Харин Евгений Анатольевич : другие произведения.

Московское кольцо 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Начало романа о жизни в 1970-х годах.

   Вступление
  
   Каждый уважающий себя писатель должен иметь хотя бы один Роман. Без него будет всё не то. Даже пара сотен рассказов и повестей не смогут удовлетворить провинциальное тщеславие. И вот несчастный автор годами напрягает свои мнимые литературные способности, пыжится изобразить нечто смахивающее на вожделенного Кафку или популярного ныне Акунина, набрасывает и бросает свои бессвязные записки, ищет ловкие повороты сюжета, перекапывает тонны воспоминаний, к сожалению, с каждым годом всё более тощие на перлы находок. В результате получилось то, что получилось. Трилогия или триптих, а, точнее, три варианта романа написанные в разное время и при разных обстоятельствах. Ознакомиться с данным трудом можно в любом порядке, а можно и закончить знакомство на этом предисловии. Ничего особо увлекательного не будет. Ну, жили-были люди много лет назад, молодо-зелено, учились и трудились, развлекались как могли, делали глупости. Люди как люди, только Секс их испортил. Но в данном произведении его почти не будет, не надейтесь. Хочу также уведомить, что добрая половина описанного ниже вряд ли когда происходила, а всякое совпадение имен и фамилий (равно как и добытые из свободного доступа фото) не имеют никакого отношения к реальным знакомым мне людям. Это сугубо личная трактовка событий уже далекого прошлого, хорошенько сдобренная фантазиями коварной Мнемозины.
  
  
    []
  
  
  

1 часть. Встреча

  
  
   Параллельные прямые не пересекаются. - Аксиома нашего Мира.
  
  
   1 глава. Абитура
  
   30 июля 1974 года двадцатилетний, пару месяцев не бритый и не стриженый человек, вышел из вагона поезда ВЯТКА. Часы на башенке вокзала показывали половину одиннадцатого утра. Обойдя здание слева, перед входом в метро он увидел будку с надписью "Мосгорсправка" и встал в небольшую очередь. Через пару минут на клочке бумаги ему выдали ответ: "Автобус 40 до остановки "Сад им. Баумана". Как оказалось в последствии, этим маршрутом он пользовался первый и единственный раз.
  
   М []
  
  Гороховский переулок уходил влево и вниз, огибая небольшой сквер на возвышении, за которым открывалось здание с колоннами и табличкой на фасаде "МИИГАиК". Войдя в прохладный вестибюль, он сразу увидел бумажный плакат со стрелкой и устремился вверх по лестнице в указанном направлении.
  
    []
  
  Необходимо было сделать окончательный выбор факультета. "Аэрофото" отпадал, так как там придирались к зрению - у К. со школы сохранилась небольшая близорукость, хотя очки он не носил. "Картографический" был невозможен по некоторым причинам. Из оставшихся двух, "Астрономо-геодезический" привлекал романтической приставкой "Астро", и потому выбор пал на него. То, что там конкурс оказался чуть выше, чем на других факультетах не смущало - всего-то 2,8 на место! - К. был уверен в себе.
  
  Часа через четыре, после всех формальностей и ожиданий, с группой абитуриентов К. на Метро перебрался в общежитие института на Студенческой улице, где его вселили в комнату на первом этаже вместе с Колей из Горького - флегматичным рослым парнем - и Сашей из Ростова. С Колей он познакомился еще днем в скверике у института, когда тот рассказал свою свежую после армейскую историю: не понравился военкому, и служака через неделю после дембеля призвал его на месячные сборы.
  
  За окном темнело. Было уже около шести вечера. Саша предложил: "Пошли на Киевский вокзал, он должен быть недалеко, там и перекусим!"
  
   М []
  
  Втроем они вышли за ограду студгородка, состоящего из нескольких многоэтажных корпусов, и через 15 минут оказались в знакомой им провинциальной суете огромного вокзала.
  Отстояв очередь в буфете, парни закрыли чувство голода накопившееся за суматошный денёк, и побрели по залу ожидания, рассматривая пассажиров, отчасти уже осознавая свое некоторое превосходство над этими уставшими, бесприютными людьми.
  
  Как это обычно бывает в летние месяцы, сидячих мест не хватало, многие стояли, притулясь к стене или поручню, или даже запросто располагались на своих вещах. Некоторое время троица бесцеремонно рассматривала небольшой цыганский табор - десяток полуодетых детей всех возрастов резвились или уже спали на гигантском лоскутном одеяле, постеленном прямо на полу; молодая цыганка кормила голого малыша, бесцеремонно высунув на всеобщее обозрение смуглую, как она сама, грудь. Временами от усталости своего питательного труда младенец засыпал, и тогда струйка белой жидкости стекала по его сморщенному почти старческому личику. Воровато-го вида подростки клянчили невдалеке мелочь у пассажиров и, собрав дань, подбегали к старшим из этого табора, причем, мужчин почти не было видно - они по одному появлялись изредка и, дав распоряжения, исчезали.
    []
  
  Среди вокзальной публики попадались явные бомжи. В это вечернее время они привычно готовились ко сну. Шею одного прикрывало грязное вафельное полотенце, другой, укрывшись картоном, растянулся вдоль деревянного диванчика, - никто не тревожил его покой, хотя там свободно могли поместиться четверо пассажиров.
  
  Не спеша, по залам парами прогуливались хозяева этого временного путевого сообщества - милиционеры, они проверяли документы у подозрительных на их наметанный взгляд небритых мужчин без видимого багажа. Если документы оказывались не в порядке или отсутствовали, их под опасливыми взглядами оставшихся, уводили куда-то. Москва, как об этом свидетельствовали лозунги, кое-где протянувшиеся вдоль тротуаров и улиц, готовилась стать образцовым коммунистическим городом.
  На крытом перроне Саша, обладатель ростовского акцента, попытался приколоться к одинокой девичьей фигуре, но та оказалась настолько измучена дорогой и пересадкой, что только вяло, отвечала на вопросы, даже не выразив беспокойства от назойливого интереса к себе.
  Уже в темноте они вернулись и, полистав перед сном свои учебники, затихли, растянувшись в блаженной усталости в своем ново обретенном пристанище.
  
  
   2 глава. На Кутузовском
  
  Утром их разбудил ворвавшийся в открытую форточку Can"t by me love!, вызвавший у К. неприятное ощущение, усугубленное последовавшим вскоре пронзительным женским визгом, - общага начинала новый день. Несмотря на явно солнечное утро, в их комнате стоял полумрак из-за густых кустов, закрывавших все окно, находившееся, к тому же, в тени соседнего крыла здания. Вставать не хотелось.
  
