Аннотация: Когда снег падает мимо тебя в бесконечность, прозванную жизнью, глядишь вовнутрь себя и видишь... снег.
Внимание!!! Даное произведение (или его части) защищено (защищены) законом об авторских правах. Использование оного (произедения или его частей) в коммерческих целях без ведома (и согласия) автора категорически запрещено!
Хан
Снег
Мойте руки после еды - кто его знает, что вы ели!
Она удалялась к одноместному планеру с гордо поднятой головой. Комбинезон мешком висел на ней, да и весь ее вид вызывал презрительную ухмылку.
- Может все-таки стоит ее остановить? - спросил Первый, презрительно ухмыляясь.
- Зачем? - ответил Второй, тоскливо рассматривая появляющиеся звезды.
- Действительно, - согласился с ним Первый.
Немного помолчав, он сказал, глядя, как она забирается в планер:
- И все же согласись - на такой результат мы не рассчитывали.
- Да уж, - ответил его собеседник, все так же вперив взгляд в вечернее небо, - Наверное, это то, что называется любовью...
Они долгое время еще молчали. В это время планер поднялся на антигравах в воздух, развернулся и помчался на запад, плавно набирая высоту. Второй все еще смотрел на звезды. Первый глянул на него, перевел взгляд на уменьшающуюся светлую полоску, затем пожал плечами.
- Кто мог знать, что это - не выход?
Второй согласился с ним:
- Никто.
Он наконец-то опустил глаза, протер их дрожащей рукой, затем еле слышно добавил:
- Еще одна смерть посетила наш город...
***
Еще одна весна посетила наш город. Я шел по улицам, и светло-серый песок тихо шуршал под моими ногами. Небо было ясным - явный признак того, что скоро выпадет снег. Снег... Серебряные снежинки сокрушают песок и дома города своим неумолимым падением, их очень интересно бывает рассматривать при свете костра, они хрупкие, как стекло, их легко сломать, поэтому держать эти конструкции пальцами нужно весьма осторожно. Их структура завораживает взгляд и, кажется, что погружаешься в бесконечность мира, глядя на них.
Рыжий обломок кирпича вывернулся из-под моей ноги и, пролетев немного вперед, упал перед Нэной - уродливой женщиной, недавно поселившейся в нашем Доме. Лицо и руки ее были страшно изувечены, словно обожжены, лысая голова серого цвета сплошь и рядом покрыта шрамами, глаза хищно поблескивают из-под съехавших вниз надбровий, а об остальном, скрытом под старыми рваными лохмотьями, и не хотелось думать. Один ее вид вызывал тошноту.
- Привет, - кивнул я и поспешил дальше. Существо что-то попыталось прошипеть в ответ, но я уже был далеко и старательно заставлял подумать себя о чем-то более приятном. Например, о Лэле.
Вот и конец города, вот обрыв, с которого она улетела, а на мой вопрос о том, вернется ли, пожала смущенно плечами. Раз в неделю я прихожу сюда, чтобы посидеть и подождать - вдруг она вернется...
Лэла... Твои глаза, полные серебра снежинок. Лэ. Ла...
***
Утро бледной тенью нависло над городом. Они взобрались на крышу и вдохнули затхлый воздух, наполненный тайной угрозой. Он взял ее за руку и тихо сказал:
- Сейчас пойдет снег.
- Да, - так же тихо ответила она.
- Ты когда-нибудь видела этот снег? - со смутным подозрением в голосе спросил он.
Она отрицательно покачала головой.
- Нет. Но мне говорили, что это - прекрасное зрелище.
- Да. Это красиво. Но это холодная красота, совсем не та, что была сегодня ночью между нами.
Она покраснела и зябко поежилась.
И тут пошел снег.
Первая снежинка ударилась о его поспешно вытянутую руку. Он осторожно подхватил ее пальцами и, когда последовавшие за ней с тихим звоном начали насиловать крышу, сказал:
- Смотри. Это - как бесконечность.
Она удивленно смотрела то на него, то на снежинку.
- Она не тает... Почему? Ты же теплый...
Он растерянно пожал плечами.
- Почему она должна таять? Снег ведь не тает. Он день только полежит в городе, а на следующее утро исчезнет, словно его и не было.
- У нас тает... - она протянула ладонь, и снежинки, попавшие на ее открытое тело, мгновенно растаяли, оставив от себя лишь несколько влажных следов.
