Салон хрусталя и фарфора, сверкавший витринами на одном из Лондонских бульваров, лучами сходившихся к Пикадилли, был гораздо больше, чем просто магазин. Интерьеру его могли позавидовать дворцы некоторых европейских монархов, парадный вход со швейцаром в ливрее скорее подошел бы фешенебельному отелю, а персонал отличался безупречной внешностью и манерами.
Леонор заведовала роскошным залом на втором этаже, где выставлялись на продажу дизайнерские и коллекционные изделия: сервизы, вазы, статуэтки. За годы работы с красивыми вещами и требовательными покупателями, Леонор стала настоящим мастером своего дела. Сидя на высоком вращающемся стуле за канторкой, больше напоминающей барную стойку, она держала в поле зрения весь зал, каждую витрину с посудой и каждого посетителя. Опыт позволял ей безошибочно определять, когда клиент нуждается в её помощи, а когда, наоборот, его нужно оставить в покое.
Молодой человек, переминавшийся с ноги на ногу возле одного из стеллажей с венецианским стеклом, давно привлек её внимание. Он находился в зале уже минут двадцать и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Это могло бы показаться подозрительным, но интуиция подсказывала Леонор: парень не опасен. И она коротала время, мысленно составляя досье на странного клиента.
Лет двадцать с небольшим.
Обыкновенный. Старательно причесанные короткие каштановые волосы, типично удлиненное английское лицо, аккуратный подбородок. Глаза - чуть близко посаженные, но это совсем его не портило. В целом, вполне симпатичный молодой человек.
В одежде, на первый взгляд, тоже ничего особенного. Хотя, если приглядеться... Темно-синий костюм явно отстал от моды года на два, но при этом выглядел совсем новым. Очевидно, парень надевал его только по особым случаям, каковых в его жизни было мало. В сочетании с набриолиненной шевелюрой и начищенными до блеска ботинками, это наводило на мысль, что сегодняшний день для него был именно особенным.
Между тем молодой человек, сделав очередной круг по залу, снова затормозил у витрины с вазами. Взгляд его растерянно пробежал по интерьеру, на миг задержавшись на Леонор, и ей вдруг стало не по себе: в глазах его, за внешней рассеянностью, мелькнуло отчаяние. Так мог бы смотреть самоубийца на мосту, готовый броситься в Темзу. Грациозно соскользнув со своей вертушки, Леонор поплыла спасать утопающего.
Парень уже повернулся в сторону лестницы, когда Леонор догнала его, обошла и остановилась, вооружившись самой мягкой улыбкой из арсенала продавцов.
- Я могу вам чем нибудь помочь? - в традиционный вопрос была вложена особая интонация: не предложение купить дорогой товар, а призыв расслабиться и довериться ей.
Молодой человек, к сожалению, не оценил профессионализма. Затравленно глянув на элегантную Леонор, он ткнул пальцем в первый попавшийся предмет в витрине:
- Скажите, сколько стоит вот это... вот эта ваза?
- О, у вас прекрасный вкус! - воскликнула женщина, - Эта ваза - ручная работа мастеров с острова Мурано. По заказу нашего клиента таких ваз было изготовлено всего две, но к сожалению одна из...
Парень не дал ей договрить.
- Не утруждайте себя, я все понял. Мне не нужна эта вешь. Простите, я ошибся.
Казалось, он вот-вот разрыдается. Леонор не на шутку обеспокоилась: только плачущих мужчин ей в её шикарном зале не хватало.
- Ну что вы, какие трудности. Забудьте вазу. Могу я предложить вам чашечку чая?
Это сработало! То ли у парня больше не было сил сопротивляться, то ли его действительно мучила жажда. Первую чашку крепкого цейлонского чая он осушил залпом, как рюмку коньяка. Вторую пил большими глотками, постепенно выравнивая дыхание. А за третьей чашкой он рассказал Леонор всё.