  - Столовку бы поискать, - лежа мечтал Николай.
  - Если каждый день есть в столовых, никаких денег не хватит! - парировал Саша, натягивая брюки. Все-таки, надо было куда-то идти.
  
  За территорией городка ребята повернули в сторону противоположную метро и Киевскому вокзалу. Где-то вдали различалась улица с видимым движением людей и машин. Там наверняка можно найти все необходимое.
    []
  
  Это был просторный и красивый Кутузовский проспект. В утренней дымке на горизонте угадывался центр Москвы. Пройдя совсем немного в том направлении, товарищи обнаружили не-большое кафе, куда и вошли позавтракать. В будущем К. частенько оставлял здесь свои рубли, а потому следует бегло описать это местечко.
  
  Очень маленькое чистенькое кафе с шестью столиками на четверых каждый. Меню состояло из пельменей нескольких разновидностей: со сметаной, с маслом, острым соусом, а, также, жареные. Вместо пельменей иногда предлагали бифштекс. Кроме того, имелись салаты, блины и вкусные щи. Цены слегка кусались, но зато тихо и чисто. Посетители сюда являлись так же культурные и тихие. Лишь однажды К. нарвался здесь на грубость со стороны провинциалки, к счастью, это случится еще очень не скоро. А пока все шло прекрасно.
  Проспект, тем временем, наполнялся прохожими и машинами. Продуктовый магазин на той стороне манил огромными буквами МОЛОКО. Подземного перехода вблизи не оказалось. Пришлось пересекать проезжую часть, пока стая машин задержалось на едва видимом отсюда далеком перекрестке, а затем ждать, стоя посреди улицы, очередного промежутка в потоке техники для следующего броска.
  
  Загрузившись пакетами и батонами, неофиты намеревались совершить обратный переход, но в этот момент случилось нечто необычное. Автомобили, ранее мчавшиеся в обе стороны проспекта, по чьей-то команде стали тормозить и останавливаться на краю проезжей части, а по самому центру, где, еще недавно пережидая поток, стояли наши герои, на большой скорости пронеслась "Волга" ГАИ, а вскоре другая, - черного цвета, а вслед за ней уже три автомобиля с темными стеклами. Замыкала процессию еще одна машина ГАИ. Все событие заняло не более полутора минут, и вот уже улица ожила, обычное движение восстановилось.
   "Шишка какая-то!" - резюмировал Саша. Впоследствии ребята узнали, что где-то поблизости на Кутузовском живет Брежнев. 
  
  По возвращении к себе, они разместились на своих кроватях и, попивая молоко, весь оставшийся день занимались, - завтра первый и важнейший экзамен, математика письменно. 
  В конце дня к ним подселили четвертого. Им оказался Андрей из подмосковного Зеленограда. Почему-то всем сразу стало ясно, что он еврей. К. сталкивался с евреями в армии, угадывал пренебрежительно настороженное отношение к ним остальных, но из личного опыта не комплексовал перед этим народом - знал себе цену. Впрочем, и его самого иногда принимали за не русского.
  
  Андрей неплохо знал Москву, и на несколько дней стал их гидом. Для начала он показал дорогу до института, вперед ехали в группе и толком ничего не запомнили. От станции метро "Студенческая" надо было ехать до конечной на линии "Калининской", там сделать пересадку на "Арбатскую" и от нее добираться до "Курской". Далее минут пять пешком вдоль Садового Кольца до поворота на улицу Карла Маркса, к которой и примыкал Гороховский переулок.
  
  На станции выгодно садиться в определенный вагон, чтобы по выходе из него на платформу быть как можно ближе к эскалатору подъемника на поверхность или к переходу на станцию пересадки. Иногда сразу сесть в нужный вагон не хватало времени. Тогда на промежуточной остановке можно выйти и быстро перейти в соседний вагон, более удобный в дальнейшем. Это позволяло экономить время на поездку. Кроме того, некоторые молодые люди бежали по эскалатору вниз и даже вверх, что, конечно, запрещалось правилами, но служители метрополитена не придирались к этому ускорению движения. Вообще, ребята по началу едва успевали за Андреем, но очень скоро уже сами носились по знакомым переходам и лестницам, как будто всю жизнь прожили в этом городе с его вечной суетой и столпотворением.
  
  Андрей показал закусочную на Арбате в здании ресторана "Прага". И пусть при входе почти всегда стояла длинная очередь, эта забегаловка ввиду удобства расположения привлекала к себе. С той поры наш герой изредка бывал здесь, часто вдвоем с кем-либо. Отстояв минут пятнадцать, желающий перекусить приближался к огромному самовару, из которого наливал себе в солидную чашку горячего куриного бульона. Затем, по примеру завсегдатаев - здесь всегда попадалось много неопытных приезжих - с помощью вилки бросал в чашку яйцо из числа уже очищенных и лежащих тут же - его следовало раздавить и смешать с бульоном. Далее в поле зрения появлялись разложенные в витрине - часто в два слоя - тарелки с маленькими острыми котлетками - шпикачками - под гарниром из тушеной капусты. Замыкалось меню стаканом чая, кофе или какао с не-большим овсяным коржиком, покрытым розоватой глазурью. Неудобством заведения было отсутствие сидячих мест, - только пожилые посетители могли претендовать на несколько стульев за маленькими столиками у стены. Остальные подкреплялись стоя возле высоких круглых столов на шесть персон, а иные и вовсе без церемоний располагались на подоконниках.
  
   []
  
  
   3 глава. Экзамены
  
  Экзамены проходили в актовом зале, где вместе со стульями расставлялись столы. Экзаменаторы сидели на невысокой сцене и оттуда наблюдали за порядком. Каждый испытуемый получал билет с заданием. Результаты стали известны через два дня - оценки вывешивали в фойе на листах ватмана. Евгений получил "хорошо", Андрей - "отлично", а их соседи по комнате - "трояки".
  
