"Нет, это не мертвые пляшут в пляске смерти.

Нет, я уверен.

Мертвые тихо лежат и грызут свои пальцы.

Это те, другие, пляшут под звуки скрипки,

на которой играет смерть-призрак.

Те, другие, опьяневшие от серебра,

холодные люди,

вырастающие на перекрестке голых ног

и огней колючих,

ищущие червей в панорамах лестниц,

пьющие в своих банках слезы девочек мертвых,

жрущие на углах осколки зари небесной."

Ф. Г. Лорка

Часть I

ВЫБОР

Закрывался занавес, скрывая собою тела лежащих актеров. Пьеса была окончена. Все роли сыграны. Все жизни прожиты. Только... Да, только над телами все еще плясал впавший в безумие старик в маске Смерти. Каждое его движение рвало душу на клочья жженого сена, сажей взметаясь ввысь, опадая страшным дождем. Он был профессионалом.

Зритель равнодушно отвернулся и заказал себе еще пива. С орешками. Солеными.

Занавес закрылся, а за ним все плясал и плясал старый безумец, заливаясь слезами отчаянья.

Когда зритель сделал первый глоток, за занавесом послышался глухой стук - у Смерти остановилось сердце. Но зрителю уже было не до этого - он попытался подумать о том, что ждет всех нас завтра, но думать сразу же расхотелось, и он просто сидел и пил пиво, заедая его орешками. Солеными. А за тяжелой серой портьерой остывали тела актеров. Последних актеров последнего театра Земли, давших свое последнее выступление, отыгравших наконец-то свою смерть.

Бокал опустел уже примерно на четверть.

ДЕНЬ ПЫЛИ.

"... Старый хакер, сидящий на разломанной табуретке, баюкающий проржавевшую думерскую бензопилу в коричневых от старости руках, о чем думаешь ты, о чем тоскуешь? Где твои чувства, где помыслы твои, где то, что заставляло тебя творить, неумело, не всегда то, что хотелось бы, но творить?... Куда исчезло то чувство прекрасного, неповторимого? Куда делся ты, ты сам, дитя нового времени на невспаханном новом поле? Где ощущение силы, свободы, нерушимой веры в свои возможности сотворить красоту? Кто теперь заправляет твоим миром? Есть ли у тебя теперь твой мир? Где друзья твои, единоверцы твои, поддержка твоя? Вы все покинули это поле, оставив его почти что нетронутым на растерзанье голодным зверям, которые растащили прекрасное по кусочкам, оставив пустоту, а потом принялись спешно заполнять ее ... жестокостью, подлостью, ненавистью, мелочными обидами и желчью, выблеванной ненасытным нутром в бессмысленных попытках восстановить,.. тем, что они гордо именуют Ренессансом. Довольные чавкающие звери. Даже сюда добрались они. Куда ушли вы, творцы, мать вашу?!!.."

I

У меня всегда был прекрасно развит инстинкт самосохранения.

Весна. Март. Пятница. Семь часов вечера.

Макс - рядом со мной на лавочке, прикуривает сигарету. Уже третий день, как я бросил курить, и я с завистью смотрю на дымящуюся сигарету. Напротив нас, на другой стороне улицы - здание дешевого кинотеатра, в который мы бегали в детстве посмотреть "Ну, погоди!" или какой-нибудь приключенческо-героическо-патриотический фильм. Там, где раньше были кассы, сейчас какой-то ремонт, на стекле три буквы. "АПТ". Тихо. Макс первым нарушает молчание:

- Дэм, ты не знаешь, что значит "АПТ"?

Молчу долго. Потом:

- Не знаю. Даже ничего в голову не приходит. А ты знаешь?

Макс озадачено качает головой:

- Аналогично. Вот, блин, задачка. Придумают же люди.

Пять минут бесплодных размышлений, затем я не выдерживаю:

- Уговорил все-таки - давай уже сигарету, а то, блин, без никотина плохо думается.

Затягиваюсь. Кайфую. Но в голову все равно ничего не лезет.

- Ладно, - говорит Макс, - Идем по пиву треснем перед работой. Может, встретим кого-то, кто знает, что это за аббревиатура.

Я вздыхаю, и мы идем в нашу любимую весеннюю кафешку пить пиво.

Пока мы пили пиво, к нам подошло несколько знакомых, и никто из них не знал, что значит "АПТ". Эта загадка занимала все ресурсы наших мозгов, когда мы зашли в наш "офис" - взятое в аренду помещение на первом этаже древнего здания, расположенного в старом городе (Колян по блату пробил нам это местечко - как никак, но он шеф нашей "фирмы").

- Ребята, кто знает, что такое АПТ? - заорал Макс, не успев еще повесить курточку на вешалку в "рабочем зале", который был отгорожен от "приемной" тонкой перегородкой. Семь компьютеров. За главным сидит Колян, два - свободны, за остальными, если считать слева направо, - Игорь, Мишка, еще один Игорь, Санек. Мишка собирается идти - он будет сегодня занят чем-то дома, и я буду вкалывать вместо него. А завтра - вместо Коляна, а послезавтра - как получится.

- Повторю вопрос - кто знает, что такое АПТ? - решил настоять на своем Макс.

- Что ты шепчешь, лох небритый? - поднял голову один из Игорей.

- Сам ты шепчешь, брандспойт надутый, - огрызнулся Макс и сел за свой комп. Я прошел к месту Мишки, уселся, включил компьютер и начал наблюдать за загрузкой системы.

Никто так и не смог придумать что-нибудь правдоподобное, что можно было бы сократить до АПТ, и вскоре все позабыли об этом буквосочетании. Я загрузил свои рабочие файлы с главного компьютера, посмотрел почту и принялся за работу. Часов в двенадцать ночи ушли Колян с Игорями, остались только мы трое. Под утро я забрался в Internet, и запустил свою новую программку, о которой никто, кроме разработчика (то бишь меня) пока что не знал. Она (программка) отыскивала в сети компьютеры с установленными на них специфическими операционными системами и сканировала все порты в этих компьютерах с целью определить возможность несанкционированого доступа к ним. Это была моя гордость - действительно хакерская заморочка, бета-версии которой написал я один. Когда в половине одиннадцатого утра пришел Мишка, у которого постоянно был вид преуспевающего бизнесмена и алкоголика, по другому и не скажешь, я сбросил на главный комп список полученных адресов вместе с кратким резюме, освободил ему машину и направился домой спать.

Вернулся я в "офис" в четыре пополудни и сразу упал за компьютер Коляна, у которого сегодня был выходной. Макс спал здесь же на раскладушке. Мишка сказал мне, что завтра нужно будет сдавать работу - драйвер для новой навороченной видеокарты. То, что нужно было сделать мне, было уже сделано на девяносто пять процентов, но все это надо было бы еще протестировать. Поставив рядом с собой три бутылочки пивка и две пачки сигарет (я все таки решил бросить не курить), я принялся за работу.

Когда оставшиеся пять процентов были сделаны, а я попивал вторую бутылочку пивка, дымя уже десятой сигаретой и прогоняя разнообразнейшие тесты для отладки написанного кода, позади меня раздался голос:

- Отлично, Дэм. Отлично.

Дэм - это моя кликуха компьютерная. В принципе это прозвище ничего не значит, кроме того, что это "мэд" наоборот, а "мэд" - это по английски сумасшедший. Говорил же Колян, наш шеф, который, несмотря на свой выходной, все таки появился на работе. Он поставил рядом магнитофон "Весна", включил его в розетку, нажал кнопку воспроизведения, и продолжил:

- Отдохни пока, а я приму почту.

Я кивнул в ответ, вышел из тестирования и встал из-за компьютера, глубоко затянувшись. Колян хлебнул из моей бутылочки, сел за свое место. Заиграла музыка. С первых аккордов я узнал песенку - играл "Чиж".

- Через пару дней, когда нам заплатят за этот драйвер, - вполголоса сказал шеф, - возьмем еще один комп, и ты сможешь уже официально работать здесь. В кузнице будут не против, если ты уйдешь от них?

На данный момент я работал в кузнице, так как имел профессию слесаря, которую получил в местном училище, какое окончил после того, как ушел из универа на третьем курсе со специальности радиотехника.

- Конечно, там будут не против, я их давно предупредил, что скоро уйду с работы.

- Отлично, - Колян запустил почтовую программу, - Просто великолепно. Ты у нас - программист от бога. И как тебя только поперли из универа?

- Я сам ушел, - усмехнулся я, вспомнив студенческие годы, - Сам, - и, отчаянно фальшивя, начал подпевать "Чиж"-у:

- "С утра есть иллюзии, что все не так уж плохо.

С утра есть сказка со счастливым концом."

С песней на губах я направился в туалет - на меня подействовало пиво.

Час спустя я опять уселся за главный компьютер и продолжил тестирование. Еще через два часа проснулся Макс, которому я тут же отдал свою часть кода - может, он найдет какие-то неполадки, незамеченные мной, а сам начал просматривать список полученных моей Internet-овской программкой, которая была запущена утром. Выбрав какой-то адрес наугад, я "отправился" туда, через пятнадцать минут я понял, что это - какой-то австрийский банк. Ничего интересного - взлом банковских сетей меня никогда не интересовал, разве что с теоретической точки зрения. По второму, также выбранному наугад, адресу я зашел (причем с большим трудом - защита там была поставлена на совесть, но я пролез через "дыру", обнаруженную недавно Саньком в том сетевом программном обеспечении, которое они использовали) в какую-то локалку и долго рыскал там, силясь понять, что это я такое нашел. В конце концов, в директории "DDAY" я обнаружил цикл статей по химии, генетике и, как ни странно, программированию. Это меня заинтересовало и я скинул их себе, то есть, Коляну на компьютер. По третьему адресу опять находился банк, я зевнул и отключился от сети.

Так, посмотрим, что это за статейки по программированию. Открыв последнюю бутылку с пивом, я начал просматривать скачанную информацию. Писали наши, славяне - вся информация на русском языке. Хм, похоже на компьютерные вирусы - модули выживания, мимикрии, насколько я, конечно, разбираюсь в терминологии создателей таких вирусов. Хм. Что-то беспокоило меня. Просмотрим еще раз примеры программ. Так, какая-то разновидность низкоуровневого языка типа ассемблера, ну, это правильно - вирусы в основном на ассемблере и пишутся. Правда, странная разновидность, а я видел кучу разнообразнейших ассемблеров, как никак, а моя работа - написания драйверов для видеокарт - без ассемблера не обходится, но, как говорил кто-то из тех еще мудрецов, всего на свете повидать невозможно. Что ж меня насторожило? Я прикурил и еще раз просмотрел программы.

- Все работает, Дэм. Я нашел только один глюк. - крикнул мне со своего места Макс.

- Какой? - я удивился, потому что сам никаких глюков, то бишь ошибок, в коде для драйвера не заметил.

- В сообщении пользователю надо писать "is not valid", а не "invalid", сам ты, как говорится, инвалид. - Макс довольно заржал.

- Надо будет исправить, - озабоченным голосом ответил я.

- Я уже исправил, инвалид, - Макс заржал опять.

Я усмехнулся и позвал его к себе.

- Макс, ты вроде когда-то вирусы писал?

- Ну? - он подошел ко мне.

- Взгляни-ка, - я показал ему текст статьи, - Чего здесь не хватает?

Его пальцы привычно легли на курсорные стрелки, и он начал быстро просматривать примеры. - Так, это есть. Это тоже. И это. Хм, оригинально.

Через минуту долгих размышлений его лицо просветлело и он поднял указательный палец вверх:

- Это не вирус. Это скорее наблюдатель за какими-то процессами.

- С чего ты взял?

Макс хмыкнул:

- Эх ты, программер. Учиться тебе надо, как говорил вечно живой Ленин, и еще раз учиться. Здесь нигде нет процедур размножения, даже упоминания о них нет. Только распаковка, причем масштабная, в самом начале и все. А вирусы, они потому и вирусы, что умеют размножаться. Ясно?

- Ясно. А почему наблюдатель?

- Вот, видишь, - он показал мне кусок основного тела программы, - Когда выполняются необходимые условия, например, наступает определенное время, вызывается эта процедура с параметром "dst", я думаю, что это сокращение от английского "destination", что значит направление, месторасположение, причем параметр принимает такие значения, что ни в память, ни на винчестер он указывать никак не может, а может указывать на адрес удаленной машины в системе Novell, куда, скорее всего, и будет сбрасывать накопленную во время наблюдения информацию. Просек?

- Угу, спасибо.

- Вот так вот. Век живи, век учись.

Макс похлопал меня по плечу и пошел к своему рабочему месту. Кто-то, вроде бы Санек, вновь включил магнитофон. Опять "Чиж".

- "Идут в поход два ангела вперед.

Один душу спасает, другой тело бережет."

Я думал. Кому нужен такой наблюдатель? И за чем или за кем он вообще должен наблюдать? Программы-шпионы, насколько я знаю, пишутся не так, совершенно не так. Я думал. Процесс этот был долгим и болезненным. Наконец я сдался и начал просматривать статью по химии, которую (в смысле - химию) знал на уровне средней школы. В школе, помню, это был мой любимый предмет, особенно органическая химия. Меня с детства интересовали всяческие формулы взрывчатых веществ и, после прочтения нескольких бумажных тонн детективов, ядов. Поэтому я сразу узнал формулу, которая размещалась сразу под заголовком. Это была формула одного весьма любопытного газа, который отравлял кожу человека своей особенной молекулой, и через пару дней этот человек в муках умирал. Идеальный подарок для тещи - флакон таких духов, если б не одно но, насколько я помнил - этот газ сразу вступал в какую-то запутанную реакцию с азотом и становился сразу же безвредным, вызывающим только легкое секундное головокружение. Чтобы убить человека таким способом, надо было бы окунуть его в облако такого газа, пока оно за считанные мгновенья не становилось безвредным. Однако такие случаи бывали, были даже "закрепляющие" компоненты, которые не давали газу стать безвредным целых две или три секунды. Но, чтоб выработать такие компоненты, нужно много денег, времени и желания. Половина статьи была как раз об этом - свойства газа, как яда, его неокупаемость в этом отношении и т.д. Зато потом началось кое-что интересное, вначале я скептически усмехнулся, прочитав о том, что "ведь можно пойти и другим путем", затем автор логически показал, что без "закрепляющих" компонент можно обойтись, если допустить, что газ будет действовать на человека в среде, не содержащей азота и еще каких-то элементов, делающих его безвредных, а когда дело дошло до построения "соответствующей" оболочки, которая будет окружать эти несколько молекул газа и при попадании на кожу человека, втягиваться вместе с этими молекулами в наружные поры организма, я уже не мог оторваться от чтения. Вскоре дело дошло до окончательной формулы "оболочки" с впечатанными в нее пятью молекулами газа. Такая себе пентаграмма, видите ли. Автор статьи - гений. Без сомнения. Вот только последняя фраза меня весьма и весьма удивила. Интересная такая фраза. "Остальное - дело биологов-генетиков и программистов". Какое такое остальное?

Я открыл файл со статьей по генетике. "День Пыли: Создание направленных электроимпульсов в клетках человеческого организма". Что за бред? Какие такие направленные электроимпульсы? Я ж почти три года проучился на физическом факультете и ничего такого не слышал. Такого вообще не может быть. Увы, автор считал иначе. И сразу, без объяснений, начал проводить детальный обзор человеческих клеток. Что там, одни гении сидят, что ли? Я продолжил чтение, пропуская мимо сознания непонятные термины и, в конце концов, чуть-чуть понял, что подразумевалось под этими самыми "направленными электроимпульсами". Видно, автор - такой же физик, как я - биолог. Хотя... Идея использовать в качестве проводников воду, находящуюся в клетке, весьма оригинальна. Вот только, как это осуществить? Автор объяснил как, и какие изменения нужно произвести с клеткой тоже. И что добавить в эту самую воду. А вот эта "добавка" и содержалась в той самой "оболочке" для ядовитого газа, а при определенных условиях "оболочка" просто-напросто растворялась под действием слабейшего электрического тока, который и так есть в наших организмах. Как говаривала Алиса в Стране Чудес, все любопытственней и любопытственней. Одни гении, черт бы их побрал. Следующая статья - электромагнитные поля. Ну, это старо, как Фарадей, если не старше. Если... При создании определенного рода электромагнитного поля в "объекте" возникает слабый электрический ток, которого "вполне достаточно". Достаточно для чего? Конечно же, для разрушения той самой "оболочки". Интересно. На всякий случай я сбросил на дискету все эти статьи плюс еще три непрочитанные и задумался. Может, это - военный проект? Черт... Как говорил Майкл Парэ в каком-то фильме, когда летел в самолете прямо на солнце, - "Fuck! Fuck! Fuck!". Будем надеяться, что хакеров, которые сидят у них на "защите" от взлома, у них нет. Да и нелепо это - сбрасывать информацию о разработке биологического или какого там оружия на компьютер, подключенный к глобальной сети. Может, это - "деза" или приманка для кого-то? Хер его знает...

Я посмотрел на свои руки - дрожат. Мда. Действительно, хер его знает. Будем надеяться. В надежде - наша сила. Я стер все эти файлы с компьютера Коляна. День Пыли. Что за название?.. День Пыли...

В паре метров от меня хрипел магнитофон. Опять та же песня.

- "Собака выла всю ночь под окном.

Все мы прекрасно знаем, что случается потом.

А она, закончив дело под чужое окно,

Развенчивала сказку со счастливым концом."

Хотелось бы вот так - "со счастливым концом". Решено - завтра съезжу в соседнюю область к тетке своей, расслаблюсь. Заодно и почту посмотрю. Корреспонденцию. И никаких компьютеров. Работа уже сделана, вот и слава богу.

В тот день я познакомился с Олей. Воскресенье. Солнечный мартовский полдень. Я присел на лавочке возле центрального почтамта города, являющегося центром области, находящейся по соседству с моей родной, и курил, расслабленно рассматривая обыденную суету. В этом городе жила моя тетка - сестра матери. К ней (к тетке) надо будет зайти перед тем, как я отправлюсь обратно домой. Автобус через три часа. Как бы убить время? В почтамте на меня был зарегистрирован абонентский ящик, адрес которого я дал нескольким своим зарубежным знакомым. Из этого, "дальнего зарубежья". Увы, я получил только одну поздравительную открытку - две недели назад, в начале месяца, у меня был день рождения, с чем меня и поздравили. С небольшим опозданием. Эх, эти цивилизованные люди. Не знают, что поздравления надо высылать за месяц вперед до праздника. Чтобы вовремя дошло. Дикие страны у них там на Западе. Говорят, что там на велосипедах мало кто даже катается, только в фильмах в основном. А в Англии так вообще беспредел - пешком почти никто не ходит, у самой последней уборщицы есть свой джип. Дикари.

Две девчонки остановились передо мной и начали внимательно меня разглядывать. У одной было смутно знакомое лицо. Ба, да это же Ирка! Я учился с ней в одной группе вместе на физфаке. Ха! Вот и нашлось занятие, чтобы убить время. Я широко улыбнулся и поднялся с лавочки. Ирка улыбнулась в ответ и со своей подружкой (сестрой?) направилась ко мне.

- Привет, Ирчик! - я чмокнул ее в щечку, - Сколько лет, сколько зим!

- Привет. - она улыбнулась еще раз. - Как тебя к нам занесло?

- Да вот - попутный ветер принес, - я посмотрел на ее соседку и представился, - Дмитрий.

- Оля, - она внимательно рассматривала меня своими большими черными глазами, к которым очень шли волосы цвета воронова крыла.

- Будем знакомы. - Я тоже решил еще раз улыбнуться.

- Это мой бывший одногруппник, - Ирчик повернулась к Оле, - А это - моя двоюродная сестра. Первый курс заочного отделения. Кафедра прикладной математики. Программист, то есть. Хотя тебе это мало что говорит, ты, насколько я помню, от компьютеров был далек, больше физик-теоретик.

Мда. Вот как устроена человеческая память, это Толик у нас в группе был теоретиком, ничего в технике на практике не разумеющем. Но уличить прилюдно женщину в забывчивости - упаси боже! Будет обижаться потом всю жизнь.

- Из-за этого меня и выперли на третьем году из универа, - я развел руками, - Такова селяви.

Оля наконец-то улыбнулась. Вот это улыбка. Словно солнечный луч внезапно осветил ее лицо. Мда, действительно есть, чем убить время до автобуса. Хоть успею ли к тетке зайти?

- Ну, как ты? Работаешь? В армии служил?

- Конечно, - я посмотрел на небо, сделав необходимую паузу, - нет. От армии я откосил. А работаю кузнецом. В кузнице. Я ведь после универа еще и техникум закончил. Имею профессию слесаря. Вот, на днях выковал, - Я вытащил из-за пазухи фенечку на цепочке. Под фенечкой подразумевалась страшная стальная рожица, выкрашенная в красный цвет, а под ней надпись на латыни - "DOOM II". Знакомые программисты, - я посмотрел на Олю, - попросили, так это - первый экземпляр.

Двоюродная сестра наконец-то включилась в разговор:

- Да, да, знаю - игра это компьютерная новая, мои одногрупники тоже на нее фанатеют. Только о разных уровнях и говорят.

Я усмехнулся - тоже мне новая, скоро уже полтора года после официального релиза игре исполнится, но все по той же (вышеизложенной) причине промолчал. И задал другой вопрос:

- А ты как, Ирка. Работаешь? Вышла замуж?

Она рассмеялась.

- Кто ж меня такую возьмет? Разве что ты на мне женишься. Ведь женишься?

- Обязательно. Вот заработаю много денег и сразу женюсь.

- Эх, Дима, Дима. Что ты там еще спрашивал? Ах, работа... Н-да... Работаю в турагентстве. Визы открываю, билеты заказываю.

Я опять усмехнулся и на этот раз решил не молчать:

- По специальности работа, что ни говори. По специальности.

- Угу, - она кивнула головой, - Сплошная радиотехника. Сплошь и рядом - слева радио, справа телефон - тоже техника.

Оля рассмеялась, я решил ее поддержать - шутка вполне подошла общему настроению, затем спросил:

- Что ж вы сейчас, девчонки, делаете?

Оля пожала плечами:

- Гуляем. А вы?

Я тоже пожал плечами:

- Тоже. Убиваю время до автобуса. Хотите мороженого? Пива? Водки?

Они переглянулись, решая безмолвно - подходящая я им компания или нет, затем Оля моргнула, я это еле заметил, и Ирка ответила:

- Хотим. Причем все сразу. И курицу жареную сверху.

Разведя руки, я обречено вздохнул и сказал:

- Ну, тогда ведите. Это ваш город, вам и путеводитель имени товарища Сусанина в руки.

Мы мило посидели за столиком на открытом воздухе в одном кафе недалеко от автовокзала, что меня вполне устраивало. Олька пообещала, что на днях заедет в наш город, я объяснил ей, где и когда меня можно найти, если нужно, дал ей свой телефон, затем мы с ней на пару поиздевались над Иркой - мол, с таким интелектуальным потенциалом и в турагенстве работать, это ж надо такого докатиться и все в таком же роде, а когда речь зашла обо мне, я смело возразил, что моя профессия - слесарь, потом деланно погрустнел и трагическим голосом сообщил, что скоро я потеряю и эту работу в кузнице. Затем я распрощался с ними и направился на свой автобус.

Два часа спустя я уже был в своем родном городе. Вечерело. Я стоял возле нашего автовокзала и размышлял над тем, что делать. Пойти в "офис" или сразу домой? Я взвешивал все "за" и "против" и, в конце концов, решил идти домой.

Редкие автомобили проносились по мостовой, на спортивных площадках подростки в сгущающихся сумерках доигрывали свои игры - футбол, баскетбол, волейбол. Стайками проходили мимо школьницы и пэтэушницы, изредка попадались молодые семейные пары. Легкий ветерок носил по городу пыль, оседавшую на обуви, одежде и лицах людей. Обычный выходной подходил к концу. На душе было спокойно и чуть меланхолично. Не хотелось даже курить.

Я зашел в подъезд, поздоровался с соседом, выносящем мусор, поднялся на свой третий этаж, зашел в свою однокомнатную квартиру, доставшуюся мне в наследство от бабки, сбросил курточку в прихожей, там же разулся, прошел в комнату и завалился на заправленную еще утром кровать. Полежав минут пятнадцать, не думая ни о чем, я наконец-то решился покурить и, обув тапочки, вылез на балкон.

Когда сигарета была скурена наполовину, зазвенел телефон. Проследив взглядом траекторию падающего окурка, я вернулся в комнату и снял трубку.

- Да?

- Дмитрий Евгеньевич?

- Да.

- Говорит старший следователь Красноармейского отделения милиции Егоров Александр Владимирович. Вы знакомы с...

Внутри у меня будто что-то оборвалось. Следователь перечислил имена и фамилии шестерых человек: Макс, Колян, оба Игоря, Санек, Мишка...

- Конечно, знаком. Это мои друзья. А что случилось?

- Был пожар и ... вообщем, они погибли. Подождите несколько минут, сейчас за вами приедет машина и отвезет вас к нам в участок, где мы детальнее побеседуем.

- Хорошо, - я положил трубку и посмотрел на свою руку. Она дрожала. Погибли. Все, кроме меня. В то время, как я находился в соседнем областном центре. Погибли...

- Когда вы в последний раз видели их?

Мы сидели в кабинете у следователя. Я давал показания, тупо уставившись в стену позади сидящего напротив меня хозяина кабинета.

- Сегодня утром, - мой голос казался мне сухим и безжизненным, - Перед тем, как уехать я зашел посмотреть, как у них дела.

- Где вы работаете?

- В кузнице. Я закончил ПТУ Љ18 и имею профессию слесаря.

- Говорят, вы часто появлялись у них в клубе?

- Да, я часто приходил к ним на работу. Это ведь мои друзья, - я сидел и думал, какой пожар, черт побери? При любом пожаре они бы выскочили наружу, причем это к тому же первый этаж...

- Что вы там делали?

- Игрался на компьютере, пил пиво, - здесь что-то неладно, думал я, и во мне проявлялся страх, проявлялся, как фотография проявляется на фотобумаге, не спеша, неумолимо. - Иногда мы устраивали там дни рождения. Две недели назад праздновали мой.

- Там?

- Да.

Следователь задумался. Я посмотрел на него и с подозрением спросил:

- А что за пожар? Из-за чего?

Мой "собеседник" встал, прошел мимо меня к окну, открыл его и некоторое время смотрел, как город окутывает ночь. Затем повернулся ко мне:

- Скажите, Дмитрий, ваши друзья не занимались ничем противозаконным, например взлом банков, хищение секретной информации или что-нибудь еще в этом роде?

Я отрицательно покачал головой.

- Нет, я думаю, не занимались. У них и так было слишком много работы, а когда работа заканчивалась, они с радостью отходили от компьютеров и шли в город или на природу, или там же в "офисе" устраивали пьянку, предварительно отключив все компьютеры.

- Дело в том, Дмитрий, - следователь вздохнул, - что пожар - это, скорее всего, случайность, во всяком случае, причины его не ясны, а ваши друзья были убиты еще до пожара...

"Пылью наполнено сердце. Это - день пыли. Пыльные бури по ветру. Это - день смерти". Я шел сквозь ночной город к себе домой, а непонятное стихотворение вертелось в голове, они убиты, все они убиты, кроме меня, это все таки военный проект, и защита у них на высшем уровне, раз они так быстро вычислили, кто стянул у них информацию о "Дне Пыли". День Пыли. Они все мертвы. Убиты. А я, по счастливой случайности, уцелел. Они (другие они!) могут вернуться за мной и отправить меня к друзьям. Мертвым друзьям. Мне стало страшно, по настоящему страшно. Раз боюсь, значит живу. У меня всегда был прекрасно развит инстинкт самосохранения.

Открывая дверь своей квартиры, я вспомнил песенку "Чижа":

- "Идут в поход два ангела вперед.

Один душу спасает, другой тело бережет.

Один душу спасает, другой тело бережет..."

..."Пылью наполнено сердце (это - день пыли). Пыльные бури по ветру (это - день смерти)"... Я вам покажу, сволочи, день пыли! Я вам... Я сел за компьютер, влез в сеть, пробрался на тот адрес, вошел в их локальную сеть, присвоил себе права администратора и начал стирать все подряд, дотягиваясь до всех компьютеров, до которых мог, а также сбрасывал все имена, фамилии, клички на столичный сервер СБ с краткой запиской о том, что эти люди повязаны со смертью моих друзей, сбросил эту же информацию на компьютеры ведущих периодических изданий страны, ... "Нож заскрипел под зубами (ненависть с нами, с нами!)"... Я вам покажу, что может простой совковый хакер!... "Рука занеслась в ударе (это - день мертвых полей). Все жестче и все веселей (это - день наших детей)"... День пыли, видите ли... "Щелкни затвором страха (ненависть в куче праха). Крест понесли на дрова (пыль и сухая трава)"... И тут я почувствовал, что у меня ничего не получается, кто-то отрубил меня ото всей сети, кроме того участка, где находились атакуемые мной компьютеры, я стирал файлы, а они все также оставались на своих местах... "Никто не стоит за спиной (никто и не крикнет: - Постой!). Улицы, словно пустыни (и улицы полны пыли)"... Я начал чувствовать нарастающее бессилие, а еще где-то вдалеке раздавался ледяной серого цвета смех, и я понял, что по телефонным проводам ко мне ползет смерть, неотвратимо, и что с ней я уже бороться не смогу... "И пылью наполнены души (и тихо так, только плачет кто-то. Послушай)"... Она все ближе и ближе, а я даже не могу пошевелиться, вот она стоит за моей спиной, я слышу ее ледяное дыхание, но обернуться и посмотреть ей в глаза не могу. Вот она протягивает руку и... Я проснулся от собственного тоскливого крика и сел на кровати, обхватив себя руками, и мелко дрожал, глядя расширенными от ужаса и бессилия зрачками в темноту квартиры. "И тихо так, только плачет кто-то. Послушай..."

... у меня всегда был прекрасно развит инстинкт самосохранения...

II

Мне было страшно. Страшно до невозможности.

Весна. Март. Понедельник. Вечер. Семь часов шестнадцать минут.

Сижу на лавочке, курю. Сердце сжимается от страха. Дрожу. Напротив, на другой стороне улицы - здание дешевого кинотеатра, в который мы бегали в детстве посмотреть "Ну, погоди!" или какой-нибудь приключенческо-героический фильм. Там, где раньше были кассы, сейчас какой-то ремонт, на стекле шесть букв. Тихо. Я вспоминаю пятницу, вспоминаю, как мы с Максом (уже покойным Максом) ломали себе голову над тем, что значит аббревиатура "АПТ", присматриваюсь и начинаю хохотать. Смех, злой смех разбирает меня. Где ты сейчас, Макс, чтобы с затаенной гордой ухмылкой сообщить тебе, что я знаю, что означает "АПТ"? Где?... А ведь все так просто: "АПТ" - это первые три буквы в слове "АПТЕКА". Так просто. Я перестаю смеяться и замечаю, что по щекам у меня текут слезы. Все так просто.

Я успокаиваюсь, страх возвращается на свое уже ставшим привычным место в моем рассудке, и минут десять спустя иду в свою любимую весеннюю кафешку пить пиво.

Пока я пил пиво, подошло несколько знакомых, все спрашивали о вчерашнем, выражали свои соболезнования, сочувственно молчали. А мне было страшно. Очень страшно. Я расплатился и вышел. Взгляд был прикован к асфальту тротуара, я стоял и дрожал.

- Привет.

Мое дрожание было прервано. Я поднял голову. Черные глаза. Как же звать ее? Ах, да - Олечка.

- Я же говорила, что приеду в гости.

Ага, а я говорил, вчера (как давно!) говорил, где меня можно найти. Да. Еще я говорил, что работаю слесарем и, скорее всего, потеряю работу. Работу я потерял...

- Здравствуй, - выталкиваю я из себя одно слово.

- Что-то случилось? - ее лицо делается мило-озабоченым, затем внезапная догадка, - Ты потерял работу?

Я горько усмехаюсь.

- Идем. Ты сейчас чем-то занята?

- Вообще-то, - она задумывается, - Да нет, я уже все свои дела решила здесь. Идем. Вот только куда?

Пожимаю плечами. Куда-нибудь.

- Водку пьешь?

Она долго думает, иногда серьезно на меня посматривая. Мы идем куда-то по тротуару под серым небом. Затем вздыхает и переспрашивает:

- А что все таки случилось?

Молчу. Как больно это произносить вслух! Но все же собираюсь с силами и отвечаю:

- Вчера погибли шестеро моих друзей.

Она делает шаг, другой, потом резко останавливается, поворачивается ко мне, мне тоже пришлось остановиться, и неожиданно обнимает меня на одно короткое мгновенье. В уголках ее глаз начинает что-то предательски блестеть. После глубокого вздоха говорит, взяв меня за руку:

- Сочувствую.

В ее устах это банальное слово почему-то звучит действительно искренне, и мне немного легчает. Я долго рассматриваю стоящую передо мной девушку, слегка удивленный ее внезапным порывом, потом невесело усмехаюсь и продолжаю нашу прогулку. Она идет со мной.

- Так что, пьешь водку?

Она серьезно на меня смотрит и мягко отвечает:

- Если тебе станет легче, то, конечно, пью.

Я кивнул головой и повел ее в один недавно открывшийся вполне приличный бар, находившийся недалеко от тех мест, где мы прогуливались.

- За упокой, - говорю я, поднимая стопку и проливая несколько капель на пол. Шепотом добавляю:

- Пусть земля вам будет пухом, ребята.

Мы выпиваем, Олечка начинает закусывать капустным салатиком, я же смотрю в никуда, мыслей нет, только щемящая боль да страх. Страх.

- А как это случилось? - она озабочено глянула на меня.

- Это случилось... тогда, когда мы мило беседовали с тобой возле почты у тебя в городе... По словам очевидцев в помещение, где работали мои друзья, зашло четыре человека, которые приехали на обычной красной "девятке", через несколько минут вышли, сели в машину и укатили, спустя еще минут пять из помещения вырвался дым, а затем раздалось несколько взрывов... когда пожарные затушили пожар, в помещение нашли шесть слегка обгоревших мертвых тел, напичканных пулями... вот так вот. А я в это время разговаривал с тобой и твоей подружкой, хотя, по идее, должен был находиться вместе с ними...

Она положила мне на плечо руку. Рука на плече... Тепло на плече...

- Тебе повезло. Ведь ты бы тоже погиб.

- ... сбрело почему-то в голову поехать в ваш город...

Я взял в правую руку бутылку и разлил по новой. Горько усмехнулся, поднимая свою пятидесятиграммовую тару:

- За друзей.

Чокаемся, пьем. Отпиваю глоток пива, принимаюсь за свой салат, потом, отложив вилку, закуриваю. После второй мы обычно закуривали по сигарете, когда начинали пьянку.

- Они работали программистами, делали какие-то программы, драйверы, на заказы. Обычно заказы приходили из-за бугра или из Москвы. Впрочем, Москва уже тоже стала заграницей.

Молчу, потом цежу сквозь зубы:

- Черт бы побрал эти компьютеры. Провались оно все в слоновью задницу.

Олька молчит, ее верхняя губа чуть подергивается. Шепчу:

- Не плачь, малышка. Не надо...

Потом принесли горячее. После первой опустевшей бутылки (Олька начала пить по чуть-чуть и то через раз) я спрашиваю:

- Тебе есть где ночевать?

Она пожимает плечами:

- Найду.

Я усмехаюсь.

- Оставайся у меня.

Она неуверенно кивает головой - хорошо.

После того, как вторая бутылка наполовину опустела, я замечаю, что сигареты у меня закончились и говорю, что сейчас вернусь, схожу вот за сигаретами и вернусь.

Выхожу на улицу, вдыхаю полной грудью и иду к ближайшему ларьку. Возвратившись к бару, останавливаюсь перед наружной дверью, стою и смотрю на нее. Потом разворачиваюсь к ней (двери) спиной, делаю шаг вперед и сажусь на бордюр. Руки на коленях, голова - на руках. И начинаю тихонько завывать, слезы текут по щекам, потом опускаю взгляд вниз, на старый булыжник мостовой и понемногу расслабляюсь.

Осторожное касание плеча, тревожный голос.

- Тебе плохо?

Поднимаю уже просохшие глаза, поворачиваю голову, гляжу на Ольку, потом медленно встаю с бордюра. Она доверчиво смотрит мне в глаза и тихо так просит:

- Идем отсюда. Хорошо?

Я киваю головой, прокашливаюсь и спрашиваю:

- Долго меня не было?

Она робко кивает головой - долго.

- Пойду рассчитаюсь, - поворачиваюсь к бару, шагаю туда.

Потом мы посидели полчасика у меня, попили кофе, затем легли спать.

Утром она уехала.

Меня еще несколько раз вызывали к следователю, я давал показания, но ничего нового, конечно же, рассказать не мог. В нагрудном кармане джинсовой рубашке я носил дискету с теми злополучными текстами, как напоминание о том, что в любой момент меня могут убить, как и их. Я не хочу больше жить в этом городе. Мне надо уехать отсюда и поскорее все забыть, забыть и перестать бояться, что они вернутся, чтобы прикончить меня.

Я поехал к тетке через три дня и попросил ее найти мне работу, просмотрев предварительно газету объявлений их города. Потом я уехал, а еще через две недели, как раз за пару дней до первого апреля (дня смеха) она позвонила мне и сказала, что какой-то фирме нужен оператор ПК. Около ста долларов в месяц. Хорошо, сказал я, очень хорошо. И уехал к ней, чтоб определиться с работой.

Олька стояла у неработающего фонтана, глядя на темную воду с каким-то отрешенным выражением на лице. Я подошел сбоку, и она глянула на меня своими большими черными глазами.

- Здравствуй, - сказал я.

- Привет. Как тебя к нам занесло?

Я усмехнулся.

- Да, вот - к тебе приехал.

- Ко мне?

- Конечно.

Она пожала плечами:

- Ну, тогда идем ко мне.

Я усмехнулся вторично.

- Нет. Не надо. Лучше покажи мне свой город. Ок?

- Ок, - она рассмеялась, вся отрешенность мигом слетела с ее лица, - И потом, конечно же, выпьем пива по пути, сто грамм для аппетита, и начнется...

Теперь я пожал плечами и равнодушно ответил:

- Если хочешь, то и пивка бабахнем и дальше по кабакам покатим. Если хочешь...

- Что-то случилось? - ее глубокие черные глаза смотрели на меня со все возрастающей тревогой.

- Да нет, - я покачал головой. - Ничего не случилось. Тоскливо мне. Просто тоскливо. Тоска вот такая...

- Это ничего, - она взяла меня за руку, - Это пройдет. Расслабься. Просто попытайся расслабиться.

Я усмехнулся в третий раз.

- Да я, вообще то, и не напрягаюсь. Почти.

- Идем, - она потянула меня за собой, - Я покажу тебе наш чудесный город.

Прошло два часа, и я с удивлением отметил, что действительно расслабляюсь - куда-то подевался страх, и боль от потери друзей уже не чувствовалась так явно и сильно, исчезло также чувство вины. И, когда мы в очередной раз вместе над чем-то смеялись, я сказал:

- На днях я перееду в ваш город. Буду здесь жить и работать.

Олька весело тряхнула волосами, глаза ее восторженно заблестели, - Классно! Давай, переезжай, будем веселиться. А работать где будешь? Слесарем?

Отрицательно покачав головой, я, вспомнив, что именно ей говорила про меня Ирка, внутренне усмехнулся и, выпятив грудь, ответил:

- Компьютерщиком.

- Ого, - сказала она и, не удержавшись, прыснула, показывая на меня пальцем, - Компьютерщик! - смех разбирал ее все больше и больше, - Боже ж ты мой, компьютерщик...

Она смеялась, а я с тихой улыбкой смотрел на нее и думал о том, что в будущем девчонки, наверное, так же будут смеяться с кого-то, кто назовется компьютерщиком, в будущем, когда эта профессия станет, скорее всего, на фиг никому не нужной. Если оно будет это будущее... Я вспомнил о дне пыли, об этом тайном проекте, о файлах на моей дискете, о тех файлах, которые я еще не просмотрел, о том, что там может быть, и почему в голову лезут такие мрачные мысли, и что-то начало вызревать в моих мозгах, я уже почти догадался, что это за "день пыли", и улыбка сползла с моего лица, а само оно, лицо, начало каменеть, превращаясь в бледную маску, я сжал кулаки с острым желанием набить кому-нибудь морду... Олька посмотрела на меня и сразу перестала смеяться.

- Не обижайся, - чуть виновато попросила она, подойдя ко мне совсем близко, - Просто из тебя такой компьютерщик, как... - она еле удержала смех, потом тихо добавила, - Не обижайся. Серьезно, - и прижалась ко мне всем телом.

Я чувствовал ее тепло, осторожно обняв ее. Знала б ты, Олечка, сколько я знаю о компьютерах и, что я знаю... Лучше б ты не знала и никогда бы не узнала этого. И я серьезно и вполне даже искренне ответил ей:

- Я не обижаюсь, честное слово. Просто... Просто вспомнил кое-что нехорошее.

Она вздохнула и опять же тихо, осторожно спросила:

- Твои друзья?

- Да, - соврал я, потому что о друзьях то я как раз и не думал, - Да.

- Постарайся об этом не думать. Они там, а ты тут, - потом с каким-то полувздохом добавила: - Все мы там будем.

Я усмехнулся - великий философ в ее лице объявился в наших краях. Ого-го. В ларьке неподалеку от нас хрипло и еле слышно играл магнитофон. Чиж и компания. Все та же песенка, что вызывает у меня столько воспоминаний. Хорошая, в принципе, песенка, очень нескоро надоедает...

- "Идут в поход два ангела вперед.

Один душу спасает, другой тело бережет..."

Мы будем вместе, Ольга. Ради этого я и приехал сюда, наверное. Ты прекрасно знаешь это, просто не решаешься пока что сказать это вслух. Думаешь, что я люблю тебя. Что ж, думай. И люби, маленькая девочка с такими волнующими черными глазами.

Прошел месяц. Я снял квартиру, продал другую, в родном городе, взял комп, набирал тексты разных бухгалтерских документов (вот она - работа оператора персональных компьютеров), разобрался с программой "Зарплата", которую использовал в своей работе, скорость набора у меня, конечно же, весьма приличная - как никак, уже пять лет, с самого девяносто первого, работаю за компьютером, в сеть я не выходил, только иногда помогал отослать начальству какие-нибудь сообщения по электронной почте. Я прочитал те файлы со своей дискеты. Все. И понял, что пыль, чуть, конечно же, измененная, весьма и весьма грозное оружие в умелых руках и при налаженном производстве. Реакцию растворения пыльной "оболочки" газа можно было вызвать несколькими способами: электрическим "направленным" импульсом, некоторыми хим-катализаторами, которые можно без труда распространять в системах водоснабжения, радиоимпульсом на определенной частоте и т.д. Мне было страшно. И жутко. В особенности от фразы "предполагаемый срок окончания испытаний - ноябрь 2002 года". Параллельно я учился. Боже ж ты мой, как я учился! Я узнавал все, что мог о разных архитектурах процессоров, об операционных системах, их взаимодействии с компьютерными сетями, о жестких и мягких дисках, о накопителях на магнитной ленте, о лазерных и магнито-оптических дисках, о способах удаления данных на них, о взломе, проникновении, взятие под контроль чужого компьютера или локальной сети, все, что нужно для хакерской атаки, которая действительно, как оказалось, может быть разрушительной. Я, честное слово, хотел спасти мир от Дня Пыли. И, конечно же, отомстить за друзей. За Макса, за Коляна, за Санька, за Игорей, за Мишку. Загладить свою вину. Но не знал как. По ночам мне часто снились кошмары. Также учил я и химию, мои мозги постоянно были заняты проблемой, как спасти мир. Как?!! И еще я учил психологию, пытаясь понять, что будут делать они в ответ на мои действия. Сволочи. День Пыли... Олька, конечно, об этом не знала. Она думала, что я, обычный слесарь, просто набираю тексты, а мысль о том, что я с каждым днем становлюсь взломщиком, таким вот крэкером-хакером, и, понятное дело, разбираюсь в компьютерах много лучше ее, специально обучающейся программированию в высшем учебном заведении, повергла бы ее в шок. Наверное. Я хотел, чтобы никто, даже она, не знал об этом. Я боялся. И боюсь до сих пор...

Солнце. Яркое майское солнце светило нам, грело нас. В моей легкой бело-синей осенней курточке было жарко, и я снял ее, затем обвязал вокруг талии, как в детстве, затянул рукава спереди. На душе наконец-то было спокойно, хорошо.

- Где бы нам покурить? - с хитрым прищуром глаз спросила Оля. Сегодня она выглядела красивой, действительно прекрасной. Я усмехнулся и махнул рукой в сторону нагромождения бетонных блоков и плит недалеко от нас.

- Идем туда.

Оля рассмеялась.

- Давай наперегонки. - и помчалась туда.

Лихо гикнув, я бросился за ней. Добежал я раньше, но, пока думал кудою бы это залезть, она уже оказалась наверху. Засмеявшись, я взобрался следом. Мы покурили, разговаривая о каких-то пустяках, затем замолчали, наслаждаясь лучами жаркого солнца и щебетом птиц. Недалеко от нас шумела зеленью старая раскидистая липа. Я первым нарушил молчание:

- Слышь, Ольга, я тут недавно подслушал разговор двух твоих однокурсников, которые программисты есть будущие, они в разговоре часто употребляли слово "рулез" или "рулес". Что оно значит?

Про себя я смеялся, мне было хорошо, смешно, хотелось посмотреть, как Олька объяснит далекому, с ее точки зрения, от компьютеров человеку это слово, которое появилось в моем словаре с девяносто второго года, когда я первый раз увидел сеть Fido. Увидел и, ясное дело, подсоединился.

- Ха! - она задумалась на мгновенье, - Это значит "клево" или же "все окэй", ну, что-то в этом роде, да... производная от этого - прилагательное "рулезный", что значит клевый, опупенный, ну, а само слово, скорее всего, пошло от английского "Rule" - правило, верно, какой-то "грамотей" решил, что "Rules" - это правильный.

Я хихикнул и заговорщицким шепотом сказал:

- Мы - рулез.

Олька засмеялась. Я вскочил, набрал полную грудь воздуха и крикнул:

- Мы рулез!!! - и засмеялся сам.

- Ого-го-го, какие мы рулезные! - поддержала она меня, - Мы всех рулезней! Особенно я.

- Да, - я уже хохотал, - Ты самая рулезная. После меня, конечно. И, вообще, мы - рулез!

Рулез...

Пыль, которая убивает, пыль, которая туманит и пленит, пыль, которая горчит и отливает металлом, пыль, которая... пыль.

"... И пылью наполнены души". Небо усмехалось мне своим нездоровым пасмурным теплом. Я сидел на лавочке, спустя два года в своем родном городе, и вспоминал, и горько хмыкал или улыбался, когда вспоминал, и тоска и страх переплелись в странной гармонии в моей душе. Слезы дрожали в уголках моих глаз, я криво, как то резиново и в то же время зло усмехался... АПТ... АПТЕКА... Обхватив голову руками, я смеялся. Беззвучно, яростно смеялся. Рулез, сакс... Я плакал и смеялся, и серое небо нависало надо мной, словно тень моей смерти и, казалось, звало к себе: иди сюда, глупый неудавшийся хакер, говорило оно, ну, иди же сюда. Здесь - твоя жизнь, твои друзья, твое призвание - ты же программист от бога, так иди же, запрограммируй этот мир так, как надо, полюби по настоящему, так, чтоб не надо было притворяться, как ты это делаешь перед Ольгой, иди же, здесь ты забудешь и о страхе, и о боли, и о вечном ожидании того момента, когда с неба посыпется пыль, та самая пыль, иди сюда, в вечность Госпожи. Ну, же...

Я не пошел за зовом неба, хоть мысли о самоубийстве частенько посещали меня в последнее время. И это я хотел спасти мир! Идеалист конченный. Что спасти то? Этот мир? Помню, недавно в прекрасный солнечный день я в веселом настроении решил пройтись по парку. И увидел нищих попрошаек, которым срочно нужно похмелиться, увидел молодую восемнадцатилетнюю мать, которая в истерике кричала на свою трехлетнюю дочку, и не ударила ее только потому, что вокруг были люди, услышал, проходя мимо лавочек, что "у подружки нашли сифилис", кого-то там прирезали и изнасиловали в подъезде, "сын в пьяном виде сбил машиной человека, и теперь уехал в Россию, чтоб не нашли", кто-то отравился то ли грибами, то ли водкой, которую этими грибами закусывал, "из армии пришел инвалидом", "пропил все и бьет меня", "у него ломка такая, что...", и ни одной улыбки вокруг, ни одного радостного лица в такой чудесный летний полдень. А чего только стоит новости посмотреть! И этот мир спасать? От чего? От гибели? Да так и надо этому миру, этой своре, гордо зовущей себя человечеством и под шумок убивающей планету. Пусть гибнет. Хоть от той же пыли, которая, повинуясь чьему-то приказу, будет разьедать человека в несколько секунд, а если приказа не будет, будет ждать его, ожидать везде - на улицах, на крышах домов, на дорогах за городами, в квартирах, на одежде, на волосах и коже. Пусть. Я все равно ничего не смог придумать, чтобы отвернуть эту опасность. А больше то и думать некому. Никто не поверит, если рассказать кому-то, скажут - фантастика, такого не бывает, а если и не скажут, то покрутят мысленно пальцем у виска, пожмут плечами и забудут, а потом за тобой придут и застрелят, а квартиру вместе с компом взорвут к чертям собачим, и в этот раз уберут всех, кто с тобой связан, в первую очередь, родственников и друзей. Остальные же будут бояться, если узнают. Если...

Я тряхнул головой и погрузился в мрачное бездумие. А потом поднял эту свою тупую голову и увидел на стекле витрины напротив лавочки отражение солнечного луча, и мне сразу стало легче. Неужели я такой тупой, что ничего не могу придумать? Я ведь не такой, правда, Дэм? Хакер во мне ехидно молчал. Ничего, до "окончания испытаний" осталось четыре года. Чуть-чуть времени есть. Даже для такого тугодума, как я. И что с Олькой делать? Она любит меня, действительно любит, и мне нужна эта любовь, но...

- "Оставь меня дома, захлопни дверь.

Отключи телефон, выключи свет.

С утра есть иллюзии, что все не так уж плохо.

С утра есть сказка со счастливым концом"

Мимо меня с кассетником на плече, прошло трое подростков-неформалов, в "стильной" одежде, с длинными волосами. И с песенкой Чижа. Знамение, с иронией подумал я, это всего лишь знамение...

- "Идут в поход два ангела вперед.

Один душу спасает, другой тело бережет.

Иду в поход, два ангела вперед -

Один душу спасает, другой тело бережет..."

Понимай, как хочешь.

Было шесть утра. Мы вышли из моей квартиры, веселые, пьяные. Такими же спустя мгновение оказались на улице. И тут Олька внезапно остановилась, словно споткнулась, словно увидела что-то и резко обернулась ко мне...

...И тихо так, только плачет кто-то...

- Как мне тяжело, Дим, - всхлипывала она, уткнувшись в мое плечо своим симпатичным носиком. Я нежно гладил ее волосы правой рукой.

- Один ты меня понимаешь, Дим, - глухо сказала она и тихо, почти что беззвучно, разрыдалась. Неожиданно для самого себя я страстно захотел защитить ее от окружающего мира, от всего того зла, которым наполнен этот мир. Какой-то редкий прохожий бросил на нас любопытный взгляд, но, встретив мой разъяренный ответный (я чуть не зарычал тогда), поспешил отвернуться и побыстрее ретироваться.

- Не покидай меня, - всхлипнула Оля, - Димка... Не покидай меня никогда... - она чуть отстранилась и посмотрела на меня.

- Хорошо, - сказал я, с нежностью глядя в ее большие чистые глаза тайного черного цвета, - Хорошо...

Было всего лишь шесть часов утра.

- "Иду в поход, два ангела вперед -

Один душу спасает, другой тело бережет..."

Музыка доносилась из наушников моего CD-плейера. Чиж и компания. Поход. Стилизация под сказку. Легенда русского рока. Я стоял, облокотившись о поручни, и смотрел на воду в реке, плывущую мимо меня. Двухтысячный год. Последний год тысячелетия. Завтра у Ольки выпускной. Я даже приготовил ей подарок. Два колечка. Две змейки. Я сделаю ей предложение. Да... Но вначале разберусь с этим проклятым днем пыли. Наконец-то разберусь...

Ворона взлетела с поручней на том берегу речки и направилась куда-то в сторону солнца. Я курил и вертел между пальцев дискету. Один целый и сорок четыре сотых мегабайта. Все, на что я способен. Все, что я смог придумать. Я ведь теперь "кул хацкер", что значит "крутой хакер" по нынешнему, по молодежному. Заменить одну молекулу другой, и все нарушится, и никто не умрет, даже испытуемые. И не будет никакого дня пыли. Они, их гении, будут сидеть и думать, что пошло не так, ведь, если заменить эту молекулу везде в их файлах, во всех файлах, они не поймут, что что-то изменилось. Это я уже проверил, когда изменил одно слово во всех их файлах полтора месяца назад. Они ничего не заметили, а их защита никого не "увидела". До сих пор не понимаю, почему у них есть выход в глобальную сеть. Не понимаю... Конечно, защита у них хороша, не спорю. Живые люди сидят и наблюдают за тем, чтобы никто к ним не забрался. Увы, для меня с моими то знаниями - это не помеха. Я ведь "хацкер", к тому же "кул". Страх вынудил меня стать таким, и это будет мой единственный и последний действительно серьезный "хак" - взлом. Больше я взламывать ничего не буду. Опасное это дело. И незаконное. Я усмехнулся, а потом помрачнел, подумав о том, что буду теперь каждый день ждать, когда вылетят двери квартиры, и несколько человек, одетых по деловому, залетят внутрь и сделают четыре выстрела. Два - мне, два - Ольке, если она, конечно, будет рядом. Но это лучше, чем знать, что, может, этим (а если не этим, то следующим) утром весь город, вся страна покроется пылью, и нет ничего и никого, чтобы остановить эту смерть, этого четвертого ангела Армагеддона. Ничего и никого...

Я бросил окурок в воду, чуть понаблюдал, как течение подхватило его и, медленно кружа в тайном танце, понесло к югу. Потом вздохнул и направился к мосту, чтобы перейти на тот берег.

Как ни странно, в этом интернет-кафе сегодняшним утром было тихо и практически пусто. Только какой-то паренек лет тринадцати сидел за одним компьютером и лазил по сети.

- Час в интеренете, - сказал я мужику моего возраста, читавшего свежий номер "Компьютерного обозрения" и "наблюдавшего" за порядком. Тот кивнул, взял предложенные деньги, и, не отрываясь от чтения, ответил:

- Садись за любую машину.

Я сел рядом с пареньком так, чтобы тот немного заслонял меня от взгляда "интернет-бармена", достал дискету и переписал все файлы с нее на винчестер. Пора с этим кончать. Пора... Но если меня вычислят, мне конец. Как и Ольке. Они нас прикончат. Но если я ничего не сделаю сейчас, нас прикончит пыль. Я, конечно, сомневаюсь, что они хотят всеобщей гибели, скорее всего, эти самые они хотят власти. Или еще чего-нибудь. Пыль, их пыль позволит им диктовать условия. А для демонстрации своей силы, они вполне могут умертвить целый город. Или страну. И спасения не будет, а у них на руках будут все джокеры. Если я ничего не сделаю... А если сделаю то, что задумал, они сильно переполошатся, что у них внезапно начались провалы в испытаниях, и они будут проверять все, даже свою локальную сеть на предмет проникновения, и вероятность того, что они обнаружат мой "хак" весьма велика. Хватит думать об этом! Я мысленно тряхнул головой и запустил свою программу-лазутчик.

- Эй! Пятая машина, у вас время закончилось, - крикнул "интернет-бармен". Я взглянул на свой номер - шесть, значит, это у малого, что рядом, закончилось время. Паренек горько вздохнул и, закрыв все запущенные окна программы-браузера, встал из-за компьютера. Я внимательно смотрел на него, усиленно размышляя. Они убьют меня. Или нет?..

- Хочешь еще полазить в сети? - спросил я паренька.

Тот с опаской посмотрел на меня, затем на дисплей передо мной, потом опять на меня и неуверенно кивнул.

- Просто мне уже надо идти, а тут у меня запущена программка, за которой надо поглядывать, вот ты и приглянешь за ней, а параллельно в интернете потусуешься. Хорошо?

- Ты хакер? - неожиданно спросил он. Я невозмутимо кивнул головой. Лицо мальчугана просияло, и он задал следующий вопрос, скорее утверждая, чем спрашивая:

- И ты запустил программу-ломалку?

Я опять кивнул, затем поднялся со своего места.

- Садись, малыш. Я тебе все покажу. - я щелкнул "мышкой" по кнопочке "Go!" и продолжил: - Теперь введи свою хакерскую кличку. Что нету? Ай-йа-йай, нельзя же так, в самом деле, у каждого хакера должна быть кличка. Ты ведь хочешь быть крутым хакером, правда? Вот видишь. Сейчас что-то придумаем. Так, так, так, эти клички у этих хакеров, а это у того из Германии, хм, ага! Вот оно! Будешь Хоуп, по-английски "hope" - надежда. Хорошо? Нет, говоришь чего-то не хватает в слове? И чего же? Как, как? Хопер? Что ж, пусть будет Хопер. О, молодец, ввел правильно. Теперь запускай ее, вот здесь щелкни. Да, да, там. Вот, смотри - этот синий индикатор станет красным, значит программка влезла в чужой компьютер, тогда щелкаешь здесь и ждешь, пока эта фича не загорится желтым, если загорелась, значит все нормально и закрываешь программку, если же фича начала мерцать, начинаешь все сначала. Понял? Молодец, повтори... Молодец. На тебя вся надежда, Хопер. На тебя. Это только кажется простым, настоящая работа хакера - это как раз написание таких программ. Вот так вот, подучишься чуть и сам сможешь такое писать. Нет, ничего сложного. Главное - знать. Ну все, я пошел.

Уже возле самого выхода из интернет-кафе я обернулся посмотреть на мальца, сидевшего за оплаченным мною на час компьютером. Я знал, что вижу этого самого Хопера в последний раз и знал, что совесть не даст мне спать спокойно некоторое время, но потом она (совесть) уйдет, а я останусь жить. Жить... Паренек, придумавший себе кличку Хопер, тоже обернулся, и я вздрогнул, встретившись с ним взглядом, у меня все похолодело внутри - в его глазах я явно видел короткую извилистую дорогу, ведущую к смерти. И еще увидел множество жизней, которые прожил этот паренек, и то, что он знает обо всех этих жизнях, и то, что он хочет умереть, очень сильно хочет умереть... Умереть по-настоящему, а не так, как он умирал раньше, умереть так, чтобы больше никогда не родиться...

Я вышел из кафешки и почувствовал пустоту в своей душе. Хопер сделает все за меня, в этом я был уверен. Мне осталось лишь жить и ждать. Ждать... Никогда больше я не буду ничего взламывать, никогда... Я вздохнул, включил свой CD-плейер и пошел домой. В ушах звучал Чиж. Перейдя через реку, я опять обернулся. Яркое солнце слепило глаза, и мне на мгновенье показалось, что там, под ним, нет никакого интернет-кафе, что все это было всего лишь сном...

- "Но вера осталась, и надежда живет.

Я знаю, что любовь никогда не умрет.

И жаль иллюзий, что все не так уж плохо.

Ты расскажи мне сказку со счастливым концом.

Пойду в поход, два ангела вперед -

Один душу спасает, другой тело бережет.

Последний поход, два ангела вперед.

Один душу спасает, другой тело бережет..."

***

Я снял шлем с головы и отключился от виртуалки. Боже мой, какой примитивизм! Никакого воображения - переделали старые крэкерские заморочки под виртуальность и носятся, взламывая, вернее ломая, чужие миры, тьху ты, как это гордо звучит - Миры! Словно грязи объелся. Есть, конечно, совсем неплохие творения, но это уже - "бесценные", а значит закрытые на тридцать запоров, творения художников, но кто из них разбирается в структуре самой сети, самой виртуальности? То-то и оно.

Взглянул на часы. Так, четыре дня. Сейчас Витька прибежит со школы, поест и сразу же в виртуалку, гонять в очередную убогую ролевуху, или как это там называется. Непонятно, что они в той школе делают до четырех часов, или он по улицам шляется в компании таких же шалопаев, но куда ему с таким то здоровьем?

О, звонок. Прибежал, значит.

Заходи, заходи, будем рады. Жратва в холодильнике, разогрей себе, если хочешь, конечно...

- Па, я сегодня мир создал!

- Что, серьезно?

- Ну да, мы с учителем по программированию засели за новый Создатель Миров и за два часа такого намутили! Правда, большей частью я это делал, потому что он сразу засел за изучение новых возможностей программы, хоть и в старой версии плохо разбирался, а я в это время сделал такое... Ух!

- Ты хоть принес его с собой?

- Не-а, там еще нужно несколько деталей подмарафетить, а потом принесу, покажу...

- Просто отлично, - чужой, словно и не мой, голос донесся до моего слуха. Горькая ирония и фраза " Как это все прекрасно! ". Боже, избавлюсь ли я когда-то от этой тоски?..

Шесть часов. Сейчас придет Оля, жена. Откроет двери своим ключом, тихо снимет шубу, разуется в прихожей, затем заглянет в комнату сына и зайдет ко мне, поцелует меня и умчится на кухню посмотреть как там дела. Я же буду доделывать свою работу на дому, пока не наступит вечер...

