Аннотация: Кто там шагает на двух ногах? Левой! Левой! Левой! Бах...
--
Гошисты
(пьеса в пяти действиях, без антракта)
--
Действующие лица
Шурочка -- молодая девушка.
Изида Николаевна - девушка средних лет.
Тим Ким -- чтец газеты.
Садков -- опоздавший активист.
Неизвестный, приходящий с вестями.
--
Действие первое.
Комната с несколькими стульями и столом; на столе - чайник и чашки. Над столом висит плакат, частично закрытый лоскутом ткани; на открытой части читается "КРУЖКОМ". У стола сидят Шурочка и Тим Ким с газетой; Изида Николаевна разливает.
Шурочка: Как странно! Я всегда считала, что будущее общество - это нечто такое светлое! Мне кажется, всё в будущем станет таким, как прекрасная сказка, как чистый сон ребёнка! Все мечты, все устремления, все помыслы человеческие - всё будет направлено туда, вверх!
Изида Николаевна: Да, я, кстати, заметила, что это отображено в мировой религиозной культуре. Я ведь когда-то была верующей, искренне, истово верующей. И сейчас мне тоже кажется, что в религии есть что-то такое... это. Но я постепенно начала осознавать, что религии - это ведь не просто так, к слову пришлось. Духовные учителя человечества понимали необходимость, даже неизбежность наступления будущего. А будущее, Шурочка -- это такой период, когда все люди смогут приблизиться к божественному, к высшему, смогут раскрыть своё духовное начало и найти Бога в себе... Тим, а что там пишут в газетах?
Тим Ким: Венесуэльский президент товарищ Уго Чавес распорядился поднять цены и пошлины на нефть!
Шурочка: То-то империалисты попляшут!
(Входит Садков)
Садков: Что делаете, товарищи?
Изида Николаевна: Чайчик пьём.
Садков: А нет ли чего посущественней?
Изида Николаевна: При буржуазном строе на посущественней не заработаешь. Что нового?
Садков: А... что тут может быть нового? Опять бухтит Ивантеев.
Тим Ким: Чего, собственно, надо Ивантееву?
Садков: Он говорит, что у нас нет продуманной экономической программы. Говорит, что мы с таким подходом не сможем накормить рабочих даже в случае нашей победы.
Изида Николаевна: Подумать только, Ивантеев опять думает в терминах еды. Накормить рабочих, напоить рабочих... А что, может, по Ивантееву, рабочим ещё и личный автомобиль потом понадобится?
Тим Ким: Это типичный оппортунизм.
Шурочка: По-моему, это не оппортунизм, а обыкновенное неверие в человека, в высшие стороны его духовной силы! Ивантеев полагает рабочих скотами, не способными на высокие чувства! Он думает, что они заботятся только о своих желудках!
Садков: Ивантеев так не думает.
Изида Николаевна: А что, собственно, думает Ивантеев? Тоже мне, мыслитель-теоретик. Что он сам сделал для революции?
Садков: Пока что по поручению комитета он распространяет агитационную литературу среди солдат и матросов.
Тим Ким: Среди солдат и матросов! Подумаешь, революционная работа! Матросы и так самый революционный класс -- вспомните Смольный, Октябрь, "Аврору"! Знаете что: а давайте поручим Ивантееву работу с заключёнными! Не политическими, конечно, а уголовниками. Вот у них-то точно всё идёт через желудок.
Шурочка: И пусть он с ними и попробует найти общий язык!
(Входит Неизвестный.)
Неизвестный: Товарищи, слышали новость? В городе революция! Рабочие восстали, проспекты перегорожены баррикадами! Буржуазное правительство принимает экстренные меры...
Тим Ким (вставая): Тогда что мы тут сидим? Бежим скорее!
Изида Николаевна: Я всегда говорила, что рабочий класс не позволит обращаться с собой как с быдлом! Рано или поздно он должен был восстать и сбросить ярмо, которое на него надели с помощью палки, петли и винтовки! В нас, людях, горит божественный огонь, и мы не позволим так с собой обращаться...