  Три свободных дня между экзаменами оставляли время, чтобы побродить и поездить по городу. Николай предложил передвигаться пешком - больше увидишь и лучше разберешься в пере-плетении улиц. Для начала они решили пройти от общежития до центра. После описанного уже маленького кафе на Кутузовском они обнаружили кинотеатр, немного дольше еще один, детский, - за ним довольно большую пельменную, а вскоре проспект разделился на двое. На развилке располагалось огромное двухэтажное кафе "Хрустальное". Пройдя мимо его стеклянного фасада, можно было разглядеть вдали мост и небоскребы Нового Арбата, которые К. уже видел вблизи, когда Андрей водил его в закусочную на Арбатской площади и в книжный магазин с приглашающей надписью "WELL COME". Но чтобы добраться туда, сначала нужно было пройти мимо сталинской высотки гостиницы "Украина", перейти мост - кроме них пешеходов здесь не оказалось, - затем через комплекс зданий СЭВ, похожих на две раскрытых книги, слева от которых, на набережной, разворачивалось какое-то грандиозное строительство. За мостом начинался Калининский проспект, средняя часть которого называлась в народе Новым Арбатом, но чтобы достичь его следовало перейти широкое Садовое Кольцо, опоясывающее мощным потоком машин центр столицы.
  
    []
  
  И вот вы попадаете на советский Бродвей: современные высотные здания, широкие пешеходные тротуары, магазины и кафе со всех сторон. В начале его - трех метровый вращающийся синий глобус - реклама "Аэрофлота", а на другом конце - цветной экран с движущимися картинками, обычно немыми.
  
  После всего этого простора и великолепия двадцатого века улица сужалась, зажатая старыми зданиями роддома 1 имени Грауэрмана и военного универмага с генеральскими кителями и фуражками в витринах. После чего открывалась Арбатская площадь с двумя входами Метро, а далее в просвете улицы уже багровела стена Кремля. Обойдя ее слева вдоль Александровского сада (более похожего на аллею с широким газоном), можно под благоговейное шарканье по брусчатке тысяч подошв подняться через один из двух проездов, обходящих здание Исторического музея, на плоскую вершину Красной Площади. Лучше всего это делать ближе к шести часам вечера, когда закатное солнце дает контрастные прохладные тени, отчего древние стены и башни кажутся еще выше и величественнее. В такие часы сама площадь прячется в полумраке, и лишь верхушки зубчатых стен и стержень Спасской башни ясно высвечиваются на фоне голубовато-багрового неба...
    []
  
   К. быстро привык к состоянию полного одиночества среди ежедневной многотысячной толпы на улицах этого крупнейшего города мира. Мимо проплывали на встречных эскалаторах и проносились в окнах поездов тысячи лиц, и ни одного знакомого или повторяющегося.
  
  ***
  
  Предстоящий экзамен по физике у многих абитуриентов вызывал повышенное беспокойство. Но К. в данном предмете знал толк - даже не пошел на консультацию. Когда он быстро решил задачи своего билета, соседка - девушка в очках с обеспокоенным лицом - подсунула ему свой. За несколько минут ответы были готовы. К сожалению, помощь была напрасной, - в числе принятых ее не оказалось. За столиком экзаменатора на сцене К. бойко отчитал начала устных ответов, но каждый раз был, прерываем понимающим "достаточно". - "Отлично!"
  
  После экзамена ребята друг за другом постепенно собирались в своей комнате. Последним пришел Андрей. Он был нескрываемо, раздосадован и обозлен, - не сдал. "Сегодня же папа приедет и разберется с ними! Я правильно решил все задачи!" Когда за ним хлопнула дверь, К. сказал: "Никогда не поверю, что он не смог сдать физику, если математику сдал на "отлично"!" Позже из передач зарубежного радио он узнал, что в связи с начавшейся еврейской эмиграцией, существовала квота на прием в вузы для данной категории граждан.
  
  После каждого экзамена К. закидывал под койку учебники, по которым готовился. Последней туда улетела брошюрка по русскому языку. В сочинении он расписался в любви к великому Пушкину и получил "хор" - как обычно, поставил лишнюю запятую.
  
  До объявления результатов о зачислении оставалась неделя, которую предложили употребить на помощь в ремонте общежития. Первый день носили мусор, старую мебель и прочий хлам, накопившийся за год студенческой жизни. На второй что-то делали с трубами на чердаке. В сере-дине дня девушки, которые мыли окна, попросили в помощь себе одного парня, - они не доставали кое-где. Им дали К. Очевидно, на чердаке пользы от него оказалось маловато. Вооружившись тазиком и тряпкой и взобравшись на подоконник, он стал тереть верх окна. Закончив с первым, перебрался на другое, затем третье. Там сосредоточенно терла окно какая-то девушка. К. сделав свою часть работы, спустился вниз и заговорил с ней.
  - Меня зовут Женя, а тебя как? - Сердце забилось от волнения.
  Она молча продолжала мыть окно, даже не повернулась к нему. К. недолго рассматривал ее профиль, что-то еще сказал и пошел дальше.
  
  На другой день, не дождавшись результатов, он уехал домой.
  
  В конце августа ему пришло казенное письмо. Его уведомили о зачислении на 1 курс Московского Института Инженеров Геодезии, Аэрофотосъемки и Картографии.
  
  
   []
  
  
  
  4 глава. Теплый сентябрь
  
  В школе К. по лености не имел успехов в изучении английского языка. Когда на первом занятии в институте "англичанка" что-то спросила его, он испытал видимые затруднения. Улыбнувшись, она сказала уже по-русски: "Идите на первый этаж, там, в 103-ей аудитории ребята из вашей группы начинают с нуля изучать французский". Так Евгений стал "французом". 
  
  Его ждал приятный сюрприз. Во французской подгруппе он обнаружил девушку, с которой пытался познакомиться, когда дней десять назад мыл окна. Мельком он уже видел ее на лекциях.
  
  Прежде чем начать рассказ об амурных делах, надо описать новых товарищей нашего героя.  Старостой группы назначили красавца-усача, по всему видно, демобилизованного сержанта. С учетом его должности, это был вполне терпимый паренек, не совавший нос в чужие дела, а лишь доносивший распоряжения деканата до группы. Из парней К. особенно сблизился с двумя, Бубновым и Кабошко. Оба были после армии, "французы" и, в целом, приятные люди. Кроме них французский изучали Шивринский и Маляров, - шустрый семнадцатилетний паренек в очках и с заметным уральским "оканьем". Он очень неплохо знал английский, и сам решил овладеть вторым языком. Еще один москвич, Чернявский, имел вид домашнего культурного мальчика. Как-то он принес и декламировал в перерывах подаренный ему на день рождения не иначе как высоколобым дядюшкой самиздатский сборник Окуджавы: "...и он прицелится в тебя..." 
  
  В группе был азербайджанец, смешной, путавшийся в русском недалекий паренек с прилипшим к нему непонятным прозвищем Афранж.
  