- Видишь?
Он потрясенно молчал и только спустя минуту смог прошептать:
- Ты чудо...
Она засмеялась и закружилась в снежном смерче посреди быстро светлеющей крыши.
После обеда она улетела.
***
После обеда пошел снег. Мне было невыразимо грустно и одиноко. Она обещала прилететь. Обещала. Хоть и не сказала этого вслух, но это явно читалось в ее глазах, в каждом ее движении. Наверное, это то, что называется любовью.
Я вышел наружу и долго стоял там, глядя на падающие снежинки. Всякие мысли вертелись у меня в голове, но вскоре им, наверное, надоело это глупое занятие, и они успокоились. Запах горячего талу донесся до меня - женщины Дома готовили праздничный ужин - молодой Ким нашел утром еще один схрон, совсем рядом с Домом. До сих пор не могу понять, как на него никто не наткнулся раньше. Да и у нас вчера вечером получилась удачная охота. К счастью, мы, наконец-то, зажили мирно - последняя стычка с другим Домом была у нас прошлой весной, за день до того, как появилась она.
Непонятно чему пожав плечами, я развернулся и зашел в наш Дом. Есть ведь тоже надо. В Доме все было как обычно, когда намечается какое-нибудь празднование: женщины носились туда-сюда со своей стряпней, надеясь в очередной раз поразить нас своим искусством, мужчины в основном разместились в Гостиной, лениво перекидываясь ничего не значащими фразами. Пятеро мужчин находились в это время в дозорах, но им, конечно же, оставят самое вкусное. Женщины в этом непреклонны. В одной из комнат я заметил Кима, восторженно рассказывающего группе своих сверстников в очередной раз о том, как он нашел схрон. Те слушали его с плохо скрываемой завистью, которая в будущем может доставить мальчишке хлопот. Это уж я по себе знаю. Самому пришлось долгое время с жестоким упорством продираться сквозь зависть, презрение и ненависть окружающих, чтобы стать главой Дома. До сих пор еще некоторые перешептываются у меня за спиной. Хотя тех, кто мог бы неожиданно воткнуть мне нож между лопаток, уже, к счастью, нет. Но также нет и Тима - моего ближайшего друга детства, бывшего умнее меня, и разработавшего план, как захватить место главы Дома, план, который так и не привели в действие. Эх, Тим... Ты догадывался об ответственности главы, поэтому и предложил мне занять это место.
Лэла, ты помнишь Тима? Нет, ты не помнишь его, ты не видела, скорее всего, его в той ночной драке, где все перемешалось, и только чутьем можно было отличить своего от чужого.
Лэла... Твои глаза, полные чужой боли. Лэ. Ла...
***
Он сидел на корточках над трупом своего товарища и молчал. Молчание его не нарушало ничто ни внутри его самого, ни снаружи.
Долгое время было пусто.
Затем тишину пустоты нарушило похрустывание камешков под чьими-то шагами. Он поднял голову и увидел ее, осторожно направляющуюся к нему.
Вот из-за кого и была эта стычка. Из-за нее бойцы соседнего Дома, с которым они не враждовали уже несколько циклов, ворвались на чужую территорию. Хорошо хоть дозорные успели поднять тревогу. Гость, убегая от преследующих, забежал, точнее, забежала к ним, и соседний Дом рискнул нарушить границу.
Она остановилась возле него и положила руку ему на плечо. Тепло чужого сострадания внезапно заполнило его внутреннюю пустоту.
- Мне жаль, - только и сказала она.
Он прокашлялся и спросил:
- Как тебя зовут?
Она немного помолчала и ответила:
- Лэла.
Имя было из тех, что были дозволены в его Доме. Он поднялся с корточек и взял ее за руку.
- Пойдем.
По дороге он неожиданно для самого себя начал рассказывать ей о Тиме, его единственном друге, с которым он прожил столько лет, и который совсем не был бойцом, в отличие от него самого, да вот умнее Тима в Доме никого не было, и много еще чего, а под конец упомянул о том, что Тим разработал план для захвата места главы, а теперь этот план никогда нельзя будет привести в исполнение.
- Почему? - спросила она, - Разве ты не можешь сам попытаться стать главой?
Он усмехнулся впервые за этот день.
