Сам того не подозревая, на этот раз Юнкс нанес своему постоянному оппоненту по-настоящему болезненный удар.
По крайней мере, Аполлон был уверен в том, что Юнкс об этом не подозревает.
Как многие другие молодые люди, в свои неполные двадцать четыре Аполлон Аедоницкий свято верил в то, что для него в этом мире не осталось загадок. Тем более, для него не представлял из себя загадки очередной любовник Клео. Легкомысленную поэтессу и прежде, по закону схождения противоположностей, привлекали основательные, крепенькие, даже грубоватые мужички, которым, казалось бы, совершенно нечего было делать рядом с утонченной дамой. Аполлон видел их, а заодно и недалекую Клео, просто насквозь. Парящей в облаках звезде необходима была твердая опора в жизни, и они предоставляли ей эту опору, - ничего не смыслящие ни в поэтическом вдохновении, ни в мировой литературе, ни в блеске салонного общения, они испытывали, состоя при Клео, чувство причастности к высшим сферам духовного бытия. Клео же благосклонно принимала от них то единственное, что они могли дать взамен, - материальную обеспеченность.
Если Юнкс и отличался от других, то отличия были к худшему. Он не только не понимал ничего в искусстве, но и не проявлял ни малейшего уважения к тем, чьи чувства были более развиты. Будь его неуважение агрессивным, за этим было бы по крайней мере забавно наблюдать, - но он просто игнорировал все, что выходило за рамки его представлений. На беззлобные подшучивания со стороны гостей салона Юнкс вообще не реагировал - либо отвечал неожиданными, совершенно обескураживающими резкостями. Кампрское происхождение могло бы придать ему немного оригинальности, но он словно бы сознательно искоренял все то, что связывало его с народом Кампра: не носил национальных одежд, предпочитая стиль европейского ретро, ежедневно брился, говорил по-русски без акцента. Аполлон, не разбиравшийся во всех этих особенностях строения скуловых дуг и височных впадин, при первом знакомстве вообще принял Юнкса за самого заурядного землянина, тем более, что очень уж напоминал он внешне второразрядного канадского киноактера Айронсайда - только что без благородных залысин.
А самое непонятное было то, что Юнкс приобрел какую-то странную власть над Клео, - в его присутствии та съеживалась, делалась неловкой и даже говорила меньше обычного. Вслед за нею все гости начали вести себя так же при появлении этого унылого субъекта. К счастью, камприар вскоре приучился убираться из салона практически на весь вечер. Как следствие, он занимал собой балкон, но с этим можно было еще как-то мириться, - лишь бы не стоял над душой, не давил тяжелым взглядом на психику. Но и эти несколько шагов, которые отделяли вход в гостиную от двери балкона, он не мог пройти, не наступив никому на мозоль...
"Сколько фильмов вы сняли..."
На дворе стояла глухая ночь, пепельница переполнилась окурками. Вернувшись от Клео, Аполлон долго блуждал по квартире, пока не решился пересмотреть один из неоконченных сюжетов, самый короткий, запустил его на портативном плейере, потом не выдержал - вычерпал из дальнего ящика все инфокарты, развернул экран во всю стену, и смотрел, смотрел...
"История вечной любви". Влюбленные люди не в состоянии решить, должны ли они принадлежать мечте своей жизни или друг другу. В тот раз Аполлону истрепали нервы самозваные технические консультанты. По их настоянию он честно пытался включить в кадр все детали модифицированного двигателя внутреннего сгорания на безопасном водном цикле и пояснения к нему. Когда он обнаружил, что история любви и мечты оказалась на втором плане, вытесненная форсунками, шлангами и прочими ниппелями, он порвал свой рабочий экземпляр сценария на клочки и выбросил в Неву.
"Бегущая по кромке льда". Легенда о девушке-волчице два года являлась ему во сне. На главную роль нашлась удивительной красоты полу-аргерианка с янтарными глазами, сон буквально начинал воплощаться, деталь за деталью! Но его тогдашняя подруга, которой он намеревался посвятить этот фильм, принялась скандалить. Сраженный аргументом "ты ничего не понимаешь в оборотнях", Аполлон оставил и ее, и съемочную площадку. Загадочный сон больше не томил.
"Паладины времени". Это должна была быть философская фантастика, и она не выдержала шквала критики. Одним сюжет казался недостаточно правдоподобным с точки зрения технологии, другим - с точки зрения психологии, третьим он казался недостаточно динамичным, четвертым находили фильм слишком жестоким, нашелся даже умник, который обвинил Аполлона в надругательстве над Уэллсом. И этот материал был похоронен, подобно предыдущим...
Каждая из инфокарт, хранивших результаты съемки, вызывала у режиссера жалостливое омерзение, как яйцо с дохлым зародышем цыпленка, но взять и попросту очистить их у него не поднималась рука. И теперь, прогоняя отрывки по экрану, останавливая кадры, и разглядывая то панорамы, то позы и выражения лиц, он испытывал невольное восхищение - и боль. Оторванные от живого организма сюжетов, детали были безумно красивы, но безнадежно мертвы. И снова тянулась рука - стереть! - и останавливалась над кнопкой.
Поглощенный тяжелыми мыслями, Аполлон не отреагировал сразу на сигнал электронного привратника. На часах светились цифры 04-22. Он машинально дал команду открыть, не посмотрев на входное видео, а когда спохватился, камера показывала только пустое крыльцо подъезда. Кого принесло в такое время? Он распахнул дверь квартиры и остолбенел. Сердце неприятно дернулось.