****
С самого утра Эндрю Харта раздирали сомнения. Настроение прыгало к заоблачному "это мой шанс", чтобы тут же скатиться на самое дно пропасти под названием "надежды нет". Да что там сегодня, в таком состоянии парень пребывал уже пару месяцев, с того дня, когда в его жизни появилась Мэг.
Полтора года назад Харт приехал в Лондон из провинциального Илкестона, заняв деньги у дядюшки, чтобы поступить на факультет истории и обществознания. Ночами он подрабатывал в типографии, и каждый месяц делил скудное жалованье на три части: первая - в уплату долга, вторая - матери, а остатка едва хватало на крошечную комнату и пропитание. На светскую жизнь не оставалось ни сил, ни денег. Не было даже времени, чтобы подумать об этом.
Если бы и в тот весенний субботний вечер всё шло как обычно! Но получилось с точностью до наоборот. Зачёт по философии был сдан на ура, университетская библиотека уже закрылась, на работе ждала утренняя смена, а зарплата за прошлую неделю приятно оттягивала карман. Вот как-то так и вышло, что однокурсникам удалось затащить его на джазовую вечеринку во Фламингос.
Приехав в клуб, Харт какое-то время болтал с друзьями, стараясь растянуть на подольше заказанное пиво. Потом начались танцы, и мужская компания быстро рассосалась. Эндрю еще немного постоял у барной стойки, осматривая зал, пока взгляд не зацепился за девушку, одиноко потягивающую фанту из запотевшего бокала.
- Добрый вечер, здесь свободно? - спросил Эгдрю, указывая на место рядом с девушкой, хотя несколько соседних столиков были пусты. Та кивнула, Эндрю сел и представился. Девушка откинула с лица соломенную чёлку и без тени кокетства протянула раскрытую ладонь:
- Мэг.
- Маргарэт? - почему-то переспросил Эндрю, и она рассмеялась, как будто ожидала этого вопроса:
- Нет, Мэйган. Мэйган Баркли.
Разговор завязался сам собой, и очень скоро выяснилось, что у этих двоих гораздо больше общего, чем непривычка к ночным клубам. Оба они увлекались новейшей историей. Оба зачитывались романами Стейнбека и Шоу и мечтали поехать в Америку, возможно, даже насовсем. А еще, у обоих закончившаяся десять лет назад Вторая мировая унесла отцов. Полковник Баркли, потомственный военный, участник разработки и осуществления Нормандской операции, погиб в первый же день после высадки морского десанта. А сержант Джонатан Харт подорвался на мине уже в Германии, за несколько дней до капитуляции.
Говорить о трагедиях войны во фривольном антураже модного колуба было очень странно, но и как-то особенно интимно. К Мэг несколько раз подходили подруги, яркие, как цветные бабочки, пытались выманить их на танцпол, кокетничали с Эндрю. Но парочка будто отгородилась от всех невидимой стеной, оставив время снаружи. Уже далеко заполночь девушка попрощалась: за ней приехал шофёр, чтобы отвезти домой.
Эндрю тоже покинул клуб и долго бродил по городу, пытаясь унять порхающих в животе бабочек. Так и дошёл пешком до редакции, где должен был работать с пяти утра.
Воскресный номер "Финансового вестника" был уже свёрстан, и первые экземпляры, поблёскивающие свежей краской, традиционно лежали на столах сотрудников. Харт рассеянно мазнул взглядом по лицу женщины на первой полосе. Несколько раз перечитал жирный заголовок статьи: "Эстер Баркли: леди новой эпохи". В пространном интервью великолепная миссис Баркли, вдова героя войны, делилась своими взглядами на роль женщины в послевоенном обществе. Взгляды были прогрессивными, и при этом, как ни странно, не лишёнными здравого смысла. В конце статьи Эстер Баркли заверяла публику, что своей единственной дочери Мэйган она хочет дать блестящее образование и право выбора курса в стремительно меняющемся мире.
