Хабарова Леока : другие произведения.

Железный Закон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Евгений Плеханов - истинный комсомолец, свято верящий в установки коммунизма - с детских лет мечтал о космосе. Но, когда до мечты остался всего один шаг, Женя с ужасом осознал, насколько призрачны идеалы справедливости. Он столкнулся с железным законом кумовства и блата, сводившим на нет все старания честных людей. Евгений оказался перед сложным выбором: сохранить верность принципам, отказавшись от мечты всей жизни или преступить нравственные границы и добиться намеченной цели.
    Красная фантастика. Социальная фантастика с лёгкими элементами романтизма и юмора.
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  
  
  РЕКРУТ
  
  
  
  Глава первая. Живет мечта в душе героя
  
  
  
  Мечты бывают самые разные. Заветные и злободневные, корыстные и идейные. Мечты-грёзы и мечты-цели. Сугубо личные мечты хранятся глубоко в сердце, так же надежно, как деньги в сберегательной кассе. Общественно полезными мечтами не грех поделиться с коллективом. В общем, классификаций масса. Но имеется и общая черта: мечты есть у всех. Ведь что такое человек без мечты? Всего лишь серая тень, согбенная под тяготами бытовых забот и рутинных служебных поручений. Человек без мечты бесконечно движется по кругу, словно покрытый яркой эмалью слонёнок на детской карусели возрастной категории "от ноля до трех". Человек с мечтой идёт вперед. Атомным ледоколом рассекает он моря невзгод, семимильным шагом переступает бюрократические препоны, просачивается в наглухо запертые для "случайных людей" двери больших начальников, и в итоге выходит победителем. Такой он, человек с мечтой.
  
  Таким был Евгений Плеханов. Физик по образованию и космонавт по призванию, однофамилец великого русского марксиста считал свою мечту самой правильной и благородной. А разве может быть иначе в двадцать с небольшим? Мечта была что надо: пробиться в межгалактическую исследовательскую экспедицию и отправиться на космолёте "Беринг-6" к далеким звёздам.
  Исследовательские экспедиции стартовали с орбитальной станции "Комсомолец" всего лишь раз в десять лет. А возвращались и того реже: освоение космоса дело почетное, но очень уж опасное. Отбор добровольцев в экспедицию проходил жестче, чем конкурс на поступление в МГИМО, а желающих имелось больше, чем абитуриентов школы-студии МХАТ.
  Но это совсем не пугало Женю. Ибо с самого детства, с тех самых пор, когда отец впервые показал ему Большую медведицу, Плеханов-младший грезил неизведанными галактиками, таинственными туманностями и планетами, на которых обитают удивительные, не занесенные еще в Большую Советскую Энциклопедию, существа.
  Такая мечта жила в душе молодого физика. И он честно и упорно, как умеют только советские люди, шел к ней. Школу Женя окончил с медалью из благородного металла, занимающего в таблице Менделеева почетное сорок седьмое место. Октябрёнком он лучше всех читал стихи о Ленине, пионером бил рекорды по сбору макулатуры и брал шефство над ветеранами Третьей мировой войны. На первом курсе МИФИ Женя заработал разряд КМС по плаванию, играл за сборную института в хоккей и получал сразу две повышенных стипендии: одну за блестящую учебу, вторую за активную общественную деятельность. А вечерами, под мерное похрапывание соседей по комнате, Евгений доставал из потайного кармана портфеля затёртый агитационный лист, бережно разглаживал и, затаив дыхание, перечитывал в тысячный раз.
  "Вперед! Космос ждёт тебя, коммунист!", - некогда красные буквы выцвели и приобрели неполиткорректный розоватый оттенок. Орбитальный космодром "Комсомолец" рекрутировал членов новой экспедиции. Требовались исключительно отличники учебы, активисты-общественники, члены партии или ВЛКСМ с безупречной физической подготовкой, идейные, политически грамотные и "всесторонне развитые". Прочих просили не беспокоиться. Под текстом красовалась иллюстрация: двое, мужчина и женщина, политическая грамотность и идейность которых не вызывала сомнений, смотрели в небо, где оставила белый росчерк серебристая ракета с надписью "СССР" на фюзеляже.
  Женя вздыхал, прятал заветную бумажку обратно в карман и ставил будильник на половину шестого утра. Ибо каждый час, занятый праведными трудами, а также непрестанным физическим и нравственным совершенствованием, приближал Плеханова к заветной мечте всё ближе.
  
  
  
  Глава вторая. Прекрасный "Комсомолец"
  
  
  
