Халов Андрей Владимирович : другие произведения.

"Администратор", Книга первая "Возвращение к истине", Глава 12

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Глава 12.

   То, что обещал мне комбат, случилось очень быстро. Даже не пришлось долго ждать.
   Утром меня с наряда сняли, а уже днём я снова стоял в канцелярии перед комбатом.
   -Яковлев, а где ваш штык-нож? - его вопрос поверг меня в недоумение.
   -Как где? - не понял я ещё подвоха, который был мне приготовлен. -Я отдал его новому дежурному по батарее, сержанту Слуцкому.
   -Не щнаю, не знаю. Твоего штык-ножа в оружейной комнате нет. И он с тебя не списан. Иди его ищи.
   -Да, но я передал его новому дежурному по батарее, - настаивал я.
   -Где это зафиксировано? Где запись в книге приёма и сдачи оружия, что ты свой штык-нож возвратил?
   -Нигде. Я ему просто так отдал, потому что спешил на занятия, - сказал я, начиная уже соображать, куда клонит комбат. -У нового наряда не было оружия, и они попросили штык-ножи у нас.
   -И ты отдал свой штык-нож?
   -Да, отдал, а как же
   -Ну, вот как отдал, так и возвращай. Иди, ищи, где хочешь. твоего штык-ножа нет ни у наряда, ни в оружейке. Он с тебя не списан.
   Он немного помолчал и добавил уже официально:
   -Идите, ищите, товарищ курсант, думайте, где он может быть. Времени я вам даю до завтрашнего утра. Завтра я пишу рапорт с просьбой назначить расследование, если штык-нож не будет найден, и вы будете платить, причём, согласно приказа министра обороны, помните ноер приказа?.. Так вот, согласно этого приказа с вас будет удержана десятикратная стоимость за утрату оружия.
   -А почему это, товарищ старший лейтенант? - возмутился я.
   -Да потому что вы его получали под роспись, вы и должны были под роспись его сдать. Вы этого не сделали. А потом говорите, что кто-то виноват. Виноваты только вы и личная ваша безалаберность.
   -Ну, спросите у дежурного, товарищ старший лейтенант, спросите у дежурного по батарее, сдавал я ему штык-нож или не сдавал. Он подтвердит, что я ему штык-нож этот проклятый отдавал.
   -Вот он-то как раз и отрицает это. Я его уже спрашивал. Он ничего не знает.
   -Как же так, я ведь ему отдавал?!
   -Не знаю. Разбирайтесь с ним. А я вм задачу поставил. Вы меня поняли?
   Он посмотрел на меня долгим взглядом, в котором не было ни капли сочувствия, но было хорошо скрытое злорадство.
   Я вышел из канцеларии и тут же повстречал сержанта Слуцкого, которому отдавал свой штык-нож
   -Слушай, - обратился я к нему, - я тебе утром отдавал штык-нож. Ты не знаешь, где он сейчас?
   -Вы мне ничего не оставляли, - ответил Слуцкий и меня сразу смутило его "вы мне". В конце четвёртого курса ни один ержант не обращался к курсанту на "вы", равно как и обратно. А тут - на тебе, ещё несколько часов назад, когда мы сдавали ему наряд, он разговаривал совсем по-другому.
   -Как это не оставлял? - изумился я.
   -А вот так! Все сами поставили штык-ножи в пирамиду, а ты пришёл?
   -Ну и что же, нельзя было мой штык-нож поставить в пирамиду за меня? Неужели это так тяжело сделать, тем более. Что я вашему наряду его оставил.
   -У меня других дел много было. Надо было всё оружие пересчитать, порядок посмотреть. Что же мне только и дел, что с твоим штык-ножом бегать? Ты ведь даже никому не сказал, никого не предупредил, где ты его бросил
   "Ага, уже "ты". Так-то лучше," - подумал я. Меня не покидало ощущение, что Слуцкий знает, где мой штык-нож, но не говорит, потому то его предупредили и запугали. Вернее, предупредил и запугал. И это, наверняка, дело рук комбата.
   -Странно, как это ты принял наряд с нехваткой одного штык-ножа и не доложил комбату?