- Странная ты, Лэла. Только глава может спросить имя у Гостя, посетившего Дом. Сегодня утром я стал главой. Просто больше некому...
Дул восточный ветер, унося далеко-далеко зиму.
***
Дул восточный ветер, унося с собою низкие облака куда-то к Стенам. Я стоял на крыше и думал о том, что завтра этот снег, который сейчас осторожно летит вниз, исчезнет. И впервые в жизни задумался над тем, куда же он исчезает. Может, действительно тает, как говорила Лэла? Но тогда должны были бы оставаться холодные влажные следы, как на ее коже, а ведь утром после снега всегда тепло и сухо. Или на земле и крышах он тает не так, как на Госте?
Я протянул руку вперед ладонью вверх и заворожено глядел, как на ней скапливаются хрупкие снежинки. Так красиво... Острая боль внезапно кольнула меня - так захотелось, чтоб рядом была она и тоже зачарованно следила за этими чудесными конструкциями весны.
Я вздохнул и направился обратно к лестнице, ведущей в здание, где недавно закончился праздничный ужин. Сейчас все тихо спали, поэтому я старался ступать бесшумно, благо, умел это делать в совершенстве. Ведь я был бойцом от начала жизни. Никто в Доме не мог победить меня в бою. Никто просто не умел драться так, как я.
Дорога к моей комнате вела мимо дверей в Зал, я уж было прошел мимо, но краем глаза успел заметить блеск чьих-то глаз внутри Зала, и остановился. Затем бесшумно скользнул к проему и вгляделся в темный силуэт. Эта тень в зале протянула ко мне руку и что-то прошипела. По шипению я понял, что это Нэна, и, вспомнив ее уродство, с отвращением сплюнул. Она старательно шипела, показывая теперь в направлении моей комнаты, видно стараясь что-то сказать. Я пожал плечами и пошел дальше.
Странная мысль посетила меня - Нэна ведь появилась у нас точно через год после появления Лэлы. День в день. Лэла, потом Нэна. Две противоположности. Один. Два. Следующим, конечно же, должен быть один. Это что же - Лэла прилетит только через год?
Я потряс головой, чтобы отогнать эти неизвестно откуда взявшиеся мысли, и усмехнулся про себя - что только ночью не придумаешь. Что же хотела сказать мне Нэна? Может, предупредить о чем-то? При мысли об этой уродливой женщине мне почему-то представился серый стальной снег, падающий сейчас на пустую крышу.
Я толкнул дверь своей комнаты и тут же почувствовал, что в ней кто-то есть. Пахло женщиной. На мгновенье сердце у меня остановилось от безумной надежды, но нет - у Лэлы был совершенно другой запах, почти неощутимый. Я зажег огонь и увидел в своей кровати ждущую Дэду - самую красивую среди молодых жительниц нашего Дома. Что ж, женщины решили устроить праздник и молодому главе.
Но, обнимая ее, я думал совсем о другой.
Лэла... Твои испуганные глаза ребенка. Лэ. Ла...
***
Они ворвались в цепь преследующих, как безмолвные ночные тени, четко отрезав их от преследуемого. В ход пошло бесшумное оружие и нарушители границы начали падать один за другим.
Он старался держаться поближе к своему другу, который скорее мешал, чем помогал, прикрывая его по мере возможностей. Но в темноте это сделать было довольно тяжело. Все-таки преследующие были опытными бойцами, лучшими в своем Доме, поэтому и замешательство их было недолгим. Затем они начали убивать, делая это так же бесшумно. Молниеносные удары сыпались вокруг них один за другим, и только его врожденный инстинкт спасал его и товарища от повреждений. И зачем только друг поперся вместе с ними? Хотя, когда прозвучал сигнал тревоги, и запыхавшийся дозорный сообщил, что соседний Дом вторгся на их территорию, преследуя Гостя, всех охватило радостное возбуждение - намечался хороший повод проверить себя в настоящем бою, да и Гость бывает в Доме не чаще одного цикла, так что в бой помчались все, способные хоть чуть-чуть пользоваться оружием.
Пока что они побеждали, но тут к нарушителям подоспел второй отряд, такой же по численности, как и у них. Стало намного хуже.
