Аннотация: Рассказ о конфликте науки и практики, имевшем в итоге взрывообразное развитие.
Уравнение спасения
-- Вы спрашиваете, почему уравнение неравновесных групп в звёздной плазме называется уравнением Грановского, хотя описал и решил его Щур? -- Молодой профессор оглядел аудиторию; историки науки, знатоки эпистемологии, вполне искренне интересовались этим частным вопросом. -- Хорошо, я вам отвечу; Грановский ненавидел Щура и присвоил себе его открытие, а люди, бывшие тому свидетелями, согласились с этим.
Щур, говорят, был тугодумом. Он прилетел в Распадок по вызову, чтобы помочь просчитать поведение тамошней звезды. Звезда была так себе, обычная безымянная "глизешка", вспыхивавшая по временам внутренним ядерным огнём, как наша соседка Проксима Центавра. В Распадке эти вспышки вызывали накопление разнообразных изотопов, очень нужных в хозяйстве. Люди, жившие на теневой стороне планеты, за Распадком, добывали эти изотопы и делали из них всяческие полезные изделия.
Грановский руководил тамошней научной группой. Они в течение тридцати лет пытались принудить звезду Распадка пульсировать в нужном ритме, увеличивая полезный выход. При этом они исходили из модели, порочной изначально; по расчётам Грановского, в ядре звезды происходил равновесный периодический процесс, сопровождавшийся пульсацией и выбросом радиоактивных частиц; то, что эти выбросы не имели периодичности, с переменным успехом объяснялось то вращением звезды, то падением в неё частиц протопланетного диска, то изменениями в плотности оболочек. Грановский успел обзавестись научной школой, учениками, монографиями и другими атрибутами тогдашнего успеха в науке. Неудивительно: мы с вами изучали уже, что из всех областей общественной жизни наука наиболее консервативна в социальном плане, и на тот момент она с трудом преодолевала в себе последние остатки феодальных отношений.
Щур же был практиком, инженером. Перед прилётом в Распадок он не дал себе никакого труда ознакомиться с работами школы Грановского. Поэтому он, изучив конфигурацию гравитационных полей системы Распадка, дал с ходу правильное объяснение поведению тамошней звезды: она поглотила и высосала свою соседку, красного или бурого карлика, и теперь в её собственном ядре шли взрывные процессы, связанные с неравномерным распределением плотности газа. Тогда-то Щур и создал свои уравнения, положившие начало современной теории управления звёздами.
Грановский, естественно, обиделся. Все накопленные его школой за много лет результаты были вычеркнуты из науки, как бредни старинных астрономов о плоской Земле, деферентах и эпициклах. Тогда, спасая свою репутацию, Грановский пошёл на отчаянный шаг. Он попросил у Щура его неопубликованные расчёты, якобы для того, чтобы сверить их с данными наблюдений, и буквально за несколько часов опубликовал их под своим именем, ссылаясь в отдельных частных случаях на своих учеников и соратников. Имя Щура в публикациях вообще не упоминалось.
Щур не был покладистым человеком. Он публично обвинил Грановского в интеллектуальном воровстве, но ему ответили на это уже всем коллективом:
-- Мы три десятка лет исследуем эту проблему. Мы -- коллектив. А вы, Щур, никто, вы явились ниоткуда и звать вас никак. Вы даже не учёный! Если вы обнаружили фундаментальную ошибку в наших вычислениях, вашим долгом было сообщить об этом нам, чтобы мы перенаправили наши усилия в правильное русло. А вы вместо этого попытались обойти профессионалов, лишить нас научной чести и научного авторитета. Это не по-товарищески, коллективисты так себя не ведут, стыдитесь, Щур!
И ещё много оскорбительных слов и нравоучений говорили они Щуру, так что тот в итоге не выдержал и слёг в больницу.
Грановский же развил бурную деятельность. Опасаясь Щура, он заранее озаботился тем, чтобы использовать паузу в ссоре в интересах своей научной школы. Он разослал письма, эссе и статьи, посты, заметки и замечания, где в наихудшем свете выставлял деятельность Щура. Не успел несчастный эксплуатационник выписаться из больницы, как собрание планеты постановило уволить его и выслать восвояси.
-- Но мои расчёты ещё не закончены! -- протестовал Щур. -- Ведь там только основное уравнение, а есть ещё детали, и они важны!