   -Я говорю, времени у меня не было, бегать, собирать штык-ножи ваши. Кто пришёл и сдал сам, с того я списал. А про тебя подумал, что возьму твой штык-нож после занятий, когда ты придёшь в казарму.
   -Да, но почему ты тогда решил, что он у меня пропал и доложил комбату?
   Вопрос мой явно застал его врасплох. Он долго не знал, что же мне ответить, а потом вдруг выдал:
   -Слушай, вернее, слушайте, товарищ курсант, перестаньте, во-первых фамильярничать, а, во-вторых, отстаньте со своими гллупыми вопросами. Я у вас штык-нож ваш не брал, его не терял. Вы сами его потеряли, сами и ищите.
   Я понял, что говорить с ним без толку.
   -Слушай, Слуцкий, - обида и злость заговорили во мне, -если я когда-нибудь узнаю, что ты причастен к пропаже этого штык-ножа, то тебе не сдобровать. Я уж тогда тебя из-под земли достану!
   Слуцкий не принял моего вызова, хотя один тон моего голоса стоил того, чтобы попробовать набить мне морду, тем более, что он был не из хлипких.
   Я развернулся и пошёл искать пропажу, хот был твёрдо уверен, что он давно покоится в сейфе у комнадира батареи, воспользовавшегося моей небдительностью. Ведь он обещал мне отомстить, вот и отомстил.
   Естественно, что поиски мои результата не дали, хотя я, на всякий случай, обыскал всю комнату. Напрасно я заглядывал во все углы, под шкафы, зря искал и под пирамидами для оружия, и в тумбочке дневального, всё-таки надеясь, что лди не настолько подлы и низки, как я про них думаю.
   По чужим комнатам я смотреть не решился: может быть, это покажется смешно, но испугался, что мне могут приписать ещё и воровство, если омбат и Слуцкий, а он был наверняка с ним заодно, подлая "шестёрка", увидят меня там и додумаются подстроить мне и такую козню. Додумались же спереть у меня штык-нож! Ну, ладно, моя пропажа - я и рассчитаюсь, но если сделают меня вором в глазах всей батареи, то это будет уже в тысячу крат хуже. Провались он, этот штык-нож, пропадом!
   Че больше я думал, вспоминал события утра, тем сильнее укреплялся во мнении, что всё произошедшее не случайно, и эта попытка насолить мне, проучить. Дежурный не знает, где штык-нож, дневальные (свои же вроде бы пацаны!) на мои вопросы отвечают что-то невразумителное, и так это нехотя, небрежно, но в то же время и виновато, а вообще-то стараются молчать.
   Когда мысль о том, что меня здорово надули, укрепилась во мне окончательно, то я начал соображать, что мне теперь делать.
   Сначала я попытался достать взамен утерянного другой штык-нож. Но поспрашивав у товарищей, понял, то это практически невозможно. Надо было тоже платить и немалые деньги.
   Навели меня мои приятели на одного прапорщика, который мог продат мне штык-нож, но ста рублей, которые он за это запросил, у меня не было и в помине. Он сказал, что в училище я дешевле штык-ножа не куплю, так что, пока он не передумал, надо взять у него. Но я отказался, и прапор сказал, чтобы я вообще больше к нему по данному вопросу не обращалс, а тому, кто меня послал, а он знает, кто это, он "хорошенько врежет по морд", чтобы не совал кого попало.
   Всё-таки, наверное, стоило любыми правдами и неправдами занять денег и купить у него этот штык-нож, потому что, действительно, больше нигде во всём училище невозможно было достать подобную штуку. Но в моей душонке всё-таки теплилась ещё дурацка надежда на чудо, на то, что штык-нож найдётся или произойдёт ещё что-нибудь, что спасёт моё положение.
   Была ещё одна соломинкка, за которую мне очень хотелось уцепиться. Слуцкий, помнитс, говорил, то я один не сдал штык-нож, а остальные, якобы, вернулись и сдали своё оружие лично. И, если это была неправда, то можно было попытаться раскрутить Слуцкого на этом факте и заставить признаться, куда же пропало оружие, улиив его во лжи и прижав, как следует. Тогда бы можно было и ва-банк пойти, вообще, сказать ему, куда же пропал "ножичек", не намекнуть даже, а выложить, как факт, что он у комбата и не без его помощи.