В темноте раздавались лишь хрипы, шум передвижения множества жильцов да иногда - треск ломающихся костей. Возле него пространство немного освободилось и он вздохнул с облегчением, и тут же его товарищ кратко всхрапнул, валясь на щебень. Он удивленно посмотрел на силуэт упавшего друга, вдруг возле того появилась тень, и он услышал, как в горло товарища входят стальные когти.
В голове вдруг стало удивительно тихо. Одним прыжком он преодолел разделявшее его с врагом расстояние, перехватил руку, на которой были надеты когти, и, ловко провернув ее, вонзил эти самые когти противнику в живот. Затем обхватил его голову руками и резким движением сломал ему шею, после чего опустил обмякшее тело на землю, нагнулся (в это время над ним пролетел запущенный кем-то кирпич), вытащил чужую руку из живота ее владельца, снял когти, надел их почему-то привычным движением себе, развернулся...
Ночь превратилась в безмолвный кошмар...
***
Ночь превратилась в безумный кошмар. Все-таки дозорные нашего Дома были уже не те. Их тихо перерезали, причем так умело, что никто и не смог подать голоса. А потом смерть пришла и в сам Дом. Они убивали всех без разбора, только мое чутье разбудило меня за секунду до атаки, и я, не раздумывая, скатился с кровати, на которой мирно посапывала во сне Дэда, надел на руку когти и тихой ночной тенью выскользнул в коридор, прислушался. И заорал со всей мочи - я понял, что случилось. Знание пришло мгновенно, как и все, что касается боя, приходило ко мне раньше так же, как и сейчас - мгновенно.
Пробираясь сквозь зарождающуюся панику, я выбирал направление инстинктивно, сам не осознавая, что делать сперва - собирать живых пока что бойцов или броситься врагам наперерез. Посмотрев по сторонам, я понял, что выбрал второе, так как находился возле комнат наших воинов, и в этот момент понял, что за поворотом находятся чужие жильцы, не из нашего Дома.
Темным кошмаром с неожиданно длинными сверкающими пальцами я ворвался в их гущу, и, сцепив зубы, начал бойню. Здесь их было всего лишь пятеро, причем все - мальчишки того же возраста, что и Ким, поэтому резня заняла буквально с десяток взмахов моей руки.
В коридоре наконец-то появились воины нашего Дома. Многие из них, как и я, стояли в чем мать родила. Я кивнул им, затем, опережая вопросы, объяснил:
- Вторжение.
Вздох прокатился по их рядам. Не удивительно - Вторжения случаются очень редко. Где-то раз в десяток циклов. В этом цикле их, конечно же, не было (не считая этого), но, когда я был малышом, меня часто пугали Вторжением, случившемся за три цикла до меня.
Я внимательно прислушался к крикам, раздающимся в Доме, затем разделил всех собравшихся на четыре группы и распределил их по направлениям. Возглавил я, разумеется, самую слабую группу. И понеслось: долго ходим по этажам в поисках противника, затем короткая схватка или не менее короткое преследования и снова схватка. Мы медленно сходили с ума, глядя на растерзанные тела женщин, детей, стариков. Потом наткнулись на место, где полегла в кровь одна из наших групп. Я посчитал тела чужих и присвистнул - их было вдвое больше наших и все - взрослые опытные бойцы. Потом к нам по чуть-чуть присоединились и другие оставшиеся в живых бойцы, среди них много, слишком много, было мальчишек, но я промолчал, так как главное было - спасти Дом. Спустя вечность мы вырвались из Дома, преследуя оставшихся нескольких врагов, догнали их и убили.
Оглядывая оставшихся в живых, которые еще держались на ногах, я чувствовал, как что-то уходит из меня, оставляя пустоту, ничем не заполненную пустоту. Тринадцать мальчишек и четверо, включая меня, взрослых мужчин. Мы не выживем, ясно понимал я, только если случится что-то несбыточное, тогда, может, наш Дом и не канет в пыль в тени других. Но несбыточное - оно потому и несбыточное, что никогда не сбывается. Никогда.
Я скрыл свои мысли и присоединился к общему ликованию, но все попытки сразу нанести ответный налет остановил тотчас же, объяснив, что все слишком устали, и умолчав о том, что нас сейчас даже несколько десятков слабых старух съедят, не поперхнувшись.
