Хайнц Мария : другие произведения.

Перфекционистка из Москвы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 4.61*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Nobody is perfect". Кроме Александры. Жизнь москвички успешна и стабильна: школа - с медалью, университет - с красным дипломом, работа - с компьютером. Дорога в будущее вымощена на много лет вперед, день распланирован, квартира убрана, тарелки на кухне выстроены, как солдаты на плацу. За неделю мир рушится: Александру увольняют с работы, уходит молодой человек, на первом же собеседовании ей открывают страшную тайну, имя которой "перфекционизм". Что это? Болезнь или судьба? И есть ли врач или целитель? "Nobody is perfect". Кроме него.
  Мария Хайнц
  Перфекционистка из Москвы
  
  Чем сильнее человек стремится к идеалу,
  тем дальше он уходит от себя.
  
  ГЛАВА 1
  
  Четверг. День, который изменил мою жизнь.
  
  Как любой взрослый человек, я понимаю, что бесполезно надеяться на чудо, тем более каждый день. Несмотря на это, я несколько раз в час проверяю почту - жду письмо. Не вездесущий спам, не рассылку на тысячу человек про секреты женской индивидуальности, а настоящее письмо - с заветными буковками-завитушками, от одного вида которых бросает в волнительную дрожь. Вы скажете, я жду от жизни слишком многого? Ничего подобного!
  Неужели так трудно написать: 'Золотая, перламутровая, фильдекосовая Александра...' Как у Чехова... Или 'Достоуважаемая Александра Анатольевна! Искренне рада сообщить Вам о положительном решении Вашего вопроса и принятии Вас на работу. Надеюсь на скорую встречу. Крепко жму Вашу руку. Ведущий сотрудник отдела кадров ООО 'Мобильные сети' Екатерина Авдеева'. Мелочь, а как приятно!
  Нажимаю кнопку 'проверить почту'.
  - Ты же три минуты назад проверяла! - жужжит внутренний голос, который с тех пор, как я отселилась от родителей, имеет интонации и тембр маминых нотаций.
  - Ну и что? - отвечаю я. - А вдруг именно за эти три минуты пришло письмо, которое изменит мою жизнь?
  Ах, даже если и нет... Что из того, если я люблю проверять почту? Есть в этом процессе для меня нечто притягательное, возбуждающее. Как у парашютиста перед прыжком или у игрока на рулетке, который идет ва-банк. Сосуды заполняет кипящий адреналин, желудок сладостно стонет, а эндорфины растекаются по телу, заполняя миг чем-то похожим на счастье. Непрочитанных сообщений нет. Я разочарованно выдыхаю.
  Складываю руки в замок, чтобы не начать прибираться. У меня такое бывает, когда я нервничаю или расстраиваюсь. Сегодня я уже помыла пол, вытерла пыль и шкафы на кухне. С таким началом к вечеру я пойду подъезд мыть. Нет, нужно держать марку!
  Чего мне волноваться? Света сказала, что психологический тест - это простая формальность. Все его проходят! И я пройду!
  В кармане вибрирует телефон.
  - Да, - радостно отзываюсь я. Внутри всё трепещет, как у школьницы перед первым свиданием.
  - Привет! - звонит Света - моя единственная подруга еще с университетских времен, которая порекомендовала меня на должность.
  - Когда начинаем работать вместе? - бодро щебечу я.
  - Знаешь, там какая-то неувязка, - Света замолкает на секунду, и я понимаю, что свидание не состоится. - Что-то с тестом не получилось.
  - Так я и знала - нужно было все-таки добить книгу по психодиагностике 'Тест при приеме на работе. Обхитри работодателя'! Подпрыгиваю от негодования. Ведь я уверяла Свету, что нельзя идти на тест без надлежащей подготовки. А она: 'Его все проходят! Все проходят!'
  - Думаю, просто сбой в программе, - отвечает она, как ни в чем не бывало. - Я попросила Екатерину Петровну принять тебя еще раз. Через два часа сможешь?
  - Как через два часа? Мне же нужно помыться, накраситься, одеться, ногти в порядок привести, волосы уложить и еще доехать до Павелецкой!
  - Как раз успеешь, если ногти красить не будешь. Это на тесте не оценивают.
  - Хорошо, не буду... На ногах...
  Я бросаю трубку и прикидываю, как же все успеть! Свету я, конечно, теперь слушать не собираюсь. Вчера она мне посоветовала не готовиться, и вот тебе результат. У меня своя голова на плечах есть! Не могу же я одеть тот же костюм, что и вчера! А если другой одену - бежевый, то ногти нужно перекрашивать! И на ногах тоже! Зачем на ногах? Чтобы чувствовать себя уверенно. Недавно ставшей свободной девушке ведь в любую минуту может повстречаться судьба! И что же получится? На руках у меня ногти - бежевые, под тон жакета, а на ногах фиолетовые! Судьба может испугаться такого несоответствия и сбежать. Нет, не нужно испытывать судьбу дважды.
  Еще раз осматриваю одежду и, убедившись, что никаких отпугивающих сигналов нет, бегу в ванную. Душ, ногти на ногах, укладка волос, одежда, ногти на руках, верхняя одежда. И, наконец, рубиновая звезда на вершине моей кремлевской башни - солнцезащитные очки-хамелеон! Смотрюсь в зеркало - выгляжу сногсшибательно!
  - Такси! Такси!
  Так сказал бы любой житель Нью-Йорка, Лондона или Парижа на выходе из своего дома, спеша на важное собеседование. Но у нас в Москве все по-другому. На такси вероятность добраться вовремя в центр города равна тому, что в метро в час пик тебе уступят место, чтобы ты мог спокойно подготовиться к интервью с работодателем. Поэтому аккуратно перепрыгиваю через осенние лужи и залезаю в маршрутку, растопырив пальчики - чтобы лак не смазать. Я все-таки все успела! В метро листаю книгу по психодиагностике, пока иду по переходам, еду на эскалаторе и иду к самому высокому зданию на Павелецкой площади.
  В Москве это нормально - читать на ходу. Все так делают. Или музыку слушают, или читают, или по телефону говорят. Просто двигать ногами при ходьбе по центру - это только спортсмены на стадионе делают, а для москвичей это слишком просто.
  - Здравствуйте! - захожу в кабинет отдела кадров с выражением лица студента, который за последние тридцать минут запихнул в голову целый учебник.
  Екатерина Петровна смотрит на меня, странно улыбаясь. Наверное, удивлена, как это я так быстро добралась и при этом умудряюсь еще так прекрасно выглядеть! Сияю свежим макияжем, выглаженным костюмом нежно-бежевого цвета. Сажусь, и кладу руки на стол, любуясь ногтями. Особую солидность и лоск мне придают, конечно, новые очки-хамелеоны, которые уже посветлели, поэтому я не собираюсь их раздевать до конца собеседования. Они придают мне особый шик и деловой вид. Излучаю уверенность в себе, как это положено подающему надежды кандидату на место ведущего специалиста отдела проектов.
  Екатерина Петровна прикладывает руку к глазу.
  - Очки? Вам тоже нравятся? Я их недавно приобрела. Можно и на улице носить, и в помещении. Очень удобно.
  Екатерина Петровна смотрит на меня со странным состраданием. Наверное, ей жаль вчерашней ошибки. Хочет загладить вину.
  - Куда мне сесть? - спрашиваю я. - В прошлый раз мне Светлана Леонидовна сказала, что ошибка произошла. Компьютеры есть компьютеры. Даже они несовершенны. Я с радостью пройду тест еще раз.
  - Здесь можете присесть, - отвечает Екатерина Петровна и показывает мне на стул около окна. Она включает компьютер, запускает программу с тестом и уходит.
  'Что для вас порядок? Все вещи на своих местах или когда вещи можно быстро найти?' Что-то не помню такого вопроса. Хотя чего тут думать! Конечно, когда все вещи на своих местах! Тогда их можно и быстро найти. Проверяется рабочее качество 'аккуратность и склонность к порядку'. Меня не проведёте! Я эти тесты теперь сама составлять могу! Не зря книгу читала!
  Второй вопрос. 'Вам нравится работать в команде или индивидуально?' И этого вопроса вчера не было! 'Индивидуально', - чего тут думать?! Самостоятельность проверяют. 'Вы оставляете с утра посуду немытой?' При чем тут посуда? Может быть, аккуратность еще раз проверяют? Ничего не понимаю... Нажимаю на 'Никогда' и иду к Екатерине Петровне.
  - Опять какая-то ошибка, - говорю я, показывая на компьютер. - Про посуду немытую спрашивают... Я же не посудомойкой на работу устраиваюсь.
  Екатерина Петровна подходит к моему месту и щелкает мышкой по экрану.
  - Всё работает. Можете садиться.
  - Но это не тот тест!
  - Да, я поставила другой тест. Это нормальная практика, чтобы не было искажений результата. Не волнуйтесь. Это очень точный тест.
  Молча опускаюсь на стул и приступаю к четвертому вопросу. 'Раздражает ли Вас, если другой человек делает что-то не так, как вы этого ожидаете?' Еще как! 'Да!' 'Да!!!' 'Да!!!!!'
  Через полчаса всё готово, ощущаю себя сдувшимся воздушным шариком, но виду не подаю. Выпрямляю спину и складки на юбке. Подхожу к столу Екатерины Петровны и сажусь на стул рядом. Она, словно, не замечает меня - говорит по телефону, очевидно, с одним из кандидатов. Всего лишь говорит! Я бы на её месте уже на столе прибралась. А она теряет время. Как можно работать с таким ворохом бумаг на столе?
  - Вы готовы? - слышу голос Екатерины Петровны.
  - Да.
  - Тогда можете идти, - она забирает из моих рук сложенные бумаги и показывает рукой в сторону двери.
  - У меня к вам небольшая просьба, - я, виновато улыбаясь, передаю ей бумаги. - Не могли бы вы мне дать посмотреть результаты теста? Не каждый день предоставляется возможность узнать о себе, - делаю паузу, чтобы подыскать подходящее слово, - правду.
  Екатерина Петровна начинает нервно рассовывать бумаги по лоткам. У неё такая же слабость к уборке при крайнем волнении, как и у меня? Странно, чего ей волноваться?
  - Возможно, вам не понравится результат. Программа составлена так, чтобы выявить недостатки претендента, а не его достоинства, - говорит она.
  - Не понравится? - я задумываюсь. - Меня не пугают недостатки! Я люблю их исправлять! - я беру еще два листка со стола, кладу их друг на друга и подаю Екатерине Петровне.
  - Спасибо, я тут как-нибудь сама... - она торопливо хватает мышку и нажимает на кнопку. Принтер выплевывает бумажку с текстом на полстраницы. Екатерина Петровна тщательно проводит белым маркером по последнему предложению, свертывает бумагу втрое, запечатывает в конверт и протягивает. Этот жест означает только одно - аудиенция закончена.
  - Мы вам позвоним, - говорит она с тем же сострадательным выражением лица, с которым меня встречала.
  Охранник провожает меня к выходу. Я чувствую себя важной персоной, которую везде сопровождают телохранители. Мне это даже начинает нравиться. Возможно, очень скоро так и будет. На выпускном устройстве загорается зелёная стрелка. Я делаю несколько шагов вперед, и вдруг неожиданная мысль из будущего заставляет меня остановиться между двумя железными ножками турникета. Как пешеход, переходящий дорогу на зелёный свет, каменеет при виде надвигающегося на него автомобиля, так и я застываю, невольно представляя, как очень скоро точно такая же стрелка будет загораться для меня каждое утро, только в противоположном направлении. Через неделю у меня начнется совсем другая жизнь! Новая работа. Шикарный офис. Надежная компания. Я стану большим начальником. И у меня будет свой помощник, водитель и телохранитель...
  - Девушка, вернитесь на землю!
  Я вздрагиваю. Зелёная стрелка нетерпеливо мигает. Позади меня клокочущая очередь из сотрудников.
  - Вы мне? - спрашиваю охранника.
  - Кому же еще? Проходите, не задерживайте людей, - отвечает пожилой мужчина и странно смотрит на меня - так же, как Екатерина Петровна. Да что они - все сговорились?
  Прохожу вперёд и снова останавливаюсь. Народ валит изо всех дверей и переходов, как живность с тонущего корабля. Десять минут седьмого, а они уже тут как тут! Когда я начну здесь работать, буду задерживаться допоздна, как полагается начинающему, подающему надежды сотруднику. А как иначе можно набраться опыта и заслужить доверие начальства? Именно так я делала на прошлой работе. До сих пор не понимаю, почему меня уволили. Столько сил положено, столько переработок зря, столько театральных постановок пропущено. Я понимаю, что кризис, все поставлены на грань выживания. Но почему с этой грани в братскую могилу с другими безликими офисными сотрудниками свалилась именно я (единственная из нашего огромного кабинета), до сих пор не могу понять.
  Стою в холле, не решаясь выйти на улицу. Конверт обжигает руку, как противень с пирогом из печки: и бросить нельзя, и держать нет никаких сил. Мне нестерпимо хочется открыть его прямо сейчас, однако нужно 'держать марку'. Вдруг Екатерина Петровна пойдет домой? Подумает, что я несдержанная особа. Решение-то о приеме на работу ведь еще не принято.
  Открываю входную дверь, ловко прячусь за ней и одним движением высвобождаю вожделенный листок. Первым делом бросаю взгляд на заклеенное предложение. Странно... Что тут может быть секретного?
  'Результаты психологического теста. Собеседование на место ведущего специалиста отдела проектирования. Испытуемая: Александра Епишина. Предъявляет завышенные требования к окружающим', - первая фраза оглушает меня взрывом гранаты. Чувствую, как нижняя губа выпячивается вперед. Усилием воли 'закатываю' её обратно, но она не слушается: предательски выползает и начинает трястись.
  Кто-то из выходящих с силой открывает дверь, больно ударяет меня в плечо так. Молодой человек в несуразной зелёной куртке даже не замечает меня и идет дальше! Если бы я предъявляла завышенные требования к окружающим, я бы сейчас его догнала и по шее надавала! Но сначала дочитаю.
  'Стремится к справедливости в жизни', - гласит приговор. Вот это уже гораздо лучше! Я с облегчением выдыхаю. Это они тонко подметили. Будто из тысяч черных клавиш нажали на одну единственную верную - белую. Наверное, программа сначала выдаёт негативные результаты, а потом положительные. Отлично! Таких здесь целый абзац. Я мысленно прощаю всех психологов, которые составляли тест, и молодого человека в несуразной зелёной куртке. Может быть, он сильно торопился: на экзамен или тест, как у меня... Если встречу его еще раз, то обязательно скажу ему что-нибудь хорошее. Обязательно... Но сначала дочитаю.
  Здесь им нужно было доработать фразу: 'стремится к справедливости, порядку и чистоте в жизни'. Вспоминаю, как оставила кухню сегодня утром: плита блестит, тарелки - как солдаты на плацу, выстроены по росту в порядке убывания, выглаженные прихватки и полотенца висят на крючке, в холодильнике продукты размещены строго в соответствии с инструкцией производителя. Да, справедливость в жизни не может существовать отдельно от порядка и чистоты. Они - основа всего, бетонный фундамент, или, по крайней мере, важная его составляющая.
  'Стремится к справедливости в жизни, - продолжаю я в предвкушении новых комплиментов, - доводя это стремление до изощренного педантизма. Порядок становится самоцелью'.
  Комкаю лист и швыряю его в урну. Вот вам ваш порядок! Гордо шагаю дальше. Завышенные требования? Изощренный педантизм? Где этот молодой человек в несуразной зеленой куртке? Боковым зрением замечаю, что бумага опускается за метр от намеченной цели. Чёрт! Иду дальше. Намусорила на улице. Иди дальше! Надо бы поднять. Еле переставляю чугунные ноги. Всё-таки центр столицы. Что приезжие подумают? Какой пример я им подаю? А если тут мама случайно прогуливается? И интересно все-таки до конца дочитать. Может быть, они только в начале всю гадость написали, а потом 'несмотря на эти небольшие шероховатости характера мы с радостью возьмем вас на работу'?
  - Это ваше? - слышу женский голос сзади. Вздрагиваю и оборачиваюсь. Слава Богу, не мама!
  - Екатерина Петровна?!
  'Марку держать'! Делать вид, что это не моя бумажка.
  - Александра Анатольевна! - Екатерина Петровна из отдела кадров протягивает проклятый листок. - Вы обронили...
  - Этот? Вы уверены?
  - Да, это же я его только что распечатывала.
  Екатерина Петровна вкладывает мне в руку бумагу и идет дальше. Я растерянно смотрю на листок.
  - Спасибо! Случайно из кармана вылетел! - кричу ей вдогонку, разглаживаю письмо и глубоко вдыхаю, как перед прыжком с вышки. У меня такое ощущение, что если я сейчас прыгну, то больше не вынырну. То есть вынырну, но это уже буду не я. Ныряююююю...
   'Беспокоится по мелочам. Отличается повышенной критичностью. Склонна преувеличивать. Творческое начало уничтожается стремлением довести любое действие до идеала и повышенным вниманием к мелочам и концентрированием на ошибках. С таким человеком сложно работать в команде, он гонится за наилучшим результатом, не учитывает потребности других и очень восприимчив к критике. Не замечает очевидного, предпочитая скрываться от действительности в мечтах и мыслях, не имеющих отношения к реальности'.
  Под плечом неприятно хрустят пожухшие объявления. Морщась, я отталкиваюсь от бетонного столба и стряхиваю с рукава засохший клей. Не может быть, чтобы это была я - отличница в школе, краснодипломница в институте, чемпионка Москвы по фигурному катанию среди детей до десяти лет. От своих недостатков я не отказываюсь и согласна их исправлять! Но не в таком же количестве! Это снова какая-то ошибка. В голове закипает. Какой-то вихрь подхватывает меня, и я несусь по направлению к метро.
  - Екатерина Петровна! Екатерина Петровна! - я останавливаюсь перед специалистом отдела кадров. - Мне кажется, что произошла ужасная ошибка. Это не я! Это чудовище какое-то! Просто ошибка. Такое бывает с компьютерными программами. Единичка, нолик, нолик, единичка. Знаете, там не сошлось, а человек представляется соломенным страшилищем, бездушным дровосеком. Я не спорю. Такое бывает. Ошибка. Нужно еще раз повторить. Наверняка у вас есть еще один тест. Скажите мне его точное название, и я пройду его завтра на отлично!
  - Какая ошибка? - Екатерина Петровна останавливается и с удивлением смотрит на меня.
  - Ошибка с тестом. Как в первый раз!
  - В какой первый раз? Пустите меня! Я опаздываю на электричку!
  Екатерина Петровна ускоряет шаг, я тоже.
  - Света мне сказала... Светлана Леонидовна, сказала, что первый раз была ошибка с тестом...
  - Никакой ошибки не было. И первый, и второй раз результат был однозначным. Просто Светлана Леонидовна попросила, я не могла отказать.
  - Но сегодня был другой тест...
  - Тест другой, но суть - одна и та же! Тест не ставит оценок. Он определяет характер человека. Вы - перфекционистка. А у нас таких не берут. Не расстраивайтесь... Где-нибудь ваши качества обязательно пригодятся... Клининг, системы контроля, но не у нас. У нас ценится работа в команде, творчество и люди, которые разрешают себе ошибаться. Вам этого не дано. И еще... У вас стекло на очках вылетело.
  Снимаю очки и долго смотрю на них. Мне кажется, что я сейчас задохнусь. Одного стекла нет. Вот почему они все на меня так странно смотрели! И я ничего не заметила! Проклятые 'хамелеоны'! Господи, как же глупо я выглядела! Одноглазая королева!
  - Почему же вы мне не сказали сразу?
  - Я пыталась, но в принципе, мне это не мешало.
  - Как не мешало? - шепчу я.
  - В моей работе важно видеть суть человека, а не очки поверх нее. Прощайте, Александра Анатольевна.
  Выдыхаю тонкой струйкой, будто передо мной стоит дымящаяся тарелка с супом, причем супом молочным - приторно сладким, с ненавистной пенкой. К желудку подступает тошнота. Господи, только не в самом центре Москвы! Только не в лучшем костюме! Только не я!
  - Света! Ты? - останавливаю трезвон телефона.
  - Я. Ну как?
  - Плохо! У меня стекло из новых очков-хамелеонов вылетело!
  - Мне очень жаль. А тест? Прошла?
  - Да, но на другую должность. 'Клининг' называется. Екатерина Петровна считает, что я больше подхожу для этой профессии.
  - Клининг? - Света явно не понимает, о чем речь.
  - Да, это новая профессия такая. Очень перспективная.
  - Извини, мне начальник звонит.
  В телефоне звучит 'Полонез' Огинского. Присаживаюсь на скамейку рядом с ларьком. У ног моих оказывается недоеденный кем-то лаваш. Как же мне плохо! Мне совершенно безразлично, что он портит внешний вид улицы.
  - Вы не будете? - слышу голос справа.
  - Что? - с ужасом смотрю на закутанного в обноски мужчину.
  - Лаваш не будете доедать?
  Встаю и несусь подальше от бомжа. Неужели я похожа на человека, который будет доедать лаваш с тротуара? Господи! А ведь и меня скоро ждёт такое будущее! Буду ходить по городу и доедать чужие лаваши! Господи! Что скажет мама? Я безработная!!! И меня никуда не берут! Мне не дано работать в команде! Придется работать одной - мыть подъезды и сдавать пустые бутылки!!!
  - Ты еще здесь? - слышу голос Светы в телефоне.
  - Нет, уже клинингом занимаюсь - бутылки ищу на дне Москвы реки.
  - Ну, значит не так и плохо все.
  - Нет, ты представляешь! Сколько на меня сегодня неприятностей свалилось! Очки, клининг и в довершение ваша Екатерина Петровна меня обозвала перфекционисткой! Кстати, ты не знаешь, кто это?
  - Перфекционист - это тот, кто пытается всё делать на высшем уровне, как можно лучше!
  - Так это я и есть! Что же в этом плохого?
  - Давай встретимся в восемь в 'Дантесе' на Мясницкой. Обсудим. Я тебя кое с кем познакомлю.
  - Твоя новая пассия?
  - Что-то вроде того...
  Света отключается, а я прячу телефон в сумку и расправляю скомканную бумагу с результатами теста. Наверное, всё-таки лучше её разорвать в клочки, чтобы избавиться от обиды на всех и вся или еще лучше - сжечь, но... Пусть полежит. Нужно подождать какое-то время и всё пройдет, как проходила любая черная полоса в моей жизни. Только эта - какая-то особенно долгая, жестокая и безысходная.
  
  
  ГЛАВА 2
  
  Понедельник, начало черной полосы, за три дня до четверга, который изменил мою жизнь.
  
  Как идеально отметить годовщину совместного проживания молодой пары? Ведь дата эта не такая простая, как может показаться на первый взгляд. Именно в этот день наступает пора осознать всю серьезность намерений. Мужчине, конечно! Потому что женщина эту кухню от рождения понимает. Как говорит моя мама: 'Сейчас или никогда!' Причем она говорит это в каждом разговоре со мной, но сегодня действительно особенный день. Лучшего повода не найдешь. Поэтому к подготовке нашей годовщины с Вадимом я отношусь со всей серьезностью.
  Сижу на работе и думаю, куда мы вечером пойдем. Если в ресторан, то нужно вечером ехать домой переодеваться: белое платье, нижнее белье в тон, золотистые туфельки на высоких каблуках и вечерняя сумочка со стразами под цвет обуви. Три лишних часа, по московским меркам, а завтра ведь на работу! Нет, он бы меня, конечно, заранее предупредил. Сказал бы утром, мол, белое платье одень, нижнее белье в тон, золотистые туфельки на высоких каблуках и вечернюю сумочку со стразами под цвет обуви - ведь мне тоже нужно костюм подобрать и галстук, чтобы рядом с тобой не выглядеть клоуном! Нет, если он такого не сказал, наверное, решил сделать мне предложение дома - в спокойной интимной обстановке. Как хорошо, что я начала заранее подготовку к такому важному событию.
  С самого утра выбираю подходящее блюдо на ужин. Уже целую неделю. Нам на тренинге по правильному распределению рабочего времени объясняли, что самую важную работу нужно обязательно делать с утра. Только сейчас я поняла, насколько они правы! Если утром я нашла подходящий рецепт, то вечером у меня есть время его опробовать. Сделала уже семь рецептов, но не нашла ни одного достойного сегодняшнего вечера.
  - Ну и задачка у меня сегодня, - слышу голос Ивана - моего коллеги по отделу.
  - Да уж. Врагу такого не пожелаю! - я смотрю на картинку с жареными куриными грудинками, шпинатом под яблочно-виноградным соусом.
  - Задал нам шеф задачку!
  - Какую задачку?
  - А ты еще не заглядывала в офисную почту?
  - Видела, сейчас займусь. У меня сегодня и без этого с утра аврал - с Вадимом годовщина! - поясняю я. - И, похоже, близится катастрофа!
  - Какая? - Иван уже готов перелезть через компьютер, чтобы узнать все подробности.
  - Не знаю, что приготовить на ужин!
  - Ах, эта! - Иван невозмутимо садится обратно на стул и начинает что-то быстро печатать.
  Он - неплохой человек, но он - мужчина, и это его основной недостаток. Будь он женщиной, мог бы мне посоветовать пару рецептов, но он просто отворачивается и делает вид, что его абсолютно не волнует, что у нас с Вадимом будет на ужин.
  Ладно, за работу! Жаркое с мясом. Вкусно, но банально. Ризотто с белыми грибами. Делали уже...
  В кармане вибрирует телефон.
  - Он? - Иван понимающе смотрит на меня.
  - Да, - произношу обворожительным голосом, не сомневаясь, что позвонить мне с утра на сотовый может только Вадим.
  - Ты что сегодня не на работе? - как обухом по голове, бьет меня звонкий голос Светы - моей единственной подруги с университетских времен.
  - Да, дорогой! Конечно я на работе! - громко говорю я, многозначительно смотрю на Ивана и выхожу в коридор. Там расхаживают три молодых человека. - Извини, я тебя с Вадимом перепутала.
  - Ничего! Поздравляю с годовщиной!
  - Спасибо! Нас уже двое.
  - В смысле?
  - Из тех, кто об этом помнит.
  - Понимаю... Значит вы не на Тенерифе.
  - Нет, по крайней мере, я.
  - А ты думаешь, он помнит про вашу годовщину?
  - Не сыпь мне соль на ужин. Тем более, что я еще пока не знаю, что приготовить. Я ему целую неделю напоминала: 'Мохито' делала, который мы на первом свидании пили, в метро его в засос целовала, как год назад, бельё в полосочку надевала...
  'Молодой человек, - обращаюсь мужчине, завывающему в трубку телефона колыбельную, при этом покачиваясь при этом из стороны в сторону, как кулон гипнотизера. - Вы совсем стыд потеряли? Поете на работе!'
  - Тут ребенка по телефону укладывают, - возвращаюсь к Свете. - В общем, я напомнила ему, как могла. Думаю, даже если бы он не понимал всю серьезность ситуации, теперь её осознал и готовит мне сюрприз. Только меня очень беспокоит, что делает он это слишком как-то слишком тихо. Никаких следов.
  Я возвращаюсь в наш огромный open-air вместе с горе-отцом.
  - Уложили, - шепчет он мне, счастливо улыбаясь.
  - Поздравляю! - отвечаю я и представляю, как Вадим звонит с работы и убаюкивает нашего малыша. Как мило! У нас будет ребенок! Когда-нибудь будет, конечно... Не сейчас... Сначала нужно узаконить отношения. Более подходящего момента не найти!
  Кольцо, руку и сердце! Нет, наоборот: сначала руку и сердце, потом кольцо. Так правильно. Впрочем, какая разница? Лишь бы он не забыл про нашу годовщину!!! Мне же ему тоже нужно будет что-то подарить! Диван у нас совсем прохудился... Подарю ему диван. Точно. Нет, это не очень романтично.
  Почему у меня в такие моменты всегда возникают абсолютно неромантичные мысли? Например, когда Вадим первый раз меня поцеловал, я думала только о том, осталась ли у меня после вечернего макияжа помада на губах. Вадим на такие тонкости (как потом оказалось, как и на все остальные) внимания не обращал. Он поцеловал меня на станции перед отправлением состава, да так, что все мое чудо косметического искусства, которое я наводила в туалете на работе не менее часа, размазалось по щекам. Я провожала его округленными от ужаса глазами (он, конечно, подумал, что это я так восхищение его незаурядными способностями выражаю). Как только поезд скрылся в тоннеле, я забралась в угол вагона, открыла зеркальце и решила, что такой неаккуратный молодой человек мне не нужен. Света, правда, меня потом переубедила дать ему второй шанс. И он его не упустил. Нашел мою секретную эрогенную зону - 'Мохито', и я растаяла мятным льдом.
  Ах, сегодняшний вечер будет волшебным! Он приходит с работы пораньше, вручает огромный букет красных роз, целует, с улыбкой моет обувь, ставит её на газетку, проходит в комнату, одевается в домашнее, без напоминаний раскладывает вещи по своим местам, предлагает помощь в подготовке вечера. Мне не нужно ничего говорить - он всё читает в моих глазах. Ставит на середину комнаты стол-книжку, достает белоснежную скатерть, которую мы растягиваем, как простыню. Смотрим друг на друга и не можем оторваться, руки наши, наконец, пересекаются. Вадим тащит меня на диван, я его - на кухню.
  - Сначала сюрприз! - шепчу.
  - Какой? - отвечает он, тяжело дыша от нетерпения.
  - Кулинарный!
  Вадим в восторге от нового блюда. Тут за окном раздается звук мотора самолета. Мы выглядываем, и я вижу подсвеченный плакат: 'Выходи за меня замуж!'
  'Нестыковочка выходит! - бурчит голос мамы в моей голове. - Над Москвой запрещены полеты авиации!' 'А я на самом краю Москвы живу! - парирую я. - Как раз по ее границе пролетает самолет - так-то!' Вадим тут же падает на колени и достает из кармана огромное кольцо. Я говорю: 'Да!' Смотрю на него влюбленными глазами. Он смотрит на меня... Ой, это же шеф! Чёрт! Хлопаю ресницами, чтобы он не заметил, как мое мечтательно-вдохновленное выражение глаз меняется на сосредоточенно-рабочее.
  - Александра, задание моё получили?
  - Да, - выдавливаю из себя.
  Господи! Он говорит со мной! Впервые за последние две недели.
  - Хорошо.
  - Срок вы не указали. Значит, задание несрочное?
  - Не указал. Как сделаете, так и перешлете.
  Берусь за задание шефу. Ничего сложного - найти информацию в Интернете. Как всегда. Попутно во втором окне смотрю рецепты на вечер. Через час безысходности нахожу котлеты по-гречески. Вадим когда-то похвалил их после вечеринки в ресторане. Вот это будет настоящий сюрприз!
  Около двух начинает сильно болеть голова. Как кстати. Пересылаю задание шефу и отпрашиваюсь. Захожу в магазин, покупаю продукты, красивые салфетки, бумажные декорации. Сегодня всё должно быть на высшем уровне! Котлеты по-гречески! Делаю фарш, смешиваю с яйцом, орегано, перцем, солью. Нарезаю сыр Feta тонкими слоями. Раскатываю фарш на фольге, кладу сыр на одну сторону фарша, второй закрываю и выкладываю на шипящую сковородку. Первые котлеты получаются неровными, и я их оставляю для кота моих родителей. В крайнем случае, папа съест. Он у нас совсем неприхотливый.
  Прошедшие конкурсный отбор котлеты я помещаю на фарфоровое блюдо, подаренное мамой для торжественных случаев. В желудке урчит, я тянусь к одной, чтобы попробовать, и тут же слышу строгое мамино: 'СТОП!'. Она никогда не разрешала нам с папой брать что-либо с тарелки, пока не придут гости.
  - Хоть одну, самую маленькую! - прошу я.
  - Сейчас наешься, потом за столом будешь ушами хлопать. Сладкого тоже нельзя. Аппетит перебьёшь.
  - Не перебью, - хнычу я.
  - Иди лучше, пыль с растений вытри. За день нападало, как снега в непогоду!
  Стираю пыль и замечаю, что уже шесть вечера. Быстро протираю полы, накрываю на стол, навожу марафет. Часы показывают семь. Пишу Вадиму смс. Ненавязчиво, четвертый раз синонимично фразу: 'Успеваешь ли сегодня на ужин?' Восемь вечера. Звоню ему. Тоже ненавязчиво. Каждый раз по три гудка. Тишина. Сажусь на диван и вытягиваю уставшие ноги. Включаю телевизор. Девять вечера. По телевизору передают новости.
  Возможно, он организовывает что-то совершенно необычное! Зачем ему мешать? Этакое грандиозное, что мне и в голову прийти не может? По телевизору показывают московский вытрезвитель. Пьяный мужик орет в микрофон, что он любит свою девушку и просит её выйти за него замуж. Вглядываюсь в лицо мужика - не Вадим. Оригинальным я это не назову, но все лучше, чем ничего. Переключаюсь с одного канала на другой. Ищу сообщения из других вытрезвителей. Телеведущая сообщает, что погода сегодня хорошая. Сентябрьское бабье лето. Сухо и тепло. Поэтому нет разрывов труб в центре города и других аварий, которые могли бы помешать ему добраться до меня. Ни снегопадов, ни града, ни эпизоотий, ни нападений инопланетян, ни конца света! Чёрт побери! Неужели он забыл?!
  Просто не верится! Иду на кухню и начинаю прибираться. Топлю горе вместе с любимым кофейным набором на дне раковины из нержавейки. Хорошенько смочив, вытаскиваю белое фарфоровое чудо, шмякаю по нему губкой, густо смоченной в зелёном пенящемся геле, долго вожу рукой по часовой стрелке, время от времени глубоко вдыхая приторно-сладкий искусственный аромат яблока. Если бы в жизни всё было так чисто, воздушно и пенисто, как на моей кухне, тогда бы она была действительно прекрасной.
  
  * * *
  
  Входная дверь скрипит, и на пороге появляется грузная фигура Вадима. Электронные часы показывают полночь. Мой благоверный неуверенными движениями шарит по стене рукой в поисках выключателя. Как устал, бедный. Может, корзину цветов через всю Москву тащил на себе? После короткого щелчка яркий свет проникает из коридора в комнату. В руке - бутылка пива, по которой пена стекает на чистый пол. У меня внутри всё переворачивается - ведь так и оставит, пока я не уберу!
  Вадим снимает ботинки и бросает их в угол. Краем глаза замечаю в его действиях какое-то остервенелое удовольствие, как у подростка, который, наконец, во время отпуска родителей дорвался до запретных компьютерных игр. Всё-таки он в глубине души не приемлет порядок. Особенно мыть обувь не любит. Придется поработать над этим.
  Решаю не подавать голоса до полного выяснения ситуации. Вадим, немного помедлив, поднимает ботинки с пола, потом, ругаясь, швыряет их на газету, рядом с моими чистыми изящными сапожками. Не любит порядок, но старается его придерживаться. Значит, у нас еще не всё потеряно. Напевая под нос какой-то иностранный шлягер, он проходит в комнату и, не раздеваясь, падает на диван. Острый запах лука, смешанного с водкой, добирается до моего чуткого носика.
  - Вадим, я возмущена твоим поведением! - не выдерживаю я.
  - Что? - гремит он.
  - Почему ты бросил ботинки?! Мы же договаривались их мыть сразу и ставить на газетку.
  - А я думал, ты спросишь, почему я так поздно и не вспомнил про нашу годовщину?
  - Про это я тоже хотела спросить. Но обо всем по порядку. Как ты мог?! В такой день! Да ещё пролил пиво на только что вымытый пол!
  - Мужику дали восемь лет. Ему двадцать пять светило. Праздник! Мы отметили....
  - Конечно, наша годовщина с этим сроком ни в какое сравнение не идет, но мог бы и предупредить! - обиженно заявляю я.
  - Мне всё равно, - говорит он серьезно, будто и не был пьяным. - Завтра ухожу от тебя.
  - Как? - у меня дыхание перехватывает от неожиданности. - Но почему завтра?
  - Могу и сегодня, - он берет в руки ботинок.
  - Нет-нет! Почему ты уходишь? Объясни? Мы сможем все исправить! Я уверена!
  Он стоит, покачиваясь, с ботинком в руке и глядит в пол.
  - Я здесь задыхаюсь.
  - Так давай я открою форточку? - я вскакиваю с дивана и несусь к окну.
  - Дело не в форточке! Как ты не понимаешь?! Я не могу жить с женщиной, которая спрашивает меня сначала про грязные ботинки, а потом о том, почему я забыл про годовщину. Мне всё время кажется, что ты любишь кухонную плиту и посуду больше меня. И ещё: я ненавижу мыть обувь в раковине.
  - Ну, если дело только в раковине. Специальный тазик купим. Это ты отлично подметил! В раковине неудобно. Видишь, ты начинаешь вносить рационализаторские предложения! У нас много общего! Нужно только поискать! И я готова идти на компромиссы! Хочешь? Хочешь, я буду мыть твою обувь!
  - Идея неплохая. Завтра я скажу, куда перееду. Обувь буду оставлять за дверью.
  
  ГЛАВА 3
  
  Вторник, еще чуть-чуть осталось до дня, который изменил мою жизнь, но я пока об этом ничего не знаю.
  
  На велюровом, цвета синих чернил диване, лежит спящий Вадим и слегка похрапывает. Ночью он сказал, что уходит. Женщины обычно в такой ситуации рыдают, швыряются сковородками и тарелками. Конечно, у них нет новых сковородочек 'WMF' и тарелочек 'Villeroy Boch'. Нет, только не они. И кастрюльки я недавно поменяла, и кофейный сервиз. Был старый чугунный котелок от хозяина. Жаль, я его выбросила на прошлых выходных. Можно было бы для порядку надеть ему на голову.
  С дороги слышится нарастающий с каждой минутой гул машин. Город продирает глаза перед последним рабочим днем недели. Сегодня не нужно нести вещи Вадима в ванную - он в них спит. А может быть, и не так плохо, что он уходит? Его неаккуратность сводит меня с ума.
  Смотрю в зеркало и радуюсь, что новый пеньюар за ночь ничуть не помялся, и вечером его не придется гладить. Спать раздельно - не так и плохо! Говорят, это значительно улучшает сон, и, как оказалось, внешний вид пеньюара. Захожу в ванную - всё на своих местах: щетки, паста, никаких следов на раковине. Красота! Сколько преимуществ у холостяцкой жизни, а ведь Вадим даже еще не выехал из квартиры! Включаю душ, чтобы вода нагрелась, снимаю ночную одежду, аккуратно складываю её в шкафчик, беру оттуда резинку для волос, забираю волосы в пучок, надеваю прозрачную полиэтиленовую шапочку, выдавливаю на зубную щетку горошинку пасты и кладу ее на полочку, затем проверяю, дошла ли до тринадцатого этажа горячая вода. Убедившись, что день начинается исключительно положительно, встаю под бодрую струю, закрываю глаза и поворачиваюсь к солнцу. Конечно, никакого солнца в ванной нет, но c закрытыми глазами его нетрудно себе представить, тем более под горячей струёй воды. Если бы это блаженство могло длиться вечно! Но нет! Нужно тянуться за щеткой, чистить зубы, намыливать тело, что самое ужасное, выключать этот горячий поток удовольствия, вытираться, одеваться, идти на кухню, готовить завтрак, накладывать макияж и бежать на работу.
  Как у атлета перед стартом, мышцы на моём теле напрягаются, а живот прожигает беспокойство. Только у спортсмена сразу после старта волнение утихает, а моё беспокойство никуда не исчезает. Оно сопровождает меня с тех пор, как я себя помню. Туманное, вечно ноющее чувство: это не доделала, это можно сделать лучше. Вот и сейчас я не перестаю думать о том, что с Вадимом можно было вчера поговорить по-другому: дать ему отпор! Стукнуть кулаком по дивану. Сходить на улицу за котелком. Выгнать его сразу из квартиры, а не оставлять его на диване, который он и так уже пролежал.
  Иду на кухню. Он сказал, что я провожу здесь слишком много времени? Что за бред? Я бы поняла, если бы он обвинил меня в чрезмерной любви к работе - там я провожу целых восемь часов плюс час на обед и два на дорогу, а здесь максимум четыре в будни и шесть на выходных! Это со всей уборкой и приготовлением пищи! Но для Вадима работа - это святое дело, он сам проводит там большую часть жизни. Упрекнуть меня в этом означает упрекнуть самого себя. Поэтому он нашел слабое место для вероломного нападения - мою ни в чем не повинную крохотную уютную кухоньку. Я окидываю любящим взглядом белые тарелочки, наглаженные полотенчики, натертые до блеска рюмочки за бирюзовым стеклом. Вдруг придётся со всем этим расстаться?
  А если Вадим поставит мне ультиматум: или он, или кухня? У него логика простая: выкинь груду посуды, оставь только две жестяные тарелки, тогда и натирать нужды каждый вечер не будет. Я представила, как сижу и складываю всё добро по коробкам, поливаю его слезами, как царевна, которую собираются насильно выдать замуж, и несу на близлежащую помойку. Ночь не сплю, а утром Вадим меня запирает дома, чтобы я не выскочила отнимать тарелки у кружащих над контейнерами малоимущими соседями. Нет уж, дудки! Если он хочет, пусть уходит. Мы с посудой остаёмся!
  Открываю холодильник и смотрю на горку котлет. Завтра на обед с родителями подогрею. Живот мой будто шпагой прокололи. Родители! Мама, наверное, уже платье к нашей свадьбе купила. А мы расходимся? Нельзя, чтобы они об этом узнали. Только не завтра... У них же слабое сердце. Они не жаловались еще, но в их возрасте нужно с такими новостями быть осторожнее.
  Мне самой нужно быть осторожнее! Сколько лет прошло, пока я его встретила? 22! Какова вероятность, что я не встречу следующего через 22 года? Со статистикой не поспоришь! Возможно, это в мире считается нормальным в 44 выходить замуж и рожать детей, но в Москве в этом возрасте люди уже выдают замуж своих детей и воспитывают внуков. У нас все достойные и перспективные мужчины разбираются, как горячие пирожки из печки. Даже с начинкой особенно не интересуются. Давай сюда, пока свеженький и не раскупили, а там разберемся! Вот и разобрались...
  Встаю со стула, мою чашку, вытираю крошки со стола, пытаюсь успокоиться. Может быть, он всё-таки несерьезно говорил? О таком не шутят. И уж тем более не Вадим. Почему так неожиданно, так внезапно? Еще позавчера вечером всё, казалось, было в порядке. Может быть, он с кем-то познакомился? С какой-нибудь роковой уголовницей?
  Прихватив на обед две котлеты по-гречески, бегу на работу. Остальные сохраняю на вечер, который, как надеюсь, всё разрешит. Всё-таки он был пьян. Может быть, всё как-нибудь утрясется?
  Забегаю в кабинет, стягиваю с шеи шарф и включаю компьютер.
  - Проскочила в последний момент, - сообщаю я Ивану. Тот выглядит сегодня необычно хорошо: чубчик подстрижен, костюмчик новый, галстук - в тон. Может быть, меня собрался 'клеить'? Как вовремя! Внутри всё улыбается. Возможно, скандал на традиционном обеде с родителями завтра можно будет предотвратить ловкой мужской рокировочкой!
  - Значит, твоя зарплата и рабочее место в целости и сохранности. Можешь не беспокоиться, - Иван улыбается, выставляя напоказ блестящие белые зубы. Раньше я этого яркого достоинства у него не замечала. Конечно, ведь раньше мои мысли были заняты Вадимом. Не зря говорят мудрецы, что в чаше нужно освободить место, и она не замедлит наполниться.
  - Босс на месте? - спрашиваю я, улыбаясь в ответ.
  - По инсайдерской информации, шефа не будет до обеда, - шепчет Иван.
  Я еще раз внимательно смотрю на него: нос у него, конечно, большеват, но губки миленькие, бантиком, и глаза по-собачьи верные.
  - У меня с лицом что-то не так? - испуганно отзывается он, заметив мой пристальный взгляд.
  - Да нет, всё нормально, - я с силой перевожу глаза на монитор.
  Почему я раньше на него внимания не обращала? Парень очень даже видный. Работаем вместе, что в наше время чрезвычайно практично. Вместе на работу, вместе с работы домой... Никаких ожиданий, подозрений и нервотрепок. Можно на одной машине ездить. Пока ее нет, но накопим и купим. Это действительно очень практично! Знаем, кто, чем занимается, насколько за день устали. Да и в целом, если нашли похожую работу, значит у нас одинаковые интересы, а для долгой совместной жизни это очень важно.
  - Я тебе пару приколов скинул, - Иван подмигивает. - Наслаждайся, пока есть возможность.
  Он меня точно 'клеит'!
  - Спасибо! Мне как раз что-нибудь нужно для поднятия настроения.
  - Слышал, что скоро офисных спамеров будут отлавливать. Они наш канал, мол, загружают, - Иван многозначительно качает головой.
  - Как же так? Значит, фотки нельзя больше посылать?- я изображаю крайнее удивление. Иван смотрит в это время в монитор, а я - на него. Нос у него никакой не буратиновый, а самый настоящий гоголевский, даже сократовский! Римский, однозначно! Для жизни человека нужно по характеру выбирать, а не по носу. По характеру он отзывчивый, предупредительный и заботливый. А нос всегда можно исправить.
  - Пока лучше этого не делать, - добавляет он. - Могут опять от премии отщипнуть кусочек. И без всякого предупреждения!
  Неужели он уже о нашем общем бюджете беспокоится? Бережливость - отличное качество для семьянина!
  - Не будем нарушать, и наш кошелек останется в неприкосновенности, - констатирую я, делая особый акцент на слове 'наш'.
  - Не будем, - соглашается он и снова улыбается.
  - Ты уже решил, куда пойдешь на обед? - ласково спрашиваю я, наклоняясь к нему.
  Менеджер напротив неодобрительно косится.
  - Нет, ближе к двенадцати определюсь.
  - Хорошо. Я пока тоже не решила. К двенадцати мы решим, - отвечаю я, делая особый акцент на слове 'мы'.
  Я украдкой поглядываю на Ваню. Прекрасное русское имя! Он усиленно работает. Молодец! Знает, что утреннее время - самое эффективное для работы. Наверное, тоже хочет пораньше освободиться вечером, чтобы...
  - Александра, а ты сегодня ничего необычного в моем внешнем виде не заметила? - Иван поворачивается ко мне, я к нему, наши взгляды пересекаются, как в лучших голливудских фильмах!
  - Заметила, конечно, - я обворожительно улыбаюсь.
  - Что?
  - Галстук у тебя новый.
  - Точно. И прическа.
  - Да, тоже заметила, с порога.
  - Тебе нравится?
  - Очень, - я не верю собственному счастью.
  - Слава Богу! А то я уже подумал, что плохо получилось.
  - Ну что ты! - спешу утешить его я. - Мне очень нравится!
  - Знаешь, я давно хотел тебе сказать...
  Менеджер напротив шипит на нас, но мы не обращаем внимания. У людей судьба решается, потерпит.
  - Ты знаешь, я даже догадываюсь, о чем! - внутри меня всё трепещет. Наконец-то и мне повезло в жизни! - Может быть, ты лучше скажешь мне об этом сегодня вечером, в спокойной обстановке, где не так много народу?
  Я киваю на менеджера напротив нас.
  - Ты права.
  Иван отворачивается к монитору, а я жду его секретного мейла.
  - Нет, не могу терпеть до вечера! - Иван снова поворачивается и шепчет. - Я решил жениться!
  Я чуть не задыхаюсь от неожиданности и какое-то время не могу говорить. Ваня терпеливо ждет.
  - Это, конечно, очень романтично, - наконец, шепчу я, - но не сильно ли ты торопишься?
  - Ты права, Александра, - он отворачивается и с грустью смотрит в пол. - Мне мама моя тоже об этом говорит. После года знакомства сразу жениться! Но я сказал, что уверен в своём выборе.
  - Уверен, говоришь? - в смятении бормочу я. - Как-то всё быстро. Совершенно неожиданно. Я не готова так быстро. Может быть, всё-таки немного подождать? Мне кажется, нужно поближе познакомиться. С родителями, родственниками, ну и самим тоже... Мы ведь только на работе общались.
  По мере приближения к концу предложения замечаю, как Иван меняется в лице. Гоголевский нос его вытягивается до почти буратинового. Он краснеет до кончиков ушей и едва слышно выжимает из себя:
  - Александра, мне кажется, ты меня неправильно поняла. Я женюсь не на тебе. Извини, я думал, ты занята... А то бы я обязательно... Не сомневайся...
  Теперь я краснею. Я просто горю! Всё лучше, чем выпутываться из этого позора!
  - Извини! - я закрываю лицо руками. - Я полная дура!
  - Нет, ты не полная... - сочувствующе произносит Иван, - это с каждым... С каждой может случиться. Я недостаточно определенно выразился. Нужно было четче сказать: женюсь на такой-то... Имя. Фамилия. Отчество. Такого-то числа. А я очень неопределенно рассказал. Конечно, ты могла это понять неправильно.
  - Я просто вчера с моим другом рассталась, - хнычу я. - А завтра еще родители на смотрины придут. Они каждую неделю приходят. Может, ты мне компанию составишь в этот день? Поддержишь морально?
  - Конечно, мы могли бы с моей невестой прийти.
  - С невестой? У меня дома кофейный сервиз только на четверых... Не получится, к сожалению...
  - Мне очень жаль, - Иван подъезжает ко мне на стуле и кладёт руку на плечо. Это выглядит так неуклюже, неловко, будто он до женщин вообще не дотрагивался. Как он собирается жениться? - Извини, у тебя такое горе, а я тут со своей свадьбой! Не расстраивайся.
  - Я не расстраиваюсь. Буду работать...
  'Я в порядке. Я в порядке. Я в абсолютном порядке!' - повторяю как мантру уже два часа. Да, вот так, одним словом можно испортить человеку замечательное утро, выходные и разом лишить человека всякой надежды на счастье. Счастье... Абстрактная, недостижимая для меня категория. Мы с ней, как с далекой, холодной звездой, уже давно на недосягаемом расстоянии, а сегодня, похоже, она сменила орбиту и вовсе исчезла с горизонта, скрывшись в неизвестном направлении.
  Иван мне всё равно не подошел бы. Речь у него нескладная. Надо же было меня так запутать! Он просто непутевый. Женится в самый неподходящий для этого момент. Вадим в этом отношении гораздо приятнее - он всегда знает, о чем говорит. Кроме того, он надежный и очень-очень перспективный.
  Набираю в поисковой строке 'меня бросил парень, что делать'. Семь миллионов страниц? Это только в российском рунете! Да это похоже на национальную проблему, а никому и дела нет. 'Выбери искренние слова, отправь ему признание на мобильный' - гласит первый совет. 'С Вадимом такое не пройдет', - думаю я. 'Сравнивайте его с мужчиной, у которого он не имеет шансов выиграть' - советует девушка-профессионал, которую, как она сама сообщала, бросил уже девятый молодой человек. Смотрю на Ваню и менеджера напротив. Он однозначно выигрывает. Вес у него есть лишний, но мы это диетами поправим. Здесь у меня сомнений нет. Тогда пошлю ему признание на мобильный... Или еще лучше - позвоню. Быстро набираю номер.
  - С добрым утром! - неожиданно отвечает Вадим. Голос его немного хрипит. Неужели он плакал?
  - Привет! - как можно радостнее произношу я.
  - Что-то случилось? Ты редко мне звонишь на работу.
  - Да, не хотела мешать...
  - Да что ты! Наоборот, приятно услышать голос любимой девушки.
  Никогда еще не называл меня любимой девушкой! Точно передумал! Не зря говорят: все, что не происходит, все к лучшему. Как бы я выкручивалась сейчас, если бы Ваня не собрался жениться, и мы бы обо всем уже договорились?
  - Хотела спросить...
  - Про вчера?
  В трубке повисает молчание. Зачем я начала? Сейчас он всё вспомнит! Нужно было разговаривать, будто ничего и не случилось! Кто меня тянул за язык! Из трубки доносятся звуки 'Лебединого озера'. Отключаюсь. Видимо, позвонил кто-то более важный.
  Через десять минут вижу номер Вадима на телефоне.
  - Извини, - говорит он сухо. - Шеф позвонил. Интересовался моим здоровьем после вчерашнего.
   - И как твое здоровье после вчерашнего?
  - Голова, будто меня котелком чугунным огрели. Это не ты случайно?
  - Да как ты можешь? Я его еще на прошлых выходных выкинула!
  - Понятно. Всё-таки хотела, но не сделала... Значит, у тебя ко мне все-таки какие-то чувства были.
  - Конечно, были! Очень много чувств было! Особенно вчера вечером.
  - Но почему ты никогда не говорила о чувствах?
  - Не говорила?
  - Не говорила. Три раза сказала: 'Мне нравится, как ты делаешь 'Мохито'' и четыре 'Сегодня у тебя классно получилось! Давай повторим!' Это тоже, кстати, к 'Мохито' относилось. Вот и все твои признания!
  - Ты что их записывал?
  - Нет, просто такое не забывается. Сегодня я приеду за вещами.
  - Может быть, завтра после обеда?
  - Завтра же твои родители приедут на обед.
  - После обеда и уйдешь.
  - Нет, я в такие игры не играю.
  - Пожалуйста! Только завтра. У них слабое сердце!
  - Не слышал, чтобы они жаловались. А в следующую субботу мне опять приезжать к тебе?
  - Нет, можешь просто пару вещей оставить.
  - А дальше?
  - Потом я смогу их подготовить к этой новости. Ты знаешь, какие они у меня чувствительные. Наверное, уже наряды к свадьбе купили. А мы расходимся. Они не переживут!
  - Нет, извини. У меня на завтра другие планы.
  Может быть, и у меня на завтра возникнут другие планы? В командировку отправят на выходные? Вот, корреспонденцию принесли почему-то к окончанию рабочего дня. Беру два письма и выхожу из душного офиса. Бреду по берегу Москвы-реки и смотрю на спешащих домой людей. Они наверняка счастливы! Хотя бы потому, что им есть, куда спешить: дома их ждут, впереди два выходных дня с теми, кто их любит, и кого они любят. Ах, 'ля мур' - прекрасное чувство! Почему же мне оно не подвластно?
  Сажусь на скамеечку и открываю конверт. Наверное, уведомление о реорганизации фирмы или прочая ерунда. Такое уже случалось много раз, и к таким письмам я уже привыкла. Действительно - уведомление об увольнении. Обоснование, правда, другое - сокращение штатов. Ничего страшного. Очередная реорганизация. Новую схему придумали. Разворачиваю второй конверт. 'Уважаемая Александра Анатольевна! Зайдите, пожалуйста, в отдел кадров, чтобы урегулировать вопросы Вашего увольнения'. Что? Меня увольняют?
  
