... Я закрываю глаза и вижу ту траву, которой уже давно нет. Трава-мурава, низенькая с резными тонкими листочками, похожая на мох, она покрывала почти весь двор и улицу... Первые воспоминания жизни ярки, но коротки, как минутные видео...
... Передо мной мелькают огромные улыбающиеся лица. Кто-то, наверно мать, держит меня на своих больших мягких руках, а вокруг восторженные родственники рассматривают живую игрушку, пытаются заговорить... А вот отец берет и поднимает меня к самому потолку и сажает на шкаф: "Пусть ничего не боится!" Внизу волнуется мама. Я осматриваю комнату: наклоненное стенное зеркало в черной резной раме; потемневшие иконы в углу под потолком; комод с картонными игрушечными домиками; окна, стол, кровати - всё покрыто белыми узорчатыми шторками; на полу домотканые полосчатые половики в три ряда...
... Вечер, под потолком тускло горит лампочка. Я стою в своей кроватке с перилами и сеткой. А по дому бегает огромная черная собака овчарка. Подбежала, ткнула морду между прутьев кроватки... Это отец привел с улицы чью-то собаку. Ночью она рвалась наружу, поцарапала дверь, и мать ее выпустила...
... Меня одели для прогулки и оставили на минуту одного. Я вышел на крыльцо, неловко повернулся на оклик и полетел со ступенек в ужас неизвестности...
... Зима, в доме собрались родственники, я сижу в своей кроватке, придвинутой вплотную к печи. Дабы обратить на себя внимание, лезу на спинку кровати, и, не удержавшись, вываливаюсь наружу... Сильная боль в левой руке, которой оперся на раскаленную плиту. Бабушка прикладывает к пылающему запястью разрезанную картофелину. Помогает, но не надолго... Потом красный волдырь порвался, из него вытекла жидкость, кожа потемнела и засохла. Прошло, остался небольшой белый шрам...
... Большой праздник в гостях... Улучив момент, я допиваю из пустых рюмок что-то заманчивое... Это свадьба тети Милы, мне потом, по словам мамы, стало плохо, решили, что объелся винограда. Лечили полученным по знакомству жидким пенициллином...
Только что вернувшийся из армии брат отца Вася и сестры Лиза с Шурой.
Со мной в огороде.
Мой отец работал в школе завхозом, вел там военное дело и уроки труда. Кое-что из поделок украсило наш дом, скудный после войны на мебель. Шкаф, пара табуреток, детская кроватка-люлька и фанерные сани для катания меня в раннем возрасте. На фото их держит дядя Миша - тот, что по словам мамы дал четверть (ведра) водки на их свадьбу.
Вот и всё из самого раннего. Можно еще добавить как молодые квартирантки, жившие у бабушки, однажды напугали меня до слёз бородой на картинке в книжке про старика Хоттабыча: "Вырастешь и у тебя такая же будет!" - пошутила одна из них...
Бабушка
Отец, несмотря на его стремление вступить в партию (так и не сбывшееся), был за скорейшее крещение сына, и уже на третьем месяце после рождения бабушка свершила таинство в единственной уцелевшей городской церкви. Родители из боязни выговоров на работе внутрь не зашли, - ожидали снаружи. До школы, помню, как раза два бабушка водила меня туда, потом стало опасно. Я проводил под присмотром ее большую часть своего детства, так как она работала на дому - "строчила" на ножной машинке узоры к белым полотняным шторам, накидушкам и подзорам для убранства кроватей. У бабушки был ворох рисунков срисованных из журналов, с которых она с помощью синей копировальной бумаги переносила узоры на полотно. В свободное время читала мне детские книжки, иногда, напевая свои любимые мелодии, вспоминала непростую прошлую жизнь. Любила рисовать карандашами цветочки и кубики с разноцветными гранями. Бабушка приучала меня к огородничеству, для чего выделила грядку, где я под ее началом посадил картошку и морковь с репой. Как-то утром она разбудила меня с радостным известием: " Жень, смотри какая картошка-то у тебя наросла!" - и предъявила три огромные клубня. Конечно, я поливал свою грядку, ухаживал изредка, но клубни она наверняка накопала где-то у себя. В подростковом возрасте я доставил бабушке немало огорчений, у нее не было опыта воспитания мальчиков, а я был тихий, но вредный.
На улице
В пору моего раннего детства наша улица существовала в своем естественном виде. По центру пролегали протоптанные редкими телегами и людьми песчаные дорожки и тропинки. Остальное пространство покрывала низенькая трава. Пересекавшая улицу речка не была еще загнана в трубу, а потому в весенне-осенние месяцы представляла трудность для переправы. Наброшенные через береговую грязь и поток доски лежали неустойчиво. Как то раз в первом классе на пути в школу я провалился, и вернулся домой по колени брюк в грязи и сырости.
В 60-х годах началось уличное благоустройство, всё было раскопано для прокладки асфальтовых дорог и тротуаров, а более водопроводных труб. На несколько лет к радости детворы улица превратилась в песчаные дюны. Мы копались в них с наслаждением. В склонах канав и откосов устраивали дымовушки - маленькие печурки с дымоходами в виде нор. Мое изобретение: на край перекинутой через чурбанчик доски (под вид качелей) насыпать песку и камешков, а потом топнуть ногой по другому концу! В вышину как салют взлетал выстрел из дорожной пыли, и спустя немного времени опускался на наши головы. Понятно, что после такого времяпрепровождения меня надо было полоскать в тазике.
Соседи
Среди наших соседей выделялись Бородины (Бородинские, как у нас было принято звать). В войну они взяли на воспитание дальнего родственника-сироту. Игорь, когда подрос, собрал первый в округе приемник, а потом и телевизор. Смотреть пускал всех соседей. На небольшом почти круглом зеленоватом экране что-то двигалось и пело. Во дворе он устроил площадку для игры в городки. В погожие вечера там собиралось всё мужское население Светлиц, включая подростков, которым также давали сыграть. До сих пор помню названия выкладываемых для выбивания битой фигурок: письмо, пушка, бабушка в оконце... В начале 60-х в доме появились новые жильцы Колодкины, их сынок пару раз толкнул меня в грязь при переходе через ручей. Мама ходила с ними ругаться...