Шурочка: Как вы всё верно и красиво говорите, Изида Николаевна!
(Занавес)
--
Действие второе.
Те же люди, но с пёстрыми повязками на рукавах. Та же комната, но стол и стулья выглядят побогаче, хотя разнородно. Над столом висит плакат, частично закрытый красной материей; на открытой части читается "РЕВКОМ". У стола сидят Шурочка и Тим Ким с газетой; Изида Николаевна разливает.
Шурочка: Как прекрасно! Сейчас я, как никогда, уверена, что будущее общество - это такое светлое, прекрасное, что даже словами не опишешь! Мы идём туда, где всё станет чистым, как прекрасная сказка, как сон ребёнка! Все мечты, все устремления, все помыслы человеческие - всё ныне направлено туда, вверх!
Изида Николаевна: Да, я, кстати, говорила уже раньше, что это хорошо отображено в мировой религиозной культуре. Знаете, я ведь когда-то была верующей, искренне, истово верующей. Мне даже казалось, что в религии тоже есть что-то такое... этакое. Но я уже давно осознала, что религии - это просто так, к слову пришлось. Духовные учителя человечества прекрасно понимали необходимость, даже неизбежность наступления будущего. А ведь будущее, Шурочка -- это такой период, когда все люди смогут приблизиться к божественному, к высшему, смогут сами, без помощи религиозных костылей, раскрыть своё духовное начало и найти Бога в себе... Тим, а что там пишут в газетах?
Тим Ким: Венесуэльский президент товарищ Уго Чавес распорядился снизить цены и пошлины на нефть!
Шурочка: Ура! Это должно поддержать экономику развивающихся стран третьего мира!
(Входит Садков)
Садков: Что делаете, товарищи?
Изида Николаевна: Чайчик пьём.
Садков: А нет ли чего посущественней?
Изида Николаевна: Трудности переходного периода. Кроме чаю, ничего конфисковать не удалось. Что нового?
Садков: А... что тут может быть нового? Ивантеев занудствует сверх меры.
Тим Ким: Чего, собственно, надо Ивантееву?
Садков: Он говорит, что мы тратим много усилий на болтовню. Говорит, что нужно сейчас подумать о транспорте и состоянии электросетей.
Изида Николаевна: Ну конечно, Ивантееву скучно без электричества. Канавы копать, между прочим, электричество совсем не требуется! А потом ему что - Большой театр открыть вне очереди?
Тим Ким: Это типичное пораженчество.
Шурочка: По-моему, это не пораженчество, а простое неверие в человека, в высшие стороны его духовной силы! Ивантеев полагает, что без электричества и транспорта мы проиграем! Он просто не чувствует, какой огромной силы процессы разбужены сейчас в революционных массах, и думает, что рабочий не может потерпеть год-другой без "лампочки Ильича" в своём бараке!
Садков: Ивантеев так не думает.
Изида Николаевна: А что, собственно, думает Ивантеев? Тоже мне, мыслитель-теоретик. Что он сам делает сейчас для революции?
Садков: Занимается организацией продснабжения, электричества и связи.
Тим Ким: Продснабжение! Подумаешь, революционная работа! А электричество у нас и без него будет! Электричество без революции всё равно немыслимо: вспомните ГОЭЛРО, индустриализацию. Днепрогэс... Знаете что: а давайте поручим Ивантееву ещё и автодорожную сеть! Да чтоб не только асфальт положили, но и машины пусть запустит все, раз уж он так транспортом интересуется!
Шурочка: А не справится с организацией, так пусть сам асфальт кидать идёт!
(Входит Неизвестный.)
Неизвестный: Товарищи, слышали новость? Рабочие волнения, контра по городу мутит воду... Говорят, что мы не справляемся с элементарными задачами управления. На митинге требуют нас, лидеров ревкома!
Тим Ким (вставая): Тогда что мы тут сидим? Бежим скорее!
