Змеи вползали в его постель. Сколько их было штук, он не знал, лишь отчётливо видел тёмно-зелёные тела с фиолетово-чёрными ромбами на спинах и жёлтым знаком бесконечности на треугольных головах. Двигались они с какой-то механической угловатостью, словно роботы. Он резко поджал ноги, затем, схватив одеяло, вскочил. Но было поздно. Ближайшая к нему высунула язык, раскрыла пасть и стремительным броском ужалила в левую ступню. Боль прожгла всю ногу мгновенно. Он соскочил с кровати, держа в руках одеяло, служившее, как ему казалось, преградой для мерзких тварей. Змеи не поползли за ним. Они вдруг отпрянули и поспешно скрылись за спинкой кровати. Очнулся Максим, стоя на правой ноге и вжавшись в дверцу шкафа. Левая, отерпшая, сильно болела. Неосознанно, он потёр то место, где ещё секунду назад ярко краснели две точки от укуса. Ничего. Только внутри остался тяжёлый животный страх. Всегда и везде любой змей, даже виртуальный, вытянутый из глубин подсознания, был и остаётся врагом человеческой психики. Успокоившись, Максим расправил мокрую холодную простыню. Удивительно, но после пережитого им кошмара он мгновенно провалился в крепкий сон.
Будильник затрещал в полшестого. "Работа, работа, работа, а-а-а, и змеи", - подумал Максим, не спеша вставать. И внезапно, как молния, сразило понимание - страх не исчез. Он прилип, словно вторая кожа, изначально оснащённая усиленным пиломоторным рефлексом. Волосы на руках и ногах непрерывно шевелились, а по голове пробегали огромные муравьи, величиной с таракана. Максим крепко зажмурился - страх был с ним. Открыл глаза - страх никуда не делся. Стало невозможно смотреть на самые обычные предметы в комнате - они вызывали страх. Это не было последствием приснившегося ему, понял Максим. Сон растворился в утреннем свете, уйдя туда же, куда исчезла апрельская ночь. Что-то другое, непонятное ещё, породило этот страх, страх самого существования.
И тут у него резко схватило живот.
Спустя час, собравшись, страх пошёл с Максимом на работу. Четыре квартала, которые им необходимо было пройти, удлинились в несколько раз, дома потеряли очертания, слившись друг с другом. На работе мужчина машинально что-то делал, кому-то отвечал, но в голове непрерывно билась мысль о том, что же всё-таки происходит. И в ответ тугие спазмы внутри живота сгибали его пополам. Вечером Максим напился. Алкоголь принёс облегчение, отправив в безмятежное забытьё. А утром страх вернулся, с ещё большей силой навалившись откуда-то сверху, и принялся циркулярной пилой резать кости, мышцы, органы на части. Еле дождавшись окончания рабочего дня, Максим опрометью кинулся в ближайшую аптеку. Он купил пачку успокоительного, воду и, не отходя от аптечного прилавка, жадно проглотил тройную дозу лекарства. Таблетки действительно помогали. Страх не исчез, но Максим перестал его бояться, он стал к нему равнодушен. Правда, и всё остальное его тоже перестало интересовать.
Однажды Максим очнулся и понял, что стоит посреди улицы. Люди с одинаковыми, серыми как у манекенов лицами вяло брели мимо него, неспешно обходя превратившегося в статую человека. Было слышно, как по асфальту ветер гонит пустую смятую жестянку, словно чью-то судьбу. Внезапно громкий крик вспорол тишину. Мама-манекен тащила за руку одетого в бордовый костюмчик малыша-аутиста лет пяти. Ребёнок вырывался. Он хотел бежать куда-то навстречу неизвестности, так и не научившись замечать окружающий мир. "Милый, милый мальчик, спасибо тебе, - думал Максим.- Спасибо тебе за то, что ты никогда не ощутишь этот страх, ибо никогда его не осознаешь. А может быть, он уже познал его. Незрелое детское сознание однажды выглянуло из утробы бессознательного и ужаснулось громадности и жестокости этого мира. И тогда чтобы не сгореть мозг отключил свои сенсоры, спасая тело, как предписано миллионами лет эволюции, а не сознание, которому несколько десятков столетий. Спасибо". Максим заплакал, сам не понимая, то ли от жалости к мальчугану, то ли к самому себе. Кричащий ребёнок рывками тащил мать вперёд, они быстро скрылись из вида. Но пока мальчишка был ещё рядом, страх немного поутих, словно его объём был всегда одинаков, и разделённые между душами части страха становились тем меньше, чем больше душ получали их. Тут улица тронулась с места, гротескные дома пошли назад, ноги Максима оторвались от тротуара и он медленно пошёл в неизвестность вслед за малышом.