Напротив, в доме Пупышевых, жили брат с сестрами. Старшая торговала пивом в Вертушке, бывшей деревянной часовне, расположенной посреди улицы Первомайской, возле которой после рабочего дня собиралась толпа фронтовиков, включая безруких и безногих инвалидов. Среди них выделялся буйным нравом Самоварчик. На укороченных ножках с обрезанными культями рук он дрался наравне с остальными... Вторая сестра - Клара - работала медсестрой. Со временем за ней стали замечать неладное: вместо лекарства "от живота" выдавала "от головы". Сошла с ума на почве нимфомании, мужчин после войны катастрофически не хватало. Пару раз в год безумная Клара в любой мороз открывала окна на втором этаже и жутко пела на всю округу, благо дом стоял на перекрестке. Спустя час за ней приезжала милиция...
В ближайшем к нам "Ополёвском доме" жили семьи двух замужних сестер - Шитовы и Чурины (в девичестве Ополёвы). Их угловом дом стоял на пригорке, поэтому на его завалинке собирались соседки с детьми чтоб посудачить и узнать новости от проходящих. Анюта Чурина прозвала моего отца "Конструктором", а соседа Егора - "Представительным". Дядя Миша Шитов был человек хозяйственный и умелый, но по обычаю работяг той поры при случае возвращался с работы хорошо навеселе. Обернув угол нашего дома, он напрямки шел к своим воротам. Но на его пути всегда попадался электрический столб: "Ты чо встал на дороге!?" - вопрошал он неизменно, и не услышав ответ легонько пихал встречного, а когда тот и не думал уступить, продолжал выговор, то ли шутя, то ли взаправду приговаривая: "Окапался, гад! Связь с заграницей имеешь!" Разборка заканчивалась легкой потасовкой, сопровождаемой матом и увесистым тумканьем по бревну...
Плотник Егор побывал в немецком плену, частенько выпивал, со слезами в глазах вспоминал перенесенные ужасы, а потом гонял свою семью, укрывавшуюся в таких случаях у нас или других соседей. Семья Егора жила в нижнем этаже стоявшего в овраге большого деревянного дома, по этой причине в комнате у них всегда был полумрак, усилившийся после прокладки пути вдоль Гоголя.
До революции в этом доме проживал некий Форс, затем его уплотнили, - подселили семьи работяг. По воспоминаниям старших, Форс ходил надменно, с тростью, в белом костюме и белой фуражке. У него было две дочери, Лиза и Ольга, обе хорошо и громко пели. В 60-х годах Ольгу зарезал любовник, с которым она, на свою беду, познакомилась на курорте. Он приехал за нею следом на машине. После рокового разговора неудачливый любовник пытался скрыться. Помню женский крик на улице: "Ольгу зарезали!"... Милиционер на другой день нашел в нашем огороде его нож...
Матерью для маленькой дочки-сиротки в дом пришла ссыльная эстонка "Лена", бывшая учительница. Из-за отсутствия паспорта, на работу её не брали. Вечно полуголодная, но жизнерадостная, она ходила в рваном рубище с огромным мешком на спине, в который набивала собранные на улицах вещи: куски хлеба, щепки, тряпицы, бумагу и редкие тогда бутылки... Моя бабушка, зная по себе скудную жизнь, частенько подавала нищенке горсть картошек, пару поленьев или несколько копеек.
В другом большом доме на верхнем этаже проживали семьи двух братьев - Саньки Чобаря и Аркаши. С войны оба не вернулись. Но первый после поисков жены неожиданно объявился! Оказалось, он живет на Украине с новой семьей. Приезжал, забрал одного сына... Спустя несколько лет оба вернулись на родину, спились и умерли. Помню как взрослые обсуждали похождения Чобаря... Внизу этого дома жила многодетная семья Хариных.
Однажды к нам в дом зашла девочка и важно представилась: "Зина Николаевна, ваша соседка!" Вскоре я увидел ее в школе, мы проучились в одном классе все десять лет. К сожалению, нашими соседями Капустины были не долго...
Из дальних соседей помню зажиточного пимоката Титова. В своем подвале он катал валенки-пимы, на чем сделал деньги и построил двухэтажный шлакобетонный дом. Мы ходили к нему с мамой раскатать мои новые валенки. Еще дальше по Гоголя жили Чирковы и Катаевы. Выше по Первомайской располагалась Ветлечебница, а дальше - на углу Красноармейской - наша родственница Ольга. И уж совсем далеко от нас за пустырем у Спировки - Кошкины, которые когда-то сватали своего сына за мою маму, но та отказала.
В другом конце, ближе к мебельной фабрике, проживал некий охотник, державший во дворе медведя на цепи. Мы ходили смотреть этого зверя, принесенного из леса еще детенышем. К зиме он подрос и пошел на мясо.
В 60-х годах через огороды соседей прорубили новые переулки: Мельничный, Песчаный, Зеленый. Заселили весь пустырь до самой Спировки. Деревня, получив паспорта, устремилась в Город на работу и жительство. Невдалеке от нас построили дом для работников почты на три семьи с общежитием для девок. Соседка Ивановна, потерявшая большую часть земли и колодец, славящийся вкусной водой, с расстройства заболела и умерла. Пострадал и наш огород - отняли половину с полуразвалившейся банькой и берегом ручья. Одного меня в тот конец не пускали, там оставалась яма от устроенного еще до Войны колодца.
Помимо пивной-вертушки и конечной остановки городского автобуса, центром Светличной жизни был Девятый магазин, устроенный в нижнем этаже небольшого кирпичного домика. В 60-х выбор продуктов и вин был относительно велик, так как у большинства денег едва хватало на скудное пропитание, поэтому дорогие товары и продукты залёживались на прилавках. Особенно поражали детское воображение пирамиды из разноцветных шоколадок. В обычные дни родители иногда приносили детям после работы прессованные кубики с какао или кофе, их можно было залить кипятком, но чаще мы грызли их просто так. С получки баловали маленькими плитками или батончиками в пределах 50 копеек (часто соевыми), и лишь изредка стограммовой "Аленкой" за 80 копеек. Шоколадные плитки от рубля и выше годами лежали на прилавках в пирамидах. Но наступал их срок. Продавщицы безжалостно прилюдно срывали хрустящие обертки и ломали на мелкие кусочки шоколад всех сортов и цен в картонный ящик. Шоколадный лом расходился по бросовой цене рубль шестьдесят за кило, 300 грамм на полтинник! Для мелкоты всей округи наступал праздник.
