Под перепончатыми ступнями непривычно и неприятно шуршала сухая листва, однако кикимор упорно продолжал отмерять лес, уходя все дальше от родного болота. Честно говоря, его и болотом-то назвать уже нельзя было, так небольшая зловонная лужа посреди начавшего уже подсыхать торфяника. За спиной болтался небольшой, плетеный из ивовых прутьев короб, в котором уместился весь нехитрый скарб обитателя топей.
Он был последним из его соплеменников, кто оставил родные места. Остальные либо ушли раньше, либо уже умерли в своих логовах, отказавшись покинуть свой дом, свою родную топь. Его дом был в самом сердце болот, там, где находилась смертельно опасная для других двуногих и четвероногих трясина.
С тех пор как на краю великого болота появились люди, вечный покой этих мест был совершенно беззастенчиво нарушен. Они понагнали сюда своих страшных железных зверей, нарыли каналов, и вековое болото стало стремительно высыхать. Тысячелетиями здесь жили кикиморы, сменяя поколение за поколением. Жили никому не мешая и вообще стараясь не показываться на глаза вполне понимая, что их время, по крайней мере в этих местах, проходит. Они просто доживали.
И вот пришел конец спокойной жизни. И ему, жителю самого сердца трясины, пришлось уйти. Уйти, что бы найти другое болото. Болото, до которого еще не дотянулись руки человека.
Он шел уже не первый день, и, хотя ноша была не велика, изрядно устал. А тут еще этот.
Ну, зачем спрашивается, нужно было останавливаться и вытаскивать это нелепое вислоухое создание неведомо как попавшее в трясину. Ну и утонул бы совсем, мало ли их за долгую кикиморью жизнь потонуло в этом болоте. Нет вот, сделал напоследок доброе дело, пожалел. Теперь вот мучайся всю дорогу. И так дорога оказалась труднее, чем ожидал, а он все под ногами путается.
Споткнувшись в очередной раз о своего нежеланного попутчика, кикимор остановился, опустил короб на землю, и привычно расположившись на корточках, обратился к щенку:
- Ох, ты, Мать болотна жижа. И чего ты за мной увязался, прилип как мокрый лист, - кикимор не мигая смотрел огромными выпученными как у лягушки глазами, - мне, таких как ты, есть полагается, если верить тем сказкам, что про нас люди насочиняли.
Щенок, по-видимому, людским сказкам не особо верил. Преданно глядя в почти прозрачные глаза кикимора, он продолжал радостно вилять хвостом, не преставая при этом весело потявкивать.
- Ну что мне с тобой делать. Если утопить, зачем тогда спасал. Да и негде здесь, сам вот без воды мучаюсь. Если съесть, опять незадача, не ем я таких, что бы там не говорили. С собой тащить, опять обуза. Да и зачем ты мне там. Я в болоте живу, тебе туда путь заказан.
Щенок потерся о зеленую ногу, и, упав на бок, смешно задрал лапы.
- Скоро уж солнышко встанет, прятаться надо, чтоб совсем не высушило. Где-то неподалеку вода, чую, есть, вот там и переднюем, - кикимор когтистой рукой почесал попутчику брюхо и поднялся, собираясь идти дальше. Подняв короб, он развернулся и увидел, что проблем у него прибавилось. И щенок далеко не главная из них.
В десятке шагов, буквально вылезая из орбит от удивления, на него смотрели три пары глаз. Глаза в свою очередь принадлежали трем местным мужичкам. Обычным таким мужичкам в болотных сапогах и брезентовых куртках. Один чуть повыше, другой чуть пониже, а третий, пожалуй, чуть пошире. Во всем остальном, как родные братья. Тем более что для кикимора, людей видевшего крайне редко, все они были на одно лицо.
Мужички с утра пораньше, еще затемно, отправились к лесному озерку с бредешком побаловаться. Побаловались, видимо успешно, поскольку тот, что пошире, нес почти полное ведерко рыбы. А вот среагировал первым тот, что повыше.
