Харченко Александр Владимирович : другие произведения.

Солнечная сеть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о детях земного астронавта и инопланетянки, которым пришлось перевернуть всю жизнь на Земле.

  -- Солнечная сеть

Фантастическая повесть

   Коммунизм -- пыздыр максымардыш пыж!
  

Кабардинская мудрость

  
   Слёзы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!
  

Гомер, "Илиада", I/42

  -- Пролог. Афины, Академия Астрофлота, 309.05.24. Кейт
   В Академии Астрофлота проходила выпускная церемония, сорок девятая с момента основания этого учебного заведения и одиннадцатая -- по новому, принятому Астрофлотом ритуалу. Выпускники Академии, три ровных парадных коробки примерно по пятьдесят на двадцать человек, прели под палящим солнцем Южной Европы в космических скафандрах старой модели, с откинутыми гермошлемами. Преподаватели Академии и девушки-распорядительницы, пришедшие для участия в церемонии, носили плащи, туники и сандалии на древнегреческий манер. Вход на парадную лестницу перед главным входом в Академию украшали хитро сплетённые оливковые венки. Перед ступенями лестницы ярко пылал вечный огонь в протянутой металлической ладони, у которой выразительно не хватало среднего пальца -- не так давно хитроумные ученики младшего курса разогнули этот палец так, чтобы он смотрел кверху, а заведующий мемориальной частью, во избежание скандала, распорядился отпилить этот палец лазерной ножовкой. За вечным огнём вздымались над высоким порогом Академии огромные, безликие, розово-мраморные статуи в таких же старинных неуклюжих скафандрах, какие были надеты сейчас на курсантах -- общий памятник павшим в безднах покорителям Солнечной Системы.
   Между статуями на ступенях высилась огромная, под стать размеру мраморных истуканов, трибуна с эмблемой Академии, задрапированной с двух сторон флагами Земли и Астрофлота. На трибуне кипела жизнь, резко контрастировавшая с молчаливой неподвижностью трёх курсантских прямоугольников; плащи и туники преподавателей развевались в ароматных струях кондиционированного ветра, ловкие девушки-помощницы разносили сидевшим на трибуне воду, сыр, оливки и сладости, а приглашённые на трибуну почётные гости, в самой обычной для жителей современной Земли выходной одежде, хмуро обменивались друг с другом впечатлениями, глядя на площадь с выстроенными рядами выпускников. Многие из гостей помнили те славные годы, когда в час выпуска курсантов площадь эта была ещё полна от края и до края стройными рядами только что закончивших обучение астролётчиков.
   За площадью, отгороженные в можжевеловых и тисовых аллеях частоколом заградительных столбиков и красных бархатных лент с мудрыми изречениями древних математиков и философов, стояли толпой абитуриенты -- будущие курсанты Академии. Несколько кураторов, переодетых торжества ради в белые хитоны, инструктировали их, как правильно вести себя во время праздничной церемонии. Их время ещё должно было настать.
   Позади абитуриентов толпились по аллеям случайные зрители, друзья и девушки курсантов, несколько модных аугментатов, желающих покрасоваться на публике новыми достижениями биоимплантационных технологий, журналисты и родители выпускников, возможно -- некоторые из них осознавали это! -- в последний раз видевшие своих чад на Земле, живыми и невредимыми. Кейт Астер тоже затесался в эту толпу, с любопытством разглядывая происходящее. Для него здесь всё было внове. Его отец, астролётчик Джордж Астер, не заканчивал Академию. Во времена его отца космических пилотов ещё учили в региональных профильных техникумах...
   Наконец, проиграли фанфары, требуя внимания, и ректор Академии взял слово. Говорил он коротко, сухо; поздравил выпускников с благополучным окончанием учёбы, выразил сожаление по поводу большого процента отсева на всех курсах, пожелал счастливой службы в космосе и успешной работы на благо Земли -- и был таков. Затем на трибуну вышел приглашённый представитель Астрофлота, темнокожий инженер-строитель Рикард Морьер. Его речь тоже отличалась лаконичностью, но была полна страсти и напора в каждом слове.
   -- Вы только что окончили Академию и получили ваши первые лицензии работников космоса, -- говорил он строю курсантов. -- Но не думайте, что это делает вас особенными, избранными. Вы -- простые солдаты армии человечества, вы -- безвестные пехотинцы на бруствере, на переднем крае атаки на Вселенную. Взгляните на статуи над вашими головами! На их постаментах нет имён, их гермошлемы закрыты, и никто никогда не увидит их лиц... Безвестная жизнь, полная трудов и самопожертвования, и безвестная гибель в глубинах неизведанных миров... Вот то, к чему вас готовили. Вот то, чего ждёт от вас человечество! Вы не знаете имён тех, кто вывел вас на звёздные просторы, и ваши потомки будут правы, когда не захотят знать ваших имён. Мы не можем позволить себе роскоши слишком долгой жизни и слишком долгой памяти. Человечество ждёт от нас, что мы проложим ему дорогу к звёздам, пускай дорога эта и будет стоять, как все подлинные свершения, на наших костях. Слава -- для героев прошлого, для тех, до чьего уровня нам никогда не подняться! Для нас -- вечные ценности нового времени: труд, самоотречение, самоотдача. Во имя единственной светлой мечты всех людей, во имя земного человечества, которому вы мостите собой путь в новые миры!
   В толпе слушателей раздались громкие аплодисменты.
   -- Гермошлемы -- надеть! -- отрывисто, резко скомандовал куратор, командовавший строем выпускников.
   Две тысячи восемьсот восемьдесят девять курсантов дружно натянули на головы огромные шлемы со светоотражающими зеркальными щитками; лица их разом исчезли, закрытые от взглядов собравшейся толпы -- возможно, теперь уже навсегда. Кейт Астер вздрогнул, когда снова взревели фанфары, давая строю общий сигнал.
   -- Отряды... нале-во! К знаменному салюту! По машинам... шагом... марш!
   Грянул старинный гимн покорителей космоса, провожая в спину быстро уходящие ряды молодых астронавтов. Их ждали корабли с разверстыми трюмами, ждала обязательная двухлетняя практика на Луне. Хор юных девушек, вторя оркестровой меди, пел вслед уходящим обязательные слова о телах безвестных мучеников, устилающих дорогу к звёздам красным, как алые флаги прошлых войн, ковром, пел о жертвах и о жертвенности, неизбежных на звёздном пути. Кейт некстати вспомнил, как нескольких его случайных знакомых исключили в разное время из Академии только за то, что они напевали этот же марш на другие, сочинённые воспалённым студенческим воображением, слова: "Расскажу-ка я историю, ребята, приходили ко мне милые девчата...". Да, современная Земля умела требовать уважения к традициям!
   На опустевшую площадь высыпали абитуриенты. К ним снова обращался Рикард Морьер, снова призывал к самоотдаче и самопожертвованию, говорил о звёздной миссии человечества, перед которой ничтожна всякая отдельная жизнь. Затем выступали преподаватели -- рассказывали о своих курсах, о факультетах, жаловались на то, что интерес к космосу падает из года в год, что всё меньше молодых людей проходят по требованиям, предъявляемым к астролётчикам, и всё меньше их проявляет должное прилежание, чтобы с детства готовиться отдать свою жизнь космосу, чтобы жить в сообществе звездоплавателей, чтобы хотя бы попробовать поступить в Академию на первый курс. Кейт уже слышал это, когда разговаривал с преподавателями лично. Рождённый в космосе, живший и живущий среди звёзд и ледяных планет, сам он не смог поступить в Академию -- не прошёл по психотестам, не был признан достойным обучаться в земной школе жизни, готовившей покорителей иных миров, способных сражаться с безмолвной стихией и гибнуть в безвестности ради будущего блага для всего земного человечества...
   Кейт, смешавшись с толпой, протиснулся поближе к зданию. Кое-кто узнал его; молодая девушка, стоявшая с букетом цветов у боковой аллеи, брезгливо отодвинулась, уступая Кейту дорогу. "Вот этот тип, сын инопланетянки!" -- шепнули в толпе. "Как интересно!" -- воскликнули в ответ, всё так же шёпотом. "Говорят, он сильно аугментирован какими-то инопланетными штуками!" Кейт обернулся, и голоса смолкли. Вновь заиграл оркестр, абитуриенты побежали к стендам с написанным от руки на грифельных досках расписанием вступительных экзаменов -- с некоторых пор Академия не признавала информационных дисплеев. Пользуясь возникшей толчеёй, Кейт заскочил на ступеньки парадной лестницы, отодвинул рукой летающего аугментата-мажордома с жужжащими глазами на стебельках, загородившего ему дорогу. Рикард Морьер заметил его, пригласительно махнул рукой, указывая на боковой вход в здание Академии. Аугментаты и девушки, распоряжавшиеся праздником, поспешно отступили с дороги. Кейт быстро поднялся по лестнице, не доходя до трибуны, и свернул в кондиционированную прохладу внутренних коридоров здания.
   Рикард Морьер ждал его в своём кабинете, скромном помещении, отделанном мягким, как в корабельных каютах, пластиком. Рикард был не один; в лёгком кресле сидела темнокожая женщина высокого роста, с тяжёлыми и мягкими, переливающимися, точно ртуть, формами тела. Рубашка из тонкого жёлтого полотна и облегающие брюки идеально подчёркивали её фигуру, крепкую, но веявшую тонкой элегантностью. Кейт не мог не обратить на неё чисто мужского внимания, но, памятуя о нервозности, свойственной земным женщинам, заставил себя усилием воли перевести свой взор на рабочий стол Рикарда.
   Хозяин кабинета широким жестом пригласил Кейта садиться.
   -- Прошу вас... располагайтесь. Это аспирантка Анитра Нилумба, биофизик. Анитра, ты ведь знакома с Кейтом Астером?
   -- Конечно, Кейт! Я видела вас в Реймсе, когда вы только прилетели. Добро пожаловать в стены Академии, Кейт. Вы ведь здесь впервые?
   -- Да. Рикард пригласил меня для беседы именно в день выпуска, чтобы показать, как и на чём формируются на современной Земле мощь и единство Астрофлота.
   -- Анитра сейчас работает над темой скалярных биометрик, -- сказал Морьер, опускаясь за стол. -- Она может попробовать разблокировать вашу сестру. Вытащить Кинтию Астер из этих её лунных рощ. Вообще, изучить ваши возможности. Понять, так сказать, во благо человечества, что вы собой представляете по своей природе, вы, дети человечества, дети Джорджа Астера. Тогда, надеюсь, мы сумеем помочь и вам, и вашему отцу.
   -- Я тоже хочу на это надеяться, -- суховато сказал Кейт.
   Аспирантка кивнула в его сторону, распустив этим движением по плечам густую гриву волнистых каштановых волос.
   -- Мне нужно узнать о вас... как можно больше, -- низким, густым голосом произнесла она, чуть искоса разглядывая Кейта. -- Вы должны рассказать мне всё о себе. Абсолютно всё. Без утайки!
   -- Я предоставил в распоряжение институтов Земли максимально подробные отчёты. Вряд ли я смогу что-то добавить к ним, даже если очень захочу. Кроме того, меня осматривали, сканировали, даже изучали в каких-то трубах. Вы же не считаете, что я скрыл или утаил от вас какую-то существенную информацию?!
   -- Отчёты -- это всё не то, -- вновь тряхнула волосами Анитра. -- Мне нужны сведения от вас. Я хочу выслушать вас. Узнать от вас то, что вы считаете важным. То, о чём вы говорите, как говорят о важном. Это может дать ключ к вашей тайне, ключ более важный, чем простой отчёт.
   Кейт растерянно перевёл взгляд на Рикарда Морьера. Тот сидел с непроницаемым видом, крутя в руках многоцветный художественный скетчер. Встречаться глазами с Кейтом он старательно избегал.
   -- Хорошо, -- сказал Кейт нетерпеливо. -- Поставлю вопрос по-другому. Что случилось?! Почему вам снова понадобилось работать со мной?
   Морьер потёр виски, отложил скетчер в сторону. Взглянул всё-таки на Кейта, взглянул прямо, остро, оценивающе; так смотрит мясник, хорошо ли наточен нож, прежде чем браться за разделку туши.
   -- Мы делаем всё возможное, чтобы освободить из ловушки лунной экосисиемы вашу сестру, -- сказал он наконец, -- и, как следствие, найти способ избавить от той же проблемы вашего отца. Но, как вы могли видеть сегодня, Астрофлот получает всё меньшую долю общественных ресурсов на исследования. Мы всем мешаем! Экологические активисты, позитивные гуманисты, транзиентные монокосмисты -- список тех, кто хочет остановить исследования космоса и звёзд и заменить их "исследованием человеческой природы", вы можете продолжать и без меня, я думаю. И все они висят у нас на руках, как кандалы. Лунные рощи кажутся им чудом, даром богов, а не трагедией личности. Ещё немного, и нам предложат оставить всё как есть, на самом высоком уровне, включая Совет Земли. Поэтому мы должны успеть сделать всё как можно скорее.
   -- То, что случилось с вашей сестрой, по всей видимости, является точной копией той же участи, которая постигла и вашего отца, -- вступила в разговор Анитра Нилумба. -- Иначе говоря, судя по всем нашим исследованиям, эти новые рощи на Луне имеют самое прямое отношение к биосфере, внезапно возникшей на девственно чистой и, судя по всему, безатмосферной экзопланете. При этом в обоих случаях мы имеем дело с человеческим сознанием, сознательным усилием растворившим себя в природной среде. Уж не знаю, кто там была ваша загадочная мать -- космическая богиня лесов, могущественная представительница сверхцивилизации, ставящая опыты на нас, простых смертных, или просто какая-нибудь экологическая активистка с Тау Кита, прихоти ради превращающая людей в заросли! Но вы, как и ваша сестра, вы унаследовали часть материнской природы, и вот в этой части нам предстоит разобраться как следует. Во имя науки, во имя прогресса! Во имя гуманизма, в конце концов! Мы не должны позволить людям растворять себя в природной среде -- пусть и по собственной воле. Нам надо найти способ достать их обоих оттуда, где они сейчас обретаются! Но... как?!
   -- Я всё это понимаю. Но разве у вас появились теперь какие-то новые методы?!
   -- Там, где не сработала физика, придётся попробовать применить психологию, -- быстро и с некоторой брезгливостью в голосе проговорил Рикард Морьер. -- Не в гуманитарном смысле этого слова, а в естественнонаучном, конечно же. Скалярные биометрики -- это что-то вроде численных значений, снятых с многомерного поля психических импульсов. Чем сложнее психика, тем сложнее и больше структура этого поля, но база -- изъятые, замеренные количественные значения передаваемой информации, -- она всегда примерно одна и та же.
   -- Примитивно объясняешь, Рикки, -- Анитра повернулась к Морьеру, сделав лёгкое протестующее движение узкой ладонью. Рикард отмахнулся уничижительно, даже не глядя на неё; он смотрел на Кейта.
   -- Скажу честно, -- прибавил он, -- пока что это не дало результата, и я не очень-то верю в это психологическое шарлатанство, пусть и прикрытое наукообразной математичностью. Но Анитра -- специалист в своём деле, и специалист увлечённый. Возможно, исследуя вас, она сможет нащупать управляющие рычаги в вашей психике. Если бы только мы знали, как эта психика устроена, как можно поставить её под контроль человеческого разума! И тогда, пользуясь этими рычагами, мы, конечно же, вернём человеческий облик вашей сестре, а затем и вашему отцу. Мы снова пробудим в них нормальные, человеческие, земные чувства и побуждения, мы научимся ими управлять... Сейчас этот подход -- наш единственный шанс на их спасение!
   Кейт глубоко задумался.
   -- Хорошо, -- сказал он наконец, -- я попробую помочь, чем смогу. Я ведь просто не знаю: неужели наши эмоции и побуждения так уж отличаются от нормальных человеческих чувств?! Неужели вы рассчитываете найти какое-то иное состояние или требование психики, которое окажется сильнее, чем такое полное растворение сознания в среде, созданной им?!
   -- Одно из двух: или такое чувство, или, точнее, такой психический сигнал, есть в природе, -- придерживая водопад волос, произнесла Анитра, -- или же ваши родственники, возможно, не вернутся к человеческой жизни никогда. Возможно, народ вашей матери более устойчив к таким стрессам, или хотя бы имеет социальные механизмы для возвращения в общество растворивших себя в планетарных оболочках сограждан. Или, быть может, для них это вообще не обязательно. Может быть, это и есть их способ жизни: выросшая особь сознательно находит новую необитаемую планету и, облюбовав её, сливается с ней, заставляя эту планету стать живой и цветущей. Сознание на этом теряется и исчезает, выполнив свою законную функцию. Взамен одного сознания потомкам остаётся новый, готовый к заселению живой мир.
   -- Многие тысячи землян мечтали бы о таком конце жизни, -- медленно проговорил Морьер. Глаза его горели праведным восторгом фанатика. -- Ради звёзд, ради прогресса! Но сейчас речь, конечно же, не о том, чтобы отдать жизнь, пусть даже это и подвиг, а о том, чтобы спасти уже имеющийся разум вашей сестры... И, раз биология и системотехника бессильны разобраться в вашей удивительной природе, нам придётся попробовать в деле и гуманитарную лженауку, с её психологическими фокусами. Иначе все усилия по спасению Кинтии и Джорджа Астеров окажутся в итоге пустой тратой времени и средств...
   -- Хорошо, -- кивнул Кейт, -- я, разумеется, помогу. Но отчего такая срочность?
   -- Ресурсы для освоения космоса нам урезают год от года. Ещё четверть века назад Академия готовила ежегодно шестнадцать тысяч астролётчиков, сейчас -- всего три тысячи в год. Учитывая нынешнюю естественную убыль, этого едва хватает на обеспечение кадрового состава Астрофлота. Мы уже отказались от колонизации спутников Сатурна, полностью законсервировали Уран, мы никак не можем установить связь с нашей колонией на Летящей... Никто не даст нам ни средств, ни людей, чтобы вести проект в широком масштабе даже на Луне. Приходится немного хитрить, приурочив отбытие новой группы специалистов в эти лунные кущи к выпуску стажёров Академии. Поэтому нужно было перво-наперво убедиться, что этот план сработает. Он сработал, и дело теперь за вами, Кейт Астер. Дайте в руки профессионалов рычаги управления вашей нечеловеческой психикой, и мы, возможно, сумеем ими воспользоваться, чтобы вернуть вам сестру и отца... Впрочем, обнадёживать вас я не буду. Вы не хуже меня понимаете, что здесь мы имеем дело с неизведанным. Итак, Анитра, я оставляю вас наедине. Действуй. Помни, что от твоей удачи, -- он мягко улыбнулся, -- зависит будущее двух очень выдающихся людей, а во многом -- и будущее всей земной расы!
   Анитра Нилумба потянулась в кресле и неожиданно задорно подмигнула выходившему Морьеру:
   -- Я справлюсь, конечно же! Как всегда...
   -- У вас уже были подобные задания? -- удивлённо спросил Кейти, когда Рикард Морьер вышел из кабинета.
   -- Подобных -- не было, конечно, но я уже оказывала ему и другим руководителям Астрофлота услуги по психологической консультации. Жизнь в космосе, знаете ли, полна разных проблем, некоторые из них приходится решать очень срочно. Так что это не первый мой опыт, и, что бы там Рикки ни говорил, в работе я основываюсь на всех достижениях психофизиологической науки. Мой метод -- не искусство, а точный расчёт. Но я должна понять, с чем имею дело...
   -- Так что именно я должен вам рассказать?
   -- Просто рассказывайте всё, что для вас важно. О себе, о сестре, об отце, о своём детстве. О той планете, на которой вы родились, о той, на которой вы побывали, о вашей младшей сестрёнке. О том, как тяжело жить без мамы, как сложно обходиться без женщины рядом... О горе, о долге, о трудностях, о том, что и как вас радовало, о чём вы думали, во что играли, когда были ребёнком. Дайте мне ретроспективу вашей жизни во Вселенной! Это всё очень важно! Ключ к руководящим, контролирующим эмоциям может находиться именно где-то здесь, в том, как вы сортируете важное и ценное, как вы видите ваше прошлое и настоящее. Я смогу понять, где и как ваши эмоции на самом деле отличаются от человеческих на глубинном уровне. А они должны отличаться! У вас ведь совсем другая физиология, вас не захлёстывают волны тестостерона или окситоцина, вы не знаете действия эндорфинов, усталости актина, дряблости коллагеновых волокон... Ваше видимое, человеческое тело -- это всего лишь синтетический, искусственный аналог реальной природы, и в этом смысле оно совершенно не отличается от тех неестественных рощ, озёр и облаков на Луне, с которыми так успешно слилась ваша сестра. И всё же я думаю, что человеческая сторона вашей натуры сильнее, что она сумеет перебороть чуждое начало. В этом наша надежда на спасение ваших родственников. Готовы работать со мной?!
   -- А у меня есть выбор? -- горько усмехнулся Кейт.
   -- Конечно, есть: вы можете отказаться от того, чтобы помогать человечеству... Но вы человек, и вы никогда не сделаете такого выбора. Поверьте мне, на подлость вы не способны. Поэтому вы всегда будете служить людям... И знаете что? Давайте-ка, если не возражаете, называть друг друга на "ты". Разницы в возрасте между нами почти нет, а мне всё время кажется, что я общаюсь с мальчишкой-ровесником. По-моему, так нам будет удобнее, не так ли, Кейт?!
   -- Я не возражаю.
   -- Тем лучше. Девушки у тебя, насколько я знаю, нет и в ближайшее время не предвидится, так что неожиданно возникшая дружеская близость не вызовет вопросов ни у кого. Значит, будем откровенны друг с другом. Давай-ка тогда приступать к делу!
   -- Что, прямо здесь? -- удивился Кейт.
   -- А почему бы и нет? Здесь есть даже диван, если ты хочешь удобно лежать, как на кушетке у психоаналитика, или просто предпочитаешь комфорт. Здесь есть вода и прохлада. Я могу принести оливок. А инструменты мои мне пока не нужны. Позже, когда они понадобятся, продолжим работу в нашей лаборатории, в Кейптауне. Ну, а пока мне будет достаточно твоих рассказов. Боже правый, могла ли я такое себе представить: работать личным психологом у настоящего инопланетянина! -- Анитра Нилумба зажмурилась, потянулась, точно испытывая физиологическое блаженство, переложила ногу на ногу, любуясь собственной длинной и узкой ступней, затянутой в изящную сандалию. -- Это же просто фантастика! Открытие на открытии! Давай же, Кейт, расскажи мне о себе, это будет совершенно, абсолютно потрясающе, честное слово!
   -- Ну хорошо, -- сказал Кейт Астер, слегка прикрывая глаза. -- Я попробую дать тебе ретроспективу. Если, конечно, у меня хватит слов, чтобы всё это описать...
  -- Ретроспектива-1. Звёздная система Край. До 271.06.11. Дети Джорджа Астера
   Джордж Астер был астронавтом, одним из многих тысяч безвестных тружеников солнечных космотрасс. К людям его типа известность приходит лишь с некрологом, и в этом смысле Джордж Астер свою долю известности получил. Когда он пропал без вести, выполняя рутинный рейс между системой Урана и группой станций "Край", некролог с известием о его гибели вышел точно в срок, через сто семьдесят два часа после регистрации исчезновения корабля и пилота. Чуть позже стало известно, что локаторы дальнего поиска обнаружили в этой зоне гигантский метеорит, направлявшийся коллизионным курсом прямо навстречу станции "Край", а потом -- и то, что последним действием челнока, которым управлял Джордж Астер, стало изменение курса, которое неизбежно привело бы к таранному удару и отклонению метеорита от его смертоносной траектории. Своей гибелью молодой астролётчик спас сто семьдесят пять коллег и целую гору ценнейшего научного снаряжения.
   По традиции, над зданием Управления Солнечных Трасс был приспущен сиреневый флаг Астрофлота, а через трое суток на родине астронавта в Фесте, округ Юта, был воздвигнут символический надгробный камень с именем Джорджа Астера. (Тогда погибших астронавтов ещё знали иногда по именам). Депутат окружного совета сказал речь, одинокая зенитная пушка времён давно прошедших битв дала три выстрела в пустое американское небо, родители астронавта получили приличную дозу сочувствия; на этом всё закончилось -- для жителей Земли Джордж Астер надолго стал малозначительным фактом истории.
   Тем не менее, Джордж Астер не только выжил, но и сумел оставить потомство.
   Дети Джорджа Астера, Кейт и Кинтия, не знали своих родителей. Их воспитал дядюшка Кит -- умный, вежливый, строгий и бесконечно добрый воспитатель, когда-то бывший всего лишь электронным мозгом корабля "Кристофер Эккерт" -- космического челнока, на котором Джордж Астер отправился в свой последний рейс по Солнечной Системе. От него Кейт и Кинтия узнали всё, что знали -- о жизни, о доме, о далёкой Земле, об окружавшем их мире, о своём отце, которого они почти не помнили, и, само собой разумеется, о Маме.
   По правде говоря, о Маме дядюшка Кит тоже знал довольно мало. Впрочем, и то, что было известно, всё равно поражало воображение. Это Мама спасла отца, готовившегося таранить злобную каменюку на пути "Кристофера Эккерта". Что-то при этом пошло не так; Мама вынуждена была уйти из Солнечной Системы, захватив отца и его челнок с собой. В звёздной глубине, неведомой им обоим, Мама построила для отца новый дом -- маленькую, пригодную для жизни планетку, размером примерно с Землю. Затем она сочеталась с ним браком и спустя короткое время родила Кейта и Кинтию. Их первыми словами на этом свете были "Кеи" -- имя Кинтии в сердце Кейта, и "Кет" -- имя Кейта в устах его сестры; и так они называли друг друга во все последующие дни их жизни.
   Прошло ещё три года, и у Джорджа Астера с его таинственной возлюбленной появилась ещё одна дочь, которую Джордж назвал Айотой. Мама говорила, что Айота, в отличие от Кинтии и Кейта, намного больше похожа на неё, чем на отца. Прошло около полугода по земным часам после рождения Айоты, и Мама вдруг исчезла. Забрав младшую дочь с собой, она навсегда покинула Джорджа Астера и старших детей на хорошенько обустроенной ею планете. Отец Кейта и Кинтии, по всей видимости, не выдержавший таких перипетий, тоже пропал, и старшие дети остались всецело на попечении дядюшки Кита.
   Дядюшка Кит, впрочем, тоже времени даром не терял. Быть может, он испытал на себе благотворное влияние Мамы, а может быть, ему на роду написано было стать чем-то большим, чем простой искусственный мозг корабля. К тому же, в его распоряжении была роскошная библиотека -- прекрасная электронная копия всех созданных человеческим трудом сокровищ земной культуры. В этой библиотеке были руководства и по педагогике, и по педиатрии, и по психологии -- вот только предназначались они для обычных земных детей, растущих в обществе себе подобных.
   Кейт и Кинтия, в самом деле, унаследовали что-то от отца, а что-то и от Мамы. Мама в своём природном облике была довольно величественной особой -- гигантское облако структурированной плазмы, значительно превышающее своими размерами любую планету. Зато Мама могла с лёгкостью принимать любой вид, какой пожелала бы иметь, и эту особенность Кейт и Кинтия унаследовали от неё в полной мере. Ох, и намаялся же дядюшка Кит, когда это внезапно открылось! По счастью, радарные и термографические модули уверенно обнаруживали сорванцов в любом внешнем облике, но тем не менее обеспокоенный воспитательным эффектом электронный мозг поставил в итоге Кейта и Кинтию перед ограничением: выбрать лишь по несколько известных живых форм, включая, разумеется, и человеческий облик, но уж зато освоить все их природные возможности с предельным совершенством.
   Сложнее стало, когда дети Джорджа Астера научились контролировать машинные цепи команд, подключая себя к их сигналам. Любя дядюшку Кита, они никогда и ни в чём не вредили ему; зато от мелких пакостей, связанных с нарушениями функций контрольной аппаратуры "Кристофера Эккерта", воспитатель Кейта и Кинтии был никак не застрахован. Тогда он махнул рукой на инструментальный контроль и прибег в воспитании к мерам чисто психологическим; не будучи способен ограничить своих воспитанников в сладком, он ограничивал их в общении с собой, а этого чувствительная детская натура вынести не могла. Очень скоро оба воспитанника дядюшки Кита стали прямо-таки шёлковыми. Впрочем, мудрый искусственный интеллект понимал, что от избыточной строгости воспитания вреда бывает не меньше, чем от избыточной распущенности, и потому позволял своим питомцам всё, что, по его строгому мнению, не выходило за рамки принятых норм человеческого социума -- и даже, со скидкой на экстремальные условия, значительно больше.
   Дядюшка Кит, например, знал толк в детских играх. Он научил Кинтию и Кейта охотиться за пиратскими кладами, вязать плоты, стрелять из лука сплошным дождём стрел и кидать индейский томагавк, с воплями вылетая из засады, рубиться на лазерных мечах и прятаться в подводных зарослях от хищных ящеров... Вслед за историями про пиратов и индейцев пришло время задумчивых размышлений и древних легенд; подросшие дети внимали зову сердца, слушая "Рамаяну" и "Одиссею", читая "Витязя в тигровой шкуре" и "Девяносто третий год". Большое внимание невольный воспитатель детей Джорджа Астера уделял и профессиональной подготовке; он находил самые неожиданные, самые занимательные формы, чтобы донести до своих воспитанников знания и умения, необходимые человеку, тем более оторванному от человечества на невероятные расстояния, к тому же на совершенно неопределённый срок -- возможно, навечно.
   Он никогда не говорил им "Вы должны быть обычными людьми"; он не только разрешал, но даже помогал им открывать в себе те свойства, которыми наделила их природу Мама. Большим открытием для Кинтии и Кейта был тот час, когда они поняли, что не привязаны к планете, что могут с лёгкостью побывать и на любой из её лун, и на самых окраинах своей звёздной системы. Они просто перепрыгивали из мира в мир -- огромные, сверкающие, почти невесомые облака раскалённых искр, вновь принимающие твёрдый вещественный облик при соприкосновении с холодным миром планетарной поверхности. Они не нуждались в дыхании, не боялись ни космического холода, ни огня звёздных недр... Но вот питаться им было нужно -- и, о, как они питались! Библейские хлебы из трёх мер муки, приправленные молоком, маслом и сверх того жареным телёнком, сошли бы одному из них за лёгкий завтрак. Естественно, традиционные способы употребления пищи, вроде жевания, здесь не годились; любая еда просто стремительно слизывалась, как тающее мороженое, причём не только языком, но и любой поверхностью тела, вне зависимости от внешнего облика. В отсутствие хлебов и телят, в дело шла любая твёрдая или жидкая материя, включая древесную труху и даже камни некоторых сортов (ультраосновные породы казались детям пресноватыми), но, естественно, Кинтия и Кейт всё же предпочитали пожирать хорошо приготовленную еду. Дядюшке Киту пришлось намаяться, изобретая рецепты на каждый день, а в ещё большей степени -- роскошные блюда для праздничного меню. Сам он, обретя физиологическое тело, легко ограничивался горсткой оливок в день, но понимал, что дети Джорджа Астера наверняка не разделят его устремлений к простой и здоровой пище.
   Переваривание таких объёмов еды, предположительно, требовало ядерных, а не химических процессов для усвоения питательных веществ, и наблюдения над природой Мамы, пожалуй, никак этому не противоречили. Роскошное и обильное питание, разумеется, влекло за собой соответствующий метаболизм; дети Джорджа Астера излучали не только тепло, но и видимый свет в заметном количестве, а также радиоволны на нескольких десятках различных частот, немало нагревавшие окружающее их пространство. Об экскреции химических веществ, конечных продуктов переработки съеденного, не приходилось и говорить; даже космическое плазменное тело Кейта или Кинтии способно было выбрасывать по временам целые облака ионизированного азота, смешанного с аммонием, парами гидроксила и небольшой примесью метана, а уж о том, что творилось в первые годы жизни детей на поверхности планеты, было бы неудобно даже говорить... Открытие детьми Джорджа Астера своей способности путешествовать в космосе принесло немало пользы и дядюшке Киту, и санитарно-гигиеническому состоянию лесов, окружавших место вынужденной посадки "Кристофера Эккерта".
   Здоровое питание, игры и сон, во всяком случае, шли впрок воспитанникам дядюшки Кита. К двенадцатилетнему возрасту Кейт и Кинтия могли, во всяком случае, соперничать в интеллектуальном развитии со своими земными сверстниками. Стимулы к учению, превращённые стараниями Кита в форму изысканного интеллектуального удовольствия, не побуждали их замкнуться или отрешиться от красоты мира, принявшего их. Естественно, эмоциональная сфера несколько отставала; в отсутствие детского коллектива на пустой планете просто не было места для всей гаммы переживаний. Дядюшка Кит ненавидел ссоры и обиды, и всякий раз, видя хоть малейший намёк на неблагоприятные отношения между Кейтом и Кинтией, либо гасил их гнев, либо находил повод под благовидным предлогом избавить их друг от друга на несколько дней. Желание общения и тёплое чувство близости быстро брали своё над любыми проявлениями неудовольствия... Конечно же, Кит отдавал себе отчёт в том, что это снижает иммунитет к будущим стрессам от жизни в обществе, поэтому, выражаясь медицинским языком, вместо того, чтобы дать детям переболеть всеми положенными детскими болезнями, пошёл путём вакцин и сывороток. В рацион детских знаний включена была вся доступная информация о движениях и порывах человеческой натуры; Кит настаивал, чтобы дети должным образом вживались в эти чувства, направляя их в рамках ролевой модели на различных воображаемых субъектов -- одновременно, в унисон! Было ли этого достаточно для формирования сопротивляемости общественному стрессу, могло показать лишь время и активная жизнь среди сородичей -- разумеется, только сородичей со стороны отца. Как устроена была социальная жизнь у народа Мамы? Был ли вообще этот народ?
   Помимо социального иммунитета детей Джорджа Астера, дядюшку Кита естественным образом заботили и проблемы чисто медицинские. Когда Кейт и Кинтия были совсем маленькими, стало очевидно, что они способны болеть всеми болезнями, какие только существуют, но длятся эти болезни очень недолго, от силы не больше дня, и никогда не имеют тяжёлых последствий. Всё же Кит беспокоился из-за возможности тяжёлых детских инфекций, а также травм, которые неизбежно должны были возникнуть из-за чрезмерно активного образа жизни. И в самом деле, шестилетний Кейт сверзился однажды со скалы, переломав себе добрую половину костей и забрызгав кровью не меньше половины акра; человек с такими ранениями умер бы с вероятностью в тридцать процентов и в самом лучшем госпитале, а Кейт полностью выздоровел и поправился через четыре дня. Позже дети научились заращивать раны на себе и даже на окружающих живых организмах -- зверях, растениях... Но в первые годы Кит так волновался за них, что дал им в спутники два выделенных из собственного сознания кибернетических модуля, имевших внешний облик огромных, хотя и добродушных по нраву молосских догов. Кит назвал их Дик и Шик, в честь двух знаменитых медицинских проб, положивших конец детской смертности в древние времена Земли.
   Между тем, дети росли и развивались, и дядюшку Кита начала потихоньку волновать ещё одна проблема, обойти которую полностью было невозможно: проблема полового воспитания. В своём человеческом облике Кейт и Кинтия были похожи, как близнецы; чрезвычайно высокого роста, обещавшего со временем стать почти избыточным, с одинаково высоким лбом, тяжёлой нижней челюстью и полными, чуть вывернутыми кнаружи губами. Только волосы у брата и сестры были от рождения разные: у Кинтии -- плотные, прямые и чёрные, как ночь в джунглях, а у Кейта -- волнистые и очень тонкие, того цвета, который называется в обиходе "платиновым" и который похож скорее или на цвет ясного неба в закат, или же на выгоревшие под солнцем стебли пшеницы. Естественно, повзрослев и открыв в себе способность изменять свой внешний вид, Кинтия не раз меняла цвет и фактуру волос, да и брат её однажды проделал то же самое, пытаясь придать себе внешний вид импозантного киногероя; и всё же, стоило забыться, как природа брала своё, уточняя до поры до времени единственное внешнее отличие сестры от брата. Но идиллия близнецов с неизбежностью кончилась; однажды Кинтия Астер стала девушкой.
   Кейт, немного отстававший от сестры в половом развитии, как это и положено земным мальчикам, всё же сразу и с безоговорочным уважением отнёсся к переменам, происшедшим в сестре, к её возросшей тяге к одиночеству, к проявлениям задумчивости и внезапным слезам. Дядюшка Кит тщательно инструктировал и опекал своих питомцев, опасаясь размолвки или срыва; но опасения были напрасными -- они так дорожили обществом друг друга, единственной настоящей роскошью, доступной им обоим, что жили душа в душу и, казалось, неспособны были ссориться. Но не прошло и года по земным часам, как Кейт тоже ощутил влечение пола и все связанные с этим физиологические позывы; психика мальчика в таком состоянии более ранима и сильнее подвержена эмоциональным бурям, чем девичья. Бывший искусственный интеллект, лучше всего в своей жизни умевший рассчитывать курсовые спирали, был близок к панике. Решив, наконец, что честный и открытый разговор на темы, которых в земном обществе касаться было не принято, куда более уместен, чем умолчание, перешёптывания и неизбежный срыв отрицательных эмоций, Кит всё же провёл курс ликвидации половой безграмотности для обоих подростков. Он рассказал им всё, что знал об этом, не забыв упомянуть и о своём бессилии в советах на эту тему, и о том, что дети Джорджа Астера всё же не совсем люди, поэтому в их физиологии, в том числе и в физиологии интимной жизни, слишком многое остаётся непонятным.
   Воспитанники Кита проявили такое понимание и доверие к его словам, какого сложно было бы ждать от детей, выросших в более строгих или в более ханжеских условиях. К сожалению, роскошная бортовая библиотека "Кристофера Эккерта", всегда служившая палочкой-выручалочкой для Кита в самых трудных ситуациях, здесь подвела; о нормальной половой жизни скупо, а местами и непонятно сообщали только медицинские и педагогические справочники, зато подробным описаниям различных извращений отводились целые главы учебников и справочников. Мысленно посылая проклятия составителям, Кит представил своим ученикам тщательно дистиллированные и рафинированные сведения по всем подробностям взаимоотношений полов у землян, начиная с трепета первой любви и кончая почти неизбежным охлаждением отношений в длительном браке. Не забыты были и чисто физиологические аспекты, и благодетельная роль сублимации, и сдерживающие факторы -- социальные, биологические, а в далёком прошлом Земли даже экономические, которые приходилось брать в расчёт сородичам Джорджа Астера при планировании интимной жизни и продолжения рода. Во всяком случае, Кит и оба подростка достигли полного взаимопонимания... Само собой разумеется, на этом уровне не могло идти и речи о том, чтобы Кейт и Кинтия вступили в половой контакт; но и удержать их от взаимного проникновения в сферу интересов другого пола Кит не мог, да и не считал нужным. Кит очень боялся вырастить из детей Джорджа машиноподобных, устремлённых лишь к своей функциональной состоятельности людей. Он считал не без оснований, что всякое разумное существо будет только мучиться таким суррогатом счастья и пользы. Воспитательные меры дядюшки Кита вызвали к жизни значительно более сложный результат; половые различия брата и сестры так и не стали преградой для их нежной дружбы, и каждый относился к сфере чувственных мечтаний другого, полностью открытой для него самого, с заботой и с удивительным для подростка уважением. Дядюшка Кит не был уверен в том, что это самый благоприятный результат, но лучшего он не измыслил, и не мог бы желать лучшего.
   Вместе с тем, половое воспитание, предпринятое дядюшкой Китом, было для него лишь частью воспитания более общего, социального. Разговаривая с подростками о сексе и проблемах пола, Кит напомнил им, что они не только хозяева или жители, но и пленники своей неведомой планеты, отрезанной от двух цивилизаций, к которым принадлежали родители Кейта и Кинтии. До сих пор, занятый проблемами выживания и воспитания доставшихся ему детей, бывший корабельный мозг "Кристофера Эккерта" даже не пытался подступиться к решению главной и наиболее важной для благополучия людей задачи -- задачи возвращения домой. Для него не было сомнений, что Кейт и Кинтия, в своём космическом обличье, способны сделать то, чего не могла сделать земная техника, и совершить сколь угодно длительный межзвёздный перелёт, чтобы благополучно достичь отцовской -- или материнской -- планеты. Надлежало лишь найти эти планеты; "Кристофер Эккерт" не располагал точными астрономическими инструментами, а по сдвинувшемуся контуру созвездий и галактик ясно было лишь то, что родина Кейта и Кинтии расположена где-то в созвездии Змееносца, чрезвычайно далеко от Земли. Никаких более точных координат Солнечной Системы установить без приборов не удавалось, а уж о таинственной родине Мамы Кит не имел даже тени представления! Словом, та задача, которую он сформулировал и поставил перед своими воспитанниками, была предельно проста по логике и предельно сложна по исполнению; Кейту и Кинтии надлежало перестать быть одинокими, они должны были вернуться домой, неся при себе свои возможности, добытые новые знания и высокую честь имени своего отца!
   (Уже много позже, когда Кейт и Кинтия подросли и возмужали, дядюшка Кит признался им, что существовала и альтернатива этому подходу -- возможная, но, по понятным причинам, несколько менее желательная, Если бы им стало ясно, что возвращение на родину в разумные сроки невозможно, то по достижении возраста примерно в двадцать пять земных лет они должны были попробовать вступить друг с другом в брак и основать здесь, на планете, которую их отец назвал Рилм, или Край -- в честь базы, на которой он работал в Солнечной Системе, -- новый народ, новое человечество... Было вполне естественным, что генетический код Кейта и Кинтии не исчерпывался простой комбинацией человеческих генов; в течение нескольких сотен поколений их потомки могли не опасаться даже чисто биологического вырождения. Дядюшка Кит, впрочем, куда больше боялся вырождения иного типа -- вырождения социального. Как иизвестно, даже если Адама и Еву в райских кущах сопровождает сам господь бог, это вовсе не освобождает последующие главы истории от появления Каина, затем Иакова, Иосифа, а там уже недалеко было, конечно же, и до Иуды. Повторение же истории человечества, реальной или вымышленной, с азов до самых вершин абсолютно никак не входило в планы дядюшки Кита).
   К играм, обучению и самообслуживанию добавилась с этих дней серьёзная работа, инженерная и научная. Биосфера Края, с лёгкостью порождавшая самые причудливые формы жизни, была, естественно, не в силах вырастить при этом даже самый завалящий блок-модуль хромодинамической микросхемы; приходилось обходиться механическими и оптическими приборами, некоторое несовершенство которых компенсировалось их чудовищными размерами, а также возможностью разворачивать отдельные наблюдательные элементы, вроде дальномеров и радиоточек, на соседних планетах звёздной системы Края, увеличивая эффективные значения базы и параллакса. Электронные и хромодинамические компоненты безжалостно извлекались из недр "Кристофера Эккерта", причём дядюшке Киту это, казалось, совершенно не вредило. Дети Джорджа Астера на практике осваивали астрономию и астрофизику, радиоинженерию и метрологию, день за днём работая над поисковыми приборами. Они даже открыли внезапно способность переносить любые объекты -- хотя бы и живые существа, -- с собой на космические расстояния, сворачивая их в своей плазменной оболочке в сверхплотную структуру, явно нарушавшую традиционные законы пространства и времени. И вот, через три земных года после начала поисков, в невероятной дали открыт был слабый источник всё возрастающего радиоизлучения, экзопланета вокруг тусклой, невидимой с Края человеческим зрением жёлтой звёздочки класса Ж-2, посылавшая в эфир каскады радиоволн. Сомнений не было: то была Земля! А когда приборы, расположенные на одной из внешних планет системы Края, отчётливо выделили в радиоспектре далёкой планеты звуки прелюдии к "Лоэнгрину" Вагнера, переданной в эфир в середине 1930-х годов берлинским радио, сомнений больше не оставалось; дом человечества был поблизости, в нескольких сотнях световых лет, а следовательно -- в пределах досягаемости полёта детей Джорджа Астера. Разведя перед собой волну сжатия пространства и ускорившись до релятивистских скоростей, Кейт и Кинтия могли попробовать вернуться на планету предков своего отца, истратив на полёт всего несколько месяцев личного времени, и несколько лет -- по независимому счёту для наблюдателей с Края или с Земли.
   И всё было бы хорошо, и всё было бы понятно, если бы в процессе точных наблюдений за радиоисточником Земли приборы, созданные под руководством дядюшки Кита, не обнаружили ещё один странный сигнал, издаваемый на длинных волнах каким-то объектом в совершенно иной звёздной системе, находившейся от Земли едва ли не в противоположной стороне. Форма этого сигнала -- нарастающее и словно захлёбывающееся тире, потом три точки, два тире, точка и отчаянный сверхдлинный сигнал, тонущий в глубоком фединге, -- наводила на мысль об искусственном происхождении космического передатчика, а сам характер передачи вызывал безотчётную тревогу у людей, слышавших этот сигнал в акустическом диапазоне. Сигнал не прекращался. Сомнений не было; кто-то кого-то звал в безотчётных глубинах космоса, и это мог быть зов о помощи. Это могла быть и Мама, и её родная цивилизация, и любое другое разумное существо или вид; это, конечно же, мог быть и технологический сигнал, побочное следствие некоего колоссального рабочего процесса, но и в таком случае пренебрегать им не следовало -- там, среди звёзд, существовал чужой могущественный разум! И дядюшка Кит собрал великое совещание, на которое сошлись все до единого обитатели Края: сам Кит, Кинтия, Кейт, а также роботособаки Шик и Дик, биомеханические лошади Стим и Аглая, Махасена -- слон о трёх хоботах, полуразумный тигр Фридон, соколица Севана и черепаха Макуатль; все эти звери, созданные воображением Кита, некогда были игрушками Кейта и Кинтии, а впоследствии стали их незаменимыми помощниками в самых различных делах.
   -- Друзья мои, -- сказал Кейту и Кинтии дядюшка Кит, -- вам хватит жить здесь, с нами. Разумное существо должно жить и развиваться в обществе себе подобных, и вам пора возвращаться обратно в жизнь. Я не человек по происхождению, -- как и вы, кстати, -- но я землянин, и я воспитал вас как часть земного общества. Поэтому я думаю, что вы оба должны рано или поздно вернуться на Землю, и лучше пусть это случится рано -- тогда у вас больше шансов встроиться, влиться в ряды человечества Земли; ведь без человечества, без цивилизации любой из нас не более чем пустое место. Но я остаюсь в тревоге, и поводов для беспокойства у меня три. Первый из них, разумеется, ваше здоровье и безопасность: как вы перенесёте столь длительное космическое путешествие? Второй -- источник странного сигнала: не тот ли это народ, что породил вашу маму, не следы ли его деятельности во Вселенной? Здесь всё очевидно; сигнал этот, отправленный сотни лет назад, мог быть свидетельством какого угодно процесса, от великого бедствия до преобразования звёздных просторов, и чем скорее мы выясним, что там происходит, тем больше шансов, что в итоге мы не будем ощущать себя оставленными в дураках. Но есть и третья причина для беспокойства, друзья мои; дело в том, что ваш отец, Джордж Астер, жив и, пожалуй, здоров, в том смысле, что его нынешнему физическому благополучию ничего не угрожает. Но вот сознание его в тяжелейшем состоянии, и с тех пор, как его усилия не сконцентрированы больше на том, чтобы вы выжили и выросли, он начал всё больше терять связи с миром. Если мы не сумеем вмешаться и вернуть его обратно к разумной жизни, то вы можете лишиться последнего шанса увидеться с вашим отцом!
   -- Где же он?! -- воскликнул Кейт.
   -- Оглянитесь: он вокруг вас, -- ответил его воспитатель с некоторой печалью. -- Вся биосфера планеты Край, её воздух, её пресные воды, её бесчисленные, но безвредные растения и животные, движение камней, грозы, снег и облака -- это продукты деятельности Джорджа Астера. Он создал этот мир для вас, как ваша мама создала когда-то этот мир для него. Тогда это была просто пустынная планетка, на которой мог сесть "Кристофер Эккерт", израсходовавший запасы топлива и энергию в аккумуляторах. Воля вашего отца преобразила этот мир в подобие Земли -- подобие, надо заметить, примитивное и не очень-то склонное к равновесию, но, бесспорно, живое.
   -- Разве воля людей Земли способна на такое? -- удивлённо спросила Кинтия.
   -- Да, разумеется, но только если вооружить её соответствующими инструментами. У землян таких средств ещё не было, но они разрабатывались, когда мы покинули Солнечную Систему. Хотя там в любом случае речь шла бы о коллективной воле, об усилиях миллионов. Должно быть, ваша мама имела такие средства в своём личном, индивидуальном пользовании. Может быть, они составляли часть её природы, и она поделилась ими с вашим отцом. Как бы то ни было, он воспользовался этими средствами... Он растворил себя в планете, и по его воле Край ожил, превратился в райский сад. Но ваш отец при этом перестал осознавать себя как личность...