   Не теряя времени, я быстро нашёл одного за другим дежурного и дневального, стоявших со мной. И каково же было мне, когда услышал от обоих утвердительные ответы. Оба утверждали, что сами сдавали оружие в пирамиду. Видно, их кое-кто нашёл раньше меня...
   От них я узнал, что их вызывали после первой пары часов занятий в батарею, тобы они сдали своё оружие в пирамиду. Причём, каждого по отдельности, и один другого не видел и не знал, что тот тоже приходил в казарму.
   Значит, их вызвали, а меня забыли? Получалось очень интересно. Напрашивалось сразу несколько вопросов. Я долго думал, как повернуть эти факты в свою пользу, но так и не смог придумать. Хотел было подойти к Слуцкому и спросить, почему это он всех вызвал сдавать оружие, а меня забыл. Но подумал, подумал хорошенько, и решил не делать этого: всё равно ничего не докажешь. Комбат умеет закручивать дела так лихо, что ни одна собак не подкопает, комар носу не подточит.
   Я плюнул на всё и решил: будь, что будет.
   Так прошло два дня. Никто меня не трогал, словно ничего и не произошло. Ничего примечательного за это время не случилось, если не считать того, что я, как ни располагало к безделью паршивое состояние духа, занялся дальнейшим почтением рукописей, взятых из дома старик и лишний раз убедился, что рукописи были весьма ценные, насколько мне позволяла судить моя эрудиция и познания истории и мира книг.
   Экземпляры, попавшие ко мне в руки были оригинальны, необычны и, наверняка, уникальны. Такого я никогда раньше не читал. Старинные рукописные книги давались мне с трудом. Но взять хотя бы книгу моего отца: неординарна мысль, необыные взгляды на вещи, которые неустанно подавались нам, обильно зацементированные догмой официозной науки, взгляд на нашу жизнь как бы со стороны, из-за бугра, что называется, трезвые философские суждения - всё было для меня свежо, необычно, увлекательно, интересно. Невероятно, но то, что меня не заставили бы и дубиной читать в наших учебниках по философии и дурги наукам обществоведения, в этой книге я прочёл залпом и с невероятным упоением. Хотя, конечно, доля эйфории была и от того, что это всё же была не чья-нибудь рукопись, а труд моего отца.
   Ещё одна весьма заинтересовавшая меня рукопись под названием "Магия чёрная и белая", в которой описывалось такое, от чего волосы вставали дыбом, делалось страшно, жутко было верить, что такое действительно возможно, но убедительность повествования заставляла верить, что это действительно правда. В первой асти книги описывались разлиные способы вступления в сговор с нечистью, использование нечистой силы дл достижения своих целей, а во второй, наоборот, способы защиты от неё и использовния силы божественной. Что и говорить, что современному человеку все эти описания кажутся сказками, однако, поему-то при прочтении у меня волосы вставали дыбком и страшно было вечером пойти даже в туалет, где, по обыкновению, не горела ни одна лампочка.
   Я очень заинтерессовался попавшими ко мне рукописями, но читать их мешал скверный почерк и нехватка времени: на занятия с собой брать эти бумаги я опасался из-за чрезмерного любопытствамоих однокашников и читал их только по вечерам, немного до отбоя и после, далеко за полночь.
   Так протекли два дня, полные радости от общения с чудесными творениями рук человеческих. Но несмотря на эту благодать и умиротворение, доставляемые чтением вещей столь необычных, в глубине души где-то кололся, копошилс, не угоманивался червячок тревоги за утерянное оружие. Предчувствие неприятности и беды тяжёлым камнем лежало на сердце.
   Чувства, интуиция не обманули меня. Обо мне снова вспомнили.
   На третий день, после обеда меня вновь вызвал к себе командир батареи.
   -Возьмите, товарищ курсант, ознакомьтесь и распишитесь, что вы прочитали и ознакомились, - сказал он мне, швырнув через стол несколько скрепленных листов стандартной бумаги, исписанных мелким, убористым почерком.
   Я взял бумаги в руки, и по мере того, как их читал, чувство досады и обиды от нессправедливости всё больше и больше одолевало меня. От огромной несправедливости по отношению ко мне со стороны командира батареи глаза наполнялись слезами, а дыхание вовсе спёрло.