Легкое прикосновение сухих губ, слегка встревоженный кивок в сторону детской.

- Как он сегодня?

- Нормально, все вроде хорошо. Из школы пришел веселый, что-то они там с информатиком ихним сделали вместе. Довольный...

- Слава Богу. А у тебя как работа?

- Великолепно, дня два осталось до полного окончания. А ты как?

- Да, все как обычно, все та же рутина. И не скучно тебе здесь целый день одному?

- Скучно. Без тебя.

И долгий поцелуй в котором так много нежности и так мало любви. Извини, Оля, я плохо умею любить. И ты уходишь на кухню, и ты не видишь боли в моих глазах, и я благодарю за это небо...

Ночь окутает землю, и мы ляжем спать. Все, как каждый день уже столько лет подряд. Пора бы привыкнуть и воспринимать все как нужно. Но я не могу. Привыкнуть. К той смеси тяжелых элементов с легкой примесью кислорода, которую мы называем воздухом, к той серой мертвой пыли, которую так тяжело смыть с тела, к тому, что в солнечные дни нужно выходить на улицу, защищенным от солнечных лучей, к тому, что мой сын кашляет кровью, к тому, что я почти смирился со всем этим, ведь я не вижу выхода, я не могу привыкнуть к существованию, которое называется жизнью. Две тысячи второй год давно уж прошел, никакого Дня Пыли не было, и очень часто мне кажется, что все это я придумал себе сам. Я бы поверил в это, если б не шесть могил в моем родном городе... Недавно на каком-то хакерском сайте я узнал в их новостях, что Хопер погиб при странных обстоятельствах, его считали очень крутым хакером, чуть ли не гуру. Не знаю, тот это Хопер или нет, но новость эта ничего не задела во мне. Потому что очень часто мне кажется, что было бы лучше, если б все человечество погибло и не гробило бы дальше свою планету, свой дом... Мысли о самоубийстве не исчезают из моей головы, но я держусь... Сам не знаю зачем. ..."В пыли схоронено небо. Это - день пыли"...

ШТИЛЬ

Нет ничего, что было бы иным...

Этот памятник был освещен грязным, серым светом, небо укрылось за тяжелыми облаками, сделав вид, будто оно не существует, и вообще в мире осталась одна только серость. По этому свету невозможно было определить - утро сейчас или нет. Сырой асфальт цеплялся за ноги в попытках задержать немногочисленных прохожих, спешивших в теплые здания в тупом оцепенении.

Чего нельзя глазами передать...

Ты все также стояла напротив этого памятника Не Помню Кому, очертания которого едва угадывались в серой мороси. Все в том же когда-то темно-синим плаще с поднятым воротником, с непокрытой головой, на которой плотными мокрыми кудрями мирно были уложены черные волосы, в одной руке у тебя затухала от сырости наполовину скуренная сигарета, в другой - зонтик, который ты никогда не открываешь, объясняя это тем, что не любишь, когда что-то мешает тебе дышать небом. Я долго думал над этими объяснениями, пока не понял, что ты действительно сказала тогда эти слова не для того, чтобы посмеяться надо мной или отвязаться от моих расспросов, ты действительно думала так, а этот зонтик для тебя, насколько я догадываюсь, есть последней ниточкой, которая связывает тебя с прошлым.., хотя нет, ведь есть еще этот памятник, к которому ты приходишь каждую неделю, чтобы постоять перед постаментом, покурить, походить туда-сюда, так ни разу и не взглянув вверх.

Сквозь шлюзы сердца лезвием кривым...

Твое лицо когда-то очень даже миловидное, можно было, помнится, даже назвать его красивым, теперь огрубело, будто утратило что-то очень важное - то ли добрую смягченность, то ли мягкую доброту, то ли еще что-то. Слишком много морщин избороздили твою теперь уже болезненно-бледную кожу, губы надолго забыли об улыбке, только брови твои все также летят, только это уже другой, совсем другой полет, горестный, как самое вафельное сновидение, скорее падение на бесконечно усталых крыльях, вот только глаза твои остались прежними - теми же ночными озерами, но уже с потухшими, если внимательно присмотреться, звездами, озерами, в которых теперь купаются лишь Боль и Одиночество, а где-то на дне, скрючившись в три погибели, пытается дышать мертвой водой Надежда. А сырая вода стекает по твоему лицу, как слезы, обманчиво соленые слезы, но это не они, я знаю, ты позабыла о том, что люди могут плакать, ты уверена, что лить слезы может только небо от тупого и отчаянного, но бессилия.

Проходит вера, не желая ждать...

Ты знаешь, что я теперь тоже подошел к этому памятнику, ты ощущаешь мое присутствие здесь, также ты знаешь, что мне от тебя ничего не нужно, хотя это тебе только кажется, потому что мне все таки от тебя что-то надобно, иначе я давно уже устремился бы туда, где солнце или звезды, или грязные мегаполисы, сверкающие фальшивыми огнями, или к морю, которое всю жизнь притягивает меня к себе, или в миры буйных фантазий, где нет ничего невозможного, или в ближайший кабак в бессмысленных попытках смыть с себя гной мироздания, я ведь человек занятой, часто в разъездах, но я сам не знаю, что мне нужно от тебя, постаревшей, уставшей, или от этого серого неуютного места, где всегда так сыро, именно так, как ты хочешь. Что-то ищет здесь моя душа, или подсознание выделило какую-то деталь здесь, что я снова и снова прихожу сюда, иногда выпадает так, что тебя здесь нет, но я все равно остаюсь здесь и жду. Чего? Не знаю, вроде бы не тебя, хотя может и тебя. Не знаю.

Отдельных дней безумной череды...

Я достаю себе сигарету, закуриваю и жадно затягиваюсь сразу же просыревшим дымом, до сих пор не могу понять, как это дым может быть сырым, знаю только, что может, и в этом месте так оно и есть. Я затягиваюсь еще раз и подхожу к тебе, останавливаюсь, как всегда справа, и молчу, в который раз пытаясь рассмотреть памятник сквозь серый мокрый воздух. Ты тоже молчишь, я слышу твое спокойное дыхание, ты не знаешь, насколько острый у меня слух, да и, в принципе, тебе это и не нужно. Боковым зрением я рассматриваю твой профиль, затем это мне надоедает и я выбрасываю окурок в стоящую недалеко от меня урну у ограждения. Ты первой нарушаешь наше молчание.

- Чего тебе больше всего хочется от жизни?

У тебя хриплый, прокуренный голос, когда-то, помню, он был чарующе глубок, в него можно было нырять и погружаться долго-долго, пока хватает дыхания. Сейчас же это просто голос уставшей от бесконечной монотонной работы машины. Я осторожно принюхиваюсь к окружающему и отвечаю.

- Я хотел бы жить так или там, что бы или где бы мне ни на мгновение не хотелось бы забыть о жизни...

Повисает непринужденная пауза и, давясь беззвучным смехом, дрыгая ногами, ожидает. Это был провокационный ответ, хотя, как мне думается, ты на провокации не поддаешься, ты сама решаешь, что сказать, а о чем промолчать, тебя очень тяжело направить в нужное русло беседы, хотя возможно. Ты киваешь и молчишь некоторое время. Ключевыми словами в моем ответе были "так" и "забыть о". Я жду твоей реакции, наконец ты решаешь что-то сказать.

- Забыть... Неплохо, совсем неплохо... И что, ты веришь, что хоть когда-то твое пожелание сбудется?

- Нет, конечно, уверен, что нет...

- Ну и дурак, если бы верил, оно вполне могло бы сбыться...

Мы опять молчим. Мне почему-то расхотелось отвечать ей, и я просто смотрю на серую моросящую пелену, мысли лениво роятся в голове, не желая приобретать никаких конкретных очертаний. Задать может ей встречный вопрос? А... Ну это все к черту.

Я говорю ей "Пока" и ухожу. Куча дел ждет меня, в то время, как я бесцельно провожу тут время. Интуиция, внутренне усмехаясь, думаю я, удаляясь от сырой завесы.

Пустых веков, забытых сновидений лес...

Сидя в мягком, оббитом черной кожей кресле в кабинете у шефа, я ждал, когда он соизволит таки оторваться от экрана компьютера и взглянуть на меня. Сидел, ждал и глядел в окно на блестящие небоскребы, залитые солнечным светом. Наконец шеф своими практическими мозгами обработал информацию, которую я сбросил ему на машину, и пристально взглянул на меня.

- Так ты говоришь, что противник сдал позиции?

Я криво усмехнулся и пожал плечами.

- Так говорят факты.

Шеф откинулся на спинку своего кресла и нервно забарабанил пальцами по лакированному столу из красного дерева.

- Я вижу, что говорят факты. Что ты думаешь по этому поводу? Это меня больше интересует.

- Я ничего не думаю по этому поводу.

Пальцы шефа внезапно замерли, а он сам чуть подался вперед.

- Неужели ни одной гипотезы?

- Нет.

Категорический тон, которым я произнес это слово, казалось, заставил шефа расслабиться, и он опять откинулся на спинку.

- А все таки? Хоть какие-то размышления, что ты чувствуешь в конце концов?

- Я вижу и чувствую, - такое редко бывает, что я вижу и чувствую одно и тоже, но в этот раз я говорил честно, - что противник что-то упорно искал, и не найдя этого, разочаровался и занялся чем-то другим, причем мне кажется, что на нас он почти и не обращал внимания. Кстати, я навел некоторые справки по своим каналам и обнаружил, что такой же поиск проходил и в других категориях, а не только среди взломщиков да программистов, кто-то искал даже в военных училищах и академиях, причем приемы и способы все те же, что и у нашего противника, но тоже, видимо, поиски не принесли успеха. Последний вывод у меня фактами не обоснован, но я это именно чувствую. Результаты своих исследований у меня с собой, могу, если вам нужно, скачать на ваш терминал. Все по форме, как и надобно...

Шеф махнул рукой, мол потом... Барабанная дробь возобновилась, мой начальник задумался.

- Очень интересно. Кто бы это мог быть?.. Как ты считаешь, он будет еще вмешиваться в наши дела?

Внимательный взгляд, пытающийся что-то прочесть на моем лице. Очень внимательный.

- Нет. Думаю, что нет.

- Хорошо, - он обратил свое внимание на окно. - Можешь идти.

Солнце давно перевалило через зенит, свет его был мягким и все еще жарким. Мне было интересно, почему шеф не дал мне нового задания. Может решил, что мне нужна передышка? Вполне может быть. Или забыл, что очень маловероятно, хотя чего только на свете не случается в наши дни. И ночи...

Что ж, с другой стороны это даже хорошо, потому что мне действительно нужно отдохнуть перед предстоящей ночью. Скорее всего она будет изнуряющей - я давно не занимался серьезным взломом информационных баз, может даже, что позабылись некоторые навыки.

Шумит и требует ухода до весны...

Мысли текут ленивой чередой по странному пути, я пропускаю их сквозь себя, зная о том, что когда они пройдут мимо меня, что-то останется, что-то важное, что поможет мне разобраться со всем этим. Во всяком случае я надеюсь на это. Так случалось и раньше, почти всегда, но, правда, было несколько случаев, когда ничего полезного не оставалось, был даже один, когда в голове после всего этого было пусто, одна пустота. Это было одно из немногих моих поражений.

Все. Я закурил, прошел на кухню, взял себе пиво из холодильника, открыл его и вернулся в спальню. Сел напротив своего компьютера и начал пить пиво. Что еще от жизни надо? Эх, отправиться бы сейчас на море, взять отпуск за свой счет, шеф поймет, отпустит с наилучшими пожеланиями, слава богу никакой серьезной работы в ближайшее время не намечается... В голове у меня внезапно проявился горный пейзаж, красивый, неземной, непонятная гармония красок ,форм и материалов, радостный звук ветра. Один из тех миров, где я любил бывать в юности, совершенный, как и все те, которые создала Наумкина... Черт... Вот и ответ.

Я матернулся сквозь зубы, выводя компьютер из режима ожидания, и вошел в сеть, не надевая шлема. Мне нужна была информация.

Прожитых песен неподъемный вес...

Майа. Наумкина Майа. Почти что ровесница. Я побывал в том, созданном давным-давно мире, созданном тобой в припадке вдохновения, позже оточенным до мелочей, мире, где я так любил бывать в юности. Кто бы мог подумать, что тебе также нравятся старые совковые дома, с твоими-то деньгами ты давно могла бы поселиться в какой-то заповедной зоне, где чистый более-менее воздух, не смертоносное пока еще солнце, лазурная вода. Впрочем как и я. Мы живем с тобой в одном доме, более того - в одном подъезде, я на два этажа ниже в старом корпусе девятиэтажки, чудом сохранившейся на протяжении всех этих лет. За всем этим мне чувствуется ностальгически ироничная чья-то улыбка. Но зачем тебе тот серый мир мороси и непонятный памятник? Творческая депрессия? На протяжении двух лет? Любопытно и тошно. Я прочитал твою биографию. Ничего, что дало бы мне хоть какую-то зацепку. Я даже не знаю, что ищу и почему. Тоска. Чувствую, что это важно, нужно, но кому? Мы связаны призрачными нитями судьбы, а я давно не работал вслепую, слишком давно.

Мертвая петля и такая же живая земля. Я одеваю шлем.

И ночь, не веря в сказки колдуна...

Морось. Мелкие капельки ощутимо бьют по лицу, скорбя о ветрах детства. За этой пеленой все также не видно памятника. Ты здесь. Ты опять здесь, на том же месте, в той же позе. Словно бы и не уходила отсюда никогда, словно всегда была здесь. Майа. Иллюзия.

Я вспоминаю то время, когда увидел тебя впервые. Мне было восемнадцать, и я был полон надежд и стремлений сделать хоть что-то, желал выделиться из толпы таких же желторотиков, попавших в новый мир виртуальности. Впрочем, мне это неплохо удавалось, благодаря все той же пресловутой интуиции, которой я еще не умел в достаточной мере пользоваться.

Скрывает за собой обмерзлых улиц ряд...

Ты не участвовала тогда в виртуальных посиделках, ты приходила с кем-то переговорить, что-то узнать, но ты не подключалась к компьютеру, создавалось впечатление, что ты боишься его или брезгуешь, питаешь отвращение к виртуалке, а когда приходил Мос, ты, кажется, исчезала, хотя, может, и нет - мы, во всяком случае, я точно, не обращали ни на кого другого внимания, он был нашим кумиром, нашим богом... в виртуалке, потому что в реальном мире он был невыносимо безумен или же специально создавал такое впечатление, кто его знает?.. Мос... Что-то почти незаметно оборвалось у меня внутри, и я на мгновенье почувствовал невероятную близость ответа на все мои прошлые незаданные вопросы. Ушло, и опять пустота. И морось...

Чернеют окнами заброшены дома...

Я подхожу к тебе, некоторое время молчу, затем спрашиваю:

- Ты расскажешь мне о нем?

Ты мерно затаптываешь каблуком окурок, перекладываешь зонтик из правой руки в левую, приглаживаешь ладонью кудри и почти незаметно вздыхаешь. И с хрипотой в голосе начинаешь говорить:

- Я не знаю было ли это безумием. Во всяком случае тогда я думала, что это самое настоящее помешательство...

Здесь только грязь и ветер говорят...

- ...Он на полном серьезе говорил о невероятных вещах, о возможностях человека, о преодолении искусственных барьеров, которые мы сами поставили, ограничивая себя, убежденно рассказывал о структуре мира, точнее, миров, в которых мы живем, о единости... Когда ему не хватало слов, он показывал мне то, о чем хотел поведать. Он не был рассказчиком, ему не нравилось что-то объяснять, но он делал это для меня в надежде, что я этому поверю. Ничего у него не вышло, и, когда он позвал меня за собой, я осталась здесь...

О чем это она? Все это так нереально в этом мире.

О дне оставшемся совсем одним...

- ...Он показал мне многое, я запоминала все это, но на практике у меня ничего не выходило, когда его рядом не было, он помогал мне реализовывать свои идеи, замыслы, хотя и не был программистом, не знаю как это у него получалось..., потом он ушел, а я осталась. Осталась из-за страха перед неведомым, - горечь в твоем голосе, хорошо скрываемая горечь, - Он напугал меня, показав мне свою и мою сущности, я сильно, до отвращения, испугалась. И осталась...

Ты говоришь, и в голосе твоем искренняя тоска и горечь. О чем? Но я не прерываю тебя, я хочу дослушать все это до конца, а потом поразмыслить над этими крохами твоего прошлого.

- Боже, как это было прекрасно... - шепчешь ты и внезапно разлетаешься тучей блестящих капель. Ушла...

Я стою и смотрю на памятник сквозь моросящий дождь. Мыслей нет. Ничего, чтобы приблизило меня к ответу. Как я не люблю действовать вслепую! Безумие, полное и безоговорочное... Сыро...

О том как угасало медленно светило...

В странном отупении я вышел из ее мира серости и долго смотрел, как ко мне пробивается смутно знакомый корабль и в десятый раз передает какое-то шифрованное сообщение. Потом сразу же наступило прояснение, и я вспомнил, что это моя программа срочного вызова, способная при необходимости проникать в любой мир, наделенная почти неограниченными возможностями полиморфизма и настроенная исключительно на мое сознание. И эта программа не смогла попасть в мир Майи?.. Интересно. Помню, при тестировании я прогнал ее через сотни совершенно секретных и хитроумно спрятанных банков данных учереждений разных стран и альянсов, она свободно проникала в любые недра информации в поисках моего инфообраза, а тут - простенький мир и облом... Смешно. Я вспомнил сырой дым в том мире, и смеяться мне сразу расхотелось. Они как-то связаны между собой, этот сырой дым и неприступная защита ее мира, но как? Все это я додумывал, направляясь к своей машине после абсолютного уничтожения своей милой программки, обрывая все связи со своим компьютером одновременно. Зашифрованное сообщение было простым - меня срочно вызывал к себе шеф.

О том, кто вышел и сказал чужим...

Окна были затемнены - шеф не любил дождь, который как раз шел на улице. Он (шеф) тактично промолчал о моем опоздании и начал разговор с того, зачем он меня вызвал.

- На сцене появилась новая компания со сходными целями, что и у нас. Как ты сам понимаешь, конкуренты нам ни к чему, поэтому ее надобно задавить в зародыше. Есть несколько проектов, как это реализовать, от тебя требуется выбрать наиболее быстрый и эффектный. Все материалы можешь получить прямо сейчас, можешь также запросить помощь у любого из наших отделов, если нужно. У любого...

Ого, действительно сильный конкурент появился. Однако меня это сейчас мало интересовало, и поэтому, когда шеф дал мне слово, я выложил ему то, что меня тревожило гораздо больше:

- Знаете ли, когда пришел ваш вызов, я был в виртуальности...

Шеф нахмурился и недоуменно спросил:

- Что - настолько увлекся?

Мне понравилось смена выражений на его лице, когда я отрицательно покачал головой. Прошло около трех секунд, когда он таки задал ожидаемый мною вопрос:

- Куда ты залез? В какую-то секретную...

Я опять отрицательно покачал головой, прерывая его, и ответил на недоуменный взгляд:

- Частный мир.

- Но... - его растерянность веселила меня.

- Последний, насколько я знаю, мир Наумкиной, вроде бы простой, с первого взгляда, хотя на самом деле там что-то странное. Я обнаружил его чисто случайно около года назад и почему-то занес в список тех мест, куда мне нужно периодически заглядывать, хотя ничего примечательного, как мне казалось до сегодняшнего дня, там нет. К тому же теперь я чувствую слабую связь этого мира с моим предыдущим заданием.

Шеф хотел что-то сказать, но я опередил его:

- Я хотел бы сам заняться этим, подключив отдел взлома и защиты, разумеется. Конечно, после выполнения текущей задачи по подавлению конкурента.

- Конечно, - кивнул он, - Займешься.

"Уйдите, сделайте мне милость"...

Я вышел под дождь и решил пройтись пешком, хоть квартира моя и находилась на другом конце города, и идти туда надо было около двух часов. Ничего, это будет полезным для моего организма, в последнее время я слишком много сидел на месте.

Какая же связь между одним человеком, ведь вероятность того, что Майа не связана ни с какой корпорацией очень велика - девяносто восемь сотых - и тем неизвестным, размах действий которого огромен, не каждая компания может так сильно и стремительно работать в заданном направлении, к тому же в таком непонятном для остальных направлении. Я знаю, что Майа одна, но связь-то есть, хоть и слабая, но связь... Ч-ч-черт, гадкая интуиция. Ничем пока что не подкрепленные выводы.

Дождь. Настоящий дождь. И не надо никакого оборудования и усилий, чтобы ощутить его. Простой летний дождь, правда не такой, как в деревне, там он более веселый, но все равно приятный. Естественный. Ничего мне так не нравится, как естественность. Если подумать, то кроме пива и сигарет, мне ничего-то больше и не нравится.

Ночь содрогалась, слушая тот бред...

Открыв дверь, я вошел в квартиру. Наконец-то. Прогулка под дождем сильно измотала меня. Прислонившись к стене в прихожей, я утомленно наблюдал за своим дыханием. Очень интересное занятие.

В спальне на стене, с тех пор, как мне исполнился двадцать один год, всегда висел пистолет, старый армейский пистолет, хоть от армии я в свое время откосил. Словно в насмешку над древними обычаями вешать на стене трофейное оружие.

Я подошел к стене, взял его в руки, повертел, приставил к виску, нажал курок. Оружие, конечно же, было не заряжено. Только тут до меня дошло, что я делаю. Сумасшествие. Дожился. Пытаться обмануть судьбу смешно, но, как говорят русские, попытка - не пытка. Вдруг бы пистолет оказался заряжен. Когда-то так и будет, но, к сожалению, не сейчас. Тоска.

Луна смеялась, скрыв свой лик вуалью...

Бесцельно я бродил в виртуальности который день уже подряд. Работу шефа я выполнил, подавление проходило успешно, никаких проблем не возникало. В мир Майи заглядывать мне не хотелось, но и ребят с отделов, подключенных ко мне, я тоже туда не пускал. Почему - не знаю. Что-то тревожило меня, неясные предчувствия, непонятная тревога и сильная, до боли сильная тоска. В виртуалке ничего интересного не было, все было таким пресным и тоскливым. Наконец я оборвал связь, помучился немного головной болью, сняв шлем, и просто сидел, уставившись в зашторенное окно. Мир иллюзий. И там, и тут. Все до обидного просто и непонятно. НЕПОНЯТНО...

Лишь плакал старый одинокий человек...

Открыв холодильник, я убедился в отсутствии спиртных напитков в моей квартире - в бар я посмотрел немного раньше. Хотелось напиться, напиться вдрызг и заорать от внутреннего напряжения.

От пересчитывания налички меня отвлекла трель дверного звонка. Странно, кто бы это мог быть? Я прошел в прихожую и отпер дверь. На лестничной площадке стояла Майа.

- Здравствуй, Андрей...

Над порванной, побитой синей шалью...

Уже заваривая кофе, я выслушивал причину ее визита. По ее словам, она от скуки просматривала список жильцов дома и наткнулась на знакомую фамилию и решила проверить, вдруг владельцем моей квартиры окажется ее знакомый хакер, как и оказалось на самом деле. Что самое странное с ее приходом у меня немного полегчало на душе, словно что-то страшное, что должно было случиться, отдалилось на неопределенный срок. С улыбкой я ответил ей, что обитатель данной квартиры давно уже не является хакером и работает в одной посреднической фирме. Увидев ее удивление, я объяснил, что отошел от мира компьютеров потому, что на сцене появилось много лиц, работавших лучше и быстрее меня...

Мы выпили кофе, поболтали о том о сем, затем она вспомнила, что ей нужно уходить, распрощались, обещание об ответном визите, щелчок закрываемой двери. Недоумение, оставшееся после ее прихода, превратилось в почти-что звериное рычание...

Он верил в сумраке жестокости и боли...

Бессилие. Бессилие что-то сделать, чтобы изменить непонятно что. Бессилие...

Любовь той веры так убить и не смогла...

Водка. Горький напиток обжигает горло - давно я не пил родимую. Перехватило дыхание. Прикурим ка сигаретку, дым попал в легкие, немного облегчив душу. Дрожащей рукой налил еще одну стопку и долго смотрел на нее, прежде чем выпить. Родимая. Крякнув, я поднялся с табуретки и прошел на кухонный балкон.

Город. Его вечерние огни как-то по особенному тускло светили мне. Плохо, все настолько плохо, что и не осталось места для страха. О, понемножку пьянею. Без компании пьют только алкаши. Вспомнив молодость, я усмехнулся. Тоже мне алкоголик нашелся.

Много, много времени я провел на балконе, рассматривая город, затем, вздохнув напоследок, вернулся на кухню. Взглянул на початую бутылку, купленную в каком-то минимаркете неподалеку от своей девятиэтажки, покачал головой - пусть немного подождет, и прошел в спальню. Соединившись с отделом взлома, я дал им "добро" на исследование мира Майи, после чего выключил компьютер и закрыл лицо ладонями. Пути назад нет. И никогда не было. Все это - только иллюзия, не более...

...Горлышко бутылки глухо звякнуло от удара о край старого стограммового стаканчика...

Но смерть предавшей золотую волю...

Отчет взломщиков меня не удивил - пока что они не смогли разобраться с ее миром, попытки крэка не дали ничего, даже ответной атаки на самые нахальные взломы с явной целью уничтожить сам мир не последовало. Меня уже мало что могло удивить, спьяну во сне ко мне пришел ответ, правда, он сидел где-то глубоко во мне, притаившись там, ожидая толчка извне, чтобы самому вырваться наружу. Я ждал вместе с ним, никуда особо не торопясь, я знал, что рано или поздно это произойдет.

Также я дал задание отыскать в сети всю возможную достоверную (а также необычную) информацию о самой Наумкиной и, по возможности, отследить все ее перемещения. Пока что я просмотрел все поступившие ко мне по этому вопросу и не обнаружил ничего, что могло дать тот самый толчок, я и не надеялся на это.

Вздохнув, я надел шлем и отправился прямиком в ее мир, используя написанную мной программу срочного входа туда.

Программа сработала отлично - я был там. Правда, без всяких инструментов для взлома, подчиняясь законам этого мира, но это уже не моя работа. Я не взломщик. Я просто хотел поговорить с ней.

Отняла силы, вера умерла...

Тебя все еще нет, и мелкий моросящий дождик вновь покрывает меня своей пленкой. Я хожу туда-сюда, в который раз осматривая окрестности. Мимо проходят прохожие - созданные компьютером образы. Какая-то особенная тишина. Что же ты искала в мире? И что же ты не нашла? Вопросы, на которые я, скорее всего, не найду ответов. Но... Попытаться стоит - вдруг ты сообщишь мне хоть что-то интересное, что даст мне ответ. Привычная усталость на плечах, как покрывало такой далекой смерти.

Я останавливаюсь перед оградой памятника. В серости угадывается фигура, но детали рассмотреть невозможно, а подойти ближе мне почему-то не хочется. Памятник Не Помню Кому. Или помню? Или вспомню...

Слева от меня быстро образуется облако из блестящих капель и морфируется в твой настоящий облик. Глупо. Я никогда не использую образ, похожий на мой реальный - в виртуальности вполне можно встретить знакомых, способных узнать меня.

И солнце не забылось в наступившем...

Твои глаза. Боль и Одиночество. И мертвая, мертвая Надежда. Озера и горестный полет.

Свинцовым светом осветило труп...

- Что ты искала?

- Веру...

- Что нашла?

- Пустоту...

- И что с того?

- Пустота...

- Почему так плохо?

- Люди не верят, не хотят верить, не будут верить...

- Откуда ты знаешь?

- У меня есть глаза...

- Зачем они тебе?

- Чтобы видеть...

- И что ты видишь?

- Пустоту...

- Чего ты хочешь?

- Догнать его...

- Чего ты достигнешь?

- Пустоты. Я войду в нее и попробую. Поверить...

- В пустоте тяжело верить.

- Знаю...

Несчастный труп невольного счастливца...

- Это Мос?

- Да. Ты знал его?

- Немного.

- Ты можешь поверить?

- Во что?

- В себя.

- Нет. Я и так в себе не сомневаюсь.

- Сомнения тут ни причем. Нужна вера.

- Может быть.

- Или не быть.

- Тоска...

- Тоска.

- Ты хочешь уйти?

- Ты знаешь ответ...

- Да, теперь я знаю ответ. Вернее, его часть. Главную.

- Она не главная. Все-то как раз по-другому.

- Кем он был?

- Верующим. Человеком...

И мелкие мокрые капельки стекают по лицу. Словно слезы. Глупые слезы непонятной обиды. Но я не плачу. Я знаю, что плакать может лишь небо от тупого и отчаянного, но бессилия...

Счастливого, что в мудрости он глуп...

Насвистывая какую-то мелодию из детства, неожиданно выплывшую из глубин памяти, я возвращался сквозь вечер города от шефа. На душе было гнусно - я отдал ему множество материалов, в которых он вместе со спецами довольно таки быстро разберется и сделает правильные выводы о причастности Майи к действиям нашего недавнего врага, после чего "знаменитая создательница виртуальных миров" тихо мирно исчезнет из жизни планеты.

Буквально на полминуты опередив меня, к нашему подъезду подошла и Майа с огромными сумками в руках. Поставив их на землю, она, видно, решила перевести дыхание и тут заметила меня.

- О, Андрей! Здравствуй! Как дела, работа? - вымучено улыбнулась она.

- Здравствуй. Нормально, вообще-то, вот сейчас сплавили большую партию товара, шеф остался заверить еще некоторые формальности, а так-то можно считать этот день удачным, - мой будничный голос понравился даже мне самому, - А это у тебя что? И откуда?

Она неопределенно пожала плечами.

- А, ездила к родственникам в деревню, вот они и передали всякого.

- Давай я тебе помогу их затащить наверх, а то лифт сегодня опять вроде бы не работает, - какой я весь благородный!

- Ой, спасибо большое! Я даже не знаю, как бы я это на шестой этаж затянула!

Я усмехнулся, надулся как паровоз, и, подхватив сумки, гордо прошествовал в подъезд.

Он верил в небо, в сказки колдуна...

Оставив сумки в прихожей, я перевел дух и повернулся к выходу. Ее неожиданно бодрый голос остановил меня.

- Может, чайку выпьешь? Липового. Я сейчас заварю.

- Не откажусь, - когда мы в последний раз пили чай вместе и беседовали о бытовых проблемах? Не помню, плохой из меня сосед. Но этот раз действительно будет последним. Спрятав горькую усмешку, я разулся и прошел на кухню. Майа уже возилась там, поставив чайник и распаковывая сумки. Достав полиэтиленовый пакет с липой, она удовлетворенно вздохнула и поставила его на белый кухонный стол. Затем, отодвинув сумки в угол, открыла шкафчик и достала оттуда две узорные кружки и заварочный чайник, в который и засыпала липу. Мелодичная трель возвестила о том, что состояние воды достигло критической точки кипения. Залив липу кипятком, хозяйка махнула рукой в сторону белой табуретки:

- Да ты присаживайся, в ногах нет правды.

При этих словах я понял, что все это время стоял и напряженно наблюдал за ее манипуляциями. Черт, нервы ни к селу, ни к городу. Чтобы скрыть неловкость я спросил:

- А ложь есть в ногах?

Стоя спиной ко мне, она странно дернулась, словно от невидимого укола в спину. Непроизвольное туше. В спину? Подло, подло. Интонация ее голоса чуть-чуть изменилась.

- Как говорил один мой хороший знакомый: "Нет ни правды, ни лжи." У меня нет оснований сомневаться в его компетенции по данному вопросу, так что в ногах, по-видимому нет ничего из вышеперечисленного.

Я мысленно зааплодировал ее построению ответа, но на душе было все также гнусно, как и раньше. Майа разлила заваренный чай по кружкам, воздух сразу насытился липовым ароматом, и уселась напротив меня, по другую сторону столика.

И даже в счастье - вымысел безумца...

- Курить будешь?

- Конечно, - ответил я, сосредоточенно дуя на горячую жидкость.

Она приподнялась, открыла еще один шкафчик, из которого извлекла стеклянную пепельницу и водрузила находку на стол.

Мы закурили, попили чаек, потом начали разговаривать на разные темы - о ценах, обо все ухудшающейся экологической обстановке, о детях, современной молодежи, о новых космических проектах, затем снова о детях, переключились на старые добрые времена. Я поддерживал беседу краешком сознания, остальная часть рассудка отдыхала, чай расслабил меня. Через некоторое время я понял, что она рассказывает какие-то невероятные вещи о вере, Боге, религии, философии, о сущности человека, о его внутренних резервах., причем я активно то соглашаюсь с ней, то спорю по разным пунктам. Я и не знал, что столько знаю. Докурив очередную сигарету, я включился полностью и оригинально закончил начатую мною мысль. Майа внезапно замолчала и как-то странно проговорила:

- Для тебя это все игра.

Какая игра, о чем ты? Для меня все это - ничто, пустота, для меня всего этого нет и не будет, я и не хочу этого, я игнорирую такие проблемы...

- Да, - согласился я, - Игра.

Вздох, отяжеленный грузом тысячелетий.

Но даже днем чернели окнами дома...

- Ты хочешь знать, на что это было похоже? - она посмотрела на меня.

Нежданно, нежданно да и не гадано. Я пожал плечами, затем неуверенно кивнул, после чего, невольно напрягшись, стал ждать продолжения.

- Расслабься, - сказала она, потушив сигарету о край темно-синей стеклянной пепельницы. - И слушай.

Помню, как, иронично улыбнувшись, я посмотрел ей в глаза. Что она говорила, я не знаю, что она делала - тоже, меня там уже не было.

...Сумасбродные огни ворвались в мое небо и начали неистово плясать на фундаменте воображения... Странные цвета, ирреальные пейзажи сменялись вполне земными ландшафтами, странные звери ластились ко мне или с разными звуками устремлялись к моему телу, или величественно проплывали мимо, или мелькали, не оставляя за собой следов в моем сознании. Я увидел иву, несказанно красивую, окутанную серебристым инеем, затем сразу же - извергающийся вулкан, затем лазоревую лагуну под желтыми небесами, и невероятный поток чувств захлестывал меня, ранее неиспытанные ощущения перекатывались через меня... Звездное небо, в котором светились миллиарды звезд, их было так много и таких разных цветов, и это было так красиво, что тоска охватывала меня позже, когда я вспоминал о них... Беспощадное солнце в песчаной пустыне, и толпы людей в ней, каждый из которых отличается от других своей сущностью, но все они были в чем-то похожи. Я начал видеть сущности людей, и это было и прекрасно и отвратительно одновременно. Это была полнота, полнота чувств, ясность рассудка, я возвышался и над болью, и над эйфорией, и это чувство невозможно описать, нет таких слов в человеческих языках, потому что не даны людям такие ощущения, хотя я и ощущал это... Я купался в безбрежном океане под светом многочисленных лун, я шел по хрустальной дороге посреди космоса, я плыл белоснежным облаком в чистом небе, я знал, что есть жизнь, а что - смерть, я знал, что значит - быть... Это была Свобода... Многое я позабыл, что там было, не знаю почему, может в мозгу сработал какой-то предохранительный клапан, кто знает?..

Последнее, что я помню - это смертельно-бледное лицо Майи и ее разочарованные глаза, затем я оказался у себя в квартире с предательски дрожащими руками и неимоверной усталостью.

Бесцветных красок сумасшедшими рядами...

Мне очень трудно вспомнить сейчас, что тогда случилось со мной, какие чувства, какие мысли владели мной в то время. Помню, что сидел у себя и напивался от неизвестно откуда взявшейся тоски, пытаясь отойти от моего последнего с ней разговора. Я очень сильно подозревал, что она знала с самого начала, кто я такой, то есть кем я являюсь в действительности. Она словно играла со мной в какую-то игру, правил которой я не понимал, да и впрочем не понимаю сейчас, хотя, как известно, вся жизнь - игра... Потом наступило внезапное прояснение в моих мозгах, и я выбежал из своей квартиры, поднялся на два этажа и, в полной уверенности, что двери закрыты, толкнул их. Они распахнулись вовнутрь, я даже вздрогнул от неожиданности, но не мешкая ступил в ее квартиру. Майи, конечно же, не было - или на работе, или люди шефа уже добрались к ней, я хотел, причем хотел очень сильно, повернуться и уйти, убежать отсюда, но что-то меня держало. Внезапно я понял, что ни на работе, ни у людей шефа ее нет, и, наверное, не будет. Я почувствовал ее запах, потянув носом воздух для пущей картины, я уловил еще запах смерти. Смерти... Я прошествовал на кухню, где мы несколько раз попивали чаек, в полной уверенности, что... Но наихудшие мои опасения не осуществились - ее трупа там не было. Там вообще не было трупов. Все было чисто, опрятно, аккуратно расставлено по своим местам, можно было подумать, что здесь ничего по назначению не используется, а только каждый день протирается и моется. На кухонном столе одиноко белел листок бумаги стандартного формата. Я взял его и прошел в гостиную. Почему-то мне захотелось прочитать его там, а не на кухне. Я уселся на софу, поставил листок на лакированное покрытие кругленького маленького столика и опустил вслед за ним свой взгляд. Смутное предчувствие не покидало меня. Словно вот-вот случится беда, а я не в силах не то, чтобы помешать этому, а вообще не могу двинуться с места. Тряхнув головой, я начал читать.

" Прощай, Той.

Если ты читаешь эти строки, значит ты не понял ничего, как я и предполагала. Я долго искала человека, который смог бы верить так, как верил он, но - увы, я, к сожалению, так никого и не нашла. Не знаю, что случилось с миром, но никто больше не верит, даже я. Не знаю зачем я это пишу, наверное, надеюсь, что кто-то меня поймет, надежда, как известно, умирает предпоследней, последним умирает человек. Я устала от мира, я ненавижу себя за то, что не умею верить, я ненавижу себя...

Как он сам говорил, поэт из него никудышный, а это он жестоко оставил в моей памяти, уходя:

Ярко звезды сверкали

Над башнями замка,

Тихо кошки стонали,

Умирая в воде.

Ты стояла и ждала,

Мечтая о прошлом.

Тебе его не хватало

В последнем огне.

Только ночь все шептала

На ухо о жизни,

Только ты все мечтала

О забытой любви.

И давно мост опущен

На грешную землю,

Но твой грех был отпущен,

Обернись, посмотри

Как отражаются звезды

В стоячей воде,

Проржавели гвозди,

Прогнила доска.

Ты не ступишь вперед,

Ты боишься судьбы.

Твою душу с рассветом

Затопит тоска.

Так всю ночь ты стояла

Под башнями замка,

Ярко звезды сверкали,

Умирая в воде.

На рассвете растаял

Этот замок надежды,

Только он все кричал

В рассветном луче.

Он ушел, не вернулся,

Позвав за собою,

Только мост чуть прогнулся

Под черной ногою.

Ты хотела бежать

Вслед ушедшей любви,

Только ты не сумела

Даже шагу ступить...

Прощай, Той.

М. Наумкина"

В памяти всплывают какие-то размытые строчки, которые следовали за этим стихотворением, но всплывают они только сейчас, спустя десять лет после тех событий. Я понимаю теперь, что она очень хорошо изучила мой психологический портрет, и написала там что-то такое, что задержало меня там, не пустило к компьютеру, что-то такое, что я сразу забыл это что-то, а потом я нашел только пол-листка, вторая половина исчезла неизвестно куда, остались только первые строчки прощания и стихотворение. Она точно рассчитала все мои поступки и основные направления мыслей, она учла мою интуицию, вернее, она блокировала ее на некоторое время, хотя это казалось мне раньше невозможным. Но это я считаю так сейчас, а тогда... Тогда же я помню только бушующее пламя перед глазами, когда я прочитал все, что было на листке, я помню, что сидел и какая-то мысль пыталась пробиться к моему сознанию, даже не мысль, а, скорее, потребность сделать что-то. Прошло несколько минут, когда я понял, что нужно сделать, и еще минута, после которой я подорвался с места и побежал к себе, матерясь на ходу. Оказавшись в своей квартире, я рывком надел на голову шлем, вошел в виртуалку и запустил программу срочного входа в мир Майи, слава Богу, что я когда-то написал ее, словно чувствовал, что она мне может сильно понадобиться.

И пустота в своем невежестве поет...

Пламя, всепожирающее и беспощадное пламя только было вокруг меня, горький дым щипал ноздри и глаза, все это было настолько реально, что я еле удержался на грани, еле отвоевал свое сознание, отгородил его от всего этого холодной стеной контроля жестокой ценой, которую заплачу потом, но цена меня тогда не интересовала, я опять был в поиске. Все вокруг горело, я не знаю, что там могло гореть, но горело буквально все, даже асфальт. Вместо обычной моросящей серости был только дым и огонь. Как в бреду, с помощью невероятных, казалось бы, усилий я пробивался к памятнику.

Что морок сердца моего ушел как дым...

Иногда дым на минутку рассеивался, и тогда я видел на постаменте две неясные фигуры, два силуэта, обнявшись, стояли там. Контроль над сознанием потихоньку уходил, и я вновь почувствовал горечь пожара, оглянувшись назад, я заметил пустоту - огонь уничтожал этот мир. Или это я своим присутствием довершал начатое. Я чувствовал, как тлеют у меня на голове волосы, как болит обожженная кожа, как... Я рванулся вперед и вырвался на мгновение за пределы огня. На постаменте была Майа, а рядом... Тут дым снова застлал глаза, и мне пришлось снова пробиваться вперед, к памятнику.

Возле ограды, буквально за два метра от постамента, стена пламени, взметнувшаяся передо мной, заставила меня остановиться. Я напряг себя, взял всю свою волю в кулак, но было поздно - я понял, что проиграл огню эти последние шаги. Я стоял и ждал, пока огонь уничтожит все, что осталась от этого мира.

Пламя на мгновенье отступило, и мне показалось, что на постаменте только один силуэт, показалось даже, что я узнал его, это будто бы кто-то из моего прошлого, с того времени, когда я только начал активно работать с компьютерами, когда появилась виртуалка, но пламя вновь взметнулось, обрывая виденье, и сквозь его языки я опять угадывал там две фигуры - мужскую и женскую.

Последнее, что я запомнил - это пустой постамент, исчезающий во вспышке огня.

И свет сознания затих, и темнота меня не ждет...

Я очнулся в темноте и долго находился там, расслабившись и отогнав от себя все посторонние мысли. Потом я вспомнил, кто я такой и где нахожусь, и снял шлем с головы. На экране монитора мигало красное предупреждение об атаке неизвестного вируса, потом оно сменилось синим, сообщающем, что атака вируса успешно отражена, присутствие чужих программ в памяти компьютера не обнаружено. Мир Майи исчез...

Помню пустоту, охватившую меня, вернее помню, что она была , была эта пустота, я отрешенно смотрел на мир в те дни, помню - приходил следователь, чтобы выяснить обстоятельства гибели Майи - она попала в автомобильную катастрофу, вернее, переезжала через железнодорожные пути, и что-то заглохло в ее автомобиле, и поезд превратил его с ней внутри в металлическую лепешку. Следователь хотел знать могло ли это быть самоубийством. Не знаю, что я сказал ему тогда, но официальной версией осталась авария по вине водителя. Шеф некоторое время пребывал в шоковом состоянии, узнав, что всей нашей организации на протяжении полтора года мешал работать всего лишь один человек, причем на нас она почти и не обращала внимания... Она ушла, попытавшись что-то сказать, что-то важное. Интересная игра - жизнь. Я до сих пор не знаю, откуда она входила в виртуалку, ведь в ее квартире не было компьютера, к тому же она нигде не работала уже в то время. Как она узнала, что я - это Той? Той - один из старых хакеров, начинавших на заре виртуалке, когда еще был жив Мос, уже тогда ставший легендой, творивший все, что ему в голову придет и неожиданно исчезнувший неизвестно куда. Мос, на которого мы, желторотые юнцы, равнялись и безнадежно мечтали превзойти его. Мос, человек, который создал множество миров, превзойти какие не смогла даже она. Мос, который писал потрясающую музыку, рисовал странные картины. Мос, с которым невозможно было долго общаться, который и без наркотиков казался вечно под кайфом. Таким его запомнили, а потом этот образ сотни раз перекрутили и выпотрошили. Мос, который верил. Мос, который стоял на постаменте искусства перед тем как уйти, и чей образ Майа восстановила в своем мире...

Я - человек рациональный, я не верю в сверхъестественное, я знаю что его нет. И поэтому я просто не верю...

В чудеса...

Ведь нет уж ничего, что было бы иным...

ИГРЫ С ВОДОЙ

Минута бессилья...

Минута раздумия...

И сломлены крылья

Святого безумия.

З.Н. Гиппиус

Двери закрылись. Он ушел. Последний из тех, кто мог бы почувствовать, поверить. Но не захотел. Что ж, старая чернильная ручка чертит пером белый лист, оставляя за собой черных насекомых прощания. Стихотворение, написанное другим, действительно ушедшим, которого она не поняла тогда, а сейчас и нет той веры. Психологическая ловушка для интуитива. Пора. Ее сознание было раздвоено - одна часть здесь в реальном мире, другая - там, в виртуальном, где она и прощалась сейчас с тем, кто научил ее этому трюку раздвоения, вернее, прощалась с его образом, воспоминанием о нем.

Точка. Еще одна. Третья. Прощай. Женщина поднялась с кресла, посмотрела на столик и скорректировала эмоциональную обстановку в комнате - здесь он будет читать эти строки. Прошла на кухню и убрала там все до блеска, затем положила лист с требуемым текстом на кухонный стол.

После недолгих сборов она вышла на пустую лестничную площадку, прикрыла дверь и начала спускаться вниз.

Вдохнув затхлый вечерний воздух, женщина достала сигарету и чиркнула зажигалкой. Язычок огня задрожал на фоне старого, построенного еще в советские времена, девятиэтажного здания, и в то же мгновение в другом мире, последним ее виртуальном творении, появилось на границах первое пламя, начавшее методично уничтожать его. Не спеша, осторожно ступая, женщина направилась к гаражам. Вокруг было пусто, именно так, как ей хотелось.

#

Все дождик да дождик... Все так же качается

Под мокрым балконом верхушка сосны...

О, дни мои мертвые! Ночь надвигается -

И я оживаю. И жизнь моя - сны.

З.Н. Гиппиус

Карета, запряженная четверкой породистых белых лошадей, плавно подкатилась под дом. Возница щелкнул языком и натянул вожжи.

- Едем! - радостно воскликнула Майа и весело сбежала по ступеням. День был под стать ее настроению - солнечный, счастливый, играющий яркими глубокими красками. Птицы захлестывались мелодиями своих трелей в пряном майском воздухе.

- Ура, - тихо проговорила девушка, забираясь в карету. Уже. Пора нетерпеливого ожидания закончилась, и она едет на званый вечер в Замок, где встретится с наследником графа. Ура. Приятное возбуждение, щекоча ее изнутри, довольно перекатывалось с места на место. Они тронулись и выехали на алею с цветущими каштанами по обе стороны. Аромат цветов все еще кружил голову, когда они свернули на утрамбованную дорогу к Замку.

Два часа Майа наблюдала пасторальные пейзажи, затем начались холмы, и слева вскоре показалось море. Ветер ударил в ее лицо запахами водорослей, соленой воды и всех остальных прелестей этого огромного вместилища жидкости. Он растрепал смоляные волосы девушки, и та широкой белозубой улыбкой ослепила солнце. Через несколько минут открылся вид на Замок, который гордо возвышался над скалой, темной своей громадой бросая вызов небу. Белые облака резко контрастировали с черными башнями, от этого у девушки захватило дух, и она перестала дышать, любуясь открывшемся ее взору великолепием.

Решетка ворот с лязгом опустилась за ними, и экипаж остановился в центре первого внутреннего двора. Майа открыла дверцу и в тот же миг увидела наследника графа. Неясная тревога коснулась краешком крыла ее сердце, словно какие-то воспоминания пытались пробиться к ней сквозь толщу времен, но тут же все это исчезло, испарилось, оставив только легкую дымку недоумения, которая сразу же растаяла под щедрым солнцем и ветром с моря. Наследник был наряжен в черные облегающие одежды, но плащ за спином был вызывающе белым с большой красной эмблемой Замка, плащ этот гордо развевался, хлопая складками материи на ветру.

- Вы удостоили меня высочайшей чести лицезреть Ваше небесное лицо, сударыня, - склонился в почтительном поклоне наследник.

Девушка хотела подбежать к нему и прижаться к его телу, но лишь произнесла в ответ:

- Ну что Вы, это для меня является необыкновенным счастьем присутствовать в Замке, сударь, - опустив глаза, она тихо добавила, - и видеть Вас...

- Вы, наверное, устали с дороги, - он взял ее под руку. - Пройдемте, я провожу Вас к комнатам отдыха...

- Спасибо, но мне хотелось бы осмотреть Замок и его окрестности, как никак, я здесь впервые, а столько интересного слышала об этом месте. Не могли бы Вы стать моим сопровождающим?.. - с надеждой Майа взглянула на лицо наследника.

- Конечно же, о прекраснейшая, это величайшее событие в моей жизни. Я даже не смел и мечтать об этом.

Опять непонятная тревога взмахнула крылом на горизонте и сразу же исчезла.

Они стояли на верхнем этаже западной башни, взявшись за руки, и молча смотрели на море. Ветер смеялся вокруг них прозрачностью неба, и все чувства в душе обострились, усилились в несколько раз, оставив привкус соли на губах.

- Красиво, наверное, смотреть на Замок в лучах заходящего солнца, - вздохнула Майа, приложив правую руку к груди.

- Вы хотите увидеть такое зрелище, сударыня? - наследник обернулся и внимательно посмотрел на нее.

- Разве это возможно? - возбуждение наполнило ее голос дрожанием последней капельки росы под утренним ветерком.

- Конечно же, моя госпожа. - Его плащ взметнулся. - Мы возьмем лошадей и отправимся на холм недалеко отсюда, с которого открывается прекрасный вид на Замок. Как раз через полтора часа солнце будет садится за море, освещая последними лучами силуэт символа мира в нашем графстве.

Копыта коней, казалось, и не прикасались к земле, когда они мчались по широкой дороге, огибающей впереди выбранный холм. Дышалось легко и свободно, Майа чувствовала, что счастье и веселье переполняют ее, готовые выплеснуться наружу в виде смеха. Вскоре она все-таки не выдержала и засмеялась. Легко, свободно. Они свернули с дороги и начали подниматься на вершину холма.

С холма было видно и Замок, и море за ним, и солнце, падающее в это море. Бывшие белыми облака теперь стали серо-фиолетовыми сверху и розово-оранжевыми снизу. Контуры крыш, стен, разных башен и башенок были резко очерчены на фоне красного полудиска солнца. Поднялся сильный ветер, и наследник обнял Майю за плечи. Девушка вздохнула и положила голову ему на плечо, в глазах ее стояли слезы, в которых отражался закат.

В зале было шумно, множество гостей бродило туда-сюда, иногда кучкуясь и обсуждая разнообразные темы. Слуги разносили напитки и легкие закуски по залу на фоне приглушенной музыки. Майа была в черном бархате, усыпанная бриллиантами, глаза ее лучились весельем и радостным возбуждением. Наследник держал девушку за руку, и тут опять в душе ее появилась тревога, всего лишь на миг, но и этого хватило, чтобы лицо ее помрачнело. После этого она заметила, что все присутствующие исчезли, а за окнами черными вихрями клубилась пустота, оттуда доносились негромкие пронзительные завывания одичавших труб и гул тишины. Девушка моргнула, и оказалось, что наследник крепко держит ее за руку в ожидании чего-то. Тут она заметила, что все в зале умолкли и смотрят на графа. Тот прокашлялся и тяжелым голосом начал речь:

- Я пригласил вас всех сюда, дорогие гости, чтобы вновь увидеть ваши дружеские лица, поговорить с вами в непринужденной обстановке, выпить вина, послушать музыку, но, кроме всего этого, я хотел бы объявить о помолвке моего сына..., - Майа вздрогнула, - ...с одной из самых прекраснейших представительниц древнего и благородного рода..., - услышав свое родовое имя, она ошеломленно взглянула на отца, стоявшего в другом конце зала, и встретила не менее шокированный ответный взгляд. Вдруг она поняла, что это говорят о ней, это она будет помолвлена с наследником графа...

- Майа, - тихий голос над самым ухом. Он ни разу еще сегодня не назвал ее по имени. - Вы согласны?

Она сглотнула и также тихо ответила:

- Конечно. Конечно же... - и долгий, долгий поцелуй, соединяющий их...

А потом была музыка, и они танцевали, и зал с гостями кружился вокруг них, волшебные яркие люстры над головой тоже пустились в танец, лица, улыбки, голоса и дурманящий запах его тела, она смотрела в глаза его и видела там только отражение своего счастья... Музыка стихла и тут же заиграла вновь, это была уже другая мелодия, и они решили выйти на балкон.

Все вокруг было радостным, как в сказке, такого не могло быть в действительности, все это было таким нереальным. И, словно услышав эти мысли, странная тревога окатила ее штормовой волной и разбилась тысячами брызг, исчезая. От этого она неожиданно споткнулась, и наследник озабочено спросил:

- Что с Вами?

- Ничего, ничего, - как можно спокойней ответила та, - Просто показалось кое-что...

Сказка, нереальность, подумала она снова, но тревога не возвращалась. Тихо, облегченно девушка рассмеялась...

Полная луна низко висела над водой, и дорожка от ее света протянулась по морю к подножию Замка. Легкий ветерок дул оттуда, шевеля волосы на голове девушки. На длинном балконе кроме них почему-то никого не было, это было странным, но в тот момент это показалось естественным, само собой разумеющимся. Они подошли к бледным в свете луны мраморным перилам и некоторое время молчали, любуясь ночью. Ароматы чужих далей окутали их, зазывая за собой в вечное странствие. Он обнял ее за талию и тихо вздохнул. Все было как во сне. Странном, прекрасном, неземном сне...

- Наследничек, - насмешливый, до боли знакомый голос раздался слева. Юноша резко развернулся в ту сторону и как-то странно дернулся, рука его сползла с талии девушки. Он попытался что-то прохрипеть, но вдруг ноги его ослабли, и тело начало опускаться на холодный камень. Только сейчас Майа заметила, что из шеи его торчит нож с витой черной рукоятью. Не веря своим глазам, она смотрела, как наследник медленно распростерся на мраморе. Словно оглушенная она взглянула на человека, стоящего неподалеку и пристально наблюдающего за ней. На нем была странная пятнистая одежда... Хаки, успела вспомнить девушка чужое слово...

#

Стою над могилой,

Где спит дерзновение...

О, все это было -

Веселье, волнение,

И радость во взоре

Молитвенно-чистая,

Веселые зори

Сирень восьмилистая...

З.Н. Гиппиус.

Отбой. Майа сняла шлем и повернулась к парню. Тот стоял в расслабленной позе, что-то напомнившей ей, где-то уже она видела эту позу. Его шлем покоился на столе возле компьютера. И когда он успел его снять?

- Потрясающе, - сказала она. - Никогда не думала, что возможно такое глубокое погружение в виртуальный мир.

- Кто тебе сказал, что он - виртуальный? - парень почти мгновенно пересек комнату и как бы прыгнул в кресло. - По идее, такое сотворить в виртуалке невозможно. Однако, кто ищет...

Девушка, видно не восприняла всерьез слова о невозможности существования в виртуальности мира, из которого только выбралась, и продолжила:

- Персонажи проработаны до мелочей, вроде бы и нет видимых несоответствий. Ты долго их делал, Мос?

- Майка, - собеседник весело улыбнулся, - Я все это делал по ходу действия. Буквально все.

- Как? - она затаила дыхание.

- Ты не поймешь, - махнул он в ответ рукой.

- Ну, Мос, - протянула она, - Объясни хоть в общих чертах.

- Я же сказал - ты не поймешь. - Парень внезапно рассмеялся. - Идем лучше побродим где-то в нашем мире.

Они вышли на улицу в солнечный день января, он смеялся, показывая ей далекие облака, она улыбалась своей загадочной нежной улыбкой, а потом просила рассказать что-то хорошее, и он говорил, говорил о том, чего нет и не может быть, но так, словно видел это все наяву. Она часто возвращалась к теме создания миров, это было ее любимым хобби, и, в конце концов уговорила его научить ее делать такие потрясающие сцены, как мир с Замком.

- Главное, - начал он, - забудь о любых ограничениях программ создания или возможностях машины, на которой ты собираешься это делать...

#

Ужель это было?

Какое обманное!

Стою над могилой

С надеждою странною...

З.Н. Гиппиус

Панель ворот гаража тихо поднялась. Женщина прошла внутрь и приблизилась к своему авто. Открыла дверцу, села на водительское место и завела мотор. Вспомнила глаза обеих. Как они похожи! Первый - творец, создатель, нашедший свой путь. Второй - прирожденный интуитив, забредший в тупик. Как и все мы. Вздохнув, она тронулась с места и выехала из гаража. Остановилась, опустила панель обратно.

Путь далек, и в конце его - тупик, и понимаешь, что нужно было взлететь вверх, подняться к свободе, но понимаешь-то это в конце пути, когда нет уже сил для полета. В конце жизни.

Разочарование. Никого. Два года бесплодных поисков везде, где только возможно. Никого. Люди потеряли веру. Полностью. Духовной жизни у них больше нет, не смотря на многочисленные секты, появившиеся еще в двадцатом веке. Мир обеднел, и это кажется таким естественным, затем становится страшным, а потом - равнодушие. Серое равнодушие...

Машина медленно проплывала сквозь вечер города, рассекая своим корпусом тяжелый воздух. Как поверить? Где найти кого-нибудь, кто бы мог так истово верить, что и она бы заразилась этим чувством? И ушла. Вслед за ним. Тем, первым.

Кое-где зажглись огни, тоскливые молчащие огни. Женщина ехала все дальше и дальше. На встречу. Последнюю встречу.

#

И вплоть до зари, пробуждения вестницы,

Я в мире свершений. Я радостно сплю.

Вот узкие окна... И белые лестницы...

И все, кто мне дорог... И все, что люблю.

З.Н. Гиппиус

Зеленые волны угрожающе медленно то поднимали, то опускали лодку. Весла бесшумно разрезали воду, устремляя ход посудины к виднеющемуся вдали берегу. Чайки резко кричали, словно требуя чего-то от синего августовского неба. Майа сидела на корме и с наслаждением вдыхала свежий соленый воздух. Она взглянул на гребца, и на сердце сразу стало как-то по-особенному тепло. Солнце играло в свои игры с рельефом мышц гребущего, создавая забавные движущиеся тени, и, казалось, смуглое тело парня вызывающе блестело в его лучах. Тепло на сердце.

Через час они добрались таки до берега, и стояли теперь на мокром песке пляжа, с облегчением разглядывая вечную музыку океана. Быстрое движение, скрепление рук, и вот - они бегут в город, улыбаясь ото всей души. В городе было непривычно пусто - жизнь здесь начиналась под вечер, часов в восемь, когда солнце низко висело над океаном, а пока только изредка им на глаза попадался кто-то из местных жителей.

- В этом доме живет Макс, мой очень хороший кореш. - Они стояли перед довольно богатой на вид виллой, вокруг которой в беспорядке, на первый взгляд, росли кипарисы.

- У тебя что - везде друзья есть, что ли? - Майа щелкнула языком.

- Как говорят опытные люди - в каждом порту у моряка должна быть жена, море любовниц и пара-тройка верных друзей, с которыми можно и правительство, при необходимости, свергнуть...

- Тоже мне моряк нашелся, - фыркнула девушка.

- Я только учусь, - пожатие плечами, и они целеустремленно направились ко входу.

- Хо! Какие люди! - хозяин был в белых шортах, белых тапках и не менее белой панаме. Ослепительно белая улыбка. В одной руке - толстая обрезанная, но еще не зажженная, сигара, в другой - свежая, скорее всего, газета.

- Проходите, милости просим, - еще одна широкая улыбка, шаг назад и приглашающий жест рукой с сигарой.

Пока мужчины, удалившись в другую комнату, обсуждали какие-то свои дела, Майа огляделась на месте. Это показалось ей занимательным, и она огляделась еще раз.

Попивая апельсиновый сок после обеда на террасе, они ждали вечера, точнее, момента, когда просыпается город и вели неторопливую беседу с хозяином. Мос окончил рассказывать о их приключениях и вздохнул.

- Вот так мы и оказались здесь, хоть и направлялись совсем в другую сторону.

Ветер донес издалека слабый крик одинокой чайки. Ровный голос парня нарушил наступившее молчание:

- Ну а как у вас здесь дела, Макс?

- Да все по прежнему, живем помаленьку, ловим рыбу, торгуем, по вечерам развлекаемся.

- Интересно, - парень хмыкнул, - Какие у вас тут развлечения?

- Гуляния. Народные. Танцы, выпивка, девушки, разные забавные истории и все в таком же духе. Как и раньше.

- Ну что, Майа, - он повернулся к девушке, - Отпразднуем сегодня наше спасение?

Та вздрогнула, оторвавшись от каких-то своих мыслей, глядя в тот момент на океан на западе, и кивнула головой. Затем взъерошила рукой свои волосы и рассмеялась.

- Обязательно отпразднуем. Ты только смотри там насчет девушек... - пригрозила она пальцем.

- Конечно посмотрю, - с улыбкой ответил он и нежно обнял ее...

В кабаке было шумно, хоть народу было не так уж и много. Пахло рыбой, потом, дешевым табаком и пьяным угаром. Возле входа валялся какой-то алкаш, успевший набраться до заката солнца и уснувший в благом невежестве. Макс взял пиво, Мос с Майей бутылку самого дорогого белого вина и какой-нибудь снеди. Начиналось празднование.