   -- Почему ты ничего не сказал нам об этом раньше?!
   -- В безвыходном положении это чувство было бы сложно выносить. Жить с отцом, постоянно ощущать на себе его благодетельную волю -- и не видеть его, не иметь возможности перемолвиться с ним даже словом! Вы бы прокляли либо его, либо себя, либо жизнь; все три этих варианта выглядят одинаково неприемлемыми.
   -- Но ведь выходит по твоему рассказу, что ты как-то общался с ним!
   -- Скорее, я имел возможность наблюдать за его состоянием. Он иногда мог -- медленно, в течение долгого времени, -- сформулировать ответы на какие-то абстрактные вопросы. Он помогал и помог мне развиться в полноценное разумное существо. Но поговорить с ним я не могу! А в последнее время и те системы, с помощью которых я отслеживал его состояние, стали доносить мне об отказе некоторых высших функций принятия волевых решений. И Край начал деградировать... Словом, ваш отец в опасности, и теперь его пора спасать, какой бы из народов за это ни взялся -- цивилизация вашего отца или цивилизация вашей матери! Вот почему я считаю нужным, чтобы вы разделились в этом путешествии, и каждый из вас отправился бы в одиночку к избранной им или ей цели. Ваше будущее, будущее ваших народов и будущее вашего отца -- каждая из этих трёх вещей нуждается в том, чтобы вы совершили свой поход как можно быстрее. Но решать здесь вам, а не мне.
   ...Кейт без колебаний отправил сестру на Землю. Земля, родина Джорджа Астера, не могла не заинтересоваться её судьбой, не могла оставить её без помощи, в то время как путешествие к источнику загадочного радиоизлучения в далёком космосе могло и не дать никаких внятных плодов, а то и принести лишние опасности. Он ушёл в дальний поиск, прихватив с собой своего коня, золотисто-рыжего пса Шика, два лучемёта в кобурах на поясе, а также куртку, джинсы и старую федору своего отца. Не забыл скопировать корабельную библиотеку "Кристофера Эккерта", чтобы познакомить жителей далёких звёзд с земной культурой. Свёрнутое в вырожденной области пространства, всё это не занимало ни места, ни времени.
   Перед расставанием Кейт поцеловал сестру в губы:
   -- Когда потеряешь там, на Земле, девственность -- не забудь рассказать мне в подробностях, как это было. У меня ведь может и не случиться такого опыта!
   -- Ладно, -- сказала Кинтия, смеясь, но в глазах у неё стояли слёзы. Оба они узнавали на опыте, что такое долгая разлука, впервые в своей сознательной жизни.
   -- Не вздумай жертвовать собой, -- напутствовала его сестра. -- Есть у вас, у мужчин, такая поганая привычка.
   -- Постараюсь бросить заниматься этим, -- рассеянно сказал Кейт.
   Его воспитатель был несколько многословнее сестры:
   -- Если бы ваш отец мог говорить с вами, -- сказал он, -- отец наверняка благословил бы вас. Это очень старомодно. Но я поборник традиций, ведь у меня почти ничего нет, кроме них; к тому же, я не просто искусственный интеллект, а искусственный интеллект сотрудника Астрофлота, и в нашей организации традиции принято чтить. Посему, друзья мои, благословляю вас. Идите, летите обратно в жизнь, и да пребудут вашими верными спутниками ясный разум, высокая честь и чистая любовь!
   На этом церемония прощания завершилась. Слон Махасена вострубил в три хобота, и Кейт, оттолкнувшись от почвы родного мира, прыгнул в космическую даль. Некоторое время он ещё ощущал связь с Краем; потом это чувство исчезло -- разум погрузился в благодетельную полудрёму, защищавшую мощь сознания и чувств от пытки монотонностью дальнего космического путешествия.
  -- Материал для исследований. Солнечная Система. 310.06.10. Кейт
   Анитра ждала его в оливковой роще у здания института. Здесь, в Кейптауне, был прохладный сезон, над городом лил дождь, и все прохожие шли в одинаковых пёстрых дождевиках, похожих на перевёрнутые пакеты для мусора. Кейт нарочно остался в одних шортах и в отцовской мягкой шляпе-федоре; он любил дождь и не боялся холода, зато до судорог ненавидел мокрую одежду. Анитра явно мёрзла; на ней под покрывалом дождевика угадывался мягкий свитер, одежда, нетипичная для Кейптауна в любое время года.
   -- Тебе так холодно? -- удивился Кейт.
   -- Не обращай внимания. Немного промёрзла. Идём?
   Она подала ему узкую, напряжённую от усилия руку, потом встала со скамейки и пошла подле него, чуть впереди, по временам касаясь его открытых ног полами своего дождевика. Кейт украдкой рассматривал её роскошные текучие волосы, полускрытые сейчас плёнкой откидного капюшона.
   -- Что у нас сегодня в программе? -- спросил Кейт.
   -- Минимум опытов. Разбор логических задач, семантический анализ, контроль психоритмов. Перескажешь ещё разок все свои ретроспективы; ты каждый раз добавляешь любопытные подробности. А потом, я надеюсь, ты ещё немного поможешь мне с расчётами по моей основной теме. Ты же настоящий ходячий компьютер, ты просто мастер формальной алгоритмизации! А у меня никак не получается подсчёт в матрицах результирующих групп, не удаётся достигнуть нужной степени бездушности в психологии.
   -- Знаешь, я хотел бы сегодня уйти пораньше, -- виновато произнёс Кейт. -- Мне нужен небольшой отпуск. Хотя бы пара дней отгула. Мне нужно сделать кое-какие важные для меня вещи, а для этого мне придётся немного прогуляться по Солнечной Системе. Полёты пока всё ещё занимают слишком много времени, даже у меня.
   -- Когда-нибудь я надеюсь отправляться на такие прогулки с тобой вместе, -- вздохнула Анитра. -- Мне было бы интересно посмотреть, чем ты там занимаешься! В последнее время ты стал довольно загадочным... ну, а к тому же, несколько разболтался по части дисциплины. Отпрашиваешься, капризничаешь, не хочешь делать важную работу. Эдак, чего доброго, скоро ещё начнёшь раздавать людям указания!
   -- Прости, -- смущённо сказал Кейт, -- я не хотел тебя обидеть. Но пойми и меня: я не могу постоянно служить только объектом для разнообразных опытов, что физических, что психологических. Иногда мне просто хочется хоть немного побыть субъектом. Просто для поднятия самооценки, например. Ведь у меня тоже есть свободная воля.
   Анитра вдруг свернула в боковую аллею. Здесь, среди старых олив, стоял на постаменте бронзовый бюст старинного писателя, благодаря Рикки Морьеру ставшего кумиром Астрофлота. На гранитном постаменте были выбиты слова: "Не ставьте мне памятника, откройте вместо этого дорогу к звёздам, дорогу будущего". Анитра не раз уже притаскивала сюда нашкодившего Кейта, чтобы устроить ему выволочку.
   -- Не надо, -- попросил он на этот раз, -- дождь сейчас идёт, и ты замёрзла. Я выучил за год всё, что ты мне собираешься сказать. Так что пойдём лучше работать.
   -- Мне виднее, надо или не надо. Я твоя воспитательница, и это я отвечаю за твою социализацию в рамках рабочей программы Астрофлота. Опыты ему надоели, надо же! Есть тематический план исследований, включающий тебя, твои усилия и -- да! -- опыты над тобой! Сделать с этим ничего нельзя. Можно только одно: выполнять работу! Мы все работаем в рамках задач, поставленных перед нами историей. Я делаю это, Рикки Морьер делает это, всякий человек в Астрофлоте делает это, и тебе тоже следует научиться делать это, если только ты не хочешь оскорбить память своего отца!
   -- Между прочим, мой отец жив.
   -- Да, но здесь, на Земле, о нём пока что только помнят. Прошло больше чем полвека! Многое переменилось, имена героев стало принято забывать. Тебе бы ведь не хотелось такого исхода и для Джорджа Астера, правда? Значит, ты, его сын, должен быть достоин тех даров, которые ты принёс человечеству. А мы должны научиться брать эти дары, должны научиться с твоей помощью всему, что ты и твоя сестра несёте в себе, что откроет человечеству ту самую дорогу к звёздам. -- Анитра указала на постамент с надписью, потом опустилась на корточки перед Кейтом, легонько погладила его по щеке:
   -- Ты очень дорог нам всем, -- тихо добавила она. -- Ты -- наш инструмент, ты -- наш ключ, ты -- принадлежащее нам чудо, посланное звёздами в наши руки, в ответ на все наши надежды. Пожалуйста, не подводи нас. Не подводи Астрофлот!
   -- Ну, хорошо, хорошо. Но неужели я так сильно подведу Астрофлот и память своего отца, если просто возьму отгул на пару дней?
   Анитра рассмеялась:
   -- Всё-таки ты абсолютный мальчишка, Кейт! Хочешь по-прежнему бродить по оливковым рощам с тисовым луком и играть в индейцев. А тем временем твоя сестра и твой отец томятся в плену собственного непонятного, непознанного состояния, томятся, скованные планетарными биосферами в мирах, где вообще не должно быть никаких планетарных биосфер... Ну что же, после окончания сегодняшних расчётов я дам тебе отгул. Но только на ночь, на одну ночь! И чтобы никаких девушек, понятно? А пока что пойдём-ка работать.
   -- И всё-таки, -- спросил Кейт, выходя из аллеи, -- как ты ухитрилась так промёрзнуть?!
   -- Это нервное, -- со вздохом ответила Анитра. -- Мой учитель, доктор Адриен Лури, сегодня ночью покончил с собой. Воспользовался азотной камерой. Я была там, когда его вынимали оттуда... в холоде морга, в зале ритуального прощания...
   Кейт остановился в безмолвии. Анитра Нилумба взяла его за руку, потянула за собой:
   -- Поэтому я и хочу поработать сегодня подольше. Доктор Лури много сделал, чтобы разобраться в твоей природе. И, как принято у нас, лучшим памятником ему будет продолжение его дел. Я не хочу останавливаться и думать о нём; это может лишить меня сил. И мне нужно побыстрее воспользоваться его трудами. Пожалуйста, помоги мне!
   -- Ну конечно же, -- вздохнул Кейт.
   Они проработали почти до полуночи. В половине двенадцатого в лабораторию явилась ассистентка Мэрион, выгнавшая их под предлогом обесточивания зала; Кейт знал, впрочем, что Мэрион по ночам тоже ведёт исследования. Он вспомнил, как в первые месяцы его работы здесь, в Институте экспериментальной психофизиологии Астрофлота, Мэрион несколько раз оставалась поболтать с ним наедине. Как-то раз он услышал, какой разнос ей учинила за это Анитра. "Не смей строить ему глазки, если не хочешь их лишиться! Кейт -- вечный мальчишка, ему не надо думать о земных женщинах! Такие, как он, живут среди грёз, и это для нашей сестры хорошо, пожалуй... Что ты знаешь о нём? Что он может дать тебе? Что ты можешь дать ему? И не думай, пожалуйста, что он такой уж красавчик; это ведь синтетическое тело, в нём жизни не больше, чем в манекене!" С тех пор Мэрион старалась не смотреть лишний раз в сторону Кейта, а Кейт укрепился в странной мысли, что здесь, на Земле, он только мешает всем и каждому в любой своей роли -- за исключением, конечно, роли подопытного объекта в разнообразных физиологических исследованиях.
   В полночь Кейт попрощался с дремавшей на ходу Анитрой и вышел в оливковую рощу. Дождь кончился, стало заметно теплее, и в ясном небе горели россыпью неяркие созвездия южного полушария. Поодаль, за стенами парка, бушевал какой-то поздний митинг. "Ракеты убивают жизнь на Земле! Спасём экологию пустыни Намиб!" -- кричал в усилители невидимый оратор. Кейт вспомнил, как в первые дни его пребывания на Земле сотни тысяч людей ликовали на ночных улицах Европы, когда подрывники превратили в пепел очередной крупный комплекс энергетических спутников, круживший на низкой орбите над планетой. Миллионы часов труда, тысячи смелых и прекрасных инженерных решений были уничтожены ровно за четыре секунды, точно так же -- ради экологической безопасности жителей Земли. Когда по радио поступила команда отвернуться и закрыть глаза, многие не выполнили её; вспышка ослепила их, и некоторые утратили зрение навсегда. Не все ослепшие получили разрешение на аугментацию глаз после этого. Некоторые так и остались слепыми, доверив свою жизнь и благосостояние попечению общества, другие предпочли свести счёты с жизнью в общедоступных азотных камерах, как это сделал сегодня доктор Лури. Странная вещь: общедоступные камеры для самоубийства! Странное отношение к людям и к жизни. Не отсюда ли проистекают корни мрачного и самоотверженного фанатизма сотрудников Астрофлота, так поразившего Кейта за полтора года в Солнечной Системе?
   Кейт вышел из парка, остановился у разрушенного стенда за оградой. Аугментированная рыжеволосая девушка, казавшаяся слишком нервной из-за ускоренных биоэлектрическими имплантантами рефлексов тела, спросила у него дорогу к остановке подземки. Не в состоянии вспомнить местные названия, Кейт вызвался было проводить её, но девушка стремительно шарахнулась в темноту. Она была чем-то похожа на Кинтию: такая же высокая, резкая в движениях, чуть похожая на мальчика-подростка, пожалуй... Но у Кинтии, пожалуй, во взгляде никогда не было такой безнадёжности, смешанной с застарелым испугом. Что должно сделать общество со взрослым человеком, чтобы заставить его иметь такой взгляд? Или чтобы заставить войти добровольно в закрытую камеру, где он с пугающей лёгкостью и незаметно для себя лишается через несколько секунд сперва сознания, а затем и жизни?
   Митинг продолжал греметь, пугая опасностью ракет и звёзд. Словно по контрасту, на фронтоне института зажглись огромные агитационные стереоэкраны: "РИККИ МОРЬЕР ПРИЗЫВАЕТ ГЕРОЕВ ШТУРМОВАТЬ НЕБО!". Сложная, непонятная земная жизнь. Разве можно в ней разобраться за полтора года? Особенно сейчас, когда он остался одиноким: единственный на всю Вселенную живой и действующий представитель своего странного, гибридного вида. Не считая Оты, разумеется. Ота... Кейт отчего-то криво усмехнулся, вспомнив младшую сестру. Если она и в самом деле похожа на Маму, то, быть может, и хорошо, что Кейт и Кинтия не встретились ни с Мамой, ни с её народом. Ота, наверное, должна ненавидеть непутёвого старшего братца всеми фибрами души: сперва со всем энтузиазмом неиспорченной юности устроил на вверенной попечению младшей сестры планете бардак, разгневался сам, наверняка разгневал её, да потом ещё и сбежал, не попрощавшись! Вот так встреча родственников! Теперь, после пережитого на Земле, вряд ли у него хватит смелости вновь заявиться к Оте. Вот заявиться к её знакомым гуманоидам -- это да! Он им ещё покажет и Киновию, и Великий Матриархат, и Всеобщую Цель со жрецами... Но туда надо теперь приходить с подарочком, а подарочек этот сперва неплохо было бы изготовить. Если у него, конечно, хватит искусства, времени и сил. И то сказать: не для себя же, в самом деле, не для своего же удовольствия он берёт сейчас все эти отгулы!
   Оттолкнувшись ногой от мостовой перед институтом, он взлетел в ночной воздух и, поднявшись над городом на пару километров, сбросил свою человеческую оболочку, принял привычный вид потока раскалённой плазмы, ринувшегося сквозь тонкий слой атмосферы в космический простор. Здесь, разогнав перед собой в вакууме энергетическую волну, упруго сжимающую пространство и время, Кейт стабилизировался в плоскости эклиптики и в двадцать пять минут достиг системы Урана. Люди уже отступили от дальних планет, ограничив свои экономические интересы Марсом и богатым углеводородами Юпитером. Станции на дальних планетах, в системах Урана и Нептуна, хотели было подорвать водородными зарядами, но в итоге сочли, что это слишком дорогое удовольствие. Часть сооружений законсервировали, другие объекты просто оставили на произвол судьбы, выпустив из них воздух и энергию. Великий штурм звёздной пустоты, провозглашённый Рикардом Морьером и его соратниками, на практике грозил здорово подзатянуться...
   Кейта ждали; на небольшой станции в экзосфере газового гиганта ему призывно мигал маленький приводной маячок. Кейт затормозил своё движение, погасил инерцию, выбросив из себя целый сноп жёстких космических лучей, и, сжав своё тело, втянулся в корпус станции. Здесь он вновь принял человеческий облик, прошёл через шлюз и с некоторым неудовольствием вдохнул вновь возникшими у него лёгкими прелый, затхлый воздух.
   Профессор Наум Фейнман, единственный и к тому же незаконный постоянный обитатель системы Урана, поднялся ему навстречу из-за широкого, усеянного старомодными лампочками индикаторов приборного пульта:
   -- Искренне рад видеть вас, мой юный друг! Всякий раз в ваше отсутствие печалюсь и тревожусь: не замучили бы вас, не разобрали бы на запасные части в этой вашей дьявольской лаборатории! Надо заметить, впрочем, что в этой тревоге есть и доля корыстного интереса; ведь вы привозите мне сюда колбасу и галеты, и больше мне в этом вопросе абсолютно не на кого рассчитывать.
   -- Я не подвёл вас и на этот раз, -- ответил Кейт. -- А пока, профессор, надевайте-ка скафандр. Я привёз вам сюда много свежего земного воздуха, он пахнет оливками, дождём и девушками Южной Африки. Но прежде чем я впущу сюда новый воздух, следует с гарантией избавиться от старого. Я заберу его обратно на Землю и выпущу там, простерилизовав предварительно солнечными лучами; пусть позже природа возьмёт своё и восстановит его.
   -- О-о, неоценимый дар свежего воздуха! -- с вожделением простонал Фейнман, упаковываясь поспешно в космический пустолазный скафандр. -- Послушайте, Кейт, вам ещё никто никогда не говорил, что вы бог? Зря... Женщины должны были оценить вас в этом качестве, пожалуй! Должно быть, на Земле совсем не осталось настоящих женщин. Да и мужчины, похоже, тоже мало что понимают в жизни.
   -- Я слышал, что обитатели лунных баз чтут мою сестру как богиню, -- улыбаясь, заметил Кейт. -- Что до меня, так меня куда больше предпочитают называть несносным мальчишкой. Особенно в этом преуспевают почему-то как раз земные женщины. Впрочем, они не одиноки в этом мнении; так же, по всей видимости, считает моя младшая сестра Айота. Кстати, она тоже богиня... Давайте-ка я вам помогу затянуть шлем, ведь здесь уже положительно нечем дышать!
   Пока Кейт менял старый воздух на свежий, Наум Фейнман воспользовался случаем и, выйдя наружу, проверил работу кое-какого оборудования. Когда он вернулся, в помещениях станции и в самом деле пахло оливками и дождём. Кейт уже накрывал на стол, ловко нарезая колбасу, вскрывая консервы в специальных сеточках, намазывая маслом тонкие ломти хлеба, казавшиеся почти невесомыми из-за едва выраженной искусственной гравитации.
   -- Кушайте, профессор. Потом поговорим о делах.
   -- А вы разве не составите мне компанию? В вашем возрасте вам непременно надо много и вкусно кушать!
   -- Мне уже тридцать два, профессор. Кроме того, если я начну кушать по-настоящему вкусно и много, то ваша станция сойдёт мне за аперитив, а на обед, возможно, я удовлетворюсь каким-нибудь из главных спутников планеты -- тем, в котором поменьше аммиака. Аммиак вызывает у меня несварение... Впрочем, чтобы не нарушать правил хорошей компании, я съем несколько мидий, с вашего позволения, -- Кейт удобно разместился за столом.
   -- Вы слишком церемонны даже в таких простых вопросах, как еда. Иногда у меня ощущение, что вас воспитывал гувернёр, занимавшийся до этого почти исключительно британскими лордами эпохи королевы Виктории, -- заметил Фейнман, принимаясь шумно набиваться. -- Ешьте что хотите, мой друг. И чувствуйте себя как дома, ведь, судя по всему, ваш дом -- вся Вселенная! Не надо всех вот этих вот церемоний, сделайте мне немножко жить без них. У нас и так уши глохнут от постоянной трескотни! Все болтают, болтают, болтают без умолку по любому поводу. А правда, что там, на Земле, хотят разогнать Совет планеты и созвать парламент для внесения поправок в конституцию?!
   -- Болтают подобное, -- сказал Кейт. -- Но мне не очень нравится, как вы говорите это "там, на Земле". Как будто вы отстраняетесь.
   -- А я и отстраняюсь, -- заметил Фейнман обиженно. -- Моё исчезновение там не очень-то заметили, а пока я с ними знался, меня все называли выжившим из ума старым дураком. Так что я уже давно не часть человечества. Более того, открою вам страшный секрет: иногда, в ответ на некоторые новые инициативы человечества и на повседневные реалии нашей современной жизни, мне очень хочется начать в это человечество стрелять! У-нич-то-жить! У-нич-то-жить! -- сказал профессор подчёркнуто механическим голосом. -- Удивительное дело. Вот доделаем мы с вами свои эксперименты, освободим вашу сестру, и давайте тогда захватим весь мир. Вы будете им править в своё удовольствие, а я буду изображать злобную космическую угрозу, от которой вы, весь такой сияющий, отважно защищаете Землю. Маньяк-учёный в маске, коварный и злющий профессор Уран! -- И Фейнман, продолжая жевать, скорчил страшную рожу, от которой Кейт невольно расхохотался.
   После обеда (который по часам станции был, пожалуй, завтраком, а для Кейта поздним ужином) Фейнман принялся выспрашивать своего гостя о делах на Земле.
   -- Ужасно обидно и глупо, -- сказал он, узнав о смерти Адриена Лури. -- Что могло толкнуть его на такой шаг, я лично ума не приложу. Ведь его идеи показали себя очень перспективными, и благодаря им все наши исследования продвигаются неплохими темпами. Значит, о научной неудаче речь идти не может. Быть может, личная драма? Но у него нет семьи, а посторонняя женщина вряд ли могла бы вызвать у него такую бурю эмоций. Он был очень уравновешенным человеком. Что остаётся? Предательство ученика, этический кризис, конфликт интересов... Я ничего не слышал об этом, и вы, как я понимаю, тоже. Удивительно не ко времени он умер! Кто теперь будет руководить его темой?
   -- Доктор Анитра Нилумба. Моя нынешняя хозяйка и госпожа.
   -- Она ведь психолог, а не биофизик?
   -- Она -- психофизиолог! Кроме того, там ещё затесались какие-то неясно выраженные распоряжения на мой счёт в бюрократической структуре Астрофлота. Меня передают, как ценное оборудование, из рук в руки, а за право руководить любыми исследованиями на нынешней Земле идёт настоящая стратегическая игра: кто -- кого. Словом, как я понял, вопрос насчёт Анитры уже можно считать решённым.
   -- Интересно... -- Фейнман отчего-то глубоко задумался. -- А о ваших опытах Анитра что-нибудь знает?
   -- Я с ней об этом стараюсь не говорить. Она считает меня неприспособленным к занятиям наукой. Ведь у меня нет ни университетского образования, ни семейной традиции в науке, ни системного мышления, -- ответил Кейт.
   -- О слепота! -- воскликнул постоянный обитатель станции, глядя на своего гостя. -- А как у вас, прошу прощения, дела с ней на личном фронте?
   -- А, всё так же. Не даёт приблизиться, не даёт отдалиться. И знаете, профессор, мне всё чаще кажется, что это игра в одни ворота, причём я заранее назначен на роль проигравшего. На Земле что, так теперь принято?
   -- Современная Земля -- штука очень сложная, -- ответил Фейнман. -- Женщины в наши дни снова стали бояться прогадать, вступая в отношения любого рода. Идеальный спутник жизни -- молчаливый, открытый и ясный, а хорошо бы ещё и отосланный как можно дальше от семьи, чтобы не раздражать впоследствии родственников своим присутствием. Высоко ценятся, кстати, аугментаты -- не те, которые имеют удлинённые ноги для танцев и глаза как прожекторы, а те, которые в силу условий профессиональной деятельности именно под эту деятельность перемоделированы. Считается, что у них очень мало потребностей, а право на пользование экономическими ресурсами у них приоритетное: ведь от каждого, как известно, по способностям, а каждому -- по труду. Поэтому все ресурсы потребления, на которые они имеют право, попадают в итоге их семьям... Страшная это штука -- экономическое неравенство; в нём и раньше-то был корень всех бед, а теперь уж и подавно... -- Профессор Фейнман сжал кулаки. -- Впустить в наш общий дом такого врага! Это же надо было умудриться -- снова, с размаху, да на те же грабли! Строили, строили коммунизм, а построили в итоге вот это! Вот вам снова и боязнь проиграть, вот вам и вечная осторожность женщины в современном издании...
   -- Но ведь современные дети воспитываются в коллективе, -- заметил Кейт. -- Семья не несёт бремени непосредственных затрат на воспитание младших поколений, это делает всё общество. Какая же тогда нужда у женщины в экономической осторожности?
   -- Дети -- да, а сама женщина? -- возразил Фейнман. -- Каждый человек хочет жить счастливо, каждый хочет быть заметным, выделяться, хочет знать о себе хоть что-нибудь и дать знать о себе всему обществу! Мы с вами уже говорили об этом, когда задумывали наши работы. Конечно же, и всякая женщина считает себя личностью, и всякий мужчина, и каждому обидно будет услышать, что другой жил и живёт так же, как он, работает так же, а то и меньше в разы, а зато "устроился" лучше. И это, между прочим, расплата за нашу выдающуюся глупость, за всю нашу сверх меры поганую болтовню о "миллионах безвестных героев"! Не может, не должен герой быть и оставаться безвестным! Честь, слава, долг, любовь, верность, поиск -- это всё неотъемлемые свойства каждого человека, каждой отдельной личности! А не среднестатистического "Человека с большой буквы", которого непременно надо выращивать в инкубаторах! У этого среднестатистического человека, если хотите знать, непременно будет в итоге одна грудь и одно яичко... -- профессор поперхнулся и мучительно закашлялся; хлебная крошка попала ему не в то горло.
   Застрявшая крошка в условиях практической невесомости способна вызвать значительные проблемы. Кейт попытался извлечь её традиционным методом -- хлопнув профессора по спине, -- затем прибег к аспирации с помощью искусственного дыхания "рот-в-рот", но ни то, ни другое не помогло. Тогда Кейт извлёк из своего инструментального набора длинную клювообразную дыхательную трубку -- возможно, слишком тонкую для профессорского горла, так как предназначалась она для детей, причём совершенно другой гуманоидной расы. Против ожидания, трубка вошла в горло задыхающегося профессора с большим усилием; Кейт, конечно же, не прилагал к ней давления, опасаясь повредить мягкие ткани, но в уголках рта Фейнмана всё равно выступила кровь. Наконец, хозяин станции тяжело, со свистом задышал. Кейт помог ему дойти до медицинского отсека, извлёк крошку пинцетом -- и поразился: горло Фейнмана представляло собой сплошную пульсирующую массу в сизых прожилках.
   -- У вас, похоже, опухоль горла, -- сказал Кейт, приведя профессора окончательно в чувство.
   -- Я знаю, мальчик мой. По счастью, это, видимо, не рак, но оттого менее неприятным зрелище не становится. Я потому и удушья-то не чувствовал в этом спёртом воздухе, что дышу почти исключительно через кислородную подушку. У меня ещё осталось около восьмидесяти тысяч литров кислорода, добытого электролизом из атмосферы Урана, -- устало откидываясь на медицинской кушетке, сказал Фейнман.
   -- Вам нужно лететь на Землю, оперироваться. Это довольно срочно. Удивляюсь ещё, как вы не задохнулись тут без меня.
   -- Я ем только жидкую пищу, -- Фейнман улыбнулся, -- и, к тому же, мне не с кем разговаривать во время еды и не о чем волноваться. Но опухоль, даже если она не злокачественная, развивается стремительно. А возвращаться на Землю... я потеряю работу, которой посвятил последние годы своей жизни. На Земле она никого не заинтересует, а проводить её надо именно здесь, в естественном холоде, среди спокойной магнитосферы Урана. Благодаря вам, Кейт, у меня есть очень большой шанс закончить эту работу. Тогда, в отличие от любимых на Земле безымянных мучеников, я могу попробовать жить вечно -- причём не только в памяти потомков, хе-хе... Оттого я и хочу как можно скорее закончить наши с вами эксперименты.
   Кейт посмотрел на него с удивлением:
   -- Вы хотите поставить опыт на себе?!
   -- А на ком же? Я всю жизнь изучал магнитные структуры и электрические заряды в сверхтекучей плазме. Зачем они мне были нужны? Построить ещё несколько скучных машинок, умеющих быстрее-выше-сильнее решать дифференциальные уравнения? Но земляне поумнели до такой степени, что все как один стали философами и разрушают свои машинки... Вычислять курсы для звёздных кораблей? Прекрасная идея. Но вот беда: человечество Земли на каждом углу рассказывает о своём стремлении к звёздам и о готовности к самопожертвованию ради звёзд, а само тем временем оставляет без пригляда даже не очень дальние уголки собственной Солнечной Системы. Поэтому большая цель у меня могла быть одна: смоделировать в созданных мной магнитных структурах жизнь, смоделировать развитие и деятельность разума! Вы, с вашими эпическими звёздными формами, дали мне необходимый толчок, волю к победе; значит, существование таких форм возможно, значит, я на верном пути. Конечно же, я проведу первый опыт на себе, перенеся своё сознание в текучую плазму здесь, на Уране. Если этот опыт не увенчается успехом, мы будем знать, что я немного ошибся, и подправим методику эксперимента. Если я достигну цели, люди смогут жить вечно -- и не просто существовать, а жить, действуя и работая, как вы, как народ вашей матери! Это будет победа над самой слепой стихией Вселенной -- стихией, слепо порождающей и слепо убивающей живое, мыслящее сознание. Наша победа, человеческая, общая!
   Кейт склонил голову.
   -- Вероятность неудачи велика, профессор, -- сказал он наконец. -- Я мог бы вместо этого просто поделиться с вами своей природой...
   -- И тем самым аннулировать все мои тонкие расчёты, основанные на моей собственной энергетике и сложнейших реакциях моего тела? -- Фейнман ухмыльнулся. -- Ох, нет! Я ценю этот дар, но предпочту отказаться от него; то, что я могу создать собственными руками, куда ценнее того, что получено случайно по прихоти судьбы! Ведь вы и ваша сестра -- вы неповторимо уникальны, во всяком случае, в нынешних условиях, а я создаю технологию, которой смогут, если захотят, воспользоваться миллиарды и триллионы разумных белковых существ! Нет, Кейт, я не дам вам испортить мой великий замысел вашей не менее великой человечностью! Да и применима ли ко мне ваша человечность? Даже с точки зрения моих нынешних сородичей, я абсолютно не достоин называться человеком! Так себе, "профессор Уран"...
   -- Чем я могу вам помочь, чтобы ускорить ваши опыты? -- спросил Кейт.
   -- Многим. Жаль, что скончался Лури. Он тоже был на пороге того же изобретения, что и я. Но теперь вы, с вашими знаниями о современных методах вычислений работы психики, которые вам преподают в этом институте психофизиологии, вы можете помочь мне завершить расчёты. А я -- я завершил то, что просили вы! Ещё несколько недель, и ваша сестра сможет стать свободной. Месяцы -- и вы сможете начать работать над тем, что собирались дать человечеству, на практике. А если вы продолжите нашу работу, вы победите не только стихию живой материи, слепо управляющую разумом, но и самое смерть. Главное -- не дайте вас остановить всей этой болтологией! "Человечеству не нужно, человечество не дозрело!" -- Он скривился, словно от боли. -- Человечеству нужно всё, что его возвышает, ему всё понадобится, рано или поздно. И, увы, оно точно так же найдёт способы, чтобы всё обратить во зло -- в том числе, мальчик мой, конечно же, испорчены и осквернены будут и наши с вами открытия. Но самой вашей победы, нашей победы, этот факт никак не умалит! А потому, Кейт, я попрошу вас, когда вы сделаете всё, что собирались, найти способ вернуть к жизни Юсуфа Куруша, друга вашей сестры, моего ученика и верного товарища. Ну, и про меня вспомните, быть может, если я вам всё-таки ещё понадоблюсь...
   Фейнман встал с кушетки, опираясь рукой на стену. Его слегка шатало.
   -- Идёмте работать, -- сказал он. -- Ваши отгулы всё короче, а наши задачи всё сложнее. С этим надо что-то делать. Женитесь, что ли, в конце концов, или же бегите с Земли, как я. Иначе вас так и будет молоть эта вечная мясорубка, пока вы окончательно не превратитесь в генератор для всяческих научных открытий, для инженерных расчётов, творческих идей и материальных благ. Таких генераторов на Земле и без вас целые батареи, крутятся и крутятся -- не остановить! Теперь их, попользовавшись сперва всласть, повадились то подрывать под фанфары, то потихоньку душить азотом. Ну, пойдёмте в лабораторию -- я научу вас, как можно вернуть в сознание вашу сестру, пользуясь вашими сведениями и той штуковиной из Солнца, которую вы мне показывали в прошлый раз. Я ведь тоже не совсем чужой для Кинтии -- в конце концов, это я заговорил с ней первым из людей, когда она прилетела в Солнечную Систему!
  -- Ретроспектива-2. Возвращение на родину. Солнечная Система. 277.02.12. Кинтия Астер
   Она приходила в себя медленно, точно нехотя; долгие грёзы звёздного полёта с трудом отпускали сознание и тело, сжатое в вихреобразную воронку раскалённых искр. Сон уходил по мере того, как медленно гасла и разливалась волна торможения впереди, открывая взору сияние яркой звёздочки в нескольких сотнях астрономических единиц по курсу -- родного Солнца человечества. Ближайшей от Кинтии планетой после окончания торможения был Уран, окружённый системой естественных спутников; далее лежал Юпитер, Земля, Венера, а вдали, за Солнцем -- Марс и Сатурн. Нептун, ощущавшийся как тёмное и холодное тело, почти чужеродное в системе Солнца, находился где-то далеко, на периферии, как и подобало самой дальней от Солнца планете. Кинтия поискала заодно и Меркурий, кое-как нашла его отблеск в колючем, горячем веере солнечной короны. Сомнений не было: Кинтия Астер возвращалась на родину своего отца!
   В библиотеке дядюшки Кита были, разумеется, собраны самые подробные сведения о жизни земного человечества в последние десятки и сотни лет перед исчезновением Джорджа. Широкомасштабные общественные преобразования, начавшиеся с победы над религиозными фундаменталистами и консерваторами в большинстве стран мира, а затем и разразившийся энергетический кризис в очередной раз серьёзно подтолкнули научно-технический прогресс вперёд. На орбите Земли, а затем и на Луне, началась добыча дейтерия, трития, лёгкого гелия-3, а затем и получаемого искусственно лития-6. Эти материалы служили топливом для первых термоядерных энергоустановок -- промышленных стеллараторов, затем для изобретённых впоследствии флюксотронов и громоздких твердотопливных кроссфузоров. Эти неуклюжие установки дали толчок развитию космических двигателей, позволивших в сжатые сроки достигать дальних планет. Объединённые усилия человечества Земли в космосе обеспечили строительство заводов, фабрик, энергетических комплексов; началось промышленное освоение Марса, а затем и Юпитера, атмосфера и спутники которого содержали неисчерпаемые запасы углеводородов для промышленного синтеза. Возникали новые открытия, появилась управляемая хромодинамика элементарных частиц, давшая миру новый тип сверхскоростных вычислительных элементов огромной ёмкости, а также новые материалы из вырожденных ядерных плёнок: мезорий, хромодин, нейтрофлекс... Человечество, опасаясь перегрева атмосферы из-за нового взлёта энергопотребления, начало выбрасывать во внеземную среду все основные виды производств, и прежде всего -- тяжёлую промышленность, металлургию, промышленную химию. Развитие космической программы, тормозившееся дотоле больше двух столетий войнами, социальными кризисами и экономической неустроенностью, во времена молодости Джорджа Астера только-только начинало набирать настоящий темп.
   Поэтому Кинтию Астер в первую очередь поразила удивительная, пустынная тишина, встречавшая её на окраинах Солнечной Системы. Во всей группе планет Урана Кинтия насчитала не более пяти источников радиосигналов; как минимум три из этих источников работали в автоматическом режиме, передавая одинаковый короткий набор повторявшихся раз за разом кодовых импульсов. Спутники комплекса "Край", располагавшегося в четырёх астрономических единицах впереди Урана на его орбите, молчали все до единого. Молчала, кажется, и система Сатурна. Передач с Юпитера, впрочем, было довольно много, а вот Марс и Венера, наоборот, выглядели в радиодиапазоне почти безжизненными. Только земной эфир струился всей мощью радиочастотного спектра, заставляя Землю в глазах Кинтии, -- точнее, в тех тонких и чувствительных органах, которые заменяли ей глаза в космическом полёте, -- сиять и переливаться всеми цветами радуги, в том числе и такими, для которых ни в одном человеческом языке нет названия.
   Она избрала Уран; ей хотелось лететь сразу к Земле, но контраст между виденным в фильмах и тем, что довелось увидеть ей самой, поразил её воображение. Нет, это не походило на катастрофу -- ничто не рушилось, не горело; мир стоял, и вселенная не подвигалась, просто вся Солнечная Система -- её дом! -- была неожиданно, необычно пуста...
   Кинтии не стоило трудов перехватить и расшифровать сигналы, которыми обменивались станции в системе Урана. Она развернулась и направилась к планетарному гиганту, слушая по пути всё, что удавалось уловить и расслышать.
   -- Огромное плазменное образование, в диаметре намного больше Урана. Даже, пожалуй, больше Юпитера. В сечении, по самым грубым подсчётам, сто семьдесят тысяч километров. Движется в пространстве со скоростью до четверти световой. И, судя по всему, именно эта штука сгенерировала уловленную нами волну сжатия. Должно быть, она путешествует между звёзд.
   -- Так она живая?!
   -- Скорее, это звёздная машина инопланетян. На живое существо эта штука непохожа -- противоречит правилам термодинамики. Разве что она живёт на субэлементарном, хромодинамическом уровне, а я не могу вообразить себе энергетику, которая приводит к эволюции жизни в столь богатых случайностями и столь короткоживущих системах. Должно быть, это зонд -- для корабля у объекта слишком мала масса, всего семьсот или восемьсот тонн. Будем отправлять срочный отчёт на Землю?
   -- Нет смысла; объект достигнет нас примерно с той же скоростью, с которой наш сигнал дойдёт до Земли, а после контакта с объектом мы либо погибнем, либо узнаем много новенького, что позволит нам не выглядеть отправителями панического сообщения. Отправим краткий рапорт об объекте, потом я объявлю "аллярм", а вы, Юсуф, берите рабочий планетолёт и стартуйте навстречу объекту. Я буду дольше переодеваться, чем вы лететь. К тому же, я вижу, вам не терпится. И, ради Аллаха, не лезьте в центр этой сверкающей массы -- мне пока что нужен приборист, а не труп! Здесь и так до горести мало людей, здесь, в месте, где происходят исторические события...
   От атмосферной станции на орбите газового гиганта отделилась крошечная светящаяся точка и поползла наискось, с черепашьей скоростью отдаляясь от растущего в поле зрения Кинтии диска Урана. Станция взорвалась каскадами сигналов. Отвечая ей, зажглись огни и радиомаяки на нескольких искусственных спутниках планеты. Маленькая точка -- кораблик, едва заметный на фоне звёзд, -- набирала ход. С борта кораблика на Кинтию навёлся тонкий радиолуч, посылающий простые сигналы -- точки, тире, снова точки, -- на самых различных частотах.
   Кинтия подстроилась на тот канал связи, по которому голос со станции продолжал обмениваться соображениями о происходящем с пилотом кораблика. Пилота, по всей видимости, звали Юсуфом.
   -- Здравствуйте, -- сказала Кинтия. -- Только, пожалуйста, не надо ломать голову, как бы вам передать мне теорему Пифагора или пару слов на линкосе. Я понимаю и нормальную человеческую речь. Дело в том, что я дочь Джорджа Астера -- астролётчика, пропавшего здесь, в районе Урана, примерно двадцать с небольшим лет назад. Я, конечно, никогда не была раньше в Солнечной Системе, но я надеюсь, что у меня не возникнет сложностей, если я попробую доказать, что я разумное существо.
   Планетолётчик Юсуф примолк в эфире -- видимо, от онемения. Зато обитатель станции, помолчав минуту, внезапно громко расхохотался.
   -- К космическим неожиданностям такого рода, -- сказал он наконец, -- мы были не вполне готовы. Но звучит неплохо. Я знал Джорджа, он работал на группе станций "Край", когда я был ещё практикантом. Этот парень, оказывается, был настоящим ковбоем! Не только выжил, но и воспитал дочь... Прекрасно! Итак, добро пожаловать домой, товарищ Астер-младшая! Как старший из двух обитателей системы Урана, я приветствую вас от имени человечества Земли. Вам навстречу летит пилот первого класса, старший инженер-метролог системы Урана Юсуф Куруш. А я -- Наум Фейнман, тому физику Фейнману ни разу не родственник, и даже, представьте, не однофамилец. Профессор без кафедры, руководитель без института, физик атмосферы и по совместительству начальник последней пилотируемой станции на Уране, которую тоже, разумеется, скоро прикроют. Ждём вас в гости, как только вы погасите скорость. А эта штуковина из плазмы, на которой вы летите -- это, должно быть, ваш космический корабль?
   -- Нет, -- призналась Кинтия, -- это я сама. Моя мама -- инопланетянка. Точнее, обитательница других миров -- едва ли её можно отнести к планетарным видам!
   Юсуф Куруш пробормотал в микрофон что-то неразборчивое.
   -- Что, что? -- переспросил "профессор без кафедры".
   -- Я говорю -- жаль, что наша гостья не сможет посетить нас на станции.
   -- А мне вот ни чуточки не жаль! У нас не прибрано, в кофейнике я вчера нашёл плесень, а про твой вчерашний свитер я обещал молчать вечно, поэтому не буду осквернять его описаниями эфир...
   -- Я всё прибрал, -- ответил Юсуф. -- Но, в любом случае, разговаривать по радио не так удобно, как лично.
   -- Не беспокойтесь об этом, -- заметила Кинтия, -- я вполне умею принимать человеческий облик. И не надо пугать меня грязными свитерами и заплесневелыми кофейниками. У меня есть родной брат.
   -- Это убеждает, -- сказал Фейнман.
   -- Принимать... человеческий облик? -- Юсуф Куруш казался поражённым. -- Я не ослышался?!
   -- А что вас так удивляет, инженер? -- Руководитель станции явно усмехнулся, произнося это. -- Мы с вами сами не раз говорили, что в наших условиях подобное инженерное решение может оказаться единственным, что приведёт человека к звёздам без существенных гуманитарных потерь. Кто-то другой успешно реализовал его; значит, наше дело -- научиться, адаптировать, усовершенствовать, а затем пойти ещё дальше, на следующие шаги...
   -- По крайней мере, теперь мы знаем, что мы на верном пути, -- согласился Юсуф.
   -- Если бы нам ещё удалось кого-нибудь в этом убедить... -- проворчал Фейнман. -- В любом случае, добро пожаловать на станцию. А кофейник я вымыл, и термосы для чая сейчас тоже помою. Вы пьёте чай, товарищ Астер?
   -- Я его никогда не пробовала, только слышала об этом напитке и видела в кинофильмах, как настоящие земные люди пьют чай. Но вообще, я пью любые жидкости на основе воды и вполне различаю их вкус. Поэтому с удовольствием попробую чаю, конечно же. Правда, я должна предупредить, что совершенно не умею правильно вести себя за столом.
   -- Юсуф тоже не умеет, -- сказал профессор Фейнман. -- Вот что: возвращайтесь-ка на базу, Юсуф. И сопроводите нашу гостью по станции. А я оформлю отчёт и снижу уровень тревоги, чтобы там не волновались лишнего. Писать на Землю я пока что ничего не буду -- они там скажут: совсем рехнулся, старый хрен! А вот в отчёты эту ситуацию внести надо.
   На базе было сыро. В маленькой душевой, примыкавшей к шлюзовой камере главного входа, от стен отслаивалась бесформенными пузырями тухлая, пропахшая ржавчиной и машинным маслом вода. Кинтия распаковала единственный доступный ей "выходной наряд", состоявший из найденной в закромах "Кристофера Эккерта" серебристой упаковочной ленты, завязывавшейся вокруг тела наподобие сари. Достала заодно и остальной свой нехитрый багаж: огромного чёрного пса Дика и несколько хромодиновых лент, на которых записана была вся сколь-нибудь важная информация о Крае. Юсуф Куруш дожидался Кинтию у выхода из душевой. У него были оливковые большие глаза, оливковая смуглая кожа, и пахло от него тоже почему-то оливками. Это был приятный запах, гораздо более приятный, чем технологические ароматы душевой. Кинтия поймала себя на том, что принюхиваться к мужчине неприлично, и позволила Юсуфу взять себя за руку, стараясь не шевелить носом лишний раз.
   -- Как вас зовут, дочь Джорджа Астера? -- спросил Юсуф Куруш.
   -- Кинтия. Хотя брат и дядюшка Кит называют меня Кеи, это моё домашнее имя. Если хотите, называйте меня Кеи, товарищ Куруш. Главное -- не говорите "Синди", дядюшка Кит очень переживает, что меня рано или поздно начнут так звать. Он -- принципиальный противник английского произношения!
   -- Дядюшка Кит -- кто это? Ваш родственник по материнской линии?
   -- Скорее уж, по отцовской, -- смеясь, сказала Кинтия. -- Это бывший искусственный интеллект отцовского корабля, "Кристофера Эккерта". Он вырастил нас, да и сам, если так можно выразиться, немного вырос. Сейчас он манерами, пожалуй, чем-то несколько напоминает вашего шефа.
   -- Надо непременно обрадовать патрона, -- согласился Юсуф, -- тем фактом, что манерами он становится похож на ненормально развившийся электронный мозг. Это должно его мотивировать двигаться и дальше в выбранном направлении.
   -- А в каком? -- полюбопытствовала Кинтия.
   -- Видите ли, Фейнман вбил себе в голову, что современные компьютерные системы позволяют использовать различные компоненты вычислительных схем для сохранения каждой индивидуальной личности. Не встроить в компьютер сознание напрямую, а как бы запустить на нём виртуальную машину, имитатор тела, взаимодействующий с любыми формами и инструментами. Это у него, если угодно, идефикс: сделать человека бессмертным. На первый взгляд, задачка вполне практическая, если, например, принять во внимание, что отправленная к Летящей звёздная экспедиция достигла цели только через двадцать семь лет. Но вот вопросы теории... Он обошёл один за другим все известные парадоксы, связанные с копированием личности на внешний носитель, и вот именно за это его невзлюбили. Бессмертные копии людей, а ещё лучше -- их навыков, умений и памяти, -- оказались человечеству нужны, а вот бессмертные люди -- нет, не нужны совершенно. Так и сказали: знаете, профессор, вы занимаетесь идеализмом и фэнтези, а люди должны умирать. Так что патрона вытеснили из института, отобрали кафедру, а под конец загнали сюда, на Уран, где как раз необходима была экспериментальная обкатка таких вот хромосхем с отнятыми у живых людей трудовыми навыками... Это позволило Астрофлоту освободить систему Урана от человеческого присутствия почти полностью. Вот профессор и сидит тут, как сыч в дупле, начиная постепенно ненавидеть весь мир и мечтая самому упаковаться напоследок в бронированную солонку на гравитационной тяге. Хотя своих попыток осчастливить человечество бессмертием профессор, разумеется, отнюдь не оставил. Так и сидим тут с ним!
   -- А вы тут что делаете? -- спросила Кинтия.
   -- Как это -- "что"?! Ему помогаю, разумеется. Такие сумрачные умы, как он, просто нуждаются в состоящем подле них тёмном лейтенанте, способном терпеть все их дьявольские капризы. Впрочем, у меня тоже есть свой адский секрет. Фейнман считает меня своим доктором Ватсоном, а на самом деле я его Арчи Гудвин... Идёмте пить чай!