  "Комсомолец", этот апофеоз неоиндустриализма, был создан, чтобы впечатлять. И впечатлял. Он удивлял, поражал, доводил до дрожи, изумлял и ошеломлял.
  Исполинский сверкающий космоград, представляющий в плане пятиконечную звезду, гордо парил в холодной мгле. Сияли грани гигантских солнечных батарей, мерцали красными огнями стыковочные узлы, серебром блестели многочисленные секции. Поговаривали, что обойти всю станцию невозможно даже за сутки. Как ни парадоксально, внешнее великолепие "Комсомольца" портил внутренний конфликт подразделений. ОНИ (отдел научных исследований) и ВОВКА (Всесоюзный отдел военно-космической авиации) делили один ярус и, как всякие соседи, частенько ссорились. Особую остроту приобрел спор о размещении лозунгов. Над ВОВКой рдело вполне справедливое заявление: "НАШИ РАКЕТЫ БЬЮТ ТОЧНО В ЦЕЛЬ!", над ОНИ форисцировало: "НАША ЦЕЛЬ - КОММУНИЗМ!". Руководители подразделений, генерал-полковник Геннадий Иванович Шпага и доктор физико-математических наук Семён Семёнович Жук, наотрез отказывались менять изречения, которые находились в явном диссонансе. Так и летал "Комсомолец" со странным лозунгом, а вокруг него, словно пчелы у улья, кружили шатлы, ультраблоки и транспортировочные "единички" всех мастей.
  На одной из них и прибыл на станцию отличник учебы, активист-общественник, идейный, политически грамотный и "всесторонне развитый" член ВЛКСМ с безупречной физической подготовкой - Евгений Плеханов. Как и положено, поначалу Женя поразился, изумился, ошеломился и даже задрожал. Но спустя пятнадцать минут впал в безнадежный ступор: внутри приемной секции прекрасного "Комсомольца" царила типичнейшая для всех казенных учреждений суета, сутолока, волокита и прочая кутерьма. Люди с хмурыми озабоченными лицами деловито шныряли туда-сюда, стул на КПП пустовал, телефоны трещали, громкая связь хрипела, а на новоприбывшего добровольца никто не обращал внимания.
  Простояв четверть часа впустую, Женя решительно двинулся к стационарному металлодетектору. Видимо, это действо носило какой-то магический, сакральный характер. Быть может, похожий прием использовали бурятские шаманы, вызывая духов леса, ибо за секунду до пронзительного писка стальной рамы раздался не менее пронзительный возглас:
   - Э-э-эй, товарищ! Вы куда же это собрались, без пропуска? - Дородная дама в роговых очках возникла, словно ниоткуда, уперла руки в туго обтянутые формой бока и сердито уставилась на Алексея. - А ну-ка отойди! Кто такой будешь?
   - Я... - Женя поторопился выложить перед строгой постовой все свои корочки, - вот!
   - А-а-а-а, - кивнула дама, принимая документы, и внушительный пучок седых волос на её голове заколыхался, - новичок! Так и скажи, новичок, а то сразу - в ворота. Не лезь в ворота без пропуска, понял?
   - П-понял, - сказал Женя и покраснел. Ему почему-то вдруг стало очень стыдно.
   - Плеханов? - Постовая шустро выписывала данные из Жениного паспорта в толстенный журнал прибытия.
   - Так точно.
   - Родственник?
   - Нет, однофамилец.
   - Эх, жаль! На вот. Заполни форму. А потом вот эту. И с другой стороны тоже. Да смотри, без ошибков!
  Почти двадцать минут ушло у Жени на то, чтобы заполнить кипу проштампованных бланков "без ошибков". Когда же наконец он справился, постовая распечатала ему направление, и Плеханов, дав клятвенное обещание "не лезть в ворота без пропуска", проник в святую святых космических исследований.
  
  
  
  Глава третья. Рекурсия
  
  
  
  Рекурсия началась сразу же, как только Женя добрался до секции "11-А". В направлении первым пунктом у него значилось отметиться у коменданта секции Козлова Федора Сергеевича, который обитал в кабинете семьдесят три. Первым ударом для Евгения стало отсутствие кабинета номер семьдесят три как такового. Наличествовал семьдесят второй, семьдесят второй "а", семьдесят второй "б", а потом почему-то сразу шел семьдесят шестой "у". Женя прошел вдоль и поперек всю секцию, но кабинета так и не обнаружил. Тогда он сделал то, что делают все нормальные люди в похожей ситуации - осторожно постучал в первую попавшуюся дверь и вежливо осведомился:
   - Добрый день. Подскажите, пожалуйста, где я могу найти Федора Сергеевича Козлова?
   - Он у себя, в семьдесят третьей, - послышался сердитый бас из глубины кабинета.
   - Спасибо... - растерянно молвил Женя, аккуратно притворяя дверь. В следующей комнате он мудро поинтересовался, где семьдесят третий кабинет.
   - Это кабинет Козлова, молодой человек, - исчерпывающе ответила ему милая женщина в белом халате, - там табличка на двери: "Комендант секции Козлов".
   - Понятно, - кивнул Женя и отступил в душный коридор. Дальнейший фронтальный опрос сотрудников секции дал похожие результаты: чтобы отыскать кабинет семьдесят три, надо найти Козлова, который сидит в кабинете семьдесят три. На какое-то мгновение Жене показалось, что он стоит на асфальте в лыжах...
   - Д-а-а-а... - задумчиво протянул Плеханов. - Рекурсия в чистом виде... Ну, держись, секция козлов!
  С этими словами Женька начал открывать все двери подряд без стука, ничего уже не спрашивая. Он вспотел и раскраснелся. Отличник учебы резко рвал на себя ручки и яростно хлопал, не обнаружив искомое. Кто-то пару раз ругнулся на него, какие-то комнаты оказались закрытыми, другие - пустыми. В одних пахло застарелыми казенными бумагами, в других - больницей, из третьих тянуло табаком. Отчаяние уже царапало под ложечкой, когда Женя рванул на себя очередную дверь и замер. На лице будущего космонавта засияла победная улыбка: вместо кабинета за дверью оказался коридор. Прямой, длинный и тёмный, как тоннель в горах Кавказа. Ничтоже сумняшеся, Плеханов шагнул туда и чуть не закричал от счастья: вот она, заветная табличка! Но радоваться было рано. Женю ждал второй удар.
   - Не подпишу, - с лёту заявил комендант секции, небрежно отбрасывая Женино направление в сторону. Козлов откинулся на спинку скрипучего кожаного кресла. Квадратное сытое лицо, кустистые брови и мохнатые бакенбарды придавали Фёдору Сергеевичу сходство с барином, который отказывал крестьянину в вольной. - Пусть Наношвили подписывает. Новички - его дело. Без согласования не подпишу.
   - Нэ подпишу! - гаркнул в свою очередь заместитель начальника отдела рекрутирования Леван Наношвили, гневно хлопая по столу волосатой ладонью. - Нэ имею права! Вас комэндант обязан принять! Бэз согласования нэ подпишу!
  Озадаченный и сбитый с толку, Евгений Плеханов снова оказался в узком коридоре. Он малодушно подумал, что проще всего будет спуститься на нижний ярус к постовой, забрать документы и покинуть "Комсомолец". Вернуться к научной работе в МИФИ и забыть про мечту всей жизни. Но так бы поступил человек слабый, а слабым Женя себя не считал. Поэтому он продолжал сидеть у дверей семьдесят третьего кабинета, прижавшись спиной к стене и подтянув колени к подбородку. Ужасно хотелось пить и спать. Будущий космонавт позорно клевал носом, а вскоре и вовсе отключился. Ему пригрезились мохнатые бакенбарды Козлова и толстые волосатые руки Наношвили. Как наяву слышал он крики: "Нэ подпишу! Нэ подпишу!", а потом почему-то: "Подпишу! Подпишу!".
  
