Дождь моросил

Человеку, который

научил меня сидеть у

Костра на чужой и

холодной планете...

А сам отправился

совсем в другое место.

< b>FIN

РАЗ!

... а существует ли Париж-то?

Несколько мгновений Ус молчит. Нет, не думает. Глаза его выхватывают впечатления Города, который он знает. Он чувствует этот Город. Он тысячи раз бывал в нем. Или не был никогда. Главное, что он чувствует.

Да. Существует.

И ты уверен в том, что он есть?

Все - галлюцинация, а Париж существует. Видишь вот это? Или вот этого? Вот - чего нет! Не должно быть, потому что Париж существует.... А Париж - это маленькая Москва.

ДВА!

Иногда мне кажется, что дьявол забрал мою душу. Своего рода сделка. Я помню, что был разговор.... Ну, хорошо, вот ты скажи мне: в каком случае сделка считается состоявшейся?

Когда обе стороны...

... выполнили свои условия! Да, да! А если условия не выполнены одной из сторон, то сделка расторгается?

Ну, она недействительна.

Точно?

А ты сам-то, как думаешь?

Если он решит предъявить мне счет, то я знаю, что делать. Ты скажи, кто на это благословит? Кто имеет такое право? Право от Бога. Пусть он на мою шашку молитву намотает, чтоб я не оказался безоружным на том перекрестке, куда я отправлюсь на разборы с бесом! Уж я то с него сумею получить. В одну вену кокс, в другую винт, в зубы папиросу, в руки шашку, а там решим, кто из нас круче! Как еще должен поступить мужчина? Я - то знаю, что там, куда я должен попасть, ручки на дверях из бледного, чуть потертого, золота.

ТРИ!

Помнишь, я говорил тебе о Пути. О Млечном пути. Да, да, Чумацький шлях. Путешествуя из жизни в жизнь и из мира в мир, нам иногда даются мгновения передышки. Одинокая планета и костер.... Там сидят люди, разные люди. Они молча греются, и когда ты подходишь к ним, они двигаются, освобождая тебе место. Ты равный, среди равных. Сидишь, чтоб набраться сил. И снова во мрак, холод и пустоту.... В новое воплощение. На битву с очередным дьяволом. Так я выбрал сам!

ПОЕХАЛИ!

Дождь моросил. Тогда его звали Дилинжером. Шутка! Его звали Санькой, и он уходил от псов. От псов надрессированных и сытых, с прекрасно развитым нюхом и остро заточенными зубами. Они во всем превосходили его и именно поэтому оказались слабее. Ведь он тоже пес, только драный, бездомный, шелудивый и возможно бешеный. Он уходил все дальше и дальше от охраняемого автоматчиками периметра. Уходил, чтобы всю жизнь скитаться по звездам. Так он решил сам. Первой планетой стала Москва. Первым костром - Пушкинская площадь, Стрит, Пушка.

Они встречали его с чисто русским размахом! В полный взмах вороньего крыла! Самая дерзкая и знаменитая банда того времени, которая и ныне еще вспоминается опером с неким нервным трепетом. Он знал их. Они не знали его. Ну конечно - Санька! Тот Санька, который влез в международный переворот в восемнадцатилетнем возрасте. Вот об этом они как раз и не знали. И то, что имя - это просто данность на сегодняшний момент. И то, что жизнь стоит ровно столько, сколько заплачено за смерть, об этом они тоже не знали. Всего лишь то, что он, Санька, способен на многое. А он способен перешагнуть через их кодекс и их мораль. Они думали, что уже сделали его, а он еще и не ломался.

Их босса звали Кирилл.

Пробуждение наступило раньше, чем рука легла на его плечо.

Проснулся? Вставай, вставай, поедем к Кириллу. Он ждет.

Середина осени. Скелеты тополей с редкими красно-желтыми пятнами листвы. Джип мчится по Рязанскому шоссе, взрывая не оттаявшие лужи и заставляя граждан на автобусных остановках отрываться от производственно-семейных мыслей, чтоб на мгновение почувствовать, то что они всю свою жизнь, жизнь добрую и осмысленную жизнь, стоят на остановках. Серо, серо, серо, серо... Дождь моросил.

Недавно отстроенный и стоящий неприличную сумму, особняк. Джип сигналит перед воротами и через мгновение, въезжает в подземный гараж. Шофер машет рукой, предлагая следовать за ним в дверь, ведущую из гаража в жилую часть дома. Лестница. Поворот. Дубовый паркет. Тяжелые двери. Босс.

Как добрался?

Нормально. В Саранске, мордва, хотели патрулю сдать.

Как братва-то вчера?

Вы - босс. А мне, какая разница, что за братва.

Тебе с ними работать.

А вам отвечать.

Ну, так я тебе скажу, что за братва. Или.... Сам увидишь, а они на тебя посмотрят, потому что бывают моменты, когда не все равно, с кем рядом умираешь.

А Санька подумал: "Дойдя до черты, все умирают и это лично для каждого, а кто там, рядом..". Подумал, но не сказал, потому, что еще не видел ее. Потому, что вообще не знал о ее существовании.

Жить пока будешь со всеми, там, откуда сейчас приехал. Со шмотками проблем нет, ну а дальше - кто на что учился. Без работы не останешься, но и "хороший пацан" - это тоже не профессия, понимаешь. Ну, вот пока и все. Да, вот еще.

Кирилл протянул плотно набитый конверт и ключи от машины.

Вот тот джип, на котором сюда приехали. А это, чтоб мусорам платить, пока ксивы делаются.

Она стояла у окна. В конце коридора было узкое окно, и она стояла возле него, повернувшись в три четверти, оставляя позади себя рваное небо и встревоженных ветром птиц. Еще немного заспанная, но уже причесанная, в домашнем платье василькового цвета. И грусть и глаза под цвет платья. Шофер шепнул из-за спины:

Катька, жена босса.

Саня посмотрел на него, как на говорящую обезьяну и повернул на лестницу. Катя и не обернулась. Вообще ничего. Серое небо, птицы, именно та женщина, дождь моросил.

ACTION (ЭКШН).

?1. Трое выходят из только, что угнанного автомобиля. Двое из них одеты в короткие спортивные куртки и шапочки, третий в длиннополый плащ. Ювелир, по чью душу, приехали эти люди, наблюдает за ними из окна. Тот, что в плаще достает из машины винтовку, замотанную белой тряпкой, отчего она кажется ювелиру еще страшнее. Дома у него жена и перезревшая сестрица, у которой уже нет возраста. Ювелир открывает входную дверь и заводит все семейство в ванную комнату. Догадливый.

Трое уже в квартире.

Эй, где вы там!

Из ванной доносится приятно поставленный женский голос:

Пожалуйста, не открывайте дверь, чтоб мы вас не видели. Я скажу вам все, что вас интересует, а деньги уже лежат на столе в большой комнате.

На клетчатой скатерти сто тридцать тысяч долларов.

Мадам! Та, что сейчас говорила, выйдите, пожалуйста, на кухню. Я в маске.

Выстрел в посудную горку. Звон разлетающегося фарфора.

Красиво увядающая женщина с испуганными глазами выскакивает на кухню и видит лицо человека в долгополом плаще.

Зачем, вы сделали это? Мы не хотим, чтоб нас убивали из-за этих денег! Что же теперь делать?! Там еще двое... Вы сказали, что в маске.... Не трогайте нас, у меня есть кое-что личное.... Лично для вас, вот там, в голубой вазе.

Рука прикрывает ей рот, и ее вталкивают назад в ванную комнату.

Собрали все?

Тут еще шубы... и побрякушки разные.

Пошли!

Двое, в шубах поверх курток, выходят на лестницу и спускаются вниз. Третий, на мгновение задерживается возле голубой вазы и, перевернув, достает из нее массивную рыцарскую цепь. По краям она отделана черным серебром, а в центре по золоту, идут рунические надписи. Он держит ее в руках и закрывает глаза, словно пытаясь увидеть сквозь мрак ее прежних владельцев. Затем опускает ладонь и цепь, стуча звеньями, стекает на стол. Уходя, он говорит в дверь ванной:

Я здесь кое, что оставил. Пожалуйста, сохраните эту вещь. И да вот еще: на двери граната, так что не нужно выходить из ванной. Кто-нибудь вам поможет. Спасибо за смекалку.

КАТЯ.

Двери в параллельные миры могут находиться в самых неожиданных местах. Например, в неряшливой и дешевой пельменной перед самым закрытием. Или в общем вагоне поезда "Москва-Тамбов". А еще в глазах некоторых женщин.

... и в этих глазах уноситься в огромное ничто, ощущая себя лисенком, которому досталась вот именно эта лисичка и ничего иного не существует. Только мир, меняющийся каждую секунду в перелистывании образов, как слайдов о мгновениях прошлого. Начинается отсчет и в этот миг, понимаешь, что нужно уходить - или последним кадром, запечатленным в бессознании, будет белое с красным, а хочется совсем других оттенков. Желто-коричнево-кирпичных, как Гойя. И лишь только в конце пути, на самой последней точке - бледное золото. Чтоб не успеть прикоснуться к нему, ну лишь кончиками пальцев.... А за стеклом, словно зеркало в зеркале и подернутое дымкой - лицо. Это лицо, через которое и строилась вся импровизация под названием "жизнь". Всего лишь прохождение через лабиринт, населенный агрессивными, алчными и неразумными существами. Блюз с пятизарядным "Вальтером" в четыре последних патрона. То, что видит она, накладывается двойным отпечатком на все невидимое и проявляется образ, который со следующим вдохом уже не вмещает его. Только несколько мерцающих точек, растворяющихся в пустоте, на том месте, где только что был он. И лисий хвост на огромной кровати в белой и пустой комнате. Все, что останется. Дождь моросил.

VOLDEMAR (Свинтус)

Он вообще не собирался в Париж.

Экшн ?2.

Педаль до пола

Одной даме под подол

Два белых

Укола.

Олли!

Пуля-дура-кол.

Белый пудель

Громко лает.

Под парадным

Наглый глюк.

Снег на фарах

Тает...

Тает...

Выстрел,

Ветер,

Воздух,

Звук.

Я хочу сказать вам, что не стоит так сильно переживать по этому поводу. Все равно скоро начнутся погромы и тогда ваши сбережения достанутся всем, а я не хочу быть Шиловым. Уедемте, товарищи!

На спидометре за двести. Светофор. Вечно извиняющийся инспектор ГАИ, кланяющийся выдвижным фарам, быстро убирает руку с зажатой в ней купюрой.

Деловые спешат. Понимаю.

А сердцу ближе неудачник Лемке.

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ДЕВОЧКИ.

Даже если бы она сидела не напротив двери, даже если бы она сидела в самом темном и отдаленном углу, то Санька все равно увидел бы только ее. Сразу увидел. Он же когда-то пытался на огранщика выучиться, а гарнитур то на этой мышке тянул.... Ну вот прямо сейчас, с лотка, без рассказов, тысяч на тридцать в билетах с изображением президентов USA.

Мадам, я только что приехал и уже вижу, что на столе очень многого не хватает. Но случилось так, что я самый подвижный из всех присутствующих, а вот с хозяйственным талантом мне не повезло. Сейчас я возьму человека за руль и попрошу вас быть моим гидом в супермаркете, или возле ночного ларька.

Он нажал на последний этаж и они, втроем, оказались на заснеженной крыше. Санька стоял и смотрел, как глупо и бессмысленно развивается сюжет. Случайный человек, ставший вернейшим другом, тащил дуреху к краю крыши.

Щас я ее скину, а потом спустимся и всю эту канитель поснимаем.

Санька смотрел. Разве так все должно было быть? Рыцарь, лишенный права на все и имеющий только одно право - тоже на все. Харбин, как последняя точка перед Елисейскими полями. Он вдруг устал.

Стой, стой, стой! Что с тобой парень? Что ты делаешь...

Истребитель девушек остановился.

Не надо?

Да ты что, с ума сошел!

Она стоит, как приговоренная, в момент исполнения приговора. Первая пуля прошла возле уха, и она видит вылет следующей. Только крик: "Раздевайся!" и она уже без шубы, расстегивает кофточку.... И другой голос, словно спасение: "Оденься, дура, замерзнешь".

Они же едут в супермаркет, за недостающими к столу продуктами, а Санька говорит своему спутнику:

Посмотри за ней, а то выскочит. И за этим тоже.

Истории про водителя не будет.

Потом они возвращались и Санькин друг, маньяк-телохранитель, положил руки на плечи, поближе к горлу, того, о котором не будет истории. Но к подъезду его не пустили и с другом простились.