   Чай оказался весьма интересным напитком, не оказавшим, впрочем, на Кинтию никакого физиологического воздействия. Зато за чаем выяснилось немало интересных фактов. Так, Кинтия узнала, что провела в космическом путешествии примерно семь лет по независимым земным часам. В свою очередь, Фейнман узнал, что Кинтия может копировать на себя почти любые инструменты, которыми ей доводится пользоваться, если только эти инструменты имеют хоть какое-то отношение к троичной логике и электронике, а Юсуф Куруш выяснил, что Дик -- не столько собака, сколько робот, и в качестве питания удовлетворится индукционным ковриком, на котором в обычное время подзаряжаются роботизированные пылесосы. Кинтия рассказывала про Джорджа Астера и про Маму, про дядюшку Кита, про брата и младшую сестру, про свою жизнь на планете Край и про удивительные свойства своей гибридной биологии. Фейнман и Юсуф качали головами, удивлялись, спорили; Кинтию поразило, что они испытывали не столько удивление перед открывшимися фактами, сколько чисто профессиональный восторг. "Вот это -- нормальный подход нормальной цивилизации к решению космических проблем в нормальном объёме и с нормальной относительной скоростью!" -- так резюмировал Фейнман своё мнение о возможностях Кинтии и её брата. Конечно же, дочь Джорджа Астера не могла не пообещать самую серьёзную и значимую помощь во всех исследованиях, которые только можно было предпринять, чтобы разделить её неоспоримое могущество со всем человечеством Земли.
   После чаю она отправилась переодеться; в гардеробной на станции хранился запас свитеров, плавок, мягких эластичных брюк и туфель, похожих на гимнастические. Высокий рост и относительно большой размер стопы, в сочетании с эластичностью одежды, позволили Кинтии подобрать хорошо сидевшую на ней униформу из чисто "мужских" арсеналов станции, так что некоторое недовольство мог вызвать разве что свитер, слишком широкий в плечах. Покрутившись как следует перед зеркалом, Кинтия тихо вернулась в гостиную станции (астролётчики вовсе не считали себя наследниками морской романтики, и оттого старательно избегали в быту словечек вроде "кают-компания"), где, к своему удивлению, застала обрывок разговора, явно не предназначенного для её ушей.
   -- И даже не думай, -- сварливо говорил Фейнман. -- Во-первых, ты знаешь её всего два часа. Во-вторых, это первая женщина, которую ты видишь за два года. А в-третьих, не забывай, что она не человек. Поэтому придержи, пожалуйста, при себе все свои охальные мысли до единой!
   -- Какие это вы у меня усмотрели охальные мысли, Фейнман? -- возразил руководителю станции голос Юсуфа Куруша. -- Я просто собираюсь проводить её до Земли. Она же не знает всех наших нынешних реалий! Что она сделает, куда попадёт, если её оставить один на один с тем, что там сейчас творится?!
   -- Во-первых, эта девочка запросто может оказаться поумнее тебя...
   -- Это вряд ли, профессор. Даже вы не умнее меня, хотя и думаете себе, что хитрее всех зверей полевых, а также вещественных, репагулярных и хромодинамических. Мой ум особого типа; чтобы обрести такой же, надо немало времени провести на ржавом корыте в атмосфере Урана, день за днём наблюдая вашу социальную деградацию и сопоставляя это прискорбное событие с явной деградацией всего остального человечества. В этом качестве я смогу оказаться ей полезен -- хотя бы чтобы помочь избежать явных потрясений от встречи с некоторыми нашими нынешними реалиями, вроде гонки за аугментациями или кабинетов для самоубийства. Поэтому я собираюсь сопровождать её до Земли, а по возможности, и на Земле, пока она не обзаведётся по-настоящему умными и хорошими знакомыми -- ну, или уж там какими захочет... А инопланетянка она там или нет -- для меня значения не имеет. Вы же не подозреваете, надеюсь, что она шпионка, присланная к нам неведомой сверхцивилизацией с целью захвата и переваривания Земли живьём?!
   -- На месте любой вменяемой сверхцивилизации, -- сварливо сказал Наум Фейнман, -- я бы нашу нынешнюю Землю переваривать не стал. Так, пожевал, попробовал на вкус -- и выплюнь ты потом эту каку, сделай одолжение! Но и в бодренький инозвёздный контакт по описанному тобой с её слов сценарию я тоже, знаешь ли, верю с трудом. А впрочем, здесь ещё разбираться и разбираться! Хорошо, ты получишь отпуск -- но помни, что я давал его тебе не для того, чтобы ты поехал лезть к ней под юбку. Будь аккуратным и вежливым, мы имеем дело с актом, значение которого неисчерпаемо для всей цивилизации. Шутка ли -- первая встреча с неземным разумом и неземной технологией, да ещё в такой форме! Давай, езжай, вези её на Землю...
   Решив, что подслушивать неприлично, Кинтия поправила свитер и вошла в гостиную.
   -- Вот что, -- довольно официально заговорил с ней Фейнман, -- я думаю, ваше появление сейчас для многих на Земле окажется неожиданностью. Ничего плохого я в этом не вижу, но опасаюсь, что у вас есть некоторые особые представления о том, как может протекать ваш контакт с народом вашего отца, и у меня есть основания считать, что эти представления могут быть подорваны. С момента исчезновения Джорджа Астера прошла четверть века, и многие тенденции, которые он застал только в зачаточном состоянии, сейчас развились в обществе Земли в полной мере. В том числе, не скрою, и тенденции негативные... Поэтому я рекомендую вам отправиться на Землю через промежуточную станцию на Ганимеде, в системе Юпитера, с рейсовым кораблём, который прибудет сюда примерно через месяц. Время ожидания вы можете посвятить изучению новостей Солнечной Системы -- они у нас довольно свежие. Тогда вас не будет шокировать кое-что из того, с чем наверняка придётся столкнуться.
   -- И, если вы примете этот план, -- добавил Юсуф Куруш, -- я предложу себя вам в сопровождающие. Из-за напряжённого графика работы здесь, в системе Урана, к тому же осложнённого необходимостью круглые сутки приглядывать за опасным маньяком, я не был в отпуске уже почти три года, а это чревато проблемами с руководством медслужбы Астрофлота. Так что, если вы не сочтёте через пару недель, что моё общество вас тяготит, я отправился бы с вами на эту прогулку к Земле.
   -- С радостью приму ваше приглашение, -- ответила Кинтия.
   Время до прибытия рейсового корабля она и в самом деле посвятила изучению новостей о Земле. Новости выглядели странно. Космические программы человечества, обещавшие во времена Джорджа Астера такие радужные перспективы, сворачивались одна за другой; это сопровождалось таинственными и удивительно неконкретными намёками на какие-то миллионы жертв, напрасно принесённых на путях освоения межпланетного пространства. Многие объекты внеземной инфраструктуры, плоды работы миллионов людей и вдохновения сотен специалистов, под предлогом их опасности для человечества уничтожались мощнейшими водородными взрывами или просто выводились из строя так, что становились непригодными для жизни и даже для восстановления. Эти акты бессмысленного, с точки зрения Кинтии, вандализма сопровождались победными реляциями, содержательность которых сильно уступала обилию лозунгов. Говорилось о защите экологии, о гуманистических ценностях, упоминалось с постоянством, что Земля сама по себе космический объект, нуждающийся в заботе и любви со стороны её детей -- современного земного человечества. Конкретных данных в таких статьях и репортажах не приводилось; зато каждая рутинная авария на производстве, каждое неприятное происшествие, какие десятками возникают с неизбежностью в любом организованном деле, подавались с целым потоком явно избыточных фактов и цифр, превращающих всякий заурядный случай в катастрофу поистине планетарного масштаба.
   Странными выглядели не только дела космические, но и вообще репортажи, посвящённые научному миру. Вместе с новостями о повседневных открытиях и буднях исследователей, не вызывавшими, судя по всему, повышенного интереса, в самых авторитетных источниках проскальзывали регулярно публикации на темы, вызывавшие у Кинтии сомнения в научной добросовестности, а то и во вменяемости опубликовавших эти сообщения авторов. Писали о тайнах древних цивилизаций, о таинственных энергиях, пронизывающих мир; люди, далёкие от науки, пророчествовали, давая подробные отчёты о своих встречах с могущественными инопланетными силами, следившими издалека за жизнью Земли и даже управлявшими ей. Кинтия вполне могла бы в это всё поверить, но способ изложения материала, многословие и путаность формулировок, сопровождающиеся призывами-заклинаниями, что "нужно просто верить в хорошее, и всё хорошее сбудется", пугали её неопределённостью доказательств. Кинтия хорошо знала, что в прошлом в земной науке такие методы не только не были приняты, но и активно осуждались. Философы, экономисты, писатели, выступавшие вслед за учёными, обвиняли всех землян без разбору в слепом следовании ложным идеалам научно-технического прогресса, в пренебрежении великими силами природы и человеческой морали, способными управлять миром к добру. Отчего-то пропагандировался и широко внедрялся древнегреческий язык, естественно, вобравший в себя много новых функций и слов, но оттого не ставший ни на каплю удобнее. Писателей, способных сочинять оды и гекзаметры, превозносили; о философе, ухитрившемся на целый трактат о проблемах интерпретации долга не употребить в этом рафинированном древнегреческом наречии ни одного неологизма, одобрительно отзывались как о "наследнике сверхаттической мудрости"... Слово "инженер" стало в обществе настоящей насмешкой, синонимом неудачи в жизни; Кинтия долго не могла в это поверить, пока Юсуф Куруш не подтвердил ей в разговоре этот странный факт.
   Очень много разговоров ходило об аугментациях, то есть об искусственном развитии возможностей человеческого тела за счёт подсаженных в него модулей различной структуры -- механических, биомеханических, квазибиологических, чисто биологических и даже оптронных. Аугментаты, как называли людей, перенесших такие операции, могли делать некоторые вещи, недоступные обычным людям: от невероятных прыжков в длину и высоту до прямого управления машинами, от погружений без приборов в океанские впадины до анализа тончайших оттенков запаха всего по нескольким молекулам. Закон Земли запрещал в течение долгого времени аугментацию во всех случаях, кроме компенсации инвалидности; однако технологии совершенствовались, методов аугментации становилось всё больше, и запретная техника начала набирать популярность в обществе, особенно у подростков и молодых людей, готовых на многое, чтобы только стать аугментатами и получить хоть какие-нибудь необычные возможности. К сожалению, за аугментированным организмом требовался специальный уход, и дорога в космос для аугментатов была пока что закрыта, если не считать туристических прогулок по Луне или в невесомости ближних орбит. Но на Земле для аугментированных было настоящее раздолье; про них пели песни и снимали фильмы, а недавно Совет по медицине принял под давлением общественного мнения решение, разрешающее аугментацию здоровых организмов "для осуществления профессиональной деятельности в особых условиях". Аугментатам полагалась социальная карточка -- удостоверение, дающее право распоряжаться общественными благами, -- несколько более высокого класса, чем астролётчикам и представителям других опасных профессий, и почти в полтора раза расширяющая спектр их потребительских возможностей в сравнении с рядовыми гражданами Земли.
   А что рядовые граждане? В таких условиях они чувствовали в себе всё большее сомнение, особенно те, кто успел растратить и отдать большую часть своей жизни ещё до наступления эпохи перемен. Инженеры, космические строители, работники опасных производств, труженики заводов и фабрик, машинисты и операторы, они не попадали ни в список аугментируемых, ни в новые планы по преобразованию Земли. Их работа объявлялась вредной, жертвы -- напрасными, руководство -- некомпетентным; от них требовали признать и исправить свои ошибки там, где они вообще не видели никаких ошибок. Над ними смеялись, их выставляли ретроградами, закоснелыми консерваторами, глупцами, бездушными машинами, солдатами некоей чуждой армии, пришедшей разорять и грабить мир, нуждавшийся в отдохновении. Это не могло не сказаться наихудшим образом на психологическом климате в обществе. В знак протеста многие тысячи людей сводили счёты с жизнью самыми странными способами; в ответ, словно по команде, общество предоставило всем желающим целые центры обслуживания для желающих расстаться с жизнью, с молодыми образованными психологами-утешителями, помогающими без колебаний принять роковое решение, и специально оборудованными газовыми камерами, где люди легко и спокойно уходили в небытие на глазах у пришедших посмотреть на это родственников и свидетелей, задохнувшись без боли и мучений в атмосфере из чистого азота. Этот вид смерти был обратимым в течение целых двадцати минут, но только считанные единицы решались в последнее мгновение изменить свой выбор и вернуться в жизнь. Репутация человека, пытавшегося или хотя бы пообещавшего воспользоваться азотной камерой, но не выполнившего этот замысел, в земном обществе считалась непоправимо испорченной.
   И вместе с тем, на Земле продолжалось какое-то развитие. Создавались новые технологии, делались открытия; писатели создавали книги, музыканты писали песни и симфонии. Где-то строились новые подводные рудники (для работы аугментированных специалистов!), где-то испытывали новый космодвигатель, по слухам, безопаснее предыдущих, и лидеры человечества каждый день рапортовали о взятии новых рубежей, преодолении новых границ, о достижении новых, немыслимых ранее высот....
   В смятении Кинтия Астер дождалась корабля, который пришёл на станцию с грузом припасов и оборудования, а её и Юсуфа Куруша -- забрал на Юпитер. Экипаж корабля, трое молодых пилотов, отнеслись к истории Кинтии с большим интересом и даже с энтузиазмом.
   -- На Земле об этом уже что-то знают, -- заметил один из пилотов. -- Но всё это, естественно, давно потонуло в ворохе брехни о контактах со сверхразумными инопланетянами. Ну что ж, раз там, на дне, они не хотят знать правду, то её будем знать, по крайней мере, мы...
   -- Кто -- мы? -- спросила Кинтия с нескрываемым интересом.
   -- Мы, звёздные жители. Авангард человечества на его единственно возможном пути. На пути вперёд и вверх, в космические дали! И вы, Кинтия Астер, теперь станете нашей новой путеводной звездой, нашей богиней; мы, астролётчики, даём вам на этот счёт своё слово!
  -- Великий замысел. Восточное полушарие. 310.06.11. Рикард Морьер и Анитра
   Они лежали друг у друга в объятиях, глядя, как над страной встаёт заря. Веранда, укрытая от насекомых тонким пологом, уже постепенно нагревалась по мере того, как ночная сырость уступала место тёплому, пряному воздуху рассвета, бегущего от Занзибара в глубину континента. Сквозь дымку полога угадывались стрелы звёздных кораблей, контуры высоких гор, далёкие силуэты стартовых башен за Элдоретом... Узкая, гибкая ступня Анитры легонько, рассеянно скользила по бёдрам и голеням Рикарда Морьера; полуоткрытый влажный рот молодой женщины выражал неотчётливый каприз.
   -- Ну... -- тихо сказала она. -- Рикки, не надо быть таким букой. Я вовсе не хотела тебя обидеть!
   -- Я на тебя и не обижаюсь. Я обижаюсь на жизнь. Столько лет мы вместе, и ты до сих пор не веришь мне?
   -- Не верю, -- сказала Анитра. -- Ты стремишься к власти, а властолюбцы всегда коварны. Вдруг ты используешь меня и бросишь, как бросают ненужную... женщину?!
   -- Сомневаюсь, что я смог бы позволить себе такую роскошь. Ты не из тех, кто легко смиряется с потерями. К тому же, там, в наших новых мирах, мне понадобятся союзники, с которыми я всегда смогу договориться. И как раз с тобой -- смогу всегда! Ты властолюбива, ты хочешь казаться непредсказуемой, ты никогда не знаешь границы в своих диких желаниях, а это всё значит, что ты зверь по природе своей, что ты проста душой и что управлять тобой будет легче лёгкого. Ты будешь моей ручной тигрицей; накормлена, обласкана, имеешь собственную территорию -- чего же большего ты можешь желать?!
   -- А если я не смирюсь с положением второй разумной воли во Вселенной? И захочу стать первой и единственной?
   -- Попробуешь стать первой, и либо погибнешь, либо добьёшься успеха. Во втором случае -- тоже погибнешь, потому что ты ничего не знаешь ни о природе власти, ни о её ограничениях. Подлинная власть -- всегда дело мужчины. Тебе не справиться и с толикой этой власти. В лучшем случае, ты будешь менять фаворитов, которые будут освобождать тебя от тягостных забот о власти, пока очередной не окажется дураком и не уничтожит всё, сделанное нами и миллиардами других людей. В худшем -- начнёшь сама проявлять ответственность за Вселенную, и тогда весь адский труд падёт на тебя, как на Дидону в "Энеиде" Вергилия. Помнишь? "Res dura et legni novitas me talia cogunt". И маяться с этим тебе придётся вечно, если ты наделаешь глупостей.
   -- Ну, я могу и наиграться... -- Анитра потянулась. -- Никто не должен жить вечно, и, испытав в жизни все возможные радости, кто не захочет уйти из неё? А уходя из круговорота мироздания -- почему бы не прихватить и всё мироздание заодно с собой? Загробной жизни ведь нет, а значит, нет и посмертной ответственности. А умирать, зная, что вместе с тобой умирает всё вокруг, наверняка намного веселее, чем в одиночку. Я могу убить твой мир, если захочу... -- Она лукаво посмотрела на Рикарда, и вдруг, опершись на локоть, прижалась долгим влажным поцелуем к его губам.
   -- Я никогда не задумывался об этом, -- сказал Морьер, осторожно отстраняя Анитру от себя. -- Мне сложно понять это, а тем более поверить в это. Ведь я-то хочу жить вечно! Для меня жизнь -- это вечный прогресс, вечное развитие разума. Ради него, подлинного разума Вселенной, я и делаю всё, что делаю. Я просто ищу выход из тупика, который у нас отчего-то принято любить и считать настоящей жизнью.
   -- Природа давно предусмотрела выход из тупика жизни, -- сказала Анитра, -- он называется смерть. Это всеобщий выход, это конечное решение для любых противоречий. Не будь ты необразованным технарём, чуждым гуманитарного знания, ты наверняка знал бы, что в средние века "комедией" называли любое произведение, где поставленное противоречие обязательно решалось, пусть даже и через гибель героя. И наоборот, "трагедия" -- это оставленное противоречие, сознательно заложенное несходство натур. Ты полон трагических противоречий, Рикки, как и все мужчины. Чтобы придать своей жизни возможность разрешения конфликтов, вам, мужчинам, необходима либо смерть, либо женщина, либо бог. Без этого вы неполны, оттого и мечтаете всегда о бессмертии -- не для себя, так для своего убогого вида.
   -- Я мечтаю только о бессмертии для Вселенной, для разума, о вечном бессмертном движении всего человечества. Индивидуальное бессмертие меня совершенно не интересует.
   -- Это потому, что человечество -- твой бог. А со смертью ты давно смирился. Осталось тебе найти женщину, которая убьёт в тебе последнюю треть твоей мужской пустоты; так вот, это я. Прими же как данность, что я заполняю всю твою жизнь -- примерно так же, как ты сейчас заполнишь меня...
   Рикард Морьер склонился над Анитрой, и их тела сплелись в страстных объятиях.
   -- Не надо воспринимать слишком серьёзно то, что я сказала, -- заметила Анитра, выскальзывая из-под Рикарда несколько минут спустя. -- Но главное ты должен усвоить; ты -- простой фанатик идеи, ты служишь отвлечённым вещам, а окружать тебя всегда будут люди, которых тянет к неминуемо конкретному, простому. Тебе придётся иметь с этим дело, Рикки, а ты к этому не готов. У каждого свой нрав, свои простые заботы, которых ты, со своим технарским снобизмом, просто не сможешь понять. Поэтому дай нам, гуманитариям, помочь тебе определить их цели, дай помочь тебе удовлетворить их тайные чаяния. Ты так невежественен, Рикки!
   -- ?????? ?????? ?????, -- пробормотал Рикки. -- У каждого мужа свой демон, как говорили древние. Но вот кто вдруг сказал тебе, что я должен кормить этих демонов? Человек обязан возвыситься над ними, возвыситься и победить их; иначе какой же это человек?! Мы -- высшая общественная формация, мы -- покорители Вселенной, мы -- владыки Земли. И вдруг начать снова потворствовать низменным чаяниям отдельных людишек?! Ну уж нет!
   -- Фу! -- Анитра сморщила носик. -- Ты положительно несносен: даже постель для тебя теперь становится трибуной. Кроме того, из тебя сыплются цитаты на неведомых мне языках. Ты не находишь это неприличным? Пора, наверное, вставать... скоро вернётся из отгула наш звёздный мальчик, и мы с ним снова продолжим нашу нелёгкую работу.
   -- Когда ты его мне расколешь? -- Морьер встал, ощупью нашарил рубашку и трусы, принялся одеваться, поглядывая сквозь полог на кишащую техникой саванну вокруг -- бывший заповедный парк. -- Я боюсь, что с ним в итоге выйдет, как с его сестричкой, и тогда мы оба останемся на бобах. Плакали тогда все наши планы! А мне нужно понять, как всё это устроено, мне нужна его природа, управляемая, сломленная, покорённая природа, чёрт его возьми! Ты только представь, как мы могли бы изменить всю жизнь, весь строй Земли, с таким-то могуществом! Или же мне придётся воспользоваться для этого другим оружием... пока что запретным!
   -- Если ты хочешь получить его природу любой ценой, -- промурлыкала Анитра, -- то прикажи мне, и я пересплю с ним. Думаю, что ради такого куша я даже сумею разок-другой преодолеть естественное отвращение к нему. Тогда он уж точно сделает меня такой же, как он сам, а я -- я поделюсь этим, в свою очередь, с тобой. Если я захочу, конечно.
   -- А я после этого должен буду по очереди переспать со всеми своими помощниками? Хороший способ, но слишком неэффективный. Нет уж, ты попробуй найти, как отнять у него эти возможности чисто механически, с помощью технологий... Нам не нужна неконтролируемая эпидемия возникновения сверхлюдей, а тем более -- эпидемия, передающаяся половым путём! В течение всей человеческой истории секс всегда был самой непредсказуемой и самой неуправляемой частью общественной жизни, а мы должны научиться контролировать общество в каждом его проявлении! -- Рикард Морьер потряс над головой сжатым кулаком. -- А что, кстати, неужели этот Кейт Астер так отвратителен с женской точки зрения?
   -- Он намного более страшен, чем отвратителен, -- Анитра покачала головой. -- С ним никогда не чувствуешь себя в безопасности. Даже сейчас, когда он мне полностью открылся, я вижу, насколько он на самом деле неуправляемый. Ни один нормальный человеческий механизм психологического контроля не работает на него в полной мере. Я посмеялась над его внешностью, а он сказал, что за пару часов может исправить это. Я сказала, что он никто и ничего не добился, а он попробовал тотчас же поступить в университет, на подготовительные курсы. Хорошо, что мне удалось убедить приёмную комиссию не рассматривать его кандидатуру! Слова "нельзя" он не знает. Хорошо, хоть сейчас мне удаётся держать его на поводке сексуального влечения. Я-то для него привлекательна, естественно! Но, возможно, этот поводок тоже окажется недостаточно коротким... -- Анитра спустила ноги с постели, собираясь вставать вслед за Рикардом.
   -- Думаешь, он может уйти от тебя к другой женщине?
   -- Может и уйдёт, если я хоть на час ослаблю свою бдительность. Хотя вряд ли ему что-то удастся. Земные молодые женщины привыкли ощущать себя божествами, они вряд ли потерпят в своих объятиях того, кто может оказаться выше их. Или хотя бы более необычным, чем они. Так что у нашего юного гостя с другой планеты практически нет шансов. Разве что кто-нибудь польстится на его обманчивую внешность? Но вряд ли; современных женщин внешность не так уж интересует. А вот манеры, характер, управляемость, умение держать социальную дистанцию -- это всё у нас ценится, и у него ничего из этого нет. Разве что если рассматривать его нечеловеческие способности как своего рода аугментацию? Аугментаты нынче в цене... правда, в основном, благодаря привилегированному потреблению, которое им предоставляется.
   -- Моих ребят это не спасает, -- заметил Рикард, причёсываясь перед зеркалом. -- Им тоже сложновато найти спутницу жизни, или хотя бы подружку на время отпуска. К счастью, в жизни настоящего человека женщина -- не главное. Пока мы заняты делом, без вас можно прекрасно обойтись. А потом... потом посмотрим, как поменяются общественные ценности. Не исключено, что мы будем просто обходиться без полового размножения, выращивая новых людей -- подлинных людей светлого будущего! -- в пробирках.
   Анитра погрозила ему пальцем:
   -- Смотри, не зарывайся! А то я в самом деле отдамся Кейту, и он сделает меня богиней. Всемогущество, плюс такой инструмент в моих руках, как Кейт, -- и тогда мне тоже не понадобишься ни ты, ни твои грандиозные планы... Впрочем, шучу. Нам, женщинам, без вас никогда не обойтись. Вы создаёте материальный базис нашего существования, и от этого нельзя никуда деться, если только не работать самим. Так что не бойся -- рано или поздно я принесу тебе Кейта Астера на блюдечке, о мой невежественный и грубый технарь!
   -- Как Саломея? -- полюбопытствовал Рикард Морьер.
   -- Какого Саломея? -- не поняла Анитра.
   -- Как Саломея. Танцовщица, вытребовавшая себе на блюдечке голову Иоанна Крестителя. Ты на неё чем-то похожа, моя эфиопская принцесса! Ну, а я пошёл: недосуг мне сидеть и вести праздные разговоры, когда весь мой великий замысел так и застрял в самом начале пути!
   Он поцеловал Анитру в подставленную щёчку и вышел на крыльцо. Воздух уже нагрелся, невообразимо жаркое солнце пылало в утреннем небе. Семь часов, подумать только! К восьми он должен быть в Мармарисе...Но о его встречах с Анитрой, о его интересе к Кейту Астеру лучше пока что никому не знать. Пусть пока довольствуются его проектом "Феба", его лунными лесами, пусть считают, что он, Рикард Морьер, работает не покладая рук, чтобы вернуть жизнь и сознание сестре Кейта, Кинтии Астер!
   По времени всё было рассчитано минута в минуту. Дорогу до космодрома на плато Элдорет он преодолел за пятнадцать минут на маленькой реактивной авиетке. На космодроме его ждал личный челнок; два Звёздных, в скафандрах с глухими забралами, скрывавшими лица, стояли навытяжку у трапа, пока Рикард карабкался в кабину. Эти привилегии никак не соответствовали его общественному положению, но в проекте "Феба", а следовательно, и среди Звёздных, Рикард Морьер носил полушутливый, полуофициальный титул "верховного жреца" при новой "богине". Богиней, разумеется, числилась Кинтия Астер, благодаря которой маленькая оранжерея космической станции на Юпитере превратилась теперь в благоухающие сады, укрывавшие под куполом атмосферы солидную часть Луны. Именно рощи Кинтии Астер стали тем, что позволяло Рикки Морьеру без колебаний диктовать земному сообществу волю лучших представителей его племени -- тех, кто обратил свои взоры вверх, к космическим далям. А Звёздные благодаря Кинтии стали Звёздными... И это, в самом деле, ещё только лишь начало пути. Рикард ясно видел то, что по удивительной прихоти истории или общественного воспитания оставалось не до конца ясным для миллионов его соотечественников, в том числе и для его бывших коллег. Возможности, заложенные в природе детей Джорджа Астера, сулили человечеству выход к неслыханным горизонтам... Если бы ещё только позатыкались все эти дураки, всё время спрашивающие: "А зачем? Зачем?!" -- о, какой прекрасной стала бы жизнь Рикарда Морьера, если бы маловеры и пессимисты не задавали всё время этих идиотских, лишних вопросов!
   В свои шестьдесят пять лет Рикард Морьер изверился в человечестве так, как не мог бы извериться и за столетие, не имей он огня в сердце, не имей великой идеи, с самого детства толкавшей его вперёд, вперёд, вперёд. Нет, тысячу раз был прав старый циник Джонатан Свифт, автор сборника кулинарных рецептов из вкусненькой человечинки: люди -- это само зло, воплощённое несовершенство, просто-таки идеальный образец того, как не должно выглядеть разумное существо, а тем более -- скопище разумных существ. Ах, если бы весь мир состоял из мудрых радужных пони, полных тёплых чувств и благородных мыслей! Но ничего, Рикки Морьер ещё поможет человечеству измениться... Звёздные -- вот первый конкретный шаг на этом пути, маленький, тяжёлый, заранее обречённый в жертву историческим обстоятельствам, но всё-таки шаг. Второй шаг -- отказ от личности, сознательное преодоление "Я" во имя поставленной цели, достойной разума. Его тоже удаётся осуществить -- медленно, с напором, с болью и сопротивлением, но Звёздные всё же растворяются в достигнутом коллективном единстве. Теперь следующий шаг: Змей-Ракета! Это поможет ему сокрушить маловеров, уничтожить инерцию общественных механизмов, да в конце концов -- пережить эпоху потрясений, не дав себя уничтожить или просто не умерев от старости, закончив всё своими усилиями, не передав своё дело в руки бездарных помощников, трусливых и себялюбивых учеников, да в конце концов -- в руки таких скверных баб, как эта психологичка Анитра. Он сделает всё сам! И тогда... тогда людям по-настоящему откроются новые миры. И новое человечество, лишённое индивидуального несовершенства, войдёт в коллективное бессмертие, где служение высшему долгу станет высшей радостью подлинно разумных.
   -- И увидел я новое небо, и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря больше нет, -- пробормотал Рикард Морьер по-древнегречески, разглядывая в густой синеве за иллюминатором приближавшийся контур средиземноморского побережья Палестины. Звёздные, согласно и уверенно пилотировавшие его челнок, не обратили на реплику патрона никакого внимания; это было не их дело.
   Без десяти восемь по местному времени, в силу капризов службы геодезии отстававшему от времени Найроби на час, челнок коснулся металлической консоли приёмного терминала в Мармарисе и плавно лёг в объятия мощных магнитных захватов. Здесь Рикард Морьер был на положении почти равного, поэтому специального транспорта ему не полагалось. Не прощаясь со Звёздными, он перекинул себя прыжком через две линии заградительных лент на быстро движущийся травалатор, торопливо спустился на нижние этажи и без минуты восемь оказался в своём здешнем рабочем кабинете. Секретарша, молодая холёная мегера, похожая на цыганку, обругала шефа за возможное опоздание. Рикард вяло ответил, что всё в порядке, выслушал серию угроз насчёт того, что однажды опоздание всё-таки случится, и тогда она запишет его в табель, что, в свою очередь, пахнет выговором, а то и понижением, потом, услышав звонок, оповещавший о начале рабочего дня, резко махнул рукой...
   -- Белиберда, -- сказал он коротко.
   Рабочий день Рикарда Морьера состоял из небольших, малозаметных операций, легко встраиваемых в экономическую систему Земли. Некоторые из них противоречили правилам и установлениям, но, пожалуй, даже если бы земное общество сохранило свод кодифицированных законов, ни одно из этих действий не выпадало бы за их рамки; в конечном итоге, целью всех этих действий было невиданное возвышение человечества, и Морьер взялся бы доказать это в итоге любому суду -- суду, заинтересованному в светлом будущем цивилизации, конечно же. Он не был первым, кто встраивал таким способом свои исследовательские планы в программу финансирования космических работ. Большинство алгоритмов для этих операций создал и реализовал Наум Фейнман -- твердолобый фанатик идеи продления человеческой жизни, погибший на Уране несколько лет назад при невыясненных обстоятельствах. Бедняга Юсуф случайно выболтал ему, Рикки, кое-какие подробности этих дел, и вот надо же такому случиться -- всё пригодилось для настоящей, умной работы!
   К концу дня несколько тысяч тонн различных грузов, распределённых Управлением Астрофлота для повседневных нужд юпитеранских колоний, осело на складах в Мармарисе, откуда деловитые снабженцы (земляне, разумеется, -- Звёздных Рикард Морьер берёг и к скользким операциям не подпускал даже на выстрел!) поволокли грузовые контейнеры частью в Грецию, где под сенью Академии шло основное строительство модулей Змея-Ракеты, а частью -- на заводы, где шла сборка резервных инструментов. Кое-что, в основном, дефицитные в последние годы продукты спецпитания, попало и на Луну, на оперативную базу Звёздных; Рикард хорошо понимал, что в существующих условиях одних моральных стимулов для осуществления замысла слишком мало, и для поощрения верных ему людей необходим иногда весомый материальный компонент. Работники станций на Юпитере могли и подождать. Они знали, когда шли в космос, что отдают свои жизни и своё благосостояние во имя высшего блага человечества, и он, Рикард Морьер, не подведёт их ожиданий! Пусть пока потерпят без консервированных омаров и ароматического масла для душевых. А потом, когда будет готов Змей-Ракета, Рикки сделает следующий шаг, и тогда человечеству вообще не понадобится больше заботиться о потреблении -- ни о простом, ни о прибавочном. Синтетический пищевой раствор, витамины и стимуляторы. Для существа, живущего краткой, но полноценной духовной жизнью, такого потребительского набора более чем достаточно на весь жизненный цикл. И человечество наконец-то будет свободно от всех своих проклятых проблем, главная из которых всегда связана с тем, кто сколько запихнул себе в глотку. Несчастные! Стоять одной ногой на пороге великих открытий, на пороге космических чудес -- и мечтать при этом о жратве, о бабах, о престижной работенке! Какими же глупцами нужно быть, чтобы разменять великую миссию всех на маленькие личные удовольствия для каждого!
   Окончив работу, Рикард Морьер вернулся в верхние ярусы космопорта. Его челнок так и дожидался его, но экипаж уже сменился; настоящих Звёздных, изменённых силой волшебных лунных рощ, было всё ещё слишком мало, и простаивать по нескольку часов без дела они, конечно же, не могли. Новая пилотская команда, такая же безмолвная и безликая, как и предыдущая, доставила "верховного жреца" на Дельфийское плато в Греции. Здесь когда-то располагался археологический музей под открытым небом, но засуха и деградация растительности, справиться с которыми земная экономика так и не смогла в течение столетий, сделали этот район Южной Европы малопригодным для туризма. Астрофлот немедленно воспользовался удобным случаем и превратил небольшой участок суши между Парнасом и Кириакией в свой наземный испытательный полигон. Рельеф центральной Греции мог служить неплохой моделью едва ли не для любых условий типичной каменистой планеты, исчерченной горами, скалами, кратерами, песчаными каньонами. Поэтому здесь, на базе в Галаксиди, регулярно проходили испытания новых киберов и специализированных транспортных машин, нацеленных на внеземные миры. Здесь же, в условиях спешки и строжайшей секретности, собирались все главные модули Змея-Ракеты.
   Морьер прошёл через контрольно-пропускной пункт, миновал нескольких Звёздных, работавших в скафандрах на периметре полигона, и выбрался на командный пост. Затейливая башенка, казавшаяся со стороны совсем небольшой на фоне окрестных гор, на самом деле достигала почти ста метров в высоту. Основание башни, способное выдержать прямое попадание запущенной с орбиты болванки в три тонны весом или атомный взрыв с эквивалентом около трёх мегатонн, содержало в себе малозаметный вход-сквозник, скрывавший арочную дверь в глубине скалы. Здесь тоже работали Звёздные, но без скафандров, в одних жаропрочных комбинезонах на голое тело. От них исходил на многие метры сильный жар и запах азотных окислов. Один из Звёздных узнал Морьера, фамильярно поприветствовал его взмахом руки, отбросив лазерный дремель; кто-то из товарищей одёрнул его, жестом приказывая вернуться к работе. Удивительные всё-таки ребята получаются! Три, иногда два года в рощах, и такой поразительный результат! Ну кто бы мог подумать, что человеческое тело, после совсем уж небольшой реконструкции, может развивать механическое усилие в семьдесят киловатт, примерно в сто лошадиных сил? Не спать сутками, не бояться перепадов температуры, вакуума, повышенных давлений, даже всесильной проникающей радиации в дозах, летальных для всякого иного живого организма? Да, пусть за это придётся платить сокращением продолжительности жизни; пусть Звёздные с момента трансформации способны прожить семь-восемь, от силы пятнадцать лет. Но кто сказал, что могущество даётся даром?! Они станут ключом, который откроет человечеству третью из семи дверей, запирающих путь к звёздам. Это многого стоит. Спасибо предкам хотя бы за то, что те распахнули уже первые две двери: всепланетное общество и теоретическую возможность космических полётов. Давно уже настало время для очередного шага в бездну... Глупцы и маловеры -- те, кто под предлогом надуманного "гуманизма" готовы остановить подлинную демонстрацию человеческого могущества, выраженную в неизбежной звёздной экспансии человеческой расы!
   Миновав подземные галереи, Рикард вышел во внутренний дворик рабочей зоны, на неширокую площадку, с двух сторон прикрытую от лишних взоров смотровой башней и высоким каменистым склоном горы. Здесь, на размеченном кругами и радиантами каменном полу, должна была стартовать когда-нибудь (Рикард надеялся, что уже скоро!) нулевая ступень Змея-Ракеты, высший и подлинный шедевр человеческой мысли, соединяющий разум с космическими стихиями. Сборка и настройка нулевой ступени уже заканчивались; основные модули её стояли чуть выше, на балконе под каменным навесом, выплавленном в склоне горы. Балкон соединялся с внутренним двориком небольшой лестницей, которую тоже охраняли Звёздные, на сей раз опять в скафандрах, да ещё и при боевом оружии -- Рикард раздобыл несколько лучемётов для своей "личной гвардии", как называли охранников приближенные к нему люди. С известной точки зрения, Звёздные были идеальными бойцами: их весьма сложно было поразить выстрелом из лучевого оружия, на них почти не действовали классические ударные волны и давление взрыва, а эффективно сблизиться с ними в рукопашном бою и нанести удар человеку без специальной биологической защиты помешал бы сильнейший жар, исходивший от тел Звёздных. Даже обычные пули, скорее всего, просто отскочили бы от них или, в лучшем случае, отбросили бы их на несколько метров в сторону. Тела, созданные, чтобы противостоять космической стихии, шутя справлялись с вызовами слабой и несовершенной человеческой техники. Тем более что техника истребления себе подобных не совершенствовалась уже столетиями... Рикки Морьер внимательно следил за новинками в этой области, и сейчас готов был поклясться, что сделал всё возможное и невозможное, чтобы его "личной гвардии" не могла противостоять ни одна сила в Солнечной Системе. Иначе он вряд ли стал бы вести такую рискованную игру; ведь в любой момент его планы могли быть раскрыты, и тогда гнев всех этих тупологовых болванов обрушился бы на него и на его любимое детище, последнее прибежище человечества в попытке достичь звёздных далей!
   Балкончик на краю скалы был красиво огорожен декоративным частоколом из остро заточенных металлических стрел, нацеленных в небо вольфрамовыми остриями. Под видом хрупкой декоративности это решение несло в себе функции защитной системы -- злоумышленник, попытавшийся пробраться на балкончик в обход стражи, сверху, снизу или сбоку, рисковал неожиданно пораниться, а излучение, исходившее от тел Звёздных, постепенно разогревало тугоплавкий вольфрам наконечников до нестерпимых для человека температур. Изящно и просто! Рикард имел основание гордиться этим своим изобретением. Золотистый частокол штурмующих небо стрел казался ему символом будущей победы, оружием, ограждающим его волю и мысль от любых случайностей и посягательств.
   Держась от раскалённых перил подальше, он миновал Звёздных и взобрался в святая святых здешнего полигона, в свою командную рубку. Машины при его появлении автоматически включились, нулевая ступень, уже стоявшая в собранном виде на специальной подставке, осветилась зеленоватым огнём биометрических сканеров. Если бы речь шла только о всемогуществе, о власти вооружённого инструментами и знаниями духа над материей, Рикард Морьер мог бы быть доволен; Змей-Ракета уже был способен дать ему эту власть. Но этого было недостаточно; приличное всемогущество требует ещё и бессмертия, требует функции, способной дать сконцентрированной в ударное усилие человеческой воле пережить многие поколения и многие волны кризисов, чтобы довести всё задуманное до логического конца! Проклятый Кейт Астер, проклятая Кинтия! Ну неужели им было так сложно понять, что на всей нынешней Земле он, Рикки Морьер -- единственный ум, заинтересованный в будущем величии человечества?! Без инозвёздной природы детей Джорджа Астера Змей-Ракета был для своего обладателя всего лишь инструментом власти над Землёй, в лучшем случае -- над Солнечной Системой. Будь у Рикки такие же возможности, как у Кинтии или у Кейта, -- и он мог бы охватить своими кольцами целую Галактику, ведя человечество от победы к победе в течение многих миллионов лет. Да, миллионов! Из нынешних землян, пожалуй, никто, кроме Рикарда Морьера, и думать бы не посмел такими категориями личного времени, разве только покойный ныне Наум Фейнман, да ещё безответно влюблённый в Кинтию бедняга -- Юсуф Куруш. А он, Рикард Морьер, -- он смеет! И одно это уже ставит его наособицу от всего остального сброда, клянущегося своими "гуманитарными ценностями", что они живут, думают и действуют исключительно в интересах земного человечества в целом и всякого рядового жителя Земли!
   Нимало не заботясь о порядке, он скинул одежду прямо на пол, вошёл в кабинку нулевого модуля и активировал все функции слияния. Биометрическое поле изменилось под действием его тела и сознания, заставляя датчики модуля один за другим присоединять схемы чудовищного агрегата к нервным узлам и схеме тела Рикарда Морьера. Теперь он в буквальном смысле слова видел весь мир, он словно обнимал его собой: узлы энергоцентралей, плотные хромодинамические комплексы вычислительных машин, мощные моторы аффекторов -- огромная индустриальная мощь, охватывающая за счёт встроенных узлов контроля до двадцати процентов наземных ресурсов Астрофлота, слилась с телом Рикарда Морьера, подчинённая его воле и готовая выполнить любой его приказ. Он мог оставить без энергии любой континент мира одним усилием воли, он мог обыкновенным движением мышц запустить в космос исследовательские зонды или даже ракеты-перехватчики, мог войти -- мысленным усилием -- в любое помещение, находящееся в любой точке Земли или даже на Луне. Он был всемогущ. Звёздные были его личной армией, Астрофлот -- его неосознанным союзником; Рикард Морьер мог стать в течение нескольких минут полновластным и неограниченным диктатором Земли. Но он был всё ещё смертен, смертен, смертен, как всякий другой человек. И стоило ему погибнуть или умереть тем способом, который обычно именуют пакостным выражением "естественная смерть", как некто другой, встав на его место, начал бы пользоваться всем этим могуществом с неведомыми и, скорее всего, исключительно низкими целями. Вот почему дети Джорджа Астера, с их удивительной нечеловеческой природой, могли бы стать для Рикарда единственным способом сохранить свою власть в надёжных руках до окончания всего проекта -- или, пожалуй, всех проектов, так правильнее. Проклятие! Вся надежда на Анитру, авось эта мерзкая бабища всё-таки найдёт возможность извлечь из Кейта Астера, как же их мамаша ухитрилась поделиться всеми своими силами и возможностями с рядовым астролётчиком из группы "Край"... Неужели всё дело в сексе? Тогда ему, Рикки, надо было действовать в прошлом гораздо энергичнее, а не довольствоваться пустыми разговорами с Кинтией, её ничего не значащими обещаниями, нарушить которые -- раз плюнуть, если что. Проклятый, проклятый Юсуф Куруш!
   Голый Рикки Морьер вздохнул и опустился прямо на пол кабинки нулевого модуля, обхватив колени руками крест-накрест в жесте величайшего отчаяния. Среди построенной им могущественной машины, в средоточии социальных сил и чаяний Астрофлота, он чувствовал себя несчастным и одиноким, таким же бессильным, как и во всякий другой день своей ничтожной, не нужной никому жизни.
  -- Ретроспектива-3. Карьера рядового сотрудника Астрофлота. До 277.03.22. Рикки Морьер
   Он родился в сорок пятом году, за три дня до отправки первой пилотируемой звёздной экспедиции, направленной к Альфе и Проксиме Кентавра. Весь мир в те дни охватила настоящая космическая эйфория. Маленький Рикки, лежавший на материнской груди, вместе с миллионами своих сородичей честно таращил бессмысленные глазёнки в экран, на котором полыхало пламя реакторов разгонной тяги, впервые в истории уносивших ковчег с заветом человечества в новый отдалённый мир.
   Отец Рикки, преуспевающий в своей области доктор технических наук Андрэ Морьер, отличался спокойным характером, но и его заразил всеобщий энтузиазм дальнего космоса. Детскими игрушками юного Рикки стали ракеты, космические шлемы и трёхмерные модели ландшафтов дальних планет. Мама Рикки, преподававшая в колледже курс мировой литературы, с ранних лет привила сыну любовь к чтению, умение ценить красоту земных пейзажей, классической музыки и старинных картин. Но отец Рикки становился всё более глух и нетерпим к этим занятиям. "Бабские разговорчики, -- говорил он непочтительно, -- да разве это дело для настоящего мужика?! Сейчас все усилия устремлены вверх! Если ты хочешь устроиться в жизни, Рикки, то запомни: космос, космос и только космос!" И Рикки запомнил. Он крутился на турниках, отжимался, бегал, занимался математикой и успешно скрывал от отца свои всевозрастающие знания в области мировой культуры.
   В семилетнем возрасте, как того требовал закон, Рикки Морьер переступил порог школы-интерната. Мозаики на фасадах, изображавшие астролётчиков, ракеты и Сатурн, внушали ему с первых шагов мысль о правоте отца. Рикки быстро открыл для себя научную фантастику, занимался в кружке ракетомоделистов, до дыр зачитал подаренную ему дедом "Энциклопедию юного планетографа" и найденные в подвале два тома "Справочника астронавигатора". В девять лет он написал свою первую песню -- о космосе. Песню хвалили преподаватели, даже пели её в интернатском клубе, а вот сверстники Рикки проявили внезапно холодное, непростительное равнодушие. "На голову чокнутый!" -- судачили они о юном Морьере, собираясь мелкими стайками по уголкам интерната.
   Тогда Рикки внезапно впервые заинтересовался вопросом: чем же, кроме космоса, живут окружающие его люди? Он учился с ними в одной школе, занимался по одним учебникам, ходил на одни и те же мероприятия, в одни и те же кружки -- и не знал, не ведал, что отличается от них! Он был умён и вежлив; он стал расспрашивать. Результаты поразили его -- оказалось, что на космосе и на связанном с космосом стиле жизни его сверстники уже давно и прочно поставили крест.
   -- Мне бы в начальники пробиться! -- рассказывали одни мальчишки своему десятилетнему товарищу по играм и делам. -- Только, главное, не в строительство, или там не в энергетику, у них обязанностей сильно много, заработаешься. А вот если согласование какое-нибудь, коммунальные службы, вторичная логистика -- это да! Потребительская карточка сразу по второму разряду идёт, а годам к сорока можно и до третьего разряда дойти будет! Это знаешь что сразу? Личная авиетка положена! Ух, вот это будет да!
   -- Космос -- это глупо, -- подражая своим отцам, с серьёзным видом рассуждали другие. -- Живёшь в алюминиевой коробке, дышишь дрянью, и волосы у тебя вылезают клочьями от радиации. Лучше сразу идти в науку. Делать ничего не надо, знай критикуй коллег да переписывай чужие работы, а место хорошее, и простые люди уважают. Сразу видно, что головой работаешь, а не руками! У нас в семье я буду четвёртым поколением учёных. Самое сейчас кормное место -- это наука! Не пропадём.
   -- Нафига мне космос? Инвалидом возвращаться оттуда в сорок лет? -- со стариковской серьёзностью рассуждали третьи. -- Ладно бы наши родители, но ведь и воспитатели между собой говорят, что как же хорошо, что они сидят здесь, а не где-нибудь там на Марсе. Космос человеку не нужен, он убивает, и убивает беспощадно -- не тем, так другим способом. Нет уж, я тоже хочу до старости дотянуть здоровым человеком, как мои родители и деды, а не развалиной, как прадеды и прабабки! Пусть тогда общество мне отдаст всё, что мне причитается; а то ведь и воспользоваться-то пенсионной карточкой не успею...
   Четвёртые были самыми интересными. Они говорили вещи, совсем уж трудно вмещавшиеся в юную голову Рикки Морьера:
   -- Мы люди маленькие, нам подвигов не надо! Прожили денёк, и ладно. Живи, как живётся, а куда не просят, туда не лезь. На наш век хватит и начальников, и учёных, и врачей с воспитателями, а мы уж перекантуемся свою сотенку лет -- живём да живём, хлеб свой жуём... Что нам в том космосе, мёдом намазано?!
   Но ещё удивительнее были девочки. Самым странным свойством девочек было некое редкостное единодушие, стремительно нараставшее от года к году и объединявшее как мечтательных, склонных к романтике особ, так и весьма практичных с малолетства дамочек.