- Доброй ночи, - с плохо скрываемой иронией в голосе приветствовал его камприар. - Простите за поздний визит. Я случайно заметил, что вы еще не спите.
- И чего вы от меня хотите? - буркнул Аполлон, чувствуя, как начинают дрожать руки. Дьявол! В самом деле, не боится же он этого ублюдка! Какого черта напала трясучка? Молодой человек обозлился сам на себя, это помогло ему вспомнить, что он-то не быдло невоспитанное. - Кстати, доброй ночи, - выдавил он из себя и сразу почувствовал определенный контроль над ситуацией. - Проходите, пожалуйста. Хотите чего-нибудь выпить - бренди, рислинг, коктейль?
Последняя фраза почти вернула его в привычную колею. Аполлон знал, что комиссар из принципа пьет только воду, только "Серебряный ключ", - сколько раз Клео умоляла кого-нибудь оказать ей любезность и сбегать именно за этим сортом воды в магазин - в автомате у подъезда его никогда не бывало. Поэтому он с особенным удовольствием распахнул дверцу бара, в котором хранилась тщательно подобранная коллекция напитков. Как и следовало ожидать, Юнкс покачал головой:
- Благодарю, не стоит.
- Да вы садитесь, садитесь, - эту особенность Аполлон тоже знал за комиссаром, по манерам тот был вроде киборга: не дашь команду сесть - останется стоять, как выдвинутый на середину комнаты угловатый комод. - Чем могу быть полезен?
- Я хотел спросить вас, Аполлон, не знаете ли вы, какие места в городе регулярно посещает Андрей Барков, - сказал Юнкс.
Аполлон присвистнул оскорбленно:
- А с какой, простите, радости, я должен вам докладываться? И вообще, шпионить за своими знакомыми?
Юнкс даже бровью не повел.
- Вы мне ничего не должны, Аполлон, - так же спокойно сказал он. - Я пришел к вам, потому что совершил ошибку и намерен ее исправить, пока последствия не стали неустранимыми. Вы можете помочь.
- И не собираюсь! - воскликнул режиссер. - Как вы вообще могли подумать, что я захочу вам помогать?
- Я обыкновенно думаю о людях хорошо, - пожал плечами комиссар, вставая. - Извините.
Здесь Аполлону следовало с улыбочкой выпроводить визитера, но вместо этого, неожиданно для себя, он сорвался и процедил сквозь зубы:
- Хорошо думаете о людях? Поэтому вы у всех ищете больные места?
Сказал - и пожалел об этом. Юнкс остановился и поднял на него тяжелый, сумрачный взгляд:
- Я никогда не ищу больные места. Если у меня возникает необходимость причинить кому-нибудь боль, я просто бью апперкотом в челюсть. Не моя вина, что у вас... кариес.
Аполлон вырос в благополучном культурном городе и путешествовал всегда в исключительно рафинированных условиях. Ему было незнакомо ощущение, которое причиняет кулак, врезающийся в лицо, и теперь-то он понял, почему в присутствии комиссара его начинает трясти. От Юнкса исходила угроза, нешуточная, невыдуманная угроза. Ему действительно ничего не стоило выломать одним ударом зубы кому угодно, и плевать на то, как человек будет мучиться все эти часы, пока хирурги и дантисты будут заживлять изуродованное лицо...
Как сквозь вату, режиссер услышал:
- Я сказал именно то, что думал. Разоблачение и арест каждого преступника из Вечноживущих - это результат усилий многих людей, усилий, которых зрители не видят и часто даже не предполагают, как и при съемках кино. Именно так вы поняли бы меня, если бы не представляли собой один сплошной больной зуб.
- Но вы знали... - тихо сказал Аполлон.
Юнкс не ответил. И тогда молодой человек, сгорбившись и опустив голову, пнул журнальный столик, - тот опрокинулся, инфокарты разлетелись по ковру. Аполлон шагнул следом, охваченный желанием передавить каблуком, как жуков, свидетельства своих поражений. Сильная рука поймала его за плечо и развернула:
- Не надо совершать необратимых поступков в состоянии аффекта.
- Какое вам дело? - окрысился Аполлон, выворачиваясь из-под руки комиссара. Ответ парализовал его:
- Надеюсь когда-нибудь увидеть ваши замыслы воплощенными.
- Что вы в этом понимаете, - пробормотал Аполлон некоторое время спустя.
- Кое-что понимаю, - так же негромко ответил комиссар. - У вас есть воображение, есть культурный опыт, есть любовь к искусству и талант. У вас мало личного опыта, в особенности опыта борьбы и опыта любви. Я мог бы посоветовать вам найти старшего товарища, который поддерживал бы вас, когда вы в сомнениях, но здесь есть проблема: если он окажется богат житейским опытом, но лишен воображения, он погубит и ваше. Если же у вашего гипотетического друга будет творческий потенциал, он лишит вас индивидуальности и превратит в продолжение самого себя. Вы можете прийти к мысли, что вам надо сперва набраться собственного опыта, и это достойное решение, но на этом пути вы легко растеряете то, что у вас есть сейчас, и прежде всего - юность.
- Тогда что мне делать? - едва дыша, спросил Аполлон, совершенно обмякший от неожиданного сочувствия со стороны человека, от которого ожидал совсем другого отношения.
- Хотите от меня мудрости в кампрском национальном стиле? - иронично поднял брови комиссар. Аполлон неуверенно улыбнулся в ответ.