  ГЛАВА 4
  
  День, который изменил мою жизнь продолжается...
  
  Интересно, с этого моста уже кто-нибудь бросался в реку? В голове мелькают заголовки завтрашних газет: 'Смерть из-за равнодушия. Молодая девушка упала в Москву-реку и утонула, потому что никто не обратил на нее внимания по дороге с работы домой'. Я даже не сомневаюсь, что никто не заметит. Тысячи людей проходит здесь, сотни машин проносятся, но всем не до тебя, у каждого есть свое важное дело. И пусть здесь человеку плохо, очень плохо, никто не обратит на тебя внимания.
  - Девушка! - я слышу голос моего спасителя.
  - Да, - я поворачиваюсь и вижу неопрятно одетого молодого человека со смуглой, давно не мытой кожей. Пытаюсь пересилить себя и смотреть на человека, а не на его одежду.
  - Девушка, я честный человек! Я не буду врать, как другие, что у меня ногу оторвало на войне или брат раком заболел. Просто дайте денег на водку! У меня трубы горят!
  Он тянет ко мне трясущиеся руки, я отмахиваюсь и в ужасе бегу к метро. Что это я выдумала? Не хватало еще в речку из-за перфекционизма бросаться. Да, и речка, надо сказать, совсем для этого неподходящая. Маленькая, грязная. Я понимаю - Волга. Это река с большой буквы! Недаром туда тянуло топиться столько литературных героев. Утонула в Волге - это звучит гордо! А в Москве-реке только пьяницы тонут. Нет, скорее к Свете, в 'Дантес'.
  Внутри ресторана накурено и душно. Колонки у входа громыхают. Дорогу мне преграждает бармен в черных брюках, жилетке и белоснежной рубашке с широкими рукавами. Он испытывает новый способ заманить публику в ресторан. Бармен разъезжает по залу с тележкой, на которой в разноцветных тарелочках и многочисленных бутылках находятся ингредиенты для коктейлей. Посетители ресторана составляют их сами. Большинство полагаются на вкус бармена, деловито добавляя: 'Побольше Бакарди', 'Не надо мяты', 'Двойной мартини'.
  - Что будете пить, милая девушка? - обращается ко мне бармен.
  - Кровавую Мэри! - отвечаю я, не раздумывая, и прячусь за его широкими плечами от Светы, которая сидит в большой компании молодых людей и что-то громко рассказывает. Мне нужно обязательно зайти в туалет, чтобы привести себя в порядок. Как назло, столик Светы как раз на пути туда. - Пожалуйста, отвезите мою 'Кровавую Мэри' за тот столик, - говорю я официанту и показываю на Свету. - Я - в туалет.
  Чуть наклонившись, следую за ним. Официант понимающе скрывает меня за тележкой. До туалета остается пара метров, когда сзади меня кто-то толкает, и я оказываюсь в неприглядной позе на коленях.
  - Александра! - кричит Света, вскакивает из-за стола и бежит ко мне. Я поднимаюсь, отряхиваюсь и пытаюсь натянуть на лицо подобие улыбки. - Это наша краса и гордость - Александра! Прошу любить и жаловать! - громко объявляет она и тянет меня за стол. - А это - Алексей!
  Я поворачиваюсь и вижу молодого человека.
  - Извините, я сегодня совершенно неловок, - он протягивает мне руку, чтобы поздороваться. Видимо, я сейчас похожа на старую деву или, того хуже, бесполое создание 'гермафродит', если он приветствует меня таким образом. Дожили, молодой человек жмет мне руку! Я оглядываюсь по сторонам, чтобы оценить, что думают по этому поводу другие, но никто не обращает на нас внимания. Я возвращаюсь к руке Алексея. Она крепкая, сильная и мягкая. Мне хочется, чтобы он не отпускал мою руку и держал так вечность.
  - А ты руки после метро вымыла? - в голове жужжит надоедливой мухой мамин голос.
  - Господи, мама, уйди! Не до тебя сейчас!
  - Как же не сейчас! Если сейчас же не помыть, то глисты заведутся и у тебя, и у него! А потом и у ваших детей!
  - Какие дети, мама! Мы десять секунд знакомы! Не мешай мне! Уйди, пожалуйста! Не до тебя сейчас!
  Какая у него мягкая и теплая рука... Широкая, добрая. Еще десять секунд... Только не выпускай! Прямо наваждение... Еще десять... Теперь я понимаю, почему мужчины друг друга так приветствуют. Мне ужасно нравится этакое крепкое рукопожатие. Конечно, немного странно ощущать мужское прикосновение без какого-либо эротического или интимного подтекста. Я смотрю на него, а он - на меня, и мне вдруг очень хочется, чтобы, если его, этого интимного подтекста, и не было, то он тут же возник.
  - Приятно познакомиться, - говорит Алексей. - Извините, что я вас толкнул.
  - Ничего страшного, - отвечаю я, как завороженная. Толкайте еще, сколько вам вздумается. Этого я, конечно, не сказала. Или сказала?
  - Руку мою отпустите, пожалуйста, - он улыбается. - Какая вы сильная!
  Он трясёт рукой и дует на место, в которое я вцепилась.
  - Простите, - я прячу руку в карман пальто. - Я с мужчинами еще никогда за руку не здоровалась.
  - Извините, - говорит он, смущаясь. - Я сейчас со встречи с коллегами иду. Не перестроился.
  Мы оказываемся вместе за столом, я хватаюсь за 'Кровавую Мэри', как за спасательный круг, и делаю три больших глотка.
  - Мне Света о вас много рассказывала, - многозначительно замечает он.
  У меня внутри всё сжимается. Света ему уже рассказала...
  - Что же она обо мне рассказывала? - с трудом скрывая обиду, выдавливаю я.
  - Полную характеристику! - Алексей загадочно улыбается.
  - С собеседования?
  - С какого собеседования?
  - О приёме на работу.
  - Нет, про него она ничего не говорила, но я с удовольствием послушаю, раз уж вы упомянули.
  Типун мне на язык!
  - Нечего рассказывать! Совершенно нечего!
  - Думаю, есть о чем. Можете воспринимать меня, как вынужденного соседа по недолгому совместному путешествию. Такому можно всё поведать без утайки. Представьте, что мы в самолете, - продолжает Алексей голосом гипнотизера. - Вы сидите у окна. Подхожу я, молодой, красивый, складываю пожитки наверх, - он встает и демонстративно треплет зеленую куртку, висящую на спинке стула. - Теперь я сажусь рядом и пытаюсь познакомиться, влезть в доверие, чтобы провести время в приятном диалоге с интересной девушкой, а не со стаканом виски.
  Я пребываю в некоторой прострации. От его голоса у меня внутри всё тает. Он удивительно располагает к себе: то ли вкрадчивой манерой говорить, то ли теплом от руки, которое я всё еще ощущаю на своей ладони.
  - Я была сегодня на собеседовании, - говорю я, - проходила психологический тест, и компьютер выдал такие результаты, от которых я до сих пор опомниться не могу.
  - Да что вы! - участливо отвечает Алексей. - Ох уж эти психологи! Покажите! И давайте перейдем на ты.
  - Давайте. А что вам показать? - удивляюсь я.
  - Покажите, - он на секунду останавливается и тут же поправляется. - Покажи результаты тест.
  - Вы думаете... Ты думаешь, я эту ерунду с собой таскаю?
  - Конечно. Женщины обычно такие вещи не выбрасывают.
  - Говорите, как психолог.
  - Будем считать, что я он и есть, - Алексей опять загадочно улыбается.
  - Не люблю психологические тесты.
  - Так что с ним? - переспрашивает Алексей. - Покажешь?
  - Только если ты угадаешь, что меня волнует в данный момент больше всего, - говорю я и прищуриваюсь.
  'Чего ты с ним кокетничаешь? Иди, руки мой! И ему скажи, чтобы вымыл! - слышу мамин голос, от которого я чуть не подпрыгиваю. - И побыстрее, какой вы пример детям будете подавать?'
  Я встряхиваю головой, чтобы прогнать маму.
  - Так что меня волнует больше всего сейчас? - спрашиваю я Алексея, ловя себя на мысли, что день сегодня может оказаться и не таким плохим, как сначала казался.
  - Я предположу, - говорит он, затягивая паузу, как заправский шоумен, - что оторвавшаяся пуговица на твоей блузке.
  Я опускаю взгляд, надеясь, что Алексей шутит.
  - Господи, какой ужас! - я хватаюсь за обнажившееся место на груди, вскакиваю и хочу бежать, но Алексей преграждает мне путь. Я упираюсь лбом в его мускулистый торс и тут же отступаю, смутившись внезапно возникшей близости.
  - Не волнуйся, - произносит он мягко. - Ты прекрасно выглядишь и с оторванной пуговицей. Мне нравится! Дерзко! Не хватает еще кругов от туши под глазами.
  - Ты издеваешься? Я лучше поеду домой, - я снова встаю, но мое лицо опять оказывается у его груди. Я чувствую легкий запах его парфюма. Я вдыхала однажды такой аромат в магазине и не могла уйти домой. Два часа стояла, нюхала, пока меня оттуда не попросили. И теперь не могу оторваться...
  - Из-за такой мелочи - какой-то пуговички ты готова пожертвовать вечером в приятной компании? Для тебя главное, чтобы одежда была в порядке?
  'Стремится к порядку...' - как колокольный звон гремят слова из теста. Откуда он это знает? Я медленно опускаюсь на стул.
  - Хорошо, я останусь, - шепчу я, продолжая держать руку на груди.
  - А тест?
  - Какой тест?
  - Ты обещала мне показать результаты, если я угадаю.
  - Но ты не угадал! Я думала о другом!
  - Но сейчас ты думаешь о пуговице!
  Он прав, черт бы его побрал. Я открываю сумку и достаю из него листок, пересеченный линиями сгиба от кораблика. Будь что будет.
  - Уничтожить хотела, причем неоднократно, - он кивает на следы покушения. - Оригинальный оригамный способ избавления от улик.
  Он смеется, обнажая ряд ровных белых зубов. Я готова сквозь землю от стыда провалиться, и всё же не хочу уходить. Мне кажется странным, почему он проявляет ко мне такой интерес, да еще в присутствии Светы. Скорее всего, он и есть её новая пассия. Не тот же узкобородый слева! Хотя, если его побрить, подстричь, одеть прилично, научить сигарету держать по-мужски, то совсем неплохой вариант получится. Мне очень хочется так думать. Пусть тот узкобородый будет пассией Светы.
  - Перфекционистка! - кричит Алексей со странным восторгом.
  Я подпрыгиваю от неожиданности.
  - Где?
  - Да вот же она! - Алексей смотрит на меня. - Неужели не замечаешь?
  - Ты что, на меня намекаешь? - я морщусь.
  - Ну конечно! Мисс совершенство! - Алексей напевает песню Мадонны 'Nobody is perfect'.
  - Как будто этот самый твой перфекционист может быть грязным... - бурчу я себе под нос.
  - Конечно, перфекционист может быть грязным! Но он этого старается не допускать, иначе бы он не был перфекционистом. Вот, смотри. Как тебе кажется, этот стол чистый?
  - В принципе, чистый, - бойко отвечаю я, внимательно оглядывая блестящий черный стол, за которым мы сидим. - Хотя, если внимательно присмотреться... Вот, крошки застряли в трещинке, вот несколько разводов от мокрой тряпки. Нет, стол откровенно грязный. У меня на кухне такого не бывает, - добавляю я с гордостью.
  - А для обычного человека, которым, по-видимому, является наш официант, стол чистый, хотя если ты ему покажешь на грязь, он обязательно еще раз пройдется по нему тряпкой.
  - И что, из-за того, что я лучше вижу, грязный стол или чистый, нужно меня в перфекционисты записывать?
  - Перфекционистки, - поправляет Алексей. - Не волнуйся, таких много, но не каждый имеет мужество себе в этом признаться.
  - Конечно, в болезнях никто признаваться не хочет...
  - Это не болезнь, а особенность характера. Такая же, как сварливость, придирчивость или заносчивость.
  - Не самые приятные черты...
  Перфекционистка тут же материализуется в моей голове в виде склочной старухи с маминым голосом, которая вмешивается в дела всех и вся, поправляет на каждом шагу, знает, как можно сделать лучше, и никогда не довольна результатом. Я встряхиваю головой, чтобы прогнать каргу. Та, однако, цепляется золоченой клюкой за стул и никак не хочет уходить. 'Повезло попасть в компанию интересного, интеллигентного, начитанного молодого человека, - шамкает она сквозь белые вставные зубы. - А у тебя пуговица оторвалась. И пришло тебе в голову в такой момент ляпнуть про грязный стол. Можно было бы и сдержаться!'.
  - Кто-то критикует внутри? - слышу я вкрадчивый голос Алексея и вздрагиваю. Остатки 'Кровавой Мэри' расползаются томатной лужицей по столу.
  - Вот теперь стол действительно грязный, - смеется Алексей. Он неспешно достает пачку салфеток и бросает их на пятно. Вмиг подоспевший официант тщательно протирает стол и уносит салфетки.
  - Неплохой способ добиться того, чтобы стол, наконец, сделали чистым, - улыбается Алексей. - Возьму на вооружение.
  Я краснею, будто впитала в себя всю мякоть томатов из пролитого коктейля.
  - Прости, пожалуйста. Это моя вина, - он кивает головой в сторону пустого стакана. - Я тебя напугал вопросом. Не волнуйся, я не умею читать мысли. Просто для перфекционистов это нормально - перемалывать себе косточки и критиковать за всё подряд.
  Я облегченно выдыхаю - мне совсем не хочется оказаться в компании телепата в тот момент, когда за меня взялась мама. Сейчас она корит за разлитую 'Кровавую Мэри'.
  - Ты это тоже делаешь? - я заговорщически наклоняюсь к его уху. - Себя критикуешь?
  - Иногда, только если критика имеет положительный эффект. Если она помогает достичь более высокого результата, то она позволительна, - чеканит он. - Если она существует ради самой себя, то есть идет по привычке, по кругу, то такая критика мне не нужна.
  - А её можно остановить?
  - Можно. Главное при этом - понять, что она тебе не нужна.
  - А от перфекционизма вылечиться можно?
  - Можно.
  - Для этого нужно ходить к невропатологу? - мне почему-то казалось, что у невропатолога приятнее лечиться, чем у психиатра. Нервы у любого могут сдать.
  - Нет. В этом случае достаточно нескольких негативных событий в жизни, которые заставляют задуматься и измениться, хорошей книжки или внимательного друга.
  - Негативных событий в моей жизни было более чем достаточно в последнее время.
  - Значит и внимательный друг появится, точнее, я надеюсь, уже появился.
  - Кто же?
  - Я.
  Я поворачиваюсь к Свете, демонстративно хмурюсь и кричу ей через весь стол.
  - Вы с ним сговорились?
  - С кем? - Света недоумевающе смотрит на меня.
  - С ним! - я показываю на собеседника. - Он всё-таки психолог или нет?
  Света подходит к нам.
  - Ты опять в доктора играешь? - Света, улыбаясь, треплет Алексея по голове и добавляет, теперь серьезнее. - Это его хобби. Решай сама.
  Света уходит в туалет, а Алексей себя чувствует явно не в своей тарелке от ее вольных прикосновений.
  - Так как? - спрашивает он.
  - Я подумаю, - неуверенно отвечаю я. - Отвечу в следующий раз.
  - Хорошо, я тоже.
  - Как? Разве ты не согласен? Ты же сам предложил.
  - Я привык начинать на равных.
  
  ГЛАВА 5
  
  Входную дверь закрыть на замок, ключ - на крючок, туфли - под струю воды в раковину и на приготовленную с утра газетку. И никакая я не перфекционистка! В голове продолжается диалог, длиной с дорогу в метро. Непрочитанные рекламные газеты лежат кривой стопочкой на столе. Полотенце на кухне висит неровно. Не найдя других веских доказательств собственного несовершенства, я решаю проверить себя на прочность и лечь спать без традиционной уборки кухни, тем более, что мусорить там сегодня было некому. Красота!
  Просыпаюсь на следующее утро необычайно рано, открываю глаза и первым делом обнаруживаю трещинки на потолке, расходящиеся во все стороны паутинкой. Думаю, дом не успеет развалиться до моего переезда в другой, но все-таки нужно будет напомнить владельцу квартиры о необходимости ремонта.
  Дождь колотит по стеклу. Почему-то мне кажется, что он холодный. Наверное, из-за настроения, которое способно всё вокруг покрыть ледяной коркой. Первый раз за многие годы мне всё равно, что сегодня пятница, что впереди два выходных дня. Для меня теперь эта разница между днями недели никакой роли не играет. Понедельник можно назвать пятницей, а субботу превратить в среду. Рабочие дни стали нерабочими. Как сильно хотелось раньше прибавить к выходному еще один денек, так теперь щемит всё внутри от тоски по офису. Подумать только! Быть безработной - гораздо хуже, чем вставать рано на работу. Почему я раньше этого не понимала?
  Заворачиваюсь в теплое одеяло, ныряю в лохматые тапочки и подхожу к термометру. Пять градусов... Действительно холодно. Я тут же возвращаюсь в постель, закрываю глаза и погружаюсь в полудрему.
  Перед глазами предстаёт поле, женщина в фуфайке, белом платке, повязанном назад, капроновых колготках и резиновых сапогах, ступающая по колючей свежескошенной пшенице. Лица женщины не видно, но мне кажется, что это я. Откуда вся эта странная одежда? Фуфайка греет кое-как - под ней, очевидно, ничего нет. Я обхватываю себя руками вокруг пояса и вглядываюсь в белесую пелену. Так я смотрю несколько минут, пока не появляется лошадь. Ничуть не удивившись, я подхожу к ней, беру под уздцы, треплю гриву. Мне казалось, что мы знакомы сто лет, и что это совсем не лошадь, а мой лучший друг. Лошадь, очевидно, испытывает похожие чувства, прижимается, фыркает и радостно тычет носом в фуфайку. От тепла животного я согреваюсь и млею. Только ступни от соприкосновения с резиной совсем окоченели и ничего не чувствуют. Тут вдруг лошадь смотрит мне прямо в глаза и серьезно спрашивает: 'Дашь ты мне хлеба или нет? Что ты решила?' Я вздрагиваю, принимаюсь шарить по карманам и, не найдя ничего, отвечаю: 'Я подумаю. Отвечу в следующий раз'.
  Потом всё пропадает. Остаюсь только я, завернутая по самые уши в одеяло. Ноги торчат снаружи и порядком замерзли. В желудке урчит. Глупости какие-то снятся. Лошадь... Хлеб... Я подумаю... Отвечу в следующий раз. Потом мне вдруг разом становится всё ясно - весь смысл сна и причина слякотного настроения. Я набираю Свету и спрашиваю, сможем ли мы сегодня вместе пообедать. Та немного удивляется дневному приглашению - обычно мы встречались по вечерам или на выходных, но соглашается.
  
  * * *
  
  - Может у меня с внешностью что-то не так? - начинаю я, как только мы устраиваемся за столиком в японском ресторане в трехстах метрах от офиса Светы. Ещё неделю назад возможность пообедать в шикарной столовой ООО 'Мобильные сети', где работает моя подруга, и куда не приняли меня, я приняла бы за дар богов, теперь же от одних очертаний громадины мне становится не по себе. История о моем тесте и поведении на проходной наверняка уже приняла одну из форм народной самодеятельности и обошла фирму. Стоит мне только появиться на пороге, как на меня начнут показывать пальцем. Поэтому я предложила встретиться в ресторане неподалеку.
  - Что ты имеешь в виду? Что может быть в твоей внешности не так? - спрашивает Света, пробегаясь глазами по меню комплексного обеда. - Я буду суп-лапшу, гуляш со спагетти и морс, - бросает она официанту.
  Я заказываю свежевыжатый апельсиновый сок, чтобы показать Свете всю серьезность моих намерений. Начать можно с небольшой диеты.
  - Понимаешь, Вадим всегда восхищался девушками с обложек журналов. Топ-моделей он знал по имени и говорил о них так, будто с детства с ними знаком! Смотрим дома рекламу, а он мне: 'Хайди Клум ловко заменила на подиуме немецкую топ-модель Клаудию Шиффер. Наоми Кэмпбелл сколько не скандалит, её всё равно снимают, Кейт Мосс никак не выходит из моды, несмотря на маленький рост...' Представляешь? А мне ни одного комплимента! Может, пришло время мне что-нибудь подправить? Говорят, это теперь делают в два счета! Приходишь в клинику с фотографией: 'Сделайте из меня Дженнифер Лопес!' и выходишь через пару дней с изумительным носиком, пухлыми губками и огромными глазищами - можно сразу на 'Мосфильм' резюме закидывать.
  - Ты сошла с ума! - Света смотрит на меня, словно не веря, что такие идеи могли родиться в моей голове.
  - Ну, конечно, можно и в Голливуд попытаться пробиться, если 'Мосфильм' не нравится...
  Заспанные глаза Светы становятся круглыми, будто домик улитки. Видимо, ночь у нее была бурной. Когда я вчера уходила, все молодые люди еще оставались, в том числе и Алексей. Как же мне хочется спросить: 'Как сегодня ночка прошла?' Не могу. Вульгарщина. Тогда так: 'Кто тебя домой провожал вчера?' Или еще мягче: 'Кто-нибудь тебя домой провожал вчера?' А если никто не пошел с ней? Получится, что я её вопросом обижу. Нет, лучше ничего не спрашивать. Она все-таки моя единственная подруга. Буду ждать, пока она сама проговорится. Только вот разговор я веду совсем в другую сторону. Угораздило же ляпнуть про операцию! Можно было просто о диетах поговорить. Теперь её не остановить.
  - Не хватало еще из-за первого неудачного опыта совместной жизни под нож ложиться! - Света разошлась не на шутку. - А если твоему будущему другу ты 'обновленная' совсем не понравишься? Если ему другой тип женщин нравится? Деловой и строгий, а-ля Ангела Меркель? Снова к хирургу пойдешь? Это тебе не компьютер! Здесь нет кнопки 'Backspace'. Тут шрамы остаются! Это только девочки-дурочки-перфекционистки думают, что если снаружи хороша, то внутри появится душа, а за ней сразу все принцы в очередь выстроятся...
  - Что ты сказала?
  - Что?
  - Про перфекционисток...
  - Извини! Я не хотела...
  - Ничего. Так что там о них?
  - Я читала недавно, что девушки, которые болезненно стремятся к совершенству, готовы ради этого самого совершенства ложиться под нож, питаются только жидкой пищей или, еще хуже, исторгают пищу после того, как её съели!
  - Я не такая, - уверенно заявляю я и нервно глотаю апельсиновый сок.
  Я - точно никакая не перфекционистка. На диетах не сижу, просто иногда ограничиваю себя в употреблении сладкого, жирного, соленого и острого. Исключительно жидким не питаюсь. Супы ем, соки, йогурты, мюсли - мюсли-то они твердые. Я их, конечно, предварительно размачиваю, но это чтобы есть было удобнее. Да и под нож никогда бы не легла. Я понимаю, если нос с горбинкой, уши, как паруса, талия больше 60, а без причины-то зачем?
  Только вот незадача какая! Если я не перфекционистка, то повода для встреч у нас с Алексеем нет. А если просто так встречаться? Без повода? Так было бы даже гораздо приятнее. На равных начинать, как он сказал. Нужно срочно прояснить обстановку. На какой формулировке я остановилась? 'Кто-нибудь тебя домой провожал вчера?' Не годится. Лучше 'Я твою пассию вчера не спугнула?' Нет, тоже не годится. Она ответит: 'Не спугнула', и я так и не узнаю, кого я не спугнула. А мне обязательно нужно узнать!
   - И если твой Вадим такой падкий оказался на девочек-дурочек, так пусть и проваливает на все четыре стороны! Или ты еще надеешься, что он придет, упадет в ноги и будет просить прощения? Ты на это рассчитываешь? - строго спрашивает Света и тут же мягко добавляет. - Извини, если я так резко. У тебя, может быть, к нему еще чувства не остыли?
  - Не остыли, - повторяю я.
  Срочно направляю мысли на Вадима, пытаюсь выдавить слезу, но они будто застряли где-то на пути между сердцем и мозгом. Даже намека на них нет. Я думаю о семи миллионах брошенных российских девушек, о которых писали в Интернет, о Биме Черное ухо, о Железном Дровосеке... Ничего не помогает!
  - По-моему, я все слезы выплакала уже. Я приняла его решение. Теперь живу одна, переживаю, конечно, иногда.
  - Возможно, он еще вернется...
  Я брезгливо морщусь. Мне совсем не хочется, чтобы кто-нибудь нарушал спокойствие и красоту, царящие в моей квартире уже неделю. 'Порядок становится самоцелью', - вдруг гудит в голове. Откуда это? Из результатов теста. Они теперь меня всю жизнь преследовать будут? Я же уже доказала теорему, что я не перфекционистка. Почему же эти фразы ползут, как надоедливые пчелы? Нужно успокоиться и забыть о них. Если их не подпитывать медом, то они сами улетят.
  - А ты уверена, что это тот человек, который тебе нужен? - спрашивает Света, прихлебывая суп-лапшу.
  - Может быть, конечно, я 'несколько критична в отношении других', - с ужасом понимаю, что я цитирую результаты теста. - Меня многое в нём раздражает. Его неаккуратность, например.
  - А Вадим как к этому относился?
  - Сначала спокойно, даже великодушно, относя это к особенностям женской психики. Когда я решила его переучить, он воспротивился. Он спрашивал меня, в чем смысл уборки? Например, зачем заправлять утром кровать, если её вечером снова нужно расправлять, или зачем наливать в стакан воду, если можно пить из бутылки? Зачем гладить простыни, если они утром снова мятые? Зачем вечером смотреться в зеркало и надевать красивое белье? В темноте всё равно ничего не видно. Лишняя работа, по его мнению. Лучше его сразу снять и не доставлять никаких неудобств и препятствий мужчине. Он говорил, что пеньюары и длинные ночные сорочки только геологов и гинекологов возбуждают. А нормальных мужчин - утруждают.
  Мы хохочем.
  - Понятно, типичный мужчина. Иногда мне кажется, что у меня мужской характер. Для меня свободное время дороже чистой плиты. И спать я люблю, - Света прикрывает рот рукой и заговорщически шепчет, - голой. А родителям ты рассказала?
  - Нет пока. Надеюсь как-нибудь это дело уладить. Может быть, кого-нибудь другого найду ...
  - Думаешь, они не заметят? - Света хохочет. - Не понимаю, чего ты боишься? Совершенно не обязательно всегда соответствовать их стандартам. Ошибки случаются.
  'Старается соответствовать стандартам и ожиданиям других людей' - снова вспыхивает тест в голове. А ведь действительно! Я не хочу говорить родителям только по одной причине: не желаю их разочаровывать. Я отчаянно стремлюсь быть такой, какой меня хотели видеть родители - счастливой, пристроенной, замужней. Я на секунду замираю.
  - Это ведь всё правда! Всё про меня...
  - Что? - недоуменно спрашивает Света.
  - Результаты теста. Каждое слово, каждое предложение! Еще вчера я думала, что произошла какая-то ошибка. Что мне подсунули результаты теста другого человека, что программа неправильная, что в компьютере произошел сбой, но сейчас поняла, что никакой ошибки не было. Это я. Господи, какой ужас! Это я - мелочная педантка, которая только и беспокоится о том, чтобы плита была чистой, а люди хорошо обо мне думали. Как ты со мной общалась всё это время? Наверное из жалости?! Это же абсолютно невозможно - общаться с таким человеком, как я!
  Я поднимаюсь, чтобы облегчить наше расставание.
  - Да что же такое они там написали? - Света хватает меня за руку и притягивает к себе.
  - Вот, смотри, - я достаю из сумки конверт, вынимаю из него лист, опять сложенный корабликом, расправляю бумагу и протягиваю Свете. - Это Алексей вчера пошутил - сложил лист корабликом.
  - А что у вас с ним? - спрашивает Света мимоходом.
  Предательское тепло приливает к лицу и не только. Хорошо, что Света занята изучением моей характеристики. Я несколько раз глубоко вздыхаю. Краска немного отливает от щек.
  - Алексей тоже сказал, что я перфекционистка.
  - И он туда же?
  - Но он говорит, что ничего страшного. Это просто черта характера, как склочность, буйность или истеричность. Главное, что это не шизофрения, - добавляю я. - И не маниакальный психоз. Волноваться совершенно не о чем. Это лечится.
  - Не знаю, что тут лечить. Я тоже склочная, иногда буйная, бывает, истеричная, но лечиться от этого не собираюсь! А стремление сделать всё как можно лучше - это просто твоя особенность, как бы она не называлась. Она мне, например, ничуть не мешает. У тебя есть другие качества, которые с лихвой компенсируют эти. Ты добрая, отзывчивая, на тебя можно положиться. Ты лучшая подруга... Я могу этот список продолжать бесконечно!
  - К сожалению, работодателей эти качества не интересуют, - констатирую я.
  Света качает головой и протягивает листок с тестом.
  - Смотри, - она показывает на обратную сторону. - Здесь что-то карандашом написано. Телефон Алексея...
  Чувствую, что к лицу по шее опять ползут предательские жирафьи пятна. Нужно что-то срочно делать! Сейчас Света обо всём догадается. О чем догадается? Что он держал меня за руку, и мне это понравилось? Что я не могла оторваться от него, чтобы сходить в туалет помыть руки? Что я пригласила её сюда, чтобы спросить: он - её пассия или нет? Ну почему я чувствую себя, как маленькая девочка, которую застали за чем-то непристойным? Почему Света задает мне эти вопросы? Причем очень настойчиво. Они наверняка встречаются. Тут даже спрашивать нечего.
  - Да, мы хотели еще встретиться. Как психолог и клиент. Я не совсем его поняла. Если он и не психолог, но вопросы задаёт и отвечает, как настоящий врачеватель душ. Он сказал, что может мне помочь справиться с этим перфекционизмом. Думаешь, не стоит принимать его помощь?
  - Ты сама должна решить. Я тебе в этом вопросе не советчик.
  - Если ты из личных побуждений против, скажи, - настаиваю я. - Я не буду ему звонить.
  - Почему же? Если хочешь в себе что-то изменить, то хороший наставник может сильно помочь. У меня тоже такие были. С некоторыми мы очень близко сошлись...
  - Помогло?
  - Не повредило. Даже в чем-то обогатило.
  - Думаешь, Алексей подойдет на эту роль?
  - Только ты можешь это определить.
  - Как?
  - Получишь сигнал, как-нибудь почувствуешь, - Света смотрит на часы, кладет на стол деньги за обед и машет официанту. - Прости, у меня совещание через десять минут начинается. Давай созвонимся потом?
  - Подожди еще секунду.
  - Да?
  - Можно тебе задать личный вопрос?
  Света замирает.
  - Конечно! Мы же подруги.
  Я смотрю, не отрываясь в окно, на ступеньки здания 'Мобильные сети'. Света терпеливо ждет.
  - Ты тоже живешь с голосом внутри? - наконец выдавливаю из себя я.
  - С каким голосом?
  - Который тебя хвалит или критикует.
  - Конечно. Внутренний голос у каждого есть.
  - И тебе с ним комфортно?
  -Теперь комфортно.
  - А были и другие времена?
  - Да, когда этот голос высвобождался из кокона, в который он был завернут заботливыми родителями и мною в период взросления. Теперь этот голос действительно мой, поэтому мне с ним комфортно, - Света еще раз бросает встревоженный взгляд на часы.
  - А ты уверена, что это твой голос? Другие не появляются время от времени?
  - Нет, не замечала. Только мой.
  - И постоянного беспокойства нет?
  - Постоянного нет, а периодическое бывает, если я куда-нибудь опаздываю, как сейчас, - Света улыбается и кладет руку мне на плечо.
  - Ты иди, а я еще здесь посижу.
  Я обнимаю Свету на прощание и кладу свою долю в папочку с чеком. Еще долго сижу и смотрю на лестницу офисного центра 'Мобильные сети'. Именно там я в первый раз встретила Алексея. Он шел от нее! Меня осенило в тот момент, когда я уже набралась смелости спросить у Светы, он ли стал её новой пассией. Теперь и спрашивать нечего. Молодой человек в несуразной зелёной куртке, который нечаянно толкнул меня на лестнице... Алексей! Он шел от Светы, из ее офиса. Они встречаются. Он - её новая пассия.
  
  ГЛАВА 6
  
  Раздается звонок домофона. Через минуту родители будут здесь. Я окидываю взглядом комнату. Старый паркет просох и благодаря дорогому средству для мытья полов, выглядит по-новому желтым, как осенние листья на березе у входа в наш подъезд. Только без коричневых точек. Природа схалтурила, а я себе такого в преддверии маминого визита позволить не могу.
  Два дивана, прижатых к противоположным стенам комнаты, только что лишились вместе с пылью доброй части и без того негустого ворса. Похоже, объяснений с хозяином квартиры не избежать. Наверняка при следующем посещении спросит, как это я - девушка стройная и вполне приличная - умудрилась за год истереть два дивана так, как его покойной маме за двадцать лет не удалось. И стулья тоже. Конечно! Чем я их только не терла! Даже пемоксолью. Насчет нее я, правда, немного погорячилась. Ороговевший от старости гобелен благодаря моим нечеловеческим усилиям посветлел, но стал каким-то рыхлым и вялым. Ах, что и говорить! Здесь всю обстановку уже давно пора менять. Но владелец мебель не позволил выбрасывать. Это память о маме. Мама...
  Полуденное осеннее солнце выглядывает время от времени, оглушая комнату ярким светом. На серванте в это время предательски поблескивают пылинки. Я хмурюсь и снова собираю их кончиками пальцев. На стеклянных полках остаются едва заметные отпечатки. Едва заметные для невооруженного взгляда, но у моей мамы в глаза встроены лупы, если не целый микроскоп! Солнце, будто вняв моим мольбам, тут же скрывается за тучу, а я мчусь в ванную, чтобы положить вторую зубную щетку в стаканчик, которую предусмотрительно купила в пятницу вечером. Вадим свою, подлец, забрал. Нервно взъерошивая щетину, чтобы придать ей использованный вид, поворачиваю ключ в замке.
  Еще раз бегу в комнату, прижимаю дверки шкафа, в правой половине которого сиротливо висит моя одежда. Можно было бы еще припереть для верности стулом скрытую там ужасную тайну, но маме такая несуразица в обстановке быстрее бросится в глаза. Оставляю мебель как есть и бегу к двери.
  - Здравствуй, дорогая! - мама обнимает меня, вручает традиционный увесистый мешочек - урожай с дачи и добавляет традиционное: 'Своё всегда вкуснее!'
  Стрела совести неприятно колет: торт у меня сегодня не самодельный, купила в супермаркете - очень похожий на тот, что я обычно делаю. Авось не заметят подмены.
  - Что-то случилось? - слышу встревоженный мамин голос. - Где Вадим?
  Я отворачиваюсь от нее и несу пакет с морковкой и картошкой на кухню.
  - Он с работы еще не пришел. У них завершение проекта. Он очень поздно возвращается, - слышу я свой голос. Он звучит странно, как в шпионском фильме: записан на пленку и обработан на компьютере, чтобы никто не понял, что это я говорю. И то, что я говорю, не лезет ни в какие рамки. Какие проекты у адвокатов? У них дела: гражданские, уголовные, семейные. - У него в понедельник суд. Он готовится. Очень важное дело. Уголовное.
  Конечно, уголовное! Он другими и не занимается! И родителям он об этом рассказывал! Сейчас они обо всем догадаются, примчатся на кухню. Голос хрипит с непривычки. И мина плохая, и игра никакая. Сейчас придут. Начнут пытать... Тарелки в ярости бить. Господи, они же мои родители! О чем я? Замираю в ожидании, но никто на кухню не спешит. А жаль... Придется врать дальше.
  - Ай-ай-ай! Даже на выходных работает? - причитает мать, выглядывая из ванной. - Какая может быть у молодых людей личная жизнь, если всё время работать? Нужно же время друг с другом проводить: гулять, ходить в кино, на речку. Вы куда-нибудь вместе ходите?
  - Ходим... На кухню...
  Мама моей иронии не понимает, а папу она настораживает. Он идет ко мне.
  - Как на работе? - спрашивает он тихонько.
  - Всё нормально, - шепчу я, изо всех сил стараясь не расплакаться.
  - Я сейчас! - кричит мама из ванной, заглушая мой ответ. Иначе бы папа обязательно заметил. Мама ставит обувь рядом с моей. - Вадима приучила обувь мыть?
  - Приучила-приучила, - протягиваю я и несу горячее.
  Мама в это время смотрит книги - каждый раз на одни и те же.
  - Молодец, дочка! Успеваете еще и классику читать! Очень советую обратиться к литературе школьной программы 10-11 классов. Теперь ты её глазами взрослой женщины увидишь - всё прочувствуешь и осознаешь по-новому. Я недавно 'Анну Каренину' прочитала, столько нового для себя открыла! Раньше, пока я про нее понаслышке знала, я ей сочувствовала, а теперь нисколько! Нехорошая она женщина была - мужа обманывала! А вы жениться с Вадимом не надумали? Всё-таки уже год вместе живете. Срок достаточный, чтобы узнать друг друга и оформить отношения.
  - Не донимай дочь, - приходит на помощь отец.
  - А что такого? Совершенно нормальный вопрос. Правда, дочка? У нас ведь нет секретов друг от друга?
  - О свадьбе ты узнаешь первая, - отвечаю я, еще раз убеждаясь в правильности решения ничего не говорить родителям.
  Ложь во спасение, однако, дается мне нелегко. Меня то в жар бросает, то в холод. Бегу открывать форточку.
  - Что у нас на обед, дочка? - спрашивает отец.
  - Котлеты по-гречески, - я вхожу в комнату с большим дымящимся железным подносом.
   - Как вкусно пахнет! - он громко вдыхает.
  - Очень интересно. Мы, по-моему, такого никогда не ели, - отзывается мама. - Фарш еще успела накрутить!
  - Да... - неуверенно киваю я - фарш я купила в супермаркете.
  - Молодец. Сейчас в фарш, говорят, мышей и крыс подсовывают. Особенно в тот, что в супермаркетах продается. Там оптовыми партиями продается - люди съедят, не заметят. По вкусу, говорят, их не отличишь!
  - Приятного аппетита! - говорю я и отодвигаю свои котлеты на край тарелки.
  - Доченька, давай выпьем за вас с Вадимом! - предлагает мама первый тост. - Ты уж извини меня, если я иногда не сдерживаюсь, задаю прямые вопросы. Просто я волнуюсь. Мне так хочется, чтобы у тебя жизнь сложилась, хотя бы как у нас, и ты вышла замуж за достойного человека. Мы тебя растили, холили, лелеяли: с четырех лет на танцы, с шести - на фигурное катание, потом в школу. Английским ты с репетитором занималась. Перед поступлением в институт за курсы подготовительные платили. И теперь не хочется всё это добро кому попало отдавать. И ты знаешь, как сложно с достойными молодыми людьми в Москве. Одного потеряешь, за ним сразу очередь! На что и говорить: еще не потеряешь - уже очередь. А Вадим у тебя достойный молодой человек. Держись за него. А то, что он немного толстоват, это не страшно. Привезем его на неделю на дачу и посадим на диету. Будет, как новенький!
  - За тебя, дочка! За твое будущее! - прерывает мамин монолог папа.
  Мы чокаемся и принимаемся за еду. Мама сообщает о последних новостях с дачных полей, папа хвалит котлеты, я прилежно поддакиваю, киваю и всеми силами отгоняю неприятные мысли.
  - Очень вкусные получились котлеты, - говорит папа, освобождая тарелку для добавки.
  - Я бы на твоем месте не налегала так сильно. Неизвестно, чем эту говядину кормили...
  - Мама, почему я оставила фигурное катание? - слышу я свой голос. Он будто и не мой совсем.
  - Сыр здесь очень жирный, хотя нежирного сыра не бывает, - продолжает мама. - Это факт! Надо попробовать их без сыра делать.
  - Почему я оставила фигурное катание? - повторяю я громче.
  - У меня такое ощущение, отец, что наша дочь сегодня плохо слышит, - недовольно заявляет мама и укоризненно смотрит на меня, как в детстве. - Я про одно, она - про другое.
  - Однажды на тренировке, - медленно отвечает папа, - ты увидела девочку, которая переехала из Волгограда в Москву. Талант её был неоспорим, с ней работали лучшие специалисты. Ты сказала, что с ней тягаться тебе не под силу, а второй быть не желала. Твой интерес угас.
  - По-моему, вы сегодня сговорились! Оба меня не слышите! - возмущается мама. - Всё-таки лучше эти котлеты без сыра делать!
  - И вы не старались меня переубедить, уговорить, поддержать? - я, наконец, отрываю остекленевший взгляд от тарелки.
  - Мы подумали, что если бы тебе это действительно нравилось, ты бы не бросила, - поясняет отец и виновато опускает глаза.
  - И правильно, что бросила! Ты стала настоящим человеком - менеджером! - гордо заявляет мама.
  - А шансы были? - спрашиваю я папу.
  - Шансы всегда есть, хотя о чем теперь говорить? - с жалостью произносит отец. - Я ходил на все твои выступления! Ты была такой искусной танцовщицей, не по годам... Потом сильно жалел, что ничего не предпринял. Всё-таки надеялся на твой внутренний голос... Но он промолчал.
  - А что с той девочкой стало?
  - Я слышал, что её через год родители увезли в США, она неплохо выступала, но получила травму. С тех пор о ней больше не писали.
  - Александра хотя бы ноги уберегла, - продолжает мама. - Зачем ворошить прошлое? Как сложилось, так и сложилось. То, что Александра университет окончила, гораздо важнее любых танцев. Давайте со стола убирать.
  Я беру часть посуды, отношу на кухню, другую приносит папа. Я, по привычке, мою тарелки. Папа вытирает.
  Мы любим эту ненавязчивую тишину, которая значит для нас много больше, чем любые слова. Он будто спрашивает: 'Есть проблемы, дочка?' Я грустно киваю. 'Потеряла работу. Молодой человек ушел...' 'Ничего, моя милая, у тебя всё будет хорошо'. Я уютно устраиваю голову на его плече, и мне тут же становится легче, словно все проблемы мои вмиг перебегают по невидимому мостику к папе, а он, как настоящий рыцарь, расправляется с ними большим беспощадным мечом. В такие минуты меня оставляют тревоги и вечное беспокойство, становится уютно и тепло. Ах, если бы у меня был такой молодой человек, как папа, которому можно было бы положить голову на плечо, уткнуться макушкой в шею, и чтобы они сошлись, как пазлы.
  Пазлы... Они были частью трудного времени взросления. Я проводила часы, собирая белые парусники на голубом фоне, старинные замки, утопающие в зелёной листве, сюжеты из любимых сказок и мультфильмов. На каждый праздник, начиная с десяти лет, я неизменно заказывала коробку с пазлами. Мама моего увлечения не поддерживала, но и не препятствовала, а папа темными зимними вечерами присоединялся ко мне. Что в этих пазлах тогда мне казалось таким увлекательным, я уже не помню. Осталось лишь это удивительно концентрированное чувство завершенности, совершенства, когда я вставляла последний пазл в картинку. Все собранные картины остались в квартире родителей, аккуратно наклеенные на тонкую бумагу и развешанные по стенам. Лишь белый парусник я оставила под стеклом - хотела когда-нибудь собрать еще раз. К моменту поступления в университет свободного места для новых картин не осталось, захламлять другие комнаты мама не позволила. Учеба стала занимать всё свободное время. Тогда постепенно и утихло мое пристрастие к пазлам.
  - Помнишь, мы с тобой парусник из трех тысяч пазлов вместе собирали? - спрашиваю я папу.
  Папа вздрагивает.
  - Я после той бессонной ночи от мамы хороший нагоняй получил за то, что пошел у тебя на поводу.
  - Трудный попался экземпляр: белые облака на голубом фоне, огромные паруса.
  - Но мы справились! - не без гордости заявляет папа. Плечи его расправляются, глаза блестят.
  - Я до утра не могла заснуть...
  - Почему?
  - От восхищения, что мы всё-таки своего добились... Собрали его... Он еще там? Напротив моего школьного стола, у окна, летит по волнам?
  Папа неловко переступает с ноги на ногу и виновато опускает голову.
  - Прости, дочка. Мы делали ремонт и перестановку во всей квартире. Мама их все убрала. Иначе обоев не было видно. Мама так сказала.
  - Как убрала? Где они? - отзываюсь я с нарастающей тревогой в голосе.
  - Я не знаю, - папа на секунду замолкает. - Но ты не волнуйся! Наш парусник я не дал погубить. Маме так и сказал: 'Только через мой труп'. Она его на дачу увезла - парусник. Он теперь там висит над моей тумбочкой в спальне, как напоминание о тебе.
  Я застываю с намыленной тарелкой в руке.
  - Но почему же меня не спросили? Я бы их здесь повесила... Я бы их все забрала! - голос мой звенит тонкой струной от негодования.
  - Мама не позволила. Сказала, что не нужно в новую жизнь со старым барахлом...
  - Какое же это барахло? - шепчу я. Руки мои невольно опускаются, и намыленная тарелка выскальзывает из рук.
  Я медленно выхожу из кухни.
  - Опять тарелку папа разбил? - раздается из комнаты укоризненный голос мамы. - Дочка, где у тебя скатерти лежат? Я уберу эту...
  Слышится скрип дверки шкафа. Я бросаюсь в комнату, но уже поздно. Глаза мои встречаются с изумленным взглядом матери.
  - Что случилось? - она растерянно смотрит на меня. - Почему в шкафу только твои вещи?
  