Да их стояло несколько человек, и лотерея была шуточной, просто чтоб кто-то начал, а она уже решила, что есть только единственный выход. Выход без возврата..

Я с ним!!!

И мышка повисла на Сашкиной шее.

Куда ты ведешь меня?

К тебе домой.

Вчера я звонила маме и сказала, что останусь у подруги на два дня.

Какой этаж?

Сейчас ночь поздняя.... Третий.

Квартира?

На звонок открыла миловидная, со строгим взглядом женщина.

Вы, пожалуйста, будьте повнимательнее со своей дочерью и смотрите к кому и куда она ходит.

Это тоже дверь в шестое измерение. Пока в шестое.

МОТЫЛЬ - ДОКТОР - ПАРАНОИДАЛЬНЫЙ ШИЗОФРЕНИК - ПРОФЕССОР МОРИАРТИ "ТЕБЕ МЕСТО НА ВЕЧНОЙ КОЙКЕ" - МОТИК.

Все вы уроды по сексу!

Ему было абсолютно наплевать в каком направлении ехать, или не ехать вообще никуда. Раз в Париж, значит в Париж, хотя ему лично, по душе, ближе был Амстердам.

Мадам, уже падают листья...

МАМА ЧОЛИ!

"Ва-асилек, мой любимый цветок..."

Кто сказал, что она стала стремной!? Ну и что.... Значит, и мы постарели. Но я-то ее помню именно такой. Что ж, выберем новую и будем следить.

По дороге к антильцам, завернем в Колумбию, захватим грузовой самолет с кокаином.

КОНЕЦ ЛЕГЕНДЫ.

Кто они нам? Что они делают для нас и вообще, что они забыли на нашей улице? Да, мы уличные парни и наш стрит самый центровой на планете! Нам ничего не надо, но оставьте в покое место, где мы выросли!

"Волга", простреленная автоматной очередью по левому борту, наспех зашпаклевана не по цвету, конечно. Коля Шумахер за рулем и падает последний снег.

Светка появляется со своей гламурной подругой, которая много слышала, и ни разу не видела, да и когда слышала, то мало чего понимала. Она смотрит на Саньку. Да уж, да уж.... А Светка совершенно спокойна, как будто, так и надо. Вот эта непонятного цвета куртка и майка от нижнего белья, производства Индии, с черными полосками грязи под горлом и штаны.... Да вот, что это там, на шее? Странная цепь, как будто золото с черным серебром, но вряд ли. Слишком дорогая, для такого оборванца. Какой еще ужин он предлагает? А Светка как-то уж подозрительно спокойна. Тоже говорит, что поедем ужинать, куда-то неизвестно.... Да чего уж.... Чтоб подругу не расстраивать.

Через два часа она висит у Дуси на шее и клянется в любви ему одному и только ему...

У кого дома муж и дети!?

Дусик - майор ВДВ в отставке. Родная душа. Последний Санькин друг.

"Санька+Светка" написано на доме по улице Неглинной. Уже много - много лет. Она мечтает стать обычной стюардессой, а он хотел быть военным атташе. Сейчас оба переросли свои детские мечты. Они сидят рядом, и даже слепой понял бы, что эти люди живут именно потому, что еще каждый из них реально существует. Замкнутый круг, внутри которого бесконечная спираль возвращений и новых прощаний. Как всегда: "Боже, привези меня в то место, где дают разрешение на свидания!"

Уходить уже некуда. Скоро все предадут. Уже предали! Он знает тех, кто остался. Остались те, кто не был рядом с ним. Вот уже скоро...

Нет уже ни Кирилла, ни Кати. Есть только Катя-Света, Катя-Лена, Катя -... Последний разбег. Там - хотят застрелить, здесь - предать. Телефон. Номер, номер, набирайся! Сними трубку! Сними трубку!

Парни, мне нужно ехать.

Какими бесконечными кажутся московские переулки. Сюда! Вот дом! Лифт. Нет - по лестнице. В лифте возьмут как в мышеловке.

Где ты!

Я в ванной.

1,2,3,4,5,6,7,8,9,10,11...

Я говорил тебе, всегда отвечай, когда я звоню! Всегда бери трубку! Бери трубку! Бери трубку. Бери трубку.

Почему он? А кто? Может быть, ты хочешь стать предателем? Откуда я знаю, когда и как! ... да, только после того.

В машине их четверо. Санька, двое с ним и непьющий шофер. Что-то скрывать не имеет смысла. Все говорится открытым текстом.

Как только отработаем, расстреливаем всех, кто едет во второй машине.

Слайды начинают проецироваться на левый глаз. Скорость бешеная: щелк! - лестница в подъезде, девчонки и гитара. Щелк! - венгерские повстанцы, побег в грузовике. Щелк! - "С ним, с ним, только с ним!" Мышка на шее. Щелк! - В этот раз уже никто не дождется! Щелк! - призрак ее лица в мутном облаке черно-белого мира.

Что-то не сработало?! Или сменилась галлюцинация.

Ладно, тащи его сюда за веревку!

Задохнется.

Все равно задушим, какая разница.

Он был ему одним из самых близких. Санька и сейчас уверен в том, что если, вдруг, ему придется выбирать между тем человеком, который его предал и еще кем-то, то нет сомнений, что выбор падет на предателя. Просто тогда был такой момент, так вот сошлись звездочки.

Ну что, все?

Постой! Я забыл отдать ему его долю.

....................................................................................................

Санька первым увидел снайпера. Увидел, потому что давно понял: рано или поздно, снайпер должен появиться и если он, Санька, не увидит его первым, то они поменяются ролями. Нет, даже не ролями.... Вот, как Пьеро убежал от Карабаса. Пьеро то знал к кому и для чего. Конечно, к Мальвине. Но первым к ней примчался почему-то, полоумный Буратино, которому вообще было в другую сторону. И все. Вот только Дусика успеть предупредить. И на рывок. А дальше - как получится. Все равно при отсутствии шансов и этот прыжок - шанс!

Бойцы спецназа суетились по уставу.

Покурешки - решки - решки, черт - да - да , черт - да - да. Окно, ворона, палисадник. Сквозняк через гриль. Один ушел? Один ушел? Один ушел? Один? Ушел.

Бутылку водки и закусить чего-нибудь, придумай, быстро.

Продавец все так и сделал.

Дусик выпил и Санька.

Саня, ну мы же еще живы. Мы же еще вместе! Мы же еще чего-нибудь стоим!

Дождь моросил.

Точно! Вот оно! Дилинджер! Билли Кид! Великие войны, ваш маленький брат попал в беду! Датч Шульц! Мышка, уходи!

Ламбада с "Вальтером" - на все четыре пули.

Харе Кришна, Харе Рама, не убьете, Харе Рама!

"for give me Father, for I know what I do".

Morrison.

ЛЕГЕНДА

Черный "Бэнтли" по белому снегу. В нем - Мотыль - Великий инквизитор. Voldemar Kalashnikoff - Вольный Стрелок. Адмирал пиратской шхуны СЭР Санька Ус, или просто Rain Morosil, собственной персоной.

А меня возьмете?

Кто такой?

Сказочник Гудвин.

Залезай! Все равно это легенда.

Сколько лет прожил Ферапонт на соляной горе, вряд ли кто может сосчитать. Старики говорят, что прежний Ферапонтов скит, был последним прибежищем загадочного старца Феодора Козьмича, но Ферапонт лет семь назад оставил его и больше там не появлялся. Конечно, народ к нему раньше в большом числе ходил, да не многие еще раз придти решались. Старец-то точно дар прозорливости имел, да видом уж больно был устрашающ. Народ его, кто как - кто за святого почитал, кто за отшельника тайного, а кое-кто, особенно после приезда церковных чинов из столицы, остались с мнением, что старик с нечистой силой водится. В общем, как бы то ни было, но Сычево болото, на которое ушел жить Ферапонт, пользовалось в народе дурной славой и ходить туда перестали совсем. Да и поняли его уход люди по-своему - решили, что старец совсем с этим миром попрощался, от того и живет теперь в таком пропащем месте. Однако знали, что осталась девочка одна, которая с малолетства к старику ходила. Звали ее Софья и была она дочерью профессиональной нищей. С грудного возраста мать таскала ее на попрошайничество, сама пила и болела сильно. Так что к тому времени, когда девочке восемь лет исполнилось, мамаша ее загнулась и осталась Софья одна. Сначала ее пытались в детский дом отдать, в ближайшем райцентре, за сто двадцать километров. Три раза она оттуда убегала. Как эта девочка возвращалась из такой дали в родной поселок, для всех было загадкой. Находили ее все время на дороге, идущей то к старцу, то от старца. В конце концов решили: пусть живет в поселке, в старом своем доме. Тем более, что, как бы ни было, старца народ и почитал и побаивался одновременно, и Софья вроде заступницы и просительницы была между Ферапонтом и поселковыми. Так и оставили. К тому времени старец ушел на Сычево болото. И теперь только одна Софья, которой исполнилось уже семнадцать лет, ходила к Ферапонту. И дорогу кроме нее никто не знал и узнавать побаивался.

Весь день собирался дождик, но небо так и не решилось прослезиться, поэтому Софья без особого труда добралась до скита на болоте. Ферапонт встретил ее сидя на скамеечке возле полувысохшей осины. Так, как он обычно встречал сумерки. Софья принесла свечей из поселковой церквушки, где их давали ей бесплатно. Одни для освещения, другие для моления.

Сделав Ферапонту знак рукой, чтоб он не поднимался, Софья прошла в скит и, разложив свечи на полочке, поставила одну перед образом Богородицы и что-то прошептав, перекрестилась. Затем вышла за дверь и облокотившись о косяк внимательно посмотрела на Ферапонта. Сколько лет она уже рядом с ним? Девять? Десять? Ей казалось, что еще до рождения она была рядом с этим таинственным стариком. Да он всегда был стариком и наверное, совсем скоро он оставит этот мир, чтоб уйти... Куда? Софья не думала об этом. Она знала, что куда бы ни направился Ферапонт после своей кончины, ее он заберет с собой, потому что только он за нее в ответе и только ему послушна она, Софья, сирота, попавшая к старцу по велению свыше.

Действительно странное впечатление производили два этих человека, заброшенные провидением в глубь зауральских болот. Она - хрупкая, почти воздушная с прозрачной кожей, сквозь которую видна каждая прожилка, со светло-русыми, даже соломенными волосами, с ясными глазами со зрачками цвета маслины, пронизывающими насквозь и черными, наклоненными бровями. Лицо ее было немного продолговатым с тонким, чуть удлиненным носом и губы не розового цвета, а цвета розы.

И старик - огромного роста, плечистый и абсолютно не сгорбленный летами. С совсем не каноническим благообразием внешности. Густая бородища, опускающаяся до пояса и раздваивающаяся в две косы, концы которых заплетала Софья, соседствовала с почти лысым черепом и лишь только из-за ушей, да частично от затылка, спускались редкие пряди белых волос. Картофельный нос. Невидимый из-за растительности на лице, рот. И узкие, пронзающие насквозь глаза. Такими их и видели люди. И порой именно из-за их внешности определяли свое мнение о них. И совсем иными представали они друг перед другом, этот старый лесной отшельник и его хрупкая и неземная воспитанница.

Совсем уже стемнело, когда Ферапонт, поднявшись с лавочки, прошел в жилище. Софья за ним, попутно расставляя на столе нехитрый ужин, принесенный из поселка.

Ночью этой здесь останься, а пойдешь на рассвете.

Софья согласно кивнула, а Ферапонт продолжил:

Кого ждем, ты не знаешь, но он в пути уже. До поселка-то он доберется, а вот оттуда дорога тайная. Так что ты жди его, а как дождешься, то и приведешь сюда. Без него не приходи. Только с ним. Да ждать долго не придется. А за ночь я тебе расскажу, что и как.

К полудню Софья уже была в поселке.

На закате третьего дня Софья почувствовала, что он пришел. Поняла и то, что старец узнал об этом. Что-то заныло предчувствием в солнечном сплетении, а голова стала ясной-ясной и вдруг, на ничтожную долю секунды, возник в ней образ Ферапонта, стоящего на коленях пред образами, а за ним еще один лик, смутный, только длинные ниже плеч волосы и две искры глаз.

Софья выскочила из дома и словно дикий зверек, принялась втягивать ноздрями воздух, будто пыталась впитать в себя все те новые волны, возникшие с приходом этого человека. А потом, без раздумья, пошла в сторону местной забегаловки, которая именовалась в поселке "рестораном".

Шестьдесят семь дней добирался Ус до поселка Соляная гора, который еще и не на каждой карте обозначен. За Томском вообще начали происходить непонятные события. То его увезут не на том автобусе, то перепутают названия и отправят не в ту сторону. Пытался спросить у старушек при церкви о старце Ферапонте, да те шарахнулись от него, как от чумного. Только выбрался из дебрей суеверий, как новый казус. Еще выезжая из столицы, дал себе слово - не вступать ни в какие боевые действия, пока до старца не доберется. Таковым было одно из условий, которые Ус поставил себе на время поисков. Поиски долгими были. Это ведь только дорога последняя в шестьдесят семь дней вылилась, а весь то путь, ой каким был!

Впервые о неком старце услышал Ус очень давно, еще в то время, когда его после неудачного венгерского переворота отправили в закрытую психбольницу. Там один параноик и поведал Усу о старце, одном из семи земных стариков, которые бьются в глуши земной с бесовскими легионами и тем еще живы. Что знают те старцы о воинах, которым надлежит передать часть силы и знаний для брани поднебесной. А пока все воины не сочтены и не укреплены благословением, то и Господь их не принимает, хотя сами они уже давно перешли в иное качество и битва их должна продолжаться в совсем высших сферах. И еще говорил сумасшедший, что шесть стариков уже нашли своих воинов и отправились дальше и лишь только седьмой, живущий где-то за Уралом, ждет последнего человека, которому и передаст все окончательно. Ус безумца пожалел, а больной еще и нарисовал портрет того старика - в карандаше, на обложке от книги. Вот только имени его не мог никак вспомнить и на вопросы, откуда он все это знает не отвечал.

Так бы кануть той истории в небытие, если б не второй случай, произошедший через много лет и совсем в другом месте. Правда и там, кажется, замешан шизофреник. Находясь, после известных событий, в Бутырке, Ус встретился с человеком, который чем-то (не внешностью точно) напоминал Усу, какого-то давнего знакомого. Но не смотря на то, что лица Ус запоминал навсегда, он никак не мог припомнить, что именно связано в его подсознании с этим вот человеком. А потом был разговор, после которого Ус, в спешном порядке, попросил передать ему со свободы портрет, нарисованный в спецбольнице и чудом сохранившийся. И человек сказал, что это старец Ферапонт и искать его нужно за Уралом в районе Соляной горы. Да только Ус, к тому времени, многое и сам понял. Поэтому и сидел сейчас, тоже много лет спустя после Бутырки, в разваливающейся пивной поселка Соляная гора и думал: "Пришел ли я?"

Публика поселковая к чужакам не привычная, и вследствии этого любопытная. А Ус такой вид имел, что и в населенном пункте поболее, чем эта дыра, вызвал бы не мало удивленных взглядов. Волосы давно не мытые, сваливались намного ниже плеч. Черный, заказной работы плащ, который явно был скроен для человека, понимающего, что не состоянием кошелька определяется вещь, а состоянием души. И обувь была добротной и крепкой. И брюки, для дальних поездок. И абсолютно не к месту белая тончайшая рубаха, местами загрязненная и чуть залоснившаяся. Все было очень дорого и неряшливо, из чего становилось понятно, что человек предпринимал эту поездку в спешке, совершенно не заботясь о внешнем виде в данную минуту.

Взгляд его был зафиксирован на некой невидимой точке, сквозь которую Ус словно пытался заглянуть в нечто, мало кому доступное даже и после смерти. Время от времени его донимали расспросами и вопросами, на которые он не отвечал, лишь показывал жестами, чтоб от него отстали. Но чем дольше он молчал, тем более возрастала волна народного любопытства. Наконец эта волна достигла своей пиковой точки и к Усу с трех сторон подступили зауральские аборигены.

Ты же не глухонемой, чтоб молчать! Ты же говорить то умеешь. Чего ты тут сидишь?

Мы тебя не знаем, а места тут жуть какие? Много всяких шастает...

К кому пришел? У нас такие не ходят!

И этот приступ нарастал и обещал быть продолжительным. Подвыпившие селяне заводили сами себя и наконец прозвучало родное, русское: "Да чё на него смотреть! Надавать по мордам, да в карманах пошарить, паспорт то у него должен быть!" После чего к столу подошли два комбайнера-упыря, и засучивая рукава, произнесли:

Ну что, вставай земляк, бить будем.

Еще и не было движения плечом. Упырь только подумал, что бить он будет с левой и мысленный импульс еще не заставил работать мышцы, как в нос ему уткнулся ствол девятимиллиметровой "Беретты". Начальная скорость пули - 420 метров в секунду. Никто и не успел сообразить каким образом этот неподвижный чужак успел не только достать, но и ткнуть в лицо комбайнеру такой притягивающий и страшный пистолет. В заведении стало тихо. И именно в ту секунду, когда пауза уже не могла длиться дольше, дверь (всем показалось, что со страшным треском) распахнулась и на пороге, сверкая каплями слез в глазах, возникла Софья.

Так идем к нему прямо сейчас!

Сейчас нельзя, ночь.

Да что ночь, ты же дорогу знаешь!

Дорогу знаю, но сейчас не пройдем.

Мы не пройдем, или со мной не пройдем?

Ну, вот видишь... Духи тебя не пустят.

А днем духов нет?

Есть, но не сторожа. А сторожа никого не пустят.

И тебя?

И меня, без воли старца.

Ус перестал спорить, заметив, что девушка вот вот готова замкнуться от его расспросов. Софья тоже ощутила волну спокойствия. Глаза ее полуприкрылись и она, показав на кровать, сказала:

Ложись. На рассвете пойдем. Силы нужны.

И ушла, оставив Уса наедине со всеми вопросами, ответы на которые он искал всю свою жизнь. Ему казалось, что он не в состоянии не только заснуть, но и даже просто прикрыть глаза. Какие-то образы прошлого и может быть будущего носились перед ним, неуловимые, и обрывки фраз, иногда его собственных, проходили сквозь слух, как сигналы по радиоволнам. Но как ни странно, он очень быстро заснул, провалившись в сон, как в иную реальность. И последнее, что зафиксировало его сознание - это черная, черная бездна и приближающаяся планета, с тусклой точкой костра на ней... Но это было уже во сне.

Софья вела его на Сычево болото. С каждым шагом Ус понимал, что как только он достигнет скита и в тот момент, когда увидит Ферапонта, вся его жизнь изменится совершенно. Причем никаких внешних изменений не произойдет, да и ход мысли не обратится в иную сторону. Просто есть разница, между схемой истины, построенной в собственной голове, и истиной, являющейся в действительности. Как бы ни был человек готов к ее восприятию, это не более чем самообман. Никто не может быть готов к сумасшествию. Не может человек не родившийся ясно видеть окружающий его мир, хотя и получает о нем некую информацию еще в материнском чреве. Представления не те. Вот почему каждый шаг давался Усу, все тяжелее и тяжелее. И все же он знал, что идти на этой земле дальше некуда, пока он не встретит старца. Осталось несколько минут ходьбы.

Софья, словно уловившая его мысли, заговорила:

С таким чувством, с каким ты идешь сейчас туда, я каждый раз возвращаюсь назад. Я жду. И может быть твой приход прекратит мое бесконечное ожидание. Сегодня день, в который все мы перестанем ждать.

Ус взглянул на нее и увидел то, чего больше всего опасался увидеть, увидеть не вовремя - ту матовую дымку в зеркальных отражениях... Дверь и бледное золото. Но он всегда знал, что после этого должен перестать жить. Кто же он, Ус, сейчас, на Сычевом болоте, идущий к своему Началу с девочкой - проводницей? Сколько ей? Лет пятнадцать - шестнадцать? Нет. Столько, сколько ему! Лицо за дымкой. Бледное золото. Смерть. Софья. Какая красивая Смерть.

Ус был уверен, что в этот день с неба должны сыпаться камни, однако с неба не сыпалось даже дождя. Был тихий, красно-серый октябрьский день. До обиды обыденный. Внешне.

Внутри дома, за столом, сидел Ферапонт. Ус напротив. И между ними Софья. Они очень долго изучали друг друга, улавливая даже запахи и малейшие движения, и даже волны чувств и мыслей находили отражения в обоих. Оборонительные стены рушились, некоторые с почти слышимым грохотом, другие бесшумно растворялись в пространстве и так продолжалось до тех пор, пока между этими людьми не осталось никаких преград. Энергия двоих стала единой, цельной энергией. Не осталось ничего личного и лишнего. Все вместилось в эту вновь рожденную Галактику. И только Софья, как вечная спутница жизни... Любой жизни.

ЛЕГЕНДА О ЛЕГЕНДЕ.

Вот и пришел тот день, когда я провожаю свою Смерть. Я прощаюсь с ней, а ты принимаешь ее. Теперь ты знаешь, что она так прекрасна и ты можешь влюбиться в нее... Она не бесчувственна, нет, она отвечает взаимностью тем, кто дерзнул на обладание ею, ведь она дышит и чувствует. Это не та Смерть, которая ходит из дома в дом, в поисках работы, или Смерть, косящая налево и направо как серп во время жатвы. Разве такова наша Смерть? Взгляни на нее, на это совершенное создание, не оскверненное жизнью. Поверь, что это реальность избранных. Она умна, верна и тактична. С ней не стыдно появиться в любом обществе, если только это общество будет вас достойно. Любовь друг к другу, вот что связывает вас и вы будете достойны самих себя. Иначе пусть все будет кончено прямо сегодня. Посмотри, разве она отдаст себя пошлости, глупости, или просто стечению обстоятельств? А ты, разве ты позволишь оказаться ей в обществе бестолковых мужичков, чтоб они ее залапали и обесценили? Это именно они превращают прекрасное в уродливое, превращают Софью в Ядовитую тварь, костлявую и полусгнившую, а потом всю оставшуюся жизнь боятся встречи с нею и трясутся даже при упоминании. Но ты все видишь собственными глазами - вот она - твоя Смерть и я обручаю и благословляю вас.

Твой путь сюда был тяжел. Я знаю все, что произошло с тобой, но я не мог тебя призвать. Ты должен был сам все осознать и найти дорогу, иначе все потеряло бы смысл. Ты последний из тех, кто отправляется в путь согласно Предназначению. Вас двадцать один воин, по трое у каждого из семи Старцев. На земле осталось четверо и каждый следует своему Пути. Вы никогда не узнаете друг друга, хотя может быть, и встретитесь однажды, или несколько раз, у костра... Да, да, ты не обманывал себя и это не было болезненью, просто ты не мог найти ни применения ни объяснения себе. И лишь то, что ты ни разу не отклонился от своего пути, и привело тебя сюда.

Я благодарен тебе за мужество, хотя порой, мне приходилось молиться о тебе - так над тобой сгущались тучи. Ты не впал в соблазн, который так близко находился. Так близко, что не нужно было делать ни каких усилий, чтоб стать обладателем искушения, нужно было просто пожелать. Или подумать о желании. То, что люди называют безумием спасло тебя и только поэтому ты здесь. А безумие оборачивалось благоразумием и это тоже непременное условие для воина. Нельзя вести войну ни за что и с кем попало. Да, так может казаться кому-то со стороны, тому, кто вообще ничего не понимает и живет, думает и верит механически, являясь вечным рабом той самой жизни, тех самых мыслей и той самой веры. Но раб не может быть воином. Тот, кто ведет истинную войну, всегда знает, что враг его не видим, но лишь воплощен в ту, или иную форму. Уничтожение себе подобных существ ни к чему не приведет - это удел бесов. Убийство, только в том случае может быть оправдано, если ты убил демона. Но случается, что на самом деле это был всего лишь свихнувшийся от водки штукатур, или подражатель - юноша, сам не понимающий, что он делает. Или это была просто черноволосая тетка с распущенным языком. Если только ты убил не того, думая, что поразил зло, то запомни: в этот самый миг демон победил тебя и никто уже тебе не поможет. Вот зачем ты здесь. От тебя не требуется никаких новых жертвоприношений, кроме тех, которые уже принесены тобой, пусть даже и в мыслях. Я не буду утомлять тебя каким бы то ни было учением, кроме того, которое ты уже знаешь. Я только заполняю недостающие пробелы и отвечаю на некоторые вопросы, какие ты порой боишься себе задавать, потому что заранее знаешь все верные ответы.