Дней через тридцать с чем-то Максиму в голову пришла мысль. Он долго боролся с ней посредством морали, во внутреннем своём диалоге выступая попеременно то обвиняемым, то обвинителем по поводу задуманного им греховного поступка. Однако, страх подавлял добрые начала внутри, доставая из глубин психики все деструктивные архетипы, не раз приводившие людей к печальным последствиям. На сороковой день Максим был готов. Верёвку он решил сделать себе сам. Встав с утра пораньше, отправился в магазин, где приобрёл четыре витых разноцветных шнура. Затем, даже с некоторым энтузиазмом, сплёл их в крепкую жилу. Петлю на конце сделал широкую, скользящий узел смазал жиром. Во время этих приготовлений страх отступил, спрятался и вымотавшийся к полудню Максим неожиданно для самого себя завалился вздремнуть. Спал он долго. Проснувшись, долго вертел головой, не понимая своих ощущений. Затем страх хлынул потоком, занимая своё привычное место в животе и сгущая воздух перед глазами. "Вот и хорошо,- Максим встал и пошёл умываться. - Решимости будет больше". Он надел чистую одежду, сунул в рюкзак верёвку и нож, и вышел из дома. Закат приближался неумолимо. Пустые улицы были залиты тёплым прощальным светом. Только приглушённое щебетанье воробьёв, звук далёкого поезда да треск остывающего металла провожали Максима. Всё это очаровывало и делало мир нереальным. Внезапно перед его глазами возникло видение.
...В самом центре школьного спортзала, на двух гимнастических конях стоял гроб. И кони, и гроб были обтянуты чёрным бархатом, отороченным по краям золотистой каймой. В гробу лежал тщедушный старичок с длинной седой бородой, доходившей ему до пояса, одетый в белую рубаху. В скрещенных руках, лежащих поверх бороды, он держал зажженную свечу. Кроме покойника в зале никого не было. Двери, ведущие в спортзал, и со стороны школы, и со стороны улицы были заперты вставленными в ручки швабрами. Внезапно в уличные двери стало стучать множество людей, раздались возгласы:
- Пустите нас. Хватит держать нас за дураков. Мы тоже причастные.
В вентиляционное отверстие, расположенное где-то под потолком, влетел ворон. Он сел на баскетбольное кольцо и противно закаркал, повторяя одно и тоже:
- Откройте дверь. Откройте дверь. Откройте дверь.
Пустой зал отозвался эхом: "Ерь,ерь,ерь". На дверь снаружи поднажали. Швабра затрещала, но выдержала.
- Эх, всё приходится делать самому, - произнёс лежащий старик и начал подниматься. Неуклюже, словно деревянный, он согнул туловище на девяносто градусов и одновременно повернулся вбок, отчего горящая свеча прошла вдоль обивки гроба и подожгла золотистую кайму. Через мгновение пламя охватило весь гроб. Вмиг обретший живую подвижность старик выскочил из гроба и плюхнулся босыми ногами на холодный пол.
- Вот черти, после первой смены так и не помыли, - пробурчал беспокойный покойник и только тут заметил, что от пылающего огнём гроба занялась и его борода.
- Караул, горим, - истошно закричал он. - Где вода? Вода где?
Ворон взмахом иссиня-чёрного крыла указал на дверь. Старец двумя прыжками подскочил к ней, выдернул швабру, выставил вперёд пылающую бороду и, разрезая хлынувшую внутрь толпу на две струи, пропал снаружи. Обнаружив между двумя конями обугленные остатки гроба и никаких признаков покойника, причем странным образом, его бегства никто не заметил, толпа приуныла. Люди молча усаживались на стоящие вдоль стен зала низкие скамьи. Молчание нарушил какой-то мужчина в чёрном. Он залез в своих грязных резиновых сапогах на одного из коней и льстивым голосом произнёс:
- Да, в этот раз мы не успели, но я вёл вас всё время вперёд и вы послушно и организованно шли. Я твёрдо обещаю, что в следующий раз мы точно успеем. Он ответит нам за все наши мучения.