  ГЛАВА 7
  
  Полянка - это мое любимое место в Москве. Во-первых, потому что я там работаю. Работала... Она милая, уютная, старинная. По ней можно брести и слушать звон колоколов, которые здесь много лет назад слушали великие российские поэты и писатели.
  Ах, братцы! Как я был доволен,
  Когда церквей и колоколен,
  Садов, чертогов полукруг
  Открылся предо мною вдруг!
  Именно эти слова предвосхищают в Евгении Онегине знаменитые 'Москва... как много в этом звуке для сердца русского слилось!'
  А если бы я умела писать стихи, я бы написала о Полянке и об этом кафе, в котором вы сегодня встречаемся с ним. Здесь не пили чай русские поэты и писатели. Кафе открылось недавно, но никогда не пустует, потому что за главным зданием кафе есть нечто совершенно необычное для центра Москвы. Ни за что не догадаетесь - здесь стоит шатер, в который можно зайти прямо из ресторана, если внутри жарко или много посетителей. Полосатые бежево-голубые велюровые диванчики, кальяны, обходительные официанты - все располагает к чему-то необычному, к чему-то совершенно необыкновенному.
  Его пока нет. Я немного раньше пришла. За час, чтобы не опоздать. В шатре свежо и тихо. Несколько пар вполголоса беседуют и потягивают яблочного вкуса табак. Я иду в дальний угол и беру в руки меню. Со второго этажа доносятся звуки скрипки и аккордеона. Только в Москве можно сидеть в восточном шатре и слушать скрипку с аккордеоном. Ресторан постепенно заполняется людьми. Наступает время белых воротничков. Они на короткое время меняют рабочие стулья на ресторанные, чтобы после ужина снова вернуться в офисы. Почему так получается? Когда у тебя есть работа, ты только и думаешь о том, как бы пораньше уйти домой. А когда её нет, то завидуешь тем, кто живет на работе.
  Старинные настенные часы показывают десять минут седьмого. Хорошо, что он опаздывает... То есть не пришел, как я, пораньше. Есть время всё обдумать. Подходит официант.
  - Мо... - нерешительно протягиваю я, припоминая последствия последнего свидания.
  - 'Мохито'? - уточняет официант.
  - Да, принесите, пожалуйста.
  Как давно я его не пила. Могу себе позволить. Мне всё-таки не на работу завтра. Скажу ему честно, что мне его помощь не нужна. Справлюсь сама, как раньше всегда справлялась. Когда вылечусь, можем продолжить разговор. И уйду. Отношения с молодым человеком нужно начинать на равных. Он сам так говорил. Стоп! О каких отношениях я веду речь? У него уже есть подруга - Света. Тогда, в принципе, ничто нам не мешает видеться, как друзьям. А кто сказал, что мы не можем дружить? Я могу вполне.
  Хотя лучше, чтобы он вообще не приходил. Пусть позвонит и скажет, что ужасно занят. А чем он может быть занят? Света, почувствовав неладное, поставила ему ультиматум: она или я. Нет, я надеюсь, она такого не сделала. Скорее всего, она ему ничего не сказала. Просто предложила встретиться. У нее, в интимной обстановке. Конечно, он поехал к ней. Им вдвоем есть, о чём поговорить. От мысли об их встрече и о том, что мы с ним никогда не увидимся, внутри у меня всё скручивает, будто внутренности пропускают через ручной отжим для белья.
  Может, всё-таки не стоит отказываться от помощи психолога? Не каждый день такое предлагают. Не обязательно же что-то лечить. Можно просто общаться. Это сейчас очень модно. У каждого мало-мальски значимого человека есть психолог. Как это здорово! Приходишь домой, а там - психолог. Обо всех проблемах можно рассказать, он тебя внимательно выслушает (потому что знает, как это важно для женщины), поймёт и даст совет (при необходимости, потому что иногда они не нужны). Он наверняка может угадать любое желание! Ведь это совсем несложно! Нужно просто следить за сигналами женщины. Обычный мужчина ничего не увидит, не почувствует, а психолог, конечно, подметит. Достаточно, проходя мимо ювелирного салона похвалить украшение, и можно не сомневаться - ко дню рождения или к восьмому марта он купит, подкрадется, нежно закроет ладошками глаза и оденет его тебе на шею. А какой частью тела он будет одевать, если он ладошками глаза закрыл? Попросит кого-нибудь. Друга или маму. Это восьмого-то марта или в день рождения? Какая, впрочем, разница? Почему мне обязательно нужно приземлять любой романтический полет мысли? Психолог найдет выход из любой ситуации и даже, возможно, научит меня не быть такой практично-педантичной. О таком муже действительно можно только мечтать!
  Я представляю Алексея в тёмно-синем домашнем халате на кухне. Мы сидим за чашкой чая и говорим, говорим, говорим. Я смотрю на него и ничего не слышу. Мне хочется протянуть руку и провести ею по мягкой махровой ткани, по спине наверх, пройтись пальцами по его шее и свежевыбритому подбородку, остановиться на секунду на щеке... Стоп!
  Я открываю глаза. Алексея всё еще нет. Далеко же меня занесло! На ходу сделала из психолога сожителя! Да к тому же из молодого человека моей подруги! Он принадлежит Свете! Хорошо. Тогда пусть он будет другом. Дружить ведь нам никто не запрещал? Даже наоборот. Света не имеет ничего против. Делаю еще один глоток 'Мохито' и снова закрываю глаза.
  Мы на кухне, за чашкой чая. Он - в синем махровом халате (по дороге ко мне он промок под дождем, и у меня очень кстати оказался в шкафу этот замечательный халат). Света смотрит телевизор в большой комнате или читает, неважно. Просто чем-то занята в другой комнате, а мы с Алексеем обсуждаем сложные психологические проблемы. Он - мой друг. Мы дружим семьями. К этому времени и я обязательно кого-нибудь найду. Возможно, Вадим одумается. Или лучше всего, если Алексей познакомит меня со своим другом - тоже психологом. Неважно. Можно и не-психологом. Главное, чтобы он мою свободу общения с другими психологами не ограничивал. Пусть он будет каким-нибудь предпринимателем или руководителем отдела. Тогда им будет, о чем со Светой поговорить в другой комнате!
  А мы с Алексеем сидим за чашкой чая и говорим, говорим, говорим. Я смотрю на него и ничего не слышу. Мне хочется протянуть руку и провести ею по мягкой махровой ткани, по спине наверх, пройтись пальцами по его шее и свежевыбритому подбородку, остановиться на секунду на щеке... Стоп! Я щипаю себя за щиколотку. 'Ай!' Парочка за соседним столиком оборачивается, но я делаю такое бесстрастное лицо, что они тут же отворачиваются. Куда меня несёт?
  Скрипка с аккордеоном на втором этаже борется в бесконечном музыкальном споре. Как же называется эта песня?
  - Неплохо 'Битлы' звучат в необычном инструментальном исполнении. Привет!
  Я вздрагиваю и думаю, почему у нас с ним так часто сходятся мысли? Или он всё-таки умеет их читать?
  - Да, 'Yellow Submarine' - я, наконец, вспоминаю название песни.
  Подходит официант. Алексей, не глядя в меню, заказывает кружку пива.
  - Если ты пришла на полчаса раньше, то я расцениваю это как согласие?
  - Я пока не уверена, - мямлю я, - может быть, мне еще самой удастся...
  - Я абсолютно уверен в этом, - продолжает Алексей. - На всякий случай принёс еще один тест. Уточним, есть ли вообще необходимость в наших встречах. Возможно, действительно ошибка произошла. Определимся со степенью проникновения перфекционизма в твою жизнь. В тесте - десять вопросов. Результат определяется просто. Все ответы положительные - ты абсолютная перфекционистка. Есть отрицательные - не всё так плохо. Только не мухлевать! Это в твоих же интересах. Отвечай честно: 'да' или 'нет'.
  - Да, - отвечаю я. - Я врать не умею. Сразу красными пятнами покрываюсь или убираться начинаю.
  Алексей смотрит на меня и выглядит как Леонардо Ди Каприо на 'Титанике', когда он Кейт Уинслет рисовал. Я отрешённо смотрю на полупустой бокал, на спины людей, заполнивших шатер, на ловко снующих между столиками и диванами официантов, на вешалки с верхней одеждой, на его несуразную зелёную куртку. А ведь я хотела сказать ему что-нибудь приятное, если встречу еще раз. Конечно, обещание я давала в расчете на то, что я его никогда больше не увижу. Какова вероятность встретить одного и того же молодого человека в несуразной зелёной куртке в Москве два раза в течение одного дня? А потом встретиться с ним еще раз в кафе на Полянке? Теперь неслучайно... Как это будет выглядеть? Извини, Алексей, позволь сказать тебе что-нибудь приятное. У тебя прекрасная зелёная куртка, пусть и несуразная...
  - Начнём, - он берет в руки карандаш и готовится записывать. Я откидываюсь на спинку дивана и занимаю позу Кейт Уинслет. - Первое. Если ты дала обещание и не выполнила его или сделала ошибку, то не можешь перестать об этом думать.
  - Насчёт обещания пока не уверена, - ошарашенная тем, что он опять будто читает мои мысли. - Насчёт ошибки я убеждена, что могу перестать думать о ней. Точнее, я стараюсь не делать ошибок. Я делаю правильно или вообще не делаю.
  - По принципу 'всё или ничего'?
  - Точно! - не без удовольствия заявляю я. Возможно, лечить меня не придется совсем!
  - Тогда на третий вопрос текста ты уже ответила положительно. - Алексей ставит напротив цифры 'три' жирный плюсик. Я хмурюсь и тянусь к блокноту, но Алексей прикрывает записи рукой. - Я сам буду читать вопросы. Хорошо?
  - Хорошо. Тогда озвучь номер три.
  - 'Если уж за что-то браться, то делать это правильно или вообще не делать'. Всё или ничего. Твой принцип?
  - Мой, - неуверенно подтверждаю я и уже подумываю о том, что лучше попридержать язычок и хорошенько обдумывать каждый ответ.
  - Тогда продолжим. Ты сказала, что практически не делаешь ошибок. Значит, какие-то всё-таки были. Если их было немного, то тебе не составит труда их назвать.
  - Конечно! Пальцев на руках хватит, чтобы всё перечислить. Например, в школе я почти всегда контрольные работы писала на пятерки. Однажды я решила контрольную по математике и хотела её уже сдавать, когда моя соседка сзади - тоже отличница - предложила свериться ответами. Мы перекинулись записками. Один ответ у нас не сошелся. Она написала мне решение. Прозвенел звонок. В своём результате я не была уверена, поэтому зачеркнула его и списала её решение. Оно было неправильное! В итоге мы обе получили четверки и нагоняй от учительницы. Ей не составило труда догадаться, что одна у другой списала. Я себя потом долго корила.
  - И её тоже?
  - Конечно! Она же у нас по математике всегда была 'звездой'.
  - А ты?
  - Мне тоже многое удавалось, но не хватало уверенности в собственных силах.
  - Тебе нравилось с ней соревноваться?
  - Да, мне не хотелось быть хуже неё.
  - Так и запишем. Вопросы 1, 2 и 4 - положительно.
  Это мне совсем не нравится. Я решаю говорить только в самых крайних случаях, ограничиваясь вполне корректными и исчерпывающими 'нет'. Когда захочется сообщить больше, буду делать глоток 'Мохито'. Вот сейчас, например. Я прикладываюсь к бокалу. Мята действует на меня освежающе и успокаивает.
  - Мне всё-таки интересно, - спрашиваю я, - почему 'положительно'? И что было в вопросах 2 и 4? Ты мне их даже не зачитал.
  - Ты до сих пор помнишь об этой ошибке и коришь себя за неё. На вопрос первый, соответственно, ответ положительный. Второй вопрос: 'Вы любите соревноваться, и не хотите быть хуже других?'. Положительно?
  Я нехотя киваю и делаю еще один глоток. Бокал пустеет. Я подзываю официанта и прошу его повторить.
  - А четвертый? - спрашиваю я, указывая Алексею на жирный плюс на листе. - И знаешь, тут в названии теста опечатка. Вместо слова 'тест' написано 'текст'.
  Он делает небольшую паузу, улыбается, как рыбак, поймавший окуня на наживку, отпивает из кружки пива, зачеркивает букву 'к' и ставит рядом с десяткой жирный плюс.
  - Ошибка была частью теста, - поясняет он.
  - И ты мне специально её показал? - я дую губы.
  - Я сильно не старался, - смеется он.
  - Неужели грамотность - это болезнь?
  - Нет, но большинство людей эту ошибку бы не заметили, а если бы и заметили, то не придали ей значения и ничего не сказали.
  - Ошибки, ошибки... Я всё-таки уверена, что могу перестать думать о них.
  Это вопрос какой-то некорректный. Ведь как только начинаешь о какой-то ошибке вспоминать и рассказывать, то, считай, проиграл. Это всё равно, что говорить 'не думай о мужчине в зелёной куртке', а в результате вот он - сидит напротив и улыбается...
  У Алексея над верхней губой висит полоска пены от пива. Меня так и подмывает ему сказать, а еще лучше - протянуть руку и стереть её платочком, потом провести пальцами по его щеке, подняться к мочке уха, опуститься к шее и подбородку... 'Стоп!' - призываю я себя, но мысли теплом расплываются по телу вместе с ромом и мятой. Нужно держаться, вдруг это тоже часть теста!
  - Напротив четвертого я поставил плюсик, - продолжает Алексей, - потому что ты требуешь совершенства от других людей.
  Я хочу сказать, что это неправда. Я же не требую от него, чтобы он тут же убрал с верхней губы эти нелепые пенные усики, будь они неладны.
  - Может быть, и не стоит продолжать? - говорю я, стараясь быть безразличной. - Мне и так всё ясно. Поставь для 'совершенного' результата плюсики и у других вопросов.
  - Не расстраивайся. Я не устаю повторять: перфекционизм - это не болезнь, а лишь плодородная почва для её возникновения. И на один вопрос, если бы мы до него дошли, ты обязательно ответила бы отрицательно.
  - На какой же?
  - 'Вы стараетесь не просить помощи, если такая просьба может показать вашу слабость'. Ты принимаешь мою помощь. Значит твой случай перфекционизма - не самый тяжелый. Он вполне поддается лечению. Перфекционизм, как батарейка: у него есть положительный заряд и отрицательный. Мы будем работать над усилением положительного в тебе, тогда отрицательный заряд автоматически ослабнет.
  - Что же может быть положительного в перфекционизме?
  - Очень даже много! И когда-нибудь ты будешь радоваться этим положительным чертам! Ведь именно они помогают сделать работу как можно лучше и достигнуть максимального результата в отведенные сроки. Если твое стремление к перфекционизму не врожденное, то есть навязанное со стороны родителей или приобретенное под влиянием других обстоятельств, то мы дойдем до основной причины и обезвредим её.
  - Легко сказать...
  Я представляю, как мы связываем маму по рукам и ногам, а Алексей наклеивает ей рот лейкопластырем. Мне становится не по себе. Я откидываюсь на спинку дивана, прячась за очередным бокалом с 'Мохито', и чувствую, как в руках неприятно ноет. Я боюсь. В голове возникает образ огромной черной собаки, которая напала на меня в восьмилетнем возрасте. В последний момент животное отозвал хозяин, но оскал разъяренного пса навсегда отпечатался в памяти. Почему сейчас я испытываю такое же чувство, я не понимаю. Алексей вроде на собаку не похож, говорит дружелюбно и мягко, как ее хозяин после нападения, но мне всё равно ужасно хочется сейчас вскочить и бежать от него.
  - Мне почему-то ужасно страшно, - признаюсь неожиданно я.
  - У каждого есть страхи, но с каждым из них можно справиться. Если конечно, это не твоя 'сладкая красная кнопка'.
  Я смотрю на него вопросительно.
  - Она приносит какую-то выгоду: иллюзию удовольствия, сочувствие других, удовлетворение тайных потребностей. Нажимаешь её втайне от всех, от нее сначала хорошо, а потом становится хуже. Как доза для наркомана, стопка для алкоголика, очередная женщина для бабника...
  - Письмо - для меня.
  - Какое письмо? - переспрашивает Алексей.
  - В электронном ящике. Я много раз в день проверяю. Жду, что придет когда-нибудь письмо, которое изменит мою жизнь.
  - И часто такие приходят?
  - Пока не приходили.
  - Что даёт тебе это ожидание?
  - Не знаю... Приятное волнение охватывает. А вдруг?
  - Вот видишь, иллюзия удовольствия. Ты знаешь, что вероятность получить такое письмо равна нулю, но всё равно ждёшь, потому что получить эту простую иллюзию удовольствия не составляет никакого труда. А ведь всё может быть по-другому! Всё в твоих руках! Напиши кому-нибудь! Напиши сама себе, в конце концов! Ты ждёшь чуда извне, а оно внутри тебя. Ты можешь сама изменить жизнь к лучшему. Тогда никаких писем не нужно будет ждать!
  - Чтобы добраться до этого чуда, достаточно будет вылечиться от перфекционизма?
  - Сначала нужно понять, что тебе мешает в жизни, какую сторону батарейки ты задействуешь - положительную или отрицательную. Какие негативные последствия перфекционизма ты видишь у себя?
  - Завалила первое же собеседование на работу.
  - Ещё?
  - Хотела сейчас сбежать, - шепчу я.
  - Почему? - Алексей улыбается. Я любуюсь симметричностью его лица.
  - Почему ты хотела сбежать? - повторяет он.
  - От страха...
  - Ну, будем считать, что первое задание ты выполнила.
  - Какое?
  - Упражнение на преодоление страха.
  - Означает ли это, что ты согласен лечить меня?
  - Нет, согласен я или нет, я скажу только в следующий раз. Есть обстоятельства, которые от меня не зависят. Не хочу потом прерывать нашу терапию.
  Я думаю о Свете и боюсь, что решение Алексея будет зависеть от неё. Потом вспоминаю о последнем разговоре с ней - та ничего не имела против. Значит, есть что-то другое, или он набивает себе цену. Мне не нравятся эти недоговорки, хотя я ведь тоже не сразу согласилась. Мне понадобилось время, ну еще пару бокалов 'Мохито', чтобы понять, что мне нужна помощь специалиста. А что нужно ему?
  - Хорошо, - отвечаю я. Голова кружится от 'Мохито'. - Мне всё равно страшно.
  - Но ты же осталась.
  - Я должна сказать тебе ужасную правду, - я заговорщически складываю руки у рта и наклоняюсь к нему.
  - Я слушаю, - Алексей подается вперед, и я снова чувствую его парфюм. Как же он назывался? Терпкий можжевеловый вкус. Пожалуйста, ближе! Господи, какой же он возбуждающий!
  - Боюсь, что я напилась.
  Алексей смеётся и поднимает кружку.
  - Я уверен, что у нас будут замечательные результаты.
  Мы чокаемся, но я больше не пью. Не могу.
  - Испытывать чувство страха - это нормально, - говорил Алексей. - Это присуще человеку. Мы научимся его преодолевать.
  То, как Алексей сказал 'мы', приятно отзывается у меня внутри: то ли в голове, то ли в груди, то ли в животе. Мне лень думать и определять точно. Мне это надоело. Мне хорошо и уютно. Я могла бы сидеть здесь с ним всю ночь до рассвета и говорить, говорить, говорить. Пусть даже об этом пресловутом перфекционизме. Если ему нравится?
  - Это часть терапии? - спрашиваю я, всеми силами пытаясь сконцентрироваться на разговоре. Мысли разбредаются. Я уже совсем не думаю о Свете, о проблемах с работой и о черной полосе, накрывшей мою жизнь. Похоже, гроза прошла. В воздухе чувствуется свежесть и какой-то бодрый запах. Мяты из коктейля! Я всё еще держу бокал у лица, хотя в нём, кроме льда уже ничего не осталось.
  - Да, самая первая. Страхи часто мешают работать дальше, - продолжал он. - Может быть, попробуем прямо сейчас?
  Я плохо понимаю, что он говорит. Если бы он сейчас спросил меня, согласна ли я пойти с ним, я бы беспрекословно подчинилась. Никакого страха! Более того, если бы он прямо здесь начал расстёгивать пуговицы на моей блузке или совершать другие непристойные действия, я бы и не подумала сопротивляться. Каждое его приближение, не говоря уже о прикосновениях, заставляют меня трепетать, как птичку в силках.
  - Расслабься, - произнёс Алексей низким бархатистым голосом.
  Куда уж сильнее. Я сейчас с дивана под столик сползу - к нему на диванчик.
  - Трудно, - отзываюсь я. - Очень трудно...
   - Если поможет, закрой глаза. Представь какое-нибудь место, в котором тебе хорошо и приятно... Говори о страхах без разбору. Можно начать со слов 'боюсь, что...'.
  Я тут же оказываюсь на кухне. Здесь, среди выстроенной в ряд посуды, чистой плиты и белого, как просторы Антарктиды, холодильника, я чувствую себя спокойно. Тем более, что напротив сидит Алексей в синем махровом халате.
  - Боюсь, - начинаю я, - что не найду работу. Боюсь, что не смогу оплачивать квартиру. Боюсь становиться другой. Боюсь, что родители и друзья не примут меня. Боюсь менять привычный образ жизни. Боюсь изменений. Боюсь говорить. Боюсь, что сейчас скажу что-нибудь не то...
  Тут я останавливаюсь и открываю глаза. Еще чуть-чуть, и я бы проговорилась. Куда меня несет? Меняю полулежащее расслабленное состояние на более подходящее для деловой встречи с психологом и с силой тру уши. Старый способ помогает - я тут же трезвею.
  - Замечательно! - с восторгом говорит Алексей. - Не останавливайся. Прошу тебя!
  Чего захотел, мистер психолог! Не останавливайся! Этак мы оба сегодня в махровых халатиках останемся... А может быть, даже без.
  - Это ужасно! - шепчу я. - Столько страхов!
  - Я не то хотел сказать. Замечательно относилось к тому, что ты не побоялась сказать о них вслух.
  - Это всё равно ужасно, что я столько всего выдумываю, а потом этого боюсь.
  - Не нужно оценивать сказанное. На сегодня для нас стопроцентным результатом было сказать вслух о страхе. Ты это сделала. Похвали себя.
  - За что? Как?
  - Ты не знаешь, как себя хвалить?
  - Знаю... - отвечаю я.
  - Когда делала это в последний раз?
  - Не помню. Мне кажется, нужно ждать, когда похвалят другие. Так моя мама говорит.
  Алексей делает пометку в блокноте
  - К родителям мы ещё вернемся, - поясняет он.
  Я смотрю на Алексея. В этот момент мне гораздо приятнее было бы хвалить его, а не себя. Замечательный молодой человек! Господи, мы были бы идеальной парой! Были бы... Нельзя думать об этом! Он - друг моей лучшей подруги! Заколотить дверь в его комнату! Интересно, какой у него там диван? Наверное, большой - как он сам.
  - Знаешь, у меня больше поводов для того, чтобы себя поругать.
  - Попробуй перевернуть это желание, как батарейку. Каждый раз, когда захочешь себя покритиковать, замени эту мысль на хвалебную, - Алексей выжидательно смотрит.
  - Прямо сейчас попробовать?
  - Да, а чего ждать? В качестве примера возьми последнюю критику в свой адрес.
  У меня выступают капельки пота на лбу от мысли о том, что сейчас придется вслух хвалить себя за попытку отбить Алексея у Светы.
   - Можно я не буду её озвучивать?
  - Конечно.
  Алексей допивает пиво, я размышляю. Как можно хвалить себя за то, о чем я подумала, не представляю. В свою защиту должна сказать, что я борюсь, как могу, и никогда не позволю себе сделать такое наяву. Какая же я трусиха! Света на моем месте и глазом не моргнула - уже узнала бы, какой у него диван! В крайнем случае, просто спросила!
  - Ужасно, - я морщусь, будто съела незрелой ежевики.
  - Не получилось? - Алексей участливо кладет руку на мое запястье. Она кажется мне невыносимо тяжелой, будто закованной в бетон. Эта тяжесть постепенно наполняет мою руку и всё тело. Становится трудно дышать.
  - Абсолютно, - я шевелю ничего не чувствующим ртом, как больной после похода к зубному. - Я не заслуживаю похвалы. Мои мысли совершенно испорчены.
  - Любые мысли можно изменить, в том числе, по твоему выражению, испорченные. Стоит лишь посмотреть на них с другой стороны, поменять перспективу. Например, что бы ты думала об этом через пять лет?
  Через пять лет я поблагодарила бы себя за то, что оказалась такой стойкой. Света с Алексеем к этому времени наверняка уже поженятся и заведут детей. Таких же умненьких, с такой же великолепной улыбкой, как у него. Я стану их крестной матерью и буду часто с ними видеться. Ну и с Алексеем, конечно тоже. Света будет играть с детишками в комнате, а мы с Алексеем сядем на кухне и будем говорить, говорить, говорить...
  - Удалось?
  - Почти... То есть не очень. Ты разочарован? - грустно спрашиваю я. - Я не поддаюсь терапии? Ты откажешься от меня?
  Он качает головой, загадочно улыбается и говорит, что ему нужно идти. Мы расплачиваемся. Он провожает меня до метро. В последний момент я вижу, как он смотрит на телефон. Наверняка Света звонит. Сейчас поедет к ней. Поезд уносит меня вместе с нерадостными мыслями, а он, сбросив звонок, который был действительно от Светы, направляется домой. Обо всём об этом я узнала позже, гораздо позже...
  
  ГЛАВА 8
  
  Света в сердцах бросает телефон на стол и подходит к окну. У Павелецкого вокзала суетятся люди. Одни бегут из метро на поезд, другие - с поезда в метро. Зазывалы у междугородних автобусов кричат в микрофон. Пассажиры пихаются в салон с чемоданами, водители выпроваживают их обратно на холод к багажному отсеку. Люди нехотя выпускают добро из рук и норовят сесть с той стороны автобуса, с которой сложили котомки.
  Когда-то и она так моталась из Москвы в Тамбов: то на поезде, то на автобусе - на что родительских денег хватало. Сколько бы она тогда отдала, чтобы иметь возможность летать на самолете, как сейчас, или ездить на новой машине. Теперь она может позволить себе всё это. Денег хватает на всё, что хочется. Только вот хочется теперь совсем другого - того, что за деньги не покупается.
  'Каждый день одно и то же, - шепчет она, глядя на людей у вокзала. Туда-сюда, с работы домой, из дома на работу... Потоком туда - потоком сюда. Даже не река, не ручей, а жижа какая-то в одной большой лохани. И кто-то её помешивает большим черпаком. Лучшие куски себе вытаскивает, а остальное кидает тем, кто внизу барахтается. Голодным на драку...'
  Семь вечера, понедельник, а ощущение, будто уже десять среды. Четыре года назад, когда она только начинала, уйти домой в семь было недопустимой роскошью, доступной начальникам, семейным и беременным. Остальные батрачили, пока голова не начинала трещать, как перегруженный электрический щит. Энергии, однако, хватало и на то, чтобы зайти на час-два в ночной бар или поужинать в ресторане. В их отделе было весело и шумно, силы восстанавливались сами собой. Всё это куда-то ушло... Чем быстрее она поднималась по карьерной лестнице, тем меньше было желающих разделить с ней вечернюю трапезу, не говоря уже о постели. Женщины ей завидовали, мужчины робели. Если коллеги и предлагали встретиться, то с одной целью - продвинуться по карьерной лестнице. Таких она быстро вычисляла и вышвыривала из своей жизни и постели. Теперь она одна. Лишь подруга с университета осталась - Александра, а из мужчин - никого...
  Она - начальница и может уйти даже в шесть, но куда? Рука снова тянется к телефону. Зачем звонить второй раз? Он сам перезвонит, если посчитает нужным. А вдруг сбой произошел? Какой еще сбой? Такими уловками она раньше сама пользовалась, чтобы отшивать слишком ретивых ухажеров. Теперь сама в такого превратилась?
  Первый раз за много лет она не знает, стоит ли ей брать инициативу в свои руки. Первый раз она размышляет, как следует вести себя с мужчиной. Почему? Почему её вдруг стало волновать, что он подумает? С каких это пор она перестала полагаться на свои инстинкты и желания? Она изменилась, или нашелся мужчина, которым не хочется рисковать? Слышится бой природных курантов? Настало время подумать о потомстве? Карьера налажена, быт тоже. В прошлом месяце стукнуло двадцать четыре. Конечно, еще не возраст, чтобы привязывать себя к кому-то, но если появился тот, в руки которого хочется отдаться надолго, то шанс упускать, наверное, не стоит?
  Сколько было их в её жизни, и каждый раз она, не задумываясь, вела отношения, куда ей было нужно - в никуда. Ни к чему не обязывающий секс с привлекательной, успешной молодой девушкой, легкий флирт без последствий принимали все её любовники. Никто не жаловался, никто не отказывался. На её предложения расстаться они реагировали также понятливо, как и на намек остаться.
  Этот молодой человек - совсем другой. Он намеков не принимает или делает вид, что не понимает. Экзотический фрукт: он притягивает новизной, но одновременно пугает и отталкивает неизвестностью. Таким невозможно управлять. Такой не будет подчиняться. Он гордый и независимый. Самодостаточный. К такому нужен особый подход. Секретная кнопочка. Только вот где её искать? Явно не на телефоне. Она с силой швыряет телефон на кожаный диван. Тот пружинит и приземляется на пол.
  - Чёрт побери! Не хватало из-за него еще телефоны ломать!
  - У вас всё в порядке, Светлана Леонидовна? - в двери появляется молоденькая секретарша Лена.
  - Всё в полном порядке. Телефон упал. Вы почему домой не идете?
  - А можно?
  - Конечно можно! Рабочий день закончился еще в 17.00!
  - Вы тоже не идете...
  - Я... У меня дел много. Я начальник. А тебя, наверное, дома ждут?
  - Ждут...
  Мечтательная улыбка Лены прожигает насквозь. Даже у какой-то молоденькой секретарши есть кто-то! А у неё никого! Совсем никого!
  В Дантесе он сел неудачно, и им удалось перекинуться всего парой слов. Ей пришлось весь вечер слушать пустую болтовню этого навязчивого музыканта, а Алексей играл в доктора и пациента с её лучшей подругой. Лучше бы он взялся за нее! У неё тоже куча проблем! Ей тоже нужен доктор! Причем срочно!
  Света выходит из офиса и, поеживаясь от холодного пронизывающего ветра, направляется к переулку, где утром впихнула свой красный ситроен между двумя мерседесами. Мерседесы всё ещё стоят, ситроена нет.
  - Вы машину ищете? - слышит она голос одного из водителей мерседеса.
  - Да, красный ситроен. Вы видели? Его угнали?
  - Да, девушка! Но волноваться нечего! - отвечает водитель с сильным кавказским акцентом. - Его на стоянку увезли. Вы под знаком стояли, - он показывает пальцем на начало переулка.
  - А вы не под знаком? - саркастически замечает Светлана.
  - Когда менты прибыли, я отъехал. Осталась только ваша машина. Её и эвакуировали.
  Через пятнадцать минут по телефону ГИББД ей удается выяснить, что машину увезли к чёрту на кулички, куда вечером ехать не советуют, лучше с утра. Да, заплатить придется больше, но есть шанс эту стоянку найти. А в темноте можно и заплутать. Света поднимает руку. Такси останавливается сразу. Водитель понимающе кивает головой: 'Возьму две штуки - путь неблизкий'.
  Света соглашается и в глубине души даже радуется подвернувшейся возможности расслабиться и вздремнуть под мерный гул мотора в мягком кресле 'Волги', пахнущем студенчеством. В таком такси они с Александрой частенько возвращались с университетских дискотек домой. Александра... У них так мало общего, и всё же они лучшие подруги! Наверное, поэтому их интересы в отношении мужчин не пересекались. Пока не появился он.
  Свела их с Александрой болезнь Светы на втором курсе. Неприятный диагноз 'туберкулёз почек' стоял под вопросом, но в университет ей ходить запретили. Все сокурсники от неё отвернулись, одна Александра делала копии лекций, носила Свете домой. Она одна - непревзойденная чистюля и аккуратистка - не думала о заразе. Как Александра говорила, будет неправильным, несправедливым бросить человека одного в такой ситуации. Тем более, что она в интернете прочитала: туберкулез почек воздушно-капельным путем не передается.
  Как бы то ни было, Света пропустила полгода, съела три килограмма антибиотиков, диагноз не подтвердился. Благодаря стараниям Александры, подруга успешно сдала все экзамены экстерном, и не пропустила год. С тех пор они не расставались.
  Отношения их 'не разлей водой' за глаза называли в университете странными, потому что держались они не на общности интересов или похожести, а совсем наоборот - на абсолютной противоположности черт характера, увлечений и пристрастий, что характерно для мужчин и женщин, но никак не особей одного пола. Они о сплетнях не задумывались и шли по жизни рядом, насколько позволяли обстоятельства. Даже квартиры сняли недалеко друг от друга, чтобы вечерами чаёвничать вместе. С годами появились и общие интересы, и даже внешне они стали походить друг на друга, но природные полярности в характере всё же напоминали о себе, особенно в драматические минуты.
  В университете Александре удавалось получать пятерки, в то время как Света перебивалась с четверки на тройку. Конечно, и у нее были яркие ответы, но в целом она не блистала. Получив плохую отметку, Света заявляла, что нет ошибок, есть лишь опыт. Над ошибками по этой причине она никогда не работала, а с рвением, похожим на остервенение, бралась за новые задачи. Тщательную подготовку она считала занудством. Шаги на будущее просчитывала лишь в общем и целом. Она сильно нуждалась в спутнике, который бы тактично осаждал её стратегическую натуру. Но с молодыми людьми ей не везло, как она говорила, а подруги не задерживались. То ли завидовали, то ли боялись конкуренции. Из всех осталась одна Александра. У нее и были недостающие Свете педантизм, внимание к деталям и умение планировать всё до мелочей. Наверное, это и держало их так крепко вместе все эти годы. И особых конфликтов никогда не было, и мальчиков, в которых они бы одновременно влюбились. До сегодняшнего дня.
  За обедом Александра то бледнела, то краснела. Чувства свои она скрывать никогда не умела. С экзаменов выходила пятнистой, прикрывала рот рукой, и громко выдыхая, говорила: 'Пять...' Никто и не сомневался, что Епишина получит 'отлично'. Одна она всегда волновалась.
  Она умела зубрить, а Света не умела. Зато Света умела думать. Причем творчески, с начинкой, с приметой на будущее. И, как оказалось, это её умение, оцениваемое скучными профессорами на слабенькую четверку, а то и вовсе на 'три', на работе пришлось очень даже кстати. Все её ценили, но только не он. Он почему-то предпочел тихую скромную подругу. И Александра, похоже, запала на него.
  Она так и не решилась спросить Свету об Алексее, а ведь только для этого и пришла на обед. Странно, что до того дня у них ни одного секрета друг от друга не было, они говорили обо всем на свете, а о нем - молчок. Столько лет вместе и никогда их вкусы не пересекались, а теперь вдруг сошлись на нем клином?
  - Привет, - раздается хриплый голос в трубке.
  - Привет, Александра! Что-то плохо тебя слышно! Чёртов телефон! Всё-таки сломался.
  Света смотрит на экран и с силой трясет телефон. Изображение снова появляется.
  - Я в метро, а ты? - голос Александры снова хрипит. - Я тоже едва слышу.
  - Я в такси.
  - А где машина?
  - В милиции, еду вызволять, - Света смеется. - А ты не на очередное ли собеседование ездила?
  - Нет, - в трубке повисает молчание.
  - Алло. Опять? - Света смотрит на экран. Счетчик исправно отсчитывает секунды.
  - Я тебя слышу, - отвечает Александра. - Я не на собеседовании была. У меня и предложений новых пока нет. Только от Алексея. Мы с ним встречались.
  - Что за предложение? Всё еще продолжает свои игры?
  - Игры?
  - Ты поаккуратнее с ним. Он ведь никакой не психолог. Он на стоматолога учится. Он немного странный. Тебе не показалось?
  - Что ты имеешь в виду? - голос Александры звучит глухо.
  - Экзотический фрукт. Хотя... Не бери в голову. Я его плохо знаю, чтобы делать какие-то выводы. Может быть, почаевничаем у меня завтра днем? Поболтаем, как всегда?
  - Извини, я не могу. В другой раз.
  Света закусывает губу. До сих пор Александра никогда ей не отказывала во встрече. Теперь нарисовались другие приоритеты. В один момент, в одну секунду вся многолетняя их дружба приняла форму большого знака вопроса. Или она изначально не имела перспектив? Так же, как не имеет перспектив связь Алексея с Александрой?
  Встретились два 'других', отличных от всех, но похожих друг на друга? Но ведь такое не работает между мужчиной и женщиной! Здесь сходятся противоположности. Одинаковые полюса отталкиваются. Да и почему она должна вот так, сразу отходить в сторону? Только потому что Александра при их последней встрече краснела и покрывалась пятнами при упоминании о нем? Только потому что Алексей после знакомства с Александрой больше не звонил? Даже если это и не простое совпадение, они быстро поймут, что союз доктора и пациента держится только до тех пор, пока пациент болен. Это же, как дважды два! Потом у доктора пропадет интерес, и он будет искать новые болячки. А если пациент вдруг притворится хронически больным, то у доктора возникнет комплекс неполноценности, и он оставит такую женщину рано или поздно. Кто хочет жить рядом со свидетельством собственной несостоятельности?
  Зачем им страдать, если этого можно избежать? Она может оказать им неоценимую услугу - избавить их от будущих мучений. Это можно воспринимать как действие во благо. Александра когда-то помогла ей, теперь ее черед. Роман во имя спасения! Такого у нее еще не было...
  Ах, даже если и не наклеивать на её устремления знак красного креста? Кто запрещал им бороться за одного мужчину? Пусть победит сильнейшая. Пусть он разрешит их спор.
  Она позвонила ему еще раз. Около десяти, когда вернулась домой, отвоевав с двумя взятками машину со стоянки. На всем пути следования светофоры подмигивали ей зелёным светом и, поймав волну удачи, она набрала его номер. На этот раз он ответил. Был приветлив и учтив. Извинился, что надолго пропал. Дела. Рассказал ей анекдот, спросил, любит ли она фантастику, обещал пригласить на новый фильм и попрощался. Уверил её, что обязательно перезвонит, как только появится свободная минутка. Просил не забывать, писать смс и сообщать о делах на рабочих фронтах. Ему они были интересны из-за мамы, которая работала на одном этаже со Светой. Он часто приходил к ней в ООО 'Мобильные сети'. Мама их со Светой и познакомила.
  