Свадьба или поминки в соседях были всеобщим представлением вместо телевизора. Толпа под окнами (летом распахнутыми) обсуждала происходящее: невесту с женихом или покойника, угощение и выпивку. "Ох, деревня!" - это про то, как сватья разливает ковшом по граненым стаканам брагу из огромного чана...
В Первомайском
Моя мама почти всю свою трудовую жизнь проработала воспитателем детского сада в небольшом, но растущем в ту пору, поселке Первомайский в 7 километрах от города. Туда же она возила и меня до школы, в которую я пошел в 1961 году. Из города в 6 утра отправлялся поезд с тремя пассажирскими вагонами для рабочих. Позже его заменили "грузовым такси" (грузовик с брезентовым тентом и пятью рядами деревянных скамей в кузове), и лишь последний год пошли автобусы... Нам довелось пожить в поселке около года, когда мать пряталась от моего отца после развода. Сначала мы ночевали в кабинете заведующей, а после того как он ворвался через окно, - у разных знакомых.
Поселок, а прежде небольшое село Спасское, расположился на высоком берегу Вятки вокруг примечательного крутого холма поросшего кедрами и елями - Городища. Старый детсад помещался на первом этаже двухэтажного деревянного дома в форме буквы П, расположенного у самого подножия холма. Поэтому в теплую погоду малышей часто водили на прогулку по Городищу. На плоскую вершину взбирались не часто, обычно ограничивались кольцевой тропой устроенной в полугоре. Называлось это "путешествием вокруг света". И в самом деле, обходя холм можно было рассмотреть с приличной высоты весь поселок и его окрестности: фабричное производство, железную дорогу с дымящим паровозом, дома и улицы, детский сад, панораму реки, а за ними леса и поля на горизонте.
Детсадовские походы в живописных окрестностях поселка пробуждали интерес ко всякой попадавшейся живности. Могучие кони-тяжеловозы тянувшие телеги с дровами вызывали уважение. Стадо колхозных коров на пастбище, ветерок гнавший "морские волны" по полю ржи, - всё украшало открывавшиеся виды. Однажды на нашу группу, возвращавшуюся из ближнего "Малого леска" у Сопляков, "напал" огромный бык. Воспитательница, моя мама, перепугалась больше всех и потом часто вспоминала этот случай. Бычина увязался вслед за нами, протопал совсем рядом, остановился, заревел и, пустив копытами облако пыли, бросился как полоумный вскачь...
В озерах под берегом водились тритоны, интересные земноводные. Вместе с вездесущими ящерками, лягушками и пиявками их приносили в детсад и держали в больших банках с водой. Отцы воспитанников, охотники и рыболовы, приносили для детской забавы ежей, бельчат, зайчат и необычных рыбёшек. Живой уголок не пустовал.
Жизнь в детском саду текла свои чередом. Спокойные будни перемежали "утренники" по разным поводам: женский день любимых мам, день рождения дедушки Ленина, день Великого Октября, и ,конечно, Новый год. К этим праздничным концертам готовили за месяц или больше. Шили костюмы, разучивали танцы, песни и сольные номера. Все атрибуты, начиная с коробок для подарков, воспитатели делали сами. Помню однажды они соорудили слона, сшив шкуру-костюм из старого линялого ковра, много лет пролежавшего на полу. Внутри поместились двое, бутафорский слон ревел, топал ногами, махал хоботом и хвостом к великому восторгу малышни.
Среди моих тогдашних товарищей помню двоих, задумчивого Вову Кузнецова и весельчака Колю Собакина. С первым связан такой эпизод. Как сын воспитательницы я негласно имел повышенный статус. Это давало мне некие права, например, танцевать только с одной девочкой, которая мне нравилась. Далее парных танцев наши отношения не заходили... Но роль лидера налагала некие обязанности. Однажды случилась стычка с местными ребятами пробравшимися через дыру в заборе на наш участок. Это были уже школьники на голову выше нас. Мне пришлось вести с ними переговоры. Остальные мальчики стояли поодаль, самого крепкого из группы - моего телохранителя Собакина - в тот момент поблизости не оказалось... Разговаривая с "хулиганами", я вертел в ладошке единственное доступное оружие - снежок, от тепла рук ставший вскоре величиной с прозрачное яичко. Свой монолог я закончил такой угрозой: "А хочешь этот снежок сейчас окажется у тебя во рту!?" Верзила криво усмехался, разинув рот. Но неожиданно его рожа исказилась от страха и ужаса. Открытую для брани и смеха пасть залепила порядочная порция снега! Мои слова сбылись! Я оглянулся и понял, исполнил обещанное мой товарищ Кузнецов. Испуганные нарушители поспешно скрылись за забором.
Уже под занавес моей Первомайской жизни произошел переезд в новый детский сад, построенный на единственном ровном месте - поселковом стадионе. Участок был еще не полностью огорожен, да, и делать на нем было особо нечего, - ни кустиков, ни оборудования для развлечений. Зимой ползали в сугробах, да, прыгали в них с соседних сараев... Этот весенний день запомнился навсегда. На участок, еще не совсем отошедший от снега, прибежала чужая воспитательница и радостно закричала: "Человек в Космосе!"" По сообщениям о полётах собачек Белки и Стрелки мы уже знали, что космос - это где-то выше облаков. Все стали задирать головы, но в пасмурном небе ничего похожего на ракету, какими украшали поздравительные открытки, мы не нашли.
Последние дни моей детсадовской жизни слегка омрачились неприятным происшествием. В моих друзьях считался и сын известного в поселке затейника Башкова, игравшего хулиганистого деда Мороза на всех новогодних мероприятиях, включая детские сады. Работал он за бутылку водки, намахнув из нее стакан перед выходом на публику. Когда после троекратного "Дедушка Мороз, приди!!!" он выскакивал, от громового рыка, стука палкой и выстрела хлопушки писались малыши. И вот однажды Башков младший чем-то мне не угодил. От вспыхнувшей вдруг неприязни я слегка толкнул неприятеля (драться я не умел), но тот ударился головой о бетонный пол туалета. Наверно была кровь и потом шишка. Помню как заведующая с пристрастием меня допрашивала где-то на улице. Конечно, все замяли...