Изида Николаевна: Я всегда говорила, что рабочий класс ещё не созрел для активного совершенствования! Слишком долго рабочие носили рабское ярмо, которое на него надели с помощью палки, петли и винтовки! Но кто-то должен заново зажечь в них, в людях, божественный огонь, и мы готовы принять на себя миссию носителей этого пламени...
Шурочка: Как вы всё верно и красиво говорите, Изида Николаевна!
(Занавес)
--
Действие третье.
Та же комната, тот же чайник и чашки. Над столом висит плакат, частично закрытый шикарным флагом с вышивкой; на открытой части плаката читается "ПАРТКОМ". Все одеты в парадные костюмы. У стола сидят Шурочка и Тим Ким с газетой; Изида Николаевна разливает.
Шурочка: Как странно! Я когда-то считала, что будущее общество - это нечто такое светлое! И сейчас мне кажется изредка, что всё в будущем, быть может, ещё станет высоким, как прекрасная сказка, как чистый сон ребёнка! Все мечты, все устремления, все помыслы человеческие - всё ещё можно направить туда, вверх!
Изида Николаевна: Да, я, кстати, заметила, как сильно отображена эта мысль в мировой религиозной культуре. Я ведь когда-то была верующей, искренне, истово верующей. Потом я забросила эти глупые фантазии, а вот сейчас мне тоже кажется, что в религии есть что-то такое... это. Но я давно уже осознаю, что религии - это глупый бред. Человечеству нужны духовные учителя, которые одни только понимают необходимость, даже неизбежность наступления будущего. И эти учителя - мы, Шурочка. Только мы с вами видим ещё в будущем такой период, когда все люди смогут приблизиться к божественному, к высшему, смогут раскрыть своё духовное начало и найти Бога в себе, как это сделали мы с вами... Тим, а что там пишут в газетах?
Тим Ким: Венесуэльский президент товарищ Уго Чавес распорядился поднять цены и пошлины на нефть!
Шурочка: То-то империалисты попляшут!
(Входит Садков)
Садков: Что делаете, товарищи?
Изида Николаевна: Чайчик пьём.
Садков: А нет ли чего посущественней?
Изида Николаевна: Ностальгия по революционному прошлому. Что нового? Опять Ивантеев?
Садков: А... что тут может быть нового? Ивантеева вашего мы вчера того... расстреляли.
Тим Ким: А за что, собственно, расстреляли Ивантеева?
Садков: За популистские лозунги. Это ведь он внушал рабочим нелепые мысли, что в случае нашей победы у каждого будет вдоволь еды и даже личный автомобиль. Вот пусть и отвечает за обман трудящихся масс! Кто-то же должен ответить!
Изида Николаевна: Вот так и будет со всяким, кто слишком много думает о брюхе, и слишком мало - о духе. Дети Марфы, как известно, лишены блаженства...
Тим Ким: Надо про него статейку написать. Я уже и заголовок придумал - "Ивантеевщина".
Шурочка: Правильно, нужна статья! По-моему, ивантеевщина -- это извращение человеческой натуры, принципиальное неверие в особую природу человека, в высшие стороны его духовной силы! Ивантеев полагал, что человек - скотинка, думающая только о своём желудке! Это яд и отрава для идеи...
Садков: Ивантеев так не думал.
Изида Николаевна: А какая разница теперь -- что, собственно, думал Ивантеев? Тоже мне, мыслитель-теоретик. Что он сам сделал для революции?
Садков: Да... работал.
Тим Ким: Работал! Работать -- это кто угодно может, хоть самая распоследняя шваль. Работать и при капитализме можно! А вот вы попробуйте сохранить свет идеалов, когда вокруг -- сплошная грязь и ни одного настоящего человека!
Шурочка: Если верить Даниилу Андрееву, таких, как Ивантеев, ждёт страшное искупление в нижних слоях Шаданакара!
(Входит Неизвестный.)
