Аннотация: О "реконструкции" уникальных памятников старины.
МОСКОВЕЦ
Кап. Кап-кап... Низкие тучи нависли над древним городом.
Кап. Кап-кап... Это кислый дождь, он разъедает все - асфальт, булыжник, здания... Даже души людей - для них нет большей радости, чем хапнуть побольше денег.
Кап. Кап-кап... Нет сил, чтобы разогнать тучи. И... Эх! Что уж теперь?..
Московец, морщась от едких капель, выбрался из своего укрытия. Поплыл вперед - от одного старинного дома до другого. Мало их осталось в городе - убывала сила Московца. Дряхлел дух. А потому держался выверенного маршрута: от особняка дьяка Кириллова, над старым гранитным парапетом - до Большого Каменного Моста... А там уж высится Кремль. Старина Кремль! Он много вытерпел - Бонапарта, немецкие бомбы... И здравствует до сих пор. А вот Манеж погиб. Сожгли его наследнички - ради сиюминутной наживы. Сожгли и якобы отстроили заново. Но разве душу восстановишь?
"Эх!" - дух, сгустившись, прыгнул: с зубчатой стены Кремля на желтое здание университета. Московец любил обитель знаний. Тут учились светлые головы; молодые, не тронутые жаждой наживы души... В большинстве своем. Да...
Но вот университет, блеснув напоследок крышей, остался позади. Равно как и дом Меньшиковых, и Храм Вознесения Господня... Скоро, уже скоро покажется особняк дьяка Мефодиева. Старый, крепкий, порой сварливый... Московец замедлил полет: повздорили они с месяц назад. О человеках говорили: старина Мефодиевич верил в людей. Московец - уже нет. Изменились люди, измельчали их души. В большинстве своем. Да... А это что? Зеленый саван?!
Дух отказывался верить очевидному.
Послышался глухой стон:
"Снесут меня, друже. Недолго уже скрипеть осталось. Пару седмиц, не больше..."
"Снесут? Тебя?!"
"Люди же умирают?.. Я помню, как хоронили старого дьяка..."
Старый дом, издав протяжный скрип, умолк. Он уже смирился со своей участью.
"Не позволю!" - уже не дряхлый призрак, но решительный дух поплыл над Москвой.
За помощью. Куда? До первой возможности.
***
- ...дом дьяка Мефодиева.
Московец, вздрогнув, остановился.
- Маленький особняк на Никитской? - спрашивал уверенный мужской голос.
- Да, он, - волновался женский. - Дом дьяка Мефодиева.
Дух узнал этот голос - изменившийся, чуть повзрослевший. Вспомнил и его обладательницу - шалила дитенышем, развлекала Мефодиевича. Катькой дети звали. Потом девчушка осиротела. Уехала по принуждению. Приходила иногда - посидеть на крылечке...
Дух слился с кирпичной кладкой. Затаился: здесь и сейчас решалась судьба его друга! Здесь и сейчас за столом сидели трое: повзрослевшая шалунья, ее подруга Вика - никогда не нравилась Московцу - и незнакомый мужчина.
- Понимаете, нам профессор на лекции объяснял, - говорила девушка, нервно оглядываясь на услужливое лицо официанта, - что, когда сносят несущие стены, здание... умирает. Дом дьяка Мефодиева уже занавесили зеленой сеткой. Когда ее снимут, это будет другое здание. Внешне похожее, но другое. Вы меня понимаете?
Мужчина, кивнув, положил обе руки на стол:
- Да-да. Нам по чашке эспрессо. Катерина?
Студентка молчала: с ней разговаривают? Или с официантом?
- Говори, Катерина, - тряхнула Виктория идеальными локонами. - Я ведь специально пригласила Андрея. Он может тебе помочь. Ты должна ему доверять.
Худенькая девушка, благодарно кивнув подруге, перевела взгляд на мужчину. Тот улыбался - так открыто...
Московец поежился: он видел подобные сцены - много раз. Две женщины, из разных социальных сословий, но связанные общим прошлым: играли в детстве в одном дворе - тогда, когда условности не имеют никакого значения. Но вот обе выросли. Одна, как сейчас говорили люди, выгодно вышла замуж и теперь пыталась пристроить вторую - своему новому знакомому.
Мужчина же подыскивал себе жену: молоденькую, скромную, наивную... Такую, как Катя.