  ГЛАВА 9
  
  Алексей прибавил шагу. Обгоняя людей, он бежал вверх по эскалатору, надеясь застать маму, пока та не легла спать. Ему не терпелось поделиться с ней хорошими новостями. Все складывалось как нельзя лучше. И как неожиданно! Еще неделю назад он ни в чем не был уверен, а теперь у него была и тема диплома, и научный руководитель! И какой! Профессор, руководитель известного в Москве психологического центра. Если удастся впечатлить его дипломной работой, можно рассчитывать на содействие в трудоустройстве. Хотя об этом лучше пока не думать. Сначала нужно защититься, а там уж как повезет.
  Для любого другого студента такое событие, возможно, и было бы чем-то важным, но не решающим. За редким исключением, в конечном итоге, все когда-то заканчивают университет. Алексей же в свершившемся факте видел гораздо большее - знак правильного пути, который он сам для себя когда-то определил и которым шел тайно от всех, особенно от отца. Секрет он раскрыл только матери, да и то недавно. Она ничего не сказала, лишь печально улыбнулась, представляя, какими проблемами может обернуться для сына такое решение. Отговаривать его не стала, лишь погладила по голове и сказала, что поддержит любое его начинание. Главное, чтобы он сам был уверен в правильности пути. В глубине души она надеялась, что сын вскоре бросит затею, но он не бросил. Он неуклюже шел по двум параллельным дорогам и никак не мог определиться, на какую из них переставить расползающиеся ноги. Сегодня выбор был сделан.
  Лишь бы успеть, пока мама не легла спать. Завтра на работу уйдет. Придется ждать до вечера. А кто знает, что будет вечером... Вернётся отец из командировки. Какой же будет скандал, когда он ему всё выложит! Лучше не думать об этом. А может быть даже и не выкладывать. Нужно сначала рассказать маме. Та найдет подход к отцу. Говорить ему всё равно когда-нибудь придется.
  На выходе из метро позвонила Света, и он не решился скинуть её второй раз за вечер. Светочка-цветочек! Не дождалась. Позвонила сама. Приятно и затруднительно одновременно. Давно нужно было ей уже позвонить, да всё никак не получалось: то учеба, то Александра. На женский пол совсем времени не осталось. Хотя... Дело даже не во времени. На встречи с Александрой же он его находит. Но она и не женский пол для него вроде, а так - профессиональное увлечение, по случайности оказавшееся женским полом.
  Еще год назад он закрутил бы со Светой головокружительный роман. Почему бы и нет, если она так настаивает? Но теперь его на приключения не тянуло. Веских причин он не находил. Надоело прожигать жизнь? Света, конечно, - девушка во всех отношениях завидная. За такими, наверное, очереди стоят. И всё же ему вставать в такую очередь не хотелось. Нужно немного подождать. Стресс отпустит, и всё само собой встанет на свои места.
  Как же здорово всё сегодня разрешилось! Он и на лекцию идти особенно не хотел. Но уж очень именитый профессор обещал прийти. Сидоров Иван Алексеевич - руководитель известнейшего в Москве психологического центра обучал заочников основам психологического консультирования. Алексей опоздал и несколько секунд стоял за дверью в ожидании, когда профессор закончит фразу: 'Пожалуй, это всё об анонимности в отношениях между психологом и клиентом. Идём дальше'.
  Алексей вошел и сел на первую парту у двери, стараясь не шуметь и не привлекать внимания. Его появление зал встретил легким гулом. Вечер обещал быть веселым. Этот молодой человек имел репутацию правдоискателя. Он задавал неудобные вопросы, баламутил публику, нарушал планы лектора. Не грубо, полушутя, по принципу детского 'почему', 'зачем' и 'как' он доводил некоторых преподавателей до белого каления. Конечно, студенты веселились, но инициированные Алексеем дискуссии выходили далеко за рамки и без того пухлых лекций преподавателей. Лекторы, особенно молодые и неопытные, пускались в бесконечные диалоги, поиск истины, и в итоге занятия вечернего отделения психологического факультета приходилось разгонять сотруднику охраны, которому было предписано в десять вечера включать сигнализацию в здании.
  'Психологу не подобает давать советы своему клиенту, - профессор бросил укоризненный взгляд, под которым опоздавший Алексей буквально просел, и продолжил. - Таким образом, он снимает ответственность с человека, которому оказывает помощь. Мы даем советы исходя из нашего опыта, а он не всегда может быть полезен другим. Если советы не принесут должного результата, по мнению клиента (а это, поверьте моему опыту, случается чаще, чем нам этого хотелось бы), то он, скорее всего, обвинит консультанта в неудаче. Положительный же эффект от совета может привести к зависимости от консультанта, чего также следует всячески избегать'.
  Алексей переписал с экрана название темы лекции. Иван Алексеевич огласил шестой принцип взаимоотношения психолога и клиента - 'Разграничение личных и профессиональных отношений'.
  'Вовремя же я пришел', - подумал Алексей и отложил ручку.
  'Не буду читать вам нотации о том, как опасны личные контакты и возникновение чувств обеих сторон в процессе работы, - прокомментировал профессор. - Со стороны психолога они неэтичны и абсолютно неприемлемы. Психолог - это профессионал, который контролирует процесс и все сопутствующие отношения. Клиенты зачастую находятся в сложной жизненной ситуации, чувствительны, ранимы, ищут эмоциональную поддержку, хватаются за любую соломинку. Доверительные отношения, возникающие между ним и психологом, они могут расценить неверно. Психолог знает всю подноготную клиента, все его тайны. Клиент, так сказать, 'обнажается' перед ним, раскрывает свои чувства, фантазии, тайны, желания, нередко сексуальные. Использовать такое положение в своих интересах недопустимо'.
  - Есть ли вопросы в связи с изложенным? - спросил профессор, перелистывая страницу. Зал притих. Алексей поднял руку. По аудитории прокатился смешок. Раздались возгласы 'Начинается!', 'Опять до завтра домой не уйдем'', 'Прощай, горячие котлеты!''. Профессор попросил тишины.
   - Пожалуйста, задавайте свой вопрос. Надеюсь, нам не придется повторять то, что вы пропустили.
  Алексей сконфузился, попросил прощения за опоздание и перешел к делу:
  - У меня вопрос исключительно по рассматриваемому Вами принципу. Возможно ли в связи с тем, что Вы сказали, консультирование родственников, друзей?
  - Такое консультирование нежелательно. Я в таких случаях направляю их к коллегам.
  - А если такой возможности нет? Как быть, если знаешь, что другу или, допустим, матери грозит опасность без психологической поддержки? Тебе они доверяют, но к другому специалисту не пойдут.
  - Что опаснее: не оказать помощь или проконсультировать знакомого? Думаю, ответ очевиден. Неочевидно только одно: кто он - человек, оказывающий помощь? Не теряет ли он профессионализм, позволяя чувствам проникать в работу? Ведь оставаться безучастным по отношению к близким и родным невозможно. Да и откроется ли такой клиент - большой вопрос. Мама сыну о трудностях отношений с отцом рассказывать не будет, а мне - вполне возможно поведает. Без объективной информации психологу работать невозможно.
  - Понятно, - Алексей задумался. Зал притих. - А если психолог-мужчина консультирует знакомую женщину? Её случай интересует его профессионально, без всяких задних мыслей.
  В зале засмеялись. 'Без всяких задних мыслей? Тогда за деньги', - крикнул кто-то. 'А если нравится, то можно и бесплатно', - подхватил другой.
  Профессор нахмурился и бросил взгляд на аудиторию. Та сразу притихла.
  - Опасности отношений коллеги нам любезно озвучили. Жаль, что анонимно. Иначе бы в моем 'черном списке' психологов прибавилось бы две фамилии, - в зале замолчали. - Вы правы, молодой человек, в том, что это непростая ситуация. Женщина - существо чувствительное и ранимое. Зачастую для решения собственных личностных проблем она использует мужчину в качестве опоры. И это нормально, но не в отношениях 'мужчина-психолог' - 'женщина-клиент'. Опасность возникновения зависимости клиента от психолога возрастает многократно. Полное излечение женщины от психологической проблемы, я считаю, в такой ситуации практически невозможно. Она не ищет решений сложившихся проблем, а создает с помощью психолога искусственную видимость равновесия.
  - А как быть с сексуальными контактами с клиентками? - спросил кто-то с задних рядов.
  - Я думал, что мы именно об этом и говорили, - усмехнулся профессор. - Для тех, кто еще не понял: они недопустимы ни при каких обстоятельствах. Вы со мной согласны, молодой человек?
  Профессор повернулся к Алексею.
  - Согласен, - Алексей немного смутился от такой прямоты. - Однако я читал, что в США сексуальные контакты между психологами и их клиентами являются не такими уж и редкими. При этом психологи убеждены в их положительном терапевтическом эффекте.
  - Вы хорошо осведомлены, молодой человек. Такие исследования действительно проводились в восьмидесятых годах. С тех пор, однако, многое изменилось. Поверьте мне, после ряда громких процессов американским психологам репутация стала гораздо дороже удовлетворения скромных эротических желаний. Дешевле для таких целей нанять проститутку с хорошими актерскими способностями. Сыграть клиентку не так и сложно.
  По залу снова прокатился хохот. Профессор прервался на минуту, пока студенты успокоились.
  - А если чувства возникли у психолога, а не у клиента? Они долго работают вместе, у них сложились доверительные отношения. И вдруг психолог отказывается от клиента, предлагает ему перейти к коллеге, ссылаясь на этические нормы. Клиент не понимает, отказывается работать с другим специалистом. Что делать в такой ситуации?
  - Я бы постарался найти достойное объяснение, чтобы прекратить консультирование. В крайнем случае, можно сослаться на болезнь психолога.
  - А не это ли лукавство и малодушие? Не лучше ли пытаться контролировать свои чувства и продолжать консультировать? Во что бы то ни стало бороться за интересы клиента и его благополучие? В этом, по моему мнению, и заключается профессионализм психолога. Клиент ведь не виноват в том, что произошло с психологом.
  - Можно попытаться, но я бы рисковать не стал. А вдруг он не сможет сопротивляться? Не захочет?
  - Не захочет противостоять судьбе? - уточнил Алексей.
  - Судьбе, молодой человек, сопротивляться бесполезно, а вот консультированию - можно вполне. Если вы хотите углубиться в этот вопрос, подойдите в конце лекции ко мне. Хотел бы занести вас в список.
  К концу лекции Алексей покрылся испариной. Неужели он своим любопытством закрыл дорогу в психологическое консультирование? 'Черного списка' профессора Сидорова боялись все. Им пользовались не только психологи и клиенты, но и агентства по трудоустройству. Попасть в список было нетрудно, а обратно - только с похоронкой. 'Засветившимся' приходилось покидать насиженные московские места и осваивать дальние регионы. Алексею 'дауншифтинг' не светил. В случае поражения как психолога ему светили яркие лампы зубоврачебного кабинета, которые уже давно ждали его в папиной клинике. Неуверенно, покачиваясь, Алексей подошел к профессору и тенью встал у кафедры.
   - Это вы, любопытный молодой человек! - воскликнул профессор.
  - Да, я, - ответил Алексей. - Вы в список меня хотели занести.
  - Да-да, сейчас занесу. Говорите фамилию. Где же он?
  Профессор достал из папки лист бумаги, на котором стояли две фамилии.
  - Диктуйте.
  - Вишневский Алексей Эдуардович.
  - Эдуард Вишневский - владелец стоматологической клиники на Воробьевых горах - не ваш ли родственник?
  - Мой отец, - сказал Алексей глухо. И здесь его знают.
  - А вам, значит, зубы не по душе пришлись? - профессор усмехнулся.
  - Не по душе.
  - А душа, думаете, по зубам будет?
  - Надеюсь.
  - Понятно. Записал.
  Профессор спрятал листок в портфель. Алексей продолжал стоять рядом в нерешительности.
  - Уж если мне в психологии больше ничего не светит, - удрученно произнес он, - можно последний вопрос?
  - Валяйте.
  - Почему ваш 'черный список' такой короткий? Ходят легенды о десятках недостойных.
  - 'Черный список' действительно длинный. К великому моему сожалению. А этот список, - профессор ткнул пальцем в портфель, - 'белый'. Разницу улавливаете?
  Профессор заулыбался.
  - Да! - Алексей энергично закивал.
  - Диплом уже пишете?
  - Материал собираю. Ищу научного руководителя.
  - О чём писать хотите?
  - О перфекционизме как причине депрессивных состояний.
  - Интересная тема. Актуальная. Эмпирические данные собираете?
  - Думаю, да. Пока у меня, правда, только два примера.
  - Ничего, время еще есть. Хотите нырнуть под моё крыло? Я как раз с одним дипломником распрощался.
  Радостно перепрыгивая через ступеньку, Алексей поднялся на седьмой этаж. И все-таки мама его не дождалась. В квартире было темно, котлеты с макаронами лежали в тарелке под целлофановой пленкой на верхней полке холодильника вместе с запиской:
  'Алешенька, подогрей ужин в микроволновке. Я легла спать. Увидимся завтра вечером. Если сможешь, приходи пораньше. Поужинаем все вместе. Папа возвращается из командировки. Целую. Мама'.
  
  ГЛАВА 10
  
  За окном едва светает. В животе бурлит. Голод и что-то странное, новое. Несварение? 'Мохито' заплутал? Какое-то странное чувство. Кажется, что нечто подобное я уже испытывала, но не могу вспомнить при каких обстоятельствах. Будто мне экзамен предстоит или путешествие на самолете. Сегодня, однако, никаких дальних поездок не намечается, экзаменов тоже, но внутри у меня - будто в барабане работающей стиральной машины. Крутит, крутит, крутит...
  Звонила мама. Хотели сегодня приехать на обед - размазывать сочувствие по столу. Не люблю я эти сопли. Лучше бы они меня ремнем! Или плёткой! Вчера опять напилась? Получай! Не успела одного за порог проводить, уже второго захотела? Получай! С работы уволили? Еще разок! На тесте провалилась? Получай! В прошлый раз родителям торт покупной подсунула? Мы ничего не забыли! И фарш с мышами? Получай! Жестко, но справедливо. И все отношения выяснены - раз и навсегда. А то приедут: 'Дорогая! Мы за тебя так волнуемся, так волнуемся... Может быть, ты обратно к нам переедешь? Мы тебя накормим, напоим, спать уложим. С котом Васькой, пока жениха не найдешь'.
  Мама посоветовала с утра прогуляться, а вечером сходить на дискотеку. Сразу стало понятно, что у мамы за два дня молчания созрел новый план. После фиаско первых любовных отношений дочери она решила не пускать дело на самотек, и, во что бы то ни стало, обустроить единственному ребенку личную жизнь. Хорошо, что не предложила составить компанию на дискотеке. Ведь теперь осечек быть не должно! А то что соседи скажут? Дочка по рукам пошла? И желание меня пристроить сильнее обиды, которую она затаила на меня после обмана. Надо было им всё-таки сразу про Вадима сказать...
  Кстати, без него живется даже лучше. Делай, что хочешь и когда хочешь. Нет необходимости беспокоиться, что кто-нибудь, пока ты тут размышляешь о самом важном вопросе дня 'вставать или не вставать', начнёт тебе читать нотации, что вот так по минуте жизнь уходит, что настроение не должно зависеть от перепадов барометра и что новая работа сама по себе в руки не прыгнет. Искать нужно!
  Потягиваюсь, подхожу к окну и открываю форточку. Мама, после того, как я переехала, попросила папу гвоздями заколотить окно, чтобы никто случайно не выпал. В форточку только ребенок пролезет. Тем её и спасла от мамы. Асфальт покрылся тонкой мокрой пленкой. На небе тучки, в душе - мучки.
  - Что за 'мучки' такие? Да ты по-русски говорить разучилась! - начинает мама.
  - Ах, мама! - молю я. - Оставь меня хотя бы на одну минуту! Оставь меня в покое!
  - За работу садись! Тогда оставлю! - ворчит голос и действительно пропадает, как только я сажусь за компьютер.
  Открываю первый по рейтинговому каталогу сайт поиска работы. Область деятельности 'экономика, финансы', регион 'Москва'. Результат - 71 предложение. Неплохо.
  Требуются: экономист, финансовый менеджер. С маленькой зарплатой.
  Менеджер в офис, работодатель: индивидуальный предприниматель, зарплата не указана. Потом её тоже не увидишь.
  Помощник руководителя - от 25 до 55 тысяч. Очень подозрительно. Ограничим поиск: 'опыт работы - 1 год'. 6 вакансий. Негусто. Два кассира, два аудитора, два финансовых аналитика. Ничего не подходит. С чувством выполненного долга закрываю вкладку с сайтом и проверяю почту. Входящих - 'ноль'. Исходящих - 'ноль'. Спам что ли почитать?
  Если серьезно подумать, то торопиться с поиском работы нет никакого смысла. Нужно сначала от перфекционизма вылечиться. Иначе я перед собой все двери закрою. Конечно, в объявлениях никто не пишет 'перфекционисток не берем', но тесты теперь почти везде проводят. А если не проводят, то фирма несерьезная, туда и работать идти не стоит. Если я провалю тест, а я его точно провалю, дорога в престижные компании мне заказана. Поэтому сначала лечиться, а потом на работу устраиваться. Только нужно подойти к этому делу со всей серьезностью.
  Набираю в поисковой строке 'перфекционизм'. Сто двадцать семь тысяч страниц. Оказывается, не я одна в этом мире страдаю! 'Изнурительно высокие стандарты, постоянное самооценивание и цензурирование поведения, стремление к совершенству. Такое поведение может выражаться к себе, другим людям или миру в целом. У абсолютных перфекционистов присутствуют все три направления'.
  Радует только одно: по оценкам специалистов, перфекционисты не так и вредны по своей природе, как, допустим, наркоманы или хронические алкоголики, но в быту вред, наносимый ими или, лучше сказать, их перфекционизмом, значителен: такие люди не способны на длительные взаимоотношения, редко заводят семьи, с ними трудно ужиться. Они изводят близких и родных мелочной критикой, стерильной чистотой и правильным питанием. Перфекционист, который продвинулся в карьере, это в худшем случае руководитель-тиран, царь-деспот.
  Закрываю Интернет. От таких статей чувствуешь себя еще больней. Так недолго и слечь. В животе снова крутит. Мне срочно нужна помощь. Успокоительное...
  Вскакиваю со стула, делаю несколько шагов до шкафа, провожу рукой по одежде на вешалках, вытаскиваю легкое летнее платьице нежно-бежевого цвета с розовыми колокольчиками и прикладываю к себе. Отличный антидепрессант! На встрече с Алексеем я буду в нем неотразима. А вот и смс! Бегу к телефону. От него! Наверное, проснулся и первым делом схватился за телефон, чтобы написать мне! Как приятно! Предлагает встретиться в четыре.
  Голова, как печатная машинка в машбюро, строчит план: голову помыть, платье погладить, накрасить ногти на руках и на ногах, одеть красивое нижнее белье.
  - А зачем нижнее белье и ногти на ногах? Ты что задумала? - опять верещит мама.
  - Ничего особенного, мама. Я надеюсь, ты со мной на свидание не пойдешь?
  - А Света? О ней ты забыла?
  - Причем тут Света? Настоящая женщина всегда выглядит неотразимо! Ей и под капрон лезть не нужно, чтобы удостовериться, что ногти у нее накрашены, а ноги побриты.
  Кстати, это тоже не забыть. Удалить волосы на теле. На всякий случай. И обязательно надеть кружевные чулки.
  Возможно, будет холодно, начнется дождь, я покроюсь гусиной кожей, простыну и заболею, но это неважно. Меня будет греть его взгляд. Конечно, он не пойдет меня провожать. Если даже и пойдет, то только потому, что это по пути к Свете. Да, лучше не забывать об этом. Мама все правильно говорит.
  А как Алексей удивится, увидев еще недавно расстроенную, потерянную девушку в этом соблазнительном платьишке, удивительно выгодно подчеркивавшем талию, грудь и бедра? Господи, ну о чем я опять думаю? Холодные волны беспокойства, которые накатывали на меня с самого утра, превращаются в шторм.
  Включаю телевизор. Передают прогноз погоды: солнечно и тепло. Значит, решено - надену это легкое летнее платьишко. Я переключаюсь на другой канал. Рассказывают про визуализацию. 'Хотите научиться играть в баскетбол? Устройтесь поудобнее на диване. Да-да! Не удивляйтесь! Закройте глаза и представляйте себе, как забрасываете мячи в корзину. Этот способ ментальной тренировки используют в НБА уже много лет. Именно поэтому там показывают лучший баскетбол. А что мешает вам применить этот способ? И не обязательно для баскетбола'.
  Действительно, а почему бы и нет? Устраиваюсь на диване и закрываю глаза. Буду представлять себе, что я не перфекционистка. Тогда я очень быстро привыкну к такой мысли и с удивлением буду вспоминать дни, когда идеально чистая плита была обязательным условием моего хорошего настроения. До сих пор не могу понять, что в этом плохого? В чистой плите. Хорошо, оставим плиту в покое. Возьмем туфли, которые я мою каждый день. Это тоже не плохо. Не должна же я неряхой становиться из-за небольших неурядиц в жизни! Оставим эти неудачные примеры и вернемся к визуализации.
  Я стараюсь увидеть себя новой, измененной, преобразованной внутренне и внешне: полной творческих планов, в кругу коллег, меня обожающих. Перед глазами маячат радужные вспышки, воспоминания о встрече с Алексеем, падающая с деревьев листва, белая плита - всё, что угодно, но только не я - обновленная неперфекционистка. Через пару минут я понимаю свою ошибку. Мечтать о том, что я не 'мисс Совершенство' - это то же самое, что не думать о воробье. Я вмиг представляю себе воробья, который мирно чирикает на ветке.
  Неперфекционистка не объявляется. Мне предстоит сотворить её самой, собственными руками, то есть мозгами. И здесь есть единственный метод - 'от противного'. Поморщившись от воспоминания о 'противном', я достаю из сумочки кораблик с результатами теста, разворачиваю его и переписываю абзац:
  'К окружающим отношусь терпимо, принимаю их такими, какие они есть. Стремлюсь к справедливости в жизни. Люблю порядок, но его отсутствие воспринимаю спокойно (стойко, если не получается спокойно). Беспокоюсь только по поводу крупных проблем, мелочи меня не интересуют. Ориентируюсь на внутренние ценности, стандарты и ожидания других людей меня не волнуют. Я - творческая личность. Выполняю все задания в срок и качественно. Допускаю ошибки, как и любой нормальный человек. Со мной легко работать в команде: я стремлюсь к хорошему результату, при этом учитываю потребности других и конструктивно воспринимаю критику. Доверяю людям, принимаю их такими, какие они есть. Живу в реальном мире, а не в мечтах'.
  Мне кажется, что стать такой совсем несложно. Несколько часов я провожу в сонно-мечтательной позе, совершенствуя и пробуя на прочность созданный образ. Я представляю себя на работе, дома, у родителей на даче, и везде странное, не свойственное мне поведение вызывает неодобрительные взгляды и раздражение окружающих. Пусть я раньше была 'не сахар', но, по крайней мере, люди знали, чего от меня ожидать. Мама чуть не давится креветкой, когда за традиционным обедом замечает на скатерти пятно, которое папа оставил за неделю до этого. Я её просто не постирала! Ужас какой! Как я могла? А я смогла! Пересилила себя и смогла! Беспокоюсь только по поводу крупных проблем: мировой финансовый кризис, выборы президента США и так далее. Недовольство мамы к таким не относится. Мама обижена моим неуважением и со скандалом покидает квартиру. Что поделать? Я к окружающим отношусь терпимо, принимаю их такими, какие они есть. Хочешь уходить - уходи!
  На работе шеф не в восторге от моего отчета, хотя я подошла к нему максимально творчески и сдала в срок. 'Ваш документ больше напоминает статью для женского глянцевого журнала', - пыхтит он. Интересно, это крупная проблема или мелочь? А даже если и крупная! Стандарты и ожидания других людей меня не волнуют. Главное - это внутренние ценности. Только на них я ориентируюсь. Отчет за меня делает Иван, из-за чего задерживается на работе до полуночи. Пришло и его время думать творчески! А у меня появляется возможность заняться личной жизнью. Не так уж и плохо быть неперфекционисткой.
  Я решаю оставить эту часть работы над новым образом на поездку в метро и возможное ожидание в кафе. До встречи мне еще предстоит привести себя в порядок: душ, пилинг, маска, макияж, ногти, ноги, прическа, платье погладить. Едва укладываюсь в два часа.
  В метро я представляю себе личную жизнь меня-неперфекционистки. Не буду сейчас думать о каком-то конкретном мужчине. Вполне достаточно общего мужского образа. Закрываю глаза и вижу улыбающегося Алексея на кухне в синем махровом халате. Я же не хотела никаких конкретных лиц! Просто мужской образ. Алексей уходить отказывается. В конце концов, надеваю на него маску. Незнакомец преображается, тут же оказывается на лошади, со шпагой и принимается следить знаками Зорро на всём пути следования. Меня это ничуть не смущает. Если таких жертв требует творческий процесс визуализации, то можно испортить пару домов.
  У меня снова есть молодой человек! Мы - прекрасная пара. Подходим друг к другу, как ключик к замочку. Везде вместе. Он - высокий, статный, перспективный, пусть и в маске, и с конем. Кстати, куда его деть в городе? Действительно, проблема. Почему мне обязательно нужно думать об этом сейчас? Это же всего лишь предварительная проработка образа! Конечно, в квартире на тринадцатом этаже его не пристроишь. Ладно, как-нибудь разберемся. Может быть, мама с папой на даче приютят. Точно. Они для счастья дочери на все согласны. И навоз им пригодится. Надо будет всё-таки скатерть постирать, чтобы мама не обижалась, а то куда коня девать. Ну его! Вот привязался...
  Продолжаю. Я - на каблуках, уверенная в себе леди. Без всяких там перфекционистских наклонностей. Мисс гармония и уравновешенность. Все восхищаются нами. Впрочем, это необязательно. Мы ведь не зависим от мнения окружающих. Нам достаточно того, что наши родители довольны. И друзья. И коллеги по работе. Через год он делает мне предложение. Где-нибудь на Канарах или Мальдивах. Забирает с работы и везёт прямо в аэропорт.
  Я в восхищении! И в панике. Я же не отпросилась с работы! И у меня нет с собой никакой одежды! Как же я на море без купальника? Почему бы и нет? У нас будет собственная бухта и пляж. Будем там голышом бултыхаться! А как потом ходить в женскую баню и спортивный центр? Все пялиться будут на мой бесстыдный загар. Не вешать же на себя табличку: 'Загорала на личном пляже на необитаемых островах'.
  Ну почему в такой романтичный момент я должна обязательно думать о банальностях? Мелочи меня абсолютно не волнуют. Только большие проблемы! Проблема с начальником - очень даже большая. Как уехать в отпуск, ничего ему не сказав? Тем более после моего 'творческого' отчета. Позвоню ему и скажу, что заболела. Мой молодой человек - врач. Я тут же представляю его в больничной белой маске и решаю оставить в таком виде, что гораздо удобнее - проблемы с конем отпадают сами собой. Он без труда выпишет мне справку с каким-нибудь труднопроизносимым, а еще лучше закодированным заболеванием. Мол, мне нужен отдых и полный покой.
  Теперь остается проблема с вещами. К этому времени мы уже будем жить вместе, и он, конечно, сам всё соберет. А как он узнает, что мне нужно? Мужчины обычно представления не имеют, сколько всего может понадобиться женщине на курорте. Господи, ну почему я должна именно сейчас об этом думать? Все женщины мира мечтают о том, что когда-нибудь любимый мужчина их украдет и увезет на зелёный остров в океане с лазурной бухтой. Они, конечно, не стали бы, будучи на борту самолета беспокоиться о кремах и купальниках. Они бы растворились в счастливейшем моменте своей жизни, не позволив какому-то барахлу вмешиваться в их планы.
  Ну, хорошо. Допустим, он нашел список вещей, который у меня составлен на случай неожиданного отпуска. Кстати, надо будет такой список обязательно написать и оставить его на видном месте.
  'Трусы - 5 шт.
   черные,
   белые однотонные,
   белые в красный цветочек,
   черные сексуальные,
   оранжевые стринги
  - лежат в верхнем выдвижном ящике в шкафу,
  бюстгальтеры в тон - 5 шт.
  - там же,
  топ черно-белый - 1 шт. в коричневой коробке или в стирке в светлом белье и т.д.'.
  Пусть и не особенно романтично, зато у него не будет никаких проблем при паковке чемодана. Вещи собрали! Ура!
  Мы идем по трапу самолета. Мальдивы встречают нас теплым бризом. Пахнет соленым океаном. Я выхожу из самолета... О, ужас! На мне рабочая одежда! Серый шерстяной костюм. Пусть и от Karen Millen, но всё-таки жарко. Я начинаю потеть. Да нет же! Я переоделась в туалете в аэропорту. Мы выходим еще раз из самолета. Я в соблазнительном легком платьишке. Теплый бриз. Нас встречает гид на кабриолете и везет к берегу моря. Оттуда мы летим по волнам на остров. Там стоит хижина. Почему хижина? Я видела это в каком-то фильме. Приключения Робинзона Крузо? Нет, в каком-то другом. Это, конечно, романтично, но всё-таки вилла будет надежнее. Хорошо. На острове вилла... А рядом хижина - на случай, если захочется дикой романтики. И мы совершенно одни. Нам совсем не страшно там оставаться, потому что холодильник полон еды, бар ломится от напитков, а еще у нас есть спутниковый телефон. Мы можем в любой момент позвонить гиду, он приедет, чтобы выполнить наш малейший каприз.
  Наконец, мы остаемся одни. Наслаждаемся друг другом, лазурным морем, нежным песком и ласковым солнцем. Проходит несколько дней. Я изнемогаю от нетерпения. Совершенно случайно нахожу в его чемодане коробочку от Tiffany. Как можно случайно увидеть в его чемодане коробочку? Неважно! Он оставил чемодан открытым и пошел в ванную, пока я спала. Я открываю глаза после бурной ночи и вижу её - под пляжным костюмом. Конечно, я притворилась спящей, пока он не закрыл чемодан. Он тянет до последнего дня. Я начинаю волноваться. Возможно, он передумал? Я его разочаровала?
  Романтический ужин. Последний вечер. Я - в воздушном шелковом шарфе, обмотанном вокруг шеи, он - в белой накрахмаленной рубашке (когда он умудрился её погладить?) и черных брюках. Наливает в бокалы шампанское. Говорит какие-то ужасно приятные слова. Я млею. Он встает на колени и спрашивает:
  - Выйдешь ли ты за меня замуж?
  Я смотрю на него глазами, полными слез, любви и преданности и не могу произнести ни слова. Он повторяет свой вопрос.
  - Я согласен! - вдруг раздается громкий мужской голос.
  Почему согласен, а не согласна? И почему мужским голосом? Это я должна говорить 'согласна'. Неважно, я тянусь к нему губами. Поцелуй говорит сам за себя.
  - Александра, привет! Я согласен! - еще раз вторит мужской голос.
  Я открываю глаза и с ужасом обнаруживаю, что тянусь губами к Алексею, который, улыбаясь, пытается отстраниться. Мое утреннее беспокойство в секунду из ноюще-колющего превращается в рьяно-рваное. Я вспоминаю, когда чувствовала такое в последний раз - когда влюбилась в десятом классе в новенького черноглазого мальчика, всё лето ждала встречи с ним, а в одиннадцатом его родители снова переехали, и он перешел в другую школу. Я проплакала с первого по четвертое сентября...
  
  ГЛАВА 11
  
  Сижу, закрыв лицо руками, и подглядываю в щелочку между ладошками. Наваждение с серыми глазами не исчезает. Сидит напротив и лукаво улыбается. Заказывает кофе, облокачивается на спинку бархатного, слегка потертого кресла и подмигивает.
  - Извини, у меня ладошки замерзли. Грела... - я отрываю руки от лица.
  - Я так и понял.
  - А если честно, я визуализировала и увлеклась немного. Это техника такая, очень профессиональная. Я сегодня в программе 'Здоровье' про нее услышала. С её помощью в НБА баскетболистов тренируют. И я решила тоже потренироваться.
  - И как успехи?
  - Уже почти попадаю в кольцо.
  - Тебе, наверное, тренера не хватает по броскам.
  - Точно! Очень не хватает. Иногда бегу не к той корзине, мне кажется. Очень нужен тот, кто меня остановит, направит в правильный момент. Значит, ты согласен помогать мне?
   - Да, но есть одно 'но...'.
  Вижу Свету. В качестве судьи, который тут же удаляет с поля моего тренера, я остаюсь одна на поле и не знаю, к какой корзине бежать.
  - Тебе нужно сделать выбор между двумя корзинами.
  - А я думала, между тренером и судьёй?
  - Каким судьей?
  - А какими корзинами?
  -Ты должна сделать выбор между мною как другом и мною как профессионалом.
  - Не понимаю. Разве мы уже не друзья? Разве ты мне уже не помогаешь? Что за странный выбор?
  - Если ты выберешь меня как профессионала и избавишься от негативных последствий перфекционизма, я вынужден буду уйти из твоей жизни.
  - Зачем?
  - Я не могу объяснить этого сейчас. Возможно позже, на последней встрече.
  - Ничего не понимаю... Откуда такие правила?
  - Это необходимо, поверь. Ты можешь, конечно, выбрать меня как друга. Тогда я не смогу помогать тебе как профессионал.
  А думала, что жизнь начала налаживаться... Прощай, новая работа, моя квартира и голубая лагуна! Здравствуй, безработица, мама и кот Васька! Я перееду к родителям на дачу, буду выращивать там капусту и продавать её на рынке. Благородный Алексей, конечно, будет помогать мне - как друг. Он - настоящий рыцарь, но постепенно их отношения со Светой будут занимать всё больше времени. Мы видимся лишь изредка, по праздникам. Потом меня начинают избегать. Кто хочет общаться с продавщицей овощей с рынка? Я не вижу его целую вечность...
  - Согласна на первое, - говорю я, зажмурившись. - На профессионала...
  - Можно поинтересоваться, почему?
  - Хочу видеть... тебя... себя обновленную. Без всех этих наростов перфекционизма.
  - Для меня важно, чтобы ты понимала всю серьезность этого выбора. Работа над перфекционизмом - не увлекательная прогулка. Тебе придется работать над собой, каждый день преодолевать сопротивление многолетней привычки. Возможно, в какой-то момент тебе будет даже неприятно видеть меня.
  Это вряд ли...
  - Не могу себе этого представить. А то, что положение мое очень серьезное, это мне и без лишних объяснений понятно: нет работы, нет денег... 'Мохито' закончился.
  Алексей машет рукой официанту, тот приносит еще один коктейль и пиво.
  - Теперь мне кажется, черная полоса в моей жизни закончилась, и начинается исключительно белая.
  - С мятным запахом, - добавляет Алексей и протягивает стакан к моему. Мы чокаемся и обещаем друг другу на следующих встречах пить исключительно безалкогольные напитки.
  - Теперь за дело. - Алексей достает из кожаной черной папки блокнот, в который вносил записи в прошлый раз, переворачивает первую страницу, пишет мое имя и снова становится похожим на Леонардо Ди Каприо в тот момент, когда он рисовал Кейт Уинслет.
  - Сегодня мы попытаемся определить, - его голос возвращает меня из багажного отсека огромного корабля, - характеристики твоей батарейки перфекционизма: насколько сильно работает отрицательная сторона и почему. Закрой, пожалуйста, глаза и скажи, что тебе мешает, угнетает или не нравится в жизни?
  - Всё перечислить? - уточняю я.
  - Да, говори всё, что придет в голову. Ненужное потом отбросим. Быстро, не задумываясь! - командует он, и я таю.
  - Нет работы. Отказали на собеседовании. Нет молодого человека. Ссорюсь с мамой. Внутри меня живет её голос. Думаю, что у других всегда лучше, чем у меня. Сравниваю себя с другими и думаю, что ничего в этой жизни не достигла и не достигну. Плита на кухне должна быть белоснежной. Вижу трещины на любых поверхностях, особенно полированных. Своё всегда вкуснее. Не могу справиться с заданиями в срок. Думаю, не о том, о чем нужно, - я останавливаюсь, пока не сболтнула лишнего.
  - Замечательно. Сейчас мы отделим вершки от корешков. Определим, где причина, а где следствие. Получилось двенадцать пунктов. Нет работы, отказывают на собеседовании, нет молодого человека, ссоры с мамой - это последствия. 'Плита на кухне должна быть белоснежной'- установка. А что означает 'Своё всегда вкуснее'?
  - Так говорит моя мама, когда я покупаю полуфабрикаты.
  - А откуда она узнает об этом?
  - Хороший вопрос. На самом деле это не мама, а её голос, который живет у меня в голове. Я знаю, что она бы именно так сказала, если бы узнала.
  - Давно она, то есть её голос там живет?
  - Началось, когда я дома жила. Усилилось, когда переехала.
  Алексей что-то помечает в блокноте.
  - Это очень плохо? - спрашиваю я взволнованно, кивая на запись. - Наверное, я серьезно больна. Читала, что голоса в голове могут говорить о шизофрении.
  - Голоса в голове могут говорить о чем угодно. У тебя же один голос?
  - Конечно один! Один мой и один мамин, - уточняю я. - Иногда еще папин появляется. И иногда я еще с нашим котом Васькой разговариваю. Но животные не считаются, наверное. Просто я по нему очень скучаю.
  - С ними мы еще разберемся, - Алексей превращается из Леонардо Ди Каприо в мыслителя Родена, и мне это не нравится. - Твои установки 'Плита должна быть всегда чистой' и 'Своё всегда вкуснее' - это часть внутренней критики, маминого голоса. Хочешь от этого избавиться?
  - Да. А это возможно?
  - Конечно. Склонность к самокритике - это не врожденная черта характера, а привычка, привитая кем-то в детстве. Ты когда-нибудь видела маленького ребенка, недовольного собой? Он даже акт дефекации оценивает как открытие, достойное не меньше, чем Нобелевской премии. Слава Богу, он еще не знает, что такая есть, а то бы обязательно затребовал. Если бы он не учился у других, он никогда бы не узнал, что такое самооценка и критика.
  Если нам в детстве постоянно говорят: 'это не то' и 'это не так', не хвалят за достижения, а только ругают, то вступив во взрослую жизнь, мы начинаем самобичевание. Критика - это привычка, кнут, которым мы себя подгоняем. Любые привычки формируются путем их многократного повторения, в какой-то день они становятся частью нашего я. Именно поэтому так трудно потом с ними расстаться. Кажется, что избавившись от нее, мы убиваем частичку себя. Но ничего не поделаешь. Придется уничтожить старую часть, чтобы получить совершенно новую. Я уверен - ты справишься. Отказом от критики мы убьем двух зайцев: поднимем твою самооценку и приучим к похвалам. А если взять пример батарейки, таким образом, мы ослабим отрицательный заряд, где тебя точат самокритика и низкая самооценка, и усилим положительный. Просто, не правда ли?
  - Ага, - озадаченно киваю я. - Проще некуда. С чего начнем?
  - С похвалы. Я заметил, что ты краснеешь, когда тебя хвалят. Значит, не принимаешь комплименты? Они тебе не по душе?
  - Почему же? Я люблю комплименты, только те, в которых я сама уверена, в которых всё ясно. Никаких намеков и подхалимства.
  - Например?
  - Например: 'Какие красивые у тебя пальцы!' Это очень неопределенно. Нужно что-то неопровержимое, более конкретное.
  - Тогда так: 'Александра, у тебя десять пальцев! Они такие красивые!'
  - Издеваешься? Хотя доля правды здесь есть. Не нужно ломать голову над тем, действительно ли красивые у меня пальцы, или кто-то просто хочет добиться моего расположения.
  - И всё же. Почему тебе нужно это подтверждение? Почему ты не веришь тем, кто тебя хвалит или делает комплименты? Возможно, дело в доверии? Вспомни: когда тебя последний раз хвалили?
  - Трудно, - я поднимаю глаза к потолку, но ничего там не нахожу, кроме больших люстр со множеством лампочек. Три из них перегорели. Надо будет сказать официанту.
  - Сконцентрируйся. Подумай о родителях, друзьях. В конечном итоге, если я повторю, что ты сегодня прекрасно выглядишь, без уточнения количества частей тела, что ты почувствуешь?
  Подлец! Играет со мной. Говорит это нарочно, чтобы поддразнить. И в целом весь этот разговор создает впечатление игры, про которую упоминала Света. Называет себя профессионалом, а сам всего лишь стоматолог! Я понимаю, что от зубов до души всего один шаг, но, пожалуйста, не бормашиной же к ней пробираться! Зачем он всё это затеял? Почему проводит со мной каждый вечер и бьётся над моими проблемами? Я вообще не знаю, кто он такой. Сидит и разыгрывает из себя благородного профессионала. Если хочет меня лечить, то я могу к нему на прием прийти. Мне зубов не жалко! Но зачем в душу-то лезть! Тем более так грубо!
  - Что ты чувствуешь, если я говорю тебе комплимент? - повторяет Алексей. - Ты прекрасно выглядишь сегодня, Александра.
  - Хорошо себя чувствую. Как у стоматолога на приёме.
  Он вздрагивает при слове 'стоматолог'. Значит Света не соврала.
  - Понятно. Боишься. Не доверяешь мне.
  - Какие основания у меня есть, чтобы тебе не доверять?
  - Оснований доверять всегда столько же, сколько не доверять. Весь вопрос в том, что ты выбираешь. Пока ты выбираешь 'не доверять'.
  - Это плохо?
  - Это просто факт. Мы будем с ним работать. Чтобы тебе легче было отказаться от критики и научиться себя хвалить, давай определим положительный полюс перфекционизма. Именно к нему ты будешь тянуться. - Алексей протягивает мне лист из блокнота. - Напиши те черты, которые считаешь положительными в себе, и которые имеют свои корни в перфекционизме.
  Я беру карандаш, заношу руку над бумагой, как поэт, в голове которого только что родилась поэма, и готовлюсь обрушить всю мощь писательского вдохновения на бумагу. После нескольких минут Алексей читает вслух мое творение: 'Справедливость. Правильность. Порядок. Чистота'.
  - Это слоган какой-то политической партии?
  - Нет, это то, что я ценю в перфекционизме.
  - По части недостатков твой мозг работал гораздо активнее.
  - Да, трещин на столах и недостатков в людях больше.
  - Чем ровных поверхностей и человеческих достоинств?
  - Да. Или я замечаю только трещины? Мне нравится, когда всё вокруг гладко, как на только что залитом катке.
  - А то, что его заливают для того, чтобы 'портить': кататься, скользить, делать вращения? Без этого ведь это просто лёд! Холодный и безразличный! Никому не нужный!
  - Согласна...
  - А почему тебе такое сравнение в голову пришло?
  - Не знаю... Возможно, потому что я когда-то на коньках каталась. Тогда мне нравилось 'портить' лед: выводить коньками восьмерки, ленточки, учиться тормозить и крутиться на месте. Но теперь мне нравится просто лед - ровный, чистый, сразу после заливки.
  - Вот видишь, мысли меняются. Ты столько лет смотрела на него со стороны! Тебе нужно снова научиться кататься! Нужно выйти на лед! Я дам тебе два домашних задания.
  - На каток я не пойду. Ни за что!
  - У меня другое задание. Гораздо проще. Каждый раз, когда тебе захочется поругать себя или других, ты будешь заменять эту мысль на противоположную - похвалу.
  - Я попробую. А второе?
  - Позвонишь бывшему шефу и спросишь, почему тебя уволили.
  - Я знаю почему. По причине сокращения штата.
  - Всех уволили?
  - Нет, только меня.
  - Вот видишь. Других оставили. Значит были причины, чтобы выбрать именно тебя. Прежде чем искать новую работу, нужно понять, что не получалось на старой.
  - А может быть всё-таки лучше на лёд выйти?
  