-- Это не ваши расчёты, а Грановского, -- возражали ему. -- И мы будем вам очень обязаны, если вы не будете больше беспокоить наших товарищей учёных своими пафосными бреднями и галиматьёй! Их-то мы знаем тридцать лет, а вы, собственно, кто такой и откуда?! Инженеришка... тьфу!
И Щур убрался несолоно хлебавши.
"Уравнение Грановского" получило признание. Стройная и ясная теория позволила прекрасно объяснить поведение некоторых маленьких, но нестабильных звёзд. На школу Грановского пролился дождик славы и чести. Сам Грановский расхаживал по Распадку гоголем, руководя с научно-теоретических позиций строительством центра управления звездой.
-- Это будет самый мощный реактор для производства изотопов, когда-либо служивший человечеству! -- говорил он, позируя на фоне стройки.
По коридорам научных учреждений и ведомств бродил больной, осунувшийся Щур.
-- Этот Грановский не понимает, что он творит! Он упростил уравнение, пользуясь тем, что ряд его дополнительных членов взаимно нейтрализует друг друга! Он принимает их безусловно равными нулю и выбрасывает из рассмотрения; но ведь это верно только для привычных ему равновесных систем! Стоит вмешаться в динамику звёздного горения, и коэффициенты станут непредсказуемыми!
Но Грановский успел хорошо поработать над репутацией Щура. Ему отвечали на это -- кто с усмешкой, а кто и с гневом:
-- Грановский -- великий учёный-теоретик, а у вас, Щур, просто навязчивый бред изобретательства. Вы эксплуатационник, вот и давите свои кнопочки! А в дела науки не лезьте...
Впрочем, нашлась группа молодых специалистов -- к сожалению, тоже инженеров, а не теоретиков, так как заповедью теоретиков давно уже было правило "Не лезь в чужую область". Они перепроверили расчёты Щура, сопоставили их с выкладками Грановского и схватились за головы:
-- С такими параметрами звезда точно пойдёт вразнос, стоит нам вмешаться в её горение!
Поднялся скандал всегалактических масштабов.
-- Что-то там они в Распадке окончательно потеряли берега!
К сожалению, уравнение Грановского не предсказывало никаких таких ужасов. Все параметры сходились в стабильной зоне, и Грановский, убедившись по своим расчётам в безопасности проекта, созвал совещание своих сотрудников:
-- Этот Щур нам гадит. Мстительная сволочь! Предлагаю: до окончания эксперимента посылать с планеты только данные, соответствующие нашим теоретическим выкладкам и подтверждающие их правоту.
-- Но это же мелкий подлог! -- сказал кто-то молодой и наивный.
-- Лучше мелкий подлог во благо общего дела, чем срыв гигантского эксперимента из-за мелочных страстей каких-то людишек! Мы, учёные, стоим далеко за передним краем человеческого разума, и мы должны быть выше повседневных понятий, -- парировал Грановский.
И до самого конца строительства из Распадка шла в космос информация, полностью подтверждавшая выводы Грановского. Щур был дискредитирован окончательно. И Щур сдался.
-- Как знать! -- говорил он тихо сам себе. -- Может быть, я и ошибся?! Ведь, в самом деле, там работают профессионалы! Если всё против меня, быть может, проблема во мне?
Накануне пуска установки, управляющей звездой, Грановский прилетел на Землю, чтобы отметить победу своей теории торжественным докладом в Академии наук.
-- Человечество побеждает и подчиняет себе силы звёзд, -- говорил он в интервью австралийскому коммуникационному каналу, -- поскольку человечество за собой ведёт по пути прогресса гений точного научного знания!
В ноль часов ноль минут следующих суток по времени Распадка установка была запущена. Гигантские магнитные сети скрестились в ядре звезды, улавливая и сдавливая термоядерную плазму в стремительно пульсирующие кольца вихревых ловушек. Мгновение спустя в неравновесной среде нагретого, сжатого ядерного газа гравитационные силы возобладали над давлением света. Ядро схлопнулось, сжалось, и сквозь плотный слой вырожденной плазмы со скоростью пять тысяч километров в секунду прокатился фронт реакции неуправляемого термоядерного синтеза. Поток мягкого рентгеновского излучения вытолкнул перед собой наружные оболочки звезды, как ударную волну. В пустынном, бедном звёздами районе Галактики вспыхнула рукотворная сверхновая. Через три с половиной минуты Распадок исчез в её огне. Люди, обитавшие на обратной стороне планеты, были защищены от рентгеновской вспышки, но нагрев коры и нахлынувший следом океан звёздной плазмы сделали своё дело. Всё население Распадка, за исключением Грановского, исчезло в бушующем огненном море.