Завтра в школу, прощай детсад!
Монеты и ножики
Среди подростков процветала мелкая торговля и мен. Меняли всё что попадалось, часто ломанное и негодное взрослому употреблению. Зажигалки без кремня, разбитые часы, ржавые вихлявые ножики, старые отслужившие срок монеты времен НЭПа и царизма. Серебряные рубли и полтинники с профилями Николая перемежались с рельефами могучего Пролетария с молотом и звездой. Изредка в руках счастливых обладателей поблескивали Кайзеровские талеры. Вышедшие из употребления деньги попадали к детям из залежавшихся семейных кубышек. Крупными монетами играли в игру под названием "Чика". Монету ударяли ребром об забор или столбик так, чтоб она, отскочив, чикнула по монете противника, а еще лучше, легла на нее сверху. Тогда можно было забрать ее себе.
Популярной среди парней игрой были "Ножики". На притоптанной земле чертили круг примерно 3 метра диаметром, делили его пополам, игроки вставали на свои участки и начинали ловко вонзать ножи в землю противника, стремясь отрезать у того куски и присоединить к своему участку. Игра продолжалась пока неудачливый приятель еще мог устоять на одной ноге на оставшемся владении!
Другая игра состояла в подкидывании крутящегося сложенного уголком ножика с непременным условием его удачного приземления на доску. Он должен был вонзиться в нее, при этом начислялись очки, по десять за каждый палец просунутый между рукоятью и доской.
В общем, перочинные ножики (опасные нескладные были негласно запрещены взрослыми) играли важную роль в жизни и статусе подростков. У меня был красивый с титановой ручкой с выгравированным на ней пограничником и собакой. Пока я его не потерял в лесу во время возни с братом. Вместо него мне купили тоже титановый, но узкий, длинный, и, как оказалось, не надежный. В 8 классе я обломил его, когда в сердцах ткнул в больно ударившего меня одноклассника. Драка сразу прекратилась.
Свинчатка и оружие
Свинец, как легкоплавкий метал, играл важную роль в нашей подростковой жизни. Из него отливали пистолетики, рукояти, бляхи и кастеты. Когда мимо нашего дома прокладывали водовод, стыки между трубами заливали свинцом. Его плавили в котелке на костре. После ухода рабочих мы с братом рылись в песке в поисках застывших в причудливых формах небрежно пролитых мимо остатках их деятельности. Однажды попались и целые свинцовые чушки, как видно, потерянные или припрятанные до завтра...
Пугач. Кусок трубки от бензопровода длиной поболее вершка расплющивали и загибали под прямым углом с одного конца. В трубку заливали каплю свинца и вставляли большой изогнутый гвоздь. Перед тем в нее сыпали селитру собранную с головок спичек, утрамбовав ее тем же затупленным гвоздярой. Концы собранного устройства соединяли натянутой резинкой от камеры и взводили. При легком нажатии на гвоздь, он освобождался от зажима в трубе и ударял в заряд селитры. Раздавался довольно сильный хлопок. За не имением трубки можно было использовать подходящий старинный ключ с дыркой. Более серьезный вид "оружия" представляли "поджиги". Это были изготовленные под вид пистолета или обреза однозарядные устройства, которые приводились в действие с помощью зажженной спички, подносимой к маленькой дырочке. Начинялись они всё той же селитрой от спичек, но иногда и черным дымным порохом, который раздобывали некоторые пацаны в заначках своих отцов-охотников.
У меня такого совершенного оружия не было. Зато были рогатки. Главное достать хорошую резину. Стрелять камешками не так интересно. Лучше летели пули из шариков от расколоченных подшипников, а также гайки и шайбы. Всё это добро собиралось в отвалах ремзавода. Стреляли по котам и птицам, но чаще по банкам и лампочкам на столбах. В школе на уроках "хулиганы" баловались обстреливая друг друга безобидными мини-рогатками. К двум пальцам привязывали тонкую резинку, выдернутую из трусов, но лучше венгерку - специально выпускавшуюся для авиамоделей. Пулями служили кусочки бумаги свернутые в трубочку, помусленную для сохранения формы и согнутую пополам как подковка. Больнее били пульки из алюминиевой проволоки. В случае поимки, учителя безжалостно сдирали резинки с рук нарушителей дисциплины. Летом стреляли из трубок, вырезанных из растений с пустотелыми стеблями. Заряжали их изо рта горохом или бумажными шариками и "плевались" друг в друга как индейцы в популярных гэдээровско-югославских фильмах.
Другое архаическое развлечение для прицельной стрельбы представляли арбалеты и луки со стрелами. В домашних условиях нашей продолжительной зимы их заменяло хитроумное мини-устройство. Изготавливалось оно из толстого карандаша. Его осторожно раскалывали надвое, вынимали гриф, подрезали ножиком где надо, и собирали с помощью двух проволочек. Стрела, по размеру чуть тоньше карандашного грифеля со швейной иглой на конце под действием натянутой резинки летела молнией и вонзалась в цель. Более простое метательное орудие приготовлялось из деревянной прищепки и спички. А из стального пера для школьных чернильных ручек, которые еще были в употреблении в начальных классах, можно было изготовить дротик. Хвостовое оперение делалось из бумаги. Описав навесную траекторию, такой воланчик вонзался в мишень или в тело жертвы, пребольно воткнувшись остриём в чей-то бок или голову. Вероятно, эти детские тренировки помогли мне позже показать успехи в стрельбе из настоящего оружия.