- Вам нельзя полагаться полностью на одного человека, будь то вы сами или ваш самый надежный друг. Вот вам и вся мудрость... А сейчас извините, я вас оставлю.
- Почему же, - растерялся от неожиданности режиссер, - подождите!
- Не могу, - Юнкс вдруг закусил губу и промычал невнятно, - черт побери...
Аполлон недоуменно моргнул... и внезапно сообразил, затушил тлеющую сигарету, влепил ладонью по клавишам кондиционера, потащил гостя под ледяные струи воздуха. Побледневший, комиссар все-таки нашел силы криво улыбнуться:
- А это было мое больное место. Теперь вы знаете.
- Юнкс, простите... вы настолько тяжело переносите запах дыма?
- Меня тошнит от любого сильного запаха, - честно ответил комиссар. - Если не возражаете, я бы умылся.
- Ванная - там...
Пока Юнкс был занят, Аполлон вытряхнул и вымыл пепельницу, размышляя над вопросом, была ли вся эта сцена естественной, или же Юнкс, как положено агенту, втирался в доверие, сыграв подряд злого дяденьку, доброго дяденьку и несчастного дяденьку. Подозрения были небезосновательны, но их все более отчаянно глушил назойливый внутренний голосок:
"Как он сказал - "талант"? И - "любовь к искусству"? И - "воображение"? Никто никогда тебе такого не говорил. Может быть, нечто подобное подразумевается, когда девочки повизгивают, а остальные похмыкивают, глядя на твою работу, но, может быть, и нет. А он, вот так просто, взял и сказал..."
- Ну конечно, я от первого же комплимента должен расплыться, как снегурочка, - бурчал себе под нос Аполлон, безуспешно прогоняя с лица сконфуженную ухмылку.
"По крайней мере, насчет своей тошноты он не соврал. Бледнеть по желанию в нужный момент ни один актер не умеет, даже самый лучший... А если кампрских комиссаров этому обучают - бледнеть, краснеть? Тогда... тогда я приглашу его сниматься, вот что!"
Умозаключения
К тому времени, как комиссар вышел из ванной - без пиджака, с закатанными рукавами рубашки и мокрой головой, - Аполлон уже примирился с тем, что комплименты значат для него больше, чем он думал прежде. Его так и тянуло спросить, какие такие знаки таланта обнаружил в нем Юнкс, но он взял себя в руки и вспомнил, с чего начался визит комиссара.
- Юнкс, - сказал он подав комиссару полотенце, - я вам действительно благодарен. Скажу честно, я считал вас занудой, извините.
Комиссар неопределенно фыркнул, вытираясь.
- Я бы очень хотел поговорить с вами об искусстве, - признался Аполлон. - Вы можете сколько угодно думать, что это потому, что вы сказали мне приятное, и я хочу еще. Хотя, по правде говоря, конечно, хочу, но это не главное. Я-то думал, что вам вообще не интересно никакое творчество, и, простите, понять не мог, что такого Клео в вас нашла. А вы не только интересуетесь, вы умеете выражать это словами...
Юнкс фыркнул уже более определенно:
- Клео не волнует то, что я могу сказать о творчестве. Она предпочитает говорить о нем сама. И не думаю, что мои представления особенно богаты или так уж новы для вас, но если захотите поговорить со мной об этом, воля ваша.
- Клео многое упускает, - режиссер бросил взгляд на часы и вздохнул. - А сейчас, как я помню, вы все-таки не за этим пришли...
- Да, - Юнкс слегка нахмурился. - Но если моя просьба только что противоречила вашим принципам, то я не думаю, что за несколько минут что-то изменилось. Как я уже сказал, вы мне ничего не должны.
- И все-таки, что вам нужно от Андрея? Может быть, у него можно получить ответы, не прибегая к шпионажу?
- У него невозможно просто так получить ответы. Юноша уверен, что все делает правильно...
- Да, это за ним водится.
- ... а значит, будет хранить чужую тайну, пока она его не уничтожит.
- Все так серьезно? - скептически спросил Аполлон. - Это, конечно, оправдание для слежки!
- Не оправдание, - кивнул Юнкс. - Будь это оправданием, я бы не вломился к вам среди ночи, рискуя нарваться на грубость и ничего не узнать. Я поручил бы оперативным агентам собрать на него досье, передал бы его аналитикам... Но меня и не интересует частная жизнь Баркова. Меня интересует его общественная жизнь, а именно - ответ на вопрос, где он мог встретить человека, с которым вошел в достаточно тесный контакт, чтобы распознать в нем Вечноживущего...
"О, нет", - тоскливо подумал Аполлон, пытаясь сохранить на лице заинтересованное выражение. - "Неужели он все-таки ненормальный?"
- ... и принять какое-то участие в его судьбе, - невозмутимо договорил Юнкс. - Барков приходил в салон Клео специально ради того, чтобы выяснить, не попадает ли его знакомый в зону интересов нашего ведомства. Я дал ему понять, что не попадает, предостерег, насколько мог, от самодеятельности в вопросах, связанных с Вечноживущими, и, признаться, постарался поскорее свернуть разговор с ним. И только после его ухода обратил внимание на подробность, которую прохлопал, как какой-нибудь практикант. Видите ли, в этом городе на Земле находится региональное представительство нашего комиссариата... - он сделал паузу, будто бы Аполлон мог что-то добавить к этому утверждению.
- И что? - вежливо спросил режиссер.
- Их всего два на Земле. Здесь и в Чили, - он снова сделал многозначительную паузу, ожидая какой-то реакции.