Чёрный человек погрозил кому-то невидимому кулаком, отчего лёгкая дымка, курившаяся над углями, заколебалась, и всё в зале начало колыхаться. Люди, сидящие вдоль стен стали таять. Запоздало донеслись слова чёрного:
- Споём, родные!
И зал затянул:
Дайте ходу пароходу,
Поднимите паруса.
Дайте мальчику свободу
За красивые глаза.
Дальше пошло неразборчиво. Изображение таяло всё быстрей. Напоследок, будто подхваченные порывом ветра, донеслись слова:
Когда в могилу гроб спускали,
Садилось солнце над землёй,
А перед парком над аллеей
Висел парнишка молодой.
И наконец, всё пропало окончательно...
Солнце село. Ему на смену поднималась огромная розовая луна. Незаметно для себя, Максим вышел из посёлка и оказался в поле, казавшимся в сумерках серой пустыней. " Странно, - размышлял он. - Ведь в песне была девушка, почему мне тогда старик привиделся. А впрочем, какая разница". Пока видение властвовало над разумом, страх притупился, но теперь спешил возвратиться полноправным хозяином тела и души. Максим ускорил шаг.
Место, куда он направлялся, носило название Красный кут. Нужно было выйти на берег реки и затем вдоль него продвигаться ещё несколько километров. Небольшой полуостров в форме пикового туза густо порос деревьями, среди которых выделялись несколько могучих дубов с раскинутыми, словно человеческие руки, ветвями. Превратившаяся из розовой в жёлтую луна поблёскивала на водной глади. Было тихо и покойно. Покойно. " Как перед смертью", - усмехнулся Максим. Он выбрал гладкий сук, не толстый, не тонкий, в самый раз. Мешало лишь несколько тонких веточек. Максим достал из рюкзака нож и срезал их. Затем крепко затянул на суку верёвку. Подергал несколько раз, отчего петля завертелась змеиной головой. Надёжно. Затем снова взял нож в руку. Деревянная рукоять прочно сидела в ладони. Максим застыл в раздумьях, оценивая шансы - верёвка или нож. Второй попытки не будет. Надо делать пока решился. Исступлённо он привалился к шершавому стволу и стал поднимать нож. Неожиданно рядом раздался шум, громыхнула жесть. Кто-то, всхлипывая, лез на соседний дуб. Послышалась возня, раздался звук падения тела на землю и ещё большие всхлипывания. Максим осторожно выглянул из-за своего дерева. Это было полное жаме векю. Неподалёку стоял незнакомец. Одной рукой он дёргал верёвку с петлёй на конце, а в другой держал ведро, которое, по-видимому, хотел использовать вместо подставки. Незнакомец тоже замер на минуту, а затем решительно поставил перевёрнутое ведро на землю и полез в петлю. Максим понял, что сейчас на его глазах умрёт человек. Он стремглав бросился вперёд и словно шашкой от плеча рубанул верёвку ножом, мгновенно развалив её на две части. " Всё-таки нож сильней", - мелькнуло в голове.
Висельник кулем повалился на землю. Со злостью Максим прохрипел:
- Я тебе, сука, мля, повешусь. Ты меня понял?
Он пнул неудавшегося самоубийцу ногой под рёбра:
- Сейчас ещё получишь люлей, мля.
Психологическую тактику поведения с висельником Максим использовал такую же, какую использовал с ним Дядюшка Конь, мамин сосед. Правда, делал он это по ошибке. Максим подрабатывал грузчиком в колбасном цеху. Вставал рано, в половину пятого выходил на остановку ждать вахту. От скуки и для зарядки перед тяжёлой работой юноша разминался, подтягиваясь на ветке ореха, росшего рядом с остановкой. За этим занятием его и застал однажды Дядюшка Конь, мужчина лет двадцати пяти, периодически пребывающий в нирване и от этого никогда не унывающий. Увидев, как Максим подтягивается, Конь решил, что тот хочет повеситься. Дядюшка с нахрапом пошел в атаку, произнося заветную фразу:
- Я тебе, сука, мля, повешусь.