Теперь Эндрю вспомнил: имя Эстер Баркли и раньше появлялось на страницах газет. "Финансовому вестнику" эта женщина приглянулась тем, что в тяжёлые послевоенные годы смогла не только уберечь семейное состояние, но и мнгократно его преумножить. Когда к убитой горем вдове посыпались предложения продать за бесценок разрушенные бомбёжкой доки, миссис Баркли не стала спешить с ответом, и оказалась права. Доверясь интуиции и тщательно подобранной команде профессионалов, она, напротив, постаралась скупить соседние развалины. В конце сороковых цены на землю на левобережье Темзы рванулись вверх, а Баркли к тому времени владела практически всей территорией, получившей модное название Доклэндз. Из наследницы нескольких доков и старой верфи Эстер за несколько лет превратилась в королеву лондонской недвижимости, и даже заслужила личную благодарность Его Величества за вклад в восстановление города.
Для Эндрю же это значило только одно: запавшая ему в сердце девушка была недостижимо, просто неприлично богата. Факт этот обрушился на него ушатом холодной воды. Сознание раздвоилось: одна половина точно знала, что надо прекратить эти безнадёжные отношения, пока не увяз в них окончательно. А другая считала минуты каждого дня до новой встречи с Мэг.
Мэйган, казалось, нисколько не смущала разделяющая их социально-финансовая пропасть. Когда, сидя в кондитерской, Эндрю заказывал две чашки чая и лишь одно пирожное, она просто просила официанта принести для него вторую вилочку. Рядом с ней парня всегда охватывало странное чувство, что все будет хорошо. И не важно, когда и как, главное - будет. День за днём он откладывал серьёзный разговор о будущем на потом.
Как это часто бывает, разговор случился сам собой. Они встретились на пристани Гринвича, чтобы подняться к дубовой роще и устроить там пикник. Обычно лёгкая, оптимистичная Мэг казалась Эндрю расстроенной. Он еще не успел ничего спросить, как она начала сама:
- Знаешь, иногда я совершенно не понимаю маму!
Эндрю уже знал, что Мэйган была без ума от миссис Баркли. Мать и дочь были по-настоящему близки, особенно после гибели отца. И вдруг её как прорвало:
- Вот скажи, зачем нужны все эти разговоры про свободу и равенство полов? После школы она только и делала, что морочила мне голову, позволяя строить планы на будущее...
- А сама исподтишка пыталась выдать тебя замуж? - Эндрю попытался перевести всё в шутку, хотя весело ему не было.
- Да когда это миссис Баркли что-то делала исподтишка? Она и не скрывает. У нас теперь что ни вечер, то смотрины.
- И какие варианты?
- У мамы сейчас в фаворитах Ваймеры. Братья-близнецы, совершенно идентичны. А уж как занудны! Но маму пока останавливает не это...
- А что же?
- Мне кажется, она просто никак не определится, какого из них мне сосватать...
Мэг улыбалась, но тоже как-то неубедительно. А у Эндрю ледяные тиски сжали сердце. Запоминая, впитывая её черты как песок дождевую воду, он пытался заставить себя сказать то, что репетировал неделями. Пытался расстаться, но не мог. Тогда, наперекор всякой логике, Эндрю наклонился и просто поцеловал её. Нет, в свои двадцать один Эндрю Харт не был девственником, но это было другое. Никогда и никого он не целовал так. Растворяясь, плавясь как свинец, и испаряясь, становясь легче воздуха. Мэг ответила на поцелуй сразу, и тут же пришло понимание, что все его метания - просто чушь собачья, что он готов добиться в жизни всего, учиться, работать, воровать, возможно даже убить, чтобы только иметь доступ к этим губам снова и снова. Мысль, пугающая и окрыляющая одновременно.
Поцелуй мог бы длиться вечно, если бы не закончился воздух. А на Эндрю уже смотрела из-под непослущной чёлки прежняя Мэг: оптимистичная и решительная, со смешинками в зелёных глазах.