- И?
- А среди сотрудников комиссариата после очередного сокращения кадров осталось всего три одиозных фигуры: Вельди Грон, Ламус Крейн и, извините, я. И двое из нас сейчас здесь.
- И? - уже более заинтересованно спросил Аполлон.
- Про комиссариат не зря ходят анекдоты. Ведомство функционирует, зарплата начисляется, но уже четыре года мы ни одного Вечноживущего в глаза не видели.
- Хм, - Аполлон все-таки увлекся предложенными вводными. - Две одиозных личности в одном из... сколько у вас региональных представительств?
- Тридцать одно на Кампре и семнадцать инопланетных.
- Ага, из сорока восьми. А третий тоже был бы здесь, если бы ему не помешали какие-то технические причины?
- Старший комиссар Грон уже не молод, и он инвалид. Он все еще способен работать в дальних командировках, но в последние два месяца на его здоровье сказываются последствия лучевых поражений, и я настоял, чтобы он отправился на обследование в экспериментальную клинику на Китане.
Аполлон не мог не обратить внимания, что голос Юнкса заметно потеплел, пока он говорил о сослуживце.
- Вы с ним друзья? - спросил он.
- Он мне вместо отца. Не могу сказать "как отец", потому что не с чем сравнить.
- Извините...
- Не извиняйтесь, - улыбнулся Юнкс. - Это - не больное место. Так вот...
- Ага. Значит, третий из вас лишен возможности как-то повлиять на события. И вот, вы двое здесь, и у вас впервые за четыре года именно здесь появляется потенциальный клиент?
- Да. Причем, клиент, по всей видимости, не наш. У нас в розыске сейчас четверо подозреваемых...
- Позвольте, как это - Вечноживущий, но не ваш клиент?
- Сейчас мне придется повторить для вас то, что я вечером объяснял Баркову...
В течение рассказа Аполлон все больше хмурился, даже потянулся в один момент привычным жестом к пачке сигарет, но вместо нее подцепил пальцем карандаш и зажал его в зубах. Неловкость в обращении с Юнксом к этому времени совершенно покинула молодого человека, так что вместо своей вальяжной салонной позы он постепенно принял то положение, в котором обычно обдумывал сценарии, - с ногами в кресле, подавшись вперед и навалившись локтями на стол.
- Понятно, - сказал он, дослушав. - Если знакомец Баркова не находится в вашем розыске, то это значит, что за сорок тысяч лет он не сделал ничего примечательного, а если за все это время он так и не попал ни под какую раздачу, то это значит, что он ото всех хорошо прятался. А от Баркова не спрятался... Слишком много совпадений, просто Голливуд с доставкой на дом. Кстати, почему вы уверены, что это не один из ваших вип-клиентов?
- Троих я исключаю сразу. Тальвен - такой субъект, что если бы ваш высокоморальный Барков пообщался с ним хоть минуту, то не стал бы его защищать. Чтобы раскусить Бетт, нужен огромный опыт, эта леди обводила вокруг пальца даже фанатиков, готовых отправить на костер собственную мать, - они погибали, так ничего и не заподозрив. Она же натаскивала Стомера, так что он тоже надежно сливается с окружением. Впрочем, за Стомером не тянется кровавого следа, а политикой и преступными экспериментами он занимался вне Кампра, так что относительно него мы в дурацком положении - если он успел обрести подданство другого государства, то мы сможем только передать материалы дела заинтересованным сторонам и умыть руки. Если его оправдают на Земле и Аргерии, то он сможет даже свободно посещать родную планету. Что касается Эгиле... Его я как раз не исключаю. Он эксцентричен, никто не знает, что он может выкинуть, - например, он может и сознательно разоблачить сам себя. Но он не замешан ни в серьезных политических преступлениях, ни в тяжких уголовных. Он просто частный авантюрист. Буду откровенен с вами, Аполлон, если я встречу его на улице, то притворюсь, что не заметил.
- А почему это вы со мной так откровенны? - прищурился режиссер. Юнкс пристально посмотрел на него, по привычке подняв брови:
- А почему бы и нет?
- А если я накапаю про ваш либерализм вашему начальству?
- Испугали ежика. Ну допустим, вы накапаете старшему комиссару Грону.
- Хм. А если в вышестоящие инстанции?
- Послушайте, я намерен полностью перекроить эту систему, и об этом знает вся моя служба, знает вся заинтересованная общественность, и Объединенный Совет безопасности Кампра тоже знает. По-моему, я могу позволить себе с вами и не такие откровенности, как мнение о Вечноживущем-авантюристе.
Аполлон восхищенно развел руками:
- Сдаюсь! Значит, это может быть, как вы его назвали, Эгиле.
- Да, но я в этом сомневаюсь. Морнис Эгиле обыкновенно держится подальше и от Крейна, и от меня. Видите ли, я публично выражал сожаление о том, что нельзя специально для него ввести меру наказания "дать два раза по морде", и он об этом узнал. Теперь прячется. Таким образом, надо предполагать кого-то из неизвестных, а значит - совпадение маловероятных случайностей или хорошо спланированный инцидент.
- План более вероятен, чем цепь таких совпадений, - понимающе кивнул Аполлон. - А если план, то составил его кто-то, кто имеет доступ к вашим внутренним базам данных, знает незарегистрированных Вечноживущих и чего-то от всего этого хочет.
Юнкс молчал - ни "да" ни "нет".