   Это были материалы расследования, проведённого по случаю утраты мною штык-ножа. В них говорилось следующее:
   "17 июня курсантом Яковлевым при смене с наряда был утрачен полученный им штык-нож. В ходе расследования установлено, что оружие курсантом Яковлевым утрачено в силу личной недисциплинировнности и безответственности. Штык-нож за номером 357 не был сдан получившим его курсантом Яковлевым в оружейную комнату или передан новому дежурному под роспись, в силу чего дневальным по батарее курсантом Яковлевым были созданы предпосылки для утраты штык-ножа...
   Считаю, что вся ответственность за утерю оружия лежит на курсанте Яковлеве, и предлагаю возместить материальный ущерб государсству, возникший в результате утраты, с кратностью десять за его счёт...
   Командир батареи ст. л-т Скорняк."
   Ниже уже стояла резолюция наальника училища:
   "Курсанту Яковлеву материальный ущерб за утерянный штык-нож с применением кратноти десять в размере 179 рублей 20 копеек возмесстить штык-нож N 357 списать с книги учёта материальных средств подразделения.
   Начальник училища генерал-майор Долговязов."
   Сто семьдесят девять рублей! Я опешил. Где мне взяь такие деньги? И это ещё к тем немалым долгам, которые у меня уже имеются перед ссокурсниками. Для меня это был сокрушительный удар в солнечное сплетение, в самое поддыхло. Теперь мне ни за что точно уже тоно не выбраться было из долговой ямы. Чуда никакого не случилось, да этого и надо было ожидать, если мыслить трезво.
   Я прочитал уже написанное на нескольких стандартных листках, но всё ещё стоял и глядел на них, не в силах поверить, что такое случилось.
   -Ознакомился, Яковлев? Тогда расписывайся и побыстрее, у меня не так много времени, чтобы разбираться тут с тобой полчаса.
   Слова комбата вывели меня из состояния оцепенения.
   -Но, товарищ старший лейтенант, где я возьму такие деньги? - спросил я, наконец.
   -Не знаю, не знаю. Это не моё дело. Наверное, вычтут с вашей выпускной получки.
   -Но ведь я тогда почти ничего не получу по выпуску!
   -Отчего же? Половина и даже больше твоих подъёмных у тебя останется.
   -Но у меня большие долги, товарищ старший лейтенант. Если такое случится, то мне придётся отдат все свои деньги, и я ещё останусь должником. Я очень расситывал на выпускной гонорар. Что же мне теперь делать?
   -Не знаю, не знаю, товарищ курсант. Как потеряли штык-нож, так и расплачивайтесь. Он ведь тоже денег стоит. Кто же виноват, что вы его потеряли? А коль сумели потерять, то умейте и рассчитываться.
   -Да, но стоит-то он не сто семьдесят девять рублей! Почему я должен платить за него в десять крат больше, ем он действительно стоит? Ведь почти две сотни получается! Почему?
   -Вы что, не знаете приказа министра обороны, что за утрату оружия его стоимость возмещается в десятикратном размере?
   -Не знаю, - откровенно соврал я, надеясь получить в свои руки хоть маленькую зацепочку, за которую можно было бы удержаться.
   -Очень печально. И это будущий офицер! Как же вы будете людьми-то командовать? Они же у вас всё порастащат, попродают, если вы не будете знать таких элементарных вещей. А, между прочим, приказу этому лет, наверное, столько же, сколько и вам, а то и поболее будет. Так вот, если вы не знаете, то довожу вам ещё раз. Есть такой приказ министра обороны, - он назвал номер, -согласно которого за утрату оружия в силу личной недисциплинированности виновный выплачивает его стоимость в десятикратном размере. Что у нас и получилось. Понятно вам или нет?
   Он сделал глубокую затяжку и выпустил дым в мою сторону, снисходительно улыбнувшись.
   -Но разве его промотал или пропил? Я же сдал его дежурному по батарее.
   -Кто это видел? - спросил комбат.
   -Дежурный...
   -Дежурный? А ещё?
   -Всё.