  ГЛАВА 12
  
  Светлана выключила компьютер и тяжело вздохнула. Истерия на 'одноклассниках' и 'в контакте' закончилась: никто не пишет, фотографии не оценивает. День прошел, а он не появлялся... Кажется, это не много, но сейчас счет идет на часы. Не хочет видеть? Занят с ней? Нет, об этом лучше не думать.
  Нужно отвлечься на что-нибудь приятное: новый проект, который ей доверили раскручивать. Шестнадцатый за время её работы здесь. Премию по итогам второго квартала? Куда её тратить? Машина есть, взнос за квартиру заплатила, родителям на житье отправила, новый ноутбук на работе выделили, телефон тоже. Всё есть, а ощущение такое, будто в вакууме живешь. Всё это совсем не нужно.
  Куда податься? На работе сидеть после девяти уже неприлично. Домой не хочется. В ресторан одной - подавно. Как же всё надоело! И где те кавалеры и претенденты на престол, которые еще три-четыре года назад обивали пороги квартиры и готовы были ночевать под дверью, лишь бы она, переступая через порог, случайно дотронулась до них острым каблучком? Превратились из милых, наивных студентов в занятых, заносчивых мужчин, которые сами не прочь выбрать кого-нибудь из длинноногой очереди? Что и говорить, им легче: достаточно послать бутылку шампанского понравившейся девушке в ресторане, и знакомство состоялось. Возможно, даже со скорым продолжением. А что делать ей? Красивой, уверенной в себе, успешной во всех отношениях, но по непонятной причине уже слишком долго одинокой девушке? Ходить по ресторанам и дискотекам в ожидании бутылки или коктейля? Она их себе и сама купит при большой надобности. Хоть целый ящик! Наверное, в этом и вся загвоздка. Мужчины самостоятельности и независимости противоположного пола не переносят. Им хочется защищать, а не защищаться.
  И всё же она чувствовала, что ситуация выходит из-под контроля и нужно брать дело в свои руки. Бездействие ни к чему не приведет. Светлана встала, прошлась по кабинету, остановилась на секунду у окна, посмотрела вниз на мчащиеся по Садовому машины и закусила губу. Как же не хочется звонить ему! Оправдываться, навязываться. Это самый длинный путь к нему, но и ждать она больше не в силах. А вдруг он у Александры? Последняя мысль кольнула так больно, что Светлана вздрогнула. В сумке завибрировал телефон.
  - Алексей? - удивилась она. - Не поверишь, только что думала о тебе.
  - Привет! Хотел извиниться за молчание.
  - Ничего. Наверное, дел много?
  - Да, навалилось как-то всё сразу.
  - Как рабочий человек, тебя прекрасно понимаю. Я только сейчас собралась домой. Поем, лягу спать и снова на работу - по очередному кругу... сам понимаешь, - Света рассмеялась, но смех получился невеселым.
  - У меня то же самое, - сухо ответил он.
  - А знаешь, - подхватила Света после неловкой паузы, - может быть, разорвем сегодня этот круг? Сходим поужинать? Я на машине. Могу подвезти.
  Она сказала всё, что говорить не хотела. Сейчас он откажется, и тогда больше шансов у нее не будет.
  - Почему бы и нет? - неожиданно ответил он. - Я через десять минут буду на Павелецкой. Жди меня у выхода из офиса.
  Холодный, с привкусом моросящего дождя поцелуй в щеку при встрече, но сегодня и он был для нее, как золотая награда. Света взяла Алексея под локоть и, весело щебеча, повела в аргентинский ресторан. За массивной скрипучей дверью их встретил вежливый администратор. Мест не было. Они заглянули еще в три близлежащих заведения - и там не повезло. На машине добрались до Баррикадной. Здесь тоже всё было занято.
  - Видно, не судьба, - усмехнулся Алексей. - Придется шаурму у метро жевать.
  - У меня в желудке так урчит, что я уже на всё согласна, - ответила она, лишь бы не отпускать его. - Хотя, знаешь, у меня есть предложение повкуснее.
  Она сделала паузу, чтобы собраться с мыслями. От её дипломатичности теперь зависело не только собственное будущее, но и двух немаловажных в её жизни людей. Он посмотрел на нее, будто уже знал, что она задумала.
  - Я весь во внимании... - Алексей снисходительно улыбнулся.
  - Мы можем поужинать у меня. Пища быстрого приготовления - в морозилке. Напитки - в серванте, десерт тоже найдется.
  Алексей прищурился.
  - Ужин двух уставших от работы людей. Безо всякого подтекста и последствий, - поспешила добавить она.
  - Тогда даже не знаю, соглашаться ли, - он засмеялся.
  Света всё поняла и отвернулась к окну - лишь бы он не увидел её победной улыбки.
  - Так что? - она положила ногу на педаль газа, не отпуская тормоза. - Едем?
  - Едем, -тихо ответил Алексей, откинулся на спинку кожаного сиденья и закрыл глаза.
  Они неслись по Ленинградке, в колонках надрывались виолончели. Сумасшедший финский квартет, превративший классический инструмент в орудие тяжелого рока. Звучала одна из двух кавер-версий 'Металлики' из альбома 'Cult' двухтысячного года. Алексею не верилось, что уже восемь лет прошло с того дня, как отец выкинул в мусоропровод все диски этой группы. В какой-то из вечеров она ему показалось слишком громкой.
  - 'Apocalyptica' слушаешь? - удивился он. - Нетипично для девушки.
  - Почему же?
  - Музыка у них тяжелая, неженская... Для особой категории людей.
  - В моей жизни много неженского и тяжелого... Да и где теперь эти строгие различия? Тридцать лет назад женщину за рулем с мужчиной на сиденье пассажира разве что в фильме 'Москва слезам не верит' можно было увидеть. А теперь посмотри на нас с тобой.
  - Я бы с удовольствием тебя подвёз до дому, но не люблю водить чужие машины.
  - А на своей почему не ездишь? Я тебя как-то видела. Ты маму с работы забирал. BMW M3 Coupe - классная тачка!
  - Ты и в машинах разбираешься! - присвистнул Алексей. - Хорошая машина, но не моя. Точнее, моя, но подаренная отцом. За успехи в учении и в бою со мной. Я не просил, он настоял. Говорит, негоже его сыну на метро ездить. Сначала я катался, а потом в гараж поставил. Не хотел папе повод лишний давать для воспоминаний, что он, мол, кормилец и поилец всех дармоедов нашей семьи. Когда-нибудь свою куплю и снова начну ездить.
  - Как бы то ни было, это неплохой подарок, - теперь Света присвистнула. - Мне родители только куклы дарили, да и те - бумажные. Помню, вырезала им одежку из газет, чтобы голыми не ходили.
  - Когда тебе родители куклы дарили, у моих родителей даже на еду денег не было. А потом новые времена пришли, и папа из зубоврачебного кабинета ушел в бизнес. Быстро поднялся. Так высоко, что теперь до него не докричишься.
  - Слышу отголоски обид, - Света притормозила у светофора. Лицо Алексея в красном свете показалось багровым.
  - А у кого их нет?
  - Согласна. Я раньше к родителям каждый выходной каталась в Тамбов. Совесть гнала. Долг, который, как я считала, у меня перед ними был. За то, что вырастили, в люди вывели. А оказалось, что не больно им это и нужно было. 'Незачем ездить, - говорили, - лучше бы деньги экономила'. А то они, мол, только на меня и горбатятся. Теперь и денег экономить не нужно, а к ним не езжу. Незачем.
  - А они?
  - Они тоже давно не были. У них своя жизнь, а у меня своя. Думаю, они про меня вспомнят, только если я вдруг в телевизионных новостях появлюсь. Самое важное у них там - в черном ящике.
  - Может, у них денег на поезд нет?
  - Есть. Я им каждый месяц присылаю, что на самолет хватило бы. Экономят, наверное.
  - На что?
  - Не знаю. На светлое будущее, в котором они никогда не окажутся, хотя могли бы. Папа в прошлом застрял, мама вообще не от мира сего. Будто в каких-то других мирах живут. Удивляюсь, как я такой прагматичной выросла.
  - Иногда жизнь лучше воспитывает, чем родители.
  - Тебя тоже? - Светлана улыбнулась, радуясь тому, как ладно у них складывался разговор.
  - Как сказать. Я сам себя воспитываю, то есть перевоспитываю. Мой папа немного перестарался. Перегнул когда-то. Я теперь вот разгибаю.
  - А так не заметно, - Света затормозила, воткнула машину между двумя гаражами во дворе дома, повернула ключ зажигания, мотор утих. - Приехали.
  Они сидели несколько секунд в темноте, думая каждый о своём, но в конечном итоге - об одном и том же. Алексей понимал, что сев в её машину, он переступил порог, разделявший их, и теперь до нее оставалось всего два маленьких шага: шаг из машины и шаг в дверь её квартиры. Всё остальное уже от него зависеть не будет. Жан-Поль Сартр говорил по этому поводу, что если записался в солдаты, то будешь убивать. Если зашел в квартиру к женщине, то будешь...
  - О чем ты думаешь? - не выдержала Света. - Ты говорил об отце.
  - Что? - Алексей вздрогнул. - Прости, я задумался.
  - Ты про папу рассказывал. Что он немного перестарался. Я тебя перебила.
  - Да. Он хочет, чтобы я его медицинскую империю наследовал, у него несколько клиник в Москве. Уговаривал меня идти на стоматолога учиться.
  - А ты?
  - Я пошел, хотя не хотел.
  - Иначе расстрел?
  - Хуже. Армия. Лучше жизнь на съедение кариесу отдать, чем самому сгнить в кирзовых сапогах.
  - Почему ты тогда играешь в психолога?
  - Долго рассказывать.
  - А я не тороплюсь. Пошли?
  Он кивнул, открыл дверцу машины, помог Свете выбраться с низкого сиденья и, не выпуская её руки, довел до подъезда. Она прижала магнитный ключ к домофону, замок зажужжал. Они прошли по ступенькам к лифту. Молча и не глядя друг другу в глаза, как школьники, поднимающиеся в квартиру родителей, пока те уехали на дачу, они разглядывали чистые стального цвета стены.
  - Новый дом? - разрядил он молчание. Она кивнула. - Редкость в этом районе.
  - Да, - она испустила легкий стон. - Наконец построили. Я недалеко жила. Квартиру снимала. А эту купила. Однокомнатную.
  - Молодец. Всё сама, - Алексей мягко похлопал её по плечу.
  Она открыла массивную металлическую дверь, и он оказался в просторном коридоре, из которого вели две арки: в кухню и в комнату.
  - Респект, - присвистнул он. - И ремонт сама делала?
  - Узбеки. Бригаду нанимала. Обои у окна отошли, а так - неплохо. Я довольна. Если нужно будет, могу дать телефончик.
  - Надеюсь, когда-нибудь пригодится, - мечтательно произнес Алексей.
   - Начнешь работать. Врачи сейчас везде требуются. Тем более стоматологи. Или ты всё-таки на психолога будешь учиться?
  - Я уже учусь, - он загадочно улыбнулся.
  - На двух факультетах одновременно?
  - Угадала, - он гордо улыбнулся. - Днем - на стоматологическом, вечером - на психологическом. Днем - для папы, вечером - для себя. Если он узнает, то мне конец.
  - Не волнуйся, я не из болтливых.
  Алексей притих, представляя, что если бы он сейчас не оказался у Светы, то, несомненно, уже сейчас стал бы свидетелем 'конца' - отец вернулся из командировки и его вездесущие прислужники уже наверняка поспешили сообщить о том, что его единственный сын забрал документы из медицинского и скрылся в неизвестном направлении. Алексей вдруг подумал, что у Светы он оказался только потому, что побоялся идти домой.
  - Денег давать не будет? - поинтересовалась Света.
  - В армию отправит.
  - Не отправит. Ты ведь единственный сын!
  - Ты его не знаешь. Он принципиальный. Ему что сын, что врач в клинике, что червь на даче - все должны подчиняться. А если нет, то в расход. Разговор короткий.
  - А ты с ним говорил?
  - Стол на кухне сломали - вот до чего договорились. С тех пор только через маму. Я сегодня документы со стоматологического забрал. И если бы не твой звонок, наверное, несдобровать сегодня нашему второму столу.
  Света, ощущая приятное волнение, бросила в сковороду замороженные блины с мясом, достала из холодильника вчерашний салат из капусты, баночку икры, бутылку красного испанского вина, и всё это аккуратно разложила на кухонном столе.
  - Готово, - сказала она, вдруг спохватилась и полезла в шкаф. Достала оттуда пачку салфеток и положила под нож с правой стороны.
  - Теперь готово? - усмехнулся Алексей.
  - Да, - она с удовлетворением кивнула. - Начнем со слабенького?
  Она протянула ему вино, штопор и обворожительно улыбнулась.
  - Начнем, - выдохнул он, и опрокинул первый бокал.
  
  ГЛАВА 13
  
  8.00 - через час звоню шефу.
  9.00 - лучше позвонить попозже, в это время у него много дел.
  9.30 - замечаю, что ковер очень грязный. Чищу.
  10.00 - звоню Ивану, чтобы спросить, где шеф, как у него сегодня настроение. Шеф спустился в переговорную. Обещал вернуться к одиннадцати. Читаю в интернете информацию по практической психологии общения с начальниками и другими вышестоящими персонами, после чего принимаю решение не беспокоить его. Время после совещания - не самое лучшее для разговоров по душам.
  11.30 - влажными от волнения руками на затяжном выдохе набираю номер. Занято. Слава Богу.
  12.00 - время обеда.
  13.00 - возможно, он еще не вернулся.
  14.00 - на полный желудок сложно говорить.
  15.00 - нужно поторапливаться, потому что в 19.00 мы встречаемся с Алексеем. Конечно, можно сказать, что шеф в командировке, я не дозвонилась или еще чего-нибудь наплести...
  'Господи, ну почему мне так страшно?' - шепчу я. Перед глазами возникает наша первая встреча с шефом - на собеседовании. Тогда я еще не знала, кто он такой, какое место в фирме занимает. Он выглядел, как все деловые люди: в дорогом костюме, молчаливый, с блокнотом. Время от времени поглядывал на часы, что-то записывал. При этом провел со мной сорок минут - на десять больше положенного. Он даже два раза улыбнулся в ответ на мои шутки. В первый и последний раз. Тогда я чувствовала себя свободной, на равных с ним: никакой иерархии, преклонения перед вышестоящим. Я была самой собой, раскрепощенной, открытой, и это, по-моему, его подкупило.
  - Куницын у телефона.
  - Николай Аркадьевич, - начинаю я прерывисто - совершенно не ожидала его услышать.
  - Епишина? Александра? - голос его звучит бодро и даже радостно. Как на первом собеседовании.
  - Да, - я чувствую себя от этого лучше.
  - Как у вас дела? Работу нашли?
  - Пока нет, поэтому и звоню.
  - У нас, к сожалению, в ближайшее время вакансий не предвидится, - ему явно неудобно об этом говорить. - Сплошные сокращения. И вы в мясорубку попали. Мне очень жаль.
  Будто он только что с кем-то на английском говорил. В конце там, если что-то не складывается, принято говорить 'I'm sorry'. На русском эта фраза звучала как-то искусственно, ненатурально.
  - Я не о том, - спешу вернуться к заданию. - Хотела вас спросить о том, почему меня уволили.
  - Я же говорю - сокращение.
  - Но ведь другие остались на своих местах.
  - Кого-то нужно было уволить. Мне очень жаль, что выбор пал на вас.
  - Почему на меня? Жребий же не бросали. Есть какое-то обоснование. Мне необходимо знать. Скажите, пожалуйста, даже если это не самая приятная правда.
  - Зачем?
  - На будущее... Для извлечения уроков...
  - Ну, хорошо, раз вы так обстоятельно подходите к делу. Честно говоря, мне как раз это и не нравилось. Вопрос, проработка которого должна занимать час, вы растягивали на день. Мне не нужно совершенное оформление, мне нужна была суть. И с этим у вас проблемы.
  - Но ведь вы никогда не ставили сроков...
  - Я никому их не ставлю. Сроки угнетают творческий процесс. Но это не значит, что я их не учитывал. Проблема в том, что вы не можете отделить главное от второстепенного, зерна от плевел, как говорят. Гоняясь за мелочами, упускаете важное. Поэтому и времени так много тратили. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
  - А что-то хорошее во мне есть? - выдаю неожиданно для себя.
  - Конечно...
  - Хотя бы что-нибудь...
  - Конечно, конечно... - Николай Аркадьевич кашляет и опять молчит. - Вы мне очень понравились на собеседовании. Такая юная, свежая, полная идей, эмоций. Я видел в вас творческий потенциал! Но потом это куда-то ушло. Вы превратились в серую офисную мышь. А здесь таких и так много.
  'Вот откуда ноги растут... Серая офисная мышь...' - повторяю я за начальником, распрощавшись. Нельзя сказать, что он открыл неизвестную мне доселе истину. Иногда, тщательно приглаживая волосы с утра у зеркала, я и сама замечала, что становлюсь похожа на мышку: и костюмчик серый, и хвостик длинный. Но о том, что качества этого грызуна проявлялись в работе, я не знала.
  Серая офисная мышь. Не самая приятная критика, хотя чего теперь думать. Белым домашним слоном мне там уже не стать, да и не нужно, а в другом месте еще можно попробовать. Одно домашнее задание я выполнила. Молодец! И второе тоже постепенно одолеваю. Удовлетворенно прищелкиваю языком. Оказывается, хвалить себя - это не так сложно, и даже приятно. Осматриваюсь вокруг в поиске нового повода: вещи на своих местах, мебель отполирована, ковер, как новенький - всё, как обычно. Мама, тук-тук! Ты где? Стучу себя по голове и, услышав звонкий звук, смеюсь. Мама, неужели даже ты ничего не находишь? Ни крупинки, ни соринки? Покритикуй хоть за что-нибудь, а я быстренько это в похвалу переверну. Мамин голос, первый раз подвергнувшийся обструкции с моей стороны, предусмотрительно затих.
  В вычищенной до блеска квартире шанса выманить голос не представится. До встречи с Алексеем остается еще несколько часов. Прекрасная возможность куда-то съездить, выполнить какую-нибудь заветную мечту, вытащить его из вороха потухших желаний. Еще один повод похвалить себя появится. Отправиться на выставку? Времени не хватит. Съездить на экскурсию в Звездный городок? Туда я всегда хотела. Слишком далеко. В Царицынский парк? Тоже не так близко. И к тому же я там уже была в этом году. В театр съездить? Хотя бы билеты купить.
  - Дорого! - спохватывается бдительный голос. - Не забывай, что тебе больше зарплату не платят!
  - Я не забываю, - уверенно отвечаю я. - И не теряю связи с реальностью. Я теперь, если хочешь знать, абсолютный реалист.
  Голос затихает, а я продолжаю. Не знаю, что лучше - быть реалистом или перфекционистом... Тоже похоже на ругательство. 'Я уверенно стою на ногах в жизни. Могу на себя рассчитывать', - продолжаю я, как мантру. Даже в сложной жизненной ситуации не теряю контроля. Могла бы, чтобы себя развлечь и поднять настроение, пойти в кафе, на концерт или еще куда-то на последние деньги. И потом к родителям в жилетку плакаться и на пропитание просить... Но я не такая. Я молодец! Определила себе норму в двести рублей в день и на них скромненько живу. Пусть сегодняшнюю норму еще позавчера на 'Мохито' истратила - не всегда получается, как хочется. Тут же нашла выход - в следующие дни наслаждаюсь исключительно бесплатными развлечениями. Вот и план уже готов: можно пройтись по улице (скучно), по парку (там одни алкоголики), по рынку (какой смысл, если денег нет?), по магазинам (то же самое).
  На этом любой человек, скорее всего, остановил бы цепочку размышлений и выбрал наиболее простой способ из бесплатных развлечений - телевизор. Но не я. Для таких случаев у меня в запасе есть беспроигрышный вариант, как, впрочем, у всех москвичей и гостей столицы. Красная площадь. Сердце Родины рядом со штабом управления страной, где каждый камень дышит историей и иностранными туристами! Там, то ли под впечатлением от последних, то ли от энергии восторга, витавшей над этим удивительным местом, меня посещали новые мысли, я наполнялась свежими идеями и возвращалась домой, зная, куда идти дальше и зачем.
  Я была там несчетное количество раз и почти каждый раз - с экскурсией. От них в моей голове осталось, к сожалению, немного. Я помнила, что на лобном месте казнили много народу, что каждый день на Красной площади бывает несколько тысяч человек. Причина такой плохой памяти к историческому наследию Родины была, скорее всего, банальная невнимательность. Каждый раз я обещала себе, что буду слушать и впитывать каждое слово экскурсовода, но, оказавшись посреди туристических групп, проводила всё время в разглядывании посетителей Красной площади. Я восторгалась холеными женщинами, сидящими в кафе, примыкающем к ГУМу; иностранцами, щелкающими огромными фотокамерами; умилялась группам молодежи из других городов, которые с открытыми от восторга ртами смотрели на кремлевские рубиновые звезды и огромные куранты. Счастливчики! Ведь они видят это всё в первый раз, а может быть даже и в последний. Исполняется мечта их жизни. Будет, о чем вспомнить на старости лет, рассказать детям, соседям и родственникам.
  Для меня, коренной москвички, эстетическое значение Красной площади несколько размывалось её близостью и доступностью, что, однако, никак не сказывалось на других воодушевляющих её свойствах. Однажды после экскурсии в мавзолей Ленина, куда мы пошли вместо урока истории с классом, я случайно стала свидетельницей съемок фильма. О чем снимали и кто, я так и не узнала, да это было и не важно. Как завороженная, смотрела я, четырнадцатилетняя девочка, на людей, суетившихся на съемочной площадке на Васильевском спуске. Мне казалось, что каждый из них обессмертил себя прикосновением к тому, что не исчезнет с бренным телом, а останется для будущих поколений.
  На такие невеселые мысли меня навело лицезрение мертвого вождя народов. Следуя синхронно с нескончаемым потоком людей, я чувствовала течение времени, которое в этот момент сошлось призмой на теле этого маленького, совершенно обычного на вид человека. Он сумел изменить течение истории и участь поколений, он сумел остаться даже после того, как умерло его дело. Я великой судьбы себе не желала, но безвестность длиною в жизнь пугала. Неожиданно умереть в тот самый день на Красной площади представлялось мне ужаснейшим и самым несправедливым, что могло когда-либо с кем-либо произойти. Но вероятность ведь такая была! Она всегда есть! Спросит меня Всевышний: 'Что ты успела сделать? Какие добрые поступки совершить?' А я? Училась, хорошо училась... Но это не достижение. Сама понимаю. Папе шарф связала в пятом классе. Маме закладку своими руками к восьмому марта смастерила. Огромный парусник из пазлов собрала. Вот и все мои поступки и достижения. Негусто.
  Родители мои потом долго гадали о взаимосвязи экскурсии в мавзолей Ленина и внезапно возникшим у меня желанием стать режиссером или актрисой. Им стоило немалых усилий, чтобы направить меня на путь истинный, который, по их мнению, вел исключительно на экономический факультет.
  Сколько месяцев я не была на Красной площади? Даже вспомнить страшно! Пора. Одеваюсь и направляюсь к метро. На улице свежо и тихо. По бульвару проезжают редкие машины, ласково светит осеннее солнышко. Сворачиваю на тропинку в парк и, осторожно обходя лужи, скрытые под ворохом желтых листьев, иду и думаю о том, почему мне так хорошо! Не встретилось ни одного алкоголика? Ни одной попрошайки? Ах, даже если бы! Ничто не может мне сейчас испортить настроения. Мне просто хорошо! Никаких угрызений совести, нотаций, критики и нравоучений. Тишина и спокойствие. У меня даже походка изменилась! Будто тяжелые гири с плеч свалились. Не иду, а парю. Мне нравится это ощущение свободы. Нравится не думать ни о чем, любоваться опавшими листьями, вдыхать теплый влажный воздух, никуда не торопиться и слушать тишину. Мамин голос молчит уже больше часа. Никогда еще такого не было.
  Иду по бульвару - молчит. Спускаюсь в метро - тоже молчит. Сажусь в вагон - и здесь ничего не слышно. Мама! Ты где? Смотри, вот объявления о работе, а я на них никакого внимания не обращаю! 'Разрешение на работу', 'Сантехнические работы', 'Мужчина на заказ. Нужен квалифицированный персонал', 'Пиццерия набирает пиццамейкеров', 'Управляйте скоростными экспрессами 21 века!!! Курсы помощников машинистов с последующей переподготовкой на машиниста электропоезда'. Весь вагон заклеили объявлениями, а мама - ноль внимания. Тишина. Даже не по себе. Странное чувство. Я так привыкла к беспрестанному гудению в голове, что теперь безмолвие заставляет меня тосковать по голосу, как ребенка, которого решили отучить от соски.
  Готовлюсь к выходу и оказываюсь рядом с расклейщиком нелегальных объявлений. Он бессовестно мажет широкой кисточкой клей на чистые стекла. Люди шепчутся, бросают неодобрительные взгляды, но никаких активных действий не предпринимают.
  - Молодой человек... - вдруг слышу свой голос. Подчиняясь какой-то неведомой силе, я подхожу вплотную к расклейщику. Он невозмутимо продолжает работу.
  - Молодой человек, я к вам обращаюсь, - повторяю я, теперь уже более настойчиво.
  - Чего тебе? - расклейщик поворачивается и злобно смотрит на меня.
  - Прекратите расклеивать объявления! У вас наверняка нет на это разрешения!
  Я не узнаю себя. Мне и страшно одновременно, и поделать с собой ничего не могу. Будто робот какой-то со встроенным чипом, я делаю то, что делать на самом деле не хочу, боюсь.
  - А ты из милиции что ли?
  - Нет.
  - Тогда какое тебе дело? - расклейщик тычет грязной кистью перед моим носом. Я отступаю, но только на шаг.
  - Зачем вы гадите на стеклах? Зачем портите чужое имущество? - мама разошлась не на шутку.
  - А ты разве объявления не читаешь? - он скалится точно кабан.
  Я отрываю взгляд от его кричащей рекламы какого-то обувного магазина, но авторитет мой уже подорван. Расклейщик, победоносно закончив своё грязное дело, переходит в другой вагон. Пассажиры, пристально следившие за развитием нашей полудетективной истории, тут же теряют ко мне всякий интерес и прилипают взглядами к новому объявлению. Поверженная, выхожу на следующей остановке.
  Вот это меня занесло! Раньше бы я на такое никогда не решилась. Будто кто-то управлял моим сознанием и действиями. Голос никуда не пропал. За несколько часов молчания он набрался сил и заявил о себе с утроенной энергией. Он подчинил себе сознание, мозг, тело. Я стала его заложницей, безвольной марионеткой, которую дергали за руки, ноги и рот. Хуже всего было то, что теперь он прорвался наружу, и я не имею ни малейшего представления о его дальнейших планах. Нет, на такой произвол я не согласна. Я буду сопротивляться. Мы еще посмотрим, кто кого!
  Каблучки цокают по брусчатке. Вот она - Красная площадь! Мавзолей, смена караула, кремлевские звезды. У меня захватывает дух. И почему я раньше рассматривала людей, а не это великолепие?
  - Не подскажете, который час? - слышу я голос какого-то молодого человека.
  Я торопливо лезу в сумку за телефоном.
  - Четыре часа.
  - У вас нет часов? - спрашивает он и широко улыбается.
  Его улыбка очень похожа на улыбку Алексея.
  - Нет, - отвечаю я.
  - Тогда, полагаю, я тот, кто вам нужен. Позвольте представиться. Меня зовут Алексей Родин, - он кивает на прикрепленный к куртке бейджик и, не давая мне опомниться, продолжает. - Наша компания (мы находимся на первом этаже в ГУМе) проводит сегодня акцию: часы в подарок к фену, который продаем со значительной скидкой.
  Я морщусь. 'Подальше от таких продажников, - оглушает изнутри меня голос. - Бегом! Не слушай его!' Я отмахиваюсь и решаю больше не слушать маму.
  - Я знаю, - продолжает продавец, - такие предложения настораживают. Я бы на вашем месте чувствовал то же самое. Прошу в качестве исключения всего на секунду предположить, что я не пытаюсь вас надуть, а всего лишь хочу продать вверенный мне товар. Фирма только начинает внедрение на российский рынок, поэтому приходится прибегать и к таким, не очень любимым среди покупателей способам привлечения внимания. Посмотрите! - Молодой человек достает из-за пазухи внушительный прибор. - 1000 Ватт, куча функций. Раньше такие фены только в парикмахерских салонах распространялись, а теперь решили и рынок любителей осваивать. Если хотите, в нашем салоне я покажу, как он работает.
  Меня разрывает на части. Мама кричит, бежать от него, я приказываю остаться.
  - Ведите, - я вцепляюсь в локоть продавца и поворачиваю его в сторону ГУМа. - А какая цена?
  - Посмотрите сначала, устроит ли Вас качество? О сумме мы договоримся. Вам ведь нужны часы?
  - Нужны.
  - И фен тоже?
  Я молча киваю, опасаясь, что если я открою рот, то из него вылетит всё то, что кричит мне сейчас мама. Молодой человек приводит меня в полуподвальное помещение ГУМа с одним прилавком. Вокруг нагромождены коробки с изображением фена, который он мне показывал на Красной площади. Продавец включает прибор. Я подношу руку. Струя - мощная и теплая. Силу и температуру потока воздуха можно регулировать. Я щелкаю кнопками, направляя на руку то холодный поток, то горячий. Фен прилежно выполняет команды. Молодой человек, позволив мне наиграться вдоволь, показывает часы. Миниатюрные, с дизайном под механические. Я надеваю их и кручу рукой, как это делают девушки в ювелирных магазинах, примеряющие дорогие украшения. Часики мне нравятся.
  - Берете? Всего 1500 рублей, - вкрадчиво произносит он.
  - Нет, - обрываю я его и торопливо снимаю часы. - Это очень дорого.
  - Подумайте, где вы найдете за такую цену часы и фен? - спрашивает продавец, призывая меня жестом оставить часы на руке.
  - Не знаю, но 1500 мне не потянуть.
  Я смотрю на фен и на часики. Красивые. Конечно, мама, если следовать тому, как ты учила меня делать покупки, я должна оббежать все магазины в поиске идеального сочетания функциональности и качества. Сначала изучить предложения по фенам, потом по часам. Всё оценить, взвесить, спросить совета у друзей и знающих людей. Тебя подключить, Интернет. Через месяц, если модель еще не распродали, купить, а потом добрые две недели, пока есть возможности их обменять на другую, мучительно размышлять о правильности выбора. Но теперь всё по-другому! Время сомнений прошло! Я - 'неперфекционистка', и могу купить первую понравившуюся мне вещь! Деньги на фен я всё равно хотела отложить. С новой получки. И часики тоже. Так я и сделаю. Как только работу найду. Сейчас же поблагодарю милого продавца и откланяюсь.
  - Знаете, девушка, - продавец оказывается быстрее, - вы мне очень понравились. Не шарахнулись от меня, как от сумасшедшего. Так многие делают, поверьте мне, и зря. Я сейчас позвоню своему начальнику и попрошу сделать для вас персональную скидку.
  Продавец, не дожидаясь моего ответа, набирает телефонный номер и несколько минут говорит со своим начальником. Разговор складывается непросто. Его шеф, очевидно, не такой покладистый, как мой. Мне даже жалко парня. Особых аргументов ведь для обоснования скидки у него нет, кроме той, что я ему понравилась. Однако через пару минут шеф сдается.
  - Дело сделано! - объявляет продавец Алексей, победно улыбаясь. - Триста рублей скинул - только для вас!
  - Значительная скидка, но всё равно дорого.
  - Если вам не понравится, можете, предъявив чек, в течение двух недель вернуть товар! Всё по закону!
  - Ну хорошо... - мне неудобно от того, сколько времени молодой человек с исключительно приятным именем провел со мной и безо всякого результата.
  Я достаю из потайного кармана сумки 1200 рублей, рассчитанные на шесть дней, начиная с послезавтра, и отдаю молодому человеку. 'Придется сильно экономить, - думаю я. - Зато у меня будет всегда отличная прическа и новые часики. Есть, за что себя похвалить'.
  - Чек и гарантийный талон внутри, - продавец, улыбаясь, машет мне рукой. - Часики можете не снимать.
  - Спасибо! - отвечаю я и выхожу из магазина.
  Голос молчит, а я смакую первую победу над ним. До встречи с Алексеем остается час. Я иду по Тверской, мечтая о том, как поведаю ему о своих достижениях: о том, что дозвонилась шефу, что несколько раз за день похвалила себя, что пошла вопреки голосу. Как оказалось, игнорировать его не так и сложно. Здесь главное - проявлять твердость! Пришло время для самостоятельных решений и независимости. Я сбрасываю Алексею смс с названием кафе на Пушкинской, заказываю воду без газа и жду, смакуя предстоящую встречу. Слава Богу, мягких диванчиков тут нет, и 'Мохито' не делают. Будет не так сложно, как в прошлый раз. Вглядываюсь в лица мужчин в несуразных зелёных куртках, проходящих по Тверской. Как минимум, две штуки в минуту, но того, кого я так сильно жду, нет.
  Вместо него приходит смс: 'Извини, сегодня не получится. Аврал в университете. Скоро позвоню'.
  Я допиваю воду и уныло плетусь домой, утешаясь лишь удачным приобретением в картонной коробке. Дома я мою волосы, чтобы испробовать новое чудо, вскрываю упаковку, вытаскиваю поочередно упаковочную бумагу, какую-то бесформенную ржавую железку и... больше ничего! Поднимаю коробку, трясу ею в воздухе, разыскивая второе дно, но его нет. Как и фена.
  
  ГЛАВА 14
  
  Алексей выбрался из темного подъезда и, спотыкаясь о поребрики тротуаров, вышел на дорогу. В висках стучало от возбуждения, голова кружилась. Угораздило же его забраться в такую даль, на ночь глядя! Он достал из кармана портмоне и, остановившись под единственной работающей на расстоянии от него ста метров лампой, вынужден был констатировать, что наличных на такси у него не хватит. Вероятность поймать на пустынном проспекте доброго водителя, согласного в три часа ночи подвезти подвыпившего молодого человека из одного конца Москвы в другой бесплатно или ждать, пока он найдет банкомат и снимет деньги, очень мала.
  Он всё еще ощущал её горячие поцелуи на губах, объятия, слышал сбившееся дыхание, стоны... Бархатная кожа, мягкое тело, шелковое белье. И почему он сбежал, как ошпаренный? Он усмехнулся и сплюнул на асфальт. Как в той притче. Император любил одного слугу и всё, что он делал, было хорошо. Как только появился другой любимый слуга, первого слугу быстро разжаловали - за те же проступки, за которые раньше хвалили. Светлана не была слугой, и он не был императором, но всё, что делала она, всё, чем восторгались другие мужчины, было ему не по душе.
  Он пошел у нее на поводу. Хотел попытать счастья против воли. Не получилось. Алексей Светлану не выбирал. Она положила на него глаз, и с первой встречи его не спускала. Она всё решила за него.
  И всё-таки он поступил нехорошо. Поехал к ней, пил, ел блины и икру, шутил, смеялся, заморочил голову, а потом на попятную! Теперь она думает, что сделала что-то не так, напугала бедного парня своим напором. Конечно, не каждая женщина заберется к спящему мужчине (ну или притворяющемуся спящим) в постель. Наверное, она долго прислушивалась к его дыханию, ловила каждое движение, ждала, что он сам придет, но тщетно. Ей бы еще чуть-чуть потерпеть. Возможно, он бы созрел, и масло её речей бы дошло до заржавевших петель его железной двери, но она, видимо, не привыкла ждать. С утра на работу, днем - совещания, вечером - собирать чемодан в командировку, послезавтра - лететь. А потом, через неделю, может быть уже поздно, слишком поздно. На её месте он, наверное, тоже бы пошел на абордаж, но он не хотел быть на её месте. Поэтому и оказался в три часа ночи на окраине Москвы.
  Слегка покачиваясь, Алексей стоял на краю дороги и голосовал. Машины со свистом проносились мимо. Некоторые нагло подмигивали фарами и насмешливо гудели. Алексей громко выругался. До дому километров тридцать. Можно дойти до МКАДа и там кого-нибудь поймать - авось сжалятся над бедным студентом. Если не сжалятся, придется звонить отцу и просить, чтобы его забрали телохранители. Нет, в таком случае лучше пешком. Хотя бы до ближайшего банкомата. Он зашагал вдоль бульвара, голосуя, изредка поворачиваясь к приближающимся машинам.
  В животе мутило. Вино, конечно, было отменным, но третья бутылка была явно лишней. После второй еще можно было успеть на метро, но ему захотелось пощекотать себе нервы. Вот и пощекотал. Он сплюнул горечь на тротуар.
  А ведь где-то здесь и Александра живет. Наверное, сидит дома и гадает, почему он ей сегодня отказал во встрече. Вот будет весело, если Света ей про их ночное приключение расскажет. Тогда никакие объяснения не помогут. А жаль. Александра ему нравилась. Чем, он толком и объяснить не мог. Он перебирал в голове диалоги встреч, вспоминал, как она мило краснеет и смущается от его комплиментов, как надувает губки, если ей что-то не нравится, как прячется за стаканом коктейля от его взглядов. В ней ему нравилось всё. И всё же никакой внешний женский атрибут не мог подкупить его, как одно внутреннее качество, которого недоставало ему самому. Он восхищался её смелостью, с которой она пошла на борьбу с перфекционизмом и страхами. Ни секунды не медля, ни дня не размышляя. За несколько часов она сделала то, для чего ему понадобились годы.
  Внутри у него неприятно заныло. Он представил себе, что Света, вся в слезах, набирает номер телефона подруги и выкладывает всё, как на духу, о его трусливом поведении. Та её утешает и клянется из солидарности с ней никогда его больше не видеть. Подумает, что с лжецами лучше вообще не общаться. А ведь ей он ни слова не соврал. Он действительно улаживал дела на факультете. Нужно ей обязательно самому всё объяснить, пока не поздно. Алексей принялся вглядываться в окна домов, расположенных вдоль дороги, надеясь увидеть какой-нибудь знак, получить сигнал, а может быть даже увидеть её силуэт в окне. Он несколько раз громко крикнул: 'Александра'. С балкона на него гаркнул какой-то мужик сигаретой в зубах и пригрозил милицией. Алексей притих и, нахохлившись как воробей, уселся на скамейку на автобусной остановке, намереваясь дожидаться первой маршрутки до метро.
  Из пьяной дремы его вырвал звонок. На дисплее высветилось редкое слово: 'отец'.
  - Доброй ночи, папа, - слегка дрожа от холода, ответил Алексей.
  - Где тебя носит? - услышал он ледяной голос отца. Сомнений быть не могло - он уже всё знал.
  - Я на другом конце Москвы застрял. Транспорт не ходит.
  - Набери моего телохранителя, тебя встретят. Я жду.
  Он положил трубку. Черный BMW отца примчался через полчаса. У отца была особая любовь к этой марке машин. Раз в год он покупал себе новую машину, а старую отдавал на нужды подчиненных.
  - Опять скоростной режим нарушаем, господин водитель? - Алексей улыбнулся, залезая на первое сиденье теплого салона.
  - Эдуард Михайлович просил поторопиться.
  - А я хотел немного поспать.
  - В полчаса уложитесь?
  - Придется, против папиного лома нет приема.
  - Это точно. Он сегодня не в духе, - водитель выехал на МКАД и прибавил газу.
  - Догадываюсь, почему.
  Алексей закрыл глаза и провалился в тревожный сон цвета испанского вина, которое они со Светой пили последним. Что конкретно снилось, он не помнил, лишь какое-то неспокойное, кроваво-багровое впечатление осталось, когда он открыл глаза у дверей многоэтажного элитного дома на Воробьевых горах.
  Алексей поблагодарил водителя, выскочил из машины, с тоской посмотрел на светящиеся в темноте окна седьмого этажа и зашел в подъезд. Он кивнул, приветствуя охранника в черной форме с золотой нашивкой на рукаве. Тот приподнял руку в ответ из неприметного закутка, который, впрочем, был снабжен всем необходимым, чтобы задержать любого нарушителя спокойствия жителей. Устройством, мгновенно запирающим все двери и лифты, насколько знал Алексей, еще никогда не пользовались, но уже одно наличие такой возможности придавало власть имущим жителям подъезда уверенность в завтрашнем дне. Только не Алексею. Его нарушитель спокойствия жил в этом доме, хуже всего - в той же квартире, что и он.
  Алексей не видел отца больше двух недель. Последние несколько дней он был в командировке. А до этого они встреч друг с другом особенно не искали. Так уж повелось в семье Вишневских - мужчины появлялись дома лишь по крайней необходимости: для ночевок и изредка - на ужин. Для всего остального находились места интереснее. Связующим звеном этой невидимой цепи, грозящей уже много лет распасться, была мама, а после полуночи - её безотказный слуга - холодильник. Там у каждого была своя полка для еды, записок, подарков и иных посланий. Мужчинам такая охлажденная форма общения пришлась по душе, и они, появляясь поздно вечером дома, в первую очередь, шли на кухню - каждый к своей полке.
  Мама была не только домашним транслятором новостей, но и тем оплотом, который держал скрипящую баржу под названием 'семья' на плаву. Она одна вела её вперед, несмотря на внутренние неурядицы. А искрило между мужчинами часто. С тех пор, как Алексей поступил на лечебный факультет медицинского факультета, страсти немного улеглись. Не было больше напряженных бесед между отцом и сыном о настоящем и будущем, не билась посуда, не стучали кулаки по столу. Всё, казалось, наконец, устаканилось. Сын направлен на путь истинный. Первый важный жизненный шаг был сделан в правильном направлении.
  Папа готовил для сына новый путь, о котором тот еще даже не подозревал. О том, решится ли Алексей на него, Эдуард Михайлович пока голову не ломал. Всё по порядку. В конце концов, та империя, которую он построил, когда-нибудь перейдет сыну, и ему придется учиться ею управлять. Отец хотел облегчить Алексею жизнь, только и всего. Пусть он этого сегодня и не понимает, но то богатство, которое накопил для него отец, когда-нибудь его притянет, и тогда сын вернется к семейному очагу. Тогда он поймет, к чему все эти годы его тянул 'этот тиран и деспот'.
  Они не ладили с самого начала. Папа водил сына в клинику, сын тянул папу в парк аттракционов. Отец говорил маленькому Леше о будущем, Леша папе - о маленьком слонике, которого он в воскресенье видел с мамой в зоопарке. Поводья натягивались, кнут поднимался неоднократно и ни разу не опустился на маленькую спинку только благодаря волшебной силе мамы, которая умела утихомирить и того, и другого.
  После школы поводья отцу, конечно, пришлось приспустить, однако нитей управления и контроля он никогда из своих рук не упускал. В этом отношении большой разницы между бизнесом и семьей он не видел. Везде были свои проблемы, везде требовалось его внимание и волевые решения, везде необходим был контроль. Контроль за сыном ему облегчал бывший однокурсник, который руководил кафедрой на факультете стоматологии в университете. Тот по вечерам подрабатывал в одной из клиник отца, за что регулярно предоставлял ему отчеты об успехах сына.
  Успехи, надо сказать, были скромные. Сын известного предпринимателя, уважаемого в медицинских кругах человека, смышленый парень с трудом переползал из одного семестра в другой. Помогала щедрая и властная рука отца. На средствах убеждения папа не экономил. Лишь бы сын учился дальше.
  Алексей сохранял молчаливый нейтралитет, чтобы не начинать все с начала, чтобы не тратить времени и сил на бессмысленную борьбу. По негласному соглашению с папой, в котором первым пунктом стояла отсрочка от армии, вторым - деньги на карманные расходы, он посещал обязательные занятия, ходил на экзамены, отдавал зачетку, кому требовалось, и получал свои трояки. Что он делал в свободное от учебы время, папу не волновало.
  До окончания университета оставалось полгода. Отец потирал руки и обдумывал, как довести до сознания сына следующий шаг. Он даже в порядке исключения был готов предоставить ему право выбора между работой по специальности в одной из его клиник или продолжением образования с углублением в экономическую сферу. Будущему руководителю империи медицинских клиник не обойтись без знания финансов. Двери любого учебного заведения, в том числе иностранного, были открыты для него заранее, план продуман и утвержден. Оставалось убедить сына.
  Новость от подкормленного профессора из университета грянула, как гром среди ясного неба. Алексей Вишневский, студент пятого курса стоматологического факультета, без пяти минут дипломированный специалист, забрал документы из университета и скрылся в неизвестном направлении. В заявлении о прекращении обучения в качестве мотива он указал 'по личному желанию'.
  В прихожей и на кухне горел свет. Раздавались голоса. Его - на повышенных тонах, мамин - сдерживающий, успокаивающий. Речь шла о нем, об Алексее. Она просила отца подумать, не принимать скоропалительных решений, не набрасываться на мальчика, не узнав причин.
  - Каких причин? - спросил Алексей, заглядывая на кухню. Он поцеловал маму и, не выказывая ни тени беспокойства, заглянул в холодильник. - Что нам Бог послал? Кусочек сыру?
  Он с усмешкой посмотрел на отца и выложил на стол упаковку французского 'Рокфора'.
  - Ну вот, опять заплесневел, - продолжил Алексей, отрезая кусок.
  - Не паясничай, - строго сказал отец и сел напротив сына.
  - Ножи сдадим женщинам на хранение, - ответил Алексей, складывая нож в посудомоечную машину. - Так будет надежнее. А ты, мама, не волнуйся, иди спать. Завтра всё-таки рабочий день. Точнее, сегодня. Мы уже взрослые, как-нибудь разберёмся.
  Отец кивнул, и мама, нерешительно ступая, отправилась в спальню, которая то ли по счастливому стечению обстоятельств, то ли по прямому указанию архитектора, прилегала одной стеной к кухне. Слов, конечно, разобрать нельзя, но интонации - вполне. Мама сдвинула подушку, села на кровать и прислонилась ухом к стене, готовая вскочить и разнять мужчин при первой необходимости.
  - Мама, наверное, права. Я не имею права судить, пока не выслушаю доводов, - отец старался казаться спокойным.
  - А имеешь ли ты право вообще судить?
  - Да, по праву отца.
  - Жаль, что я параллельно еще и юриспруденцию не изучал. Очень бы пригодилось. Но даже моих скромных познаний хватит, чтобы ответить - такого права нет. Ни в Семейном кодексе, ни в сборнике Хаммурапи.
  - Не будем вдаваться в никому ненужную демагогию. У нас с тобой свои соглашения, и ты их нарушил.
  - Скорее, ты намекаешь на установленные тобой законы. Так уж повелось испокон веков: народ не всегда подчиняется правителям. В нашей истории революции двигали страну вперед.
  Отец поморщился.
  - Мне твои витиеватые рассуждения не нужны. Скажи мне одно: почему ты ушел? Почему ты бросил университет? Ты же на пятом курсе! Ты уже готовый врач! Не будь ты моим сыном, я бы подумал, что ты сошел с ума!
  - Не будь я без пяти минут психологом, я бы тоже так подумал. А так могу тебе дать квалифицированную консультацию: твой сын вполне здоров и даже почти счастлив.
  - Психологом? - недоуменно повторил отец.
  - Да, я заканчиваю факультет психологии.
  - Почему? Зачем? И где? В каком-нибудь подвале с дипломом негосударственного образца? Как можно учиться на двух факультетах одновременно? По вечерам, урывками, когда позволит время? Я ведь знаю, что ты на медицинском все занятия посещал. Кому ты потом будешь нужен с таким дипломом и такими знаниями? Да тебя за порог психушки не пустят, не то что в престижные заведения.
  Мама встала с кровати, услышав повышенный тон мужа, но выйти не решилась. Сын пока сохранял спокойствие, и это вселяло ей надежду на то, что всё еще закончится мирно.
  - Я всегда знал, что ты не будешь согласен с моим решением. Поэтому я лишь ставлю тебя в известность. К концу года я защищаю диплом и начинаю работать помощником одного профессора - у него свой психологический центр. И диплома ему моего достаточно, и знаний. Это я медицине учился, когда позволит время, а любимым делом я занимался серьезно.
  - Любимым делом? Я думал, лечить - твое любимое дело!
  - Да, но не тела, а души. Как там поэт говорил? 'Души прекрасные порывы...'
  - Ерунда какая. Души порывы... Головой нужно думать! - отец вскочил и отвернулся к окну. Он тяжело дышал и шарил рукой по карману в поисках пачки сигарет. Вспомнив, что курить он бросил несколько месяцев назад, он взял в руку два железных шарика, которые ему подарили лекари-китайцы для успокоения нервов, и принялся катать их в ладони. Немного остыв, он продолжил. - Ну, хорошо. Пусть тебе нравится лечить души. Защищай диплом, становись психологом, но закончи медицинский! Одно другому не мешает! Никогда не знаешь, как жизнь повернется. Может быть, тебе через год надоест копаться в потемках сознания других людей?
  - И возникнет желание копаться в потемках зубов? Нет, папа. Как бы удобно это не было: для тебя и для меня, но я не могу больше молчать и делать вид, что всё отлично. Я никогда не хотел повторять твой путь. Я учился только потому, что мне надоело бороться против тебя... Вынужден признать, я не хотел в армию, мне нужны были средства на реализацию собственных устремлений. Мне нужна была энергия на другое. Я достиг, чего хотел. Теперь пришло время расставить все точки над i.
  - Почему сейчас? Почему тебе понадобилось для этого почти пять лет? Деньги - это всё, что тебя интересовало?
  - Нет, я нашел бы и другой способ финансировать себя, но ведь ты бы не оставил меня в покое. Мои мотивы тебя никогда не интересовали. Какой смысл их объяснять сейчас? Тебе всегда нужны были только результаты. Не будем начинать... Слишком поздно.
  - Почему же? Если уж я пять лет выкидывал деньги на помойку, то скажи мне, пожалуйста, кого ты там встретил? Кто тебя надоумил?
  - Ты не веришь, что я способен принять самостоятельное решение? Доля правды в твоих словах есть. Мне понадобилось мужество другого, чтобы решиться самому. Да, ты прав. Я встретил одного человека, который продемонстрировал мне мужество. Такие люди заслуживают уважения: они не боятся вычистить помойку не только вокруг себя, но и внутри, оттереть следы всех тех, кто там сорил с самого детства, с самого твоего рождения.
  - Да, похоже, кто-то хорошо прочистил тебе мозги. Чувствую почерк женщины. Я прав? Ты влюбился? Гормоны заиграли? Поэтому ты так неадекватно реагируешь?
  - Ты прав, на этот поступок меня вдохновила девушка.
  - Я надеюсь, ты не собрался тут же на ней жениться?
  - Нет. Она - мой первый пациент.
  - Слава Богу, не хватало нам в доме еще одного сумасшедшего.
  - Не будем это обсуждать. Я никогда не женюсь. Одной псевдосемьи под названием 'брак' мне хватило.
  - Не кощунствуй. Посмотрим, какая будет у тебя.
  - Мне достаточно было вашей. Другой не будет. Никогда.
  - Я рад, что хотя бы в этом деле ты сохраняешь холодный расчет. Девушку, которая подвигла тебя бросить медицинский институт, я никогда бы не принял.
  - Этого тебе делать не придется. Не волнуйся, папа. Нам придется с ней расстаться. Когда она выздоровеет.
  - А она больна? Разжалобила тебя?
  - Она пытается вылечиться.
  - С твоей помощью?
  - С моей, хотя она и сама всё может. Теперь предлагаю разойтись, папа. Разговоры наши еще никогда ни к чему не приводили, кроме ссор. Спокойной ночи.
  - Подожди, я последнего слова не сказал, - холодно произнес отец.
  Алексей застыл в дверях.
  - Я слушаю.
  - Ты можешь делать, что тебе заблагорассудится, как и прежде. Встречаться, с кем угодно, приходить домой, когда угодно, делать, что хочется в свободное от учебы время. Ты даже можешь получить второй диплом, но я прошу тебя не бросать медицинский.
  - Иначе?
  - Иначе мне придется дать тебе понять, что ты имел благодаря мне.
  - Что же?
  - Всё. Ты меня понимаешь.
  - У меня есть время подумать?
  - Да, неделя.
  
