двух партнеров, которую другим не дано познать. Потому что другие, они... они этим чувством обделенные. Они просто завидуют, оттого и пытаются разрушить неизвестные им узы, пытаются ограничить свободу партнеров. Но свобода - это иметь право сказать, что дважды два - пять!.. или десять, смотря на сколько делить компаньонов. И вот эту свободу им у нас не отнять!"
Увлекшись мыслительными изысканиями, Черчилль совсем забросил ориентацию в пространстве и потому оказался не у стен своего дома, а у забора квартала богачей, изолированных от мира изгоев. Мало кто отваживался вступить на землю прокаженных с заоблачным уровнем преступности, вероятно из-за этого-то улички были здесь такими чистыми, а особняки полупустые.
Черчилль, хотя и страшился здешних обитателей, невольно сравнил свою коммуналку с хоромами перед собой и сразу представил, как заедет туда с партнером, ведь, в конце-то концов, с милым рай и во дворце, как прекрасная незнакомка в дорогущих рваных джинсах шепнула ему на ушко:
- Сто тысяч и приступим.
И он хотел взять ее здесь и сейчас, прямо на том самом месте, однако какое-то внезапное чувство отвращения к этой женщине вдруг заполонило его. Да, от нее за версту несло астрономическими деньгами, но именно что "несло" и именно что "деньгами". Не было сокровенного аромата взятки. Не было романтики больших кулуаров.
Черчилль тут же вспомнил про прикрепленный к столу конверт и помчался к нему, позабыв все на свете. Позабыв все на свете, включая маршрут к офису, так что, очутившись дома, на свидание с суженым он шел уже оттуда.
Внутри министерства, пытаясь не вызвать подозрения коллег и надзирателей по ту сторону камер, Черчилль передвигался по-чиновничьи чинно, но время от времени нет-нет да и улыбался, махал рукою незнакомцам, нахваливал смог за окном, подпрыгивал да напевал попсу, что все решили будто его увольняли и устраивали на другую, человеческую работу. Но причиною веселья Черчилля был конверт под столом, который после ловкого движения оказался уже под чиновничьей робой.
Как вдруг на весь экран компьютера выскочило чье-то лицо. Лицо с честными-честными глазами, представившееся коррумпированным чиновником, с раскаянием стало сознаваться в одном преступлении за другим, начиная с кражи скрепок и использования их для отпирания замка скрепочного завода, заканчивая похищением булавок и использованием их для... для порчи матрешек. Черчилль замешкал на секунду, но, так как о конверте не было и слова, он с покоем на душе отбыл с рабочего места.
Проходить через сканер на выходе Черчилль все же не рискнул и потому, чтобы оценить серьезность намерений своего будущего партнера, устремился в туалет, единственное место без видеонаблюдения в здании, о чем учтиво свидетельствовала дверная табличка.
Там он вскрыл конверт и вытряс все его содержимое в количестве одного письма без всякого денежного сопровождения и даже без марки для ответа. Этим Черчилль поначалу не на шутку огорчился и решил было умыть руки, смыв писульку в унитазе, но потом сообразил, что деньги ему все равно не удалось бы пронести сквозь сканер, засекавший и следы червонцев на чиновничьих руках.
Отметив осторожность партнера, Черчилль прочел адрес их первой личной встречи, написанный женской рукой. Женской, потому что благоухало именно что женскими духами... ну если все же не женской, то Черчилль обязательно условился бы о проведении операции.
Окончательно все порешив, он поспешил к месту свидания, оказавшемуся съемной квартирой в доме старьевщика, рассматривая раритеты которого, Черчилль не смог скрыть восхищения:
- Это все что... конфисковано у чиновников прошлого? - спросил он у хозяина магазина.
- Это еще безделушки. - заверил его старьевщик.
"Вот бы мне такую безделушку, жду не дождусь!" - поймал себя на мысли Черчилль.
- Вас уже ждут. - поймал удачный момент, чтобы сказать, хозяин дома и махнул головою в сторону двери.
С возбуждением приближался Черчилль ко все усиливающемуся аромату духов, сильно разнившемуся с тем, что слышался ему в квартале богачей, а, когда пересек он порог съемной комнатушки, Черчилль окончательно пронюхал: деньгами тут и не пахло вовсе.
Женщина в дешевых рваных джинсах навзрыд жаловалась ему на непомерные налоги. Но жаловалась не на него, как все обычно, а на своих сожителей-ихтиандров, что держали квартиру за аквапарк, а платить за воду ей приходилось наравне с ними. Счетчики срывались, а народная дружина плевала на все свысока и скатывалась с горки. Только Черчилль мог ей помочь, как-нибудь пересмотрев ее обложение. Она упала перед ним на колени и произнесла лишь:
- Пожалуйста.
Черчилль поник головою и именно тогда увидел ее печальные глаза, в которых отражался он сам, так же третируемый народом. Слово же "пожалуйста" Черчилль так вообще слышал в последний раз в общественном транспорте, когда кондукторша выдала: "пожалуйста, пристигните его ремнями". И он, доблестно подняв голову, хотел кивнуть ей, как вкатившаяся в комнату бравая дружина облегчила ему задачу, заехав прикладом по затылку.
Очнулся Черчилль в комнате допросов, крепко привязанный к стулу так, что единственное, что было ему видно, это его собственное отражение, производившее ужасающее впечатление.
- Что вы со мной сделали?! - провопил Черчилль, тщетно пытавшийся схватиться за голову.
- Вопросы здесь задаю я! - услышал он голос незнакомца слева.
- Пересадку волос. - ответил кто-то справа.
- Моя лысина... Я же не совершил никакого преступления! - пребывал в шоке Черчилль.
- Из-за таких, как ты, народ наш бедствует! - кричали на него слева.
- Вы мышку с клавиатурой сломали, так мы на вас и вышли. - хорошо, что было кому все объяснить справа.
- Но я думал, что люди в 2048 благоденствуют. - не понимал претензий Черчилль.
- С такими-то взяточниками?.. Сколько будет дважды два? - не унимались слева.
- Скажем так, мы добились того, что инфляция Зимбабве стала на уровне среднестатистической. - уняли любопытство героя справа.
- Пять. - не задумываясь ответил Черчилль.
- Пять? - ухмыльнулся незнакомец слева, как вдруг что-то остроконечное воткнулось в бок героя. Это было перо. - Еще раз, сколько будет дважды два?
- Не ошибитесь на этот раз. - посоветовали справа.
- Четыре? - попытался отгадать корчившийся от смеха Черчилль, однако не угадал...
Перо снова чиркнуло по его телу, и садюга слева повторил свой вопрос:
- Сколько будет дважды два?
- Берите выше. - подсказали справа.
- Десять! Дважды два - десять или... или сто тысяч, смотря на сколько делить компаньонов. - изнемогая прокричал Черчилль, и, что самое удивительное, мучения его на том закончились.
Они записали ролик с его признаниями в захвате в заложники Клавы с лазерным оружием наперевес, а затем отпустили. Повысили даже. А однажды на заседании министров Черчилль увидел то самое лицо с честными-честными глазами и вспомнил несчастную женщину. Он вмонтировал ей счетчик в стену и приставил круглосуточную охрану с вертолетами-патрулями, но вместо спасибо услышал от нее презрительное: