Художник Фаддей Ренуарович Чойжалсанов боялся умереть. То есть, у него это было, не то что фобией, но, просыпаясь, каждое утро ещё до рассвета, он сначала ощупывал своё тело, убеждаясь, что всё ещё в нём находится, только потом включал свет и оглядывал комнату в поисках ангелов смерти, ожидающих, когда он проснётся, или не едет ли на корове Яма, царь теней. Видя, что всё в порядке, Фаддей вставал с кровати, варил свой неизменный бетонный кофе в алюминиевой кастрюле, и, надевая зелёный берет, из-под которого торчала его благородная шевелюра, замирал перед мольбертом.
Фаддей Ренуарович писал всю жизнь одну и ту же картину - "завтрак на траве". Он работал над этим монументальным полотном на протяжении всего дня, а вечером выносил его в поле и, обрызгав керосином, поджигал. Люди на холсте, созданные неодинаковыми, нелогичными и даже где-то нервными ударами кисти экзотического художника горели по-разному. Голая женщина с дряхлой кожей сгорала сразу, как подстилка из туалетной бумаги в железном ящике, смурной тип в непонятной хвостатой шапке и джинсах, теряя пальцы на вытянутой руке, полыхал так, словно ему было жаль свою никчёмную жизнь, скрюченная тётка на заднем плане вообще горела как декорация, а хмырь с бородой и символическими усами исчезал дольше всех.
В эти минуты Фаддей Чойжалсанов преображался. Он становился похожим на пятилетнего ребёнка, и казалось, что ангелы смерти не придут к нему никогда. Вот уже подрамник начинал трещать и разваливаться, исторгая из плотных сосновых волокон вязкий дым, а Фаддей вдруг грустнел, и, запахнув отливающий всеми цветами радуги видавший виды халат, уходил в свой картонный городок.
На этой картине он не мог понять одного человека - бородатого мужлана в белых штанах. Его символические усы горели дольше всего, и когда уже всё обращалось в прах, усы эти возлежали на сером пепелище. Фаддею это не нравилось. Впоследствии он стал даже подмешивать магний в ту краску, которая шла на усы, чтобы они вспыхивали и сгорали быстрее, но всё равно, усы не исчезали, белея как два крыла ангела в адском пожарище в конце миров.
У Фаддея Ренуаровича было странное хобби. Он любил собирать свои фотографии. Причём фотографии эти он искусственно старил. Он подрисовывал себе окладистую бороду, добавлял седины, делал лысины, испещряя своё лицо глубокими морщинами, потом мял, рвал, топтал ногами эти презренные для истинного живописца плоские карточки, для создания которых не надо было ни грунтовать, ни натягивать мешковатый холст на скрипучий подрамник. Эти несчастные снимки, которые ловят момент истины за одну секунду, недалёкие картонки, придуманные предателем и отступником Дагером, поймавшим впервые луч света в камере - обскуре, почти двести лет назад, Фаддей искренне презирал. Немного успокоившись, художник аккуратно выправлял, склеивал и помещал в альбом маленькие копии его самого. На некоторых он подрисовывал себе гробы, как будто он уже умер, и его несут хоронить. У него даже было несколько собственных керамических фотографий, где вместо даты смерти стояли четыре нуля, словно он не знал ни века, ни даже тысячелетия когда умрёт. Многочисленные ритуальные службы города, наглый смертельный бизнес которых никогда не оскудеет, знали Фаддея в лицо. Все фотоателье с нетерпением ежедневно ждали его в своих тенетах, хищно протирая пушки объективов. Объявляя акцию, "Абитуриент. 100 фото за 300 рублей", они знали, что странноватый художник Чойжалсанов придёт и купит у них эти 100 фото. Странноватый художник Чойжалсанов приходил домой и делал из этих 100 свежих фото 100 фото стареющих и умерших себя.
В то утро он, как обычно, ощупал своё тело, оглядел комнату в поисках Дхарам Раджа со своими приспешниками и, не увидев их, успокоился, потом сварил кофе, надел берет и начал писать "завтрак". В этот раз он положил в усы столько магния, даже смешав его с марганцовкой, что от этого взрыва могла прогореть дыра. Выйдя в поле, он установил на пригорке очередное своё обречённое детище. Он уже облил его керосином, занёс спичку и приготовился не понимать бородатого хмыря, как вдруг кто-то тронул его за ногу. Фаддей обернулся. Рядом стояла маленькая девочка с куцыми косичками, держа в руках тряпичную куклу с огромными пуговичными глазами.
--- Что ты делаешь? --- спросила девочка.
--- Хочу сжечь картину,--- ответил Фаддей.
--- А зачем?
--- Я всегда так делаю, отойди, а то сгоришь.
Девочка от души хохотала, глядя как горит "Завтрак", как взрываются усы у глупого бородача.
--- А ты смешной,---- сказала она, взяв художника за руку,--- пойдём погуляем.
В сердце Фаддея, тысячи раз похороненном в мёрзлой земле меланхолии, обнесённом железными оградами одиночества, заколоченном в черные гробы неизвестности, задул свежий бриз.
Так началось это удивительное знакомство, перевернувшее всю жизнь молодого старика Фаддея.
Девочка приходила к нему домой, протирала пыль, мыла почерневшие окна и складывала в коробки его многочисленные фотографии.
--- Почему ты здесь такой старый? --- спрашивала она.
--- Я боюсь умереть.
--- Не бойся, это не страшно, я умираю каждый день, я вот не хочу взрослеть.
Потом они шли в поле и сжигали очередной "завтрак".
---Давай больше не будем сжигать картины, они такие красивые, --- как-то попросила девочка.
--- Хорошо, --- согласился Фаддей.
Однажды утром Олеся наткнулась в прихожей на большой планшет, накрытый тканью. Фаддей откинул полог, и она увидела себя. Вокруг лица благоухали цветы, сияющие непредставимыми красками, которых нет на этой земле. Тряпичная кукла смотрела сверхчеловеческими глазами Мессии, прижимаясь к груди космической матери.
Проснувшись в это утро, Фаддей впервые за свою жизнь забыл убедиться, живой ли он, и оглядеть комнату. Закончив портрет Олеси, он собрал все свои фотографии и выбросил в мусорный бак.
В один из дней Олеся не пришла. Фаддей искал её по всему городу , обошёл все прилегающие к его дому дворы, но так её и не нашёл.
" Может быть, её не было"? --- думал он, но со стены на него смотрела Олеся в ореоле неземных цветов.
В далёких незримых полях, облитые керосином времени, сгорают наши дни, похожие как один друг на друга, в которых мы не понимаем только себя; в тёмных столах прячутся выращенные искусственно страхи и сомнения, но придёт весна души, наступит март её рождения, и смоет искренним потоком всё неверие и муть, даря Жизнь.
![[]](/img/h/hara_dashibalbar/doriang/080c10895cc02a5dc89ac480b8c5668f.jpg)