И хотя в их случае обошлось без рукоприкладства, Дядюшка Конь пообещал быстро садящемуся в вахту Максиму на прощанье дать люлей. Здесь же случай был посерьёзней.
Незнакомец скрутился на земле в позе эмбриона и затих. Всё ещё сжимая нож в окостеневшей руке, Максим схватил ведро и побежал к реке. Он вылил воду на голову спасённому. Тот начал приходить в себя. Медленно сел, расставив ноги и положив руки на колени. Затем придушенно заявил:
- Спасибо не скажу.
- И не надо. Иди домой, живи дальше.
Мокрая голова незнакомца бессильно повисла:
- Как? Ты знаешь, что такое жить и постоянно испытывать страх?
От этого слова Максиму стало не по себе:
- Страх? Чего?
- Ничего. Просто страх. Страх, временами переходящий в ужас. Без причины. И так уже полгода. Наверное. Не засекал точно.
- Да, брат, - протянул Максим, - у тебя стаж поболее моего будет. Ты вообще кто такой?
- Лаборант.
- Зовут тебя как, лаборант?
- Евгений. Жека.
- Макс.
Обошлись без рукопожатий.
- Пойдём на бережок, побеседуем, - сказал Макс. - Только пойду, рюкзак заберу. Подожди здесь.
Но Жека поплелся следом за ним. И ему очень понравилась максимова верёвка:
- Разноцветная, значит. Красиво висеть хотел, спаситель. А ты-то от чего?
- Причина, брат, та же, что и у тебя. Страх. Такой страх, что мышцы на животе в узел связались и звон в ушах как колокольный.
- Выходит, пока ты меня спасал, я тоже тебя от петли спас.
- Не угадал, - Максим угрюмо посмотрел и выпалил. - Поончах.
- Что-что?
- Поончах. Обряд я хотел провести. Изгнать злого духа. У меня бабушка была из Сибири. Она рассказывала, что иногда в какую-нибудь местность приходит злой дух Поончах. Все живущие там начинают испытывать беспричинный страх, который их со временем загоняет в петлю. Бывало, в деревнях ни одного человека не оставалось, все вешались. Чтобы духа прогнать, нужно взять верёвку, сделать на ней петлю и одним ударом ножа разрубить. Если сразу не получится, то дух ещё злей станет. А получится - уйдёт. Теперь не знаю, что и делать, руки задрожали из-за тебя. - Максим вытянул трясущиеся руки.
- Давай я попробую, - сказал Жека.
Макс молча отдал ему нож. Евгений приметился и разрубил одним ударом злосчастную петлю.
- Дух, уходи! У-ху-ху! - прокричал он в ночную тишину.
- Полегчало? - Максим забрал нож, положил в рюкзак. - Пошли на берег.
Они проговорили всю ночь, ломая головы над тем, как им победить невидимого и коварного врага. Уже на рассвете Жеке пришла мысль, сходить к психологу. Никто из них до сих пор не додумался до такого простого и логичного хода. Порешив на этом, новые приятели отправились домой. Обратная дорога была намного проще, чем вечерний путь в Красный кут. Страх был поделен на двоих и стал вполовину легче, хотя, может быть, не вполовину, так как добавилось ещё пока незаметное, но быстро растущее обычное человеческое переживание потерять товарища, с которым можно разделить невзгоды судьбы.
Этим же днём Максим договорился со знакомым психологом. Без пяти три парни встретились у подъезда нового, в несколько этажей дома и по лестнице быстро поднялись на пятый. Пройдя по длинному неосвещённому коридору до двери квартиры, позвонили. Дверь распахнулась. После тьмы коридора Максу показалось, что сейчас он ослепнет. Дневное солнце сильно било в огромные панорамные окна. Свет потоком заливал всё пространство студии, белые стены, бежевую мебель, миниатюрную хозяйку.
- Привет. Екатерина, это - Евгений, - Макс представил приятеля.
- Привет. Нет, нет, не разувайтесь. Проходите сразу туда, - Екатерина указала на небольшую уютную тахту, а сама уселась, поджав ноги, в глубокое кресло напротив. - Так что же вас привело ко мне?