  Из прекрасной половины выделялись две москвички: красавица Марина - ее лишь слегка  портил чуть приплюснутый носик - и девица уже лет 25-и по фамилии Авдеева, о которой ходили слухи, что она уже побывала замужем. Еще была серьезная, в очках, Людмила, веселушка Ольга, имевшая где-то мужа и маленького сына - Как я соскучилась по ним! -  а также, очень худенькая Катя - тупица и плакса, но лучшая бегунья в институте. В довершении картины нужно упомянуть пышную малютку Мелик-Довтян и, разумеется, ту, о которой скоро пойдет речь.
  
  Француженка - веселая толстуха слегка за тридцать - относилась к своей работе, честно говоря, легкомысленно, но студентам такой стиль нравился. Частенько после официальной части она травила анекдоты про свою жизнь на Кубе, включала модные французские песенки или, вообще, пускала своих подопечных в свободную дискуссию на тему далекую от предмета обучения. Но, как ни странно, к концу первого курса К. даже без особого усердия со своей стороны, удивляясь  успехам, мог что-то отвечать на ее вопросы, часто лишь позже понимая их смысл. К сожалению, доля лирических отступлений со временем увеличивалась, что не шло на пользу.
  
  Единственной в группе знакомой с французским языком, исключая коммуникабельного москвича оболтуса Шивринского, была Мира. За одним столом с ней сидела "прижав уши" ее прилипчивая подруга в очках, некрасивая и, видимо, не русская. Впрочем, и у самой Миры фамилия по звучанию была явно татарская, что совершенно не смущало К. С меланхолически отрешенным выражением лица, с небольшой горбинкой на прямом носу, с темно русыми волосами средней длины, с правильной фигуркой вчерашней школьницы и приятно ленивым голосом, - да, это была Она. Сразу после занятий еще на лестнице, К. увязался за ней и весь путь до общежития болтал что-то беззаботное. Она почти не отвечала, но позволила сопровождать. Неприятная спутница улыбалась через безобразные очки.
  
  На другой день Евгений подсел к ним на лекциях и затем при возможности делал это всегда. Надо заметить, у каждого студента завелись свои любимые места в аудиториях. Несмотря на некоторую обычную путаницу и случайные варианты, негласный порядок рассаживания ревниво соблюдался.
  
  Однажды в конце занятий староста объявил, что сегодня их курс будет участвовать в торжественной встрече президента дружественной африканской страны, который будет проезжать по Большому Каменному мосту в 4 часа дня. Группа должна приветствовать его там между 16-м и 17-м столбами.
  
  От института шли почти колонной, превратившейся в метро в прерывистый ручеек, а перед мостом вновь собравшейся. Там уже было полно студентов и рабочих со всей Москвы, выстроенных по обе стороны улицы до горизонта. Столбы оказались предусмотрительно пронумерованы красной краской, и группа заняла свою позицию. Выдали бумажные флажки, советский и "дружественный".
  
  Ожидание затянулось, все возбужденно галдели, как перед первомайской демонстрацией. Погода стояла прекрасная. Не зачем говорить, что в этой толпе Евгений и Мира оказались рядом, но из-за шума не могли толком разговаривать. С высокого моста Кремль выглядел как на коробке дорогих конфет или заставке "Интервидения". Безлюдная пешеходная дорожка вдоль Стены манила своим уединением. Он предложил: "Давай сбежим отсюда, никто не заметит!" Ближайшая станция метро, откуда они недавно пришли, работала только на "выход", а потому парочка решила совершить романтическую прогулку в сторону Красной площади, где метро наверняка открыто.
  
    []
  
  Толкотня моста осталась позади, и вот они уже, не спеша, идут вдвоем по Кремлевской набережной, а вокруг - никого, только справа за широким газоном непрерывный поток машин и вечная зубчатая Стена слева.
  
  - Ты откуда приехала? - начал разговор К.
  - Из Волгограда. Весь город - один длинный проспект вдоль берега. Весной красиво, все цветет. - Лицо Миры превратилось в клумбу.
  - А я из Слободского, небольшой город на Вятке. У тебя фамилия Рахматуллина...
  - Мой папа татарин, а мама русская... Мне геоморфология нравится, а тебе?
  - Живаго забавно рассказывает, но я почти все знаю: о дрейфе материков, о ядре Земли и о всяких эрах и периодах.
  - Откуда?
  - Читал разные журналы еще в школе, да, и в армии.
  - А где ты служил?
  - В Омске, во внутренних войсках. В самом центре города, рядом с кинотеатром Маяковского наша часть. Но я зэков мало сторожил, второй год весь работал художником-оформителем.
  - Люблю рисовать, только не умею - загрустила М. - Не получаются надписи на черчении...
  - Буду тебя тренировать, я учился в художественной школе.
  - А я в музыкальной, на фортепьяно. Боюсь, теперь все забуду...
  Они повернули за угол Стены (К. с удивлением успел подметить, что в одном месте она слегка развалилась в верхней части) и поднялись на Красную площадь.
  - Мы с девчонками в выходной ходили в Мавзолей.
  - Ну, и как там?
  - Интересно, только в очереди стоять долго. Спускаться глубоко, останавливаться нельзя. Ленин какой-то маленький.
  - Усох за 50 лет! - Мира укоризненно посмотрела на К., но, вскоре не выдержав, засмеялась.
  
  В переходе на Калининскую мелькали знакомые лица, - встреча состоялась.
  
  Вечером К. написал два письма, оба в Слободской. Одно матери, а второе - Т.
  
  ***
  
  Историю КПСС читал приятного партийного вида мужчина предпенсионного возраста. В конце первой лекции он по отечески ласково предупредил новоиспеченных студентов не спешить жениться и, вообще, заводить амуры в период обучения. Как он оказался прав! 
  
  По до армейскому опыту учебы в Кировском политехе, К., дабы не иметь проблем, решил уделить этому глупому и не нужному с его точки зрения предмету некоторое внимание. Это оказалось совершенно не трудно. Аккуратно, разными цветами, с разнообразными хитроумными значками на полях он изобразил рефераты указанных работ Ленина, а именно: "Что делать", "Шаг вперед - два шага назад", "Советы постороннего", "Большевики должны взять власть", "Лучше меньше, да, лучше" и прочую галиматью. Даже беглого знакомства с подобными трудами было достаточно, чтобы усомниться во вменяемости автора.
  