Одно не укладывалось в привычную схему: не хотела Катя "устраиваться в жизни". Хотела спасти особняк - а потому и позвонила своей подруге Вике. И вот что из этого вышло:
- ...это хорошо, что вы обратились ко мне, - положил мужчина обе руки на стол. Окинул Катю до-олгим взглядом. Виктория скрестила наманикюренные пальцы... - Нет, это очень хорошо!
Вот она, возможность! Дух потянулся к вискам девушки. В конце концов, людская любовь проходит. Дома остаются.
Маленькие уши студентки чуть порозовели:
- Почему... очень хорошо?
- Борис, хозяин особняка, - мужчина доверительно подался вперед, - должен мне денег.
От простецкой кирпичной кладки отломился маленький рыжий кусочек.
- И что, много? - Катя чувствовала, как ее щеки заливает краска.
Девушка видела: у нового знакомого, Андрея, потихоньку загораются глаза. От деятельной силы, переполняющей этого человека, выплескивающейся наружу, шла кругом голова. Но... Катя не испытывала к этому мужчине ничего, похожего на теплоту. И в то же время, девушка чувствовала: она согласится на его условия.
- Чтобы перекупить особняк, - легкая усмешка тронула губы Андрея, - достаточно.
"Перекупить?" - Московец вздрогнул. Втянул призрачные руки - девушка прижала ладони к вискам.
Когда-то, давно...
...В те далекие времена, когда по булыжным мостовым цокали копыта, а Москва-реку можно было перейти вброд, в особняке дьяка Мефодиева жила девушка. Анютой звали. Девушка любила дом: знала в нем каждый кирпичик, каждый печной изразец! Характер у Анюты был веселый да легкий: ей улыбались все - от дворецкогодо дворника. А у дворника был очень крутой норов... И, представьте себе - Анюта и дворник болтали как старые приятели, иногда даже до завтрака!
Московцу Анюта тоже нравилась. А Мефодиевич, старый ворчун, тот вообще был в восторге от юницы: все нарадоваться не мог на нее - воздушную да веселую.
А потом отец Анюты влез в долги, и девушку сосватали: приехали какие-то люди - важные, неулыбчивые, неискренние... Анюта погрустнела; помрачнел и дом. Московец в те дни частенько оставался у друга - поддержать. Видел он и то, как девушка плакала - долгими ночами напролет. Пока, в одно хмурое утро, надев фату, не пошла под венец...
- ...знаете что, Катерина? - извлек мужчина часы на золотой цепочке. - У меня есть еще два часа перед встречей. Прокатимся?..
"Соглашайся, дурища!" - строила глаза Виктория. - "Ну же!"
Но Катя молчала, потупив взгляд. Щеки девушки пунцовели...
...Вот и Анюта замолчала - после того сватовства. Иногда молодая женщина, глядя на сына Петеньку, улыбалась. Но все чаще казалась потухшей. А через три года Анна Георгиевна умерла. Мефодиевич умолк тогда на несколько лет. Он был против той женитьбы...
А теперь Мефодиевича ждет смерть. Московец больше всего на свете хотел, чтобы его друг жил. Московец не хотел, чтобы Катя пошла с москвичом.
- ...так мы едем?
Дух замер. Здесь и сейчас решалась судьба... не только его друга. Когда-нибудь кислый дождь разъест старый город до основания. Тогда умрет и он, Московец. А, может быть, и раньше. Но, пока еще живут в его городе чистые души; пока он сам не потерял последние силы...
Катя поднялась:
- Должен быть другой выход. Я пойду.
Девушка, не оглядываясь, поспешила на улицу. Ступила на тротуар, подставила лицо ветру... и вспомнила. Лешка-пятикурсник рассказывал: отстояли в Вологде деревянный дом. Поставили на уши десятки фондов, обществ, редакций телепрограмм и газет - и отстояли. Даже бюрократы руками развели. А потом быстренько спохватились: мол, мы стараемся сохранить старину...
Надо было сразу Лешке звонить, а не советоваться с Викой. Впрочем, проехали! Катя нашарила телефон.
Дух отделился от кирпичной кладки. Коснулся висков мужчины. Понесся, не держась островов силы, вслед за студенткой. По своему родному городу. Тому, что веками строили люди. Вкладывали свою душу - в каждый дом. Каждый час. Вот и сейчас молодая девушка спешила на помощь старому дому. У нее в запасе было целых две недели. За ней, улыбаясь выглянувшему солнцу, плыл Московец.