Проницательный взгляд психолога устремился на анализандов. Точнее, пол взгляда. Правый глаз Екатерины был ярким, искрящимся, живым подобием солнца, глядящего в окна, и, пронзая любую психику насквозь, мог осветить самые глубокие и потаённые уголки подсознания. Левый же был холоден и неподвижен, словно полная луна, своим отраженным светом замораживающая всё вокруг. Женщина сильно косила.
Выслушав сбивчивое вступление мужчин, она указала на Евгения:
- Начнём, пожалуй, с вас. А вы, Максим, пойдите, погуляйте где-нибудь часок.
Разговор с Евгением занял более двух часов, а затем настала уже его очередь отправиться на прогулку. С Максом Екатерина разобралась гораздо быстрей. Когда анализанды снова уселись вместе на тахту, психолог вынесла вердикт:
- Конечно, за такое короткое время невозможно провести полный анализ, но пока я не вижу никаких отклонений ни у вас, Максим, ни у вас, Евгений. Ваша неудачная попытка расстаться с жизнью не произрастает из каких-либо психологических проблем. Однако, иногда негативным фактором могут выступать чисто физические явления. Недавно, в одном психологическом журнале вышла статья о влиянии инфразвука на психику человека. Я дам вам ссылку. Возможно, именно инфразвук повлиял на ваше состояние. Вы оба можете обладать повышенной чувствительностью к нему. Вызовите специалиста, проверьте ваши жилища.
Екатерина развела руки.
- Неплохая идея. Спасибо, - поблагодарил Макс, рассчитываясь с ней деньгами.
Приятели решили отправиться домой к Максиму и провести мозговой штурм по поводу инфразвука.
К середине ночи оба были словно выжатые лимоны. Они изучили огромное количество информации, но не нашли какой-либо конкретики о влиянии на человека. Всё было вокруг да около. Да, вроде бы инфразвук вызывал чувство страха и паники. Да, он по разному воздействовал на людей. Кому-то было всё равно, а кто-то, вот как они. Одно стало понятно, что в обычной жизни от инфразвука не спрятаться. Он был повсюду. Его вызывали волны, ветер, железные дороги, города, заводы. Он распространялся, не затухая на тысячи километров. Надежды не было никакой. Макс бессильно застонал.
- Слушай, тут написано, что перед Гоби-Алтайским землетрясением 4 декабря 1957 года многие монгольские пастухи испытали недомогание, теряли сознание, некоторые даже умерли. Я вот думаю. Может, твои земляки чувствительней остальных? Где-то инфразвук постоянно шурует из-под земли, а люди вешаться начинают. Вот он злой дух твоей бабули,- Жека явно был бодрее товарища.
- А ты, что, тоже мой земляк?
В ответ Жека ухмыльнулся:
- После ига мы тут все земляки.
И он продолжал не унимаясь:
- А есть ещё миф, мол, в древности евреи решили, что Моисей может неточно передать им слова Бога и захотели сами с ним поговорить. Толпишкой, так сказать. Собрались, значит, на горе. Ну, Бог и заговорил. В итоге, часть народа на месте полегла, часть разбежалась в ужасе, а кто-то и с ума сошёл. Может, Бог инфразвуком говорил, а выдержать это только Моисей мог. Вот ты, Макс, хотел бы с Богом поговорить, что спросил бы?
-Как мне от этого инфразвука избавиться, - буркнул Максим.- Не гони, Жека. Даже если бы и так, как Бог тебя услышит?
- Ну, не знаю. Может, в молитве. Задаешь вопрос, так, мол, и так. А он тебе в ответ инфразвуком. А ты такой шумометр достал и через колонку, чтобы перепонки не лопнули.
И словно в подтверждение его слов сильный порыв ветра ударил по оконным стёклам, и послышалось низкое тягучее " да-а-а-а".
- Ты - дурак, - поёжившись, сказал Макс. - Но завтра мы это обсудим.
На вторые сутки знакомства приятели выработали план под названием "Нечего терять".