  Проснулся Женя от того, что кто-то легонько тряс его за плечо.
   - Эй, марксист, подъем! Труба зовет!
   - Что? Кого? Где? - спросонья Женя ошалело закрутил головой и внушительно приложился затылком о стену. - Ай, ты, твою же...
   - Спокойно, товарищ! - бодрый голос принадлежал молодому человеку, ненамного старше самого Евгения. Бледное арийское лицо незнакомца покрывала россыпь неуместных веснушек. Длинный, нескладный и тощий, он был одет в синюю униформу рекрутов "Комсомольца". - Вставай уже, соседушка. В блоке отоспишься. - Ариец протянул руку и помог Жене встать.
   - Не отосплюсь я в блоке, - горестно вздохнул Плеханов, отбрасывая со лба мокрые от пота волосы. - Мне направление не подписали...
   - Эх ты, спящая царевна! - хохотнул Ариец и хлопнул недоумевающего Евгения по плечу. - Всё проспал! Давно уж дело обстряпано. Раз-два и готово! - он протянул чуть помятую бумажку, в которой Женя с ужасом признал собственное направление. Внизу красовались две подписи, увенчанные круглыми синими печатями: "Отдел рекрутирования. Принято. Согласовано. Наношвили Л. Г." и "Комендант секции "11-А" Козлов Ф.С. Принято. Согласовано".
   - Не может быть... - Женя не верил своим глазам.
   - Может-может! - Ариец семафорил улыбкой и лукаво подмигивал. - Кто же откажет потомку великого русского марксиста?
   - Но я не потомок! - возмутился правдивый Женя. - Я - однофамилец!
   - Это детали, - фыркнул Ариец и подхватил с пола Женину дорожную сумку. - Пошли в блок. Или в коридоре предпочитаешь ночевать?
  Какую-то минуту Женя колебался. Ему было не по себе. Разве можно начинать карьеру космонавта с обмана? Но так безумно хотелось лечь и вытянуть ноги!
   - Пошли, - устало вздохнул он и поплелся за своим спасителем.
  
  
  
  Глава четвертая. Полусны и полуправда
  
  
  
  В блоке обнаружился суровый холостяцкий уют. В белых комнатах было невероятно чисто, но аскетически пусто. Узкие кровати, шкаф-купе с зеркальными дверцами, пара стульев на хлипких алюминиевых ножках - вся роскошь. Зато кругом ни пылинки, ни соринки, ни единого пятнышка грязи, никаких одиноких носков, вечных спутников одиноких мужчин. Даже уборная сияла гигиенической стерильностью: Ариец оказался самым настоящим немцем (правда, с Поволжья). По паспорту Алекс Аренгольд, а для друзей просто Лёша, он считал порядок залогом успеха во всех начинаниях.
  В любой другой момент Плеханов оценил бы образцово-показательность блока, но сейчас он с грустью в глазах созерцал своё будущее лежбище: полки в плацкартном вагоне и то шире!
   - Это что, кровать? - спросил он новоиспеченного соседа.
   - Это полупостель, - с самым серьезным видом ответил немец. - Здесь так принято. Способствует сохранению правильных нравственных приоритетов. А вы, батенька, часом не гедонист? Может, послать челядь за двуспальной периной с балдахином? Бросьте пижонствовать, Плеханов!
  Женя и не думал пижонствовать. Он просто устал. Смертельно устал. Вымотался так, что дрожали ноги, а глаза закрывались сами собой. Наспех умывшись, Плеханов рухнул на жесткую полупостель и, укрывшись полупледом, погрузился в полусон.
  Ему снилась долгая, тяжелая дорогая до "Комсомольца". Муторный перелет в Челябинск. Семичасовая тряска в общем вагоне до необозначенного на карте Арзамаса-26 и кошмарная поездка на рычащем уазике куда-то в горы, где располагался секретный аэродром. Снилось, как его под проливным дождем утрамбовали в тесную "единичку", маломощный транспорт космической авиации, сил которой хватало лишь на один полёт. А потом был космос. Затмевающий всё на свете открытый космос, полный холодных манящих звезд. И Женя парил в невесомости, как никогда ощущая свою цельность и значимость. Парил до тех пор, пока не рухнул с жесткой полупостели на не менее жесткий пол.
  