   -- Астролётчики -- это хорошо! -- говорили они. -- Замуж за астролётчика выходишь, потом его карточка и пенсион -- твои, а у тебя -- полная свобода. Прилетел на Землю, застал с другим -- так сам, родной, виноват, скучать заставляешь, а женщине нужна забота. С этим можно и в товарищеский суд пойти, если что, и в комитет по правам, если карточку свою у тебя отобрать задумает. А уж если он погибнет там -- тогда вообще житуха, карточку-то оставляют членам семьи, да ещё пенсион вдвое вырастает. Главное -- к себе его близко не подпускать; во-первых, привяжешься, а во-вторых, можно урода родить или вообще бесплодной остаться. Нет, мне все взрослые женщины говорили, что астролётчики сейчас нарасхват. Мне такая удача, пожалуй, и не светит! Хотя... Вот ты, Рикки, вроде собирался же в астролётчики? Пойдём, погуляем по парку сегодня вечером? Только не дотемна, а то я стесняюсь с мальчиками гулять!
   Однажды разгневанный Рикки заявил в подобной компании:
   -- С эдакими вашими устремлениями коммунизма нам уж точно не видать!
   Ответом был дружный общий хохот, сопровождавшийся весьма обидными для Рикки замечаниями:
   -- Это вот пусть кабардинские аксакалы пусть друг друга уговаривают: "Коммунизм -- пыздыр максымардыш пыж!", наше, так сказать, всеобщее благо. А нам вот, знаешь ли, коммунизм абсолютно не нужен. Коммунизм -- это что такое? Работай на износ да работай, да ещё молчи в тряпочку, а в награду за все твои труды тиснут про тебя раз в пять лет листовку: передовик производства! Да ещё, смеху ради, потом кто-нибудь подотрётся этим твоим портретом в сортире, и на видное место бросит. Нет уж, коммунизм -- это для ангелов, не для людей. Вот пусть ангелы и трудятся на это наше общее благо! Всё отдают, и всё бесплатно. А мы уж как-нибудь для себя поживём, понятненько?!
   Рикки пробовал возражать, но был крепко и дружно побит соучениками. Это тоже было новым для него ощущением. Заодно его выставили виноватым в возникшей драке, обвинив перед воспитателями в некультурных и скверных действиях. Поэтому ночью Рикки приснился полк ангелов, которые огнём и мечом последовательно выжигали из интерната разную засевшую там скверну. Два противоречащих друг другу тезиса -- "коммунизм есть общее благо" и "коммунизм не для людей" -- пришли в его сознании в жестокий конфликт, выпутываться из которого Рикарду Морьеру суждено было ещё многие годы.
   Он быстро приучил себя сторониться женщин -- и всё-таки влюбился в четырнадцать лет, влюбился той безнадёжной подростковой страстью, когда все чувства и желания, даже гордость, растворяются в огне любовной тяги. Над ним смеялись, его подзуживали и шпыняли, иногда жестоко. Но он не отступал; и его неотступность впервые в жизни принесла свои плоды. Девушка, ставшая его первой избранницей, потянулась к нему в ответ всей силой своей юной натуры. Она была пухленькой и удивительно белокожей, с тонкими чёрными волосами, лившимися, точно водопад, по недлинной, но гибкой шее. Не смея позволить себе большего, она зарывалась пальцами и ладонями в шевелюру Рикки, слушала его дыхание, прижимая к себе его переполненную любовной страстью голову...
   Теперь всполошились все: педагоги, родители девушки, старшие подруги. Ей объяснили, хотя это было и нелегко объяснить, какая же она безнадёжная дура, раз пытается влюбить в себя молодого человека, который ещё не проявил себя никак в социальном плане и, следовательно, не интересуется ничем, кроме секса. Острие обидных шуток и розыгрышей было перенесено с Рикки на неё. Наконец, не выдержав, она отправилась в другой интернат, оставив Рикки на прощание записку: "Я была тупой тварью. Мы не сможем никогда быть вместе. Желаю тебе великой судьбы, хоть я и не заслуживаю разделить её с тобой!". Морьер плакал, потом пытался драться, был снова обвинён в нарушении общественного порядка, отправлен на обязательные работы на всё лето и, в конце концов, смирился.
   Он снова сосредоточился на звёздных исследованиях, на поступлении в Академию Астрофлота. Тогда в его жизни появилась вторая девушка, молчаливая, задумчивая и серьёзная, несколько склонная поплакать по любому поводу. Рикки, которого все считали невежественным технарём, на самом деле знал толк в искусстве -- он писал стихи и песни, которые сам же пел, аккомпанируя себе на клавишном синтезаторе; он рисовал портреты акварелью и многоцветным художественным скетчером; он говорил и писал на трёх древних и шести живых языках, и делал он всё это очень и очень недурно. Его новая подруга любила проводить с ним время, расспрашивала его о дальнейших планах, говорила, что, если женщин начнут активнее пускать в Астрофлот, она мечтала бы стать врачом космической медицины. Они договорились держаться друг за друга. Но перед выпускным балом, в ответ на прямой вопрос Рикки, поедет ли она с ним (в Афинах, помимо Академии Астрофлота, открывались новые курсы медицины катастроф, со специализацией, в том числе, и по космическим проблемам), она вдруг заплакала и сказала:
   -- Мне ещё надо немного разобраться в себе, в своих планах. Не хочу оказаться для тебя бессмысленной помехой, как та твоя, предыдущая. Мне нужно хоть немного самостоятельности. Я приеду к тебе потом, когда обо всём договорюсь со своими близкими. А пока, на балу, давай не будем встречаться -- я боюсь, что мама начнёт отговаривать меня вообще иметь с тобой дело, и выйдет скандал.
   Рикки согласился и ушёл. Но позже, уже на балу, оказалось, что мама девушки не приехала, и он отправился-таки искать свою подругу. Он нашёл её лежащей на траве и обнажённой, в объятиях длинного прыщавого парня из баскетбольной команды интерната. Девушка целовала баскетболиста в губы и, давясь от хохота, пересказывала ему самые пикантные эпизоды сцены своего драматического прощания с Рикки. В следующий час вся человечность в душе Рикарда Морьера выгорела почти дотла, уничтоженная бушевавшим там адским пламенем. По счастью, от отца он унаследовал хладнокровие и спокойствие, не давшие ему принять ни одного из очевидных, но ошибочных решений. Земля предала его; теперь Рикарду оставался один-единственный путь -- вверх, к звёздам!
   Академия Астрофлота приняла его в свои стены без вопросов; астролётчики тогда всё ещё нужны были Земле, а фанатиков звёздных путей, подобных Рикарду, среди молодёжи в последние годы становилось всё меньше и меньше. Год поступления Морьера в Академию, как и год его рождения, ознаменовался новым грохотом фанфар и тихим гулом реакторов звёздной тяги; шесть тысяч смельчаков отправились в тридцатилетний рейс на огромном корабле к системе Летящей, или звезды Барнарда, чтобы, пользуясь опытом освоения Марса и юпитеранских лун, создать там первую колонию человечества вне Солнечной Системы. В отличие от старта экспедиции к Альфе Центавра, это событие уже не вызывало такого общественного ажиотажа. Многие, наоборот, открыто высказывали скептические мысли:
   -- Разве мало здесь необитаемых каменюк, чтобы искать точно такие же у соседней звёздочки, да притом ещё и тусклой, точно дохлый светляк?!
   Рикки так не считал. Путь в космос казался ему единственным достойным выходом для человечества; Земля же ощущалась как подвал, как запертая тюрьма, калечащая судьбы и личности -- поколение за поколением. Рикард Морьер мечтал открыть ворота этой тюрьмы, открыть для всех и каждого. Готовы ли были её узники вырваться на свободу, нужна ли им была эта свобода? Такого вопроса перед Рикардом Морьером не стояло. Свобода нужна всем. А кому она не нужна, тот забыл в своей жизни нечто очень важное -- забыл стать человеком. Или, возможно, ангелом. Это было, в конечном итоге, уже совершенно неважно по сравнению с сиянием вечного света небес, таким близким и таким пугающим одновременно.
   Он окончил факультет инженерно-космического строительства, самый трудный и самый непрестижный одновременно. Обучение заняло семь лет, и в последние четыре года отпуск Рикки Морьера почти целиком состоял из космической практики. В две смены, в адских условиях скученных, тесных орбитальных бытовок, лишённых даже элементарных удобств вроде душевых и симуляторов гравитации, курсанты и выпускники варили и клепали -- метр за метром -- модули мощных установок солнечной энергетики, простиравшие многокилометровые крылья приёмников излучения над пределами нижних орбит. Там, внизу, на Земле звучали торжественные рапорты о вводе в строй того или иного модуля, о досрочном старте работ по сборке новой станции. Звучали имена руководителей проекта, начальников и старших инженеров строительства, на них сыпались награды, поощрения, они стояли на трибунах и мелькали в сетевых сводках новостей... Строителей в лицо не знали; сварочные щитки и гермошлемы скрывали их лица, и воображение людей при мысли о космических монтажниках рисовало лишь коллективную безликую фигуру в дутом пустолазном скафандре, изогнувшуюся в невесомой пустоте над дугой коронного разряда.
   Как-то раз Рикки Морьер во время короткого отпуска сказал отцу, показывая на плывущий в ночном небе модуль новой станции:
   -- Видишь? Сейчас я строю эту станцию, шестую, а после неё меня, скорее всего, переведут на номер восемь.
   Отец Рикки, оторвавшись на минутку от сетевого научно-популярного журнала "Гиперон" (составлявшего, наряду с пиратскими романами, практически весь круг его чтения), немедленно закатил своему отпрыску хорошую интеллектуальную взбучку:
   -- Скажите пожалуйста -- он строит! А кто ты такой? Конструктор? Руководитель строительства? Изобретатель? Нет уж, сынок, это не ты строишь -- это мы строим! Мы все, человечество. Ты -- сварщик, а не астролётчик. Твоя работа здесь -- капля в море. Считай, что тебя нет! И запомни: никогда, никому, ни за что не говори о том, какую работу ты сделал! Людям это неважно. Если ты хоть чего-то стоишь, то люди сами оценят тебя!
   Этими словами Морьер-старший хотел, скорее всего, направить сына к более славным деяниям, чем доселе, но в изломанной натуре Рикарда Морьера они засели, точно заноза. "Считай, что тебя нет!" И это отношение отца! Более того, ведь это отношение Земли ко всем рядовым астролётчикам. А что, если это единственный возможный путь существования? Раствориться в чужих потребностях, в чужой работе, в чужой славе, в конце концов? Ведь новое человечество должно быть ангелоподобным; ведь коммунизм -- это не для людей, и звёзды тоже не для людей! Так почему бы не попробовать стать ангелами ещё при жизни?
   На выпускном курсе погиб Ансельмо Сатти, товарищ и друг Морьера. Погиб случайно и глупо: сконденсировавшаяся в скафандре влага внезапно замёрзла и разорвала патрубок кислородного регенератора. Рикарду выпала печальная обязанность сопровождать тело погибшего товарища на родину, чтобы похоронить его по обычаю предков. Похорошшая церемония опечалила его: какие-то женщины, находившиеся с Ансельмо в неясных родственных отношениях, буквально подрались за право получать пенсион Ансельмо, попутно оскорбляя его родную мать прямо над могилой сына, а дядя Сатти выразил в надгробной речи глубокую печаль о том, что за каждого погибшего сотрудника Астрофлот не берёт на полное иждивение всех его родственников до единого. Эта поездка укрепила в молодом Морьере чувство глубочайшего презрения и отвращения ко всем представителям рода человеческого.
   По окончании Академии Рикард получил распределение в систему Юпитера, где человечество уже почти полвека вело добычу углеводородов. Раньше ресурсы вывозили на Землю и частично на Марс, но последние экономические планы уже предусматривали строительство гигантских комбинатов химического синтеза прямо на юпитеранских спутниках. Снова сварка, грохот заклёпок, снова бессонные ночи, тесные каюты, неизбежная сыпь и опрелости, шуточки товарищей, годами не видевших женщин... Рикард Морьер стал начальником участка строительства, и в это самое время на Земле началась беспрецедентная кампания против станций солнечной энергетики. Потерявшиеся в атмосфере пучки радиоизлучений, с помощью которых энергия передавалась вниз, на планету, обвиняли теперь во всём, от снижения качества молочных продуктов до очередного обмеления и пересыхания Аральского моря. "Долой солнечную энергетику и энергосети! Даёшь компактные флюксотроны индивидуального пользования!" -- вещали активисты. Под давлением общественности станции, которые до кровавых мозолей строил курсант Морьер, решено было закрыть и демонтировать. За демонтаж брались какие-то мутные "агентства" (Рикки о таком и не слыхивал раньше!) с ничего не говорящими названиями -- "Гамма-К", "Модуль-Ф", "Квант-С"... Наконец, под гром фанфар (опять фанфары!) и под аплодисменты миллионов людей, озабоченных экологическим состоянием Земли, шесть огромных станций солнечной энергетики были превращены в пар чудовищными взрывами водородных бомб; разборку их признали нерентабельной, а содержание в законсервированном виде -- слишком дорогостоящим. Четыре из этих станций построены были руками Рикарда Морьера... А теперь с него требовали, точно так же, как тогда, чтобы он постарался, напрягся, напряг своих парней, но обязательно успел к сроку сдачи, строя комплексы химического синтеза на Юпитере -- ведь у кого-то там, на Земле, от успешной сдачи объектов в срок зависели новые награды, новые приглашения на руководящие должности, новые разряды на потребительских карточках за успешный досрочный пуск...
   -- Нельзя так жить! -- сурово сказал Рикки своим коллегам. И коллеги, все до единого, впервые в жизни Рикарда Морьера безоговорочно и молча согласились с ним.
   Коммунизм -- не для людей, для ангелов. И астролётчикам Рикки Морьера предстояло стать ангелами. Но люди не должны были слишком уж радоваться этому событию. "Всякий ангел был для нас ужасен", -- писал в сумраке времён поэт Рильке, которого Морьер любил почитывать перед сном в переполненном кубрике. Теперь Земле предстояло испытать этот очистительный ужас. Рикард Морьер теперь знал точно, что настоящие ангелы не верят, не забывают и никогда не прощают падшим их низменной природы. Тёмная сторона его натуры в эти дни окончательно взяла в нём верх.
   Когда он бывал на Земле, молодые женщины часто заговаривали с ним, сразу деловито оценивая перспективы и выгоды от возможного замужества. Он научился обманывать их -- без жалости, без сострадания к разбитому девичьему сердцу, -- беря от них то, что нужно было его телу, и давая взамен точно то же природное удовлетворение склонности, не более. Над ним смеялись, называли роботом и андроидом, погрязшим в работе, как и все рядовые астролётчики; Морьер не отвечал больше на обиды ничем, кроме холодного презрения. Он научился красть -- сперва у загадочных агентств и фондов, у всех этих "Квантов" и "Сигм", затем напрямую у промышленности. Изъятое в этих операциях он направлял на поддержку проектов, увеличивающих автономность, живучесть, независимость объектов и сотрудников Астрофлота, работающих вне Земли. Это не осталось незамеченным. Его зауважали, и уже к тридцати годам Морьер стал человеком, к которому прислушивались и сотрудники Астрофлота, и некоторые земляне.
   Его по-прежнему называли грубым, невежественным технарём, а он своим влиянием реформировал Академию Астрофлота, превратив её в классическое учебное заведение, не уступавшее по качеству образования старейшим университетам Северной Америки. Ему говорили, что он -- робот, чуждый человеческих чувств, а он восемь дней просидел, замерзая, в ледяном завале под поверхностью Европы; он спасал прогулочный челнок с экскурсантами, провалившийся в метановый океан. Сверстники, с которыми ему доводилось встречаться, тыкали ему в нос отсутствием дипломов, грамот, званий, надбавок на потребительской карте, -- как будто это всё представляло для него какую-то ценность, -- а он сумел убедить физиков и технологов, что пора начинать строить полигон для испытания нового космодвигателя, работающего на волне сжатия пространства. И, вслед за товарищами-астролётчиками, его наконец-то заметила Земля! Однажды Рикарда Морьера вызвали в Совет планеты, где постоянный и почётный член Совета, председатель Комиссии по космическим исследованиям, директор сразу шести институтов и трёх конструкторских бюро, работавших на космос, внезапно и грубо сказал ему в своём рабочем кабинете:
   -- Зарываетесь вы там, товарищи! Нескромно всё это. Вы -- простые работяги, на таких, как вы, вся система держится. К чему вам эти физики-мизики, учения-мучения все эти? Койка есть, пайка есть -- с вас и достаточно... Вот что: мы тут приняли решение -- Астрофлот радикально сокращать! У нас появляются кое-какие другие сферы интересов... А тебе, Морьер, я от имени Совета даю такое распоряжение: воспользуйся-ка ты своим влиянием, да убери этот дурацкий культ героев-астролётчиков куда подальше с глаз долой. Нам он сейчас не нужен! Другие времена идут, другие песни петь будем. Космос -- это не для людей.
   -- А для кого же? Для ангелов? -- иронически спросил Рикард Морьер.
   Директор и депутат иронии либо не понял, либо не оценил.
   -- Ну, нет, ангелы нам сейчас тоже без надобности. Построили, обеспечили, померли -- мир, как говорится, их праху! А вот мы, живые, сейчас попробуем всем этим как следует, с толком, попользоваться. Но тут нам нужно, знаешь, побольше трагизма и пафоса: ах, космос, там все погибают, ох, космос калечит судьбы... Вот ты парень с головой, ты влияние имеешь -- такой, как ты, нам и нужен. Организуй-ка движение астролётчиков против Астрофлота! И побольше развенчаний, побольше грязи! Знаешь, чтобы про прыщи, про лучевую болезнь, про гнойные язвы, да пофизиологичнее чтобы... Что баб нет. Что слепнут на работе. Парад калек устроить хорошо было бы тоже. Мысль ясна? Действуй! А не справишься -- мы тебя самого -- оп-па! -- Директор и депутат показал на пальцах, как вынимают из волос гниду и давят её. -- Нам наперекор ходить -- и мечтать даже не смей! Думаешь, никто не заметил эти твои штучки со снабжением? Кругом, и вперёд, и ать-два!
   Позже Рикки Морьер не раз вспоминал эту сцену, ставшую для него актом официального объявления войны между Астрофлотом и Землёй, переданного от имени и по поручению Совета планеты ему, Рикарду Морьеру.
   А потом в Солнечной Системе появилась Кинтия Астер.
  -- Природа огня. Солнце и Луна. 310.06.14. Кейт
   -- Кейт Астер, вас вызывает институт экспериментальной биофизики...
   -- Кейт Астер, вы срочно нужны строительной группе Восточного стационара, там возникла мелкая авария...
   -- Кейт Астер, я приказываю вам немедленно явиться в мою лабораторию на очередное физическое сканирование! Данные по вашей биологии срочно нужны для моей диссертации, вы не имеете никакого права мешать мне в работе...
   -- Кейт Астер, Совет планеты требует от вас немедленной явки к месту постоянной связи для получения различных инструкций и заданий от промышленного и опытно-научного секторов экономики...
   -- Кейт, это Анитра. Мальчик мой, это, в конце концов, просто неприлично! Тебя ищет столько людей, я просто стесняюсь за тебя! В твоём возрасте вредно столько отдыхать! Срочно возвращайся домой и начинай заниматься чем положено!
   Кейт и в самом деле не был на работе уже трое суток. Получив информацию от Фейнмана о завершении теоретической части расчётов, он срочно отправился в свою собственную лабораторию, где уже не первый месяц использовал доступные ему инструменты для того, чтобы помочь воплотить в жизнь планы "профессора Урана" и связанный с ними собственный научный проект. Основным рабочим инструментом для Кейта служил он сам, а лабораторией его было Солнце -- точнее, та зона в недрах родной звезды Земли, где кончалась солнечная атмосфера и начиналось раскалённое, пышущее жаром и потоками космических лучей ядро. Опыт Наума Фейнмана сам по себе требовал стабильности условий, равномерных сверхнизких температур и относительно медленных потоков заряженного ионами газа. Напротив, опыт Кейта Астера, как и сама его природа, основывался на реакции огненной, взрывной, мгновенной. Времени ждать у него не было -- там, на Луне, страдала Кинтия, а где-то в космических далях томился, теряя в себе год за годом человеческое начало, их отец. Но даже страдания родичей Кейта не значили почти ничего по сравнению с теми страданиями, на которые человечество обрекло своих астролётчиков, своих аугментатов, своих рабочих, своих учёных, инженеров, учителей и врачей, которые неустанно заботились о благе цивилизации больше, чем о собственном благе -- словом, в общем-то, обрекло само себя! Кейт не мог поделиться с ними всеми своей двойственной природой, да и не хотел, пожалуй; контрасты в его натуре были слишком уж сильны, двойная сущность расталкивала сознание на неравные части, полные противоречивых эмоций и побуждений. Он хотел большего -- передать людям могущество и знание далёких миров, не расщепляя человеческой природы, навсегда слить силу звёздного пламени, пылавшего в нём самом, с огнём разума, сделавшего людей Земли высочайшей цивилизацией. Теперь он знал, как это сделать. Но прежде -- Кинтия! Потом он сам доделает, исправит, доработает всё, на что его не хватило в эти дни...
   Кейт знал, что не может претендовать на лавры первооткрывателя, даже изобретателя новой технологии. Хромодинамические структуры в плазме были хорошо известны и раньше; главной проблемой их внедрения в практику была необходимость строительства высокотемпературных реакторов, поддерживающих "кристаллики" сжатого ядерного газа в стабильном состоянии. Исследования природы самого Кейта помогли эффективно подойти к решению этой проблемы; оказалось, что достаточно вырастить раскалённый плазмоид в подходящей среде, а затем "упаковать" его в вырожденном по трём измерениям пространстве, точно так же, как Кейт и Кинтия упаковывали инструменты и снаряжение, забирая их с собой в космос. В таком состоянии плазмоидные "кристаллики" могли существовать очень долго, но это было не главное. Важнее оказалось то, что они могли получать в этом вырожденном пространстве подпитку от внешнего резонатора, связываться друг с другом, передавая информацию, и даже переноситься из одной точки Вселенной в другую -- практически не затрачивая на это времени. Как и при движении в волне сжатия, этот мгновенный перенос материи, энергии, информации не вызывал никаких парадоксов с горизонтом событий, так как происходил в изолированной от нормального привычного пространства среде. Возможности, открытые такими технологиями, казались поистине колоссальными, но сейчас важнейшей из них была для Кейта возможность связи со своими сородичами.
   Он отрабатывал последние проверочные программы, продолжая игнорировать входящие вызовы, тон которых раз за разом становился всё более угрожающим. Ничего, он ответит... Его сотоварищи по работе здесь, на Земле, пропадали на два-три месяца без всяких видимых причин, а потом объясняли своё отсутствие неожиданной научной идеей или необходимостью тренировок в саморазвитии -- и всё сходило им с рук! Почему ему нельзя пропасть на трое суток, если речь идёт о будущем цивилизации? Разве не его, Кейта, много раз просили найти способ отдать людям Земли свою природу, способ, отличный от полового контакта?! Он, Кейт, выполняет сейчас их коллективную просьбу. Они получат больше, чем есть у него -- у них будет общество себе подобных, могучая среда развивающегося, пытливого разума. А у него, у Кейта, были только отец, сестра и дядюшка Кит. Были и остались... Он так и остался на Земле одиноким.
   Вот повезло же Кинтии -- сразу нашла в Солнечной Системе человека, который полюбил её, не задумываясь. "Богиня!" А от Кейта шарахаются, как в старину шарахались от прокаженного. "Он же страшный! -- шептались девушки за спиной у Кейта. -- Он не знает социальных границ, он не следует моде, с ним положительно не о чем разговаривать, кроме какой-то зауми! И подать себя женщине он не умеет!" Анитра? Пожалуй, вот Анитре он именно что подал себя, подал со сложным гарниром и не забыл сервировать по всем правилам здешнего ресторанного искусства! И что? Проявляет интерес, но сблизиться не даёт. Уйти не даёт тоже, ревнует, отгоняет других девушек -- хотя могла бы и не тратить усилий, учитывая общее отношение к нему со стороны землян вообще и женского пола в частности. И обращается при этом, как с несмышлёным хулиганистым мальчишкой -- учит, учит, учит, как себя правильно вести... А вообще, красивая девушка, красивая и по-своему преданная работе, друзьям, долгу. С ней бы Кейт сошёлся не раздумывая. А вот что думает на этот счёт она? Наверняка колеблется, выбирает, опасается, как это, видимо, и принято теперь у земных женщин. Уж точно это не любовь! Мама, по словам дядюшки Кита, полюбила отца с первого взгляда. При всех странностях Мамы она, пожалуй, может считаться правильной женщиной, способной на правильную любовь. Или это ему кажется просто потому, что мужчины всегда ищут в любви к своим женщинам отблеск любви к своим матерям?
   Проверки, одна за одной, подтверждали верные результаты расчётов. Кейт окинул взглядом кипевшее под ним опытное поле, где сливались, разлетались, загорались фонтанами огня мириады плазменных кристалликов -- Кейт, за неимением лучшего термина, называл их просто "искрами". В этих "искрах" заключена была сама природа живого огня, роднившего Кейта, Кинтию, Маму со звёздами. Но этого было мало; в них заключен был ещё и весь опыт человечества, личный и коллективный. Связанные между собой в колоссальную информационную сеть, "искры" позволяли любому своему обладателю воспользоваться всеми знаниями, всеми умениями, даже всем персональным опытом любого разумного существа, обладавшего такой же "искрой". Умели они работать и как вычислительный кластер, разделяющий одну задачу на множество параллельно выполняемых потоков, и как общий центр для любых совместно предпринимаемых проектов, и даже как хранилище личной памяти, личного сознания, способного -- с помощью технологий, доставленных Кейтом и Кинтией на Землю, -- жить практически бесконечное время, воплощая себя в бесконечно разнообразных формах, отношениях, связях. Сила звёзд и разум человека сливались воедино в этой гигантской суперструктуре. Конец эпохе неизвестных героев и безымянных жертв! Наставала новая эра -- эра, когда всякая жизнь и всякий вклад в общее дело могли быть открыто рассмотрены, взвешены, оценены и по достоинству вознаграждены. Пожалуй, сбывалась мечта Рикарда Морьера, темнокожего "верховного жреца" Кинтии; человечество получало в свои руки силы, инструменты, а главное -- продолжительность и эффективность жизни, необходимые для завоевания космоса.
   Конечно же, никто не позволит Кейту и Науму Фейнману раздавать эти "искры" людям просто так. Будут ещё тысячи проверок, будет широкое обсуждение результатов опытов, множество добровольцев, будут разнообразные общественные институты для контроля за внедрением технологии. И сами "искры" тоже будут усовершенствованы не раз. Скорее всего, сам Кейт и не догадывается о тех возможностях, которые таят в себе "искры", преобразованные коллективным гением человечества в совершеннейший из инструментов познания. Возможно, Кейту даже засчитают разработку "искр" как самостоятельную научно-инженерную работу. Тогда он сможет пройти все необходимые подготовительные курсы и, возможно, поступить в университет. Он так хотел стать космическим врачом, а ведь "искры" сделают ненужной всю современную человеческую медицину... Работать врачам будущего придётся с недугами совершенно иного уровня: разрывы континуума, репагулярные петли, какая-нибудь избыточная металличность живой плазмы... И, конечно же, разного рода душевные расстройства и травмы. Анитра очень любит рассказывать о человеческом бессилии перед этим видом недугов. Любопытно было бы помериться силами с этой дрянью! Ведь и Кинтия сейчас, если отвлечься от формальной стороны дела, тоже во власти душевного расстройства. Бедной девочке кажется, что она -- плодоносные рощи на Луне... Кинтия! Вот что важно прямо сейчас: Кинтия и отец. Это не требует никаких проверок. Это -- личное дело его семьи, как бы ни старались все вокруг убедить его в обратном!
   Вот только не исчезли бы разом все эти дивные поселения под чудесным образом возникшим кислородным куполом, когда Кинтия внезапно придёт в себя! Он, конечно, принял все меры, чтобы подстраховаться. Но ему столько раз намекали на то, что Кинтию освобождать просто опасно, что он в конце концов и сам проникся смутными сомнениями. А с другой стороны -- зачем они там живут, все эти люди? Они что, рассчитывают, что его сестра вечно останется там, что она будет всю оставшуюся жизнь зеленеть и колоситься?! Нет, рощи не должны исчезнуть, они нужны людям, нужны экономике -- земной и лунной! Если всё сделано правильно, то не исчезнет и власть, данная Кинтии над этими рощами. А вот потребительское отношение к людям и жизням -- неплохо бы, чтобы оно-то как раз исчезло. Надоело оно уже, надоело сверх всякой меры!
   Ещё четыре часа работы по земному счёту, и все проверки были закончены. К этому времени вызовы от Анитры, приходившие Кейту на встроенный инструментальный передатчик, уже прекратились. "Ты меня больше не любишь? Мы больше не встретимся?" -- горестно вопрошала Анитра Нилумба в своём последнем голосовом сообщении. Встретимся, девочка, обязательно встретимся... Только тогда мне наконец-то будет что тебе сказать! Отступишься -- значит, я не нужен тебе, и моя природа тебе тоже больше не нужна, у тебя будет своя, пожалуй, даже посильнее моей, и уж точно куда более целостная. А не отступишься -- тогда я знаю, что ещё я могу дать тебе. Ведь ты тоже помогала мне в этих исследованиях, тебя они тоже интересовали. Если ты сможешь понять меня, сможешь быть со мной, тогда ты посмотришь на Вселенную моим взглядом. Этим достижением пока что не мог похвастаться больше никто во всём мире. Кроме Кинтии, естественно...
   Последний пришедший сигнал подтвердил стабильное функционирование всех групп ретикулярной оболочки звезды, созданных Кейтом. Его работа была окончена. Теперь Кейту предстояло самое трудное -- воспользоваться её результатами.
   Повинуясь его воле, земное Солнце послало могучий импульс в пространстве, адресованный звёздной системе Край. Импульс содержал в себе несколько сотен "искр", которые Кейт адресовал отцу. Там, в обычном пространстве, "искры" проявятся, и, если все расчёты в самом деле верны, то пройдёт совсем небольшое время, от нескольких минут до нескольких месяцев, и тогда одна из "искр" коснётся биосферы Края. Там ждёт отец, там живёт дядюшка Кит, и вести с далёкой Земли, упакованные в силовые капсулы "искр", дадут им новый виток самосознания, вернут давно утерянное чувство общности с великим организмом Вселенной -- земным человечеством. Пользуясь силой "искр", отец, а, возможно, и Кит смогут достичь Земли в считанные секунды. Энергия? Её там целый океан, ведь "искры" сейчас будут связаны напрямую как минимум с двумя звёздами. Ну, а если он ошибся? Что же, и тогда он мало чем рискует, если не считать возможности какого-нибудь совершенно уж фантастического стечения обстоятельств. Теперь -- Кинтия!
   Он перенёсся на Луну мгновенно, не затрачивая времени на полёт. Чувство было неприятным -- как будто его втиснули на долю секунды в узкий ледяной туннель, из которого не ощущалось выхода. Никакого сравнения с чувством свободы и полудремотными видениями дальнего космического перелёта в обычном пространстве! Ну что ж, ради всей Вселенной у ног можно перетерпеть крошечные неприятности клаустрофобии. (Кейт вспомнил, как застрял однажды в пещере, когда в детстве лазил туда вслед за сестрой; не приди ему в голову счастливая мысль тотчас превратиться в летучую мышь -- испугался бы и заревел в тот раз, как земная девчонка!) Что ж, полёт прошёл успешно -- здравствуй, Луна, здравствуйте, священные рощи Кинтии Астер, сердце проекта "Феба"! Настала пора действовать!
   Его перемещение, конечно же, не могли заметить, зато сразу же заметили прибытие. Прежде чем он принял человеческий облик, успели взвыть детекторы плазмы, датчики изменений магнитного поля, световая сигнализация. Он не обращал на это внимания; никто не мог запретить ему, землянину по рождению, путешествовать по Луне в специально отведённых для жизни зонах сколько угодно. И всё же он оторопел, когда дорогу ему заступили шестеро Звёздных. Здесь они не носили скафандров, и от них поднимались целые потоки буроватого азотного дыма. Даже с расстояния в полтора десятка шагов Кейт ощущал исходивший от Звёздных сильнейший жар. Лица этих импровизированных стражников, жестоко искажённые пережитой трансфигурацией, удивительно походили на маски демонов-якшасов в древних храмах Сиама. Да и позы они принимали похожие: ноги полусогнуты в коленях, руки -- в локтях, в руках -- разнообразное и неожиданное оружие, направленное прямо в Кейта Астера.
   -- Вы что, мужики, совсем охренели?! -- совершенно некультурно спросил Кейт, по-настоящему оторопевший от этого зрелища.
   -- Поворачивай и убирайся с Луны, -- грубо ответил старший из Звёздных. -- У нас распоряжение Рикки Морьера: не хрен тебе тут делать!
   Кейт хотел было сделать замечание насчёт тона и лексики, потом вспомнил, что сам нагрубил первым, и передумал. Вместо этого он пожал плечами:
   -- А иначе что? Начнёте меня убивать? Попробуйте, интересу ради...
   -- Зачем убивать? -- удивился другой Звёздный. -- Так просто наваляем. Чтоб знал, что можно, а что нельзя в приличном обществе.
   -- Добрые-то люди на ракетах летают, -- вступил в разговор третий, -- а не сами на себе! И ещё, чтоб ты знал: пальцем нас тронешь, если сможешь -- и тогда тебе ни на Земле, ни на одном объекте Астрофлота спокойно не жить!
   -- Да он и не сможет, -- усмехнулся первый из говоривших. -- Как, чем он нас достанет? Ручки у него коротки, а мы парни горячие, оружие нас тоже не берёт. А в этом своём виде, когда он похож на горящую занавеску, он вообще только колыхаться может!
   Кейт знал, что Звёздный прав. Оружие землян очень плохо действовало на жителей внеземных поселений, преобразованных рощами Кинтии в полноценных Звёздных. Действовать вручную? Даже с учётом всех его возможностей, его биологическая форма землянина всё равно пострадает от огня. Вот если бы нашёлся под рукой какой-нибудь снаряд, который можно было бы запустить с дозвуковой скоростью... Хм, а это идея! Он поискал глазами классическое оружие -- булыжник. Булыжник лежал поодаль, но наклониться за ним на глазах у хорошо тренированных Звёздных Кейт не успевал уже никак.
   -- Дик! -- процедил он сквозь зубы. -- Дик! Дик! Дик!!!
   Позади Звёздных послышался, точно с небес, чудовищный рык. Чёрный пёс Дик, великан, ростом достигавший в холке плеча Кейта, пробудился внезапно на своём постаменте, где дотоле мирно спал по целым месяцам, охраняя покой хозяйки. Дик кивнул, прыгнул на Звёздных, шарахнувшихся от неожиданности в разные стороны. Кейт моментально развернулся на сто восемьдесят градусов, подхватил с земли вожделенный булыжник и, поигрывая им, направился к ошарашенным Звёздным. На губах его заиграла нехорошая, сардоническая улыбочка.
   -- Ну, кто нынче первый кандидат в больничку? -- осведомился он, подкидывая тяжёлый камень на ладони.
   Осознав, что ситуация изменилась, Звёздные предпочли не связываться.
   -- Совсем ты дикий стал, -- сказал один из них, погрозив Кейту кулаком на расстоянии. -- Придётся доложить про всё это Рикки. И не думай, космический мальчик, что Астрофлот не найдёт на тебя управы!
   Дик снова грозно зарычал.
   -- Пойдём, Дик, -- сказал ему Кейт. -- Пойдём к хозяйке.
   Они миновали горстку ошарашенных Звёздных и огромными прыжками, по три-четыре пролёта, стали подниматься вверх по мраморной лестнице. Лестница и ведущая к ней аллея были обсажены по бокам тисом, достигавшим здесь, на Луне, совершенно фантастических размеров. Упругие ветви склонялись над головами Кейта и Дика, и гроздья ядовитых ягод горели оранжевым огнём на мрачном фоне зелени, в лучах низкого солнца. Кейт мельком отметил для себя, что создававший всё это архитектор не был лишён известного художественного вкуса. И в самом деле, храм богини -- таинственный, мрачноватый, оставляющий в душе неясное ощущение жутковатого великолепия.
   Лестница вела на широкую площадку, обрамлённую перилами странной конструкции -- металлические острые стрелы частоколом смотрели вверх, соединяясь между собой поперечными рейками, едва прихваченными к стрелам точечной сваркой. От перил исходил сильный жар. Радиация? Кейт осторожно потрогал рукой вольфрамовую головку стрелы -- металл был остро отточен, температура -- нестерпима. Нет, это, конечно, не радиация. Просто Звёздные так нагрели их своим близким присутствием. Отличная защита от любителей путешествовать мимо парадного входа, пожелавших попробовать перелезть через оградку. На такой штуке можно запросто попортить себе панталоны, и не только панталоны, скорее всего... Вообще, подумал Кейт мимоходом, весьма любопытно отметить, что человеконенавистническая технология на Земле продолжает процветать и расширяться, несмотря на декларированное неоднократно прекращение всяких силовых конфликтов между людьми, социумами и народами. К чему бы это?
   Он отошёл от ограждения и направился к центру площадки. Дик снова улёгся на свой постамент и, казалось, заснул. Внизу суетились Звёздные, их стало больше, и они, по всей видимости, готовили Кейту пакость. У них появились скафандры, штуковина вроде самогонного аппарата на колёсиках (флюксотрон, что ли?) и какие-то баллоны самого неприятного вида. Один из Звёздных, отойдя от аппарата, сделал в сторону Кейта неприличный жест рукой. В ответ Кейт погрозил булыжником. Звёздный шарахнулся. Как бы то ни было, времени здесь терять решительно не следовало. Земля снова оборачивалась к детям Джорджа Астера какой-то неожиданной, непривычной доселе стороной...
   Кейт призвал "искру", и она появилась в его руке, рассеивая яркий свет. Тепла от неё почти не чувствовалось. Он направил "искру" туда, где сильнее всего чувствовал присутствие сестры. Яркий плазменный след потух, растворился в воздухе -- куда-то попал, с чем-то начал взаимодействовать. Теперь надо было ждать. Кейт присел на мраморную скамью поодаль, рядом с отцовским надгробием, доставленным сюда из Феста. Булыжник он положил подле себя прямо на скамью, поглаживал его рассеянно, бросая время от времени подозрительные взгляды на Звёздных, копошившихся внизу.
   Долго ждать не пришлось -- Кинтия проявилась. На мгновение это было похоже на простой сгусток тумана, затем на площадке проступила нечёткая человеческая фигура, брызнувшая изнутри ослепительным огнём. Звёздные внизу заметались, закричали. Свет моментально погас, по мраморной площадке поползли клубы горячего дыма, пахнущего озоном и кровью. Кинтия Астер, в мужском свитере и форменных брюках Астрофлота, в тяжёлых ботинках на шнуровке, выросла из дыма и света посреди площадки, взмахнула руками -- и рухнула навзничь, точно сбитая на землю чудовищным ударом в шею и грудь.
   Кейт бросился к ней:
   -- Кеи, очнись! Это я, Кет. Ну, сестричка, приди же в себя, у нас просто нет времени! Сколько же можно этим заниматься -- быть без сознания?!
   Кинтия сонно приоткрыла один глаз, демонстрируя закатившийся белок.
   -- Гравитация, -- сказала она неожиданно громким голосом. -- Здесь гравитация. Почему небо фиолетовое?
   -- Потому что мы на Луне, -- ответил Кейт, -- и ты превратила её в обитаемую планету. Пойдём, я унесу тебя в Солнце. Тебе надо хорошенько подзарядиться после такого сна. И к тому же, здесь творится что-то очень скверное, и я пока не расположен досматривать это до конца. Смени форму, чтобы не сгореть, и мы улетим отсюда. Ты и так провела здесь довольно много времени!
   Кинтия открыла второй глаз. Её зрачки наконец-то вернулись на место.
   -- Сколько времени прошло? Долго я тут спала?
   -- Тридцать три года. Ну, и пара-тройка недель сверх того, пожалуй.
   -- Что ты здесь делаешь?
   -- Прилетел к тебе, родная. Я услышал твой голос. Вернее, я услышал голос твоего друга, Юсуфа Куруша. Он каким-то образом убедил тебя передать мне, что ты попала в беду. Решительно не знаю, как он это сделал!
   -- Юсуф! Где он? Он здесь?!
   -- Юсуф Куруш мёртв, -- сказал Кейт. -- Его убил Рикки Морьер, убил прямо здесь, на этой площадке, обвинив в страшном преступлении. Я не знаю, правда ли Юсуф виновен. Но у меня просто не было времени с этим разбираться. Знаешь, здесь многое произошло...
   Внизу снова забегали, закричали Звёздные, и Кейт увидел, что на площадку направлен толстый ствол, соединённый с агрегатом на колёсиках и с баллонами хитроумной системой шлангов.
   -- Пойдём отсюда, -- попросил он. -- Мне тут совершенно перестало нравиться...
   Кинтия послушалась его -- тотчас развернулась более, чем позволяло представить воображение, легла на Луну огромным невесомым покрывалом, сверкающей сетью огня в руках Кейта. Он коснулся сестры, одним движением свернув её в сверхплотный комочек материи, не занимавший во Вселенной ни места, ни времени. Прежде чем суетившиеся внизу Звёздные успели что-то предпринять, Кейт и Кинтия Астер скрылись во мгновение ока в кипящих, взрывчатых глубинах Солнца, всё ещё недоступных человеческой воле.
  -- Ретроспектива-4. Вечная верность. Солнечная Система. До 300.11.06. Юсуф Куруш и Рикард Морьер
   Юсуф Куруш тоже знал на собственном опыте, что такое жизнь и карьера рядового сотрудника Астрофлота. Он пришёл в Астрофлот потому, что любил звёзды, пространство и корабли. Фанатиком Юсуф не был, пафосных речей не говорил, и не раз ему приходила в голову подленькая мыслишка, что на самопожертвование перед лицом великой опасности -- высшее проявление доблести, культивировавшееся в Астрофлоте, -- он может оказаться совершенно неспособен. Зато он прекрасно умел водить корабли, ремонтировал почти любую технику, имел дополнительную специализацию инженера-метролога, и, как следствие, быстро попал на самый дальний рубеж Солнечной Системы -- к Урану. Здесь Юсуф Куруш b познакомился с профессором Наумом Фейнманом.
   Фейнман покорил его. То ли дальний потомок, то ли просто однофамилец великого физика, Фейнман занимался текучей плазмой и её свойствами в планетарных масштабах. Уран, холодный и далёкий от Солнца, со стабильной магнитосферой и сравнительно некрупными лунами вокруг, давал Фейнману и его коллегам замечательные возможности для экспериментов. Несмотря на то, что эти эксперименты год от года интересовали Землю всё меньше и меньше, Фейнман сумел поддержать во младшем коллеге интерес к некой тайне, окружавшей весь ход исследований. Заинтригованный, Юсуф Куруш помог Фейнману создавать в атмосфере Урана первые искусственные планетарные структуры, -- магнитно-ударные вихри, -- способные накапливать, хранить и передавать информацию, подобно большой вычислительной машине. Относительно малая скорость работы и удельная ёмкость этих структур в сравнении с традиционными хромодинамическими машинами компенсировалась с лихвой как колоссальным объёмом получившегося информационного вместилища, так и длительностью его существования, превышавшего, по расчётам, несколько миллионов лет.
   Так появился на свет проект "реальной книги Бытия", как называл его Фейнман, или "энциклопедии профессора Урана", как шутили посвящённые в суть работы. Созданная руками Фейнмана и его коллег информационная машина получила структурированную, подробную и полную информацию обо всех знаниях, искусствах и ресурсах земного человечества. Но вместо ожидаемой волны интереса эта история вызвала на Земле скандал. "Вы приватизировали целую планету Солнечной Системы! -- упрекали профессора недоброжелатели. -- Вы могли бы исследовать удивительнейший природный феномен, и вместо этого вы предпочли искалечить его, загрузив ненужными знаниями, о которых через тысячу лет на Земле будут помнить только три с половиной доктора наук, занимающиеся исследованиями ошибок прошлого! Какое право вы имеете преобразовывать в сиюминутных интересах прикладной -- ха! -- инженерии чудеса природы, существовавшие за миллиарды лет до возникновения жизни и способные прожить ещё миллиарды лет тогда, когда от человеческой расы не останется и следа!"
   -- Я не хочу, -- ответил на это Наум Фейнман, -- чтобы кто-нибудь планировал свои действия в расчёте на день, когда от человеческой расы не останется и следа. Без нас Вселенная пуста и безвидна, и все её чудеса даром никому не нужны. Но представим себе, что человечество исчезнет уже завтра; что здесь найдут рано или поздно пришельцы, каким знанием они смогут воспользоваться, чтобы хотя бы воссоздать наш облик и наши достижения -- если только не нас самих?!
   -- А зачем им вообще что-то воссоздавать? Человечество Земли -- неудачная попытка природы создать разумный вид, чудовищная ошибка Вселенной. Это молодёжь верит в бессмертие и в прогресс, но вы-то, доктор, вы ведь старый человек, который уже наверняка не раз задумывался о разверстой пасти крематория. Неужели вас вообще интересует, что будет с человечеством Земли после вашего неизбежного ухода?
   -- Представьте себе, да!
   "Профессор без кафедры" внезапно проявил на этом месте упорство фанатика. Раскалённый добела, как критическая масса плутония, от различных философских споров и диспутов, Фейнман выдвинул перед доверенными сотрудниками новый проект, внезапно оказавшийся уже давно в сфере технологических возможностей человечества Земли:
   -- "Чудовищная ошибка", ха-ха! А если наоборот? Если человечество Земли -- это всё, что есть у Вселенной?! Мы записали в бездонную атмосферу Урана все сведения о человеческой цивилизации; так давайте же пойдём дальше -- перенесём в неё сознание людей, каждого отдельного человека! Это хоть и плохонький, а всё-таки шанс на бессмертие не только для индивидуумов, но и для вида в целом.
   Ему возражали, ссылаясь на парадокс Винера-Лема: идею копирования личности, при которой копия не имеет никакой связи с оригиналом. Он только отмахивался:
   -- Самолёт братьев Райт -- это ещё тоже не космическая ракета! Дайте человечеству сам факт наличия подобной технологии, и цивилизация наша внесёт в неё все необходимые усовершенствования, чтобы враз избавиться от этих ваших парадоксов, шмарадоксов... Опять-таки, а если с человечеством что-то случится? Останутся копии, которые можно будет вернуть к активной жизни. Или не исключено, что мы сумеем вообще создать таким способом новую биофизику для разумных тел! Подумайте сами: работоспособное, снабжённое рефлексами и стимулами, универсальное тело из плазмы! Какой простор для космических исследований, для завоевания новых миров! И мы, в нескольких шагах от этого открытия, внезапно возьмём и отступим из-за какого-нибудь там парадокса? Ну уж нет!
   Он убедил нескольких своих учеников, среди которых был и Юсуф Куруш. Всей компанией они подняли немалый интерес к теме, не сообщая, впрочем, о конкретных результатах опытов. Наконец, работавший на проектной станции доктор Николай Северов вернул к жизни покойного, пользуясь фейнмановскими технологиями -- списал сознание безнадёжно больного лучевой болезнью астролётчика на урановые вихри, не теряя его формальной связи с переставшим жить замороженным телом (во избежание всё того же парадокса о копировании), заменил все компоненты организма один за другим подготовленными аугментациями, выгрузил сознание обратно; астролётчик встал и пошёл. На вопрос, каково ему было в атмосфере Урана, он заметил, что чувствовал себя неопределённо, зато весьма неплохо, и больше всего ему не хватало общества симпатичных девочек. Всех участников этого опыта попросили помалкивать о нём, но, как водится, один из учеников всё-таки предал учителя. Снова был ужасный скандал, Северова назначили козлом отпущения и, лишив научной степени, сослали на Юпитер, а Фейнмана, поколебавшись, оставили в системе Урана, строго-настрого предписав ему ограничить свою деятельность планетологическими наблюдениями.
   Юсуф Куруш, приложив немалую административную сноровку, остался вдвоём с профессором куковать на атмосферной станции, летавшей над Ураном по относительно низкой орбите. Они ели заплесневевшие галеты, по очереди пользовались разбитой душевой и вели дальнейшую разработку экспериментов -- увы, только теоретическую, потому что для практической реализации нынешних задач Фейнмана необходима была бы, пожалуй, научная и промышленная мощь всей Земли. Не раз они сжимали кулаки от бессилия, слушая в новостях, как громят науку, как взрывают космические станции, как с самых высоких трибун вещают новые откровения невесть откуда хлынувшие пророки, ясновидцы, какие-то самообъявленные контактёры с галактическим разумом... Человеконенавистнический посыл всех этих речей был ясен, как день: человечество, кое-как вынырнувшее из помойной ямы истории на спокойную и чистую поверхность галактического существования, не заслуживало подобного величия и как можно скорее должно было затонуть обратно, желательно -- на веки вечные. Это пугало. Это казалось необъяснимым. Но это было; более того, год за годом злобное исступление отдельных кликуш всё больше передавалось массам.