Поскольку общение с Богом происходило, как правило, на горе, Максим принялся искать подходящую поблизости. О горе Синай, конечно же, никакой речи идти не могло в силу скудности финансов. Евгений отправился в соседний город покупать детектор инфразвука. Он долго отсутствовал, но когда вернулся, то торжественно внёс в квартиру небольшой прибор и чёрного цвета флешку. Прибор он тут же отложил в сторону и принялся трясти флешкой в воздухе:
- Смотри, что я достал. Один знакомый музыкант одолжил. Они там прикалывались и записывали поверх песен инфразвуковые послания. А здесь программа, которая их записывает и, главное, может воспроизводить в слышимом диапазоне. Прикинь, классно, слушаешь песню, всё нормально, ля-ля-тополя, а тебя тем временем неслышно посылают.
- Я смотрю, ты сегодня совсем страх потеря,- Макс был чем-то недоволен.- До меня тут дошло, мы как инфразвук расшифровывать будем? Бог с нами что, по-русски заговорит?
- Не, ну а с евреями же говорил. По-ихнему, наверное. Он - всемогущ. - Жека многозначительно поднял палец. - Что ему стоит по-русски заговорить? Так, ерунда.
- Хорошо,- и Макс повёл друга показывать карту. - Поедем на скалу Монах. Дуй домой, соберись, отдохни. В шесть утра с рынка отъезжаем на бла-бла-каре. И не забудь ноутбук.
Подножие скалы, сплошь усеянное замшелыми валунами, поросло густым непроходимым кустарником, а выше по склону начинался чёрный, кажущийся заколдованным, лес. Неподалёку весело бежал ручей, который, судя по широченным берегам, во время дождя превращался в стремительный, никому не подвластный поток. Друзья нашли небольшой песчаный пляж и, опустив босые ноги в прохладную чистую воду, принялись перекусывать. С этого места было отлично видно, как на вершине грубо вырезанные пласты породы сложились в суровое обветренное лицо монаха-отшельника, прожившего всю жизнь в пещере и получившего за своё подвижничество в дар от природы каменный лик. Макс долго вглядывался в хмурящееся лицо. Страх волнами прокатывался по телу, замутняя восприятие, и ему казалось, что рот монаха гневно сжимается, собираясь пророкотать проклятие, но внезапно стремительный луч солнца упал на гигантский глаз, и гранитное всевидящее око подмигнуло Максу.
"Старик сменил гнев на милость", - подумал он, а вслух произнёс.- Совсем как у Джека Лондона. Глаза Чиа. Найдём ли мы здесь своё сокровище?
- Чего-чего? - прошамкал Жека.
- Жуй, говорю, быстрей и пойдём.
Несколько раз они, продравшись сквозь колючий кустарник, начинали подъём и вновь возвращались к воде, пока не нашли малозаметную, ничем не обозначенную тропу на вершину. Послеполуденное солнце исчезло, скрытое низко нависающими ветвями деревьев. Страх сделал путь по почти отвесному склону в разы тяжелей.
- Смотри сколько веток для твоего обряда, - пошутил Жека.
- И для твоего тоже, - зло ответил Макс и по их спинам пробежал холодок. - Хорошо хоть верёвку не брали. Или?
Но ответа он не дождался.
Уже в сумерках камни под ногами вдруг перевернулись, выровнялись, приняли горизонтальное положение. За всё время подъёма им никто не встретился и наверху тоже было пусто.
- Шесть километров, - Жека сверился с шагомером.
- Мы что, по кругу шли? Скала-то тысяча метров над уровнем моря.
- Скорей, зигзагами, - Евгений скинул рюкзак и уселся по-турецки на большой скальный выступ, тёплый и гладкий, как лоб. Макс плюхнулся рядом, и они сидели, пока сгущающаяся тьма, разбавленная робкими звёздами, обволакивала их. А затем сломанным колесом выкатилась ущербная луна и камень под ними таинственно замерцал. Это мерцание усмирило страх, притупило чувства, забрало переживания. Лунный свет вливался в них, разбавляя кровь холодной алхимической субстанцией.
"Кто мы? Кто я?" - медленно ползли в трансцендентный мир мысли теряющего свою идентичность Макса.
"Не знаю, - так же мысленно ответил Жека. - Мы сидим на лбу исполинского монаха, словно две мухи и я не удивлюсь, если он нас сейчас прихлопнет. А может, мы вообще плод его воображения".
"Это не лоб, - безмолвно поправил его Макс. - Это - лобное место. Наша Голгофа. И все, кто на неё восходит, идёт долиной смертной тени, теряя своё я, растворяясь в Боге и делаясь невесомыми".