  ГЛАВА 15
  
  Всю ночь мне не спалось. Думала о своей глупой покупке, о том, что Алексей не пришел. Даже один раз показалось, что услышала его голос на улице. Будто он кричал: 'Александра! Александра!' Дожили до галлюцинаций!
  Еду в ГУМ и представляю, как брошу под ноги продавцу коробку и заберу обратно деньги. Прямо из кассы. Эффектно, но попахивает уголовщиной. Лучше устрою скандал, буду громко кричать, грозить рассказать всем и вся, вызвать милицию, директора ГУМа, телевидение. Они сами деньги отдадут, да еще приплатят, лишь бы не доводить дело до огласки. Наконец-то представится возможность проявить весь мой актерский талант! И режиссерский тоже! Нет, немые сцены имеют в кинематографе гораздо более сильный эффект. Я молча поставлю коробку на прилавок, покажу чек и спокойно, с достоинством, заявлю, что хочу вернуть товар, как это предусмотрено законом о защите прав потребителя. Тем более, что продавец о нем упоминал. Да, это будет очень сильно. По-моему, я однажды видела такое в фильме. Герои фильма, правда, после того, как продавец не согласился принять товар обратно, расстреляли из автомата все полки. У меня такого преимущества нет. К сожалению, а то бы я не только полки! Эх, мама, не горячись...
  Интересно, как бы в такой ситуации поступил Алексей? Он бы, скорее всего, в нее не попал. Он бы этого болтуна сразу раскусил. Это я, дура, уши развесила, решила поиграть в войну дочерей и матерей. Этим нужно было в четырнадцать лет заниматься, как все нормальные подростки, а не в двадцать три года. В этом возрасте уже можно ожидать от человека зрелых решений, а не таких глупостей.
  Приближаюсь к ГУМу, ускоряя шаг, как паровоз, в топку которого кочегар поддает всё больше и больше угля. Какого угля! Ядерного топлива! Дайте мне этого наглеца, обманщика, обесчестившего такое прекрасное имя! Я его разорву на части, пусть и сама при этом погибну.
  Вот она - дверь! Дергаю за ручку. Закрыто. С удивлением для себя обнаруживаю, что подвальное помещение, в которое меня вчера водил продавец, находится не в ГУМе, а в здании напротив. Почему-то вчера я на это не обратила внимания. Стою в растерянности несколько минут и, неуверенно переминаясь с одной ноги на другую, несколько раз стучу. Тишина. Немного подумав, отправляюсь к продавцам ГУМа за советом. 'Однодневка, - лениво заявляет женщина из бутика шелковых шарфов и галстуков. - Эти подвалы к ГУМу не относятся. Вы у них что-то купили?' Она смотрит на меня то ли с ужасом, то ли с ехидством. 'Бедняжка. Идите в милицию. Напишете заявление. Вы не первая сегодня и не последняя. Может быть, их найдут', - добавляет она с безнадежностью в голосе и показывает в сторону лестницы. Я понуро бреду к посту милиции, но путь мне преграждает итальянское кафе мороженого. Нужно немного охладить реактор.
  Крошечное, милое кафе, как всё итальянское. 'А деньги откуда?' - просыпается мама. Есть ведь что-то всё равно нужно! Заглядываю в кошелек. Один шарик как раз могу себе позволить. Лучше сейчас потратить деньги на удовольствие, чем потом на лекарство. Я прячу деньги обратно в кошелек и гордо вступаю на деревянный помост, отделяющий тихий островок Италии от шумной Москвы. Заспанный официант с белыми нарукавниками приветствует меня белозубой улыбкой. Черные кудри и бородка у него, как у настоящего итальянца. Только акцент немного восточнее. Впрочем, он очень милый, обслуживает быстро и ловко, на обаяние не скупится - благо, я единственная посетительница.
  От холодного мороженого мне немного легчает. Но всё равно хочется с кем-то поговорить, пожаловаться, поныть в жилетку. Достаю телефон и перескакиваю с одного номера телефонной книги на другой. Друзья на работе, знакомым в собственной глупости признаваться не хочется, с маминым голосом мне общения и вчера хватило. Добравшись до конца телефонного справочника, я возвращаюсь к первому имени - Алексея и застываю. В голове у меня полным ходом, как на генеральной репетиции в театре, раскручивается сцена 'в милиции'.
  - Здравствуйте, девушка, - говорит мне строгий милиционер в приемной.
  - Понимаете, - сбивчиво начинаю я, - вчера я купила фен, здесь, в подвале, а там оказалась железка какая-то.
  - Пишите заявление и складывайте вот в ту пачку.
  - И все?
  - И все, а вы, что погони с перестрелкой ожидали?
  У меня в голове рождается подозрение, что они заодно - на откатах работают. Милиционер, будто угадав мои мысли, тут же поясняет, что у них таких обращений по десятку в день, а их здесь в отделении всего трое работает. Торговых точек сотни. За всеми не уследишь. А есть и другие кражи, покрупнее. Мошенников и воров на Красную площадь тянет примерно с такой же силой, как туристов, ротозеев и ротозеек. На последнем слове он делает многозначительное ударение. Я надуваю губы и плетусь восвояси. Милиционер удовлетворенно улыбается и возвращается к бумагам.
  Проверять мои мысли на соответствие реальности нет никакого желания. Зачем занятым людям нервы трепать из-за какого-то фена? Нужно беречь чужое время. Хотя от денег отказываться тоже не хочется. Возможно, преступников уже поймали. Они сидят в каталажке, и милиционеры ищут жертв обмана, чтобы отдать им деньги.
  Мой натренированный мозг (ох уж эти упражнения по визуализации!) тут же генерирует того же лейтенанта милиции, только милого и обходительного, который уговаривает меня выступить свидетелем по делу: 'Исполните свой долг гражданина! Без свидетелей у нас всё дело полетит. Мы вас включим в систему защиты свидетелей. Вам нечего беспокоиться! Переедете в другой город под другим именем. Никто не узнает! Иначе придется выпустить преступника Михаила Переделкина'. Почему Михаила? Он мне Алексеем представился. Соврал? Конечно! Такой проходимец не может носить прекрасное имя Алексей. 'Александра, - продолжает милиционер. - Алло! Александра!'.
  Я вздрагиваю от неожиданности. Голос раздается наяву! Из телефона. Господи, это же я нажала на кнопку звонка! Алексей... Что ему говорить?
  - Александра, отвечай, - повторяет его голос. - У тебя всё в порядке?
  - Алексей, привет, - отвечаю я растерянно. - Извини, я телефон в руках держала. Кнопка сама как-то нажалась.
  - Если бы моим учителем был Фрейд, я бы ответил по-другому, а так я просто спрошу: как ты? В порядке?
  - Да, то есть не совсем. У меня проблема. Мне нужно с тобой встретиться.
  - Какая проблема?
  - С этим голосом, с маминым. Я вчера пыталась его не слушаться.
  - Получилось?
  - Получилось еще хуже. Лучше бы я его слушала!
  - Где сегодня твои родители? - спрашивает Алексей после некоторой паузы.
  - На даче, как обычно.
  - Поехали к ним. Пора уже с ними познакомиться.
  - Думаешь, уже пора?
  - Да, без них мы далеко не уедем. Только ничего им не говорит.
  - Я так не могу - без предупреждения. Меня мама убьет.
  - Не убьет. Ты - её единственная дочь. Считай, что это часть терапии. Обещаешь не звонить им?
  - Обещаю, - отвечаю я, не представляя, как я это сделаю.
  - С какого вокзала туда лучше ехать?
  - С Ярославского...
  - Встречаемся там через час. Успеешь?
  - Думаю, да...
  Я не двигаюсь с места, пребывая в некоторой прострации. Сначала от того, что вот так просто добилась аудиенции с ним, потом - от того, что он хочет познакомиться с моими родителями. И даже в таких вселяющих надежду обстоятельствах от мысли встретиться с мамой, которую я не предупредила о визите, меня бросает в пот. Я держу в руках телефон и несколько минут размышляю о том, кого послушаться: маму или Алексея. Мама мне такой неожиданности может и не простить. Тем более после всех последних перипетий, ссоры из-за Вадима и упреков во лжи. Спасти меня может только одно: мама подумает, что Алексей - мой новый молодой человек и будет достойно играть роль будущей свекрови.
  При первой же возможности она всыплет мне по первое число за то, что без предупреждения привела гостей и поставила родителей в крайне неудобное положение, но на этом неприятности и окончатся. Всё затмит новость о новом молодом человеке. Потом придется ей объяснять, что он не мой друг, а друг Светы... Лучше позвоню и скажу ей, чтобы сделала с папой вид, что они никого не ждали. Пусть ботву по грядкам раскидают, много еды не готовят, папа пусть в своей мастерской не прибирается.
  Беру в руки вибрирующий. 'Алексей' - высвечивается на дисплее. 'Не доверяет, - думаю я. - Хочет проверить, предупредила я родителей или нет'.
  - Да, - отвечаю я, довольная тем, что не успела занять линию звонком к родителям.
  - Александра, я хотел уточнить, - его голос заглушает шум проносящихся мимо машин. - Ярославский вокзал - большой. Встречаемся у касс на Каланчевской? Оттуда идет электричка?
  - Да, оттуда. Договорились.
  'Значит, доверяет', - думаю я.
  - Только родителям не звони!!! - слышу его голос в трубке.
  
  ГЛАВА 16
  
  За окном мелькают крошечные домики. Старая, попахивающая продуктами человеческой жизнедеятельности электричка останавливается, двери открываются, и пассажиры с рюкзаками, котомками, тележками и лопатами высыпают на платформу.
  - Здесь недалеко. Там начинается наша линия, - я машу рукой в сторону дачного поселка, огороженного зелёным забором. Мы пропускаем толпу спешащих на участки дачников, направляемся к железному шлагбауму, преграждающему вход в поселок. Здесь на ступеньках деревянной хибары сидит бородатый сторож и, щурясь от яркого солнца, пристально, как на входе в зону безопасности аэропорта, осматривает каждого вошедшего.
  - Интересно, что он пытается определить, и по какому принципу пропускает дачников? - спрашивает Алексей.
  Я вздрагиваю. Мыслями я всё еще в электричке. Всю дорогу он сосредоточенно работал с бумагами. Я его не беспокоила. Мы решили сегодня не говорить о проблемах. Мой врачеватель сказал, что день для таких разговоров неподходящий. Он добавил, что хочет испробовать новую методику и для этого нам нужно один день провести вместе. Просто так. Безо всякого психологического подтекста. Я, конечно, согласилась и всю дорогу смотрела на него. Просто так. Без всякого психологического подтекста. Я впервые заметила, что нижняя губа у него, когда он концентрируется, выдвигается немного вперед, как у меня, если я обижаюсь. В этот момент он становится похожим на маленького мальчика, который нашел себе дело и самозабвенно им занимается. Он не помнит ни секунд, ни времени суток, ему всё равно, где он, кто с ним рядом. Он есть весь мир, он есть универсум, он есть счастье. Хотелось бы мне тоже найти такое занятие, хотя мне кажется, я его уже нашла - смотреть на него...
  - Ку-ку! - Алексей заглядывает мне в лицо и смеется, увидев мой растерянный взгляд. - Я про сторожа. А ты где?
  - Про Николая Петровича? Что с ним?
  - Ничего. Спрашиваю, что он пытается определить, так пристально осматривая дачников?
  - Он здесь незаменим! Отличный сторож. Пока он здесь, в нашем дачном районе ничего не крали. Он - бывший милиционер, следователь. У него отличная память на лица. Всех дачников знает в лицо. Остальных запоминает, в том числе, что и сколько несут. Отмечает прибывшие и убывшие машины. Это, наверное, самая важная задача. Воры обычно пешком не ходят.
  Алексей останавливается, вдыхает полной грудью и потягивается.
  - Воздух тут совсем другой! Как давно я не был на свободе! - кричит он.
  Он сворачивает с дороги, взбирается на пригорок, с которого видно платформу, и какое-то время смотрит на прибывающий поезд на Москву. Он улыбается, качает головой и кажется мне в этот момент таким красивым, каким только может быть улыбающийся, качающий головой с пригорка мужчина. Мужчина, в которого я влюблена. Потом он подпрыгивает от какой-то непонятной радости, сбегает вниз на дорогу, подхватывает меня под локоть и тащит вперед, от чего я совершенно теряюсь. Мне и без того каждый шаг, приближающий нас к родителям, дается с трудом. Будто к ногам привязали чугунные гири и пустили под гору. Они тянут вниз. Ты не просто силишься не скатиться с ними, а пытаешься еще выдерживать складную походку и беззаботное выражение лица. Алексей продолжает тянуть меня вперед, а я молю только о том, чтобы не встретить знакомых. Если соседи увидят, что мы под ручку идем, сплетен не оберешься. Потом родители никогда не поверят, что он мне и не друг вовсе, то есть не моя новая пассия, как выразилась бы Света. Хотя впрочем в это и так никто не поверит. Соседи, как назло, выстроились рядком за своими калитками, улыбаются нам, машут, кивают и провожают взглядом. Я делаю вид, что никого не знаю. Алексей энергично машет за нас обоих.
  У деревянного сруба с резными белыми ставенками и летней террасой в форме навеса сидит папа в замусоленной рабочей одежде и что-то пилит. Мне хочется окрикнуть его, чтобы он успел переодеться к нашему приходу, но Алексей прикладывает палец ко рту, и я молчу. Завидев нас, папа широко улыбается, обтирает руки о рубаху и идет к нам навстречу большими шагами вдоль ровных, недавно убранных, пахнущих осенней ботвой грядок. Поравнявшись с нами, папа протягивает широкую ладонь Алексею, обнимает его, как старого знакомого, потом притягивает меня к себе, да так, что я чуть не задыхаюсь, поворачивается к дому и громко кричит:
  - Таня, у нас гости!
  - Кто? - раздается из глубины тонкий голос мамы.
  - Выходи, увидишь!
  - У меня руки грязные, я посуду мою.
  - Выходи сама, иначе я тебя вынесу вместе с посудой!
  Папа смеется. Раздаются торопливые шаги, и на пороге появляется ловкая худенькая женщина в спортивном костюме, с косынкой на голове и резиновых перчатках. Такой я маму никогда не видела. Она вскидывает руки, не зная, что делать: снимать ли перчатки, бежать в дом переодеваться или приветствовать гостей.
  - Что же ты не предупредила, дорогая! - вырывается у нее, как я и ожидала. - Мы бы подготовились. Ты нас посещениями не часто балуешь, да еще с молодым человеком!
  Я сжимаюсь, ожидая дальнейших упреков, но их не следует. Ни одного слова, ни намека на то, что мы помешали или приехали не вовремя. Избавившись от перчаток, мама обрушивает лавину чувств на меня: прижимает к себе, гладит по спине, целует. Мне не по себе от таких нежностей.
  - Ну что же ты молчишь? - обращается она ко мне. - Представь молодого человека.
  - Это Алексей, - тихо отвечаю я. - Мой хороший знакомый.
  - Очень приятно познакомиться, хороший знакомый, - она звонко смеется, Алексей ей вторит. - Татьяна Васильевна, мама этой застенчивой молодой леди, как вы уже наверное догадались. Чувствуйте себя как дома.
  - Чайку?- предлагает отец. - Или до обеда подождем?
  - Я не знаю, останемся ли мы до обеда, - отвечаю я невпопад.
  - Конечно останемся! - заявляет Алексей. - С большим удовольствием пообедаю на свежем воздухе. У вас наверное всё с огорода? Своё всегда вкуснее!
  Родители переглядываются и улыбаются в ответ.
  - У нас уже почти всё готово, - кричит мама, убегая на кухню. - Толик, проведи для детей экскурсию. Только в сарай не води. Там у тебя вечный беспорядок.
  - Беспорядок - это когда чего-то не можешь найти. А я там нахожу всё, что мне нужно. Если не сразу, то через день обязательно найду, - парирует папа и ведет нас по участку. - Здесь была свекла, здесь морковь, здесь, как видите, клубника. Кусты все молодые, еще будут плодоносить. Ну а теперь, молодой человек, я отведу вас во святую-святых, хоть моя жена и против, - в мою столярную мастерскую.
  Папа по-отечески обхватывает Алексея, идёт с ним в сторону сарая. Я остаюсь среди грядок, немного озадаченная. Родители ведут себя странно. Расслабленные и естественные до невозможности. Такими я их не знала. Никаких тебе указаний по прополке, критически оценивающих взглядов и шепотков типа 'Ты предупредить не могла что ли?' Реакции родителей, особенно мамы, никак не походят на те, к которым я привыкла. Они действительно рады нам или умело разыгрывают фарс? Они сейчас настоящие или какими были всегда со мной?
  - Обед! - слышу голос мамы и захожу в дом.
  Осматриваю комнату. Давно я здесь не была! Пахнет борщом и зеленью. Мама только что убиралась: на мебели в некоторых местах следы от тряпки еще не просохли, посуда сложена в раковину и прикрыта большим эмалированным тазом. В целом всё чистенько, но того блеска, которым раньше славилась мама и которого требовала от меня, нет. Копить посуду всегда считалось у нас преступлением номер два, преступлением номер один была немытая обувь. Кстати, обувь моих родителей оставляет желать лучшего. Старые тапки, которые, как это водится у дачников, они привезли из города, когда в квартире их стало стыдно носить. Одежда, мебель, посуда, коврики - всё было второсортным, из серии 'выбрасывать не будем, пригодится на даче'.
  Только еда здесь всегда первоклассная: борщ, картошка с котлетами и самодельные заготовки: соленья, лечо, кабачковая игра, квашеная капуста и какая-то необычного цвета паста, оказавшаяся маминой импровизацией на тему поздних овощей, с которыми не знали что делать.
  - Всё своё, кроме котлет, - не без гордости заявляет папа и лезет в сервант, привезенный из деревни после смерти его родителей. - По рюмочке за знакомство?
  - Не откажусь, - отвечает Алексей и предлагает тост. - За знакомство и замечательный обед.
  - Если бы мне Татьяна Васильевна руки не связывала, то я бы и бычка завел. Тогда и мясная продукция у нас своей была. Полностью натуральное хозяйство.
  - Тебе волю дай, ты бы, как кот Матроскин из Простоквашино, и корову завел, и теленка, а потом бы их еще в избу переселить предложил, а молоко в умывальник наливал.
  - А чем плохо? Клеопатра тоже ванны из молока принимала. И ничего себе женщина была, до сих пор её красоту помнят.
  - Её помнят, потому что она египетской царицей была, - смеюсь я.
  - Были и другие царицы в Древнем Египте, - встает на защиту папы Алексей, - но помнят её. Видимо, молочные ванны не последнюю роль сыграли.
  - За красоту! - папа поднимает стопочку.
  Мы чокаемся и принимаемся за борщ. Говорят на перебой. Папа хвалит урожай, мама сообщает новости от соседей и про подготовку к зиме. Я молчу и думаю, что никогда не видела свою семью такой... идеальной что ли, о которой я всегда мечтала. Будто вмиг меня перенесли на другую планету, к другим родителям, которые выглядят также как и мои, но внутри совсем другие: спокойные, понимающие, любящие, принимающие. Мне всегда этого хотелось: чтобы дома мы делились новостями, радостью, поддерживали в трудную минуту. Но ведь этого не было! Я приехала показать Алексею, какая ужасная у меня семья, педантичная мать, засевшая в моей голове, а они, оказывается, совсем не такие! Алексей подумает, что я сама все проблемы выдумала. На обратном пути скажет, что голос, живущий во мне, - не мамин. Не может такая милая женщина гадить у собственной дочери в голове. Судя по всему, у меня просто шизофрения. Я придумала себе, что голос - мамин.
  - Лицемеры! Перестаньте! Меня тошнит от вашего вранья! Мама, ты же совсем не такая, совсем не такая мама, какую мне всегда хотелось...
  Мне очень хотелось это крикнуть, но я молчу. Я тихонько сижу, даже иногда улыбаюсь в ответ на шутки и играю отведенную мне роль благовоспитанной и послушной дочери.
  - А как у тебя дела, Александра? - слышу я вдруг голос папы.
  - Всё хорошо.
  - Почему ты не на работе? Выходной дали? Отгул? - подхватывает мама. - Мы-то привыкли быть в вечном отгуле, поэтому не удивляемся, если другие не работают. Мы - пенсионеры! Люди с другой планеты, как я говорю. Ни забот, ни хлопот. Выросла ли морковка, не замерзла ли картошка - вот наши мировые катаклизмы.
  - Ну дай ты человеку слово сказать, Татьяна Васильевна, - перебивает её папа. - Может быть, у дочки новости поважнее наших морковок.
  Все напряженно смотрят на меня.
  - Я... - начинаю я, неожиданно для себя всхлипывая. - Я уже давно вам хотела сказать, но всё не решалась... Так всё навалилось. Столько проблем...
  - Ну говори же. Мы готовы к самому ужасному. Подожди чуть-чуть, - мама бежит к серванту и берет корвалол.
  - Нет, мама, я не беременна, как ты, наверное, подумала, - мама, густо краснея, машет рукой, а второй отсчитывает капли. - Я потеряла работу. Точнее, меня уволили...
  Мама сует капли папе.
  - Выпей, у тебя плохое сердце.
  - У меня хорошее сердце. Пей сама, - отрезает папа. - По сокращению?
  - Да, как же еще? - удивляюсь я.
  Мама облегченно вздыхает и пьет из стаканчика.
  - Знаешь, еще сколько всяких статей бывает. Я в отделе кадров до твоего рождения работала. Все статьи знаю. За пьянство, например, могут уволить. Или прогулы. Потом с такими записями в трудовой никуда не устроишься.
  - Ну, ты загнула, дорогая жена, - смеется папа. - Нашу Александру - за пьянство или прогулы! Ты представь себе такое!
  Смех этот сначала звучит робко, но тут же его подхватывает Алексей, и через несколько секунд раскатистый мужской хохот громыхает под сводами нашего деревянного домика. Мы с мамой тоже смеемся. Каждый, по-видимому, представил меня с синими кругами под глазами, умоляющую после нескольких дней запойного прогула не вносить страшную запись в трудовую книжку.
  - Смех сквозь слезы, - шепчу я и останавливаюсь первой.
  - А чего сильно расстраиваться? - вступает папа. - Пособие тебе по закону три месяца будут платить. За это время что-нибудь новое найдешь. Специалист ты у нас востребованный. Я не сомневаюсь, что даже лучше работу подберешь. Та тебе, по-моему, не особенно нравилась. Иногда бывает в жизни трудно самому что-то поменять. Нужен толчок для дальнейшего движения. Вот, считай, он у тебя и случился.
  И это мой молчаливый папа! И это моя говорливая мама! Как будто подменили.
  - Сейчас на рынке спад рабочей силы, - подхватывает Алексей. - Большие сокращения. Спрос невысокий, количество специалистов растет. Престижные фирмы подходят к подбору персонала очень тщательно, проверяют кандидатов от и до, проводят психологические тесты. Именно такой тест нас с Александрой и свел вместе.
  Папа, улыбаясь, смотрит на меня, я втягиваю голову в плечи, как цапля.
  - Вы в отделе кадров работаете? - откликается мама. - Я тоже, по молодости!
  - Нет, я не работаю в отделе кадров. Я лишь вызвался Александре помочь пройти психологический тест. Я психолог.
  - Психолог? А зачем тебе психолог, Александра?
  Улыбка исчезает с лица мамы.
  - Ничего серьезного! - спешит успокоить ее Леша. - Просто небольшая перенастройка на соответствие потребностям рынка рабочей силы.
  - Тогда понятно! - отвечает мама и непонимающе смотрит на Алексея. - Спасибо вам большое, в любом случае.
  - Лишь бы толк был, - подытоживает папа. - Теперь чайку из мяты? Тоже свой.
  - С удовольствием, - отвечаем мы в один голос.
  - К чаю у нас варенье и белый шоколад. У нас, знаете ли, все - любители темного шоколада. И Александра тоже - в нас пошла, - докладывает мама и кладет сладости на стол.
  - А я, наоборот, только белый и ем, - отвечает Алексей. - Переел когда-то темного. С тех пор не прикасаюсь.
  - Как удобно, - многозначительно улыбается мама. - Прямо инь и янь...
  После чая папа пересаживается на диванчик с мамой. Они хорошо смотрятся вместе: как мои прабабушка и прадедушка на старом деревенском фото, висевшем в рамке под стеклом в большой комнате у родителей. Оно уже пожухло по краям, пожелтело, но всё еще сохраняет в себе то единственное, для чего пары одевали лучшие наряды и ехали за многие километры в районные центры к фотографам. Они хотели запечатлеть незримое и всё же ощущаемое: в глазах, положении рук и тела, взгляде друг на друга. Этому нельзя обучиться, нельзя изобразить по указанию фотографа - наши предки увековечивали чувства, любовь, семейные ценности, чтобы передавать их как эстафетную палочку, из поколения в поколения дальше в паутину веков. Наверное поэтому хранят такие фотографии, как зеницу ока. Иначе оборвется родовая связь, прочное генетическое сцепление, которое держит любящие семьи вместе. Я вдруг пожалела, что не взяла с собой фотоаппарата.
  Папа тем временем сокрушается о другом:
  - Жаль, что вы не на выходные приехали. По субботам у нас банька! Какая же после нее благодать! Свежо! Хорошо!
  Я с ужасом представляю себе, как они нас с Алексеем загоняют вместе в баню и закрывают дверь на засов. Что это я такое выдумываю - они же не фашисты! Я им объясняю, что он не друг мне вовсе, и отношения у нас еще не так далеко зашли, чтобы в баню вместе ходить, а папа не слушает и говорит, что в бане слишком жарко, чтобы думать о чем-нибудь другом, кроме как побыстрее выйти оттуда.
  - Мне тоже баня нравится, - вторит ему мама, положив голову на плечо папы, - но без городской квартиры я больше недели прожить не могу. На выходные обязательно нужно съездить окунуться в устроенный быт.
  - Я тоже человек городского типа, - отвечает Алексей. - Хотя когда вижу такую идиллию, то на природу тянет. Здесь столько всего, чего в городе и не встретишь. Сегодня, например, когда наша электричка уехала, я с пригорка такую картину наблюдал. Объявили о приближении поезда на Москву. Чтобы успеть, опаздывающие подползали под бетонной платформой и переходили пути прямо перед носом прибывающей электрички! Там куча похоронных венков висит, но люди всё равно прут. Ради одной минуты рискуют жизнями!
  Родители переглядываются и виновато улыбаются.
  - Вынужден признаться, - говорит папа, - мы с женой тоже так иногда делаем. Далеко всё-таки с поклажей идти до перехода - метров двести туда, двести обратно. Но мы не рискуем. За пару минут до прихода поезда через рельсы сигаем.
  - Что? - кричу я, в ужасе переводя взгляд то на маму, то на папу. - Да вы с ума сошли! Это же так опасно! Господи, вы же взрослые люди, а ведете себя, как дети!
  - Виноваты, виноваты, - мама опускает глаза и ерзает ступнями по скатавшемуся войлоку на тапках. - Старые мы стали уже. Ленивые, чтобы всё делать, как надо.
  - Что-то мы засиделись, - прерывает оправдания жены папа. - У меня еще работа на сегодня есть. А гостям предлагаю дом осмотреть.
  Папа уходит в свой сарайчик, мама вспоминает, что у нее закончилось масло и убегает в магазин, а я веду Алексея на второй этаж.
  - Так давно здесь не была, что сама боюсь заплутать, - объясняю я свои неловкие движения, забираясь по крутой лестнице. - Родители здесь столько всего настроили за лето!
  - Да, дача - это место самовыражения всей России, - усмехается Алексей. - Всё-таки природное стремление к собственничеству и творческой самореализации ничем не убьешь. Человек хочет иметь свой кусок в этой жизни, причем большой и красивый.
  - А у твоих родителей есть дача?
  - Да, но немного не такая. Папа задумал её, как место для отдыха. Поэтому он там расслабляется, а мама воплощает его идеи, то есть работает.
  - Ты ничего не рассказывал про своих родителей. Кто они? Чем занимаются, если не секрет?
  - Папа - успешный зубной врач. Был когда-то. Теперь он уже не лечит, а лишь управляет. У него свои клиники и еще куча всего. Я даже толком не знаю. Меня его бизнес никогда не интересовал. Мама работает бухгалтером.
  - А зачем она работает? Папа её наверное может обеспечить?
  - Да, папа многих обеспечивает. Думаю, что ей когда-то наскучило сидеть дома и ждать кормильца семьи. Он дома не бывает.
  - Ты с ними живешь?
  - Да, пока с ними, хотя дома только ночую.
  У меня в голове всплыл вопрос из кафе 'Двуспальная ли кровать у него в комнате?', но я его отогнала, как надоедливую муху.
  - Учишься?
  - Это уже похоже на допрос с пристрастием, - Алексей улыбается. - Скажи мне лучше, чьих это рук дело?
  Алексей показывает на парусник из пазлов под стеклом, висящий над кроватью.
  - Ах, вот где его папа схоронил! - я улыбаюсь, завидев своё сокровище. - Это мы с ним собирали. Вообще, это мое хобби было в отрочестве. Папа мне иногда помогал.
  - Я в детстве был лучшим по сбору пазлов, - Алексей бьет себя рукой в грудь. Он неотрывно смотрит на картину. - Этот парусник - настоящая головоломка, но уверен, что мне пары часов хватило бы.
  - Да неужели! Мы с папой тогда целую ночь корпели!
  - А давай попробуем! Время у нас еще есть.
  Я киваю. Мы аккуратно снимаем рамку, высыпаем содержимое на старый ковер, перемешиваем пазлы и начинаем: сначала сортируем их по цветам, потом по форме. Углы, бока картины, легко опознаваемые части, коими являются отдельные снасти корабля и мачта, даются просто. Затруднения начинаются, когда очередь доходит до парусов, неба и облаков. Пазлы подходят в трех местах одновременно, потом вдруг находится четвертое место - единственно правильное, после этого приходится переставлять целые фрагменты картинок. Мы делим пазл на фрагменты, и работа у нас спорится. И кто говорит, что я не создана для команды? Мы - настоящая команда. Он начинает, я подхватываю. Он затрудняется, я помогаю.
  В какой-то момент мы заходим в тупик, без сил падаем на ковер и долго-долго молчим, глядя в потолок. Мы ждем вдохновения. Он ждет, а я бесстыдно мечтаю о нас - о том, как мы могли бы здесь лежать, спрятавшись под ватное одеяло родителей, обессиленные от любовных игр и охватившего нас возбуждения. Я тихонько тяну руку к его раскрытой ладони, но в этот самый момент он вскакивает и восклицает: 'Эврика!' Я мысленно благодарю его за то, что он в очередной раз не дал мне убедиться в собственной трусости - я бы никогда не решилась взять его руку!
  Я тоже вскакиваю, поддерживая его командный клич, и усердно ищу вместе с ним нужную деталь.
  - Мы - отличная команда! - говорит он. - Голова у тебя варит, что надо!
  Ах, если бы он знал, что варит моя голова. Я с нежностью смотрю, как он выбирает из небольшой горки пазлы, держит их в руке, сдвигает брови и напряженно вглядывается в картину. Я поджидаю момент, когда он в досаде бросает пазл на ковер, и тянусь за другим, чтобы как бы невзначай прикоснуться к его руке. И какое счастье, что пазлы были всё не те, не те... Мой парусник несет меня по волнам. Вокруг тихо, только волны шумят за бортом. И стук в дверь. Мама с папой.
  - Мы тут наш парусник собираем, - сбивчиво лопочу я, поднимаясь с ковра.
  - Мы так и подумали, поэтому вам не мешали, - отвечает мама, бросая мимолетный взгляд на заправленную кровать.
  Как она может нас в таком подозревать?! Не думает же она, что мы бы занялись любовью в родительской кровати, в комнате с дверью без замка!
  - Когда последняя электричка? - спрашивает Алексей.
  - Через двадцать минут, - отвечает папа, показывая блестящий циферблат командирских часов. - Успеете, если под платформой... Только аккуратнее...
  - Тогда нам нужно поторопиться. - Алексей неуверенно поднимается, не отрывая глаз от парусника. - Жаль, не успели до конца собрать.
  - Быстрее, - тороплю я. - Я не собираюсь лезть под платформой.
  - И не ужинали толком, и чаю не попили, - причитает мама. - Оставайтесь здесь ночевать - места всем хватит.
  Я изумленно смотрю на мать. Что она выдумала? Женщина, которая на версту не подпускала ко мне мужской пол, кроме нашего кота. Женщина, которая не отпускала меня на вечеринки, если там не было 'проверенных' взрослых для присмотра за молодежью. Она не хотела меня отпускать жить с Вадимом без штампа в паспорте. Теперь она предлагает остаться переночевать молодому человеку, которого видит первый раз в жизни?!
  - Конечно! Оставайся! - я гостеприимно улыбаюсь Алексею.
  - Можем и нашу комнату гостям предоставить, - папа тут же проседает под нашим с мамой многозначительным взглядом и тут же поправляется, - чтобы пазл дособирать. А мы с мамой на диване в гостиной расположимся.
  По-моему, в моих родителей вселились инопланетяне! Причем очень либеральных взглядов!
  - Пусть уж они сами решают, - приходит в себя мама. - Мы всё равно до двенадцати сегодня не ляжем. По телевизору фильм будут показывать.
  - Какой? - непонимающе смотрит на нее папа.
  - Интересный, - по слогам произносит мама, щипая его за поясницу.
  - А, я видел в программе. Еще подумал: какое интересное название у фильма!
  Он смеется и спешит за мамой, оставляя нас наедине.
  
  ГЛАВА 17
  
  Света сгорала изнутри. Ни один мужчина еще не отвергал её в такой грубой форме. Никто не оставлял её посреди ночи одну. Она всегда думала, что это прерогатива женщины: говорить 'да' или 'нет', отталкивать или приближать. Мужчина был всегда согласен априори. По крайней мере, если поехал к ней домой, если пил с ней вино, говорил весь вечер по душам, если согласился остаться переночевать. Ведь она ни к чему его не принуждала. Она всё время ждала, когда он сделает первый шаг. И он его делал: в машину, из машины, к ней домой. Он ответил на её первый поцелуй, он обнимал её и еле сдерживался, чтобы не овладеть ею там, под тесным покрывалом на диване. Он был взволнован и возбужден. А потом вдруг вскочил, как бешеный, оделся и ушел.
  Лучше бы он дал ей пощечину, оттолкнул, бросил после её первой попытки, а не доводил до исступления своими поцелуями. Она, изнемогая от желания, шептала ему на ухо о том, что обожает его, что мечтала об этом моменте с их первой встречи, что больше не может терпеть. Она открылась ему, а он плюнул ей в душу и ушел. Трус!
  Три дня она кипела, изливала на него мысленные помои, клялась, что больше никогда не будет звонить ему, чтобы не бередить собственные раны. Потом ей ужасно захотелось его увидеть и высказать в лицо всё, что она о нем думает. Она метала в дымящееся варево мыслей неприглядные эпитеты, перемешивала, исторгала и начинала всё с начала. К четвергу она поняла, что это кипение сжигает её изнутри.
  Командировку отменили, и она подумывала о поездке куда-нибудь на неделю в отпуск, чтобы ничто не напоминало ей о происшедшем. Начальник не отпустил. Дома она старалась не появляться и проводила время в основном на работе и в ночных барах. На совещаниях она сочиняла диалоги с Алексеем, на встречах с начальником рисовала в блокноте костер, в котором страница за страницей сжигала колдуна, завладевшего её мыслями. В кабинете она держала руку на телефонной трубке в надежде, что он позвонит.
  И он позвонил сам в четверг в три часа дня. Без лишних прелюдий попросил встретиться. Она конечно согласилась.
  Дожидаясь в кафе, Света сдерживалась, чтобы не закурить (за эти три дня она опустошила три пачки - месячную норму). Она уговаривала себя не говорить с ним, пока он не пришел - за три дня она насочиняла диалогов уже не на один сериал. Ей хотелось вести себя так, будто ничего и не случилось, будто и не было этой ужасной ночи и трех последующих дней. Еще вчера она бы разорвала его в клочья, растерзала на маленькие кусочки. После его звонка в ней разом всё успокоилось. В голове стало тихо, даже пусто, остались лишь усталость и зыбкая надежда на то, что она ему не безразлична. Ей странно было чувствовать, что даже после его трусливого побега, после того, как ужасно он с ней обошелся, она всё еще хочет его, что всё еще в него влюблена.
  Света заказала таглиателли с лососем и свежевыжатый апельсиновый сок. От него пришла смс. 'Опаздывает на пять минут. Раньше бы он и не подумал о такой мелочи известить, - подумала Светлана. - Наверное, чувствует себя виноватым'. Эта мысль её приободрила. Она почти вернулась к себе прежней: веселой, неунывающей, уверенной до заносчивости, что, как она полагала, придавало ей особенный шарм. Сейчас ей было уже почти всё равно, о чем поведет речь Алексей. Если он извинится и попросит второй шанс, то она не бросится восторженно ему на шею. Она подумает, хорошо подумает, немного подразнит его, поучит. Возможно, она даже скажет ему, что не может сразу решить. Позвонит позже. Выдержит неделю или даже две, чтобы он с ума сошел от безызвестности. Пусть помучается, как она за эти три дня. Тот вариант, что он мог снова отказать, она не рассматривала - с какой стати ему тогда звать её на встречу?
  Алексей появился в тот момент, когда Светлана окончательно утвердилась в мысли, что он пришел извиняться и набиваться в кавалеры. От охватившей её радости она подобрела. Возможно, в понедельник ночью она перегнула палку, он испугался её напора, вспыхнувшей страсти и сбежал. С кем не бывает. Второй шанс должен быть у каждого. Она твердо решила его простить и дать ему возможность исправиться.
  - Не знаю, с чего начать, - он сел напротив нее и виновато улыбнулся.
  - Я тоже, - вторила ему Света.
  - Как у тебя дела?
  Его вопрос её обескуражил.
  - Глупый вопрос, прости. Я сам не свой.
  - Ничего, у меня тоже были не самые приятные дни.
  - Прости, что не сразу позвонил. Не сразу объяснил...
  - Это не страшно, главное, что мы снова встретились, - она улыбнулась - её сценарий подтверждался.
  - Да, это очень важно, что мы опять встретились. Я бы хотел, чтобы между нами не было недомолвок и, еще хуже, вражды.
  - Я тоже этого не хочу. Может быть, мы просто всё забудем и начнем с нуля? То есть с начала? - спросила она, придвигая ладонь к его, символично образуя стартовую линию.
  Он на секунду затих. Потом положил свою руку на её и крепко прижал к столу, остановив на полпути. Рука её застыла и заныла, как под прессом.
   - Я не хочу обидеть тебя или сделать снова больно, - начал он мягко, - но и быть нечестным тоже не могу. Наверное, нам следовало с этого разговора начать еще в прошлый раз. Тогда всё не зашло бы так далеко.
  Света вырвала руку, притянула к себе, и, не зная, что с ней делать, потянулась к сумке. Она принялась открывать её, не имея представления, зачем. Замок не поддавался. В раздражении она дернула молнию, та раскрылась и первое, что Света увидела, был платок, которым она еще час назад вытирала слезы в рабочем кабинете. Бурлящий котел перевернулся, обдав её клокочущей жидкостью. Ей стало так больно, будто кипяток вылился на нежную розовую рану, не успевшую затянуться от недавнего ожога. Она вскрикнула, и слезы полились градом. Она закрыла лицо платком. Он был холодный и мокрый, отчего Светлане стало еще обиднее. Она зарыдала, сотрясаясь всем телом.
  Алексей растерялся. Казалось, он был готов к любой реакции этой сильной, уверенной в себе, красивой женщины, но только не такой. Она плакала из-за него. Она, которая предлагала ему отношения безо всяких обязательств, которая никогда не унывала и не теряла самообладания. Женщина, которая не тратила время на тех, кто ей отказывает, а шла дальше семимильными шагами, чтобы презрительно помахать издалека бывшему претенденту на трон и показать ему, как он был не прав. Алексей был не прав. Он зря поехал с ней в понедельник, зря вел беседы на кухне, ел, пил вино, целовал её - всё зря. Он хотел извиниться, загладить вину, а получилось еще хуже. 'Профессора-психологи! Помогите! - кричало всё его естество. - Что же мне делать сейчас? О таком в книжках не пишут и на лекциях не рассказывают'. Он попытался дотянуться до её руки, но она отдернула её. Он стал махать официанту, чтобы заказать воды, но Светлана остановила его. Он присел рядом с ней и обнял.
  - Прости меня, прости, - шептал он, не переставая. - Я вел себя, как последний дурак. Идиот. Негодяй. Прости меня, если можешь. Я не достоин ни одной твоей слезинки.
  - Вот именно... - Света всхлипнула, и поток остановился также внезапно, как и появился. - Не понимаю, что меня так растрогало. Напряжение последних дней сказалось. Нельзя столько работать. Всё гоним, гоним. Проекты. Быстрее. Выше. Сильнее.
  Она выпрямилась, сделала несколько глотков сока, еще раз утерла нос и спрятала платок в карман.
  - Так что ты мне хотел сказать? - сказала она совсем другим тоном - тоном той Светы, которую Алексею когда-то представила его мама на кухне компании. - У меня только двадцать минут в запасе. Уложишься? И давай без чувственных отступлений. Они на меня плохо действуют.
  Алексей снова пересел на своё место.
  - Да. Я хотел тебе всё объяснить, чтобы было понятно, по-честному, чтобы ты не надеялась на меня. А получилось вон как. Прости... - Света поморщилась. - Я тогда на секунду подумал, что возможно у нас всё-таки есть шанс, но не вышло... Поэтому я сбежал как последний трус.
  - У тебя роман с Александрой? В ней всё дело?
  - Нет, - его удивил внезапный переход Светы. Алексей даже запнулся на секунду.
  - Уверен?
  - Более чем. У нас ничего нет с Александрой и быть не может.
  - А она об этом знает? Ей ты тоже всё подробно объяснил, как и мне?
  - Нет, на такие темы мы с ней не общались. Я консультирую её как психолог. Точнее я еще не психолог, но стану им через пару месяцев. Сути дела это не меняет. Она - моя клиентка и этим всё сказано.
  - Что именно?
  - Что между нами ничего нет и быть не может. Она сделала этот выбор в самом начале нашего знакомства. Она выбрала меня как специалиста.
  - Не уверена, что вы одинаково оцениваете ситуацию. Женщина может говорить одно, а чувствовать совсем другое, делать третье. Тебе будет полезно это знать - и как будущему психологу, и как мужчине. На всякий случай, если вам этого профессора не преподают.
  - Спасибо за информацию. Такого нам не преподают. Уверяю тебя, что у нас с Александрой всё предельно ясно. После завершения терапии я исчезну из её жизни.
  - Ну хорошо. Теперь мне, с одной стороны, всё понятно, а с другой - ничего. Ты не занят. Сердечных пристрастий у тебя нет. Что же нам-то тогда мешает? Может быть, тебе нужно время? Может я слишком гоню лошадей? Скажи... Я гибкая женщина. Во всех отношениях, - сказала она, игриво улыбаясь. - Что тебя не устраивает?
  - Меня всё устраивает. Ты - прекрасная девушка.
  - Тогда, может быть, сходим куда-нибудь на выходных?
  - Может быть... Хотя нет. Опять я вру. Это непросто объяснить словами.
  - Попробуй как-нибудь.
  - Всё сложно и просто одновременно. Я могу водить тебя каждый выходной куда-нибудь, мы можем встречаться и играть счастливую пару, но у нас всё равно ничего не получится. Через пару месяцев и ты это поймешь. Мы всё равно расстанемся.
  - Почему?
  - Потому что... - он на секунду замолчал, подбирая слова. - Бывает, что как ни крути, а пазлы не сходятся...
  - Понятно. А с кем сходятся?
  - Не знаю. Пазлу нужно сначала форму принять - стать самим собой. И только когда внутренняя суть определена, поверхности отшлифованы, только тогда можно найти другой пазл.
  - Ну и как? Ты себя нашел? Сковал свой пазл? Ответил на вопрос, кто ты есть?
  - Кто я? - он замолчал, закопав руки в спутавшиеся волосы.
  - Не во вселенском масштабе, конечно. Я - женщина, ты - мужчина, и этим наше призвание определено. Кто ты есть: ловелас, психолог, вечный студент или неизлечимый романтик?
  - Я не знаю...
  - Так почему же ты берешься помогать другим искать себя, если сам не знаешь, кто ты есть?
  - Ты права. Наверное, у меня нет на это морального права. Но, возможно, для меня это единственный способ найти себя.
  