   -Ха-ха-ха, - засмеялся комбат, -Яковлев, ты же уже взрослый парень, два десятка лет прожил уже, а говоришь такую ерунду, то простительна лишь пятиклашке какому-нибудь, да и то двоешнику круглому. Неужели ты не знаешь, что для любого доказательтва нужны свидетели? Ты думаешь, что дежурный признается, что ты сдавал ему штык-нож? Я в этом глубоко-о сомневаюсь. Тогда ведь платить за оружие придётс ему. Зачем ему это нужно? Кому же охота платить из своего кармана? Мы же все умные, всем хочется за чужой счёт, нахалявку. Вот и пойди, добейся, чтобы он признался, что брал у тебя штык-нож. Платить-то ему не хочется.
   -Мне тоже не хочется, а что?..
   -Так ты, - улыбнулся комбат чуть ли не по-товарищески, чуть ли не по-свойски, -ты - совсем другое дело. Ты ведь за потерянный штык-нож расписывался? Тебе и платить. Потеряй его хоть курсант Пупкин, которому ты отдал его поносить, отвечать-то всё равно тебе. Таков закон жизни.
   Он сделал паузу и затнулся, пригубив сигарету.
   -Ну, всё! Расписался? - спросил потом. -Теперь иди и не мешай мне работать. У меня ещё и помимо твоего другие дела есть.
   Комбат склонился над столом и зачеркал авторучкой по бумаге, рисуя что-то своим торопливым, мелким почерком и давая понять мне, что разговор между нами окончен.
   -Я ещё не расписался, товарищ старший лейтенант, - обратился я к нему вновь.
   -Ну, так расписывайся, - ответил он, не поднимая головы.
   -А если я не стану рсписываться, что тогда? - задал я вызывающий вопрос.
   -Ничего особенного, - ответил старший лейтенант Скорняк, -просто я буду знать, то имею дело с трусом и подлецом, который боится ответить за свой поступок. А на ход дела твоя роспись абсолютно никак не повлияет.
   -Зачем же тогда расписываться? - недоумевал я.
   -Положено так, расписаться, что ознакомлен.
   Я поставил свою закорючку на материалах расследования, положил бумаги на стол комбата и хотел уже было выйти, как тут его голос остановил меня:
   -Подожди, - сказал он, посмотрев на бумаги, -выше своей росписи напиши: "С материалами расследования ознакомлен", а ниже поставь свою фамилию...
   На построении перед ужином наши командиры решили собрать батарею, что в последнее время было редкостью, потому что дело шло к выпуску, и они тоже позволили себе немного расслабиться.
   Собирать нашу батарею пришлось около двадцати минут, и это не смотр на то, что подпольная система оповещения была чётко организована ещё со времён середины - конца третьего курса. Кое-кого вызывали по телефону от только что встретивших их подруг и жён, а за кем-то пришлось и сбегать в город. "Отмазки", как всегда, были железные: сидел в самом дальнем углу училищной библиотеки, за цветком раскидистой пальмы, и потому долго не моги найти, или, пошёл заниматься спортом на спортгородок, потом лёг в траву на полосе препятствий и заснул - тоже долго не могли найти.
   Но худо-бедно, ерез двадцать минут батарею всё-таки собрали.
   К слову сказать, и офицеры уже не спрашивали так строго, как раньше, а смотрели на столь значительные задержки сквозь пальцы.
   Когда вся батарея была построена, выровнена, проверена по количеству людей, комбат вызвал меня из строя и, вывев на середину, обратился к курсантам:
   -Как вы знаете, товрищи курсанты, этот товарищ несколько дней тому назад был в наряде, который ноью спал и допустил уход из подразделения самовольщиков. За это он ещё будет наказан. Но этот же курсант, этот обормот - я его по-другому и не могу назвать - утерял при смене с того наряда свой штык-нож. Найти его не удалось. Наальник уилища приказал провести расследование. Установлено, то оружие утрачено в силу халатного обращения с ним курсанта Яковлева, то есть вот его, - он показал в мою сторону, -халатного обращения. Расследование закончено. С товарища Яковлева будет удержана десятикратная стоимость оружия. Это почти двести рублей! Советую вам учесть пример вашего товарища и быть внимательным при обращении с оружием, подмать об отношении к его сохранности и сбережению. Думаю, что двухсот лишних рублей ни у кого нет. скоро вы будете выпускаться. Государство выплатит вам определённую, довольно большую сумму денег. Так вот, товарищ Яковлев своих денег уже не получит полностью, как бы ему не хотелось. Смотрите, чтобы с кем-нибудь ещё не случилось того же самого...