Ты хочешь, чтоб я благословил твое оружие? Я сделаю это, но что изменится для тебя? Молитва, намотанная на клинок, не спасет убитого, если он грешен и не поможет тебе, если ты ошибся. Благословляя, я беру ответственность на себя. Но помни, что одна единственная мысль о том, что в ответе кто-то другой, сделает тебя подсудным и виновным. И вот тогда с тебя спросится так, что ты позавидуешь плененным бесам, которые корчатся в аду. Ты должен знать это. Никто, не отнимает у тебя дороги, но с этой минуты ты принадлежишь только себе и своему Пути. Куда бы ты ни пошел, какую бы цель не преследовал, на что бы не решился, ты должен знать - одна единственная ошибка и эта жизнь станет последней. Даже сомнения и малодушие оставляют шанс, просто придется начать все сначала. Даже предательство искупится, пусть даже и не тобой. Но ошибка и мысль о чужой ответственности растворят тебя в небытии навсегда. Что может быть страшнее для воина, чем полное уничтожение?

И тебе не нужны предметы декораций, которые щедро раздают шоумены от различных религиозных шапито. Молитва в сердце, благословение в руках! Встретил беса - убей его! Вот все, что от тебя требует Путь. Воин всегда достоин воина. Но никогда не впадай в крайности догм. Отшельничество и духовная брань удел совсем других людей. И там, где они побеждают, другой только попусту растрачивает силы и время. Да не будь дураком, размахивающим своим флагом, где попало. Пусть даже близкие твои не знают твоего истинного назначения и если кто из них сумеет понять тебя, то ты будешь должен определить его место во вселенной, которая открыта тебе до первой ошибки. Но не просто понимающему, а только достойному укажи на место по правую твою руку. Остальные же бойцы твои и женщины и слуги, пусть идут в неведении, чтоб не погибнуть тебе. У них свой путь и то, что они сегодня рядом с тобой, еще ни о чем не говорит. Пусть их преданность будет им судьей, а тебе ориентиром.

Проси силы у друзей и учителей живших здесь ранее тебя. Они оставили кое-какие тайники Духа и посчитают за честь твою просьбу. Отнимай силу у врагов живущих ныне, чтоб делать такие же запасы для идущего следом. Тебе понятно, почему ты иногда призываешь силы тех, о ком не принято упоминать в приличном обществе? Важнее всего - быть первым на месте схватки. Теперь же идем, я отдам тебе твое оружие.

Ферапонт вывел Уса за дверь, наказав стоять, а сам вернулся в скит, и снова появился через несколько минут, неся в руках продолговатый предмет, замотанный в черную тряпицу.

Ус вытянул руки и Ферапонт, положив на них свою ношу, принялся разворачивать ткань.

Эту ткань я обнаружил еще на Соляной горе в ските старца Феодора. Это кусок схимы, но Феодор - то не был схимником. Так все думали. Я долго искал ответ и молился о том, чтобы понять, какой именно знак давался мне этой схимой.

И какой - же?

Да никакой! Я просто заворачивал в нее всякие нужные мне предметы.

И заметив улыбку на лице Уса, добавил.

Не ходи по улицам с таким бешенным выражением лица. Ты же знаешь, что схема жизни достаточно проста. Проста до смешного.

В тряпице был завернут русский нож. Старый, старый, словно из музея.

Вот, возьми. За этот нож я отвечаю.

И резко, не по старчески, развернувшись вернулся в скит.

Наступила ночь и Усу пора было уходить. Старик отправлял с ним Софью, говоря, что никто не должен не видеть, ни знать, как, когда и где он оставит этот мир. Духи - сторожа уже не могли помешать Усу пройти сквозь ночную чащу и он, как и чувствовал, покидал Ферапонтов скит совсем иным человеком. Никто не прощался. Старик лишь сказал на дорожку, что Софья должна на время оставить его и вернуться в тот день, о котором он ей сообщил минувшей ночью.

Это будет день встречи с любимой. Венчание со Смертью. Лицо в зеркальной дымке. И бледное золото.

< b>МАМА ЧОЛИ - II.

Адмирал! У нас неправильная карта - это не Париж!

Где мы? Что это за город?

Не знаю... Мы его уже проскочили!

Если прикрыть глаза и смотреть через опущенные ресницы в маленькие щелочки, то мир становится черно-белым. То есть он становится более ограниченным, но менее конкретным. Если попытаться наделить человека отсутствующими у него качествами - душевными, невидимыми - а потом посмотреть на него с новой точки зрения, то полуприкрыв ресницы и стерев границы восприятия форм, можно доштриховать недостающими деталями и его материальную сущность.

Мотыль! Куда делся этот граф, или лорд, или как там его?

Да никуда не делся. Сидит под воротами, вместе со своими уродами и ждет когда кто-нибудь из нас покажется в окне.

А где Свин?

Магазины заряжает. Тут, я так понял, раньше RAF обитал. Вот после них остались два ящика с патронами, а в подвале рожков пятьдесят пустых.

Автоматов нет?

Нет.

А сколько их там с лордом?

Не знаю... Много.

Из внутреннего кармана пиджака, двумя пальцами, слегка раскачивая в воздухе, Адмирал Ус извлек платиновый портсигар, пробитый справа зеленым вензелем и имеющий в себе достаточно вместимый потайной отсек для кокаина. Внутри портсигара находилось пять длинных и тонких самокруток с золотым ободочком и три нюхательные трубочки.

Из-за него все началось?

Ночью Адмиралу приснилась девочка с самодельной куклой, нет не с куклой... Это был вручную сшитый медвежонок, со швом впереди и перламутровыми пуговицами обозначающими глаза. Сейчас он думал об этой девочке с игрушкой и настроение его было чудесным.

Мотик, старый наш Мотик! Кто, как не ты должен знать, что все началось гораздо раньше.

Вошел Свин и вывалил на пол кучу заряженных магазинов для акээма.

Жаль, что автоматов только два.

Мотыле был одет в совершенно необъяснимый лыжный костюм, рыжего, вызывающего раздражение цвета.Широкополая шляпа. Казалось, что он репетировал роль в театре Антонена Арто и для полного дополнения к абсурдной жестокости сцены, ему не хватало лишь окровавленного топора в руках и двух изрубленных в куски педофилов. Чуть-чуть ссутулясь и втянув голову в плечи, Мотик поочередно, из двух "Smith & wesson", стрелял в окно.

Адмирал и Свин, в черных смокингах, выпускали затяжные очереди из автоматов Калашникова.

А граф пытается сбежать!

Это не граф, это лорд.

Нет, это виконт.

Гильзы со звоном ударялись в белый мраморный пол. Пахло дорогим одеколоном и немножко гарью.

Добротное немецкое шоссе, проложенное после сорок пятого года, любезно стелилось под колеса изрешеченного пулями "Бэнтли". Но в отличии от столичной "Волги", шпаклевка на пулевых отверстиях отсутствовала. Все остальное было прежним, за исключением имен. Хотя какая разница в имени, которое само по себе ничего не стоит. Имя оценивается только легендой. Все тот же путь от одного приключения к другому, от одной мечты к другой фантазии и от одной женщины к другой, которая в общем-то и является той первой и последней Катей - Светой. Той женщиной, с которой невозможно установить официальные отношения в браке, даже если поставить в десять паспортов, сто печатей ЗАГС.

Менеджер Гамбургского представительства "Rolls Rois" & "Bentley" собрал все свое мужество в ослепительную улыбку, выходя на встречу Мотылю. Мотылю в лыжном костюме и широкополой шляпе. Чуть ссутулившемуся Мотылю.

Вы будете платить наличными или...

Понимаете ли в чем дело, мы вообще не будем платить. Но в качестве гаранта платежеспособности, что ли... мы оставим вам вот это.

Мотик протянул ошарашенному переводчику визитную карточку с золотым тиснением: "Gangsters Band transit Moscow - Paris". Рука менеджера потянулась к кнопке вызова охраны и так же медленно вернулась на прежнее место, после того, как переводчик передал ему карточку.

Я, я, знаем, знаем, выбирайте!

Все та же марка машины, только не простреленная. Добротный немецкий асфальт.

Кто угадает, что сейчас делает Гудвин?

Дорисовывает герб.

Закончил оду в честь победы над лордом.

Тот, который виконт?

Не нужно было ему воровать чужую девушку, а потом менять ее на портсигар, так и не добившись взаимности. Теперь у него нет ни девушки, ни портсигара и самого его скоро не будет.

Тот автомобиль тоже изрешетили, но уже в Польше. Теперь они мчались на "ягуаре" и какой то древний шляхтич Бздышек рассказывал неведомому мексиканцу историю своего позорного ограбления теми, кто мчится в неизвестном направлении на его, бздышековском "ягуаре" (коллекционном между прочим). А он, Бздышек, не может даже заявить в полицию, потому что во-первых негоже потомку славного Радзивилла обращаться за помощью к холуйской власти. Во-вторых, гангстеры давно уже за пределами Польши. А в-третьих, коллекционный "ягуар" он приобрел нелегально и скорее всего "интермент" его уже заточковал и ведет вместе с этими проклятыми бандитами и тремя миллионами $ наличными в багажнике и на заднем сидении.

А мексиканец удивленно думал: "Почему они оставили этого идиота в живых? Быть может ему, Карлосу, тоже улыбается удача?"

Но что тем, уходящим не от погони и никуда не спешащим, или наоборот - спешащим вникуда. Что изменилось? День сегодняшний остался днем сегодняшним и завтрашний не имеет никакого значения вообще. Там где все меняется в один миг и гораздо чаще, чем марки автомобилей. Вот сейчас это уже "Кадиллак", на котором ездила Марлен Дитрих. А они все позади и сбоку и вообще все для тех, кто пытается что-то ухватить, печатается в официальной прессе.

Гудвин, хочешь сюжет? Глупый милиционер, с интеллигентным лицом и в очках, получает от своего шефа задание: вклиниться в банду маньяков. И он попадает к ним. А его шеф сам маньяк из этой банды.

Не имеет никакого значения, как именно называется этот город. В нем нет Эйфелевой башни? А кто сказал, что Эйфелева башня существует? Вот, что есть натурально, так это "антильский квартал". И только после него - Каир, хотя туда то можно и не торопиться. Все или есть, или нет. Тот, кто скажет, что это фантазия, навеки покинут. И набирая номер телефона той женщины, ради которой он еще вчера готов был пойти на все... Гудки будут кряхтящими и материализованными, а кастелянша ответит, что это прачечная. Конец восприятия.

Кто там опять за нами гонится?

Тот за кем вчера гонялись мы.

А-а, в прошлой жизни...

Адмирал снова увидел снайпера. Увидел первым, в который раз-первым. Если бы было иначе, то это видение стало бы дымкой. Главное успеть предупредить Свина! Каждый знает, что все должно закончиться в любой миг, в любой момент. Но сейчас нужно успеть предупредить. А дальше, кто как сможет, кто больше верит в мечту, тот и останется, чтоб добраться за всех уже отставших. И кто-то кричит из наступающей жизни: "Дилинджер! Билли Кид! Датч Шульц! Санька Ус! Ваш маленький брат попал в беду! Спасайте!"

...черт-да-да, черт-да-да...

ДОЖДЬ МОРОСИЛ

Шапито в осеннем парке. Он уже не молод, он обрюзг и полысел. Он смеялся над жизнью и жизнь смеялась над ним. Рядом женщина, которую он увел у своего друга... Он убивал, он предавал и обманывал. А его друг пошел на многое, ради той женщины, идущей сейчас рядом с ним. Мокрые листья под ногами и что-то... Что? Что? Шапито. Только сегодня вечером, только в этот момент. Никто не имеет права загадывать на завтра. Завтра здесь не будет ничего, а дворники скажут, что никакого Шапито здесь не было в помине. Чуть влажный ветер. Есть только сейчас.

Ты садишься у костра на серой и холодной планете. Равный среди равных, чтоб немного погреться. И те, кто сидят с тобой рядом расступаются, чтобы пустить тебя в круг. Это мгновение покоя перед очередным полетом во мраке и холоде. Путь.

Ла-ла-ла-ла-ла ла-ла-ла-ла Эммануэль...

5.09.1981.

Ленка была королевой спецшколы с французским уклоном. Школа, а не Ленка, была с уклоном. Сейчас ей было шестнадцать, и все вершины влюбленности были покорены. С первого класса, нет даже еще раньше, она хотела быть... Нет, не каким-то четким образом, не лицом, не формой. Ну, именно вот так и не как иначе. И со временем Ленка достигла совершенства. Теперь она на общешкольном троне! Ох, как бы не хотелось вдруг соперницу. Третьеклашки там всякие не в счет. Пока они вознесутся... А у нее настоящая французская помада, за которую исписан весь дневник, с зеркальцем помада. И Сашка снова вернулся в их школу. Как все было хорошо и то, что дрались из-за нее по десять раз на день и то, что пишут на школьной стене "Ленка дура и уродина", ведь все знают, про какую именно Ленку идет речь. А пишут-то подружки ядовитые, потому что сами мечтают, чтоб о них, ну хоть кто-нибудь, хотя бы Лелик- дурачок, написал что-нибудь на классной доске мелом. А ребята другое пишут и царапают на партах "Lenka I love you" и сердечко стрелами утыканное - рядом. В любом классе и особенно на задних партах, начиная с первого. Вот это триумф! И лишь одно на дает покоя - Катька приехала и кажется насовсем.