  
  ГЛАВА 18
  
  - Моя мама несовершенна...
  Мы встретились на Чистопрудном бульваре у памятника Грибоедову. Моросит дождь, и, спрятавшись под большим черным зонтом, мы шагаем к Покровке в поисках спокойного местечка для ужина.
  - Об этом ты хотела поговорить? - удивляется он.
  Конечно об этом. И совершенно не о том, почему он пролежал всю ночь на диване в прихожей за тонкой стенкой комнаты для гостей, где была я, на расстоянии примерно руки от меня и ничего не предпринял!
  - Мама моя никогда не делала ошибок. Дома у нее всегда был идеальный порядок. И меня приучала к тому же. Я представляю, что бы она мне устроила за такую проделку с платформой! Она меня до двенадцати лет в школу за ручку водила: боялась, что я одна дорогу не перейду.
  Я слышала, что он тоже не спал, ворочался с боку на бок, тихонько ходил на кухню, пил воду, в туалет несколько раз, один раз даже к двери моей комнаты подошел, но остановился. Чего-то боится... Что я к нему слишком высокие требования предъявлять буду? Ничего подобного. У него всё прекрасно. А куртку новую можно купить. И обувь буду его мыть. Господи, как же мне хочется мыть его ботинки!
  - У каждого человека есть определенные правила. На них строится вся жизнь. Они, как фундамент дома: если убрать кирпичик, то всё разрушится. Ты жила в её доме и должна была подчиняться этому порядку, каким бы он ни был: справедливым или не очень. Жить в жестких рамках безопаснее и проще, чем без них. Ребенку они нужны так же, как и взрослым. 'Красный свет' - прохода нет. 'Зелёный' загорелся, можно идти. А без правил грозит хаос. И в нем уже нет контроля. Можно нанести вред тем, кому меньше всего этого хочешь, самым близким и любимым.
  Он смотрит на меня с тоской. Я отвожу глаза. Контроль, правила... А иногда хочется хаоса. И ничего в этом плохого нет - заранее парирую я доводы мамы. Хотя что тут парировать. Она выиграла. У дверей в мою комнату для него загорелся 'красный'.
  Мы доходим до Покровки и останавливаемся на 'зебре'. Какая-то машина притормаживает и пропускает нас. Сзади неодобрительно гудят.
  - Иностранец что ли какой? Правила соблюдает, - смеюсь я. - А если вернуться к родителям? Мне показалось, что они были в этот раз не такие, как всегда. Сначала я подумала, что они стараются показать себя лучше, чем есть на самом деле, лицемерят. Но для этого нужно напрягаться, играть, а они, напротив, были расслаблены и естественны.
  - Может быть, они всю жизнь играли, а на даче, наконец, расслабились и стали самими собой?
  - Зачем им всю жизнь играть?
  - Чтобы соответствовать требованиям общества, чтобы тебя вырастить и воспитать человеком, способным жить среди других людей.
  - Способным играть?
  - Да. Мой отец говорил, что когда я родился, он принял решение измениться. Он считал, что должен стать другим ради меня - тем, кем он всегда хотел и должен был стать, но пока не успел: лучше, справедливее, серьезнее, строже, ответственнее. И всё для того, чтобы я вырос человеком.
  - И у него получилось?
  - Да, он говорил, будто дверца в прошлое закрылась и началась совсем другая жизнь: полная тревог, забот, самопожертвования ради маленького орущего существа. Всё для меня и ради меня.
  - Ты так говоришь, будто не веришь в его благие намерения.
  - Раньше я часто обвинял его, что он своей серьезностью украл у меня беззаботное детство. Он меня только воспитывал, но никогда не играл; готов был дать деньги на курс английского, но не на новый автомобиль с дистанционным управлением. Поверь мне, денег у него было достаточно и на то, и на другое. Выдуманные им когда-то принципы стояли выше детских желаний. Он считал, что они без этой ерунды в люди вышли, и мы тоже справимся. Будет больше времени на учебу. Так и в твоем случае. Твоя мама установила правила, которые, как она считала, помогут ей воспитать тебя. Своеобразный забор, за который ни тебе, ни ей нельзя. Теперь ты уже взрослая. У нее отпала необходимость тебя воспитывать и быть примером. Вот они и начали сигать под платформой. Мне кажется, тебе не стоит сильно беспокоиться. У тебя замечательные родители. Мне твоя семья очень понравилась.
  - Ты не знал её другой, - горько замечаю я.
  - У каждого есть шанс измениться. У тебя, у меня, у наших родителей... - голос Алексея дрожит, он сглатывает подкативший к горлу комок. - Если ты когда-нибудь окажешься в моей семье, то милее людей не найдешь. Но и они не всегда такими были. Или они вынуждены были быть другими. Из-за нас. Чтобы мы стали лучше, чем они.
  Я растерялась. Он впервые говорит со мной о личном, о семье. Я вижу, что ему нелегко и даже больно говорить о родителях. Мне хочется прижать его к себе покрепче и уверить, что всё у нас будет хорошо. Он так близко, и под этим зонтом мне с ним так тепло и уютно. Проблемы как-то отошли на второй план, даже беспокойство и голос внутри притихли. И глядя со стороны, наверное, не отличить нас от сотен других влюбленных пар, прогуливающихся по вечерней Москве. Но отличие всё же есть - размером в грецкий орех, совсем не большой, но крепкий, который держит нас на кратчайшем расстоянии друг от друга и не даёт нам соединиться. Я хочу повернуться к нему, броситься на шею, обнять, расцеловать, но передо мной горит 'красный' свет. И я не могу его переключить. Просто не могу...
  - Давай сюда зайдем, - Алексей показывает на двухэтажный ресторан в восточном стиле с припаркованными у входа дорогими автомобилями.
  - Боюсь, он мне не по карману, - я застываю у входа.
  - Твои родители накормили меня замечательным обедом, позволь вернуть им долг в твоем лице, - Алексей открывает дверь.
  - Мне столько не съесть, - смеюсь я и захожу в ресторан.
  У гардероба нас встречает узбек в халате и белозубо улыбается.
  - Вам с девушкой тихое уютное местечко обеспечить? - шепчет Алексею на ухо подоспевший администратор.
  - Да, чтобы музыка негромко играла.
  - Будет сделано. Музыка у нас включается только, когда танцовщицы выходят.
   - А без них никак не обойтись? - Алексей хмурится.
  - Нет. Они у нас каждый вечер выступают. Вам понравится, не пожалеете. Кальян будете заказывать? Наше заведение им славится.
  Алексей отрицательно качает головой. Администратор провожает нас на второй этаж в просторный зал, зашитый сверху донизу в дорогие ковры. Они застилают весь пол, в том числе и пространство под низкими столиками. Стульев нет. Посетители в расслабленных позах лежат на мягких подушках, вполголоса разговаривают и курят. В воздухе ощущается легкий запах яблочного табака - за соседним столом двое молодых людей поочередно исторгают из себя клубы светлого дыма. Кальянщик суетится вокруг единственных клиентов.
  Мы размещаемся за столиком на двоих друг против друга, сложив ноги лотосом.
  - Начнем с чая по-узбекски и хачапури, - распоряжается Алексей. - Обстановка, конечно, здесь не совсем рабочая, но мы про нашу великую цель забывать не будем. Теперь можем вернуться к тому, о чем ты хотела со мной поговорить еще до нашей поездки на дачу.
  Слегка одурманенная парами кальяна с соседнего столика, я смотрю на Алексея и думаю, как неважно всё, о чем я хотела поговорить до нашей поездки на дачу: пропавшие деньги в сделке с мошенником, моя никчемная борьба с голосом и собственной глупостью. Сейчас мне хочется только одного - смотреть на него и принадлежать его взгляду. Среди этих ковров и официантов в расшитых костюмах Алексей представляется мне персидским шахом, восседающим на троне. Мне хочется быть его наложницей. Чтобы мы были во дворце, и мне достаточно вытянуть ногу под столом, чтобы он всех выгнал, и мы остались здесь одни.
  - Александра, - он машет рукой перед моим остекленевшим взглядом.
  - Что? - я вздрагиваю.
  - Что-то случилось еще до того, как мы поехали к твоим родителям. Или это больше не актуально?
  - Не актуально... - медленно вторю ему я, думая о том, что идея о персидском шахе была всё-таки не самой удачной - у них всегда была куча любимых наложниц. Алексея я бы ни за что не хочу ни с кем делить. - Актуально конечно, просто немного забылось, поутихло за эти дни.
  - Расскажи, что осталось, - Алексей достает блокнот с ручкой и подается вперёд.
  Жаль всё-таки, что он не художник. Ситуация для создания шедевра сейчас идеальная. Вместо того чтобы обнажать тело, я обнажаю душу. Рассказываю ему всё, как на духу. И про расклейщика объявлений в вагоне метро, и про продавца фенов, и про голос, которому я решила сопротивляться, но тут же села в лужу.
  - Села в лужу на Красной площади? - Алексей смеется. - Дождей же не было!
  - А я умудрилась найти. Мама мне всегда говорила - беги от этих продажников. Они как цыгане - хорошо знают психологию, любого вокруг пальца обведут и обманут. Ты и не заметишь, как деньги выложишь. А их и след простынет. На этот раз я решила не верить маме на слово и всё проверить сама. Молодой человек казался вполне заслуживающим доверие. Он позвонил шефу и добился скидки для меня. Сказал, что я в течение четырнадцати дней могу вернуть товар. Показал фен - мощный и удобный. Я и подумать не могла, что здесь может быть какой-нибудь подвох - всё-таки у них отдел в ГУМе, пусть и в подвальном помещении с дворовой стороны. В итоге дома я обнаружила в коробке не фен, а какую-то ржавую железку.
  - Действительно, не совсем приятное событие. А шефу ты дозвонилась?
  - Да, дозвонилась. Может быть, мы всё-таки сначала фен обсудим?
  - Что же там еще обсуждать?
  - Как что? Проанализировать, почему это произошло, чтобы не допускать впредь. Что делать с голосом мамы? Слушать его или не слушать? И кого вообще слушать?
  - Слушать нужно только себя. А что касается истории с феном, то это ошибка, за которую нужно себя простить и забыть. С каждым может случиться.
  - Но случилось-то со мной.
  - Думаю, что не только с тобой. Ошибка. Простить и забыть.
  - Так просто? - недоумеваю я.
  - Да.
  - Я не могу.
  - Учись. Ты же не относишь себя к лику святых? Только святые не ошибаются. Мы же с тобой грешные 'человеки'. Нам ошибки дозволительны.
  - Сколько?
  Алексей складывает брови домиком.
  - Сколько ошибок? - уточняю я. - Где та грань между глупостью и простительной нечаянностью?
  - Постараюсь объяснить... - Алексей на секунду задумывается, потом внимательно смотрит на проходящего мимо официанта. - Вот тебе наглядный пример. Как ты считаешь, приемлемо, если официант разобьет сегодня один стакан?
  - Думаю, да. За день ему, наверное, сотню приходится перетаскивать с места на место, - заявляю я и великодушно улыбаюсь. Как владелицу ресторана, меня такая новость конечно не обрадовала бы. Я бы наверняка ввела какой-нибудь штраф за разбитую посуду. Иначе официанты совсем распустятся. Если каждый официант по одному стакану в день гробить будет - в месяц это 300 штук. Бизнес станет нерентабельным.
  - А если он разобьет два?
  - Два - это уже много.
  Алексей сделал знак рукой официанту. Тот подошел.
  - У нас с девушкой спор вышел. И мы просим вас его разрешить. Не откажите.
  - Если смогу... - неуверенно шепчет молодой человек. - Мне, к сожалению, запрещены разговоры с клиентами на нерабочие темы.
  - Наша тема ещё какая рабочая! А чтобы ни у кого и сомнений никаких не возникло, мы у вас сейчас что-нибудь закажем. Делайте вид, что вы нам советуете, - Алексей деловито открывает меню и демонстративно тыкает в него пальцем. - Сколько в среднем стаканов вы разбиваете в день?
  - Поначалу много бил: три-четыре в день. Один раз целый поднос уронил. Теперь намного реже.
  - А в среднем в месяц?
  - Штрафы у нас начинаются от трех разбитых предметов в месяц. Опытные официанты укладываются.
  - Понятно! Спасибо! А теперь обещанный заказ - принесите нам узбекский плов. Что-то я проголодался.
  - Сколько стаканов ты разбила за свою жизнь? - Алексей поворачивается ко мне.
  - Четыре... - заунывно отвечаю я.
  - Даже двухмесячную норму официанта не выполнила, хотя посуды за свою жизнь переносила наверняка не меньше, чем он.
  - Тогда я этого не знала...
  - Вот видишь: будучи нормальным человеком, тебе открывается практически неограниченная возможность бить стаканы и совершать другие ошибки. Из этого примера мы видим, что твоя норма всегда завышена. Чтобы нормализовать её, умножай свою цифру, допустим, на пять. То есть, если ты думаешь, что на работе можно совершить одну ошибку в неделю, то среднестатистический результат будет, скорее всего, равняться пяти. На него и ориентируйся. Как ты думаешь, сколько раз можно дать себя таким образом обмануть?
  - Одного за жизнь достаточно.
  - Ну вот, тебе можно без всяких угрызений совести ошибиться еще четыре раза. Если обойдешься без них, то будет, за что себя похвалить.
  - На работе меня за такое отношение уволят.
  - В работе можно и не снижать планки, если это не мешает достижению цели. Перфекционистам полезно выбрать в своей жизни одно-два основных направления, в которых они могут продолжать достигать совершенства. Это может быть работа, семья, учеба. Конечно, перфекционизм в этом случае должен ориентироваться скорее на себя, чем на близких. Иначе есть опасность превратиться в тирана. Если соблюдать разумные рамки, научиться ставить реальные цели и достигать их, то это будет та золотая середина, о которой ты говорила. Еще лучше, если два перфекциониста работают или живут вместе и выбирают два разных направления для совершенствования. Например, женщина традиционно ведёт семью, муж работает. Чтобы не становилось скучно или обидно, направлениями нужно время от времени меняться, - Алексей показывает пальцем на меня, потом на себя и крутит пальцами, будто и вправду меняет нас местами. Потом он останавливается, поймав на себе мой удивленный взгляд. - Ну, это я к слову сказал. Так, общие размышления о жизни.
  Принесли плов - настоящий, узбекский из душистой баранины с рисом, приправленный чесноком, перцем, барбарисом, зирой. Наверняка и еще какими-то секретными приправами от шеф-повара, которые делают его блюдо незабываемым и неповторимым, словом, таким притягательным, чтобы клиенты, разочаровавшись в собственных попытках приготовить что-либо подобное дома, приходили сюда снова и снова, пытаясь разгадать волшебный рецепт. Мы уплетаем плов ложка за ложкой, потеряв всякий интерес к психологическим беседам. Молодые танцовщицы крутят бедрами около нашего стола, показывая, в основном Алексею, невообразимые движения живота и зазывая его прикоснуться к тонким лямочкам на бедрах шуршащей бумажкой. Он улыбается и переводит глаза на меня, а девушки, понимая ситуацию, переключаются на других молодых людей.
  - Я сегодня на машине, - говорит он, когда официант уносит пустое блюдо. - Подвезти тебя?
  - Тебе, наверное, потом неудобно будет возвращаться?
  Подоспевшая мысль о том, что он поедет к Свете, а меня везёт только потому, что это по пути к ней, прожигает меня до кончиков пальцев так, что в них болезненно колет.
  - Просто согласись, - он улыбается.
  Я киваю.
  У меня дух захватывает от его спортивного BMW. Мы мчимся по улицам Москвы, молча, не решаясь вернуться к тому, с чего хотели начать. Он неспокоен: резко тормозит, будто хочет избежать надвигающегося будущего, тут же ускоряется, чтобы стряхнуть нежеланные мысли, перестраивается, маневрирует, негромко ругается на других водителей. Его что-то волнует, но я никогда не решусь спросить, что именно. Он изредка поглядывает на меня, вздыхает, будто хочет что-то сказать, потом давит на педаль газа, машина ревет и несется дальше.
  Я чувствую себя, как черепаха, затянутая в панцирь. Ей ничего не грозит, она в курсе всего - высовывает время от времени голову из своего убежища и наблюдает за миром, но сделать ничего не может. Мудрая такая, только куда с этой мудростью! Ей бы сердце льва, ну или хотя бы кошки. Что бы сделала я, настоящая Александра, не обремененная излишними запретами и правилами, не закупоренная намертво в панцирь? Спросила бы его про Свету или, не спросив, пригласила на чай? Или просто поцеловала бы его прямо здесь, в машине. Не на ходу, конечно, это опасно. На светофоре. На нашем пути их будет предостаточно. Ведь всё так просто! Вот он, рядом, какие-то сантиметры разделяют нас. Нужно лишь протянуть руку, чуть наклониться и потянуться к нему губами. Всё так просто! Можно даже дать себе обещание поцеловать его на светофоре около тушинского рынка. Да, набраться решимости, закрыть глаза и ... Решено! Так и сделаю. Вон, его уже видно. Черт, зелёный свет! Проехали. Будет еще один светофор, но я до него новой решимости набраться не успею. Я скисаю, вжимаюсь в кресло и чувствую, как темное беспокойство едким дымом окутывает меня.
  - Спасибо огромное, что подвёз, - говорю я уныло, когда машина останавливается у подъезда. - Извини, что всю дорогу молчала. Опять навалило.
  - Что именно?
  - Беспокойство. Голос молчит, но знаю, он никуда не делся. Собирается с силами. Боюсь его еще больше, чем раньше. Я хочу излечиться раз и навсегда. Чувствую, что победа близка. Но меня будто кто-то водит за нос. Я не могу перестать думать о том, чему учили меня родители, мама. Всё время оглядываюсь назад.
  Я говорю и боюсь остановиться. Боюсь, что он уедет, когда я замолчу. Я готова придумать тысячу болезней, миллион атакующих меня голосов, лишь бы он не уезжал!
  - Мы всегда ищем причины, - Алексей смотрит в окно, будто говорит с кем-то другим, не со мной. - И чаще вне себя. Излечивается тот, кто перестает винить в своих бедах других: родственников, родителей, матерей, отцов, даже, если они действительно виноваты. Они воспитывали, как могли. Чаще всего именно так, как воспитывали их родители. У них не было другого выбора, они не знали, что можно по-другому. Им не у кого было научиться. Чтобы вылечиться, страницу прошлого придется закрыть. Раз и навсегда. Прости родителей и шагай дальше. Вспомни мамину фотографию, где она совсем молодая, неопытная, полная страхов за своё будущее и твое. Тогда будет легче понять её. Она делала то, на что была способна в тот момент. Она старалась, как могла. Прости её за то, что она не смогла. У нее больше нет шансов что-либо изменить, но такой шанс есть у тебя. С этого момента ты единственная ответственна за своё настоящее и будущее. Ты готова принять эту ответственность?
  Я растерялась. Момент истины настал. Он берёт меня за руку и смотрит в глаза.
  - Нам нужно взять полную ответственность за своё настоящее и будущее. Здесь и сейчас, в этом автомобиле, в присутствии друг друга как свидетелей. Клянешься?
  - Да, - нерешительно отвечаю я.
  - Это очень серьезно, что я сейчас говорю.
  - Я понимаю...
  Перед моими глазами вдруг проносятся Красная площадь, экскурсия в Мавзолей в девятом классе, съемки фильма, мысли о вечном, о смерти и вопрос Всевышнего. Если бы он меня сейчас спросил, чего я добилась, то именно об этом моменте я бы ему рассказала. Я готова взять всю ответственность за настоящую и предстоящую жизнь на себя, за нас.
  - Да, - отвечаю я теперь уже твердо.
  - Я тебе тоже обещаю. Обещаю взять всю ответственность за свою жизнь на себя. Главное сделали. Теперь остались мелочи.
  - Какие? - удивляюсь я.
  - Накрепко запрем дверь в прошлое, чтобы оттуда никто обратно не манил. Избавимся от родителей.
  - Как? - я испуганно смотрю на Алексея. Он смеётся.
  - Не волнуйся, обойдемся без крови. Поработаем с ними в подсознании. Проведем рокировочку. Если тебе не удается самой избавиться от мамы, то мы заменим её папой. Ты школу наверняка с медалью окончила?
  - Да, - отвечаю я, не понимая, к чему он клонит.
  - Представь, что она лежит всегда одной стороной кверху. Её вытирают, полируют уже двадцать три года исключительно с одной стороны. Мы перевернем медаль другой стороной, и ты увидишь, она засияет для тебя совсем другим цветом.
  Я по-прежнему пребываю в недоумении.
  - Представь себе квартиру, в которой вы жили. Опиши её.
  Я откидываюсь на спинку кожаного кресла, вытягиваю ноги и закрываю глаза. Перед взором предстает стандартная девятиэтажная панелька, трехкомнатная квартира, двенадцать квадратных метров моей комнаты с картинами из пазлов на стенах.
  - Моим родителям повезло, - начинаю я, - к моему дню рождения они переехали в новую трехкомнатную квартиру. Поэтому больших бытовых проблем мы не знали. У меня была своя комната, которую я очень любила. Большую часть времени я проводила там. Сначала за книгами, потом за пазлами...
  - Прости, я тебя остановлю на секунду. Давай сделаем наше погружение более направленным. Вспомни обычный выходной. Мама и папа дома. Была у тебя какая-нибудь обязанность на выходных?
  - Да. Готовить завтрак. Я пекла блины.
  - Расскажи об этом.
  - Что именно? Опиши кухню. Почувствуй её запах.
  - Кухня наша была очень маленькой. Мы втроем едва помещались. Поэтому я любила бывать там одна. В воскресенье по неписаному правилу я готовила завтрак. Обычно я пекла блины, потому что они очень нравились папе. Мы ели их со сметаной, малиновым вареньем или черничным - какое с лета оставалось. По особым случаям доставали земляничное или клубничное. Блинчики у меня получались, что надо. Со временем я стала настоящим профи. Родители мне даже ради этого случая на восьмое марта подарили две отличные сковородки - специально для блинов.
  Я вспомнила, как орудовала этими двумя сковородками. Я осторожно переворачивала тонкие, как простынь, блинчики, деревянной лопаткой, а если получались покрепче, играла с ними, подбрасывая и переворачивая несколько раз в воздухе.
  - Что в это время делали родители?
  - Они спали. Мама обычно выходила первой, чтобы посмотреть, всё ли правильно я делаю. Обычно я, по её мнению, где-нибудь не дорабатывала, но она меня быстро поправляла. Со временем она перестала заходить - видимо, я научилась делать, как нужно.
  - А папа?
  - Папа выходил всегда ровно к девяти, ел и хвалил мои блины.
  - Было ли у мамы какое-нибудь занятие, которое её могло отвлечь от критики? Какая-нибудь страсть? То, чем она очень любит заниматься?
  - Трудно сказать. Порядок для нее был превыше всего. Хотя одно занятие было: в свободное время она вязала.
  - Отличное занятие. Теперь попробуй заменить маму на папу. Дай волю творческой мысли.
  Я утвердительно киваю.
  - Описывай, что ты видишь, вслух. Как можно подробнее.
  - Утро. Воскресенье. Я встаю, как обычно, раньше родителей. Хочу приготовить завтрак. Делаю всё по порядку. Развожу тесто. Включаю газ, ставлю на плиту две тонкие сковородки. Первые блины комом. Быстро выкидываю их в ведро под мойкой и прикрываю газеткой, чтобы мама не заметила. Добавляю муки, остальные блины идут на ура. Горка растёт. Без десяти девять. Сейчас выйдет мама. Она всегда выходит первой, - тут я останавливаюсь, вспоминая, как у меня внутри всё переворачивалось от волнения в такие моменты.
  - Продолжай, но не забывай про конечную цель, - ободряет меня Алексей и мягко жмёт руку.
   - Я тем временем накрываю на стол. Кружевная белая скатерть, сервиз из шкафа, серебряные приборы из черного ящика с красной бархатной обивкой. Ножики кладу справа, вилки слева, сверху по десертной ложечке. В центр ставлю три розетки для сметаны и варенья. Обычно мама решала, каким вареньем будем лакомиться. Стол готов. Дверь спальной открывается. Родители выходят вместе. Мама... тут же отправляется в большую комнату и начинает вязать. Просит папу принести ему блины и чай в комнату. Он всё выполняет, возвращается ко мне, мы достаем земляничное и клубничное варенье, а потом подмигиваем друг другу и рядом ставим еще две розетки: с черничным и малиновым. Кушаем блины один за другим, он хвалит меня. Мы творим с ним невообразимое. Мастерим из пятнистых блинов (у меня таких особенно много получалось) коров и жирафов. У нас появляется целый зоопарк. Мы смеёмся и съедаем 'животных'.
  Мама не выходит из комнаты. У нее куча пряжи. Она вяжет, вяжет, вяжет, не переставая. Вся комната завалена большими полиэтиленовыми пакетами с мотками. У нее большой заказ. Мама не выходит из комнаты и просит её не беспокоить. Мы с папой идем гулять, катаемся в парке на велосипедах, едим пломбир в вафельных стаканчиках, кружимся на карусели. Возвращаемся вечером. Мама всё еще вяжет. Мы готовим с папой ужин. Кушаем все вместе. Мама благодарит нас за то, что мы ей не мешали, и опять уходит вязать. Папа читает мне на ночь книжку, и я, счастливая, засыпаю.
  Я выдыхаю и открываю глаза. На душе невообразимо легко. Я побывала в выдуманном мною прошлом, но ощущение такое, будто всё случилось на самом деле. Я прожила день в своём прошлом так, как мне всегда хотелось: без страха, без критики, без маминого голоса.
  - Как ты себя чувствуешь? - осторожно спрашивает Алексей.
  - Замечательно. Как воздушный эклер.
  
  ГЛАВА 19
  
  Он уехал. Я с тоской смотрю ему вслед, пока машина не исчезает за поворотом. Он ничего не сказал: увидимся ли мы и когда. Наверное, позвонит. Обязательно позвонит! С этой обнадеживающей мыслью я поворачиваюсь к двери подъезда, но домой идти совсем не хочется. Там слишком пусто. Я разворачиваюсь и бреду по тропинке, подминая ногами опавшую листву. На душе уныло. Будто вынули что-то важное, а вернуть забыли. Я иду вдоль длинного изогнутого дома, поворачиваю к бульвару, намереваясь сделать круг до поймы и обратно, но на моем пути неожиданно вырастает супермаркет.
  Первым делом я думаю о работе, поиском которой я всё еще не решаюсь взяться. Потом возникает желание просто прогуляться по нему для успокоения, может быть, даже что-нибудь купить. Когда-то прогулки по супермаркету были для меня почти такой же действенной терапией, как кухонная йога перед сном. Почему бы и нет? Я улыбаюсь яркому свету, льющемуся из дверей и окон 'космического корабля' и вступаю на борт.
  Наш супермаркет на остановке, действительно, напоминает космический корабль. В нем несколько входов и выходов, множество закутков и ответвлений, по которым можно блуждать, забыв обо всех насущных проблемах. Именно это мне сейчас и нужно. Ничто не помогает в трудную минуту лучше, чем прогулка по близкому духом миру. Просторные ярко освещенные залы, вычищенный до блеска пол, строгая логика управляющего, который невидимой рукой раскладывает товары на полки - всё отзывается в моей душе восхищением и восторгом.
  Вот полки с фруктами, овощами, свежими салатами. Внутри каждого стеллажа своя иерархия. Ровные, одного размера, цвета и консистенции помидоры, огуречные пирамидки, горки из груш и яблок. От запахов овощей и фруктов меня охватывает приятная теплота, и волна нахлынувших мыслей уносит меня к Черному морю, куда мы каждый год ездили с родителями. Там на местном рынке тоже были огуречные пирамидки, горки из груш, яблок, абрикосов и персиков. К удивлению мамы и папы я была готова проводить у прилавков с фруктами и овощами больше времени, чем на песчаном берегу. У самых ровных горок я никогда не задерживалась и ничего не просила купить - не хотела нарушать геометрическую идиллию. Я показывала пальцем на товар похуже, а сама издалека любовалась идеальными формами. Домой мы возвращались, лишь когда жара спадала, и спасительный ветерок нес долгожданную прохладу.
  Прохлада. Молочный отдел. Сложенные один к одному цветастые йогурты, яркие пластиковые пакеты и бутылки с молоком. Кажется, если бы здесь стояли лежаки для отдыха, как на море, я бы не устояла перед соблазном прилечь. Это предвидел, несомненно, и всевидящий управляющий: он манит меня дальше. По супермаркету распространяется всепроникающий запах свежего хлеба. Наверное, это лучшее изобретение мерчендайзинга (так, по-моему, называется умение привлекать внимание покупателя). Усталые, спешащие с работы домой люди, мечтающие только о том, как добраться до кухни, быстро накормить семью и устроиться уютно у телевизора за очередным сериалом, чувствуют что-то тонкое и неуловимое в воздухе, знакомое с детства. И это не звук колыбельной или запах маминого молока, от которых еще сильнее тянет в дрему. Это будящий сознание и тело дух, напоминающий о бодром утре, начале нового дня, не оставившем ни тени вечерней усталости запах хлеба.
  Я иду дальше и встаю в очередь у прилавка с пышными булочками, миниатюрными злаковыми буханками ржаного, нарезными батонами, плетенками, сочнями с творогом и еще десятком свежевыпеченных изделий. Для поднятия настроения я покупаю корзиночку с вареной сгущенкой, взбитыми сливками сверху, кусочками лаймового мармелада и направляюсь к кассе. На душе заметно легчает.
  Супермаркет близок к совершенству, очень близок. И поэтому мне здесь всегда хорошо. Даже теперь, без маминого голоса, мне всё равно нравится эта красота. Возможно это моя суть? Ведь я и в детстве восхищалась строгой идиллией порядка? Значит я от природы - перфекционистка?
  Некоторые люди находят красоту в картинах, кто-то - в правильных скульптурных пропорциях, а я вижу красоту порядка, геометрических построений и цифр. Надо было мне на математический факультет всё-таки идти. Нет, теоретическое, оторванное от жизни знание мне не подходит. Я люблю общаться с людьми, люблю решать практические задачи. Может быть в мерчандайзинг податься? Нет, покупателя обманывать, подсовывая залежалый товар, я не смогу. Хитрить - не мое призвание. Товаровед? Раскладывать товары по полкам? Не для этого я училась пять лет и с репетитором английским занималась. Мне бы контролировать процессы. Где-нибудь в большой фирме или в банке, в иностранном банке... Да, это бы мне точно понравилось.
  Я выхожу из магазина и иду дальше по аллее, съедая на ходу пирожное. Дорожка усыпана листвой. Я подкидываю её, испытывая какой-то озорной детский восторг. За день листва успела просохнуть, листья подпрыгивают и взъерошенными кучками опускаются на поблескивающий в свете вечерних ламп асфальт. Кучки получаются самые разные: остроносые и покатые, понурые и растрепанные, высокие и впалые, как птичьи гнезда. Они мне нравятся - такие разные, рыжие, желтые, красные, непохожие друг на друга. Я удивляюсь. Значит мне теперь не только порядок по душе! Творческий беспорядок тоже? Я поддеваю еще один ворох. И еще один, и еще... И всё же ровная горка кажется мне красивее.
  Падая на землю, листья шелестят и в окружавшей меня тишине, нарушаемой только проезжающими по бульвару машинами, я чувствую нечто странное. Внутри меня вдруг поселился мир. Впервые в жизни я чувствую свободу от прошлого, радость новых ощущений, и при этом - равновесие и абсолютное спокойствие. Я сама выбираю, что мне нравится. Я знаю, что это выбираю я. Всё это ново, и поэтому немного странно. Я стараюсь привыкнуть к этому чувству, не спугнуть его.
  - Ку-ку! - раздается вдруг голос.
  Я вздрагиваю. Неужели он вернулся? Неужели всё по новой? Нет, это не мамин голос. В меня вселился другой?
  - Александра, привет! - повторяет голос.
  Раздаются знакомые мелкие шажки. Я оглядываюсь.
  - Света! - кричу я и бросаюсь ей на шею. - Слава Богу, это ты!
  - А ты ожидала кого-то другого?
  - Да нет... Просто я очень рада тебя видеть! Что ты здесь делаешь?
  - Я здесь живу, - она улыбается. - Успела забыть?
  Света кивает в сторону нового кирпичного дома.
  - Ах да! Я сегодня какая-то рассеянная, - я смущенно улыбаюсь.
  - Ничего, бывает, - Света хлопает меня по плечу.
  - Как дела? - спрашиваем мы друг друга в один голос и смеемся.
  - Всё хорошо, - отвечает Света. - Может, почаёвничаем на выходных?
  - А может, не будем откладывать? - предлагаю я. - Хотя пирожное я уже съела.
  Я показываю маленький кусочек от корзинки.
  - У меня дома есть конфеты. Извини, уже открытые, с последних гостей! Знаешь, нет ничего лучше, чем пить чай с кем-то, кто по-настоящему любит сладкое!
  - Да, мы его любим!
  Света подхватывает меня под локоть, и мы бежим к её дому. Поднимаемся на десятый этаж и сразу проходим на кухню. У Светы, на удивление, чисто. Заметив мой взгляд, скользнувший по начищенной плите, блестящей раковине и аккуратно расставленной посуде, Света тут же поясняет:
  - Домработницу нашла наконец. Она днем приходит один раз в неделю. Соседи мои ей дверь открывают. Деньги на столе оставляю. Качество меня устраивает. Времени на уборку совсем не остается, да и не люблю я это дело: тряпкой по полу водить и губкой жир по тарелкам размазывать. Я лучше на работе посижу или в ресторане в приятной компании, или с тобой поболтаю.
   - Хорошая идея, но мне кажется, я бы так не смогла.
  - Отдать уборку другому человеку?
  - Да...
  - Смогла бы, если бы на работе был такой завал, как у меня.
  - Много дел? - подхватываю я.
  - Как всегда. Дали новый проект, ноутбук в придачу. Командировку, к сожалению, отменили. А мне так хотелось куда-нибудь уехать. Лучше, конечно, в отпуск.
  - Почему же не едешь?
  - Начальник не пускает. Кому-то же нужно работать.
  - Но он же понимает, что подчиненным нужно отдыхать. Когда-нибудь же он должен тебя отпустить! - возмущаюсь я.
  - Понятие 'когда-нибудь' его тоже устраивает, - Света вдыхает, насыпает в маленький гжелевский чайник заварки и заливает крутым кипятком. На столе появляются шоколадные конфеты в уже открытой коробке. - Извини, последний гость съел весь белый шоколад, хотя тебе всё равно, ты же его не ешь, - она улыбается и спешит добавить. - Ну что мы всё обо мне. Как у тебя дела? Как дела с работой? Подобрала что-нибудь?
  Я теряю дар речи. Вижу всё будто в тумане. Белый шоколад? Последний гость? Он ест только белый шоколад и не ест темный. Он был у нее совсем недавно! Ел из этой коробки. Я кладу темный трюфель, который уже поднесла ко рту, обратно в коробку.
  - Александра, что с тобой? - Света пристально смотрит мне в глаза. - Ты так побледнела.
  - Ничего, - отвечаю я дрожащим голосом, стараясь изо всех сил сдержать слезы, но у меня ничего не получается, и слезы градом катятся по моему лицу.
  - Александра, что с тобой? Это из-за работы? - Света садится рядом, обнимает меня и гладит по волосам. - Из-за работы?
  Я молча киваю.
  - Ничего, ты его еще найдешь! Я же нашла! - Света продолжает держать меня в объятьях. Я вырываюсь.
  - Кого - его?
  - Ну, место своё... рабочее... Которое тебе подходит. По всем параметрам.
  - Как пазлы? - спрашиваю я.
  - Да, как пазлы, - Света улыбается подходящему сравнению, а я реву еще сильнее.
  - Да что же это такое сегодня?
  Света становится до невозможности серьезной, кладет рядом со мной пачку носовых платков и садится напротив.
  - Выкладывай.
  - Что выкладывать?
  - Ты бы никогда не стала так реветь из-за работы.
  - Почему же? Ведь это так важно!
  Я почему-то тут же перестаю реветь.
  - Вот видишь? - Света улыбается. - Расскажи мне. Мы ведь лучшие подруги. Всегда друг другу всё доверяли. Что сейчас изменилось? Это из-за него?
  Света быстро посмотрела на меня, потом на конфеты.
  - Ты знаешь, что он не ест черный шоколад и любит белый? Извини, - Света быстро убирает коробку. - Извини, я не подумала. Прости меня.
  Света закрывает голову руками. Я смотрю на нее и боюсь, что теперь она начнет так же рыдать, как я.
  - Теперь и чаю не с чем попить, - говорю я, улыбаясь.
  - Достать обратно? - Света улыбается и тянется к холодильнику. - Обещаешь больше не реветь?
  - Обещаю.
  Конфеты торжественно занимают почетное место на столе.
  - Александра, - начинает Света. - Мне нужно много тебе рассказать. Просто мы давно не виделись. Не было возможности. Алексей действительно был у меня недавно.
  - И как он только всё успевает! - вырывается у меня. Я обхватываю голову руками.
  - Подожди, я объясню. Всё не так просто.
  - Да уж, я давно перестала что-то понимать.
  - Между нами ничего не было и нет.
  - Но как же быть с 'новой пассией'? Я видела его выходящим из твоего офиса! Как же быть с этими конфетами?
  - Да, сначала я думала, что у нас всё получится. Нас познакомила его мама. Она работает у нас в офисе. Он к ней часто заходит. Не ко мне. И здесь у меня один был всего лишь раз, но у нас ничего не получилось. Он ушел. Пазлы не сошлись...
  - Пазлы не сошлись...
  Я встаю, достаю телефон и выхожу из кухни.
  - Ты куда? - встревоженно спрашивает Света.
  - Мне нужно позвонить.
  - Ему?
  - Нет... То есть да. Нам нужно срочно встретиться.
  - Уже ночь на дворе.
  - Да, уже ночь на дворе. Я пойду.
  Я накидываю пальто, беру сумку и, сбивчиво извиняясь, выбегаю из квартиры Светы. Его телефон не отвечает. Я бегу к остановке, чтобы, когда он перезвонит, сразу сесть на маршрутку и поехать к нему. После того, что открыла Света, мне хочется броситься к нему на шею, рассказать, что теперь нам никто не мешает, что нам не нужно прятаться по кафе, что мы можем выходить везде вместе, как настоящая пара. Я открыла шлюзы построенной мною же плотины, вода прорвалась и разлилась, заполняя собой всю долину. Внутри у меня бушует гроза, но не темная, не страшная, а веселая, резвая, задорная, как у Тютчева. Мне хочется сочинять стихи, петь песни, танцевать, бегать босиком по лужам. Мне хочется так много! Но на улице конец сентября, ветер сковывает лужи в тонкий панцирь. Хрусть, хрусть, хрусть - звучит под каблучками. Стоп! Я продолжаю бежать. 'Стоп!' - приказываю я себе и останавливаюсь. Ему ведь прекрасно известно, что они не встречаются со Светланой! Для него это никакое не открытие! Что я выдумала?
  Он перезванивает, когда я, ошарашенная собственным открытием, останавливаюсь у остановки. Водитель маршрутки напрасно ждет меня - я стою, будто закованная в лед.
  Мне нечего ему сказать. Он помогает мне освободиться от проблемы, только и всего. Я изначально выбрала профессионала, ведь он сам просил меня определиться. Но как же все эти сигналы, прикосновения, искрение? Видимо, искрит только у меня. А с его стороны - только помощь. Ничего личного!
  Мне вдруг становится страшно от того, что я осталась в бушующем потоке одна. Натолкнувшись на неожиданное препятствие и не находя выхода, вода прибывает, бьется о твердыню, превращаясь в глубокие водовороты, пену, тысячи брызг и грозит поглотить на пути всё живое. У меня всего один выход для спасения - строить новую плотину - собственную, которая станет моим пристанищем, моим оплотом, моим домом.
  
  ГЛАВА 20
  
  Я плохо спала. Снилась мама... Она вязала, а потом исчезла... Страшная мысль заставляет меня вскочить и броситься к телефону. Долго никто не отвечает. Я уже хочу нестись к родителям, как слышу мамино заспанное 'алло' в трубке.
  - Ну слава Богу! - с облегчением выдыхаю я. - Где вас носит? Я так переволновалась.
  - Мы дома, спим. Шесть утра. Случилось что? - волнуется мама.
  - Сон страшный приснился. Ты вязала.
  - Что же в этом страшного?
  - Просто много вязала. Много вязать вредно.
  - Дорогая, у тебя всё нормально? Голова не болит? Питаешься хорошо? Может быть нам приехать, помочь? Урожай с дачи привезем. Своё всегда вкуснее.
  - Не нужно, мама. То, что ты вяжешь в моём сне, - еще не повод думать, что я сошла с ума.
  - Я так не думаю. А про вязание - это у нас телепатия. Я вчера как раз за вечер носочки связала. Почему-то захотелось их твоему новому молодому человеку подарить. Он нам очень понравился! Размерчик на глаз определила. Думаю, подойдут. Как раз к зиме. Как у вас дела? Всё хорошо?
  - Всё хорошо, - я стараюсь не менять интонации.
  - Знаешь, мы тут с папой потом шептались после того, как вы уехали. Ты держись за него. Вежливый такой, обходительный. Сразу видно, что из приличной семьи. Ты у него уже была в гостях? С родителями познакомилась?
  - Нет, в гостях не была. И, наверное, не побываю. Он вчера из дома ушел. Точнее его папа выгнал. Он мне вечером звонил спокойной ночи пожелать.
  - Да? - мама останавливается и после некоторой паузы добавляет: Ну, ты с ним поаккуратнее, если ночевать будет проситься. Проходимцев сейчас знаешь сколько! Мне соседка про одного мошенника рассказывала: он именно такую схему использовал, чтобы девушек грабить. Обчистит, обесчестит и исчезнет.
  - Не волнуйся, мама, я ему уже предлагала... Он отказался. Мы с ним только в кафе встречаемся.
  - А-а-а... - неопределенно протягивает мама. - Встречаетесь всё-таки?
  - Сегодня, думаю, последний раз.
  - Ну тогда ладно, - неуверенно заключает мама. - Надеюсь, всё прояснится. Мы тебе скоро свежих овощей с дачи привезем.
  - Своё всегда вкуснее, - называю я наш семейный пароль и кладу трубку.
  По его голосу, интонации и словам вчера я поняла, что до расставания осталось недолго. Его терапия дала ожидаемые результаты. До окончательной победы оставался один шаг - найти работу. Он рассказал мне о ярмарке вакансий в Гостином дворе и намекнул, что я могла бы осмотреться для начала.
  В десять утра я в числе других молодых людей стою в очереди у невысокого, по современным меркам, величественного здания в центре Москвы и жду, когда откроются двери. Чтобы не вызывать неприятных воспоминаний и не видеть ни Красную площадь, ни ГУМ, я еду до Китай-города и иду по Ильинке. Двери Гостиного двора открываются строго по расписанию - ровно в десять. Толпа страждущих заполняет Атриум - основной зал мероприятий.
  Я не спешу. Моему взору открывается огромный, мощеный гранитом внутренний двор в окружении лепных колонн и крышей из прозрачного материала. Выставка располагается в центре зала и по размеру кажется муравейником посреди большой поляны.
  - Ого-го! - вырывается у меня. - Вот куда нужно на экскурсии ходить! А то я кроме Красной площади и Мавзолея никаких других достопримечательностей в Москве не знаю.
  Я беру из рук молодого человека у входа буклет с описанием Гостиного двора. 'Крытая городская площадь сопоставима по размерам и очертаниям с Венецианской площадью Сан-Марко в Италии, - читаю я. - Здесь проходят крупнейшие выставки, показы мод, состоялись концерты Монсеррат Кабалье и Хосе Каррераса'. Я спускаюсь в зал по парадной лестнице и продолжаю читать. Чего здесь только нет! Антикварные магазинчики, клубы, рестораны, бутики, кофейня, банки, агентства недвижимости, туристические фирмы, даже музыкальная школа и... музей парфюмерии! После того как я прочитала 'Парфюмера', мир запахов и всё, что с ними связано, манит меня, как запах молодых красавиц Жан-Батиста Гренуи. Я смотрю на расставленные рядами по залу стенды компаний, потом - на милую галерею второго этажа и решаю, что на ярмарку вакансий я всегда успею. А на музей парфюмерии, возможно, времени больше не будет.
  Поднимаюсь на второй этаж и иду по галерее с ажурными фонариками к музею. Около него уже стоят несколько человек - по большей части женщины - ждут экскурсовода. Я захожу внутрь и млею от восторга. Ступки, колбы, парфюмерные флаконы, аппарат для перегонки эфирных масел, мыло в коробочках, пульверизаторы, надушенные перчатки, какие-то корни и порошки, похожие на колдовской арсенал - всё, как в лавке метра Бальдини. Мне хочется потрогать их, понюхать, узнать секреты производства запахов, возможно, даже стать профессиональным парфюмером.
  Подоспевший экскурсовод - молодая девушка, не особенно приветливая, но весьма осведомленная, рассказывает о Генрихе Брокаре, потомственном парфюмере, который более ста лет назад, в далеком 1864 году, основал своё производство. Начинал он в старой конюшне: на оборудовании, состоящем из трех кастрюль, ступки для растирки компонентов и плиты, он производил мыло для детей стоимостью одна копейка за штуку. Несколько экземпляров такого мыла выставлено в одной из витрин. В начале 70-х годов Брокар приступил к выпуску духов и одеколонов. Постепенно он стал безоговорочным лидером на российском рынке парфюмерии в России, его продукцию узнали и за границей.
  В голове у меня сразу созрел план по созданию новой линии духов 'Александра'. Для мужской линии я придумала не менее оригинальное название 'Алексей'. Небольшое производство можно разместить и у меня на кухне. Лучше конюшню для этого дела искать. Кастрюли у меня есть, плита тоже, ступку для растирки компонентов приобрету. Осталось только узнать, что растирать и чем разводить. 'Аромат цветущих полей лаванды, запахи индийского сандала и зелёного чая, легкие ноты бальзамов ладана и мускуса', - говорит экскурсовод. Зелёный чай у меня дома есть. Как раз израсходую, а то допить никак не могу - горький он. Лаванду из пакетиков от моли выну. Сандал, ладан и мускус найду в чайном магазине или в отделе приправ.
  - Перед нами 'Букет России', - продолжает девушка, - президентский парфюм, его стоимость - 300 долларов.
  - А понюхать можно? - я решаюсь сразу вникать в секреты производства.
  - Да, - хитро прищурившись, отвечает экскурсовод, - если Вам президента удастся встретить. Говорят, он этому запаху не изменяет.
  Все смеются. После получасовой экскурсии девушка ведёт нас в магазин, в котором я, как завороженная, порхаю от одной полки к другой, прикладывая к носу пробники и пытаясь запомнить ароматы. Одна продавщица сначала занимается мной, рассказывая историю создания и состав запахов, но потом, поняв бесперспективность занятия, переключается на другую клиентку. Через какое-то время у меня начинает болеть голова от запахов, и я перехожу в кофейню неподалеку, чтобы переварить всё, что узнала и перенюхала.
  Вот это, я понимаю, профессия! Мыло варить я, наверное, не стала бы, а духи мешать... Нет, духи мешать - это слишком сложно. Да и ниша эта уже занята. Я бы хотела контролировать, правильно ли их намешали. Да, это бы мне подошло. Стою я в белом стерильном зале с ватными тампонами в носу (я однажды в фильме видела, что такие специалисты нос так берегут) и подношу к носу один за другим пробники. 'Да, получился. Нет, этот никуда не годится, - говорю я, бросая тонкую белую бумажку на поднос, и перехожу к другому. - Да, можно на продажу. Этот пробник - для Президента. Пошлите ему и скажите, что от меня. Да, от Александры - он знает!'. Я сладостно улыбаюсь и пью ароматный кофе.
  В кармане вибрирует телефон. Алексей пишет, что опоздает на пятнадцать минут. Я смотрю на часы: половина второго. Что? Уже? Не может быть! Мы же с ним на два договорились. Это значит, я здесь уже три с половиной часа болтаюсь? Я вскакиваю, бросаю на стол деньги за кофе и мчусь на выставку.
  Я бегаю от одного стенда к другому, не находя ни одного достойного предложения от парфюмерной фабрики или магазина. Строительные фирмы, агентства недвижимости, какие-то подозрительные компании с неопределенным кругом деятельности. Времени совсем не остается. Я подхожу к последнему в ряду стенду. На вывеске красуется название известного иностранного банка. Немного странно видеть его здесь.
  - Неужели даже иностранному банку приходится рекламировать себя на ярмарке вакансий? - спрашиваю я у молодой улыбающейся девушки за стойкой.
  - Мы предлагаем социальный пакет, достойную зарплату и возможность карьерного роста, - тараторит она как робот, которому только что поменяли батарейки.
  - В этом я и не сомневаюсь. А в чем работа заключается?
  - Сделки с финансовыми продуктами.
  - Понятно, 'продажное мясо' вербуете... - выдыхаю я разочарованно и разворачиваюсь к выходу.
  - А вы что ищете? - спрашивает девушка уже нормальным человеческим голосом.
  - Не знаю... - теряюсь я. - Я хотела парфюмером стать... Нет... Контролировать... Да, что-нибудь контролировать я хотела... Процессы контролировать. Результаты проверять.
  - Свободных вакансий в этом секторе у нас нет.
  - Так я и думала... - расстроено заключаю я и направляюсь к выходу.
  - Постойте, - окликает меня девушка. - Отправьте мне ваше резюме, я передам его в отдел контроля. Может быть, они заинтересуются. Я слышала, что они хотели расширяться.
  Она быстро протягивает мне визитку и поворачивается к щекастому студенту, который так же как и я, видимо, позарился на иностранные буквы.
  