И он, поднявшись в воздух, поплыл к краю скалы прямо в чёрную дыру пропасти.
- Ух, - Жека успел схватить Макса уже готового шагнуть вниз. Пошатнувшаяся реальность снова встала на твёрдые ноги, и Максим вспомнил, зачем они здесь:
- Спасибо.
- Один - один по спасениям, - подбодрил товарища шуткой Жека.
Ноутбук прочно стал на гранитное основание. Детектор они повесили на рогатину, воткнутую в щель между камнями, и подсоединили к компьютеру. Тишина резала уши и рождала фантомы. Евгений выставил детектор от ноля до шестнадцати герц, и на экране ноутбука зазмеилась кривая линия. Затем заработала программа, которую им дал шутник-музыкант. Не слышные до этого момента человеческому уху звуки полились из динамиков.
- Ро-о-о, - зарокотали горы.
- Ву-у-у, - тянула вода.
- Хо-о-о, - дышал ветер.
- Ту-ту-ту, - стучало сердце Земли.
И вдруг среди всей этой какофонии отчетливо проступило "Б", но тут же пропало, затерялось в шуме. "Л" - вынырнул наружу звук и исчез. "А" - пробасил ноутбук.
Макс толкнул друга:
- Ты можешь выделить частоту этих звуков?
- Попробую,- Жека начал возиться с компьютером.
- Есть, - сказал он через время, - восемь герц.
Неутомимый шум природы смолк. Динамики заговорили тягучим механическим голосом:
- Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы...
- Выключи, - перебил Максим. Голос стих. - Что это, радио что ли?
- Ага, радио на частоте восемь герц. Мимо ушей сразу в мозг.
- Но что же это тогда?
- Послушай, Макс. Может, мы сейчас слышим то, зачем шли сюда. Может, это и в самом деле глас...- И Евгений простёр руки к небу. - Давай ещё послушаем. Он нажал кнопку и динамик вновь ожил:
- Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
- Слышишь. Он как будто к нам обращается, - закивал головой Жека.
- Именно так. Я знаю, что вам нужна моя помощь, - металлические ноты голоса стали мягче.- Вы правы, что пришли сюда. И отчасти правы, что принесли свои приборы. В данный момент они помогут преодолеть неверие, присущее людям вашего времени. Сейчас, когда вы слышите мой голос через компьютер, сомнения почти покинули вас. Отбросьте их полностью. Есть нечто, что намного лучше настроено на приём моего голоса. Это - человеческое сердце. Я буду повторять слово "свет" пока вы меня не услышите. Выключите приборы.
Это был приказ. Макс и Жека одновременно потянулись к кнопке. Мир стал безмолвным. Через несколько минут молчание, словно чудовищная гравитация, начало придавливать их к земле. Не в силах терпеть Евгений прокричал:
- Громче!
- Т-с-с, - зашипел на него Максим. - Я слышу.
Но это был не звук. Образ чистого сияющего света озарил их изнутри. А следом, истязая и калеча, вновь хлынул страх. Наверху двигали одновременно два тумблера, пока свет не превратился во всепожирающий огонь, а страх - в лишающий разума первобытный ужас. Непроизвольно Жека схватил руку Макса и сжал костяшки пальцев. Внезапно всё стихло. Сияние и ужас исчезли. Им на смену пришла спасительная пустота.
- Теперь вы понимаете. Мощь моего голоса разрушительна. Но я постоянно беззвучно шепчу в надежде быть услышанным, ибо мне нельзя повышать голос.
- После огня веяние тихого ветра...- вспомнил Максим.
- Значит, огонь, страх и пустота - это ваши три, м-м-м, ипостаси? - Жека быстро отошёл и уже начал осваиваться в вакууме.
- Да. Из них рождается четвёртая. Она преобразит вас. Страх уйдёт навсегда.
- Что же это?