- Мужики, йетя, - выдохнул он, выронив от избытка чувств висевшую в уголке рта папироску.
- Йетя, да не этя, - в полголоса передразнил его тот, что пониже, - те, говорят волосатые целиком и ростом здоровые. А этот не выше меня будет и голый весь. Нет, это что-то другое. Разберемся, мужики, потом, а пока не очухался, разворачивай бредень, брать будем. Похоже, приработок привалил.
Эх, вон оно озерко, у людей за спиной, а не допрыгнешь. Сейчас бы лужу какую-нибудь, хоть небольшую совсем, только чтоб ногами встать. А там Мать болотна жижа дитю своему пропасть не даст, примет и от опасности убережет. В жижу войдешь, а там родная стихия, выйти можно, где пожелаешь. И плевать на него, на короб этот, только бы ноги унести. Да только где ж ее лужу эту взять. Дождя с самого исхода не было.
Бегун из кикимора никакой, далеко ли убежишь на перепончатых ступнях. Да и легкие его к бегу не приспособлены. Проводить какое-то время на поверхности - да, а в запуски бегать увольте, объема не хватает. В общем, бежать он уже особо никуда не собирался, и только инстинкт самосохранения заставлял хаотично дергаться в разные стороны.
Мужики же напротив, никуда не торопясь, сноровисто развернули бредень, и, начали обходить потенциальную добычу с трех сторон, отрезая ему путь к озеру. В течение нескольких секунд дело было закончено. Добыча была плотно замотана в сеть и тихо лежала на траве, поскольку тот, что пошире для верности кикимора по голове вешкой, в руку толщиной, приложил.
Во всей этой заварухе никто не обратил внимание на маленького песика, который посчитал за лучшее потихоньку улизнуть. За свою, пока еще короткую жизнь он мало встречал существ, как разумных, так и нет. Спасший его от неминуемой смерти кикимор был самым близким и дорогим из них. А вот эти трое, в запахе которых щенок ощущал что-то знакомое, но еще не понятое и не заученное, вызывали у него чувство страха. Этот знакомый запах стал знаком опасности и вызвал к жизни инстинкт самосохранения. Если они так бесцеремонно обошлись с его спасителем, то ему, маленькому и бессильному, тем более следовало держаться от них подальше.
Взвалив на плечи бесчувственного кикимора, мужики двинулись туда, где сейчас было то, что они называли домом. Уходя, они и не подозревали, что из негустых кустов за ними внимательно и с опаской следят два крошечных глаза. А маленький и еще не опытный нос запоминает все оттенки запахов, чтобы потом когда песик справится с паническим страхом и чувство долга пред близким существом возьмет верх, потихонечку, прячась за каждым пеньком, и каждой корягой, отправиться по следам похитителей.
Кикимор очнулся, когда солнце было уже высоко. Он лежал возле какого-то странного строения с крышей и на полозьях. После полученного удара болела голова. Солнце страшно сушило кожу, а руки и ноги затекли. Бредень с него уже смотали, и чтобы не сбежал, туго перевязали конечности веревками. От иссушающей смерти, на какое-то время, могло спасти то, что он скоро окажется укрыт тенью от балка. С трудом приподняв голову он огляделся и содрогнулся от увиденного в непосредственной близости от себя.
Рядом стояло то, чего все кикиморы боялись больше солнца. Три огромных железных зверя, которые роют для людей канавы и осушают милые сердцу кикимора болота. Один из них имел огромную суставчатую руку со сложенной ковшиком ладонью и короткими, толстыми пальцами. Двое других были, похоже, одного племени. Оба приземистые, головастые, с огромной выступающей вперед челюстью. Сейчас они, похоже, спали, стоя без движения и совершенно беззвучно. Тогда как, бодрствуя, страшно ревели и неустанно грызли землю.