  За физическим падением не преминуло падение моральное:
   - Раковину после себя ополаскивать надо, товарищ Плеханов! - сердитый рык волжского немца перекрывал шум льющейся воды. - И крышку на унитазе опускать не помешает!
  Женя негромко обругал мерзкую немецкую педантичность и вознамерился одеться. Но брюки и футболка бесследно исчезли, а дорожная сумка была пуста.
   - Где мои вещи? - крикнул он в свою очередь.
   - Я разложил. - Алекс Аренгольд выскочил из ванной в одном полотенце, повязанном на бедрах. На гладко выбритом лице сияла торжественная улыбка - Смотри! - он подвел Плеханова к шкафу. - Твоя униформа будет лежать в верхнем ящике, носки - в среднем, а в нижнем - исподнее.
   - Понятно, - буркнул Женя. Совсем не хотелось ему благодарить вездесущего аккуратиста. Плеханов хмуро стащил с верхней полки синие форменные брюки, белую майку и рубашку с нашивкой в виде золотых крыльев над советским гербом. Секунду поразмыслив, прихватил свежее исподнее. - Слушай, Лёш, а как ты решил всё с направлением? И как вообще меня нашел?
   - О! Всё просто! - улыбнулся позитивный немец. - Баба Клава, наша постовая, очень ко мне расположена. А у нее имелись списки заявок. Остальное - дело техники. Правда, когда я тебя настиг, ты спал, как сурок. Будить жалко - вот и взял твое направление.
   - Без разрешения?
   - Ну да.
   - И представил меня родственником Георгия Плеханова?
   - Ну да.
   - То есть - соврал?
   - Получается.
   - Ну, знаешь! - брови Жени грозно сошлись над переносицей.
  Лёша равнодушно повёл плечом:
   - А откуда я мог знать, что ты ему не родня? Факт вашего родства не доказан, но и не опровергнут! Это ж агностицизм, дружище!
  Женя уже открыл рот, чтобы как следует обругать инициативного соседа, как вдруг электронное табло под потолком жалобно пискнуло, и большие зеленые буквы побежали по экрану: "Завтрак! Просим пройти в столовую номер три!".
  
  
  
  Глава пятая. Опаздывать нельзя
  
  
  
  С тех пор, как эволюция поставила человека на вершину пищевой цепи, минуло множество сложенных в тысячелетия веков. Но ничего не изменилось. Едят по-прежнему все. Железные диктаторы и борцы за свободу слова, одуревшие от роскоши толстосумы и люмпены, зампалиты и мелкие клерки коммерческих банков, трудяги-пролетарии и деклассированные элементы, коммунисты, беспартийные, и много кто ещё. Но едят по-разному. Один запивает трюфеля дорогим шампанским, другой на ходу запихивает в рот американскую горячую собаку, третий догрызает зачерствевшую хлебную корку.
  На "Комсомольце" здоровье сотрудников ценилось превыше всего, поэтому рекруты питались правильно. А главное в правильном питании вовсе не баланс жиров, белков и углеводов. Главное - режим. Особенно, если столовой заведует подполковник ВДВ в запасе Петр Васильевич Гаврилюк, не терпящий опозданий. Стоило кому-то из рекрутов задержаться хоть на минуту, грозный титан Гаврилюк тут же десантировался за столик нарушителя и, гневно шевеля рыжим чапаевским усом, выдворял опозданца прочь. Спорить с двухметровым завпитом было бесполезно, а перечить - опасно для жизни. Именно поэтому завтрак на "Комсомольце" не пропускал никто.
  Когда табло пригласило рекрутов в столовую вторично, Алекс Аренгольд, вскричав "schneller!", панически быстро облачился в униформу и чуть ли не силой вытолкнул полуодетого Женю из блока.
   - Ты что, совсем осоловел? - рыкнул Плеханов, на ходу натягивая майку.
  По коридору синей рекой неслась толпа будущих космонавтов. Волжский немец, ничего не ответив, схватил Женину руку и отважно нырнул в волну гула и топота, активно работая локтями.
   - Пошли-пошли! - шипел он, пробираясь вперед. - Опаздывать нельзя!
   - Стой! - вскрикнул Плеханов и резко остановился. В толпе подобные маневры крайне опасны: Женю тут же обругали, а кто-то даже толкнул.
   - Ну что еще? - На бледной Лешиной физиономии даже веснушки вспыхнули от гнева.
   - Я заявление забыл. На пропуск.
   - Mein Gott! - Аренгольд сунул в Женину ладонь ключ от блока. - Только давай, чтоб schneller!
  Плеханов кивнул, развернулся и, сопровождаемый матюгами, двинулся против течения синей реки.
  