Но голос умолк. Долго, очень долго, целую вечность ничего не происходило. Затем Макс ощутил лёгкое прикосновение, будто он вошёл в сонно текущую степную реку, прогретую до дна летним солнцем. Вода подхватила его и неспешно понесла. Скала осталась позади. Грезящий мир поплыл навстречу. Показалась и исчезла из вида извилистая дорога, пронеслись стройные, слегка взлохмаченные ряды виноградника, малюсенькая деревенька с вечно жужжащими жителями, отцветший яблоневый сад и, наконец, начался посёлок. Макс завис над стареньким турлучным домом. Рядом бесплотной тенью покачивался Жека. Внутри дома на уютной и тёплой кровати спал ребёнок и ему снился волшебный сон о прекрасном и счастливом будущем, когда он станет совсем взрослым, и исполнятся его самые заветные мечты. Макс почувствовал огромную любовь этого ребёнка к заросшей пыльной травой улице, на которой он рос, к дому, дававшему защиту от ненастья, к кровати, возвращающей силы после игр, к родителям, отдающим ему свою заботу. Словно сквозь мшистую крышу вверх бил фонтанчик живой воды. Впитав эту любовь в себя, Макс продолжил полёт. Он уже не останавливался над домами, успевая пить на ходу драгоценную влагу. Иногда с блаженной улыбкой на лице его обгонял Жека. На окраине посёлка набравшая ход парочка резко затормозила. Плотный поток, свитый из множества струй, бил так сильно, что они едва не захлебнулись. Жека прикрыл глаза:
- Учительница живёт. Смотри-ка, двадцать два абсолютно разных сорванца, а она их всех одинаково любит.
- Счастливая...
Они аккуратно пролетели над домом учительницы и стали набирать высоту. Наверху, там, где небесная синь переходила в непроглядную тьму космоса, струйки фонтанчиков собирались вместе. Внешний океан окружал планету, аккумулируя и очищая живительные воды, беспрестанно льющиеся благодатным дождём обратно на Землю.
- Имя моё - Любовь! - Здесь голос звучал в полную силу, но не причинял страдания.
- Имя моё - Любовь! - Повторял Глас.
Макс и Жека почувствовали, как эта вселенская любовь заполнила их полностью, не оставляя места ничему другому.
- Имя моё - Любовь!
Они возносились всё выше и выше, растворяясь в этой любви. Растворяясь, растворяясь, растворяясь и исчезая...
Склон с обратной стороны горы был довольно пологим, с хорошо проторенной тропой. Старый пастух Пимен иногда поднимался в запряженной осликом повозке на вершину, чтобы подобрать там пустые бутылки и банки, а если повезёт наткнуться на туристов, то и стрельнуть сигарет или угоститься выпивкой, благодаря их за это никогда неповторяющимися рассказами о жизни монаха. Он-то и обнаружил двух мёртвых мужчин, лежащих на голом холодном камне. Предварительно спрятав в дырявый джутовый мешок ноутбук и какой-то непонятный прибор, Пимен вызвал скорую помощь. Затем он принялся непрерывно ворчать, что у него так все овцы разбегутся, когда прибывшие на место водитель Степаныч с совсем ещё молоденьким, не заматеревшим фельдшером Володей попросили его спуститься за ними, а потом и помочь свезти тела вниз.
Трупы лежали, взявшись за руки. Один словно пристально вслушивался во что-то далёкое и из его ушей вытекли струйки крови. Второй смотрел невидящими, густо покрытыми сеткой лопнувших капилляров, глазами в вечность.
После короткого осмотра Володя предположил, что оба умерли от остановки сердца. Он недоумённо уставился на Степаныча:
- Может, их напугало что?
- Ха! - Степаныч был реалистом. - Обдолбались они и сдохли от передоза.
- А за руки взялись, как от страха.
- Тю, Володька. Ты как с луны свалился. Да гомосеки, небось. Полезли на гору развлечься и не рассчитали. Тьфу. Давай уже грузить.
С трудом разжав одеревеневшие пальцы трупов, они положили их на мягкую солому, устилавшую дно повозки. Пимен тронул вожжи и ослик пошёл тяжелой неторопливой походкой. Володя, взяв свой чемодан, двинулся следом. Степаныч чуть задержался. Водитель поглядел на открывающийся вдали горизонт, затем поднял глаза на светло-голубое чистое небо, и ему показалось, что сверху на него смотрят две пары ясных, всё понимающих глаз. Он передёрнул плечами, сбрасывая наваждение, и поспешил за процессией. Через секунду на вершине горы уже никого не осталось. Наступила тишина. Абсолютная.