  * * *
  Запыхавшись, я залетаю в кафе на Пушкинской, в котором вижу Алексея, потягивающего кофе за круглым столом. Он не замечает меня и смотрит в окно. Я останавливаюсь на секунду. Я просто не могу идти дальше. Это не Алексей. Это совсем другой человек. Всё тот же милый, симпатичный молодой человек, но что-то изменилось в нем, что-то исчезло за эту ночь. Тяжесть на плечах, грусть на лице - сегодня ничего этого не было. Его тело стало расслабленным и легким, а глаза светились радостью.
  - Привет! - я тихонько сажусь рядом.
  - Привет, - отвечает он не спеша. - Спасибо, что поговорила со мной вчера. Нелегкий выдался вечер.
  - Нашёл, где переночевать?
  - Да, у друга буду жить, пока диплом не получу.
  - Так значит, ты решил?
  - Да, окончательно и бесповоротно.
  - Психолог?
  - Психолог.
  - А папа?
  - Папа не согласен, но мне теперь всё равно. Я теперь свободен от него. Что же мы всё обо мне. Ты как?
  - Терапия сработала. Всё получилось, как ты сказал. Голос умер и больше не возвращается, - сообщаю я голосом диктора телевидения, который сообщает о невосполнимой потере для российского народа.
  - Но ты, похоже, не особенно рада?
  - Почему же? Я очень рада! - я пытаюсь выдавить улыбку, но это получается не так профессионально, как у дикторов, которые после печальных новостей умеют мгновенно перейти к радостным событиям дня. - Возможно, я просто не успела привыкнуть к тишине и пустоте в голове. Будто из нее отсосали воздух, и в образовавшийся вакуум нужно срочно впрыснуть что-то другое. Но что? Этот внутренний голос направлял меня много лет, подсказывал, куда идти. Пусть этот путь и был предсказуемым: всё должно быть идеально, но он был. Теперь я потерялась. Я одна - маленькая лодка посреди бушующего океана - без мотора, без весел, без карты. На пути - ни островка, а только неприступные скалы. Вот сегодня, например, пошла на выставку вакансий, а на пути музей парфюмерии оказался. Раньше бы мне голос четко указал, что сначала нужно дело сделать, а потом развлекаться. Сегодня же я сначала в музей пошла, потом в кофейню обдумывать, как стать парфюмером, и на выставку у меня совсем времени не осталось на вакансии.
  - Понимаю, о чем ты. Не беспокойся о временных неудобствах. Ко всему новому нужно привыкнуть. Весла и мотор у тебя есть, пусть тебе сейчас кажется, что ты их потеряла. А ориентиры найдутся. Даже в самую темную ночь есть звезды. Они - твои проводники.
  - Какие еще звезды? - разочарованно произношу я.
  - Которые светят тебе, - он улыбается. - У каждого есть, по крайней мере, одна.
  - Я не верю в астрологию и не умею читать по звездам.
  - Научишься.
  - Эти сказки не для меня.
  - Ты просто не там ищешь, - он тянется ко мне и кладет руку на грудь. - Она здесь.
  Грудь будто прожигает огнем. Мне становится трудно дышать.
  - Не надо, - прошу я. - Не надо всё усложнять.
  Алексей опускает руку и виновато прячет её под стол.
  - Извини, я не хотел тебя смущать. Ты сама теперь себе хозяйка. Ты принимаешь решения. Ты можешь жить по своим правилам - в этом твоя свобода.
  - А если я вернусь к перфекционизму? По собственному желанию, по велению сердца или заложенных во мне природой потребностей? Я вчера заметила, что вижу в порядке и чистоте красоту. Мне нравится, когда всё на своих местах.
  - Твоё право. Даже если ты станешь такой, какая была, или выберешь новый путь, это будет твое решение. Ты несешь ответственность за свою жизнь. Помнишь? Мы дали друг другу обещание.
  - Но я не хочу возвращаться.
  - Тогда возьмись за будущее.
  - С чего же начать?
  - С самого важного. Что на сегодня для тебя является самым важным?
  Я вымученно улыбаюсь. Неужели он не догадывается, что является самым важным для женщины, которая на протяжении месяца почти каждый день встречается с молодым человеком и даже провела ночь в одном с ним помещении на даче у родителей? Неужели мужчинам всё нужно объяснять и раскладывать по полочкам? Он же психолог! Они что, тоже ничего не чувствуют?
  - Конечно, самое важное - найти работу, - твердо отвечаю я.
  - Я так и думал, - Алексей отвечает не менее уверенно. - Ах, прости! Я до сих пор не знаю, что стало с твоим звонком шефу! В прошлый раз ты сказала, что дозвонилась.
  - Он обрадовался, услышав меня. С удовольствием поговорил. На мой вопрос ответил не сразу, но если резюмировать его слова, то он уволил меня из-за перфекционизма.
  - Так прямо и сказал?
  - Да нет. Сказал, что я слишком долго работала над заданиями, пытаясь довести их до совершенства, что убила в себе творческое начало, превратилась в 'серую офисную мышь', которых там и так полно. На собеседовании, мол, я была совсем другой.
  - А работа, которую ты выполняла, тебе нравилась?
  - Работа как работа... Тебе дают задание, ты выполняешь. Ни больше, ни меньше.
  - Испытывала ли ты моменты, хотя бы изредка, когда просыпалась с желанием прийти в офис пораньше, чтобы выполнить какое-нибудь интересное задание? Приходила ли ты с работы домой, наполненная энергией и счастьем от удачно завершенного дела? Испытывала ли ты что-либо подобное... - Алексей замирает на секунду. - Как когда мы с тобой белый парусник из пазлов собирали на даче?
  - Нет, никогда... - отвечаю я и удивляюсь, почему я никогда не думала о том, что работа может приносить удовольствие. И откуда он знает, что я чувствовала тогда на даче? Ведь мы об этом никогда не говорили. Наверное, он сравнивает с собой. Значит он тоже летел? Он тоже был счастлив?
  - Тогда правильно, что тебя уволили, - подытоживает он, отпивая глоток кофе. Я поднимаю на него удивленные глаза. - Работа должна радовать, приносить положительные эмоции, счастье, хотя бы иногда. Иначе долго не протянешь. Как твой начальник правильно выразился, ты превратишься в 'серую офисную мышь' и издохнешь.
  - Да, но таких работ на всех не хватит. Кому-то приходится выполнять и обычную офисную работу. Хотя, честно говоря, я себе такой судьбы не желаю. Мне кажется, я уже знаю, что мне нужно. Что-то связанное с контролем. Мне нравится следить за порядком. Как только ты скажешь, что я готова, я начну.
  - Тогда можешь начинать, - не задумываясь, отвечает он.
  - Я готова?
  - Да.
  - Но я себя таковой не чувствую. Только голос исчез, а всё остальное осталось.
  - Что именно?
  Я изо всех сил стараюсь придумать еще что-нибудь, с ужасом вспоминая его слова о том, что он должен будет исчезнуть из моей жизни, как только терапия закончится. Нельзя допустить этого. Только не сейчас. Мне нужно время. Возможно, еще несколько встреч, чтобы отвыкнуть от него. Сначала видеть его раз в два дня, потом раз в неделю, потом раз в месяц и постепенно забыть. Со временем станет легче. Только не сейчас, когда я осталась совершенно одна. Даже без мамы, без её голоса. Теперь и без него! Нет, это совершенно невозможно!!! Мне нужно выиграть немного времени. Я найду способ справиться с чувствами. Притащу на следующую встречу диктофон и запишу его голос. Так всё-таки будет легче одинокими зимними вечерами. Или устрою видеонаблюдение. Буду смотреть на него по телевизору. Мне никак нельзя расставаться с ним. Только не сейчас. Не сейчас.
  - Что осталось, Александра? - настойчиво повторяет он.
  - Я всё еще замечаю недостатки у других. Даже у тебя!
  - Какие?
  - Куртка у тебя, извини, несуразная.
  Алексей смотрит на куртку.
  - Действительно несуразная. Сам давно хочу её поменять.
  Он что-то царапает в блокноте, вырывает лист и протягивает мне.
  - А это мой последний рецепт для тебя. Почерк понятен?
   - Упражнение 'малые шажки', - читаю я. - Выделить конечную цель и конкретные шаги по её реализации с реальными сроками выполнения, написать их на карточках. Спрятать все карточки, которые не имеют отношение к предстоящему дню. Продвигаться к поставленной цели 'малыми шажками', думая только о том, что предстоит сделать сегодня. Строго придерживаться плана.
  - Справишься? - спрашивает он. Я утвердительно киваю. - Тогда вперед.
  Мы выходим на улицу. Лицо и руки обжигает ледяной ветер. Мы кутаемся в осенние куртки и быстрыми шагами направляемся к метро.
  Я мысленно пишу на карточках, как забыть его. На первой карточке нарисую его без ноги, на второй - без руки и так далее, пока он не исчезнет из моей головы. Нет. Слишком жестоко это... Задумавшись о гуманности применяемых мною методик, я наступаю на одну из замерзших луж и поскальзываюсь, Алексей подхватывает меня. Если бы то тепло, которое я почувствовала в его объятиях, можно было направить на этот первый лед под ногами, он бы тут же растаял. 'Первый шажок', - гулко звучит в голове.
  - Держись, - он подставляет локоть. Я цепляюсь за него мертвой хваткой.
  'Второй шажок', - опять гудит внутри. Я отмахиваюсь от навязчивых мыслей и сжимаю покрепче его руку. Крепкую, мускулистую, надежную. Ужасно приятно идти с ним так по улице. Хочется спотыкаться, вязнуть в трясине, тонуть вместе с этими чертовыми карточками. Жаль, что в Москве нет болотных мест. Он бы меня обязательно вытащил.
  - За тобой, наверное, как за каменной стеной, - шепчу я.
  - Продолжаешь нашу терапию? Тренируешься в комплиментах? - Алексей улыбается.
  - Нет, просто так сказала.
  - Замечательно. Значит, наша терапия проникла в подсознание...
  Мне немного не по себе от того, что нечто проникло в подсознание, а я этого даже не заметила. Всё-таки не хочется упускать ситуацию из-под контроля. Но она убегает от меня с невероятной быстротой. Сознание, казалось, в этот момент кто-то заморозил. Всё, на что я способна сейчас, - идти маленькими шажками, не понимая куда.
  Мы спускаемся в метро и стоим молча еще несколько минут, пока не слышим звук приближающегося поезда.
  - У меня завтра тяжелый день, - бросает он растерянно.
  - Да, понимаю, - отвечаю я, не отводя от него глаз, и делаю еще один шаг - к нему. Я чувствую его 'Фаренгейт' и думаю, что всё-таки они с ладаном переборщили в этом аромате.
  - И ещё, - он застывает. - Я давно хотел сказать тебе...
  Подошедший состав заглушает его слова. Его губы сухие на вкус и соленые. Секунда, две, три... Я не могу оторваться от него. Уже долго, слишком долго и вполне достаточно, чтобы он понял, что это не новая форма прощания между психологом и клиентом. Вполне достаточно, чтобы он ответил: обнял, прижал к себе, обжог огнем. Вполне достаточно, чтобы утонуть во всепоглощающей страсти, бесконечном поцелуе, но ничего не происходит. Он стоит в той же позе, с тем же выражением лица - усталым, грустным, немного отстраненным. А губы его всё такие же сухие и соленые. Я опускаю глаза, шагаю назад и думаю, что больше его никогда не увижу.
  
  ГЛАВА 22
  
  Мы увиделись гораздо быстрее, чем я думала. Он позвонил на следующий день и попросил помочь выбрать ему новую куртку. 'Суразную'. Я согласилась.
  - Куда делся твой BMW? - спрашиваю я, усаживаясь на переднее сидение потрепанной Лады.
  - Оставил папе. А эту друг одолжил, пока на свою не заработаю.
  - Значит, ты не передумал.
  - Никогда!
  Он нажимает на газ, машина ревет, и мы направляемся к Ленинградке. Несмотря на потрепанный внешний вид, 'Лада' мчится, как на настоящих гонках. Светофоры, скопления машин, дома, люди, остановки... Всё мелькает, как в беспокойном сне. Мы едем молча. Я держусь за сидение и очень боюсь. Перед съездом на Ленинградку он тормозит в нескольких сантиметрах от другой машины. Я испуганно смотрю на него.
  - Не волнуйся. Мой друг - стритрейсер. Машина у него, что надо, - Алексей гладит руль, как старого доброго коня, и гонит дальше.
  Я отворачиваюсь к окну и закрываю глаза. Мне не хочется смотреть на него. Мне неприятно быть рядом с ним. Не из-за угрызений совести, не из-за неловкости от вчерашнего безответного поцелуя. Я прошу не ехать так быстро. Он не слышит. Он обгоняет машины справа и слева, резко тормозит, разгоняется, заставляя двигатель реветь, как загнанного раненого зверя.
  Я вдруг отчетливо понимаю, что всё решится сегодня. По напряжению в руках, обхватывающих руль, по той ярости, которую он выплескивает на дорогу, по резким ироничным репликам, которые он выдает за шутки. Сегодня он скажет, что вынужден исчезнуть из моей жизни. Потому что я когда-то сделала такой выбор. Потому что так будет лучше для всех.
  Скрипят тормоза, меня бросает вперед.
  - Не рассчитал. Извини... - говорит он сухо и снова давит на педаль газа.
  Я молчу и поправляю ремень безопасности, который больно врезается в плечо. Мы продолжаем наш рваный путь, пока Алексей не паркует машину у большого торгового центра.
  - Вот и всё, - он медленно выходит из машины, переходит на мою сторону и подаёт руку.
  Мы мотаемся от одного бутика к другому: смотрим, меряем, качаем головой и идем дальше. Нам хорошо. Почти также хорошо, как было тогда на ковре в родительской спальной за пазлами. Мы придираемся к каждой лишней застежке, к каждому неровному шву. Мы делаем всё, чтобы продлить этот день, хоть на минуту, хоть на секунду. Через два часа подходящая куртка всё же находится.
  - Домой? - спрашивает он, облачившись в новый наряд.
  Я покорно киваю.
  На обратном пути Алексей уже не так суетится на дороге. Он задумчиво вглядывается вдаль и жмет на педаль газа. У поста ГИБДД перед МКАД нас останавливают.
  - Инспектор Гущенко, - постовой с хитрыми глазками прикладывает руку к голове. - Ваши права и документы на машину, пожалуйста.
  Алексей открывает бардачок и принимается искать что-то под ворохом бумаг.
  - Побыстрее, пожалуйста! - тон инспектора перестает быть вежливым.
  - Сейчас-сейчас, - отвечает Алексей. - Я куда-то задевал доверенность на машину.
  Несколько листков выпадают из бардачка и, миновав мои колени, опускаются на пол. Алексей передает найденные документы и хочет собрать выпавшие бумаги.
  - Я положу обратно, не волнуйся, - я мягко, но настойчиво отодвигаю его руку от моих ног. - Инспектор тебя зовет. Я уберу, не волнуйся.
  - Прошу выйти из машины и пройти для составления протокола за нарушение скоростного режима на дороге, - приказывает инспектор.
  Алексей тревожно косится: сначала на бумаги, которые я стопочкой сложила на коленях в руках, потом на инспектора.
  - Неподчинение требованиям сотрудника ГИБДД может иметь для вас гораздо более серьезные последствия, чем ссора с вашей девушкой, - говорит инспектор и лезет в карман за рацией.
  - Я не его девушка, - поправляю инспектора я.
  - Вашему молодому человеку это не поможет, если он будет продолжать сидеть. Не желаете ему потом передачки в каталажку носить? Поторопитесь.
  - Иди же, чего ты ждешь? - не выдерживаю я.
  Алексей вздыхает и нерешительно выходит из машины.
  - Куда прикажете?
  Инспектор машет черно-белым жезлом на будку ГИБДД.
  Я провожаю его взглядом, машу и подбадривающе улыбаюсь, уверена, что ни при каких обстоятельствах не буду смотреть в эти бумаги, которые Алексей мне не хотел показывать. Я просто положу их в бардачок и спокойно подожду. А пока посмотрю в окно - в ту сторону, куда ушел Алексей. Сквозь стекло будки видно, как он что-то терпеливо объясняет инспектору. В противоположном окне непрерывным потоком мчатся машины.
  Какие у него могут быть секреты? Письма от любовницы? Жены? Или друга? От пришедшей в голову мысли у меня на секунду перехватывает дыхание. Как же мне это раньше в голову не пришло! Красивый, обходительный, неженатый. Да он же гомосексуалист! Поэтому и интереса у него ко мне не возникло, и со Светой ничего не получилось. И куртку решил новую купить. Они ведь в своей тусовке безвкусицу не приемлют! А говорить он не хотел, чтобы не спугнуть - девушки ведь разные бывают. Он же не знает, что я, например, ничего против таких природных отклонений не имею. Понимаю и сочувствую тем, кому так не повезло в жизни. Это не помешает нашей дружбе. Общаться ведь нам никто не запрещал. Возможно, даже на мою долю выпадет вылечить его от этой болезни, как он вылечил меня! И нечего тут стесняться! Я же ему показывала результаты психологического тестирования, хотя вначале тоже не хотела. С уверенностью врача, ради спасения пациента роется в его сумке, чтобы найти лекарство, вызвавшего отравление, я открываю первый лист и сразу понимаю неверность моего предположения. Остановить, однако, в этот момент меня уже ничто не может.
  В правом верхнем углу напечатано стандартным компьютерным шрифтом Times New Roman 'Приложение ?4', чуть ниже приведена схема 'Негативные последствия перфекционизма' с несколькими стрелочками к словам 'тревога', 'беспокойство', 'недовольство собой', 'самокритика', 'угрызения совести', 'поведение избегания, паралич', 'дефицит личных отношений', 'ссоры с родителями'. На следующем листе - схема под названием 'Терапия' со стрелочками 'повышение самооценки', 'смена критики на похвалу', 'принятие ответственности за собственную жизнь'... Что это? Я открываю бардачок и вытаскиваю всю правду на колени. На первом листе жирными большими буквами напечатано 'Диплом' на тему 'Перфекционизм как причина депрессивных состояний' студента пятого курса психологического факультета Алексея Вишневского.
  В ушах начинает звенеть. В фильмах обычно в такие минуты женщины закатывают глаза и падают в обморок, но я, понимая, что всё равно никто этого не заметит, продолжаю сидеть. Ватными, слегка подрагивающими от волнения пальцами кладу бумаги обратно в бардачок, стараясь прийти в себя. Алексей уже спешит к машине.
  Открыв дверь, он что-то весело рассказывает про инспекторов, но я ничего не слышу. Я вжимаюсь в сидение и желаю только одного - оказаться побыстрее дома. Мое воображение уже рисует душераздирающую сцену прощания. Я открываю дверь машины и говорю ему: 'Прощай, психолог!'. Нет, так он не догадается, что я всё знаю. Скажу по-другому: 'Прощай, психолог! Как ты мог?' Нет. Получается, что я попрощалась, но не уверена в этом, и снова начинаю диалог. Открою дверь, чтобы не возникло желания остаться, опущу одну ногу на землю и скажу: 'Прощай!'. Тут же выйду из машины и с силой захлопну дверь. Он всё поймет. На этом в нашей игре будет поставлена жирная точка. Никаких обсуждений, никаких упреков, никаких разбирательств. Если ему что-то будет не ясно, у него еще будет возможность догнать меня у подъезда.
  Алексей тормозит, выключает двигатель и поворачивается ко мне.
  - Вот мы и приехали, - голос его звучит сдавленно.
  Я выглядываю в окно. Осеннее солнце слепит. Я тянусь к ручке, чтобы выполнить запланированное.
  - Подожди, - слышу я его низкий, бархатистый голос. Он кладет свою руку на мою - конечности мои словно наливает свинцом. Я не могу сдвинуться с места. - Я хотел тебя поблагодарить за помощь. Большое спасибо.
  - Всегда пожалуйста, - я с силой вырываю руку и открываю дверь.
  - Постой! - кричит он. - Что случилось?
  - Ничего, просто нужно идти, - говорю я и ставлю ногу на землю. - У меня куча дел.
  - Ты прочитала, - говорит он какой-то безысходностью в голосе.
  - Те бумажки?
  - Диплом...
  - Да, ознакомилась, с твоего позволения. Очень познавательно получилось.
  Я встаю, он хватает меня за запястье.
  - Саша, Сашенька, постой. Я всё объясню.
  Я освобождаю руку и выхожу из машины. Он преграждает мне путь.
  - Какой смысл в твоих объяснениях, если и так всё ясно? - не выдерживаю я. - Почему ты проводил со мной столько времени, почему бился над моими проблемами, не требуя ничего взамен. Ты использовал меня для своей работы! Как подопытного кролика! - от мысли о том, что над маленьким, ни в чем не повинным кроликом злой лаборант проводит эксперименты, вызвало у меня такой прилив жалости, что у меня перехватило дыхание, и мне пришлось остановиться на пару секунд, чтобы глотнуть воздуха и не зарыдать. - Теперь исследование окончено. Результаты закреплены. Кролик сделал своё дело, кролик может уходить. Прощай!
  Я решительными шагами направляюсь к двери дома. Где-то очень глубоко еще трепещет надежда, что он бросится на колени, будет просить прощения, попытается убедить меня в том, что диплом совсем не про меня или придумает что-нибудь еще более правдоподобное, но за спиной тихо. Я замедляю темп перед дверью, чтобы дать ему последний шанс. Лезу в сумку за ключами. Делаю вид, что не могу их найти. Он не уезжает. У тебя последний шанс! Я достаю ключи из кармана пальто. Ну же! Дверь некстати открывает какая-то бабуся. Из подъезда в лицо дует теплый ветер и треплет мне волосы. Как на море... Я вспоминаю про Мальдивы и улыбаюсь. В следующий отпуск обязательно поеду туда. Пусть и одна. Надо, наконец, выяснить, где они находятся.
  
  ГЛАВА 23
  
  Света спохватилась слишком поздно. Командировки, проекты, вечеринки. Только через три месяца она заподозрила, что у подруги есть серьезная проблема. Света пробовала расспрашивать, заходила с разных фронтов, но Александра ушла в глухую оборону и говорить о происшедшем не желала. Это был типичный для нее способ - закрыться и ждать, когда всё пройдет. Конечно, у нее были и другие лекарства. Легкие потери она предпочитала обсуждать за чашкой чая на кухне, но теперь сидела, как партизан на допросе, и говорила о чем угодно, только не о том, о чем хотела узнать Света.
  Алексея Света тоже давно не видела. Его мать на её попытки сближения не ответила. На праздновании по поводу новой должности она на вопрос о домашних ответила, что всё по-старому. 'По-старому' хорошо или 'по-старому' плохо, уточнить Свете не удалось. Нескончаемой вереницей тянулись к новому главному бухгалтеру руководители отделов, спеша пожать влажную от волнения ладонь и заручиться поддержкой на будущее. От Светиного опытного взгляда, однако, не ускользнуло то, как дрогнул голос, когда Марина Степановна Вишневская услышала: 'Что-то сын Ваш, Алексей, давно сюда не заходил'.
  - У него дел много. Ему некогда. Вы же знаете по себе, молодежь сейчас такая - очень занятая, - отшутилась она и отвернулась.
  Именно тогда Света забеспокоилась не на шутку. Что же произошло?
  - Нам нужно поговорить, - голос в телефоне был знакомый, но Алексей для верности посмотрел на дисплей. Звонила Света.
  - Ты о чем? - ответил он сдержанно. - Я думал, мы уже давно всё выяснили.
  - Я не про нас. Я про Александру.
  - Что с ней? - нотки беспокойства появились в его голосе.
  - Мне кажется, что-то пошло не так, и это неправильно.
  - И ты готова это исправить? - в его голосе послышалась усмешка.
  - Я ценю твой юмор, но еще больше я ценю юмор моей подруги. Так вот, я уже несколько месяцев не видела, как она смеется. Чай пьёт и молчит. Я шучу, а она даже не улыбнется. Не думай, что я снова хочу заманить тебя. Просто я действительно беспокоюсь.
  - Чай, говоришь, пьет? - многозначительно уточнил Алексей.
  - Чай. А что?
  - Не 'Мохито'?
  - Нет, с 'Мохито' она совсем завязала.
  - Тогда дела действительно плохи, - констатировал он. - Я подойду к шести к твоей работе. Успеешь?
  - Да.
  Света, несколько озадаченная логикой его обоснования, но обрадованная тем, что встреча всё-таки состоится, закончила презентацию, над которой работала всю вторую половину дня, выключила компьютер, сложила вещи, поправила макияж, прическу, оделась и спустилась вниз. Алексей стоял спиной к ней на лестнице и что-то читал.
  
  Соленый поцелуй в метро... Не нужно...
  Иду один, и только лёд на лужах
  Меня приветствует холодным хрустом,
  Прости за скупость слов, мне просто грустно.
  
  - Сам сочинил? - спросила Света. Она положила ему подбородок на плечо.
  - Не важно, - он повернулся, нахмурился, торопливо сложил листок и спрятал в карман куртки. - Тебя разве в детстве не учили, что читать письма через плечо другого нехорошо?
  - Так это же не письмо, а стихотворение, - засмеялась она. - А если честно, учили, но как показывает жизнь, иногда очень даже полезно делать то, что запрещено. Где еще такие красивые стихи прочтешь, как не через чьё-нибудь плечо? Их ведь не печатают?
  - Нет, не печатают. Они не для того предназначены.
  - А для чего?
  - Для души.
  - Души прекрасные порывы?
  - Скорее, тупик.
  - Неужели всё так плохо?
  - Да нет, диплом вот недавно защитил, на работу устроился к научному руководителю. Дела лучше некуда, - Алексей нерадостно сглотнул. - Куда пойдем?
  - В то кафе.
  Света кивнула в сторону переулка, за которым было спрятано новое кафе.
  - О нём еще мало кто знает. Должны быть места, - обнадежила она.
  Мест действительно оказалось предостаточно. Подбежал официант, проводил к столику с красными кожаными диванчиками у окна.
  - Удобно здесь будет? - уточнил он.
  Алексей со Светой кивнули. Официант, мгновенно оценив всю серьезность момента, тут же удалился, оставив на столе два меню в кожаном переплёте.
  - Давай не будем ходить вокруг да около. Ты мне ничего не должен, и я тебе тоже. Но я кое-что с незапамятных времен должна Александре. Да и если безо всяких долгов - она моя подруга, и я хочу ей помочь. Она сама не решится попросить. Скромная и гордая - хуже сочетания придумать нельзя. Скажи мне, пожалуйста, что у вас произошло? Почему она о тебе и слышать не хочет? А говорить и подавно? Чем ты ей так насолил?
  - Дипломом, - Алексей горько усмехнулся.
  - Каким дипломом?
  - По психологии, который я недавно защитил.
  - И чем же он ей пришелся не по вкусу?
  - Она думает, что я про нее написал, про её перфекционизм, и её, как она выразилась, в качестве подопытного кролика использовал.
  - Это правда?
  - Нет, но лучше, чтобы она думала, что это правда.
  - Зачем?
  - Чтобы у нее не было в отношении меня иллюзий. Пусть думает, что я гад и подлец. Так ей будет легче забыть меня.
  - А тебе?
  - А что мне? Я справлюсь. Глядишь, так на кандидатскую насобираю, - он опять улыбнулся, но почти сразу сник и погрустнел. - Она думает, что я про нее в дипломе писал. Даже не догадывается, что я тоже когда-то был таким же перфекционистом. Но так даже лучше. Пусть думает, что я гад. Быстрее забудет. Кстати, как у нее с работой?
  - Говорит, никогда не думала, что за её педантизм и любовь к совершенству будут еще и приплачивать. В сфере банковского контроля её способности и умения как раз пригодились. Через нее ни одна подозрительная сделка не пройдет. Вот такая наша Александра - страж порядка, - Света просияла.
  - Я рад за нее и за то, что у нее всё в порядке.
  - В этом вся и проблема. Не всё у нее в порядке. В душу к ней, конечно, не залезешь, но я вижу - она тебя никак не может забыть. Изо всех сил старается, но не может.
  - Мне очень жаль. Надеюсь, это пройдет. Пусть попробует методику мелких шажков, я её обучал этому на последнем занятии. Очень хорошо помогает.
  - Тебе тоже помогает?
  - Нет, не помогает...
  Алексей замолчал и опустил глаза.
  - Что же это получается? Два человека, похожих до невозможности, встретились, понравились друг другу, влюбились, из-за недоразумения расстались, а теперь страдают вместо того, чтобы стать счастливыми вместе? Есть ли этому какое-то логичное объяснение?
  - Мы с самого начала договорились, что я для нее - только психолог, ни больше, ни меньше. Иначе бы толку никакого от терапии не было. Мне нужно было уйти из её жизни, иначе бы она не научилась жить одна, без моей поддержки и совета. Мы эту ситуацию на занятиях обсуждали с профессором, я кучу литературы перелопатил. Все говорят одно: все чувственные поползновения нужно пресекать на корню, как с одной, так и с другой стороны. Иначе будут отношения зависимости, а от них только проблемы. Вот я и принял решение пресечь на корню. Не очень изящно, но результат есть - терапия сработала.
  - Но ведь сейчас терапия закончена. Что вам мешает опять объединиться - уже на других основаниях? На равных, как мужчине и женщине? Сделайте вид, что встретились впервые.
  - Легко сказать. Память ведь у нас никто не стирал. Александра меня не примет теперь. Да и опасность рецидива остается. Кто будет её лечить, если ей опять понадобится помощь? Мы, как говорил Сент-Экзюпери, в ответе за тех, кого приручили.
  - Вот именно! Ты и отвечай! Позвони ей. Объясни! Она поймет и простит. Она отходчивая. А лечить её не нужно будет, если вы вместе будете. Не будет причин для этого.
  - Что теперь говорить. Время упущено. Пазлы разбиты... - Алексей взял в руки меню и принялся беспорядочно листать страницы.
  - Ничего не упущено, ничего не разбито! - Света ударила ладонями по столу так, что посетители с других столов оглянулись.
  - Знаешь, - возразил Алексей. - Мой профессор говорил, что судьбе сопротивляться нельзя, а консультированию можно. Я своё дело сделал. А если судьбе угодно свести нас снова, то она сведет.
  - Как же ты не понимаешь! Судьба дает иногда только один шанс. Не используешь - и пиши-пропало, ты на другой дороге. Счастье, как пазлы, не складываются сами! Нужна рука!
  Алексей нахмурился.
  - Моя рука, боюсь, здесь уже не поможет. Слишком много я сделал неправильно ею.
  - Есть другая, - Света протянула Алексею белую пухлую ладошку.
  Тот недоверчиво покосился.
  - Я тебе помощь предлагаю. Я буду вашим проводником. Я вам помогу.
  - Но как? Как можно всё поправить, что испорчено безвозвратно?
  - Понимаешь, даже если пазлы кто-то разломал, картинку можно снова собрать. Нужна просто умелая рука.
  
   ГЛАВА 24
  
  Прошло полгода. Многое изменилось за это время. Я нашла работу. Моя короткая, но интенсивная беготня на выставке вакансий после вдохновенной экскурсии по музею парфюмерии, принесла успех. Из иностранного банка, куда я незамедлительно послала резюме, ответили через неделю. Предложили вакансию контролёра за сделками VIP-клиентов банка. Я и представления раньше не имела, что такие профессии существуют. Как раз то, что мне нужно! Психологический тест, в котором особое внимание уделялось наличию у претендента на должность любви к порядку, аккуратности и педантичности в выполнении возложенных на него задач, я прошла с одним из лучших результатов и была принята сразу с достойным окладом и стандартным испытательным сроком в три месяца.
  Работа мне нравится. С утра до вечера я учусь, проверяю, считаю, сопоставляю. Я борюсь за порядок, за соблюдение правил. Я вижу в этом порядке красоту. Есть в моей работе только один недостаток - она заканчивается вечером и на выходных тоже нужно себя чем-то занимать... Чтобы не думать о нем... Я лечусь, как могу. Пишу о плюсах расставания, о том, как мне хорошо без него, по крайней мере, спокойно... Относительно спокойно... Море внутри меня сначала бушевало, клокотало, бурлило, не соглашалось, превращало в щепки всё, что я создавала упорным трудом, но я не сдавалась, строила плотину дальше. Я рисовала на карточках его улыбку - сначала яркую и светлую, потом приглушенную, исчезающую и едва видимую. Постепенно шторм затих, оставив опустошение, грязную тину и соленый привкус на щеках. С приходом зимы выстроенная мною плотина покрылась прозрачным панцирем и застыла ледяным дворцом.
  Я поняла, что выздоровела, что освободилась от него. Возведенная мною плотина вывела меня на спасительную вершину. Теперь я готова идти дальше, не оглядываясь назад.
  - Какой прелестный вечер, - шепчу я. Мы гуляем со Светой по вечерней Москве. Смеркается. По Белокаменному мосту, по которому мы идем, несутся редкие автомобили, обдавая тротуары снежной дымкой и холодным ветром. - Мы с тобой целую вечностью никуда не выходили!
  - Действительно, - подхватывает Света. - Всё работа да работа.
  - Давай пообещаем друг другу больше времени уделять отдыху. Запретим себе ездить в офис в воскресенье. Приедем в понедельник пораньше, в субботу задержимся - нагоним. А в воскресенье - только отдых! Посмотри, какой закат сегодня изумительный! Где еще такое увидишь?
  - Вчера такой же был. Мы здесь с Алексеем были.
  Слова Светы отзываются болью у меня в животе. Зачем она мне это говорит?
  - Вы встречаетесь? - я стараюсь говорить как можно спокойнее.
  - Нет, просто у офиса случайно встретились и прогулялись. Он мне много всего рассказал.
  - Как он?
  - Хорошо. Работает психологом у своего научного руководителя. Перфекционизмом больше не страдает.
  - Каким перфекционизмом?
  - Таким же, как у тебя.
  - А он им страдал?
  - Да.
  - Не могу поверить. Никогда этого в нем не замечала. Ты уверена?
  - Да, именно поэтому он на эту тему и диплом писал. Именно поэтому и тебе помогал. Потому что у него уже опыт был. Иначе бы не решился.
  - Значит, я не была подопытным кроликом?
  - Нет, он сам им был.
  Внутри у меня всё сжимается, струна натягивается до предела и разрывается, издав короткий, жалостливый звук.
  - Всё равно уже всё закончилось. Давай больше не будем говорить о нем. В последнее время мне приходилось много лечиться. Сначала от этого пресловутого перфекционизма, потом от страсти к моему целителю. Знаешь, мне теперь хочется быть свободной от болезней и людей. Хочу наслаждаться жизнью, делать сумасшедшие вещи. Прыгнуть с парашютом, слетать на Мальдивы... Хочу кататься на коньках!
  Последняя фраза вырывается сама собой и освещает меня непонятной детской радостью, как новогодний фейерверк. Уже больше десяти лет прошло с тех пор, как я последний раз стояла на коньках. И тут вдруг захотелось вернуться на лед.
  - Отличная идея! - подхватывает Света.
  - На следующих выходных обязательно соберемся.
  - Зачем же ждать? - Света тащит меня по мосту в направлении центра. На Красной площади открыт каток. И коньки там можно взять на прокат. Давай туда! Сейчас и покатаемся!
  - На Красной площади? - я не была там с того пресловутого дня, когда меня обманули. Я встаю, как вкопанная. - Нет, я не пойду. Я одета совсем не для спорта. Носков шерстяных нет с собой. Что я тогда в детстве с собой на каток брала? Поесть, попить, рукавички. Нет. Поздно уже и холодно.
  - Ну что ты, как черепаха, снова голову в панцирь утянула? Там нет 'face control'. Нам всё равно! Мы свободны!
  От озорного Светкиного 'Нам всё равно!' мне становится легко и весело. Как в далеком детстве, мне хочется кружить по катку, рисовать дуги, падать, вставать, снова падать и снова вставать - мне хочется снова стать той десятилетней гуттаперчевой девочкой, которая беззаветно любила танцевать на льду.
  - Нам всё равно! - подхватываю я и спешу за Светой.
  Каток примыкает с одной стороны к ГУМу, подсвеченному сотнями огней. На льду по кругу катятся люди, и только самые маленькие, розовощекие, упакованные в комбинезоны, гурьбятся с родителями у бортиков и делают первые неуверенные шаги на коньках. Играет бодрая музыка.
  Пока мы покупаем билеты, подбираем и надеваем коньки, предыдущий сеанс заканчивается. Заливают лед. Мы пробираемся поближе к входу на каток и оказываемся в числе последних на сеанс в 18.00. Мне всё еще ужасно страшно, но отступать некуда. Разве что в 'Шоколадницу'. Но и до нее нужно сделать несколько шагов по льду. Света, почувствовав мою нерешительность, встает сзади, чтобы, если надо, в трудный момент, подтолкнуть. Очередь перед нами быстро продвигается вперед. Любители коньков быстро заскакивают на лед и, набирая скорость, образуют вечный двигатель. Мой выход!
  Я заношу ногу над покрытием и застываю. Как тогда, после собеседования в 'Мобильных сетях'. В голове кружится, мигает зелёная стрелка. И потом, как в видеофильме с ускоренным воспроизведением, я вижу результаты теста, огромную мраморную лестницу, молодого человека в несуразной зелёной куртке, сердобольную женщину, бумажный кораблик, разговор с родителями, вечер в 'Дантесе', Алексея...
  - Кто там пробку создает? - раздается из-за спины.
  - Сейчас-сейчас, - торопливо отвечает Света и упирается мне в спину. - Случилось что-то?
  - Нет, просто вспомнилось кое-что, - спокойно произношу я и решительно вступаю на лед.
  Под ногами сладко скрипит лёд - крепкий, скованный вечерним морозцем. Как много лет назад. Сделав пару шагов, я смелею, отталкиваюсь еще раз, еще раз и закрываю глаза. Щеки колет снежок. Внутри всё ликует. Я скольжу с легкостью, будто только вчера закончила последнюю тренировку. Шассе, подсечка, тройка.. Тело ничего не забыло. Скобка, моухок, крюк... Я парю над катком, и надо мной - только звезды. Я вытягиваю руки, пытаясь достать до одной из них - самой яркой. Как в одном из моих часто повторяющихся снов: я лечу ввысь и в какой-то момент просыпаюсь от неистового восторга, который, впрочем, нередко сменяется паническим страхом высоты, если я забираюсь слишком высоко. Но теперь страха нет. Я лечу. Мне нравится парить, отталкиваться и взмывать выше всех. Мне нравится быть свободной.
  До звезды мне добраться не удается. Что-то большое и темное налетает на меня с левой стороны и сметает с ног. Проделав в воздухе несколько пируэтов руками, я неловко заваливаюсь на бок и вскрикиваю: больше от неожиданности, чем от боли. 'Что-то большое и темное', оказавшееся достаточно крупной мужской особью, падает на меня сверху и теперь неловко барахтает ногами, пытаясь сползти.
  - Слезьте с меня сейчас же! - кряхчу я, придавленная ко льду.
  Мужчина что-то мычит, потом ругается и встает на колени перед тем, как подняться. Похоже, он совсем плохо стоит на коньках. Возможно даже в первый раз. Приняв более-менее устойчивую позицию, он галантно протягивает мне руку:
  - Простите, сударыня. Надеюсь, вы не ушиблись?
  - Нет, сударь, - я отвечаю язвительно, неохотно принимая его руку. Пока я поднимаюсь и отряхиваюсь, голова моя отчаянно гудит, бомбардируя неясными сообщениями о том, что голос этого мужчины мне до боли знаком. И фигура. И куртка...
  - Алексей?! - вскрикиваю я и пячусь назад. Он беспомощно протягивает мне руки. Даже просто стоять на льду ему трудно.
  Подоспевает Света. Она принимается меня отряхивать, ненавязчиво подкатывая обратно к Алексею, и приговаривать, как бабушка-колдунья:
  - Слава Богу, цела осталась. Стоять можешь? Руки-ноги двигаются? - она проверяет подвижность моих суставов, как у марионетки. Значит ничего не сломано. Слава Богу! Привет! - бросает она Алексею.
  - Всё в порядке, Александра? - тот участливо наклоняется.
  - Вы сговорились! - в сердцах кричу я, переводя взгляд с одного на другого.
  Они переглядываются, потом недоуменно смотрят на меня.
  - Как? Это же ты предложила на коньках покататься! - отвечает Света.
  - Чистая случайность, - разводит руками Алексей. - Решил сегодня первый раз встать на коньки. И ты тоже?
  Звучит медленная композиция. Мы семеним к бортику. Меня всё еще пошатывает. Алексей поддерживает меня за локоть, и я никак не решусь: отдернуть мне руку или оставить. Он катится по льду на прямых ногах, как на ходулях, напрягаясь всем телом, и вздрагивает при любой неровности. Даже пощечину ему не залепить, если вдруг понадобится, - сразу упадет и меня за собой снова на лед утащит.
  Света незаметно исчезает, оставляя нас наедине. Алексей неловко топчется рядом.
  - Давай потанцуем? - спрашивает он негромко.
  - Что? - я не верю своим ушам.
  - Мне бы очень хотелось пригласить тебя на танец, - говорит Алексей, задействуя всю преступную бархатистость своего голоса. - Только вот кататься я совсем не умею. Научишь?
  - Хорошо, долг платежом красен, - отвечаю я сухо и протягиваю ему руку.
  - Мне большего и не нужно. Я даже не буду против, если ты на эту тему потом диплом напишешь.
  Я замираю и смотрю на него. Он задорно улыбается.
  - Защитился?
  - Да, на отлично.
  - Поздравляю. Теперь держись.
  Я сгибаю руку в локте, он цепляется за него и застывает. Я пару раз толкаюсь, и мы скользим вперед. Он катится по-прежнему на прямых ногах и кажется большой каменной статуей Петра Великого, которую маленький буксир тащит для установки на постамент.
  - Как жизнь? - спрашивает он, стараясь казаться непринужденным и расслабленным.
  - У меня всё хорошо, как видишь, - я, задыхаясь, продолжаю с силой отталкиваться, надеясь, что он когда-нибудь начнет двигаться сам.
  - По-моему, у нас здорово получается! Уже полкатка преодолели! И ни разу не упали! Еще немного потренироваться и можно в парном катании выступать! - говорит он.
  - Если бы ты согнул колени и начал толкаться, мы бы уже на Олимпийские игры могли поехать, - отвечаю я.
  Он послушно приседает и пытается передвигать ногами. Я изо всех сил стараюсь не засмеяться. Он похож на клоуна из шоу на льду. Только клоуны показывают, что они не умеют кататься, а Алексей действительно не умеет. Он старается казаться спокойным, но на каждой неровности подскакивает, вздрагивает всем телом, выпрямляет колени и только под моим строгим тренерским взглядом снова расслабляется и принимает нужную позу.
  Неужели я тоже была такой же неумехой, когда мы встретились? Представления не имела о психологии и перфекционизме. Ничего не знала, не понимала. А он меня учил, поддерживал, подбадривал, терпеливо разбирал каждую ситуацию и ни разу не отказал в помощи.
  - Ты прекрасно держишься! - говорю я. - Для первого раза просто замечательно!
  - Спасибо! - глаза его светятся счастьем. - Твой комплимент ценен для меня вдвойне.
  - Почему же?
  - Я знаю, что ты не соврешь.
  Мы добираемся до противоположной стороны, я облокачиваюсь о бортик.
  - Знаешь, Алексей. Я уже давно хотела сказать тебе что-нибудь хорошее. Еще с того первого раза, когда ты толкнул меня на лестнице 'Мобильных сетей', а я обругала тебя на чём свет стоит. Но тогда я не знала тебя, не знала, за что хвалить. Потом мне казалось, что ты состоишь только из одних сплошных достоинств.
  - За исключением куртки...
  - И пенных усиков.
  Мы смеемся.
  - Потом был этот неприятный день. Прости, я немного погорячилась. Мне было больно и грустно. Я думала, что ты использовал меня. Я не знала, что ты тоже был перфекционистом, мне только сегодня Света рассказала. Однако оглядываясь назад, я пришла к выводу, что всё к лучшему. Твоя терапия подействовала. Я нашла работу, которая мне очень нравится. Именно такая, про которую ты рассказывал: где применяю все способности, заряжаюсь энергией, где я чувствую себя счастливой.
  - Как тогда на даче у твоих родителей, когда мы парусник из пазлов собирали?
  - Да, как тогда. Ты помнишь...
  - Я ничего не забыл.
  
  ЭПИЛОГ
  
  Весь мой день расписан по минутам. Outlook разрывает от сообщений, напоминаний и предупреждений. Я - востребованный, уважаемый сотрудник. У меня спрашивают совета, со мной обсуждают сложные кейсы. Я стараюсь, очень стараюсь всё успеть. Я проверяю документы, говорю по телефону, ем - и всё одновременно. В обед я бегу в цветочный магазин, чтобы составить букет коллеге Татьяне. Не могу доверить такое ответственное дело никому другому. На ходу одной рукой в кармане пишу смс маме - меня Света этому фокусу научила! Она в искусстве всеуспевания большой специалист!
  Как взрослый человек, я понимаю, что нужно иногда присесть и отдохнуть, но у меня нет на это времени. Даже на мое любимое занятие - ожидание письма, которое изменит мою жизнь. Честно говоря, писем я уже давно никаких не жду. Мне в день столько их теперь приходит! Хотелось бы даже поменьше...
  Звонок по второй линии. С пункта охраны.
  - Михаил, мне с пункта охраны звонят. Я Вам перезвоню, - я переключаюсь на вторую линию. - Александра Епишина.
  - К вам курьер.
  - Я не вызывала.
  - Отправить его обратно?
  - Нет. Что у него?
  - Письмо.
  - Что еще за письмо? С сибирской язвой? Кто сегодня письма с курьерами посылает? Для этого есть электронная почта.
  - Сказать курьеру, чтобы заказчик связался с вами по электронной почте?
  - Нет, не нужно всё понимать так буквально. Пропустите.
  - Не могу, на него пропуск не заказан.
  - Господи, ну что за порядки! У меня нет ни одной свободной минуты! Даже поесть некогда! А вы со своими пропусками. Я сейчас спущусь.
  Курьер передает мне конверт из плотной, приятной на ощупь бумаги без обратного адреса. Мои инициалы выведены красивым, аккуратным подчерком.
  - Еще что-то? - спрашиваю я курьера, с интересом уставившегося на послание. - Вам велено дождаться ответа?
  - Нет, но если нужно, я дождусь.
  - Не нужно... - говорю я, открывая конверт. Из него выпадают картонки, которые при ближайшем рассмотрении оказываются пазлами - частями небольшого парусника.
  - Постойте! - кричу я удаляющемуся курьеру. Тот возвращается.
  Я присаживаюсь на кожаный диван, собираю пазл, беру у охранника прозрачный скотч, склеиваю картинку, осторожно вкладываю его в конверт и передаю курьеру.
  - Передайте отправителю, - прошу я. - Только осторожнее, пожалуйста!
  - А что там? - курьер крутит в руках конверт.
  - Судьба.
  
  Буду благодарна за ваш комментарий! Продолжение серии книг о перфекционистке, а также другие книги вы найдете здесь http://superhappy.ru/wppage/moi-knigi
Оценка: 4.61*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"