Раньше, еще в ползунковом возрасте, они подруги "не разлей вода" были, а потом Катька с родителями в Венецию укатила и восемь лет их не было, да вот вернулись. Как она изменилась. Конечно, Венеция! И наглости еще хватает на день рождения приглашать. Ну, она, Ленка устроит ей День рождения! Она думает, что если пару писем прислала то уж и побежит к ней весь класс. Посмотрим, кто к кому побежит!

Сентябрьский дождь моросил. В небе еще сопротивлялось лето и можно было даже забыть календарь, но осень, осень... Гладила мягко, шептала таинственно и околдовывала дождями.

Катя, как осень, просила глазами и кто мог отказать? И все врали. Больно, по детски, обманывали, обещая придти и знали, что не придут. А Сашка не знал, ни о заговоре, ни о том, что все обещали придти. Ну, а если бы и знал, ничего бы не изменилось, ведь любовь была осенью и осень осталась любовью, тогда навсегда. Ни в чем не было смысла, кроме поющего дождика, опавших листьев и усталых глаз. Усталость не приходит вдруг, с ней появляются на свет, приходят уже уставшими от долгого полета во вселенной. Сашка придет к ней, даже если ему объявит бойкот все население Земли, даже если его за это казнят.

Эти дни зажигают костры, возле которых потом можно будет отогреть замерзшие руки. Полное сердце дождя и судить будут только за это.

Нужно купить ей цветы и подарки. Мама достала колечко в бархатной коробочке.

Саш, возьми вот... Девочке своей подаришь.

На такси через осень. Он же знает, как должно быть. Он же знает, как все будет. Как Катя откроет ему дверь, заплаканная от обиды и предательства, а у него цветы и собачка, маленькая-маленькая, добрая и смешная. И за столом как-то не так, но слез уже нет. А потом Сашка будет звонить и Катькина мама с грустью спросит: "Ты тоже хочешь уйти?" Нет! Он дозвонился и приехали друзья. Его друзья. Куча друзей и стало действительно весело. А те, кто сделал ей больно, вышли гулять под ее окна, чтоб стало уж совсем невыносимо... Каково им, увидевшим свет в окнах и множество силуэтов и настоящий праздник!

Такси мчится через осень. Через много осенних жизней. Оставляя для памяти, в новой судьбе, лишь эти дни. Кончается шоссе и за стеклом зеленый огонек, означающий свободу. И именно там, где уже нет никаких дорог, где все дороги давно позади и эта, последняя кончилась, только там к машине подойдет девушка со светло-русыми, даже соломенными волосами.

Свободен!

Коридор зеркал. Ускользающее лицо в дымке. Бледное золото. Дождь моросил.

НАЧАЛО

ШИФРОГРАММА.

Сейчас вряд ли можно, с точностью до мельчайшего видения, воспроизвести, нет, скорее воскресить тот дух, то воплощение, в котором мир был совсем другим. Конечно, остались довольно четкие слайды в подсознании, поступающие порой к внутреннему экрану глаз. Становится вселенски грустно, открываются ранее неизвестные каналы, пропускающие через себя ту энергию, которая... Каждый называет ее по своему. Я называю ее - "дождь моросил".

В живых осталось немного. Да и те, по большей части, нуждаются в немедленном раскодировании. Произошла обычная судебная ошибка - Судьба ошиблась, так бывает. В конце концов не делать же из Судьбы культа, принимая ее за некое явление извне. Если Судьба неподвластна человеку, то он ошибается вместе с ней. Если подвластна, то Судьба ошибается с самим Человеком.

Но эта улица называется "ул. Горького". Допустим, что в каких то иных измерениях она называется иначе: Тверской например, или еще как-то. Только это другие улицы, в другом мире. Там уже нет фонтанчика в мраморно-стеклянном уголке "эстетики". Нет и надписи "SLADE", сделанной синим фломастером, на потолке подземного перехода. Нет даже арки перед "Лирой", ведущей к 108-му отделению милиции. Они ее зачем то заложили коричневыми кирпичами. И свет, линия света, черта мутного света, не пересекает street, выхватывая угол "Наташи" и белого льва у музея Революции. Кто-то хочет оставить нас без жизни. Или без прошлого.

Среда наполнена звуками, образами и манипуляциями. Все искусно подделано и уже мало кто может отличить крылья Джонатан Ливингстон от парашютных строп. Кошки - экстремистки закончили войну полной победой. Где та девочка из "этажерки"? Слава Богу - она еще не попалась! Муж разводится с ней, а она говорит: "Дорогой, ты такой умный, энергичный, крутой... Пусть суд разделит все по справедливости. Ведь на мое имя, ты много чего записал." Муж кричит на нее, угрожает, уговаривает, потом бьет по лицу, но ничего не может добиться. Тогда он набирает телефонный номер и трое парней в джипе, с крепкими кулаками и длинными пистолетами, едут по указанному адресу, чтоб... Ну кто не понимает? А за дверью они встречают других парней, с неустойчивой психикой, потустороннем взглядом и автоматами Калашникова. Схема не работает и только один вопрос: "Зачем вы приехали?" Как на него ответить, если единственный ответ известен противоположной стороне и заранее исключается? Начинается история про обманутого мужа, которого они в данный момент представляют... А те, с автоматами, все понимают и предлагают компромисс: прямо сейчас открыть пальбу друг в друга из всего подручного арсенала и кто останется в живых, тот и получит свое. Почему так? Потому что та коварная жена, которую собираются глушить и есть та девочка из "Этажерки"... Ее полгода отмывали, а потом еще полгода вычищали скверные слова из лексикона, прежде чем подставить этому брильянтовому лоху. И все получилось!

Ну что, огонь?

Дождь моросил.

BLUES НА ТРОИХ.

Слушай! Самое большое желание на сегодняшний день - захватить самолет! Где-нибудь в Копенгагене. А лучше в Шарль де Голль.

В Амстердаме.

Нет. В Париже. Конечно не так, чтоб полный салон каких-то непонятных граждан... Могут же несколько очень красивых женщин лететь одним рейсом?

Знаешь каких? Таких, у которых в жизни уже было ВСЕ! Все, кроме угона самолета.

Да! Да!

Надо научиться самолет водить.

Зачем?

Летчики обманут. Надо их перестрелять.

Да не надо никого стрелять! Сто миллионов потребовать и на Гавайи!

Сто - много.

Ладно, лимон дадут? Триста тысяч то дадут?! Хватит же триста тысяч, дней на десять, с девчонками покайфовать?

С этими?

А с какими же!

Ну так - да. А вообще надо заложников расстреливать. Потом с парашютом выброситься...

Разобьешься...

Ну, ладно - летчика одного в салоне оставить.

Так пойдет. Но я не про это. По большому счету, тех телок можно так развести, что они нам подыграют. Им-то тоже по приколу на Гавайях кайфануть!

Я такую историю слышал, что как-то RAF самолет с красавицами захватили. Лица им порезали...

Зачем?

Добивались чего-то.

Пидарасы!

Базара нет.

Тут деньги вообще ни при чем Главное на остров попасть... Красивые женщины, бунгало, закат... Просто бесплатно этого никто не даст.

А потом еще один захватить!

Конечно. Надо же потом как-то с Гавайских островов выбираться.

Слушай, а что там, на Гавайях-то?

SVIN

Гильзы со звоном ударялись в белый мрамор пола. Пахло дорогим одеколоном и немножко гарью. Стреляющих по окнам становилось все меньше и Свин решил сменить "Калашников" на СВУ. Теперь он щелкал прицельно. И в конце концов, Виконт, жестами собирая оставшихся людей, ушел к машинам. Свин ругался:

Черт! Ослы какие! Такой случай, как сегодня может больше не представиться! Куча кокаина, травы и патронов! Конечно же умирать нужно в дорогом пиджаке.

"Астон Мартин ДВ-7" несется по тихим европейским дорогам. Нет денег даже на бензин, но что это значит... Свин уже полтора года мотается по Старому свету и каждый день остается вне разума, закона и памяти. Попасть назад в Россию невозможно. Да и вне родных земель находиться тоже, в общем-то невозможно. Но тут пока получается доехать от Варшавы до Берлина всего с четырьмя перестрелками, три из которых Свин затевает сам. А как еще должен вести себя гангстер? Не стоит отвлекаться. Кайф в том, что стреляешь ты. И в том, что стреляют в тебя!

Дождь моросил

Страшно всего первые 40 секунд. Даже минуты не проходит. Жизнь длится дольше, чем эти сорок секунд. Но почему-то именно они определяют качество твоей жизни. Я же говорю тебе, Гудвин, не надо Ферапонта. Ферапонт - это угрызения совести. Когда ты принял решение, то уже не колеблешься. Вычеркни Ферапонта. И так все ясно. Адмирал просто с винтом переборщил. Меньше йода нужно было добавлять. Убери ты этого Ферапонта. И Софью... Сами сдохнем. Без потустороннего вмешательства.

Бог нужен.

Хорошо, я тебе скажу: как то раз я в церковь не мог войти. Словно волна какая-то меня от туда выталкивала. Нехорошо мне было. Я матери об этом рассказал, а она мне говорит: "Ничего, в следующий раз получится". После этого я в церковь спокойно заходил. Поэтому и говорю, не надо Ферапонта! Ни его, ни Исусика над печкой.

Свин еще не попал в свою последнюю перестрелку. Но где-то к ней уже готовятся.

Хамид-воин.

Дождь моросил.

Псы Христовы.

После предательства Иуды, лишь двум людям из клана удалось избежать ареста. Иуда о них не знал, хотя и стдал организацию со всеми тайнами. Не знал потому, что эти двое, покинули Саянский монастырь задолго до его появления и все документы указывающие на существование этих людей были сразу уничтожены. Предательство предполагалось. Теперь они покинули свое убежище. Псы Христовы продолжали великую войну.

Автобус смерти (death bus).

Никогда не погаснет вифлеемская звезда. Тезис. Иначе все теряет смысл и возвращается в степень объяснимого и разумного.

Первого звали Шуйга, второго - Леха Ям. Черный автобус был домом на колесах. Конечно, их было уже больше. Их было семеро. Но только Ям и Шуйга продолжали вечное действо на подмостках кровавого театра. Теперь нельзя было трубить во всеуслышание о карающем мече Православия. Тем более, что в последние времена, отцы Церкви избрали позицию многоликого дружелюбия... Нехорошего дружелюбия, со всеми подряд. С любым, кто хотя бы внешне напоминает человека. И в те дни, когда арабы уже диктуют свою волю. Таково "миропонимание". Шуйга и Леха Ям не понимали Мира.

Пассажиры, они же хозяева Черного автобуса, направлялись в Москву - в город Спасения, ныне отданный под поле битвы. Тонированные пуленепробиваемые стекла и пятнадцатимиллиметровая броня. Тайники для оружия и электронная аппаратура из монастырского арсенала. Семь человек и лишь двое из них - русские камикадзе, принявшие путь смерти. Внутри -иконы, молитвы и обереги - то, что действительно является щитом, имеющим силу отводить пули. Автобус разделен на три отсека: первый там где вход. Место для водителя. Диваны со столиком - посередине. Наверху - спальное помещение. Это отсек для всех. Телевизор, видео и мощный радиоприемник с выводной спутниковой антенной. Здесь же - небольшая библиотека, с собранием Православных книг, записок старцев и русских религиозных идеологов. Портрет Иосифа Волоцкого в коричннево-золотых тонах и надпись под ним, сделанная тушью на листке глянцевой бумаги:

Мы знаем имя Бога.

Мы призываем Его имя.

Мы сражаемся под именем

Иисуса Христа.

Две небольшие иконы, вставленные в сандаловые четки и являющиеся амулетами от ошибок в пути. Образ Споручницы грешных. Шесть мужчин и одна женщина.

Ее звали Варенька и именно ей принадлежала идея создания музыкального театра на колесах. Ям нашел ее в четырех километрах от Вольницкого женского монастыря, избитую и умирающую, наспех закиданную опавшей листвой, набухающей ее кровью. Варенька не помнила, как она оказалась в монашках. Не помнила, кто отдал ее в обитель. Но она хорошо помнила лица тех, кто издевался над ней в лесу возле ключа... Ям и Шуйга выходили ее и Варенька не вернулась к монахиням. Так их стало трое.