- Ну, маму можно понять! - противоречила она самой себе - недавней, нимало этим не смущаясь. - Она так много работала, всего добилась сама, и боится снова всё потерять! Ей бы передать корпорацию в хорошие руки, но я - единственная наследница. Я сразу сказала, что не хочу заниматься недвижимостью, не моё это. А вот взять в дело зятя... Знаешь, ему ведь совсем не обязательно быть богатым. Мама ищет предприимчивого, но и надёжного человека, которому могла бы доверить активы... ну, и меня, конечно. В общем, вас нужно непременно познакомить! Уверена, ты ей понравишься.
Эндрю же подумал, что если для того, чтобы быть с Мэйган, ему нужно преуспеть в финансах и управлении недвижимостью, то это его не остановит. Может, пронесёт, и хоть воровать и убивать никого не придётся. Будущее уже не казалось таким безнадёжным.
Шанс покорить сердце миссис Баркли не заставил себя ждать. Мать Мэйган как раз закончила реставрацию городского особняка Баркли на Рассел-Сквер. Между двумя мировыми войнами дела семьи Баркли шли плохо, и роскошный дом пришлось продать. Пару лет назад Эстер Баркли снова выкупила особняк и очень этим гордилась. Мэйган родилась в этом доме и помнила его лишь смутно, но приподнятое настроение матери передалось и ей, пока они вместе готовились к банкету по случаю новоселья. И хотя Мэг догадывалась, что мать не упустит случая пригласить всех перспективнух женихов Лондона, она решилась представить на празднике Эндрю. "Своего" Эндрю, так она и сказала.
Харт был полон решимости. Как известно, второго шанса на первое впечатление не бывает. Ему важно было расположить к себе Эстер, а потом уже он докажет, что достоин не только сердца, но и руки её дочери. И парень готовился к банкету, как мог: привел в порядок единственный свой выходной костюм, посетил парикмахерскую, даже достал с полки книгу по этикету, которую матушка положила в его дорожную сумку, провожая сына в университет. Теперь оставалось самое важное: подарок. Эндрю не мог явиться в новый дом с пустыми руками. Ему нужно было что-то, способное сразу привлечь внимание, ошеломить, покорить. Так он оказался на втором этаже шикарного Лондонского бутика, сжимая в кулаке все свои сбережения - двадцать три фунта стерлингов... на которые в этом мейсенско-богемском рае можно было купить разве что пару суповых тарелок.
****
Молодой человек умолк, подперев лоб кулаками и уставившись на дно пустой чашки. Исповедь не принесла облегчения, он всего лишь, сделав очередной круг, подвел себя к краю, за которым зияла пустота. Стартового капитала в двадцать три фунта было явно недостаточно для запуска проекта "покорить блестательную миссис Баркли".
Ему давно следовало уяснить, что у него не было не малейшего шанса с Мэг. У такого, как он, не могло быть шанса с такими, как она.
До него не сразу дошло, что говорит ему Леонор. Женщина, выслушавшая всю историю молча, задумчиво произнесла:
- Знаете, а ведь я могу вам помочь...
Уже порывавшийся встать Эндрю плюхнулся обратно на стул. Леонор подняла руку, жестом предупреждая вопросы, а потом нажала кнопку коммутатора:
- Рэнли?
Долговязый ассистент Рэнли явился в считаные секунды. Парень работал на втором этаже всего пару недель, до этого его место было на складе, где он переписывал коробки с товаром. Менеджер по снабжению, которому Рэнли приходился родственником, замолвил за него словечко перед начальством, а Леонор сказал примирительно: "Мисс Пинкроу, я уверен, что никто не сможет обучить нашего Рэнли секретам профессии так, как ВЫ". Очень скоро Леонор убедилась в том, что юный ассистент, мягко говоря, туповат, но надо было отдать парню дожное: он очень старался. Начальницу же свою он просто боготворил.
- Да, мэм? - выше Леонор почти на полфута, Рэнли изогнулся вопросительным знаком, умудряясь смотреть на неё снизу вверх. Преданный взгляд, приоткрытый рот, если б мог - завилял бы хвостом.