Неизвестный: Товарищи, слышали новость? Мы проиграли, мы разбиты... Контрреволюционные выступления у хлебных магазинов, люди требуют отоварить их талоны на хлеб за два месяца с лишним. Областной комитет бежал, власть перешла к Учредительной Думе, депутаты требуют свободных выборов. Это конец! Капиталисты возвращаются!
Тим Ким (вставая): Тогда что мы тут сидим? Бежим отсюда!
Изида Николаевна: Я всегда говорила, что рабочий класс -- это тупое, бездушное быдло! Рано или поздно он обязательно проявил бы свою паскудную натуру, а удержать его в ярме мы бы, похоже, могли исключительно с помощью палки, петли и винтовки! Но мы -- не такие, как вся эта шваль! Мы -- избранные, в нас ещё горит божественный огонь, и мы не позволим так с собой обращаться...
Шурочка: Как вы всё верно и красиво говорите, Изида Николаевна!
(Занавес)
--
Действие четвёртое.
Барак; некрашеные скамьи, стулья и стол из досок; на столе - всё те же чайник и чашки. Над столом висит плакат, частично закрытый лоскутом ткани; на открытой части читается "ЛАГ". Люди сидят в ватниках. У стола сидят Шурочка и Тим Ким с газетой; Изида Николаевна разливает.
Шурочка: Как странно! Мне кажется, что у человечества нет будущего! Всё развеялось, как детская сказка, слетело, как сон слетает с ребёнка! Вокруг - пустота и мгла, впереди - пустота и мгла, но всё равно где-то в сердце живёт, не умирая, лучик надежды...
Изида Николаевна: Да, кстати, я когда-то заметила, что это отображено в мировой религиозной культуре. Я ведь раньше была верующей, искренне, истово верующей. А потом я предала свою веру, свою духовную сущность. Но теперь я снова почувствовала в себе стимул к вере. Ведь религия - это не просто так! Духовные учителя человечества понимали необходимость, даже неизбежность наступления будущего. А будущее, Шурочка -- это такой период, когда свершится страшный суд, когда все люди будут уничтожены за свою глупость и свои злодеяния. Но спасены будут те, кто сможет приблизиться к божественному, к высшему, те, кто смогут раскрыть своё духовное начало и прийти с повинной головой к Богу... Тим, а что там пишут в газетах?
Тим Ким: Венесуэльский президент товарищ Уго Чавес распорядился снизить цены и пошлины на нефть!
Шурочка: Ну слава богу! Хоть какое-то облегчение для развивающихся стран третьего мира.
(Входит Садков)
Садков: Что делаете, товарищи?
Изида Николаевна: Чайчик пьём.
Садков: А нет ли чего посущественней?
Изида Николаевна: Пайку сегодня что-то придерживают. Что нового?
Садков: А... что тут может быть нового? Нашёл одного товарища, вроде тоже левый. Фамилия - Крамской.
Тим Ким: Чего, собственно, надо этому Крамскому?
Садков: Он говорит, что нам требуется продуманная экономическая программа. Призывает изучать классиков марксизма: победившая революция, мол, должна прежде всего основываться на здоровой экономике.
Изида Николаевна: Ещё один нашёлся! Мало их уже было на нашей памяти: Антонов, Боровицкий, Вышенко, Горкин... да вот, хотя бы тот же Ивантеев покойный! И чем они кончили со своими программами? Померли все, и народ на их могилы наплевал с высокой колокольни. Программисты!.. Все померли, все! Народу на их экономические программы просто начхать хотелось. Кто их выполнять-то будет, программы-то? Народ наш - он же баран! Ну нет уж, вы как хотите, а я вообще не верю в то, что революцию можно основывать на какой-то там экономике! Основа революции - это особый дух нового, совершенного человека!
Тим Ким: Ну что вы о ерунде спорите? Идиоту ясно: этот Крамской -- оппортунист.