   После ужина я лёг на кровать, разбитый и униженный. Даже не лёг - рухнул, словно подкошенный. Настроение было столь пршивое, что жить не хотелось. Сдохнуть, и все дела!
   Никто из соседей по комнате не обращал на меня внимания. С одной стороны и правильно, потому то слова здесь были алоутешительны, но с другой... С другой стороны хотелось до жути ьего-то понимающего взгляда, чьего-то сочувствия, дружеского слова утешения, пусть хоть попытки облегчить мои страдания. Никто не нашёл в себе мужества подойти ко мне и сказать хотя бы одно слово, хотя бы руку на плечо положить.
   Жора Плёвый всё читал свою книгу. На ужине он назидательно поинтересовлся: "Как же так?", на что я лишь равнодушно махнул рукой. Ромы Кудрявцев убежал вместе с другими любителями футбола поиграть на ближайшем школьном стадионе, расположенном прямо по соседству. Максим Савченко возился с какой-то радиосхемой, тыкая в неё паяльником. Он был мастером по этой части. Когда мы после третьего курса переехали из казармы в полуказарменное общежитие, он предложил сделать систему, отключающую свет и электроприборы в нашей комнате, когда в неё открывается дверь, чтобы после отбоя можно было читать, слушать магнитофон и заниматься другими запрещёнными вещами. Сам придумал, сам предложил, сам и сделал, мы втроём лишь помогали ему в этом.
   Я был не в состоянии заставить себя заниматься чем-либо. Жестокая, тяжёлая меланхолия напала на меня. Все мои думы были о том, где теперь раздобыть денег. Но думать было трудно, мысли текли медленно, тягуче, путались, смешивались одна с доугой, клеились, как липучая смола.
   Я попытался подсчитать, сколько же я теперь должен в целом, но не смог. Память словно отшибло. Нао было искать маленький, красный блокнотик, затерявшийся где-то в моей тумбочке среди тетрадей и вещей. Я уже привстал, был, чтобы заняться его поисками, хоть чем-то отвлечься, но явственно почувствовал, что нет уже никаких сил, и рухнул обратно на кровать.
   Никак не хотелось мне к моим прежним долгам приписывать ещё и эти сто сеьдесять девять рублей, брать их в счёт. Я считал этот начёт несправедливым и догадывался, понимал, чувствовал, что меня крупно облапошили... надо было как-то доказать свою правоту. Но как?
   Первым делом надо было изучить упомянутый комбатом приказ, сходить в строевую часть училища, попросить, почитать, чтобы понять правильно ли ко мне применён коэффициент десять. Мне казаллось, то я не должен платить столь большую сумму за случайную утрату штык-ножа.
   Но на поиски и изучение приказа необходимо было много времени. Да и к тому же днём, когда работают отделы управления училища, у нас тоже занятия, тогда тяжело отлучиться, тем более мне, и, особенно, после всего того, что произошло, а вечером, когда свободное время у меня было, строева уже была закрыта.
   Но хорошо, выкроить время, взять приказ ещё можно было. А вот доказывать потом, что ты прав, что с тобой обошлись несправедливо - на это времени могло-то и не хватить. Да ещё и неизвестно, смог бы я доказать свою правоту или нет, а время-то уже было бы упущено. А теперь действовать надо было наверняка. Иначе последствия грозились быт печальными и непредсказуемыми, но, во всяком случае, ниего хорошего мне не сулящими. Вообще было удивительно, как это занимавшие мне деньги ещё не расправились со мной и пока не очень-то беспокоят, ведь дело близилось к выпуску, а, судя по всему, я был несомненный банкрот.
   Вечером, перед отбоем я всё же нашёл в себе силы встать и пойти умыться. В умывальнике мне встретился Охромов. Он со злорадной весёлостью и торжественностью, улыбаясь, безо всякого стеснения во весь рот эдак гонористо спросил: "Ну, что, полу-чил?!"
   Его наглое, развязное обращение привело меня в чувства. Откуда-то даже взялись силы разозлиться, и я подумал: "Сейчас и ты получишь, чтобы не сильно радовался. У меня несчастье, а он зубоскалит, сволочь. Сейчас, как врежу по морде!"