Все последующие дни я напряженно думал о том, как спасти людей. Решение, которое казалось диким и неправильным на первый взгляд, вызревало во мне. Спасти людей. Но не Дом. Несколько раз за все эту весну шел снег. И каждый раз я поднимался на крышу, глядел на падающие снежинки, протягивал им руку в надежде, что они растают, но они не таяли, никогда не таяли. И еще я думал, что Дома - это те же снежинки, они тоже живут в движении всю ночь или день, чтоб на следующее утро пропасть. Исчезнуть неизвестно куда. То есть в никуда. Дома - снежинки. А люди? И эта безысходность медленно убивала меня. Ведь Дом - это все. И в то же время это - снег.
К концу весны я принял решение и объявил его всем. Большинство приняло его с молчаливой покорностью, лишь кто-то кричал, что мы сможем выжить сами, но их никто не слушал, еще меньше смотрело на меня с сочувствием - те, кто знали, что ждет меня. Мы переходили в другой Дом. Это был Переезд.
Спустя месяц Переезд завершился. Мы отпраздновали традиционное Новоселье, жильцы чужого (уже своего) Дома смотрели на нас с презрением, я снял с себя полномочия главы. Теперь мне дадут в жены самую некрасивую женщину, а кормиться мы будем объедками. Кто-то из наших заикнулся о том, чтобы я отдал когти, но я просто посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и хрипло прорычал, что потерял их, и наглец замолчал. Двое (третий умер от, казалось бы, легкой раны) оставшихся в живых бойцов нашего бывшего Дома понимающе кивнули головами, но мне уже было все равно.
Спускаясь с Нэной (ее, как самую уродливую, дали мне в жены) к нашей будущей комнате, то есть каморке в самом грязном подвале, я думал о том, что теперь, если прилетит Лэла, как я смогу посмотреть ей в глаза в моем теперешнем положении. Лэла. От этого имени смутная боль просыпалась во мне. Как ты прекрасна, Лэла...
По дороге только чужие (свои, уже свои!) жильцы бросали пошлые насмешки и советы мне вслед, но я не обращал на них внимание. Я с содроганием думал о предстоящей ночи, а Нэна в это время что-то шипела, и, к своему удивлению, я начал разбирать в этом шипении слова. Бедненький, шипела она, как тебе больно. И неожиданно мне стало легче от этого. Хоть не слабоумная. Значит, женщины тоже могут понимать ее, и, значит, все-таки придется исполнять свои обязанности этой ночью.
К вечеру пошел снег. Я почувствовал это в том самом далеком подвале, который отныне считался нашим с Нэной жильем, и со смутной надеждой направился на крышу. Не обращая внимания на недоуменные окрики, я поднялся к темнеющему небу и долго стоял там. Снежинки неслись мимо меня, но я ждал. Сам не знаю чего. Просто ждал. Так прошло довольно много времени, потом я почувствовал чье-то присутствие рядом. Я повернулся. Это была Дэда. Она немного помолчала, затем тихо сказала:
- Дети умирают, глава.
- Я уже не глава, - ответил я.
- Неважно. Они умирают. От разбитых в беготне голов, от поцарапанных коленок, от содранной кожи на руках. Сегодня умерло трое детишек. И Мэма, моя подруга, при смерти. Вчера муж в гневе разбил ей губу, а сегодня она умирает. И если я поцарапаюсь, я ведь тоже умру, да, глава?
Она всхлипнула и прислонилась ко мне. Я хотел отстраниться, но не сделал этого, а лишь сказал:
- Люди тоже. Люди тоже снежинки - сегодня они мчаться вниз, поражая всех своим совершенством, задевая всех других своими острыми гранями, а завтра их нет, их цикл прошел, они исчезли. В никуда. Это снег, Дэда. Это - снег.
Я все же отстранился от нее.
- Мне пора.
Я уходил от нее, чувствуя, что зря я ухожу с этой крыши. Или пытаясь убедить себя в том, что именно это я и чувствую.
Войдя в помещение, я увидел Нэну, сидящую на единственной кровати в подвале и смотрящую на свои обезображенные руки. Я вздохнул и погасил весь свет в помещение. Затем нехотя начал раздеваться, слыша как она тоже снимает одежды.