Они разлили по бокалам вино, чокнулись, выпили. Мос надвинул на глаза черную ковбойскую шляпу, позаимствованную у Макса, впрочем, как и весь остальной свой сегодняшний наряд - легкий белый снаружи, но черный изнутри, плащ, просторная иссиня-черная рубашка, темные обтягивающие штаны с клешами, сапоги с посеребренными стальными шпорами.

- Я - ужас, летящий на крыльях ночи, - просипел он.

Майа рассмеялась, вино слегка ударило ей в голову. Кабак начал понемногу заполняться в то время, как они опорожняли бутылку и лениво уничтожали нехитрую снедь. Вот, в каком-то углу заныла гитара, и девушка заметила, как ее парень бросил в ту сторону странный тоскливый взгляд. Но тут улыбка вновь осветила его лицо, и он, взмахнув шляпой, громко потребовал музыки. Майа вздрогнула, когда заиграли скрипки, призывно зазвенели бубны и начала сходить с ума та прежде грустная гитара.

- Танцуем! - и Мос, схватив ее за руку, вытянул девушку из-за стола и закружил, закружил в густом дурмане веселого ритма.

- Пляшем! - кричал он, и вскоре появилось еще несколько пар, стало смешно, свежо и ветрено, прозвучало несколько рыбацких танцев, затем опять что-то такое местное, народное, но, в то же время, до щемящей боли в венах, родное. Семь потов уже сошло с девушки, когда, наконец, ее, разгоряченную и возбужденную, остудила медленная мелодия.

- Отдохнем, - выдохнул не менее горячий Мос и потащил Майу за столик, где сидел Макс с иронической усмешкой, прячущейся иногда в кружке пенящегося пива.

- Ты так и не изменился, Темный, - с непонятной интонацией промолвил он. Мос кивнул головой и упал вместе с Майей за стол. Девушка устало прислонилась к нему, и он осторожно обнял ее.

- И что с того? - спросил парень.

- Может, вспомним старые, добрые... - глаза Макса хитро блеснули.

- Возможно, - Мос отобрал у собеседника кружку с пивом и сделал изрядный глоток, - Сейчас, - выдохнул он. - Минуточку, - и он глотнул еще раз.

- Давай, - после недолгого колебания сказал он. Макс поднялся и прошел к музыкантам. Майа отдыхала у Моса на плече, прикрыв глаза.

- И что же вы вспомните?.. - с тихой усмешкой спросила она.

- Увидишь, - вздохнул парень. - Сейчас все увидишь...

Неясный страх заставил девушку широко открыть глаза и внимательно осмотреть помещение кабака. Но все было в порядке. Вечерело. На улице понемногу смеркалось, музыка стихла, танцевавшие быстро успокоились, кто-то пьяным голосом требовал продолжения, но этот голос быстро затерялся в восстановившемся привычном шуме.

Резкий аккорд, и сразу несколько безумных переборов струн больными пальцами. Мос исчез. Девушка быстро оглянулась, но не нашла его взглядом, хоть показалось, что где-то в толпе промелькнула черная шляпа.

"Бравые кабальерос...", - возник странный шепот в ее голове. Майа вздрогнула от следующего аккорда, как от удара.

Раздался веселый возглас, и на длинный стол, который неизвестно как оказался в центре помещения, и за которым уже сидели посетители, вскочил Макс в своем белом одеянии и ударил каблуком по лакированному дереву, вызвав удивленные восклицания. Тут же, с другой стороны, не перевернув ни одного бокала, взметнулся Мос, также ударив каблуком. Кто-то еще вскрикнул, но остальные замолчали, ожидая продолжения.

И музыка понеслась, безумные мексиканские ритмы под стук каблуков обоих танцоров, плащи их развевались, глядя на Моса снизу, можно было подумать, что плащ его черен, так как белый цвет все время был под потолком. Дикая круговерть рук, ног, шпор, сапогов, плащей, шляп заполонила все пространство стола, кружки и бокалы были поспешно убраны, и в музыку вплелся возбужденный звук чечетки. Глаза девушки светились восхищением и радостью, когда она смотрела туда.

Чья-то рука незаметно вылила полкружки темной блестящей жидкости на стол рядом с отбивающим ритм Максом. Тот сделал несколько шагов, подскользнулся, выпал из ритма танца и от неожиданности заехал носком сапога в чей-то нос.

- Свинья! - взревел могучий бас, и обладатель его дернул танцора за ногу. Макс мгновенно оказался на спине, ударившись затылком о край стола. Мос уже летел к нему, полы плаща его развевались словно бело-черные крылья. Удар его ноги опрокинул громко орущего верзилу с опухшим носом. Тут же началась драка, в которой оба танцора оказались на высоте, спрыгнув, впрочем, на пол. Майа, ничего не понимая, смотрела широко распахнутыми глазами на творящееся безобразие. От двух вихрей, каковыми являлись старые друзья, разлетались во все стороны орущие, стонущие и бессознательные посетители, оказавшиеся втянутыми в гущу месива. Несколько молодых парней немного умели махать руками, но долго в том темпе, который задали неудавшиеся танцоры, продержаться не смогли и вскоре оказались на полу.

"Герильясы", - прозвучал насмешливый голос в голове у девушки. Что за?..

Вскоре никто уже не решался подойти к двум мужчинам, стоявшим по разные стороны центрального стола. Они широко усмехнулись друг другу, но тут улыбка Макса угасла, он ухватился обеими руками за край стола, в непонимании посмотрел на свои дрожащие конечности. Издав горький хрип, он повалился на стол, в спине его торчал нож, по белой ткани плаща расплывалось темно-алое пятно. Мос медленно повернул голову к выходу и, глянув на первую яркую звезду, горевшую в темно-синем небе низко над горизонтом, издал душераздирающий вопль и вскочил на стол, плащ его взметнулся вверх черным маревом, а когда опустился, в руках танцора сверкнули призрачным светом два коротких серебряных клинка.

- Кто?!! - зарычал он на окружающих. В наступившей тишине послышался далекий щелчок взводимого курка. Майа бросилась к столу, и в то же время раздался выстрел. Мос дернулся и, развернувшись в воздухе, упал на бок. Пуля попала в сердце.

Девушка глянула на улицу и увидела там человека со странным пистолетом в руке, одетого в не менее странный пятнистый комбинезон.

"Занавес...", - последний раз раздался голос у нее в голове...

#

Иди сюда, взгляни-ка

Сквозь желтое стекло.

Взгляни, как небо дико,

Подземно и светло.

З.Н. Гиппиус

- Ух! - выдохнула девушка и откинулась на спинку черного кресла. Шлем, снятый с головы несколько минут тому назад, мирно покоился на выдвижной полочке стола. Майа наконец-то отдышалась и повернулась вместе с креслом лицом к Мосу. Тот, словно только и ждал этого момента, сразу ударил по струнам гитары и заиграл именно тот мотив, под который он танцевал в виртуалке. Присмотревшись к гитаре, девушка невольно вздрогнула - точно такая же была у одного из музыкантов там.

Музыка повлекла ее за собой, как всегда случалось, когда Мос начинал что-то играть. Словно недоступная человеческому глазу нить протягивалась в такие минуты между ними, музыка и была этой нитью... Нос у девушки зачесался, и, не удержавшись, она чихнула, разбив этим звуком волшебство мелодии.

- Будь здорова! - пожелал Мос, отставляя в сторону гитару.

- Не за что! - ответила Майа и рассмеялась. Парень усмехнулся и в ожидании вопросов уставился на нее.

Девушка задумалась, затем спросила о том, о чем давно неосознанно хотела узнать:

- Что ты хочешь показать мне этим?

Мос удивленно хмыкнул.

- Я думал, что тебя интересует техническая сторона сцены, а тут вот оно как...

Он замолк на мгновенье, собираясь с мыслями.

- Если честно - даже сам не знаю. Может, множественность миров... хотя нет, скорее всего, множественность личности.

Майа не поняла.

- Множественность личности?

- Ну, или сущности. Я не знаю, как это называется. Просто в одном человеке живет множество других, о которых он может и не догадываться. Уметь вызвать кого-то из них - это весьма даже неплохо, и это - один из путей, чтобы достигнуть понимания...

- Понимания чего?

- Ну... мира, например. Или самого себя. Что, в принципе, одно и то же.

- Для чего?

Мос пожал плечами.

- Чтобы жить полноценной жизнью. Радоваться каждому мгновению бытия. Пока это возможно.

Девушка попыталась осмыслить это.

- А если жизнь не складывается? Если все вокруг - грязно, пошло и жестоко, все подло и неправильно - тогда что? Наслаждаться этим?

Парень вздохнул.

- Не знаю, если хочешь - наслаждайся. По-моему, если человек живет так, как нужно, он сможет избежать этой грязи. Если она ему, конечно, не надобна.

- А другие?..

- Захотят - смогут. Не захотят - их проблемы. Нужно верить, тянуться к этому всем своим тонким телом, верить искренне, с любовью. И тогда все будет хорошо.

- Не верю.

- Майка, я ведь не Бог, чтобы знать все ответы. И не хочу их знать. Но если плохо, нужно уметь уйти...

- Куда?

- Не знаю. Поисками выхода я в последнее время и занимаюсь.

Неужели ему плохо, подумала Майа и увидела, что Мос отрицательно качает головой.

- Тут другое... - одними губами шепнул он.

#

Но ждать все страшнее...

Стою без защиты я...

Смеется, чернея,

Могила открытая;

З.Н. Гиппиус

И что же? Что же теперь? Пустота. Вечная, безмерная, беспредельная пустота. Ни тьмы, ни света, ни выстрела, ни вскрика. Ничего.

Тихий гул мотора и ни одной мысли в голове. Пусто. Даже боли нет. Женщина прикусила губу, чтобы почувствовать хоть что-то. Через некоторое время ее сознания достиг слабый болевой импульс. Несколько капелек крови выступило на прикушенной губе, с интересом поблескивая на свободе. Холодно. Женщина зябко передернулась и еще больше сбросила скорость.

Казалось - молодость была освещена ярким светом, и ослепительное сияние, когда она узнавала все больше и больше от него, и тепло... тепло в начале. Яркая вспышка и много тепла. А потом что-то случилось, и вера ушла, он ушел, и наступил холод, кинжалом пронзив внутренности и мозг, и страх..., а надежда жила, долго не сдавалась, не умирала и не давала умереть среди тоски и боли. А теперь - пустота. Неужели она потеряла свой пропуск на небо, билет в рай, или как там это еще называется? Все равно. И как отражение - ее последний мир, догорающий сейчас в виртуальности. Бедный Той, он так хочет понять все до конца, но не верит, не может верить. Увы, теперь он чувствует себя предателем, ему плохо, и она воспользовалась этим, чтобы подавить его способности интуитива. Он знает все, но отбрасывает, не замечая того, большую часть своего знания... Увы.

Пусто.

Страшно и мертво, и все равно - пусто.

Машина свернула влево, огни фонарей приглушенно задыхались в мертвом городском воздухе. Впереди показался переезд через пути старой железнодорожной ветки, по которой через час должен пройти торговый экспресс. Время последних мыслей и ожидания.

#

Я ведал душой, навсегда покоренной,

Что слов твоих я не постигну случайных,

Как ты не поймешь моих радостей тайных

И, чуждая вечно всему, что бездонно,

Зари в небесах не увидишь бескрайних.

З.Н. Гиппиус

Было на удивление теплое сентябрьское утро. Майа вдохнула свежий воздух просыпающегося города и автоматически поправила сумку с камерой. Вчера утром шеф дал ей задание взять интервью у знаменитого современного поэта, который вчера вечером посетил их город. Весь день она обрабатывала информацию о самом поэте, найденную в Internet-е, а также о его знакомых из города. В конце концов она узнала, что каждый раз, приезжая в этот город, недалеко от которого он родился, Эдвард (так его звали) на следующее утро обязательно отправлялся на еврейское кладбище на окраине, где некоторое время проводил в каком-то ритуальном созерцании старых памятников сразу за оградой.

Кладбище было открыто, будка сторожа пустовала, как, впрочем, и вчера, когда Майа наведалась сюда, чтобы осмотреться. Пели птицы, вставшее только недавно солнце рассеивало понемножку утреннюю дымку. За воротами стоял человек в черной куртке, когда-то носившей гордое звание "кожаной", и потрепанных синих джинсах. Он или нет, спрашивала себя девушка, подходя ближе. Человек не поворачивался на звук шагов и хруст гравия под ногами идущей, он все так же отрешенно смотрел на могилы. Скорее всего он, решила Майа и принялась обходить его с правой стороны, чтобы увидеть лицо для окончательного опознания. Черные очки на мгновенье остановились на девушке, после чего опять же развернулись в сторону надгробий. Не он, поняла Майа и оглянулась, собираясь отойти от незнакомца.

- Эдвард умер. Сегодня в четыре утра, Майа, - сиплый голос больно ударил по нервам девушки. Она вздрогнула и внимательно взглянула на фигуру стоящего незнакомца.

- Сердце, - не оборачиваясь, объяснил тот, - просто остановилось сердце. Ты хотела взять у него интервью, Майа?

- Да, - в замешательстве ответила девушка. - А кто вы такой, извините за нескромность? И откуда вы меня знаете?

- Ха! - человек развернулся и снял очки. Лицо, полное морщин, запухшее, словно от долгого запоя, усталые серые глаза. Тут Майа узнала его.

- Мос?..

Легкий кивок в ответ. Нехорошее предчувствие окутало девушку. На мгновенье, казалось, закружилась голова.

- Ты изменился, - Майа подумала и добавила, - Очень.

Еще один кивок.

- Ты знал Кинга?

Мос вздохнул и осторожно тронул пальцами правый висок.

- Да. Мы были друзьями. Хорошими друзьями...

- Он и вправду умер?

- Угу. В четыре утра... Вчера вечером мы нехило посидели у меня на хате, попьянствовали в старой компании, ну там - шампанское, две бутылки водки на пятерых, хорошей такой водовки - он привез из столицы - все тихо, мирно. Он почти не пил, был бледный такой, пригубил шампанского..., - Мос закашлялся, вытащил сигарету и дешевую одноразовую зажигалку, руки у него дрожали неимоверно, прикурил, - Сколько он всего наговорил-то... О-о... Давно он не был таким словоохотливым, наоборот - ему обычное дело было молчать с легкой тоскливой такой усмешкой, а тут - словно прорвало человека: о семье, о любви, о путешествиях, о музыке. Сколько он всего наговорил, просто вспомнить больно... Эх... И о боли тоже говорил. Видно, мучила его окаянная...

Хриплый голос Моса затих, он повернулся лицом к могилам, передернул плечами. Майа лихорадочно соображала, что делать дальше. Через минуту ее незваный собеседник сказал:

- Где-то здесь похоронены его родители и сестра... Где - не знает никто. Даже он сам... не знал. Поэтому просто приходил сюда и как бы общался с ними. По своему, по поэтическому...

Майа приняла решение.

- Может, расскажешь мне о нем побольше?

Он медленно кивнул - хорошо.

- Давай, сходим в какое-нибудь другое место, - предложила она, - где мы могли бы спокойно посидеть и пообщаться.

Мос повернулся к ней:

- Идем ко мне, попьем чайку, у меня все его сборники есть, есть и неопубликованные стихи.

- Отлично. Только мне надо сделать один звонок.

Мос отрешенно кивнул - звони...

Когда они добрались к старинному четырехэтажному зданию (памятнику архитектуры), где жил Мос, было уже полвосьмого утра. Третий этаж, до невозможности грязная лестничная площадка, двери налево.

- Когда он ушел от тебя? - спросила Майа.

- Рано. Без четверти двенадцать, кажется, - достав из заднего кармана ключи, Мос отомкнул дверь и махнул рукой - проходи.

- Сегодня ночью, в полчетвертого, он позвонил мне, сказал, что умирает, попрощался. Я не смог к нему дозвониться и помчался туда со всех ног. Когда прибыл, было уже поздно, двери были отворены, еще пару человек прилетело туда приблизительно в то же время, он всем им позвонил, как и мне, но было поздно, слишком поздно, кто-то вызвал "скорую", они мигом увезли его в реанимацию, врач сказал - сердце. Просто остановилось сердце.

Мос прошел на кухню, поставил чайник, зажег газ и грустно добавил:

- Наверное, от боли.

Они поговорили, Мос был неплохим рассказчиком, попили чаю, Майа сделала необходимое число кратких заметок-набросков, записала всю кассету в диктофоне и направилась в редакцию набирать статью, уже почти оформившуюся в ее голове.

Грязный дождь все лил и лил за окном, ветер захлебнулся в его струях и теперь тихонько завывал в водосточной трубе.

- Все краплет и краплет, - с серьезным видом заметил Мос. Майа рассмеялась. Как ни странно, Мос сегодня был трезв, а это, как узнала Майа за целый месяц, когда она почти каждый день приходила сюда, в его квартиру, случалось довольно таки редко.

- Зачем ты пьешь? - спросила она.

- Традиция. - тихо ответил он, пряча глаза.

- Какая традиция?

И тут он громко расхохотался. Его злой хохот заполнил всю квартиру, пробрался под дверью, поспешил по ступенькам вниз, все ниже и ниже, вылетел из подъезда, довольно оглянулся, одним прыжком достиг водосточной трубы, заглянул туда, потом весь сжался и пролез в эту самую трубу, ветер, находящийся там, тихо пискнул и умолк, наступила тишина, в этой настороженной тишине Майа слышала только шум дождя, непрекращающийся шум вечного дождя...

- Славянская... - сказал Мос, закончив смеяться, - традиция. - он хмыкнул и продолжил, - Который век уже наш народ пьет и пьет, и пьет, пьют все - от дворника до президента, не говоря уже о бомжах, пьют напропалую, постоянно и неизменно. Глуша тоску, страх и любовь, пряча их в бутылку, дающую блаженное отупение... А зачем тебе это?

- Эх, алкоголик, - Майа криво усмехнулась, - Мне больно видеть, как ты пропиваешь себя, свои чувства, свой рассудок. Посмотри, как ты живешь! - она обвела рукой вокруг, - Как какой-то бомж последний, честное слово, а ведь был лучшим учеником в классе, тебе пророчили блестящее будущее, с твоими-то мозгами и руками можно столько заработать!..

Он кивнул:

- Ага. Чем больше заработаешь, тем больше можно пропить.

- Да очнись же, Мос! - она уже кричала. - Разве жизнь стоит того, чтобы ее пропить? Разве?!! - она махнула рукой и нормальным голосом сказала окну, - Эх, алкоголик...

А дождь все стучал по мокрой земле, по листьям, по асфальту, медленно разрушая его; капли гулко ударялись о наружные подоконники, стекали по стеклам, и потоки воды падали с черных крыш, разбиваясь внизу на тысячи брызг.

- Когда не пьешь, - сказал он совершенно другим, серьезным голосом, - начинаешь сходить с ума, идешь по улицам, видишь настоящее лицо этой реальности, и что-то внутри скручивает все в узел, в бесконечную спираль боли и оскорбления унижением, тоска хватает за горло, и эта самая жизнь тупой пилой бессилия отпиливает вначале руки, которыми можно что-то делать, потом ноги, чтоб никуда не ушел, потом принимается за шею, чтобы, словно вспомнив о чем-то важном, остановиться на полпути, и в спешке острым топором обрубывает сломанные давным-давно крылья - просто так, на всякий случай (а ты смотришь на все это, дико вращая глазами, а кровь теплой пульсацией хлещет из твоей наполовину распиленной шеи) - затем злорадно потирает руки и бесконечно медленно продолжает свое святое дело. Вот она жизнь, - на мгновенье он замолчал, затем продолжил, - А алкоголь, алкоголь - это всего лишь снотворное и обезболивающее одновременно, и когда просыпаешься утром со страшного бодуна, у тебя нет ни мыслей, ни чувств, губительных для твоей психики. Таким образом бежишь всего этого.

Донесся хриплый раскат грома. Майа вздрогнула и ответила:

- Но есть же люди, которые не пьют. Всю жизнь не прикасаются к спиртному.

- Есть. Им кажется, что все в порядке, они никогда не сталкивались с обыденной грязью мира. - Мос на мгновенье запнулся, затем поправился, - Точнее, они сталкиваются с ней, но не осознают, не воспринимают ее таковой, какой она есть, ищут причины тому, что происходит, и, что самое интересное, находят такие причины - пусть неубедительные, пусть наивно идеализированные, зато служащие великолепным щитом от прикосновенья реальности.

Реальности, отдалось эхом у Майи в голове.

- Ты дурной, - мягко произнесла она.

- Я знаю, - грустно усмехнулся он в ответ. Она протянула руку и погладила его по щеке.

- Ты очень дурной, - повторила она.

Он взял ее ладонь (за окном стремился в безбрежность мудрый дождь), осмотрел ее все с той же усмешкой, потом осторожно отпустил. Поднялся.

- Пора спать. Будешь со мной?

- Буду, - она стянула блузку через голову и еще раз робко прикоснулась к его щеке.

Утром Майа устроила генеральную уборку жилища. Мос куда-то запропастился, не сказав ни слова, взял и ушел.

Закончив с уборкой, Майа загрустила и села у окна, долгое время смотрела на дождь, лениво перебирая свои мысли и чувства.

А потом он вернулся, улыбнулся ей. Сказал серьезно так:

- А мы пьем... Весь народ наш пьет и не просыхает ни на маленькую капельку спиртного. И будет пить. Даже в будущем, когда появится новая реальность. Виртуальная. В которой я создам этот мир и покажу его тебе (она усмехнулась). Хочешь увидеть будущее, Майа? - хитро посмотрел на нее и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Знаю, все хотят. Идем.

На улице было сыро. Все было до невозможности сырым и серым. Усталым.

Пройдя пару шагов, они остановились. Прикурили. Мелкая морось мешала думать, рассуждать рационально, и Майе показалось, что и дым сигарет стал сырым, как все остальное вокруг, она вспомнила, что в сумочке у нее есть зонтик, достала его, хотела раскрыть. Рука Моса легла сверху ее руки. Он сделался скорбным, восемнадцать тысяч морщин пробежало по его лицу.

- Дай, я взгляну на него, - попросил он, и девушка медленно, как во сне, протянула ему зонтик.

Он внимательно, со всех сторон, осмотрел его и предложил:

- Мы не будем его открывать, правда?

Девушка хотела что-то сказать, но запнулась на вдохе, и...

- А ведь правды нет, - весело сказал он и крикнул: - Как и лжи! Особенно в ногах.

Он хитро подмигнул ей, ему было весело, потянул за руку - пошли скорей, словно на свидание с чудом, словно в надежде увидеть пепел грядущего.

Впереди показалась маленькая площадь, которую Майа никогда раньше не видела в своем городе. Там стоял памятник, за мелкими капельками дождя не было видно, кто стоит на постаменте. Перед памятником стояло двое, мужчина и женщина. Вдруг одна из фигур рассыпалась мелкими капельками...

Майе стало плохо, она покачнулась, сознание закружилось оттенками серого, все вокруг померкло, и на мгновенье она увидела - пустота, в которой кто-то очень злой и умирающий рассказывает кому-то сказку. Последнюю сказку...

Очнулась она перед подъездом Моса, дождь зарядил сильнее, капли с изрядным трудолюбием стекали по ее лицу. Рядом стоял Мос с тревожно-виноватым выражением лица.

- Прости, - послышалось ей, когда они заходили в квартиру...

- Что ты со мной делаешь, милочка? - тихо спросил он вечером неделю (неделю, разбухшую от дождя) спустя. И так же тихо продолжил. - Я не хочу больше пить. No alkohol. Never.

Еще через неделю пришло солнце, яркое, веселое солнце стучало в окна, двери, звало всех на улицу, кричало - пляши!..

Вечером он нажрался, как свинья, и, крича о том, что пить надо бросать постепенно, именно постепенно, попытался грубо овладеть ею, слюна стекала по алчущему подбородку, и...

И Майа ушла, унося в сердце обиду, тревогу и тоскливую щемящую грусть.

Всю ночь она сидела и размышляла. Под утро, когда голова уже разрывалась от алогизмов и никотина, она прошла в спальню, уткнулась в подушку и начала всхлипывать.

В восемь часов, утром "ранним", Майа стояла перед подъездом Моса (красные опухшие глаза) и прислушивалась к себе. Пора расставить все по полочкам, решила она и зашла в подъезд. На лестнице, между вторым и третьим этажом, ей, взбегающей по ступеньках с почему-то радостным сердцем, встретился смутно знакомый человек. "Комок", грустные глаза, в которых мелькнуло на мгновенье что-то крысиное, а потом - словно встало пламя, и отсветы бросают тени на идеально гладкий лоб старой одиннадцатилетней девочки, и дрожит рука с пистолетом, и...

Майа стряхнула наваждение.

- Здравствуй, - поздоровался полузнакомец.

- Здравствуйте, - ответила Майа, и страх, ярый страх охватил ее, что-то вспомнилось, что-то важное...

- Все уже расставлено по полочкам, - догнал ее снизу страшный голос.

Она ворвалась в квартиру Моса (двери были открыты), чтобы увидеть висящее в петле тело, чуть заметно раскачивающееся туда-сюда, туда-сюда, туда...

Словно остановилось сердце.

На улице светило сладкое солнце.

#

У каждого свои волшебные слова.

Они как будто ничего не значат,

Но вспомнятся, скользнут, мелькнут едва, -

И сердце засмеется и заплачет.

З.Н. Гиппиус

Девушка задумалась, глядя на скрин-сейвер, пляшущий на экране дисплея. Мос, подождав немного, прошел на кухню. Затем вернулся с двумя пластиковыми чашками кофе. Одну поставил перед ней, другую взял в обе руки и дерзко ухмыльнулся, но Майа не заметила этой ухмылки.

Через некоторое время парень заметил:

- Кофе остывает.

Майа отрешенно кивнула головой и взяла чашку. Отхлебнула. Затем сказала:

- Мне нужно некоторое время побыть одной. Подумать.

- Хорошо.

- Я сейчас уйду.

- Хорошо.

Она посмотрела на парня и увидела в его глазах веселые искорки. Нашкодивший школьник.

- Я позвоню.

Мос кивнул - хорошо. И рассмеялся. Она ушла, оставив недопитый кофе рядом со шлемом. Парень тяжело вздохнул. Он зверски устал.

Через несколько дней она позвонила, Мос с нетерпением взял трубку, посмотрел на ее лицо, выслушал ее слова и принялся ждать.

Двадцать минут спустя Майа вошла в незапертую квартиру, вся светящаяся от радостного возбуждения.

- Хочешь посмотреть, что я сделала? - весело (с надеждой) спросила она.

Он кивнул головой.

- Тогда надевай шлем.

Чтобы добраться до творения Майи, понадобилось шесть с половиной минут парения в Сети. Они приблизились к иссиня-черному додекаэдру, Майа дернула рукой, и объект причудливо развернулся в область входа в частный мир. Они скользнули туда.

Множество скал окружало их, за ними виднелись горы, сделанные из какого-то непонятного материала, ветер шевелил волосы Моса, парень нагнулся, поднял камешек, бросил в скалу, прислушался к получившемуся звуку, улыбнулся. Затем одним прыжком оказался на вершине скалы. Майа вздрогнула - сотворенный ею мир не предусматривал такого, она использовала свои права "творца" и оказалась рядом с парнем. Внизу, под скалой неестественно изгибались горы - фон, выбранный ею, чтобы обмануть человеческий глаз.

- Не то, - сказал Мос и вышел из виртуалки непосредственным образом.

Майа нахмурилась и полетела к точке выхода.

- Но это же красиво! - воскликнула она, снимая шлем.

Мос устало вздохнул.

- Ну, красиво. Что с того?

- Как что? - Майа возмутилась. - Это же прекрасно, такого раньше не было!

- Это - виртуальность.

- Это - новое искусство, Мос! Как ты не понимаешь?

- И что - ради этого стоит жить?

Майа вспыхнула, затем, как бы решившись, запальчиво сказала:

- Да! Ради чего же еще жить?

Мос грустно усмехнулся, осмотрелся, подошел к окну, открыл его и подозвал девушку к себе. Через мгновенье она уже стояла рядом. Парень взмахнул и тихо сказал: - Смотри.

За окном рос клен, его оранжево-красные листья тихо шелестели под легким свежим ветерком, где-то выше окна, на дереве, стучал дятел, звуки города доносились как бы издалека, снизу послышались детские голоса, смех, воздух со двора свежей прохладной волной хлынул на них, сметая своими запахами устоявшуюся духоту помещения. У Майи перехватило дыхание.

- Видишь? - шепнул Мос. - Вот ради такого и стоит жить. Не нужно ни знаний, ни усилий, ни умений, кроме одного - умения жить. - Он повернулся спиной к окну и непонятным образом оказался уже сидящим на подоконнике.

- Это дерево срубят, - робко возразила девушка и, не находя отпора, окрепшим голосом продолжила, - Птица запутается в проводах линий электропередач, воздух наполнится удушающей пылью, а дети подрастут и, словно крысы, пойдут убивать на улицы.

Мос с тревогой взглянул на нее.

- И поэтому нужно убегать в виртуальность?.. Так же говорило предыдущее поколение, но, как видишь, хоть моральные нормы слегка и сместились, мы не носимся по улицам, стреляя во все, что движется, стараемся спасти из природы то, что еще осталось, живем, в конце-то концов!

Майа горько усмехнулась.

- А как же твои виртуальные творения?

Парень медленно покачал головой.

- Это не виртуальность, вернее, не та виртуальность, которую можно реализовать на нашей технике. Я просто использую эту аппаратуру для воздействия на твой разум, для смещения твоего восприятия. Я переношу тебя в те миры...

- Опять... - протянула Майа.

Вновь покачав головой, Мос спрыгнул с подоконника и развернулся лицом к оконному проему.

- Они реальны так же, как и этот, - он протянул руку вперед, развернув ее ладонью вверх (на мгновенье Майе показалось, что рука исчезла, девушка вздрогнула), - Они так же реальны, - повторил еще раз и вздохнул, - А ты... не хочешь в это поверить. Боишься...

- Чего боюсь-то? - удивленно спросила девушка.

- Боишься узнать, что все твои представления о мире окажутся неправильны.

- Они правильны. - пожала плечами Майа.

- Но не полны.

- Да, не спорю. Но то, о чем ты говоришь - это бред. Бред, и ничего, кроме бреда.

- А как же то, что ты видела в шлеме?

- Так то в шлеме. Современная техника и не такое может.

- Неужели? А ты посчитай какое быстродействие нужно для отображения всей структуры любого из этих миров.

Майа замолчала, вспомнив о тех цифрах, которые она давно уже несколько раз выводила, о том, как долго сидела, думая, как такое можно сделать даже при помощи самых изощренных программистских трюков.

- А чувство времени? - продолжил спрашивать он, разглядывая трепет листьев клена. - Как ты с помощью компьютера сможешь обмануть свои биологические часы и в два часа уместить неделю, полную разнообразных событий?

- Ну ладно, что ты хочешь этим сказать? - девушка почувствовала себя сильно уставшей и ей захотелось поскорей окончить этот спор.

- Ничего, - он наконец-то развернулся к ней. В его глазах царила та же усталость, слегка приглушая их свет. - Идем, я куплю сигарет.

Он вздохнул напоследок и закрыл окно.

На улице, когда они прогуливались по парку, укрытому желтыми, оранжевыми, красными и коричневыми листьями, Майа в шутку спросила:

- Может, это - магия. А ты великий маг, восставший из колодца времени и попавший в наш техногенный век?

Они рассмеялись, затем на некоторое время замолчали, после чего Мос с неожиданной горячностью сказал:

- Магия, волшебство - все это слова. То, что человек знает эти слова, символы, то, что он раскладывает их в своей голове по местам - уже можно считать волшебством. А сам процесс мышления, сам факт возникновения логических и не очень цепочек, мыслей, осознание этого факта, восприятие окружающего мира - это ли не магия? Боже мой, да ведь это - самое настоящее чудо! Чувства, мысли, интуиция, лень, трудолюбие, смекалка, процесс воспитания личности, вся наша внутренняя жизнь - это ведь и есть волшебство, это - магия. Мы все внутри аморфны, как огонь, медлительны, как лава, текучи и стремительны, как вода горных потоков. Изменяя себя, мы изменяем окружающее. Изменяем реальность. Все потому, что это - внутри, и, понимая это, понимаешь также, что нет ни этого самого внутри, ни того проклятого снаружи. Весь мир - это ты, это вода, и, играя с ней, мы меняем себя, меняем мир, реальность, всю Вселенную... Главное - захотеть всего этого, поверить всей душой, поверить!..

- А ты веришь?

- Верю... Я сам - воплощение этой веры, а все, что я делаю - это ее отраженье.

- А смерть?

- Смерть... Она прекрасна, но, если захочешь, если поверишь - она не окончательна. И жизнь, и смерть - все одно. Просто по разному называется. Жизнь - это сон, один из многих снов, а смерть - пробуждение, тоже одно из многих. Или наоборот. Как хочешь, так и будет. А можешь захотеть - и смерть, или жизнь, станет окончательной, последней, и твоя сущность разольется по всей Вселенной, заглатывая ее, становясь ею. Если только захочешь... И поверишь...

- А Бог?

- Бог - в нас, и мы - в нем, отсюда следует, что ты - Бог, а Бог - это ты.

- Как гладко у тебя все получается.

- И не говори.

И веселый смех разнесся по всему миру.

- Очень гладко.

Смех.

#

Я требую чуда

Душою всесильною...

Но веет оттуда -

Землею могильною...

З.Н. Гиппиус

Тьма сгущалась, укутывая город тусклым электрическим покрывалом. Впереди был переезд, дорога была старая, вся в ямах и выбоинах - по ней уже лет десять никто не ездил. Жухлая трава чернела, выбившись из-под асфальта в глухом стремлении вверх, оба шлагбаума были опущены, разбитые упреждающие огни, ясное дело, не работали. Женщина в стоящей на месте машине взглянула на часы, тринадцать минут осталось ей, тринадцать минут, а потом - смерть... Смерть... Казалось, ее силуэт с косой, стоял возле второго, дальнего, шлагбаума, женщина присмотрелась и поняла, что это ей померещилось - никого там не было.

Весь воздух был пропитан тоской, понятой ею тоской, она вышла из авто, подошла к ближнему шлагбауму, осмотрела его - придется ломать. Хриплый смешок вырвался из ее горла. Город мерцал своими темными огнями, как затухающими звездами. Не было ни страха, ни радости, ни ожидания - только пустота да все та же прежняя тоска. Она вспомнила Тоя, и еще один смешок родился в ее горле, да, так и не вырвавшись наружу, умер там.

Она вернулась к машине, села в нее, мотор урчал с перебоями, дверца оставалась открытой; откинувшись на спинку, она опять взглянула на часы, надо будет разогнаться, чтобы проломить шлагбаум, пять минут осталось, пять минут, пять...

Издалека, возникая из шума вечного движения города, донесся гудок локомотива, она захлопнула дверцу, снова достала сигарету, прикурила, включила заднюю передачу, что-то теплое появилось на щеках, что это - слезы? - очень интересно, с чего бы это?.. тронулась назад, немного отъехала, переключилась на одну из передних, разогналась, удар, от которого она дернулась, но прогнившее дерево не выдержало и, помяв основательно бампер, сломалось, она въехала на пути, заглушила мотор, взглянула на часы, почти три минуты, еще нужно немного подождать, еще немного...

#

Во тьме идет неслышно дождь упрямый,

Безмолвный мимо пролетает ветер.

Задев крылами, сотрясает рамы

И вдаль летит без звука черный ветер.

З.Н. Гиппиус

Красное солнце низко висело над горизонтом. Свинцовые волны мерно накатывались на пляж и отступали, чтобы собраться с силами для новой предстоящей в скором времени попытки.

Одинокая чайка, черная на фоне алого диска солнца, томительно парит, высматривая добычу.

Выстрел.

Чайка падает вниз, ударяется об изменчивую плоскость моря, пытается подняться.

Два выстрела сливаются в один, разряжая небо статистическими разрядами.

Чайка захлебывается водой и пропадает между волнами, в этот раз - навсегда.

Он повернулся спиной к морю и устало побрел к виднеющимся вдали джипам.

Майа поднимает голову и, открыв наконец-то глаза, с мукой смотрит на удаляющийся силуэт.

- Мос... - хрипло шепчет она.

Он уходил.

- Мос... - рука медленно тянется по серо-багровому песку к нему.

Он уходил.

- Мос, - уже громче выдыхает она и беззвучно шевелит губами: - Стой... Стой, я тебе говорю... Не оставляй меня здесь, не...

Он уходил.

Ее голова бессильно падает обратно на песок.

Он уходил.

Вдруг ее тело выгибается диким спазмом, и в наступающих сумерках раздается истошный вопль:

- Мос!!!

Он даже не вздрогнул, шагая дальше.

Последнее, что она слышит, теряя сознание - шум заводящегося авто.

Треск веток в пламени костра. Красные круги перед глазами, черно-зеленая боль в теле. Тихий шепот. Потом - тишина. Еще позже - странно знакомый голос.

- Добрый вечер. Можно к вам?

- Добрый, - отвечавший немного замялся и повторил, - добрый... Что ж - садитесь.

Майа открыла глаза и поняла, что это - очень больно. Она попыталась повернуть голову, но от новой накатившей черной волны застонала, не смотря на все ее старания не производить лишнего шума до поры, до времени.

- А это кто? - спросил тот же знакомый голос.

- Это наша раненая. Нашли ее недалеко отсюда на пляже. Совсем плоха. Дина, поменяй ей компресс. Бегом.

- Давайте я помогу. Помимо всего прочего, я еще и врач.

Майа вспомнила этот голос и постаралась все-таки повернуть голову, чтобы убедиться в правильности своего воспоминания. И потеряла сознание.

Пришла она в себя только на следующее утро. Ее открытого горла осторожно касалось что-то острое и довольно холодное. Лезвие ножа, поняла она и открыла глаза. Лезвие убралось.

- Здравствуй, подружка, - прошелестел сухой голос.

Ранд, вспомнила Майа, его зовут Ранд. Он практически всегда называл ее подружкой, лишь изредка, когда что-то сильно забавляло его, называл подружкой Моса. Он был в их команде штурмовиком, давно, еще во время Предпоследней Битвы, длившейся целый век. Потом, во время разрухи, остался с ними же, затем стал предателем, и Мос, поломав ему руки-ноги, оставил умирать его в Пустыне Величия.

- Он тоже бросил тебя, подружка? - сочувственно издевнулся он.

- Я не... - смогла только прошептать Майа и от внезапной боли нырнула на несколько секунд в черноту, оставшуюся от виртуалки после Предпоследней Битвы. Очнулась.

- ... бросил умирать так же, как и меня. Потом расскажет остальным, что ты оказалась предательницей. Все будут жалеть его, как же так, его любовь оказалась змеей подколодной...

Девушка оборвала его неожиданным острым смехом, мгновенно сменившимся хриплым кашлем. Ранд вскочил, запрокинул ей голову и влил в дергающееся тело какую-то ароматную жидкость.

- Пей, подружка, - приговаривал он, держа ее за волосы. Она давилась этой жидкостью, выплевывала ее, скорее даже выхаркивала, но что-то все таки попадало внутрь. - Пей! - повторял он. - Это теперь - твоя жизнь. Пей! Подружка Моса!

Он сильнее сжал ее волосы и со всей силы ударил ее головой о землю. Майа сразу вырубилась...

- Пей, - тихо проговорил Ранд.

Она смотрела на него только что открытыми глазами и улыбалась. Сделала глоток. Третий. Прокашлявшись, сказала:

- Никого больше.

- Никого что? - спросил он.

- Не осталось. Только я и Мос. Все погибли. Только я и Мос.

- Который тебя бросил.

- Да.

Майа уже не могла говорить, а только бессвязно шипела.

- Не беспокойся, подружка, - в его голосе появились веселые нотки, - Мы пойдем за ним, а когда настигнем, то половину тела я, так уж и быть, отдам тебе. Только сначала я тебя выхожу, поставлю на ноги, будешь супербойцом. Да. Супер... - он рассмеялся...

- Знаешь, когда я лежал там в пустыне с обломанными конечностями, что болело сильнее всего?

- Знаю, - кивнула Майа.

- Ах, да, тебя вот тоже так бросили умирать. Но, в отличии от тебя, я никак не мог потерять сознание. Я словно осиротел во второй раз, и это никак не хотело отпускать меня. Буши покалечили меня физически, Мос - духовно...

Майа удивилась.

- Разве не Мос переломал тебе все?

- Нет. На самом-то деле в тот день, если ты помнишь, мы пошли вдвоем с Мосом на разведку становища Бушей. Через некоторое время мы разделились - он остался у ручья, я же углубился в пустыню, где и встретил дозорный патруль, вернее, это они подсекли меня еще издалека, окружили незаметно, напали. Я успел завалить только одного, когда мне сломали первую ногу. Через считанные секунды у меня уже были сломаны обе, причем в нескольких местах, я орал от боли, перед глазами - безискровая синь, я стрелял из обеих пушек, пока они не добрались до рук. Затем подошел Мос со своим любимым "Вулканом". Все до единого патрульные, что измывались надо мной, превращались в разлетающиеся облака кровавой шрапнели, стоило ему только посмотреть на них сквозь перекрестие прицела. Он перестрелял их всех, затем подошел ко мне, и сквозь пелену боли я услышал как он сказал, что жаль мол, но я его подвел. Потом сказал "до встречи" и ушел. А я ждал хоть кого-нибудь, сто тридцать два раза на день умирал, но боль не отпускала, и ждал. Во мне тогда появилось что-то. Что-то похожее на то, что я чувствовал в виртуалке до того, как она погибла. Это что-то весьма и весьма живое. Словно какой-то шорох возник в голове и, тщательно обосновавшись там, принес знание. В минуты просветления, когда, благодаря этому шороху, уходила боль, я видел будущее мира, эту грандиозную сетку многовариантностей... И я ждал, когда хоть кто-то придет и поможет мне. Но никого не было. Никого. Вы думали, что я умру там, в пустыне. Правда?.. А я выжил. Без воды, без пищи, с переломанными конечностями. Выжил... И я хотел бы поговорить с Мосом. Сказать ему пару слов.

Ранд засмеялся, и Майа окончательно поняла, что он сумасшедший. Скоро она и сама сойдет с ума от этой внутренней боли. Мос. Бросил. Ее. Она тоже хотела бы сказать ему пару слов.

- Кто подобрал меня? - с усилием спросила девушка.

- Атеисты. - в голосе Ранда явно прозвучал смешок.

- Где... оружие? - говорить ей было тяжело.

- Есть оружие, - Ранд рассмеялся, - Твой "Карс" разряжен. Но это не проблема, у меня есть нычка, в которой есть все, даже ховертанк "L-78". На всякий случай прихватил.

Майа вспомнила разгромленую военную базу Ягуаров, возле которой они проходили месяц назад.

- Ягуары? - спросила она.

- Именно они, - Ранд опять рассмеялся и зло добавил, - Щенки.

- Ты был один?

- Угу, - Ранд о чем-то задумался.

Майа уже не могла удивляться. Если он выжил в Пустыне Величия в том безнадежном положении, в каком оставил его Мос, то расправиться в одиночку с прекрасно вооруженным и тренированным бойцовым кланом было задачкой много попроще.

- Они начали охоту за мной, - Ранд почему-то начал говорить тихо, - Им не понравилось как я разговаривал с их дозором. А я всего лишь хотел купить танк. Деньги-то у меня были. Вот они и начали охоту за мной. Щенки. Я не оставил в живых никого старше шести лет. Детей я отдал Церкви Первого Дня. Двадцать семь мальчишек и девочек. Три в кубе.

Его смех опять разнесся в воздухе. Майа уснула.

Проснувшись она долго не могла сообразить, где находится, а, сообразив, весьма удивилась своей сообразительности.

Дня через два она уже могла ходить. Раны неожиданно быстро заживали. Как на кошке (Мос никогда не называл ее кошкой, а только лисой или ... чайкой).

Поддерживаемая под руку Рандом, она добралась до вершины холма, рядом с которым временно разместился лагерь Атеистов. Долго смотрела на далекое море, шумно дыша, а потом неистово, со всей дури, закричала, предусмотрительно набрав полные легкие воздуха. Когда эхо крика затихло где-то вдали, подняла руку и твердым оптимистическим голосом произнесла:

- Выступаем завтра.

Ранд хмыкнул, сумасшедшие огоньки еще сильнее заплясали в его глазах.

Сборы были недолгими, вещей у Майи не было, а Ранд путешествовал только с рюкзаком и штурмовой автоматической винтовкой. Несколько женщин из Атеистов приготовили им снеди в дорогу, после чего, попив настоя из лечебных трав, все разошлись спать. Ранд посмотрел, как Майа укладывается, криво усмехаясь, и хриплым голосом сказал:

- Знаешь, подружка, у меня уже две недели не было женщины.

- Ну так иди сюда, - хмыкнув, еле слышным торопливым шепотом ответила девушка.

Секс получился горячим, бурным и недолгим, у Ранда на спине остались кровавые полоски от ногтей, а у Майи - следы укусов на левом плече. И потом они заснули, нервно вздрагивая и иногда всхлипывая во сне.

Пришло утро, холодное осеннее утро, посмотрело вокруг, замерев на мгновенье, вздохнуло и неспешной ходой направилось дальше, на запад. Ранд прикоснулся ко лбу Майи:

- Вставай, пора.

Девушка вскочила сразу же и дико осмотрелась вокруг. В глазах ее стояли слезы. Лицо было неожиданно мягким, но когда она проснулась уже полностью, вновь стало жесткой застывшей маской. Ранд шагал по направлению к горам, находящихся километрах в семидесяти к востоку от лагеря, пиная попадающиеся по пути камешки. Майа быстро сложила спальник, перевязала его и, забросив себе за спину, поспешила за Рандом. Ей стало намного легче по сравнению с предыдущими днями. Намного легче.

Ранд внимательно осмотрел ее на обеденном привале и сказал:

- Через три дня начнем тренировки. Пора тебе стать бойцом. - и истерически рассмеялся. Майа холодно посмотрела на него, затем пожала плечами.

Ближе к вечеру они встретили торговца. Ранд с вершины очередного холма (он почему-то вел Майю напрямик, не обходя холмы низовьями) заметил черные точки в долине и повел девушку туда. Спустя час оказалось, что это - два торговых трейлера с пятью бисайклами конвоя. Небольшой такой караванчик, направляющийся к побережью, чтобы повернуть там на север в надежде наживиться на северняках перед наступающей зимой (ее приближение чувствовалось очень даже хорошо - в тот день к обеду сильно похолодало, они даже встретили на своем пути несколько луж с ледяной коркой по краям).

Торговец оказался высоким ладным мужчиной с шелковистыми недлинными золотыми волосами и подкупающе честными голубыми глазами. Он смотрел на двух путников чуть печально, словно скрывая какую-то страшную тайну и постоянно о ней думая. Майа знала, что это все лишь для того, чтобы войти к собеседнику в доверие, но все равно почувствовала щемление где-то возле сердца. Вспомнив Моса, она попустилась и зло усмехнулась. И тут же заметила в глазах торговца огонек узнавания, мгновенно погасший. Девушка сразу же осмотрела вооружение конвоя и подавила тяжелый вздох, готовый вырваться наружу. У них с Рандом не было никаких шансов выкрутиться, если начнется пальба. Затем веселая ненависть вспыхнула в ней - она вновь вспомнила Моса - и девушка с кривой победной ухмылкой еще раз осмотрела конвой и самого торговца. На мгновенье ей показалось, что он вздрогнул.

Равнодушно выслушав стандартное приветствие, Ранд со скукой спросил:

- Моса не видел?

Торговец пожал плечами:

- Нет. А что он - здесь?

Не обратив внимания на его вопрос, Ранд повернулся к своей спутнице и бросил:

- Пошли.

Они удалились на десять метров от последнего бисайкла, когда их догнал крик:

- Подождите! У меня для вас кое-что есть!

Майа обернулась и увидела, что торговец, размахивая руками, спешит к ним. Посмотрев на Ранда, она увидела как тот с раздражением смотрит на бегущего, глянув на его руки она увидела, что пальцы его сложены так, как он их складывал перед тем как мгновенно достать нож. Девушка хмыкнула и запрокинула голову назад, рассматривая широко открытыми глазами белесую голубизну над головой. Вздохнув, она вернула голову в нормальное положение. Торговец держал что-то на ладони, протягивая им.

- Смотрите - это должно вас заинтересовать.

Девушка вначале не поняла что это такое, но потом волна страшной тоски накатила на нее, когда она узнала эту вещь. Это был маленький черный микрофончик, который использовали на заре виртуалки в тех ранних громоздких шлемах. Она взглянула на Ранда и увидела, как тот, совершенно побледнев, весь дрожа, не отрывает глаз от этой вещи. Восемнадцать лет прошло со времен Предпоследней битвы, когда была уничтожена виртуалка и тела всех тех, кто в ней в то время находился, а прошлое, оказывается, не собирается сдаваться, и все время возвращается побитыми воспоминаниями в таких вот мелких детальках. Картины минувшего плясали перед глазами девушки, и она со страшной тоской вновь переживала те ощущения, которые охватили их несколько лет спустя после Битвы, когда те тела, в которые они сбросили свои личности, выросли до подходящего возраста, они вспомнили все, поняли, что за яркие сны им снились, и осознали, полностью осознали тот факт, что ничего этого уже не будет. Никогда. Никогда больше им не надеть шлемов и не окунуться в те волшебные миры иллюзий. Никогда. Майа взглянула на Ранда - тот потерянно смотрел на микрофончик, потом тихо спросил, не поднимая взгляда:

- Сколько?

Торговец нервно глотнул. Затем хрипло ответил:

- Девушка.

Кривая усмешка появилась на лице Майи, она приготовилась к прыжку, собираясь вложить в удар всю свою силу и ловкость, так, чтобы проломить череп сразу, но Ранд едва заметно покачал головой, затем одним нервным движением содрал с плеча свою винтовку (торгаш вздрогнул) и бросил ее купцу. Тот неловко схватил ее за ствол левой рукой, затем бросил Ранду правой микрофончик. Ранд внимательно осмотрел его со всех сторон и положил в нагрудный карман, развернулся и собрался шагать дальше, когда торговец, немного поколебавшись, опять крикнул:

- Подождите! Куда это вы без оружия?

Ранд остановился и обернулся. Купец подозвал к себе одного из конвоиров и что-то сказал ему. Тот быстро побежал к последнему трейлеру, крикнул на шофера, словил то, что он бросил и подбежал обратно к торгашу. Майа усмехнулась - им дали старый потрепанный "Скорпион". Но все равно это лучше, чем ничего. Ранд осмотрел данный пистолет (скорее даже автоматический пистолет), покачал головой и отправился дальше. Девушка хотела пойти за ним, но посмотрела в последний раз на торговца и внутренне замерла - тот смотрел на нее с неописуемой жалостью, его глаза гипнотизирующе кричали - останься! здесь - жизнь! здесь - тепло и радость существования, здесь - любовь.. а там тебя ждет смерть... там - холод и боль всевозможных потерь, там ненависть, которая сожжет тебя, оставив пустую оболочку, там - месть, которая принесет только несчастья, там - смерть, там - падающая луна... останься!..

Да, взглядом кивнула Майа, там - смерть, там - ненависть. И, повернувшись к высокому блондину с голубыми глазами спиной, поспешила за Рандом.

На следующий день три часа спустя после обеденного привала, когда похолодало еще больше, Ранд внезапно остановился и настороженно прислушался. Вполголоса выругавшись, он достал десантный нож и дал его Майе. Тут девушка тоже услышала далекий вой, перешедший внезапно в еле слышный хриплый лай. Дикие собаки.

- А теперь - пробежка, - зло сказал Ранд, поправил рюкзак и трусцой побежал дальше. Майа набрала побольше воздуха и устремилась за ним.

Лай постепенно приближался и, когда начало быстро смеркаться, раздался совсем рядом. К несчастью ветер дул в сторону своры, девушка, задыхаясь спросила:

- Что делаем?

- Бежим. Нам километра два осталось. Вот только местность здесь сволочная - горы начались.

Они побежали еще быстрее, поднимаясь к вершине небольшой горы, петляя лабиринте скал, иногда выбираясь на небольшие прогалины с желтой сухой травой. Четверть часа спустя наперерез им бросилось несколько низких теней с утробным рычанием. Ранд выхватил "Скорпион", снял его с предохранителя и, продолжая движение, махнул рукой с пистолетом по направлению к псам. Четыре быстрых одиночных выстрела сменились скулящим визгом бьющихся в агонии животных.

- Быстрее! - крикнул он. - Нам туда, - и показал рукой на вершину. - В следующей горке моя нычка, - затем странно рассмеялся жестким смехом. Девушка весело улыбнулась и покрепче сжала нож.

Пять минут спустя она услышала за спиной, совсем рядом, короткий рык, рефлекторно бросилась в сторону, разворачиваясь и выставляя перед собой нож. Удача сопутствовала ей - собака в прыжке задрала голову слишком высоко, и нож глубоко ушел в шею твари с правой стороны. Майа оттренированным быстрым движением повернула лезвие и выдернула его из животного, зубы которого щелкнули возле самого ее запястья. Вторая собака прыгнула справа, и девушка встретила ее сильным ударом пяткой, попав по верхней челюсти и носу. Заскулив, пес бросился прочь. В те же секунды раздалось несколько выстрелов - Ранд не терял драгоценного времени даром. Майа прыгнула сама и ударила ножом в бок следующей собаки, захватив левой рукой ее шею борцовским захватом. Вонзила нож еще несколько раз, последним ударом достав сердце твари. Спустя несколько мгновений животное обмякло, и девушка выпустила ее. Пригнувшись она обернулась в сторону нужной горы, и тут почувствовала удар по спине - какая-то псина запрыгнула ей на спальный мешок, закрепленный там. Раздался выстрел и затылок Майи забрызгало кровью и горячими мозгами. Она услышала крик Ранда:

- Быстрее, пока они не опомнились!

Дав очередь по отступившей своре, он спокойно побежал дальше, на бегу перезарядив обойму. Майа бросилась за ним и увидела, как он что-то бросил себе под ноги. Она взглянула туда и в наступивших сумерках увидела, что этим чем-то была противопехотная граната Старых Времен. Это придало ей силы, и спустя секунду она догнала Ранда. Тот злобно оскалил зубы и, пробежав еще несколько метров, набросился на нее, повалив на землю. Свора радостно залаяла и бросилась к ним. Граната взорвалась, у Майи заложила в ушах от звука взрыва, и в тугой тишине она услышала далекий многоголосый визг. Ранд рывком поднял ее на ноги, мельком осмотрел, взял за руку и побежал дальше.

"Нычка", как оказалось находилась в широком ущелье, в скрытой среди скал пещере. Перед скальным лабиринтом, скрывающем пещеру, Ранд остановился, развернулся и поднял руку с пистолетом. Спустя пять секунд, в течение которых Майа слышал только бешеный стук своего сердца, в ущелье влетела первая из следующих за ними собак. Раздалась длинная очередь, и суку разнесло на кровавые ошметки. Ранд сумасшедше рассмеялся, перезарядил обойму (больше у них не осталось патронов) и крикнул:

- Залезай на скалу!

Сумерки совсем уже сгустились, но подстегнутая адреналином, девушка буквально взлетела на высокий камень. Через минуту рядом стоял Ранд.

- Ну вот и все - сюда они уже не доберутся. А теперь - прыжки! - он опять рассмеялся, и Майа почувствовала странное облегчения. После долгих трехметровых прыжков, многочисленных взбираний и спусков, они спрыгнули на небольшую каменистую площадку площадью в три ара, с одной стороны - отвесный склон большой горы, с другой - неправильное полукольцо невысоких скал, по которым они добрались сюда. Ранд направился к сплошной каменистой стене, остановился возле нее и усталым голосом произнес:

- Вот мы и дома, - и шагнул в камень.

Голограмма, усмехнулась про себя девушка и, шагнув за ним, оказалась в полной темноте. Через мгновенье она услышала, как Ранд хмыкнул, и тут же включился свет. Когда глаза девушки привыкли к белому электрическому свету, она огляделась. Пещера была небольшой, возле стены стояла большая электроплита, рядом старый камин, возле которого на полу находилось стопка аккуратно сложенных теплых одеял, стол с посудой в целлофане, картина, изображающая смутно знакомый горный мир, небольшой стационарный пульт. И все.

- А где же танк? - поинтересовалось Майа, зябко передернувшись.

- Завтра увидишь - с безумным блеском в глазах ответил Ранд и продолжил, - А сейчас - ужин, затем - спать.

Когда они покончили с разогретыми консервами, камин уже палил вовсю. Вход в пещеру был закрыт небольшой панелью, которая управлялась с пульта у стены. Ранд посмотрел на девушку, и она увидела, что глаза его стали полностью безумные и какие-то еще, как будто что-то крысиное проглядывало в них.

- Этот день был очень возбуждающим, - громко прошептал он...

Полночи они с неожиданной яростью совокуплялись, им было все мало и мало, ярость клокотала в них, пока наконец, часа в два после полуночи, они, обессиленные и разбитые, не расслабились и не заснули.

Проснулась Майа около одиннадцати утра, рядом нервно дергался в каком-то кошмаре Ранд, ей же приснилась только серая бесконечность, в которой она со светлой печалью кого-то ждала. Весь сон. Она встала, оделась, с помощью пульта отодвинула панель на выходе из пещеры, выбралась наружу и замерла - ночью выпал снег. Девушка смотрела на нетронутую перину, покрывшую площадку перед входом в пещеру, покрывшую скалы, обрамляющие площадку, смотрела и вдыхала свежий морозный воздух, смотрела и думала, что это, наверное, красиво - девственная белизна, тишина затаившегося мира - но никак не могла почувствовать этой красоты, не могла...

Она вернулась в пещеру. Ранд уже отошел ото сна и сидел на одеялах, обхватив себя за плечи, ритмично покачиваясь из стороны в сторону.

- Там снег, - сказала Майа равнодушно, - Красиво.

Ранд поднял на нее глаза, в которых она увидела унылую топь, мирно дрейфующую в черноте огромного в свою очередь тоже дрейфующего подвала, и прошептал:

- Этот шорох приходит ночью,

Покрывает рассудок пеплом.

Темнота, только серый ужас

Покричит в темноте безмолвной...

Полувздох-полувсхлип, после которого он продолжил:

- Только призраки времени боли

Вновь наполнят сознанье страхом,

И лишь бог, человек и нелюдь

Нам оставят стихи на стенах...

Майа прошла к плите, достала сковородку, консервы и начала готовить.

- Завтра мы отправляемся в путь, - уже нормальным голосом сказал Ранд. - А сегодня займемся танком, вернее, его осмотром. Проведем профилактику, - и рассмеялся чему-то своему, сумасшедшему.

Так и случилось - на следующее утро они отправились в дальнюю дорогу на мощной боевой машине, прихватив оружие и припасы. Каждый день они делали остановку, во время которой Ранд безжалостно тренировал Майю. Он заставлял ее вызубривать до рефлекторного воспроизведения все новые и новые способы убийства себе подобных.

Раз в неделю их танку требовалась небольшая подзарядка. Ранд составил маршрут следования таким образом, что каждый понедельник или, в крайнем случае, вторник они оказывались рядом с очередной энергостанцией, где за умеренную плату подзаряжались. И нигде никто ничего не знал о Мосе.

Всю эту короткую зиму они метались по континенту то туда, а то оттуда, и никак не могли найти хоть малейшего нового следа. Ранд все больше склонялся к мысли, что объект их мести укрылся в каком-то большом городе, где отыскать его - дело совсем непростое, совсем... Наступила весна, календарная весна, а так-то снег все еще покрывал землю, нигде не подтаяв ни на капельку.

Потом пришел кошмар.

Совет старейшин очередного поселка отказал им в подзарядке. Майа со страхом наблюдала, как расширились зрачки у Ранда, когда он услышал об этом. Потом он хрипло, выдавливая каждое слово с огромным напряжением, спросил:

- Это вам Мос подсказал?

Глава совета, теряя терпение, повторил:

- Еще раз говорю вам - убирайтесь из нашего дома! А то я вызову Полицию!

Остальные старейшины одобрительно загудели. Ранд хищно оскалился и торжественно кивнул головой:

- Значит, Мос. А, может, вы знаете где он сейчас? Или куда направился? Я чувствую - его здесь нет...

- Вон! - заверещал глава. - Убирайтесь!

Ранд рассмеялся, и они покинули здание совета.

С этого момента и начался, как показалось Майе, ее недолгий танец с демонами. Демонами смерти. Танк содрогнулся - три ракеты пошли к своим целям - охранным башням поселка. В момент, когда прозвучали взрывы, один за другим, в уютном тепле командного центра танка уже вовсю метался из стороны в сторону хохот Ранда. Майа содрогнулась - она увидела танцующие вокруг себя плети адского пламени.

От плазменного удара загорелось несколько домов на окраине. Жадно прильнув глазами к экрану прицеливания, девушка управляла пулеметами. Она сосредоточила все свое внимание на перебегающих с места на место фигурках в зимней одежде, только, чтоб не видеть демонов смерти пляшущих в огне перерождения около нее. Фигурки людей иногда падали на тающий снег, иногда смешно разлетались тучами темных сгустков. Внутри девушки нарастал сжигающий все хохот, простой дьявольский хохот, дома вспыхивали один за другим, танк переехал пытающегося отползти охранника с оторванной ногой. Майа рассмеялась утробным смехом, и демоны засмеялись с ней в унисон. Ранд что-то истошно кричал, струйка слюны безумно блестела у него на подбородке, в конце концов он протянул руку в VC-перчатке и включил наружные динамики. Их сразу оглушило гулкими разывами и грохотом пулеметных очередей. Майа смеялась.