- Значит, наш кандидат - это кто-то из комиссаров или из Вечноживущих, - предположил Аполлон. - То есть, осведомленный, подготовленный и, как следствие, очень опасный тип. Вы молчите, ну хорошо. Я понял. Вечноживущего Андрею подставили нарочно. Андрей побежал прямо к вам. Вы должны были что, вцепиться в него и вытрясти адрес конспиративной квартиры?
- Вероятно, - подал голос комиссар. - Если честно, я не представляю однозначного сценария. Предположим, я - мишень. Один из возможных вариантов - это фальсификация должностного преступления. Второй - исчезновение. Предположим, мишень - комиссариат. Опять же, дискредитация меня - конец реформе. Вариант - устроить скандал. Мы с Крейном на ножах, стравить нас над безобидным Вечноживущим - раз плюнуть. Тогда я порву Крейна, но тогда конец реформе и конец всем прогрессивным подвижкам в службе за полсотни лет.
- А если не порвете?
- Порву. Но если ему вдруг повезет, то итог будет такой же. И в этом случае мою службу тоже накроет волна регресса. Да, это наиболее очевидный вариант. Если на глазах общественности хоть один Вечноживущий избежит кремационной камеры, начнется истерика. И если Земля или другая из планет вмешается в конфликт, - вы не поверите, Аполлон, Кампр предпочтет разрыв отношений.
- Да что, черт побери, такого страшного в Вечноживущих? - не выдержал Аполлон. - Что за религиозный бред?
- Вечноживущие толкают нас к прогрессу и отлучают от заветов наших предков, - пожал плечами комиссар. - Вечноживущие умеют внушать свою волю и убивать без оружия на расстоянии. Они способны скрываться, притворившись деревом или камнем. Они не чувствуют собственной боли и наслаждаются чужой.
- И что из этого правда? - скептически спросил Аполлон.
- А это очень интересно. В давние времена был принят закон, запрещающий подвергать исследованиям арестованных Вечноживущих. Так что извините, но мы не знаем, что из этого правда. Например, то, что они сами способны на внушение воли, не было доказано. Но доказано, что они распространили эту методику среди аргериан.
- Хотите сказать, что аргерианский гипноз - это на самом деле их работа?
- Да. И кстати, замерзнуть до состояния полена, а потом оттаять и ожить - это для них реально. И болевой порог у них действительно повышен.
Аполлон подпер руками голову и задумался. Комиссар не торопил его, размышляя вроде бы о чем-то своем.
- Слушайте, Юнкс, все-таки странно. Как я понял, захваченные Вечноживущие очень быстро уничтожаются, исследовать их запрещено. Тогда как вообще со стороны можно убедиться в том, что они существуют и что они именно такие, как вы говорите? Вот я, например, в жизни не видел ни одного Вечноживущего...
- Вы видели. Да, доказать сложно, но в вашем случае мы можем начать с этого.
- Я?! - Аполлон нервно засмеялся, не зная, что ответить. Юнкс пожал плечами и бережно вытянул и нагрудного кармана плоский футляр с инфокартами.
- Смотрите сами.
Аполлон честно посмотрел. На экране замелькали портреты, живописные и фотографические, на которых присутствовала одна и та же светловолосая женщина, до странности похожая на старую знакомую Клео - Лизу Монахову.
- Вылитая Лиза, - сказал он. - Надеюсь, вы не подозреваете Лизу в том, что она... стоп, вы же не знаете Лизу. Она уже год, как не заходит к Клео. И что за черт?
Женщина с очередной фотографии была не просто похожа на Лизу. Это и была Лиза, со своим обычным, слегка пришибленным видом присевшая на подлокотник кресла в салоне Клео. В кресле сидел сам Аполлон с бокалом рислинга, а на второй подлокотник опиралась коленкой Мира - та самая девушка, которая, в отличие от Аполлона, что-то понимала в оборотнях. Юноша пристально посмотрел на комиссара, губы которого складывались в неприятную улыбочку.
- Юнкс, это не ваша Вечноживущая, это Лиза Монахова. Вы что, серьезно подозреваете...
- Бетт Мансин. Я же говорил, что ее никто никогда не подозревает до самого последнего момента.
- Юнкс! - Аполлон задохнулся, не представляя себе, как можно переубедить этого фанатика. - Хорошо, я готов поверить - Вечноживущие бывают. Бывают. Но почему Лиза?
- "Она же совершенно обычная"? - полувопросом ответил Юнкс. - Очень застенчивая, всегда смущалась обниматься, целоваться, подавать руку? Легко одевается, постоянно оказывается на сквозняке и говорит, что закаляется, потому что у нее слабое здоровье?
- Но это же еще не повод, - сердито сказал Аполлон. Он видел, что с камприара слетело все его очарование, и был этим расстроен.
Юнкс неожиданно прищурился и сказал без всякой связи с предыдущим:
- Знаете что, Аполлон, уберите-ка от меня свои шаблоны. То я у вас - красавчик, то - чудовище. Все не можете придумать, в какие рамки меня загнать. Поймите, скромной девочке Лизе больше сорока тысяч лет. У нее богатая биография, она умеет убивать быстрее, чем вы моргаете, но поверить в это гораздо труднее, чем в то, что я - псих ненормальный. И подумайте, вы не верите, что Лиза - Вечноживущая, значит, Андрей в это тем более не поверил бы. Он видел не ее. Вопрос - кого он видел?
- Покажите других, кто у вас в списке, - сказал Аполлон, слегка ошарашенный тирадой комиссара. Тот пожал плечами:
- Смотрите. Вот вам Эгиле.