Насекомые
Лет в десять я стал юным натуралистом. Пару раз сходил в школьный кружок, что-то прочитал сам и узнал на уроках природоведения, ботаники и зоологии. В летние каникулы началась моя практика, заключавшаяся в ловле различных насекомых и заточении их в стеклянные банки. Первыми узниками моего любопытства стали майские жуки и бронзовики, кружившиеся вокруг нашей березы. Главное дело, подобрать для каждого свой корм, какой-то вид травы или листьев с кустов и деревьев. Приносимые с речки жуки плавунцы, мальки и водные личинки стрекоз так же помещались в баночки, но уже с водой. Пожив с месяц, все эти твари благополучно засыпали к верху брюхом, лишь немногие выживали и выпускались на свободу. Особо интересно было наблюдать за метаморфозом. Сначала отлавливались гусеницы, лучше толстые и мохнатые. После пары недель откорма, они превращались в неподвижные мумии-куколки, прицепившиеся к травинке. Еще через неделю из куколки вылуплялась бабочка, обычно, ночная, красивая, с мордочкой совы, бежевого, розоватого или пятнистого темного цвета. Налюбовавшись, ее следовало отпустить или засушить для коллекции. В коробке из-под конфет диковинные существа торчали на иглах как в витрине музейного стенда... Пойманные бабочки спустя время откладывали мелкие яички, из которых потом выползали мельчайшие гусенички. Если удавалось их выкормить, то спустя месяц в банке билась целая стая крылатых красавиц.
Для пополнения коллекции совершались прогулки в ближние леса за Игрушкой, в ту пору небольшой едва огороженной фабричкой, для быстроты проходя по ее территории через дыры в заборе. В пахучем сосняке меня привлекали муравьиные кучи. Подолгу рассматривал кипучую коммунистическую жизнь этих мелких трудяг. Муравьи были разные: мелкие черные "формике руфо", более крупные рыжеватые и совсем большие с крыльями - одинокие самцы и самки. Ради научного эксперимента пару раз загребал щепкой горсть рыжих и подбрасывал их в муравейник черной мелкоты. Начиналась смертельная схватка неизбежно кончавшаяся полным уничтожением незваных гостей.
Но не всегда общение с насекомыми приносило приятности. Много лет всех домочадцев донимали клопы. Особенно досталось от них мне. Оживлялись эти твари после очередного ремонта с отдиранием старых обоев, под которыми они укрывались. Я долго не мог понять причину появления красных пятен на теле, мама водила меня к кожному врачу, а потом мазала белой "болтушкой" или серной мазью. Но ничего не помогало. Пока я сам не разглядел, как мельчайшие полупрозрачные от многолетнего выжидания паразиты гуськом ползут по одеялу... Дуст и гексахлоран не смогли справиться с напастью. На счастье, в ту пору появились аэрозоли, с их помощью удалось вывести этих гадов.
Сверчок
В конце 59-х - начале 60-х мы жили втроем с мамой и бабушкой. В состарившемся без хозяина доме было тихо, лишь радио что-то негромко напевало и рассказывало весь день. В одно лето у нас завелся сверчок. Его непрерывное стрекотание разносилось по всему дому. Особенно громко он скрипел по вечерам... Так продолжалось более месяца. Приходившие гости судачили по-разному, одни говорили, что это к счастью, другие сомневались... Определить источник казалось невозможно. Наконец, однажды я увидел его, сидевшего за карнизом почти под потолком. Он показался мне страшным и безобразным. Не долго разбирая, я ударил это чудовище... Помятое насекомое из-за своего неприятного вида не годилось для коллекции. Бабушка вынесла его на улицу... Позже я узнал, что убить сверчка - плохая примета...
Восьмилетняя школа номер 5
По разнарядке того года, мне выпало ходить в 5-ю школу, хотя гораздо ближе была другая, - 1-я. Маме пришлось долго упрашивать директора Чащина принять меня. Он знал моего отца, работавшего когда-то у него, и потому не хотел брать к себе его сына, потенциального хулигана. Опасения не оправдались, больших неприятностей учителям этой школы я не доставил.
За отсутствием зала, все торжественные мероприятия проходили в длинном коридоре на втором этаже здания дореволюционной постройки. В прошлом тут были присутственные места и полиция с небольшой тюрьмой в школьном дворе. Первоклассники сидели на стульчиках возле чуть приподнятой сцены. В соответствии с последними директивами партийного вождя, в своем приветствии директор произнёс запомнившиеся мне слова: "Вы, сидящие в первых рядах, будете жить при Коммунизме!"
В 3 классе на уроке природоведения нас заставили измерять этот коридор. Кто не ошибся, намерил 26 метров. После хлопотной процедуры, наша учительница важно объявила, что крупные киты на пару метров длиннее нашего коридора!
Ходить в школу надо было по грязной не асфальтированной дороге, пересекавшейся двумя ручьями. Особенно тоскливо подниматься по утрам зимой. На улице темно как ночью. Будила меня бабушка с большим трудом. Я спал на ходу, что-то вяло жевал под ее ободряющий говор. Затем она помогала мне одеться, натягивая согретые на печи рукавички и валенки - единственное приятное ощущение от начала дня...
В школе почти всегда царил полумрак, особенно в коридоре первого этажа, редкие лампочки едва тлели красновато-желтым светом. Печное отопление добавляло сходство с баней или преисподней: жерла дымящих топок выходили в коридоры, возле них вечно лежали огромные поленья. Лишь к 5-му классу после возведения пристроя со спортзалом появилось центральное отопление. Черный ход из-под лестницы выводил на обширный школьный двор, плавно переходящий в пустырь. Во дворе как напоминание о суровом прошлом торчала небольшая тюрьма (КПЗ по тогдашнему сленгу). В одной из ее пустых камер проживала семья одноклассника Калинина, мать которого работала школьной уборщицей... За тюрьмой на пустыре виднелась пивнушка по прозванию Бабье Горе. Мальчики постарше бегали туда на переменках за пятикопеечными пончиками - жареными в масле треугольными пирожками с приторно сладким повидлом. В школьном буфете на 10 копеек можно было взять стакан чая или лимонада с булкой. Я часто брал целую бутылку. Однажды не успел ее допить - забренчал звонок... На другой день буфетчица в придачу к новой порции лимонада выставила мне вчерашнюю едва початую...
В начальных классах я сидел на уроках смирно, как Чичиков прилежно сложив руки и внимательно слушая учительницу, числился отличником и примерного поведения. Преуспевал я во всем, но особенно в арифметике и чистописании, в коих мне не было равных. Меня ставили в пример, тогда как нерадивых и неуспешных распекали за внешний вид и высмеивали за безграмотность. Несмотря на это, первая учительница пользовалась уважением у большинства родителей и учеников. Помню, как однажды класс притих, когда она зарыдала при чтении нам вслух повести про маленького разведчика Ваню Солнцева.