Она безумно любила блюзы. И однажды Шуйга, войдя в автобус, обнаружил на столике лист бумаги:

Если бы вечность жить

Не видя звезд

И неба

И никогда цветы не целовать...

Согласна я!

В мире бедном,

Ведь Бог мой,

Мне позволяет

Белый блюз играть.

Так появилась вторая комната в автобусе. Потом еще два человека: бас-гитарист из Владивостока Саня Златозуб, с пятиструнным "Рейкенбекером", и барабанщик Том, побывавший в чеченском плену.

Двадцатичетырехканальный пульт, усилители, динамики, эквалайзеры, студийный "Pioneer", динакордовские микрофоны, ударная установка и еще много всяческой компьютерщины, предназначения которой ни Ям, ни Шуйга не понимали. Все это немыслимым образом нагромождалось в звукоизолированном отсеке автобуса, и над всем этим безраздельно царствовал шестой член - команды Лева Мышкин - светоинженер и звукооператор ныне и супер-хакер в прошлом, взломавший секретные файлы московской Патриархии, едва после этого уцелевший и принятый - за все вместе взятое - в Черный автобус.

Седьмым и последним участником оркестра был выбросившийся из окна гитарист одной очень известной группы. Его прилюдно хоронили и помпезно отпевали на концертах, но он оказался в автобусе. Теперь он не снимает маску и его имя - Тень.

Третий, самый дальний отсек - Святая святых. Бронированная дверь с компьютерным замком и система самоуничтожения при проникновение извне. Доступ в этот отсек имеют лишь Шуйга и Ям. Там - тайна, которая теперь не может быть открыта.

По Москве расклеивались афиши:

"14 ЯНВАРЯ В ТРАМВАЙНОМ ДЕПО ?5, НОЧНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ГРУППЫ "РУССКИЙ РАЙ". НАЧАЛО В 23 ЧАСА. ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ"

Бог выстроил планеты в боевом порядке. Пересвет пошел на Челубея.

Тринадцатого утром. Черный автобус въехал в столицу. Шуйга управлял им. Все остальные спали. Впереди очень напряженная ночь. Шуйга завел автобус на стоянку и тоже отправился спать.

В три часа дня Лева Мышкин встретился с представителем концертной монополии и они отправились осматривать площадку в депо ?5.

В семь часов вечера автобус остановился на бульваре, недалеко от Трубной площади. Из него вышел Шуйга в длиннополом плаще черного цвета и направился в сторону пожарной части. Автобус уехал.

В восемь часов вечера на Спартаковской площади из автобуса вышел Ям и пошел по Первому Переведеновскому переулку.

Без пятнадцати девять группа "Русский Рай" прибыла в трамвайное депо ?5.

Около трех тысяч зрителей заполнили площадь перед сценой. Многие расположились на крышах трамваев и одноэтажных технических построек. Публика оказалась самая разная, но объединенная единой глупостью - мокрой январской ночью, употреблением горячительного и одурманивающего, а также энными дозами молитв и медитаций. Странное выступление странной группы, в странном месте, перед странными зрителями.

Собственно сцена находилась на ремонтной площадке, обставленной старыми, отжившими свой век, трамваями, нагроможденными друг на друга и сваренными для безопасности. Сзади они были затянуты плотной черной тканью так, что вспышки работающего ремонтного цеха не просматривались насквозь, а лишь блистали ореолом над грудой металлолома. Внутри трамваев были зажжены восьмичасовые свечи, мерцающие в разбитых окнах и пляшущие языками огней, словно танцовщицы адского данс-шоу извивающиеся пред мечем архангела Михаила. Группа вышла на зрителя. Варенька, Златозуб, Том, Лева Мышкин и Тень.

"Русский Рай"

ЗВУК

Шуйга спускался в подвал столетнего дома по скользкой, загаженной нечистотами лестнице, которую отдельные нетрезвые соотечественники использовали вместо сортира. Дойдя до подвальной двери, он распахнул плащ и в руках у него обнаружилось огнестрельное оружие. В левой руке -пистолет - пулемет системы "Хеклер и Кох", в правой - обрез охотничьего ружья двенадцатого калибра, заряженный крупной дробью, отлитой из расплавленных серебряных крестов.

Дверь распахнулась почти бесшумно и Шуйга увидел шесть силуэтов на фоне уставленного зловонными свечами подобия алтаря с перевернутым крестом и пригвожденной к нему, еще живой, дико орущей кошкой. Жрец стоял лицом к алтарю, негромко, но истерически выводя габонское заклинание, отритмованное ударами человеческой кости в обтянутый кожей бубен. Вопли подыхающей кошки, нечеловеческие взвизгивания жреца и костяной ритм - все это безумие - и пятеро подергивающихся, словно в судороге, дьяволопоклонников.

Шуйга поднял левую руку и нажал на курок. Пятеро стали дергаться еще сильнее и нелепее, завывая и корчась, валились они на пол и уже корежась в собственной крови и кошачьем дерьме, все еще продолжали судорожно дергаться и изрыгать проклятья. Обойма полностью отстрелена. Жрец, не соображая откуда стреляли, бросился к выходу прямо на Шуйгу и оцепенел от крика:

Именем Бога русского, Христа Спасителя - Стоять! Нечисть!

В это время Шуйга вогнал вторую обойму в "Хеклер и Кох" и еще раз, для полной уверенности, разрядил оружие в дергающихся бесов, оставив последние пули для замученной кошки. Стало тихо. Жрец стоял не шелохнувшись, пораженный страшным заклятием. Шуйга подошел к трупам и достав из-за пояса пять осиновых клиньев, поочередно вогнал их ударами кулака в солнечное сплетение. Жрец не двигался. Шуга вытер руки о его балахон, взвел курок обреза, поправив чуть сбившуюся на стволе молитвенную ленту, закурил и только после этого спросил:

Где она?

Если следовать примеру Германа Гессе, в попытке нарисовать звуки музыки, то первая композиция, исполненная "Русским Раем", в трамвайном депо ?5, при стечении десяти тысяч зрителей и мерцании свечей, выглядела бы так:

При тех условиях, что:

КРАСНОЕ - это смех,

ЗЕЛЕНОЕ - яд,

СИНЕЕ - алчный разум,

ЧЕРНОЕ - пограничная зона сознания.

Тонкие и терпеливые пальцы Вареньки извлекали из-под струн голоса Ангелов Созвучия, смягчая рисунок так, что он поплыл и в конце концов высветлился навсегда.

В народе это шестнадцатиэтажное здание называли "Домом самоубийц", или "Проклятой крышей". За последние полгода с него сбросилось пятьдесят четыре человека. Что только не делалось - и заваривали вход на чердак, и ставили дежурный пост милиции, и держали крышу под объективом телекамер, и прибегали к помощи многочисленных экстрасенсов. Все напрасно. Дом расселили, но машины "скорой помощи" по прежнему забирали трупы разбитых вдребезги людей, а следственные бригады вновь обнаруживали следы борьбы на крыше. Решено было взорвать этот дом утром 14 января. Приезд саперов и специалистов - подрывников планировался к шести утра, а оцепление должно было появиться уже к трем часам ночи.

Почти в полночь Ям выбил дверь пустой квартиры на последнем этаже и выйдя на балкон, закинул стальной абордажный крюк на крышу дома. Убедившись, что крюк намертво зацепился, Ям, упираясь ногами в стену, поднялся наверх. По крыше гулял ветер.

Ям вогнал казацкую шашку, сквозь гудрон, в стык между плитами и накинув на нее куртку соорудил небольшой шалашик, очертив его меловым кругом. Точно такой же круг он начертил на противоположном конце крыши. Внутрь шалашика Ям положил петлю, скрученную из женских волос, череп некрещеного младенца и два специально выращенных и увядших на корню цветка, опутанных паутиной с тремя мертвыми мухами в каждой.

Ровно в полночь, сняв с себя все амулеты и обереги, сняв сам Крест спасения, Ям, обращаясь в сторону Мекки, произнес девять заклинаний на арабском языке, надрезав себе руки и сжигая сочащуюся кровь над свечей.

Вскоре он услышал жуткий, идущий как бы из него самого, свист. Скорее даже не свист, а свистящее завывание - звук неуловимый обычным человеческим ухом. Мировосприятие разом поменялось. Картинка стала реальной до неправдоподобия. И Ям увидел приближающийся вихрь...

Демон попал точно во второе кольцо и Ям тут же плеснул ему в рожу Святой Водой. Черт взвыл от наглого обмана и от тщетных попыток дематериализоваться. Бешенная слюна летела от него в разные стороны, но выскочить за пределы кольца он уже не мог. В приступе бессилия он кричал:

Так нельзя! Это не по правилам! Твой Бог накажет тебя за страшный обман!

Смеясь, Ям надевал свой Крест. Сбросив куртку, он выдернул шашку и направив ее демону в харю, ответил:

Попался, черт дурной.

И зажав клинок под мышкой, расстегнул штаны и помочился на разложенные приспособления ловли. Демон заорал так, словно Ямова моча прожгла его насквозь.

Ты вор! Ты не воин! Если ты воин, то выпусти меня и мы сразимся, как подобает сильным духом! Что ты глумишься надо мной?! Значит ты такой же!

Ям разделся по пояс, поправил нательный Крест, обвязал голову и запястья молитвами и подойдя к кольцу, прорисовал ногой небольшую линию.

Вылезай.

Белый блюз садился облаками, проникал в пьяные души и оживал в них, в тех, кто еще два часа назад, видел мир в красно-серых тонах.

Это была Любовь. Только Любовь. Одна Любовь. Единственная Любовь. Непостижимая Любовь в простых словах и в семи нотах.

Я таю, как свеча,

Не горю, а плыву.

От ночного луча

Растекаясь в молву,

Вдыхаю сон-траву

И пью тоски вино.

Передо мной окно.

Я больше не живу.

Я тлея, лью тебе елей. Я смею, смею, быть твоей. Но больше не живу...

Вопрос вывел жреца из оцепенения и он, трясясь от бешенства смешанного со страхом, протянул руку в направлении алтаря, цедя сквозь зубы:

Ты успел, а я нет... Она жива.

Шуйга повернул жреца лицом к свечам и толкнул в спину.

Иди.

Не стреляй в затылок.

Не выстрелю.

Обнаженная, связанная по рукам и ногам девушка, лежала на полу. Жрец не соврал, она была жива Но жизнь ее пульсировала уже иначе. Увидевшие смерть, не похожи на обычных людей. Шуйга остановился.

Это ты говорил мне, чтоб я не стрелял тебе в спину?

Жрец повернулся и свечение упало на его лицо.

Кто ты?

Тебе это не за чем знать. Мы встретились в первый и последний раз. Где твое оружие?

Жрец усмехнулся, уловив тон, с каким был задан этот вопрос.

Ты что, хочешь дать мне шанс?

Шанс?! У тебя не осталось ни малейшего шанса с тех пор, когда ты только впервые подумал, что напялив на себя рога, ты обретешь некоторую власть и безнаказанность. Я - твое наказание! Доставай оружие и молись своему Микки Маусу! Эта женщина расскажет, как Бог - Спаситель карает ваших черепашек-ниндзя.

Жрец нагнулся и достал из под алтаря пистолет.

Я готов.

Поднимай оружие!

Рука с пистолетом плавно поднималась вверх и в тот момент, когда цепь: глаз - мушка - переносица замкнулась, раздался оглушительный выстрел. Жрец рухнул как подкошенный и дернувшись в судороге, издох. Серебряная дробь разворотила ему грудь и выдрала сердце.

Шуйга развязал девушку, накинул на нее свой плащ и вкладывая в ее руку деньги, произнес:

Уходи. Все закончилось. Остальное ты не должна видеть.

Ла-ла-лай... Лай-ла...

...демон высунулся совсем чуть-чуть, а его башка уже глухо ударилась о крышу, снесенная с плеч... Ям вытер шашку паклей.

Все возвращается,

Жизнь продолжается,

Дождь моросил.

Словно не было сил

У парящего лета

Поджечь,

Задушить,

Пережарить планету.

Но кто-то у Бога просил,

Что бы дождь моросил,

Что бы дождь моросил,

Что бы дождь моросил...

BLUES НА ДВОИХ (КАПИТАНСКИЙ)

Ты знаешь, что можно сражаться Лунным лучом? Вот так - тебя зажали и нет оружия... Ведь они выходят только ночью! В этот момент ты берешь луч Луны!

А Святой водой в рожу плеснуть?

Да ни хрена ему не будет!

А если у меня другого выхода нет...