  Заявление пряталось от него пять мучительно долгих минут. Женя искал его под кроватью, в сумке, на стульях и даже в ванной. Всё это время вредная бумажка смотрела на него со шкафа.
   - Вот сволочуга! - ругнулся Женя, схватил листок и пулей вылетел в коридор, где моментально стал причиной легкого ДТП. Он врезался в девушку, которая, к несчастью, несла стопку каких-то документов. Бумаги с шелестом рассыпались по полу, похоронив под собой Женино заявление. Бормоча проклятия под нос, Плеханов опустился на корточки и в два приема рассортировал ворох покрытой синими кругляшами печатей макулатуры.
   - Вот, это ваше! - он протянул потерпевшей восстановленную стопку. - Уж извините, я сегодня первый день...
  
  Подняв глаза, Женя осекся. Плеханов жил и учился в Москве и привлекательных барышень повидал немало. Тем не менее, экзотическая красота незнакомки заставила его потерять дар речи. На девушке была стандартная синяя униформа, с единственным украшением в виде значка ВЛКСМ. Но Женя моментально представил комсомолку в приталенном казакине, шароварах и калфаке, расшитом золотыми и серебряными нитями. На смуглом лице горели черные, как грех, глаза. Тугая смоляная коса блестела, словно полированное дерево. Женя ничуть не удивился, если бы из-за угла появилась стройная белогривая кобылка изабелловой масти и незнакомка легко вскочила в седло. Для полноты картины не хватало востроглазого сокола на руке и короткого лука за спиной. Было в девушке что-то настолько монголо-татарское, что хотелось немедленно пасть ниц и вымаливать ярлык на Великое княжение Владимирское. А как она смотрела на него! Наверное, казанская царица Сююмбике смотрела так на пленившего её Ивана Грозного. Долго выдержать этот обсидиановый взгляд Плеханов не смог. Поэтому поднялся и коротко, сухо и официально представился:
   - Евгений.
   - Идёмте, - ответила татарка певучим, чуть хрипловатым контральто. - Опаздывать нельзя.
  
  
  
  Глава шестая. Приятного аппетита!
  
  
  
  У местной царицы Сююмбике, разумеется, не было никакой изабелловой лошади. Но татарка и без оной припустила такой уверенной рысью, что Жене пришлось удариться в галоп. С бешеной скоростью миновали они секцию "11-А", хитроумными ходами добрались до секции "11-Б", спустились на нижний ярус, пробежали по гулкому цельнометаллическому коридору, снова поднялись и оказались у входа в столовую. Там их дороги разошлись. Но за время забега аналитический ум Плеханова зафиксировал ряд важных наблюдений. Первое - его новая знакомая в отличной физической форме. Второе - она великолепно ориентируется на местности и знает обходные пути. Третье - у неё с собой какие-то совершенно непонятные документы. Вывод напрашивался сам собой - казанская царица не просто рекрут, а (и скорее всего) младший сотрудник "Комсомольца". Старшим сотрудником она быть никак не могла - значок ВЛКСМ на её груди говорил об отсутствии партбилета в кармане.
  
  Не успел Женя войти в святилище вкусной и здоровой пищи, как его схватили в охапку.
   - Пошли, пошли, пошли! - вездесущий Леша уже волок Плеханова к столику. - Ты руки... руки вымыл?
   - Отстань, - коротко бросил Женя, усаживаясь. - Скажи лучше, кто это? - кивком головы Плеханов указал на интересующий его объект.
   - Это? Горемыкин. Наш сосед по столу. Общественник. Стихи для стенгазеты пишет. Талант!
   - Да не этот, а вон та!
   - Это Людмила Ивановна, буфетчица. Мировая баба. Один раз она...
   - Да нет же, дубина ты немецкая! Вон та черная, с косой.
   - Черная? - переспросил Леша, прищуриваясь. - С косой? Mein Gott! А-а-а-а, - немец наконец уразумел, что от него хотят. - Это...
   - Здравствуйте, товарищи, - за стол подсел молодой человек чрезвычайно угрюмого вида. Тощий, как жердь, высокий, но крайне сутулый. В жирных тёмных волосах наметилась плешь. Лицом он походил на печального мопса в очках. От человека разило пόтом.
   - Доброе утро, - сказал Женя.
   - Да какое уж там доброе, - уныло вздохнул новый знакомец. - Так... одни горя.
   - Это Горемыкин, - тут же вставил Аренгольд. - Наш сосед по столу. Общественник. Стихи для стенгазеты пишет. Талант!
   - Да какой уж там талант. Так... посредственность... - минорно прогудел Горемыкин.
   - Плеханов, - Женя протянул общественнику руку и тот вяло пожал её.
   - Родственник? - легкий проблеск любопытства мелькнул в мутных глазах за толстыми стёклами.
  "Да какой уж там родственник!", - чуть не ляпнул Женя, но вовремя спохватился.
   - Однофамилец.
   - По-о-онятно, - проныл Горемыкин, теряя всякий интерес.
  