   Но врезать я ему не врезал, а просто промолчал.
   Видя, что разговора не получается, Охромов поубавил хамства в голосе, спросив уже дружелюбно:
   -Ты чего не здороваешься?
   Мне неприятно было с ним говорить, тем более объяснятся по каким-либо вопросам, но я всё же заговорил, смалодушничал, наверное.
   -Не хочу я с тобой говорить.
   -Почему же?
   -Не знаю, не хочу - и всё...
   -Странно, мы с тобой такими корешами были...
   -Слушай, сколько ты будешь дураком прикидыватся, сколько можно с тобой на эту тему говорить? Что было, то прошло. Да и, к тому же, я многого не знал про тебя.
   -Чего же это ты не знал? - тон голоса Охромова опять стал снисходительно-издевательским. -Что в картишки поигрываю? Так, поверь мне, это мелочи жизни, из которых ни один нормальный человек не станет делать такой трагедии, какую разыграл ты. Я же только пытался заработать деньги. Никому это пока не запрещено. Гулали-то мы с тобой вместе, вместе делили все удовольствия жизни. Значит, тебе друг, товарищ и брат.
   -Если бы ты был другом, то не скалился, когда у меня произошло несчастье, не злорадствовал бы, как ты это только что сделал.
   -Да я не злорадствую, - начал оправдываться Гришка, - где ты видишь, что я злорадсствую? Я просто вспомнил одну фразу, которую тебе говорил несколько дней назад.
   -Какую такую фразу? - спросил я, и в голосе моём зазвучали нотки враждебности, которые Охромов уловил и стал вести себя ещё более виновато.
   -Не помнишь, что ли? - произнёс он почти заискивающе. -А ведь я тебе сказал: " Ты ещё вернёшься ко мне!"
   -Ну и чего смешного ты нашёл в этой фразе?
   -Да ничего. Просто смешно то, что ты действительно сам ко мне вернёшься. Даже если не сегодня, то на днях. Ты сам подойдёш ко мне и согласишься участвовать в предложенном мною деле, потому что тебе нужны деньги, у тебя неподъёмные долги, с которыми ты не сможеш расплатиться иначе. А теперь ещё и штык-нож этот добавился туда же. Тоже кругленькая сумма.
   -Так может, это ты украл мой штык-нож? - сделал я со злости нелепое предположение.
   -Может, и я, - спокойно ответил Охромов.
   Я сделал шаг вперёд. Во мне всё заклокотало от гнева, хотя где-то в глубине разъярённого сознания пульсировала слбенька, почти задавленная нахлынувшей волной эмоций, но трезвая мысль, что он-то меня скорее всего разыгрывает и, подшучивая, продолжает издеваться над моим несчастьем.
   Видя, что у меня совершенно нет никакого настроения шутить с ним, Охромов попытался осадить меня, попятившис слегк назад.
   -Да успокойся ты! Может я, а может - и не я, кто ж знает. Сие покрыто мраком неизвестности. И вряд ли кто-то докопается здесь до сути и истины, - говорил он, делая назад шаг за шагом. -Успокойся!
   Но я не успокаивался, как раздразнённая собака, которая бросается на человека безо всякой причины и только потому, что видит, что двуногий её боится.
   -Знаешь, вполне возможно, что это сделал ты, - не останавливался я, -тебе ведь нужно, чтобы я вернулся, а это хорошая наживка на твой крючёк.
   -Конено, - согласился Охромов, -но понимаешь... как бы это получше выразиться... чтобы сделать такое, надо быть человеком дальновидным и предусмотрительным. Да и, к тому же, когда тебя снимали с наряда, я был уже на занятиях. Понимаешь? Я просто не мог этого сделать.
   Отступая, Охромов упёрс в стенку. Дальше пятиться было некуда.
   -Не знаю, не знаю, - продолжал я свою мысль. -Может, ты и дальновидный, может, ты и хитроумный. Если уж ты додумался играть в карты с какими-то бандюгами, то почему бы тебе не совершить такого невинного злодейства. Ох, подумаеш, штык-нож украли, правда? Это для тебя не проблема, так - раз плюнуть.
   Я подошёл к нему вплотную.
   -Ну, ладно, ладно тебе! Давай решим вопрос полюбовно.