Послушай, я же не волшебник Изумрудного города. Вот если б Волшебник... А я Санька Ус. Я ведь как - правый прямой и вдогонку боковой левый! По моему Святая вода совсем для другого предназначена. Горло смочить, когда сушняк в пекле. Или глаза протереть, когда черти в галлюцинациях друг на друге скакать начинают. Или рану промыть. Я вот так думаю. Может и не правильно. Как скажешь?

...

Ну что ты загрустил?

Кайфую от грусти.

Кайфуешь... Хочешь тоски Вселенной?!

Хочу!

Уныние есть страшный грех! Колодец это Колодец... отойди от него. Нет там ничего. Там конечно ночью звезды отражаются... Но они и днем там остаются! Тосковать пойдешь?

Пошли.

Знаешь настоящая депресуха какой бывает?! Сидишь ты, ведро с бензином обхватив, кричишь: "Сожгу щас все к чертовой матери! И сам сгорю, раз я говно такое и вас всех спалю!" А окружающие кричат наперебой: "Да нет, это мы говно, а ты хороший!" А ты им на это: "Вот вы суки какие - готовы говном называться, лишь бы не сгореть! У-у-у гады, теперь точно спалю!" Вот она тоска.

Все та же пиратская песня.

Где то в море есть волна,

На которой ты свободен,

На которой бой угоден

Счастью и судьбе сполна.

Припев:

Бесы воют, черти плачут

Отдавая ночь внаем.

Мы - спина к спине - у мачты,

Против тысячи вдвоем.

Нож - крестом, мушкет - молитвой.

Что для нищего фрегат?

Брат корсар клинком богат.

Перед златом царской свиты.

Припев.

Эй вы там, сдавайте судно,

Капитан давно убит!

Да поможет нам попутный

Ветер, как Ропсодень щит.

Припев.

Жизнь на день не станет меньше,

Чем звездою суждено.

Мы берем лишь груз и женщин,

Остальное все - на дно!

Джордж Стерлинг

ВСЕ!

- Слушай, писатель, какой еще Шуйга? Опять к Ферапонту потянуло! Завязывай родной. Нет никакого Ферапонта.

Разбушевавшиеся вьюги

По колее...

По Кали-Юге...

RAN знал, что Астра - его мать. Его настоящая Мать, воплощением которой, наследием которой и вечным оружием которой является он, RAN, Черный воин, рожденный на гнилых болотах и выросший в каменной крепости у скал Зазеркалья. Выношенный женщиной-жизнью...

Еще есть те, кто помнит какой силы был луч.

Беседа была странной ровно настолько, насколько были странны люди ведущие ее, место в котором они находились и сама встреча этих людей - все было странным. Тем не менее двое мужчин, один из которых, прямо говоря, был совсем юн, не замечали этих странностей, которыми окружающая среда буквально изобиловала. Впрочем, само слово "странность" не может передать тех деталей, оттенков и штрихов, создающих обстановку, сюрреалистичности которой позавидовал бы мэтр Дали. Конечно, это безумие в чистом виде и каждый свободен в личном восприятии, так же, как волен в фантазиях. Проще назвать место именем собственным, но тогда уж выйдет совсем чистая правда. Хотя давайте попробуем. В конце концов мы же не доктора, как сказал на суде один не вполне нормальный человек. Мы всего лишь любопытствующие прохожие, заглядывающие в темные подворотни. Там мелькают кадры чьих то жизней, а мы, не зная сюжета, пытаемся спроецировать наиболее понравившиеся фрагменты в собственных судьбах. Примерно так.

Молодой человек, двадцати одного года, по имени Алекс.

И просто Гудвин.

В Бутырском централе много камер. Много камер и все они разные. Все они настолько разные, что попадая из одной в другую, буквально впечатываешься в ту та атмосферу, в то устройство жизни и даже в речевые обороты, присущие исключительно этой камере. Все это не постоянно. Все это движется. Масса перетекает из корпуса в корпус, из коридора в коридор. Но не масса создает положение - она лишь примыкает к тому или иному явлению, восторгается или ненавидит ту или иную личность и продолжает сочиться. Вот, собственно и точка отсчета - Личность. Это не количественное понятие, а исключительно качественное. И только очень высокая проба, дает право на создание собственного мира. Не удивительно, что все носители силы становятся фигурами культовыми и их влиянию, только в разной степени, подвержены все те, кто протекал сквозь жизненное сито.

Время здесь имеет собственный ход и измеряется не бесконечностью, а потерей. Столько-то потерянных минут, часов, дней, лет... Так здесь говорят. Не все. Так говорит масса. Из этого вытекает, что масса принимает, но не понимает Личность. Она просто смиряется. Некоторые подражают и вследствии этого имеют определенные проблемы. Личность проявляется по разному, а тюремный закон един и то, что позволено Юпитеру... Отсюда сломанные судьбы и челюсти. Примкнувшие спасаются единством и какое-то время удерживают силу уже ушедшей Личности. Так создаются легенды Бутырского централа. Легенды уходящего столетия.

Камера 163.

Фотопортрет Лучианы Борджес под екатерининскими сводами. Картиночка в оранжево-черных тонах. Между прочим музыка звучит постоянно. Иногда громко. На язвительный шепот недовольных - ответ у Эдиты Пьехи: "Те, кто музыку не любят очень злятся. Ну и пусть!" Далее хором: "Но зато, мы эти песни заучили наизусть!" Когда окно открыто - дует, когда закрыто - потеет. В общем не проблема. Нары прямо под этим окном. Тут же и Чиж с Джо Дасеном. В конце концов не место же поклонения. Хотя все Булгаковские признаки "нехорошей квартиры" налицо. Смысловые признаки. Да впрочем и визуальные! Но уже прослеживается наложение культа на культ и время, как ход часовой стрелки, имеет мистический смысл. Оболванивание часами электронными, кварцевыми и особенно механическими.

Сколько дней? Шестьдесят семь?

Здесь, в централе, Алекс словно сказочный персонаж, по недоразумению не попавший в книжные страницы и оставшийся в мире.

Гудвин, ты сам затронул эту тему. Я - то не говорил об этом. Давай, давай, лезь сюда.

Гудвин много лет убеждал себя в том, что когда ему плохо - это и есть хорошо. Причем, последнее время, ему действительно было хорошо, а всем, окружающим его, почему-то было плохо.

Алекс...

Вот, бери сигарету. Так как же Шаман в Киев то попал?

Гудвин, бродя глазами по малозначительным предметам и теребя одной рукою бородку, другой катышек на одеяле, ни в коем случае не встречаясь взглядом с Алексом, ответил:

Ну он же за ведьмами гоняется. Приехал Кривоногова убивать.

Послушай, что ты там увидел?

Где?

Да вот, на одеяле. Что там такое?

Гудвин поднял голову и вперился взором в Алекса. Ему сразу стало неуютно, но взгляда по необъяснимым для себя, причинам, он не отвел.

А чем он Кривоногова убить хотел? Ножом?

Ага, ножом, - автоматически соврал Гудвин и снова уставился на одеяло.

Алекс говорил, вставая.

Нет, я не могу так общаться! Ты говорить не хочешь, а мне тяжело, вот так по буквам вытягивать из тебя слова.

Алекс был моложе Гудвина на десять лет, но в данный момент, мальчиком выглядел последний.

Два последующих дня Гудвин и Алекс были поглощены изготовлением индейских ножен, для кухонного ножа, хранившегося в подушке. Шили, резали кожаные куртки, плели кисти и в конце концов, признали изделие удовлетворительным.

На третий день в камеру попал жидкий бес по имени Первитин.

ИЗМЕНА.

Крики глушили включенным на полную мощность телевизором. Кричал Алекс, забравшись прямо в обуви на нары и обводя камеру безумным взором.

Парни, парни! Говорите, что вам надо! Что вы там шепчете!? Я все слышу!

Потом сам переходил на шепот, обращаясь к кому то, сидящему рядом:

Слышишь, вот, вот! Они хотят меня связать и сдать мусорам на проверке. Видишь, веревку готовят!

Его увещевали.

Алекс, ты гонишь. Вот мы - рядом! Кто тебя свяжет!

Затем увещеватели менялись и отходившие хихикали в сторонку, незаметно. Но кухонный нож в индейских ножнах, на всякий случай, спрятали.

На исходе вторых суток кризис миновал.

Что ж ты, Гудвин, оставил меня одного?

И опять глаза считали невидимых ворон.

Никто же не мог понять, что с тобой происходит. Все подумали, что у тебя крыша поехала.

Да что ты мне про "всех"! Ты - то должен был понять, что со мной. Что ж ты говоришь и сам не веришь в то, что говоришь. А между тем это правда и все сбывается... Ты говорил мне, что пойдешь со мной только в том случае, если будешь уверен, что я именно тот, кого ты ищешь? Так вот что я тебе сейчас скажу - Я ТОТ!

Гудвин, как всякий трус, гадал: "Тот, или не тот? Тот или не тот?", но не для того, чтоб возложить решение на волю жребия, а только потому, чтоб остановить себя исключительно на одном варианте: "Не тот". По сути, он повторял одно и тоже: "Не тот, не тот, не тот, не тот..." А сердце, сжималось, пищало: "Тот!" От этого мучения его освободил голос Алекса.

Главное не останавливаться. Страх, сомнения, кайф - это все капканы. Рекламные щиты заведомой лжи. Ты выходишь именно на той остановке, предлагаемые обстоятельства которой, тебя вполне устраивают. Кто-то выходит сразу, кто-то позже. А выходить нельзя! Но чем дальше ты движешься, тем больше увеличивается соблазн остановиться. Знаешь, какая сила! Проходишь многие области неизвестного, находишься вне разума и вне условностей... Потом попадаешь к кожистым.

К кожистым?

Это и есть те, кто коронует нынешних царей. Они начинаются в одном месте, сливаются с темнотой и снова продолжаются. Лишь легкий отблеск чешуи. Нет ни форм, ни очертаний. Тебе предлагают Все! Все за Все! И куда уж тут тому, кто сошел с пути на ближайшем кладбище!

ЕРЕСЬ.

TV проводило очередную акцию по зомбированию населения, нагнетая безысходность на и без того перепуганных и от страха обезумевших сограждан. Алекс, полулежа, беспрерывно переключал каналы, пытаясь найти хоть что-то белое и пушистое. По всем каналам показывали и рассказывали о зеленом, пупырчатом и скользком. Пришлось выбрать музыку, но опять же не ту, которую хотелось, а ту, которую предлагали. Наконец он выключил телевизор и услышал негромкий голос Гудвина, живописующий некоему впечатлительному сокамернику, картину апокалиптических мучений. В наиболее страшных местах сокамерник вздрагивал и вопрошал: "Неужели так будет!? И со мной тоже, да?" На что Гудвин, голосом гипнотизера, отвечал: "А ты спастись то сильно хочешь! Покайся..." Прерывая эту страшилку, Алекс крикнул.

Гудвин, можно тебя на минуту!

И тут же, проюзив по нарам, при этом никого не задевая, на четвереньках подполз Гудвин, и усаживаясь по-турецки, выдохнул:

Говори.

В этот момент глаза Алекса стали какими то лисьими, не хитрыми по-человечески, а именно лисьими.

Чего ты там его пугаешь?..

Да... это так... Я ему библию подарил, ну и зачитал некоторые места.

Слушай Гудвин, я давно хочу тебя спросить, но ты все как то не в духе... Ничего там на одеяле нет? Ну и хорошо! Ты готов говорить?

Конечно! Давай поговорим.

Это был момент, когда депрессия немного отошла и Алекс собирался использовать этот момент с наибольшей отдачей.

Вот скажи мне, сам то ты как все это понимаешь?

Что именно?

Ну, хорошо. Давай так: Силен Бог?

Нету сильнее никого.

А сатана силен?

Тоже не стоит его недооценивать.

Вот сколько лет борьба идет! Тысячелетия, да? На земле только тысячелетия... А кто спасается? Кто победитель?

Христос победитель... и верующие в Него!

Что же с теми, кто до пришествия жил? Ты говоришь, что на Земле царство сатаны. Но всегда были, есть и будут те, кто пытается это царство разрушить. Так? Ну, хотя бы так любимые тобой старцы...

В общем, то так.

Но эти люди знали, и знают о пришествии Христа и о его Воскресении и следуют его учению. То есть это те люди, которые точно знают, что они делают и во Имя чего они это делают?

Естественно.

Тогда ответь мне, три - четыре тысячи лет назад... Ведь кто-то разрушал жертвенники и капища! Кто то отбивал головы каменным истуканам! Были такие?

Конечно, были.