  Любимый со школы предмет К. - физику - вел симпатичный седенький старичок, профессор Дмитриев. Он явно покровительствовал нашему герою. Когда однажды тот запутался у доски в выводе формулы, доброхот ласково успокоил: "Ставлю вам авансом "4", вы просто не посмотрели нужную страницу, а к следующему уроку сделаете это". На занятиях и лабораторных работах изучали в основном оптику: линзы, зеркала, лазеры и прочее касающееся оптических приборов и методов измерений.
  
  В конце коридора у профессора был крохотный кабинетик без окна, куда он как-то  (это было уже ближе к концу 1 курса) заманил К. и более часа рассказывал о своих научных исследованиях в области поиска закономерностей в распределении давлений и температур в вертикальных срезах атмосферы по результатам запусков метеозондов и ракет. К. с трудом понимал десятую часть диковинных формул, голова нагрелась, как при усердной игре в шахматы. Его помощь должна была состоять в производстве вычислений над рядами пятизначных чисел на основе нескольких полученных им листов исходных данных. Если бы К. сделал это за пару месяцев, как предполагалось, вручную в свободное время, то судьба могла повернуться к нему своей новой стороной. Но чтобы многократно ускорить дело, он решил сделать лучше - создать программу автоматического счета для вычислительной машины. Однако знаний полученных на первом курсе явно не хватало, а машина тогда была всего одна и доступ к ней ограничен. Попытки запустить и отладить программу кончались печатанием колонок нулей и недовольством ждущих своей очереди студентов и преподавателей, да, и сам агрегат "Наири-К", занимавший половину аудитории, частенько по нескольку дней стоял в ремонте. В общем, работа над программой затянулась до бесконечности, и профессор потерял к нему интерес...
  
  ***
  
  В субботу после занятий К. предложил Мире сходить вечером в кино.
  - Я не могу, раз в неделю играю на фортепьяно в красном уголке. Надо тренировать руки, иначе все забуду.
  - Можно мне послушать?
  - Если хочешь, приходи в семь на лестницу. Только я не знаю ничего современного.
  
  Они встретились на пятом этаже и поднялись на шестой, где вместо хозяйственных помещений и коридора, соединяющего два крыла общежития, располагался небольшой , обычно закрытый, зал.
  - Сначала я брала ключ у коменданта, а потом стала лазить через окно, - открыла задвижки...
  Они вышли на пустой балкон, протянувшийся между жилыми корпусами вдоль всего фасада. Темнело. Мира нашла нужное окно, и почти бесшумно открыв его, легко забралась на подоконник. Перед глазами из-под колыхнувшейся клетчатой юбки мелькнули ее ноги и она, а следом и К., оказались в гулком полумраке просторного помещения.
  - Подожди, я сейчас включу свет! - Сбоку от низенькой сцены, где стояло пианино, вспыхнул неяркий светильник.
  
  Она играла неплохо. К. узнавал почти все мелодии, но, пожалуй, только у одной из них помнил название. Той самой, много лет назад услышанной по радио и вызвавшей приятную щемящую тоску по чему-то еще не понятному, но необходимому, как воздух. Тоску по любви - человеческому воплощению вечного инстинкта.
  
  ...Они стояли у окна. Он попытался обнять ее, но М. неожиданно присела и, обхватив руками колени, сжалась в комок. "Как воробушек" - подумалось К.
  - Зачем ты портишь наши отношения? - донеслось снизу.
  - Я не порчу, а продолжаю их...
  
  Продолжение состояло в том, что К. стал бывать в комнате Миры. Когда из дома прислали сшитые в Слободском ателье модные, как ему казалось, брюки, первым делом он прибежал к ней показать обнову! Но та была не в духе. Болела голова... Вяло отвечая на его слова, она демонстративно повязала голову полотенцем и легла на свою койку лицом к стене. Но К. был в игривом настроении и требовал продолжения! Улучив момент, он схватил и поднял ее трепыхающееся тело. Мира вырвалась и, запрыгнув на чужую кровать, отбивалась подушкой. А когда это орудие улетело куда-то, изобразила дикую разъяренную кошку. Даже когти вперед выставила! Соседка с широко открытыми глазами наблюдала за всем происходящим. Аудиенция сама собой подошла к концу...
  
    []
  
  
  
  5 глава. Девушка французского типа
  
  
  В последний день сентября, когда они с Мирой после занятий подходили к общежитию - очкастая мегера на сей раз благоразумно приотстала - К. рассказал о Т.
  - А, знаешь, у меня есть невеста, она скоро приедет сюда, - в нашем институте на четвертом курсе. Не видел ее больше трех лет, учились в одной школе.
  - Врешь ты все! Нет у тебя никакой невесты! - после короткого раздумья отрезала М.
  
  Они вошли в вестибюль. Вахтерша уже не спрашивала у них пропуска, - узнавала в лицо. Свежая почта была разложена на подоконнике. Там лежал подписанный знакомым мелким почерком конверт с его именем и фамилией. Мира заглянула через плечо.
  - А почему нет штемпеля?
  - Это значит, она уже здесь...
  - Забери приемник, - сухо сказала Мира.
  
  Он проводил ее до двери комнаты и подождал, пока она просунет в щель его маленькое сокровище. Как только дверь закрылась, К. вскрыл конверт и прочел: "Жду в 6 ч. веч. Таня".
  
  Чтобы скоротать последние минуты ожидания, Евгений достал из чемодана тетрадь и раскрыл ее на последней исписанной странице. За месяц записей набралось немного, всего две коротеньких. После минутного раздумья он вывел: "30 сентября. Приехала Т., сейчас иду на встречу с ней. Буду ли я счастлив или несчастен? Не знаю..."
  
  Эта запись в дневнике оказалась последней. Дальше жизнь завертелась колесом, разбираться в ней стало совершенно некогда, да, наверно и невозможно. В продолжение года тетрадь изредка напоминала о себе потрепанным краешком на дне чемодана. Потом пропала куда-то.
  
  ***
  
  К. стоял у окна, на котором три часа назад обнаружил конверт с запиской Т.
  
  Она появилась через пару минут. Изменилась, чуть похудела. С улыбкой подошла: "Привет! Пойдем, погуляем! Мне хочется в Измайловский парк, давно там не была".
  
  Весь путь на метро они молчали, стоя у закрытых дверей вагона в двух шагах друг от друга. Шум поезда и суета пассажиров отчасти скрадывали странное чувство неловкости, оправдывая   затянувшееся молчание. По большому счету, К. и Т. были почти не знакомы.
  