Первые годы моего обучения прошли относительно мирно, я успевал во всех предметах, мне как отличнику покровительствовали. Хотя и тут были пятнышки. Врачиха, проходя по рядам, частенько заглядывала в наши головы. Результаты потом обнародовали на родительском собрании, что вызывало недовольство некоторых прилично одетых дам: "Да, вы придите ко мне домой! У нас чистота-порядок каких ни у кого нет!" Однажды врач испугала меня неожиданным возгласом: "Ой, вошь!" Но тут же поправилась, сказав, что пошутила... Чтобы пресечь болтовню на уроках, за парты садили парами - мальчиков с девочками. Ко мне обычно подсаживали не успевающих по математике, чтобы набирались ума-разума... Для урока физкультуры девочки переодевались отдельно. Мальчики делали это прямо за своими партами, потом вереницей бежали в трусах и майках по школе. И вот в момент переодевания меня приспичило. Если по пути забежать в туалет, то наверняка опоздаешь на урок, да, и передвигаться по школе в спортивном неглиже в одиночку казалось стрёмно. Выждав пока все парни выскочат из класса, я, не долго думая, облегчился в парту своей соседки... Понятно, что после физкультуры я застал ее крайне возмущенной: "Какой гад водой залил?! Вот понюхай, не пахнет!?" - сунула она мне в нос... Особенно пострадал дневник.
С началом раздельного преподавания вместе с покровительницей Зоей Георгиевной пропала и моя отличная успеваемость. По некоторым предметам появились тройки и даже двойки. К математике и точным наукам у меня были способности, остальные уроки я просто не учил. Само собой получалось рисование и черчение. Я поступил в художественную школу и потому видел себя вскорости настоящим художником. Поэтому игнорировал не нужные мне историю и литературу. На мою беду, знакомая с мамой учительница пения вовлекала меня в свою хоровую деятельность. Лишь после случившихся ангин она отстала от меня.
Сергей Павлович Загарских - учитель истории - выше тройки мне никогда не ставил. Эх, знал бы он, что спустя всего 40 лет этот оболтус станет почти таким же известным краеведом как он! Слушать его пространные рассказы о древнем мире было увлекательно, но дисциплина на уроках хромала, отчего "Силя-Паля" смешно сердился и выходил из себя: "Садись, два!" Некоторые учителя для поддержания порядка использовали подручные предметы - метровые линейки и указки. Математичка Андриец, вооружась большим деревянным треугольником как пистолетом, тыкала его острым углом очередного "олуха". Учителя-коммунисты по обычаю своих партийных сборищ на время классных собраний любили запираться изнутри посредством ножки стула, задвинутой в ручку двери, что вызывало неприятное ощущение отрезанности от мира и свободы. Учительница русского и литературы Зоя Ивановна была обо мне невысокого мнения, но это не помешало ей разглядеть мои графоманские наклонности и оценивать некоторые мои вольные сочинения на "пять". Доставалось мне и от физрука Шуткина, добивавшегося от своих воспитанников высоких спортивных результатов. На первом занятии в новом спортзале он заставил всех нас бегать по кругу 45 минут. Потом на его уроке я свалился с перекладины и сломал руку. Испугавшись, он завел меня в умывальник, где сунул искривленную конечность под холодную струю и тут же отпустил домой. За ночь рука опухла и жутко разболелась. Мать повела меня в поликлинику. Там как раз оказались практиканты, которым меня сплавили для опытов, но мама не дала, настояла чтоб смещенный двойной перелом вправляли и затем накладывали гипс настоящие санитарки... Физруку дали выговор, и он надолго отстал от меня, а я отстал в физподготовке. В общем, воспоминания о 5-ой школе остались не радостные. В самом конце 8-го класса я заболел и на выпускном не присутствовал...
С первого класса всех нас зачислили в октябрята - прилежные ребята. Они должны были быть опрятными, носить на груди звездочку с изображением мальчика с кудрявой головой и любить дедушку Ленина, портреты которого висели во всех классах и кабинетах. После 10 лет стали принимать в пионеры, сначала отличников, потом всех остальных. В последнюю очередь второгодников, отпетых хулиганов и двоечников. Такой у нас был один в классе из 33 человек. Елькин, только придя в школу, вытаскивал из кармана помятую линялую тряпицу, отдаленно напоминающую пионерский галстук, и, нехотя, привязывал ее к своей вечно немытой прыщавой шее. Во время праздничных шествий они с Тебеньковым (еще одним классным хулиганом) вместо слов пионерского гимна орали свои любимые матерные словечки: "Пятиконечная п.... и красный х.. на шее!" Впрочем, ко всей этой политике отношение большинства взрослых было уже с понимающей ухмылкой. В грядущий "коммунизьм" с каждым годом верили всё меньше. Особенно после свертывания новаций и демократизаций недолгого периода Хрущева. Помню, не задолго до свержения лысого "кукурузника" по школе ходила замусоленная рукописная прокламация, в ней печатными буквами описывались тяготы народа и засилье партийцев. Недовольство бестолковыми реформами нарастало. Полки магазинов пустели, вместо любимых пшеничных булок с изюмом пекли кислые черные "хрущевские"...
Копилка
"Мам! Чо мне делать!?" - это частый вопрос в моем раннем детстве. Желание чем-то заняться, преследовало постоянно. Игрушки были, но не такие как хотелось, не доставало дорогих машинок с моторчиками на батарейках. От школьного питания где-то в 5 классе за год я накопил кучу монеток, они хранились тайно в двух продолговатых коробочках от авторучек, беленькие и медные отдельно. Наконец, к весне мне надоело пересчитывать свои сокровища, и я высыпал их перед изумленной матерью. Набралось более 10 рублей. На них были куплены новое домашнее радио с надписью "Москва" и вожделенный вездеход с электроприводом. Но играть с ним мне уже было неинтересно. Пролежав полгода в коробке, он был подарен маминому детсадовскому любимчику, когда тот пришел к нам домой с бабушкой. Денег на школьное питание мне больше не выдавали.