Наконец они вьехали в стену здания совета. Ранд кивнул Майе - прикрой меня - и бросил ей РПК-М2007 с рожками, снял перчатки и открыл люк. Мгновенье - и его уже не было в машине. Майа бросилась за ним. Короткая очередь, и охранника отбросило к окну с развороченной грудной клеткой. Девушка крепче сжала РПК и устремилась к лестнице, ведущей на второй этаж, по которой, преодолевая сразу по пять ступеней, длинными прыжками мчался Ранд с "Вулканом" в руках. Майа еще раз нажала на курок, и тучная матрона, подбежавшая к лестнице наверху с кухонным ножом в левой руке, перевернулась на спину, нелепо взмахнув руками. Девушка помчалась по ступеням за Рандом. Уже наверху она обернулась и сняла какого-то пацана возле пролома в стене, целившегося в нее из "Берреты" вековой давности.

- Где Мос?!! - истошно орал Ранд, размахивая "Вулканом". - Где этот ублюдок?!!

Глава совета с лицом цвета кипяченного молока прижался к стене, остальные старейшины лежали на полу, сцепив руки на затылках. Ранд обернулся и, увидев Майу, указал на одного из лежащих. Раздалась очередь. Все, включая девушку, вздрогнули. За окном темень наступающих сумерек разбавлялась пламенем полыхающего поселка. Кто-то кричал...

Глава, впрочем как и остальные старейшины, ничего не рассказал им о Мосе. Наверное, не знал.

Поселок они сожгли дотла, благо огневая мощь танка позволяла это, потом подзарядились на стоящей вдали от сожженного городка энергостанции, предварительно уничтожив всех, кто не успел сбежать из персонала станции. Затем они покатили дальше.

Вскоре пришла бурная оттепель, и стало не по-мартовски жарко, земля обнажила свое бурое тело и злорадно смеялась под солнечными лучами, смеялась, неслышно приговаривая - ищите, детки, ищите...

В одном городке они решили нормально выспаться на постоялом дворе. Сидели в баре на первом этаже "двора", когда к ним подкатил уже изрядно поддатый молодчик лет двадцати и начал цепляться к Майе. Встретив равнодушный взгляд Ранда, он обнаглел и сделал попытку наехать:

- Че вылупился?

- Отвянь. Убью. - бесцветным голосом сообщил Ранд, потягивая эль.

- Да кто ты такой? Че ты вообще здесь можешь?!

С неожиданной горечью Ранд четко и гордо проговорил:

- Раньше я был Штурмовиком.

- Штурмовиком?.. - тупо переспросил парень и уже через мгновенье брезгливо сплюнул, - Да ты Проклятый! Ты из этих самых Проклятых! И девка твоя тоже Проклятая! Тьфу! Поганые Виртуальщики! Ничего, когда упадет луна, всем вам придет конец! Всем!!!

Ранд презрительно улыбнулся и сделал еще один глоток. Майа в это время внимательно наблюдала за демонами. Переночевав (ночь была бурной и в то же время какой-то унылой и серой), они подзарядили танк и смели с лица земли этот городок. Майе уже было все равно. Она танцевала с демонами целый день, а ночью погружалась в ставшую привычной серую бесконечность хэйзинга, в которой целую ночь чего-то ждала с печалью и надеждой на то, что это что-то не произойдет, и все останется по-прежнему.

Но следующей ночью ее настиг страшный сюрприз, затмивший до конца ее дней танец с демонами смерти. Во сне, все в той же серой вечности, в той странной как бы живой пустоте хэйзинга, ее ждал шлем, старый VR-шлем для выхода в сеть, с короткой антенной беспроводника. Она, чувствуя нарастающую надежду, взяла его в руки, долго смотрела на него, борясь с дикой печалью, со страшной болью потери всех иллюзий, переборола эту боль и надела его. Черный ужас накрыл ее с головой... там была пустота, еще большая, чем здесь, чернее сердца дьявола. Не ночная, безлунная, а много, много чернее тьма, в которой, не двигаясь и в то же время находясь в беспрерывном накатывающем движении, было что-то, живое и неживое одновременно, а рядом были натянуты бесчисленные нити, которые, не смотря на свою бесчисленность, казались весьма мизерными по сравнению с эти чем-то и с пустотой, заполнившей все вне и внутри девушки. Она поняла, что эти нити и есть люди, их души, их сущности, а это что-то равнодушно наблюдало за ними, иногда дергая то за одну, то за другую, то за миллион сразу, при этом некоторые нити исчезали навсегда, некоторые сливались на всегда разное время и, что случалось еще реже, рожали еще одну. Девушка все пыталась и пыталась в этом разобраться, но это ей никак не удавалось, пока это что-то не заметило ее наблюдения, и, не отрываясь от своего занятия, являющегося частью этого чего-то , как бы безмолвно спросило - ну, что, чел, видишь какова она жизнь на самом деле, а ведь то, что ты привыкла видеть вокруг себя, является иллюзией, которую ты сама себе придумала, чтобы только не видеть реальности такой, какой она есть, такой, какой ты видишь ее сейчас, ведь это и есть твоя жизнь, без всякого смысла, без всякого выбора, ведь и смерть ты тоже себе сама выдумала, а на самом деле после смерти ты очнешься здесь и, сходя с ума, срочно придумаешь себе новую реальность, новую жизнь, чаще всего - если только я захочу этого - точь в точь такую же, как предыдущая. Посмотри на меня, чел, взгляни в глаза своему бремени... взгляни... Майа отдернулась (так ей показалось) назад, увидев перед собой широко распахнутые глаза, тысячи глаз бесконечности, тысячи глаз предопределенности и ненормальной неутомимости. Ей захотелось рассмеяться дьявольским хохотом, он нарастал в ней, она призвала своих демонов смерти, но они поникли, и хохот затих перед приближающимися, накатывающимися глазами бесконечности, которые ледяным шепотом твердили ей - нет выбора... нет выбора... нет...

Майа проснулась. Истошно стучало сердце. Раздавалось тихое гудение недремлющего танка.

После этой ночи она боялась спать и ложилась только, когда глаза уже слипались сами собой, а сама она валилась с ног от усталости.

Спустя неделю они въехали в большой город с трудно запоминаемым новым названием. Как сказал Ранд, за последние пять лет это поселение неимоверно разрослось. Неизвестно по какой причине.

- Не нравится мне этот город, - сказала девушка, когда они заходили в свой "супер" номер в лучшей гостинице, которую смогли найти. Танк они оставили на "заднем дворе" среди разнообразнейших транспортных средств. Майа закрыла дверь номера и устало посмотрела на столик посреди комнаты, на котором красовались бутылка коньяка с бутылкой чистой воды. Ранд внезапно насторожился и бросил взгляд на двери за спиной девушки. Когда раздался негромкий стук, он побледнел и голосом, в котором слышался старый страх, сказал:

- Открой. Гостю. Дверь.

Хэй, подумала Майа, я слишком стара, чтобы умирать. Открыла дверь. За ней стоял невысокий человек с сединой на висках, холодными серыми глазами, одетый в коричневое пальто, темно-синие брюки, в мокрых черных туфлях. Он еле заметно чуть криво усмехался. Девушка пропустила гостя внутрь, закрыла дверь, села в кресло в углу возле зашторенного окна и принялась слушать.

- Добрый вечер, - голос гостя внезапно внезапно пронзил Майу своим звучаньем, таким знакомым, таким дальним. Она вспомнила - ...красное солнце низко висело над горизонтом, свинцовые волны мерно накатывались на пляж... одинокая, последняя чайка, черная на фоне красного диска, томительно парила, высматривая добычу... - вспомнила и содрогнулась. Начало разговора она пропустила и теперь прислушалась к говорящим.

- Так что тебе, Ник, конкретно от нас надобно? - спросил Ранд.

- Если вы до девяти утра не уберетесь из города, нам придется вас уничтожить.

- На виду у всех? - попытался понасмешничать Ранд.

- На виду у всех, - холодно подтвердил гость.

- Мне нужно время до обеда, - не менее холодно произнес Ранд.

- До утра, - гость поднялся и направился к двери.

- Всего хорошего, - услышала Майа, закрывая за ним дверь. Обернулась к Ранду и спросила:

- Кто это был?

- Нач Полиции региона, - тоскливо ответил Ранд, - Черт его побери! Мне нужно узнать, куда подевался Мос! Нужно! И я смогу это сделать только завтра в полдень.

Этим вечером Майа долго не могла уснуть, ей постоянно вспоминался тот сон о черном ужасе в серости небытия, как она не старалась отогнать воспоминанье, но предательский лед заползал в ее нутро, заставляя дрожать всю ее от холода. Ей опять чудилось, что все в этом мире - иллюзия, и жизнь, ее жизнь да и других, не имеет никакого смысла, и не может иметь, что все вокруг - сплошная безысходность, и в любой момент она может перестать видеть эту иллюзию и очутиться там , в царстве черного абсолюта, который и есть настоящей жизнью, даже не жизнью, а существованием, не существованием, а... безысходной предопределенностью... у девушки не было слов, чтобы описать это, не было и не будет, знала она, и не будет сил, чтобы вырваться из этого, и все только потому, что вырваться невозможно, причем невозможность эту абсолютною ее разум никак не мог принять, не мог представить, как невозможно представить бесконечность...

- На пол, - услышала она властный шепот Ранда и, не думая, скатилась на пол. Нач Полиции соврал - на них напали сразу после полуночи. Раздалось несколько сильно приглушенных хлопков, зазвенели стекла всех окон, кровать вздыбилась сразу в нескольких местах.

- Держи, - услышала Майа, и тут же ей о спину больно ударилась рукоять BH-8. Она схватила его и, когда дверь слетела с петель, пустила в дверной проем миниракету. Раздался взрыв. Ранд прыгнул к двери, на лету нажав какую-то кнопку на своем ручном пульте управления танком, выставил руку с "Вулканом", который он оставил вечером под кроватью, в коридор и выпустил небольшую очередь. В то же мгновенье раздался оглушительный взрыв, донесшийся, как показалось девушке, с "заднего двора". Мгновеньем позже она поняла, что это рванул их танк.

- Быстрее, - крикнул Ранд и прыгнул в коридор, одновременно сделав несколько быстрых выстрелов. Майа бросилась за ним. Тридцать патрончиков, думала она, тридцать маленьких патрончиков, и ни одной запасной обоймы. Я же голая, мелькнула мысль в ее голове, где-то далеко слышались чьи-то команды, полыхало зарево, жильцы гостиницы спрятались в своих номерах.

- Они не ждут нас у парадного входа, - сказал Ранд, когда она поравнялась с ним. - Пробиваемся туда.

Девушка согласно кивнула и, отрешившись ото всех мыслей, побежала к перилам, резным деревянным перилам, справа от которых была лестница, ведущая к столику портье и ко входу. К выходу. Немного разогнавшись она прыгнула издалека и в длинном мгновении, когда перелетала эти самые перила, отстранено зафиксировала находящиеся внизу цели - растерянных Полицейских, снявших свои черные шлемы с черепами - зафиксировала и повела свою единственную очередь из BH-8 справа налево, стараясь поразить как можно больше целей за одну отпущенную ей секунду веерной атакой. Отбросив ненужный BH, она после приземления схватила выпавшую из рук одного из убитых укороченную версию штурмового пулемета, сзади раздалось несколько выстрелов из "Вулкана", она обернулась и увидела, как падает прошитый насквозь энергоимпульсом последний оставшийся в живых Полицейский с таким же, как у нее, пулеметом, направленный в ее сторону. Она откатилась в сторону и взяла на мушку вход.

- Одевайся в их форму, может, в суматохе никто не поймет, что она слегка попорчена, - скороговоркой произнес Ранд, чудным образом оказавшийся рядом с ней внизу и направив ствол своего оружия на те самые перила.

За шесть-восемь секунд она расстегнула два комбинезона, стянула их с трупов, оделась в один и прикрыла Ранда, пока тот облачался в другой. Натянув шлемы, они вырвались на улицу и долгими прыжками, как учил ее Ранд, устремились к Полицейским на модифицированных военных бисайклах. Несколько выстрелов, короткая очередь, и все, кроме двух, бисайклы вспухли огненными шарами, девушка с бывшим Штурмовиком бросились на мостовую, пропуская над собою осколки вместе с воздушной волной от разрывов. Поднявшись на ноги, Майа дала длинную очередь по выбегающим из-за угла Полицейским со снайперками в руках. Они оседлали уцелевшие бисайклы и помчались к окраине города. Один раз Ранд обернулся и сразу же выстрелил одной рукой из "Вулкана", отдача, хоть и небольшая, бросила несущуюся машину на стену какого-то дома, и лишь в последний момент Ранд сумел отвернуть и быстро восстановил равновесие.

Наступило утро. Серое унылое утро. Майа повернулась к Ранду и спросила:

- Что делаем?

Ранд хмыкнул.

- Они знают, что у меня дела в городе к обеду, и будут нас ждать. Но я соврал - нужный мне человек уже должен быть на "точке". Я отправляюсь туда. Если хочешь отомстить Мосу, пойдешь со мной, если нет - иди куда хочешь.

Теперь уже настала очередь девушки хмыкнуть. Ранд усмехнулся, затем громко рассмеялся своим мыслям.

- Знаешь, кого я поразил последним выстрелом? - спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал, - Ника, нач Полиции региона, - опять рассмеялся и продолжил, - Он как раз выбегал из отеля, когда мой импульс снес ему башку.

Бисайклы и одежду полицейских они оставили на окраине города, в каком-то доме, в который они вошли "именемзаконаоткройте", где и взяли нормальную одежду, Ранд прихватил парочку охотничьих ножей, затем бегом направились вон из города, прирезав жильцов того дома, чтоб не направили погоню по их следу. Километров через двадцать, к пяти утра, они набрели на богатый фермерский дом, обезвредили сигнализацию - Майа была в этом деле докой, Ранд прирезал отчаянно брешущих собак, затем потревоженных и разбуженных жильцов - семью и работников зажиревшего фермера. В небольшом подобии крематория в сарае возле дома, они на всякий случай сожгли городскую одежду, после чего переоделись в фермерскую рабочую. Имеющееся у них оружие они уложили в небольшие легко расстегивающиеся сумки, только ножи попрятали в одежде, где только могли, Ранд еще засунул себе за пояс небольшой серпик, найденный в стойле с лошадями.

- Пора, - сказал Ранд, когда поднялась солнце - бледное пятно среди серой мути.

Пора, кивнула про себя девушка.

Они пробежались до большой магистрали, ведущей в город, а по ней уже шли не спеша. Вскоре их догнал караван. Торговый караван, тот самый, что они встретили тогда, когда шли к убежищу Ранда.

Высокий ладный торговец с голубыми глазами подошел к ним и спросил:

- И что?

Глаза у него теперь выражали одну лишь усталость и безысходность.

Ранд плотоядно усмехнулся:

- И тебе здравствуй. До города я буду твоим охранником, она - твоей любовницей, а еще лучше - женой, надеюсь обручки у тебя найдутся.

- И мы в расчете? - холодно спросил торговец.

- Конечно же, - опять усмехнулся Ранд. - После у тебя будет полное право меня убить. Но до центральной площади мы свято чтим договор.

- Хорошо, - устало кивнул его собеседник.

Вскоре из-за холма показался город и черный столб дыма над ним - это догорал их танк. Майа с торговцем ехали в автомобиле с открытым верхом. Перед ними на бисайкле катил Ранд, неотличимый от других охранников в спецкомбинезоне и шлеме.

- Ваших рук дело? - спросил торговец, кивнув на поднимающийся над городом черный столб.

Девушка промолчала.

- Он мне когда-то жизнь спас. - переменил он тему разговора. Ага, подумала девушка, а за какой-то жалкий микрофончик от VR-шлема ты захотел меня, как плату, вот и вся благодарность, хотя, может, ты посчитал это неудовлетворительной платой за свою жизнь, а, может, вы договорились об определенного рода услуге, типа как сейчас. Они без помех въехали в город, доехали до центральной площади, на каждом углу стояли Полицейские, внимательно всех осматривая.

- Нам в мэрию, - приоткрыв забрало шлема, сообщил Ранд, поравнявшись с ними. Здание мэрии как раз располагалось возле того места, где остановился караван. - Ты пойдешь с нами, - обратился он к торговцу, - чтобы все выглядело естественно.

- Мы так не договаривались, - попробовал возразить торговец, но, почувствовав лезвие ножа уткнувшееся в бок, добавил: - Но так уж и быть, пойдем.

Девушка с торговцем под ручку и Ранд в форме охранника вошли в мэрию. Ранд обернулся к торгашу:

- Ты свободен. Мы в расчете, - и устремился прямо в кабинет мэра. Майа поспешила за ним.

Выбрались они за город в личном авто мэра, вместе с ним самим.

- Счастливо, - пожелал им удачи мэр, развернул авто и направился обратно в город с новым трудно запоминаемым названием.

- Ты ему тоже жизнь спас? - равнодушно спросила Майа, подставив лицо ветру.

- Мос там, - Ранд махнул рукой в северном направлении. - Пошли.

Десять минут спустя, когда магистраль скрылась позади за небольшим, но длинным холмом, он внезапно сказал, нарушив молчание:

- Это мой сын. Он родился еще в то время, когда моему предыдущему телу было семнадцать. От родов умерла его мать, и мне пришлось податься в Штурмовики, чтобы хоть как-то прокормить его и прокормиться самому.

Потом они долго молчали. И шли. На север. К Мосу.

Ранд чувствовал погоню, чувствовал, что она далеко и идет по ложному следу. Они с Майей по молчаливому согласию перестали заниматься любовью и в основном молчали, молчали, когда шли, молчали на привалах, молча ложились спать и молча вставали. Иногда они набредали на хутора, где Ранд на деньги, взятые у своего сына, покупал еду.

Однажды вечером, когда они молча глядели в костер, из темноты на границе неверного светового круга словно из ничего материализовался силуэт человек с опущенным охотничьим ружьем в руках.

- Можно к вам?

Ранд тоскливо посмотрел на него, на мгновенье его дыханье прервалось, затем он снова задышал как обычно, еле слышно. Он махнул рукой:

- Подходи. Присаживайся.

Майа взглянула на подошедшего, и что-то кольнуло в ее сердце - это был... нет, не Мос, с облегчением убедилась девушка, но как похож!..

- Виктор, - представился подошедший. Он был молод, как и у них, тело его было двадцатитрех-двадцатипятилетнего человека, но он, в отличие от них, действительно был молод, искры здорового веселья все еще плясали в его глазах.

- Майа, - ответила девушка.

- Ранд. Угощайся, - Ранд бросил Вику, как сразу начала называть про себя подошедшего Майа, кусок жареного мяса, оставшийся после ужина, - Там хлеб, сыр, молоко, - показал рукой на хозяйственную суму, в которой они хранили припасы. Виктор благодарно кивнул и принялся есть.

Как оказалось, Виктор был молодым охотником, в тринадцать лет покинувший города ради жизни на природе, то биш в деревне, и теперь промышлявший охотой на оленей. Он рассказал, что месяц назад в этих местах проходил какой-то странный человек, направлявшийся к горе Парамоны, километрах в ста пятидесяти отседова. Этот человек договорился с ним, Виктором, что тот во вторую неделю месяца принесет кое-что к горе и передаст ему это кое-что.

- Мы тоже туда направляемся, - зевая, сказал Ранд. - Нам по пути.

Виктор радостно закивал.

Утром, когда Вик пошел к ручью, Ранд довольно сказал девушке:

- Скорее всего, это сын Моса, который или скрывает это, или действительно не знает о своем отце. Он нам пригодится на всякий случай. Может, даже в качестве заложника. А, может, и помешает. Приглядывай за ним.

Вечером начались первые толчки. Земля нервно вздрагивала, ветер, в последнее время как будто бы утихший, внезапно усилился и дул им все время в лицо.

- Что ж это такое? - озабоченно спросил Ранд, прислушиваясь.

- Это луна падает, - спокойно ответил Виктор.

- Откуда ты знаешь? - с тревогой спросила Майа.

- Тот путник сказал. - Вик пожал плечами и, улыбнувшись, продолжил, - А еще он сказал, что мы живем в интересное время - время гибели всего человечества. И что только от нас зависит упадет луна или нет. Вот...

- Интересно, как это может от нас зависеть? - девушка нервно засмеялась. - Если луна падает, то ее уже ничто не сможет остановить.

- Может, - подал голос Ранд. - Еще как может. Вот только нужно ли ее останавливать - вот это действительно хороший вопрос.

Толчки продолжались всю ночь и первую половину следующего дня. Это весьма раздражало и мешало их продвижению к горе Парамоны. Через три дня, когда уже начавшиеся частые и сильные землетрясения внезапно утихли, их догнал торговец, тот самый, которому Ранд когда-то спас жизнь.

Ранд устало спросил его:

- Чего ты хочешь от нас?

Он ответил:

- Я хочу поприсутсвовать там, где будет решаться судьба этого мира, судьба всего человечества.

Майа засмеялась.

- Ты тоже веришь в то, что луну можно остановить?

Торговец серьезно кивнул головой, что еще больше рассмешило девушку. Ранд холодно покачал головой и сказал, обращаясь к торговцу:

- У тебя не получится то, что ты задумал, нелюдь. Вы погибнете, как и остальные.

Энергетический импульс прожег торговцу грудную клетку. Тот, не веря в случившееся, посмотрел на себя, ноги его подогнулись, он упал на колени и, перед тем, как распластаться на зазеленевшей совсем недавно траве, взглянул на Майу. В его взгляде перемешалась страшная тоска и странная небывалая надежда, надежда на нее, на Майу. Ранд медленно опустил "Вулкан", который незаметно для остальных мгновенно оказался у него в руках.

- Прощай, нелюдь. Передавай привет крысам. - от последних своих слов, видимо неожиданных для него самого, он вздрогнул. Затем задумчиво посмотрел на виднеющуюся уже совсем близко гору Парамоны.

- Почему ты назвал его нелюдем? - с любопытством спросил Виктор.

Майа удивилась - только что на глазах этого молодого охотника хладнокровно застрелили человека, который ничего им не сделал плохого, а он интересуется, почему это Ранд назвал торгаша нечеловеком.

- Потому что он похож на нелюдя! - зло выкрикнул Ранд и рассмеялся. В глазах его Майа опять заметила что-то крысиное, что-то отвратительное и неимоверно опасное. Это что-то подмигнуло ей, а потом опять спряталось за ледяной стеной равнодушного безумия.

На следующий день, к обеду, если землетрясения не возобновятся, они достигнут цели, сообщил им Вик. Завтра они подойдут к лагерю Моса, разбитого там, где начиналась гора Парамоны. Завтра...

На ночь они остановились на вершине холма, заросшего лесом. Когда легли спать, к девушке подсел Ранд.

- Давай попрощаемся, - неожиданно грустно сказал он, - Завтра мы вряд ли успеем это сделать. Завтра мы будем слишком спешить.

И с нежностью, которой Майа никогда не замечала за ним, поцеловал ее. Они долго занимались любовью, медленно, осторожно, будто опасаясь ранить друг друга. Во время, когда девушка достигала наивысшего блаженства, она, забывшись, называла его Мосом, а он шептал ей разные красивые слова, постоянно зовя ее милочкой. Через час после того, как Майа заснула, Ранд тихо оделся и уселся у тлеющих углей, сменив Вика на смене, который сразу же улегся спать в своем спальнике. Ранд до утра просидел, глядя на серый пепел с грустной полуулыбкой на лице.

Девушку разбудило сильнейшее землетрясение. Она с трудом оделась и увидела, как начали падать деревья. Взвыл ветер.

- Бежим туда, - крикнул Ранд и указал в сторону горы, которая, казалось, была совсем близко. Прихватив только оружие, они помчались туда. Земля тряслась все сильнее и сильнее. Девушка пару раз упала и, в конце концов, потеряла из виду своих спутников. Она старалась бежать, пока, не выбежала к какому-то обрыву. Землю трясло все сильнее и сильнее. Майа посмотрела на гору и увидела, как с восточного ее склона скатывается каменная лавина, вскоре ее слуха достиг приглушенный расстоянием грохот, и сразу после этого обрыв, на котором она стояла, начал "ехать" вниз. Она попытался отбежать, но под ногами внезапно раскрылась трещина, девушка упала, и ее захватило вместе с обвалом. Через некоторое время она ударилась головой обо что-то твердое и потеряла сознание.

Очнулась она много позже, в горле набилась сухая пыль, и девушка долго откашливалась. Землю все также трясло. Майа поднялась на ноги и, с трудом удерживая равновесие, побрела к горе, которая странным образом уменьшилась. К обеду она уже привыкла к постоянной тряске и даже увеличила скорость своего продвижения к Парамоньей горе. Небо заволокло черными тучами, вокруг быстро потемнело. Майа упорно продвигалась вперед, с каждым часом чувствуя все большую и большую непонятную усталость. Усталость от жизни.

Ветер весьма и весьма усилился, теперь это был почти что ураган, черный ураган ночи. Земля беспрерывно тряслась, и девушка уже одним лишь усилием воли гнала себя вперед. Только б успеть, думала она, только б успеть, ведь это так обидно - не дойти пару метров до финиша, не успеть сказать несколько слов Мосу, всего лишь несколько слов напоследок, всего лишь отомстить...

Тишина обрушилась на нее многотонным грузом прошедших веков. Майа упала, от неожиданности не удержавшись на ногах - трясучка, длившаяся целый день, становясь то сильнее, то слабее, внезапно исчезла. Стих и ветер. Поднявшись на ноги, она увидела в наступивших сумерках огонек впереди. Это Мос, с уверенностью подумала девушка и длинными прыжками, тем самым, особенным, бегом, которому научил ее Ранд, вложив свои последние силы, помчалась к этому огоньку.

Возле костра сидели двое - Мос и... Виктор.

- Здравствуй, Майа, - дружелюбно произнес Мос, - Иди сюда.

Девушка решительно вступила в изменчивый круг света, рожденный костром, вскинув "Вулкан", который сумела удержать при себе на протяжении всего этого безумного дня.

- Познакомься, - продолжал, как ни в чем не бывало, продолжал парень, - Это Виктор. Наш с тобой сын.

Майа замерла. Как?.. Какой сын?.. Она никогда не рожала. Этого не может быть. Но в то же время что-то внутри ее говорило, что как раз может, даже больше - что так оно и есть. Это их сын.

- Откуда? - с хрипом спросила девушка.

Мос усмехнулся.

- Он родился в виртуалке и до Предпоследней Битвы сумел вставить дополнение к нашей программе по выращиванию тел, то есть добавил еще одно, и когда оно созрело, переместил туда свое сознание. Родился он, точнее его сущность, во время слияния наших, когда мы с тобой занимались виртуальным сексом. Таков уж закон природы. Виртуалка конечно же легко приняла в себя еще одно сознание. Помнишь о той V-любви, милочка?..

Она помнила. Помнила очень хорошо - с этого и начался их роман, длившийся столько лет, пока он не бросил ее на том пляже, после схватки с местной бандой. Одну. Умирать. Девушка навела "Вулкан" на Моса и внезапно вспомнила глаза умирающего нелюдя-торговца, вспомнила ту отчаянную надежду, которую она увидела в них...

- Ты можешь остановить луну, - сказал Виктор и тихо, но отчетливо добавил, - Мама.

Как, Вик, подумала девушка, как, милый мой мальчик, мне ее остановить?.. Я пришла сюда, чтобы отомстить, просто отомстить. Первая капля начинающегося дождя ударила ее по щеке. С глухим стуком начали ударяться о землю остальные. Некоторые попадали в костер и с шипением испарялись. Она взглянула на Моса.

- Прощай, ублюдок, - с грустью произнесла девушка, - Всего наилучшего.

Она нажала на курок, и в тот же миг Виктор бросился вперед, вскидывая свою охотничью слонобойку. Кто-то метнулся справа от Майи в длинном прыжке. Выстрел из ружья слился с треском энергетического импульса. Два разряда - один из Майиного "Вулкана", другой из энергооружия выпрыгнувшего пронзили Виктора, который прикрыл собой Моса. Теперь их с Майей сын лежал, нелепо раскинув руки, у самого костра на животе. Капли дождя с умилением выбивали почти что неслышную дробь на его спине. Девушка перевела взгляд вниз и увидела агонизирующего Ранда у ее ног - пуля из слонобойки попала в шею, и голова его скреплялась с туловищем теперь всего лишь несколькими мышцами и бледной полоской кожи. Хребта, как и большей половины шеи, не было. Глаза Ранда, однако еще жили, и в них девушка увидела нечто чужое этому миру, которое властно приказывало ей - прикоснись, быстрее прикоснись ко мне, я умираю, я умоляю - прикоснись... словно далекий шорох бегущих крыс послышался Майе. Она отстранено отвела глаза от лежащего перед ней и посмотрела на Моса. Посмотрела ему в глаза. И содрогнулась - из глаз его смотрело равнодушно все тоже что-то, тот черный ужас, что видела она в том сне, и это что-то говорило ей - стреляй, чего ты ждешь. Начался настоящий ливень, потоки воды стекали по ее волосам, стекали за воротник комбинезона, стекали по дулу "Вулкана", с усилием опущенного ею вниз. Не буду я стрелять, со злостью подумала девушка, не буду. И застыла в оцепенении, глядя, как капли стремительно несутся к земле, глядя на то, как усмехается Мос...

...Как он усмехается...

-Эти капли - глаза бесконечности - смотрят в бесконечность родную, в материнское око(*), - произнес чей-то голос у нее за спиной. Майа тоскливо задрожала, внезапно остро почувствовав предопределенность событий.

------

* - строчки из стихотворения Ф. Г. Лорки "Дождь"

...Он усмехается...

Она дрожала все сильней и сильней, медленно переводя взгляд с его усмешки на мертвые тела на поляне, с них - на капли дождя, с капель - опять на его усмешку.

...Он усмехается...

Холодные руки (холодные настолько, что она почувствовала это сквозь ткань комбеза) человека, стоящего за ее спиной, легли ей на плечи, и тот же уверенный голос сказал ей, что теперь не надо беспокоится, что теперь все будет хорошо, девочка.

...Он усмехается...

Руки, от которых тянуло смертельным холодом, соскользнули с ее дрожащих плеч и осторожно забрали у нее нервно пляшущий "Вулкан". Все будет хорошо. Все...

...Он усмехается...

Откуда-то издалека донесся треск выстрела.

...Он усмехается...

Его голова разорвалась на части, мимо девушки пролетело его ухо, забрызганное кровью и дождем, но она продолжала видеть Моса, стоявшего все там же, целым и невредимым.

...Он все также усмехается...

Все будет хорошо, девочка, услышала она, все будет хорошо. Ты скоро очнешься.

...Он усмехается, и черная волна цунами, рожденного уже неотвратимо падающей луной, встает за ним, за его усмешкой, неся с собою гибель этому миру.

#

Дрожит волнистая черта,

На нем и в нем все что-то дышит...

И ласково его колышет,

Смиряясь, злая пустота.

З.Н. Гиппиус

Майа медленно, сильно трясущимися руками, сняла шлем и так же медленно поднялась с кресла. Ее сильно шатало, но она не замечала этого - в тот момент всю ее заполняло отвращение и... ненависть, да, ненависть к Мосу, который заставил ее пережить все это.

- Ублюдок, - процедила она и, пошатываясь, направилась прочь из квартиры, на улицу вдохнуть свежего воздуха, хоть немного очухаться.

После этого они долгое время сторонились друг друга, вернее, Майа старалась не разговаривать с Мосом, стараясь не попадаться ему на глаза, игнорируя его присутствие в обычной реальности и никогда не находясь в виртуальной одновременно с ним. Мос делал вид, что так и надо, что все, мол, идет туда, куда ему и положено идти.

Но однажды (май месяц бушевал над городом) девушка проснулась утром впервые за много дней с чувством необъяснимого счастья и поняла, что все это - ерунда, что жизнь дана ей не для того, чтобы злится и обижаться на человека, который ей нравится. Не смотря ни на что. Она оделась и в радостном возбуждении выбежала на улицу, залитую ярким солнечным светом. Пришла пора мириться, думала она, жизнь - прекрасна, и совершенно бессмысленно размышлять о ее плохих сторонах. Голубь прошумел крыльями, упал с высоты перед ней на вымощенную древним булыжником мостовую и начал важно ходить туда-сюда, внимательно рассматривая щели между камнями и иногда хитро поглядывая на девушку - ну что, как оно - вновь почувствовать всю прелесть жизни, словно спрашивал он. Отлично, рассмеялась Майа, видя ставшее за последние пять лет редким радужное оперение шеи голубя, просто великолепно. И в облаке смеха она сорвалась с места и побежала дальше. Жизнь прекрасна.

Двери были открыты, система оповещения не работала, и Майа вошла внутрь. Мос находился в самой большой комнате квартиры, сидя на краешке кресла, положив локти на колени, наклонившись вперед и уткнувшись лицом в ладони. Перед ним на журнальном столике лежала полупустая пачка сигарет, рядом - исписанный листок бумаги, пепельница и фарфоровая чашка. Услышав звук ее шагов, он вздрогнул и поднял лицо. Лицо было мокрым, в глазах еще дрожали крошечные капельки влаги. Внутри Майи что-то оборвалось и гулко ухнуло в пропасть тьмы.

- Что случилось? - тихим тревожным голосом спросила она.

Он глянул на нее пустым взором и задумался, словно решая - отвечать или нет. Наконец сиплым больным голосом ответил:

- Я в ловушке, - вдох, - в тупике или в клетке, черт, не знаю даже как и сказать-то...

Он достал сигарету, прикурил, собираясь с мыслями, от дрожащего огонька спички.

- Позавчера у меня был приступ. Обычный, - затяжка, - сердечный приступ. Левую половину тела чуть не парализовало, хорошо хоть организм молодой - выдержал, - еще одна затяжка, - и теперь эта боль не отпускает меня, сердце стало центром звезды... морской, как бы, звезды, и к каждому органу, к каждой мышце в левой половине корпуса словно протянулся стальной луч нерва из этой звезды, негнущийся стальной луч... и эта боль ломает эти лучи, сжав сильною рукою сердце... и при любом усилии с моей стороны сжимает все сильнее и сильнее... очень страшно засыпать...

Он поднялся с кресла, движения его были медленными, осторожными, а всего его трясло крупной нервной дрожью. Посмотрел вдаль, а через мгновенье уже смотрел на нее, что-то выискивая в ее лице. Что?

- Будешь чаю?

Она согласно кивнула головой, и Мос направился в сторону кухни. Тут Майа решилась наконец задать вопрос:

- Ты принимал какие-нибудь лекарства? Есть у тебя валидол или что-то в этом роде?

- А толку-то?

Девушка прошла за ним на кухню, и в тот же момент раздался свист электрического чайника, с радостью возвещающего о том, что вода достигла температуры кипения.

- Что "толку-то"? Тебе лечиться надо.

- Лечиться? - он взял с полки еще одну чашку и поставил ее рядом со своей, которую предусмотрительно захватил с собой, направляясь на кухню, затем налил в них густой темной жидкости из заварочного чайника, долил кипяточку.

- Сахара сколько?

- Один, - Майа вздохнула, - Сходи в больницу...

- Ага, - он бросил ей в чашку кубик сахара, - меня сразу направят на обследование, затем на месяц-два положат в стационаре, пичкая кучей бесполезных лекарств...

- И что? Кто сказал, что эти лекарства будут бесполезными? И вообще - лучше просто так сдохнуть здесь что ли? - непонятная злость пробудилась в девушке, и она приготовилась к словесной схватке. Они прошли обратно в самую большую комнату в квартире.

- Сдохнуть?.. - Мос хмыкнул, - Можно и не сдохнуть, послушаться тебя и полежать в больнице, а потом жить в вечном ожидании очередного удара и глотать пилюли, снимающие боль в сердце часа на два, чтобы затем эта боль возвращалась и с новой силой вновь овладевала тобой, и корчиться на кровати от этой боли, не позволять себе ни огорчений, ни радости, ни-че-го...

- Все не настолько плохо, Мос, - нежно сказала девушка. - Это только твое воображение.

- Все намного хуже, - Мос осторожно понес чашку к губам, подул на поверхность жидкости, отхлебнул чуток, - Я в западне... Конечно, можно попробовать перебороть эту боль, но я чувствую, что у меня уже нет времени для этого, кто-то очень не хочет, чтобы я оставался в этом мире, и, скорее всего, послезавтра меня ждет еще один удар, который я не смогу пережить...

Наступило недолгое молчание, после которой он продолжил:

- Знаешь, Майа, я не ожидал, что со мною еще может такое случится, но, кажется, я все-таки влюбился...

Девушка замерла.

- Да, так оно, наверное, и есть. Влюбился в не блещущую красотой, хоть и симпатичную молодую девушку, глупую, хоть и умнеющую на глазах, не шибко талантливую художницу, которой я, к тому же, нравлюсь. И что я в тебе нашел?

Он посмотрел на нее, и девушка внезапно утонула в его черных, как ночь, зрачках, и вдруг в этих бездонных колодцах тьмы увидела звезды, которые сразу, будто почувствовав ее взгляд, рванулись к ней через бездну и вот - они уже в комнате, устраивают хороводы из разноцветных светлячков, мерцающих волшебным светом, придавая всей комнате веселый неземной вид.

Майа в удивлении замерла, позабыв даже дышать. Мос подался вперед:

- Ты видишь их?

Кивок. Утвердительный кивок в ответ. Это волшебство, подумала девушка.

- Это - реальность, - эхом ее мыслей откликнулся парень, - Это - наша реальность, просто надо уметь видеть такие вещи.

Звездочки закружились быстрее, еще быстрее, и вдруг слились в постоянном движении, образовав большой проход. Мос шагнул к нему, обернулся, посмотрел на девушку блестящими глазами.

- Я в ловушке, - тихо сказал он. - Чтобы выжить, мне надо уйти из этого мира. Пойдешь со мной?

Майа ничего не ответила.

- Идем, - он протянул руку, - Там красиво. Там нет безысходности, нет твоих страшных глаз бесконечности, которые ты нашла в виртуалке. Идем...

Она отрицательно покачала головой.

- Ты боишься?

Опять отрицательное качание.

- Что тебя держит?

Майа судорожно вздохнула.

- Родители, - прошептала она (а звезды все также безумно кружились по своим маршрутам, каждый миг причудливо меняя свои цвета, звезды веселились вовсю в своем танце под тихую еле слышную кружащую голову мелодию мгновенья), - друзья.

- Это твой шанс, Майа. Ты ведь сможешь вернуться, если захочешь. Сможешь их навещать.

- Я ведь не захочу возвращаться. Правда? - так же тихо, но уже с надеждой спросила девушка.

Мос вздохнул.

- Правда.

- Я подожду... твоего возвращения.

Он покачал головой.

- Сомневаюсь, - голос стал еле слышен, - Очень сомневаюсь...

Он шагнул к проходу, остановился, обернулся. Его силуэт на фоне движущихся звезд был освещен их красивым вечно меняющимся светом, и грустным огнем горели глаза.

- Там красиво, - шепотом произнес он, взмахнул рукой, - Прощай, - и вошел в проход.

Нет, хотела крикнуть Майа, подожди меня! Подожди! Но она молчала, кусая губы, и смотрела, как проход рассыпался яркими разноцветными искрами. Нет, рыдала она внутри своего я, нет...

Девушке стало холодно. Она подошла к столику и подняла листок бумаги. Стихотворение.

"Ярко звезды сверкали над башнями замка, тихо кошки стонали, умирая в воде..." - прочла она про себя. Повернулась, вышла из квартиры.

Ей было холодно.

#

Под пылью и прахом

Ищу я движения,

С молитвой, со страхом

Я жду - воскресения...

З.Н. Гиппиус

Как он говорил? Ах да, он говорил, что реальность - это вода. Тогда она творила свои первые миры, он словно держал ее за руку, помогая преодолеть неизвестно откуда взявшуюся робость, и говорил: расслабься, милая, здесь штрих, потом здесь, и мир от этого оживал, наполнялся гармонией, он говорил: забудь, что реальность незыблема, она - как вода, ее можно переливать из одного сосуда в другой, ей можно придать любую форму, главное - хотеть этого. Поверь, а остальное все - просто.

... Если ты видишь то, чего не видят другие, это означает только то, что ты видишь то, чего не видят другие...

Реальность - вода, и можно играть с нею, как с водою - зачерпывать в ладони, разбрызгивать, превращать в пар или в лед, или в плазму, или...

Как тяжело было в это поверить, она так и не смогла... его голос... еще один гудок товарного экспресса, он все ближе и ближе, как далеко он ушел!..

Нет ничего, что было бы иным.

Где ты? Где?..

Уже слышен перестук колес. Скоро смерть, скоро - освобождение от неверия, от не...

Женщина закрыла глаза и четко представила его. Что-то теплое внезапно пробудилось в сердце, шум прибоя возник в голове, она словно подалась вперед, хотя ремень безопасности не давал ей этого сделать, но она не заметила ремня, ей было не до него...

В последний раз она попыталась поверить, ее мир догорал в виртуальной реальности, и ей внезапно показалось, что кто-то тронул ее за плечо и тихо прошептал: "Идем. У тебя получилось...". Она прошла за ним, сквозь времена и их тоску пролетела за ним, и они оба пошли в ее догорающий мир.

На повороте показались огни локомотива, его водитель увидел в свете прожектора автомобиль, одиноко покоящийся на рельсах, дернул рычаг тормоза. Раздался скрежет и скрип, но было поздно - машина находилась слишком близко...

Они взобрались на постамент среди бушующего пламени, и тут женщина наконец-то решила взглянуть на того, кто пришел за ней. Это ты, без звука, без мысли. Это ты, ответило пламя. Ты здесь... И ты здесь... Мы здесь... Наконец после стольких лет разлуки они обнялись и исчезли из этого мира...

Зверский удар перевернул машину, локомотив некоторое время тащил ее вперед, пока она за что-то не зацепилась, и упорные колеса все-таки разрезали ее плоть и плоть давно уже мертвой женщины...

Майа рассмеялась и провела рукой по его волосам.

- Пусть твой облик еще постоит там, среди пламени, - словно стесняясь, робко попросила она.

Он улыбнулся в ответ:

- Для Тоя?

- Для него. Может, бедный мальчик все-таки сможет поверить, он ведь так близко от этого, так близко... - она полной грудью вдохнула его запах.

- Пусть.

Женщина напряглась и вновь поставила на постамент фигуру Моса. Рядом с памятником виднелся чей-то силуэт, огороженный холодной стеной самоконтроля. Той...

Она обернулась к Мосу, увидев, что все вокруг изменилось.

- Что это за мир?

- Ха. Это один из многих, которых, скорее всего, и не счесть. Я видел только несколько из них. Так что перед тобой - удивительная Вселенная, где каждый может быть Творцом. Если, конечно, захочет этого...

Он весело рассмеялся.

- Идем...

-... идем...

КРЫСЫ

Синие вспышки, ствол плазмагана дернулся вверх, и еще один фрэг засчитан мне. Противник успел только раз пальнуть из дробовика в упор, но это ему не помогло. Быстро к тому месту, где вот-вот должна появиться мегасфера, навстречу вылетает вновь появившийся противник, стрэйфует, пытаясь уйти от очереди плазмы, но все напрасно - у меня на счету опять новый фрэг - везет. Вот и мегасфера, слышу, как оживший где-то враг подобрал что-то из оружия, бежим назад, нервное напряжение нарастает, адреналин будоражит кровь, вперед, быстрее, быстрее...

Слева вылетает ракета, черт, ухожу в коридоры, переключаюсь на BFG-9000, разворачиваюсь, подбегаю к повороту, нажимаю на клавишу "огонь", скольжение вправо, и перед тем как ракета стоящего в начале коридора игрока попадает в меня, ярко зеленая вспышка закрывает обзор, фрэг, красный экран перед глазами - все еще жив, ищу аптечки, взгляд на индикатор плазмы - пусто, переключаюсь на винт, у-у-у, сейчас побегаем...

Биологические часы предупреждают, что идут последние минуты матча, нервы на пределе, я почти дрожу, пот стекает по лицу, счет у нас равный, оружия поровну, защита у меня похуже, к тому же он - "мышатник" в отличие от меня, но я - я вошел в темп, и мне уже все равно, кто соревнуется со мной сейчас, и что такое сейчас, есть только бег и стрельба среди коридоров, и никакого вмешательства со стороны сознания...

А потом я еле стою на ногах, и организаторы чемпионата поздравляют меня с победой, и выдают квитанцию на новый компьютер - главный приз конкурса. Я обещаю зайти за ним завтра и почти что падаю в объятия Али, и на немой вопрос отвечаю еле слышно:

- Это того не стоило...

...А потом наступила виртуальная пора, можно даже сказать, началась новая эпоха. Да, говорить мы все мастера и еще не такое можем сказать. Было бы кому. Виртуалка, как ее теперь называют, вселила поначалу множество надежд и восторгов в наши головы, и мы носились в небесах, творя ее. Старое значение слова "хакер" вернулось, и свобода, главная цель этого самого "хакера", свобода действий в виртуальной реальности была. Была изумительной. Вот мы и изумлялись. На плохих машинах, в старых переделанных VR-шлемах, с красными слезящимися глазами и нервно подергивающимися конечностями мы брали штурмом все сервера подряд, завоевывая инфопространство, и ...

Это случилось летом, тогда я в первый раз и услышал этот шорох, словно тысячи крыс пробегают у тебя под ногами, и кажется, что тебя вот-вот сметет этим живым цунами, никакого писка или визга, один только шорох преследует меня до сих пор в кошмарах - других снов я давно уже и не вижу, а если вдруг и приснится мне что-то доброе светлое, на утро я, конечно, уже ничего и не помню.

Я просто шел прикупить себе сигарет - впереди меня ждала бессонная ночь, полная сигаретного дыма и остывшего кофе. Возле бабки-продавщицы и стояла Она - маленькая девочка, скорее всего - ровесница моего Игоря, с недетским взглядом, в котором застыла любовь ... во льду. Рядом с ней крутился какой-то весьма грязный оборванец, лет десяти от роду, да и сама она одета была не лучше. Девочка пристально посмотрела на меня, когда я подошел к бабке и протянул деньги, назвав марку нужных мне сигарет. И тогда же в голове моей раздался тот шорох, я содрогнулся от него и от холода ее глаз, встретившись с ней взглядом. И, забирая сигареты и сдачу, услышал:

- Дядя, вы могли бы меня убить?

- Убить? - тупо переспросил я, усиленно размышляя над тем, не появились ли у меня случайно слуховые галюцинации, а то шорохи мерещатся всякие, мало ли что...

- Ой, дите, что же ты такое говоришь! Ты же еще крошка совсем, чтобы думать о таких вещах!.. - взвилась вдруг продавщица, всплеснув руками, в то время как вышеупомянутый оборванец, стоя позади нее, лихо вытащил все купюры из боковых карманов. Я иронически усмехнулся, чувствуя, как неприятный осадок внутри меня рассеивается, и посмотрел на девчонку. Та отрешенно смотрела куда-то за пределы этого мира, и смутная тревога вернулась на свое место ко мне. Посерьезнев и пожав плечами, я развернулся, придерживая карманы, и, насвистывая какую-то песенку, направился домой.

...Каждый из нас создавал свой облик в виртуальности, часто даже несколько, некоторые изловчались творить себя (так это у нас называлось) настолько хорошо, что в зависимости от тайных законов, которые составляют фундамент любого илюзорного мира, изменялся и сам образ человека. На заре виртуалки сделать такое было достаточно сложно - все, касающееся самой структуры, держалось в страшном секрете. Но мы ухитрялись добывать информацию любыми путями, наши мозги работали на пределе, сопоставляя и анализируя все, даже косвенные, изменения, которые возникали в результате наших же действий, легкую рябь вечности, появляющуюся иногда в Сети. И, ясное дело, наиболее распространенным способом достать какую-нибудь информацию, если она настолько сильно спрятана, был и остается на веки вечные ВЗЛОМ. Взлом грубый, малоэффективный и опасный. Или хитроумный, изощренный, в некоторой степени даже извращенный, незаметный, почти не оставляющий следов. Сколько тогда появилось взломщиков! Молодежь депрессивного времени, не зная куда применить свой потенциал, бросала все силы на штурм, на добычу, точнее, воровство, а потом - на создание своих шедевров, многие из которых давно канули в лету, никто никогда их не видел и не увидит уже. Эти два года были Золотым Веком хакеров...

Через два дня должна была быть выставка наших с Алей работ, и мы в лихорадочной спешке доделывали рамы для картин в старом гараже. Полотна эти мы писали все лето и половину сентября, наша продуктивность удивляла всех друзей, близких, близких друзей и, в первую очередь, конечно, самих себя.

Вся моя рабочая одежда давным давно покрылась пылью и опилками, Аля выглядела почти так же, как и я, только, не смотря на это, была все так же неотразима, особенно когда сдувала пыль с лица, хитро прищуриваясь. Еще нам помогали двое художников - старых знакомых жены, мы часто приходили друг к другу на помощь, как вот в этот раз. Весело переругиваясь, сильно не отвлекаясь и делая перекуры через два-три часа. Вспомнив о времени, я бросил взгляд на Алину руку, на запястье которой уютно разместился мой старый подарок - изящные часы. Она их почему-то не снимает даже во время самой грязной работы, хотя такая (в смысле работа) моей жене попадается весьма редко.

Восемь вечера. Сейчас должен прибежать Игорек, принести ужин, состряпанный тещей в очередном приступе кулинарного вдохновения. Бестолковые мысли весело суетятся в голове, руки механически делают свою работу. Опять быстрый взгляд на жену - как же мне повезло! Это ж надо было такому случится - по глупому залететь в армаду, хотя было столько возможностей отмазаться, а она, молодец, дождалась, приезжала, писала, как минимум раз в неделю, беспокоилась, ну ничего, все обошлось, по возвращении мы расписались, зажили долго и счастливо, глупая улыбка помимо воли расплылась на моем лице, я тут же негромко прочистил горло и опять сосредоточился на работе.

Внезапно нахлынувший шорох, тот самый шорох, нарушил бессвязность моих мыслей, затем раздался чей-то испуганный вскрик снаружи, и уже на пути к такой далекой двери гаража я осознал, что это был голос сына. Вылетев в осенние сумерки, я увидел толпу подростков, окруживших чье-то тело, лежащее на асфальте.

- Что за... - вылетело из моего горла, чтобы тут же оборваться - я увидел стремительно летящий в лицо асфальт - кто-то невидимый подставил мне подножку - успел только подставить локоть, но тут же вырубился от удара сзади по макушке. Прошло мгновенье, пока я пришел в себя и, откатившись в сторону, принял боевую стойку. В дверях гаража скрючился от удара в пах Серый - один из наших помощников, он вместе с Алей учился в художественном училище, за его спиной выглядывало растерянное лицо жены, за ней же стоял Санек, удивленно таращивший глаза. Долгая секунда не успела закончиться, а мое тело уже отпрыгнуло в сторону тренированным движением, уходя от удара велосипедной цепью в руке стоявшего ранее в полоборота ко мне пацана лет тринадцати на вид. Повторной атаки не последовало - парень уже лежал на земле после двух моих точных, но несильных ударов, я быстро нагнулся, вырвал из его руки цепь и, не глядя, забросил сей предмет на жестяную крышу гаража.

Посмотрев на расходящихся полукругом парней, у большинства которых были кастеты, я глянул на тело на асфальте и внутри меня что-то оборвалось - это был...

- Игорь!!! - раздался отчаянный крик Али у меня за спиной, и я бросился вперед, чтобы отвести эту крысиную стаю подонков подальше от лежащего. И непонятный туман, тогда я еще не знал, что это за туман и откуда он берется, тяжелым покрывалом упал на мой рассудок, замедляя движения и пряча все мои эмоции, таким образом превращая меня в тупую машину без мыслей и чувств, я словно застрял в трясине, в которую превратился в одно мгновенье воздух, и с помощью казалось бы неимоверных усилий тренированной воли мне удалось сделать несколько шагов. А потом это все показалось мне яростно знакомым, я словно в сто первый раз переживал все это и знал, что переживу еще не раз, и наваждение исчезло. Шум убегающей шпаны, зарождающийся плач сына, рвущееся дыхание жены справа и медленно падающее к горизонту солнце...

... и снова мы возвращались к истокам программирования. Для чего? Никто не знает и не знал тогда. Некоторые даже изучали "Машину Тюринга" (не смейтесь - это на полном серьезе). Зачем? Но, не смотря на этот идиотизм, более того - исступленный радостный кретинизм, имена (клички, логины, ...) многих из них впечатаны золотым шрифтом в серую ткань истории виртуального человечества. То было время многих странностей, время взросления человека, что стало ясно много позже, когда провидение раскрыло наконец свои...

Двигайся, танцор, не жди пулю, двигайся... Фраза, которая осталась ото сна медленно таяла под солнечным лучом, осветившим мое лицо. Ого, сколько ж это я проспал, раз солнце успело подняться так высоко? Я вспомнил свой сон и содрогнулся. Приснится же такое... Бравые кабальерос... И серебряные клинки в руках танцора-охотника светятся призрачным светом моей смерти. Фантазия начала усиленно работать, наделяя сон новыми деталями, придумывая сюжет, в котором место мне отводилось под какую-то нечисть. Нечисть с пистолетом. Я усмехнулся и вдруг вспомнил лицо танцора. И снова содрогнулся. Я уже видел его. Во сне. Полторы недели назад. То была какая-то фэнтези. Замок. Именно Замок, с большой буквы. Обладатель лица - Наследник Графа, медленно оседающий на пол широкого мраморного балкона с моим десантным ножом в горле. И кровь, черная в лунном свете. Бррр...

Из гостиной донесся смех, и, накинув на себя синюю рубашку, я поспешил туда. Аля с Игорьком смотрели телевизор, где показывали цирк. Приятно защемило в груди, я вспомнил свое детство и, бесшумно подобравшись к жене, кашлянул у ее уха. Она дернулась от неожиданности и, вскочив, бросилась на меня. Немного поборовшись, я сдался и склонил шею в ожидании неминуемого наказания. Под веселый смех развлекающегося сына она обняла меня и поцеловала.

Быстрый взгляд в ее глаза и, чтобы не утонуть в их безбрежности, глупый вопрос, разбивающий романтичность момента:

- Дорогуша, что у нас на завтрак?

В смехе она покачала головой - мол, что с мужика взять - и повела меня на кухню, взяв за руку. Я покорно плелся за ней, пытаясь придумать какую-то шутку. Это мне не удалось, я поднял все четыре лапы к верху и направился в туалет для совершения утреннего моциона, о чем тотчас же, именно этими словами, уведомил свою дражайшую половину.

После завтрака я отправился в парк на встречу с Геной - моим одноклассником - теперь уже авторитетом среди криминала города. Он попросил меня кое-что достать в сети, так как я был одним из немногих жителей, подключенных через спутник, а информация была достаточно объемной - в получившихся архивах около двух гигабайт, и, конечно, за определенное вознаграждение. Хоть в деньгах я сейчас не очень-то и нуждался, но лишняя копейка в хозяйстве не помешает. По пути я размышлял о техническом прогрессе, о высоких технологиях, о недавно появившейся виртуальной реальности. Был я там, в этой самой виртуалке. Ну, конечно, трехмерность, новые возможности (интересно - какие?), все такое, но все же - примитивно, наивно как-то. Хотя, говорят, чтобы полностью ее оценить, нужно специальное оборудование, что-то типа шлема с перчатками или еще чего-то в этом роде. Не знаю, не знаю...

Генадий сидел на более-менее чистой лавочке напротив памятника афганцам, укрытом струящимися ветвями ив. Рядом с ним (Генадием) стояло двое с широкими плечами, в костюмчиках. Надо же - телохранители. Я хмыкнул и подошел к сидящему, протягивая руку.

- Здоров, крокодил.

Он улыбнулся.

- Ха. Не забыл. Ну здравствуй, здравствуй. Присаживайся рядышком. Покурим, глядя в землю.

- Ты все еще слушаешь советский рок? - искренне удивился я, садясь рядом.

- Ну канэшно, - он вытащил пачку "Житана" и протянул мне. Я прикурил, Гена тоже.

- Вот, здесь все, что я нашел, - я протянул ему диск.

- Много? - он весело взглянул на меня.

- Два гига.

- Ого, - он деланно округлил глаза и спрятал диск во внутренний карман пиджака. - Рассказывай как дела, как семья, работа...

- Да что тут рассказывать, как обычно. Малярствую потихоньку, копейки сгребая... Все в принципе нормально, - тут я вспомнил инциндент с сыном, - только шпана что-то совсем обнаглела.

Его глаза сделались неожиданно холодными, где-то я уже видел похожий взгляд, вот только где?..

- Что-то серьезное? - внешне небрежно спросил он.

- Да нет, - я махнул рукой, - Малолетки. К сыну недавно достебались средь бела дня, деньги требовали...

- А-а-а-а. - зевнув, протянул он, - Бывает. И в наше время такое было. - После небольшой паузы он сделал вид, будто вспомнил что-то и вытащил небольшой белый конверт.

- Держи, это тебе в знак признательности. - Он хмыкнул, - Благотворительность, как известно, налогом не облагается.

- Что да - то да, - глубокомысленно ответил я, взяв протянутый конверт.

- Ну ладненько. Будем прощаться.

Я встал, пожал его руку и нарочито хриплым голосом из мультика сказал:

- Ты это, если что - заходи.

Гена засмеялся - он тоже помнил этот мультик.

- Взаимно...

...Однажды мы вернулись "домой" раньше обычного, а там... там лежал мертвый Ник со шлемом на голове и машиной, работавшей в режиме ожидания адреса. У него - спортсмена, каратеки - остановилось сердце. Первые ростки страха дали всходы в наших белых душах, мы еще не знали, что или кто убили его, но в том, что это было убийство, убийство в виртуалке, первое на нашей памяти мы и не...

Движенье "мышкой" и фигура мальчика перемещается на выбранную мной ветку металлического дерева, теперь - сглаживание, привяжем одежду, скрепим мальчика с деревом, повращаем немного для проверки - вроде бы нет заметных несоответствий, вернемся к изначальному ракурсу, полюбуемся, ха, неплохо, неплохо. Прилаживаем новый источник света в озерце, назначим ему ранее тщательно выбранный оттенок и интенсивность, удалим временный источник, который облегчал мне просмотр. Теперь рендеринг - прорисовка всей сцены. Ну, пока она прорисуется, можно и покурить. Я вышел на балкон и посмотрел на ливень, разгулявшийся на улице. Сыро, черт возьми. Чиркнула зажигалка, я затянулся - кайф...

Бросив окурок вниз и проследив его падение, я вернулся в комнату. Возле экрана, рендеринг на котором уже закончился, склонилась Аля, рассматривая изображение. В который раз я залюбовался ею. Ласково положив руку ей на плечо, я услышал:

- Красиво... Но все равно - ты извращенец.

- Почему?

Она усмехнулась.

- Фрейда читал?

- Нет.

- И не читай, потому что...

Продолжить она не успела, так как я приложил палец к ее губам, она прикрыла глаза, я наклонился...

Дождь закончился, и стало как-то светлей. Я, находясь во внутренней гармонии с окружающим миром, медленно прогуливался по городку, не мешая своим мыслям теребить друг друга за волосы. Жить хорошо, а хорошо жить - еще лучше. Избитые афоризмы вертелись около все тех же веселящихся мыслей, всплывая иногда на поверхность. И под действием неожиданно появившегося крысиного шороха все спокойствие взорвалось рваными осколками. Что за?!.

Из почему-то открытого окна на первом этаже дома метрах в ста впереди выскочило несколько мальчишек, прилично, кстати, одетых и, таща наполненные сумки, убежали дальше по улице, потом внезапно свернули в переулок, и чувство слабости отступило, исчезло в сыром воздухе. Не вмешиваться, повторил я про себя, но гадливость в душе не исчезла, а только слегка притихла. В сердцах я сплюнул на булыжник мостовой и резко развернулся назад. Домой...

...серые тени. Да, вот тогда и появилось это слово, словно острая ледяная игла, заползающая в сердце и невозможно долго тающая там, - грэи... После этих смертей наступило затишье - вероятней всего они потеряли наш след - в виртуалке мы не появлялись, как впрочем, и на улицах - "залегли на матрасы", кто где мог. Чуть позже двоих арестовали, а через год мы получили известие о том, что один из них покончил жизнь самоубийством, второго настиг "несчастный случай" в колонии. Вот тогда-то у нас и сорвало крышу, и появилось одно всепоглощающее желание - ...

Ароматный пар поднимался из стоящей передо мной тарелки с борщом. Аля налила борщ Игорьку в тарелку поменьше, потом себе.

- Приятного апетита, - пожелал я всем находящимся за столом, в первую очередь, конечно же, себе, плотоядно облизнувшись. - Вкушайте, страждущие, пока не вкусили вас.

Протянув руку за невинно выглядевшим кусочком черного хлеба, я услышал как в гостиной звякнул телефон. Кивнул Але - мол, я подойду - с тяжелым вздохом поднялся из-за стола и направился к телефону.

- Толик?

- Да.

- Здоров. Это Гена. Слышь, нужна твоя помощь.

- Опять? - я насторожился.

- Да. Что-то в том же роде. А, может, и не в том. Ты же знаешь - я в этом плохо разбираюсь.

- Угу, - здесь явно запахло деньгами, поэтому я поглубже втянул в себя воздух, чуть позже выдохнул и спросил: - Так что надо сделать?

- Ты сейчас занят?

Идиотская привычка - отвечать вопросом на вопрос.

- Обедаю, - лаконично ответствовал я.

- Тогда приятного апетита, - голос Гены почему-то сделался веселее.