Грановский, узнав о катастрофе, тотчас же вызвал Щура.
-- Это что такое, товарищ Щур? Сознательная диверсия с вашей стороны, или просто проявление научной некомпетентности?!
-- Я не раз пытался вас остановить...
-- Пытались?! Значит, недостаточно настойчиво пытались! По вашей халатности, из-за вашей лени и спеси, погибли тысячи людей!
-- Я делал всё возможное, чтобы предоставить вам нужные расчёты!
-- Скажите, пожалуйста: он делал всё возможное! Значит, неправильно делали, товарищ Щур! Не умели вы построить работу с людьми, зазнались, ячеством страдаете! Могли бы просто прийти ко мне с повинной, попросить, чтобы я вам разрешил работать на меня... неужели бы я вам отказал? Сидели бы у меня лаборантом, кропали свои уравненьица, глядишь, был бы и толк... А теперь из-за ваших амбиций погибли люди! Вы, Щур, не сумели встать себе на горло ради общего дела, и теперь вы прокляты навеки, вы -- убийца, убийца, убийца!
Два дня спустя на отдалённой турбазе в Конго инструктор и пара туристов, совершавшие дальний пеший переход путями древних охотников, нашли на дереве повесившегося Щура. Грановский пытался использовать его смерть в своих целях; он предположил, что Щур тайно внёс поправки в схему строящейся установки. На этом месте интерес человечества к фигуре Грановского обрёл наконец-то должный масштаб. Было начато расследование катастрофы, хотя Грановский и указывал справедливо, что в отсутствие институтов соблюдения закона такое расследование не принесёт никаких плодов. Был быстро установлен и доказан как приоритет Щура в объяснении странных эффектов звезды Распадка, так и его авторство в уравнении. Но Грановский отстоял своё право на уравнение, так как в научном мире приоритет публикации являлся тогда важнейшим способом определения авторства. Так и кончилась эта история. И теперь мы читаем в учебниках, что уравнение Грановского открыл и использовал впервые в практике Щур.
-- И что? -- спросил один из студентов. -- Как в итоге наказали Грановского?
-- Никак, -- ответил профессор. -- Как его накажешь?! Ответственных дел ему больше не доверяли, конечно, да и в науке дела его пошли к закату; остаток жизни он тратил на то, чтобы клеветать на Щура и рекламировать себя. Уже лет десять спустя расследование определило степень его вины в предоставлении некачественной информации, из-за которой внешняя проверка не смогла выявить катастрофу. Но он к тому времени уже ничем не занимался. Нашёл, правда, одного драматурга-любителя, который написал пьесу про плохого Щура и хорошего Грановского, но пьеса как-то не пошла... Вот и всё. Умер в сто тридцать шесть лет, завещав поставить ему большой памятник с надписью "Покорителю звёздного пламени", но так никто за памятник и не взялся.
-- Плохая история, -- заметила веснушчатая студентка. -- Без морали.
-- А какая тут возможна мораль? -- удивился преподаватель. -- Что надо быть порядочным человеком? К сожалению, это не всегда выгодная стратегия... Впрочем, если вам угодно, то Щур получил свою долю посмертной славы. Видели на звёздных консолях старинную кириллическую букву, вроде римской тройки с хвостиком? Это "Щ", первая буква в фамилии Щура. Вот и вся история!
-- Ладно, -- сказал тот студент, что спрашивал, как наказали Грановского. -- Тогда у меня последний вопрос: почему в учебниках по истории науки пишут "уравнение Грановского, созданное и решённое в общем виде Щуром", а в учебниках по звёздной кинетике это же уравнение называют "уравнением спасения"? Я понимаю, что это внутренняя терминология, но откуда она взялась?!
Профессор, глядя в окно, подумал с минуту.
-- А вот об этом, -- сказал он наконец, -- я попрошу вас написать небольшое эссе к следующему занятию. Ваше собственное мнение о том, почему это так. Шесть-семь тысяч знаков, пожалуйста, шрифтом размера четырнадцать...