  Парк оказался просторным, с множеством аллей, тропинок и гуляющих по ним парочек разных возрастов.
  - Знаешь, я чуть с ума не сошла, когда узнала из твоего письма, куда ты поступил!
  - Я же писал летом, что сделаю выбор с учетом тебя.
  - Но я совсем не ожидала такого!
  - У меня было несколько вариантов, но выбрал геодезический - всегда интересовался картами, астрономией, в детстве составлял план города и окрестностей...
  - А я в школе в походы ходила, исходили и объехали всю область...
  - Что делали на практике?
  - Нам дали аэрофотоснимки, и мы на машине объезжали местность, уточняли детали, например, высоту и диаметр деревьев, хвойные или лиственные породы. Когда лень было разбираться, писали на глаз! Соседями у нас были студенты из землеустроительного. Мы их звали "тупографы", а они нас - "геолухи"! Купались в Медведице - ты угадал! В общем, было весело! Да, как ты узнал о моем дне рождения?
  - А когда он у тебя?
  - 29 июня... Накануне получила твою бандероль!
  
  
  Стемнело. Они остановились в дальнем уголке парка. Легкая прохлада едва тронула вечерний воздух. Перед К. стояла девушка, которую он безумно любил четыре года назад. А в мечтах еще совсем недавно. Но уже летом в письме к ней, пародирую французского романтика, почти с раскаянием написал: "...я увидел, что вокруг множество прекрасных роз..." И где-то недалеко была Мира, еще непонятная, но уже близкая.
  
  Он подошел к Т. вплотную и обнял чуть выше талии. Она в ответ доверчиво положила свои руки на его грудь. К. ощутил непривычно крепкое спортивное тело девушки. Время замерло.
  
  
  Метро уже не работало, но возле него стояло такси.
  Машина мчалась по ночному городу.
  - Можно открыть окно? - попросила Т. водителя, - Люблю, когда ветер!
  В свете мелькавших снаружи фонарей, ясно вырисовывался необычный стремительный профиль девушки. Рыжеватые волосы развевались, на счастливом лице проступала легкая улыбка слободской Фрэзи Грант...
  
  
  
   ***
  
  Пятая школа, с ее вечно мрачными, едва освещенными желтыми лампочками коридорами, всю жизнь преследовала К. в почти кошмарных снах. В жизни, правда, случались и светлые пятна.
  
  Однажды при повороте со второго этажа на лестницу, он буквально столкнулся с этой девочкой. Случайная свидетельница, школьная уборщица, (нелепое сочетание ведьмы и амура), радостно воскликнула: "Ой, поцеловались!"
  
  Теперь по прошествии лет можно уловить многое из того, что тогда пронеслось и осело где-то в подсознании. Уборщица эта (мать одноклассника Калинина) часто попадалась на глаза с огромной вязанкой покрытых инеем поленьев дров для школьных печей. Своим отрешенным видом она всегда вызывала ощущение несправедливого устройства жизни. Интерес к нашему герою с ее стороны объяснялся знакомством с его матерью. К тому же она наверняка знала мать этой девочки, - обе они были татарочки, как мягко выражалась мама К. Последнего обстоятельства он в ту пору, разумеется, не сознавал, - узнал много позже, когда все было кончено...
  
  Семья Калининых жила в домике во дворе школы. Когда-то в нем находилась маленькая городская тюрьма. В одной из камер с зарешеченным оконцем под потолком они размещались вдвоем с матерью. В тюремном коридорчике (прихожей) хранились нехитрые хозяйственные и рабочие принадлежности семьи, в том числе та самая толстенная веревка с петлей для переноски непосильных дров. Остальные камеры были наглухо заперты железом...
  
   Клуб Горького в их маленьком старинном городке был Храмом советской культуры и даже более того. Ученики школ попадали сюда не часто: на Новогоднюю городскую ёлку или на концерт самодеятельности по случаю какого-нибудь праздника. Сначала выступали школьные хоры, затем шли отдельные номера с пением и танцами. В этот раз, дело было весной восьмого класса, на сцену в лучах прожектора вышла маленькая девочка в синем спортивном купальнике. Под музыку она крутила сальто и выполняла красивые упражнения с лентой. Это производило впечатление на публику, особенно мальчиков-подростков ее возраста... После представления одноклассник Треф, открыто проявлявший сексуальную обеспокоенность, поделился своим наблюдением. Он сидел в первом ряду и всё видел: под спортивным костюмчиком ему удалось разглядеть краешек белых трусиков спортсменки, ему даже показалось, что купальник лопнул по шву и девушке пришлось поскорее ретироваться со сцены...
  
  
   6 глава. Развилка судеб
  
   На занятиях К. как обычно подсел к Мире и сделал вид, что ничего не произошло. Она зримо успокоилась, немой вопрос на ее лице стерся до едва заметной черточки. Только Мира чуть более обычного выражала свое немного притворное недовольство от его бесцеремонного внимания. Они негромко разговаривали на галерке.
   А вечером он постучал в дверь комнаты Т., открыла знакомая по школе девушка, ее одноклассница.
   Вскоре они с Т. уже бесцельно кружили по Студенческой. Разговор, как это бывает у малознакомых людей, не клеился. Наконец, на углу, когда уже в голове замаячила дикая мысль повернуться и уйти, он вымолвил: "У меня билеты в кино..."
   - Ты меня приглашаешь?! - радостно и почти удивленно вопросила Т.
  
   К. еще в школе признался как-то другу Алеше, что ему нравятся рыжие девушки. Они как раз сидели в читальном зале библиотеки и перемигивались с девками за соседним столом, одна из которых соответствовала указанному идеалу. Его приятель посмеялся, сказав, что рыжие всегда некрасивы. Пристрастие нашего героя объяснялось тем фактом, что на него в своё время произвел сильное впечатление роман "Туманность Андромеды" с его рыжеволосой героиней по имени Низа. Т., вероятно, казалась ему воплощением этого образа... Для усиления своей природной рыжины она стала подкрашивать волосы хной, но это казалась ему недостаточным...
  
   Они стали встречаться каждый вечер. Пока было тепло, гуляли по улицам или разговаривали на балконе. А днем на занятиях продолжалась привычная возня с Мирой. Чтобы развеять ее подозрения К. устроил очередной урок рисования. Раза два они уже развлекались этой невинной забавой у нее в комнате или в холле. На этот раз ребят не было, и он привел ее к себе. Усадил посреди комнаты и предложил рисовать карандашный натюрморт: ваза на фоне оконной занавески. Понятно, что он не стал терять времени, как обычно наскоро и немного небрежно делал наброски сидевшей перед ним девушки...
  