- Рэнли, будьте добры, принесите мне со склада большую зелёную коробку со стеллажа В49.
Парень рванул в сторону складского лифта, но уже через пять минут вернулся, с пустыми руками и озадаченным выражением, от которого его лицо казалось еще длиннее.
- Мисс Пинкроу, мэм, но ведь она же... ваза... она же..., - мямлил Рэнли, не в силах облечь мысль в слова.
Леонор вздохнула.
- Рэнли, я попросила вас принести мне коробку, а не изучать её содержимое, - терпеливо втолковывала она незадачливому помощнику. Тот, покрасниев, как рак, и согнувшись еще ниже, снова отправился к лифту.
Эндрю наблюдал эту сцену, совершенно ничего не понимая, но не решался задавать вопросы. То ли не знал с чего начать, то ли боялся спугнуть удачу. В конце концов, Леонор снизошла до объяснений. Идея её была проста, как всё гениальное, а толчком для неё послужила та самая венецианская ваза, про которую случайно спросил Эндрю.
Недавно богатый клиент заказал через их магазин две мурановских вазы из сине-зеленого стекла. Когда заказ наконец прибыл на склад, выяснилось, что одна из ваз в дороге треснула, расколовшись на три массивных куска. Клиент отказался от заказа, страховая компания оплатила неустойку - в общем, магазин не пострадал. Уцелевшую вазу выставили на продажу, а её погибшая сестра так и осталась в коробке на складе, и про неё благополучно все забыли.
Леонор предложила завернуть разбитую вазу в нарядную полупрозрачную бумагу, чтобы скрыть трещины до поры - до времени. Эндрю дожен был доставить подарок в дом миссис Баркли, и, вручая хозяйке упаковку, "случайно" выпустить её из рук. То, что ваза, упав на пол, разбилась в дребезги, никого бы не удивило. "В конце концов, - Леонор улыбнулась, справедливо довольная собой, - стекло бьётся к счастью".
Вернулся Рэнли, бережно неся перед собой большую шестиугольную коробку-призму. Водрузив её на стол, он торжественно снял высокую крышку.
Осколки были аккуратно составленны на шестиугольном пьедестале, так что ваза казалась целой. Даже неискушённый Эндрю не мог не оценить её красоты. Струи цветного стекла - зелёного, морской волны и индиго - сплетались в причудливом узоре, постепенно, переходя от матового к прозрачному. Вкрапления черно-белых мурановских глазков наводили на мысль о таинственных существах, смотрящих на мир из морской пучины.
Леонор подробнейшим образом объяснила Рэнли, как упаковать подарок, какую бумагу и ленты использовать. Женщина знала: каким бы тугодумом ни был её ассистент, золотыми руками природа его не обделила. Рэнли тут же отправился к упаковочному столику и принялся колдовать над вазой. Леонор тоже встала, давая понять, что спасательная миссия окончена. Сердечно поблагодарив её, Эндрю осмелился таки задать мучающий его вопрос:
- Сколько я вам должен, мисс Пинкроу?
- С вас три фунта за упаковку, - Леонор снова одарила его одной из своих обворожительных улыбок. - О да, и отблагодарите Рэнли, он ведь ОЧЕНЬ СТАРАЕТСЯ.
Услышав похвалу, помощник снова зарделся, теперь уже от счастья.
Леонор попрощалась с Эндрю и, легко повернувшись на каблуках, направилась к пожилой паре, уже некоторое время спорившей у витрины со столовым сервизом. Эндрю остался ждать за чайным столиком, мысленно прокручивая в голове каждый шаг предстоящего действа. Все складывалось как нельзя лучше. У него еще хватало денег, чтобы взять такси до особняка Баркли на Рассел-Сквере, и было достаточно времени, чтобы добраться туда вовремя, несмотря на вечерние пробки.
Ещё через десять минут Рэнли закончил свою работу и вручил Эндрю увесистый свёрток. Расплатившись с ним и накинув аж два фунта чаевых, молодой человек прижал драгоценную "покупку" к груди и спустился вниз по лестнице.