Даже не берем Израиль с его законами и Моисеем. В другом месте - в Индии, в Северной Африке - кто-то уничтожал храмы поклонения демонам! Ведь кто все эти Шивы, Озирисы, Изиды, Кришны, Лилиты и Девы?

Бесы.

Так чем же были движимы те люди, которые еще и не подозревали о воплощении Бога истинного, а уже шли рубиться с нечистой силой, которая в то время считалась силой неопровержимо божественной? Чем они руководствовались, разрушая тот, или иной жертвенник? Ведь тогда еще не существовало эталона?

По наитию.

Вот! По наитию!

Стало ясно, что Алекс получил наконец удовлетворительный ответ, который впрочем, он давно знал. А сейчас просто хотел услышать его от Гудвина.

Значит, восстал Сатана на Бога?

Захотел сам богом стать.

Не важно. Важно то, что когда то они были все вместе.

Алекс прямо смотрел на Гудвина.

Ты думаешь сейчас: "Вот бес!"

Нет, - опять соврал Гудвин, но уже не по привычке. По другой причине.

Послушай! Где то там, было Нечто, в котором всё и все были вместе...

ВСЁ

РАЗ!

... а существует ли Париж-то?

Несколько мгновений Ус молчит. Нет, не думает. Глаза его выхватывают впечатления Города, который он знает. Он чувствует этот Город. Он тысячи раз бывал в нем. Или не был никогда. Главное, что он чувствует.

Да. Существует.

И ты уверен в том, что он есть?

Все - галлюцинация, а Париж существует. Видишь вот это? Или вот этого? Вот - чего нет! Не должно быть, потому что Париж существует.... А Париж - это маленькая Москва.

ДВА!

Иногда мне кажется, что дьявол забрал мою душу. Своего рода сделка. Я помню, что был разговор.... Ну, хорошо, вот ты скажи мне: в каком случае сделка считается состоявшейся?

Когда обе стороны...

... выполнили свои условия! Да, да! А если условия не выполнены одной из сторон, то сделка расторгается?

Ну, она недействительна.

Точно?

А ты сам-то, как думаешь?

Если он решит предъявить мне счет, то я знаю, что делать. Ты скажи, кто на это благословит? Кто имеет такое право? Право от Бога. Пусть он на мою шашку молитву намотает, чтоб я не оказался безоружным на том перекрестке, куда я отправлюсь на разборы с бесом! Уж я то с него сумею получить. В одну вену кокс, в другую винт, в зубы папиросу, в руки шашку, а там решим, кто из нас круче! Как еще должен поступить мужчина? Я - то знаю, что там, куда я должен попасть, ручки на дверях из бледного, чуть потертого, золота.

ТРИ!

Помнишь, я говорил тебе о Пути. О Млечном пути. Да, да, Чумацький шлях. Путешествуя из жизни в жизнь и из мира в мир, нам иногда даются мгновения передышки. Одинокая планета и костер.... Там сидят люди, разные люди. Они молча греются, и когда ты подходишь к ним, они двигаются, освобождая тебе место. Ты равный, среди равных. Сидишь, чтоб набраться сил. И снова во мрак, холод и пустоту.... В новое воплощение. На битву с очередным дьяволом. Так я выбрал сам!

И РЫБЫ УСНУЛИ

Старый, побитый жизнью и принципиально ленивый дракон Эл, млел под мягким солнышком, развалившись на лавке из распиленного тополя. Лавочка была совсем свежая и еще сочилась чем то липким, но Элу нравился запах и поэтому он, поочередно отрывая от лавки то прилипшее крыло, то лапу брюзжал не зло, а просто в силу прожитых столетий. Ему было хорошо. Хорошо, что смог пройти, сквозь зеркальную дверь, что прошел не один, а с лучшим своим другом Слепым Рыцарем Роном и еще оттого, что такие большие и теплые капли падают с листьев на траву... И еще одна мысль согревала большое сердце Эла - мысль об Олли.

Иногда его память срывалась Эл проваливался в минувшее... и глаза его снова вспыхивали, отражая тот, единожды увиденный взрыв. Он застал эту катастрофу еще там, на гнилых болотах. Падающий луч был такой силы, что жабы, выпучив глаза, подлетели вверх и черви завыли страшным стоном, превращая землю в кишащее месиво. Таков был Черный луч. Наверное, даже случилось землетрясение у каких-нибудь равнинных племен.

Почему ему было приятно вспоминать об этом? Потому что именно в этот момент Рыцарь Рон нашел зеркальную дверь и стал навеки Слепым Рыцарем. Это было одновременно и наказанием и прощением. Как он кричал! Зеркало было уже позади и для них оно исчезло навеки, подарив им тихий мир с домиком, покрытым пальмовыми ветвями, прозрачной рекой и спящими в ней рыбами. Мир, в который упал Белый луч. Именно этот луч принес Олли. Мальчика Олли, ставшего их надеждой, их искуплением, их смыслом.

Дракон услышал треск сухих ветвей. Слепой Рыцарь возвращался со звездной поляны.

И сегодня ничего?

Рон повернулся на голос. Подойдя к дракону, Рыцарь поднял капюшон, закрывавший его изуродованное выжженными глазами лицо и помедлив, ответил:

Я уверен Эл, что мы ошибаемся.

Дракон вздохнул.

Опять ты...

Да, опять! Каждую ночь, вот уже третий год подряд, я хожу на эту поляну, в надежде получить хоть какой-то ответ на наши вопросы! И ничего, ничего, ничего! А тем временем мальчик растет. И мы оба знаем, что рано или поздно он оставит нас и только на нас ляжет вина за то, что мы не смогли объяснить ему хотя бы то, что знаем сами и знаем наверняка!

Дракон приподнялся, раскуривая трубку.

Ты понимаешь, что ты говоришь? К чему ты меня склоняешь? К тому, чтоб я добровольно и вполне сознательно научил Олли всем тем козням, на которые потратил большую часть собственной жизни! И ты слепец, потерявший глаза от содеянного зла! Этому мы его научим?

Да. Этому. Больше мы ничего не знаем.

Ты обезумел.

Эл демонстративно отвернулся, исполняя этот жест только для соблюдения чистоты жанра, поскольку Рон его все равно не видел. Но они так давно были вместе.

Ты отвернулся?

Эл растянулся в улыбке, которую можно было бы назвать "улыбкой без кота" и заговорил с Роном совсем другим тоном:

Прости меня, брат. Я тоже устал и не меньше тебя хочу разобраться со всем этим, но...

Он не успел закончить. На поляне перед избушкой появился Олли, мальчик, принесенный Белым лучом. В руках он держал громадный лук Рона.

Рон, научи меня стрелять из него.

Шесть, или семь лет прошло...

Олли все еще не хватало сил натянуть тетиву на луке Слепого Рыцаря. Конечно, он был совсем еще мальчиком, хотя и знал о таких вещах, к пониманию которых далеко не каждый приходит и к концу своей жизни. Эл и Рон не обладали педагогическим даром, но они хорошо помнили свое прошлое, а Зеркало и взрыв помогли им смотреть на это самое прошлое с совершенно другой точки зрения. По сути, они осуждали друг друга перед мальчиком, но суд этот был объективным и не злобным. Только то, что имело действительное место во времени и смысле. Рыцарь учил Олли пониманию. Дракон - боевым искусствам. Учение от обратного, как если бы учитель физики обучал ученика распознаванию фикций и изъянов в предмете истории, а историк рассказывал об абсурдности некоторых открытий с точки зрения мировой философии. В общем, все, что они знали, сводилось к тому моменту, когда Черный луч упал на Гнилые болота. Все. Это являлось точкой отсчета и Рыцарь Рон говорил:

Это только наброски. Штрихи дьявола. Качества, которыми он должен обладать. Ты знаешь, что больше мы ничего не можем дать тебе. Ты бросаешь ножи?

Эл похвалил меня сегодня.

Наш старый дракон выжил из ума. За это нельзя хвалить. Просто, или ты умеешь делать это, или нет. Причем тут похвала?

Но Эл говорил, что...

Послушай, - Слепой Рыцарь подтянул мальчика к себе и заговорил совсем тихо. - Не забывай, что Дракон все-таки сбежал с Гнилых болот... Понимаешь, сбежал! И совсем не потому, что стал другим. Все перемены произошли позже, уже после того, как Белый луч принес тебя.

Рыцарь оттолкнул мальчика.

Впрочем, обо мне можно сказать то же самое.

Там не бывает правды. Туманность ужасов и злобы. Все ненастоящее, ничего настоящего нет. Фальшивка, но очень ярко упакована. Ни я, ни Рон не знаем, как это выглядит на самом деле. Только качества. Некоторые поступки, очень искусно спрятаны под добрые намерения. Уже ничего нельзя понять.

Как он выглядит?

Мы не знаем. У него должна быть мать. Обязательно должна быть мать, как объект поклонения. Больше он никого не чувствует. Но и это ложь. Скорее всего, существует трогательная история... Да, да, про милую семейку! А между тем, эта семейка давно погрязла в кровосмешении! Так они сохраняют силу и распределяют удовольствия.

Если лучи падали одновременно, то он должен быть моим ровесником?

Я думаю, что он выглядит намного старше тебя. Дело в том, что он уже там, в реальности и управляет миром, хотя и тайно. У него старая душа. Да, душа! Она есть у него, как бы ни странно это звучало. Он воин с духом и душой. Он не механическая кукла. Он живой и реальный и это тоже отличие. Он самый живой и настоящий!

Если я не убью его...

То он убьет тебя.

И это все?

Да, это все.

Ищи его в высшем. Источник зла не ютится в коммунальных квартирах и на городских свалках. Это обман. Управление и направление идет через науку, искусство... Значит, его нужно искать где-то там. Возможно в политике, но вряд ли. Скорее, во всем его люди и он со всеми этими людьми. Человек из ниоткуда, человек - тень. Таков он.

Вслушивайся в имена - там многое! Есть очень сильные создания и они не скрывают своих имен. Они у всех на слуху и привычны. Но ты вслушивайся в имена. Вот Рон - он воин, но он не прошел свой путь до конца, поэтому его имя заканчивается на "Н". То есть "Р" - как рождение воина, затем круг "О" и "Н" - мягкий уход. Твоего клиента могли бы звать TOR, но это было бы слишком явно, а сам он предпочитает не подставляться.

Мы не можем научить тебя правде, не можем научить благородству, как не можем научить тебя доброте. Всему этому ты должен научиться сам. Мы даем тебе уроки хитрости, подлости и жестокости - всего того, чем промышляли сами. Но по этим признакам ты и сможешь распознать его мир.

Только ты знаешь время, когда настанет пора отправляться в путь. Твоя лодка отчалит и не будет ни берегов, ни примет. Держи свою звезду и следуй за ней. Никто, кроме тебя не знает время и место, когда ты причалишь и оттолкнешь свою лодку. Это и есть воплощение.

И я останусь один?

Да, ты навсегда останешься один. Но разве сейчас ты не один? Разве ты знаешь, кто ты и откуда?

А ты и Эл...

Нас нет! С тех пор, как мы перешагнули через Зеркало, мы перестали существовать. Может быть лишь легкая грусть... Мы привязались к тебе - это плохо.

Ночью, во сне, Олли увидел бело-голубую звезду. Она светилась, не мигая, холодным и строгим светом. Олли открыл глаза и сон мгновенно пропал. Стояла полная тишина. Даже старый дракон не сопел и не ворочался на ковре. Мальчик вышел во двор, сел на лавку и поднял взор к бесконечному простору черного неба. Прямо на него смотрела бело-голубая звезда. Олли никогда не видел ее раньше, хотя часто разговаривал со звездами, называя их по именам, но эту он не видел точно. Во-первых, свет - плавный и успокаивающий, как колыбельная песня и в то же время спрашивающий и строгий. Внезапно звезда качнулась вправо, на запад и снова встала на свое место. Так бывает, - подумал Олли, - когда долго смотришь на небо. Но сам не поверил собственному утверждению. Какие-то токи прошли по его венам и мальчик почувствовал то, чего ранее никогда не случалось с ним. Он испытал состояние человека в дороге! Ни с чем не сравнимое чувство - Путь! Мальчик выходил на дорогу.

Олли помнил слова Слепого Рыцаря: "Только ты знаешь, день и час, в который оставишь нас и эту область вечно моросящего дождя и нейтрального солнца". Настало время. И сейчас, сидя на лавочке, Олли понимал, что никогда больше он не войдет в избушку. Не войдет даже попрощаться со своими учителями. Не войдет ни за чем. Бело-голубая звезда вздрогнула и медленно двинулась на Запад. Олли пошел за ней. Накрапывал мелкий теплый дождь.

Москва. Бутырский централ. 1997 год.