- Спасибо.

- Так вот - давай, через час в "Каскаде".

- Давай.

- Ну, тогда до встречи. Але привет.

- Ладненько. До встречи.

Короткие гудки, я оставил телефон в режиме ожидания и направился на кухню к обеденному столу с твердым и непоколебимым намерением уничтожить весь борщ в радиусе шести с половиной метров.

Пивная пена мягко коснулась моих губ, затяжной глоток, еще один. Вот так. Хорошо. Мы сидели в "Каскаде", попивая пивасик и болтая пока что о пустяках. Генадий взглянул на своих телохранителей, затем посерьезневшими глазами на меня.

- Мне нужна вся имеющаяся в Internet-e информация о фирме, - он опять глянул на своих лбов, затем дал мне две визитки, на одной - название фирмы и, как я понял, официальное прикрытие, в смысле легальный вид деятельности, которой она занимается, а на другой - ...

- ... и об этом человеке, - он кивнул на вторую визитку, которую я внимательно разглядывал, - Всю возможную информацию, - подчеркнул он, - Даже слухи.

Я кивнул.

- Также, если сможешь, конечно, проведи поиск по таким категориям:... - его голос упал до полушепота (Боже мой, какие тайны!), он перечислял и перечислял все, а я это все автоматически запоминал и в то же время думал, что, да, мол, Толян, занесло тебя в политику... грязь то какая... как бы вывернуться, черт! (это имя на этом клочке пластика, это имя на этом гребаном клочке пластика, это...), как бы...

Неожиданно я почувствовал, как мои глаза холодеют и таким же холодным голосом спросил:

- Гена, мы - друзья?

Он смело ответил мне взглядом, после чего вздохнул:

- Да.

Повисло неугрюмое, но какое-то неуверенное молчание. Потом он добавил:

- О твоей роли в этом, кроме меня, никто не знает. Твою неприкасаемость я гарантирую своей дурной башкой. Никто тебя не тронет. Обещаю.

Он опять ненадолго замолк, затем как-то неуверенно сказал:

- Ты это... постарайся не из дому выходить в Internet... Хорошо?

Внезапно я расхохотался и хлопнул его по плечу.

- Хорошо. Не учи ученого. Полторы недели хватит? - спросил я, хоть и не был уверен, что успею все сделать за этот срок.

Гена облегченно улыбнулся.

- Впритык.

Аля, что ж я делаю, Аля?!! Будем надеяться, что знаю, что...

...творил там все, что хотел, делал то, чего никто не мог себе раньше представить, пока не видел этого, а когда уже видел сделанное им, качал головой: да только так оно и могло быть, никак иначе, так оно и устроено, все это было естественно так же, как дерево, хотя точнее будет - как облако. И так же прекрасно. Можно сказать, он был богом в виртуалке, действительно Творцом с большой буквы, кем же он был в "настоящей" реальности, в жизни(а слухи ходили самые разные), мы так и не успели узнать - он ушел из этого мира, а мы почти сразу же после того сцепились с грэями - главная ошибка...

Неудавшийся почему-то конец осени. Шесть утра. Работа оказалась не из легких, но этот политический деятель видно ничего не знал о том, как защитить (точнее не внести в сеть) информацию (в том числе и приватную) о себе и своих делах. Конечно, ничего, на первый взгляд, страшного в Internet-е не было, но умные люди и из косвенной инфы могут выцепить невероятные подробности (факты, события, стратегические планы etc.). Толян оказался настолько глуп, что даже держал на своем ноутбуке карту города со многими омечеными адресами. Идиот. Два дня назад, как обычно, в час пик, он в который раз подключил его к Internet-у, и я закончил перебрасывание содержимого его жесткого диска, чем успешно занимался восемь дней, заодно посмотрел, что у него в CD-ROM-е (там оказалась свежая версия свода законов нашей всеми любимой страны). Перебросил я инфу в один из своих одноразовых "схронов", точнее, в некий банк данных, размещенный в Новой Зеландии, доступ к которому был "свободен" круглосуточно. В общем, работа была окончена.

Я записал все, что насобирал, на четыре лазерных диска, разобрал комп, в разобранном виде забросил его в багажник взятой в аренду на месяц старенькой "Хонды", подумал и забросил туда же радио-модем вместе с радиотелефоном, зарегистрированным на несуществующую личность (благо у меня еще сохранились знакомства, кроме Гены, позволяющие делать такие глупости), вывез все это барахло за город, расколотил, как смог, винчестер молотком, облил все бензином, хорошо облил, не жалея, поджег, прикурил от горящего сетевого шнура и сел ждать на берегу загороднего озера, ждать до полудня, пока это все чуть поплавится, потом спихнул с обрыва в тихий омут обуглившиеся остатки.

В это время специально модифицированый моим знакомым хакером-вирусмейкером Жэтом вирус-дестройер целеустремленно выводил из строя те винчестеры в Новой Зеландии, которые я использовал, как промежуточную базу.

Осталось самое слабое звено - люди. Но с этим я ничего не мог поделать. Ничего. Надо же хоть кому-то доверять в этом гребаном мире...

С Гены я содрал приличную суму, очень приличную, а когда он удивленно прошептал, увидев распечатку карты и отмеченные адреса: там же склад оружия, где мы... , я прижал палец к его губам и сказал, что ничего не хочу об этом знать. Ничего...

На следующий день, я возобновил усиленные тренировки дома и, на всякий случай, начал посещать секцию тхэквондо, хотя что с того толку - я не знал.

Успокоился я через неделю, чувствовал себя почти уже в норме, и все было бы более-менее нормально, если б не этот шорох, проклятый крысиный шорох.

Это случилось, когда я возвращался с тренировки на микроавтобусе приятеля, с которым (в смысле - приятелем, а не автобусом) познакомился на занятиях в секции. Каждый день он подбрасывал меня домой - нам было с ним по пути. Вечером. До моего дома оставалось три поворота, когда шорох, тот самый шорох бегущих крыс, буквально опрокинул наши мозги, ввизгнули тормоза, бусик словно в замедленном кино начал непостижимо долго останавливаться, туман, злобный, как скисшее молоко, накрыл мое сознание, и сквозь этот туман я видел, как словно из ниоткуда появилось пятеро подростков, посмотрели на нас (просверлили своими холодными глазами), лед узнавания появился в этих недетских глазах, и парни перешли улицу. Они подошли к внезапно ставшим медлительными прохожим и четкими ударами рук и ног начали сваливать их на землю. Страх охватил меня, капельки пота выступили на коже. Подростки словно тренировались на этих людях, отрабатывая с кошмарной методичностью разные удары и броски. Сквозь склизкий ужас я прошептал:

- Поехали.

Спустя вечность наш микроавтобус тронулся с места. Возле самого моего дома оцепенение слегка прошло, и я почувствовал горячий стыд, а мерзостно колючий голосок моего страха говорил и говорил о том, что возвращаться смертельно опасно, а где-то на фоне убегали из своего рая многочисленные крысы.

Мой приятель сказал, собираясь с силами:

- Они творят в этом городе все, что хотят...

И, охватив голову руками, уткнулся в руль.

Я вылез из бусика, махнул рукой, сказал слово прощания (Боже, как стыдно!) и ушел. Сзади раздался шум уезжающего микроавтобуса.

Больше я того парня не видел.

Через неделю, полностью морально придя в форму, я и сам перестал посещать тренировки.

...говорили, что свои первые шедевры Наумкина сотворила с его помощью, но почему грэи ее не тронули, мы не знаем, и сейчас, когда солнце скрывается от нас за пылью, странной блестящей пылью, почти что заменяющей воздух, когда отблески стартов межзвездных кораблей озеленяют наши редкие седые волосы, когда везде слышатся отзвуки очередей мелкокалиберных орудий, наверное, и не...

Я проснулся от мерзкого страха и понял, что с этим надо что-то делать. Меня трясло, как на виселице, третий сон уже такой, в котором надо убивать. Я не хочу убивать! НЕ ХОЧУ.

Вспомнив, чем закончился мой сон, я содрогнулся. Это ж надо - повесить вдрызг трезвого алкоголика (все та же жертва!), иронично осмотреться, выйти из квартиры, встретить поднимающуюся по лестнице любовницу этого самого алкоголика (все та же девушка!), спокойно (вежливо) поздороваться с ней, выйти из подъезда с чувством выполненного долга и ... проснуться. Мерзость.

Занималось зимнее пасмурное утро. Хорошее слово - занималось. Заниматься можно спортом, можно - сексом. Заниматься может заря, но не утро же. Я прошел в душ. Горячей воды, как всегда, не было, но я ей практически и не пользовался (да, да - и зимой тоже). Аля на кухне, Игорек шумно собирается в школу. Может, порисовать что-нибудь? Хотя деньги все еще есть, причем достаточно денег, но иногда ведь можно нарисовать что-нибудь и просто так, не на продажу. Или нет?

Через полчаса мне надоело калякать кисточкой, и я решил пересесть за компьютер. И конечно же сразу же запустил набор программ для художника и принялся рисовать. Ага, уже разбежался. Щаааз... Сев за комп, я вспомнил, что месяц назад остановился в новой стратегии на весьма интересной миссии, и включил ее. За игрой как-то незаметно промелькнул обед, на улице еще больше посерело, после этого мне страшно захотелось выйти на свежий воздух покурить. Забавно - подышать свежим воздухом через сигаретный дым. Мда. Пойду-ка я, наверное, в гости к Илюше. Давно я его не видел. Хорошая идея, мне стало интересно, занимается ли он и дальше музыкой, может, подкинет мне парочку прикольчиков типа: как оформлять спецэффекты с наименьшими усилиями на компах или что-нибудь еще в этом роде. Как никак он - профессионал. Хм.

Ледяные корки шумно трещали у меня под ногами, на западе алым цветом умирали нависшие над горизонтом облака. Решив сократить путь к автобусной остановке, я свернул в левый переулок. Дорогу мне преградили двое молодых мордоворотов в серых импортных куртках подшитых мехом.

- Мужик, не ходи туда, ладно? - сиплым голосом вполне миролюбиво предложил один из них.

- А в чем, собственно, дело? - поинтересовался я, вытащив руки из карманов. Внутри тела появилось нездоровое напряжение, и я заставил себя расслабиться.

- Я серьезно говорю - не ходи. Нельзя! - тон стал угрожающим, и мордовороты пододвинулись ближе. Второй из них, который был более молчаливым, присмотрелся ко мне и сказал, обращаясь к первому:

- Это кореш босса, Дык. У него с ним были какие-то дела осенью, - и уже ко мне, - Ты уж извини, мужик, но тут у босса деловая встреча, и он велел никого не пропускать.

Я пожал плечами:

- Ладно. Пока, мужики.

После развернулся, засунул руки обратно в карманы и пошел дальше по улице.

Ледяной шорох бегущих крыс чуть не повалил меня на тротуар. Осторожно, словно испачкавшись, я обернулся и увидел, как побледнели лица парней в переулке. Через несколько томительно долгих секунд к ним подошел Гена со стеклянными глазами, словно загипнотизированный, скользнул по мне неузнавающим взглядом, рядом с ним шел пацаненок лет тринадцати, во рваном ватнике до колен и не менее рваных спортивных штанах, с бегающими контрастно живыми глазами. Встретив мой взгляд, пацаненок кивнул мне, как старому знакомому, и тут я узнал его - он и его сверстники напали тогда, осенью, на моего сына, на Игорька... Появилось чувство, что уже ничего не исправить, что уже... Я перевел взгляд дальше по переулку и увидел там, в призрачном свете глубины, маленькую фигурку с длинными волосами, машущую мне рукой (Дядя, вы могли бы меня убить? А, дядя?..), потом эта фигурка наклонилась и как бы начала пропадать, втягиваться в землю. В канализацию лезет, отрешенно подумал я, она исчезла, и крышка люка бесшумно сдвинулась сама собой на свое место, призрачный свет погас, я понял вдруг, как темно, и оцепенение прошло.

Словно испачканный в дерьме по уши, я поехал в дряном автобусе домой, в гости мне не хотелось, мыслей почти не было, я приехал домой, дрожа от холода и от отвращения, и пошел под душ.

Прохладные водяные струи успокоили меня, я взял мыло, кусачую мочалку, намылил ее и начал яростно тереть свое тело.

...и бесконечно серыми ночами мы вспоминаем время блеска, время золота, тайны и таинства. Готика нашего воображения, деревья жизни, цветы счастья, люди смеха, веселья, юности. Мы верим, что все это было, эта вера удерживает нас здесь, в этой бренной реальности, в этом непрекращающемся мороке. Боже, если Ты есть там, смилуйся над рабами твоими, над родичами твоими, над нами, грешниками, подари смерть...

Я люблю тебя, Аля, ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя. Именно той любовью, что обожают воспевать поэты. Любовью на все времена.

Я смотрю на то, как ты спишь, тихий ночник освещает тебя, я помню, что за окном сейчас светят яркие звезды, которые знают о том, что ты тоже любишь меня. Глядя на тебя, я забываю обо всем на свете, даже о Игоре. Я знаю, что ты хотела бы двоих детей, но сейчас я забываю об этом, я просто гляжу на тебя. Милая.

Ты прекрасна, не богиня, а много, много красивше, как для меня, так и для всего мира. Потому что мир - это я, мои чувства, мысли, образы. Потому что мир - это ты, весь мир - это ты, ты - моя жизнь, и мне нет дела ни до кого другого, и как ни банально это звучит, но я - это ты.

Тихо тренькает будильник, ты просыпаешься, зеваешь и смотришь на меня. Твой взгляд проясняется, и я тону в этих глазах, меня затягивает все глубже и глубже, и я не сопротивляюсь, много лет уже не сопротивляюсь, много - целую жизнь. Наши губы соприкасаются, открываются, я чувствую твой язык, ты - мой, мы любим.

Спустя бесконечный миг счастья ты отстраняешься от меня, хриплым шепотом говоришь, что надо отправить Игоря в школу, встаешь, набрасываешь халат, я пожираю тебя глазами, а когда ты выходишь из спальни, начинаю хохотать во весь голос. Я ненормален, все мы - ненормальные, весь мир ненормален. Ха!

Я горю...

Тебя люблю, Жизнь. Только тебя. Исключительно.

А потом, когда Игорек ускакал, мы занимались любовью. До обеда. С небольшими перерывами. И ночью. И следующей.

В конце недели Аля сообщила мне, что забеременела.

Ура.

...когда мы в дальнем безумии носились по Сети. Горько было отказываться от всего этого, но инстинкт самосохранения взял свое. Спустя много лет мы потихоньку начали внедряться обратно в Сеть, но уже только как наблюдатели. И увидели там столько нового, что с необратимо нахлынувшей горечью осознали свою отсталость, слишком поздно стало учиться, слишком старыми мы стали. И видели там грэев, а потом начали сами потихоньку исчезать, а страх снова заставил нас...

Прошлые две ночи я не спал - меня посетило вдохновение под влиянием прочитанного. Читал я Омара, Омара Хайама, неунывающего алкоголика. Я писал картины, писал, как одержимый, весь трясся от нервного возбуждения, словно слон. Ха. Утром я окинул уставшим взором две законченные и одну только начатую картины (я рисовал сначала две, а потом и все три одновременно) и свалил в спальню, где бесшумно (как слон!) рухнул на кровать.

Проснулся я в шесть пополудни более-менее отдохнувшим, встал, прошел на кухню, открыл холодильник, высматривая наиболее подходящую жертву для своего желудка. Аля с Игорьком смотрели в это время TV в гостиной. Я протянул руку к намеченной жертве, точнее - жертвам, и холод ворвался в мое сердце, а рассудок заполонил шорох бегущих крыс. Каким-то образом я подскользнулся и ударился головой о дверцу холодильника. Сквозь наступившее тупое омерзение, сквозь тяжелый смог в голове я почувствовал, как что-то теплое мучительно медленно стекает вниз по правой скуле.

Меня вырвало на пол, забрызгало мои спортивные штаны, меня рвало и рвало, и легче не становилось. Никогда. Кто-то неритмично ухал тяжелым молотом в нахлынувшем тумане головокружения, это сводило меня с ума, и тошнота, тошнота, вечные рвотные порывы, желчь на руках, на ногах, на подбородке... Много позже туман начал уходить и через час исчез совсем. Смолк и шорох...

Это был рейд. Пока люди в квартирах корчились на полах, линолеумах и прочем, были обчищены все в нашем районе, буквально все... кроме нас. Я вспомнил обещание Гены о том, что нас никто не тронет, и на душе вновь сделалось гадко. Я проклинал всех богов и падших ангелов на свете и несколько дней никуда не выпускал Альку с Игорем, и старался без лишней необходимости не появляться на улице лично. И все равно я чувствовал косые взгляды, направленные на нас, слышал мерзкий шепоток соседей, утихавший при моем появлении, видел неодобрительные, осуждающие покачивания головой внутренним зрением, и меня охватывал гнев, мне было обидно, а потом стало страшно. По-настоящему страшно.

Я чувствовал напряжение, зависшее в воздухе, но нас никто не трогал. Никто.

Это было страшно. Очень.

Невозможность.

...иногда сквозь это тяжелое свинцовое небо проглядывают тусклые звезды, и мы понимаем тогда, что жизнь прекрасна, что ради таких вот моментов стоит жить, только ради них и стоит. Ностальгия по тем временам и тем землям, где эти светочи ночи видны были часто. Очень часто. И гул кораблей с колонистами, без колонистов, с продуктами, оружием, знаниями, бестолковыми экипажами, опытными летчиками, с блядями и людями самых высоких...

Воскресенье. Город словно вымер. Апрель оказался в этом году довольно сухим месяцем, последние несколько дней стояла невесенняя жара, вчера только под вечер набежали тучи, а сегодня с утра уже стало пасмурно, и незаметно было, что тучи разойдутся в ближайшее время. Стояла приятная прохлада, но, как я уже говорил, город словно вымер почему-то. Я шел за покупками в недавно открывшийся супер-маркет, открывшийся довольно таки далеко от моего дома, зато цены там были вполне приемлимыми для такого сноба, как я, не говоря уже об ассортименте.

Смутная тревога начала понемногу овладевать мною, и тут я услышал отдаленный шорох, тот самый, именно тот крысиный шорох, но он, к счастью, был далеко. Долго не думая, я повернул в ближайший переулок слева, который через две минуты вывел меня к пустырю, где виднелись заброшенные властью недостроенные дома для беженцев, к тому же, пройдя его, можно было значительно сократить путь.

Вопреки всем ожиданиям добрался я до супермаркета без приключений, так никого и не встретив. В магазине, конечно же, покупателей не было, я взял тележку и покатил первым делом к мясному отделу. Изучая цены на колбасы и буженину, как называл копчености мой дед, я краем уха слышал разговор обеих продавщиц отдела, молоденьких девушек лет двадцати, страшненьких, как на меня.

- ...милиция ничего не может сделать. Говорят, что даже спецназовцы наотрез отказались лезть в канализацию...

Так, это - слишком навороченая колбаса, возьму, пожалуй, вон тот сорт.

- ...все сидят по домам. Такой ужас, Боже мой, и никто ничего...

- Да, знаешь, это - дети-чудовища, режут кого им в голову придет и...

Сколько мяска нам хватит? Хм.

- Что делать-то? Кто что-то пытался, уже исчез. Знаешь, вон у меня сосед, ну ты его знаешь - дядя Петя, он же из этих - из афганцев. Так что-то рыпнулся и пропал две недели назад. Знаешь, и ни слуху...

Грубо прервав их, я затарился и подкатил к огромному лотку с молочными продуктами, набросал в тележку йогуртов, сыра, три пакована кефира, потом подошел к овощному отделу, прикупил картошечки, огурцов (откуда это все в апреле?), петрушки, этой, как ее, о - голимой бланке (идеальная закуска - один кубик на поллитра)... Так, с овощами покончено, теперь бы что-то малому прикупить.

- Эй, гражданин, пожалуйста, поскорее - мы закрываемся, - крикнула одна из кассирш, сидящая возле входа. Нервно крикнула.

Где-то далеко внутри меня зашевелился страх.

- Сейчас! - немного раздраженно крикнул я в ответ.

Расплатившись и запихнув накупленное в сумки, взятые из дому, я вышел из шопа, остановился, прикурил. Пора домой.

Внезапно, почувстовав необъяснимую ярость, я резко развернулся и принялся ждать. Через две минуты из магазина начали выходить продавщицы в темных плащах, у всех были бледные испуганные лица, и охранники. Один из них посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но осекся под моим бешеным взглядом, повернулся, пожал плечами, поспешно уходя.

Глубоко вздохнул. Я. И шорох, мерзкий шорох ворвался в мой мозг. И ярость мгновенно сменилась страхом, паническим ужасом, я бросился почти что бегом, а казалось, что еле плетусь, к пустырю. Бежать, бежать, разносился по всем закоулкам моей бедной головы голос страха. Возникло ощущение, будто небо слегка потемнело от гнева на меня, а, может, действительно наступал вечер. Я понесся, не разбирая дороги, весь отдавшись бегу, подхватив сумки под мышки, и шорох, и оцепенение странным образом отступили, я чувствовал это, на самом-то деле они никуда не делись, но все же от охватившей всего меня паники на самом деле стало легче.

Слева мелькнуло что-то желто-зеленое, новая вспышка страха, я метнулся вправо и за считанные секунды оказался на самом верху сложенных произвольным образом бетонных плит. Оглянувшись я увидел вдалеке нескольких бегущих людей (продавщицы и охранники шопа), за которыми гнались, размахивая руками, фигурки поменьше. Загонщики. Вот они достигли одну жертву, повалили на землю, ... Я отвернулся, посмотрел вперед и увидел внизу на сухой траве, рядом с заросшей глиняной траншеей двух почти-что падающих от беззвучного хохота (звуков в тот момент для меня не существовало) подростков, один из которых показывал на меня пальцем. Холодно смотря на них, я положил на бетон сумки, уселся, по турецки скрестив ноги. Страх разрывал мое рациональное сознание на части, но телом еще не завладел. Что ж, подходите, твари, я покажу вам, что такое... Пацаны переглянулись, затем сразу же зашлись в еще одном приступе хохота и ушли. Просто ушли.

Дико оглядываясь по сторонам, я через десять минут добрался до своего дома. Две мысли не отпускали меня, две мысли:

Первая: Что будет с моим сыном в ближайшем будущем, что будет с моим ребенком?!

Вторая: Дети. Крысы.

...и что с того, что их больше нет, хотя точнее будет сказать, что они уже не проявляет никакой активности в виртуалке, что с того, спрашиваю я, если сама реальность, сама планета умирает вместе с нами, тихо, грустно и бесконечно долго? Она умирает, она - реальность и она - виртуальная реальность, недолго прожившая свое в наших сердцах. Блеск детства, азарт юности, сочность зрелости и мудрость старости. Мы родились вместе с ней еще тогда, когда стоял "железный занавес", когда сверхдержавы смотрели друг на друга исподлобья, а в мозгах фантастов возникла именно она - другая реальность, другая, но, как оказалось, все та же жизнь. Умирает...

Опять мерзкий сон. Опять.

Подхожу к девушке у костра, глядя на дождь, шепчу две строчки из подходящего к погоде испанского стихотворения, обнимаю ее, утешаю какими-то словами, забираю энергооружие, целюсь, стреляю, и парень, улыбавшийся мне, падает с развороченной головой прямо в пламя, взбивая в воздух сноп искр. И девушка, которая все никак не может в это поверить. Я говорю ей, что все будет хорошо, разворачиваюсь и ухожу в сумерки. И дождь все льет и льет сверху, а сзади нарастает что-то плохое, темное, несущее смерть...

Потом я проснулся.

И тихонько расплакался. Не хочу...

Чтобы хоть немного расслабиться, я занялся работой - дорисовыванием три недели с лишком назад начатуой работы. Под конец, весь измазавшись красками, я бросил это гнилое дело и пошел мыться. Отмыв руки и лицо, я, долго не думая, залез под душ. Холодный душ. Но даже десятиминутное стояние под струями воды не сняло напряжение. Меня всего трясло, когда я вытирался и шествовал к компьютеру.

Одев шлем, я вошел в свою виртуальную мастерскую и принялся бесцельно перемещать все с места на место, пока не понял чем это я занимаюсь. Собрался с мыслями и решил наконец-то прогуляться по Виртуальной Сети, созданной могучим концерном софтверных и "железячных" компаний.

Я проносился мимо шпилей и причудливых зданий различных, в большинстве своем виртуальных фирм, мимо выходов в различные миры, эти дилетантские "шедевры", хотя и среди них попадались довольно приличные творения, но редко. Очень редко.

К черту! Я вернулся к себе и отключился от виртуальной реальности. Снял шлем. Посидел, успокаивая дыхание. В последнее время меня все чаще охватывало безумие. И в то же время абсолютное безразличие ко всему в мире.

Я взял листочек бумаги, написал стихотворение в восемь строк, долго рассматривал его со всех сторон, потом поджег этот листочек, и, когда пламя ущипнуло пальцы, бросил горящую бумагу в пепельницу. Голубая пелена упала на глаза. Равнодушие. Где-то в душе я хотел избавиться от него и знал, что избавиться можно только с помощью острых ощущений. Как робот, я встал с вертящегося стула (табуретки?), прошел на кухню. Никого. Игорек в школе. Прислушался. Звуки шелестящей ткани донеслись до меня из спальни. Аля убирает. Я прошел туда и встал в дверях, безлично (это не я! Боже, это - не я!) наблюдая за ней. Она нагнулась, поправляя какое-то белье на кровати. От ее вида меня охватило дикое желание, я внезапно сорвался с места, задер вверх ее халатик, сорвал трусики и, растегнув штаны, грубо овладел ею сзади.

Через десять минут, когда все было кончено, я застегнул штаны, сел на кровать, обхватил голову руками и начал раскачиваться вперед-назад, вперед и назад, вперед, а потом назад. Я закусил губу, и слезы выступили на глазах. Меня охватил стыд, потом я ощутил тепло ее руки, а потом я не видел уже ничего и вроде кричал, внутри меня нарастало напряжение, я не мог выпустить его наружу, топил его в себе, засовывал поглубже, я не мог не кричать, не мог, не мог, не мог... И кричал, вскакивал, ударялся о шкафы, о стены, падал, поднимался и кричал...

А Аля сжалась в комочке страха на подушке и смотрела на все это широко раскрытыми глазами, и, когда я натыкался взглядом на эти глаза, она вздрагивала, а мне чудились отблески огня и смрад горящей плоти, и... я кричал...

...уже столько лет. Где же они, где же мы, ты, я? Нет. Да, нас уже нет там, мы здесь, сидим и пьем синтетическое вино из пластиковых бокалов, нищие духом, нищие телом, нищие разумом. Сожгли все свои слова на костре коммерции, страха и боли, утопили все свои мелодии в омуте безнадежности. Любовь убивает, а мы любим, мы действительно любили и продолжаем любить, продолжаем страдать, и...

Идешь по улице, куришь дешевые до опупения сигареты, а серый морок падает откуда-то сверху и давит, давит, прижимает к земле. Сверху. С неба.

Легкая, не своя, усмешка на губах, крепко сцепленные зубы, идешь, шаг за шагом переставляя ноги, стараясь помнить о том, что где-то идет дождь или светит солнце. Для черного ангела смерти. Идешь. Ноющая боль в затылке, дым в легких, голоса. И голоса...

Перед глазами мелькают лица, ноги, асфальты, бордюры. Перед глазами вертятся компакт-диски с потускневшей радужной каймой, теряют очертания, о, черт!, расплываются. Перед глазами проявляются коридоры и залы, взрывы BFG и рев бензопилы, и кто-то убегает в страхе, догнать бы и посмотреть в лицо, но становится страшно и уже сам убегаешь, убе... Гнусость незаметно поднялась из глубины, тошнит, тошнит, а на губах все та же резиновая усмешка. И голоса...

Кто-то говорит о смертях, о беспределе, о... И косые взгляды, пытающиеся залезть в душу, от которой тошнит, и смрад жженой резины на верхней губе. Другая сторона. Где ты, другая сторона, где?!! Крик рождается в желудке и, не дойдя до губ, умирает в ротовой полости.

Голоса, кричащие о боли, шепот, страдающий по предательству, тихий свист, серый морок, знакомый подъезд. Голоса стихают.

... дети...

В квартире никого. Ни Али, ни Игорька, никого...

Чужая память врывается в сознание вспышкой одиночества: ни звонка, ни открытки, ничего, никого и звон горлышка о край стакана, прозрачная жидкость льется, а в голове - образ пистолета на стене в гостиной, и ни малейшего желания выполнять задание шефа, хочется никогда больше не видеть эту виртуалку, иду в гостиную, гляжу на пистолет... шаг к нему, полшага назад, шаг, шаг, шаг, словно в дикой негритянской пляске, предохранитель с легкостью отходит и освобождающее нажатие на курок... К черту эту память!!! Это не мое! НЕ МОЕ! Я не хочу убивать! Даже себя... НЕ ХОЧУ!..

Голоса взрываются в голове болью, бесконечной болью отупения...

Затем пришел страх. Страх. Ужас. В панике бросаюсь в угол, сгибаюсь в позе зародыша. Нет, кричу я кому-то, НЕТ! Страх абстрагируется, становится еще одним солнцем в пространстве моего больного рассудка.

... дети...

А на улице темнеет.

... умирать...

Карта, распечатка карты возникает перед глазами, адрес в голове огненным шрифтом, огненным шрифтом, огненным...

Сознание, осознание отходит на второй план, становится зрителем. Темп! Я вхожу в темп.

Ужас взрывается, и бежишь по улицам, асфальт отвечает толчком на каждый удар ноги. Длинный бег. Вот он, тот самый адрес, тот самый склад, о котором случайно проговорился Гена. Зритель подается вперед в надежде уловить то неуловимое движение, которое и...

Два тела в сторожке, у одного - ключи, должен быть третий, а вот и он, врывается в будку с ТТ в правой руке, который успевает раз выстрелить, подброшенный в воздух ударом ноги, тело еще не успевает упасть, а в замок двери рядом с воротами склада входит ключ, где-то слышны крики остальных охранников, включается свет, у зрители повысился адреналин в крови, появилось ожидание, какая-то нездоровая радость, предвкушение, пред...

Два "калаша" крест на крест за спиной, две ПМ-ки за поясом, парочка гранат, канистру с ЗС, огнемет в руки и быстрее, еще быстрее в тот переулок, где Гену...

... дети, это - дети...

Крышка канализационного люка падает в сторону, по удивительно чистым полосам стали вниз, у зрителя замирает сердце, сейчас должно что-то произойти, что-то...

ГДЕ ЖЕ ЭТОТ ШОРОХ, МАТЬ ВАШУ?!!

... крысы...

Два силуэта в темноте, прекрасная видимость в темноте, ставим канистру в блевотину под ногами, мгновенное движение рукой, два сухих выстрела, ПМ - обратно за пояс, канистру в руку и вперед к...

За далеким воем сирен зритель не слышит плеска упавших легких тел.

... крысы...

Вновь возвращается страх. Страх. Не ужас. Темп помогает преодолеть его. Впереди свет, кто-то стреляет, срываем с пояса гранату, бросок, прижимаемся к холодной скользкой стене, взрыв, бьющий по ушам, бьющий по глазам, бьющий по сердцу, которого нет, бьющий...

Быстрее вперед, еще быстрее, где-то хлещет пар, что-то искрит, а впереди - большой зал, сухой зал, на полу - куча походных фонарей, а перед ними - темные силуэты с блестящими глазами.

... крысы, это - крысы...

Пули проходят мимо, рикошетят и опять проходят мимо, бросаю оставшиеся гранаты, срываю оба "калаша", припадаю к земле возле канистры, гремят взрывы, свистят осколки, лежу, зубами переключаю оба автомата на стрельбу очередями.

Зритель в восторге от вспышек, летящих обрывков тел, кричащих голосов.

... умирать...

... темп...

Оба "калаша" выплевывают длинные очереди, на несколько мгновений освещая наступившую темноту, и этого достаточно - пули, как ни странно, сами нашли свои цели. Огнемет в правую руку, канистру держим левой и вперед, к дальнему проходу. Чье-то движение удивительно медленно ощущается впереди, и струя пламени охватывает застывшее в прыжке тело. Ни мыслей, ни чувств - есть только этот бег по коридорам, стрельба, вопли монстров, я - в темпе! Я все успею сделать, ВСЕ! И пламя, беспрерывное пламя передо мной мигает своим языком, своим смертельным дыханием, своим...

Зритель жаждет. Еще! Еще...

Заканчивается ЗС, канистру в сторону, горячее дуло огнемета в лицо вставшему против меня противнику, против...

Пламя за спиной, пламя по бокам, что-то горит сзади, взрывается. Даешь свет...

Обе ПМ-ки выхвачены, почти неслышные на общем фоне щелчки выстрелов, девять патронов, семь, шесть, четыре, монстры падают, пораженные в жизненно важные точки, три, последние двое передо мной, рука пламени прошла под правым локтем, но не дотянулось до... Тело падает с пулей между глаз.

ГДЕ ВАШ ХВАЛЕНЫЙ ШОРОХ, КРЫСЫ?!!

Зритель. Кричит.

Один патрон. Здесь должен быть босс - главный монстр. Должен быть.

Зритель брызжет слюной, слюна стекает по подбородку, падает ядовито-зеленой кислотой на пол.

Бушует пламя. На стенах корчатся тени и линии, стягивающиеся в узор Судьбы, узор жизни. И среди отсветов ада - два кусочка льда. Ярко-голубых, бледно-голубых, снова ярко-голубых кусочка льда... льда любви.

Девочка. ОНА.

Зритель внезапно замечает, что вокруг лежат тела детей, не монстров, а детей, подростков, и содрогается от мысли, что это...

Подходишь к ней, пламя, бушующее позади, на мгновенье освещает идеально гладкий лоб, к которому приставляешь дуло пистолета. Один патрон.

Зритель замирает.

... умирать...

Тонкая рука поднимается к пистолету (силуэт, силуэт руки!), осторожно касается его, продвигается к пальцам, все ближе и ближе (и чужая память опять врывается в сознание - свет множества прожекторов слепит со всех сторон, стоишь с пистолетом в руке, лазерный луч прицела бессильно подрагивает на обожженной земле, дым от машин застилает глаза, дымом больны небеса, выйдите вон!, ДЫМОМ БОЛЬНЫ НЕБЕСА, БОЛЬНЫ-БОЛЬНЫ ТВОИ НЕБЕСА, отчаянье, разочарование, РВУЩАЯ НА-ЧА-СТИ БОЛЬ... - и уходит, оставляя еще один шрам на глазах и нет уже чужой памяти, а только...), касается пальцев, холод поднимается от запястья к предплечью, плечу, шее, подбородку, носу, замерзают глаза, доходит до мозга и...

ШОРОХ!

... врывается в тело, зрителя разрывает на части, но...

... темп...

Отдаляющаяся голова с черной дыркой во лбу, идеально гладком лбу, губы раскрыты в неслышном радостном крике, держи подарок, человек... держи... да покрепче...

И пламя сзади немного утихает, втягивается внутрь прохода, я вижу лестницу, ведущую наверх, я знаю, что сейчас будет, я взбираюсь по лестнице, откидываю люк, наполовину вываливаюсь на мостовую, оскальзываюсь, и пламя бережно приподымает во вспыхнувший воздух заднюю половину моего тела и отбрасывает в сторону в беззвучном взрыве газовых труб...

Ошметки зрителя медленно испаряются на втором плане.

...мы помнили...

Просыпаться было тяжелее всего. Холод шороха бегущих крыс все никак не хотел уходить из моего сердца. Крысы. Были.

Страх...

Боль...

Шорох...

В ее глазах, этих застывших кусочках слез, я прочел приговор - она оставила мне этот шорох, потусторонний крысиный шорох, рвущийся наружу, в наш мир.

Темно-то как. Будто что-то холодное и чуть-чуть соленое на губах.

Темнота.

Снова пробуждение. Я открыл глаза и чуть не ослепнул. Быстро закрыл их. Вот так-то лучше. И тут вернулась боль. Не было сил даже для крика. В моем мозгу, застигнутым врасплох болью, пронесся тот же крысиный шорох, принося с собою ледяной покой, и боль отступила. Вот теперь можно дышать.

Памятуя о предыдущем опыте, я медленно, микрон за микроном, открыл глаза. Они странным образом мгновенно привыкли к свету, и я увидел Алю. Она сидела недалеко от меня, отрешенно глядя на что-то позади, повыше и чуть правее моего тела. Там, наверное, располагалось окно. Ее бледное лицо, несметное число новых морщинок. Улыбнись, милая моя, прошу тебя - улыбнись...

- Привет... - еле слышно прошептал я.

Тревожный взгляд на меня, и наступившее облегчение медленно разглаживает ее лицо, слезы выступают на глазах, и глупая, глупая улыбка.

- Здоров... - отвечает она и полностью заливается слезами.

- Оно того не стоило, - хриплю я, и вернувшаяся боль вновь поглощает меня.

... никогда больше, никогда больше я не войду в темп, пусть весь мир вокруг меня рушится (дети! это были дети! это только дети..), никогда больше...

Темнота. Шорох...

Как хочется жить...

Жить...

Прошел месяц. Я теперь полностью здоров и полностью, именно полностью, владею всем своим телом. Могу показать чудеса пластики или побить любой рекорд. Могу... Доктора в шоке - у меня были ожоги всех степеней тяжести, я должен был умереть на месте взрыва или же от болевого шока, но я выжил и, пока доктора искали доноров для пересадки кожного покрова, полностью регенерировал. Феномен. Я чувствую себя суперменом. Физически.

А психически...

(На днях у Али случился выкидыш.)

А психически... этот шорох сводит меня с ума. Позавчера я выписался из больницы, и только Альчик с Игорьком, вернее, их присутствие, их существование позволяет удержаться мне в здравом рассудке...

... этот шорох, идущий из глубины времен, этот шорох. Он вылечил меня, он дал мне полную власть над своим телом, а теперь требует платы...

А хотел бы!..

Завтра мы уезжаем из этого города к чертовой матери... Завтра...

- Вот, смотри, Игорек, видишь этот шар, да, да, этот. Зеленый... Это - выход в Большую Сеть. Скоро мы туда выйдем, а пока что попробуй изменить его цвет так, как я тебе показы... Молодец!

Радостный смех сына, и ледяной осадок рассеивается. Но я знаю, что когда я сниму шлем и снова окажусь в нашем бредовом реальном мире, холод той нечеловеческой любви вернется вместе с шорохом, и только тепло Али поможет мне.

- А теперь вперед, в Большую Сеть! На поиски нового - шагом марш!

И мы летим к шару, он чудным образом (надо бы как-нибудь разобраться в этом эффекте) раскрывается перед нами, открывая новый, удивительный, непознанный мир.

Кто-то тепло смотрит на нас оттуда...

Я уже почти перестал кричать по ночам.

...разбита земля. Разбиты мы. Мы. Сдались. И теперь хотим попрощаться со всеми, кто нас не знает, кто нас не помнит; мы не оставили никаких следов в виртуалке, разве что в архивах грэев, которые, убедившись в том, что мы сломались, оставили нас в покое. Мы. Сдались... Но...

ПЛАЧ СКРИПКИ

ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА. САНДЕРС

Грязный пол, грязные исписанные стены, окурки, банки из-под пива, мерцающий экран старого допотопного компьютера.

- Зачем тебе это?

- Мне не хватает кой-чего для создания этого мира.

- Это незаконно.

- Неужели?..

- Ты все-таки сделаешь это?

- Да.

- Я люблю тебя.

- Я знаю...

- Расскажи сказку, пожалуйста.

- Что ж, слушай... : в том королевстве они всегда были вместе - и когда катались, хохоча, на зеброжирафах, и когда возвращались вечером домой, в свой любимый волшебный сад, где, тесно прижавшись друг к другу, тихо распевали песенки под мерцание звезд, которые спускались к ним, чтобы услышать это пение...

За окном темно. Информация уже почти скачана, закончил рассказывать на ходу выдуманную сказку, достал сигарету, дрожащими пальцами чиркнул зажигалкой, прикурил...

- Ты знаешь, что кричишь во сне по ночам?

- Знаю.

- А почему?

- Тоже.

- Ну, и...

- Не будем об этом, хорошо?

Все. Вынул диск, затем повернулся к ней, кивнул головой - идем. Уже на улице разговор продолжился.

- Они же могут тебя убить.

- Да.

- И что же?

- Они не успеют...

- Ты уйдешь?

- Да.

- Без меня?

- Скорее всего.

- Я же люблю тебя.

- Ты не хочешь уходить.

- Нет. Не хочу.

- Вот видишь.

- А ты?

- Я должен...

- Ты вернешься?

- Конечно. Только не знаю когда... И куда, - уже так тихо, чтоб она не расслышала.

- Я буду ждать.

- А я - верить...

- До завтра.

- Пока.

В кричащей тоске надел шлем, запустил программу для создания миров и начал закладывать основы для Воющего Ветра... Потом, поздней ночью, вошел в Сеть и направился к архивам грэев, где находились многие из требуемых материалов. Взлом начинался...

ТРЕПЕЩУЩАЯ ВЕЧНОСТЬ. ЖЭТ

...Но перед тем, как я убил

Задал один вопрос я Богу

"Зачем я жил и как я жил?"

И не нырнуть мне уж в дорогу...

Мне пришлось это сделать. Никто не требовал этого от меня, многие предупреждали, некоторые пытались уберечь. Но я все таки вышел на эту тропу, я слишком устал.

Темно-розовая гладкая дорога, в конце которой - плаха и силуэт в черном балахоне да с топором палача в руках. Слева, справа - иные пути, знакомые и незнакомые лица, руки, слова. Вон - вдалеке пролетел аист. Давненько я их не видел. Аистов...

Мне больно смотреть по сторонам, в моем взгляде слишком много усталости от хреновости бытия. Но когда я смотрю на силуэт, в глазах моих появляется насмешка, и губы невольно растягиваются в кривую приветственную ухмылочку...

"Здравствуй! Мы снова

соприкасаемся бубенчиками резаных рук."

Е. Летов

Он любил делать маленькие изящные безделушки и дарить их кому-то, кто в этот момент находился рядом. И если этот человек улыбался в ответ на подарок, глаза его освещались изнутри, наполнялись счастьем. Он так любил эти улыбки, можно сказать, он жил ради них. И когда кто-то из улыбавшихся уходил из жизни, он обязательно приходил попрощаться и провожал уходящего долгим грустным взглядом, полным тоски и горя, с каким-то особенным, виноватым выражением лица.

Насколько я помню, он всегда был с нами, с нашей группой, с момента ее основания. Поначалу он еще занимался программированием, и его маленькие изящные этюды вызывали восхищение. Теперь же он участвовал в проектах группы только в качестве художника или же заведовал звуковыми эффектами.

Все вокруг говорили, что он внешне похож на меня, но как бы я хотел иметь такие же сияющие глаза, как у него, когда он видел чью-то улыбку. Увы, я, хоть и достаточно знаменит в своей сфере деятельности, но счастье, если это только можно назвать счастьем, испытывал лишь в детстве. А, может, мне только кажется, что я его испытывал... Форма черепа, сложение, цвет волос, кожи - все у нас было одинаковым. Из-за моей славы это его сравнивали со мной, а не наоборот, как должно было бы быть - ведь он, как никак, на одиннадцать лет был старше меня, хотя эта разница в годах внешне-то была и незаметна - за последние пару лет я сильно состарился с виду, слишком много тоски и миндалевой горечи.

У него была жена, Аля, - прекрасная добрая женщина, и сын, Игорь, девяти лет, который учился в местном элитарном лицее...

Он любил стихи - короткие рубаи и длинные рваные поэмы - дома у него было множество книг и дисков с ними. Очень часто с его губ слетали разнообразные цитаты и парафразы, составленные на основе прочитанного. Мало кто узнавал их (таков наш век), я и сам не знал, что это не его слова, пока не спросил его самого, услышав знакомую фразу.

Если честно, то я завидовал их сыну - у него были прекрасные родители, и, насколько я знаю, ссор у них в семье никогда не возникало, у них был уют, теплый домашний уют...

Это случилось через несколько дней после очередного выпуска сборника наших достижений - картины, музыка, два оригинальных мира, один из которых я сделал с его помощью, новые программки для взломов разных станций с новейшей защитой, небольшие усовершенствования для сетевых навигаторов и прочее... Уже шел третий или четвертый день празднования успешного релиза, когда в наши "апартаменты" зашел бледный Хопер (он начинал свой путь вместе с нами, но после этих событий продолжил идти к своей трагической вершине сам) с осунувшимся лицом.

- Аля в реанимации, - тихо сказал он, подойдя ко мне. Когда эти слова достигли моего затуманенного сознания, я почти мгновенно протрезвел и, сунув в рот пилюлю, нейтрализующую действие легких наркотиков, быстро оделся и покинул праздник вместе с ним...

Замок остыл, поднялся туман,

звезды мерцают внутри меня,

у меня нет тела - одна чернота,

и море ласково смотрит на скалы,

и ветер сдувает пыль с лица,

и над этим красно заходит солнце.

В твоих глазах я вижу мудрость,

в своих я вижу только безумье,

но кто скажет мне, что это - разные вещи?

Как море в печали шепчет слова...

...Лучи заходящего солнца проникали сквозь настежь распахнутое окно во всю стену. Вокруг узкой вертикальной алюминиевой трубы блестели в кружении миниатюрные насекомые, вспыхивая в красных лучах зелеными блестками. Труба поднималась из пола и упиралась в металлический потолок, раскрашенный веселым черно-желтым узором. Возле самого ее верха кружились наиболее крупные особи, творя медленную мелодию своей светлой синевой из легкого никеля. Эта музыка охватывала меня с каждым мгновением все больше и больше, я слышал ее, слышал этот свет, этот металлический отблеск жизни.

Заходило солнце, и я различал каждую ноту этого тягучего падения за горизонт. Мне было так жалко позавчера, когда солнце почему-то не взошло, так, что я целый день ходил в грустных раздумиях о некоторой прелести однообразия. Но вчера оно все-таки появилось из-за горизонта, уставшее, побитое, ночь, видно, выдалась тяжелой и напряженной, и тогда все сразу стало на свои места, и вот, сейчас, насекомые, созданные мною много лет назад, кружились в своем танце среди ласковых касаний лучей уходящего солнца, в танце, для которого я этой ночью напишу музыку. Да, сегодня ночью...

...И Бог мне мягко отвечал

Сверкая добрыми глазами

И молний ряд дежурил там

Над всеми нами - баранами...

Иногда мимо меня проплывают зеркала разных форм, круглые, ромбовидные, некоторые, словно бы обрамленные лекалом, и когда я смотрю на свое отражение, я вижу только два колодца, ведущие в бездну безумия - свои глаза...

Страха нет, от чувств почти ничего не осталось после того, как я вышел на эту тропу. Старые, давно забытые симфонии играют где-то далеко внутри меня. Осталась горечь и злая ирония, чувство потери уже исчезло, только что-то тихонько вздрагивает в душе, когда я ловлю чей-то сочувствующий взгляд. И на мгновенье действительно становится страшно. Не за себя, нет. За тех, кто остался и верит в добро, надеется на справедливость... Но лишь на мгновенье. Я опускаю очи свои вниз, а когда поднимаю их обратно и смотрю вперед, в них уже не бездна, нет, в них - злая насмешка над тем, кто ждет меня впереди. И почему-то мне кажется, что ответный взгляд полнится такой же иронией да улыбкой, коварной улыбкой над смыслом жизни...

"Как вольно им петь. И дышать полной грудью

на ладан..."

А. Башлачев

Это было банальной пьяной разборкой двух местных молодежных банд. Аля возвращалась от матери домой и, на несчастье, решила некоторую часть пути пройтись пешком. Была тяжело избита, сотрясение, переломы... И вот, теперь умирала в реанимации, найденная через несколько часов после драки.

Он был пугающе бледен, и я не мог заставить себя посмотреть в его глаза. Мне становилось страшно при одной лишь мысли о том, что он сейчас переживает, и я ушел оттуда.

Мне сказали, что он сидел с ней до конца, держа за руку, а когда она умерла, вышел на улицу, посмотрел вверх и застрелился.

Это была боль, всего лишь боль, обычная кошмарная боль потери. Из мира ушла часть добра и света, которого и так почти не осталось, и мы ничего не могли сделать. И от этого было больно.

На следующий день после кремации я посмотрел в зеркало, и сердце мое невольно сжалось в тоскливом предчувствии - большая часть моих смоляных волос побелела. Совсем старик. Я попробовал улыбнуться, но у меня ничего не вышло. Собрался и, прихватив оружие, направился к главарю одной из банд, участвовавших в разборке. Он жил один и, когда я позвонил, с явным удивлением на лице открыл двери.

- Здравствуй, Жэт. Заходи...

Я кивнул и прошел мимо отъехавшей в сторону дверной панели.

- Чай, кофе?..

Я отрицательно качнул головой, задумчиво рассматривая его.

- Ты насчет Али?

Утвердительный, теперь уже, кивок.

- Они почувствовали запах крови, и никто не мог их уже остановить, им было все равно, на ком сорвать свой запал ярости, подогретой наркотой. Все, что я мог сделать и сделал - это не допустить применение огнестрельного оружия.

Молчание.

- Жэт, мне искренне жаль. Честно. Я ведь знал их обоих.

Воспоминание о его глазах, полных света.

- Я ничего не мог сделать.

Жаль.

- Жэт, не делай глупостей. Я ведь тебя знаю.

Как и их.

- Это случайность, Жэт. Таков наш мир. Он полон жестокости и несправедливости.

Я повернулся и вышел из прихожей.

- Жэт, не делай непоправимого! Не у тебя одного есть там связи! И они тебе не помогут, если ты оступишься! Жэт !..

Панель двери бесшумно закрылась за мной, оборвав крик...

И танец,

дикий неистовый танец.

Может - последний наш танец

кружит сиянием твой ореол,

пока мы танцуем,

играют ветер, море и небо,

подпевает трава и кроны деревьев,

звенит синий лед.

Звезды смеются сверху и снизу,

со всех сторон.

Я знаю -

этот мед

мы сегодня допьем,

сладкий прощальный мед.

...Все, что мне осталось сделать - это махнуть рукой и бросить в наступившую тишину нужное слово. Но я не торопился - слишком ценными для меня являются эти мгновения, когда творение словно бы замерло в ожидании жизни, но еще вроде бы мертво, хоть и кажется, будто оно еле слышно вздыхает, пытаясь проснуться от сна небытия. Луна бросала свои серебристые лучи на ждущую конструкцию, хрупкую, но отлично сбалансированную. Метал блестел в этом свете, все сооружение казалось призраком, посетившим на мгновение этот мир.

Взмах и несколько звуков, упавших освобождающим камнем в ночь. Сначала все было так же тихо, только исчезло то щемящее чувство ожидания, которое нравится мне. Затем вся конструкция еле заметно вздрогнула от легкого дуновения ветерка и начала играть свою собственную мелодию вечности. Я тихо, так чтобы не нарушить ее, засмеялся и начал наполнять темноту зажигающимися бледными огнями. Красота.

Затем я ушел оттуда, чтобы вернуться через несколько лет, когда музыка наберет свою силу и будет звучать в полной гармонии с этим миром. Вернуться...

И Бог мне мягко говорил:

"Куда несчастным вам понять,

Каким мир был,

Каким он есть

Вы не поймете, не понять

Зачем вам жить и как вам жить

Не надо вовсе знать.

Копать

вам лучше воду вилами тупыми

Потом бы заржавели вместе с ними"

Я знаю, что это последняя моя тропа, последняя жизнь, выделенная мне, и знаю, что могу в конце пути увернуться, вернее, свернуть в сторону, перепрыгнуть на другую дорогу, как делал это часто раньше, но сейчас путь требует жертвы, не меня, так другую, а подставлять кого-то я не хочу, я сам создал этот путь, эту дорогу, чтобы спасти хоть кого-то и уйти, красиво уйти от своего странствия. Я не хочу больше жить...

Светлое, доброе, прекрасное. Горькая ирония, страшный смысл в этих словах, во всяком случае для меня. Усталость тяжелым камнем пытается прижать меня, забрать остатки моей силы, оставить меня послушно идущим вперед телом без мыслей, без чувств. Но... Мысли есть, и я, хоть и иду вперед, теперь действительно до конца, но делаю это вполне осознанно. Силуэт ждет, от него волнами расходится неслышный смех предчувствия, предвкушения. И мне самому становится смешно и весело, мне хочется рассмеяться ему в глаза, когда я положу голову на блестящее дерево плахи...

Багровые сумерки, закручиваясь в причудливые спирали, проносятся над головой и по сторонам, и под ногами. Сквозь это движение иногда подмигивает мне синева космоса, и глядят равнодушные звезды, изредка мелькнет белое облако, чьи-то голоса приглушено зазвучат вдалеке, одиноко рассуждая о смысле жизни и движении вперед. Все суета...

"Иллюзорные линии на бумаге

среди зараженного логикой мира."

Е. Летов

Когда я вернулся домой, запущенная мною программа отлавливания и перехвата телефонных звонков и сообщений с номера определенного абонента уже работала вовсю. Определенным абонентом был как раз тот самый главарь, от которого я только ушел. Узнав точное время (пять часов пополудни) и место (небольшой клуб на окраине) срочного сбора их банды, я внутренне улыбнулся. Начали бояться, суки. Насилие за насилие. Это плохо, но от попыток сделать что-то хорошее в наше время толку мало, да и тошнит уже от всего доброго... Да и злого тоже...

Как оказалось, Хопер меня опередил - он тоже проследил разговоры, узнал время и место и прибыл туда ради мести. Один. Его не убили, так как он не успел ничего страшного сделать и, наверное, зная о том, что он как-то связан со мной, а меня они все еще немножко опасались, поэтому задержали его у себя в раздумиях относительно его дальнейшего существования.

Группа поддержки ждала меня уже возле клуба, командир подошел и коротко отрапортовал. Так я узнал о Хопере. Пусто, в душе было неизмеримо пусто, когда я отдал приказ о штурме здания. Ни ярости, ни гнева, ни желания мести, ничего...

Они умели стрелять и быстро передвигались, но профессионалам из моей команды это не было помехой. Глухие хлопки, еле слышный свист сюрикенов и ножей, затем раздалась очередь из моего пистолета - ею были уничтожены последние охранники босса. Подло, из-за угла. Мир полон жестокости и несправедливости.

Во время продвижения к бильярдной, где держал военный совет сам главарь группировки, мы нашли Хопера. На третьем этаже, в одной из комнат для особых клиентов. Накаченный успокоительным, связанный, он валялся там на полу.

Двери бильярдного зала открылись изнутри, и оттуда вышел командир команды поддержки. Махнул рукой - можно заходить.

Все, кроме босса, были убиты. Жестокость и несправедливость. Главарь затравлено посматривал на людей в сером, держащих его под дулами своих пушек. Я отдал приказание отвезти бесчувственного Хопера домой, и подошел к нему.

- Жэт, ты нарываешься на неприятности, - с угрозой сказал мне бывший босс.

Я закурил и пустыми глазами смотрел на него.

- Ты можешь убить меня, но до тебя рано или поздно доберутся.

Долгая затяжка.

- Они уже сказали мне присматривать за тобой. Но если ты меня отпустишь...

Что-то похожее на кусочек интереса шевельнулось во мне.

- ...они сделают с тобой все, что захотят. Но я могу...

Надоело. Короткая очередь, и лицо его разлетелось неправильными брызгами по помещению.

- Сворачиваемся, - коротко бросил я и направился к выходу...

...Другие лица, другие тела,

иные звезды, но та же тьма.

Ты так грациозно машешь хвостом,

и твоя чешуя так красиво блестит

в этих родных пурпурных лучах.

Здесь два солнца, а там было только одно,

и луны нет, но светят в выси огни.

А мы рядом, и все, что было, кажется сном...

И в глазах твоих я вижу мудрость...

Вновь...

...Тишина...

Я редко прихожу сюда, только когда устаю от мелодий бесконечности, созданных мной, от сумасшедшего бега времени, созданного мной, от журчания вод, текущих по велению руки... моей... Здесь тихо, спокойно, вечно серые камни под пасмурным небом, сквозь которое не пробьется солнце, пока я здесь...

Хорошо, покойно. Разные ленивые мысли блуждают в рассудке, тыкаясь в разные углы. Иногда я раздваиваю себя и веду занимательную философскую беседу между собой. О сути мироздания, о тепле и холоде, о ненависти и любви, в общем весьма и весьма занимательную. Можно даже сказать - забавную. Но не сейчас. Сейчас я сижу в тишине и наслаждаюсь ее красотой. Мысли медленно, очень медленно исчезают, оставляя светлое озеро души.

Сухая, светло-зеленая трава, камни, окрашенные во все градации серого цвета, легкий ветерок, обдувающий мое теперешнее тело. Тишина и покой.

Долго, очень долго.

Потом краткий миг предвиденья, такое со мной иногда случается, и светлое озеро души разлетается мелкими колючими осколками. Скоро в моем мире появится кто-то чужой, я предвидел, к сожалению, лишь ощущения, связанные с его приходом, а не образы, визуальные или какие-нибудь другие, что помогли бы мне разобраться с классификацией пришельца.

Будем ждать...

Ждать...

...И я вновь опускаюсь в омут нирваны...

...Тишина...

...А листья побелели вдруг,

И завтра синими ушли

Под воду облака. Мой друг,

Мне та дорога дорогА,

Которой смертью мы прошли...

Ну вот и все почти. Дорога подходит к концу. Передо мной маячит призрак последнего шанса на спасение, но я отгоняю злых духов прочь. Прочь с дороги. Мне не нужно спасение. Миндалевая горечь почти источила сердце, но меня это уже не интересует. Столько жизней вокруг, а я наконец-то уйду. Окончательно уйду.

Симфонии старых порядков все еще кружат голову, донося сквозь безумие тихий стон гитары, моей любимой гитары. И где-то вдали плачет скрипка. Ее скрипка... Отгоняя ненужные мысли, я трясу головой и смотрю на силуэт, ожидающий меня. Тьма в конце пути. Оно легонько покачивает топором, словно бы подзадоривая меня, а затем замирает в неестественной неподвижности. Вечность искания и тепло воска свечи на ладонях.

Было, все это было: и жизнь, и смерть, и ненависть...

Да, когда-то я умел ненавидеть. Давно, очень давно. И мог любить. С той же пугающей других легкостью.

Думаю о том, кто меня ожидает. Ожидает очередную жертву существования. Сколько оно их уже видело за все это несуществующее время. Нить тумана проплывает перед глазами, не мешая моему зрению на этом пути. Все давно покрылось прахом. Остался один лишь прах...

...И путь...

"Озаглавилась весна топором,

Успокоилась река декабрем,

Утро - одиноким выстрелом..."

Я. Дягилева

Вопрос с другой группировкой решился без моего участия, но я знал, что слухи о моей причастности к этим двум бойням дойдут куда надо и побудят кое-кого перейти к решительным действиям.

Потом пришел Хопер. Весь какой-то уставший, побитый, с явным непониманием на лице. Начал он издалека:

- Я слышал - ты устроил Игоря к кому-то.

Я кивнул головой. После потери родителей, ему нужно тепло, чтобы отогреться от прикосновения пустоты.

- К Лиде в деревню. Это моя двоюродная сестра. Вдова.

Хопер наконец-то решился посмотреть мне прямо в глаза.

- А его учеба?

Я махнул рукой:

- Все нормально. Я разговаривал с директором лицея. Игорь будет продолжать учиться, а после окончания учебы ему дадут направление. Пацан способный, сможет устроиться на хорошее место, я думаю.

Интересно, что он увидел в моих глазах? Вздох и вопрос, который я так долго ждал:

- Это ты разобрался с теми двумя группировками?

Я согласно кивнул головой.

- Город уже заполонили слухи о тебе.

Пожатие плечами - мол, ну и что?

- Ну, это... Я ухожу из группы. Мне нужно уехать.

- Что ж, прощай, думаю, из тебя будет толк и мы еще встретимся.

В последнем я оказался не прав, но расстались мы с ним все же в нормальных отношениях. Рукопожатие и медленное неуверенное продвижение к двери. Перед самой панелью он остановился, обернулся и, как будто смутившись, спросил:

- А грэев не боишься?

Я еле заметно покачал головой, и он ушел. А через год я узнал о его кончине и обо всем, что с ней было связано. Ясное дело, я постарался, чтобы он стал легендой, будучи такой сам.

Все мы бываем сумасшедшими. Хоть иногда...

Душа раскрыта нараспашку,

и где-то там остались звезды.

На почерневших вдруг костяшках

написаны чужие грезы...

А дождь, как море -

вечно пьяный,

и ветер в горе -

он обманут,

и в тихий омут лезут листья.

Никто не тронут. Не простишься...

...Этот год я посвятил Парению В Звездах.

Я выбрал подходящую мне точку в пространстве, достаточно далеко от больших плотных материальных скоплений, но в то же время настолько близко, чтобы свет различных солнц и звездных скоплений радовал глаз. Тело мое было легким, удобным, я долго создавал его специально для этого случая, и стремительным.

Я летел, я парил, я кувыркался... И звезды танцевали вместе со мной, а внутри у меня зарождалась новая мелодия, новая улыбка.

Они мелькали мимо меня, а потом застывали в восхитительной неподвижности, а затем медленно начинали кружиться, и я то приближался к ним вплотную, облетая стороной появляющиеся спутники, то удалялся на невообразимо далекое расстояние, такое, что вся галактика казалась туманным пятнышком. Восхитительное чувство, которое никогда не забыть, когда пролетаешь сквозь какую-то корону. Словно солнце гладит тебя, нежно ласкает родительской рукой.