    []
  
   Когда они увлеченно рисовали, в комнату ворвался рослый парень с другой группы, и сходу заявил Мире: " А ты тут чо делаешь!?" Та молча вышла, а парень подступил к ничего не понимавшему К. На счастье, почти одновременно с этим появился сосед по комнате Генка и его утихомирил. Дело оказалось в следующем: К. случайно на лекции нахамил одной девке (толкнул ее и не извинился, был в плохом настроении), а та оказалась подружкой этого парня. Он пришел разбираться...
   Надо заметить, что и у Генки появилась подруга, которая иногда заходила к ним. К. однажды, будучи в эйфории, при ней расхвастался о своих успехах: "Днем встречаюсь с одной, а вечером - с другой!" С возгласом "Меня сейчас вырвет!" - девушка выскочила из комнаты.
  
   Как-то раз после занятий они оказались вдвоем в пустой институтской столовой, которая находилась в полуподвальном помещении. Мира вилку держала, как держат ложку. Как бы наблюдая со стороны, как посторонний человек, немного усмехаясь, К. с чувством превосходства сделал ей замечание. Внутри Миры загорелась злость, но еще детская стеснительность, боязнь сказать какую-нибудь глупость, заставили смолчать. Она даже слегка побаивалась общаться с таким умным человеком, который к тому же старше ее, да, ещё смотрит на всё свысока... В отместку Мира рассказала про своего школьного приятеля, ныне курсанта лётного училища. "Ну, и семья получится: муж - лётчик, жена - геодезист!" - съехидничал К. Мира задумалась и замолчала...
  
   В конце октября умерла бабушка Миры. Как предчувствуя случившееся, она бегала на переговорный пункт звонить, но никто не брал трубку. На ноябрьские праздники не выдержала, да, ещё по дому соскучилась, взяла билет на самолет. Они с К. расстались сразу после занятий... В общежитии его ждал другой неприятный сюрприз: Т. также собиралась ехать домой. Перспектива ужасная, - остаться одному на три дня, имея двух знакомых девушек! К. устроил скандал, не пустил на вокзал... Эти дни проведенные вместе, наконец, сблизили их...
  
   7 ноября с утра была теплая солнечная погода. Т. повела пешком в направлении виднеющегося вдали высотного здания Университета: "Я знаю дорогу!" Шли по набережной, потом какими-то переулочками, переходили рельсы, держась за руки, взбирались по крутому склону... По Мосфильмовской улице вышли к большому кинотеатру с названием "Прогресс". Перед сеансом в буфете перекусили... Еще бродили, темнело, заморосил мелкий дождик... На пути им попалась небольшая церковь, зашли в неё посмотреть. Людей мало, слабое освещение, худая женщина в черном... Наконец, добрались до смотровой площадки. Там уже стояла толпа в ожидании салюта. Пушки располагались совсем рядом внизу под берегом. В назначенный час они стали громко палить в небо огненными струями, рассыпавшимися в вышине цветными шатрами... Возвращались на метро от стеклянной станции на мосту.
   В поисках места для уединения, К. привел ее на верхний балкон. Было ветряно, по счастью, знакомое окно оказалось не запертым, и они пробрались в теплоту темного зала. И часа три обнимались на мягких стульях вдоль стены.
  
   А в это время в далеком Волгограде наивная девочка Мира с гордостью рассказывала своей русской маме о том, что познакомилась в Москве с замечательным молодым человеком...
  
  
   7 глава. "Неруси"
  
   Еще в октябре приехал старшекурсник и после недолгих разговоров отвел К. в другое место. Он оказался лишним в комнате... К. пришлось спать на раскладушке. Здесь жили два негра из Танзании, черные с синевой. И молчаливый русский со второго курса.
   У негров был фирменный кассетный стереомагнитофон с колонками в углах комнаты под кроватями и советская радиола "Ригонда". Просыпаться и засыпать приходилось под африканские там-тамы. Одна приятная мелодия преследовала К. много лет после описываемых событий. Нельзя исключить, что эта "прививка" оказала влияние на дальнейшие музыкальные пристрастия нашего героя...
   К толстому негру раз в неделю приходила так же упитанная индианка с пятном на лбу, и тогда они уединялись на пару часов...
   Однажды К. по незнанию вторгся и кое-как достучался, вышел толстяк и бросил ему нужные вещи. Отношения не заладились, однажды у них случился спор с политическим уклоном. Негр ругал жизнь в Союзе, указывал на бродяг ночующих по вокзалам. В ответ К. нелестно высказался об Африке и ее четвероногих обитателях. Это окончательно вывело из себя толстого, кичившегося участием в каких-то боях.
   - Все руск-е - СВИН-И!
   - Сам ты жирная обезьяна! - по детской привычке отпарировал ему К.
   Толстый подскочил, было, к своему политическому оппоненту вплотную, но, разглядев перед собой побелевшее от закипающей ярости лицо, передумал пускать в ход кулаки, и, на ходу что-то по-своему лепеча и перебраниваясь с земляком, выбежал из комнаты.
   Скоро стало ясно, что он побежал жаловаться. В комнату влетел встревоженный комендант, блондин крупного роста. За его спиной чернела туша негра с физиономией оскорбленной добродетели.
   - Что тут у вас произошло? Он говорит, ты обозвал его ... черномазым?!
   - Поспорили немного о политике. Он сказал "все русские - свиньи"...
   - Это правда? - обратился ко всем присутствующим комендант. Толстый замычал что-то непонятное, его землячок жестикулировал и бормотал ему в ответ по-своему. Миша отвернулся и молчал. Комендант, студент старшего курса, видимо все понял и, повернувшись к К., произнес: "Забирай вещи, и за мной!" Уже в коридоре он как бы про себя ворчал: "Скорей бы новую общагу сдали, мест не хватает. Есть одно, но там тоже ребята иностранцы, смотри у меня!..."
  