  Женя тоже потерял интерес и принялся глазеть по сторонам. Синие рекруты смирно сидели на своих местах. Дежурные по кухне торопливо разносили подносы. Агитплакаты на стенах сообщали о важности здоровой пищи, о пользе молочных каш и вреде сахара. Среди призывов к правильному питанию, выделялся ватманский лист, на котором красовалось совершенно потрясающее обращение: "Товарищи! Не суйте яйца в солонки! Это неэстетично!". Женя хмыкнул. Уж не Горемыкин ли сочинил это гениальное воззвание?
  Тем временем, дежурные принесли тарелки с овсянкой, сдобренной маслом, яичницу, чашки с чаем и плетеночку белого хлеба. Плеханов так проголодался, что буквально набросился на еду. Не отвлекаясь на разговоры и созерцание, он проглотил свою порцию в рекордный срок. Женя даже не заметил, как над ним нависла огромная черная тень. Над столом склонился подполковник ВДВ Петр Гаврилюк собственной персоной. Лицо его, загорелое и обветренное, имело каменное выражение. Усы стояли торчком. В глазах расплескалась синева.
   - Новичок? - грозно рыкнул завпит.
   - Так точно!
   - Фамилия?
   - Плеханов.
   - Родственник?
   - Никак нет. Однофамилец.
   - Жаль, - подполковник сокрушенно качнул лысой головой. - Плеханов отличный мужик был. Мы с ним Иран прошли... - Тут завпит заметил пустую Женину тарелку. - Съел?
   - Так точно.
  Десантник резко вскинул руку, отчего Горемыкин и Аренгольд нервно дернулись, и глянул на часы.
   - Могём! - похвалил завпит Женину скорость.
   - Не "могём", - поправил Женя, - а "могИм"!
  Подполковник запаса добродушно улыбнулся старой армейской шутке и спросил:
   - Спецназ?
   - Физмат! - отчеканил Плеханов.
   - Молоток! - Гаврилюк отечески хлопнул Женю по плечу и сурово взглянул на Лешу. - А ты, фашист, если овсянку не доешь - силой в глотку запихну! - и, после небольшой паузы, добавил:
   - Приятного аппетита!
  
  
  
  Глава седьмая. Принц Гадский
  
  
  
  После завтрака, сопровождаемый всюду вездесущим соседом, Женя отправился на обязательный медицинский осмотр. Там достоверно установили, подтвердили и зафиксировали, что рост товарища Плеханова составляет один метр восемьдесят девять сантиметров, вес - девяносто два килограмма, легкие и сердце - без патологии, зрение идеальное, давление - выше всяких похвал, и даже эритроциты в крови ходят строем. Также седой военврач долго восхищался формой Жениного черепа.
   - Какие надбровные дуги! - бормотал эскулап, присвистывая. - А лобная доля! Потрясающе! Вам с такой головой прямая дорога в космос. А пока, молодой человек, подождите-ка в приемной, мы оформим разрешение на выдачу пропуска.
  Женя покорно вышел и обнаружил, что Алекс Аренгольд испарился. Вместо него на низкой металлической тумбе сидел, вальяжно вытянув длинные стройные ноги, принц из девчачьих сказок. Если бы не младшая сестра Варюша, Женя, абсолютно равнодушный к мужской внешности, никогда бы не догадался о красоте незнакомца. Но положение старшего брата обязывало. Плеханов точно знал, что принц должен быть непременно высоким, стройным, широкоплечим брюнетом с голубыми глазами и точеным профилем. Такое чудо и посиживало возле медпункта, томно обмахиваясь полупрозрачной папкой с бумагами.
   - Плеханов? - поинтересовался принц.
   - Так точно, - обреченно буркнул Женя, морально настраиваясь на традиционный вопрос о родстве с великим русским марксистом. Но вопроса не последовало. Вместо этого красавец-мужчина протянул тонкую кисть с аристократически длинными пальцами.
   - Завидов Николай. Куратор.
   - Куратор? - удивился Женя, пожимая руку. - А разве Леша Аренгольд не...
   - Аренгольд? - перебил принц и презрительно фыркнул. - Аренгольд у нас не куратор. Он у нас в каждой бочке затычка. Сам здесь без году неделя, а уже везде лезет, маразота немецкая. - Произнесенные гадости совершенно не мешали Завидову улыбаться во весь рот.
   Гадости вообще не смущали Завидова. Первую гадость он произнес еще в детском саду, сообщив пухлой девчушке о том, что она жирная корова. Девчушка расплакалась. Николай получил нагоняй и искренне удивился - как же так? Ведь это же чистейшая правда! С тех пор Николай понял: на него возложена величайшая из миссий - нести людям правду. А правда у Завидова выходила грубой, резкой, горькой, точно лук, и невероятно обидной. Очень скоро Николай осознал, что истину гораздо безопаснее предъявлять людям мягким и безобидным. А еще надежнее делать это посредством косвенных методов - проще говоря, за спиной. За двадцать пять лет Завидов основательно поднаторел в своем нелегком деле. Но его расстраивало одно весьма пренеприятнейшее противоречие: сам себя он искренне считал правдорубом, другие же (не все, но очень многие) называли его козлом.
  
   - Я куратор, - повторил Николай с нажимом. - Вот, документы принес. Здесь расписание собеседований, тренировок, построений и учений. Всё чин чинарём. Сейчас разрешение оформят, на политинформацию пойдем.
   - Спасибо, - кивнул Женя, принимая у Завидова списки.
   - Не за что. Всё равно всё впустую, - небрежно бросил принц и потянулся.
   - В смысле впустую? Почему впустую?
   - А ты что, не в курсе как дела делаются? Вот чудак человек! Ты откуда? С Урала?
   - Я из Москвы, - сухо ответил Женя.
   - Всю жизнь теперь мечтал космонавтом заделаться?
   - Ну, мечтал, - в голосе Плеханова зазвучали металлические нотки. Он нахмурился и с вызовом глянул на куратора. - Тебе-то что?
   - Много вас таких...
   - Каких - "таких"?
   - Идеалистов. - Завидов зевнул. - Вы думаете, что все эти ваши пафосные данные открывают дорогу к звездам. А на самом деле здесь важно совсем другое.
   - Что?
   - Связи! - Куратор лукаво подмигнул. - Держись меня, парниша. Я знаю, с кем надо дружить.
  