Я смеялся от восторга и радости... Я грустил в такт последним мерцаниям умирающей звезды. Я умиленно наблюдал за рождением новой... Я пел им свои песни, а они отвечали мне миллиардами лет огня...

...Я Парил В Звездах...

...Пошли, вернувшийся вчера

Как тихо было на скале

С которой, друг мой, я упал

Упал я в пропасть на ведре...

И вот, я подхожу к силуэту, останавливаюсь перед ним и говорю, что сегодня прекрасная погода, вежливо интересуюсь, не жарко ли работать в таком одеянии. Ответом мне конечно же служит молчание. Наконец мне надоедают свои шуточки, и я незаметно вздыхаю. Пора.

Смотрю на отполированную поверхность пня, затем, расправив плечи (не оглядываться, только не оглядываться!), опускаюсь перед ним на колени. Уходим, наконец-то уходим. Ложу голову на гладкое дерево и перед последним для меня взмахом поворачиваю ее, чтобы взглянуть на дождавшегося меня. И вдруг вижу в его проявившихся глазах грусть и понимание, словно он прошел вместе со мной всю эту страшную дорогу. Вместе со мной... И внезапно я понимаю, что так оно и есть. И кроме этого я вижу что-то еще в его глазах и начинаю понимать, что вижу, и жалость приходит ко мне, и мне становится жаль его, искренне жаль, но потом я присматриваюсь внимательнее, и жалость испаряется в неизвестность.

Я ободряюще улыбаюсь ему. Не бойся, все будет хорошо.

И ослепительная улыбка в ответ.

Тяжесть души испаряется, я поворачиваю голову в правильное положение, облегченно вздыхаю, улыбаюсь, шепчу... прощай... и слышу свист опускающегося топора и тихий шепот в ответ. Прощай...

А где-то вдали затихала скрипка...

"Там, где сойти с ума не сложней,

чем порвать струну."

А. Башлачев

Я дождался. Они пришли ко мне вечером. Двое в темных костюмах. Спросили, как живу, все ли в порядке, затем сокрушенно поцокали языками и ушли, оставив на столе бомбу, хитро замаскированную под диск с информацией, которую они мне порекомендовали посмотреть. Я узнал от кого они, а все остальное меня не интересовало. Выбросив диск в окно без всяких угрызений совести, я надел шлем и вошел в виртуалку. Месть следовало завершить.

Вечное движение Сети проявилось подо мной - так я входил в виртуалку - этот безумный информационный вихрь, который уже столько лет люди пытаются упорядочить. Я взял с собой всего несколько заморочек для взлома, аналогов которым не было в то время ни у кого, кроме грэев, и, собственно, главное орудие своей мести - небольшой вирус-разрушитель, написанный мной, и только мной, в безумном припадке слепой ярости около года назад. Припадок, помню это достаточно отчетливо, был вызван новой "адской смесью", приготовленной по моей просьбе несколькими знакомыми-химиками, когда я искал подходящий именно моей психике драг. Одним из результатов этих безуспешных поисков и был этот безымянный вирус, который разрушал все, до чего только мог дотянуться, а дотягивался он практически до любого оборудования, про программную часть я скромно промолчу (свой полигон я полностью угробил при первом же испытании этого вируса). Процедуры уничтожения были дьявольски хитры - я оснастил их искусственным интеллектом, запрограммированным мною все еще под действием той же дьявольской смеси, процедур выживания почти и не было - вирус был агрессивным и нападал первым, уничтожая все на своем пути, в том числе и то, что могло бы остановить его, если бы успело опознать. Это был страшный вирус.

Только здесь, в виртуальности, я действительно испытывал какие-нибудь сильные чувства, в основном - ярость и ненависть или веселье и восхищение, виртуальность, насколько я понимаю, и была тем драгом, который я искал, и никакие наркотики реального мира не могли ее заменить. Вот и сейчас меня охватило чувство пьянящей свободы, ощущение полета наполнило меня, вслед за ним пришла жажда мести, отомстить, я хотел только отомстить. Ярость окутала пеленой меня, заполоняя мой рассудок прохладной чистотой восприятия, когда я направился к адресам тех, кто патронировал все молодежные группировки города. Взломав их примитивную защиту, я получил доступ ко всем системам, которые были подключены к их сетям, даже охранная и пожарная сигнализации оказались под моим контролем, включить которые я, конечно же, не преминул. Потом настала пора для моего вируса - я запустил его с параметрами действовать только в пределах данной сети и не пытаться выйти через шлюз в Большую Сеть, как раз тогда, когда их программисты начали делать резервные копии, встревоженные той анархией, которая, благодаря моему же "шумовому" пакету, творилась сейчас у них в инфопространствах трех главных машин. Они сами подставили свои приборы резервного копирования под мой вирус. Он работал достаточно долго, около пяти секунд, но все равно отключить вовремя машины они не успели, и теперь, я был в этом уверен, компьютеры уже никто не сможет вернуть к жизни. Во время работы вируса, весь мой азарт и ярость куда-то улетучились, и я опять остался наедине с пустотой, даже виртуальность теперь не поддерживала меня. Последним вырубился комплекс, на котором был установлен шлюз, и я с равнодушием наблюдал как исчезает шар в зеленоватой дымке - их окно в Большую Сеть. Вот и все, теперь их, оставшихся без доступа к информации без труда раздавят конкуренты, сообщения которым я уже разослал. Волки загрызут слабейшего и продолжат свое мерзкое существование.

Я отключился от Сети и снял шлем. Месть окончена. Скучно. У меня теперь не осталось даже тех призраков чувств, которые дарила мне раньше виртуальность. И что искать? И надобно ли что-то искать? Вздохнув, я занялся новыми идеями, которые подкинули мне другие участники группы. Пустота...

Пока мы танцуем,

улыбается небо,

и время все еще с нами

и никуда не уходит,

пока

мы танцуем.

Свистит ветер,

аплодисменты,

занавес.

Танец...

Он появился в моем мире вместе с первыми лучами солнца, тот, которого я почувствовал несколько десятков лет назад и которого я все это время бессознательно ожидал. Когда он появился, я сразу узнал его - когда-то давным-давно, когда я экспериментировал с этим миром, он случайно попал сюда и, как выяснилось, по ошибке уничтожил несколько моих самых агрессивных созданий. Проводник. Тогда он спешил к кому-то на помощь, молодой, полный энергии и энтузиазма, и оказался вдруг здесь, растерявшийся, испуганный и от того опасный, способный сильно навредить самому себе. Я успокоил его и помог освоиться со своими свойствами Проводника. Интересно, зачем он сейчас здесь?

Море нежно ласкало вплывающее в чистое небо солнце, я сидел, скрестив ноги, наполовину в воде, неспешные волны окружали меня, убаюкивая своим движением, и ждал. Проводник, видимо, тоже не спешил - он медленно шел по пляжу, любуясь моим миром, в котором все было подчинено гармонии движения. Наконец он остановился у меня за спиной и вежливо кашлянул. Я осторожно поднялся в воздух, подлетел к нему и встал на ноги на влажном песке.

- Здравствуй, Сандерс, - просто сказал он.

Давно меня так никто не называл. Я слегка коснулся сознания Проводника, так, чтобы он не почувствовал этого, узнав таким образом и его прошлое имя.

- Здравствуй, Майкл. Чем обязаны?

- Да так, решил навестить тебя и немножко отблагодарить за оказанную помощь.

Интересно чем? Вроде бы я ни в чем и не нуждаюсь, а все, что нужно - создаю сам.

- Они уничтожили твой Ветер, Сандерс, и скоро будут здесь. - Он вздохнул и взглянул на море.

- И кто же? - ответ я уже знал, но пусть думает, что предостерег меня.

- Грэи...

- Ну что ж, - я пожал плечами, - пусть приходят. Предупрежден - значит вооружен. Спасибо.

Он усмехнулся.

- Кстати, не хочешь посмотреть мой Лес? - я улыбнулся в ответ.

- Если это возможно, конечно. Слава о нем достигла уже настолько отдаленных миров, что даже я там очень редко появляюсь.

- Идем, - я приглашающе махнул рукой. - Тут недалеко.

Солнце своим оранжевым светом согревало нам спины, когда мы, не спеша, удалялись от моря, ветер приносил запахи странствий и светлого безумия, шевелил волосы и ласкал кожу осторожными прикосновениями.

Вселенная играется, как капризный ребенок, а человек все так же продолжает свой путь...

ГЛАЗА БЕСКОНЕЧНОСТИ. ХОПЕР

- Если умру я, мама,

будут ли знать про это?

Синие телеграммы

ты разошли по свету!..

Ф. Г. Лорка

Отдых начался. Две недели, целые две недели он выделил себе для отдыха. Убежать от цивилизации подальше, успокоиться, набраться сил перед смертью. Красивой смертью.

На второй день они нашли пещеру, сухую уютную пещеру. К вечеру они перенесли туда все свои вещи, которых было не так уж и много.

Когда появились первые звезды, перед входом уже весело трещал костер. Голова Хопера покоилась у Нели на коленях, она перебирала его каштановые волосы, слушая, как он тихонько наигрывает на гитаре. Грустные темы мелодий тягучкой разливались в сумраке, насыщая собою вечерний воздух.

Наконец он затих и посмотрел на лицо девушки. Та смотрела куда-то вдаль, затем, ощутив его взгляд, опустила свои блестящие глаза и, не спеша, повернула голову к нему.

- Ты неплохо играешь, - негромко произнесла она.

- Ты тоже, - одними губами ответил он. Она усмехнулась и встряхнула головой.

- Ну... я же училась в музыкальном колледже...

Он засмеялся, постаравшись, чтобы в звуках этого смеха не промелькнула нотка горечи, и притянул ее к себе.

- Не скромничай. Ты талантлива.

- Ты тоже, - тихо ответила она после поцелуя.

Он долго смотрел на огонь и думал о том, что в виртуальности такого еще нет. Может, сотворить ему такой мир? Сухая пещера, костер, отбрасывающий причудливые тени, звездная топь далеко в небе, и музыка, странная музыка, в которой будут звучать, как его гитара, так и ее скрипка... Но не успеть, дорога, на которую он вышел, не позволит ему отойти в сторону, дать передышку усталой личности человека, создавшего ее саму...

На утро небо затянулось серыми, но, к счастью, не дождевыми тучами. Как хорошо, что в мире все еще встречаются вот такие заповедные уголки живой природы, передернул плечами Хопер и осторожно вошел в ручей. От ледяной воды перехватило дыхание, и он, немного поколебавшись, решился нырнуть. Холод сжал тело, словно бы перетянул его жгутом, а потом чуть-чуть все-таки попустил узел. Отфыркавшись, Хопер чуть поплавал и весь дрожащий и озябший вылез на берег.

Серый пепел от вчерашнего костра был еще теплым, когда он загреб горсть его мокрой рукой, с которой скатывались прозрачные капли и падали вниз, и ударялись о грунт, поднимая в воздух небольшие мутно-белые облачка. Парень усмехнулся Неле, которая вышла из пещеры, протирая глаза и пытаясь скрыть прорывающиеся зевки.

- Жизнь налаживается, - глубоко вздохнул Хопер и плавно поднялся с корточек.

- Ты бы хоть вытерся, Тарзан, - зевая, ответила девушка.

- Мне и так хорошо, - потянулся он.

- Извращенец...

После завтрака он уговорил ее сыграть на скрипке и под тихие мелодии наблюдал за неспешными тяжелыми облаками, плывущими по развидневшемуся небу. В голове было восхитительно просторно, он ощущал себя частицей окружающего покоя, спокойной такой частицей, мерно отдыхающей под легким восточным ветерком, в котором разместились все тайны жизни и смерти. Отдых. Долгий вдох, долгий выдох, спокойствие и больше ничего...

Она перестала играть, подошла поближе и легла около него, почти прикоснувшись к его голове своей. Так они и лежали под куполом осеннего неба.

- О чем ты мечтаешь? - тихо спросила она.

- Я не мечтаю - шепотом ответил он и, немного поколебавшись, продолжил. - Не умею. Научи меня, - совсем уже тихо попросил он, внезапно поверив и сам в возможность мечты, в то, что он опять сможет грезить...

- Ты сам должен научиться, почувствовать это в себе и поверить в него, устремиться к этому всей душой...

- Наверное, это - прекрасно... - он смотрел на небо, в глазах его появились слезы.

- Да, это - прекрасно, - неожиданно грустно ответила она, и от этой грусти в душе его появилось предчувствие, страшное предчувствие будущей боли и одиночества, горького беспросветного одиночества...

Всю неделю они лазили по окрестностям, исследовали лес и скалы, купались в холодном ручье, занимались любовью, играли вместе и порознь, рассказывали друг другу разные реальные и выдуманные истории, сочиняли стихи и песни, и сказки, разработали несколько планов захвата правительства, а потом уже и всей вселенной.

Когда эта неделя подошла к концу, его страшно потянуло погрузиться в виртуальность, снова гордо взлететь над огненной Сетью, стать Богом, героем, дьяволом или черт еще знает кем. В тот вечер он достал из своего рюкзака хитро запрятанную там бутылку коньяка. На удивленный вопрос Нели он ответил, что, мол, закончилась первая неделя удачно продвигающегося неизвестно куда отдыха, и это событие нужно достойно отметить. Хоперу страшно хотелось забыться, забыть о виртуалке и о том, что он намеревался сделать, забыть о выбранной им дороге, о созданной им дороге к смерти, о своих бредовых пророческих снах, где он равнодушно наблюдал за другими реальностями, которые вполне могли бы заменить ему эту, если бы он не выбрал свой путь. Ему страшно хотелось забыться в последний раз перед смертью.

Это у него получилось, они с Нелей допились до состояния недвижимости, перед этим вдоволь наоравшись какого-то бреда в обнимку, и он заснул в объятиях ее горячих рук, слыша как бьется ее сердце.

После этого вечера Хопер два дня веселился, как и прежде, затем злая тоска снова вернулась к нему, и он все больше и больше времени проводил в мрачных раздумьях, вспоминая свои сны.

Неля тоже помрачнела и только, когда он предложил вернуться в город, заметно оживилась и поддержала эту идею всеми руками и ногами. Они быстренько упаковали вещи и в обед четвертого дня второй недели, выделенной Хопером на отдых, отправились в обратный путь. Уходя с поляны, парень оглянулся и со скрытой тоской посмотрел на пещеру. Не найти ему уже покоя на этой земле, хорошо хоть он недолго на ней и задержится. Путь продолжается.

Автобус ощутимо трясло на старой асфальтовой дороге. Хопер смотрел сквозь пыльное стекло окна на прыгающий ландшафт местности, тоскливо размышляя о своем будущем, Неля же спала на соседнем сиденье, водрузив ноги в потертых джинсах на их походные рюкзаки в проходе, затылком упираясь в его плечо. Безлюдный тусклый пейзаж понемногу убивал Хопера. Он вспомнил другие реальности, иные варианты развития событий, и содрогнулся от боли и страха - в некоторых из них он терял рассудок, убивал Нелю или самого себя, в некоторых девушки вообще не было рядом с ним, они никогда не встречались в той жизни, в других он, полуобезумевший, издевался над ней или же она сама стреляла и бесчисленное количество раз попадала в него. Страх скользкими щупальцами охватывал его изнутри, вызывая какое-то особенное необычное омерзение, но тепло девушки, прильнувшей к нему, вызвало слезы облегчения от того, что все эти его фантазии, если и реализовались, то в каких-то других, далеких мирах. Бред... Хопер вновь начал с той же тоской разглядывать подпрыгивающий горизонт, и все, то, что тянулось от этой туманной линии к ихнему автобусу. Перед глазами тихим призраком начала проявляться дорога, та самая, темно-розовая гладкая дорога, ведущая к концу его существования. Плаха в конце пути, как это все омерзительно поэтично. Хопер сплюнул на бывший когда-то черным резиновый пол и растер плевок подошвой кроссовка. Гадко-то как на душе, скорей бы добраться домой, сесть за нормальный комп, выйти в Сеть и носиться, носиться там до отключки усталого мозга...

Хопер приставил ладонь к идентификационной пластине, набрал код, и панель двери отъехала в сторону. Затащив вещи вовнутрь, он фальшиво, как ему показалось, воскликнул:

- Ну, вот мы и дома!

- Действительно, - устало фыркнула Неля и потянулась.

- Надобно сходить в душ, а потом поспать, наконец-то поспать нормально, - продолжила уже на ходу девушка, стягивая через голову свой старый шерстяной свитер.

- Н..да, - невпопад ответил Хопер, подходя к окну в большой комнате, из ванной послышался звук льющейся воды - Неля была уже там. Парень протянул руку и осторожно провел пальцем по поляризованному стеклу, глаза его смотрели сквозь темное окно на зажигающиеся огни города. Цивилизация...

Калейдоскоп красок взорвался у него в голове после краткого мгновения полной темноты - он вошел в виртуальную реальность. В почтовом ящике одиноко дожидалось его скудное сообщение - кому-то понадобились его услуги взломщика. Хопер усмехнулся, отослал ответное сообщение через государственную североамериканскую станцию, и вышел в саму Сеть. Огонь полыхал вокруг него, когда он медленно, словно выплывая из адской бездны, поднимал свой металлический облик, окруженный пламенем, над основными магистралями инфопространства. Оглушительно рассмеявшись, Хопер прыгнул вперед...

Дрожащими руками он стянул с головы шлем и тяжело вздохнул, вытерев вспотевший лоб, поднялся из-за компьютера, сделал несколько упражнений, чтобы размять застывшее тело, выключил компьютер и на ватных ногах отправился в ванную. За квартиру он отвалил кучу налички, зато она стоила этого - просторная, звуконепроницаемые стены и окна, горячая вода круглые сутки... Хорошо иметь деньги, а еще лучше - еще больше. Вода освежила его, смыв всю серость последних дней. Он вышел из-под душа, отключил подачу воды и вытерся насухо большим полотенцем. Наконец он направился в спальню, где уже видела девятый сон, разбросав руки и ноги по всей кровати, девушка. Хопер остановился, разглядывая ее в бликах наружной рекламы, все-таки пробивающейся сквозь затемненные окна. Скоро им предстоит расстаться, хоть она об этом даже и не догадывается сейчас. Что бы такое придумать, чтобы его смерть доставила ей поменьше боли?.. Он подошел к кровати, сел на краешек и, осторожно протянув руку, прикоснулся к ее волосам. Любовь, зачем она существует в этом мире? Хопер сложил ее ноги вместе, передвинул, как будто выброшенную в прошении, руку, лег рядом и натянул одеяло на себя и на девушку. Спать, сейчас нужно выспаться, а завтра он встретится с заказчиком и, может, под вечер, будет уже ломать чью-то "надежно" защищенную базу данных. Спать...

Все было обыденно-скучно - кому-то понадобился доступ в один из небольших колумбийских банков, доступ всего лишь на минуту, не более, чтобы скачать оттуда "кое-что незначительное". Человек, который передал лично (что было довольно таки странно) эти условия, удалялся в направлении к центру города, его спина некоторое время еще мелькала среди немногочисленных прохожих, затем исчезла. Хопер посмотрел на шестиэтажное здание какого-то бизнес-билдинга и вынул изо рта коктейльную трубочку, задумчиво пережевывая которую, он выслушивал посредника, делая иногда глоток-два колы, смешанной со спиртом. Предложение выглядело обычным, но Хопер знал, что это - именно то, что должно привести его к концу пути. Интересно - каким образом?..

Она сидела в кресле напротив и внимательно его слушала.

- Завтра я буду в сети, буду долго, может, два-три дня, отрываться на то, чтобы поесть или выпить что-то я не смогу, так что придется тебе кормить меня с ложечки или грудью - как тебе больше нравится.

Она только улыбнулась в ответ.

Ну и правильно, думал он, ничего пока не говори, мне хватит твоих глаз, слова здесь совершенно ни при чем, они - болезненный вымысел сумасшедшей обезьяны, зачем слова, если есть глаза, ее глаза так смотрят, так...

А вечером они с ней опять играли музыку, сочиненную тут же, на ходу, и его импровизации становились все более и более безумными, становились грустными и истерически веселыми, становились медлительными и зажигательными, подрывными, как ча-ча-ча, она пыталась некоторое время подстроиться под него, но потом махнула рукой, некоторое время сидела, слушая, затем опять взяла в руки скрипку и повела свою тему, далекую, как северный ветер, светлую и грустную, словно луна на исходе сил, и странным образом, две эти темы, переплетаясь, звучали в унисон, носились вихрем по комнате и бесшумно записывались в память компьютера, так как они всегда включали запись, когда садились играть, просто так, на всякий случай, сами не зная зачем. Потом последние взятые аккорды гитары еще дрожали в воздухе, и, будто бы в отдалении, долго, тягостно затихала скрипка, скрываясь за горизонтом.

Затем пришла любовь, и они любили друг друга, неистово, так словно делали это впервые и в то же время в последний раз в этой жизни, в странном эйфорическом прощании они поднимались на гребни экстаза, чтобы опустится в мгновенную тишину расслабления и подняться еще выше, еще...

Его стальной демон-облик поднялся над пылающем пламенем Сети, с тоской осмотрелся и, кажется, вздохнув, растворился в одном из огненных потоков - он отправился прощупать защиту указанного адресата. На мгновенье перед его глазами все померкло, он ощутил леденящую сущность пустоты, затем все вернулось на свои места. Галлюцинации, подумал Хопер, это просто галлюцинации вызванные переутомлением. А, может, это и есть тот путь, который освободит его от всех этих миров, и он перестанет существовать?.. И, повинуясь его воли, перед ним опять открылся тот путь, которым он грезил, о котором мечтал с детства, и на котором наконец-то находился. Он остановился перед самой плахой и задумался. Надо бы попрощаться с Нелей, палач, или кто это здесь стоит, подождет... И, не выходя из виртуальности, тело его все так же сидело в шлеме перед компьютером, он подошел к кровати, где спала девушка, утомленная закончившейся ночью. Он сел рядом с ней (простыня не прогнулась под его весом), провел рукой по волосам (которые даже не шевельнулись), девушка промычала что-то себе под нос и повернула голову к нему вполоборота. Он сказал:

- Прости меня, если сможешь. Я хотел бы тебе кое-что сказать, пока ты еще здесь. Я люблю тебя, действительно люблю, но я устал и сломан этим гадским миром, я понимаю, ты хочешь вернуть меня к жизни, к этому миру живых и осязаемых предметов, но я настолько погрузился в мир призраков, что тебе это не под силу, а я уже не могу, во мне тлеет еще только искорка любви, но нет здесь того свежего утреннего ветра, который бы превратил ее в пламя, прости меня, пришло время немного изменить мир, чтобы тебе не было так больно, когда я уйду, через день, два ты уже не будешь меня помнить, может, возненавидишь, может, я буду только тенью в отражении витрин, которая мелькнет перед твоими глазами, когда ты, счастливая, будешь проходить мимо со своим возлюбленным, или просто тебя не будет в том мире, где я наконец-то найду выход из этой хитросплетенной сети, называемой жизнью, но пока ты рядом со мной, помни, что где-то еще есть небо, а я уж тебя не забуду до самой смерти, настоящей смерти, а не того жалкого призрака, который правит здесь серый бал без движения... прости меня за все, Неля...

Он махнул рукой и снова оказался в мире компьютерного бреда. И услышал музыку. Ту, которую они записали вчера, и ту, которую напишет кто-то завтра. Она окружала его со всех сторон всю его жизнь, и только сейчас он сумел заметить ее. Он отрешенно рассматривал подходы к серверной базе, внешне неприметной, в то же время вслушиваясь в эту музыку, и, как-то незаметно для самого себя поддался ей, растворился в ее волнах и поплыл вслед за течением, лежа на спине и рассматривая пустое далекое небо льда. В то же время он отметил, что давно уже находится внутри серверов, неизвестным образом пройдя невидимую обычным пользователям защиту, которая, как он автоматически отметил, во много раз превосходила все то, что он видел раньше, но это его уже не волновало - он плыл по течению мелодий вечности, рассматривая обрывки миров, проносящиеся мимо его органов чувств. Вот, он увидел Жэта, непонятным образом удерживающего трепещущее пламя вечности на своих постаревших ладонях. Это еще будет. А вот Неля стоящая на обрыве со скрипкой в левой руке и наблюдающая за тем, как солнце стремительно падет вниз. Это уже было. Послав сообщение нанимателю, он открыл канал и удерживал его все время, пока другие скачивали нужные им данные, защита была сложной, постоянно меняющейся, и, если бы не музыка, он бы никогда в жизни не сумел продержать такой канал, и все-таки что-то насторожило охрану сервера, наверное там был живой человек, опытный хакер, которого купили за нехилую кучу давно уже потраченных денег, следивший за общим состоянием защитной системы, а, может, их было несколько, это неважно, просто кто-то заподозрил неладное, и все каналы были обрублены, кроме того, на котором висел Хопер. Назад! Быстрее назад, пока они не вычислили его след, запутать все, забить ложной информацией, не обрывая сейчас связь, потому что тогда все - они узнают его адрес и через несколько минут будут здесь, это же грэи. Грэи... Только сейчас до Хопера дошло, куда он залез. Им нет нужды его выслеживать, они могут убивать прямо там, в виртуалке, может, остановиться и подождать, он все равно ведь умирает, но Неля... они же придут проверить и уберут ее, черт, как же здесь изменить мир?.. Расслабимся... Чертова музыка... Кто-то смотрит на него, ощущение взгляда, бесконечно чужого и далекого взгляда, неважно, пока что путаем следы и расслабляемся... Расслабляемся... Он не успел - программа-убийца настигла его раньше, но, словно предчувствуя это, он дернул рукой, дотянувшись пальцем к кнопке выключения питания компьютера, но нажать не успел...

Пустота, черная холодная пустота, здравствуй, услышал он ледяной шепот, это не смерть, понял он, да - это не смерть - тихая игла в ответ. Он обернулся и увидел их, точнее Их, - это были глаза, Глаза, мгновенно заполнившие все пространство, бесконечные Глаза, Глаза Бесконечности... Кто? - вопросил он. Это важно - шорох сползающих по дереву льдинок? Хочешь я подарю тебе жизнь заново, и ты сможешь исправить все свои прошлые и будущие ошибки? - спросили Они спустя вечность, не переставая рассматривать его. Жить? - боль неожиданным теплом пронзила его вдоль мертвого хребта. Нет, не надо, спасибо... Ты же можешь стать кем захочешь, у тебя весьма неплохие способности, среди людей такого второго нет. - еще один шелест. Где-то за пределами этого пространства, тихо так в ночь планировали белые хлопья снега - там начиналась зима. А ты вместо этого хочешь уйти. Окончательно, - добавил он. Посмотрим. - холод в ответ. И Глаза исчезли, опять наступила тьма, но это была уже не та пустота, это была надоевшая темнота приближающейся смерти. Нет - рванулся он - эта не то, не та смерть - и в последнем усилии, используя неизвестно откуда взявшиеся знания, переделал свою реальность, а потом осознал все, в который раз достигнув просветления, и, увидев вдалеке знакомую дорогу с плахой в конце, направил свое сознание туда, после чего отключился...

Давным-давно он вынырнул на поверхность и лежал там, расслабившись, отдыхая на зыбкой воде бессознательности. Ночь, вечная ночь, полная незнакомых звезд. А были ли у него когда-нибудь знакомые светила?.. Разве что Неля. Какая Неля?..

Тяжелыми руками Хопер снял шлем и, еле-еле, шатаясь, добрался до койки, на которую не преминул тут же плюхнуться. Отключка.

Шум веселящегося города разбудил его. Он поднялся, со странным чувством неузнавания осмотрелся, затем все стало на свои места. Подошел к окну, убрал затемнение и долго смотрел на этот внешне веселый мир. Темнело. Сколько же он был без сознания? Хопер взглянул на часы и содрогнулся. Трое суток прошло с тех пор, как он надел шлем с целью взломать эту базу. Кстати, он себе то хоть что-то успел оттуда перебросить? Потом посмотрим, а сейчас - есть, съесть хоть что-нибудь, страшный голод схватил его и Хопер бросился на кухню. Затем внезапно остановился. Трое суток... А он почему-то не чувствует жажды. Тут нахлынула нескончаемая череда картин, сотканных из осколков различных воспоминаний. Вот - нежные руки приподымают шлем и он, ничего не соображая, жадными глотками пьет, пьет и давится водой или питательной смесью, не замечая этого, не отрываясь от виртуальности ни на мгновенье... И страшная боль скрутила его, сжала обручем больную голову, бросила на пол... почти потерял сознание, поднялся с пола, зашел наконец-то на кухню, открыл холодильник, достал пластиковые консервы, закрыл дверцу, потянулся к хлебу, который должна была принести Неля... КАКАЯ НЕЛЯ?!!

Руки дрожали, сердце билось почти с такой же частотой, как и они, Хопер сел на табуретку, немного покрутился вокруг, потряс головой. Что это с ним?..

И тут он вспомнил Глаза во тьме...

Хопер жадно поглощал вместимое консервных пакетов, размышляя о странном головокружении, посетившем его несколько мгновений назад, вернее о возможных причинах этого самого головокружения. Размышления ничего не дали, он уставился на стенку, безвкусно освещенную зеленым и синим. В памяти всплыли легкой призрачной тенью воспоминанья о сухой уютной пещере и руках, перебиравших его волосы. Затем все прошло...

Он вышел из бара и остановился. Деньги при нем, к тому же наличкой. Весело-то как, но что же такое грызет его, грызет изнутри, не отпускает, никак не отцепляется?.. Смог отступил, и Хопер принялся любоваться восходом солнца среди серых небоскребов. Светло-красное размытое пятно, на фоне которого мелькнет иногда геликоптер. И восходы уже почти не отличить от закатов, подумал он, опуская глаза на мостовую.

Идя мимо лиц прохожих, Хопер все никак не мог понять, что за гадость давит на него, откуда взялась эта пустота, в которую постепенно заползает холод? Страх подорвал его с места, и он побежал вперед, бежал все быстрее и быстрее, потом не хватило дыхания, он остановился, ухватился рукой за край конструкции, украшавшей супермаркет, и долго стоял там, затравлено поглядывая на небо, пытаясь отдышаться. Страх... что-то всплывает из той пустоты и обволакивает его разум покрывалом ужаса. Хопер встряхнулся и вызвал такси...

Ночью ему снилась Неля, которую он не помнил, и события, которые были, но им не было места в его памяти утром, когда он просыпался. Спиртное не помогало, а только ухудшало положение - оно ослабляло его сопротивляемость, и Хопер вспоминал все больше и больше, чтобы потом, трезвому, ничего из этого не помнить.

А иногда ему снились Глаза, которые он встретил. Глаза Бесконечности. Они что-то говорили ему, что-то предлагали, чего-то хотели...

Однажды, еще во сне, он подорвался с кровати и, схватив лист, записал лежавшим рядом пером адрес, потом имя и три раза подчеркнул его, перед тем как упасть в забытье.

Утром прошептал сухими губами, читая написанное:

- Неля...

Он позвонил по указанному адресу. Ответил автоответчик какого-то менеджера. Взломав спящий на том конце вызова компьютер, он заимел полную информацию о фирме, в которой работал адресат, но никаких упоминаний о ком-то под именем Неля не нашел. Что случилось? Что с ним происходит, в конце-то концов?..

Он бродил по улицам в смутном волнении, жадно вглядываясь в лица прохожих, которые сторонились его давно не бритого лица, взлохмаченных нерасчесанных волос и безумного блеска в глазах. Он понемногу сходил с ума...

Проходя мимо музыкального магазина, он внезапно остановился и долго смотрел на вертящиеся голограммы скрипок, внимательно прислушиваясь к тоске, проснувшейся у него внутри.

Дома он не менее долго сидел, глядя на изменяющиеся сполохи узоров на потолке и стенах.

Я почти что спрыгнул с пути, подумал внезапно Хопер, но удержался, тут же усмехнулся в ответ самому себе. Перед ним расстилалась гладко розовая дорога, которую он создал. Пора в путь. Что-то он задержался. Где? Где он? Это не тот мир, совершенно не тот, в котором он, Хопер, должен был бы сейчас идти своей дорогой к смерти. Странно. Воспоминания нахлынули, заставили его пошатнуться, затем он осмыслил их. Вот так вот... Глаза... Его последний шанс на жизнь... Проклятую жизнь...

...Неля...

По наитию Хопер подошел к компьютеру, нашел ближайший музшоп и заказал в нем гитару, слава Богу, деньги у него еще были.

Вечером, в пустой комнате, он перебирал струны дрожащими пальцами, наигрывая возвращающиеся из глубины его души мелодии. Музыка заполнила его, опять заставила трепетать ту же душу, он услышал вдали плач скрипки и вспомнил Глаза...

...Они окружали его со всех сторон, с упреком рассматривая гордого человека, с необъяснимым упорством зачеркивающего свою собственную жизнь усилием воли, шептали: вернись, вернись...

...Он опять шел по этой дороге, белесая нить промелькнула у него перед глазами. Все ближе и ближе плаха. Все, как и должно быть...

Неля уехала, вспомнил он, сегодня утром он отправил ее в Англию с очень важным поручением. Улыбка осветила его лицо, но тут же угасла - он вспомнил те реальности, в которых убивал ее разными способами. Все это уже в прошлом. Или нет? Хопер схватил телефон и вызвал ее.

- Да? - удивленный знакомый голос ответил на вызов.

Включилось изображение во всю стену. Ее лицо, глядящее на экран своего мобильника.

- Кто там? - чужой мужской голос рядом с ней, от этого голоса Хоперу захотелось взвыть, и он резко оборвал связь. Он вспомнил. Она уже не с ним. А то, что было между ними, легло на плечи тяжелым грузом сновидений. Здесь этого не было...

...Да, теперь он понял, почему всю свою жизнь так стремился к этому пути. Он посмотрел на призрак силуэта с топором перед собой и усмехнулся. Пошутить что ли?..

Хопер сидел в пустой комнате и играл, играл на купленной гитаре, не обращая почти никакого внимания на окружающий мир.

И все, что было, казалось лишь сном.

Безучастными глазами он смотрел, как двери в комнату исчезли, и вовнутрь зашел невысокий плотненький человек во всем сером и остановился, осматривая комнату. Грэй. За его спиной Хопер увидел те самые Глаза, которые словно бы ожидали чего-то...

...Он положил голову на плаху, перебирая струны почти уже переставшими дрожать тонкими пальцами. Посмотрел в сторону...

Вошедший сокрушенно покачал головой и снял шляпу. На изрядно облысевшей голове блестели в неярком свете капельки пота. Он вынул из правого кармана серого пальто шелковый платок, вытер им лицо, шею и плешь на голове, засунул обратно, затем достал из внутреннего кармана нож, шагнул вперед.

Хопер понял, теперь он понял. Он не видел уже вошедшего, не видел Глаз, смотрящих в дверной проем. Он улыбнулся и в тихом, почти что неподвижном, тумане услышал плачущую скрипку. И прошептал: "Прощай.", а когда нож чиркнул по горлу, успел услышать прощанье, а, может, прощенье, в ответ...

Свет погас, и, когда через мгновенье зажегся снова, в комнате, запертой изнутри, уже никого не было, только труп молодого человека, медленно сползающий в лужу крови на холодном полу...

И ветер умолкнет ночью,

обряженный черным крепом.

Но ветер оставит эхо,

плывущее вниз по рекам.

Ф. Г. Лорка

ТРЕПЕЩУЩАЯ ВЕЧНОСТЬ. ЖЭТ

"... и нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят,

лишь те, кому надо, уснули, но те, кому надо, не спят."

Б. Окуджава

... Предавать, насиловать, клеветать, убивать...

... Миловать...

Пусто, неимоверно пусто, до боли, до страха, но нет ни боли, ни страха.

Иногда я вспоминаю его сияющие глаза, и в двери души моей еле слышно стучится кусочек давно забытого тепла. Я не открываю их - зачем? Ведь с моей стороны дверей ничего нет, все сгнило, все исчезло в круговороте давней боли, пусть этот кусочек тепла выйдет наружу, в мир, которому он нужен много больше.

Мои волосы полностью поседели, стали горько белым ореолом, хотя мне всего тридцать лет. Мне горько от осознания самого себя, но и горечь уходит в неизвестность.

Холод внутри и снаружи, леденящий холод сжимает в своих цепких клешнях живой пульсирующий комочек, названый кем-то сердцем. Холодно.

Все бывшее кажется нереальным, даже виртуальность кажется нереальной. Мой последний взлом всколыхнул общество, но не меня. Мне уже все равно, давно уже все равно.

Трель вызова заставляет меня подняться, распрямить экран и активизировать его. Лицо моего непосредственного начальника. Встревожено.

- Жэт, ты нашел Сандерса?

Я молчу, смотрю отсутствующими глазами на него, затем начинаю сгибать экран в своих руках. Электроткань причудливо изменяет изображение, сминаясь и распрямляясь.

- Жэт, перестань! - недовольно говорит мне лицо.

- Я нашел его, шеф, - со смешком отвечаю я.

Собеседник ожидает продолжения: имя, адрес... Я молчу.

- Ну же! - теряет терпение лицо.

- Это мой последний псевдоним, - говорю я и резко разглаживаю ткань. Небольшая рябь пробегает по изображению, в глазах собеседника появляется боль и сомнение, и экран гаснет.

Что ж, приговор подписан, и теперь пора поддержать имидж. Я бросаю в Сеть сообщение: "Они нашли меня. Прощай, мир...". В конце подпись: "Жэт". Я включаю музыку, которую нашел в архивах Хопера после его смерти, и эта музыка несет меня в бесконечность, скрипка и гитара, гитара и скрипка...

Бедный Сандерс, какой-то начинающий хакер, сумевший войти в запретные зоны инфопространства, точнее, взломать банки данных грэев, и уйти оттуда почти что незамеченным с неплохими трофеями. Они все равно доберутся до него, но теперь у него есть чуть больше времени. На день, два, три... Неважно.

Я гашу свет, затем достаю старую восковую свечу. Антиквариат. Зажигаю ее, смотрю на пламя, которое трепещет во тьме комнаты, являя собой вечность. Трепещущая вечность в моих ладонях... И не заметил, как сложил ладони, на которых теперь подрагивает пламя, один только огонек пламени, фитиль и воск остались где-то далеко, за пределами моего сознания.

Со стороны смотрю, как маленький красный кружочек лазерного луча осторожно поднимается к моему затылку, нащупывает его, на мгновенье застывает в нерешительности... Голова разрывается изнутри на тысячи кусочков, и гаснет огонек свечи, светоч сознания... И все...

ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА. САНДЕРС

Вой ветров, в котором слышатся чужие голоса.

- Красивый мир...

- Ты так думаешь?

- Да.

- На его создание я потратил слишком много времени. Мне пора.

- Ты уходишь?

- Да.

- Навсегда?

- К сожалению, это так.

- Я больше не увижу тебя?

- Да.

- Страшно...

Вой ветров, и в нем - вся тяжесть прожитых лет, расставаний и сновидений.

- Разве ты не хочешь остаться?

- Хочу. Очень сильно хочу.

- Останься...

- Я ухожу.

- Прошу тебя...

- Не надо. Пожалуйста... Я ухожу.

Вой ветров, и в этих завываниях - холод, один только страшный холод души.

- Ты же любишь сказки со счастливым концом.

- Да.

- Так сделай и эту такой же.

- Я ухожу.

- Нет... пожалуйста, нет...

- Ухожу...

Вой ветров и молчание, пепельное молчание, где спрятались все недосказанные слова, прикосновения, улыбки, взгляды...

- Расскажи что-нибудь напоследок.

- Что?

- Сказку. Добрую, хорошую сказку...

- Последнюю сказку... Слушай.

НЕОН

(некоммерческий вариант)

Город,

сокрытый тьмою огней,

Ты

забираешься мне на плечо,

Словно

бы ангел, а, может быть, зверь.

Да, я знаю -

ты - демон, ты - ночь.

Ночь,

словно крики проданных душ.

Неон,

как объятья ушедших идей.

Свет,

и мой плейер сыграл траурный туш,

Свет

полон тайных жестоких людей.

(Свет, почему же

в сердце моем темнота?)

Город,

огни твои - лишь пустота.

А вот и все. Приступ прошел. Теперь нужно отдышаться, делая слабые, как падающий снег, вдохи и выдохи. Так он и поступил, пока легкие по чуть-чуть не попустило. Легче, легче...

Этой ночью он снова видел тот сон, что преследовал его с детства. Опять он лежал в той же зеленой траве, смотрел на лазурь неба, жевал стебелек травинки и слушал шелестенье крон в перелеске недалеко от себя. Ветер играл с его волосами, приятно охлаждал кожу, и, казалось, что стоит только захотеть, и он сможет взлететь и мчаться навстречу облакам, так легко было на душе...

Звякнул телефон. Виктор выругался про себя - он давно хотел поменять до чертиков надоевший звук вызова на какой-то более мелодичный и вечно забывал это сделать. В динамиках раздался негромкий треск, затем послышался сухой голос его друга Игоря.

- Вик, ты дома?

Парень хмыкнул и ответил:

- Нет, моего присутствия здесь не наблюдается.

Экран не включился, значит Игорь звонил с улицы или от кого-то, у кого до сих пор еще установлен телефон старой модели.

- Выползаешь наружу?

- Хорошо. Ты где?

- На площади. Загораю.

Отбой. Виктор посмотрел в окно. Солнце, относительно близко размещенное к горизонту, на небе ни облачка. Да... почти весь день прошел незаметно, а он ничего-то и не делал. Взгляд на показания старого наружного термометра. Прохладно. Это хорошо - под защитной одеждой будет не так уж жарко. Он нацепил подмышечную кобуру с пистолетом, сверху кожаную рубаху без рукавов, плащ, засунул в карманы пару кастетов, его любимых для ближнего боя, одел шляпу с длинными опущенными полями, покрытую защитной пленкой, натянул перчатки, забросил за спину рюкзак, в котором находились парочка дисков и пустая трехлитровая пластиковая канистра. Канистра была взята с наилучшими соображениями - он торчал Игорю пиво и хотел вернуть должок, прикупив дивный напиток на пути к площади. Вышел на лестничную площадку, запер дверь и сплюнул на пол. Кровавый плевок - последствия приступа - громко шлепнулся на бетон в прохладной тиши пролета. Виктор посмотрел вниз, невесело усмехнулся и направился к лифту.

Солнце. Его убийственные лучи падали на проходящих по улицам людей в защитной одежде, весело бились о тротуары, отражались от зеркальных витрин и, захлебываясь жизнью, тонули в черных провалах окон. Шаг, еще один, левой, правой. Кроссовки бесшумно топчут фундамент города, мягко пружиня. Ноги чуть согнуты, мышцы напряжены, готовые в любой момент бросить тело в нужную сторону. Глаза замечают каждую мелочь, любое подозрительное движение вокруг. Руки в карманах, дышим через нос, через фильтры, отсеивающие вредные примеси в воздухе. Легкие болят - врожденный порок - непосильная дань техническому прогрессу. Отец сделал все, чтобы сын выжил в жестоком мире кровавых условностей, он подготовил его к погружению в больную действительность порченой логики, но смерть, старуха смерть, с рождения точит его тело - цена, которую платят потомки за ошибки предыдущих поколений. Платят собой...

Вот и площадь. На бетонной ограде давно не работающего фонтана сидит Игорь и расслабленно рассматривает спешащих людей. Приобретенная по пути целебная жидкость приятно похлюпывает в канистре за спиной идущего.

Парень поднимается навстречу Виктору и, когда тот подходит почти вплотную, снимает солнцезащитные очки и больными глазами внимательно разглядывает его. Вполне нормальное лицо с резко очерченными скулами, но глаза... Со времени их первого знакомства, Виктор помнит это хорошо, в них всегда обитает боль, иногда тихая и почти незаметная, иногда кричащая, оглушающая, особенно, когда он смеется. Контраст между весельем на лице и этой болью в глазах поражает любого, кто наблюдает за ним в эти дикие мгновения жизни.

После обмена рукопожатиями он бесцветным голосом сообщает:

- Той застрелился.

Виктор внимательно смотрит на него и после того, как собеседник надевает очки обратно, спрашивает:

- Застрелился или ... ?

Пожатие плечами.

- Может и "или...", хотя версия самоубийства более вероятна, во всяком случае выглядит все это, как банальный суицид.

Очень интересно. Последняя живая легенда ушла из жизни. Той, Наумкина, Мос, Хопер, Жет и многие другие из "золотого" века мертвы, покинули этот мир, освободив место молодым. Причем ни одной естественной смерти, никто из них не дожил до старости, кроме Тоя, да и то, если считать старостью возраст в сорок семь лет... Очень интересно.

- Скачал то, что я просил? - вопрос отвлекает Виктора от хороших мыслей.

- Да, конечно, - отвечает он, думая о чем-то далеком и своем, затем поворачивается и бросает через плечо, - Идем, упадем где-то, пивка, что обещал тебе, бабахнем.

Игорь, еще раз осмотрев площадь, последовал за ним. Они пересекли площадь, свернули пару раз, срезая дорогу, затем вошли в "ПоК" - кабак, в котором любили отвисать взломщики этого района города. В помещении было пусто, только бармен за стойкой, тихо разговаривающий с высоким худощавым типом в черном плаще. Создавалось впечатление, будто все в заведении сделано из бетона - стены, пол, потолок, разных размеров блоки, служащие в качестве сидений и столов, стойка,... , но сидения, во всяком случае, точно были не из камня, а из какого-то упругого теплого пластика, стилизированого под бетон. Они по привычке уселись в дальний угол, обозревая таким образом как можно большее пространство с наименее приложенными усилиями.

- Четыре бутера и два бокала под пиво, - громко сказал Виктор, когда бармен вопросительно посмотрел на них из-за своего рабочего места. Через мгновенье он кивнул головой и зашуршал в своем ближайшем окружении. Игорь автоматически вытащил из кармана "заглушку" и прикрепил ее к столу.

- Рыба... - недовольно проворчал он, когда перед ним оказалась заказанная пища.

- А что ты хотел - процессор с мясом? - Виктор уже разливал по бокалам пиво из принесенной канистры. - Рыбка к пиву - самый кайф, это знают даже дети, а здесь ее, к тому же, качественно солят.

Игорь все также мрачно смотрел на рыбные бутеры. Виктор перехватил этот взгляд и пожал плечами:

- Не у всех есть деньги на мясо, даже искусственное.

- А я что? Я ниче, - Игорь взял свою тару и произнес: - Ну что ж, за прогресс, мать его за ногу!

Они молча опустошили большими глотками бокалы, затем громко зачавкали, упоенно работая челюстями, не забывая посматривать на все двери, ведущие в помещение. На потолке бесшумно махали лопастями два из трех находившихся там больших вентиляторов, нагнетая очищенный воздух требуемой температуры. Третий уже два года как был сломан, и денег, видимо, у хозяина на его починку все это время не находилось. Лопасти его сиротливо разглядывали серый зал.

- Не возражаешь против курения? - спросил Игорь после второго бокала.

Виктор махнул рукой - валяй... Собеседник лениво достал сигарету и прикурил от возникнувшей словно бы из ниоткуда зажигалки в правой руке. Дым от смеси табака с марихуаной сизыми полосами медленно поднимался к потолку.

- Ты ходил на обследование?

Утвердительный кивок.

- И каков результат, то есть диагноз?

Виктор пожал плечами.

- Будет известен послезавтра.

- Очень интересно. Что ж так долго?

Парень вздохнул.

- Не знаю, говорят, что нашли что-то любопытное.

- М-да-а-а...

Лопасти все так же беззвучно вертелись, рассеивая нагнетаемым воздухом редкий пока что дым.

Затянувшуюся паузу опять прервал Игорь:

- Они добрались до Гарсико...

Виктор, внутренне вздрогнув, посмотрел на него.

- Это кто такой?

- Был такой один испанский хакер. Продержался на арене около четырех лет.

- Да... Что-то я о нем ничего, вроде бы, и не слышал.

- Он мало занимался взломом. Создал несколько миров. Красивых. Серьезно занимался программизмом. Один из лучших, кстати, вирусов серии "Черный дым" почти полностью был написан им. Многим помогал советами. Я сам, например, последние свои заморочки писал под впечатлением от его работ. Хороший человек, в общем, был. Пацифист. На свою беду...

- Жизнь тяжела, как кусок апельсина, - Виктор сделал большой глоток. - Но что делать?

Лицо сидящего напротив внезапно превратилось в каменную маску, глаза загорелись огнем ненависти, только голос остался таким же спокойным, как нефтяное море:

- Убивать. Перебить их всех одного за другим, пока они не покончили с нами.

- Убей или будешь убит... Неплохо, неплохо. Ты когда-нибудь убивал?.. - Виктор смотрел куда-то вдаль, не замечая глухих стен.

Игорь опустил голову.

- Ты прав. Но этот мир срывает с меня крышу, обнажая ярость. Скоро я превращусь в кровожадного маньяка...

- ...А я убивал, - продолжил Виктор, не обращая внимания на слова собеседника. Тот резко вскинул голову и посмотрел на него. - ... Это легко. Поверь мне - это слишком легко. Зато потом они возвращаются иногда во снах, иногда наяву. И тогда вновь приходиться убивать, только уже самого себя, чтобы окончательно не сойти с ума. Это страшно. Поверь мне - это слишком страшно...

Слова его опустились в пустоту и понемногу начали растворяться там гулким эхом...

Сени отворились и в помещение ворвались пятеро ярко разодетых молодых людей. Увидев сидящих, они засвистели и заулюлюкали, яростно размахивая конечностями. В мгновение ока оказавшись около ихнего параллелепипеда, самый здоровый из них с чувством глубоким басом прорычал:

- Вот вы где, твари! Мы вас везде ищем! Короче, собирайтесь и пошли. О, пиво! - последний возглас сменился счастливым бульканьем, когда брызжущее слюной тело подхватило канистру и с пугающей скоростью начало заглатывать ее содержимое.

- Куда, Влад? - устало спросил Виктор.

Влад с трудом оторвался от канистры и довольно отрыгнул.

- Кайф! Че ты такой мрачный? У Папи сегодня день рождения, валим к ней на хату, подарки уже приобретены, все места распроданы, с тебя две сотни.

Он опять поднял канистру и сделал большой глоток, затем хлопнул ее по боку и удовлетворенно кивнул.

- Это тоже надо захватить.

Виктор вопросительно посмотрел на Игоря. Тот кивнул головой и поднялся со своего сиденья.

- Идем.

- Быстрей, быстрей, - подгонял их Влад, пока они шли к выходу. Он повернулся к остальной компании, которая наперебой объясняла что-то бармену.

- И вы, подонки, тоже поторапливайтесь!

- В трусах у тебя подонок! - огрызнулся один в салатовой куртке. Последующий дикий хохот заполнил собой помещение. Бармен зашел в дверь, ведущую в подсобку, и через несколько секунд вернулся, неся в руках большую картонную коробку. Парни зашелестели бумажками - кредитные карты здесь были не в ходу - и вскоре коробка перешла к ним во владение.

Всей толпой, подшучивая друг над другом, они вывалились на улицу. Солнце, где-то далеко за небоскребами, клонилось к горизонту, его косые лучи пронизали воздух, создавая иллюзию металличности бытия. Мостовая, мусорники, здания, двери, окна, люди, даже воздух - и тот - будто из блестящего тяжелого метала.

По пути к Татьяне, носившую кличку Папи, они встретили малочисленную шайку доков, одетых во все белое и обвешанных блестящими никелевыми безделушками. Это новое препятствие почти не задержало их успешного шествия, Виктору даже не пришлось надевать кастеты - доки были плохими бойцами. Оставив позади восемь стонущих тел, компания продолжила свой путь к светлому настоящему...

Таня получила свое прозвище от брата давно, в детстве, еще когда симпатичной крохой дергала отца за плащ и капризно просила: "Папи, ну, папи, дай Т'ане кофетку". С тех пор брат вечно дразнил ее "Папи", пока кличка прочно не вошла в обиход. Теперь уже редко кто вспоминал ее имя, даже родители часто называли ее Папи.

С усмешкой она наблюдала, как гогочущая толпа распаковывала у нее в прихожей какие-то пластиковые ящики, принесенные ребятами из небольшого автобусика внизу.

Наконец последний подарок (или последняя часть подарка - из-за столпившихся и мешающих друг дружке гостей ей не было видно, что это) был распакован (была распакована). К виновнице торжества подошла ее подруга Ника и, сотворив серьезное лицо, поздравила девушку. Затем подняла сжатый кулак и раскрыла его. У Папи перехватило дыхание - на маленькой округлой обсидиановой платформе переливалась малахитовыми оттенками причудливая, чуть прозрачная конструкция кристаллов.

- Это лично от меня, целый месяц выращивала, я-то знаю, что зеленый - твой любимый цвет.

Папи не смогла ничего ответить и лишь восторженно глядела на, казалось бы, живую форму подарка.

- А это - от всех, - Ника подняла другую руку, в которой была зажата небольшая яркая брошюрка и несколько дисков, - Мы знаем, что ты мечтала об этом...

Девушка, не в силах поверить своим глазам, взглянула на заглавие. "Мечта дизайнера". Она действительно мечтала об этом наборе, всей сущностью стремилась к тому, чтобы приобрести его, но, увы, как всегда, банально не хватало денег... Она положила все это на тумбочку рядом с собой и, обернувшись, встретила широкую полуулыбку-полуухмылку Влада. Он прочистил горло и гордо вытащил из-за пазухи маленький букетик цветов. Подснежники...

- Но это же...

Редкость, хотела сказать Папи , это безумно, баснословно дорого, это... но, встретившись взглядом с его глазами, умолкла и понеслась туда, куда они звали ее, в далекую, далекую страну грез. Он наклонился и нежно поцеловал ее. Это длилось целую вечность наслаждения. Когда они оторвались друг от друга, кто-то крикнул: "58 сек!", и наступившая было тишь взорвалась восхищенными возгласами, свистом, кто-то пропел детскую считалку. В этой кутерьме Влад наклонился к ней и полушепотом произнес:

- Тебе уже шестнадцать. Мы вполне можем пожениться. - подмигнул ей и уступил место остальным поздравляющим.

Мир закружился, в глазах у Папи стояли слезы, ее хлопали по спине, обнимали, тянули за уши, хором поздравляли, опять хлопали по спине... Стас, Виктор и Игорь быстро собрали "Мечту" в большой гостиной, затем принялись настраивать программное обеспечение для нее, так как они единственные из присутствующих имели опыт работы с подобными вещами раньше.

Веселье искрилось, смеялось, игралось. В картонной коробке, принесенной из кабака, находилось пятнадцать пакетов вина, которые быстро исчезали один за другим. Виктор что-то мутил с "Мечтой", отрываясь иногда, чтобы пригубить вина из очередного бокала или съесть какую-то разновидность пищи, предназначенной на закуску. Стас подошел к нему с предложением продемонстрировать возможности набора имениннице.

Виктор, не отрываясь, кивнул головой.

- Минут через десять, пятнадцать. Я крикну, когда будет готово.

- Отлично, - Стас вернулся ко всем остальным.

Будоражащий дурман праздника...

Через некоторое время Виктор повернулся к остальным и начал внимательно наблюдать за ходом празднества., потягивая довольно таки неплохое вино. Дождавшись момента, когда большинство бокалов и тарелок покоилось на более-менее твердой плоскости, он запустил созданную им программу и взял микрофон в руки, отставив в сторону свой бокал.

Свет в комнате внезапно погас и наступила минутная тишина, готовая взорваться возмущенными голосами гостей. Но тут послышался легкий шум, в котором было намешано многое - звук мерно накатывающихся на песок волн, далекие птичьи трели, свист ветра, журчанье воды в ручье, какой-то приглушенный говор на незнакомом языке. Находящиеся в комнате особи замолкли совсем и начали внимательно прислушиваться к происходящему. По стенам побежали странные светлые отблески чего-то, в комнате будто рождался туман, его серые нити проплывали мимо потрясенных лиц гостей и хозяйки - это заработал голографический проектор. Первый аккорд звонко влился в основной шум, за ним последовал другой, третий - заиграла созданная парнем мелодия, навевающая непонятное чувство легкости бытия. Вскоре в музыку вошел голос - Виктор пел, вернее даже не пел, а читал в сумрачном ритме какие-то стихи. Слова, не обращая на себя большого внимания, вплывали в уши слушателей и трогали глубоко спрятанные струны души, которые отзывались глухими неслышными звуками и долго еще дрожали после прикосновения. Казалось - кто-то захлопал крыльями, и что-то благородно черное взметнулось вверх в тумане комнаты. Музыка плавно перешла на другую тему, голос изменился, чуть окрепчал и повысился. Странная тоска охватила присутствующих, в воздухе проносились смутные контуры забытых земель, видимых с высоты птичьего полета. Свобода и пьянящая радость вместе с тоской. Полет, казалось, все убыстрялся, а голос, шепчущий стихи, теперь понемногу затихал, уступая место еще одной теме музыки. Туман редел, спецэфекты почти исчезли, и вот людей окутала темнота с блестками немигающих звезд в себе. Музыка внезапно оборвалась, и под звук взвывшего ветра голос шептал последние строчки... Нота, чистая как капля родника, вторая, третья... Голос затих, и первые аккорды мелодии вновь прозвучали в комнате, уже среди звезд... Яркая вспышка. Когда глаза присутствующих отошли от нее, в комнате горел прежний свет, а возле "Мечты" сидел бледный Виктор с самодовольной улыбочкой потягивающий винцо.

Все потрясенно молчали. Они, конечно, видели раньше голосцены, созданные на "Мечте" и ей подобных, но эта было чем-то другим, попроще и в то же время чувственней. Игорь тихонько присвистнул и сказал, обращаясь к находящемуся рядом Стасу:

- Вот это действительно работа хакера...

Тот кивнул головой и вздохнул - что правда, то правда...

На глазах у Папи были слезы.

- Великолепно! - молвила она громко, и тишина разорвалась восторженными восклицаниями да бурным свистом. Ника подошла к Виктору и присела около него.

- Ты сделал это сейчас?

- Конечно, - парень усмехнулся, - Что называется - совместил приятное с полезным.

Говорить ему было тяжело, легкие болели неимоверно - цена за тот речитатив, которым он читал стихи, читал, потому что петь он не мог, хотя хорошо представлял себе, какая мощная получилась бы сцена, если б он спел, как нужно было. Ника что-то говорила ему, но тут в комнате потянуло дымом - кто-то закурил, успокаивая нервы; ему захотелось закашляться, но он еле сдержал себя, побледнев еще сильнее, сказал, что сейчас вернется, прервав девушку на полуслове, и, стараясь не спешить, направился в коридорчик.

Ника недоуменно пожала плечами, затем, когда Виктор вышел из комнаты, вытащила из кармана диск и скопировала на него созданную сцену вместе с голосом, который парень предусмотрительно записал во время демонстрации.

Легкие рвутся на части, тело содрогается в судорогах, воздуха, дайте воздуха. Боль. Боль страшная, необъятная, всемогущая, убивающая. Вечность, полная боли. Боль, наполненная вечностью. Хочется кричать, может он кричит? Неизвестно. И неизвестность полна боли. Боль заглушает все, заставляет окружающий мир вертеться, прыгать вокруг него, быстро, безумно, дико. Глаза ничего не видят, уши ничего не слышат, запахов нет. Из всех чувств и ощущений осталось одно. Единственное. Боль...

...Стихает, и слезы облегчения ползут по щекам, тело разбито, но это ничего, главное, что приступ прошел. Второй за сегодня. Страшный день... Детская обида - за что? За что такая мука? Почему он обречен на эту вечность боли? За что?!! И недетская злость темной волной поднимается из глубины души, заполняя собой его сознание, мысли, ощущения. Спокойно. Спокойней... Спокойствие, только спокойствие, мистер. Успокоение. В смерти... И внезапно прояснившемуся рассудку становиться полностью ясно, что он умирает. И ясен диагноз, который ему сообщат завтра в диа-центре. Приговор. От этого появляется легкость в мыслях, чувство освобождения от всего земного, чувство жизни, сразу хочется почему-то жить и наслаждаться этим. Осознать смертность. Как это хорошо! Жить...

Виктор смыл следы крови в туалете, где заперся, чтобы перенести внеочередной приступ, осмотрел все - не осталось ли чего-то на память - и вышел в коридорчик.

Прислонившись к стене недалеко от двери, его ждал почти полностью одетый для выхода на улицу Игорь. Он встревожено посмотрел на него и спросил:

- Приступ?

Виктор утвердительно кивнул.

- Плохо было?

- Да не очень, - парень заставил себя улыбнуться, что удалось без труда. На душе царило удивительное спокойствие.

- М..да-а-а, - протянул Игорь, - Ну ладно, мне уже пора идти - меня ждет своя компания, как никак я среди вас чуток чужой...

- Хорошо, - спокойный голос.

- Что же я хотел спросить? Ага, вспомнил - ты это свои стихи читал?

- Да, хотя по идее это должно было бы быть песней. А что - понравилось?

- Красиво. У тебя есть еще что-то подобное?

- Да. Зайди завтра к четырем, подброшу тебе кое-что.

- Отлично. Ну все, счастливо тебе, а я пойду.

- Иди.

Дверь закрылась. Виктор посмотрел на свои руки и заметил, что они дрожат, дрожало все тело, нервно, непривычно. Странно, ведь на душе-то хорошо так, привольно. Он встряхнулся и вошел в комнату к развлекающимся.

Полумрак, наполненный дымом, хохотом и громкими речами. Духота. В углу в мягком кресле примостились Влад с Папи и о чем-то оживленно шептались, нежно обнявшись. Виктор подхватил две банки пива, проходя через хаос праздника, и направился в комнату брата Папи.