Малая авиация
Началось мое увлечение летательными аппаратами с бумажных самолетиков. Их делали двух типов: остроносый и тупоносый. Первый летел стрелой как ворона, второй неспешно кружил и мог вернуться к хозяину. По схеме из журнальчика "Юный Техник" я собрал еще одну бумажную модель, похожую на самолет. Она взлетала со стола от щелчка пальцем. Маленькие самолетики всевозможных видов я выстригал из сложенного куска плотной бумаги, в носу для баланса лепил кусочек пластилина. Были опробованы десятки различных конструкций: от традиционных прямокрылых до многокрылых и со скошенным крылом. Летали они всяко, - простор для экспериментов.
В 5 классе мы с друзьями Мишей и Алешей записались в кружок авиамоделизма. На первом занятии наш преподаватель, как видно, опираясь на свой опыт, охладил наш энтузиазм, сказав, что немногие из присутствующих останутся к концу года. Он оказался прав. С месяц мы втроем провозились за изготовлением воздушного коробчатого змея, запустить его так и не успели - подступила непогода. Далее начали делать планер. Выстругивание и выпиливание тончайших лонжеронов и несущих планок оказалось скучным занятием. В общем, после Нового года мы с Мишкой бросили посещение кружка. Алеша дотянул до конца года и успел запустить в небо нашего общего змея.
Я же, опираясь на полученные навыки, с наступлением лета смастерил дома небольшой самолетик с резиномотором. Летал он сносно, хоть и не далеко. Пока не сломался. Жившему в соседстве двоюродному брату Саше купили игрушечную ракету. Внутрь ее на треть заливалась вода и насосом закачивался воздух. Ракета взлетала метров на 50. В специальном прозрачном оголовке был отсек для "космонавтов", в качестве которых использовали мелких насекомых. Другой авиа забавой стали игрушки-вертолеты. Трехлопастный пропеллер раскручивался специальной ручкой с катушкой внутри. Одной рукой нужно было держать установку, а другой для сообщения скорости вращения резко дернуть за кончик нити. В помещении вертолётик взмывал и минуту крутился у потолка. На открытом воздухе он совершал продолжительный полет наподобие бумеранга. По чертежу в журнале я изготовил вертолет с резинкой. Он летал по комнате, но на улице не поднимался высоко. Моторчик оказался слабоват. "Венгерская" резина была в дефиците.
Еще одним направлением детского авиа конструирования были парашюты. Делали их из собственного носового платка, к концам которого привязывали нитяные стропы с грузом. Скомкав и подбросив как можно выше, можно было полюбоваться процессом раскрытия купола и плавного спуска этого нехитрого аппарата. Мне пришло в голову в качестве эксперимента прицепить живого парашютиста. Им оказался народившийся котенок. Раза три он совершил полет благополучно, но однажды парашют не раскрылся и подневольный летчик-испытатель погиб...
Химия и жизнь
Когда в школе начались уроки химии, пытливые умы захватило новое увлечение. Разумеется, первое, что приходило в голову - сделать бомбу! Патроны начиненные порохом и селитрой от спичек, бутылки с карбидом - тут особых знаний не надо. Я взялся за опыты более основательно и научно. Надо заметить, что в ту пору сведения о взрывчатых веществах получить обычному школьнику было почти невозможно. Приходилось добывать нужные знания по крупицам, часто догадываясь на основе скупых сведений в школьных учебниках. Рецепт обычного пороха я нашел в журнале, где описывалась конструкция самодельной ракеты. С этого и начал. Селитру приобрел в вечно темном и холодном магазинчике "Химические товары" (устроенном в проходе торговых рядов), серный камень стащил в школе, а уголь подобрал на улице... Ракета долго не хотела взлетать, - как американские "Атласы" сгорала на старте! Лишь последний запуск оказался немного успешным: подпрыгнула метров на пять и завалилась в картофельную ботву. На этом уворованная в кабинете химии сера кончилась, надо было искать альтернативное топливо.
Селитры было много, из нее и начал изобретать "взрывчатку". В качестве компонента пробовал разные вещества: уголь, алюминиевый порошок, вату, что-то еще. Смесь горела хорошо, но не взрывалась. Приходилось для затравки добавлять селитру со спичек. В общем, для небольших ракет вполне годилась.
Химические опыты имели и познавательный эффект. Я обзавелся спиртовкой на парафине, различными склянками от лекарств вместо пробирок, тигельками из жестяных баночек. Запомнился круговорот меди в цепочке реакций. В раствор медного купороса добавлял фольгу, на дно выпадал красный порошок меди. В тигле в ходе нагрева он чернел, окислялся. Добавление серной кислоты превращало его снова в изумрудный купорос, кристаллы которого можно было получить выпариванием. Крупные кристаллы поваренной соли и медного купороса вызревали в течение недель в открытой банке с концентрированным раствором.
Но куда эффектнее был "реактор" в бутылочке с кислотой и фольгой от конфет, который бурлил с выделением тепла. Там же плавилась и раскалялась до красна селитра с реагентом. Однажды процесс пошел так бурно, что я не успел вынести на улицу раскалившийся реактор, донышко расплавилось и содержимое упало на пол в сенях, проделав сквозную дыру в толстой половице, наглядно проиллюстрировав "Китайский синдром". Подвернувшийся дядя Гриша высказал свое мнение о моих пожароопасных опытах. Лет пять до того он пережил пожар... После возни с кислотой бабушка, протиравшая стол, с удивлением наблюдала вонючий пар поднимавшийся от тряпки...
Разбавленной кислотой я удалял неприятные записи и плохие оценки в своем дневнике. Правда, когда спустя пару месяцев заглянул на эти страницы, то обнаружил дырки... Но кого волнуют прошлые дела?! Жизнь летит вперед без оглядки, как бешеная собака!