  
  
  Глава восьмая. Главвраг
  
  
  
  Насколько глубока сила слова? Она беспредельна. Сочетание нужного слова и правильного момента не раз поворачивало ход истории на все сто восемьдесят градусов. Бывало, бросит умелый сеятель верное слово в плодородную почву - и всколыхнется народ против поработителей, восстанет и свергнет многовековой тиранический гнет. Правда, наоборот случается ничуть не реже: пропитанные ядом фразы травят душу человеческую, ломают судьбы, крушат цивилизации...
  Счастлив тот, кто умеет пропускать такие слова мимо ушей. Несчастен тот, кто всё принимает к сердцу.
  
  Завидов сказал Жене много разных слов. В основном - крайне неприятные (а порой даже непристойные) факты про обитателей "Комсомольца". Постовую бабу Клаву скарбезный куратор обозвал бегемотихой, завпита Гаврилюка - безмозглым увальнем, Горемыкина - вечно ноющим неудачником. А самого главу ОНИ, профессора Жука, и вовсе окрестил продажной шкурой, чем очень огорчил Плеханова.
  Женя ненароком подумал, а не втащить ли Гадскому принцу по лоснящейся морде? Но они шли по клепаной металлической галерее, соединяющей две секции, и бить собственного куратора у всех на виду было также неэстетично, как совать яйца в солонку. Поэтому Женя терпел.
  Заседание политинформации открыл как раз Семён Семёнович Жук. Его приветственное слово, произнесённое под сенью алого флага, носило столь верную идеологическую окраску, что Женя воспрял, а сидящий рядом Завидов лишь презрительно фыркнул:
   - Демагогия!
  После Жука перед новоприбывшими рекрутами выступал Геннадий Иванович Шпага. Ордена и медали на груди генерала блестели гордо и празднично.
   - Павлин! Крыса штабная! - прошипел Гадский принц и принялся в подробностях описывать подлый и мелочный характер Шпаги. Но Женя не слушал. Женя смотрел...
  В правом ряду, скромно сложив руки на коленях, сидела черноволосая татарка. Стройная, смуглая и прекрасная. Знойная прелесть казанской царицы снова обожгла Плеханова, и он представил, как было бы славно взять эту густую косу, намотать на кулак и...
   - Не туда слюни роняешь! - ткнул его локтем Завидов.
   - Шел бы ты лесом! - не выдержал Женя.
   - Ути какие мы суровые желторотики! Ты слушай меня, дурак. Ты хоть знаешь, кто это? - куратор скосоротился препротивнейшим образом, вцепился в Женин рукав и жарко зашептал...
  
  Казанскую царицу Сююмбике звали Ленара Сабитова. Её мать умерла при родах, а отец, летчик-истребитель, погиб за месяц до этого печального события. Сослуживцы отца нарекли девочку в честь Ленинской Армии, и Ленара воспитывалась всем полком. В пять лет она впервые попала на "единичку" пассажиром. В десять вместо школы бегала на аэродром. В тринадцать самостоятельно подняла "единичку" в воздух, а в неполных шестнадцать села за штурвал ультраблока.
  
   - Так что, - подытожил Завидов, эффектно отбрасывая со лба тёмную прядь, - Эта курица твой главный конкурент. Так сказать, главвраг. Берингу ведь нужен только один первый пилот, не так ли?
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  
  
  ПРЕТЕНДЕНТ
  
  
  
  Глава первая. Команда команде рознь
  
  
  
  Заросший Горемыкин до ужаса напоминал Распутина. Не писателя - колдуна. Особенно сейчас, в рваном свете догорающего костра, клиновидная лохматая бородёнка общественника выглядела до неприличия тревожно.
  Горемыкин хмурился пуще обычного. Извлекал из-за голенища помятые бумажки, сопел и снова хмурился, флегматично почесывая проплешину.
   - Ты когда голографический картограф уже заведешь, Беллинсгаузен? Или тебе подарить? - Женя протянул Горемыкину фонарик.
   - Сапог в бою надежней, - отозвался Горемыкин, разглаживая самопальные карты на коленке.
   - Так то в бою... Ты чего-то совсем приуныл, отец. - Плеханов опустился на корточки и закурил. Сигарет почти не осталось. Если бы не Лёшкино "энзэ", пришлось бы туговато. Хотя им и так не шибко сладко пришлось - выживание, это тебе не пикник за городом.
   - Ох, отсеют нас, Женька! Ох, отсеют! - горестно вздохнул общественник. - Печенью чую!
   - Ты мне это брось! - Женя смачно плюнул в костер, отчего раскаленные угли хищно зашипели. - Скажешь тоже! Отсеют! С какой такой радости? В график мы уложились. План выполнили. Условный противник условно уничтожен. Завтра (максимум - послезавтра) будем на точке. Транспорт ждёт. Так что - отставить нытьё без повода!
   - О! Ich kann nicht glauben! В Плеханове опять проснулся отважный капитан всея Вселенной? - голый до пояса Аренгольд вынырнул из темноты, словно кот. Босые Лёшины стопы утопали в буром песке. Подвернутые до колен брючины обнажали бледные мохнатые лодыжки. В руках немца дымились походные кружки. - Что? - хмыкнул он, протягивая одну из них Жене. - Борешься с оппортунизмом и пессимизмом?
   - Да вот, Горемыкин приуныл. Тушенка? - Плеханов жадно схватил чашку.
   - Суп-консервант. Тушенка еще на прошлой неделе кончилась. - Аренгольд неуклюже шмякнулся задом на песок и вручил Горемыкину его порцию. - Паш... а чего ты приуныл-то? Ты же у нас теперь герой. Мы ж тебя теперь прославим! Nicht wahr, Жень?
   - Угу, - промычал Плеханов, заглатывая практически несъедобный и больше похожий на кисель суп-консервант. - Прославим.
   - И пустыню эту в честь тебя переименуем! А лучше - всю планетку эту заштатную! Представляешь? Горемычная планета. По-моему, неплохо. Что скажешь, Жень?
   - Угу...
  Аренгольд хлопнул общественника по спине так сильно, что тот поперхнулся:
   - Герой! Новый путь через зыбучие пески проложил. А ведь они непроходимыми числились! Источник обнаружил. Ты хоть представляешь себе, какой это прорыв? Ты же, Пашка, первооткрыватель!
   - Да какой уж там первооткрыватель... - Горемыкин страдальчески подул на суп. - Так...
  