   -Это как же? - я удивился, что Охромов шёл на попятную и, причём, так быстро.
   -Ты, наверное, хочешь, чтоб я участвовал в твоём деле? - спросил я ради издёвки.
   -Вот именно, - ответил Охромов с простодушной радостью в голосе, какой от него ожидать можно было меньше всего.
   -Да уж, другого ты, конечно, ничего не мог придумать. Ну, хорошо, подумаю.
   -Подумай, подумай, - на лице Охромова обозначилась нескрываемая радость. -Только я знаю, то ты всё равно согласишься: деваться тебе некуда. Я тебе не в обиду говорю. Просто это правда жизни, и от неё никуда не денешься. Заем же закрывать на неё глаза? Знаешь, как говорт: в шелках, как в долгах. То есть, наоборот, в долгах - как в шелках. Запутался малость.
   -Ты думаешь, что мне так и некуда деваться? - спросил я у него.
   -Да, уверен. Соглашайся, не тяни время. Оно денег стоит.
   -Мне надо подумать, - ответил я, соглашаясь про себя, что он прав.
   -Ты думай быстрее, - посоветовал мне Охомов, -итак сколько времени упустили из-за тебя. А ты ещё выделываешься.
   -Слушай, - я снова начал горячиться, -я тебя или вас, с кем ты там, ждать не заставлял и не заставляю. Могли бы и без меня давно всё сделать. Что я вам, камень преткновения, что ли?
   Я хотел уже развернуться и уйти, но Охромов остановил меня.
   -Подожди, - сказал он, взяв меня за рукав (это стало у него наглой привычкой: брать чуть что меня за рукав), -я же хочу как лучше. Если деньги сами плывут в руки, то почему бы не поделиться ими с лучшим другом, с которым всегда вместе пили, гуляли, да и долги вместе нажили? Вот поэтому я и хоу, тобы он участвовал в этом деле тоже, понимаешь? Дело-то плёвое совсем. Разве я сам согласился бы на какую-нибудь авантюру, как ты думаешь?
   -Не знаю, может быть и согласился, - ответил я, -а чтобы не скучно было, чтобы не одному в соучае чего щи лаптем хлебать, решил и меня присоединить.
   -Что? Да то ты говоришь-то?! Подумай своей кочерыжкой...
   -Не кочерыжкой, во-первых, а головой, а, во-вторых, я уже подумал...
   -Ладно, пусть головой. В этом страшного ниего нет. но я тебе ведь говорил, что требуется загрузить всего ничего: несколько десятков килограмм никому не нужной макулатуры.
   -Да, ты уже говорил...
   -Ну, так что, согласен? - обрадовалс вновь Григорий.
   Возникла пауза. Я молчал, не зная, то ответить. На душе у меня было нехорошо. Даже не то слово: погано было на душе. Действительно, будто бы кошки скреблись. Но я устал от его бесконечных и настырных приставаний, от всей этой круговерти событий. Сил моих больше не было это терпеть. Казалось мне, что если я соглашусь, то все мои злоключения разом закончатся, исчезнут все напасти, обрушившиеся на меня безжалостной лавиной в, казалос бы, самый радостный и лёгкий период, какой только бывает в жизни у курсанта. К тому же слабая надежда раздобыть наконец-то деньги и покончить со всеми бедами разом, и с долгами в том исле, тоже подталкивала меня согласиться, как ни была она призрачна и эфимерна.
   -Хорошо, - сказал я, - согласен.
   -Вот и ладненько! - засиял Охромов, -вот и отлично! Теперь у нас дело пойдёт в гору.
   -Ну и когда я тебе понадоблюсь? - спросил я равнодушно уставшим, сникшим голосом.
   -Когда я договорюсь, и будет всё готово, я тебя сам найду. Жди, это будет в самое ближайшее время.
   Теперь я развернулся и пошёл спать, наслаждаясь унизительным чувством спокойствия человека, от которого только что отстали дониматели, решившие, наконец, оставить бедолагу в покое. Рассудок мой, несмотря на полудрёму, в которой он пребывал, всё же пульсировал нехорошей мыслью, будто я только что совершил какую-то большую глупость. Какую - неясно, но как-то нехорошо, не по себе стало мне вдруг.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"