Войдя туда, он смачно выругался, когда дверь за ним закрылась - за компьютером сидела Ника с надетым на голову шлемом. Он открыл одну банку и сделал небольшой глоточек. Подойдя поближе, парень взглянул на экран и неодобрительно покачал головой. Там летала надпись, сообщающая о том, что пользователь находиться в виртуальной реальности, и какую клавишу следует нажать, чтобы вызвать его (в данном случае - ее) в реальный мир.

Виктор достал свой ПоК и подключился к работающей машине через один из старых инфракрасных портов. Запустив простейший перехватчик, он обнаружил, что Ника на большой скорости метается по каким-то базам данных. Из того, что делала она это в шлеме, можно было предположить, что информация, просматриваемая ею, строго конфиденциальная, приглядевшись к названиям компаний, мелькавшим на дисплее его ПоК-а, Виктор тихо присвистнул - девушка добралась до гигантов мирового рынка. Внезапно она с пугающей скоростью начала прыгать с сервера на сервер - видно ее минимальная защита обнаружила присутствие программы-перехватчика. Парень отключил свой планшет от компьютера и потянулся к клавиатуре Ники.

Через несколько мгновений девушка сняла шлем и вопросительно посмотрела на Виктора.

- Твой перехватчик?

- Какой перехватчик? - состроил удивленную мину парень, после чего улыбнулся.

- Ну да, конечно, в мире существует еще один придурочный элемент, который пользуется старыми программами, простыми как перец.

- Все гениальное - просто, - устало вздохнул Виктор и плюхнулся на кровать.

- Но почему-то наоборот очень редко бывает.

- Быть может - не будем спорить? - парень прикрыл глаза рукой и тоном пониже добавил: - Скука.

- А что ты предлагаешь? - девушка потянулась, как кошка. Озверевшая кошка, почему-то подумал Виктор и усмехнулся про себя.

- Попей пивка, например, - он бросил ей вторую банку и, подумав, устроился поудобнее на кровати, - Можно сильно обжечься, гоняя по таким архивам.

- Ты сомневаешься в моем уровне?

- Нет, но и там не лохи сидят... Хотя... У тебя что - имплантант?

Собеседница отрицательно покачала головой, разметав гриву каштанового цвета волос.

- Просто хорошая реакция плюс неплохая память, да и интуиция на месте. Вот и все.

- Может, этого и достаточно... - он сделал глоток и прочистил горло, пряча ухмылку.

- Ты хочешь сказать, что ты - лучший взломщик среди нас двоих? - голос дрожит от возмущения.

- Нет. Я не хотел этого говорить, но раз ты так думаешь, не буду тебя разубеждать...

Она сердито поднялась, держа в одной руке банку с пивом, а в другой - шлем.

- Ну давай, покажи, способен ли ты хоть на десятую часть моего среднего показателя.

- Нуля, что ли? - Виктор вздохнул и устало встал с кровати...

Шлем привычно облегает его череп, забитый нужным и ненужным мусором. Он входит в ворота виртуального мира и плавно поднимается с огромного игрального кубика. Резкий рывок, мозг переключается на новый режим работы, чувство скоростного полета, изумительных маневров, лавирование между другими реальностями в зеленоватой дымке. Поиск. Скорость. Сторожа закрытых Домов проносятся мимо, словно обезумевшие домовые. Мелочь, не достойная внимания. Вперед, вверх, в сторону. Заглянем в этот мир, в следующий, проникнем в огромную информационную сферу, почувствуем горечь марта и запах плавленого сыра. Дальше. Ниже. Выходим из сферы. Какой-то банк. На скорости вламываемся, заметая следы, прыгаем на левый сибирский сервер и дальше, дальше. Бесконечность забытых отложений. Назад. По чуть-чуть. Вот оно - какое-то военное ведомство, о чем становится ясно после взлома его базы. Уходим в развлекательный мир нереальных ландшафтов. О, что-то новенькое. Остановимся, посмотрим по сторонам. Запомним, чтобы когда-то вернуться и снять его себе. Вызов из реального мира - Ника. Резкий обрыв связи, вызывающий острую головную боль...

Да, девочка, контакт прерван без нормального отключения. Конечно, больно. Зато это лучший способ исчезать. Начали пасти? Откуда ты знаешь? Просто? Так просто не бывает. Интуитив? Классно, мне бы так. Туман перед глазами медленно рассеивается, мозг понемногу привыкает к возврату нормального восприятия. Боль проходит, и это - хорошо, это правильно...

- Ты всегда так носишься?

- Угу, - утвердительный кивок, и остатки пива смочили пересохшее горло, устремившись по пищеводу.

- Может поработаем вместе?

- Можно, - Виктор пожал плечами, - Когда?

- Да хоть сейчас. Идем ко мне, у меня есть пара соединенных шлемов и общий выход для них в виртуалку. - Ника блестящими глазами смотрела на него.

Игры, игры, все всегда играют... Парень хотел отказаться - голова все еще болела, но, уловив в ее голосе что-то еще, кроме азарта, неожиданно для самого себя согласился.

Они попрощались с Папи, быстро оделись и устремились на улицу. Через полчаса они достигли цели своего похода. Непонятное возбуждение охватило Виктора, и в то же время усталость, когда же закончиться этот напряжный день?..

Виртуальная реальность ждала их, все такая же таинственно привычная и фальшивая. Они вышли из под необъятно высокой и тонкой ярко красной иглы, устремившейся вверх - сделанный Никой выход в виртуалку. Виктор выбрал для себя один из самых модных сейчас образов - молодой мужчина в черном трико с серебряными волосами и ярко-зелеными глазами, за спиной развевался длинный плащ, похожий на изломанные крылья, на лбу желтая полоска обруча-знака клана Сакута, в котором он некоторое время состоял, теперь он почти не отличался от многих других находящихся в виртуальных мирах. Ника тоже выбрала модель как можно неприметнее, то есть выглядела сейчас, как на каком-то древнем маскараде.

Вместо привычной зеленоватой дымки, устанавливающейся по умолчанию, девушка выбрала глубокий фиолетово-черный фон для отображения пространства связи. Не то, чтобы это сильно раздражало, но замедляло реакцию Виктора на различные события. Через несколько минут субъективного времени он настроился на новую цветовою гамму и типы изображений, ему даже в некоторой степени начало это нравиться - окружающее создавало мрачное впечатление, подходящее под его настроение в последние дни. Они немного покрутились в обычных мирах для новичков, затем начали веселиться в разных конкурсах развлечений, появляясь там сразу в нескольких личинах, после чего, когда Виктор полностью освоился с новым восприятием виртуальной структуры, решили поискать кое-что поинтереснее. Заглянув в несколько хакерских клубов, ничего такого они там не нашли. Тогда девушка предложила провернуть одну аферу, которую долго обдумывала последнюю неделю. В виртуалке ходила легенда, что перед смертью Наумкина то ли создала, то ли еще только создавала какой-то новый мир, способный вновь потрясти воображение человечества. Ника долго собирала сведения об этом давнем проекте (такой все-таки был) и наткнулась на несколько хранилищ данных, в которых могла быть ценная информация по этому вопросу, но взломать их самостоятельно не могла - ее присутствие невероятно быстро засекали, и ей приходилось убегать не солоно хлебавши. Теперь же с помощью Виктора она хотела сделать еще несколько попыток узнать хоть что-то о расположении легендарного мира, созданного более десятка лет назад.

Обозревая издалека странную форму первого хранилища, вокруг которого носились, казалось бы хаотично, сотни стражей, Виктор обдумывал план атаки, развернув перед собою необходимый инструментарий, скачанный с его ПоК-а и дополненный некоторыми программами Ники. В конце концов он создал несколько пакетов и, поручив их дальнейшее развитие и размножение простенькому ИИ, предложил Нике взглянуть на остальные интересующие ее объекты.

Второй и третий из них были обычными с виду слабо защищенными банками данных, но Виктор по-своему опыту знал, что наиболее защищенную информацию любят прятать под такие вот средненькие вместилища. Это был проигрышный вариант, и они отправились к последнему четвертому объекту.

Он долго осматривал открывшеюся его глазам картину - такого он раньше не видел. Ника сообщила ему, что это образование появилось как раз после смерти Наумкиной, и с некоторых пор оттуда не появлялось ни одного инфообраза, только какие-то пакеты раз в день реального времени поступали туда. Через несколько мгновений Виктор понял, что он видит перед собой - это была вывернутая наизнанку открытая информационная сфера, создание и возможности которой обсуждались на хакерском фестивале около полгода назад. Интересно, подумал он все еще под впечатлением от картины, которую и не думал никогда увидеть в этой жизни. Возвращаемся, кивнул он девушке.

План взлома первого объекта был до безобразия прост и банален для взламывающих, действующих в паре: Ника шла в первой волне отвлекающих пакетов, замаскировавшись под один из них, с надеждой с помощью своих возможностей интуитива при первом же подвернувшемся случае остановиться внутри и, используя мимикриационный момент, залечь там, пока Виктор посылает следующие волны уже серьезных взламывающих пакетов, некоторые с довольно высоким уровнем интеллекта, они действительно будут пытаться запороть защиту хоть на одно мгновение, нужное взломщику для проникновения "вовнутрь".

Все прошло как по маслу. Атаки Виктора были успешно отражены, его самого принялись с пугающей быстротой вычислять, но он был готов к этому и быстро ушел из окрестностей, сменив несколько образов. Ника осталась внутри, незаметно просматривая информацию.

Виктор снял шлем и принялся ждать, наблюдая на панели дисплея за окружающей обстановкой в киберпространстве. Через две минуты шлем сняла и Ника.

- Есть! - радостно воскликнула она.

- Что есть? - заинтересовано спросил парень.

- Говорю: есть хочется. А если серьезно я имею все нужное для легального доступа к четвертой базе. Кстати, в первой с Наумкиной связаны только адрес того же четвертого объекта, ну и ,понятно, информация о том, как туда попасть.

- Отлично. У тебя есть кофе?

- Да. Но, может, вначале совершим последний рейс?..

Виктор покачал головой.

- Это вывернутая И-сфера. Нужно успокоить нервы, прежде чем лезть туда.

Девушка пожала плечами.

- Тебе, может, и нужно...

- Очень...

Он не стал говорить, что в вывернутой сфере может случиться разное, с чем он не сталкивался прежде, потому что она и так прекрасно знала об этом - как раз Ника полгода назад активно обсуждала процессы, происходящие в таких образованиях. Девушка рвалась вперед, но Виктор чувствовал себя слишком усталым, чтобы сходу взламывать что-то еще. К тому же его мучил один довольно таки интересный вопрос: зачем из-за какого-то мира, пусть даже чрезвычайно красивого устанавливать такую секретность и, вместо того, чтобы уж уничтожить информацию, скрывать ее на протяжении стольких лет?.. Ника принесла кофе, и он отхлебнул немного, думая о своем...

...Посреди бесконечной равнины был установлен серый столб, перед которым они стояли, и на нем висела табличка с весьма занимательной надписью:

"Осторожно! Идут восстановительные работы.

Привет, взломщики! Спешу порадовать вас, что это скорее всего ваш последний взлом. Да, кстати, последний свой мир Наумкина уничтожила собственноручно, его мы и пытаемся восстановить. Так что слухи в некоторой мере и правы. До встречи в аду.

Дориан Грэй"

Вот и все, что было внутри этой сферы. Пустота прокралась в душу парня, ничего не хотелось делать, легендарный мир превратился в банальную ловушку...

Только сейчас Виктор понял, что Ника тащит его сквозь внутренности сферы наружу. Его охватила странная апатия, он заметил несколько серых теней, приближающихся в фиолетовом мраке и вспомнил, что Ника специально исключила из палитры восприятия киберпространства серые оттенки, чтобы засекать грэев еще и визуально - тем плевать было на палитру пользователя, они всегда были серого цвета в виртуалке. Охота. За ними. Парень постарался подавить в себе апатию - все-таки его фильтры не полностью отсеивали поступающую визуально вредную информацию, влияющую на эмоции и психику - и размножил несколько тысяч копий пустой информации, чтобы замедлить преследователям их продвижение по следу. Затем приказал Нике уничтожить всю информацию о себе и одновременно с ним оборвать связь, попутно полностью удаляя весь прихваченный с собой инструментарий и создавая пакеты правдоподобных "дез". Обрываем, решил он и отключился...

Они синхронно сняли шлемы. Виктор тряхнул головой, избавляясь от все еще звучавшего в мозгу шума, и посмотрел на Нику. Ее лицо в полумраке комнаты было белее обычного, траектории, прочерченные каплями пота на коже, блестели в свете монитора, черные глаза, широко распахнувшись, будто вобрали в себя всю тьму ночи, руки мелко дрожали после работы в виртуалке. Виктор заметил, что его тоже трясет, немного позже он понял, что это от страха. В душе его, развернув свои дальние кольца, кричал страх. Не за себя, нет, это была тревога за нее, за остальных - он знал, что случается, когда грэи выходят на след группы, занимающейся хакингом... Нужно движение, решил он, нужно расслабиться, и поднялся, с удовольствием потягиваясь. В каком-то странном напряжении вслед за ним поднялась и Ника.

- Спасибо, - негромко сказал он.

Девушка нервно кивнула, и Виктор внезапно сделал шаг, отделяющий их друг от друга, и обнял ее, нежно, осторожно, словно полый хрустальный шар.

- Все будет хорошо, - прошептал он.

И что-то взмыло вверх, а потом резко, сложив крылья, бросилось вниз. И что-то растворилось в нем, и стало легко, тоска, сосущая тоска, исчезла, словно и не было жизни. Она слегка отстранилась от него и взяла его лицо в свои бледные ладони, холодные, но быстро согревшиеся от тепла его души. И он с радостью отдавал это тепло, с радостью дарил его ей, каким-то образом догадываясь, что оно вернется, вернется именно тогда, когда это будет наиболее нужно, когда он будет задыхаться от вони мира... Ее губы шептали - наконец-то... И мир падал в бездну, и они вместе с ним стремились в бесконечную историю. А боль ушла, оставив пепел, который ветер, не подумав, сдул с останков бытия. И вновь рождается, себе не веря, все счастье неба, голос тьмы. И ночь ушла, увидев радость в тьме зрачка, за ней и ярость, а пока лишь только нежность и любовь, надежды миг... И вновь... Уходит лето, пыль сдирая с тоски, что жизнью назвалась без спроса, и луна все смотрит вдаль, где всадник наш, сатир нездешний, и вопль его уносит ветер... в тьму зрачка... пока....

Серость утра никак не могла проникнуть в комнату сквозь непрозрачные сейчас окна. Я нашла тебя, шептала она, я так долго искала и нашла... Конечно, отвечал он, иначе и не может быть... Быть... Мы будем вместе, правда? Правда... Ты не покинешь меня? Нет, лгал он, полностью расслабившись - любое напряжение может выдать его ложь. Это растет в нем, пытается вырваться на свободу и забрать отсюда его тело, уйти. Конечно нет, и он крепче сжал объятия. У тебя такие красивые волосы. И глаза. Все будет хорошо. Все будет... Хочешь расскажу тебе про чудесный мир, мир мечты?.. Хочу... Я не знаю, где он находится, но не на Земле и не в виртуалке, это точно. То было царство сбывшихся надежд, там было море, были лес и горы... Там замок был - последний мой приют, и берега ручьев покрыты белым цветом... Там чистый воздух, зеленая трава и мягкое солнце, и кроны деревьев перешептываются над головой, и поют птицы, и играет с кожей ласковый ветер... И тихие красивые слова выплывают из горла, дурманя собой сознание...

Тепло и тишина. И шум города обходил их стороной, он был милосерден, этот шум, он хотел им что-то сказать, но внезапно промолчал, и он хотел бы еще, чтобы все действительно было хорошо...

Мы будем вместе, лгал он. Всегда. Рядом. Согревая друг друга, прям как сейчас...

Он верил в счастье - вымысел безумца.

И дни текли мимо них соленой тягучкой, солнце раз за разом утомительно медленно пробегало свой путь, то прячась за облаками или дымом, то беспощадно хохоча в лицо и обжигая поверхность. В диа-центре Виктору сказали, что смерть неизбежна, что медицина, как все чаще случается в наши дни, бессильна, что у него есть год-полтора жизни, что умирать будет страшно и больно, дико страшно и больно, и чтобы он не мешал им, у них много дел, множество больных, число которых стремительно увеличивается с каждым часом.

И теми ночами, когда он оставался один, ему хотелось больно завыть от каждый раз возвращавшейся тоски или безумно расхохотаться. Он не мог спать.

Их группа несколько сменила свой состав. Стас, бывший ранее лидером, ушел, вернее, переехал в другой город, и почему-то редко стал появляться в виртуальном мире. Негласным главой стал Виктор, точнее, он и Ника направляли теперь усилия команды на какую-то определенную общую цель. Затем начались дожди, долгие кумарные дожди. Приступы в непогоду обострились, но Виктор почти не обращал на них внимания, они проходили быстро, оставляя за собой следы боли, которые сразу же таяли, стоило ему лишь увидеть Нику. Однако лицо ее с каждой прожитой неделей становилось все мрачнее, и все реже улыбка освещала его. И Виктор то отдалялся от нее на холодное расстояние, то бросался в ее горячие объятия. Он хотел расстаться с ней, порвать все то, что их связывало, когда они ночи напролет просиживали за компьютерами, бросая таблетки кофе в старые фарфоровые кружки, обсуждая жизнь, или когда тихо молчали, обнявшись, или когда наступали ночи безумия...

Он хотел облегчить ее боль от предстоящей потери, но не мог, и чувствовал, что не сможет. Девушка будто знала о том, что происходило в душе его и переживала все эти падения с болью в душе и грустной усмешкой, которая превращалась в радостною улыбку, когда он, в который раз уже, не выдерживая напряжения, возвращался к ней...

В тот вечер они, как часто любили, тихо ушли от основного состава группы, дорвавшейся до новых программных разработок какого-то предприятия; они прошли подземными переходами в забытое людьми здание, где часто собиралась их команда, находящаяся сейчас в другом конце этого района города. В здании, на удивление, никого не было, даже подростков, также часто появляющихся здесь. Через три помещения от них находилась Красная комната, в которой был выход наружу, названная так из-за освещения - лампы там источали почему-то красный свет, и никто не хотел сменить освещение, красный цвет каким-то образом гармонировал с сухим бетоном, и в комнате можно было долго медитировать под наркотой.

Они уселись на кусок какой-то бетонной плиты, повернувшись вполоборота друг к другу. Ника смотрела мимо него, и на мгновение Виктору показалось, что в глазах ее стоят слезы. Девушка выглядела сегодня странной, как бы в непонятном возбуждении и убитая горем одновременно.

- Что с тобой сегодня? - прочистив горло, спросил он.

- Где? - спокойно задала она встречный вопрос. Но на миг голос ее сорвался, выдавая внутреннее напряжение.

- Там, - полушутливо махнул он рукой в неопределенном направлении.

Ника рассмеялась, но смех этот был каким-то нервным, отрывистым, сердобольным. Виктор улыбнулся, но почти сразу вернул лицу серьезное выражение.

- Что-то случилось?

- Нет. Пока что.

- Да что такое, черт возьми! - он уже почти кричал, чувствуя в себе нарастающее напряжение.

- Не кричи, пожалуйста. - тихо попросила она.

- Извини, - Виктор успокоился и обнял ее. - Расскажешь?

Девушка отрицательно покачала головой и уткнулась в его плечо, с трудом сдерживая слезы.

- Все будет хорошо, - успокаивающе заучено проговорил он и погладил ее волосы.

- Хорошо, - словно эхо повторила она.

Хорошо... Это слово будто прокатилось по залу, затихнув около двери...

- Мне нужно на улицу, - Ника подняла лицо, словно утратившее свои краски, ставшее до невозможности бледным. - Я сейчас вернусь.

И легко ушла из его объятий, тихий ветерок пронесся по помещению, хлопнула дверь, шаги ее стали неслышными, прощальными. Идиотские мысли лезут в голову, подумал Виктор, и в тот же миг его охватило чувство потери, сделанной ошибки, которую уже не исправить, и не вернуть время назад, не вернуть. Успокойся, шептал он самому себе, она сейчас вернется, сейчас, она хочет взглянуть на город, прощаясь. Прощаясь... Я - идиот, думал он, подорвавшись с места и почти бегом направившись к той же двери, я просто боюсь остаться один, страшно боюсь. Идиот.

Пусто. К следующей двери, сорвавшись на бег, но быстро взяв себя в руки и продолжив путешествие пешком. Зайдя в следующее помещение, он заметил, как закрываются двери в Красную комнату, почему-то он не окликнул ее, что-то помешало ему это сделать. Уже почти успокоившись, он все-таки ускорил шаг и быстро направился к двери.

Открыв ее, Виктор услышал хлопок выстрела. Уже в броске на пол, он со спины увидел, как голова девушки дернулась в сторону. Левой рукой, в перекате, он бросил один из своих кастетов в сторону стрелявшего - серой тени в красной полутьме зала. Еще одна пуля разорвала Виктору плечо, но он уже сам пустил в ответ очередь из своего пистолета. Силуэт дернулся, затем отпрыгнул в сторону, пригнулся и исчез. Виктор поднялся с пола, осмотрел цепким взглядом помещение, но кроме него и лежащей девушки в зале никого больше не было. Он подошел к ней и опустился рядом. Пуля разворотила ее висок, и кровь темной жидкостью залила оставшуюся целой часть головы...

Покачиваясь на корточках, Виктор тихонько насвистывал какую-то старую мелодию и невидящими глазами уставился в одну точку на стене, расписанной похабными надписями. Красный полумрак окутал парня, он танцевал вокруг обоих, в его движениях чувствовался странный навязчивый ритм, но Виктор не ощущал этого - он был в другом мире, где было изумительно синее небо, зеленые травы и деревья, пели птицы, солнце ласкало его кожу теплыми прикосновениями своими пальцами-лучами, дышалось легко и свободно - воздух был таким чистым и словно бы невесомым, таким, каким он ни разу его не ощущал. Воздух мечты...

Он не знал сколько времени он просидел там, пока чье-то прикосновение не вернуло его к действительности. Парень медленно повернул голову и увидел Игоря. Тот мотнул головой в сторону выхода на улицу и негромко произнес:

- Идем. Мусора близко.

Виктор поднялся, посмотрел на пистолет, который все еще держал в руке, засунул его в кобуру, левая рука почему-то не слушалась. Он взглянул на нее и увидел свое разорванное пулей плечо. Кровь вроде бы засохла, во всяком случае не текла больше. Боли не было... Шаг, другой, тяжелый туман падает на мозги, мешает воспринимать окружающее, сковывает движения, гнетет, давит, давит, давит... Голос Игоря, нужно сосредоточиться на его словах, что он говорит?.. Группа погибла,.. вырезали всю. Какая группа?.. Его?.. Виктора?.. Сволочи?.. Да, действительно. Сволочи... Слова, глупые слова... Как горько... и смешно. Губы растягиваются в подобие улыбки. Нужно найти убежище. Вполне может быть, что это кому-то нужно. Кому? Ему? Может быть... Ах да, конечно, убежище. Что с тобой, Вик? Все нормально, Игорек, все в кайф. Вот только какой-то сладко грустный мрак в виде тумана накрыл меня. Усилие. Еще одно. Шаг, второй, третий... Левой, правой, опять левой. Ночь на дворе. Неоновая ночь в лабиринтах смога. Боль. Что-то болит внутри. Где же? Где она?.. А-а, сердце... это бывает, это проходит... Кто кричит, Игорек? Я? Не может такого быть. Хотя... Что? Бежать? Сквозь этот такой красивый благородный туман?.. Какие фильтры? Носовые? Да, да, так и должно быть. Достать из внутреннего кармана и запихнуть в ноздри. У кого открыт рот? У меня, что ли? Хорошо, закроем. О, кусочек языка медленно сползает по нижней губе. Прикусил, наверное... Кто? Легавые?.. Бежим, бежим, все время бежать, не останавливаться, сколько можно, я не могу так дальше жить, где мой пистолет?!. Что-то трясет руку. Что это?.. Ага, вот он - мой пистолет. Игрушка для старых детей. Кого убил? Я? Странно, Игорь, но раз ты так говоришь, тогда это, наверное, правда. Бежать, бежать, бег, прыг, скок, прыг, скок, прыг...

А вот и река. Ты куда, Игорь? Говоришь, бежать надо. Бегу. Ты тоже бежишь? Куда? Кого задержать? Хорошо, хорошо, бегу...

Что-то мерцает в этом тумане странными цветами, что-то вертится вокруг головы. Ага, это, наверное, мир. Весь. Весь мир кружится, как сумасшедший. Это смешно. Вода. Река. И отблески огней грязной жизни человечества. Тело перегибается через поручни ограждения и вниз, вниз, еще ниже, к огням, к глубине, зеленой бензиновой глубине.

Удар. Темнота...

Упали кости на бумажный лист.

Утро было серым, солнца не было видно за грязной дымкой, покрывшей горизонт. Туман. Тяжелая маслянистая вода медленно направлялась вниз по течению к морю. Радужная пленка, рыжие кислотные клочья пены не спеша плыли туда же.

Невнятное бормотание осторожно нарушило гармонию звуков просыпающегося города. Возле неподвижного тела, высунувшегося наполовину из воды, присел обитатель трущоб, выбравшийся на белый свет в поисках хоть какой-нибудь пищи. Он разговаривал сам с собой на сленге трущоб, иногда добавляя в свою речь бессмысленные фразы. Наконец он ухватил лежащего за руку и вытащил его полностью на берег, не прекращая своей занимательной беседы.

Через полчаса на теле лежащего не было ни клочка одежды, он был полностью обнажен, лежа на боку в неудобной позе, страшная рана на левом плече, ноги переплелись, словно провода, руки раскинуты в попытке обнять небо, закрытые глаза уставились в туман над головой. Тяжело нагруженное существо, принадлежащее, по идее, к роду человеческому, исчезло и больше не появлялось...

Игорь шел по району трущоб, готовый в любое время выхватить оружие и начать стрельбу. Ему сильно хотелось кого-то убить по малейшему поводу, в крайнем случае и без оного. Смог этим утром низко опустился к городу, закрывая солнце от взглядов людей, и дышать даже через фильтры было тяжело. Легавых, ясное дело, по близости не было.

Проходя мимо очередного переулка, если это можно было назвать переулком, он посмотрел туда и замедлил шаг, через мгновенье остановился вовсе. В сырой дали прохода мелькали белые халаты и раздавался истерический хохот. Доки. Что-то заставило парня направиться в их сторону. Помешанные плясали вокруг какого-то тела, размахивая своими конечностями и не замечая ничего и никого вокруг. Дурацкий ритм их танца, чем-то напоминавшей сердцебиение, все убыстрялся и убыстрялся. Игорь тряхнул головой, освобождаясь от гипнотического воздействия танца и достал пушку.

Короткая очередь разорвала серый морок, и одного из доков, совершавшего дикий прыжок, перевернуло в воздухе. Остальные, истошно заверещав, бросились со всех ног к Игорю со старыми медицинскими инструментами в руках. Лицо парня окаменело, он начал воспринимать окружающее, как в пронзительном страшном сне. Резкие выстрелы, щелчок пустой обоймы, удары, крики, нож в руках, хороший бойцовый нож, кровь, крики, крики, туман, дыхание прерывистое, воздух с хрипом выходит из легких, удары руками, ногами, головой, ножом. Плащ порван, шляпа слетела... Все. Один... Кто-то убегает, его визг стихает вдали, теряясь в тумане времени.

Дыхание Игоря успокоилось, и он подошел к лежащему нагому телу. Это был Виктор. Биение сердца еле угадывалось, когда Игорь приложил ладонь к его груди, но все-таки было. Живой. Хоть кто-то живой. Парень подобрал свою шляпу, взял на руки довольно-таки тяжелое тело и понес его прочь из переулка, прочь, подальше, о, если бы можно было вырваться из этого мира!..

Из района трущоб он выбрался без приключений, после чего вызвал такси и отправился вместе с бесчувственным Виктором в госпиталь.

И весна усмехалась - так суждено.

Умирать ему пришлось целый месяц. Труднее всего пришлось в ту неделю, когда он пришел в себя, провалявшись без сознания несколько дней. В конце концов отец принес ему его ПоК, с помощью которого он подключился к сети госпиталя и узнал свой диагноз, взломав примитивную базу данных. Долго не раздумывая, он попросил наблюдающего за ним врача отпустить его умирать дома. Тот с облегчением согласился - в госпитале было множество больных, которым еще можно было помочь и мало мест.

Виктор лежал на своей кровати и смотрел в потолок. Пустота прочно обосновалась в его душе, часто казалось, что вместо души есть только пустота, бесконечно глубокая бездна.

Вошел отец. Присел на краешек кресла возле его постели и усталым голосом спросил:

- Я не помешаю?

Парень отрицательно мотнул головой, нет, что ты... Боже, какой он старый, подумал Виктор и спросил:

- Дэм, почему ты забросил хакинг?

Отец вздрогнул как от удара.

- Ты знаешь?.. Как?

- Два года назад, - казалось, что прошло двести лет с того времени, - я повзламывал все твои архивы и нашел там много интересного.

Кивок головой.

- Так почему ты ушел?

Смущенное пожатие плечами.

- Я сдерживал данное мной слово. Тогда я был в таком же возрасте, как ты сейчас... Ты не обидишься, если я не буду об этом говорить?

- Нет, я не обижусь... - Виктор тихо вздохнул, - Думаешь унести все это с собой в могилу? Как и остальные?..

Упали слезы с деревьев вниз.

Еще один прожитый день в пустоте бытия.

Открываем глаза. Опять отец.

- Что случилось?

- Да ничего, - а в глазах та же тревога и та же усталость. Наверное, он снова кричал во сне. Нет памяти, ничего...

- Наступило лето.

Бессмысленные слова.

- В городе пыль. - Вздох. - Пыль... Она повсюду, на улицу почти никто не выходит, все пользуются подземными переходами, уровень Уф излучения возрос почти в два раза, даже спецодежда не помогает...

Молчание.

- Вик, ты можешь сказать, что случилось, вы куда-то не туда залезли? Два дня назад был убит Стас...

- Мы просто по глупому засветились, вот и все...

Вот и все. Слова отдаются биением пульса в висках.

- Засветились кому?

- Оригинальный вопрос. Кому же еще, как не грэям... Ты разве не знаешь о них?

- Грэи... Я думал, что это только слухи. В наше время много таких выдумок было.

- Про них не выдумывают. Все, что о них говорят - правда, причем только малая часть правды. Достоверно никто ничего не знает. Просто некому узнавать, они уничтожают всех, кто как-то выделяется в виртуалке, особенно талантливых... Вот так вот.

Неохота говорить. Приходит Игорь. Он отдает ему все свои творения. С каждым днем ему все хуже и хуже, все меньше объективного времени он может сознавать. Наступает пора уходить.

- Здесь все мои произведения - проза, стихи, музыка, сцены, несколько миров - посмотри, может, тебе это интересно будет. У меня к тебе только одна просьба, это то, о чем мы с тобой часто говорили: не ожесточайся, пожалуйста, и, может, из тебя будет толк...

Неон. Это не жизнь, а просто неоновая ночь, посвященная инерции. Пустая неоновая ночь. Без надежды на рассвет, без надежды...

И весна усмехалась вампиром в окно.

Через два дня он умер.

Прошел год, и Игорь с помощью своих связей издал единственный сборник произведений Виктора, который разошелся стандартным тиражом и канул в лету.

Темным забытым оком

Смотрит луна, не мигая.

Пепел разносит ветер.

На время забытый богом

В черную даль убегает,

Кровью своей орошая

Пыль в колеях дороги.

Горечь, но в сердце - вера.

Горечь, тоска и вера.

Пепел разносит ветер.

ПТИЦА

(Угол опережения)

"Наставник и Захар Павлович вышли на вечерний звучный воздух и пошли сквозь строй остывших паровозов.

- Ты возьми птиц! Это прелесть, но после них ничего не остается: потому что они не работают! Видел ты труд птиц? Нету его! Ну по пище, жилищу они кое-как хлопочут, - на а где у них инструментальные изделия? Где у них угол опережения своей жизни? Нету и быть не может.

- А у человека что? - не понимал Захар Павлович.

- А у человека есть машины! Понял? Человек - начало для всякого механизма, а птицы - сами себе конец..."

А. Платонов, "Чевенгур"

1

Безвкусная тоска иных решений

Мимо мчался большой город, отражаясь разнообразными мутными оттенками в глазах человека, сидящего у пыльного окна. Одиночество купе не вторгалось в его мысли и вносило некую особенную тишину в шум окружающей среды. Мимо мчался большой город, отражению которого было слегка жутковато и в то же время интересно находиться в усталых голубых глазах, тоже припорошенных пылью. Пыль была везде - в городе на каждом квадратном сантиметре улиц и внутри зданий, она сидела на волосах и в легких каждого жителя города, она была здесь, в поезде, почти не видимая, но физически ощутимая, она покрывала мысли человека, сидящего у окна и думающего о том, что...

мне страшно мне страшно мне больно и страшно больно страшно страшно больно

Поезд вез человека на юг, раньше бы сказали - к солнцу, но то время закончилось давным-давно, еще в прошлом тысячелетии. Человек же был уверен, что поезд везет его к смерти.

Боже, как мне страшно! я весь дрожу внутри от страха я не могу так больше не могу и не хочу

Раньше человек думал, что он безумен, потом - что он трус, а сейчас он думал не о себе, он думал о своем страхе. Тогда, когда он думал, что безумен (то было веселое бесшабашное сумасшествие), он даже взял себе псевдоним - Мэд, но, чтобы отличиться, переставил две буквы местами и стал Дэмом. Потом, когда он думал, что стал трусом, он постарался сделать так, чтобы все забыли о том, что Дэм - это он, что вообще был такой Дэм. После этого его называли Дмитрием, может, незаслуженно, но именно это имя он получил при рождении.

мне было страшно посмотреть ему в глаза когда он назвал меня этим забытым прозвищем так страшно

Два года назад его сын, лежа при смерти, назвал его старое, из довиртуальной поры, прозвище, и он внутренне содрогнулся тогда, он опустил глаза, а потом совладал с собой, но, когда Витька умер, впал в тяжелую депрессию, а позавчера, перед тем, как решиться на эту поездку, он достал практически никому неизвестный сборник произведений своего сына, открыл наугад и увидел...

слова отчаянья, рожденные из пепла, тоска звучит в словах и горечь пораженья, мы помним вас, мы помним о презреньи, безвкусная тоска иных решений

Месяц назад умерла Оля, его жена. Инфаркт настиг ее утром по дороге на работу, настиг и оставил лежать в такси, а таксист весело болтал с ней еще десять минут, не поворачивая головы, не дожидаясь ответов на свои реплики, весело, так как позавчера у него (таксиста) родилась дочь, совершенно здоровый ребенок, и отец радовался этому обстоятельству постоянно, его распирала гордость за самого себя, жену и дочь, а Оля с уже бледным лицом сидела в кресле и пустыми глазами смотрела на город, мчащийся мимо.

глупый глупый страх уже не так больно как вчера но сильнее чем завтра мне кажется я угасаю или это только кажется кто знает

Позавчера ночью он оторвался от стихов своего сына, открыл несколько миров, созданных Витей, и стоял в каждом по десять минут, пытаясь понять, почему он не видел красоты своего сына раньше, чистой внутренней красоты.

почти не стучат колеса почти не слышно ничего поезд везет меня к сыну к жене я знаю это но я хочу... чего я хочу?!!

На четвертый день (это была суббота) после похорон жены он брел в тоске среди пыли, второе лето подряд накрывающей тускло-блестящим ковром город, и увидел вывеску "Артефакты" над дверьми в подвальное помещение. Почему-то он подошел к двери, повернул старую деревянную ручку и потянул ее на себя. Дверь открылась. Он долго говорил со старым продавцом о прошлом, далеком прошлом, а вышел оттуда с огромным свертком, в котором находилась реликвия, купленная фактически за бесценок.

в мире ничто не имеет цены больше нет ничего ценного значит все бесценно все бывает только один раз в жизни и все впустую

Реликвией была ржавая бензопила с огромной надписью на боку "DOOM 4EVER". Хит его давно прошедшей юности. Он долго баюкал ее в руках, сидя на табуретке в гостиной (он специально притащил поломанную еще Витьком пластиковую табуретку из кухни), пытаясь вспомнить музыку своей юности. Не смог и, с криком вскочив, завел бензопилу и принялся крушить все подряд в гостиной. Потом успокоился и закурил. Курил он долго, сигарету за сигаретой, потом все-таки решился на эту поездку. Он вспомнил своего сына.

а пропасть ждет, и не пройдет никто из нас в последний час другой дорогой мимо бога, чтоб упасть и всем пропасть

Здесь, в этом большом городе, должны знать, как найти тех, кто убил его сына, косвенно, конечно, но все-таки убил. Он никак не мог забыть пустоты в глазах Вити, когда тот умирал в больнице, потом - дома, когда врачи развели руками, это было страшная, почти равнодушная пустота. Только это "почти" и вселяло надежду.

2

Когда-то был

Первым делом Дэм нашел себе пристанище - снял номер в более-менее дешевой гостинице. Город мало поменялся со времени его последнего посещения. Тот же тяжелый воздух, спертый в подземных переходах - на улицах теперь мало кто ходил из-за пыли и смога, деревья второй год стремительно увядали на этих самых улицах, а когда-то (он еще помнил это время) в городе было много яростно зеленых деревьев в это время года, особенно каштанов, теперь же по улицам в основном носился туда-сюда разнообразный транспорт с задраенными наглухо "иллюминаторами", да усталый ветер иногда закрутит смерчи тяжелой, какой-то металлической пыли. Два года назад, когда появилась эта пыль, он отвез ее на анализ в хим-лабараторию к знакомым преподавателям университета и, к своему облегчению, не обнаружил того, чего ожидал. В пыли не было смерти. В ней был только страх. Старательно заглушаемый все эти годы, но вновь проснувшийся страх.

Из хорошо скрытого динамика доносилось равномерное гудение, наконец зазвучала приглушенная мелодия и на экране ти-фона появилось исперещенное морщинами лицо. Человек на экране долго всматривался в Дэма, потом кивнул и сказал:

- Здравствуй, Дима. Ты здесь?

- Здравствуй, Юра. Да. К тебе можно заглянуть?

- Приезжай, - собеседник ухмыльнулся, - Поговорим.

- Ок, - Дэм оборвал связь, подумал немного, затем вызвал такси.

Спустя десять минут на пейдж прибыло сообщение о том, что вызванное такси ждет клиента внизу, у гостиницы.

Большой город мчался мимо Дэма, навевая никому не нужные мысли. Его опять захлестнула тоска, и он почувствовал сосущую боль в сердце, такое чувство, будто оно, это сердце, истекает жизненным соком, он даже засунул руку под свой старый коричневый пиджак, чтобы проверить не намокла ли футболка (на которой были нарисованы серп и молот вверх ногами) от этого сока. Так же, наверное, ехала и Оля, подумал он, почувствовала, что заболело сердце, встревожилась и умерла под трескотню водителя, а этот молчит, раз только спросил "Куда?" и замолк, он не любит говорить, и это правильно, потому что слушать что-нибудь совершенно не хочется, а город все так же мчится мимо, запорошенный странной металлической пылью, на счет которой выдвинуто столько гипотез, ни одна из которых не потверждена, но и не опровергнута, поэтому хочется только одного - умереть, хотя нет - все же почему-то все еще хочется жить, вот только почему?

- Заходи, старый хрен, - Юрка, с которым Дэм познакомился еще в университете и с которым он до сих пор поддерживал связь, широко распахнул свои огромные лапы.

- Здорово, - выдохнул Дэм и тут же попал в могучие объятья, тщетно пытаясь вырваться и вдохнуть хоть немножко воздуха.

Дверь за ним закрылась, и Дэм прошел за Юрием на кухню, где уже был накрыт скромный столик - бутылочка коньяка, нарезанный лимончик, сахарница и две хрустальные рюмочки.

- Мои сейчас у Лидиной сестры, так что можем расслабиться, - пророкотал Юра, садясь на табуретку.

- Как они? - спросил Дэм, тоже присев, - Анькино здоровье?

- Ухудшилось, - помрачнел Юра, - Лида сказала, что ее сестра знает какого-то знахаря у них в деревне, который может помочь дочке. А ты как?

- Да ничего, - Дэм пожал плечами, - Чуть отошел.

- Вот и ладненько, - Юра открыл бутылку и разлил ароматную жидкость по рюмкам, - Давай-ка, вспомним старые добрые времена, когда мы так же банячили на кухнях.

- Ага, - ухмыльнулся Дэм, - Только вместо коньяка была паленая водка, а вместо лимона - кусок хлеба с салом.

Юра поднял рюмку.

- За молодость.

- За молодость, - эхом повторил Дэм. Легкий звон столкнувшихся рюмок, вкус коньяка на языке, тепло проходит по горлу, тепло внутри.

Они долго говорили потом о разных вещах, Дэм рассказал, зачем приехал, Юрка только развел руками, сказав, что не знает ничего о грэях, и никого, кто бы знал о них хоть что-то, да, ответил он затем на вопрос Дэма, есть в городе хакерские кабачки, а где ж их нет, улыбнулся он, может, там и знают, но там не жалуют чужих, очень сильно их не любят, сильнее всего, конечно же, не любят тех, кто задает много вопросов, они боятся, шепотом сказал Юра, они страшно боятся грэев, разве что какие-то пацаны, вдолбившие себе в голову героическую чушь, согласятся сделать что-нибудь, кто знает? С ними надо осторожно. Это ж хакеры, добавил под конец Юра.

- Я знаю, - ответил Дэм, - Я сам когда-то был хакером.

3

Лед

Улыбка, нежная улыбка - вот что вертелось в его голове, когда он зашел в "Клабу" - один из самых популярных хакерских кабаков. Оли нет, нет ее улыбки, в который раз подумал Дэм, ее нет и никогда больше не будет, как и Вити. Глубокий вдох. Осмотр помещения. Стены в самых ярких цветах, пластиковые столы и кресла, разрисованы гениальным, но явно сумасшедшим художником, всего лишь пятеро посетителей, не считая его самого. И никакой техники, во всяком случае, на виду. Наверное, это мода у них такая, подумал Дэм, если отдыхать, то без всяких напоминаний глазам об основном виде деятельности. Глупо.

Легкая, ненавязчивая музыка окутывала мозг своей незримой пеленой. Дэм рассмотрел посетителей и направился к одиноко стоящему у стойки человеку в черных плаще и шляпе, чье лицо показалось ему знакомым.

- Здравствуй, - негромко произнес Дэм, останавливаясь возле выбранной мишени.

Седой (только сейчас Дэм рассмотрел, что перед ним далеко не молодой, приблизительно ровесник, даже постарше лет на семь, человек) посетитель, чьи волосы непослушно вырывались из-под шляпы, вопросительно поднял бровь.

- Разве мы знакомы? - спросил он и на мгновенье запнулся, внимательно глядя на Дэма.

- Нет, - честно признался Дэм и продолжил: - Мне нужна информация.

- Всем нужна информация. Сколько?

- Много. Это специфическая информация.

- Ясное дело. Иначе ты бы посмотрел в Сети в открытых справочниках. Какого рода?

- Грэи.

- До свиданья, - собеседник Дэма повернулся к тому боком.

- Очень много плачу, - Дэм не сдавался.

Человек повернулся и широко улыбнулся.

- Я же сказал. До свиданья.

- Плачу за информацию о том/тех, кто может помочь в этом.

Человек проигнорировал его. Дэм пожал плечами и подошел к столику, за которым сидели двое парней лет двадцати. Результат был тот же. Остальные отвечали точно так же, только последний ответил, что никого не хочет обрекать на смерть, и другим не советует. Дэм посидел еще часик, попивая пиво и ожидая, когда кабак более-менее наполниться. Он подходил к новоприбывшим, но ничего не менялось: вначале легкая заинтересованность, потом - полное равнодушие и взгляды в сторону или сквозь Дэма, будто бы того не существует. Один парень, услышав о грэях, сразу накинулся на Дэма, но его удержали приятели, посоветовав не случившейся жертве убираться подальше отсюда.

Выйдя из кабака в подземный переход, такой себе "проспект", Дэм глубоко вдохнул. Все боятся, говорил вчера Юра, это действительно боязнь, это - страх, глубоко спрятанный страх, что-что а страх Дэм мог распознать легко, ведь он сам столько лет боялся, он хорошо знал это чувство, даже считал себя экспертом.

Дэм остановился. Трое впереди ждут явно его. Быстрый взгляд назад - там четверо. Он опять посмотрел на передних, один из них - тот парень, что набрасывался на него в "Клабу". Все понятно. Хотят сорвать злость или что-нибудь еще на нем. Парень выступил вперед.

- Тебе нужна информация о грэях? - с угрозой спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил:

- Одному такому перцу, как ты, тоже нужна была о них информация, и он обратился к моей подружке. Может, это ты и был?

Дэм молчал, отступив к стене и стараясь держать и передних и задних в поле зрения. Парни явно были на "подогреве". Интересно - есть ли у них что-нибудь поувесистей кулаков?

- А потом мне пришла посылка. - в голосе говорившего послышались детские обиженные ноты, - А в посылке - ее голова. Тебе приходилось видеть голову любимой девки в гребаном ледяном кубе с улыбкой на губах?!!

- Ты хочешь драки? - спокойно спросил Дэм.

- Я хочу тебя убить!!! - взревел парень и бросился к Дэму. Остальные остались на своих местах, решив, видимо, до поры до времени не вмешиваться.

Шагнув вперед, Дэм сосредоточился и, когда парень подлетел к нему, схватил того за руку, одновременно отходя влево, дернул и впечатал парня в стену. Парень очумело потряс головой, потрогал нос и повернулся к Дэму, чтобы получить сразу два удара - один в подбородок, другой - в "солнечное" сплетение, после чего согнулся пополам и медленно, с шипением, свалился на бетон перехода.

Дэм резко обернулся, услышав топот бегущих ног, и сразу пригнулся, пропуская над собою резиновую дубинку, которой пользовались представители власти со времен его детства. Он схватил парня с дубинкой за талию и развернул его к другому, который ударил ногой. К сожалению, удар ноги только скользнул по парню, за которого спрятался Дэм, а потом он почувствовал острую боль в пояснице, перехватило дыхание, потемнело в глазах - кто-то все-таки приложил его дубинкой сзади, удар в челюсть бросил его на шершавую бетонную поверхность, он инстинктивно принял защитную позу, и тут посыпались удары. Через три секунды он потерял сознание.

- Хватит! - крикнул человек в черных плаще и шляпе, возникший неизвестно откуда за спинами избивающих Дэма парней. Никто его не послушался, пока не прозвучал громкий хлопок. Человек спрятал "хлопушку" и, посмотрев на оглянувшихся на него ребят, повторил:

- Хватит.

- Хватит, Юрьевич? - с угрозой переспросил напавший первым, - Хватит, говоришь? Может, объяснишь почему? Или, может, скажешь свое "хватит" этим долбаным заказчикам, которые посылают на убой нынешнею молодежь? А, Юрьевич? Или скажешь "хватит" тем, кто убивает их - твоих, моих, наших знакомых, друзей, любимых?!! А? Скажи им "хватит"!

С этими словами он плюнул на лежащее тело и добавил ощутимый пинок.

- Хватит, Тихий, - спокойно сказал тот, кого назвали Юрьевичем. - Он за сына хочет отомстить.

- Какая разница, чего он хочет?! Пусть делает все, что в башку стукнет, лишь бы не подставлял других. - злая обида переполняла голос того, кого назвали Тихим.

- Ты ему поможешь, - спокойно продолжил Юрьевич, - Ты ведь тоже хочешь отомстить. Не так ли?

- Пошел бы ты, Юрьевич... - процедил парень.

- Ты ему поможешь, - констатировал Юрьевич, - Больше некому. Ты же не хочешь, чтобы мы сдались. Правда?

- Пошел ты... - еле слышно ответил Тихий.

4

Как сладка смерть

Стены окружали со всех сторон, сверху и снизу, давили, страшно давили, пытаясь расплющить человека, лежащего на бетоне, яркие краски только подчеркивали всю тяжесть большого города, насевшего извне на эти стены. Человек застонал. Он не хотел приходить в себя, он хотел лежать дальше, плевал он на эти стены и на этот город, он хотел лежать, вспоминая...

ивы в свете фонарей старые ивы высоко-высоко и приглушенно сине-белый свет в котором их ветви такие трогающе зеленые что вспоминаешь что-то о том где ты жил раньше и зачем живешь здесь и сейчас зачем и идешь вместе с ней под этими ивами а потом застываешь вместе с ней и смотришь туда высоко-высоко и будущего нет как и прошлого и ничего не хочется лишь только свет и

Другой человек склонился над ним, ярость ушла с его лица, он спокойно смотрел на лежащего, затем тронул за плечо, сказал "Эй, мужик, вставай", но тот лежал, ему было хорошо там и совсем не больно, совсем...

звезды высоко в небе звезды на Ивана Купала и они возле озера из которого вытекает единственный ручеек на воды которого они пустят свои венки чтобы те плыли переплетясь звездная ночь над головой над водой а в воде - тьма странная не пугающая тьма в которой не отражаются звезды хотя их столько там вверху вот одна упала вот - другая а третья движется по небосводу это спутник но сегодня это - просто звезда еще одна звезда этого великолепия

Тот, который пытается привести в чувство лежащего, оглядывается, но вокруг никого, все ушли, оставив их вдвоем, и внезапно он чувствует гнетущую тяжесть стен вокруг, ему отчего-то хочется вырваться наружу и полной грудью вдохнуть чистый воздух, избавиться от затхлости подземного перехода, но с режущей тоской он понимает, что снаружи нет того воздуха, который ему нужен, уже столько лет нет этого воздуха.

где были вы, зачем и почему, мы знать хотим ответ, ведь нам так нужен звездный свет, что равнодушно падает на раны, и глушит боль, ту боль, что не стихает

Первое, что он почувствовал, приходя в себя - гнетущая тяжесть вокруг и тишина, тишина, не нарушаемая никем. Но вот послышался чей-то вздох, и тишина ушла. Он открыл глаза и тогда почувствовал...

а вот и все вот и началась боль... боль после боли после боли... темная волна накрывает с головой и густая метель боли приносит боль одну только боль чтобы как кажется не отступить никогда никогда не закончиться

- Наконец-то, - человек нагнулся, поднял пришедшего в себя другого человека, старше его лет на двадцать, если не больше, закинул его руку себе на плечо и поволок к появившейся вдали темной фигуре. Спустя вечность, преодолев страшную тяжесть, двое с грехом пополам добрели до этой фигуры, которая вблизи оказалась тоже человеком. Третьим.

- Не учили вас в школах первой помощи, совсем не учили, - насмешливо сказал этот самый третий и совершенно другим, серьезным, голосом добавил, - Ты поможешь ему, Тихий. А я помогу вам обоим. Никто больше не должен погибнуть...

Как сладка смерть, но смерти нет, есть только дикий звездный свет, что равнодушно падает на раны, есть ужас... ужас без обмана...

Он немного помолчал, затем продолжил:

- Надежда не должна погибнуть...

5

Катастрофа

Иногда ему так хотелось рисовать, опять начать рисовать, чувствовать ту радость, которую испытываешь, когда линии или мазки на бумаге превращаются во что-то такое, что и не выразишь словами, для других - это фигура, пейзаж, портрет, а для тебя - это что-то летящее, постоянно стремящееся в полет, это - новое чувство. Для тебя. Когда-то он умел рисовать, причем неплохо, но почему-то уже тридцать лет он не занимался этим, хотя иногда ему так этого хотелось.

Теперь ему казалось, что это страх не давал ему заниматься этим.

Он молчал, разглядывая Костянтина Юрьевича, того самого человека, к которому он первым подошел в "Клабе", молчал, как бы не замечая Тихого, разливающего водку по трем рюмкам на столе. У Юрьевича были седые волосы, смуглая кожа на лице, и светло-голубые глаза с какой-то мутной поволокой на них, казалось - исчезни эта муть, и глаза будут смотреть на тебя чисто и серьезно, взглядом, который бывает только у детей. Дэму так и мерещилось, что тело Юрьевича это клетка, в которой томится ребенок, не согласный с устройством этого мира и постоянно размышляющий о том, как бы изменить его. Но это всего лишь ему мерещилось.

- За знакомство, - заученным тоном сказал Костянтин.

- Мы хотим помочь тебе, - сказал он после того, как они выпили.

- Пришло время перейти нам в наступление, - бросил он в тишину спустя минуту.

Дэм вздохнул. Затем молвил:

- Ребята, я сижу с вами только потому, что без вас я намного дольше искал бы нужного дурака, который согласился бы выполнить для меня эту работу.

- А мы работаем с тобой только потому, что у тебя есть деньги, - парировал Костянтин, - А дурака действительно нужно найти. Тихий, ты этим займешься.

- Не хочу я этим заниматься, Юрьевич, я уже говорил тебе. Не буду я никого искать. Да и не найду никого.

Дэм наконец-то посмотрел на Тихого, затем сказал:

- Желательно даже нескольких дураков найти. Тебя случайно не Иоанном зовут?

- Откуда ты знаешь? - удивился Тихий.

- Хорошие у тебя родители, - игнорируя вопрос, продолжал Дэм, - С юмором. Хорошо тебя назвали.

Лицо Тихого начало наливаться кровью.

- Это книжка такая была, - успокаивающим тоном сказал Костянтин, обращаясь к Тихому, - "Записки Иоанна Тихого", юмористическая, в свое время весьма популярная.

- И кем же был мой тезка? - внезапно успокоившись, спросил Тихий.

- Капитаном звездным, - Костянтин задумался, - Да, кажется, капитаном.

- Да, - сказал Дэм, потирая страшно болевшую челюсть, - Нам нужно несколько дураков, которые бы согласились добыть информацию о грэях.

- Хорошо, - Тихий, увидев жест Дэма, тоже потер переносицу, - Я пойду искать. Но только с ним, - он показал пальцем на Дэма.

- Ладно, - тот пожал плечами, - Только мне надо несколько дней, чтоб отойти от вчерашней... от вчерашнего избиения.

- Вот мы и нашли разумный компромисс, - сказал Костянтин, затем спросил, - Дмитрий, ты где остановился?

- В гостинице. - ответил Дэм.

- Забирай оттуда шмотки, будешь жить здесь, у меня.

Дэм промолчал и посмотрел на черного цвета кольцо, находившееся на месте обручки.

- Это было давно, - ответил Костянтин на незаданный вопрос, вздохнул и продолжил, - Это была катастрофа.

Дэму было почему-то все равно, что он имеет в виду под словом "катастрофа" - то, что случилось, или чувства самого Юрьевича после того, как это случилось. Наверное, и то и другое. Но это никак его уже не задевало. Все равно.

6

Рябь

По большим серым очкам сидящего напротив Дэма парня лет шестнадцати иногда пробегала небольшая рябь, как от упавшей в воду капли. Это всегда случалось неожиданно, заставляя Дэма непроизвольно напрягаться, но он не подавал виду, в отличие от Тихого, которого это постоянно нервировало. Они сидели на пластиковых "летних" стульях за дешевым пластиковым столом на мозаичной площадке, огороженной столбиками и цепями (тоже пластиковыми), которые по идее должны были создавать впечатление открытости и защищенности одновременно, что у них, в прочем, никак не получалось.

- Мы обсудим ваше предложение.

Голос у парня был сухой, часто прерывающийся кашлем заядлого курильщика, хотя внешне он выглядел вполне здоровым. Дэму очень сильно хотелось посмотреть ему в глаза - увидеть, нет ли там такой пустоты, которая была в глазах его сына, но он понимал, что это вряд ли возможно - парень, скорее всего, не снимет очки по его просьбе. Ну и хрен с ним.

- Решение, - промолвил Тихий, - Где и когда?

- Забегаловка "Неверленд". Завтра. Двадцать три.

Неплохо, подумал Дэм, люди всего лишь два года прячутся под землей от пыли и излучения, а уже не говорят "одиннадцать вечера", вместо этого - "двадцать три". Неплохо.

- Пошли, Капитан, - сказал он, обращаясь к Тихому и приподымаясь из-за стола. От его взгляда не укрылось, как дернулся парень в очках при слове "капитан", и взял себе это на заметку.

Они добрались до квартиры Юрьевича спустя час с небольшим, вошли внутрь и сразу же разулись.

- Слушай, Дмитрий, - сказал Костянтин после того, как Тихий рассказал о результатах поиска, - Почему бы тебе самому не порыться в Сети? Ты ведь, кажется, раньше был хакером.

Дэм устало посмотрел на него.

- А ты-то откуда знаешь?

- Коля говорил о тебе за два дня до смерти. Поэтому я тебя и запомнил. Ты разве меня не помнишь?

- Коля? - Дэм задумался. - Не помню.

- Николай Михайлович, - Костянтин пристально смотрел на Дэма, - Мой двоюродный брат. Был директором небольшой фирмы в конце прошлого века. Фирма занималась написанием видеодрайверов. Просуществовала два года. Я, кстати, налаживал рынок сбыта в Москве. Теперь вспомнил?

"Иду в поход, два ангела вперед, один душу...". Дэм покачал головой.

- Нет, не помню.

Юрьевич пожал плечами.

- Как знаешь.

Он действительно похож на ребенка, запертого в клетке, очень серьезного, но все же ребенка, подумал Дэм и зевнул.

Пусто-то как на душе, но он должен отомстить. Хотя бы грэям. Больше некому. Он давно понял, что виноват весь мир, и он в том числе, но он не может мстить всему миру и, тем более, себе. Разве нет?

Они поужинали и легли спать.

"И пылью наполнены души", вспомнил он, закрыв глаза, и прошептал:

- И тихо так...

7

Земля Никогда-никогда

В одиннадцать вечера они зашли в "Неверленд" и остановились, давая время глазам привыкнуть к окружающей обстановке. Потолок сверкал, искрил и переливался тысячами звезд и десятками постоянно движущихся туманностей разных цветов на иссиня-черном фоне, который, спускаясь к стене, где-то в ее верхней половине плавно превращался, по-другому и не скажешь, в темно-голубой цвет, что-то трогающий в душе. Справа на стене красовалась наполовину затененная планета, явно не из Солнечной системы, слева же из бесконечности вдали тек водный поток, который спускался меж двух зеленых холмов, чтобы низвергнуться водопадом со слегка приглушенной, но все же яркой, коричневой скалы. Поток тек через весь зал в русле, выложенным темно-серым, почти черным, мрамором, и исчезал в правой стене, словно резко обрываясь вниз перед висящей планетой, там, где он обрывался, висел водяной пар, в котором причудливо возникали и мгновенно исчезали радуги.

За одним из столиков возле ручья сидел вчерашний парень все в тех же очках, рядом с ним - неприметно одетая девчонка, его ровесница. Дэм направился к ним, увлекая за собой Тихого.

- Ты знаешь, - вдруг сказал тот, пока они шли, - Интерьер в этом зале сделал сам Мос лет тридцать назад, и с тех пор окружающая обстановка почти не изменилась.

Дэм проигнорировал это.

- Ну и цены у них здесь бешенные, - вздохнул Тихий.

- Перестань болтать, - неожиданно резко сказал Дэм. Они уже подошли к столику, парень в очках махнул рукой в направлении свободных стульев, и они (не стулья) послушно уселись на них (на стулья).

- Мы подумали, - сказала девчонка, голос у нее оказался неожиданно глубоким и красивым, - И решили принять предложение. С одним условием - вы оба будете заложниками. На всякий случай.

- Хорошо, - кивнул Дэм.

- Но... - начал было Тихий, но Дэм прервал его:

- Хорошо, - повторил он, - Только мы должны кой-кому сообщить об этом.

Девушка согласно кивнула головой, затем виновато улыбнулась и развела руками:

- Сами знаете - случаи бывают разными.

- Знаем, - тихо вздохнул Тихий, - Я схожу пока сообщу.

Дэм несколько мгновений смотрел на него, затем сказал:

- Ок.

Когда Тихий вернулся, они все вместе поднялись и пошли к выходу. Краем глаза Дэм уловил какое-то странное движение, медленно повернул голову и увидел старый парусник, плывущий по воде в пустоте на стене.

Тихий сказал, словно бы и ни к кому не обращаясь:

- Говорят здесь несколько раз видели Моса с какой-то женщиной.

- Сказки, - махнула рукой девчонка, услышав это.

Дэм продолжал шагать к выходу, не отрывая глаз от корабля.

8

Он привык

Они шли по городу, под городом, по подземному городу - кто знает? Они шли подземными переходами - трое молодых и один, которому осталось совсем немного до старости, и который все еще был уверен в том, что до старости не доживет. Этот четвертый шел с непроницаемым лицом, а внутри его был слышен голос...

не увидеть движенья души я стою средь толпы - один

Он уже начал привыкать к одиночеству, к той пустоте внутри него, пустоте, ведущей к смерти.

и пусто то как в толпе вечно движущейся дышащей говорящей толпе так пусто

И внезапно он вспомнил глаза того малыша, которому он придумал хакерский ник - Хопер, да, да, именно так он назвал его, а теперь вспомнил его глаза, в которых была дорога, короткая извилистая дорога к смерти и неимоверное напряжение души удержаться любой ценой на этой дороге, чтоб никогда больше не возвращаться, а еще в глазах Хопера было...

кто-то стоит в конце дороге кто-то вот вот улыбнется кто-то...

И внезапно в душе его возникла улыбка, припорошенная пылью времени улыбка, чужая и, в то же время, такая родная, и он почувствовал, впервые почувствовал за все это прошедшее время свою жену и сына, он даже хотел оглянуться на раскрашенный бетон, который плыл рядом с идущими, но потом понял, что и жена, и сын - внутри, в той пустоте, где он так привык быть один. Они там, а он - здесь...