В темноте я подошел к кровати, почувствовал ее шарящую вслепую руку, обогнул ее, и осторожно обнял Нину за талию. И замер в удивлении - под руками оказалась упругая молодая кожа, гладкая настолько, насколько это можно. Вот что скрывалось под этими лохмотьями. Меня охватило дикое желание, и я набросился на бедную женщину, словно в первый раз, стараясь не задевать частями своего тела ее шелушащиеся руки и лицо. Она, в свою очередь, жарко отозвалась мне собой. Уже под утро я начал узнавать это тело, начал вспоминать...
Когда начало светать, я зажег весь свет в подвальчике и посмотрел на Нэну. Она спрятала лицо в своих наполовину уродливых руках и тряслась в безмолвном плаче. Я увидел знакомые три родинки на правой груди и подозрение переросло в уверенность.
- Это ты, - выдохнул я.
Она не переставала все так же без звука рыдать.
- Успокойся, - сказал я вечность спустя.
После еще одной вечности я спросил:
- Что случилось с тобой?
Имя я не мог произнести вслух. Просто не мог.
Она прошипела ответ. Снег, понял я.
- Тогда на крыше? - уточнил я - Когда снежинки таяли на твоих руках и лице?
Она кивнула головой.
- Успокойся, - сказал я, сам успокаиваясь. Потом переборол себя, подошел, присел рядом, обнял.
- Успокойся, - еще раз повторил я.
Наконец-то она перестала рыдать и расслабилась.
- Дети умирают, - внезапно сказал я. - От простых царапин, от ссадин, от всего...
Она вздрогнула. Затем что-то прошипела.
- Что? - переспросил я, затем понял, - Это ты? Ты сделала?
Она прошипела опять.
- Болезнь? Ты принесла болезнь?
Она вздрогнула и опять заплакала. Странно было смотреть на то, как она плачет, и при этом нет ни одной слезинки. Неожиданное веселье охватило меня.
- Так мы все умрем! - закричал я, подпрыгивая резко вверх, - Мы все исчезнем в никуда. Как снег! Ха, мы все - снежинки, а сейчас наступает утро! Ха!
Потом я почувствовал пустоту внутри себя. Мы все умрем. Очень-очень скоро. Я посмотрел на ту, которую знал, как Лэлу, потом - как Нэну, а сейчас как? Она уже каталась по кровати в каком-то безумстве, ее всю трясло, кидало из стороны в сторону.
- Выхода нет? - безнадежно спросил я.
Она заметалась еще сильнее, и тут словно что-то прорвало ее горло, и в комнате разнесся крик Лэлы, голосом прежней Лэлы:
- Нет!!!
Еще что-то умерло внутри меня. Я не спеша оделся, достал когти, надел их на руку, некоторое время полюбовался ими, шагнул к кровати, привычно взмахнул рукой, посмотрел на затихающее в конвульсиях тело, на медленно текущую темную кровь, развернулся и вышел в коридор.
Нэна... Твои глаза остались теми же. Лэ. Ла. Я умер. Я знаю это. Я умер, Лэла. Вместе с тобой. Твои глаза... Лэ. Ла.
***
Она приближалась к ним грациозной походкой с гордо поднятой головой. Ее вид вызывал восхищение.
- Она идеальна, не правда ли? - восхищенно заметил Первый.
- Неужели? - иронически ответил Второй, глядя на розовеющее небо на востоке. Затем добавил, - Вообще-то не она, а оно.
- Действительно, - согласился Первый. - Все-таки она, то есть оно, идеально подходит к задаче.
- Это наш последний шанс, - отрешенно сказал Второй. - Если уж организмы этих людей не справятся с вирусом, тогда нам конец.
- Справятся, - с наигранной уверенностью ответил Первый, - Нам до сих пор неизвестно, как они выживают там в своем городе, где, кроме них, нет ничего живого.
Она приблизилась и стала перед ними, внимательно разглядывая обоих большими красивыми глазами. Живыми глазами.
- Что ж, - начал было Первый, но Второй его перебил:
- Андроид ЛЭЛА127/8, вы готовы к выполнению задания?
- Так точно, - хорошо поставленным голосом ответил андроид.
- Выполняйте! - рявкнул Второй.
Она медленно повернулась и пошла к планеру. Второй посмотрел на занимающуюся зарю, затем развернулся и долго глядел, как она залезла в планер, взлетела и направилась на запад. Вслед уходящей ночи.
Первый почтительно молчал. Второй посмотрел на него, увидел скрещенные пальцы, затем вздохнул и тихо сказал:
- Еще одна смерть посетила наш город...