   -- Чего мы не предусмотрели? -- горестно спрашивал Фейнман. -- Ах, да: наверное, мы не предусмотрели самореализации для каждой личности, для каждого отдельного человека! От человека требуется по-прежнему быть либо неизвестным героем, либо, наоборот, известным и популярным субъектом, вроде телеведущего, депутата или прославленного руководителя какой-нибудь там фигель-мигели. А если человек оказывается прежде всего сам собой, то его сразу же начинает преследовать и мучить ощущение собственного ничтожества. Раньше в таких случаях человек шёл и что-нибудь покупал, чтобы отличаться от других. Теперь такого нет, а отличаться по-прежнему хочется. Ну, а раз не получается -- значит, вся жизнь к чёрту! Ненавижу это племя, дебильное от рождения и слабое по натуре!
   Юсуф Куруш спорил, приводил контрдоводы, давал другие, альтернативные объяснения происходящему, от мирового заговора до кризиса в экономике, от пагубного влияния модных психологических теорий до недостатка гуманитарной составляющей в школьном образовании. Фейнман только отмахивался.
   -- Ненавижу людей! -- говорил он, и день за днём создавал своими руками бессмертие для всех без изъятия представителей рода человеческого.
   Но никакие усилия отдельных людей не способны подтолкнуть прогресс, если в нём не заинтересовано общество. А общество, породившее Фейнмана и Юсуфа Куруша, создавало теперь азотные камеры, способные обслужить и обслуживавшие тысячи желающих расстаться с опостылевшей жизнью на веки вечные. К камерам прилагались теперь приятного вида домики, где можно было не спеша попрощаться с родственниками и друзьями, и не менее приятного вида девушки, с профессиональным удовольствием оказывавшие последнюю психологическую консультацию, помогавшую всякому колеблющемуся немедленно закончить свои дни, не испытывая сожаления и тоски.
   -- Иногда я вижу во сне атомные грибовидные облака над всем этим уродством, -- признался однажды "профессор без кафедры" своему молодому товарищу. -- Такое ощущение, что спасти нашу цивилизацию может только чудо! Ну, например, явятся сюда пришельцы с других звёзд...
   И чудо случилось -- в Солнечную Систему явилась с другой звезды Кинтия Астер!
   Ещё в тот момент, когда Кинтия, только-только вернувшая себе человеческий облик, вышла из душевой в кессоне станции и, ступая босыми ногами по отсыревшему полу, направилась в кают-компанию в сопровождении своего огромного чёрного пса, Юсуф Куруш понял и то, что мир изменился бесповоротно, и то, что возникшее внезапно чудо надо сберечь любой ценой. Он хорошо, хотя и несколько интуитивно, представлял себе те общественные механизмы, которые способны были намертво вцепиться в это чудо и растащить, раздёргать, растерзать его, пока от чудесного явления не останутся одни только жалкие ошмётки. Поэтому он и вызвался сопровождать Кинтию в её полёт к Земле.
   За те недели, которые они провели вместе, он хорошо узнал её. Она совершенно не походила на земных девушек -- она не интересовалась его потребительской карточкой и пенсионом, не спрашивала, какой у него график полётов и часто ли он бывает дома, кто его родители, в каком регионе планеты он бы предпочёл впоследствии жить. Вместо этого она жадно впитывала подробности его жизни -- и рассказы об учёбе в Академии Астрофлота (располагавшейся в то время, свободное от влияния классических вкусов Рикки Морьера, ещё во Флориде), и осторожные воспоминания о работах Фейнмана, и любопытные зарисовки из жизни в школе-интернате. А когда Юсуф рассказал о том, как ушла из жизни его мама (она смертельно боялась рака, поэтому воспользовалась азотной камерой при первом, едва только оформившемся подозрении на онкологию), Кинтия вдруг обняла его и заплакала -- простыми, нормальными, совершенно обычными человеческими слезами. Видимо, в тот момент её немало не заботило, как это будет выглядеть со стороны, и не совершит ли она фатальной ошибки, представившись молодому мужчине психологически уязвимой дурочкой. Девушки с Земли давно уже не позволяли себе подобных непростительных вольностей...
   На промежуточной станции в системе Юпитера Юсуф, воспользовавшись случаем, представил Кинтию опальному доктору Северову, единственному человеку в Солнечной Системе, воскрешавшему мёртвых по фейнмановскому методу. Помимо Северова и Юсуфа Куруша, в разговоре этом участвовал случайно и тридцатидвухлетний Рикард Морьер, бывший на тот момент начальником технологической группы строительства новых комбинатов по переработке юпитеранского химического сырья. В течение трёх вечеров эта маленькая группа захватила всё свободное время Кинтии Астер, задав ей бессчётное количество вопросов.
   -- А теперь давайте думать, -- сказал доктор Северов, когда Кинтия в очередной раз ушла читать книгу, оставив троих мужчин в небольшой гостиной на юпитеранской станции. -- Ведь это же именно то, что мы планировали сделать рано или поздно! Для меня не подлежит сомнению, что природа этой второй, плазменной расы чисто технологическая. Простая эволюция не смогла бы создать среди звёзд подобный вид ни за какие разумные сроки -- слишком высокой получается степень свободы, слишком малая выходит экологическая потребность в эволюционном развитии у этих звездожителей! Значит, какой-то другой народ просто прошёл по пути, который мы только что нащупали, значительно раньше нас. И мы можем повторить этот путь, мы, сотрудники Астрофлота, которые лучше всех знают на своём опыте, как хрупка человеческая жизнь в сравнении с силами и опасностями космоса!
   -- Я в деле участвую, -- сказал Морьер солидным басом, -- и мои ребята тоже. Но давайте-ка тогда заключим договор: пока в наших руках не будет технологии, которой может воспользоваться кто угодно, мы сами не будем просить её поделиться этой своей природой ни с кем из нас по отдельности. Иначе получится, что уже есть избранные -- судьбой или Кинтией Астер, это неважно, -- и им не станет дела до судьбы остального человечества!
   -- И что ты предлагаешь?
   -- В первую очередь, не просить у неё такого дара. Во вторую -- не вступать с ней в брак, или в отношения, похожие на брак. Не признаваться ей в вечной любви, и так далее... -- Рикки Морьер отчего-то особенно пристально посмотрел на Юсуфа. -- Ну, и в-третьих, даже когда мы сможем повторить эту технологию на практике, мы сами не должны пользоваться ей первыми, разве что в порядке одиночного эксперимента. Только публикация всех чертежей, схем и расчётов, только публичное обсуждение, только массовость! И тогда вместо азотных камер -- выход к самым дальним звёздам, освоение всей Вселенной, мечта пилотируемой астронавтики и новая надежда для человечества.
   -- Звучит неплохо, -- согласился Северов, и трое мужчин пожали друг другу руки, скрепляя этот неформальный договор.
   Тем же вечером, час спустя, Рикки Морьер нашёл в библиотеке Кинтию.
   -- Я хочу, -- сказал он без обиняков, -- чтобы вы отдались мне.
   Кинтия удивлённо посмотрела на него:
   -- Зачем?
   -- Чтобы вы признали меня своим мужем, не юридическим, так биологическим, если можно так выразиться. Я хочу, чтобы у вас была признанная всей Землёй мотивация поделиться со мной своей природой. Со мной лично, ни с кем другим. Пока что так.
   -- Но почему? -- вновь спросила Кинтия, искренне недоумевая.
   Рикард Морьер принялся рассказывать ей всё -- и о карьере рядового сотрудника Астрофлота, и об аугментированных землянах, и о позиции земных женщин, и о позиции земных мужчин, и, наконец, о том, что коммунизм и звёзды -- это дело ангелов, а не людей. Он, Рикки, давно уже стоял на страже небесных врат. Он был готов самостоятельно превращать людей в ангелов, чего бы это ни стоило. Но каждый ангел должен быть ужасен, и никто больше во всей Вселенной, кроме него, Рикарда Морьера, не понимает и не хочет понимать этой простейшей истины.
   -- Если ваш дар, -- сказал Рикки Морьер, -- попадёт в недостойные руки, то мир ждёт великая ловушка тирании. Землянин, средний человек, не хочет коммунизма и совершенно не жаждет звёзд. Ему гораздо интереснее карточка с повышенным потребительским статусом. А решения всех своих проблем он ожидает от некоего галактического разума, готового спуститься с небес специально ради того, чтобы подтереть землянину задницу, а всех остальных, наоборот, по заднице нашлёпать. И вы, отдав свой дар в недостойные руки, спровоцируете всю Землю на ожидание именно такого галактического разума! Со мной вы, по крайней мере, можете быть гарантированы от подобного исхода.
   Кинтия глубоко задумалась.
   -- Нет, -- сказала она наконец, -- я не готова немедленно принять ваше предложение. Но я понимаю свой долг перед отцовской цивилизацией. Даю вам слово: если я должна буду передать кому-нибудь здесь, в Солнечной Системе, свою природу, первым на этом пути будете вы. Или, возможно, кто-то из ваших товарищей, но никто другой. И поверьте мне на слово -- я никогда этого не делала, но мне думается, что половое соитие для этой цели абсолютно необязательно.
   -- Зато совершенно обязательно для другой цели, -- усмехнулся Морьер. -- Женщина, сердце которой свободно, не задумываясь, нарушит любые обещания и клятвы ради своего избранника. Я хочу лишить вас возможности сослаться на вашу извечную женскую слабость, в том случае, когда вы всё-таки решите, что мы лишние, а ваша сила и могущество куда более достойны красавца киноартиста или преуспевающего руководителя среднего звена...
   Кинтия вспыхнула.
   -- Рикки, у вас нет оснований считать, что я умею нарушать данное мной слово. Я не похожа на тех земных девушек, о которых вы мне рассказываете! Думаю, нам стоит оставить этот разговор.
   -- Хорошо, -- сказал Морьер, -- но тогда я прошу у вас уточнения вашего обещания. Если вы начнёте раздавать этот ваш дар, направо и налево, или же по талонам, это неважно -- во всяком случае, я хочу, чтобы я был первым. Иначе потом у нас, у Астрофлота, может вообще не быть никакого "потом". Это вы мне можете пообещать?!
   -- Хорошо, -- сказала Кинтия. -- Мой долг помочь астролётчикам, коллегам моего отца, в такой ситуации. Я обещаю вам это, Рикард.
   Выйдя из библиотеки, Рикки в отчаянии прислонился к стене, пытаясь унять сердечную дрожь. По его чёрному лицу катились крупные капли пота. В таком состоянии его застал Юсуф Куруш, но, не заподозрив ничего скверного, просто отвёл начальника строительства в его каюту и уложил там спать.
   Наутро, в ожидании пассажирского рейса на Землю, Северов и Юсуф Куруш начали свои эксперименты. Под опыты с Кинтией выбрана была небольшая орбитальная станция, крутившаяся вокруг Ганимеда и занимавшаяся, главным образом, биологическими исследованиями синтетических гидропонных почв, получаемых здесь же из юпитеранского сырья. Приборы и технические инструменты снимали с Кинтии Астер множество параметров, в то время как Северов заставлял её то менять форму, то превращаться в облако плазмы, то доставать, словно из ниоткуда, инструменты и припасы, которые Кинтия привезла с собой из системы Край. Сотни хромодинамических модулей, содержащих разнообразную информацию, добытую в этих опытах, упаковывались в личные архивы доктора, Рикки, Юсуфа; кое-что отправлялось и на Уран Фейнману. Тут-то и случилась катастрофа.
   В одном из опытов Кинтия Астер рассказала о своём отце, взявшем под контроль планетарные оболочки и биосферу Края. Это событие очень волновало её -- ведь Кинтия не забывала ни на минуту, что прилетела на Землю прежде всего в поисках спасения для своего отца. Северов и Юсуф увлеклись, принялись строить модели, предположения -- и Кинтия, чтобы разрешить их сомнения, попробовала точно таким же способом взять под контроль оранжерею орбитальной станции. Последним её сознательным воспоминанием были вытаращенные глаза кота, жившего на станции; кот, без памяти от ужаса, шарахнулся из оранжереи вон, опрокидывая горшки с рассадой. Прибежавшие на шум Юсуф и Рикки увидели, что Кинтия исчезла без следа. Все попытки дозваться до неё оказались тщетными.
   Ну, а позже началось по-настоящему странное. К тому моменту, когда на станцию пришёл грузопассажирский корабль с Земли, оранжерея росла как на дрожжах. Рикки Морьер кое-как уладил ситуацию, сдавленно объяснив этот процесс экспериментами Северова по биофизике. Оранжерею погрузили в грузовую секцию целиком, и корабль двинулся в обратный рейс, забрав доктора, Юсуфа и Рикки, сопровождавших свой ценный груз. На Землю их, конечно же, не пустили -- слишком уж быстро разрастались растения в оранжерее, слишком нетрадиционно для чахлой космической поросли вела себя буйная зелень. Оранжерею доставили на Луну, и тут-то начались настоящие чудеса.
   Для начала, в кратере, где была спущена капсула с оранжереей, появился воздух. Его тонкий слой удерживался неведомой силой, отличной от лунной гравитации. Это был прекрасный, чистый воздух, снабжённый сверху тонкой плёнкой ультрафиолетового щита. Потом капсула оранжереи лопнула, и зелёные побеги поползли по Луне во все стороны с постепенно возрастающей скоростью. Перед зелёным валом, как фронт ударной волны, бежало широкое бурое кольцо почвы, в которую стремительно превращался истерзанный метеоритными бомбардировками лунный грунт. Мир следил за этими чудесами с замиранием сердца; обсуждались самые различные предложения, что делать дальше, от раздачи премий до атомных бомбардировок включительно. Рикард Морьер, поначалу слегка струхнувший, внезапно оправился от шока и стал давать разнообразные объяснения насчёт фантастических экспериментов Астрофлота по терраформированию. От разглашения подробностей он умело ускользал, ссылаясь на незаконченность исследований и экспериментов. Именно классическая учёность Рикки Морьера заставила его окрестить происходящее проектом "Феба", а сенсационный успех этого проекта стал краеугольным камнем его карьеры и его стремительно растущего влияния.
   Именно тогда Рикки осознал, что это за чудовищная сила -- Кинтия Астер.
   Именно тогда впервые в разговоре он полушутя назвал Кинтию "богиней", а себя -- её верховным жрецом.
   Именно тогда, на основе расчётов Фейнмана и Северова, задуман был противовес этой феноменальной, всеохватной космической мощи -- Змей-Ракета.
   А ещё именно тогда Рикки заметил, что Юсуф Куруш всё чаще бывает в самом центре этих лунных садов, на небольшом искусственном холме, там, где лежала когда-то лопнувшая оранжерейная капсула, и что он никогда не уходит из этих садов с пустыми руками; то гроздь сверкающих росой вишен, то связка бананов, то какой-нибудь экзотический плод сами падали в руки Юсуфа. А Юсуф гладил ладонями стволы деревьев и мягкую траву, тихо говорил что-то, задумавшись, подолгу рассматривал узоры на коре, слушал журчание невесть откуда появившихся (на Луне-то!) ручьёв с чистой, мягкой водой. Вот так новость! Неужели Кинтия узнаёт, слышит Юсуфа?! Не кончилось бы это чем дурным!
   -- Почему, интересно было бы мне знать, ты не летишь бегом обратно к своему пафосному Фейнману? -- спросил Рикки однажды между делом у Юсуфа за столом.
   -- Моё место здесь, и старый хрен это понимает, -- ответил Куруш. -- Он сам не берёт меня назад, с тех пор, как узнал, что тут случилось. Он, пожалуй, знает не хуже меня, что такое вечная верность.
   -- Так ты был в неё влюблён?! -- задохнулся Рикард Морьер.
   -- Почему "был"? -- задумчиво спросил Юсуф в ответ. -- Я и сейчас влюблён в неё, и она знает это. Иначе я не был бы здесь, не искал бы способа извлечь её из этой оболочки!
   -- А ты подумал, о безумный влюблённый Меджнун, -- спросил у него Рикки, по-прежнему задыхаясь от возмущения, -- что, если ты извлечёшь свою Лейли назад, то всё это лунное великолепие рухнет, а вместе с ним рухнет и намечающаяся автаркия Луны, да и всего Астрофлота в целом?!
   На этом месте Юсуф Куруш полез в драку:
   -- Ах ты сволочь! Тебе, значит, самообеспечение лунных колоний дороже человеческой жизни? Хочешь на чужом горбу в свой персональный рай въехать, ангел ты наш! Думаешь, мне неизвестно, как ты тайком от нас делал ей предложение переспать с тобой?! Хорошо же ты сам держишь своё обещание, Рикки Морьер!
   Тогда Рикки понял, что пора действовать. Раз Кинтия узнавала Юсуфа, то и его, Рикки, она должна была неизбежно узнать. Он не слишком-то долго продумывал свою стратегию действий, его вели слепые чувства, похожие на инстинкты. Он, Рикард Морьер, должен окончательно заявить свои права -- права ангела, не человека, ради будущего, ради звёзд! -- на эту женщину, посланную ему невесть откуда, чтобы передать в его руки власть над Вселенной. Она вспомнит -- и запомнит -- его! Неважно, как он это сделает, важен только результат -- он, Рикки Морьер, должен стать первым и, по возможности, единственным мужчиной в жизни Кинтии Астер!
   Он ещё не знал, как он это сделает. Он готов был довериться слепому случаю и не менее слепой страсти. Ночью он вышел из гостиницы, направился в парк, туда, куда опустили в своё время лопнувшую капсулу оранжереи. Пока Рикки бежал по дорожкам среди ночных рощ, образ Кинтии всё отчётливее вставал перед ним, распаляя его воображение: её ноги, губы, изгиб бровей, её чёрный, как смоль, поток волос, укрывающий гибкую спину и широкие, как у юноши, плечи... Поднимаясь на холм, Рикки уже сбрасывал с себя одежду. Как это сделать? Да как-нибудь! Хоть словами ей сообщить об этом.
   -- Кинтия Астер! Я беру тебя! Я пришёл, чтобы ты стала моей! Навсегда... навсегда!
   Ночь лежала на этой стороне Луны, ночь, лишь чуть подсвеченная фонарями дополнительного освещения в парках. Было темно, и едва заметный силуэт Рикки Морьера почти не выделялся из этой темноты, благодаря его чёрной коже. Но вот зашевелилась, встала из травы навстречу ему другая фигура, высокая, гибкая, одетая в такой же свитер и форменные брюки, как те, что сорвал с себя на бегу Рикард.
   -- Ты что, Рикки? Совсем свихнулся?! -- раздался прямо над ухом голос Юсуфа Куруша. -- Разок получил по физиономии, и всё, шарики за ролики заехали? Что ты здесь орёшь-то среди ночи, как вурдалак на свежей могилке? Спать иди... пока ещё раз не прилетело!
   Ненавистный! Опять он здесь! Здесь, прямо в её -- его -- их! -- святилище! Здесь, лежащий среди травы, среди ветвей, на брачном ложе вестницы Вселенной и прирождённого лидера Земли! Ах! Ах... так?!
   Возбуждение Рикарда Морьера уступило место внезапной ярости:
   -- Хочешь отобрать у меня мою женщину? Моё дело?! Мою власть?!! Умри...
   Рикки бросился на Юсуфа. Тот, возможно, и ожидал нападения, но не такого яростного. Морьер повалил его наземь, подобрал какой-то булыжник, с размаху, наотмашь ударил несколько раз в голову. Юсуф Куруш издал отчаянный крик, слышный в новообретённом лунном воздухе на несколько километров вокруг. Потом он дёрнулся и сказал всего два слова:
   -- Вечная... верность!
   Рикард Морьер поднял над головой окровавленный булыжник и с размаху, двумя руками, нанёс Юсуфу последний удар. Всё было кончено; на траве перед Морьером лежал труп.
   Действовать следовало быстро. Рикки стремительно переоделся в одежду Юсуфа; она была меньше и длиннее, чем нужно, но он надеялся, что в темноте этого никто не заметит. Прибежавшим на крик сотрудникам Астрофлота Рикки сказал:
   -- Ребята, мы должны как-то справиться с этой ситуацией. Этот парень, Юсуф, покусился на нашу богиню. Собственно, он не скрывал, что залип на неё ещё на Уране, а теперь, видите ли, собрался сочетаться с ней сакральным браком, видать, от безысходности. Его можно понять -- он лет пять живой бабы не видел, а тут сразу такая Кинтия Астер! Я ему, видимо, помешал, и он напал на меня... результат предсказуем. Но знаете что? Если эта история выплывет, здесь начнут копаться земляшки, а нам с вами это ну никак не в жилу. Давайте поэтому представим дело так, что Юсуф был убит метеоритом, охраняя покой своей возлюбленной. Хороший пример для подрастающего поколения, вечная верность, так сказать. Ну, или сдавайте меня в тюрягу, если не хотите мараться с этим делом. И пусть тогда земные бюрократы тут всё сносят под корень, как те наши энергокомплексы сносили!
   С ним согласились. Юсуфа быстро кремировали, оформив его смерть как гибель от удара метеорита. Место, где он погиб, превратили в мемориальную площадку, открытую и хорошо просматривающуюся из рощи. Рикки стал кем-то вроде неофициального хранителя этой площадки, но теперь он хорошо понимал, что ни днём, ни ночью ему не удастся реализовать своё намерение вступить на ней в интимную связь с Кинтией. Да и чёрт с ней пока что; в отсутствие Юсуфа, живых конкурентов за её внимание он вряд ли мог бы найти. А ведь за ней, кроме того, есть обещание. И, коль скоро она может хоть что-нибудь слышать, то ему следует либо бояться её гнева, либо, если гнева не последует, напомнить ей о её долге.
   Гнева не было, была скорбь. Ещё несколько недель в садах по-прежнему -- напрасно! -- зрели огромные вкусные плоды, а потом, словно в насмешку, мемориальная площадка заросла огромными тисовыми деревьями, усеянными ядовитыми оранжевыми ягодами. В первые недели Рикки приходил туда осторожно и ненадолго, опасаясь каких-нибудь проблем. Но ничего не случилось; по всей видимости, Кинтия ничего не соображала или же соображала туго, по инерции, кое-как ощутив, что тот, к кому она относилась с симпатией, теперь исчез из её жизни навсегда. Ну что ж, теперь Юсуф -- это просто пепел, а ему, Рикки, по-прежнему указывает путь его великая цель. Ему надлежит указать человечеству путь к звёздам, путь, достойный ангелов, а не людей. Об этом Морьер и разговаривал каждый день с Кинтией Астер, приходя на мемориальную площадку:
   -- Помни: за тобой долг, долг, долг, долг...
   Чтобы не давать ей забыть, он шёл на любые меры. Инициированная им кампания забвения имён рядовых сотрудников Астрофлота приносила там, на Земле, свои плоды, передавая сосредоточенную духовную, а отчасти даже политическую власть в руки Морьера и его сторонников. Но здесь, на Луне, он делал всё возможное, чтобы Кинтия помнила о своём происхождении, о своей судьбе, о своём долге. Он даже перетащил из Феста, округ Юта, мемориальный камень на пустой могиле отца Кейта и Кинтии, на котором, в ставшей модным стилем древнегреческой манере, было высечено на мраморе его имя и даты жизни:
  

???????? ????????

230-256

  
   -- Долг, долг, долг, долг...
   Рикки ни себе, ни другим не забывал напоминать о долге. О великой любви Юсуфа Куруша уже сложили несколько запоминающихся легенд. Ему поставили бюст там же, на мемориальной площадке. Когда пришла весть о смерти Фейнмана, в рощах Кинтии торжественно почтили и его память, а слова "Вечная верность" стали девизом Звёздных -- так Рикард Морьер называл своих идейных последователей из числа сотрудников Астрофлота, вставших под его знамёна под всеразрушающим давлением Земли. И Кинтия услышала! Звёздные, да и сам Рикки, начали менять свою природу. Шаг за шагом, живя в лунных рощах, они перестраивали свои организмы, чтобы выдержать адские условия космоса, пропасти и бездны пространства, куда им -- ангелам Рикки Морьера, -- предстояло рано или поздно низвергнуться, случись то по доброй воле или по совокупности обстоятельств. Более того, повинуясь просьбам и напоминаниям Морьера, Кинтия сделала Звёздных почти неуязвимыми, несокрушимыми для любого земного оружия -- кроме такого, действие которых могло обратить их в жидкость, пар или поток плазмы. Звёздные стали личной гвардией Рикарда, гвардией, на которую опиралась его всевозрастающая власть и влияние. Теперь, когда Кинтию называли богиней, а Рикки Морьера -- её верховным жрецом, это всё реже носило в себе снисходительный оттенок дружеской шутки. Силу Морьера и его влияние на Кинтию Астер понимали все, кто способен был хоть что-то понимать. Помимо всего прочего, Луна могла кормить все внеземные объекты Астрофлота, как минимум, в течение нескольких лет. Лунные рощи Кинтии и могущество Звёздных стали для Рикки Морьера той отмычкой, которая отперла человечеству будущего очередную, казавшуюся несокрушимой, дверь вверх, во Вселенную.
   А потом, в трёхсотом году, несколькими группами учёных, даже не подозревавшими друг о друге, в обстановке строгой секретности были закончены все основные расчёты по созданию Змея-Ракеты. С этого момента Кинтия и её леса стали Рикарду Морьеру совершенно не нужны, а Звёздные окончательно обрели своё предназначение -- роль личной гвардии Морьера. Начиналось новое строительство, новые заботы; пора было подобрать ещё одну отмычку и отворить очередную дверь в грядущее.
   Такой отмычкой для Рикки должен был стать Кейт, прибывший в Солнечную Систему через восемь с половиной лет после начала строительства Змея-Ракеты.
  -- Искра бессмертия. Солнечная Система. 310.06.15. Кинтия и Кейт
   -- Смотри, -- сказал Кейт, указывая на кипящее море плазмы внизу, -- -- Смотри, -- сказал Кейт, указывая на кипящее море плазмы внизу, -- это облако рукотворных искр -- вот результат моей работы, вот возможная надежда человечества на жизнь для всех и на признание для каждого. Эти звёздные искры не только дают людям силу, подобную нашей с тобой природе. У них есть ещё и другая функция -- они связаны в солнечную сеть, ретикулярную структуру, которая укрепляет и делает более эффективными самые сложные комбинации взаимных усилий. Каждая гранула, каждая ячейка сети помнит и знает, что она такое, с чьей волей она связана и какие результаты были достигнуты с её помощью. Это не попытка силой заставить людей дружить или взаимодействовать; любой может отказаться от этого взаимодействия, и сама по себе технология "искр" неспособна принудить к нему свободную волю. Но зато "искры" препятствуют обезличенности, забвению. Они хранят память и суммируют достоинство всех дел, личных и общих -- это положительная обратная связь, управляющая их силой и активностью. В любой сложной системе должны отбираться элементы, ведущие систему к саморазвитию, к усложнению и лучшему противостоянию стихийным силам случайности. Как ты считаешь, Кеи, -- сойдёт это за выполнение твоего обещания?!
   -- С лихвой, -- Кинтия обвила брата своим лучистым покровом, с восторгом разглядывая открывшиеся солнечные недра. -- Но правильно ли я понимаю, что эти "искры" обеспечивают ещё и быстрый прирост коллективного усилия, отличный от простой суммы индивидуальностей?
   -- Да, конечно, -- согласился Кейт. -- И, в отличие от свойства "искр" запоминать достойные деяния, которое логично вытекает из их природы, над этим нам с Фейнманом пришлось крепко поработать. Иначе такая природа, как у нас, распадается неизбежно на простой ряд завоеваний личного могущества. Старое общество гибнет за ненадобностью, а новое не успевает народиться. Тогда итог -- социальная эволюция начинается заново, племена звёздных троглодитов гоняют звёздных мамонтов и жарят их по звёздным пещерам. Это не наш выбор!
   -- Мне кажется, что много хуже другой вариант, -- сказала Кинтия, -- такой вариант, когда всё общество принуждено непрерывно совершать усилия, которые рядовой член этого общества не в состоянии охватить ни воображением, ни эмоциями, ни временем своей жизни. Тогда всякий, рождённый человеком, становится просто винтиком, оказывается легко заменяемым и незначительным элементом в колоссальном механизме общественной жизни. Это обесценивает каждого и ослабляет всех -- кроме, конечно, горстки лидеров, выбившихся наверх и поворачивающих усилия общества в интересах придуманного ими блага. Тогда начинается парад отчаяния, свистопляска ослабевших душ. В лучшем случае, тогда люди придумывают себе бога, способного оценить каждого из них по достоинству -- не при жизни, так хоть в посмертии. А в худшем случае наступает равнодушие, и тогдп общество, продержавшись ещё в силу некоторого времени за счёт инерции, внезапно перестаёт развиваться и гибнет, оставив после себя мегалитические руины недостроенных, неоконченных свершений.
   -- Я видел такое на Каллиме, -- заметил Кейт, -- там, где нынче живёт наша сестрёнка Ота. Там общество так и устроено: местные гуманоиды ходят строем, пилят напильниками детальки на конвейерах и изображают, что их очень волнует судьба грандиозных идей, предпринимаемых лидерами. Убить миллионы, скажем, ради научного эксперимента? Для тамошних правителей это легко, а восполнение трудовой силы они осуществляют ещё проще -- увеличив продолжительность рабочего дня для остающихся и обвинив тех, кто погиб, в том, что они вызвали своей смертью такой результат. Это настоящий муравейник, Кеи! И ужас в том, что здесь, на Земле, я вижу немало предпосылок для возникновения такого же муравейника. Ради достижения далёких звёзд и свершения великих планов, конечно же!
   -- Ты тоже боишься Рикки Морьера? -- неожиданно спросила Кинтия.
   -- Я опасаюсь его, но не боюсь. Боюсь я той среды, которая его породила. Ведь он же велик, по-настоящему велик! И что, какие блага Земля имеет от этого величия на выходе?! Да ведь в нормальном обществе таких на руках должны носить, расстилать перед ними ковровые дорожки... А почему ты спросила именно про Морьера?
   -- Я боюсь его, -- призналась Кинтия, -- почти безотчётно, но очень сильно. Он злой. Это, наверное, звучит по-детски, но это так. Злой и плохой. А у меня перед ним есть долг.
   -- Долг? Какой ещё долг?
   -- Я обещала, что он будет первым, с кем я поделюсь своей природой здесь, в Солнечной Системе. Он говорил, что иначе эта сила уйдёт из рук тех, кто заинтересован в Астрофлоте и в продолжении космической экспансии. И он, пожалуй, прав. Ему, им всем, противостоят не менее могучие общественные силы, которые давно уже обесценили, отравили, уничтожили саму идею движения к звёздам. Здесь поневоле станешь фанатиком! И всё же, я очень боюсь Рикки Морьера и не доверяю ему!
   -- Говоря по справедливости, Юсуф Куруш должен был бы первым получить этот твой дар, -- сказал сестре Кейт. -- Если ему, конечно, зачем-то это было бы нужно.
   -- Юсуф мёртв, -- Кинтия сделала движение, которое для человека показалось бы тяжёлым вздохом, полным печали.
   -- Ба! Или я тебе не доктор?! Ну конечно же, я верну его к жизни! Иначе стоило ли городить весь этот огород?
   -- Ты умеешь и это?!
   -- Я ещё не пробовал, -- ответил Кейт, -- на людях, во всяком случае. Мне довелось восстановить несколько видов вымерших животных, но эти исследования я приберегаю пока что на потом, а то меня обвинят в нанесении ущерба экологии. Знаешь, сейчас на Земле это серьёзное обвинение! И потом, такие исследования -- всё ещё прерогатива маститых учёных, со званиями, степенями, с собственными научными лабораториями. Мнение необразованного лаборанта никого не волнует. Лженаука! Спекуляция шарлатанскими результатами! Отвод глаз невежественной толпы от подлинных проблем мироздания! Ещё, того и гляди, обвинят в предательстве коллег, в подрыве научного авторитета... И, да, возвращаясь к твоему вопросу: мы можем возвращать людей к жизни. Не копировать, не воссоздавать -- возвращать!
   -- Это же фантастика! Как вам с Фейнманом удалось такого добиться?!
   -- Не нам с Фейнманом, а всему человечеству, -- ответил сестре Кейт. -- Поставь оно перед собой такую задачу, и все эти ретикулярные структуры и хромодинамические консолидаты стали бы частью повседневного обихода ещё до рождения нашего отца. Просто, как мне показалось, это никому не было нужно. "Человек должен оставаться человеком!" Как будто новое могущество, новая жизнь убьют в нём человеческое начало, а не помогут преодолеть в очередной раз слабости и ограничения природы! Но самое страшное не это, самое страшное звучит по-другому: "Человек смертен, человек должен умирать!" Культ смерти, культ мёртвых героев, обеспечивающих своей святостью движение живых жрецов их культа. И азотные камеры для всех желающих присоединиться к мертвецам, чисто для облегчения процесса. Хорошо хоть, у них хватило ума не сделать это общественной обязанностью, хотя и такие разговоры поднимаются иногда, в особенности в отношении пожилых людей и инвалидов. К счастью, этот подход всё ещё считается формой людоедства.
   -- И всё-таки, вы совершили такой гениальный прорыв...
   -- Любой здесь наделает "гениальных прорывов", имея под рукой все знания человечества, структурированные в "энциклопедии профессора Урана"! А у меня есть ещё и Солнце в качестве лаборатории, а заодно и энергоисточника, за пользование которым мне ни перед кем не надо отчитываться! Гениальными прорывами тут были сами подходы, позволившие так поставить и так реализовать задачу. Кибернетика, биофизика, социология личности. Пожалуй, даже философия сыграла свою роль. Профессор Фейнман однажды сказал, что наши с ним исследования ставят с головы на ноги философию русского космизма, как в своё время Маркс поставил на ноги перевёрнутую дотоле гегелевскую диалектику. Сознание превыше бытия, дух превыше стихии, разум преобразует Вселенную, человек становится звёздным богом -- но ведь делается всё это только на основе знания материальных законов, инструментальных методов работы с физическим миром. Без этого маленького фактика все мечтания о великой судьбе оказываются бесплодным умствованием. Но верно и обратное -- только мечта ведёт к великой цели! Иначе можно начать не пользоваться законами реальности, а поклоняться им, можно назначить их на роль непреодолимого рока, судьбы, навсегда зажимающей разум в тисках необходимости!
   -- Люблю тебя, когда ты вдохновенный, -- с восторгом сжимая брата в кольце объятий, ответила на это Кинтия, -- то есть, всё время! Кто из мужчин, кого я знаю, мог бы сравниться с тобой?!
   -- Наш отец, профессор Фейнман, Юсуф Куруш, да, пожалуй, и Рикки Морьер, -- смеясь, перечислил Кейт.
   -- О, нет, каждый из них вне сравнения, как и ты сам. Никто из вас не сможет сравниться с другими, каждый велик. Но ты ещё и светел, ты -- само Солнце Непобедимое! Это надо же, два года на Земле -- и уже такие победы!
   -- Это ещё не победы, -- с грустью сказал на это Кейт Астер. -- Победами это станет, когда земное общество признает их и сможет воспользоваться их плодами. Я надеюсь ускорить этот процесс, но управлять социальными движениями -- не в моей власти. Я с девушкой-то договориться не могу, не то что с целым обществом. На Каллиме я уже попробовал, так эти гуманоиды только сидели и глазками хлопали, пока я пытался им хоть что-то объяснить! Вот сочетание моей полной глупости с неслыханной инертностью масс!
   -- Ну, мы что-нибудь придумаем все вместе, -- успокоила его Кинтия. -- А когда ты сможешь оживить Юсуфа?
   -- Когда там, на Луне, уберутся эти субъекты с непонятной пушкой на колёсиках. Не думаю, чтобы она могла повредить нам, хотя всякое возможно -- ведь наша природа, хоть она и неповторима, для землян уже давно не секрет. Мне показалось, что в меня намеревались стрелять из какого-то тяжёлого оружия, припасённого как раз на этот случай. Если это так, то Рикки Морьер и его банда Звёздных соскочили со всех шпулек разом и как следует пошли вразнос. Интересно, кстати, как на такие выходки отреагирует Совет Земли? В последнее время там чуть ли не ежедневно опускают Астрофлот ниже плинтуса, но вот на серьёзные происшествия не реагируют или не обращают внимания. Иначе, к примеру, Фейнмана они бы уже давно выколупали с Урана, просто чтобы не отбивался от рук... Но как бы то ни было, сама готовность этих дымящихся стражников применить ко мне силу -- для Земли это очень и очень необычно. Либо же это личная инициатива Рикки Морьера, и она мне совсем не нравится. Тут пахнет фашизмом, -- Кейт задумался.
   -- А девушки у тебя так и не появилось? -- спросила Кинтия, чтобы отвлечь брата от мрачных мыслей. Однако в первое же мгновение она поняла, что вопрос её попал в крайне болезненную точку.
   -- Нет, не появилось, -- медленно ответил Кейт. -- Была одна, и я влюбился в неё по всем правилам мужского искусства, то есть без памяти и до одури. Но она отказалась иметь со мной дело, как только узнала, что я сын инопланетянки, и что в свои тридцать тогдашних лет я не имею ни потребительской карточки, ни статуса в обществе. Мне тоже это очень не понравилось. Потом была ещё одна, но она сказала, что женщина не должна сходиться с мужчиной, который сильнее её -- это, мол, делает его неуправляемым, а её, как следствие, несчастной. А сейчас, пожалуй, у меня никого нет. Кроме тебя, конечно.
   -- Ты так сказал, что понятно: кто-то ещё всё-таки есть.
   -- Анитра Нилумба, новоиспечённый доктор биологии. Нас познакомил Морьер чуть больше года назад. Она относится ко мне, как к большому ребёнку: то нельзя, это нельзя, то и это делай. Но она обещала, что сможет создать стимулы, способные освободить тебя и отца из плена планетарной биосферы. Хотя, как мне кажется, она не очень торопилась в этом вопросе, мы с Фейнманом успели раньше. Зато через неё я получил доступ к научному архиву Земли -- а это закрытая структура, недоступная для рядовых членов общества, включая студентов и учёных без степени! -- и выкачал его, кусок за куском, к профессору Фейнману на Уран.
   -- Но ты любишь её?
   -- Нет, -- помедлив, ответил Кейт, -- я её хочу. Думаю, ты знаешь, что это не одно и то же. А она сделала очень много, чтобы вызвать и поддерживать во мне это желание. Не знаю, зачем ей это нужно. Может быть, она хочет манипулировать мной через это чувство, а может быть, она говорит правду, когда объясняет, что просто не может решиться связать свою жизнь с каким-нибудь мужчиной, тем более с таким экзотическим существом, как я. Могу понять и то, и другое, но у меня не было времени влезать в дебри её психологии. Тем более, психолог-то она, а не я! Ну ничего, сейчас все опыты и операции, державшие меня в зависимости, будут поставлены один за другим на практике, и тогда мы с ней поговорим ещё раз, по-серьёзному... А пока нам нужно попасть на Уран, к профессору.
   -- Согласна, -- сказала Кинтия. -- Ну... раз, два, три!
   И они во мгновение ока очутились на станции, где над расчётным компьютером дремал со стаканом микстуры в руке старый мудрый отшельник от биофизики.
   -- Рад вас приветствовать, молодые люди, -- сонно сказал он, когда Кейт и Кинтия, приняв свой обычный человеческий вид, вошли в его рабочий кабинет. -- Вы, конечно же, вовремя, мой мальчик. И я рад видеть вас вновь, очаровательная Кинтия Астер.
   -- Профессор, что с вами? -- спросила Кинтия в тревоге. Бледная кожа и синюшный оттенок губ Фейнмана были ей внове.
   -- Гипоксия, всего лишь хроническая гипоксия. Мне, видите ли, стало трудно дышать воздухом Земли, он какой-то спёртый и нехорошо пахнет. Я люблю, когда воздух вокруг пахнет оливками. Или уж сразу... туда, -- профессор показал пальцем сквозь осевой канал станции вниз, в атмосферу Урана.
   -- Я принёс вам результаты своей работы, -- сообщил Кейт, и в руке его вновь появилась сверкающая искра. -- Ещё одна реализация вашей идеи, но на другой элементной базе. Это тот же ваш сверхпроводящий вихрь, но упакованный в пространстве и во времени. Канал связывает его со звездой, другой канал нуждается в высокоорганизованном источнике данных для контроля -- желательно, в человеческом сознании. Ваш опыт ещё не окончен, профессор Фейнман? Вы по-прежнему чувствуете себя старой перечницей, непременно желающей перепаковаться в новую хромированную солонку? Или всё-таки пора вам помочь мне в моих собственных экспериментах?!
   -- С радостью вам помогу, мальчик мой, -- ответил Фейнман, приподнимая с усилием своё тело на непослушных, отвыкших от напряжения земной гравитации ногах, -- но буквально через несколько дней, когда всё-таки закончу все опыты. Это мой Уран, понимаете, я люблю эту планету. А теперь он -- наше хранилище знаний, даже сознаний. Он нуждается в постоянном присмотре, и я его просто так не оставлю. Здесь -- моя жизнь, здесь все мои исследования... Потом -- обязательно! -- ваша дивная искорка, которая, надеюсь, вновь вернёт мне веру в людей и в человечество как целое. А пока что я верю только в вас, молодые люди... Вам удалось оживить Юсуфа Куруша?
   -- Ещё нет, -- ответил Кейт. -- Я сделал бы это пару часов назад, как только вернул в сознание Кеи, но тут в меня внезапно собрались стрелять.
   -- Стрелять? Кто?
   -- Звёздные. Люди Рикарда Морьера.
   -- Это серьёзно, -- заметил в ответ "профессор Уран". -- Я, конечно, ожидал, что наш пострелёнок наберёт себе фашиствующую гвардию из отморозков, оставшихся в Астрофлоте после секвестра, но не думал, что он так скоро начнёт играть в Большого Брата. Знаете что, друзья мои? Раз так, то давайте-ка быстро заканчивать личные дела, а потом летите на Землю. Как бы там чего не учудила эта компания, а ответственность наверняка свалят на вас. Это ведь вы, Кинтия, способствовали появлению Звёздных!
   -- Я? Как?
   -- Вы постепенно трансформировали их в ваших рощах в абсолютное оружие, направленное против космоса и, пожалуй, против Земли. А они за это считали вас богиней, сперва в шутку, а потом, пожалуй, полусерьёзно. Рикки Морьер получил свой нынешний авторитет за одно только умение каким-то образом договариваться с вами, даже в таком вашем растворённом состоянии. Вот он и наплодил себе с вашей помощью -- извините за неприличные аллюзии, -- целый отряд дымных духов космической тьмы!
   -- Значит, -- сказала Кинтия задумчиво, -- моё обещание было выполнено. Рикард уже воспользовался моей силой и моей природой, чтобы получить нужный ему результат. Тогда больше я ему, пожалуй, ничем не обязана. Спасибо вам, профессор Фейнман. Я думаю, что у Кейта получится с Юсуфом, и тогда мы снова навестим вас, как только сможем.
   -- Сильно-то не торопитесь, -- предупредил Фейнман. -- Мне ещё работы -- от дней до недель, а жить осталось месяцев пять, шесть. Вы что, думаете, я вам тут собираюсь устроить прощальную сцену в духе капитана Немо? Помереть, сложив ручки? Дудки! Я ещё увижу, как всё изменится. Я ещё спою "семь-сорок" на свадьбе у каждого из вас! А пока мне нужен покой, покой и немного информации. И свежий воздух, конечно же. Спасибо, что навестили меня, друзья. Передавайте Юсуфу мой привет, и скажите, когда он освободится, что он срочно нужен мне в тридцать четвёртом отсеке!
   И Наум Фейнман снова принялся за свои бесконечные вычисления.
   -- Профессор, часом, ещё не рехнулся? -- осторожно спросила Кинтия у брата.
   -- Нет, -- точно так же тихо ответил ей Кейт, -- с ним всё как обычно. Просто, к счастью для человечества, профессор Фейнман никогда и не был особенно нормальным. Но я готов приветствовать этот вид безумия. Что ж, моя богиня, пора отправляться вновь на Луну?
   Вместо ответа Кинтия взяла брата за руку, и в тот же миг они ступили вновь на лунную поверхность, на мраморные плиты мемориальной площадки, туда, где лежало пустое надгробие астролётчика Джорджа Астера.
   Их, видимо, совсем не ждали. То ли случилось что-то ещё, то ли Звёздные просто устали стоять без дела (в их среде это было не принято). Во всяком случае, адская машина внизу куда-то подевалась, как и стражи, а серебристые стрелы изгороди успели остыть. Кейт выпустил на руку ещё одну "искру", коснулся ей Кинтии, затем отправил маленький комочек плазмы в свободный полёт над площадкой.
   -- Насколько я помню, -- объяснил он свои действия, -- прошлая жизнь Юсуфа закончилась где-то здесь. Когда мы были у Фейнмана, я снял с базы, где они с Юсуфом провели много лет, всю ту следовую информацию, которую Юсуф оставил по себе там. А здесь, на Луне, он большую часть времени проводил с тобой. Рощи должны многое помнить о нём, а значит, и в тебе тоже есть эта память. Теперь остались сущие мелочи -- как бы настроить, отфильтровать то, что изменяло в пространстве и времени само существование Юсуфа Куруша, найти сквозь время то мгновение, когда его жизнь ещё продолжается, и как бы перетянуть, переписать его сюда, в ту точку Вселенной, в которой находимся мы. По сложности эта задача пока что мало отличается от космического путешествия со сверхсветовой скоростью. Фейнман, естественно, считает, что рано или поздно мы построим машину времени, которая позволит нам проникать и в наше прошлое... Сейчас мне просто не до того. "Искра" должна попытаться нащупать Юсуфа в том месте в зоне притяжения Луны, где его присутствие было отмечено в последний раз. Ждём!
   Ждать пришлось минут десять. У Кинтии нарастало неясное ощущение тревоги, в то время как её брат, бравируя джентльменской выдержкой в стиле дядюшки Кита, расхаживал взад и вперёд по тисовой аллее, отчего-то присматриваясь внимательно то к частоколу ограды, то к раскачивавшимся над головой тисовым ветвям. Потом Кейт зачем-то ухватился за одну из веток, потянул её на себя, согнув почти до земли. Ветка с шумом распрямилась, подбросив молодого изобретателя в воздух.
   -- Помнишь, -- спросил он, подойдя обратно к Кинтии, -- как мы с тобой играли в Робин Гуда и освобождали Ноттингем от дядюшки-шерифа?
   Кинтия улыбнулась ему:
   -- Ну конечно, помню. А в чём дело?
   -- В том, что стрела, выпущенная из лука, летит с дозвуковой скоростью, -- непонятно объяснил Кейт. -- Это очень интересный объект. Ты всегда была прекрасным стрелком, Кеи, и умела выпускать в цель до трёх стрел в секунду. А натяжение твоего лука было восемьдесят четыре килограмма. Это прекрасный, поистине олимпийский результат!
   -- К чему ты клонишь?! -- спросила его сестра.
   -- Я? Клоню к земле тисовую ветку, ну, или точнее, к луне клоню, а разве не видно? -- рассеянно ответил Кейт Астер и вдруг пнул ограду, жалобно зазвеневшую и закачавшуюся от его неожиданного удара. -- О, эти невинные детские игры! Кстати, Кеи, тебе, конечно, очень идут эти сапожки на шнуровочке, но я внезапно хотел бы попросить тебя разуться...
   -- Зачем? -- удивилась Кинтия.
   -- Ты всегда была для меня идеалом женской красоты. Хочу лишний раз полюбоваться на твои босые ножки, прежде чем мне придётся оставить тебя наедине с твоим земным приятелем. Кстати, напоминаю: если у вас всё получится, ты обещала мне рассказать, как всё было! Я так ничего нового, собственно, и не узнал об этом...
   -- Узнаешь, -- пообещала Кинтия, разуваясь, -- Я найду тебе богиню, или хотя бы принцессу. Похоже, все эти земные женщины просто недостойны тебя! Но мне кажется, что ты что-то прямо сейчас задумал, какую-то пакость, например. Ты иногда бываешь очень...
   Она не договорила; на краю полянки, подле отброшенного Кейтом несколько часов назад булыжника, внезапно вспыхнуло яркое свечение, и на ступени мраморной лестницы мешком рухнул окровавленный, раздетый, стонущий от боли Юсуф Куруш.
   -- Ох, -- пробормотал Кейт, -- этого я не учёл. Он ведь ранен! Сейчас выдам "искре" программу лечения, ну а потом, пожалуй, я вас оставлю. Вам надо как следует поговорить. И мне, возможно, тоже придётся кое с кем увидеться...