я кричу в мегафон - один не услышать движенье души

Наваждение прошло. Он снова был один. Одиночество. Невосполнимость...

А вокруг - бетон. И кто-то идет. Он идет. И стены, стены вокруг...

9

Перед смертью

Перед смертью его сын занимался поисками мифического Последнего Мира Наумкиной, все слова с большой буквы (даже фамилия), а как иначе - ведь это легенда. Нет, даже не так. Это - Легенда. Одна из многих. Дэм и не заметил тогда, на заре виртуалке, как рождались легенды, потом сменялись новыми и еще, и еще... Пока не осталось несколько, приукрашенных такими сказочными подробностями, что... Он боялся, он постоянно боялся, и поэтому пропустил мимо себя Золотой Век хакеров, он знал, что в свое время сам мог стать легендой, но... Он боялся. Тогда.

Дэм порылся в логах сына, которые тот не успел (или не захотел) убить, и там нашел несколько зацепок. Несколько намеков, с которых можно было начать поиски, но почему-то не сказал этим "дуракам", которых они с Тихим нашли, ни слова об этом. Не хотелось лишний раз открывать пасть и вякать что-то, даже если это "что-то" было следом, по которому можно (и надо) было бы двинуться.

Что они ищут, думал Дэм, глядя на переругивающихся на своем сленге молодых взломщиков. Разве они знают, что искать? Он смотрел на склоненные головы в шлемах, которые они снимали и одевали через минуту перебранки совершенно синхронно, на девушку в кресле, внимательно наблюдающей за ним, на Тихого, который что-то помечал стилом в своем ПоКе, и еще он отрешенно смотрел на пустоту внутри себя. Опять внутри. Потом он занялся воспоминаниями. Точнее, перебрал их осторожно, выделяя самые приятные, рассмотрел их со всех сторон и бросил это дело. И снова уставился в пустоту.

Девушку звали Мариной. Она что-то сказала Тихому, Дэм не услышал что, а Тихий в ответ девушке только пожал плечами. Тогда она обратилась к Дэму:

- Дмитрий, а что значит "Ок" ?

Дэм задумался на мгновенье, а потом холодно ответил:

- Оральные контрацептивы.

Тихий громко и неприлично захохотал, он выронил ПоК, схватился за живот и давился хохотом, в то время, как Марина широко раскрытыми глазами смотрела на Дэма. Спустя несколько секунд, наполненных смехом Иоанна, она нерешительно улыбнулась. Но Дэм уже не видел ее. Перед его взглядом недвижимо смотрели в пустоту глаза сына, перед тем, как кремировали его тело, потом сразу же, без перехода он увидел локон Оли, его Оли, непослушно лежащий на пластике гроба, и запах, запах духов, которыми она не пользовалась уже лет пять, а после смерти ее надушили ими. Кто? Не важно... Дэм глядел на это все и не чувствовал в своей душе ничего, кроме голой пустоты.

- У Дмитрия появилось чувство юмора, - сквозь смех сказал Иоанн.

Что будет, если он все-таки найдет их? Найдет грэев. Что ему делать с этой находкой? Дэм размышлял об этом много раз до этого момента, и опять этот вопрос тревожил его. Он не имел большого представления о том, что можно сделать. Во время его юности, когда мир с наивностью ребенка воспринимал всеобщую компьютеризацию, хакерские атаки действительно могли нанести большой вред, но сейчас? Как это все обстоит сейчас? Он не знал. Но думал, что обязательно что-нибудь придумает.

Что-то остро резануло ему по глазам. Дэм мысленно перебрал последние секунды происходящего вокруг и нашел то, что ударило по его подсознанию - один из малолетних хакеров медленно снял шлем и уставился перед собой с потрясенным видом. Непривычность происшедшего была в том, что вся эта молодежь снимала шлемы раньше одновременно, в то время, как сейчас только этот один пацаненок снял пластиковую херню с головы. Нашел, понял Дэм. Подтверждением его догадки служило то, что парень тут же дернулся к шнуру питания под ногами и выдернул его с лихорадочной быстротой.

- Нашел, - тихо молвил он и потом потрясенно повторил, - Нашел...

Что нашел, хотел спросить Дэм и еле сдержался, чтоб, неизвестно почему, истерично не захохотать.

- Что нашел? - тихо спросил Тихий.

Марина хихикнула.

Так хочется лечь и заснуть, думал Дэм, и забыть весь этот бред вокруг и проснуться. Нет, решил он, лучше - не просыпаться. Никогда. В земле никогда-никогда, вспомнил он наконец русский перевод аглицкого словосочетания never land. На мгновенье ему показалось, что у него по лицу течет кровь и страшно болит голова, раскроенная чем-то тупым и тяжелым, наверное, ботинком, и что все вокруг (в который раз! в который раз!) уже было давным-давно и будет еще целую вечность (но голова все равно болит, ой, как болит), и все еще имеет какой-то смысл, какую-то цель, но и сама цель, как оказывается, не имеет никакого смысла, просто все - опять... Дэм тряхнул головой. Оказалось, прошло меньше секунды.

- Нашел, - в который раз повторил парень.

- Их нашел, - спустя секунду.

- Грэев, - еще через одну.

Наконец-то остальные сняли шлемы. Опять синхронно.

Раздались негромкие восклицания, когда они узнали о происшедшем. Парня, сделавшего подвиг, поздравляли, хлопали по плечам, называли дураком. Затем, сообщив, что они идут думать, удалились, оставив Дэма с Тихим наедине с Мариной.

- Марина, - обратился Дэм к девушке, - Почему они этого... хм, героя, называли дураком.

Марина улыбнулась и ответила:

- Его зовут Иваном. А мы, давно еще, нашли в Сети сказки, и почти в каждой из них главным героем был Иван-дурак. Кстати, вы не знаете почему - дурак?

Дэм пожал плечами и солгал:

- Не знаю.

10

Помни о прошлом

Ночь упала на них легко, будто бы была не тьмой, а ясным солнечным утром, они незаметно уснули в прокуренной комнате на раскладных диванах - девушка, молодой парень и седой мужчина лет пятидесяти. Последней уснула девушка. Ей надоело смотреть на загадочных заказчиков, мирно похрапывающих в ночи, ее тоже сморил сон. Она и не подозревала о том, что сниться одному из этих заказчиков.

бетонные плиты казалось заполонили весь мир и только эхо отдается в голове мы рулез

Седой мужчина даже не дернулся во сне, когда увидел...

лучики солнца на старой раскидистой липе еще одна затяжка сквозь смех веселый искренний смех

Ночь гуляла по городу, припорошенному пылью, ночи хотелось дышать, но для этого ей надо было дождаться осени, когда дожди и правильный ветер сметут пыль с потолка мира. Или с пола? Ночи было грустно, но она жила надеждой, она даже начала прислушиваться к тому, что творится внутри нее.

прошлое всегда будет тревожить нас своими призраками правда Димка не знаю Оля эх честное слова не знаю я ничего о прошлом давай лучше не будем об этом говорить просто посидим и помолчим о будущем

Когда-то седому человеку хотелось что-то менять, перепрограммировать мир заново, когда-то небо звало его к себе, в свою серую глубину осенних туч, он тогда не пошел на этот зов, и теперь, во сне, жалел об этом. Не подозревая об этом наяву, в мире воображения сейчас он понимал, что пустоты в его душе нет, есть что-то другое, и это другое пугало и притягивало его к себе.

не кричи на меня Оля не кричи пожалуйста не кричи не кричи НЕ КРИЧИ

Может, скоро придет утро, может, скоро будет новый день, в котором он не увидит ничего нового, и ничто новое не увидит его. А пока...

это просто ночные тени поднимаются вверх по ступеням это просто что-то происходит в мозгах и бессилие изменить этот гребанный День Пыли и решимость которую так трудно сохранить без водки но в водке она утонет все утонет и ничего

Прошлое тревожит, прошлое не отпускает просто так, но во сне он задает себе вопрос - а есть ли оно это прошлое? Или оно - было?..

11

В Сети его просто звали

- Долго же они думают, - заметил Тихий, допивая кофе, который Марина весьма гостеприимно сделала им всем утром

- Извините меня, - девушка возмущенно пожала плечами, - Заказ ваш, скажем так, весьма серьезный.

Голос ее прозвучал неуверенно. Тихий хмыкнул.

- Марина, - Дэм сделал маленький глоток и продолжил, - Почему все ваши дергаются, когда я называю Иоанна капитаном?

Девушка вздохнула и, глядя в никуда, ответила:

- Знаете ли, два года погиб наш друг, у которого в Сети было такое погоняло Капитан. Он часто приезжал сюда с откуда-то с севера страны, а, спустя месяц после того, как отошел от дел и окончательно переехал сюда, его прирезали. Тупо прирезали. Насколько нам известно, всю его команду тоже уничтожили. Классные были ребята. Говорят, нарвались на грэев.

У Дэма возник комок в горле. Очень медленно, так, чтобы не подавиться, он проглотил его, затем спросил:

- Его, случайно, не Стасом звали?

Марина со слезами на глазах посмотрела на него.

- Откуда... - она сглотнула, - Откуда знаете?

Дэм посмотрел на сиротливые шлемы на столе.

- Мой сын был в его команде. Когда Стас ушел, он стал капитаном. А потом умер. У меня на глазах. Его звали Виктором. Насколько я знаю, в Сети его просто звали - Ви.

Голос его был сухим.

Девушка всхлипнула, потом шмыгнула носом и, сорвавшись с места, выбежала из комнаты.

Дэм резко встал с дивана, на котором перед этим, привольно развалившись, пил кофе, и махнул Тихому, смотревшему на него неожиданно серьезными глазами:

- Свой ПоК. Быстро.

Тихий, все еще не понимая, достал плоский черный паралелепипед и протянул его Дэму.

- Быстрей, - сквозь зубы процедил тот и выхватил ПоК из неуверенно дрожащей руки. Дэм подскочил к машине, за которой раньше сидел Иван-дурак, включил ее, содрал крышку, щелкнул каким-то тумблером, направил ПоК прямо на ИФ-выход на корпусе, и, не открывая его, пальцем ткнул куда-то внутрь чужой машины. Сказал Тихому, не отнимая пальца:

- Вслух, но тихо, отсчитай шестнадцать секунд.

Тихий, все еще ничего не понимая, начал считать:

- Раз - а, два - б, три - в, ...

Дэм поморщился - новые веяния в педагогике раздражали его еще больше, чем нынешнее понимание слова "хакер".

На тринадцатой секунде он ловко спрятал ПоК в карман, вытащил палец из корпуса, поставил на место крышку и выдернул шнур питания.

- Черт, - прошипел он, - С этими вашими химическими чипами. Есть ли в этой комнате спирт?

Тихий со страхом и восхищением смотрел на него.

Дэм сел на диван, прислушался, затем бросил ПоК Тихому (тот его еле словил) и прижал палец к губам, после чего опустил голову в руки. Они просидели в тишине еще около двух минут и тридцати семи секунд. Затем вошла Марина со слегка опухшими глазами, двухлитровой бутылкой коричневой жидкости и тремя стаканчиками в руках.

- Пьете? - просто спросила она, обращаясь, главным образом, к Дэму. Тот быстро отнял руки от лица, так же быстро провел по нему ладонью (Марина смогла бы потом, если было бы для нее это потом, поклясться, что на глазах у него выступили слезы) и спокойно, слишком спокойно, ответил:

- Пьем.

Уже, когда они пили третий стакан страшно крепкого, подкрашенного, как по наивности своей думал Дэм, самогона, он наконец-то плеснул себе немного алкоголя на палец, перетерпел боль и подставил свой пластиковый стакан под четвертый разлив.

Последнее, что он запомнил с этой пьянки, было то, как Марина сказала, что скоро пластик станет такой же редкостью, как сейчас - дерево. Затем пошли обрывки - Марина с Тихим страстно целуются, потом - он один, долгое путешествие к дивану, забытье.

Перед глазами его была пустота. Точно такая же, как и в них.

12

В себя

Муть, муть... Было страшно мутно, страшно, до невозможности, тошнило. Чтобы как-то спастись от этого, Дэм открыл глаза. Стало хуже, но спустя пару вечностей - немного лучше. В себя он пришел, как оказалось, когда он посмотрел на часы, уже вечером.

Дэм вспомнил все маты, которые знал, и начал громко, очень громко, как ему казалось, вслух перечислять их. Устав, он остановился и отдышался. Хочешь что-то сделать, - вспомнил он, - сделай сам. И поднялся с дивана. Его повело в сторону, но Дэм каким-то чудом удержался на ногах. Набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание, затем с шумом выпустил его. Стало яснее. Сильно колотилось сердце, ощущение было такое будто на него свалился небоскреб, но был уже вечер, а Дэм откуда-то знал, что нельзя терять времени, они опаздывают, они не успевают... Но двигаться быстрее он все еще был не в состоянии.

С трудом добравшись до выхода из комнаты, он потратил несколько минут в поисках дверной ручки. В конце-концов он вспомнил, какое сейчас тысячелетие на дворе и, сосредоточившись, нашел панельку-открывалку справа от двери. Дверь мягко скользнула в сторону, и Дэм прошел в следующую комнату. Потребовалось неимоверное усилие, чтобы сфокусировать взгляд и осмотреть окружающую обстановку, еще одно усилие ушло, чтобы осмыслить то, что предстало перед взором. На полу, накрывшись полосатым пледом, лежали и храпели, мирно обнявшись, Тихий с Мариной.

- Подъем! - заорал Дэм, держась за стену.

Ответом ему послужил продолжительный стон. Чертыхнувшись, Дэм принялась за более серьезную побудку, заключавшуюся в пинании лежащего Иоанна.

Спустя несколько мучительных мгновений Иоанн Тихий разомкнул глаза и посмотрел на Дэма. Тот посмотрел обратно на него и вспомнил Олю, и почему-то ему расхотелось его будить, и в то же время до него донесся запах, такой далекий запах, запах его молодости, тех духов, которыми пользовалась... а, неважно, все это давно уже неважно, и только ты танцуешь, только ты поешь, только ты носишься в пляске, которая никому уже давно не нужна, а ведь все-таки ты еще помнишь... Ты таки помнишь... Он уходил в себя, все дальше и дальше в ту пустоту, где не было этого самого "дальше", где не было ничего, как казалось ему, не было тепла. С большим трудом он вернулся оттуда. И почувствовал...

Нет тепла. Один только холод сопровождал его, когда он пинал Иоанна, один только холод сопровождал его, когда он спустя десять с половиной минут шел вместе с остальными к кабаку под названием "Неверленд", что в переводе с аглицкого означает "Земля никогда", и действительно - он знал, что никогда он не достигнет своей цели, и знал, что никогда ранее он не был так близок к своей цели, как сейчас... Никогда-никогда...

- Вот и мы, - сказал он, когда они зашли в кабак. Тихий как-то странно посмотрел на него, но промолчал.

Дэм осмотрелся. Знакомых "придурков-хакеров" в округе не наблюдалось. Дэм выматерился про себя и обратился к Марине:

- Где они могут быть?

- В другом кафе, - ответила та, тоскливо пожимая плечами.

- Ты знаешь куда идти? - спросил Тихий.

- Знаю, - с непонятным раздражением сказала Марина, - В другое кафе.

Кафе, иронично подумал Дэм и махнул головой - идем. Они обзывают эти заведения кафе.

Холод, подумал он снова, это только холод обволакивает их, Иоанн еще не знает, и, может быть, останется в своем неведеньи до самой смерти, а Марина-то знает, был почему-то твердо уверен Дэм, она знает (или чувствует, что, в принципе, одно и тоже), что вокруг - только холод и ничего более. Или менее... Она знает, что умрет. Все мы умрем когда-нибудь. И только холод, этот холод... Марина знает. Знает о том, что и он это знает, и поэтому (только поэтому, как хотелось ему думать, а думать все еще было трудно) она подошла к нему и дала ему старый пистолет, который достала из своего бежевого мини-рюкзака. Он посмотрел на него и вздрогнул - это был "Пустынный орел", о котором он мечтал в юности и часто, во снах, видел, как расправляется с помощью него с теми, кто заставил его бояться. Бояться всю жизнь. Бояться жизни... Предчувствие чего-то хорошего задело его, но он был уверен, что это предчувствие его обманет. Он не ошибся. Дэм засунул пистолет за настоящий кожаный ремень, затем Марина передала ему несколько обойм, которые он распихал по карманам. Тихий с показным равнодушием посматривал на него, но было понятно, что он уязвлен тем, что оружие дали не ему, и Дэму было плевать на его чувства, он ощущал только холод. В себе и в мире вокруг.

Они вызвали такси, и большой город опять помчался мимо Дэма. Новый виток спирали, почему-то подумалось ему. В этот момент, если бы кто-то посмотрел ему в глаза, то увидел бы в них потускневшую лазурь, сильно припорошенную пылью. Но вот они вышли из такси, и пыль понемногу начала исчезать из его глаз. Дэм знал, что Марина со странным задумчивым выражением смотрит сейчас на него, но и на это ему было глубоко плевать.

Те, кого они искали, были в кафе. Кроме них там уже никого не было. Дэм прислушался и уловил приближающийся вой сирен. Затем он наклонился и поднял серые очки, по которым иногда пробегала рябь, посмотрел на них, затем опять посмотрел на лежащие тела юных героев-хакеров. Аккуратные черные дырочки в висках, темные лужи возле голов. Хакеры... Когда-то он сам был хакером. Но он остался жить. Пока. Посмотрел на спутников.

- Пошли, - равнодушно сказал Дэм.

Они пошли. Тихий смотрел на него со вселенской тоской во взгляде, Марина - со страшной надеждой. Но ему было плевать. Ему казалось, что, как только они покинули кафе, трупы убитых за спиной, поднялись и начали исполнять странный, безумный танец. Он знал, что это не так, но в то же время был уверен, что именно это там сейчас и происходит.

- Надо выпить, - сказал Дэм и обнаружил, что голос у него почему-то охрип.

- Я знаю, куда нам надо сходить, - отрешенно сказала девушка.

Они долго шли по проходам города, живущего большей частью под крышей, купили по пути выпивку в каком-то киоске, затем Марина подвела их к какому-то высотному дому, потом они долго ехали в лифте, поднимались по лестницам, проходили по каким-то пустым комнатам с проломами в стенах, уже лезли по вертикальной ржаво-зеленой лестнице, Марина открыла люк, и их озарило косыми солнечными лучами. Они стояли на крыше в странной будке со стеклянными стенами и потолком, вокруг виднелись другие здания, поменьше и побольше, солнце почти касалось линии горизонта.

- Излучение? - спросил Дэм.

Марина отрицательно покачала головой.

- Мы с друзьями немалые деньги угрохали на эти стекла, они не пропускают УФ.

Дэм кивнул головой и достал одноразовые стаканчики. Пока он разливал крепкий напиток по стаканам, Марина отрешенно рассказывала о том, как им пришла в голову мысль соорудить себе такое вот гнездышко на крыше, о том, как они отмечали все праздники здесь, она даже вспомнила несколько смешных историй, затем они выпили, и девушка неожиданно уткнулась в плечо Тихого и заплакала. Тот обнял ее и начал баюкать, словно ребенка. Дэм внимательно посмотрел на него.

- Держись, Капитан, - сказал он, отвернулся и подошел к западной стороне неказистого "домика". Долго смотрел на садящееся солнце, на город, покрытый пылью, на металлический блеск этой пыли, на далекие черно-розовые тучки далеко на горизонте, увидел что-то свое и тихо прошептал:

- В пыли схоронено небо, это - день пыли... Зачем я это сделал? Зачем? Может, по-другому было бы лучше? Дайте же мне ответ, сволочи. Дайте...

Чтобы не закричать от внезапно нахлынувшего чувства, он сцепил зубы.

За его спиной стыла нечеловеческая тоска в глазах Капитана.

13

Это - было

- Мы можем нанять кого-нибудь еще, - Юрьевич отхлебнул еще чаю и внимательно посмотрел на Дэма.

- Мы многое можем, - равнодушно ответил тот, по его тону было непонятно - шутит он или нет.

- Дмитрий, отдайте мне пистолет, - бесцветным голосом попросила девушка, сидящая рядом с Тихим, который отрешенно смотрел в угол комнаты.

Дэм проигнорировал ее, усиленно делая вид, что размышляет о чем-то важном.

- Насколько я знаю, эта команда была лучшей, - Юрьевич осторожно посмотрел на Марину, затем продолжил, - Другим потребуется больше времени, чтобы найти хоть что-нибудь, к тому же они могут быть менее осторожными и их обнаружат раньше, и... уберут, соответственно, тоже раньше. Но у нас нет никаких других идей.

- Тебе мало смертей? - голос Тихого оказался неожиданно скрипучим.

- Тупик, - вздохнул Юрьевич и отставил пустую старую чашку в сторону.

- Дмитрий, отдайте мне, пожалуйста, пистолет, - девушка четко выговорила каждое слово и требовательно посмотрела на Дэма. Тот медленно повернул голову и долго глядел ей в глаза, пока она не отвела их в сторону и не начала всхлипывать.

- Капитан, скажи ему, чтобы он не смотрел так на меня, - сквозь всхлипы попросила она Иоанна, который продолжал пялиться в угол, голос у девушки теперь дрожал и был больше похож на человеческий.

Дэм перевел взгляд на Юрьевича и сказал:

- Нам надо сходить в "Неверленд", Костя. - после небольшой паузы он уточнил, - Всем.

Юрьевич вздохнул и спросил:

- Думаешь, мы там кого-то встретим?

Дэм пожал плечами.

- Мне нужно подумать. Там.

"Земля никогда-никогда" встретила их несколькими посетителями и тихой музыкой. Дэм посмотрел на стены, но кораблей, плывущих по водному потоку среди звезд, не обнаружил, только маленькую лодочку, неспешно дрейфующую далеко-далеко по течению. В ней, кажется, даже кто-то сидел. Они присели за столиком возле текущей воды, заказали какие-то напитки и легкую снедь. Дэм обратился к Тихому:

- Капитан, ты говорил, что интерьер делал Мос?

- Да, - Иоанн удивился неожиданному вопросу.

- Значит, грэи не могут нас подслушать?

Тихий впервые за прошедшее время улыбнулся.

- Ходят слухи, что этого заведения для них не существует. Поэтому здесь часто собираются хакеры, чтобы обсудить предстоящие и прошедшие операции.

Дэм обернулся к девушке.

- Марина, твои друзья действительно были лучшими?

Та грустно кивнула головой.

- Сомневаюсь, что грэи засекли их в виртуалке, иначе и мы тоже были бы уже прахом в чреве крематория.

Юрьевич вопросительно изогнул бровь.

- И что с того?

- Да, ничего, - Дэм холодно пожал плечами, - Когда я болтаю, мне легче думается.

- О чем?

- Обо всем. Значит, они кому-то проболтались в том, другом кафе. Им что-то было нужно там.

- Их кто-то сдал, - хриплым голосом сказала девушка.

- Да. - Дэм надолго замолчал. Девушка задумалась о чем-то своем, затем шепотом спросила что-то у Тихого, тот пожал плечами и неуверенно кивнул. Прошло пять минут, Юрьевич курил, внимательно наблюдая за Дэмом, Иоанн с Мариной о чем-то яростно спорили шепотом, и почему-то никто не заметил, как в ручье у их столика остановилась лодка. Дэм внимательно посмотрел на пару, выбравшуюся из нее, затем кивнул головой сам себе, словно сбылось то, чего он ждал. Он, да и все остальные за столиком внимательно разглядывали подошедших к ним мужчину и женщину. Несмотря на седину в волосах, оба излучали молодую энергию, глаза их лучились смехом и счастьем. Несмотря на то, что Дэм никогда их не видел раньше, он понял, кто сейчас стоит перед ними.

- Привет, Мос, - поздоровался он, - Привет, Майа.

- Привет, Дэм, - мужчина усмехнулся, - Или ты еще не Дэм?

- Уже Дэм. Я принял решение.

- Хорошо, - мужчина улыбнулся еще раз, и вытащил из кармана плоскую пластиковую коробочку, - Это тебе.

- Что это?

- Наследие Сандерса. Тебе пригодится. Я слегка модифицировал это. Думаю, ты разберешься.

- А если нет?

Мос задумался, вспоминая, затем, явно кого-то цитируя, чужим голосом произнес:

- Старый хакер, сидящий на разломанной табуретке, баюкающий проржавевшую думерскую бензопилу в коричневых от старости руках, о чем думаешь ты, о чем тоскуешь? Где твои чувства, где помыслы твои, где то, что заставляло тебя творить, неумело, не всегда то, что хотелось бы, но творить? ...

Дэм опустил голову, затем дрожащей рукой взял сигарету, прикурил, затянулся, поднял голову и произнес:

- Я сам не пройду туда.

- Хорошо, - Мос пожал плечами, - Я спрошу, сможет ли Проводник прийти к тебе.

Дэм глубоко затянулся и кивнул, после чего обратился к женщине:

- Майа, твой последний мир... - и замолчал, выжидая.

- Именно он, - с улыбкой ответила та, - Поищи там. Ты знаешь, как искать.

- Ладненько, нам пора, - Мос помахал рукой и вместе с Майей направился к лодке.

- Вы заметили, что никто, кроме нас, их не видел? - потрясенно спросил Тихий.

Все почему-то осмотрели зал и убедились в правоте этих слов, а когда посмотрели снова на ручей, лодка была уже за другой стеной меж зеленых холмов, над которыми нависала яркая планета.

- Это - было?.. - тихо спросил Юрьевич.

Они переглянулись и согласно кивнули головами.

Было.

14

Безумцем наоборот

В тот день Тихий впервые услышал, как Дэм смеется. После посещения "Неверленда", они вернулись в квартиру Костянтина, который сразу же принялся заваривать чай.

Тихий с большим удивлением смотрел на хохочущего Дэма, разглядывающего коробочку, которую получил от Моса.

- Вот придурок, - сквозь смех сказал Дэм и зашелся в новом приступе хохота.

- Кто? - не понял Тихий.

- Мос в пальто, конечно же, - ответили Дэм и опять захохотал.

Тихий подошел к нему и посмотрел на коробочку. На ней было написано: "Суперхакер 2000. Лучшие хакерские заморочки для взлома паролей и программ! Почувствуйте себя в сети, как дома! Находящаяся на CD-ROM-е полнейшая документация позволит вам быстро овладеть даже Ассемблером, и научиться самому писать программы для взлома и проникновения в чужие компьютеры. Все самое новое и самое лучшее!!! Проверено. Вирусов нет" Дальше шел перечень слов, начертанных латинским шрифтом.

- Вот придурок, - повторил Дэм, успокаиваясь, - Где я ему в наше время найду привод CD-ROM? В музее, что ли?

- У меня есть, - серьезно сказал Юрьевич, заходя в комнату с дымящимся древним чайником в руках.

- Работающий? - не поверил Дэм.

- Работающий, - подтвердил Юрьевич.

- А... зачем он тебе?

В ответ Юрьевич озорно улыбнулся.

- Это ведь антиквариат. Знаешь, какие деньги можно за него получить от коллекционеров?

- Век живи. Век учись.

- Пора пить чай. И обдумать план дальнейших действий. Я так понял, Дмитрий, что у тебя есть идея. Правильно?

- Скорее, намек на идею. Нужна информация.

- Всем нужна информация. Какого рода?

- Грэи.

- Мне кажется, что где-то я уже это слышал. - Юрьевич усмехнулся.

Дэм посмотрел на него. Потом тихо сказал:

- Мне не до шуток.

- Давай чай пить. Потом все обсудим.

- Что обсудим? - спросила Марина, бледная, осунувшаяся.

Дэм посмотрел уже на нее, долго молчал, затем усмехнулся и ответил:

- Все. Все обсудим, Мариша.

Они выпили по кружке чаю и начали обсуждать. Дэма действительно интересовало все. Все о грэях, об их действиях в виртуалке и в реалке, о том, как быстро они реагируют на происходящее, о том, как именно они реагируют. Все сводилось к одному - они убивают. Но во всех этих смертях, в этом вихре смертей, Дэм не мог уловить системы, он никак не мог понять мотивы их действий, пытался разобраться, но не мог... В конце-концов он махнул на это рукой и стал просто слушать. Впервые за целую вечность ему было интересно просто слушать. Наблюдать, как чужие слова оседают внутри того, что было пустотой, как они осваиваются там, пихают друг дружку локтями, выбирая местечко поудобней, как с любопытством глядят на новичков, становятся своими. Родными словами. Говорите, беззвучно просил Дэм, и пыль наконец-то уходила из его глаз, уступая место жажде. Жажде знаний. Говорите, просил он про себя своих собеседников, и те говорили, перебивая один другого, плели нелепую вязь слов, тепло оседающих внутри слушающего. Говорите... И они говорили.

Что-то знакомое в который раз рождалось в нем, что-то, о чем он давным-давно забыл, снова лезло в него из той глубины, в которую он боялся заглядывать с тех самых пор, как... Он гнал от себя воспоминания, гнал изо всех сил, он забыл уже, где находится, кто сейчас рядом, о чем он думал перед этим, он боялся вспомнить, но, наперекор этому, в нем опять рождалось то чувство бессилия, как и тогда, когда... (прочь, прочь!..) И вместе с тем в нем появлялось то же желание, как и тогда, то же намеренье, рожденное безысходностью... Он вспомнил: "...и серое небо нависало надо мной, словно тень моей смерти и, казалось, звало к себе: иди сюда, глупый неудавшийся хакер, говорило оно, ну, иди же сюда. Здесь - твоя жизнь, твои друзья, твое призвание - ты же программист от бога, так иди же, запрограммируй этот мир так, как надо, полюби по настоящему..." Прочь! Ему казалось, что он кричал, но голоса рассказывающих ему байки все так же звучали вокруг, ему казалось - он вскочил, но он все так же сидел в комнате, уставившись на диск, переданный ему Мосом, ему казалось - прошла вечность, но на деле - меньше секунды. Хотя... Как он отлично понимал сейчас - он действительно вскочил и кричал целую вечность, отгоняя от себя воспоминания, а то, что этого не заметили другие - это бывает, это случается в нашем мире, лучшим из миров, покрытом пылью гребаном мире, который он когда-то хотел спасти. И теперь он сидел здесь вместе с остальными и, в то же время, отдельно от них, и знал, что найдет решение, умрет, но найдет... Или найдет и умрет.

Что ж - он решился. Он опять становился Дэмом. Дэмом - безумцем наоборот. Что получится, если вывернуть наизнанку сумасшедшего?

Дэм встал, потянулся. Марина, что-то рассказывающая, умолкла, глядя на него.

- Пора приступать, - равнодушно сказал он.

- Что ты собираешься делать? - спросил Костянтин, делая вид, будто уже знает ответ. Ребенок, в который раз подумал Дэм, ребенок, корчащий из себя всезнающего взрослого. Может, он действительно все знает? Плевать.

- Программировать.

- Что программировать? - спросила Марина.

Дэм внимательно посмотрел на нее, затем усмехнулся.

- Все. Все запрограммируем, Мариша.

15

Лето убивало большой город, смертельными лучами уничтожая старую жизнь на поверхности, пылью проникая вовнутрь, давя жаром и духотой, и люди умирали. Впервые за свою историю человечество не успевало приспособиться, не успевало принять новый облик, в котором могло бы выжить. Начиналась агония.

папа я сегодня создал новый мир... правда покажешь

Сеть знаков ползла по потолку, символам было все равно - выживут люди или нет, они, эти символы, были приятного, но не расслабляющего цвета, они плыли по потолку небольшой комнаты, служа пищей для жадных голубых глаз седого человека, лежащего на мягком диване в комнате, куда не проникали солнечные лучи и где почти не было пыли.

пыльные бури по ветру это день смерти... крест понесли на дрова пыль и сухая трава... крест понесли...

Когда-то, когда он с тоской, определенной безысходностью, слушал кашель своего сына, человеку казалось, что после того, как человечество вымрет, на планете останутся только они - цифры, буквы... Символы. Они заживут своей особой жизнью, и жизнь эта будет мудрой и правильной. Тогда он был уверен, что искусственный разум обязательно появится в ближайшие несколько лет.

кто-то смотрит на тебя ледяным равнодушием кто-то видит и тебя тоже и этот кто-то слишком сильно похож на тебя чтобы это было совпадением чтобы это вообще было

Теперь же человек не думал об искусственном разуме. Он думал о том, как одни люди убивают других, а все вместе они убивают сами себя. Но - пока они живут. Пока. У них есть цели, у всех у них есть свои стремления, мечты, есть жизнь. Пока.

запах мертвого мира горячим комком застревает в обугленном горле я пытаюсь дышать но трамвайным звонком меня друг сатана провожает в дорогу

Символы текли неспешной вязью по потолку, и он иногда усмехался, встречая знакомых друзей. Усмехался глазами. Он поверил в то, что опять может учиться. День шел за днем, а он учился. Иногда он надевал шлем и на час-два застывал в неподвижности, но чаще он что-то нажимал на старой и дешевой, но удивительно прочной клавиатуре.

дэм почему ты забросил хакинг я не забросил сыну если ты слышишь меня сейчас я не забросил его я опять хакер я опять стал безумцем шиворот-навыворот

Иногда он подходил к окну, высветлял его и смотрел на лето снаружи, мурлыкая старую песенку. Лето, убийственное лето, пело ему в ответ, как будто даря ему что-то и в то же время немного стесняясь своего подарка.

восемь раз перевернувшись забываясь в наступившем не поймешь ты не проснувшись он был богом разбудившим злые силы наверху

А еще он не замечал времени, для других существовали дни и недели, у него же была вечность. Он посвятил ее учебе.

Витька где ты отзовись мой мудрый сын мой глупый сын не менее глупого отца улыбнись мне своей хитрой но в то же время широкой улыбкой скажи мне что я прав помоги мне Витька и еще одно Витя как там наша мама

16

Было ли счастье

Что можно назвать счастьем в его жизни? Было ли оно - это счастье?

Какое-то чувство появлялось у него, когда он программировал...

Какое-то чувство приходило к нему, когда он рисовал...

Какое-то чувство охватывало его, когда он играл со своим сыном...

Когда любил жену...

Когда возвращался с холода улицы в семейное тепло...

Когда страх на некоторое время отступал...

Когда он жил...

Было ли это счастьем?

У него не было ответа. Дэм сидел на мягком диване и отрешенно смотрел на затемненное окно. Там, за окном жил город, все еще жил город, и люди в нем любили и ненавидели, боялись и радовались, искали истину и принимали наркотики, пили и пели, и плясали, ежедневно делая выбор между там и здесь, между да и нет, а еще они рождались и умирали. И умирали...

Он чувствовал, что надо сделать, он догадывался, как это сделать, но не мог понять - зачем.

Ради своей мести? Ради блага остальных сыновей своих отцов, которых ждет серая преждевременная смерть? Благими намерениями...

- Они исчезнут, Мариша.

- Как? Вообще? Будто их и не было? Здорово.

- Нет. Только в виртуале.

- Ты - Бог?

- Нет, Капитан, я не Бог, и не надо сарказма. Мы перепишем виртуалку заново. Перепишем так, чтобы им не было в ней места.

- На это нужны годы, Дмитрий.

- Мы бросим клич в Сеть, мы дадим им цель и средства. Тысячи программистов со всего мира. Они сделают это быстрее.

- Кто за это возьмется?

- Если умно поставить дело, то - многие. Особенно молодые. Это же шанс для них отличиться, прославиться на весь мир и прочая дребедень в таком духе. А старые - от скуки. Ведь сколько лет уже не было глобальных проектов в сети? Десять? Двадцать?

- А как же рынок? Компании не позволят этого.

- Это будет выглядеть, как надстройка над существующей Сетью. Дополнение. Полнейшая обратная совместимость. На самом же деле эта будет замена. Для грэев больше не будет виртуалки. Такой, какая она есть сейчас. Которая позволяет им слишком многое. Они ведь убивают в том мире, они используют виртуальность так, как никто.

- Цель - ладно. А средства?

- Я написал начало. И документацию. А продвинуть это меж своих знакомых в реале и в виртуале - ваша проблема. Мне надо отдохнуть и подумать. Придумайте клич, придумайте цель, придумайте что-нибудь, чтоб заинтересовать таланты. Придумайте выгоду, в конце-концов. Я устал. Вы - думайте. Костя, ты же занимался бизом в свое время. Вспомни молодость.

И он, вместо того, чтобы отдыхать, опять погружался в магию знаков, магию символов, в магию виртуальности, он опять создавал... В этот раз он создавал мир. Он использовал все, что дал ему Мос, он разработал что-то свое, в который раз растягивая время, словно для того, чтобы успеть. Успеть сотворить новый мир, в котором не будет места тем, кто лишает детей счастья. Кто лишает детей жизни. Ведь счастье - это жизнь.

Не так ли?

Он не знал.

- Все идет слишком гладко, Дмитрий, - с тоской вздохнул Юрьевич месяц спустя. - Сеть как будто ждала нас. Она распахнулась перед нашим предложением, раздвинув ноги, как шлюха, и сразу же принялась рожать новые идеи. Все программисты мира будто сошли с ума - они накинулись на твой инструментарий, и начали создавать свое, мировые концерны платят баснословные деньги за новые разработки, а информация, касающаяся Большой Стройки, как народ называет это... огромные массивы информации свободно блуждают по сети в чистом виде впервые со дней творения виртуалки. Это похоже на ад, Дмитрий. И мне страшно. Что будет?

- Все будет хорошо, Костя. Все будет.

- Понимаешь, Дима - ведь после окончания стройки уйдет то волшебство виртуалки, которое появилось в ней с первых лет ее, родимой, существования. Ведь никто сейчас не знает, как она появилась. Это тайна. Те люди, которые догадывались о том, что стоит за тайной, уже мертвы.

- Кроме тебя.

- Кроме меня.

- Что... нет, точнее - кто это был, Костя?

- Группа Конструкторов Эдема - это было их неофициальным названием. За два года они создали чудо. А потом их не стало. Представляешь, Дима - не стало несколько сотен человек, лучших хакеров со всего мира. Словно они вложили свою душу в виртуалку. Остался один Жэт, но на все мои вопросы о судьбе Группы, он отвечал однозначно - страх. Ты понимаешь это?

- Я понимаю, Костя. Я очень хорошо знаю, что это такое. Даже могу рассказать, как все было. В один прекрасный день творения нового мира они начали умирать - от остановки сердца, от кровоизлияния в мозг, от гриппа, поскользнувшись на лестнице, от ножей шпаны, бросаясь из окон в колодцы бездны, режа себе вены, погибали от пуль спецназа, когда их дом становился новым "флэшем", новой "горячей точкой", от землетрясений и прочей фигни. Грэи убили их, Костя. Твоего брата убили похожим образом, наверное, тоже они. Я все это время боялся, Костя. Боялся, что они придут за мной, за женой и сыном. Они пришли, и теперь у меня нет ни жены, ни сына. Скорее всего, оно так и было. Я понимаю, я чувствую это.

- Это страшно, Дима. Если они способны на такое...

- Сама виртуалка исторгает их нашими руками.

- Хотелось бы верить...

Спустя несколько дней он залез в виртуалку и начал искать информацию о Жэте. Он нашел много, очень много упоминаний, бродивших по сети легенд, нашел архивы, в которых хранились сборники, выпущенные его (Жэта) командой - миры, программы, музыка, игры, инструменты для взлома и т.п. И больше ничего. Хотя он и сам не знал, что ищет. В ранних сборниках он встретил упоминания о Хопере, как об одном из членов команды, и начал новой поиск. И опять - куча легенд, мифов, ссылок... И совершенно случайно вышел на архив записей музыки. Архив так и назывался "Музыка Хопера". Он посмотрел на автора архива, и понял что нашел что-то нужное - автором был Жэт. Пока музыка разархивировалась в его виртуальную лабораторию, Дэм закурил сигарету и задумался над тем, что мучило его в последнее время. Над тем, что казалось ему важнее мести, важнее всего того, что он делал.

Было ли счастье?

Ведь какое-то чувство появлялось у него, когда он жил...

17

Скоро

На следующий день Дэму пришла посылка, он послал письмо о том, чтоб ему кое-что выслали, своим знакомым из родного города еще вчера, а теперь сидел на мягком диване, невидящим взглядом уставившись на остатки пластиковой упаковки, баюкая на руках ржавую бензопилу с чуть облезшей надписью на боку "DOOM 4EVER". Судьба, злой рок... Навсегда...

Сейчас он впервые включил музыку Хопера и слушал, отдавшись движению своей, уже не пустой, души. Музыка затягивала в глубину, в то же время вынося его наружу, вырывая из объятий волн навстречу яркому солнцу, чтобы снова окунуть в холод, в стужу, от которой, как ему казалось, он успешно спрятался. Гитара и скрипка. Плач скрипки.

Впервые за много лет ему захотелось напиться. Напиться вдрызг. Но музыка влекла его за собой, музыка того мальчишки, которого он сделал хакером, и который знал много больше его, старого дурака. Живого дурака.

Он одел шлем.

В этом мире шел дождь. Мелкая морось. Запах дыма. Он посмотрел под ноги - мокрый асфальт, покрытый сажей. Он посмотрел вперед - ограждение, за которым пустой постамент. Мир Майи. Сзади неясными тенями спешили по своим делам прохожие. Будет ли это в новом мире, который он хочет создать?

Он стоял и смотрел на постамент, и новая идея рождалась в его голове. О том, как убивать. Как убить грэев здесь, в виртуальности, так, чтобы они умерли на самом деле. Отчетливо пахло черной магией и дымом. Ему захотелось курить, он полез в карман, достал помятую пачку сигарет, вытащил одну, прикурил. Стоял и курил, и слезы почему-то катились по его лицу, в этот момент он оплакивал Олю и Витьку, и еще себя. Что-то порвалось у него внутри. Зато он понял, как можно убивать. Здесь, в виртуальности, но - на самом деле. Соленые слезы и сырой дым. Скрипка и гитара.

- Здравствуй. Ты кто?

Дэм повернул голову и посмотрел на подошедшего к нему человека. Красивое усталое лицо, черные проникающие глаза, нос с едва заметной горбинкой, язвительная усмешка.

- Я Дэм. А ты?

Человек хмыкнул.

- А я - грэй. Можно - Дориан Грэй.

Он достал сигарету, Дэм протянул ему свой еще дымящийся окурок, от которого грэй и прикурил. Музыка кружилась вокруг него, в нем самом, перед глазами виднелся пустой постамент, а за ним - закат солнца и женский силуэт на обрыве со скрипкой, прижатой к подбородку. Миры переплетались перед его глазами благодаря этой музыке, извивалась впереди чья-то чужая гладко-розовая дорога, чей-то выход, чей-то выбор.

- Почему ты плачешь, Дэм?

В ответ - молчание, музыка и легкий шелест падающих капелек.

- Мы убили твоего сына. Поэтому?

Гитара и скрипка.

- Он все равно умирал, Дэм. Мы только ускорили этот процесс. Он почти догадался, как нас уничтожить.

Плач скрипки, и надежда. Надежда на новое.

- Этот мир был не для него, Дэм. Он не умел плясать, Дэм. Он не умел живым плясать в пляске смерти. Твой сын. Он не хотел убивать. Но он бы убил. Уничтожил всех нас. И тогда бы не осталось шансов выжить. Выжить человечеству. Ты понимаешь?

Он понимал, он очень хорошо понимал.

- Эта пляска, Дэм, она должна вот-вот закончиться. И тогда мы все упадем без сил. И не поднимемся. Мертвые, мы умрем еще раз. И на этом почти мертвом шарике, который люди по глупости называют Землей, не останется жизни. Благодаря нам, мертвым. Мы же хотим сделать так, чтобы остался шанс. Маленький шанс, который не позволит жизни угаснуть. Мы хотим, чтобы вы использовали этот шанс. Человечество не должно погибнуть. Надежда не должна погибнуть. Понимаешь?

Музыка на дороге к смерти.

- Почему ты плачешь, Дэм?

Дэм вздохнул и щелчком отправил окурок в длительный полет под мелкой моросью, что сыпалась с неба. И ответил.

- Я научился убивать, грэй. Я могу тебя убить. Здесь и сейчас.

- Так убей. Я прошу тебя - убей. Ты не представляешь, как мне тяжело жить. Жить все эти годы здесь в виртуальной реальности, в то время, как мое тело подключено к системе автоматического жизнеобеспечения там, в реальном мире. А, может, это тело уже умерло. Я не знаю. Но для меня все равно существует только этот мир. Мир символов. Мир образов. Я столько лет живу здесь, что, наверное, я уже стал душой виртуального мира, стал этим миром. Ничто здесь не происходит без моего внимания. Без моего участия. Думаешь, легко быть душой? Когда мы создали виртуалку, было легче. Богом было быть легче. Одним из многих. А теперь я - один. Одна. Душа. Виртуальность - это мое лицо, всегда прекрасное, никогда не стареющее. Реальный же мир - это мой портрет. Портрет Дориана Грэя, на котором отражается вся та мерзость, которая происходит со мной... Убей меня, я прошу. Освободи от этого. Тогда тебе будет легче воплотить свой замысел в жизнь. Или в смерть.

Дэм посмотрел на него. Вот он - один из убийц его сына и многих других, о которых он и не знает. Один из плясунов. Как и он сам. Нет, это не мертвые пляшут в пляске смерти. Нет, я уверен.

- Нет. Пока нет.

Спустя полчаса он вышел из Сети.

Затем долго стоял и смотрел на бензопилу на диване, решая что ему делать дальше.

- Что-то случилось, Дима?

Дэм медленно обернулся и взглянул на стоявшего в дверях Юрьевича.

- Что-то случилось... - эхом повторил он, затем спросил: - Где все, Костя?

Костя пожал плечами.

- Ушли. Вроде бы в "Неверленд". А что?

- Мне нужно кое-что у них спросить.

- Хорошо. Я вызову такси. Мне поехать тоже?

- Не надо, Костя. Тебе - не надо...

Мимо мчался большой город, отражаясь разнообразными мутными оттенками в лазури глаз Дэма. Он провел рукой по свои седым волосам и вздохнул. Непонятно щемило сердце, отстукивая один вопрос - зачем? Действительно - зачем их убивать? Дэм хотел услышать, что скажет молодежь на предложение избавиться от грэев навсегда. Обратить против них их же оружие. Убить.

Большой город скрылся за задвинувшимися за спиной воротами, и через несколько минут такси подъехало к подземному входу "Неверленда". Расплатившись с таксистом, Дэм постоял перед входом, делая равномерные вдохи и выдохи, затем вошел внутрь.

Оглядевшись, он сразу заметил старую (старше его) женщину, сидевшую в дальнем конце зала, недалеко от места, где из стены вытекал ручей. Старуха повернула голову посмотрела на него и кивнула, как старому знакомому, затем взглянула в другую сторону. Дэм проследил направление ее взгляда и увидел Тихого с Мариной, рядом с которыми сидело еще несколько человек. Присмотревшись, он узнал в них друзей Капитана, вместе с которыми тот избивал его при их первой встрече. Дэм опять посмотрел на старуху. Что-то странное было в ней, в том, как она сидела, как подносила к губам пластиковую чашечку с дымящимся напитком. В воздухе отчетливо пахло безумием.

Дэм подошел к столику, за которым размещался Тихий с компанией, поздоровался, сел рядом. Капитан познакомил его с остальными. У него возбужденно горели глаза.

- Знаешь, Дмитрий, - захлебываясь восторгом, обратился он к Дэму, - Этот человек, - он показал на сидящего рядом своего друга, - Докопался до того, откуда взялась эта пыль, что на улицах.

Дэм посмотрел на свои руки. Те дрожали.

- И откуда? - равнодушно спросил он.

- Он говорит, что взломал какую-то военную базу и там надыбал на секретный проект под названием "День пыли". Говорит, стянул оттуда всю документацию, планы и т.п. Отдал всю эту фигню на изучение в столичный институт. Там ведь химия, биология, особенно, генетика, физика. Но из отчетов, которые он слил себе, стало ясно, что эта пыль - это их рук дело. Знаешь, сколько такая информация может стоить?

Прошлое все еще здесь, подумал Дэм. Оно никуда не ушло, оно спряталось и теперь нагло высунуло свою ехидную рожу из места, где пряталось, и с издевкой спрашивает: "Ну что - не ждали? А я здесь. Здесь".

- Был такой хакер - Хопер, - тихо сказал Дэм, а сидящие за столом внезапно замолчали и внимательно прислушались к его словам. - И было время, когда он еще не был хакером. Он был сопляком, который восхищенно глядел на компьютеры и, вместо того, чтобы учиться в школе, просиживал дни в Интернет-кафе. Кто-то знает, что такое Интернет? Ладно, неважно. В один из таких прекрасных дней в то кафе, где сидел этот самый Хопер, зашел неправильный сумасшедший, который всего боялся. Боялся он потому, что за несколько лет до описываемых событий случайно нашел в Интернете информацию о сверхсекретном проекте под названием "День пыли", а через пару дней всех его друзей убили. Он выжил совершенно случайно, он хотел отомстить и в то же время он боялся. Боялся, что и его убьют. Когда он понял, что скрывалось под этим проектом, его страх и его месть отодвинулись на задний план. Потому что это был конец мира. Того мира, который он знал, который он любил и ненавидел, и который почему-то не хотел терять. Он стал хакером. Он стал, наверное, лучшим хакером своего времени. - Дэм выдержал необходимую паузу, затем продолжил, - Но он боялся... В один прекрасный день он понял, как можно взломать все данные на компьютерах тех, кто занимался проектом "День пыли". Через полгода он решился. Он зашел в небольшое Интернет-кафе с дискеткой в кармане, на которой была записана его программа-взломщик. Кто-нибудь, кстати, знает, что такое дискета? Ладно, неважно. Зашел он, значит, в то кафе, сел за компьютер, и решительность его куда-то ушла. Он боялся... Боялся все эти годы, пока пыль не выпала на улицах больших городов. После этого он отнес пыль на анализ в лабораторию (он знал, что искать) и перестал бояться - в пыли не было смерти. Он знал, что ее не было там благодаря нему, потому что давным-давно, когда он сидел в том самом Интернет-кафе, рядом расположился мальчик, который еще не был Хопером. Он показал мальчику, как пользоваться его программой-взломщиком, а сам ушел. Ушел бояться. Мальчик сделал свое дело, и спустя десять лет его убили. Грэи. Вот такая вот история.

- Ты его подставил, - тихо сказала Марина.

- Да, - Дэм не отвел глаз, когда она с обвинением смотрела на него.

- Но это не грэи! - с горячкой возразил парень, взломавший базы проекта "День пыли". И когда все посмотрели на него, он добавил, - Это определенно не грэи. Это контора одного штатовского миллиардера, погибшего полтора года назад. Он набрал кучу умов, набрал бывших сотрудников спецслужб, в Аргентине устроил им убежище, в котором они и занимались этим проектом. И не только этим. Там есть куча информации о разработке новых видов вооружений, огромная библиотека по психология, эзотерике и о многом еще - я не успел все просмотреть. И еще ходят слухи, что Аргентина закрыта от грэев. Как и это кафе, в котором мы сидим.

- Скоро вся виртуалка будет для них закрыта, - с ненавистью сказала Марина, - Правда, Дмитрий?

В этот момент она больше всего была похожа на маленькую девочку, которая ото всей души надеется, что добрый дядя накажет ее обидчиков.

- Вот об этом я и хотел с вами переговорить, - устало вздохнул Дэм. - Я чувствую, что будет неправильно, если я сам приму решение.

Он поднял голову и посмотрел на планету (изображение планеты?) на стене. Сегодня она была освещена солнцем полностью. Облака медленно, неуловимо для глаза, дрейфовали в ее атмосфере. Интересно, подумал Дэм, пробовал ли кто-то посмотреть на поверхность этой планеты вооруженным глазом?

Когда он опустил взгляд, то увидел как правый глаз Тихого взрывается брызгами, а голова откидывается назад. Затем он услышал треск выстрела. Падая на пол и выхватывая "Пустынный орел", отданный ему когда-то Мариной он вывернулся и увидел...

Мгновенье застыло. Недалеко от них стояли два человека. Один из них, тот, что подальше, держал в руке пистолет, нацеленный на них, но даже не смотрел в их сторону. Все его внимание было обращено на второго, стоявшего к нему лицом и медленно вытягивающего оружие из-под мышки.

Затем время стремительно рванулось вперед, прозвучал второй выстрел, человек, так и не успевший вытащить оружие, дернулся и осел на пол.

Вот так оно и случается, мелькнула шальная мысль в голове у Дэма, но тот не обратил на нее внимания - он уже сам стрелял, сцепив зубы и глядя на то, как пули рвут тело первого человека. Запах безумия сделался невыносимым до боли, присутствующие в кафе люди вскочили со своих мест, зачем-то повытаскивали оружие и начали стрелять, кто-то зарезал кого-то ножом, мелькнуло несколько кастетов, какое-то сумасшествие охватило всех, и Дэм почувствовал, что и его тоже охватывает ярость, красная горячка боя ударила в голову, и он рванулся вперед, стреляя, ударил рукоятью пистолета кого-то, стоящего к нему спиной и поливающего помещение из чешского "Скорпиона", выбросил пустую обойму и зарядил новую, кто-то ударил его локтем в скулу, он упал на бок, перекатился и выстрелил в пах стоявшего против него человека, но его опять ударили, теперь сзади, он упал лицом вниз, порезался о шипы стильного кастета, валяющегося на полу, переполз в сторону, чье-то тело упало на его левую руку, он еле вытащил ее, поднялся с пола и рванулся, как ему казалось, к выходу. По пути он бил рукоятью, бил локтем, раз выстрелил, затем что-то хлестнуло его по щеке, боль прорвалась в рассудок, он обернулся поднимая пистолет и увидел безоружную девушку с длинными ногтями, кричащую и брызгающую слюной. Он вскинул руку с пистолетом и выстрелил прямо в разинутый рот.

Безумие схлынуло так же внезапно, как и наступило. Вместо него пришло равнодушие. Дэм остановился посреди бойни, засунул пистолет в карман и осмотрелся. Ему казалось, что он далеко отбежал от столика, за которым сидел, но буквально в нескольких метрах плакала Марина возле мертвого Капитана, привольно рассевшегося на стуле. Дэм почувствовал чей-то взгляд и обернулся. Сидящая в дальнем конце зала женщина пристально смотрела на него. Через миг для него больше не существовало ничего, кроме ее ожидающих глаз. Он сделал шаг, другой, не замечая творящегося вокруг, и, странное дело, никто словно бы не замечал его самого. Дэм шел через зал к ней, делал шаг за шагом, но ему казалось, что он делает только один шаг, шаг длиной в разделяющее их расстояние. Ему не дали закончить этот шаг.

Что-то толкнуло его вбок, он увидел летящий к нему пол, который развернулся в темноту, полностью окутавшей его. Звук выключили. Я умер, успел с радостью подумать Дэм.

Старая женщина посмотрела на лежащее перед ней тело, неожиданно озорно усмехнулась и сказала:

- Вставай. Ты еще не сделал свой выбор.

18

Когда умрешь ты

Два года назад, когда он ушел от ответа на заданный сыном вопрос, тогда он думал, что сделал свой выбор давным-давно. Ошибался ли он?

дэм почему ты забросил хакинг

Сейчас он лежал на полу земли никогда-никогда, а вокруг него бушевал большой город, и только трое в этом городе находились вне его: лежащий на полу седой человек с ясными голубыми глазами, старая женщина, смотрящая с ожиданием на него и маленькая девочка, плачущая над телом того, кто мог бы быть четвертым.

ветер бьет в лицо ветер гладит лицо он так хорошо понимает тебя он приносит радость и сметает пыль с неба твоей души оставляя лазурь незамутненной

Он помнил все: страх и одиночество, и боль, и равнодушие.

солнце отражается в твоих глазах олька как хорошо что мы вместе это так весело это жизнь это ведь так жизненно

Вставай, Дима, нам надо идти. Майа попросила меня провести тебя, ведь я же - проводник.

Вслух старая женщина не сказала ничего, еле заметная усмешка, веселый блеск в глубине глаз.

Идем, Дима.

вы все сделали свой выбор я тоже хочу я хочу иметь право выбирать могу же я выбрать себе такое право или нет

Человек на полу застонал, поднял голову. Здравствуй.

Здравствуй, Дима. Меня зовут Марией.

Мне плохо, мне так плохо, Мария.

И это пройдет.

когда умрешь ты помни об одном смерть не вечна во вселенной

Пора идти, Дима.

Город, сокрытый тьмою огней, ты опускаешься мне на плечо, словно бы ангел...

У меня остался страх. Я не хочу страха, Мария.

Не бойся.

Не могу.

Иду в поход, два ангела вперед - один душу...

Он застонал, поднялся и они направились к выходу. За их плечами в недоумении оглянулась заплаканная маленькая девочка, остальные продолжали безумную пляску уничтожения. Что-то уже загорелось, огонь пока что неуверенно начал лизать предметы окружающей обстановки. Скоро он охватит все, будет большой пожар, и кафе перестанет существовать, восстановить его так и не удастся.

Идем, сказал он женщине.

Они пошли.

19

Убийца

Они шли сквозь что-то, что нельзя было назвать ни пространством, ни временем. Хотя шли они по ступенькам, ведущим на улицу. Наружу. Внутри же Дэма как раз и не было ни пространства, ни времени. Они вышли на улицу, занесенную пылью, но Дэм не воспринимал эту улицу, эти дома вдоль дороги, этот штиль и серое небо над головой, как что-то реальное. Ему казалось, что он - в другом мире, в котором все течет и меняется, яркие сполохи и спокойствие шторма, легкое качание ветвей в луче фонаря и неслышный шорох падающих снежинок, он не знал - оставляет ли он следы в пыли или нет, оставляет ли пыль следы в нем самом - он был не здесь, но и не там, где бы это там не было, он сам не знал - был ли он? И постепенно в пустоте его души зарождалась ярость, холодная ярость бесполезной боевой машины, но потом он попытался понять, отчего эта ярость, и ему стало страшно. Затем последовал бурный всплеск эмоций. Он зарыдал, зарыдал искренне ото всей души, грусть заполнила его до краев и ушла. Он засмеялся, задорно хохотал, не в силах остановиться, все вокруг казалось настолько смешным, но потом ушел и смех. Пришла любовь и тоже ушла, оставив после себя ощущение родства, единения со всем миром и самим собой, добавив еще одну песню в фонотеку своей памяти. Пыль вздымалась под ударами его ног, чтобы медленно, неумолимо медленно лечь обратно на бетон, под которым прятались люди, не хотящие уйти от этой пыли. Ведь все, что надо сделать - это только уйти, надо только очень сильно захотеть. Они свернули за угол, потом за второй, и за это время внутри Дэма сменилось несколько эпох, случилось несколько войн, наступила и прошла ядерная зима, но что-то осталось. Что-то, что помогало сделать шаг, другой вперед. Или назад. Главное - сделать шаг. Он шел, широко раскрыв глаза, шел вперед и мало-помалу мысли уходили, уходили цели и смысл жизни, он шел, а мимо несся большой город, он словно снова сидел в поезде, глядя на жизнь в мутное стекло, а в глазах его стыла смерть. И страх. Страх все никак не хотел уходить, это был его страх, но в то же время это был страх, навязанный извне - воспитанием, условными и природными рефлексами животного, это был знакомый дикий страх. И теперь он шел, понимая что этот страх, в непрерывном бою с которым он провел большую часть своей жизни, нужно приручить. Или убить. Он достал "Пустынный орел" из-за пояса, старый, очень старый, но все еще надежный пистолет. Да, лучше всего убить этот страх, уничтожить эту часть своей жизни и попробовать переписать ее заново. Решимость заполнила его, и он, приложив неожиданно легкое усилие, остановился. Мария остановилась тоже и внимательно посмотрела на него.

- Ты выбрал? - спросила она.

- Я не хочу уничтожать грэев.

- Не уничтожай.

- Я хочу убить свой страх.

- Это твой выбор.

- Я знаю. Я выбрал.

- Дальше ты пойдешь сам, - констатировала она внезапно уставшим голосом.

Дэм оглянулся, но даже не вздрогнул, увидев вместо большого города унылую степь с прораставшими кое-где низкими деревцами. Это показалось ему естественным, но через мгновенье он забыл об окружающем его ландшафте. И сказал:

- Я пойду сам.

Он сделал шаг вперед и почувствовал, как где-то далеко кто-то рассыпался мелкими капельками, не найдя выхода в мире вечной сырости и постоянно моросящего дождя, кто-то ехал в старом поезде, рассматривая большой город, мчащийся мимо, сквозь мутное окно. Может, это был он сам. Когда-то давно он хотел отомстить за сына. Он, конечно же, отомстит (или уже отомстил, месть почему-то перестала иметь какое-либо значение), но сначала он убьет свой страх, тот страх, который не давал ему жить нормальной жизнью, страх, который сломал ему жизнь, он внезапно понял, кто виноват в этом страхе, что это за люди и как их найти, и он сделал второй шаг, шаг, который приводит его к цели. К страху. Делая этот шаг, он увидел голубые глаза, равнодушно рассматривающие его, на мгновенье словно огонек узнавания мелькнул в них. Он почувствовал, как мир вокруг и внутри него извернулся, и в то же время кто-то сказал слово.

Убийца.

Это он, понял Дэм. Это он сам сказал.

Глаза никуда не исчезли. Они дальше с равнодушием смотрели на него. Вокруг были стены. Перед ним стоял грэй. Но Дэму было все равно. Он пришел сюда убивать свой страх, а не грэев. Он - убийца.

- Убийца, - равнодушно подтвердил грэй.

Поезд все-таки привез его к смерти.