У второго Вечноживущего было открытое, мягкое лицо и красивые руки. Он смотрел с фотографий ясно и доверчиво, и Аполлон опять покосился на Юнкса. Комиссар тоже улыбался, глядя на Морниса Эгиле. Улыбка не обещала ничего хорошего, но и ничего плохого, вроде бы, тоже.
- А это Стомер.
Юноша перевел взгляд на экран и подпрыгнул от неожиданности:
- Сторм? Черт, да я его знаю! Нас... точно! Юнкс, это он, тот самый! Нас Андрей познакомил, в студии "Пантерра"!
- "Пантерра"? Не может быть...
Что-то в голосе Юнкса было такое, что Аполлон замолчал и уставился на него с выражением вопроса на лице. Комиссар, к его удивлению, снова был бледен, вздернутые прежде брови сошлись, образовав горькую складку над переносицей. Остановившиеся глаза смотрели в никуда.
- Что с вами, Юнкс? - Аполлон проверил на всякий случай кондиционер, но Гай только покачал головой.
- Что со мной? - эхом отозвался он. - Ошибка за ошибкой... Я что, схожу с ума?
Пони тоже кони
И снова был дождь, и Гай чувствовал, что почти простужен: стоит глотнуть разгоряченным горлом сырого прохладного воздуха, и следующая остановка - аптека. Поэтому он не пошел в парк и бегал под крышей стадиона. Круг - шестьсот метров. Восемьдесят четыре круга, притом, что для него было невыносимо бегать кругами. Но тренировка дальше не откладывалась. Поэтому он размялся, с привычным омерзением оглядев свои ненормально широкие запястья и ребра, и стартовал, тяжело впечатывая подошвы в полумягкую дорожку. Бегал он небыстро, но ровно, не сбивая дыхания. Смотреть было не на что, и большую часть пути он проделывал с закрытыми глазами, с третьего раза выучив все повороты.
Он не сразу среагировал, когда откуда-то сбоку звонкий голос нарочито громко произнес:
- Пони бегает по кругу и в уме круги считает.
А когда оглянулся на звук, увидел довольную собой блондиночку лет двадцати, стоявшую на внутреннем круге дорожки и покатывающуюся со смеху. Рядом с ней ошивался здоровенный парень, напоминающий молодого бычка. Дальше все произошло очень быстро. Блондинка подавилась смехом, вскинула руки и полетела вниз лицом на дорожку - достаточно мягкую, чтобы не наставить синяков случайно упавшему спортсмену, но достаточно шероховатую, чтобы обеспечить сцепление с подошвой или ободрать в кровь нежную девичью щечку и локотки. Что-то темное перекатилось через упавшую и, проехавшись коленями по той же дорожке, вскочило на ноги:
- Ты чё расклячилась посреди дороги! - разнеслось в воздухе. - Как корова на лугу! Я из-за тебя вон вся поцарапалась!
Темноволосое существо обвиняюще указало на свою коленку, на которой красовалась ссадина. Блондинка не смогла ответить, поскольку тут же разрыдалась. "Бычок" краснел и топтался на месте.
- Тащи эту дуру в медпункт, чё теперь делать, - сменило гнев на милость существо.
Гай подошел поближе:
- Я могу чем-нибудь помочь?
- Да не, я сам... - парень пытался пристроить подружку у себя на руках; она трясла головой и выворачивалась. Гай оглянулся на вторую пострадавшую - и остолбенел.
Девушка была ростом ненамного ниже его самого, очень прямая, отнюдь не соперничающая хрупкостью фигуры с тростинкой, но и не склонная к полноте - прекрасно развитая, сильная и гибкая. Она держала лицо в готовности скроить плаксивую гримасу, но в это же время вредно ухмылялась во весь рот. Встретившись взглядами с Гаем, она смутилась и улыбнулась уже лично ему - деликатно и приветливо.
- Зачем вы с ней так? - спросил он, провожая взглядом удалявшуюся парочку.
- Я обещала, - пожала плечами девушка. - Я обещала, что каждая стерва на этой планете у меня вспашет носом землю.
- Ах, это ваши личные счеты со стервами...
- Не совсем...
Девушка уперла в него взгляд ярко-зеленых глаз и сказала, для начала шумно вздохнув:
- Еще мне было обидно за вас. Но я не могу сказать, что повела себя так ради вас, потому что такая постановка вопроса будет вас обязывать.
- А почему вам было за меня обидно?
- Потому что вы в такой ситуации ничего не можете возразить.
- А должен?
- Стерв кто-то должен держать в рамках, иначе они раздуваются
Гай рассмеялся:
- Кстати, может быть, вы объясните. Я понял, что она хотела меня обидеть, но не понял, что обидного она сказала.
- Пони - это должно быть обидно, - опять пожала плечами девушка. - Вроде конь, а ростом не вышел. Вообще, пони - это я. Меня так дразнят.
- Вы нормального роста, - сказал Гай.
- Зато с хвостом, - хихикнула девушка, подергав за свои длинные волосы, собранные в подобие конского хвоста. - И с дурацким характером, как положено, - она вполголоса напела: - Пони пончиков не хочет, хочет подвиг совершить...