  Женя не смог сдержать улыбки. Много достоинств имелось у претендента на должность штурмана-навигатора Горемыкина, но скромность била все рекорды. Ведь этот Пьеро доморощенный даже под дулом Женькиного автомата продолжал на своем стоять. Не пойду, говорит, на Запад. Нет там дороги! Уперся, как баран и всё тут. Старую карту смял в кулаке и шагнул первым в непроглядный туман над грядой Скорби.... Вперёд шел и их за собой тянул. Не струхнул, когда из недр неприютной планеты выбрались исполинские песочные черви. Не дрогнул под порывами пыльной бури...и вывел команду, черт плешивый, к Источнику!
  А теперь вон - сидит, карту рисует. Координаты указывает, Беллинсгаузен фигов... Надо и впрямь ему картограф подарить.
   - Женьк...
   - А? Что? - Плеханов и сам не заметил, как начал клевать носом. Здесь, на планете Намибия (названной в честь последней союзной республики, вошедшей в состав СССР), ночи были удушливыми. Каждый лишний вдох давался с трудом. От этого кислородного голодания постоянно клонило в сон.
   - Кружку, говорю, давай. Я протру, и воды тебе норму выдам. - Лешкино лицо белело в темноте. Ишь ты, каков немец! Даже в таких условиях находит время побриться. Плеханов с грустью потрогал колючие щеки. Если Горемыкин напоминал злополучного хлыста, то сам он походил на орангутанга. Ленарка теперь не признает, когда вернется...
  Мысли о Сабитовой, как обычно, вызвали приступ тягучей тоски. Нет, не пугали Женю ни постоянные расставания, ни гигантские расстояния. "Разлуки, вечная беда российских грёз" - для них, почти военных почти лётчиков, этот принцип давно стал делом привычным. Тревожило другое. Женя взглянул на своих спутников. Вон Аренгольд, педантично отмеряет нормы пресной воды. Во всём такой скрупулезный. Точный, как штурманские часы Гагарина. А самое главное - надежный и верный. Чуть ли не по-собачьи преданный. И Горемыкин из того же теста. Занудный, правда, этого не отнять. Но навигатор он (как раньше говорили) от Бога... Да, что тут скажешь - команда мечты. А Ленарка... По какой-то необъяснимой причине её отправили на выживание с желторотым рекрутом-бортмехаником Федей Бесфамильным и навигатором второй категории Оладушкиным - типом в высшей степени скользким и подозрительным. Одно то, что Оладушкин числился в лучших друзьях у Завидова, наводило на нехилые размышления. Сам Гадский принц попал (и явно не случайно) штурманом к племяннице Семёна Семёновича Жука - Ираиде Либерман и бахвалился, что его команда первой вернется на "Комсомолец".
  Женя стиснул кулаки. Не повезло Ленаре. Обидно. Можно хоть наизнанку вывернуться, но всё равно найдется какая-нибудь племянница, сват, брат, кум, золовка, двоюродный свекор, внучатый шурин или ещё какая-нибудь нечисть... И они всегда будут первыми. Всегда. При любых общих равных. Хотя вот Аренгольд по-другому считает. Упорно твердит, что не прав Завидов. Что на Беринг попадут лучшие из лучших. Кто знает... кто знает...
  Но это всё отвлеченные рассуждения. Гораздо полезнее прикинуть (а еще лучше обсудить с ребятами) почему им выдали карту столетней давности, где не отмечены ни зыбучие пески, ни пылевые водовороты, ни логова песчаных червей. Если бы не штурманское чутье Горемыкина, стали бы они втроем для этих самых червей завтраком туриста.
  Женя поежился. Неприятные мысли закрались в голову и кружили черным вороньём. Неверная карта... Трагическая случайность? Глупый недосмотр распорядителей? Или всё-таки умысел...
   - Леша, - крикнул он в темноту. - Иди сюда, поговорить надо. И сигареты прихвати.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"