Даже сидя на горшке, она излучала вокруг какое-то сияние (возможно, видное только мне)
С топотом пробегая мимо по каким-то важным кукольным делам, могла сделать едва заметное движение в мою сторону, будто хотела кинуться ко мне, но за неимением времени передумала. Но это было не видное посторонним мимолетное объятие...
А обидевшись за что-то на мать, могла прибежать, и молча прижавшись, растирать слезы о мою щеку.
Но, повзрослев, уже она защищала меня, умея утишить разбушевавшуюся было грозу, произнеся лишь: "Ма! Опять?", а то и вовсе без слов, одним выразительным взглядом своих глаз-вишенок. И было понятно, что если кого на свете "Ма" слегка и опасается, так этих глаз, что могут быть похлеще бури.
Или, на бегу: "Па, у тебя рубашки все глажены?"
Легконогая, в своих домашних шортиках, взлетала по двадцать раз на дню на подоконник, чтобы в форточку полюбоваться на стоящую у дома развалюху пожарного цвета, нашу первую машину. Замучившая всех нетерпеливым ожиданием загородной поездки, улеглась позади на сидение, и изумляла едущих поблизости неожиданным появлением своих голых пяток в открытом окне.
И как потомкам удается сочетать в себе черты разных людей, и они не приклеены друг к другу, не грубо прилажены, а перетекают в гармонии? Вот затылок, что взяла от матери. Вещь полутайная - он у женщин почти всегда прикрыт волосами, и обнажается летом, когда в жару они решают подобрать волосы вверх. Порой, просто небрежным движением руки. Нарисовать эту линию легко, если в руках карандаш, а вот как опишешь?
А волосы у нее от моей мамы.
(И всегда под руками это тайное чудо - стоит запустить пятерню в дочкины волнистые пряди, и окунаюсь в мое собственное детство, то, раннее, солнечное, когда все просто, и все счастье, и вот так запросто перебирать мамины волосы - тоже).
Цвет же всегда разный: в доме дочь таинственно темноволоса, на ярком свету - легкомысленно каштанова, а летом, когда немного выгорит, и вовсе впору дразнить рыжей.
А вот нос - ничей. С какой стороны ни разглядывал - ни у кого такого. Загадка... Тут тоже нужен карандаш - линия ровная, но не по линейке. Хотя, любуясь, немного жалею, что исчезла младенческая курносость - как любил ее чмокнуть в эту ложбинку!
Но если не сблизи, без подробностей - вся в мать. Лишь иногда, издалека, наоборот, вдруг в точности как я на старой кинопленке. И руками так же размахивает.
Ну, и это волшебство - каждоминутное воспроизведение природного изящества той девушки, что потом стала ее матерью. Которое некогда меня так заворожило, да и ныне не вовсе утрачено.
Когда стало понятно, что пора ее отпустить, и наблюдать за ее жизнью, хоть и с близкого, но расстояния... Не знал, что радость и грусть могут быть так перемешаны.
* * *
А родиться моей доченьке не довелось. В чем-то там их с матерью организмы не поладили.