   Он мельком коснулся Юсуфа рукой, затем поспешно спустился по мраморным ступеням вниз, снова повис на тисовой ветке, раскачиваясь туда-сюда. Ветка хрустнула, сломалась -- Кинтия испытала по ней мимолётное сожаление. Но сожалеть было некогда; Юсуф Куруш, живой и, по всей видимости, здоровый, поднялся перед ней во весь рост, оттирая с лица и головы следы свежей крови.
   -- Кинтия, -- сказал он удивлённо. -- Откуда солнечный свет? Только что было темно...
   Внизу вновь послышался треск ломающейся ветки.
   -- Товарищ Куруш!-- крикнул снизу Кейт. -- Вас, кстати, ждёт профессор Фейнман, когда вы тут закончите! В тридцать четвёртом отсеке своей станции, на Уране...
   Кинтия бросила в его сторону недобрый взгляд, красноречиво предлагавший брату убираться. Брат был занят странным делом; он зачем-то вытаскивал длиннющий шнурок из снятого Кинтией форменного астрофлотовского сапога.
   -- Что случилось? -- повторил нетерпеливо Юсуф. -- Луна? Свет? Я что... умер?
   -- И да, и нет, -- ответила ему Кинтия. -- Прошло четырнадцать лет, как вы считаетесь умершим. Но вы живы, и мой брат вытащил вас из небытия, вытащил живого и, вроде бы, теперь даже невредимого.
   -- Кейт? Я звал его, когда Рикки Морьер хотел... сделать какую-то гнусность. Вернее, я звал вас, чтобы вы позвали его. Извините, но я просто не смог защитить вас самостоятельно. Рикки превратился в ужасного человека за те годы, что я его знал. Я переоценил свои силы.
   -- Всё в порядке, Юсуф. Ничего не случилось. И, да, благодаря вам, мой брат услышал меня и вас, и пришёл к нам на помощь, как только смог. Он вытащил меня, а потом и вас. Теперь он собирается заодно вытащить всё человечество. Думаю, что ему это удастся; нет силы, которая могла бы противостоять ему. Жизнь, смерть, Солнце, время, разум -- всё подвластно ему! Наверное, он бог.
   Юсуф Куруш улыбнулся:
   -- Разве может мужчина быть богом?
   -- О, -- сказала Кинтия, -- это довольно частое явление! Я всего несколько недель прожила и проработала в Солнечной Системе, и я знаю как минимум одно мужское божество чисто местного разлива -- профессора Фейнмана. А ведь вы, Юсуф, его коллега, и это я тоже учитываю. Наглец Рикки Морьер не дал вам стать богом, он сделал из вас культ мёртвого героя, отдавшего -- представьте себе наглость! -- жизнь за женщину, то есть за меня. Можно ли было придумать что-то глупее, чем такая глупая легенда? Но, будьте уверены, теперь вас будут чтить не за это...
   -- Что глупого в этой истории? -- смущённо пробормотал Юсуф Куруш. -- Не скрою, я действительно любил... люблю вас...
   -- А я это знаю, -- фыркнула Кинтия, -- ведь вы столько раз об этом мне говорили, что я предпочитаю поверить. И знаете, что я вам про это скажу? Мы с вами в итоге потеряли различными способами целых тридцать три года, хотя и не успели почувствовать этот промежуток в полной мере. Может, хватит нам терять время и дальше?!
   Сказав так, она обняла Юсуфа за шею и, прижавшись долгим поцелуем к его губам, увлекла бывшего пилота с края площадки в тисовые кусты. Изгородь больно уколола Кинтию в бедро; она лягнула, не глядя, холодное ограждение -- стрелы отлетели от поперечин, рассыпались, раскатились по земле и мрамору. Юсуф ойкнул от неожиданности -- склон искусственного холма оказался довольно крутым. Бывший пилот поскользнулся и упал на Кинтию, покатившись в её объятиях вниз, в темноту, под корни могучих деревьев.
   -- Вот так-то лучше будет, -- лаконично сказала Кинтия Астер, с удовольствием помогая Юсуфу освободить себя от надоевшего форменного свитера.
   Кейт, вернувшийся на мемориальную площадку, ещё некоторое время прислушивался к ощущениям сестры, пока не убедился, что жизнь её складывается в достаточно верном направлении. Тогда он собрал отлетевшие от изгороди серебристые стрелы в тугой пучок, положил их у пролома в ограде, сверху -- крест-накрест -- оставил длинный, гибкий тисовый сук, на одном конце которого был привязан тугим узлом армированный шнурок от форменного высокого сапога Кинтии.
   Держа в руках вторую такую же палку, Кейт спустился с холма -- и наткнулся на Рикки Морьера. Рикки, в сопровождении четырёх безликих Звёздных, грозно шагал в сторону мемориальной площадки, и Кейт поразился тому, как же постарел нынешний духовный лидер Астрофлота.
   -- Ты осквернил место памяти, -- прошипел Рикард Морьер вместо приветствия, глядя на Кейта исподлобья. -- Ты осквернил наше святилище!
   Кейт расхохотался ему в лицо:
   -- "Святилище"! И это говорится в век, когда наши корабли уже создают колонии у соседних звёзд! Подумай, как ты глупо смотришься, Рикард! Вся Земля будет над тобой смеяться. И потом, -- он стал внезапно серьёзным, -- я здесь не самый главный святотатец. Я, в отличие от тебя, здесь пока ещё никого не убивал!
   Лицо Морьера исказила злобная гримаса. Он обогнул Кейта и сделал несколько шагов вверх по лестнице.
   -- Я не советую тебе сейчас ходить туда, -- сказал Кейт. -- Она там с Юсуфом Курушем, и им есть что сказать друг другу. Они оба долго ждали этого момента. Не тревожь их!
   Рикки Морьер резко повернулся к Кейту:
   -- Что ещё такое значит "с Юсуфом"? Юсуф Куруш мёртв, он -- герой Астрофлота!
   -- Я вернул ему жизнь, -- мягко ответил Кейт, -- а заодно подарил ему бессмертие. Вечная верность, она ведь должна вознаграждаться, ты и сам понимаешь. Теперь он в объятиях моей сестры, которую он любил много лет, и это часть его справедливой награды. И, кстати, о верховный жрец, мне показалось, что твоя богиня как-то недовольна тобой. Возможно, ты её обидел. Поэтому лучше не ходи туда, Рикард Морьер. Останься здесь, да хотя бы побудь и со мной; ведь я могу и тебе подарить, что пожелаю!
   -- Да по какому, в конце концов, праву ты со мной так разговариваешь?! -- вскипел Рикки. -- Мальчишка!
   -- Я уже далеко не мальчишка, -- возразил на это Кейт Астер, -- а что до права, так ведь право вмешиваться в пути судьбы есть и у любого из вас. Ведь мы же договаривались, что ты поможешь мне вернуть мою сестру к нормальной жизни. Думаешь, я не видел, что ни ты, ни твоя свора не были в этом ни капельки не заинтересованы?! Пришлось самому восстанавливать справедливость...
   Рикки, раскачиваясь перед Кейтом, как готовая к прыжку кобра, процедил ему в лицо:
   -- Ты гнусен. Ты разрушителен для Земли. Ты оскверняешь то, к чему прикасаешься. Ты нелюдь, не знающая сути человеческой жизни. Ты разрушил нашу веру. Ты убил священное начало. Ты убил легенду о любви и смерти. Ты уничтожил тайну.
   -- Ага, -- кивнул Кейт, улыбаясь фирменной американской улыбкой своего отца, Джорджа Астера. -- Я всегда так делаю. Для меня естественно, что тайны бегут от меня, что смерть отступает от меня, что любовь торжествует с моей помощью, а с нею торжествуют жизнь, сила, здоровье и красота. И знаешь, я вижу, что это очень хорошо. Если так не делать, человечество снова начнёт разбивать головы и колени в храмах, начнёт варить алхимические камни из ртути в покрытых паутиной катакомбах. Я уже видел одно такое человечество, и с меня хватило! Нет уж, тайн больше не будет, и смерти никто не будет поклоняться среди народа моего отца, не будет, пока я жив; а это -- вечность!
   -- Да кто ты такой, в конце концов, чтобы говорить такие слова?! -- заорал на Кейта Рикки Морьер.
   -- А ты сам подумай, -- предложил в ответ Кейт Астер.
   Рикки вдруг плюнул, отшатнулся от Кейта, как чёрт от ладана. Потом развернулся и стремглав кинулся от мемориального холма прочь.
  -- Ретроспектива-5. Солнце Непобедимое. Каллима. До 288. Айота и Кейт Астеры
   Айота и в самом деле была больше похожа на Маму, чем старшие дети Джорджа Астера. Оттого Мама и забрала Айоту с собой всего через полгода после её рождения; она боялась, что младшая сестра, несшая в себе от рождения все силы и возможности Маминого народа, будет вызывать ощущение неполноценности, неправильности у старших детей, истинная природа и силы которых всё ещё оставались под большим сомнением. Зная, что старшие дети останутся под присмотром двух взрослых Мужчин, -- Мама всегда произносила это слово так, как будто оно писалось только с большой буквы, -- она совершенно не боялась за их судьбу. Она рассчитывала навестить их чуть позже, когда дети возмужают, окрепнут и развернутся в полную силу. Тогда можно будет без опаски внести в их человеческую природу все необходимые коррективы, а пока... Нет, маленькую девочку, капризную и слабую по натуре, зато чрезмерно сильную в своих возможностях, следовало держать от брата и сестры как можно дальше, иначе возможные травмы и комплекс неполноценности отравили бы природу старших детей Мамы на многие тысячелетия вперёд.
   Мама доставила Айоту в звёздную систему обитаемого мира, который его жители называли Каллима -- в переводе это значило "нора" или "пещера", что довольно точно соответствовало их определению слова "Земля". Гуманоиды Каллимы, возникшие на свет не без помощи Мамы (всегда полагавшей разум высочайшим даром природы), начали когда-то свою эволюцию из экологической ниши, занятой на земле рукокрылыми и насекомоядными. Отчасти они напоминали антропоморфных летучих мышей, только без крыльев и пятачков, но всё же больше походили внешностью на человека, так как разумная жизнь, речь и технологическая культура всегда приводят почти все виды к конвергенции признаков. Маму они почитали как богиню, и ей это, возможно, бывало иногда приятно. Поэтому, принеся маленькую Оту в систему Каллимы, Мама прежде всего начала воспитывать в ней чувство ответственности за всякого, кто по рождению, по возможностям или же по слабости воли стоял ниже или выглядел меньше, чем была она сама. Обитатели Каллимы давали идеальную возможность для демонстрации такого подхода.
   На Каллиме почти не было океанов. Резервуарами воды служили бесчисленные пресноводные озёра, постоянно испарявшиеся и вновь наполнявшиеся дождями из многоярусной облачности. Огромные территории суши, временно выпадавшие из этого круговорота, были покрыты кристаллами и целыми глыбами соли, по преимуществу глауберовой, отчасти выполнявшей на этой планете роль ледяных шапок Земли. Немногочисленные, не более двух-трёх миллионов, разумные обитатели Каллимы благоденствовали в поясе пресных озёр, не зная особой нужды ни в чём. Зато, когда какая-нибудь катастрофа нарушала хрупкий баланс влаги в атмосфере и вода начинала литься в засоленные районы, унося с собой в жилые земли растворённую дрянь, это сразу же угрожало благополучию многих тысяч жителей планеты одновременно и требовало срочного вмешательства. Простую работу -- следить за тем, чтобы дожди лились куда нужно, -- Мама и поручила для начала маленькой Айоте.
   Следующим её занятием стала чистка и генеральная уборка системы Каллимы от налетавшей космической пыли и мусора, которые имели поганую привычку выпадать на поверхность планеты в виде метеоритных дождей. Эту работу следовало проводить не реже четырёх раз за планетарный год, и Мама быстро приучила Айоту к мысли, что система, в которой кто-то живёт, не должна выглядеть как пыльный склад неиспользованного оливина. Надо сказать, что сама Мама ненавидела выполнять эту работу. В породившей её цивилизации, где мудрецы предавались самопознанию (ибо тайны Вселенной как-то утомляли их), а прекрасные женщины постигали во всех подробностях великое искусство любви, роль Мамы сводилась к занятиям космической горничной: прибрать пыль в плоскости эклиптики, подрегулировать неправильно горящую звезду, накатать планет для украшения какого-нибудь выдающегося пира или конвента... Ей не раз говорили, что ни на что другое у неё не хватит ни разумения, ни красоты, ни благородства происхождения -- словом, ни одного из тех качеств, которые древние земляне называли "каллокагатией" и которые так ценил больной мигренью Ницше. Она и довольствовалась своей скромной ролью, а сверх того -- помогала чем могла тем планетам, где, самостоятельно или с её помощью, белковая жизнь порождала тлеющую искру разума. В этом она видела свой долг, и даже что-то вроде семейной чести. Мама ещё помнила смутно собственного Отца, вступившего в безнадёжный бой с гигантским чёрным вихрем, схлопывающимся в ядре Галактики и способным в перспективе уничтожить весь звёздный остров за считанные миллионы лет. Отец сражался, потому что это могло погубить новую жизнь, нарождающуюся в крошечной, по вселенским масштабам, зоне полного действия антропного принципа. И он победил чёрный вихрь, но победил ценой собственной жизни. Потому-то Маму так и поразил отец Айоты, на крошечном кораблике атаковавший самоубийственным тараном обломок космической материи, угрожавший его собственным сородичам; в своём будущем Муже Мама усмотрела величие духа, ставившее его куда выше большинства мужчин Маминого племени и роднившее его в её глазах с Отцом.
   Айота, разумеется, знала все эти Мамины соображения. Она быстро приучалась к работе, рутинной, повседневной и скучной, как и вся круговерть вечного космического цикла. Мама никогда не спускалась на Каллиму, и маленькая Ота тоже не видела в этом никакого смысла. Обитатели планеты, одетые в красивые тонкие наряды, делали очень мало интересных вещей; они ели и пили, веселились, танцевали, играли друг с другом в сложные игры и иногда дрались. Это было скучно, так как от этих действий в мире ничего не изменялось. Однажды Мама принесла Оте несколько развлекательных книг с Каллимы. Содержанием этих книг были любовные отношения: кто-то хотел быть с кем-то, а кто-то, наоборот, хотел кому-то отомстить или разорвать чужую пару. В конце каждой книги, пережив горе, разлуку, смерть близких и массу других приключений, все главные герои оставались при своём, примерно там же, где начали. Жизнь их, следовательно, не имела никакого смысла, и все до единой прочитанные книжки показались Оте невообразимо скучными.
   А после Мама ушла. Сказала, что она скоро вернётся, что ей надо проведать ещё две звёздные системы, где она запустила все дела, а потом побывать у старших детей -- и тогда, возможно, она вернётся с Отиными братиком и сестричкой, и Оте уже не будет так скучно. Так Ота узнала, что у неё есть другие родственники, кроме Мамы и её собственного Отца. (Джорджа Астера маленькая Айота считала могущественным и трудно представимым существом, сражающимся в безднах Вселенной с космическим хаосом, погубившим её Деда. Быть дочерью такого титана казалось Оте величайшим из имеющихся у неё подарков судьбы; узнав же, что она не одинока и что у неё есть целая семья, Айота Астер была на седьмом небе от неописуемого счастья.)
   Когда Мама исчезла из системы Каллимы, на поверхности планеты явно что-то началось. Сперва Ота не обращала на это внимания, так как внутренние дела планеты не заботили её. Единственным, что связывало её с Каллимой, помимо выполнявшихся изо дня в день обязанностей и работ, были ритмичные, сильные радиосигналы, исходившие, казалось, из самых недр чужого мира. И вот эти сигналы стали испытывать перебои - один за другим, пауза за паузой, они гасли, исчезали, пока менее чем через год не прекратились совсем. Тогда маленькая Ота не на шутку встревожилась, решив опуститься на поверхность и узнать всё-таки, что же там такое могло случиться.
   Увиденное потрясло её. Из чрева планеты, из непонятных пещер и нор, хлестали целые потоки солёной, отравленной воды, убивающие - район за районом - живую растительность Каллимы, превращающие плодородные поля и сады в ядовитые солонцы, затапливающие жилые домики, дворцы и прекрасные храмы. Люди Каллимы в панике метались среди сверкающих потоков воды и соли, кричали, ужасались, молили о спасении. Но самым ужасным было наблюдать, как мужчины - мужчины! - убивали детей и женщин, как женщины сами подставляли горло под смертоносный удар, как детские тела разбивались о храмовые камни или принимали мученическую смерть от ножей и заострённых кольев, брошенные в истребительный водоворот - о ужас! - руками их собственных матерей!
   -- Настал день рока! - кричали перепуганные жители Каллимы. - Наша богиня навсегда покинула нас!
   У Оты не оставалось выбора; она усмирила разнузданную стихию, хлеставшую из подземных нор, очистила поля от соли, помогла отстроить дома и дворцы. Только людей, погибших в этой колоссальной гекатомбе, она не могла вернуть к жизни, как бы ей этого ни хотелось. Благодарные жители Каллимы, однако, весьма свирепо приветствовали её:
   -- Кто ты, и на каком основании правишь нашей планетой? -- сурово спросили её местные гуманоиды, пристально рассматривая при этом Оту со всех сторон своими огромными чёрными глазищами.
   -- Я -- дочь своей Мамы и своего великого Отца, который вечно сражается в безднах мироздания с космическим хаосом, -- ответила озадаченная таким приёмом Ота, -- а зовут меня Айота Астер.
   -- Ах, так ты дочка нашей богини? Значит, она оставила нам великий дар... Сейчас, мы посовещаемся, что и как правильно делать с тобой дальше!
   -- Какое вы имеете право решать мою судьбу?! -- рассвирепела Ота.
   -- Мы -- Высшие, мы решаем все до единой судьбы в нашем мире. За исключением судьбы богини, естественно, ибо её судьба предписана от начала и до конца в священной Книге Мироздания. Но ты -- не она! Мы имеем власть над тобой...
   Оту этот подход сильно расстроил, но говорившие с ней, конечно же, были Мужчинами, и это заставило её послушаться их решения. Мамино воспитание сильно сказалось на характере дочки. В течение семи дней Ота предстояла перед Собранием Высших, отвечая круглые сутки на бесчисленные вопросы, которые задавали ей мудрецы. Сколько ей лет? Что она умеет? Что она умеет цитировать из священной Книги Мироздания? Что сделала она в свои годы ради достижения Всеобщей Цели? Знает ли она что-нибудь о достославных деяниях предков нынешних Высших, об эпохах Киновии, Великого Матриархата, о революции Высшего Достоинства? Её невежество сочли непростительным, её ум -- ограниченным; но, принимая во внимание то, что она всего лишь женщина, Собрание приняло решение, во всех отношениях справедливое и мудрое -- одиннадцатилетнюю Айоту Астер решено было отдать замуж.
   Делалось это не просто так, а с подобающим случаю пафосом. Не один, а сразу пятнадцать мужей должны были появиться у Оты; сразу пятнадцать родов каллимских Высших искали породниться с богиней. Никто из них не скрывал, что целью этого брака было получение божественной природы, подобной природе Мамы и самой Оты, что, в свою очередь, позволило бы Высшим никогда более не беспокоиться о судьбе своей несчастной планеты, которая -- это знали все, -- была обречена, как предрекала Книга Мироздания, на конечную и скорую погибель. Мнение самой Оты в расчёт, разумеется, более не бралось -- женщины на Каллиме имели статус, мало отличавшийся от статуса движимого имущества.
   Для юной Айоты ничто из происходящего не казалось по-настоящему неправильным, даже удивительным. Она слишком мало знала о мире и о тех обычаях и правилах, что устанавливали между собой белковые существа. В конце концов, если для процветания и выживания вида было необходимо, чтобы у неё, Айоты, было целых пятнадцать мужей -- а не один Отец, как у Мамы, -- то стоило ли проявлять неблагодарность и непокорность тому, что здесь называли судьбой? Пятнадцать Мужчин наверняка лучше одного мужчины... И вот, за несколько дней до торжественной церемонии, к ней пришла одна из женщин, убиравших праздничные залы от пыли и присматривавшая за светильниками (и тем похожая на Маму -- иначе Айота никогда не поверила бы ей). Эта женщина рассказала маленькой Оте вещи, от которых у той застыла кровь в жилах:
   -- Каллима -- место, проклятое от рождения, не живой мир, а источник бесконечного страдания! Беги отсюда, дочь богини, беги, скройся в звёздных просторах. Живи со своим народом, и никогда не возвращайся на планеты, где живут люди, иначе как с очистительным огнём в руках! День ото дня мы живём в боли и страхе, наша судьба полна плача, и дай-то нам воля рока, чтобы у Нижних получилось то, что задумали Сёстры Страдания, и чтобы наш мир погиб бы навсегда!
   Для Оты такие слова звучали дикостью. Она принялась расспрашивать служанку, которая уже немного вышла из возраста цветущей юности и оттого считалась среди Высших не годной ни на что старухой, и та ответила на все её вопросы коротким, полным боли рассказом.
   Оказывается, давным-давно, много поколений назад, все обитатели Каллимы жили в сложной сети полуискусственных пещер или нор, соединявших подпочвенные слои планеты в единую сеть. В этой подземной стране веками процветали ремёсла, культура, искусство; закономерная эволюция техники привела сперва к порабощению одних людей другими, а позже, в век пара, электричества и радио, к тому, что порабощённые восстали и свергли своих угнетателей, зажив единым всепланетным обществом. Так началась эпоха Киновии, великого передела и процветания мира. В те годы была сформулирована и концепция Всеобщей Цели, не позволявшая обществу разбредаться и терять взятый темп развития. Конкретная цель могла меняться, могла быть достигнута, но сама идея -- служение каждой личности высшему, сформулированному благу коллектива, -- долгие годы воспринималась как само собой разумеющееся состояние дел, единственно достойное воспроизведения.
   По мере того, как конкретные цели и блага, бывшие предметами мечтаний прошлых эпох, были реализованы одно за одним, новые цели становилось всё труднее формулировать. Общество всё чаще расходилось во мнении, что и как делать дальше. Это центробежное стремление начало порождать расколы, распыление сил, гражданские конфликты, не доходившие, конечно, до открытой войны, но оттого не менее разрушительные для общественной стабильности. Тогда предложено было создать особые органы для формулирования целей, принципов и задач цивилизации Каллимы -- предтечу нынешнего Собрания Высших. Собрание быстро установило жёсткие законы и правила для жителей планеты, позволившие применить на законном основании насилие и прекратить гражданский разброд. Новой Всеобщей Целью объявлено было познание основной тайны бытия -- тайны человеческой личности. Ради этой новой Цели создавались институты и академии, работали художники и поэты. Личность Человека превозносилась и ставилась на пьедестал. Во избежание же расколов в обществе, строгие законы предписывали всем гражданам Киновии, прежде всего работоспособным мужчинам и женщинам недетородного возраста, тратить своё время и труд ради достижения Всеобщей Цели как можно более эффективно.
   В обновлённой Киновии ребёнок начинал трудиться, как только вставал на ноги. Детские игры, как и все игры вообще, объявлены были бессмыслицей и нелепицей, развлекательное чтение и мероприятия запрещались, за очевидным отходом этого занятия от Всеобщей Цели -- преобразования человека будущего в Личность. Школьные занятия чередовались с общественно полезным трудом, то и другое -- с беспощадной дисциплиной. Во имя будущего понимания сути Человека, жизнь и достоинство конкретной личности были объявлены ничтожными, а стихийные выступления масс беспощадно подавлялись самыми современными средствами истребления или, того хуже, причинения длительных невыносимых страданий. Старики, больные, а впоследствии и ненужные рабочие руки просто уничтожались за ненадобностью для общества. Критики и скептики говорили, что в этой жизни ничего не осталось от старой Киновии. На это им возражали, что Киновия растёт диалектически сама над собой и что приближение к новому пониманию истинной природы Человека естественным образом требует избавления от всех предрассудков и пережитков ненужного старого общественного устройства.
   Первыми возмутились женщины. Они не хотели, чтобы их, уставших рожать и ухаживать за младенцами (а именно это, помимо труда ради великих целей, занимало их время всю сознательную жизнь), отправляли в газовые печи, как отработанный биоматериал; но, в ещё большей степени, они не желали отправлять туда своих детей, неудачных или внезапно оказавшихся ненужными для очередного мудрого плана Собрания Каллимы (Высших тогда ещё не было). Женщины восстали, перебили лидеров Собрания и многих идеологов Киновии, после чего, с усилиями и кровью, на Каллиме установился Второй, или Великий Матриархат. Это было большим благом для общества -- прекратились побоища, людей перестали уничтожать миллионами и рожать на конвейерах, вернулись свободное время, искусство, простой труд, радость личного общения. Отныне больше никому не требовалось праздновать свои Семь Дней Свободы, когда, единственный раз в жизни, обитателю Киновии разрешалось предаться различным удовольствиям, большую часть которых составляла декламация заранее заученных стихов о том, как ему лично хорошо именно в этот день, как грешно и стыдно будет продлевать наслаждение и как же он хочет скорее вернуться к работе во имя Всеобщей Цели...
   Великий Матриархат просуществовал довольно долго, и тут-то выяснилось, что сторонники Всеобщей Цели тоже были не совсем неправы, вернее, не то чтобы правы, но рациональное зерно в их суждениях тоже имелось... Одним словом, люди на Каллиме внезапно перестали интересоваться всем, кроме мелких межличностных отношений -- семьи, вражды, дружбы, ненависти, зависти, удовольствия. Остановилось (и многие радовались этому) всё или почти всё то, что в обиходе характеризуется словами "общественный прогресс". Более того, цивилизация стремительно начала рушиться, деградировать. Лидеры Матриархата приняли в эти годы много верных решений, главным из которых было установление культа героев-мужчин, которых прекрасные женщины благословляют и ведут на верную гибель ради Всеобщей Цели, вновь вернувшегося в общественный обиход понятия, которое теперь подразумевало бесконечное служение воплощённому идеалу. Примерно в это же время установлен был и культ Богини, так как её влияние на природу мира, долгое время недооценивавшееся в технологическую эпоху, было наконец-то доказано окончательно.
   Но нашлось множество людей, и мужчин, и женщин, не согласных с идеологией Великого Матриархата. Они сбежали из своих комфортабельных нор на поверхность, туда, где среди песков свирепствовали ветры и туманы -- сбежали, чтобы продолжить путь Всеобщей Цели так, как завещали их предки при Киновии, то есть, создать нового совершенного Человека и новую расу великих людей. Они и стали предками Высших. Когда внизу, в норах, Великий Матриархат привёл всё-таки к полной деградации материальной культуры, а подвиги ради женщин превратились в простое соперничество самцов за право размножаться, Высшие пришли на помощь обитателям нор -- Низшим -- со своими технологическими и научными арсеналами. Взамен Низшие стали выполнять самые рутинные, обыденные работы, до которых Высшим не хотелось даже дотрагиваться. Туда же, к Низшим, ссылали рано или поздно и большинство женщин из верхних поселений, которые переставали радовать взоры своей красотой и молодостью, но так и не завоёвывали себе места под солнцем добротой и мудростью, либо, чаще, противоположными качествами -- умением добиваться своего. (Такая же судьба постигла однажды и новую знакомую Оты, принявшую столь неожиданное участие в судьбе будущей новобрачной.)
   И тогда женщины там, внизу, действуя под руководством наследниц Великого Матриархата, приняли решение, казавшееся им единственно верным способом прекратить цикл страданий разумной расы здесь, на Каллиме. Они решили открыть путь сквозь норы солёным океанам, скопившимся под землёй, чтобы уничтожить раз и навсегда всю планету -- колыбель боли и отчаяния, -- и разорвать навсегда безвыходный круг мучений, замкнувшийся окончательно во времена Киновии. Многие мужчины нижнего мира, перенявшие у Высших дурную традицию не слушаться женщин, пытались остановить работу разрушительниц, называвших себя Сёстрами Страдания; другие, принявшие новую цель как последний и окончательный вариант Всеобщего Блага, помогали им чем могли. И этот план, стоило Богине отлучиться, начал было успешно осуществляться, но тут нечто (судьба, наверное!) вмешалось в его реализацию, и Высшие, познавшие истинный смысл замысла Сестёр, навсегда решили захватить контроль над Каллимой, поставив дочь Богини себе на службу и подавив беспощадно все попытки сопротивления своей воле.
   Каким бы сбивчивым, каким бы нелогичным ни смотрелось это изложение истории Каллимы, у Оты хватило ума не спорить с ним и не вмешиваться в понимание исторических процессов, проявленное её новой подругой. Она поняла одно, самое важное: люди страдают, и из неё, Айоты Астер, здесь пытаются сделать орудие, причиняющее или позволяющее причинять подобные страдания разумным существам, возможно, на протяжении сотен тысяч лет. И Ота поклялась женщине, пришедшей предупредить её, что она никогда не станет служить злу, что она никогда не выйдет замуж ни за одного мужчину, и что, если она увидит своими глазами, что мир попал в тиски безысходных мучений, то она сама поможет Сёстрам Страдания и уничтожит Каллиму со всеми её разумными обитателями -- быстро, просто и без мучений, коль скоро смерть оказалась бы единственным выходом из тупика. Она бежала из-под венца, ожидавшего её, и поклялась никогда и ни в чём не доверять более мужчинам.
   А потом в систему Каллимы примчался её брат. Она, конечно же, не узнала его, и вообще не поняла, что происходит. Но Кейт Астер, успевший ещё на подлёте изучить всю обстановку на Каллиме, приветствовал её удивительнейшими словами, показавшимися ей в тот момент райской музыкой:
   -- Да вы что тут все, с ума, блин, посходили?!
   И тогда началось невообразимое. За двенадцать лет Кейт поднял восстание внизу, в норах. Восстание, разрушившее как власть матриархов, так и устремления Высших ко Всеобщей Цели, внезапно обнажило самые тёмные, самые неприглядные жизни общества Каллимы. Технология планеты рушилась во мрак; достижения науки и медицины были забыты -- пришлось восстанавливать всё буквально с нуля. Доверие между мужчинами и женщинами в обществе подорвано было до такой степени, что многие из них считали друг друга разными видами, которым следовало бы встречаться только для размножения -- или, по возможности, вообще не встречаться. Детская смертность была чудовищной, врачи бездействовали, зато признанные светила медицинской науки из числа Высших вволю развлекали себя и своих гостей чудовищными пытками, которым они подвергали людей... Сжимаемые вместе железной волей Кейта и его последователей, общественные силы Каллимы заново учились искать общие точки соприкосновения и общих для народа врагов. Затем, как волна термоядерного горения в сверхплотной плазме, вспыхнул и разом прокатился по Каллиме народный гнев. Кейт Астер не знал отдыха -- убеждал, вещал, проклинал, грозил, горел, светил, ругался, хвалил, требовал проявить ответственность и к ответственности же призвать; его называли Солнцем Непобедимым, воплощением света и ярости, он оказался лидером по праву и по нраву, но его абсолютно, совершенно не понимали. Он вызвал к жизни какие-то могучие процессы, но результат его явно не устраивал. В него начали верить, как в бога, как в спасителя, явившегося в тёмный час Каллимы, чтобы вновь привести народ ко всеобщему благу Киновии. Когда он спросил, зачем ему это было бы надо, то мудрые ответили ему так, как считали нужным:
   -- Нельзя же обществу обходиться без жрецов! Жрецы хранят общественное единство. Стоило нашим общим жрецам исчезнуть, и начался раскол. А ты -- ты послужишь нам опорой, и твои жрецы, о солнечный бог, вновь восстановят единство Киновии на Каллиме! Ради нашей Всеобщей Цели, ты должен служить нам, как мы служим тебе!
   -- И какова же эта ваша Всеобщая Цель?!
   -- А это неважно. Главное, чтобы она была принципиально недостижимой, -- объяснили ему жрецы. -- Тогда и только тогда мы сможем вечно управлять движением общества, не допуская к власти низких людей с низкими помыслами и целями.
   Тогда солнечный бог разгневался, и слова, сказанные им, были ужасны и непостижимы.
   И неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы из глубин пространства до Кейта не долетел вдруг зов о помощи, зов его сестры и её друга, которого там, кажется, убивали или хотя бы собирались убить. Кейт, озабоченный неожиданно свалившимся несчастьем, разом оставил свои дела на Каллиме и собрался в дальний путь. Айота согласилась, что в его отсутствие присмотрит худо-бедно за всем, что хоть как-то напоминает разумные усилия жителей планеты. Но таких усилий оказалось до крайности мало. Пока Кейт был с ними, он лечил и учил, строил и сеял; когда он ушёл, они смогли только сетовать на то, что такое полезное в хозяйстве божество покидает их. И Айота Астер поняла, что её усилия здесь ничего не изменят.
   Но Айота Астер поняла и кое-что ещё из всей этой истории, кое-что глубоко личное.
   Её брат и в самом деле был богом, то есть -- Мужчиной!
   А значит, их общая Мама была права в своём отношении ко Вселенной и к людям.
  -- Поражение дракона. Земля. 310.06.17. Рикки Морьер и Кейт Астер
   Вернувшийся с Луны в Галаксиди Рикки Морьер был буквально перегрет от ярости. Даже полностью завершённый Змей-Ракета больше не радовал его. Создание этой штуковины было хорошим решением в условиях, когда из двух самых могущественных существ в Солнечной Системе одна спит беспробудным сном, а другой -- ведёт себя как ручной котёнок в руках своей чёрной, как эбеновое дерево, дрессировщицы. И вот, за какие-то трое суток, всё встало с головы на ноги; спящая богиня проснулась, а котёнок, сладко потянувшись, между делом дружелюбно показал зубы и когти. Дрянь! Да какое право эти космические выродки имеют, чтобы вмешиваться в дела и великие планы человека Земли! Человека? Ангела, Рикки Морьер, ангела. Точнее, даже архангела, архистратига воинства небесного, уже возникшего, как призрак возмездия, на пороге человечества Земли!
   Неужели эти двое посмеют его останавливать? Нет, этому не бывать! Это не их мир, Земля осталась им чужой, а вот с Астрофлотом у них есть хотя бы духовные связи -- их отец, один из немногих поименованных до сих пор героев звёздного поиска, их происхождение, воспитание, сам образ жизни. Общество им нужно непременно, этим детишкам Джорджа Астера, а вот земное человечество -- нет, не нужно совершенно. Что оно им, собственно, может дать, это ваше земное человечество? Ненужные традиции, прогнившую, обветшалую культуру? Ерунда! Все эти книги и картины, смысл существования которых только в том, что они невесть какие древние, давно уже утратили ценность. Пора учить людей смотреть вперёд! Что ещё? Потребительские карточки по высшему разряду? Но то, что нужно этим звёздным полубогам, не производится на земных заводах -- разве что какие-нибудь штучные инструменты в самых передовых технологических мастерских и лабораториях. Что ещё? Общение? Но им бесполезно общаться с землянами, весь опыт Анитры, да, пожалуй, и Кинтии Астер, свидетельствует об этом неоспоримо. И коммунизм им тоже не нужен, ведь коммунизм -- это экономическая организация, а они не нуждаются в экономике. И к звёздам они тоже не стремятся, ведь звёзды -- и без того их дом родной. Стоп! А нужен ли им тогда Астрофлот, нужны ли Звёздные? Тоже сложный вопрос... Ангелы служат единому божеству, единой цели, чужие боги им не нужны и даже вредны. Значит -- либо уничтожить их, либо изгнать с Земли навсегда. Второе не так надёжно, зато гораздо проще.
   Нужно только ещё не дать им забрать с собой Юсуфа Куруша, этого воскресшего, если верить Кейту, Лазаря. Мы уж тут с ним уже сами разберёмся по-свойски, как с самозванцем и осквернителем святынь! Главное, чтобы они не успели поделиться-таки с ним этой своей природой! Если она, как предполагают Анитра и сам Рикки, передаётся через сексуальный контакт, подобно дурным болезням, то... Впрочем, это никогда не делается быстро. Кинтия -- книжная девочка, она знает традицию любовных отношений, она не позволит себе поддаться страсти -- даже если эта страсть вообще существует. Сейчас они будут несколько дней встречаться с Юсуфом, дивиться чудесному спасению пилота, рассказывать друг другу о своих чувствах, и только потом он наберётся духу и потащит её в койку. Да и то, девица наверняка поломается, хотя бы для виду... Культурная шибко, бережёт невинность, как зеницу ока, а у самой, небось, глазки маслом подёргивались, даже когда рассказывала про стати своего братца! Фу, какое извращение! Вот и пусть трахают друг друга, когда уберутся отсюда! Впрочем, нет, этого тоже не стоило бы допускать. Надо бы заранее поговорить с Анитрой, пусть воспользуется своими психологическими штучками и заранее привьёт Кейту отвращение к самой возможности инцеста. Пусть-ка пострадают в вечном одиночестве, пусть походят девственниками до конца времён! (Рикки поймал себя на том, что ему сверх меры отвратительна и ужасна мысль о Кинтии в объятиях другого мужчины.) Это земляне всё ещё очень хорошо умеют -- причинять разумным существам психические, а по возможности и физические страдания. Главное здесь -- быть последовательным, не останавливаться, не оглядываться, не щадить! Ведь каждый ангел должен быть ужасен, а коммунизм и звёзды -- это всё для ангелов, не для людей...
   Итак, цель теперь известна: сохранить полный контроль над Землёй! Для этого пора действовать, хоть ещё и не всё готово (Рикки рассчитывал начать выполнять большинство своих планов в апреле двенадцатого года). И для начала следует разобраться с этой парочкой, которая больше не сможет играть отведённую им роль. Не так-то это и легко... Ну что ж, придётся рисковать! Оказавшись втянутыми в разборки между Землёй и Звёздными, эти двое либо вообще не смогут сделать выбор в пользу одной из сторон, либо же поддержат Звёздных -- на его, Рикки, условиях, конечно же. А если они надумают уходить, но поколеблются, то у него есть чем воздействовать на их решение. Или не он, Рикард Морьер, убедил руководство Астрофлота в прошлом году отправить почти пустой звездолёт с суперсветовыми двигателями в страну их отца, на планету Край? О, теперь он сумеет это использовать должным образом, дайте только возможность... Но сначала -- психологическая подготовка, без которой нечего и думать сломать упрямство этих космических котяток!
   Он вызвал на связь Анитру Нилумбу, которая тем временем задумчиво сидела в скверике своего института подле бюста писателя Санина и жевала оливки из жестяной баночки.
   -- Вся твоя работа ни к чёрту не годится, -- сказал ей Рикки Морьер. -- Я нашёл Кейта. Он всё-таки разбудил свою сестрёнку, а теперь они на пару сделали ещё и что-то некрасивое с Юсуфом Курушем.
   -- Я знаю, -- задумчиво ответила Анитра, покачивая ногой так, что стоявшая у неё на коленке баночка с оливками начала опасно крениться. -- Он только что звонил мне, и, представь себе, вскоре они оба собираются нагрянуть ко мне в гости. Я пыталась устыдить его, но не тут-то было. Он полностью вышел из-под моего контроля, Рикки! Должно быть, это его сестра так дурно влияет на него. Помилуй бог, Рикки, ведь это уже совершенно неуправляемая ситуация!
   -- Попробуем управиться, -- ответил Морьер. -- Слушай меня внимательно: через час за тобой прилетит мой челнок, прямо в институт, прямо в парк. Ты можешь сопротивляться, можешь кричать и требовать, чтобы тебя не трогали, но мои Звёздные всё равно увезут тебя в Галаксиди, в Дельфы. Я жду тебя тут. Вот тогда мы и поговорим с Кейтом Астером по душам.
   -- А если мне это не нужно? -- Анитра пожала покатыми, гибкими, точно струи водопада, плечами, отставила в сторону банку с оливками, встала на фоне постамента, покачиваясь на носках. Её рот вопросительно приоткрылся, глаза лукаво сощурились.
   -- Тогда, клянусь звёздами, я дам Кейту Астеру оттрахать тебя во все щели! -- взорвался Рикард Морьер. -- Шлюха! Я терплю тебя только до тех пор, пока ты позволяешь себе быть моим инструментом, и ничем другим! Но если ты позволишь себе хоть каплю сверх этого...
   -- О, -- сказала Анитра, -- ну вот. Твоя мужская натура наконец-то проявилась во всей своей гнилой и смрадной красе. Но, впрочем, Рикки, ты прав -- я не хочу трахаться с Кейтом Астером. Присылай свой челнок, а я приму все необходимые меры...
   Когда через час Звёздные посадили кораблик Рикки прямо на лужайку перед институтом, превратив зелёный газон и нарядные цветочные клумбы в море огня и дыма, Анитры и след простыл. Ни расспросы, ни розыски не помогли разгневанным Звёздным установить местоположение темнокожей женщины-психофизиолога. Анитра Нилумба исчезла!
   -- Ну что ж, -- сказал Морьер, узнав об этом. -- Тем меньше у меня оснований останавливаться в своих дальнейших действиях перед соображениями вроде гуманизма, справедливости или доверия к людям. Анитра напомнила мне, чем бывают земляне, когда их не держишь на коротком поводке. Придётся мне стать ещё чуть более решительным, чем я думал быть до сих пор!
   Несколько часов спустя, уже ранним утром шестнадцатого мая по европейскому времени, операторы новостей Астрофлота распространили в публичных информационных сетях заранее подготовленное коммюнике, снабжённое множеством документальных свидетельств, доказательств, интервью, цифр и различных примечаний. Свидетельства неприглядной реальности, содержавшиеся в коммюнике, давали любому желающему, как землянину, так и сотруднику Астрофлота, очень большую пищу для размышлений.
   Во-первых, Астрофлот и внеземельные колонии к настоящему времени буквально имели Землю на своём содержании, обеспечивая планете семьдесят три процента энергии, восемьдесят два процента промышленных продуктов и даже двадцать девять процентов пищи, по преимуществу искусственной, от общего числа производимых ресурсов земной экономики. При этом сам Астрофлот фактически находился на положении самообеспечения, вывозя на Землю всё больше и больше и не получая ничего взамен.
   Во-вторых, и это выглядело куда хуже, оказывалось, что множество ресурсов, добытых или выработанных Астрофлотом, на Земле тотчас же попадало в теневые структуры или в руки частных кооператоров, ухитряющихся вновь ловить рыбку в помутневшей воде непрозрачной плановой системы. В частности, именно в эти теневые активы попали огромные технические ресурсы, созданные сверхурочным и смертельно опасным трудом молодых астрофлотовцев, а затем якобы уничтоженные, разобранные или взорванные во время демонстративных акций по разрушению космической промышленности.
   В-третьих (Рикки знал это по себе!), в мире существовало немалое количество технических средств, позволяющих работать в космосе, которые отнюдь не находились в ведении Астрофлота, а наоборот -- принадлежали по факту разным индивидуальным и коллективным владельцам, противопоставляющим в своей деятельности собственные интересы общим интересам цивилизации.
   В-четвёртых и в-главных, обо всём этом не мог не быть прекрасно осведомлён Совет Земли, его комиссии и комитеты; но, несмотря на это, Совет и все руководящие административные структуры продолжали, под предлогом свёртывания космической программы, потворствовать шаг за шагом узурпации внеземных ресурсов частными лицами и нарастанию прямой эксплуатации сотрудников Астрофлота. Более того, именно Совет своим действием и бездействием способствовал тому, что Астрофлот, принося Земле наибольшее в относительном и абсолютном выражении количество материальных благ, оказался перед лицом планетарной цивилизации на положении мальчиков для битья, а его сотрудники стали для землян расхожим символом неустроенности и неприкаянности в быту, настоящим жупелом для тех, кто хотел бы провести свою жизнь в комфорте и достатке, как единственно и подобает жить всякому разумному существу.
   Исходя из фактов, изложенных в коммюнике, Рикард Морьер от имени Астрофлота выдвигал Земле ультиматум, угрожая обществу Земли -- неслыханное дело! -- всеобщей стачкой. Наученный опытом истории, имевший прекрасное классическое образование, он рассчитывал на определённый эффект. И он добился своего! Общество, получив встряску, немедля раскололось, поляризовалось; многие земляне, ознакомившись с меморандумом, почувствовали свою прямую зависимость от существующей ситуации и ощутили глубочайшую необходимость как-нибудь закрепить возникшее положение вещей, хотя бы даже и объявив сотрудников Астрофлота гражданами второго сорта на законодательном уровне. Другие же, не столь остро чувствовавшие экономическую конъюнктуру, или же просто движимые внушёнными с детства представлениями о справедливости, напротив, принялись возмущаться и требовать немедленного и радикального изменения ситуации. По Земле, как огонёк по бикфордову шнуру, зазмеилась искорка гражданского конфликта, поджигая временами то, что уже успело само собой дойти до взрывоопасного состояния. Этого, собственно, и добивался Рикард Морьер.
   Ультиматум, предъявленный им Земле от имени Астрофлота, состоял из следующих ключевых пунктов.
   Для начала предлагалось признать, что Совет Земли и другие структуры власти не справились с задачей удержания общественно-политической системы в провозглашённых рамках, утверждающих экономическое равноправие и общественную собственность. Следовательно, Совет должен был быть распущен, а взамен назначены новые выборы через год, в новый коллегиальный орган власти, включающий в себя сотрудников Астрофлота в числе, пропорциональном экономическому вкладу этой организации в жизнь Солнечной Системы -- то есть, в большинстве.
   Далее, все до единого виды общественных установлений и структур, способствующие поддержанию упомянутого неравенства, от распределительных карточек с повышенным уровнем потребления до права на внеочередную аугментацию или специальную медицинскую помощь включительно, должны были быть официально осуждены и отменены. Сверх того, чужие распределительные карточки у людей, способных заниматься производительным трудом и не занимающихся им, -- например, у членов семей астролётчиков и глубоко аугментированных работников опасных производств, -- должны были быть изъяты у иждивенцев и переданы в фонды общественного потребления, с последующим правом тех, кому эти карточки принадлежали на деле, истребовать себе всё, что им полагалось, из этих фондов.
   Следующим шёл совсем уж неприемлемый пункт об изменении структуры преподавания школьных знаний и воспитания подрастающего поколения. От имени Астрофлота Рикард Морьер требовал осуждения практики, при которой в целях самосовершенствования личности более половины учебных часов отдавалось изучению устаревших, ненужных классических произведений искусства и культуры, повествовавших о давно канувших в бездну истории персоналиях, событиях и отношениях. Вместо этого, Морьер призывал сосредоточиться на технических, точных и естественно-научных дисциплинах, знание которых способно было превратить человека из рассуждающей, рефлексирующей по каждому поводу твари в могучий инструмент общественной воли, направленный на достижение высоких целей, поставленных перед человечеством в настоящем и в будущем.
   Ультиматум содержал и ещё несколько пунктов, менее важных; впрочем, для того, чтобы поляризовать общество или даже вызвать взрыв, хватило бы и первых трёх требований. Консерваторы выступали против Рикки Морьера, радикально настроенные реформаторы находили в его словах немало справедливого. Те, кто успел воспользоваться сложившимся положением дел в своих целях, бурно протестовали против самой попытки вмешательства Астрофлота в дела Земли и требовали санкций; те, кто понял, что в очередной раз не успел ухватить полагавшийся им кусок общественного пирога, поддерживали "законные требования" Звёздных. Седовласые учительницы и матроны, собаку съевшие на разного рода "отношениях", ненавидели Морьера всеми фибрами души, зато школьники, утомившиеся от зубрёжки бесчисленных имён в "Саге о Форсайтах" и "Евгении Онегине", ликовали, предвкушая расправу над классиками. Как бы то ни было, Земля и Совет решительно сказали "Нет!" в ответ на каждый из пунктов предъявленного Рикки ультиматума.
   Тогда началась забастовка астролётчиков. Были выключены, один за другим, все уцелевшие энергокомплексы на орбите, и ночная Земля померкла. В портах отменялись старты всех рейсов, кроме медицинских и спасательных. Корабли, несшие в гигантских баках сырьё и продукты химического синтеза из системы Юпитера, остановили свой бег и вышли на дальние приземные орбиты. В туристических зонах, в лабораториях и на экспериментальных станциях, где лаборанты-астролётчики денно и нощно ковали орудия для признанных земных диссертантов и академиков, захлопнулись шторки, отгораживавшие рабочие помещения от жилых -- исследования стали, угрожая срывом графиков и лишением специальных поощрений, а то и титулов, многим важным специалистам. Мир вдруг узнал на себе, насколько важен для него Астрофлот.