- А кто я, если не пони? - спросил Гай, опустив глаза. Это было что-то невозможное. Едва ему удавалось оторваться от бессовестного разглядывания высокой девичьей груди, хорошо подчеркнутой мягкой тканью влажной от пота майки, как взгляд надежно примагничивало крутое бедро, обтянутое темно-зеленым трикотажем. Стоило оторваться от созерцания бедра, в поле зрения оказывалась округлая рука с тонким сильным запястьем, покрытая нежно-золотистым загаром. При попытке перевести взгляд повыше, он натыкался на упругие розовые губы, а еще выше его встречали смеющиеся яркие глаза.
- Вы не травоядное, - убежденно сказала девушка. - Улыбка у вас хищная.
- Наоборот, прячете зубы, - девушка вдруг довольно похоже растянула губы, подняв их уголки вверх. - Мягкая улыбка. Хищники так улыбаются, когда не собираются нападать или играют с детенышами. Это травоядные скалятся во всю пасть. Как я. А грызуны задирают верхнюю губу - резцы наружу.
"Клео - грызун", - отметил про себя Гай. Ему было весело, и он немного стеснялся этого ощущения.
- Значит, вас пончиками не корми, дай только стерве вломить. А почему ограничиваетесь одной планетой?
- Это моя планета, - с нажимом ответила девушка. - А то знаете, меня попрекают тем, что я на ней не родилась...
- Где же вы родились?
- На базе "Эсперанца-Нуэва", - фыркнула она. - До тринадцати лет не видела Земли вообще. А тут такое засилье тихих негодяев!
- Ну что, Агата, если я смогу вам чем-нибудь помочь...
- Эй! - немедленно вскинулась девушка. - Я вам разве говорила, как меня зовут?
Гай улыбнулся.
- Все равно, что сказали. Только одна девочка родилась на "Эсперанца-Нуэва" в период от четырнадцати до шестнадцати лет назад. Вам ведь уже больше тринадцати, Агата?
- Вы историк? - спросила Агата с любопытством. - Такие подробности помните про инопланетные колонии?
- Да, я историк, - согласился Гай. Девушка была не далека от истины, он всегда считал себя больше экспертом в исторических вопросах, чем детективом.
- А я нет, - сморщила нос Агата. - Так что я просто спрошу - как вас зовут?
Гай задумался. Почему-то космический первенец Агата располагала к тому, чтобы разговаривать с ней не по протоколу, а так, как хочется. Поэтому он сказал осторожно:
- У меня два имени. Одно мне дали люди, которые меня не любили, но я привык к нему. Так меня теперь называют близкие друзья. Другое я придумал себе сам, для общественной жизни. Под ним меня знают более широко. Вам какое?
- Нечестно, - сказала Агата. - Я хочу знать имя, которое для друзей, если уж вы предлагаете дружить. Но если ваше второе имя известно на публике, я ведь его все равно узнаю рано или поздно.
- Ничего страшного. Друзья называют меня Веро. И вы зовите меня так...
- Музыкальное восходящее ударение, - пробормотала себе под нос Агата, будто читая шпаргалку. Ага. Ве-ро. Правильно?
- Да.
- Ну, тогда называйте меня на "ты", иначе мне как-то непривычно.
- Хорошо, Агата. Но тогда и ты тоже...
К его радости, девушка легко согласилась на это предложение, и Гай почувствовал себя так, словно одно ее согласие скинуло с его плеч лет пятнадцать.
- А сколько ты собирался еще бегать? - задала Агата следующий вопрос.
- Кругов двадцать...
- Это сколько, пятьдесят километров получается?
Он остановился, пораженный:
- Ты считала, сколько я пробежал до этого?
- В уме, - лукаво подмигнула она. - Я же пони. Нет, правда. Если мужчина начинает разминку с двухсот кило на штанге, тут есть на что посмотреть! Ну что, бежим? Я постараюсь продержаться двадцать кругов.
Котята на большом диване
Агата, как всегда, проигнорировала лифт, скатилась приставным шагом по лестнице на минус третий этаж, сунула в мерцающее окошко ладонь для идентификации и закружилась по площадке, ожидая отклика. Полминуты спустя дверь бесшумно сошла с места, и из-за нее хлынул звук. Под аккомпанемент дружного хохота и ритмичных хлопков ладонями из телеоператорской докатывались волны бархатного, рокочущего голоса:
Да,
В целом свете
Нет умнее кота, чем этот
Загадочный мистер Мистоффелис!
- Ло! - Агата бросилась вперед по коридору.
Она не ошиблась. Ло Рандес, во всем своем великолепии, болтался вниз головой под потолком, закрепляя панель световой индикации. При появлении Агаты он развернулся к ней лицом и помахал рукой, между делом загнав панель на место ударом пятки. Почти незаметное движение пальцев - трос, на котором висел экстремал, дернулся и размотался сразу метра на три. Ло опасно повис у самого пола, почти подметая его собственной шевелюрой.
- Привет, маленькая!
Левушка развел руками и повторил замирающим голосом:
Знаем все мы,
Да, в целом свете
Нет умнее кота, чем этот
Загадочный мистер Мистоффелис!
Ло тем временем дернул страховочный шнур, перевернулся и, твердо встав обеими ногами на пол, раскланялся налево и направо. Агата с разбегу повисла у него на шее, уткнувшись носом в высокий жесткий воротник. От Рандеса всегда пахло по-особенному, запахами леса и гор, въедавшимися в его альпинистское снаряжение, легкую обвязку от которого он постоянно таскал на себе, как другие носят брючный ремень или подтяжки. Это могло быть смешно, и он сам смеялся над своим внешним видом, но не пренебрегал возможностью ходить по стенам, деревьям, скалам и крышам, как по ровному полу... и вообще, превращать в комедию все, что он делал.