Электричество и Радио
В большой комнате на видном месте под потолком висела черная бумажная тарелка-рупор с коробочкой посредине, от которой шел стерженёк к конусу рупора. По нему колебания возникавшие внутри коробки передавались самой тарелке, вызывая более-менее громкий звук. Иногда он почти пропадал, тогда кто-либо из врослых снимал тарелку и концом ножа подкручивал винтик с тыльной стороны - звучание восстанавливалось. Через провод с вилкой на конце устройство подключалось к проводной радио сети города, проложенной по столбам чуть ниже электрических. Радио в свободное время слушали все домашние, но особенно его любила бабушка. Концерты по заявкам и вечерний "театр у микрофона" были почти единственно доступным в то время окном в мир искусства и культуры. Особенно интересные спектакли (вроде "Иркутской истории") бабушка слушала стоя, приблизившись к радио как только возможно. Мне запомнились детские постановки: "Радио Няня" с Ливенбуком, "Клуб знаменитых капитанов", занимательная угадайка для юных географов и концерты классической музыки.
С 62-го года у нас в малой комнатке стала жить моя тетя с мужем. Вскоре они приобрели радиолу "Комета". Под потолком по диагонали дядя натянул антенну из медной проволоки, и по ночам к нам доносились приглушенные звуки иностранной музыки из Варшавы и Белграда. Вскоре они накупили пластинок серии "Вокруг Света", и, конечно, тогдашних шлягеров "Летка-енка", "Марина", "Лада", "Черный Кот", "Девойка мала" и "Брожу по осенним улицам", отчего семейные посиделки стали веселее и разнообразнее. Особенно когда приходили друзья детства дяди Гены, - Володька и Рудик (изредка они приводили своих "невест", и потом спрашивали наше мнение). Распив бутылочку дешевого вина, подпевали знакомые мелодии вроде "Эй, Эмина", а потом устраивали карточную игру в "подкидного дурака". Четвертым игроком подсаживали меня. Обычно последним дураком я и оставался. Это неприятное обстоятельство отвратило меня от подобных игр навсегда.
Особым праздником была встреча Нового Года. В каждой семье ставили свою небольшую елочку, но собирались в нашей комнате, в полумраке сидели в ожидании полуночи, под бой Курантов в потолок летела пробка от шампанского...
Первое время радиола стояла в комнате тети и дяди, по вечерам оттуда иногда доносились непонятные бормотания приемника, как я позже узнал, дядя слушал по ночам иностранное радио, джаз и новости. Мне об этом знать было нельзя. В утешение дядя отдал мне старый наушник, и я провел его себе к дивану чтобы слушать передачи перед сном. Радио, сыграв на прощание гимн Советского Союза, выключали в полночь. Вскоре после ознакомления с конструкцией, наушник перестал работать. Из подручных средств (маленькой пластмассовой коробочки от витациклина, кусочка жести, гвоздя и проволоки) я собрал самодельное говоряще-жужжащее устройство. А потом еще два подобных. Это были мои первые радиолюбительские конструкции. В старших классах школы интерес к радиоприему обострился. Одноклассники Толя и Алеша приносили схемы простых конструкций. Сначала я собрал детекторный приемник, он ловил только одну станцию. Необходимый диод купил в "Культтоварах", но транзисторов и других деталей там не было. Для продолжения опытов пришлось выстричь кое-что из дядиной радиолы и своего приемника. К тому времени у меня уже был подаренный отцом "Альпинист Б". Но прогрессу в радиолюбительстве мешали мои занятия физикой. Лишь после армии уже во взрослой жизни я вернулся к этому увлечению и достиг некоторых результатов.
Электричество проникало в наш дом медленно. Свет и радио провёл мой отец, когда стал жить в нашем доме в 53 году. Поначалу оно заключалось в одной единственной лампочке, свисавшей с потолка в большой комнате. Выключателя не было, приходилось дважды в день вкручивать и выкручивать саму лампу из патрона на пол-оборота. Накал часто падал до красноты. Тогда бабушка просила невидимого хозяина: "Прибавь хоть на копеечку!" Счетчика тоже не было, за свет платили рубль в месяц с одного патрона и три рубля с розетки. Более двух ламп и одной розетки иметь было разорительно. Недостаток розеток восполняли путем вкручивания в патрон для лампы специального самодельного приспособления под названием "жулик". В него можно было воткнуть утюг. Впрочем, электрический утюг и электроплитка с открытой раскаленной спиралью появились только в середине 60-х. До того пользовались древним утюгом на углях, или небольшим, для тонкого белья, цельнометаллическим, подогреваемым на печной плите. Был и большой латунный двухведерный самовар. С появлением чайника и электроплиты его сдали в утиль старьевщику, пару раз в год заезжавшего на нашу улицу. В обмен на цветной металл и тряпье он давал недорогие платочки, надувные шарики, игрушки и тому подобные вещицы. В отсутствие электроплиты, летом обычно готовили на таганке, - небольшом треножнике, под которым с помощью щепок разводили огонь. Стоял он на поду русской печи, дым вытягивало в трубу. Еще на моей памяти, одну из отвалившихся ножек заменял кирпич. Дядя пробовал внедрить в наш быт керогаз и портативную газовую плитку. Но бабушка и моя мама опасались пользоваться этими приборами.
Дядя подарил мне на день рождения электрический фонарик в зеленом металлическом корпусе с выпуклым стеклом и выключателем. Фонарик закрывался специальным крючочком, внутри находилась маленькая лампочка в маленьком патрончике и приятно пахнувшая плоская батарейка КБС на 4,5 вольта. С новым фонариком я, прежде всего, облазил все темные места дома: коридорчик, чулан, чердак. Приятно было включить его под одеялом. Использованную батарею я с интересом разобрал. Внутри под бумажной оберткой оказались три цилиндрических батареи соединенные между собой. Сверху они были залиты черным варом из которого выступали контактные пластинки. Если на мгновение замкнуть их языком, можно было испытать кисловатое подергивание током. Таким способом проверяли напряжение: кислит - значит есть! Китайские фонари в цилиндрическом корпусе с тремя большими круглыми батарейками светили дольше, но в ту пору оставались дефицитом.
Помимо батареек и лампочек в моем электрическом хозяйстве постепенно завелись негромко жужжавшие моторчики для игрушечным машинок. Стоили они ровно 1 рубль. Я прилаживал их к моделям машинок с пропеллерным движителем, и также к моторным корабликам и подводной лодке. Запускать ходили с двоюродным братом на небольшой пруд у Спировки.