На улице только что прошёл дождь, прибив к земле пыль и копоть, воздух был приятно прохладен, начинало темнеть. Поймать кэб удалось почти сразу. Эндрю плюхнулся на сиденье, пристроив вазу рядом с собой на жёсткой кожаной обивке. Всю дорогу, пока такси прокладывало себе путь в сторону Рассел-Сквер, он трепетно придерживал свёрток, следя за тем, чтобы осколки оставались на месте. Складывалось ощущение, что вся конструкция гораздо менее устойчива, чем она казалась на первый взгляд. Осколки так и норовили съехать друг с друга, устроиться поудобнее. "Потерпите еще немного, - мысленно уговаривал их Эндрю, - скоро я вас освобожу". Когда кэб затормозил у входа трёхэтажного особняка, он расплатился с таксистом и осторожно вышел, мысленно благодаря Лондонский муниципалитет за то, что ещё не успели заменить мостовые Рассел Сквер на современный асфальт: вода стекала сквозь камни, и после дождя у края тротуара не оставалось луж.
По мере того, как Эндрю пересекал тротуар и поднимался к парадному входу, радостное возбуждение постепенно уступало место тревоге. Сомнения - лучшие друзья порядочного человека - снова зашевелились и подали голос. Можно ли начинать знакомство с обмана? Как он после этого посмотрит в глаза Мэг? Матушка бы такого точно не одобрила... и так далее, пока план мисс Пинкроу не перестал казаться таким уж гениальным.
Дворецкий у входа смерил Эндрю высокомерным взглядом и зашагал по коридору к лестнице, жестом приглашая следовать за ним. Отступать было поздно. Ещё раз поудобнее перехватив вазу, Харт начал подниматься по широким мраморным ступеням.
Свою гипотетическую тёщу Эндрю узнал сразу. Эстер Баркли стояла прямо перед лестницей, встречая гостей. Её улыбка сияла ярче сотен электрических ламп в хрустальных люстрах. Эти глаза, серо-зелёные, со скрытыми в уголках смешинками...
Справа и слева к ней склонились, что-то рассказывая, два молодых человека в догогих костюмах. Оба выглядели практически безупречно и... совершенно одинаково. Братья Ваймеры - именно такие, как описала их Мэг.
Сама девушка уже заметила Эндрю и устремилась ему на встречу, оторвавшись от группы подруг. Подхватив Эндрю под локоть, она подвела его прямо к матери, несколько бесцеремонно оттеснив правого Ваймера вправо. При этом левый Ваймер тоже симметрично подвинулся влево, но лишь на шаг.
Эндрю понял, что ему придется провернуть всё под пристальным взглядом этих зануд. Из последних сил удерживая приветливую улыбку на лице и скользкую вазу на сгибе локтя, он склонился к руке миссис Баркли.
Мысли неслись со страшной скоростью. От подозрения, что его заманили в ловушку, до осознания, что что он пришёл сюда сам, и никто его не заставлял, прошло не больше мига. И вот уже Эндрю вручает тяжёлую нарядную коробку хозяйке дома, одновременно пытаясь большими пальцами сдвинуть атласную ленту, удерживающую дно. Миллиметры, миллисекунды... Треск упаковочной бумаги раздался в тот самый момент, когда мисс Баркли почувствовала приятную тяжесть подарка и собралась передать его подошедшему батлеру. В застывшей тишине зала стеклянная красавица вместе с картонным дном устремилась вниз и, достгнув паркета, с глухим стуком распалась на три увесистых осколка.
О, тут было на что посмотреть! Не зря Леонор Пинкроу хвалила совего сутулого помощника. Он упаковывал стекло в полупрозрачную бумагу, как одевают девушку в кружево: не столько скрывая красоту, сколько её подчеркивая. Упаковка обтекала, обнимала, филигранно передавала форму тёмно-зелёных осколков.