На какое-то время о пленнике, похоже, позабыли. Из странной квадратной хоромины были слышны голоса. Звуки были громкими, и если бы кикимор понимал человеческую речь, то понял бы, что она, речь эта, была бессвязной.
Наверное, его пленители, были заняты чем-то очень важным и не терпящим отлагательств. И пока никто из них не появился на улице, и не вспомнил о пленнике, надо было бежать. Но как? Сил, улепетывать пешком, уже не было, да и как убежишь от людей. Нужна была вода. Если есть вода, то можно сделать маленькое болото. А если есть болото, то можно используя природную магию кикимор уйти отсюда достаточно далеко, не боясь преследования.
Раздумья прервал легкий шорох, раздавшийся за спиной в ближайших кустах. Долго думать о том, кто бы это мог быть, не пришлось. Влажный язык прошелся по иссушенному солнцем лбу, принося небольшое облегчение.
- А я то уже думал, что избавился от тебя, - притворно проворчал кикимор в полголоса, подставляя щенку связанные руки, - давай, малыш, выручай старого кикимора, и будем квиты.
Несколько минут возни за спиной и вот руки уже на свободе. Пока кикимор разминал руки, щенок занялся веревками на ногах. Тщательно принюхавшись, бывший пленник довольно улыбнулся. Путь к спасению вот он, буквально в двух шагах. С противоположной стороны балка стояла полная бочка дождевой воды. Вода была старой и уже позеленела, чем еще больше подходила для задуманного.
Кикимор потрепал своего спасителя за ухом, и, поднявшись на еще затекших ногах, переступил перепончатыми ступнями. Нетвердым шагом, прячась под окнами, чтобы никто не заметил, он пробрался к бочке. Песик следовал за ним, не отставая ни на шаг.
Остановившись около емкости с водой, он первым делом окунул голову и долго стоял, наслаждаясь, потом резко вынул, и, отфыркиваясь, потряс. Собрав все свои оставшиеся силы, кикимор опрокинул бочку в небольшую канаву, еще не до конца просохшую и в смеси с водой давшую отличную болотную жижу.
- Ну, что давай прощаться, - он подхватил щенка под передние лапы и поднял к широкоротому, лупоглазому лицу, - каждый из нас выполнил свой долг и теперь мы в расчете. Я ухожу, а тебе за мной, по этим путям, последовать не дано. Оставайся здесь, с людьми. Может не с этими, так с другими. Мне пора, прощай друг.
Песик как будто понял все ему сказанное, лизнул плоский нос и завилял хвостом.
Кикимор уже хотел опустить песика на землю, как вдруг дверь балка распахнулась, и на шум опрокинутой бочки выглянул один из мужиков - тот, что пониже. Выпучив от удивления глаза, он уставился на бывшего уже теперь пленника.
- Стой, ихтиандра болотная, - видимо в процессе бурного обсуждения мужики пришли к определенному выводу о происхождении их добычи, - отпусти песика, жаба переросток.
Пытаясь прокричать что-то еще, мужик рванул по лесенке, но, будучи в изрядном подпитии, оступился и во весь рост растянулся на земле. Тут же из дверей показались остальные двое и вместо того, чтобы ловить сбежавшего пленника бросились поднимать бригадира.
Все, ждать больше нечего. Кикимор опустил песика на землю и рыбкой нырнул в подготовленную лужу. Мужики на заплетающихся ногах подбежали к луже, но было поздно. Лужа, глубина которой в самом глубоком месте не достигала обреза сапога, поглотила беглеца целиком. И следов не осталось. Мужики застыли на месте с разинутыми ртами и выпученными глазами. Хмель как рукой сняло.
Щенок стоял на краю лужи, и, склонив голову, задумчиво смотрел на воду. Он прощался со своим самым первым в жизни другом. Существом, ближе которого у него пока не было и будет ли не известно. Но жизнь продолжается и надо выполнять завет друга. Песик тряхнул головой, потянул носом и с независимым видом направился под лестницу, где улегся, накрыл нос лапой и уснул.