   Перепуганные масштабом событий, члены Совета Земли разрешили применить силу. Относительно мирные попытки отстранить Звёздных от руководства объектами Астрофлота довольно быстро перешли в открытое применение оружия, которого, по идее, ни у кого из землян не должно было быть. Территориальные Советы прямо санкционировали вооружённое насилие, и на объекты, принадлежащие Астрофлоту, внезапно полезли какие-то аугментированные субчики в форменных куртках с нашивками "кооперативной охраны", с теми же ничего не говорящими названиями вроде "агентство Квант-С" на удостоверениях личности. Откуда они взялись, большинство землян особенно не задумывалось. В возникшей ситуации они воспринимались как избавители. И первая кровь, пролившаяся в этом гражданском конфликте вечером шестнадцатого мая в Филадельфии, была кровью Звёздных. Узнав об этом, Рикард Морьер так и сказал:
   -- Запомните это: первая кровь наша! Это чтобы не было потом разговоров о "нарушенных правах", или о том, что мы не пытались обращаться к общественному мнению или к законам Земли. Закон Земли, общественная конституция -- дают нам право на самозащиту! А эти субчики, кем бы они ни были, уже самим фактом своего существования подтверждают, как же всё на самом деле прогнило на этой вонючей планетке. Ну что же, наша очередь! Пора Звёздным показать, на что мы теперь способны.
   И Звёздные показали себя! Пули и лучи почти не брали их, когда они сами взялись за оружие и принялись вышвыривать вооружённых агентов Земли, как котят, с охраняемых объектов Астрофлота. Ни внезапная разгерметизация, ни взрывные волны не брали их. За два часа всё, что принадлежало теперь Звёздным, было очищено от подозрительных субъектов, и Рикард Морьер опубликовал второй ультиматум, в котором требовал справедливого и беспристрастного суда над теми, кто посмел помешать свободному волеизъявлению работников Астрофлота с помощью вооружённых бандитов.
   На это Земля ответила сокрушительным ударом. Батарея противометеоритной обороны, установленная на Командорских островах, получила санкцию на атаку от руководителя Комиссии по планетарной безопасности, назначенного Советом на эту должность более двадцати лет назад. С разрешения руководителя, батарея нанесла лучевой и ракетный залп по семи орбитальным станциям, попавшим в руки Звёздных. Это была открытая война. Рикки рассчитывал на неё, и он её получил!
   В три часа ночи семнадцатого мая Змей-Ракета приведён был в боевое положение. Шестьсот самособирающихся конвейерных модулей, насыщенных под завязку энергией с околоземных станций, начали принимать в себя -- кусок за куском -- сознание Рикарда Морьера, реорганизованное по тому же принципу, который открыли и смоделировали биофизики из Кейптауна в звёздном организме Кейта Астера. Конечно, это была не перегретая адронная плазма, из которой состояли тела Кинтии и Кейта, а обычные хромодинамические конструкции. Но зато эта технология не требовала особых условий для своего функционирования; Земля могла воспроизводить Змея-Ракету в течение практически неограниченного времени. В таком теле Рикард Морьер мог рассчитывать на практическое бессмертие, на то, что он успеет реализовать все свои планы и увидеть все их результаты воплощёнными. Но самое главное -- он мог рассчитывать и на могущество Змея-Ракеты, единственное могущество во Вселенной, которое подчинялось лично ему.
   В четыре пятнадцать по среднеевропейскому времени Змей-Ракета нанёс Земле первый ответный удар. Жители Веллингтона в Новой Зеландии стали его жертвами. Новая Зеландия не принимала почти никакого участия в проектах Астрофлота, её населяли люди, принципиально дистанцировавшиеся от любых великих свершений и твёрдо уверенные в том, что рано или поздно Земля будет спасена одною лишь силой их интеллекта, которую они, впрочем, предпочитали не демонстрировать. Веллингтон почти в полном составе голосовал за самые суровые санкции против Звёздных, посмевших вообразить себя -- подумайте только! -- равноправными членами общества, и возмездие постигло его прежде иных городов Земли. Некоторые из обитателей Веллингтона успели заметить тонкий серебристый луч, павший наискось на центр города. Затем город накрыла полусфера раскалённой плазмы диаметром около километра, во мгновение ока поглотившая всё живое и всё, что было создано руками людей. Вспышка, в сто раз ярче солнечной, озарила окрестные горы и океан до самого горизонта. На остров обрушилась ударная волна колоссальной силы, и в небо над Новой Зеландией вознёсся огромный туманный столб, над вершиной которого медленно расплылось во влажном воздухе тёмное грибовидное облако диаметром около ста километров.
   Одновременно с этим Звёздные контратаковали. Огнём с низких орбит были разрушены одна за другой все батареи земной противометеоритной обороны. Заранее отлитые чугунные болванки, сброшенные с помощью точных систем наведения из ионосферы на поверхностные цели, поразили свыше шестисот промышленных объектов и узлов связи, которые можно было бы использовать для организации планетарной обороны или для создания координационной сети, способной разрабатывать меры противодействия.
   Тогда прозвучал третий и последний ультиматум Земле, предъявленный Рикардом Морьером. На сей раз Рикки потребовал от человечества полной и безусловной капитуляции. В противном случае, предупреждал он, огненное дыхание Змея-Ракеты будет уничтожать по одному городу Земли через каждые полчаса. На организацию сдачи отводилось ровно полсуток, с шести до восемнадцати часов по времени Европы. В противном случае, говорилось в ультиматуме, Звёздные не остановятся даже перед геноцидом человечества, ибо коммунизм и путь к звёздам, как известно, открыты для ангелов, но вовсе не для людей.
   В этих условиях собравшийся в Нью-Йорке на экстренное заседание Совет Земли принял вынужденное решение -- поручить детям Джорджа Астера, Кейту и Кинтии Астер, использовать на благо родной планеты своё космическое могущество и остановить Змея-Ракету и Звёздных любой, приемлемой для земной экономики, ценой, избегая всеми силами также убийства нормальных людей, разрушения личного и общественного имущества, промышленных и научных объектов Астрофлота, а также не проявляя аморального поведения и не предъявляя ни к кому из землян никаких специальных требований в процессе организации защиты планеты. Координатором усилий брата и сестры по защите мира Совет избрал видного специалиста в области космической психофизиологии, отважную женщину, еле вырвавшуюся из угрожавших ей тисков тирании Звёздных, -- доктора Анитру Нилумбу.
   В таком или примерно таком порядке все эти новости дошли до Кейта и Кинтии, каждый из которых занят был в это время своими делами, хотя и переживал бурную радость от встречи. Кейт сидел в системе Урана, помогая Фейнману заканчивать поскорее его фантастический опыт, а заодно приспосабливая свои "искры" к работе с интерфейсом "энциклопедии профессора Урана" -- он верил в просвещение и благую силу знаний. Кинтия же, если не вдаваться в мелкие подробности, просто приятно проводила время с Юсуфом Курушем, который чувствовал себя так, словно и не умер четырнадцать лет назад -- да по сути, ведь так оно и было. Куруш, надо отдать ему должное, время от времени всей душой стремился из объятий своей прекрасной подруги в тридцать четвёртый отсек к Фейнману, но понимал, что это было бы весьма неприличным действием с его стороны. Поэтому Кейт, ознакомившись с категорическими требованиями Совета, решил оставить сестру и её друга в покое и принять всю ответственность на себя.
   Несколько часов спустя, ни с кем не разговаривая и ни у кого ничего не прося, как то и было предписано инструкциями Совета, Кейт явился в Галаксиди, прямо на Дельфийский испытательный полигон. Звёздные, стоявшие на страже логова Змея-Ракеты, на сей раз не посмели остановить его.
   -- Зря ты построил свою дрянь в таком месте, Рикки, -- заметил он, поднимаясь по ступенькам на балкончик под навесом скалы. -- Тебя никакие мифологические аллюзии на этот счёт не посещают?!
   -- Ха! -- сказал на это Рикки Морьер, начавший стремительно лысеть от разнообразных и многочисленных забот, свалившихся на него в последние дни. -- Дельфийский оракул же. Центр античной цивилизации, колыбель всех решений о мире и войне. Отсюда я буду предсказывать будущее мира! А вот что тут делаешь ты? Зачем ты здесь, собственно?!
   -- Чтобы попытаться уговорить тебя, конечно же, -- ответил на это Кейт Астер. -- Видишь ли, Рикард, я ведь считаю, что ты прав, а твои противники -- неправы. Весь вопрос сейчас только в твоих методах.
   -- Конечно, я прав, -- фыркнул Рикки. -- Стал бы я защищать заведомо неправое дело! Тогда бы за мной никто не пошёл, а мне нужны миллионы последователей. Ведь я хочу преобразовать всю жизнь на Земле, всё это так называемое "человечество", в нечто неизмеримо большее!
   -- И как ты представляешь себе это "большее"?
   -- Как строй ангелов. Как воинство небесное. Как единый и слаженный механизм, сокрушающий и перемалывающий Вселенную, -- твёрдо сказал Рикки.
   -- А люди?
   -- Люди, как отдельные индивидуумы, в такой системе будут не нужны. Скорее, даже вредны своим нытьём и жалкими потугами представлять из себя личности. Сколько нужно личностей для движения вперёд, столько история всегда породит. А больше нам этих личных проблем и межличностных отношений точно не надо, увольте уж...
   -- Тогда для кого всё это? Зачем завоевание Вселенной? -- спросил Кейт, прикрыв глаза. -- Что за муку будет молоть твой идеальный общественный механизм? Ради чего это?
   -- Это ради идеи, -- ответил Морьер. -- Это ради разума. Это ради того, чтобы достигнуть самых дальних звёзд, овладеть ничтожнейшим и величайшим. Это ради бессмертия человечества. Человек -- тьфу, ноль! Вся польза от него, это когда он осознал, что он не более чем песчинка, когда он отдаёт себя служению идее. Без этого он -- зряшная трата ресурсов разума, экономики, природы. Большинству людей нужно научиться быть монахами, паладинами идеи! Нужна монашеская община, орден, киновия, братство тех, кто по-настоящему заинтересован в общем деле, и кто вообще не заинтересован в самих себе!
   -- Я видел одну киновию, -- сообщил ему Кейт, -- и она очень плохо кончила. Пожалуй, я должен помешать тебе сделать что-то подобное с Землёй. Это не делает тебя неправым или недостойным. Но ты просто не даёшь людям никакой перспективы. Им, моему народу, незачем идти с тобой. Иначе я поддержал бы тебя, а не Совет!
   -- Остановить меня? -- ухмыльнулся Рикки. -- Интересно, как ты это себе теперь представляешь?! Змей-Ракета теперь мой, он уже активен, и моё сознание скоро полностью растворится в нём. Тогда я буду неуязвим для тебя. А если ты убьёшь меня раньше, то он выйдет из-под контроля, и тогда твоей любимой Земле уж точно каюк! Я же исследовал тебя, я представляю себе все твои энергоресурсы, и я знаю, что Змей-Ракета во много раз превосходит их, даже если ты объединишь усилия со своей сестричкой. Вы вдвоём и четверти его разломать не успеете, прежде чем он разнесёт всю эту вонючую планетку на клочки. И потом, меня ведь даже убить обычным способом нельзя; ведь я же ничем не отличаюсь от своих Звёздных, и меня не возьмёт ни пуля, ни взрыв -- только то, что может испарить меня мгновенно. А тогда от меня ничего не останется, и тут-то Змей-Ракета сработает в унисон с моим телом -- то есть, самоуничтожится, взорвав планету вместе с собой. И от вашего проникновения внутрь он тоже защищён, будь уверен, просто прекрасно! Доктор Нилумба здесь хорошо тебя поимела -- к счастью, поимела в правильном смысле слова, то есть, не дав тебе ничего взамен. Уж так принято на Земле поступать с такими, как ты, ничтожествами, извини меня за откровенность! Что ты сможешь противопоставить мне теперь, Кейт Астер?!
   -- Я придумаю, что, -- сказал Кейт, -- если ты не отступишь. Я могу захватить твоё тело, не повреждая его. Или заключить тебя в силовую клетку. Или отключить тебя от полей этой твоей ракеты, про которую ты мне талдычишь. Ведь я работал в институте у Анитры Нилумбы, и она, представь себе, в самом деле слишком долго относилась ко мне как к несмышлёнышу. А у такого отношения есть и своё преимущество: она презирала мои научные способности, а я работал и разбирался в её исследованиях! Я ведь хорошо знаю, что и как именно вы там разрабатывали. Нет, я, конечно, не до конца компетентен в этих вопросах, но у меня есть прекрасный помощник, который расшифровал для меня все ваши схемы, -- профессор Фейнман. Извини, Рикки, но твой аппарат рано или поздно подчинится мне, или же будет уничтожен -- и неважно, поможешь ты мне в этом или не поможешь!
   -- Ах, так! -- воскликнул Морьер, попятившись в глубину туннеля, где сверкала стеклом и хромом контрольная кабина Змея-Ракеты. -- Ну что ж, теперь всё сказано! Зря ты так разоткровенничался, звёздный гость! Это ведь мне теперь придётся тебя убить -- ведь мы тоже работали не зря, мы знаем, с чем имеем дело, и мы сможем с лёгкостью разрушить твою структуру из плазмы. Проникший в нашу тайну да умрёт! Такова заповедь богов, а мне придётся научиться теперь, как стать богом самостоятельно, коль скоро ты с твоей предательницей-сестричкой не поделились со мной этой возможностью!
   Сказав так, он отступил ещё на два или три шага в темноту, навстречу кабине Змея-Ракеты. Тонкий серебристый луч вылетел из чрева туннеля, ударил в пустоту за плечом пригнувшегося Кейта; страшный взрыв полыхнул позади, осветив скалы и небеса. Кейт сделал шаг назад, крепко ухватившись за тисовую палку, на которую он опирался во время разговора. Чудовищная ударная волна обрушилась ему в спину, разметала стрелы изгороди (здесь они были золотистые, а не серебряные, как на мемориальной площадке на Луне, -- Кейт только сейчас обратил на это внимание). Порыв горячего вихря подхватил Кейта, вынес его из туннеля вниз, на выложенную концентрическими плитами сборочную зону под открытым небом. Уже падая, Кейт увидел, как из глубины туннеля стремится наружу коническое тело кабины, управляющий модуль Змея-Ракеты; Рикки Морьер стремительно втягивался в эту кабину, окружённый дымным облаком азотных окислов и пульсирующим, аурическим оранжевым сиянием. Кейт грянулся оземь -- страшный конус, увенчанный жерлом неведомого лучевого генератора, наклонился над ним. И тогда Кейт Астер, могучим усилием согнув тисовую палку и нацепив на её противоположный конец заранее подготовленную тетиву из шнурка от сапога Кинтии, не глядя, ухватил целый пучок раскалённых стрел, оставшихся от изгороди, и всадил их, одну за другой, -- семь штук подряд! -- в озарённое сиянием биометрического поля тело Рикарда Морьера.
   Ещё не успел Рикки грянуться оземь, не успел умереть от оружия, которое в последний раз применялось на Земле пять столетий назад и от которого он, как следствие, забыл защитить себя и своих Звёздных, -- как Змей-Ракета, утративший связь с управлявшим им разумом, величественно взмыл в небеса, в приземное пространство. Его дымный след прорезал всю Евразию и часть Океании; через две минуты заметили его и над Северной Америкой. Он поднимался с огромной скоростью и с огромным ускорением, гигантский поезд из модулей памятных, модулей энергетических, модулей исследовательских, модулей расчётных и модулей боевых. В нём была заключена энергия, какую мог бы выработать Астрофлот за два года, и он имел чёткую программу -- в случае потери контроля, поднявшись на высокую орбиту, через пятнадцать минут излить всю эту энергию, как смертоносную мощь мщения, на все населённые, курортные, туристические и научно-производственные районы Земли. Рикки был прав -- даже совокупная сила Кейта и Кинтии Астер, направленная против Змея-Ракеты, не смогла бы предотвратить катастрофу. Пятая часть, уцелевшая от хромодинамического чудовища, могла бы обратить Землю в пепел.
   Змей воспарил и развернулся над обречённой планетой, дав людям возможность в последний раз ужаснуться губительной мощи, исторгнутой ими из своей среды. Его орудия засветились, набирая силу для первого страшного импульса, способного уничтожить, по расчётам Рикки, шестьсот двадцать миллионов землян. Люди, видевшие это зрелище, застыли в немом изумлении; почти никто из них не знал и не догадывался, что в этот миг вершится их собственный рок.
   Тогда, через восемь с половиной минут после смерти Рикарда Морьера, Змей-Ракета перестал существовать. Поток солнечной плазмы, выпущенный Кейтом Астером из ядерного нутра родной звезды землян, за микросекунды нагрел, испарил или расплавил защитные контуры колоссального агрегата. Мгновением позже страшные запасы энергии, сосредоточенные в модулях Змея-Ракеты, вырвались наружу бурей всеразрушающего огня, обратив величественную конструкцию в толстый шнур раскалённого взорвавшегося газа. Свет этого взрыва был так ярок, что множество жителей дневного полушария планеты, не успевших прикрыть глаза, получили лёгкие ожоги сетчатки и даже роговицы. Радиация на поверхности скачком поднялась до двухсот рад в час, и тут же начала стремительно спадать, заставив бытовые детекторы излучений налиться алым светом и зловещей дрожью зуммеров. Леса на Луне, защищённые от удара слишком тонким слоем атмосферы, побурели и осыпались на глазах у изумлённых наблюдателей. Многие Звёздные пострадали, но обычные земные люди на Луне, заблаговременно арестованные людьми Морьера ещё в самом начале конфликта, благополучно пересидели взрыв в подземных помещениях. Наконец, облако взрыва померкло, рассеялось, и продукты его начали своё бесконечно медленное оседание книзу, в более плотные слои планетарной магнитосферы. Над северным полушарием Земли занялось необычно яркое полярное сияние, отчётливо видимое даже днём.
   Далеко на противоположном полушарии Луны, в жилом модуле полузаброшенной селенологической станции, Юсуф Куруш приподнялся на локте над постелью. Он глядел на необычное яркое зарево, подсветившее ослепительной нитью света и огня фантастически чёткие очертания дальних лунных гор.
   -- Что там случилось? -- с тревогой спросил он, нежно обнимая рукой лежавшую рядом с ним Кинтию Астер.
   Кинтия улыбнулась ему той же спокойной, холодной улыбкой, которая так бесила Рикарда Морьера в Кейте.
   -- Ох, совершенно ничего страшного. Просто мой брат опять победил...
   Продолжая рассеянно улыбаться, Кинтия посмотрела в угол комнаты, где, едва заметная человеческому глазу в кромешной темноте, стояла тисовая палка с привязанной к ней с одного конца тетивой-шнурком и лежал подле неё пучок серебристых стрел с тяжёлыми, острыми вольфрамовыми наконечниками.
  -- Ретроспектива-6. Семейные ценности. Галактика. 310.05.17. Джордж Астер и дядюшка Кит
   Ему снилось, как он побеждает на родео -- снились бешеные мустанги, быки, которым он выкручивал рога, свист лассо, сверкающие серебром сёдла и тридцать почти раздетых гёрлс, танцующие в честь его побед. Где-то на деревянных трибунах сидела его жена, надвинув на тёмные брови стетсон, с удовольствием пила кока-колу из высокого бумажного стакана, улыбалась, когда он посвящал ей свои очередные победы. Его старшие дети, Кейт и Синди, в одинаковых бейсболках и рубашках, расписанных волнами и пальмами, лезли на странную ограду из частокола заострённых стрел, рискуя порвать джинсы, чтобы только посмотреть поближе на подвиги отца. Маленькая Айота теребила мать за рукав рубашки, пускала ртом розовые пузырики бабл-гама и вздрагивала всякий раз, когда над ареной родео прокатывался из конца в конец громкий свисток распорядителя тавромахии.
   Наконец, объявлен был и главный конкурс, а с ним и главный приз победителю. Рискуя всеми деталями мужского достоинства, он на глазах у публики оседлал и завалил огромного дикого быка, выиграл кубок и седло, и тридцать гёрлс, разом сверкнув на солнце голыми сиськами, принялись плясать для него кейкуок, что должно было знаменовать блистательный финал соревнований. Жена и дети подбежали к нему, он обнял их по очереди, под гром победных труб принял из рук распорядителя тавромахии стакан бурбона -- и проснулся!
   Незнакомый мир лежал перед ним, мир, поросший непроходимыми джунглями, мир, полный струящейся воды и дикого, необработанного камня. Джордж Астер лежал на высокой скале, на самом краю обрыва у водопада, подтянув колени к груди в позе эмбриона. Над ним стоял колоссальных размеров слон о трёх хоботах и восторженно, самозабвенно трубил. Джордж осторожно распрямился, повернулся -- и вспомнил всё.
   До того, что осталось от "Кристофера Эккерта", он доехал верхом на слоне, которого -- он помнил это, -- звали Махасена. У останков челнока его встретил высокий, чуть смугловатый субъект в набедренной повязке. Судя по величественной осанке, повязка с успехом заменяла субъекту смокинг и камербант. В руках встречающий держал бутыль "Белой лошади" и поднос со стаканом.
   -- Добрый вечер, Джордж, -- сказал смуглый субъект, дождавшись, пока Астер слезет со слона. И добавил полуутвердительно: -- Виски, конечно же?
   Джордж Астер не заставил себя дважды упрашивать. Налил на три пальца -- больше нельзя, астролётчик всё-таки, -- положил щипцами лёд из вазочки, выпил, посмотрев предварительно по привычке на просвет сквозь янтарную жидкость.
   -- А виски-то стал хорошей выдержки, -- заметил он, -- и притом не выдохся. Сколько же лет прошло, Кит? Долго я спал?
   -- Сорок лет, -- ответил смуглый, убирая поднос и принадлежности. -- Сегодня пятнадцатое мая триста десятого. Надеюсь, ты хорошо выспался, Джордж?
   -- Мне не хватало кого-нибудь в постельке рядом. Я не очень люблю спать в одиночестве.
   -- Я знаю твои привычки, Джордж. В космосе это тебя не раз подводило.
   -- Мом не заглядывала на огонёк?
   -- Нет, Джордж, Мом больше не заглядывала. Но, если это тебя интересует, я теперь знаю, как с ней связаться.
   -- Отлично, Кит. Я ей обязательно позвоню. А где детишки? Играют где-то, наверное?
   -- Да, Джордж. Они прислали нам подарки -- систему для мгновенной связи друг с другом. Старшие дети сейчас в Солнечной Системе. Кет собирается подарить человечеству бессмертие и вдохновение, а малышка Кеи только что потеряла невинность. И, кстати, нашлась Ота. Насколько я знаю, она сейчас работает богиней, временно замещая на этой должности Мом. Не так давно, лет двадцать назад, Кет побывал у неё в гостях.
   -- Богиней? Тоже мне, работа для девчонки! -- Джордж Астер поскрёб подбородок. -- Девушка в её годы должна работать астроинженером, или дизайнером, или ещё кем-нибудь таким эдаким. Но чтобы непременно с образованием! Иначе кто её уважать-то будет! Придётся заехать к ней и выпороть хорошенько, в целях педагогики, чтобы мозги встали на место. Да и Мом достанется от меня на орехи; тоже мне, придумала, чем занять дочурку!
   -- Как скажешь, Джордж, -- ответил дядюшка Кит. -- Теперь мы можем путешествовать довольно быстро. Вот только проблема в том, что на Земле какие-то неурядицы, и Астер-младший втянут в них по самые уши. Не стоит ли начать с него, чтобы при необходимости помочь ему и его сестрёнке?
   -- В его годы, а ему должно быть куда больше тридцатника, -- сварливо сказал Джордж Астер, -- у его предков обычно уже заводился собственный бизнес, а после революции -- как минимум, собственная семья. Если пацан позовёт папочку на помощь, то я, конечно, всё брошу и отправлюсь туда. Но я хочу увидеть малышку Оту, ведь она, оказывается, росла без всякого должного воспитания. Могу спорить, что она ни о чирлидерах, ни о самбе, ни даже о бейсболе не имеет ни малейшего понятия! Как там, ты говорил, мы теперь можем очень быстро путешествовать?!
   -- Кет изобрёл систему, которая позволяет управлять пространством и временем с помощью звёздной гравитации, Джордж. Он прислал нам с полдесятка образцов в подарок. Элемент этой системы подключается к разумному существу, соединяя его с пространством, временем и хранящейся в них сетью систематизированных знаний человечества. Пожалуй, это даёт некоторую дополнительную власть над окружающей нас косной материей, Джордж.
   -- Вроде шерифской звезды, -- одобрительно кивнул Джордж Астер. -- Неплохое изобретение! Парень, видать, пошёл в дедушку, тот тоже вечно что-то мастерил в гаражном боксе, а потом взял да и получил премию за рационализацию на каких-то там текстильных агрегатах. Так значит, это та самая штука, которая свербит у меня сейчас где-то под рёбрами?
   -- Совершенно верно, Джордж. Я тоже взял себе такую, да ещё прихватил про запас все остальные. Это было не слишком нескромно с моей стороны, Джордж?
   -- Ни в коем случае, Кит! -- Астер фамильярно похлопал смуглого субъекта по плечу. -- Было бы довольно странно, если бы ты сам не воспользовался такой штуковиной. Что ж, раз детишки гуляют, нам тут тоже задерживаться незачем. Давай-ка собираться в дорогу! Кстати, где мои джинсы, моя федора и моя, мать её, куртка?!
   -- Их надел Кейт, хотя они оказались ему коротки по росту и слишком велики в плечах. Я перешил их, как умел. Мальчик, отправляющийся в гости на цивилизованную планету, должен выглядеть прилично, Джордж. Но не переживай, ты можешь надеть свой старый скафандр. Он тебе всё ещё впору. Только не пристёгивай гермошлем, Джордж, тебе не идёт.
   Они собрались в дорогу довольно быстро -- упаковали с собой слона, тигра, другую ручную и роботизированную фауну Края, завернули в конверт пространства остатки "Кристофера Эккерта", выпили на дорогу по стаканчику виски и покинули Край, столько лет служивший им пристанищем и семейным очагом.
   Через несколько секунд они оказались в системе Каллимы, где к ним тотчас же с большой тревогой бросилась Айота Астер.
   -- Что с Кетом? Кто вы? Где мой брат? Откуда вы? Кет не встречался вам? Вы видели моего отца? Вы что-нибудь слышали про Кейта Астера?
   Каждый второй вопрос в вырвавшемся из неё сумбурном потоке вопросов непременно был про Кейта.
   Насилу удалось успокоить её и объяснить, кто такие эти двое пришельцев, заявившихся в подведомственную ей систему. Младшая дочь немедленно бросилась в отцовские объятия, не забывая при этом восторгаться дядей Китом и засыпать его разнообразными вопросами:
   -- Дядя Кит, а правду Кет говорит, что ты вообще всё знаешь? Папа, а ты мне поможешь перебить жрецов? Дядя Кит, а правда, что звёзды тоже живые? Кет говорит, они живые, он очень любит звёзды. Папа, а ты давно видел Маму? Дядя Кит, а ты умеешь оживлять мёртвых? Кет умеет! Это ты его научил, да? Папа, а ты когда-нибудь был уже богом? Дядя Кит, а как сделать, чтобы время пошло назад? Папа, а можно, я выйду за Кета замуж?
   Последний вопрос, между делом заданный самым невинным тоном, всё-таки сумел сразить Джорджа Астера наповал. Осознав всю глубину поставленной перед ним проблемы, космический ковбой на некоторое время даже утратил дар речи. Верно истолковав его сомнения, Айота тотчас же принялась защищать свою позицию:
   -- Кет -- это единственный мужчина, которому я верю! Он хороший и ласковый, и он играл со мной, и забавлял меня, и развлекал, а от этих мужиков там, внизу, только и слышишь, что работа, да политика, да что мы там завтра жрать будем, да разное нытьё, да ещё про великие цели всякое! Болтают, болтают, а сами ничего не делают! С женщинами обращаются, как со скотом. А Кет, он совсем другой. Он меня любит. В общем, я не знаю других Мужчин, да и знать не хочу! Ну, кроме вас, конечно же, но вы же мой Папа и мой Дядя, разве про вас можно так думать? Стыдно это, -- прибавила Ота.
   -- А про брата можно, значит? -- только и сумел выдавить из себя удивлённый Джордж.
   -- Конечно. Он если и старше, то ненамного. Значит, я сумею быть почти такой же умной и опытной, как он, и из меня получится хорошая подруга. Ему не будет со мной скучно, -- уверенно сказала Айота Астер, -- а я буду его обязательно развлекать, и вообще всячески о нём заботиться. Так что, папа, как только ты разрешишь, я обязательно предложу Кейту взять меня в жёны. Мама говорила, что я непременно должна спросить у тебя разрешения, чтобы выйти замуж. Ну, а если не разрешишь, то я всё равно так сделаю. Она мне говорила, что я должна спросить, а не говорила, что ты должен согласиться, вот так вот!
   -- Кит, -- сказал на это Джордж Астер, -- я убедительно прошу тебя заняться также воспитанием моей младшей дочери. Ты -- прирождённый педагог, а я из всех методов воспитания знаю только ремень, который я, кстати, готов вот-вот пустить в ход.
   -- Хочешь ещё раз сделать из меня профессора Хиггинса, Джордж? -- с безукоризненной корректностью осведомился бывший искусственный мозг "Кристофера Эккерта" у своего бывшего пилота.
   Джордж Астер только плечами повёл, будучи не в силах выразить цензурными словами переполнявшие его эмоции.
   -- И потом, -- с той же мрачной вежливостью добавил дядюшка Кит, -- если девочка хочет выйти замуж за своего брата, отчего мы непременно должны ей это запрещать? Возможно, это любовь. К тому же не забывай, что мы в особых условиях, Джордж. Твоим детям нет необходимости заботиться об ошибках в ДНК потомства. И к тому же, маленькая Ота довольно долго пробыла богиней, а у богов инцест считается нормой, если только я достаточно сведущ в человеческой мифологии. Не будем препятствовать естественному течению событий, Джордж! Но если это тебя так беспокоит, я могу попробовать переубедить твою дочь и сам жениться на ней. Ни один мужчина не может устоять перед её чарами, не так ли, Джордж?! Подожди-ка, ты что, в самом деле хочешь что-то сказать?..
   Когда Астер-старший кончил ругаться, Ота вновь взяла своих гостей в оборот. Она покормила их (зрелище это было настолько эпичным, что заслуживало бы отдельного описания!), затем с гордостью показала всю свою звёздную систему без единой лишней пылинки, а под конец -- познакомила с Каллимой и её обитателями.
   -- С тех пор, как Кет ушёл, -- сказала она, объяснив вкратце всё, что знала об истории Каллимы и о её современной жизни, -- жители ждут его возвращения. Одни боятся этого мига, другие надеются на него, как на избавление. Он пообещал много ужасных вещей, и ушёл он в гневе, но многие считают, что даже гнев его будет благом для мира!
   -- И какие же такие ужасные вещи наобещал мой отпрыск этим мышеботам?! -- осведомился у дочки Джордж Астер.
   -- О, -- сказала она, -- над этим спорят многие мудрецы Каллимы, но до сих пор никто не уверен толком, будет ли это только кара, или в ней всё же есть некая часть благодеяния. Его слова многие запомнили и пытаются теперь перетолковать, но тех, кто слишком хорошо понимал его, жители Каллимы, во всяком случае, Высшие, считают сумасшедшими. Скажу честно, я и сама не очень-то поняла многое из того, о чём он говорил. Но он обещал, что непременно соберёт из жителей Каллимы Конгресс, и ещё он обещал им, что они примут Конституцию. Это ведь неприличное слово, "Конституция", правда? Женщины не должны заниматься такими вещами. Он ещё сказал, что он не даст им больше жить так, как они жили, и заставит соблюдать какой-то Билль. Жрецы пытаются заранее ввести в обиход этот Билль, чтобы спасти всех верных духом хотя бы в посмертии, но, скорее всего, они бьют их неправильно или не вовремя, а иногда даже забивают совсем. А Нижним, тем, кого изгнали в норы, он обещал ещё устроить Ревком, и сказал потом, что из тех Сестёр Страдания, которые не хотят убивать людей, он сделает Суфражисток. После этого многие покончили с собой, а ещё больше -- поубивали друг друга... Его гнев был поистине страшен! -- И добросердечная Ота заплакала, заново вспомнив, сколько же страданий принесли миру все ужасные, истребительные слова её родного брата.
   -- Юный Астер был в корне неправ, -- заметил на это дядюшка Кит. -- Такие слова нельзя просто говорить, их надо сразу же воплощать на практике. Иначе получается неприлично, как, к моему прискорбию, и вышло в итоге тут.
   -- Он не просто сказал их, -- ответила Айота. -- За ним пошло много людей, особенно внизу. Они называют себя Созидателями и сражаются с Киновией и со жрецами под золотым знаменем, флагом цвета солнца и крови обитателей Каллимы. Они поняли многое из того, что он им объяснял, и они делают это, но большинство жителей Каллимы считает их безумцами и жестокими разрушителями идеалов Киновии. Высшие отреклись от них и объявили, что они просто потеряли разум, стали хуже скотов... Их убивают! Но они не боятся смерти, потому что Кет обещал, что рано или поздно поможет людям победить саму смерть, и тогда они, все до единого, вернутся к жизни, как и их предки. А вот как они будут жить после этого, он не знает, и тут он им уже может помочь немногим. Их будущую судьбу он оставил в их руках, и, по-моему, это неправильно. Люди слабы, и им надо помогать! -- с убеждённостью профессиональной богини заявила Айота Астер.
   -- Да, натворил мальчишка дел, -- проворчал её отец. -- Здесь надо разворачивать хорошую гуманитарную экспедицию, а не партизанить поодиночке. Ну, он-то от своих слов не уйдёт, не та у нас, Астеров, порода! Надо отправляться к нему, да поскорее, а то чует моё сердце, что он и на матушке Земле может что-нибудь отмочить! Ух, и всыплю я ему тогда всё-таки разок по заднице!
   -- Тебя возбуждает эта идея, Джордж? -- осведомился дядюшка Кит. -- Ты очень часто говоришь об этом, как о некоем приятном событии в твоей будущей жизни. Если это тебя заводит, тебе лучше признаться себе в этом. Возможно, это семейный дефект. В первом поколении он проявляется такими вот невинными шалостями с ремнём, а во втором сестра начинает испытывать к брату неодолимое сексуальное влечение. Поэтому, Джордж, если можешь, уволь меня хотя бы от воспитания твоих внуков. Я не хочу однажды оказаться жертвой вашей семейной мании, усиливающейся из поколения в поколение.
   В ответ бывший астролётчик вновь замысловато выругался.
   Прихватив с собой Айоту (не оставлять же девочку одну в таком бардаке!) и кое-какие припасы, они вновь пустились в путь. Семнадцатого мая они достигли Земли и, благодаря довольно точному наведению, предоставленному "искрами", очутились всего в нескольких километрах от Феста, округ Юта, -- родного городишки Джорджа Астера, куда он так давно и безуспешно намеревался попасть. Местность вокруг Феста выглядела вымершей -- ни тебе джипов, ни байков, ни даже коровы завалящей не найти. Одна только решетчатая вышка приёмника солярной энергии торчала над скалистым плоскогорьем в противоположной от города стороне, да и та смотрелась, пожалуй, изрядно развалившейся.
   -- Вот так встреча с родными местами! -- досадливо сказал Джордж, и в самом деле ожидавший несколько иной картины. -- Ну и дела! Что они тут все, передохли, что ли?!
   -- А где Кет и моя сестра? -- занервничала Ота, с любопытством озиравшаяся вокруг.
   -- В самом деле, Джордж, -- поддержал её дядюшка Кит, -- разве не было бы логичнее прежде всего найти твоих старших потомков и узнать, что с ними?
   Джордж прислушался к своим ощущениям, усиленным и точно настроенным "искрой". Потом задумчиво покачал головой:
   -- Кет торчит где-то на окраине системы, он в трюме космической станции что-то паяет хромодиновым паяльником, -- сообщил он, -- короче, занят делом. А Синди на Луне, с каким-то парнишкой-астролётчиком. Ей только что вставили, и готов поклясться, хоть я и не спец по женским ощущениям, что это уже далеко не в первый раз. В общем, детишки живы и здоровы, и отвлекать их я не вижу смысла. Пойдём лучше, Кит, поищем какую-нибудь приличную забегаловку, да зальём-ка буркалы в честь приезда! Старая карточка у меня при себе, если их только ещё не поотменяли в честь всеобщего наступления коммунизма. А тебе, Ота, я возьму маффин и двойной смузи с лакрицей.
   Они направились по дороге к городу, пока не остановились у небольшого сетевого кафе-закусочной, с красной вывеской, белыми буквами и белым контурным изображением бородатого человека, чем-то похожего на весёлого петушка.
   -- Ну, здравствуйте, полковник, -- сердечно приветствовал Джордж Астер нарисованного на вывеске человека. Потом добавил, повернувшись к дядюшке Киту: -- Пожалуй, вискаря нам тут не нацедят, так хоть пивчанским зальёмся. Айда внутрь!
   Автоматические двери кафе-закусочной распахнулись, изнутри повеяло прохладой, и вся небольшая компания дружно зашла внутрь.
   В первом помещении кафе было почти пусто, если не считать кибера-тележки, принимавшего заказы. Зато за живой изгородью, сделанной зачем-то из кактусов и ядовитого плюща, во втором помещении сидел и вяло жевал синтетическую курятину старик в ковбойке и в шортах, с длинными металлическими гофрированными шлангами вместо рук, свисавшими под стол, как два дряблых слоновьих члена. Захватывать курятину с тарелки старикану, судя по всему, приходилось ртом.
   Джордж решительно прошёл в дальнее помещение, ведя за собой своих спутников, и уселся на диванчик прямо напротив изуродованного старикана.
   -- Эге, парень, -- сказал тот, внимательно присмотревшись к вновь пришедшим. -- Да ты, никак, вознамерился взять первый приз на конкурсе двойников Джорджа Астера!
   Теперь и Джордж узнал его.
   -- Привет, Дэн, -- произнёс он в ответ. -- Мне мои двойники, знаешь ли, мало интересны. А вот объясни мне, какого чёрта ты приделал себе эту дрянь вместо рук?! Ты же ими не то что басуху свою, ты бабу -- и ту как следует не ухватишь!
   -- Э, жить как-то надо, -- ответил на это Дэн Крауди, бывший бейсболист и лучший в колледже игрок на бас-гитаре. -- Чиню с помощью этих штук поливалки для Виктора, будь ему пусто и на том свете, и на этом! Выхлопотал себе справку на аугментацию, вот Виктор мне и даёт две карточки сверх моей -- как раз хватает, чтобы внуков подкормить! Профессионал! А ты, никак, и есть Джордж Астер, коль скоро помнишь ещё про мою басуху? Так ты ведь там, говорят, женился на инопланетянке?!
   -- Было дело, -- Джордж, зажмурившись от удовольствия, вспомнил, как именно было обставлено всё это дело.
   -- Ну, так и возился бы с ней там! Чего обратно-то припёрся? -- Дэн Крауди горько расхохотался. -- Вэлфер-то теперь, небось, не платят, так что ловить тут, у нас, точно нечего!
   На этом месте Джордж Астер стукнул кулаком по столу так, что тарелка с курятиной мелко задрожала и поехала куда-то вбок. Он поймал её, вернул на место, упёр кулаки в подбородок и пристально уставился на Дэна.
   -- А ну, выкладывай, что у вас тут творится!
   Час спустя Джордж, Кит и Ота знали всё. И о том, как разрушали Астрофлот, а заодно -- и самые перспективные отрасли в массовой промышленности, в медицине, в технологиях. И о том, как миллионы людей, чья многолетняя работа была одновременно уничтожена и залита потоками клеветы, покончили с собой или удалились на долгое время от всяких общественных дел. И о том, как перепуганные женщины воспитывали несколько поколений подряд таких же насмерть перепуганных дочерей в вечном страхе "связаться с неудачником". И о том, как аугментация человеческого организма разными кибернетическими устройствами, сперва бывшая всего лишь опасным, но могущественным орудием в руках медиков, превратилась затем в символ социального статуса -- сперва высокого, позволяющего тратить время и ресурсы общества на поддержание в порядке своего видоизменённого тела, а затем, наоборот, и предельно низкого, так как аугментации стали использоваться для придания рабочей силе узкой специализации, а заодно и как лекарство от потребностей и социальных связей, необходимых всякому нормальному человеку. И о вооружённых до зубов гангстерах, содержавших, с ведома и даже с благословения территориальных Советов, всяческие бесчисленные "агентства" и "кооперативы", куда год за годом бесконтрольно стекалось народное добро. И о бесконечной, самоуверенной, льстивой лжи идеологов общества, сперва находивших всё новые и новые оправдания для творившихся безобразий, а потом, в твёрдой уверенности, что они правят глупцами, принявшихся убеждать всех, что никаких безобразий, в сущности, и нет, что всё идёт по намеченному заранее плану, а всякое наблюдаемое проявление сволочизма и неуважения к людям есть на самом деле продукт неусыпной заботы подлинных лидеров человечества о благе широких трудящихся масс...
   -- Да, -- задумчиво сказал Джордж Астер, дослушав Дэна до конца, -- это тебе не тихая Каллима! Здесь одними биллями да ревкомами, пожалуй, не ограничишься, здесь уже пора прямо так стрелять. И где, чёрт меня побери, в этой рыгаловке пивандрий? Здесь раньше всегда были как минимум "Хайнекен" и "Старый Милуоки", так почему я в меню вижу один этот долбаный кастратский морковный сок?!
   -- Пиво отменили, -- сонным голосом объяснил Дэн, -- как продукт, вредящий здоровью рабочего человека. А потребление пива приравнивается к общественной провинности. Так что пиво только из-под полы, у ребят Багги Спенсера -- есть тут такой плюгавчик, держит весь Фест под каблуком. И Совет у него вот где! -- Дэн выпятил губу, прищёлкнул языком. -- Они с нашим Виктором Бариновым два закадычных приятеля, баран да ярочка, во всех смыслах слова. Так что, Джордж, если хочешь промочить горло, вали к себе на Антарес, или где ты там ещё пристроился. У нас тут плоховато!
   -- А кстати, Дэн, -- спросил Джордж Астер, -- не слышал ли ты чего про моих детишек?
   -- А как же, -- почти равнодушно ответил старик. -- Мелькали такие новости. Мальчика твоего имеют под хвост по каким-то институтам, он же месячный план по производству энергии может выполнить за четыре наносекунды, вот ему и ищут применение в народном хозяйстве. А девчонка твоя вроде бы нарастила на Луне лесов и рощ, но тут получается, что она в руках у Звёздных, -- и Дэн рассказал своим собеседникам историю с ультиматумом Рикарда Морьера.
   -- Вот это поворотец! -- только и смог вымолвить ошарашенный Джордж Астер.
   -- И что ты теперь станешь делать, Джордж? -- спросил дядюшка Кит у своего бывшего пилота, когда вся троица вышла из кафе под ласковое вечернее солнышко.
   Астролётчик широко развёл руками:
   -- Если, конечно, не исходить из мысли, что у всех людей до единого в головах вместо мозгов давно уже присохло по ненормально большой куче птичьего дерьма, -- ответил он, -- выход только один. В любом непонятном положении -- делай революцию!
  -- Эпилог. Лучшие люди планеты. Нью-Йорк, Совет Земли. 310.06.17, вечер. Кейт и Кинтия
   Не успела ещё достигнуть Земли чудовищная ударная волна от распада и взрыва Змея-Ракеты, как миллиарды обитателей планеты впали в панику -- словно кто-то отключил реле, обеспечивающее рационализм и взвешенность в делах общества. Даже уничтожение Веллингтона, весть о котором успела уже облететь всю Землю, не вызывало такого безотчётного и вместе с тем всеобъемлющего страха у землян, как вновь явленный людям в ощущениях опыт бессильного наблюдения за битвой двух сверхъестественных сил, каждая из которых могла во мгновение ока обратить Землю в необитаемый, безводный стеклянистый шарик. Лишь считанные десятки из числа этих миллиардов поняли вообще, что произошло; ужас этих людей был сопоставим с относительным масштабом их знания о положении вещей.
   К этому времени Джордж Астер, дядюшка Кит и Айота собрали вокруг себя целую толпу в Фесте. Джордж с огорчением отметил, что многие из тех его сверстников, кого он знавал по колледжу или по развлечениям на родео, смотрелись сейчас выжившими из ума старыми пердунами, а кое-кто, по слухам, вообще позволил себе склеить ласты. Тем не менее, его слушали. Невзирая на визгливые, скрипучие протесты каких-то баб, требовавших оставить всё окружающее в неизменности, Джордж повёл немалую толпу разбираться с новыми невесть откуда возникшими хозяйчиками округа Юта -- Виктором Бариновым и Багги Спенсером. Разборка удалась на славу! Ребят Виктора и Багги хорошенько отпинали прямо в ихнем баре, а тех бандюков, кто достал оружие и принялся шмалять прямо в толпу, тотчас продырявили и вывесили на просушку, прямо как в старые добрые времена. Совет округа Юта обратился к толпе с требованием прекратить гражданское неповиновение, угрожая в противном случае применить какие-то там спецподразделения и спецмеры, и в этот момент в небесах нехило долбануло. Как по Джорджу, так всё это больше всего походило на взрыв сушёного коровьего глиста соответствующей упитанности, как следует начинённого динамитом, но тут дядюшка Кит поднял тревогу и сказал, что всей планете угрожает беда.
   Мигом три звёздных божества сыграли в "камень-ножницы-бумагу", и выпало Джорджу Астеру взять под контроль атмосферу Земли и приземное космическое пространство, дядюшке -- придержать земную кору и мировой океан планеты, а на долю Айоты осталось заняться биосферой, включая, разумеется, и человеческое население Земли.
   Через три минуты после начала фейерверка Змей-Ракета уже распался окончательно, и продукты взрыва вслед за волной излучения ударились в упругий щит атмосферы, породив над вечерней Атлантикой ярко-алую, дрожащую аврору. Никаких других шалостей ударной волне Джордж Астер не позволил совершить, и лишь неотчётливые колебания воздуха, достигшие поверхности планеты через шесть-семь минут после вспышки, ещё некоторое время беспокоили Землю, напоминая о колоссальной мощи разыгравшейся над головами землян битвы стихий. Вызванный Кейтом удар солнечной лучистой энергии, испепелив несколько старых спутников и случайных микрометеоритов, безвредно покинул область приземных орбит и ушёл в пустоту космоса -- столь высока была точность расчётов по наведению на цель, предоставленных Кейту "профессором Ураном". Так что все разрушения в околоземном пространстве оказались исключительно последствиями вспышки взорвавшегося Змея-Ракеты, фактически полностью разрушившего весь атакующий и экономический потенциал Звёздных, который Рикки Морьер рассчитывал использовать в длительной войне против земной метрополии.
   Естественно, Совет Земли узнал об этом всего через несколько минут. Почти тотчас в зале заседаний Совета появилась Кинтия, а мгновения спустя поступили из Галаксиди и неясные сообщения о гибели Рикарда Морьера; стало известно, что Кейт Астер каким-то образом застрелил его. Чуть позже из стана восставшего Астрофлота донеслись шокирующие новости о луке и о стрелах, вызвавшие в зале заседаний Совета смешки и нездоровый ажиотаж. Впрочем, подробности сражения между Кейтом и Рикардом мало кого интересовали. Все ждали доклада о потерях в результате взрыва, и мало у кого возникали сомнения, что потери будут ужасающими -- и для Земли, и для Звёздных. И, наконец, в Совет пришло чудовищное, нелепое в своей странности сообщение, что какие-то подонки из числа самых что ни на есть простых, обычных землян устроили в самом центре Северной Америки некое подобие гражданского бунта: перебили нескольких уважаемых людей с весьма серьёзным общественным статусом, перестреляли добровольческий корпус территориальной милиции и объявили сверх того о создании какого-то военно-революционного комитета. Поскольку эпоха революций была объявлена официально законченной сто двадцать пять лет назад, такое поведение можно было трактовать исключительно как бунт черни, направленный на слом существующего порядка и на установление в мире самых анархических, антиобщественных отношений. Совет округа Юта требовал от высшего Совета Земли санкций на чрезвычайные меры, включая применение некробиотических лучей и хромодинамического оружия против восставших мерзавцев...
   За всеми этими событиями про Кинтию Астер как-то забыли. Она протиснулась на галерею, где за ходом закрытого заседания наблюдали охранники и немногочисленные представители прессы, как следует проинструктированные насчёт секретности протоколов и личных выступлений. Тисовую палку и пучок стрел Кинтия предусмотрительно свернула в карман пространства, как и двух своих собак, Дика и Шика, которых она тоже не забыла прихватить на заседание. Вокруг неё метались люди -- члены Совета, эксперты, референты, поминутно дававшие своим патронам отчёты в том и сём. В зале царили хаос и паника. Однако по мере того, как приходящие отовсюду новости предрекали поражение Звёздных и гораздо меньшие, чем ожидалось, проблемы для Земли, лица депутатов Совета разглаживались и прояснялись, в движениях их проступала величественная гордость, а в голосах разливался суровый металл. Девушки-распорядительницы и летающие аугментаты-мажордомы принялись разносить напитки, где-то громко требовали кофе и бутербродов, а председательствующая на Совете полненькая женщина с приятным лицом, похожая на мисс Марпл, срочно принялась наводить порядок в регламенте выступлений.
