Девушка в потемневшей ночной рубашке стояла на коленях перед камином и смотрела, как нечто, завернутое в белую ткань, догорало в ярко-горячих языках пламени.
Ее светлые волосы выступали в разные стороны, а трясущиеся руки закрывали красные от слез глаза. Она поднялась и медленными неуверенными шагами двинулась к сараю, стоящему рядом с избой. Тропы не было, но там, где она проходила когда-то, трава росла реже. Она мягко гладила пятки проходящей девушке, но та этого не замечала. Девушка уже стремительно ступала к сараю, словно приобретая уверенность с каждым последующим шагом. Руки ее в бездействии опустились и теперь свисали, подрагивая в такт шагам.
Ветер несущий живительную свежесть касался ее мокрого лица, сдувая слезы, снимая грусть и очищая голову, но девушка этого не замечала. Она шествовала к сараю. Рядом с ним лежало широкое бревно. Старое, без коры, оно служило людям скамьей. С краю в него врубили ржавый и, уже возможно, тупой топор для того, чтобы сидящий мог положить на него свои усталые руки, опиравшись спиной на стену сарая. Девушка схватила топор обеими руками и с силой дернула на себя. Топор не поддавался. Он уже считал себя единым со скамьей и не мог оставить ее одну.
- Тебе помочь? - как гром среди ясного неба донеслось позади.
Мужчина в обычных крестьянских штанах и без рубахи взирал на девушку с серо-белого коня, ухватившись за его гриву. Он ураганом спрыгнул, подбежал и с легкостью выдернул топор и подал девушке:
- Есть ли чем напоить меня и моего скакуна?
Девушка выхватила топор и молча побежала в избу. Уже ничего ее не останавливало ее. Она подбежала к камину и закричала в пламя:
- Это я, я виновата... - и занесла надо лбом топор...
***
- Мама, у нас Федором появился малыш.
- Адское отродье!
- Мама, мама у меня страшные мысли.
- Не страшнее Федьки.
- Но мама, мне снится, что я сжигаю Ванюшу.
- Не глупи.
- Федя, зачем, это моя мама...
- Уйди с дороги
- Я ухожу!
- Куда?
- Подальше отсюда, от вашей дьявольской семейки. Да отцепись ты...
- А как же мы с Ванькой?...
- Поблагодари, что мать твою закопал, Прощай.
- Ничего, Ванюша, мы с тобой и вдвоем проживем.
***
- Это я, я виновата, - донеслось из избы.
Мужчина уже надеявшийся утолить жажду вбежал в избу. На полу перед камином лежала девушка, изо лба торчал топор, а по лицу уже скоро бежала кровь. В камине трещал огонь.
Мужчина окинул взглядом комнатку и остановился глазами на сундуке. Бледный, словно снег, он подбежал к нему и выудил оттуда мешок, сапоги, и еще кучу вещей. Сложив в мешок все это, он сгреб со стола всю посуду.
Волоком вытащив мешок на улицу, он привязал его к лошади на спину. Вслед за тем он вернулся в избу осмотреть, что осталось.
Казалось больше нечего брать. И мужчина с заботой посмотрел на мертвую девушку. "Такая молодая, что ж ты наделала такого, что решила согрешить" - подумал он. И в этот момент его осенило - топор, торчащий из головы молодки, был довольно ценен, хоть и заржавелый. Протянув дрожащую руку к телу, он схватил топор и бегом вылетел из избы. Засунув и его в мешок, мужчина сел на коня и ускакал.
Придя домой, он спрятал вещи за печь и лег спать. Ему приснился сон, словно он бросает мешок в печи и приговаривает: "Гори, гори Егорка - адское отродье". Он моментально пришел в сознание и стал будить девушку, спящую на сундуке:
- Ксанка, Ксанка, мне приснилось, что я сжигаю Егорку.
***
Девушка в потемневшей ночной рубашке лежала перед камином и словно смотрела, как нечто, завернутое в белую ткань, догорало в ярко-горячих языках пламени.