   На новом месте К. решил сразу наладить отношения, в первый же день по вселении выставил бутылку сухого вина "Старый Замок". Длинный очень тощий сомалиец с кучерявой шевелюрой оказался нормальным парнем. Второй - из Непала - пить не стал, но посидел вместе с ними. Сомалийца звали Махмуд. "У вас такого имени нет" - заметил он. На что К. ответствовал: "Есть! Махмуд Исимбаев, знаменитый танцор!" Чуть на веселе К. под вечер отправился в институт встречать Т. Она училась во вторую смену...
   Иностранным студентам из дружественных стран давали хорошую стипендию 200 рублей. Еще 90$ получали они от своего посольства. Валюту часто меняли в отношении один к трем. Так что жили не бедно. Выпивали еженедельно, собравшись по несколько человек, но с непривычки по малу, - большинство были из мусульманских стран. Пробовали каждый раз новое вино. Однажды К. застал такую компанию вокруг почти нетронутой бутылки. Ему налили полстакана, он второпях опрокинул, успев заметить удивленные лица, и уже взбегая вверх по лестнице к своей даме, понял ситуацию... На сей раз африканцам попалась крепкая перцовка, пить которую было совершенно невозможно...
   Девушки к Махмуду заходили, но не задерживались и второй раз уже не появлялись. Видимо, он был не слишком богат. Хотя одевался стильно с уклоном в национальное...
   Надо заметить, что многих первокурсников поселяли к иностранцам для привития азов советского интернационализма и лучшего овладения русским языком. Бубнов, к примеру, жил с вьетнамцами, и жаловался на их бытовые нравы: развешивание трусов для просушки прямо над столом и коллективное чавканье "ням-ням-ням" по вечерам, когда они собирались толпой и ели из общей большой миски куриный плов...
  
   Старшекурсники прибывали, новая общага всё еще не была готова, а потому старая стала походить на муравейник. Первокурсниц расселили в Красном уголке, превращенном во что-то вроде женской казармы. Мира могла теперь играть на пианино хоть каждый день. Но не для него...
  
  
    []
  
   8 глава. "Генералы песчаных карьеров"
  
   Пятница 22 ноября... На занятия они не пошли, а побежали с утра по магазинам. На полученные накануне стипендии купили тонкие золотые кольца, шампанское и прочее. Еще зашли в местный ЗАГС. Заявление не приняли, у К. не было в паспорте отметки о прописке...
   На столике перед кроватью Т. стояли принесенные им вчера три красных розы... А на стене в изголовье - иллюстрация ее любимой Дамы...
  
   Они лежали тесно прижатые друг к другу узкой кроватью. На безымянных пальцах рук поблескивали золотом купленные на стипендии кольца... К. коснулся её голой груди. Т. чуть заметно вздрогнула. "В школе они были больше". "Я подкладывала вату"... ?... "Иногда шла кровь. Мама сказала, это тебя кто-то очень сильно любит..."
   К. молчал... В бессонные ночи, мечтая о своей возлюбленной, он мысленно устремлялся к ней. Сначала он воображал как его душа отделяется от распластанного тела и видит его в полумраке лунного света с высоты потолка... Затем, найдя малую щелочку в окне, - выйти наружу. И далее полёт над спящим городком вдоль знакомых улиц - туда, на верхнюю точку местности, в знакомый двор, впервые видя вблизи её никогда не видимое для него окно... В неясном свете он угадывает свою спящую мечту, отодвигает край ее сорочки и впивается губами в кровавый сосок... и только насладивший обоими плодами, совершает обратный полёт для соединения с телом, чтобы забыться спасительным сном...
  
  
  
   - Ни-че-го себе! Какое... большое. Я мала тебе на два размера!
  
   ... Вчера стояла в очереди в буфет рядом с вашей "француженкой", она сделала мне комплимент: "Вы девушка французского типа"... "Женя, я у тебя первая?" - спросила она. "Мужчинам такие вопросы не задают!" - был ответ на несколько неприличный вопрос.
  
  
   "Что у тебя было с Зиной?" - по интонации было заметно, что этот вопрос не давал ей покоя много лет. "Мне не хотелось бы это вспоминать" - уклонился он, но потом нашелся: "Хотел тебе досадить!"...
   У него тоже был встречный вопрос, впрочем, так никогда и не заданный. Был слушок, что известный школьный красавчик Буторин ухаживал за нею. Пару раз К. видел их рядом... Жил он в большом доме вблизи школы в квартире над магазином "Чайка"... Весна, шли в школу, из открытого окна доносилась музыка. Кто-то снизу крикнул "Андрей!" Тот высунулся и что-то ответил. С этим гитаристом из школьного ансамбля был связан неприятный эпизод. Получив упорный отказ от своей первой любви, К. слегка увлекся симпатичной вертлявой Зиночкой из девятого. Однажды набравшись смелости на школьном вечере дважды приглашал ее на танец. Полу обнявшись переминались под музыку вблизи низенькой сцены. Как раз рядом стоял с гитарой этот Буторин, его взгляд скользнул по К. вниз и на лице проявилась усмешка... Только теперь стали понятны слова развитого в некоторых интимных вопросах одноклассника Трефила, брошенные им еще года два назад в 5 школе: "Надо потуже плавки надевать!"
  
  
  
   После вечера он увязался за ней. Шли по Ленина мимо базара, он молчал, она говорила: "Не нравишься ты мне, найди себе другую и дружи с ней!" Про всё это К. написал пару дурацких стихов, которые почему-то сохранились в памяти в отличие от других, посвященных Т.
  
   Желтый свет покачнулся и вымерз белым паром в алмазе небес.
   Скрип шагов завертелся и вынес звуки вальса и музыки всплеск.
   Твои губы шептали и лгали, а глаза говорили "как жаль,
   что моей ты не понял печали, и где ваша, мужская, печаль?"
   Это было иль только приснилось, неба мраком над мной вознеслось,
   иль печалью ко мне прислонилось, иль любовью во мне отзвалось?...
  
   Зина, Зина, Зина! Где же ты теперь!?
   Как была картина, но закрылась дверь.
   И на танцы в парке не придешь шальной.
   Только будет сниться сон всю ночь с тобой.
   И от сна, иль сада карусель в башке.
   И лежит как камень бутерброд в кишке.
   Может быть посмотришь ты, когда приду?
   Может улыбнешься мне, как псу в бреду?
   Или только скажешь: "Хм, зачем! Опять!"
   - Ну, а мне полночи до утра не спать...
  
   Занятия в институте подходили к концу. Пора было собираться чтобы освободить комнату. "Пошли в кино!" ... "Теперь мы знаем, что бывает дальше!" - с улыбкой заметил К., имея в виду увиденную только что сексуальную сцену на пустыре в "Генералах песчаных карьеров". Т. промолчала... Они вернулись уже в сумерках. Долго прощались в дальнем углу коридора. Где-то наверху играло пианино...
   Через три дня, когда они встретились вновь, он понял причину некоторой озадаченности Т. : после их первой "брачной ночи" она оставалась девственницей...
  
   2003
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"