Шурочка: По-моему, он не оппортунист, а обыкновенный скептик и циник. Такие, как он, обычно не верят в человека, не знают высших сторон его духовной силы! Этот Крамской думает о людях как о массе озабоченных своими материальными благами обывателей!
Садков: Кажется, Крамской так не думает.
Изида Николаевна: А что, собственно, думает этот Крамской? Тоже мне, мыслитель-теоретик. Что он сам сделал для революции?
Садков: Пока что по поручению комитета он печатает листовки.
Тим Ким: Печатает листовки! Тоже мне, революционная работа! Знаете что: а давайте поручим Крамскому работу с лагерным персоналом!
Шурочка: Точно! Эти примитивные тюремщики - как раз для таких, как он! Вот пусть он с ними и попробует найти общий язык!
(Входит Неизвестный.)
Неизвестный: Товарищи, слышали новость? Нас амнистируют. Новая власть сочла, что для неё мы вполне безопасны, и нам до двенадцати ноль-ноль приказано явиться в комендатуру лагеря для получения документов об освобождении.
Тим Ким (вставая): Тогда что мы тут сидим? Бежим скорее!
Изида Николаевна: Я всегда говорила, что рабочий класс нуждается в опытных, проверенных руководителях, способных повести его к борьбе за светлое будущее! Рано или поздно рабочий восстанет и сбросит то ярмо, которое на него сейчас пытаются надеть с помощью палки, петли и винтовки! Мы - ангелы революции, сотканные из света, крови и стали! В нас горит вечный, божественный огонь, и мы не позволили бы сгноить себя в этой тюрьме...
Шурочка: Как вы всё верно и красиво говорите, Изида Николаевна!
(Занавес)
--
Действие пятое.
(Все, включая Садкова и Неизвестного, едут в купе поезда. Все одеты в пальто. На столе - чайник и чашки. Изида Николаевна разливает.)
Изида Николаевна: Ну, и кто чем займётся теперь?
Садков: Как это -- чем? Борьба только начинается! Мы должны основать революционный кружок!
Шурочка: И мы снова будем собираться этим кружком?
Изида Николаевна: Да, Шурочка. Как в старое доброе время.
Шурочка (хлопая в ладоши): Как это прекрасно! Вы знаете, Изида Николаевна, сегодня на верхней полке, мне снилось будущее! Оно было светлым, оно было прекрасным, как... как... И вы знаете -- я там летала! Сама по себе, честное слово!
Садков: Ты, Шурочка, и тут летала... Насилу поймал!
Тим Ким: А вы знаете, товарищи, что сегодня венесуэльский президент товарищ Уго Чавес...
Неизвестный (отмахиваясь): Погодите-ка с Уго Чавесом! Вы видите, товарищи, какой грязный полустанок за окном? Нищета, бардак, блевотина... Ужас!
Изида Николаевна: Вот она, Россия!
Садков: Когда мы снова победим, нужно будет дать этому Крамскому революционное поручение: заняться чистотой наших вокзалов.
Неизвестный: Хорошая идея.
Изида Николаевна: Ни на что другое он всё равно не годится. Светлому будущему не нужны циничные жлобы, помешанные на обывательских интересах!
Тим Ким: Да, здесь, пожалуй, работа как раз по нему. Хотя он и потом нам может пригодиться. Ведь и в самом светлом будущем кто-то должен чистить от блевотины захолустные вокзалы. Я правильно мыслю?
Изида Николаевна: Нет. В светлом будущем люди не будут блевать!
Неизвестный: Но вокзалы-то наверняка останутся! И кто-то должен подумать об их чистоте, а?
Тим Ким: Лучше всего думают о чистоте те, кто часто думает о грязи. Так что Крамской нам вполне подходит.
Шурочка: Вот и отлично! Ведь настоящему человеку будущего такую работу не поручишь! В настоящем человеке будущего всё обязательно должно быть прекрасно: и лицо, и мысли, и даже его работа...
Изида Николаевна: Шурочка! Как ты всё верно и красиво говоришь!