- Это тебе, - Ло поставил девушку на пол и сунул ей в руки пробирку с просвечивающим изнутри тонким стебельком. - Ну как, опробуем машинку?
- Машинку? Ты еще что-то привез?
- Как же дети будут без подарков, - подмигнул он. - Ставлю вам прямую защищенную связь с Центром, отрывайтесь!
- Круто, - Агата посмотрела на остальных. Ло тем временем стал серьезен и полез во внутренний карман:
- А это - ваша копия. Распишитесь.
На свет появилась плоская металлокерамическая коробка цвета сливочного мороженого. Женя, тоже посерьезневший, принял из рук Ло контактный блок и приложил к собственному виску. Сканирующий разряд заставил его поморщиться.
- Забирайте.
Коробка была передана при общем молчании. Ло вздохнул:
- Он славный парень. Поласковее с ним.
Белая коробка служила футляром для эксабайтной инфокарты, содержавшей легендарный файл - результат сканирования памяти соотечественника Ло Рандеса - математика и шахматиста Аларина Тиронга. Уже около десяти лет запись памяти Аларина, завещанную им для изучения, разбирали на фрагменты, исследовали ее структуру, подбираясь к возможности переместить информацию на биологический носитель. Другие группы исследователей работали над теорией и практикой воссоздания организма по ДНК. Третьи изучали механизмы искусственного образования аксонных связей. Общая цель исследований была сформулирована просто и недвусмысленно: разработка метода восстановления погибшего человека при условии наличия информации о геноме и состоянии памяти к моменту гибели.
Проще говоря, десять лет назад частная медико-биологическая лаборатория государства Китан замахнулась на проблему воскрешения индивидуума, а в перспективе - его бессмертия.
С тех пор проект разросся, втянул в свою орбиту десятки научных групп, работавших в обстановке своеобразной китанской секретности: о проекте 'Белый Рыцарь' знали все, кому не лень, но любые попытки извне добыть информацию по проекту приводили к здоровенным, все расширявшимся архивам безумно сложной и красивой компьютерной игры. Связь между группами осуществляли всего несколько курьеров, и Ло Рандес, в прошлом талантливый промышленный шпион, был одним из них.
Четверка получила доступ к проекту просто и неожиданно. Поломав немного голову над вопросом, что является истинной целью проекта - создание игры или реальное воскрешение, - Женя отправил в базовую лабораторию запрос, в лучших китанских традициях оформленный в виде: 'Это правда?'. В тот же день пришел лаконичный ответ: 'Да'. Над следующим письмом думали все четверо, и остановились на варианте 'Хотим'. Ответов больше не было, но через неделю на голову гуляющим в парке 'котятам' свалился средних размеров китанец в альпинистском снаряжении.
- Я из проекта 'Белый Рыцарь', - без предисловий заявил он, разгружая многочисленные карманы своей жилетки. - Хотели? Берите. Демо-версия файла памяти. Восемь порций регенерационного раствора. Экспериментальный образец ДНК. Расчетная модель структуры аксонных связей. Справочник. Определитесь с направлением работы и пишите на адрес лаборатории. Привезу еще чего-нибудь.
- Глава министерства физкультуры и спорта Рандес? Лично приехал? - спросил Женя на хорошем китанском, когда курьер сделал первую паузу.
- А что? - удивился Ло. - Хорошо вам с вашими девятью миллиардами, а нас, любимых, еле-еле два миллиона. Приходится как-то крутиться.
Министру было двадцать шесть лет. Впрочем, президенту Китана к тому времени только-только сравнялось тридцать.
- Да, один момент, - добавил Ло. - Если пойдете работать на постоянной основе, предлагаем второе гражданство. Наше. Никто не настаивает, сами думайте.
- А что вы вдруг такие добрые? - прищурилась Агата. - Вы же никому его за так не даете.
- Работающим в международных проектах - даем. Мало ли что.
- Допустим, а по какому критерию мы прошли отбор?
- Какой?
- На допуск в проект.
- Никакого отбора, - хмыкнул Ло. - Вы попросили, и все.
- А что мешает кому угодно попросить...
- Самому интересно. Вероятно, гордость мешает. Шпионить - пробовали, подкупать - пробовали, шантажировать - пробовали. Попросить догадываются редко. Кто попросил - все в проекте.
- Круто! - подытожил Лева. - Слушай, министр, а можно твой жумар потрогать?
- А если я стесняюсь при всех? - наклонил голову Рандес.
- Ну, давай в кусты отойдем, - ничуть не смутился Левка.
Ло расхохотался. В тот момент он выглядел моложе, чем на двадцать шесть. Продолжая смеяться, он выдернул из рюкзачного кармашка такой же нестандартный зажимной блок, как тот, что висел у него на поясе, только без пропущенного сквозь него шнура, и перебросил Левке:
- Держи, сынок. Настоящий пацан должен развлекаться со своим собственным жумаром.
За ту пару секунд, на которые внимание четверки было отвлечено блоком, оказавшимся в руках у товарища, Рандес отступил в тень дерева и бесследно исчез. Тогда Левка и сказал впервые, что Ло - в точности мистер Мистоффелис из мюзикла 'Кошки'.
- Ло, - сказала Агата, разглядывая пробирку на просвет, - что это?
- Режешь верхушку и смотришь, - ответил Ло. - Через трое суток видишь полную регенерацию. Не рост от ближайшей почки, а полную регенерацию. Приколись!