   Первым на трибуну приглашён был видный эксперт по ядерной и хромодинамической энергетике, директор шестнадцати институтов и двух конструкторских бюро, академик, депутат, профессор трёх кафедр и доктор наук, выступавший сейчас в роли эксперта. (Это он много лет назад объяснил Рикки Морьеру, что тот должен своим авторитетом способствовать разрушению Астрофлота.) Голосом ясным и чистым директор и депутат рассказал о страшных потерях среди Звёздных, о полном разрушении загадочных лунных лесов, на которые возлагал столь большие надежды Рикард Морьер в своём стремлении к автаркии Астрофлота, о гибели большей части приземных атакующих и защитных установок, построенных или переоборудованных нелегально людьми Морьера. Очерк орбитальных дел, данный им, рисовал совершенно неутешительную картину для Звёздных. Война Астрофлота за независимость была проиграна, не начавшись.
   После него выступала руководительница комиссии по гражданской защите, низенькая и узкоглазая, с быстрыми, как укус змеи, движениями. Её доклад был не менее радостным для Земли, но куда более удивительным и тревожным для тех, кто готов был принимать решения во благо мира. Ожоги от взрыва, полученные множеством людей, стремительно излечивались как бы сами собой на глазах у изумлённых врачей. Мировой океан выбросил из своих недр миллионы тонн кислорода, с лихвой восстанавливая потери из-за горения азота в вышине. Атмосфера планеты, которую неизбежно должна была крепко сотрясти всеразрушающая ударная волна, вместо этого вообще не пропустила её, упруго приняв удар своими самыми верхними слоями. На всё это была затрачена какая-то чудовищная энергия, убыль которой, по всей видимости, восполнялась теперь непосредственно из Солнца. По сделанным расчётам выходило так, что над Землёй по-прежнему продолжали владычествовать некие неведомые, неподконтрольные Совету космические силы.
   Тогда снова вспомнили про Кейта и Кинтию Астеров, опять потребовав их к ответу и служению перед высшим распорядительным органом планеты. Но прежде, чем такой ответ удалось получить, регламент заседания был грубым образом прерван. На трибуну, заручившись согласием председательствующей женщины, прорвался один из её сыновей, назначенный несколько часов назад руководителем Коллегии Обороны. У председательницы собрания было ещё три сына и четыре дочки, не считая некоторого количества внуков и правнуков. В библейские времена её дети, несомненно, сидели бы на ослах, что знаменовало в те далёкие годы богатство и статус, но в нынешнее грубое и беспощадное к индивидуальности время председательствующей приходилось довольствоваться тем, что все её восемь прямых потомков занимали почётные кресла в различных руководящих структурах, организованных и назначенных Советом Земли.
   Руководитель Коллегии Обороны не счёл для себя нужным прибегать к лаконичности. Он начал свою речь по всем правилам свободного ораторского искусства, обвинив для начала земное общество в преступном пренебрежении многовековыми традициями социальной организации, приведшими к возникновению и укреплению священных, проверенных тысячелетиями иерархических систем человеческого общества -- семьи, школы, монастыря, предприятия, государства. Именно отсутствие такой организации, по мнению руководителя Коллегии, привело к катастрофическим событиям, итогом которых стали ультиматум Морьера и Змей-Ракета. Коммунистическое государство, говорил он, ни в коем случае не должно рассматриваться как государство равных; изначально необходимый уровень социальной иерархии, закреплённый законом, мог бы стать тем фактором, который удержит негодяев и бунтующую чернь от нежелательных выступлений во вред общественному порядку, подобных прерванному выступлению Астрофлота.
   Вспыхнули стихийные прения, и руководителю Коллегии Обороны решительно принялся возражать другой депутат, худощавый, очкастый руководитель ещё трёх постоянных комиссий Совета -- по энергетике, по экологии и по экономике. Коммунистическое государство, говорил он, это не место для демонстрации личных амбиций по признаку избранности; как раз такой подход и порождает в нём всяческих рикки морьеров. Наоборот, роль семьи в воспитании потомства всё ещё переоценена, в то время как задачей общества было бы свести эту роль к нулю. Личное пространство человека в коммунистическом государстве должно быть сведено к гамаку на рабочем месте и к персональным средствам гигиены, выдаваемым кладовщиками по мере необходимости. В остальном же нужна жесточайшая нивелировка, которая наилучшим образом позволит вырастить из диких и склонных к инстинктивному поведению самцов и самок гомо сапиенса идеальных людей, готовых, не раздумывая, выполнять любые требования от имени общества, в том числе -- без колебаний жертвовать собой во имя всеобщей цели.
   Председательствовавшей, потратившей много времени на персональное благоустройство всех членов собственной семьи, эти слова отнюдь не понравились. Перебив нового оратора, она сама взяла слово.
   -- Великий писатель Артур Кларк сказал о нас, подлинных людях коммунистического будущего, такие замечательные слова... -- так начала она свою речь, и в этот же момент в зале появился Кейт Астер. Федора на его голове сбилась набекрень, на замшевой куртке Джорджа, которую его сын носил, не снимая, стремительно затягивалась пара прорех. В руках Кейт держал лук из тиса с наложенной на тетиву стрелой. Взгляд, которым он окинул зал Совета, заранее не предвещал никому ничего хорошего.
   Тем не менее, появление Кейта было встречено всеобщим смехом и свистом, переходящим местами даже в улюлюканье.
   -- Низкий поклон драконоборцу... от имени всея Земли-матушки!
   -- Лук звенит, стрела трепещет -- и, клубясь, издох Пифон...
   -- А яблоко вы Морьеру на голову поставить не забыли, молодой человек?!
   -- Надо было сперва каменный топор на нём опробовать! Чего сразу с луком-то лезть?!
   Не обращая внимания на свист и крики, Кейт, заметивший на галерее Кинтию, подозвал её жестом к себе. Кинтия с радостью откликнулась на зов брата -- выпрямилась, оттолкнулась ногой, полетела над головами сидящих к трибуне Совета, заставляя чуть колыхаться воздух. Это простое, в сущности, зрелище -- летит молодая женщина, живая, без внешних признаков аугментации, -- отчего-то заставило разом смолкнуть все смешки и неприличные возгласы. Некоторые из сидящих в собрании вспомнили вдруг, с кем или с чем они могут иметь дело; другие заткнулись просто так, на всякий случай, чтобы ненароком не нажить себе лишние неприятности.
   Кинтия коснулась ногами пола, встала, выпрямившись, рядом с братом, обвила Кейта за шею и крепко поцеловала в губы.
   -- Это было великолепно, -- сказала она с восторгом. -- Ты опять победил. Моё Солнце Непобедимое, да ведь ты всегда побеждаешь!
   -- Конечно, -- согласился Кейт, -- иначе какой смысл был бы мне рождаться мужчиной? Я просто генетически запрограммирован на победу. Вот только с глупостью и с пошлостью человеческой мне, боюсь, в одиночку не совладать... -- Он вновь оглядел исподлобья весь зал Совета, удерживая на устах вежливую, но нехорошую улыбочку.
   Председательствующая собранием сделала какой-то жест своему референту. Тот послал из зала вон состоявшую при нём девушку в хитоне, и минуту спустя в президиум Совета вошла Анитра Нилумба. Покачивая широкими бёдрами, Анитра приблизилась к председательствующей, выслушала от неё какие-то инструкции, заняла своё место подле столов президиума, в специальном кресле для экспертов и приглашённых специалистов. Кинтия впервые видела Анитру вживую, не на экране и не в воспоминаниях брата. Анитра производила на неё неизгладимое впечатление.
   -- Кейт и Синди Астеры, -- сообщила председательствующая. -- Совет Земли вызвал вас, чтобы поручить вам ответственную и важную работу. Мы имеем данные о том, какими силами вы располагаете. Мы уже обращались к вам за помощью, но вы почему-то сочли для себя возможным проигнорировать наш приказ. Результатом явилась разразившаяся катастрофа, чуть не стоившая жизни миллиардам. Поэтому прямо сейчас, как, впрочем, и во все дни впоследствии, ваше время и силы должны быть полностью отданы на благо нашей планеты. Мы создали специальный комитет при Совете, который сумеет наилучшим образом использовать ваш трудовой и энергетический ресурс ради всеобщей цели. Председателем этого комитета назначена доктор Анитра Нилумба -- дочь Земли, лучше всех изучившая и познавшая вашу инозвёздную природу!
   Под короткие аплодисменты зала Анитра встала с кресла и отвесила членам Совета изящный поклон. Затем подбежала к Кейту и Кинтии, встала перед ними, повернувшись к Совету лицом, взмахнула рукой, призывая аплодировавших ей к полному вниманию.
   -- Красивая какая, -- негромко сказала Кинтия вслух, полуобернувшись к брату. -- Когда займёшься с ней сексом, я хотела бы участвовать в этом. Хотя бы мысленно. Но лучше -- не.
   Анитра резко развернулась к ним:
   -- Синди Астер! Что вы, собственно, себе позволяете?!
   -- Меня зовут, -- раздельно, едва ли не по слогам, сказала сестра Кейта, -- Кинтия Куруш. Это так же верно, как то, что ты, Анитра, активно пособничала Рикарду Морьеру, и как то, что ты, пользуясь доверием моего брата и его стремлением поскорее освободить меня, попыталась сломать его личность самыми подлыми женскими приёмчиками. За первое преступление тебе угрожает смерть от земного правосудия, за второе -- гибель от моей руки. Но ты можешь выбрать третье. Если ты переломишь себя саму и станешь верной подругой Кейта, -- верной, обрати внимание! -- то он найдёт способ избавить от дряни твою гнусную душонку и всё-таки спасти твою не менее гнусную, ненужную жизнь. Но тогда бойся пуще всякого другого страха, что ты его предашь или что ты разонравишься ему! Тогда не жди от меня пощады.
   -- Я вот только думаю, -- негромко сказал на это Кейт, -- а так ли уж мне нужна подобная подруга? Во-первых, она совершенно непохожа на тебя, а ты -- мой абсолютный идеал совершенной женщины, Кеи. Другие мужчины, говорят, измеряют всех женщин на свете по своей матери, но меня-то растила сестра! Ну, и посмотри на себя, а потом на неё; что, собственно, я найду общего в ней -- с тобой?! А во-вторых, ведь наша Анитра пока ещё только что под танком не лежала, а я не так уж нуждаюсь в дружбе и союзе с подобными местами общественного пользования...
   Хлёсткая пощёчина Анитры едва успела коснуться лица Кейта, как рука темнокожей женщины громко хрустнула, дважды сломанная в предплечье железной хваткой Кинтии. Анитра успела лишь коротко вскрикнуть -- и лишилась сознания от боли. Кинтия отшвырнула её в кресло для экспертов, как кошку, и брезгливо отряхнула руки.
   -- Эй! -- окликнули с трибуны. -- Это ещё что такое?! Что вы там творите, собственно? Вы стоите перед Советом планеты, перед лучшими людьми Земли. Имейте уважение!
   -- И то верно, -- задумчиво сказал Кейт.
   Он поднял с пола свой лук, наложил на тетиву стрелу с вольфрамовым наконечником и, приподняв это импровизированное орудие убийства на уровень груди, негромко произнёс самым скучающим голосом:
   -- Во исполнение всех тех условий ультиматума Астрофлота, которые мы признаём справедливыми и честными требованиями работников, направленными против всяческого угнетения и в защиту человеческого достоинства, Совет Земли объявляется распущенным, вместе со всеми его контрольными комиссиями и комитетами. Мы немедленно обратимся к общественному мнению Земли, чтобы, после публичного оглашения всех до единого тайных делишек нынешней администрации планеты и тех, кто пристроился к ней, как к кормушке и к лучшей защите, Земля провела широкомасштабные перевыборы руководства. Мы также объявляем от имени Астрофлота, что прекращаем на этот срок все и всяческие поставки на Землю, кроме экстренно необходимых по жизненным показаниям. В случае любого сопротивления мы начнём вооружённую борьбу. Это всё. Вы все свободны... пока что.
   -- Ах ты, мелкая инопланетная сволочь! -- воскликнул физик, руководивший тремя комиссиями сразу, выхватывая из кармана маленький лучемёт.
   -- Не рекомендую, -- предупредил Кейт Астер, натягивая тетиву лука. -- В детстве я несколько месяцев провёл, играя в Робин Гуда, и кое-чему научился, даже с такой примитивной поделкой в руках, как эта. Но, что гораздо важнее, у нас с сестрой есть при себе мандат от стачечного комитета Астрофлота, и в этом мандате прописано наше признанное право стрелять -- причём, к вашему сведению, стрелять отнюдь не только для самозащиты!
   -- Нелепость! -- закричал физик. -- Коммунистическое государство не должно терпеть...
   -- Коммунистического государства не бывает, -- мягко предупредила его Кинтия. -- Вы что, совсем не знаете политической экономии? Если при декларированном коммунизме действует в обществе государство, отчуждённый аппарат насилия, то это не коммунизм, а самая обычная монашеская община, киновия какая-то. В таком обществе жить не надо, такое общество надо ломать без жалости!
   С этими словами она извлекла из пространственного свёртка свой собственный лук, оставленный ей Кейтом, и тоже наложила стрелу на тетиву. Два огромных пса, Шик и Дик, с шумом воздвиглись за её плечами.
   -- Довольно глупостей, -- повторила она вслед за братом, -- расходитесь!
   -- Да по какому праву вы здесь нам приказываете, в конце концов?! -- закричала женщина, руководившая собранием, со своей трибуны. -- Мы -- сущность и власть Земли, мы -- её лучшие люди, а вот кто вы такие?! Вы, дети космической горничной? Думаете, нам неизвестно, какого происхождения ваша загадочная мамаша и какое место она занимает в этом её обществе звездожителей? Вы сами рассказали это всё доктору Нилумбе! И теперь вы берётесь рассуждать о судьбах Земли, вы, потомки космических пролетариев, не сгодившихся ни на что, кроме самых незавидных технических операций!
   -- О, мы заговорили о происхождении, -- заметила Кинтия, поправляя прядь волос, упавшую ей на глаза, кончиком стрелы. -- Любопытная тема! Что же, поднимем её, хоть и не принято на нынешней Земле гордиться славой предков. Насколько мне известно, один из наших дедов пал в битве с фантастической гравитационной аномалией, угрожавшей всей нашей Галактике. Другой, совсем недавно отправленный любящими родственничками и заботливыми врачами в азотную камеру, в этот позорящий человечество рудимент, -- он более восьмидесяти лет и в самом деле проработал, собирая сверхточные приборы для земной науки. Он сражался, как солдат трудовой армии человечества, а погиб, как ваш пленник и раб, и нам, по справедливости говоря, надо бы отомстить за него. Дальше память о делах наших предков теряется, уничтоженная вашими стараниями, между прочим, -- ведь это вы стремитесь лишить людей прав на идентичность, вы, поборник гамаков на рабочем месте, и вам подобные, -- Кинтия перевела горящий взор на физика, -- и вы ссылаетесь при этом на какого-то глупца, сказавшего однажды в истории: "Не ставьте мне памятника!". Нам и в самом деле не понадобятся больше памятники, ведь мы теперь властны над самою смертью и можем вернуть всех мёртвых к жизни, не говоря уж о подробной памяти о всех и всяческих делах каждого! И ваши собственные дела не забыты, учтены все до последнего, и мы знаем о каждом из вас всё. Великий опыт профессора Фейнмана в основе своей закончен, все знания всего человечества переписаны в дальнюю планету, которую вы сами для себя сделали недосягаемой, от которой вы добровольно отказались в своей слепоте... И все мы -- дети астролётчиков, героев, учёных, потомки двух -- и это пока что только двух! -- народов Вселенной, -- мы воспользуемся этими знаниями, применим их к реальному благу каждого из живущих и каждого из тех, кто ещё только будет жить, неважно, считается ли он сейчас живым, мёртвым или ещё нерождённым в истории! Вот что такое -- наше происхождение!
   -- Что говорите вы, то противоречит словам Рикки Морьера, -- фыркнул какой-то депутат. -- Стоило ли его убивать, чтобы подхватить его делишки с прерванного места?
   -- Рикард Морьер был неправ, -- ответил на это Кейт, -- а мы правы. Он хотел разрушить человечество, заменив его чем-то новым, а мы хотим его возвысить, потому что любим всех людей вообще, и любим каждого из настоящих, живых людей. Мы даже вас любим, поймите вы! Это, конечно, не значит, что мы не способны на ненависть и даже на презрение, но всего человечества никогда не коснётся ни то, ни другое из наших чувств. Поэтому, когда мы вернём к жизни Рикки, -- а это случится очень скоро, как только мы хоть немного приберём за ним, -- я думаю, что он и сам осознает свою ошибку. И ваш Совет, прошу здесь понять меня правильно, мы разгоняем вовсе не потому, что он нам не нравится, или что мы хотим узурпировать власть. Мы пытаемся оградить вас всех от страшных злодеяний, которые вы можете совершить прямо сейчас под давлением объективных исторических обстоятельств, совершить просто в силу занимаемого вами общественного положения.
   -- Скажите, пожалуйста, какие они заботливые! -- фыркнула председательствующая. -- А не лучше ли в таком случае, исходя из этого вашего коллективного блага, просто подчиниться решениям Совета, избранного, на минуточку, всей Землёй, и действовать так, как вам предписывают мудрецы, руководящие по праву миром?!
   -- Ничуть не лучше, -- возразил Кейт Астер. -- Вашим обществом руководят жрецы, повторяющие заплесневелые догматы. А жрецы обществу не нужны совершенно. Ему нужны самостоятельно мыслящие люди -- вроде тех, кого Юсуф и Кинтия нашли, по моему поручению, в руководстве Астрофлота, тех, кто берёт сейчас власть на заводах и в организациях Земли, или тех, кто идёт за моим отцом, сестрой и дядей здесь, в Америке, на вооружённую борьбу со сложившимся миропорядком. Мы подняли общество не только на борьбу, мы возвысили людей, готовых к такому возвышению интеллектуально и духовно, до уровня богов. А богам, поверьте, от жрецов нет никакого проку. Это я вам говорю, как брат двух богинь, да, пожалуй, и как самостоятельное солярное божество с некоторым стажем, -- на этом месте Кейт улыбнулся сидевшим в зале своей фирменной саркастической улыбочкой.
   -- Да как вы посмели?! -- вспыхнул физик. -- Смерть -- это основа жизни, основа разума, основа самого бытия! Вспомните, что писал о смерти великий Свифт! Да, человек смертен и осознаёт свою смертность, в этом факте заключено всё то, что определяет наше бытие, то, что отделяет нас от животных! Да вы ведь сделаете нелюдями всех тех, кого посмеете своевольно возвращать к жизни. Это самое недопустимое, неслыханное деяние, которое вы только могли совершить! Славные подвиги во имя своей страны, своей женщины, своего повелителя, наконец! Подвиги, цена которых -- всегда смерть герояИ всё это будет разом девальвировано, уничтожено, обращено в пыль?! Этого вы добивались?!
   -- Вы невнимательно слушали, -- упрекнула его Кинтия. -- Люди, возможно, и смертны. Но нам, звёздным богам, повелителям Вселенной, смерть совершенно ни к чему. Так считает величайший ум современной Земли, Наум Фейнман, который, правда, просит называть его отныне "профессором Ураном". И мы с Кейтом, как и многие наши сородичи, -- мы с ним совершенно согласны! Более того, мы знаем, что вы, многие из здесь присутствовавших, вполне хорошо информированы -- правда, под грифом высшей степени секретности, -- что человечество могло и должно было бы самостоятельно достичь таких возможностей бессмертия технологическим путём в течение пятидесяти, максимум, ста лет. Без всякой помощи извне, заметим! Поэтому, чтобы не допустить перерождения человечества в новый народ -- а ведь это привело бы к утрате всей вашей власти над людьми! -- вы шаг за шагом сдавливали, запрещали, истребляли всякое развитие в этом направлении. А под конец вы с вашими клевретами вздумали вновь забросить общественный строй Земли назад, в предыдущие эпохи. Это всё хорошо известно нам, а вскоре станет известно и миллиардам землян. Молитесь тогда, чтобы они простили вас и приняли в свою новую жизнь!
   -- Ну уж нет! -- вскричал председатель Коллегии Обороны. Он и его семь родственников полезли, каждый в своём направлении, к выходам из зала. -- Мы должны были обрести бессмертие, но человечеству, простым людям, бессмертие не нужно! У нас найдётся оружие, и против вас, и против этого быдла, которому вы дали взбунтоваться против лучших людей Земли! -- Он остановился у выхода из зала. -- И мы защитим наш мир, наше будущее; мы ещё способны дать вам отпор! Мы должны править Вселенной, мы, а не вы -- подлинные звёздные боги! Ради этой всеобщей цели...
   Он не окончил; Кейт вскинул свой лук, свистнула золотистая стрела, и председатель Коллегии Обороны рухнул с пронзённым горлом в проходе между креслами. Его мать, руководившая собранием, тотчас же закричала так тонко и страшно, что жуть взяла всякого, кто слышал этот крик; под сводом зала повисли негодующие восклицания и вой ужаса. Вслед раздалась отрывистая, резкая команда, и в проходе, между занавесами, отделявшими выход из зала собраний от фойе, что-то зашевелилось, загудело; тонкий изогнутый ствол странного приспособления, похожего на то, что Звёздные собирались нацелить в Кейта на Луне, показался из складок драпировки. "Убивайте! Убивайте их!" -- указывая на Кейта, завизжала молодая женщина с тяжёлым узлом волос на затылке -- родная сестра пронзённого стрелой руководителя Коллегии. Кинтия тотчас выстрелила в неё, почти не целясь, и попала; сила поражения была такой, что женщине почти снесло голову, перебив шейные позвонки. Вторая стрела Кинтии насквозь пробила занавес в проходе; оттуда донёсся жалобный стон, потом что-то тяжко рухнуло на пол. Люди повскакивали с мест, крича, ругаясь, опрокидывая скамейки; кто-то прикрывался креслами, кто-то -- женщинами. Воздух наполнился свистом стрел и стуком падающих оземь тел -- Кейт и Кинтия беспощадно выбивали одного за другим тех, кто стремился завладеть загадочным аппаратом в проходе. Псы Шик и Дик, прыгнувшие в толпу, оскалили клыки и зарычали, сгоняя лучшие умы Земли в углы зала.
   -- Уняли бы вы своих идиотов отпрысков, -- скучающим голосом посоветовал визжащей, полуобморочной руководительнице собрания один из сидевших в президиуме депутатов, старый, опытный учитель, до сих пор носивший на лацкане своей рабочей куртки немодный уже университетский значок. -- Иначе, сдаётся мне, вслед за Пифоном сегодня в Аид непременно будут отправлены и все восемь детей Ниобы... И прекратите вы так орать: эти ребята как кого убили, так и обратно оживят, вам же ясно было только что сказано!
   Но никакая сила во всей Вселенной, никакой голос разума или чувство ответственности не могли бы уже остановить кровавого хаоса, разыгравшегося в зале Совета. Большинство депутатов, всю свою жизнь дравшиеся за чины, должности и звания и вдруг в одночасье лишившиеся всего, что им было дорого, проявили фантастическую беспощадность, а местами даже бесстрашие, не заслуживающее, впрочем, никакой похвалы -- ибо противник их был заведомо, неизмеримо сильнее. Некоторые, не тратя времени на разборки с Кейтом и Кинтией, тут же решали какие-то личные отношения -- стреляли друг в друга из лучемётов, душили, неуклюже пытались тыкать в соперников подобранными наспех стрелами. Другие, закрывшись скамейками и креслами, неорганизованно ползли к загадочной установке, надеясь завладеть ей и побороться с детьми Джорджа Астера на равных. Наконец, Кейту так надоели эти их бесплодные попытки, что он бросил наземь лук, выхватил из кобур на поясе два отцовских лучевых пистолета и с двух рук, не целясь, выстрелил в загадочную установку. В проходе полыхнуло пламя, занялся пожар. Тогда отчаяние сменилось наконец-то слепой паникой; депутаты, эксперты и чиновники Совета, давя друг друга, устремились в два других выхода из зала -- но в одном их уже ждала Кинтия, с луком наготове, подобравшая одним движением руки все растраченные стрелы и ждавшая лишь сигнала брата, чтобы продолжить начатое. А в другом выходе, у подземной парковки, стоял в плотной парадной коробке строй вооружённых Звёздных под красным, без лишних знаков и эмблем, флагом восстания, и перед строем, сжимая наизготовку тяжёлый излучатель, сидел на Махасене, могучем слоне о трёх хоботах, разгневанный донельзя муж Кинтии -- Юсуф Куруш.
  -- Современность. Звёздные боги. Нью-Йорк, 310.06.17, вечер
   Пока в зале заседаний Совета ещё не развернулись толком все эти кровавые события, остальную планету, да и всю Солнечную Систему, уже продуло ледяным ветерком восстания. Многих лихорадило и трясло. Факт революции, неприятный, но неизбежный, как поход к зубному врачу, вдруг давал о себе знать с гулом и треском то там, то сям, круша и ломая неожиданно прочные механизмы охраны существующего миропорядка. У защитников сложившейся на Земле системы откуда-то оказались в руках целые склады оружия, в том числе категорически запрещённые к разработке и применению генераторы некробиотических лучей -- ингибиторов клеточного обмена, вызывающих у жертвы мгновенное, мучительное и необратимое удушье. В первые минуты массового восстания эти лучи смели с улиц десятки тысяч безоружных людей, поднявшихся на новую социальную борьбу, -- по преимуществу, презираемых рабочих-аугментатов, осиротевших без лидера Звёздных и молодых землян, жаждавших возмездия и справедливости.
   В то время как юная Айота пачками оживляла пострадавших, Джордж Астер прибег к доступному ему оружию для выведения индукторов некробиотического излучения из строя. К счастью для повстанцев, эти адские машинки создавали вокруг себя при работе чёртову уйму ионов, и навестись на них разом по всей Земле, как следствие, было ничуть не сложнее, чем склеить сисястую буфетчицу в Джерси после трёхчасовых потанцулек с коктейлями. Чудовищные молнии Джорджа, вызванные локальными пробоями ионосферы, мгновенно снесли с улиц смертоносные орудия истребления. Тогда восставшие методично занялись гангстерами и наёмниками, брошенными Коллегией Обороны на усмирение бунта. Особую опасность среди этих мерзавцев представляли аугментированные бойцы, специально подготовленные и обученные вести вооружённую борьбу, в том числе против толп людей. Им, однако же, с поразительным успехом сумели противостоять Звёздные -- многие из них, кто оказался по разным причинами на Земле в момент гибели Змея-Ракеты, примкнули с готовностью к начавшемуся восстанию землян и активно поддержали его.
   Референты Совета, беспрерывно посылавшие девушек в хитонах к терминалам связи за новыми и новыми подробностями бойни, тщетно пытались отвлечь внимание своих патронов от бесплодной дискуссии с Кейтом и Кинтией, чтобы переключить деятельность Совета на более важные события. Но, пока на улицах стреляли и взрывали ручные бомбы, депутаты продолжали вести дискуссии о судьбах человечества, о необходимой смертности отдельных индивидуумов и о творчестве Джонатана Свифта. Поэтому к тому моменту, как Джордж Астер осознал внезапно, что его детишкам всё-таки грозит некая опасность, Совет Земли так ещё и не узнал ничего о подлинных масштабах восстания, кольцом огня охватившего всю Солнечную Систему.
   Джордж, не мешкая, отправился в Нью-Йорк. С собой он прихватил, разумеется, Кита и Айоту, а заодно позвал этого парня малышки Синди, Юсуфа Куруша. Парнишка выглядел довольно толковым. Стоило бедняжке Рикки Морьеру склеить ласты, как там и сям по Солнечной Системе к уцелевшим Звёздным заявились Кинтия и этот Юсуф, устроившие им агитацию. По их словам выходило так, что дурак Морьер сперва приватизировал хорошие дельные лозунги, а потом рассчитывал с их помощью поиметь Звёздных так, что мало бы не показалось никому. При этом Юсуф Куруш ссылался на какой-то договор между ним, Кинтией и Рикки Морьером, по которому Звёздные должны были первыми получить космическую природу детей Джорджа Астера. Они её и получили -- те, кто готов был как следует подраться за свои и, главное, за чужие человеческие права! Звёздные верили этому Юсуфу, говорили ему что-то одобрительное насчёт вечной верности... Нет, что ни говори, а парнишку себе Синди нашла хоть куда. Такой не выдаст, хоть всю Вселенную ему предложи взамен. Впрочем, вся Вселенная у него теперь есть и так...
   Когда Джордж, Айота, дядюшка Кит и целый отряд Звёздных с Юсуфом во главе прибыли к зданию Совета, вокруг, разумеется, уже болталась целая толпа гангстеров, неслабо вооружённых разными пушками, в том числе и очень неприятно выглядевшими. Пришлось Джорджу пролить на них небольшой дождик из подвластной ему атмосферы, а дядюшке Киту -- добавить чуть-чуть водички с моря. Когда всех бандитов смыло в Гудзон, примерно как в этих старых кино про большое цунами, возникла ещё одна проблема: входы в Совет оказались запертыми. Конечно, и Джорджу, и Киту с Айотой на замки было плевать, но вот ввести туда отряд Звёздных -- с этим могла открыться некоторая проблемка! Пришлось штурмовать здание через задницу, то есть, вести Звёздных на старую подземную парковку. Чтобы избавиться от бронированной двери, не прибегая к землетрясению, Джордж Астер выдал Юсуфу ручного слонёнка Кейта, Махасену -- довольно убедительного монстрика со смешными волосатыми ушками и тремя хоботами, способного высадить своей задницей дверь не только в Совет Земли, но, пожалуй, и в ад к чертям. Юсуф оседлал слоника, пустил его тараном на двери, да ещё разок помог лучевой атакой. Дверь вылетела, как пиво из пьянчуги на "русских горках", и Юсуф со своими Звёздными полез внутрь. Тем временем Джордж, оставив Айоту и дядю Кита в фойе, двинул, в зал заседаний прямо через парадный вход. Запах гари, вопли и шипение лучемётов в зале заседаний убедили его в том, что он со своими ребятами подоспел сюда как раз вовремя.
   Именно в этот момент очередной референт, окружённый стайкой девушек в хитонах, всё-таки вытребовал к себе внимания. Орущую председательницу собрания к тому времени уже вынесли куда-то прочь. Худой очкастый физик, призывавший сограждан ночевать прямо на рабочем месте и почаще пользоваться общими зубочистками во имя великого будущего, пытался теперь руководить заседанием Совета. Его не особенно беспокоила ни собственная жизнь, ни тот факт, что всё заседание только что на его глазах превратилось в безнадёжный кровавый бардак.
   -- Ну, вот и всё, -- сказал худой физик, получив от референта информацию о творившемся к этому моменту на Земле, -- коммунизм опять отменяется. Восстание этой дряни -- верный признак того, что человек как был скотом, так и останется. Вся мелкая сволочь по-прежнему только о том и мечтает, чтобы добраться до кормушки да нажраться посытней. Всеобщая цель им неинтересна. Какие же это люди?!
   -- Да уж, -- подтвердил другой депутат. -- Коммунизм -- это не для людей. Но, может быть, оно и к лучшему? Разве наша планета заслужила такое счастье?!
   На эту их дискуссию, впрочем, мало кто обратил внимание. Большинство членов Совета, прикрывшись от смертоносных стрел скамейками и переносными динамиками, упорно ползли и ползли к выходам, как тараканы, ошпаренные горячей водой. На коммунизм и на судьбу Земли им было в этот момент откровеннейшим образом плевать.
   Джордж Астер, в старинном скафандре без шлема и в ковбойском поясе с двумя лучевыми пистолетами в кобурах, протиснулся мимо дымящихся развалин какого-то агрегата, стоявших в проходе, прямо в ползущую, шевелящуюся толпу людей, брезгливо отстраняясь от тех, кто пытался укрыться за его ногами.
   -- Это и есть наш Совет Земли? По мне, так больше похоже на то, как термиты ползают по грязной помойке! -- раскатился под сводами зала его басовитый голос, незнакомый большинству собравшихся.
   С этими словами Джордж Астер принялся пробиваться к столам президиума, к Кейту и Кинтии, стоявших плечом к плечу с оружием наизготовку. На полпути, балансируя среди устоявших на месте кресел, он обернулся и, не удержавшись, сказал всё-таки стихшим, поникшим, замершим в ожидании своей участи:
   -- Про коммунизм вы тут тут рассуждать не смейте. Это мы коммунизм строили, а вы его готовеньким взяли и изгадили сверх меры. И людей вы изгадить тоже ухитрились, а особенно девок! Вот и доверяй после этого Землю таким, как вы... Тому у вас служи, этому служи, за третье вообще сдохни! Только вот в выгоде-то потом остаются всякие там жрецы, вроде вас! А труженику, человеку -- дерьма вы ему воловьего на лопате поднесёте, да ещё и требуете, чтобы он после этого радовался и вам кланяться не забывал! Я же вас вижу, я же насквозь всю вашу гнусную породу знаю! Вы коммунизма этого боялись всю жизнь! Сейчас вот отпусти вас с миром -- и понесёте вы в народ новый благовест. Коммунизма, мол, не будет, теперь давайте тиранить друг друга, как раньше. Ну так вот что я скажу: хрен вам! Это мы тут строим, мы учим, мы лечим, и что нам делать, мы тоже знаем без вас! А вас надо истребить, как клопов, чтобы не воняли больше под кроватями...
   Не договорив, Джордж махнул рукой и полез на трибуну, к Кейту. Обнял сына, прижал к себе на мгновение -- и тотчас отпустил, устыдившись собственной сентиментальности.
   -- Мальчик мой, -- сказал он. -- Рад видеть тебя живым... и взрослым. Небось, ты уже и на тачках гоняешь. Так что за руль в мою машину и не просись, перерос уже. Но вот на бейсбольный матч я тебя всё-таки обязательно как-нибудь должен сводить. Без этого -- какой же я буду отец?!
   К Джорджу бросилась Кинтия, а к Кейту Астеру -- Айота, вихрем влетевшая в зал поверх голов ползущих депутатов. Обе молодых женщины оказались в объятиях старших мужчин. Следом за Айотой в зал важно вступил дядюшка Кит, поправляя запонки. Он только что убил притаившегося в фойе охранника с гранатомётом, из числа личной гвардии какого-то сукина сына депутата, и это усилие несколько нарушило безукоризненную симметрию его костюма.
   -- Хватит вам колошматить эту дрянь, -- похлопав Кинтию по плечу, сказал Джордж Астер своим детям. -- Пусть себе ползут! Предлагаю вместо этого найти в этом сортире какой-нито буфет и всё-таки пойти промочить горло в честь такой встречи.
   -- Если они расползутся, то снова станут опасны, -- возразил его сын. -- Пока мы пьём и закусываем, они воспользуются всем, что успели нахапать: связями, людьми, идеологическими минами, заложенными под общество. Тогда мы неизбежно разожжём ещё боле страшную гражданскую рознь, а те, в чьих руках были эти марионетки, -- он окинул брезгливым, быстрым взором толпу номинальных властителей Земли, -- сдадут их и сделают вид, что сами они добровольно присоединились к революции. У них хватит сил возглавить и подмять её. И тогда, под видом народного восстания против несправедливости, общество шаг за шагом пройдёт через стадии ещё более страшной деградации, пока не окажется в конце концов в безнадёжных тисках тёмных сил. А мы либо окажемся не нужны, будем принуждены уйти очень надолго, если не навсегда, либо же станем в глазах запуганного населения, жаждущего покоя и сытости, ещё более страшными тиранами, чем Рикки Морьер.
   Джордж Астер хлопнул его по плечу:
   -- Дельно думаешь, младший! Нечего давать мерзавцам новые попытки, а проку с них, как с быка сметаны: и мало, и на вкус не то, -- Джордж Астер хотел сплюнуть на пол, но передумал. -- В общем, я бы их тут повесил на заднем дворе. У нас в Америке негодяев принято было сразу вешать. Говорят, воздух был тогда гораздо чище, и разные слабогрудые из Старого Света просто пачками ехали к нам на живительные климатические процедуры...
   -- Вы можете нас просто арестовать, -- сказал старый учитель, сидевший в президиуме и рассуждавший дотоле вслух про детей Ниобы. -- Впрочем, чтобы вы не подумали, что я дрожу за свою шкуру, лично меня вы можете расстрелять... Но вообще-то вы правы в ваших подозрениях -- эта компания так дискредитировала всё, за что на словах боролась, что про это теперь и слушать-то противно. Дай сейчас человечеству волю решать, и тогда оно, умело направленное несколькими идейными мерзавцами, вполне замечательно хлынет с дороги общественного прогресса толпами по кустам. Знаете, что делают в кустах? Нежеланных детей и уколы сильнодействующих наркотиков, -- он, нахмурясь, посмотрел отчего-то на Кинтию и Оту. -- И никакие ваши действия не смогут сами по себе ни предотвратить, ни даже удержать этого распада. Потому, между прочим, я и сижу уже много лет в этом кресле, -- он обвёл хмурым взглядом зал Совета, -- что, однажды начав падать вниз, до самого дна уже не остановишься.
   -- И что бы вы предложили нам сделать вместо этого? -- спросил у него Кейт.
   -- Долгое и не всегда оправданное усилие: попытаться вернуть людям веру в людей, личную честь и достоинство каждого индивидуума, разрушенные нашей пропагандой, -- ответил ему учитель. -- Да, я знаю, что это звучит как сумма мелких дел, отличная от героического подвига. Но вот именно это чувство, а вовсе не загадочное право умирать, это и есть то единственное, что на самом деле отличает человека от скота! Умение видеть в общем личное, а в личном общее, умение сопоставлять результаты одного с другим. А не растворяться, не становиться ни зверем-индивидуалистом, ни машиной, предназначенной для коллективной эксплуатации. Воспитать такого человека нелегко, а вот разложить его, разрушить -- это как раз почти ничего не стоит. И, да, только коммунистическая формация стала тем способом общественной жизни, который вообще заинтересован в появлении таких людей. А звёзды там, не звёзды, киновия эта всякая, простите за выражение, -- это всё к человеку прямого отношения не имеет, и, как следствие, может быть даже вредно для человечества в целом. Так что уж я, простите, жил всю жизнь коммунистом, и предпочту коммунистом умереть.
   -- А нас вы, значит, коммунистами считать не готовы? -- спросила Кинтия, подошедшая к отцу и брату. Она впервые в сознательном возрасте видела отца и поэтому восхищалась им со всем энтузиазмом молодости.
   -- Я не знаю ваших убеждений, -- ответил старый учитель, -- но знаю, что коммунизм, вопреки всем этим глупостям Звёздных, задуман был как строй именно для людей. Это же просто форма общественного устройства! Всё равно что, скажем, правильная организация городского транспорта. Не надо придавать коммунизму всяких мистических или там эзотерических свойств! А вот вы теперь, как я понял, изменяете саму природу людей и, как следствие, меняете природу отношений между ними. Так вот, для людей я не знаю строя лучше, чем тот коммунистический строй, который мы декларировали как свою ближнюю цель. Первые отсветы этого строя уже упали на нашу жизнь -- жизнь всё ещё, должен заметить, достаточно здоровую, чистую и высокую, несмотря на усилия разных подонков. А вот что я знаю о вашей жизни, о вашем мире? Ничего не знаю, и ничего не успею узнать -- ведь мне туда закрыт вход, закрыт благодаря месту, которое я занимаю здесь, в нашем старом обществе. Вы просто не возьмёте меня туда. А возьмёте -- и я там тоже стану коммунистом, потому что я знаю, что воспитание личности и воспитание достоинства просто невозможны без общественного прогресса, в чём бы он ни заключался. Это работа, которой я посвятил всю жизнь.
   -- И много навоспитывал? -- угрюмо осведомился Джордж.
   -- Тысячи моих учеников, -- ответил депутат, -- были вашими сверстниками, Джордж Астер. Не вашему поколению упрекать меня в бездействии! Это уже потом я пошёл на повышение и засел, как сахарная кукла, в этом кресле...
   -- Возьмём его с собой, -- вслух решила Кинтия. -- Он обязательно поругается с дядей Китом, а я хочу на это посмотреть!
   -- Ну, а что нам делать с остальными? -- спросил её отец, по-прежнему сохранявший мрачный вид.
   -- Пусть Звёздные и повстанцы арестуют их, -- махнул рукой Кейт. -- К счастью, усилиями самих землян я лишён права вмешиваться в здешнюю политику. Впрочем, есть одна функция, которую я оставлю пока что за собой. Я никому не отдам ни Солнце, ни ключи к "энциклопедии Урана", пока прежние дни не минут! В этом вопросе мне придётся побыть тираном, хотя многие наверняка захотят побороться с моей тиранией. Ну что ж, пусть тогда попробуют победить меня. Я ведь Солнце Непобедимое, -- с горестной усмешкой прибавил сын Джорджа Астера.
   -- Тогда я с тобой, -- быстро сказала Кинтия. -- У Юсуфа свои дела, а у отца и дяди Кита -- свои. Значит, будем пока защищаться вдвоём. И пусть кто только посмеет противостать тебе! Мы с Юсуфом уже попробовали с помощью твоих "искр" действовать одновременно в нескольких местах. Никто и не подозревал, как много могут сделать всего лишь двое! Пусть-ка попробуют проверить это на себе ещё раз!
   Кейт, кивнув ей, протянул старому учителю искорку солнечного пламени, лежавшую на его ладони самоцветом невиданной яркости.
   -- Держите ваше будущее, -- сказал он, -- и не растрачивайте его на ерунду. Это звёздное могущество. Оно породнит вас с сотнями поколений людей, сражавшихся за вас и за него. Только помните: вы обещали нам, что всегда будете коммунистом. Не нарушайте этого вашего обещания, пожалуйста, не нарушайте никогда. Разве что если у вас исчезнут все до единого основания для этого, или же нам всем не придётся никогда больше сражаться за людей и их человеческое достоинство...
   Депутат молча склонил голову, принял "искру" в свою руку; она исчезла тотчас, заставив глаза старика сверкнуть на мгновение нездешним светом, так же превосходящим по силе и глубине сияние солнца, как само солнце далеко превосходит пламя коптящего фитилька.
   -- А что достанется мне? -- спросила внезапно Анитра Нилумба, поднявшись из своего кресла и придерживая поломанную руку. -- Я не верю, что никогда не была нужна тебе, Кейт. Я даже готова простить тебе оскорбление. Но ты не посмеешь взять и выкинуть меня, как сломанную игрушку!
   -- А на что ты рассчитываешь? -- поинтересовался у неё Кейт.
   -- Даже не знаю... Но разве я не человек Земли? Разве нет и у меня права на будущее, на могущество, о котором ты говоришь? Вспомни: ведь мы же создавали эти твои системы вместе, ведь ты же воспользовался многими моими разработками, разработками покойного Лури, моего учителя. Разве я не заслуживаю будущего?!
   -- Дай сюда свою руку, -- сказал ей Кейт Астер.
   Анитра с готовностью подняла здоровую руку, и Кейт опустил огонёк "искры" в её ладонь. Лицо молодой женщины внезапно вспыхнуло, исказилось мгновенной гримасой ненависти и злобы, подкреплённой неслыханным, вселенским могуществом. Мгновение спустя выражение её лица сменилось, стало задумчивым и в чём-то даже брезгливым, как будто она попробовала на вкус тухлое мясо. И, наконец, Анитра сделала горлом какое-то некрасивое движение, выпустив "искру" из глубин своего чувственного рта обратно на волю.
   -- Нет, -- произнесла она, с усилием проглотив комок в горле, -- я так не могу. Это не для меня, это для всех, для каждого, а я так не могу. С вами -- не могу! Мне нужно только своё, своё собственное, личное! Иначе это не жизнь, а... Нет, уходи от меня, Кейт Астер, уходи от всех нас, живи дальше со своими сестричками и своими воображаемыми сородичами-богами! Ты всегда останешься маленьким мальчиком, недостойным настоящей женской любви. Уходи, и не приближайся ко мне больше! Я найду, что и как сделать с тобой впоследствии... ведь твоё могущество тоже не вечно, Кейт Астер! Смерть ещё нанесёт свой ответный удар -- и тебе, и всему, что ты посмел полюбить!
   Взмахнув рукой, успевшей зажить за краткий миг пребывания "искры" в её теле, Анитра круто развернулась и пошла по проходу между опустевшими креслами президиума, мягко ступая по коврам, точно обиженная кошка.
   -- Какая девочка! -- сказала Айота с восторгом, глядя ей вслед. -- Ой, Кейт, а ты её уже трахал?! Нет?! Зря! На твоём месте я бы её точно трахнула. Знаешь, когда я выйду за тебя замуж, я тебе её, наверное, куплю у здешних жрецов. На Каллиме из неё раньше сделали бы отличную рабыню для постели. Это ты там теперь всё сломал! Ну да ничего, здешние жрецы не хуже каллимских, они её воспитают как надо. Я займусь, ладно?! Мне её уже хочется!
   -- И мне, и мне! -- согласилась с младшей сестрой Кинтия, прежде чем тугая затрещина Джорджа Астера настигла обеих женщин одновременно.
   Кейт покраснел и неприлично хохотнул, глядя вслед Анитре Нилумбе. Джордж тоже поглядел ей вслед, задумчиво следя за тем, как раскачиваются на ходу её сисяндры.
   -- Я, -- сказала Кинтия, -- переживаю, честно говоря, за профессора Фейнмана. Если кто и заслужил представлять сейчас коллективное мнение человечества, так это он. Как он там, на Уране, закончил уже свой эксперимент?
   -- Думаю, что ещё нет, -- ответил сестре Кейт, -- иначе мы бы узнали о его триумфе. Но он очень просил нас ему не помогать. В конце концов, он задолго до нашего появления замыслил свой опыт превращения, слияния в одну целую общность несовместимых сущностей -- человека, его инструментов и колоссальных планетарных оболочек. Выполнив его с нашей помощью, он выигрывает только время; заменив нашими возможностями свои открытия, он теряет всё или почти всё. И потом, ему хочется побыть какое-то время в одиночестве, а нынешние земляне, пожалуй, всё ещё не та компания, которую можно было бы рекомендовать для того, чтобы развеять его хандру. Пусть "профессор Уран" поживёт, сколько хочет, в одиночестве, пусть использует, систематизирует, открывает заново все те знания, которые мы потеряли или забыли... Когда ему надоест, он сам вернётся к нам! И знаешь, я ему завидую! Мы имеем то, что имеем, по стечению обстоятельств, а те, кто пойдёт сейчас с нами, имеют то, что имеют, благодаря нашей воле. И только Наум Фейнман изменил себя сам, сделал себя и свою жизнь такими, какими хотел их видеть -- хотя бы на короткое время! Нам это пока что не дано, Кеи! Течение истории всё ещё несёт нас...
   Учитель, видимо, ошарашенный дотоле свалившимися на него ощущениями от контакта с "искрой", вдруг быстро подошёл к Кейту и, приподнявшись на цыпочках, положил свою узкую сухую руку на его плечо.
   -- Не наговаривайте на себя. Вы не плывёте по течению истории, вы либо гребёте, либо ставите парус. Это, впрочем, совершенно нормально для людей -- я имею в виду настоящих людей, конечно! Меня в вас поражает другое, -- с этими словами старый учитель-депутат вдруг взял за руки Кейта и Кинтию. -- То, как вы, два молодых человека, именно человека, с земным, в общем-то, воспитанием, могли вот так вот взять на себя -- взять и выдержать! -- всю ответственность за великий поворот цивилизации? Вам ведь пришлось выдерживать насмешки, критику, неуважение, даже издевательства. Какой мужчина вытерпит такую вот Анитру возде себя?! Вас открыто использовали, вас, наконец, просто игнорировали, вам сто тысяч раз объясняли, почему ваши планы не сработают, не нужны, неинтересны людям, почему всё это не более чем бред величия. Вам пришлось скрываться, заслонять свои сердца от людей, общества которых вы были лишены с детства. И под конец вам пришлось убивать. А ведь вы могли просто уйти, могли найти свою вторую родину, народ вашей матушки. Или же вы могли бы начать диктовать Земле собственную волю, или, наконец, просто жить частной жизнью, самодостаточные, могущественные, бессмертные, становясь с каждым годом всё более далёкими от нас, людей... Так почему вы не испугались? Почему вы ввязались за всех нас в это сражение, которое вы сами уже выиграли для себя заранее, изначально, просто по праву рождения?
   -- Да просто потому, -- ответил Кейт задумчиво, поднимая свой лук, валявшийся на полу, -- что добро всегда должно побеждать!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"